Соболиная Вершина [Девни Перри] (fb2) читать онлайн

Девни Перри Соболиная Вершина

Часть I ДО 1. ВЕРА

Декабрь

Я была окружена Иденами.

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить, Вера?

Энн. Мама. Ее ведь звали Энн, верно?

— Эм… конечно. Воды, пожалуйста.

— Будет сделано.

Энн — я была на девяносто процентов уверена, что это ее имя, — быстро наполнила стакан из-под крана. Она с улыбкой поставила его на мое место у кухонного острова, а затем вернулась к плите, чтобы помешать соус для спагетти.

В большой кастрюле кипела вода для макарон. Пар поднимался в вытяжку над головой. Ароматы чеснока, помидоров и трав наполняли комнату, смешиваясь с голосами.

На этой кухне было очень много разговоров. Очень много людей. Очень много Иденов.

Раньше мне нравилось находиться в центре толпы.

Раньше.

А сейчас? Я еще не была уверена. Может, я их ненавидела. А может, они мне нравились. Учитывая, что этот вечер был моей первой попыткой выхода в свет, было слишком рано говорить об этом.

— Ты в порядке? — дядя Вэнс наклонился поближе, чтобы тихо прошептать мне на ухо.

— Их много, — прошептала я.

Он положил руку мне на плечо и сжал его.

— Просто дыши.

Лайла, его девушка, подвинула свой табурет чуть ближе к моему.

Вэнс и Лайла были единственными людьми, которых я знала здесь сегодня вечером. Это был дом детства Лайлы, и ее родители пригласили нас на семейный ужин.

По дороге она предупредила меня, что будет шумно. Это было преуменьшение. По меньшей мере пять разных разговоров накладывались друг на друга. Из каждого угла комнаты доносились раскаты смеха. Это было не шумно.

Это был хаос.

Нравилось ли мне это? Вроде как.

Я сделала длинный вдох, задержав его в легких до жжения, а затем выдохнула. Затем я отпила воды, позволяя ей прочистить першение в горле, пока слушала.

— Что Дрейк хочет на Рождество? — спросила Лайла у блондинки.

Как ее зовут? Мэдисон? Нет, Мемфис.

Мемфис. Мемфис. Мемфис.

Ее мужем был Нокс, татуированный и бородатый. Или она была замужем за ковбоем? Как его звали? Гарт? Нет, Гриффин.

Иденов было слишком много.

— Что-нибудь с динозаврами, — сказала Мемфис Лайле, как раз когда в кухню вбежала вереница детей.

Они влетали в кухню, как дикий ветер, проносясь внутрь, затем наружу, и исчезая обратно в той комнате, в которой они играли. Вряд ли я узнаю имена детей сегодня вечером. Моей целью было сначала разобраться с их родителями

— Тебе понравилось в отеле, Вера? — спросила Элоиза.

— Да, это было чудесно.

Я была на сто процентов уверена, что ее зовут Элоиза, потому что это имя было написано на гостинице, где я провела последнюю неделю.

Но кто был ее мужем? Джаспер или Фостер? Оба мужчины сидели за столом в смежной столовой. У одного из них была борода, и я была почти уверена, что это Фостер.

Фостер был бойцом UFC и был женат на Талии. Талия была близнецом Лайлы. Значит, Джаспер был мужем Элоизы, верно? Вроде как?

О, Боже. У меня разболелась голова.

Этот ужин был плохой идеей. Но у меня не хватало духу сказать Лайле — нет. Она была так рада, что я познакомлюсь с ее семьей, о чем говорила мне не менее пяти раз, пока мы вывозили мои вещи из отеля «Элоиза».

Прошедшую неделю я провела в своем гостиничном номере, наслаждаясь одиночеством и бесконечными часами просмотра телевизора. Если бы я могла остаться на месяц, я бы так и сделала, но отель был занят на праздники. С этого момента и до января все номера были заняты, включая мой.

Кроме того, я уже потратила достаточно денег дяди Вэнса. Ему не нужно было тратить лишние на оплату гостиницы. Поэтому сегодня утром я с тяжелым сердцем собрала чемоданы и выехала.

Пока что спальня для гостей наверху в фермерском доме Лайлы будет моей. Это была прекрасная комната, а ее дом — воплощение уюта. У меня было личное пространство. Пуховые подушки. Матрас. Горячая вода. Смыв в туалетах. Электричество.

Мне не на что было жаловаться.

Но в данный момент мне очень хотелось оказаться в горах, в холодном, пронизанном сквозняками убежище, где единственным человеком рядом был папа. Там, где мне не нужно было беспокоиться о шуме, именах или быть неловким чужаком на семейном ужине.

Я очень скучала по папе. Я скучала по нему так сильно, что было больно дышать.

Может быть, мне не стоило уезжать от него. Я была здесь, в окружении Иденов, а он был там один.

Все ли с ним в порядке? Он все еще в Монтане? Злился ли он на меня за то, что я уехала? Казалось, что с момента нашего прощания прошла целая жизнь, а не семь недель.

Мой взгляд переместился на окно над раковиной и темноту за ним. Белые снежинки щекотали стекло. Каждое утро на этой неделе я просыпалась и обнаруживала, что еще 5–7 сантиметров пушистого белого снега покрывают Куинси, штат Монтана. А горы были погребены под снегом и льдом.

Нашел ли папа безопасное и теплое место для проживания этой зимой? Может быть, он отправился на юг, в Аризону или Неваду, чтобы провести несколько месяцев в пустыне. Может, он отправился на север, в Канаду, где легче избежать ФБР. Если бы не я, замедляющая его шаг, как далеко он мог бы пройти пешком за семь недель?

— Ты собираешься вернуться в Айдахо до Рождества? — спросил Харрисон у Вэнса.

Харрисон был отцом Лайлы. У них тоже был маленький ребенок, которого они назвали по такому же имени. Зачем облегчать жизнь новичкам.

— Я не уверен, когда мы вернемся, — Вэнс посмотрел на меня, молчаливо напоминая, что это мой выбор.

Рано или поздно нам нужно было вернуться в его дом в Кёр-д'Алене¹. Ему нужно было собрать вещи. У него была жизнь, которую нужно было закончить, переехав в Монтану. Вот только я ненавидела Кёр-д'Ален. Ненавидела то, что это был мой родной город.

Но как бы мне ни хотелось притвориться, что его не существует, мы должны были вернуться. В последний раз.

— До Рождества.

Когда начался новый год, я хотела начать все с чистого листа. Здесь, в Куинси.

Вэнс кивнул.

— До Рождества.

За последние семь недель он предоставил мне как можно больше свободы и выбора. Не то чтобы я хотела большой свободы. Я прилипла к нему как клей, особенно в первые дни после расставания с отцом.

За последнюю неделю в «Элоизе» я провела больше всего времени в одиночеств, чем за последние четыре года. Было странно, что у меня нет папы. Когда же это перестанет быть странным?

Но как бы я ни скучала по нему, как бы странно это ни было, мне нравилось быть одной. В старших классах я ненавидела оставаться одна и ничего не делать. Папа всегда называл меня своим надувным мячиком, находящимся в вечном движении. Но это было раньше.

Тишина и неподвижность были не так уж плохи.

Мне нравились поздние ночи, когда звезды были яркими. Мне нравилось раннее утро, когда весь мир спал. Мне нравился телевизор. Мне нравился горячий кофе. Мне нравилось каждый день брить ноги, чтобы во время сна кожа была гладкой.

Я заново открывала для себя то, что мне нравилось. А что нет.

— Будешь овощи? — Лайла пододвинула ближе поднос с овощами и соусом ранч².

— Эм… конечно.

На столе лежали зубочистки. Это для овощей? Или только для кубиков сыра, маслин и мини-огурчиков?

К овощам никто не прикасался. Все пользовались зубочистками.

Я взяла одну из них со стеклянного блюда и провела кончиком над овощами. Мне не нравились сельдерей и брокколи, поэтому я обошла их стороной и остановилась на маленькой морковке.

Зубочистка не проткнула ее. Проткнись. Проткнись. Проткнись. Она продолжала откатываться. Я приложила больше силы.

Зубочистка сломалась.

Меня окружили Идены. И все смотрели на меня.

Уинслоу — Уинн — взяла пальцами морковку с подноса. Она обмакнула ее в соус ранч и сунула в рот.

Все следом полезли в поднос руками.

Я положила свои на колени.

— Итак, Вэнс, — сказала Уинн. — Я знаю, что ты еще нигде не устроился. Но если ты заинтересован в работе, я буду рада твоему визиту. Приходи в участок в любое время.

Его брови приподнялись.

— Да?

— Да.

Уинн была замужем либо за ковбоем, либо за шеф-поваром. А она была начальником полиции Куинси.

— Спасибо, Уинн, — сказал Вэнс, обменявшись взглядом с Лайлой. — Я с радостью.

Ради него я надеялась, что Уинн сможет найти для него место в своем отделе. Было бы странно видеть его на стройке или в офисе. Ему полагалось носить значок. Он был отличным полицейским, как когда-то отец. Раньше.

— Чем я могу помочь, Энн? — Харрисон встал за спиной жены у плиты, положил руки ей на плечи, наклонился и поцеловал ее в висок. — Заставь меня поработать, дорогая.

Энн. Ее звали Энн.

Энн. Энн. Энн.

Она улыбнулась ему.

— Не мог бы ты позвонить своему сыну и узнать, едет ли он?

Подождите. Был еще один?

Я осмотрела комнату. У всех братьев и сестер Лайлы были каштановые волосы и сапфирово-голубые глаза.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

А всего шесть братьев и сестер. Нам не хватало одного Идена. Проклятье. Кого? Чье имя я забуду следующим?

Харрисон как раз достал телефон из кармана джинсов Wrangler, когда входная дверь закрылась и в коридоре послышался топот сапог.

— А вот и он.

Он вошел в комнату в выцветших джинсах и черной клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Она висела распахнутой, обнажая белую футболку, обтягивающую широкую грудь. Под плоским животом поблескивала серебряная и золотая пряжка ремня. Его коричневые ковбойские сапоги были потертыми и выцветшими. Как и у других Иденов, у него были темные волосы и сапфировые глаза.

Но его отличала игривая ухмылка. Озорная ухмылка на мягких губах. Острые уголки его заросшей щетиной челюсти и блеск в голубом взгляде.

На этой кухне было полно красивых людей.

А он их всех посрамил.

Мое сердце заколотилось. Лицо покраснело. Я пялилась, как дура, но не могла остановиться, не могла моргнуть. Мое тело реагировало на все это с разрешения мозга или без него.

— Наконец-то, — простонала Элоиза. — Я умираю с голоду.

— Извини, опоздал.

Боже, его голос был невероятным. Глубокий, грубый и плавный. Дрожь пробежала по моему телу.

Все тянулись к нему, словно он был магнитом, а они — металлом. Это притяжение было таким соблазнительным, но я удержалась на месте, ухватившись за край табурета, чтобы не опрокинуться.

Он пожал руки своим братьям. Они разговаривали и смеялись. Когда Лайла придвинулась ближе, он притянул ее к себе, обняв сбоку, и его высокая фигура возвышалась над ее.

В животе затрепетало, закрутилось, опустилось, поднялось и затанцевало, как снежинки за окном.

Он был…

Я не могла подобрать подходящее слово. Идеальным? Красивым? Завораживающим?

Да. Завораживающим.

— Иди познакомься с Верой.

Лайла потянула его за собой и улыбнулась, когда они зашагали в сторону острова.

— Привет, — он наклонил подбородок, как будто поднося невидимую шляпу. — Я Матео.

Это имя навсегда закрепилось за ним.

Матео.

2. ВЕРА

Январь

Мне нравились морковные кексы со сливочной сырной глазурью. Сэндвичи с индейкой мне нравились больше, чем с ветчиной. И я любила «Кофе у Иденов».

Кафе Лайлы стало моим любимым местом в Куинси. Поэтому работа здесь казалась мне удовольствием. За последнюю неделю она научила меня готовить эспрессо и латте. Я узнала, как пользоваться кассовой системой, чтобы обсчитывать клиентов, и какие выключатели управляют каждым светильником. Я мыла посуду, драила полы и убирала столы.

Была ли это работа моей мечты? Нет. Но это была хорошая работа, и она подходила для моего учебного графика. Если я хотела когда-нибудь получить работу мечты, мне нужно было сначала сдать GED³.

С тех пор как мы переехали в Куинси — с тех пор как я рассталась с отцом, — я была настроена воспринимать все спокойно. Делать маленькие, обдуманные шаги. Я пыталась найти то, что мне нравится. И то, что не нравилось. Маленькие шаги к построению нормальной жизни.

Достаточно ли уже маленьких шагов? Пришло ли время совершить прыжок?

Может быть. Но не сегодня.

— Чем я ещё могу помочь? — спросила я Лайлу. Мы только что закончили заполнять прилавок ее последней партией пирожных.

— Можешь пройтись по столам?

— Конечно, — я улыбнулась и взяла влажную тряпку, чтобы протереть один из недавно освободившихся столиков.

Обеденный ажиотаж закончился, и, как и в предыдущие дни на этой неделе, у нас было послеобеденное затишье. Это давало нам время, чтобы успеть помыть посуду и сделать уборку. В кафе были только девочки-подростки, которые зашли внутрь десять минут назад.

Школа в Куинси заканчивалась около трех, и каждый день после обеда ученики забегали сюда поесть и выпить кофе.

Я подошла к соседнему столику, взяла пустую кружку и тарелку со скомканной салфеткой.

— Мне сегодня пришло письмо о приеме в ГУМ⁴, — сказала одна из девушек.

— Ура, — радостно воскликнула другая девушка, а третья захлопала в ладоши. — Боже мой, это будет так весело. Я рада, что мы все вместе поедем в Бозман.

— Я тоже.

— Как ты думаешь, в какой общаге мы будем жить?

Мое сердце сжалось, совсем чуть-чуть.

В прошлой жизни я была семнадцатилетней девушкой, взволнованной письмами о приеме в колледж. Девушкой, которая была готова покинуть дом и отправиться навстречу новым приключениям. Девушкой, которая полагала, что дом будет рядом, когда она будет готова вернуться.

Но та девушка еще даже не окончила школу. Ей не нужно было беспокоиться ни о соседях по комнате, ни о профессорах, ни о том, на какую вечеринку пойти в субботу вечером.

Той девушки больше не было.

Может быть, если бы я наладила свою жизнь, если бы я обрела хоть какое-то подобие нормальной жизни, я бы снова нашла ту девушку. Ту, что была раньше.

Меня уже не беспокоило, как раньше, что я так много пропустила. Есть вещи, о которых стоит скорбеть больше. Но иногда все равно было больно. Поэтому я давала себе несколько секунд на жалость, а потом отбрасывала ее.

Эта жалость, вместе с гневом, обидой и горем, была убрана в сундучок. Сундук, который жил глубоко внутри меня, где он оставался закрытым. И должен был оставаться таким.

Если бы я позволила его крышке хоть немного приоткрыться, эмоции в нем поглотили бы меня целиком.

Одна из девушек посмотрела в мою сторону. Я улыбнулась, когда ее глаза встретились с моими, а затем убрала грязную посуду.

Лайла стояла у кухонного стола из нержавеющей стали и улыбалась в телефон, когда я вошла на кухню. Это была лучезарная улыбка, которую она приберегала для Вэнса.

— Флиртуешь с дядей Вэнсом? — поддразнила я.

— Постоянно, — она хихикнула. — Он едет с участка, чтобы потусоваться до нашего закрытия.

— Знаешь, я могу закрыть кафе сегодня вечером. А вы, ребята, могли бы пойти домой.

Хотя Вэнсу пришлось бы вернуться в город, чтобы забрать меня позже. Тренировки по вождению проходили… не очень хорошо. Вчера я чуть не снесла почтовый ящик грузовиком Вэнса.

Дело было не в механике вождения. Я могла управлять машиной и нажимать на педали газа и тормоза. Это было просто… тяжело.

Вождение напомнило мне об отце. Именно он учил меня, когда мне было пятнадцать. И хотя я любила Вэнса, я хотела, чтобы папа сидел на пассажирском сиденье.

Я скучала по отцу. С ним все в порядке?

— Вера?

Мой взгляд метнулся к Лайле.

— А?

— Я спросила, уверена ли ты. Насчет сегодняшнего вечера.

— Конечно, — сказала я, слишком бодро. — Может, вы, ребята, сходите на свидание. Отпразднуете новую работу Вэнса.

— Может быть. Я спрошу его.

Лайла долго изучала меня, вероятно, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

А была ли я в порядке? Вроде как.

День за днем я приближалась к нормальному состоянию.

— Вы, ребята, ничего не сказали Уинн. Верно? — спросила я, понизив голос. — О папе?

— Нет. Мы ей доверяем. Но…

Чем меньше людей знали мою настоящую историю, тем лучше. Все здесь, включая Иденов, могли продолжать верить в то, что читали в газетах.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Я собираюсь провести быструю инвентаризацию, — сказала она.

— Хорошо. Я стану за прилавок.

Старшеклассницы все еще сидели за своим столиком, сплетничали и болтали, когда я вернулась в кафе и принялась за работу, сделав себе латте с фундуком. Понравится ли он мне больше, чем карамельный?

— Нет, — вздохнула я после первого глотка. Карамель все еще лидирует, но фундук не был ужасным.

Колокольчик над дверью кофейни зазвенел. Я чуть не выронила кофе, когда Матео вошел внутрь, неся коробку. Перестанет ли мое сердце когда-нибудь делать сальто, когда он будет рядом?

Его широкие плечи обтягивал плотный холщовый плащ с белой вышивкой «Ранчо Иденов» под вельветовым воротником. Подкладка была из мягкой шерпы.

Энн и Харрисон подарили такие пальто всем членам своей семьи на Рождество.

В том числе и мне.

Я чуть не расплакалась, увидев под их елкой подарок с моим именем. В последний раз у меня было настоящее Рождество ещё тогда, до всего этого.

Темные волосы Матео были скрыты под черной шапочкой. Его щетина уже почти превратилась в бороду, и каждый раз, когда я думала, что он отрастит ее, он приходил в магазин свежевыбритым. Я не была уверена, какой вариант мне нравится больше.

Но во всех отношениях он был прекрасен.

Широкая фигура Матео, рост которого составлял метр девяносто наполнена мускулами и силой. Он двигался без усилий, его шаги были плавными и уверенными. Возможно, именно уверенность, излучаемая его телом, так сильно нервировала меня.

Не пялься. От усилия, которое мне потребовалось, чтобы отвести взгляд, меня прошиб пот. Мои щеки пылали. Когда он был рядом, краснеть приходилось непроизвольно.

— Привет, Вера.

Матео поставил коробку на прилавок.

— Привет.

Мой голос был тихим и слабым. Было чертовски трудно дышать, когда он был рядом.

— Ты подстриглась?

Моя рука метнулась к кончику хвоста. О Боже, он заметил. Даже Лайла не заметила. Конечно, я отрезала всего пару сантиметров, но он заметил.

— Просто подровняла. Я сама сделала это в ванной. И вероятно, что неровно.

Почему я все еще говорю?

— Выглядит красиво.

Красиво в смысле симпатично? Или красиво в том смысле, что с этого момента я должна поручить это профессионалу?

— Это для Лайлы, — он положил руку на коробку. — Она здесь?

— Эм, да, — я кивнула с такой силой, что прядь моих рыжих волос выпала из резинки. — Я схожу за ней.

Я повернулась и чуть не врезалась лицом в кофеварку. Но затем выпрямилась и поспешила на кухню.

Ох. Соберись, Вера.

Последний раз я была влюблена в парня четыре года назад. Может, я просто отвыкла от такой практики, но за последний месяц эта влюбленность, кажется, удвоилась. Что будет через два или три?

Матео был слишком идеальным. В этом-то и была проблема. Мне потребовался месяц, чтобы закрепить это в своей голове. Он был воплощением мечты. Как будто он был вырван из моей головы и создан специально для меня. И, видимо, найти парня своей мечты означало превратиться в неуклюжую идиотку всякий раз, когда он смотрел в мою сторону.

Я уже почти дошла до кухни, когда в дверях появилась Лайла, и мы двое чуть не столкнулись.

— Извини, — сказали мы в унисон, а потом обе рассмеялись.

— Матео пришел к тебе, — я указала на коридор. — Он принес коробку.

— Ура! — её лицо засветилось. — Мой рождественский подарок.

Она поспешила к прилавку, обменявшись улыбкой с Матео, и направилась прямо к подарку.

Я осталась стоять на месте, не желая вмешиваться, пока Лайла открывала коробки и доставала керамическую мятно-зеленую миску для смешивания.

— Мне очень нравится.

Она провела кончиками пальцев по цветочным узорам на ободке, затем отложила её, чтобы перегнуться через стойку и притянуть его к себе для объятий.

Он обнял ее, ухмыляясь.

— Извини, что так поздно.

— О, я не против, — она отпустила его и указала на витрину. — Хочешь что-нибудь поесть или выпить?

Прежде чем он успел ответить, группа старшеклассниц захихикала так громко, что мы все посмотрели на их столик. Как только они поняли, что Матео наблюдает за ними, они прижались друг к другу, пытаясь скрыть свои раскрасневшиеся щеки.

Он простонал.

— И это мой сигнал, чтобы уйти.

— Они просто безобидные девчонки, — сказала Лайла. — Не обращай на них внимания.

Но хихиканье стало только громче. Одна девушка прижала руку к сердцу. Другая захлопала ресницами.

— Увидимся позже, — сказал Матео.

— Хорошо. Пока, Мэтти, — она подняла миску и направилась на кухню, чтобы убрать ее. — Спасибо за подарок.

— Всегда пожалуйста, — он улыбнулся, когда она исчезла, а затем подмигнул мне. — Пока, Вера.

Он подмигнул. Мне. Девушкам за столиком не подмигнул. Лайла не получила ни одного подмигивания. Только я. Что это значит? Он подмигивал всем? Или только девушкам с красивыми стрижками, выполнимыми в домашних условиях?

Одна из девушек послала Матео воздушный поцелуй в спину.

Я сморщила нос.

Что-то мелькнуло в выражении лица Матео. Но прежде чем я успела понять, что именно, он повернулся и направился к двери.

Все взгляды за столом девочек были прикованы к его заднице, когда он шел через зал.

Это была идеальная задница. Я знала, потому что сама не раз любовалась ею.

Я бы вписалась в компанию тех старшеклассниц, не так ли? Мы не так уж сильно отличались друг от друга. У меня еще не было диплома. Я работала на полставки и жила бесплатно с Вэнсом и Лайлой. Я краснела и лепетала, когда появлялся Матео Иден.

Мне был двадцать один год, а не семнадцать. Двадцать один.

Но за этим столиком я бы точно вписалась.

Во рту появился неприятный привкус.

3. ВЕРА

Февраль

Когда машина была припаркована возле амбара на ранчо Иденов, я выдохнула воздух, который сдерживала на протяжении многих километров. Поездка по обледенелым дорогам Монтаны измотала мне нервы, но, по крайней мере, я была не одна.

— Спасибо, мистер Иден, — улыбнулась своему пассажиру.

— Как думаешь, сколько уроков вождения нам понадобится, пока ты не будешь называть меня Харрисон?

Я улыбнулась и выключила двигатель.

— Как минимум еще один.

— Тогда как насчет того, чтобы вычеркнуть это из списка завтра?

— Хорошо.

— Замётано, — он ухмыльнулся. — Открывай багажник. Я помогу тебе донести продукты.

— О, все в порядке. Я могу донести их, — я указала на вазу, которая стояла между его ног. — Лучше отнесите эти цветы своей валентинке, пока они не замерзли.

— Хорошая мысль, — он наклонился, чтобы взять две дюжины красных роз, которые купил для Энн. — Увидимся завтра?

— Да, до свидания.

Когда он открыл дверь, внутрь ворвался поток холодного воздуха, прогоняя тепло. Всю дорогу из города мы включали отопление, потому что сегодня было всего два градуса тепла.

У меня защипало в носу от первого ледяного вдоха, когда я вышла за порог. Жгучий холод просочился сквозь джинсы и впился в кожу, когда я поспешила к багажнику. По крайней мере, мороженое, которое я купила, не растает.

Нацепив четыре пакета на предплечья, я засунула подбородок в воротник своего пальто «Ранчо Иденов» и поспешила к амбару.

Когда я вошла внутрь, стало ненамного теплее, но, по крайней мере, ветер не пронизывал до костей. Я включила свет и поднялась по лестнице в свой лофт.

Запахи сена и грязи сменились ароматом хрустящего зеленого яблока от свечи, которую я зажгла сегодня утром после душа. Я выложила продукты на небольшой кухонный прилавок, а затем снова побежала вниз по лестнице, готовясь к холоду.

Зима началась сравнительно мягко, но заканчивалась с большим трудом. Три дня назад здесь прошел сильный шторм. Свежего снега навалило пол метра. Ледяная снежинка порезала мне щеку, когда я протиснулась в наружную дверь и задержалась, чтобы взглянуть на горы. Вершины были скрыты густыми облаками, из которых валил снег.

Был ли он там? Нашел ли убежище? Смог ли пригреться возле огня? Достаточно ли ему тепло? Есть ли у него еда?

Сердце сжалось в груди. Сегодня будет холодно. Но это была не первая зима, которую папа провел в Монтане. И это похолодание должно было продлиться всего неделю. По прогнозам, к следующему воскресенью температура должна была значительно повыситься.

Даже если холода затянутся, папа всегда заботился о том, чтобы у меня всегда горел огонь, чтобы я не мерзла. Он бы сделал то же самое для себя, верно? Он ведь не наделает глупостей, не так ли? В порядке ли его сознание?

Да. Он был в порядке. Других вариантов я не рассматривала. Он остался бы жив. Он жив.

Эти заверения не слишком помогли утихомирить смятение в моем сердце. Тревога за отца была постоянной, такой же автоматической, как дыхание. Иногда страх кричал так громко, что мне требовались все силы, чтобы не броситься в горы на его поиски. Но это было бы безрассудно и глупо, поэтому вместо этого мне оставалось только беспокоиться.

Мои ботинки захрустели по снегу, когда я поспешила к багажнику. Пакет с антипригарным спреем и множеством специй звякнул, когда я схватила его одной рукой, а другой вытащила галлон молока. Я уже собиралась взять упаковку туалетной бумаги, чтобы засунуть ее под мышку, когда меня напугал глубокий голос.

— Я помогу.

Я встала и повернулась так быстро, что ударилась головой о крышку багажника.

— Ой.

— Прости, — Матео поднял руку, одетую в коричневую кожаную перчатку. — Не хотел тебя напугать.

— Все в порядке.

По моим щекам пробежал жар, как это было каждый раз, когда он был рядом. Каждый. Чертов. Раз.

Надеюсь, сегодня он подумает, что розовый цвет на моих щеках появился от холода.

— Эм, как твои дела?

Боже, это прозвучало глупо. Мой голос был слишком придыхательным, и это был самый глупый вопрос за все время что я здесь. Как твои дела? Далеко в небе, Вера.⁵ Как и твои надежды и иллюзии.

— Сегодня нужно было сделать кое-какую работу для Гриффина. Один из наемных рабочих уволился, и нет смысла искать кого-то нового, когда я могу сделать эту работу, поэтому я спустился покормить коров.

— О. Это мило с твоей стороны.

— Да, наверное, — между его бровями образовалась складка.

— Тебе не нравится? Работать на ранчо?

— Здесь хорошо.

Звучало не очень хорошо, но и не плохо. Звучало… безразлично. Я никогда раньше не слышала безразличного Матео.

— Я думал о том, чтобы, возможно, вернуться на Аляску, — сказал он. — Раньше я летал на самолетах туда. Люди, на которых я работал, спрашивали, не вернусь ли я. Может, и вернусь.

Что? Мое сердце с глухим стуком упало на снег. Нет. Он не может вот так уехать.

— Я не знаю, — он вздохнул и двинулся к багажнику, чтобы достать два пакета с продуктами. — Сделай мне одолжение, не говори об этом Лайле. Я еще не решил и не хочу напрягать сестер. Мама и папа знают, на случай если они затронут эту тему. Маловероятно, что я поеду, но это то, о чем я думал.

Мне удалось кивнуть.

— В общем, после того как я закончил с коровами, я зашёл поздороваться и подарить маме шоколадку на День святого Валентина. Папа сказал, что вы, ребята, зашли в магазин, и я решил помочь вам донести пакеты.

— Ты купил маме шоколадку на День святого Валентина?

Это была самая очаровательная вещь на свете.

— Это наша традиция. Я поддерживаю с ней хорошие отношения, чтобы она пекла мое любимое печенье.

Да, он был идеален. Смешной. Очаровательный. Сексуальный. Эта влюбленность стремительно уходила в никуда.

Он не мог переехать на Аляску. Не тогда, когда мне пришлось остаться в Монтане, чтобы найти папу и убедиться, что с ним все в порядке. Кто будет покупать Энн шоколадки, если он переедет? Он действительно, действительно не мог переехать.

— Это…

Не успела я закончить мысль, как Матео выхватил у меня упаковку туалетной бумаги.

О, черт. Этого не может быть. Мужчина, в которого я была по уши влюблена, не может нести мою туалетную бумагу. Но так оно и было. Жар моих щек растопил очередную снежинку, пытавшуюся упасть на них.

Матео сделал шаг к другому пакету, но я схватила его первой: сквозь тонкий белый полиэтилен виднелась голубая коробка. Туалетная бумага была достаточно неловкой. Не хватало, чтобы он еще и тампоны разглядывал.

— Можешь заходить, — он дернул подбородком в сторону двери. — Я захвачу остальное.

— Хорошо. Спасибо, — я отступила назад, на секунду оценив густую щетину на его челюсти, прежде чем забежать внутрь и укрыться от холода.

Поднявшись наверх, я положила сумки на стойку и сняла пальто. Затем я разгладила перед своей зеленой водолазки, когда шаги Матео раздались на лестничной клетке. Из-за стресса, вызванного зимней практикой вождения, и холодного ветра, приводящего все в беспорядок, на моей голове был хаос.

Под одной рукой у него была туалетная бумага, под другой — бумажные полотенца, в каждой руке по три пакета.

— Запасаешься?

— Да, — я заправила прядь волос за ухо и так же быстро убрала ее.

Что со мной было не так? Я ненавидела, когда волосы были заправлены за уши. Почему я не могу просто расслабиться рядом с Матео? Ох!

— Куда тебе это положить?

— У прилавка. Спасибо.

Он положил все на место.

— Так у тебя с папой был урок по вождению?

— Да.

Я начала расставлять продукты, чтобы спрятать лицо. В кои-то веки румянец на моих щеках появился не только из-за этой влюбленности. Унижение разлилось по моим венам, превратив мое лицо из розового в красное.

Мне был двадцать один год, и я нуждалась в уроках вождения, как подросток.

Харрисон вызвался помочь. Точно так же, как Энн собиралась давать мне уроки по готовке. И хотя я была так благодарна Иденам, моя некомпетентность была не тем, о чем я хотела бы распространяться, особенно перед Матео. Хотя, конечно, он должен был знать. Эта семья была такой же сплоченной, как нитки моего свитера.

— Мне немного неловко, — призналась я.

— Тут нечего стесняться, Вера, — даже звук моего имени в его глубоком голосе не смог прогнать унижение. — Значит, у тебя нет практики вождения. Да какая разница? Папа сказал, что ты молодец. Просто нужно было стряхнуть с себя ржавчину.

— Наверное, — я пожала плечами и поставила молоко в холодильник.

Часть меня хотела избежать вождения навсегда. Но теперь, когда я жила на ранчо, до Куинси было слишком далеко идти пешком, так что мне ничего не оставалось, как начать учиться заново.

Вэнс и Лайла предложили купить мне машину, но я настояла на том, чтобы купить ее самой или расплатиться с ними. Не имея ни сбережений, ни кредитов, я заняла у дяди Вэнса, чтобы купить себе старую модель Honda Civic с вмятиной на бампере и пробегом почти в сто тысяч миль.

Но, по крайней мере, она была моей. И с этой недели я жила самостоятельно.

Я совершала прыжки. Не большие, но тем не менее.

— У тебя здесь все хорошо? — спросил Матео.

— Да, — вроде того. — Мне нравится лофт.

— Это отличное место.

Площадь моего нового дома составляла лишь треть от площади настоящего амбара, и все равно это было больше места, чем мне требовалось. Лестница вела в заднюю часть дома, где моя спальня разделяла стену с кухней и ванной. Остальное пространство представляло собой открытую жилую зону.

Стены были отделаны деревом разных оттенков серого и коричневого. Мебель была мягкой и удобной, угольного, кремового и белого цветов. Все было гостеприимно. Просто, но в то же время модно.

Не то чтобы я нуждалась в модных вещах. Я была в восторге от того, что каждую ночь спала на подушке, а утром принимала душ с горячей водой.

Больше всего мне нравилось отдыхать на огромном П-образном диване, который занимал большую часть гостиной. Каждую ночь на этой неделе я устраивалась на нем, зарываясь под тёплые одеяла, чтобы смотреть фильм за фильмом, когда не могла уснуть.

Новый дом, новые звуки и постоянно присутствующая тревога за отца не давали мне уснуть.

Он был жив. Он переживет эту зиму, как и все остальные.

Я была достаточно упряма, чтобы воплощать другую реальность.

— Уже ударялась головой? — спросил Матео, указывая на наклонный потолок. Они были достаточно высокими, чтобы мне приходилось пригибаться только у самых краев каждой комнаты.

— Пару раз, ложась в постель, я ударялась головой.

Слова дошли до меня, и я съежилась. Ложась в кровать, я ударялась⁶? Что, черт возьми, со мной было не так? Что это вообще значит? Почему я не могу правильно говорить с этим мужчиной?

Матео потер затылок, глядя куда угодно, только не на меня. Отлично, теперь я заставила его чувствовать себя неловко. Как будто туалетная бумага недостаточно это сделала.

— Ты все перевезла из дома Лайлы? — спросил он.

— Да. У меня было не так много вещей.

Слава Богу, лофт был обставлен.

— Мы все знаем, что у тебя сейчас большие перемены. Мы здесь, чтобы помочь, — его взгляд встретился с моим, и у меня затрепетало в животе. Боже, эти глаза. — Все, что тебе нужно.

Это был не первый раз, когда член семьи Иденов говорил подобное. Но, в отличие от остальных, на красивом лице Матео не было жалости. Он просто говорил правду. Делал искреннее предложение.

— Спасибо.

Он наклонил подбородок.

— Всегда пожалуйста.

Все Идены, включая Матео, знали, что я провела последние четыре года живя в глуши с отцом. Они знали, что он виновен в убийстве и скрывается от властей. Они знали, что в течение многих лет мир считал меня мертвой. Что я была одной из жертв отца.

Они знали историю.

Но не правду.

Так было лучше. Тайны оставались тайнами только благодаря молчанию.

Может, отца и нет со мной, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы он был в безопасности.

— Ты знала, что я раньше жил здесь?

Матео сделал шаг вглубь лофта, осматривая пространство.

— Лайла рассказала мне.

Всякий раз, когда кто-то упоминал имя Матео, любой лакомый кусочек, которым они делились, мгновенно запоминался. Мне бы понравился этот лофт, если бы он здесь не жил, но осознание того, что это был и его дом, заставляло меня любить его еще больше.

Когда в прошлом месяце я заявила, что пора подыскать себе жилье, Лайла и Вэнс воспротивились, настаивая на том, чтобы я еще какое-то время пожила в гостевой спальне. Но я отказывалась.

Может, мне и нужны были уроки вождения и кулинарии, но их я могла получить, пока жила самостоятельно. Моя идея заключалась в том, чтобы найти квартиру в Куинси, но, судя по всему, снять жилье было не так-то просто.

Лофт пустовал с тех пор, как дядя Лайлы Бриггс переехал в городскую клинику для больных слабоумием, и, поскольку место пустовало, Энн и Харрисон предложили его мне.

Вэнс был счастлив, что Идены были рядом, а то, что я живу на ранчо, означает, что горы находятся совсем рядом.

Из-за зимней погоды было невозможно много ходить в походы, но скоро время года изменится. Здесь у меня будет больше шансов обрести свободу. Как только снег прекратится и немного растает, я отправлюсь в горы и посмотрю, что смогу найти.

Кого я смогу найти.

Ботинки Матео стучали по деревянному полу, когда он проходил мимо дивана к окнам. За домом Энн и Харрисона мир был белым. Снег покрывал луга и устилал каждое дерево.

Пока он смотрел на пейзаж, я смотрела на него. Выцветшие джинсы облегали крепкие бедра. Потертые ботинки и его тяжелое пальто Carhartt. Шапка с вышитым логотипом «Ранчо Иденов» на козырьке. Темные волосы, выбившиеся из-под шапки, завивались на затылке.

Он идеально вписался в этот лофт, суровый, но красивый.

— Это отличное место для того, чтобы найти свою точку опоры, — сказал Матео.

Я склонила голову набок.

— Именно так сказала Лайла. Слово в слово.

— Опасно слишком часто общаться с братьями и сестрами. Мы начинаем говорить одинаково, — он повернулся, уголок его рта приподнялся. Ух ты, он был милым. Его взгляд переместился на кофейный столик, где лежали книги и ноутбук. — Ты закончила свои тесты?

— Да.

Если бы я не работала в «Кофе у Иденов», я бы готовилась к экзамену GED.

— И?

Улыбка расплылась по моему рту.

— Сдала на пять.

— Отлично, — он усмехнулся. — Ничуть не удивлен.

— Спасибо.

Я опустила взгляд на свои ботинки, а моя улыбка расширилась от его похвалы.

— Что дальше?

— Не знаю. Продолжу работать в кофейне. Может, запишусь на какие-нибудь курсы в колледж? Мне нравится учиться.

Мне всегда это нравилось. Даже раньше.

Подготовка к экзаменам GED освежила меня. Это был тот умственный вызов, о котором я даже не подозревала. Я не была готова поступать в университет и тратить на учебу весь день, но пара занятий не помешает, чтобы занять свой ум. А с наступлением весны два-три занятия не будут всепоглощающими.

Мне нужен гибкий график. Мне нужны свободные дни, чтобы отправиться в горы.

— Не буду докучать тебе.

Матео пересек лофт и направился к двери. Когда он проходил мимо, я почувствовала его пряный аромат. Кожа и пряности. Ветер и земля.

Он был совершенно мужским, восхитительным и… его.

— Спасибо, что помог с продуктами.

— В любое время, — он подмигнул.

Подмигнул, и мое сердце подпрыгнуло.

Это подмигивание ничего не значило. Я не нравилась ему — не могла нравиться. Не нравилась. Ведь так?

Я подавила эту зарождающуюся надежду, прежде чем она успела расцвести.

— Увидимся.

Он исчез, закрыв за собой дверь, и зашагал вниз по лестнице.

Я подождала, пока дверь внизу с грохотом закроется, и бросилась к окнам лофта.

Длинные ноги Матео быстро преодолели расстояние до его грузовика. Он был припаркован сбоку от дома, где я раньше его не заметила, вероятно, потому, что была слишком занята, до смерти вцепившись в руль.

Снег вокруг него перестал валить. Солнечный луч пробился сквозь тучи и коснулся его плеч.

Он был светом. Моим светом. Сияющая звезда, которая прогоняла тьму.

Пожалуйста, не переезжай на Аляску. Я прижала ладонь к стеклу.

— С Днем святого Валентина, Матео.

4. ВЕРА

Март

Меня окружали Идены. Снова.

Это было весело. Вроде как. Определенно ошеломляюще. Но… весело. На кухне Энн и Харрисона было столько счастья, что трудно было не поддаться улыбкам и смеху.

Это напомнило мне о барбекю, которые мы устраивали в детстве. Когда папа жарил гамбургеры, а дети гонялись вокруг, и мы выходили на…

Я обрушила на это воспоминание мысленную гильотину, отрубив ему голову. Возвращение к прошлому не принесло ничего хорошего, поэтому я выбросила это из головы. Я положила те счастливые моменты из прошлого обратно в сундук и заперла замок.

Сегодняшний вечер был не для того, чтобы гулять по улице воспоминаний. Сегодня мы праздновали. Лайла и Вэнс только что объявили о своей помолвке.

Я была так рад за них, особенно за дядю Вэнса. От того, как он смотрел на Лайлу, мое сердце таяло. Он заслуживал ее. В последнее время он переживал трудные времена, но теперь, когда у него есть Лайла, все плохое осталось в прошлом. И он готов свернуть горы, чтобы воплотить ее мечты в жизнь.

Я хотела чтобы когда-нибудь, мой мужчина смотрел на меня так, как Вэнс смотрел на Лайлу. Любил меня всем сердцем.

Я загадала тысячу желаний на миллионах звезд, чтобы этим мужчиной стал Матео. Я не очень-то верила в желания, теперь уже нет. Но надежда всегда оставалась.

— Где Матео? — спросила Элоиза, засовывая в рот морковку с подноса с овощами.

Одно упоминание его имени заставило мое сердце заколотиться.

С тех пор как я переехала в лофт, наши пути пересекались не реже двух раз в неделю. С воскресенья я видела его уже три раза. И все эти разы он говорил со мной об обучении, вождении или лофте. Ни разу он не упомянул о возвращении на Аляску. Слава Богу. А перед тем как уйти домой или на работу, он подмигивал мне.

Подмигивания что-то значили. Харрисон подмигивал Энн, и каждый раз я чувствовала, что в этом есть какой-то скрытый смысл. Он подмигивал, чтобы сказать: я люблю тебя. Я умру без тебя в своей жизни. Ты — причина, по которой я дышу.

Матео подмигнул мне. Я хотела, чтобы это что-то значило. Отчаянно. Но, скорее всего, это не так. Моя влюбленность затмила все разумные мысли.

— Я не знаю, — Энн проверила свой телефон. — Он сказал, что придет.

— Что ж, я проголодался, — Харрисон похлопал себя по животу. — Я разложу гриль. Мы сможем приготовить ему бургер, когда он приедет.

Гриффин и Нокс вышли вслед за отцом на веранду. Фостер и Джаспер последовали за ними по пятам. Дядя Вэнс мягко улыбнулся мне, а затем тоже выскользнул из кухни.

— Так где вы хотите провести свадьбу? — спросила Энн у Лайлы, доставая из холодильника котлеты для бургеров, которые она приготовила ранее.

Я помогала готовить эти котлеты. Энн учила меня готовить, и сегодня я была ее су-шефом, принимая заказы и следуя инструкциям, как приправить мясо и приготовить домашний картофельный салат.

— Я думала об амбаре, — сказала Лайла. — Если вы, ребята, не против.

— Конечно, — Энн захлопала в ладоши, задыхаясь от волнения. — А как же церемония?

— Погода — это всегда риск, но, может быть, мы могли бы провести ее на улице.

— Мы можем поставить палатки на случай дождя, — сказала Уинн.

Женщины собрались вокруг острова, а дети играли в другой комнате. Прошло немало времени, но я наконец выучила имена всех, включая детей. И я знала, какие дети принадлежат тем или иным взрослым.

Фотографии в рамке в гостиной очень помогли. И еще то, как часто Энн и Харрисон говорили о своих внуках.

С тех пор как я переехала на ранчо, я стала завсегдатаем этой кухни. Энн и Харрисон были щедры на приглашения на ужин — то ли потому, что скучали по собственным детям, то ли потому, что жалели меня и не хотели, чтобы я оставалась одна.

Я твердо решила научиться готовить, но между обедами, которые я ела здесь, и другими, которые я ела с Вэнсом и Лайлой, у меня выходило готовить самой только один или два раза в неделю.

По крайней мере, завтракать я могла самостоятельно, и я совершенствовала свои навыки приготовления омлета. Папа бы гордился. Он любил завтраки.

Может быть, когда я найду его и удостоверюсь, что с ним все в порядке, мы сможем вместе съесть омлет.

Поскольку обсуждение на острове вращалось вокруг планирования свадьбы, я посмотрела в окно. На улице было темно, но это никогда не мешало мне смотреть. Искать. Думать, не удастся ли мне уловить далекое мерцание костра.

Отец никогда бы не подошел так близко к цивилизации. Я знала это до мозга костей. Но надежда — забавная штука. Она прогоняла всю логику. Поэтому я искала эти крошечные костры, хотя знала, что найду за стеклом только черную ночь.

За последний месяц погода изменилась. Февральская буря была недолгой, и снег сошел сдорог вскоре после Дня святого Валентина. Погода прояснилась настолько, что я рискнула совершить несколько пеших прогулок.

В те дни, когда я не работала в кофейне или не посещала онлайн-занятия, я отправлялась в предгорья. Снег все еще был слишком большим, чтобы идти далеко, но он достаточно расчистился, чтобы я могла углубиться в лес. В несколько мест, где папа когда-то ставил силки или охотился на оленей.

Там не было никаких следов. Пока ещё.

— Как проходят твои занятия, Вера?

Вопрос Талии вывел меня из задумчивости.

— Мне они очень нравятся, — ответила я ей. — Я все еще не знаю, чем хочу заниматься, но пока мне нравится, что у меня есть выбор.

В данный момент я была записана на курсы психологии и диетологии. Они показались мне неплохими вариантами. Возможно, на психологии я узнаю больше о человеческом разуме. Как он работает и как он разрушается.

А если это не удастся, тогда у меня будет запасной вариант — диетология. За те четыре года, что мы жили в глуши, отец многому научил меня в плане еды. Как добывать пищу. Как охотиться. Было интересно сочетать эти знания с более традиционным обучением.

Он ведь не перестал бы есть, правда? Он не сдался бы и не умер бы с голоду?

Нет. Он был жив. Он был в порядке. Скоро я найду его и сама в этом убежусь.

Дверь на веранду открылась, и мужчины вернулись на кухню. Вэнс сразу же подошел к Лайле и притянул ее к себе.

Они заговорили о местном шерифе и его предстоящей отставке. Вэнс работал у Уинн и недавно за обедом сказал мне, как ему это нравится. Пока они разговаривали, я проверила часы на микроволновке, а затем посмотрела в сторону коридора.

Где был Матео? Да, обычно он приходил последним. Казалось, он вечно опаздывает на пять минут на большинство собраний. Но он никогда не опаздывал так сильно.

Как будто мои мысли вызвали его из воздуха, входная дверь распахнулась, и по коридору загрохотали шаги.

Как только он появился на кухне, мой желудок скрутило. Что-то было не так. С его лица исчез цвет. Его темно-каштановые волосы торчали вверх под странными углами, как будто он снова и снова проводил по ним пальцами.

— Вот ты… — глаза Энн расширились. — Что случилось?

В комнате воцарилась тишина.

— Я… — Матео моргнул. Затем он покачал головой, в его чертах проступило недоверие. — Я должен лететь на Аляску. Сегодня вечером.

Никто не заметил моего тихого вздоха, возможно, потому, что было много других, чтобы заглушить его. Аляска. Что? Почему? Уже?

— Сегодня вечером? — спросил Харрисон. — Почему? Что происходит?

Матео тяжело сглотнул. Если раньше его лицо было бледным, то теперь оно стало призрачно-белым.

— Мне кажется… Мне кажется, у меня есть дочь?

Подождите. Что он сказал?

Комната разразилась вопросами. Все они остались без ответа, потому что Матео уже ушел, бросив бомбу.

У него есть дочь? С кем?

Это была причина, по которой он рассматривал вариант с Аляской?

Потому что он был влюблен в другую?

5. ВЕРА

Алейна.

Ее звали Алейна.

В тот день, когда Матео привез ее в Монтану, я поняла, что никогда не завоюю его сердце. Потому что он отдал его Алейне.

С шелковистыми темными волосами и глазами цвета сапфира он называл ее Алли.

Алейна.

Его дочь.

6. ВЕРА

Май

— Энн?

Я вошла в ее дом через парадную дверь.

— Заходи!

Я скинула туфли и прошлепала по коридору, обнаружив ее на кухне.

Ни на плите, ни в духовке ничего не было. Она оперлась руками о столешницу, когда из гостиной донесся плач маленькой девочки.

— Все в порядке?

— Это был трудный день, — она ущипнула себя за переносицу, а затем заставила себя улыбнуться. — Как ты?

— Хорошо, — крошечный крик стал громче. Это было так поразительно и душераздирающе, что я на мгновение забыла, зачем я здесь. — Я принесла вам клубнику.

— Спасибо. Надеюсь, это не доставило тебе слишком много хлопот.

— Вовсе нет.

Лайла заказала дополнительный ящик у своего дистрибьютора, чтобы Энн могла сварить клубничный джем.

— Куда мне его положить?

— Я сама этим займусь, — она обогнула остров и быстро обняла меня. — Ты работаешь с четырех часов. Я позабочусь о клубнике. И мне нужно на минутку выйти из дома.

— Ты уверена?

— Определенно, — она направила меня к табурету у острова. — Садись.

— Хорошо. Ящик в багажнике. Двери не заперты.

Она похлопала меня по плечу, а затем исчезла за дверью.

Крики Алейны, казалось, становились громче с каждой секундой.

Что происходит? Я прижала руку к сердцу и выскользнула из кухни навстречу двум мужским голосам, пытающимся перекричать детский крик.

Матео расхаживал по гостиной, держа на сгибе руки свою плачущую дочь. При каждом шаге он подпрыгивал и раскачивался, пытаясь успокоить ее.

Харрисон сидел на кожаном диване, положив локти на колени, и грустно улыбался сыну.

— Хочешь, чтобы я забрал ее?

— Нет, я справлюсь, — Матео издал долгий, полный отчаяния вздох, а затем провёл по её попе. — Ее пеленка сухая. Я пытался ее покормить, но она не хочет есть. Я гуляю с ней, и это единственный способ заставить ее заснуть, но сейчас она не хочет спать. Я просто… я не знаю, что с ней не так.

— С ней все в порядке, — сказал Харрисон. — Дети плачут.

— Это постоянно, папа. Днем и ночью, — голос Матео надломился. Вместе с ним треснуло и мое сердце. — Мне кажется, что я схожу с ума.

— Талия сказала, что беспокоиться не о чем. Колики — это нормально. У Гриффина они были очень сильными, когда он был в таком же возрасте.

Матео сделал еще три круга.

— А может, дело во мне.

— Что ты имеешь в виду?

— Может быть, ей действительно нужна мать.

— О, сынок. Ты справляешься отлично. Со временем станет легче.

На лице Матео не было ничего, кроме изнеможения и отчаяния. Он выглядел как человек, у которого есть новорожденный ребенок и который заботился о нём в одиночку с того самого дня, как привез ее домой с Аляски.

Я слышала лишь обрывки этой истории. Энн или Харрисон рассказали бы мне, если бы я спросила. Лайла или Вэнс тоже. Но почему-то мне казалось, что это предательство. Это была история Матео, и я хотела услышать ее непосредственно от него.

Но я не спрашивала.

Все, что я знала, — это то, что мать Алейны умерла при родах. Друг позвонил Матео в тот мартовский вечер, когда он объявил, что у него родилась дочь.

И он полетел на Аляску. А через две недели привез Алли домой.

— Это так запутано, папа, — Матео тяжело сглотнул. — Что я делаю?

Харрисон встал и подошел к нему, положив руку на плечо Матео.

— Становишься отцом.

Матео кивнул и испустил долгий вздох.

— Я просто устал.

— Почему бы тебе не остаться здесь на ночь? Мы с мамой подежурим ночью, и ты сможешь немного отдохнуть.

На лице Матео отразилось облегчение.

— Ты не против?

— Ничуть.

Это был первый раз, когда он позволил им помочь? Неудивительно, что он был измотан. Он пытался сделать все сам.

Харрисон похлопал его по плечу, а затем вышел из гостиной и обнаружил меня. Он подошел ко мне вплотную и обнял, прошептав: — Привет.

— Привет.

Он отпустил меня и пошел по коридору, вероятно, чтобы найти Энн и сказать ей, что они только что вызвались посидеть с ребенком.

Я вошла в гостиную.

— Привет.

— Привет, — его глаза встретились с моими, и печаль в них казалась бесконечной.

Была ли это печаль по матери Алли? Любил ли он ее? Как ее звали? Часто ли он произносил его? Или он держал это имя в себе, потому что его было слишком трудно произнести вслух?

— У тебя все хорошо? — спросила я.

Он приподнял плечо и перестал идти.

Как только его ноги остановились, прекратился и плач Алейны.

Тишина стала оглушительной. Я затаила дыхание, не желая снова спугнуть ее. Но ее веки затрепетали, губы поджались, и затем она заснула. Не успела я моргнуть, как она отключилась.

Глаза Матео расширились, но в остальном он даже не дышал. Целую минуту он стоял неподвижно, прежде чем наконец рискнул сделать шаг. Шаркая, он подошел к дивану и медленно, нарочито медленно наклонился, чтобы сесть. Затем он окинул взглядом лицо дочери, проследил за маленькими ресницами, которые полумесяцами лежали на ее гладких щеках.

Он подождал еще несколько мгновений, убедившись, что она не проснется, а затем опустился на подушки.

— Смогу ли я со всем справиться?

Казалось, этот вопрос он задавал скорее себе, но я все равно ответила.

— Сможешь.

Когда наши глаза встретились, он грустно улыбнулся. Затем он откинул голову на спинку дивана. Как и его дочь, в один момент он бодрствовал. А следующий — отключился. В мгновение ока.

Но его привязанность к ребенку не ослабевала, даже когда он спал.

7. ВЕРА

Июль

Я любила фейерверки.

Но шумные, переполненные ярмарочные площади? Не очень.

Шестнадцатилетняя я веселилась бы на родео в честь Четвертого июля в Куинси. Шестнадцатилетняя я была бы в лучезарных улыбках и бесконечном смехе. Шестнадцатилетняя я жила ради таких событий. Но это было раньше.

Фейерверки были заманчивы. Я любила их так сильно, что мне почти хватало сил терпеть шум. Терпеть толпу и толкотню людей, снующих по ярмарочной площади. Но я была на родео уже несколько часов и не могла перестать зевать.

— Устала? — спросил Харрисон.

Я кивнула.

— Это был долгий день.

Начиная с четырех утра, когда я встретилась с Лайлой в кофейне, чтобы открыть ее и подготовиться к наплыву посетителей. Это был самый загруженный рабочий день за все время моей работы в «Кофе у Иденов». Даже Энн и Талия пришли помочь.

Тем временем остальные Идены были в «Элоизе», помогая или Элоизе с гостиницей или Ноксу в его ресторане «Костяшки». Каждый внес свой вклад, работая не покладая рук, чтобы убедиться, что день прошел гладко для каждого бизнеса, принадлежащего Иденам, на Мэйн-стрит.

Но как только пробило шесть часов, кофейня и ресторан закрылись, и все члены семьи Иден собрались на родео. Было несколько заметных отсутствий.

Дядя Вэнс и Уинн были здесь, на ярмарочной площади, но работали. Весь персонал полицейского управления был на дежурстве всю ночь.

Элоиза и Джаспер решили пропустить праздник и провести ночь дома с месячной дочкой Офелией.

А Матео покинул нас.

Он взял с собой Алейну на родео на час, но ушел вскоре после того, как съел чизбургер на ужин. Алли стала капризничать — она провела долгий день, будучи пристегнутой к груди Матео, пока он помогал в отеле, чтобы гости были довольны.

Куинси был переполнен туристами и приезжими. Лайла предупреждала меня, что лето — суматошное время. В данный момент, когда я сидела на трибуне в окружении сотен людей, суета была преуменьшением.

Как я раньше не замечала, сколько людей стекается в Куинси каждое лето? Не то чтобы я никогда не приезжала в город летом.

Мы с папой прожили в этих горах два года. Большую часть этого времени мы проводили в убежище, которое он построил из маленьких деревьев и саженцев. Но раз в месяц я отправлялась в город за продуктами.

Батарейки для наших фонариков. Тампоны для месячных. Средства первой помощи, такие как бинты и мазь с антибиотиками, потому что у одного из нас или у обоих обычно был порез или царапина.

Прошло два лета, и огромное количество людей в Куинси ускользнуло от моего внимания. Может быть, потому, что эти визиты всегда были потоком стресса и беспокойства.

Мне всегда казалось, что я задерживаю дыхание во время этих поездок в город. Я делала все возможное, чтобы остаться незамеченной, когда заходила в продуктовый и хозяйственный магазины. А потом так же быстро, как пришла, я уходила, направляясь к месту нашей встречи в горах.

Я больше не пряталась, не ходила, поджав подбородок, чтобы избежать зрительного контакта. Я не была той девушкой, которую все считали мертвой.

Этим летом, сидя за прилавком кофейни «Кофе у Иденов», я наблюдала за безумием, которое творилось летом в Куинси.

Это было захватывающе и изнурительно.

Тыльной стороной ладони я прикрыла очередной зевок, взглянув на небо. Вечерний свет угасал. Горизонт вдали светился желтым и оранжевым, но над головой не было видно ни одной звезды. Уже следовало ждать наступления ночи.

— Во сколько начнется фейерверк?

Харрисон сверился с часами.

— О, наверное, где-то через полтора часа.

Я застонала. Девяносто минут? Я не выдержку столько.

— Ночь ясная, — он поднял свои голубые глаза к небу. — Мэр на днях хвастался мне, что в этом году они постарались на славу. Уверен, если ты поспешишь домой, то сможешь увидеть его с ранчо. Из ваших окон в лофте открывается прекрасный вид. Не могу обещать точно, но шанс есть.

Я оживилась.

— Правда?

Он усмехнулся.

— Езжай осторожно и следи за другими водителями. Люди сегодня много пьют.

— Хорошо, — я с трудом достала сумочку из-под ног и перекинула ее через плечо. Затем я развернулась, собираясь проскочить мимо снующих ног и увернуться от кружек с пивом, но остановилась и повернулась назад, наклонившись, чтобы поцеловать Харрисона в щеку. — Спокойной ночи.

Его глаза сощурились, когда он улыбнулся мне.

— Спокойной ночи, Вера.

После очередных прощальных объятий и взмахов руками я добралась до лестницы и трусцой побежала к дорожке у подножия трибун. Затем я свернула на ближайший съезд и поспешила через грязную и поросшую травой парковку к своей Honda.

Поездка была тихой, если не считать потока воздуха, врывавшегося в открытые окна — кондиционер в Civic вышел из строя на прошлой неделе, о чем я не стала говорить Вэнсу, потому что, если я решу его починить, я хотела заплатить за это сама.

К тому времени как я съехала с шоссе и проехала под бревенчатой аркой, обозначавшей въезд на ранчо, начали появляться звезды, а желтое сияние на горизонте поблекло до розового и фиолетового.

Рядом с гравийной дорожкой стояли два забора из колючей проволоки. За ними простирались луга, вечнозеленые деревья и коровы. Запахи травы и скота наполнили кабину, и я глубоко вдохнула их.

За последние пять месяцев этот запах стал означать дом.

В доме Энн и Харрисона было темно, если не считать фонаря на крыльце. Днем на ранчо всегда кипела деятельность, наемные работники приходили и уходили из магазина, конюшни или амбара. Гриффин заходил по крайней мере раз в день, хотя, по словам Лайлы, в последнее время он все больше управлял делами на ранчо из собственного дома.

Сегодня здесь было тихо и спокойно. Только одинокий белый грузовик был припаркован на улице. На дверце был нарисован логотип «Ранчо Иденов» с буквой «И» с изгибом под ней.

Грузовик Матео.

Сердце заколотилось. Должно быть, он останется здесь на ночь. Может быть, я увижу его утром.

Я припарковалась на своем обычном месте возле амбара и вылезла наружу, собираясь подняться наверх, чтобы расположиться у окна и понадеяться, что увижу фейерверк. Но тут меня напугал хруст гравия, и я обернулась: в мою сторону шел Матео.

— Привет.

— П-привет, — я прижала руку к своему колотящемуся сердцу.

— Извини, что напугал тебя.

Не из-за этого мое сердце пыталось выскочить из груди. Это из-за него. Это всегда было только из-за него.

— Все в порядке. Что вы, ребята, делаете?

Матео посмотрел на Алейну в своих объятиях.

Она смотрела на него сияющими глазами, посасывая соску.

— У нас был длинный день, — он вздохнул. — Сегодня в хижине было слишком жарко, поэтому мы пробрались к маме с папой. Но так как ее график сна сегодня был нарушен, она уже проснулась. Ты только что пропустила эпический припадок крика.

— Мне жаль, — я поморщилась. — Сейчас она выглядит счастливой.

— Иногда по вечерам она хочет посидеть. В другие дни она хочет прогуляться, — он покачал головой, глядя на свою дочь. — Мы все еще пытаемся понять друг друга, не так ли, Алли?

Она вовсе не выглядела смущенной.

Алейна Иден точно знала, кто обхватил ее крошечные пальчики.

— Ушла сегодня пораньше? — спросил он.

— Да, мне наскучила толпа.

— То же самое, — он указал подбородком на открытую гравийную площадку. — Мы ходим по кругу. Нокс предложил мне попробовать это в те дни, когда она не хочет спать. Дрейк — сова, и я думаю, что Нокс проводил с ним ночь за ночью, пока он окончательно не выбивался из сил. Приглашаю тебя присоединиться к нам.

— Хорошо, — когда мы зашагали, наши ботинки захрустели по гравию, я опустила подбородок. Занавес из волос скрывал улыбку, растянувшуюся на моих губах.

— Тебе было весело сегодня вечером? Несмотря на толпу?

— Да, — я кивнула. — Я никогда раньше не была на родео. Твой отец взял на себя труд научить меня всему, что касается соревнований и подсчета очков.

Матео хихикнул.

— Он хороший учитель.

— Да, — почти такой же хороший, как мой собственный отец, который обожал родео и толпу и никогда бы не позволил мне уйти, не увидев фейерверк.

Алли заерзала, сильнее прижимаясь к груди Матео.

— Мне нравится ее имя.

Алейна Энн Иден.

— Не думаю, что я когда-нибудь говорила тебе об этом, — по какой-то причине, которую я не могла объяснить, мне казалось важным, чтобы он знал, что мне нравится имя Алли. — Это ты его выбрал? Или мама Алейны?

— Да, — Матео кивнув, глядя куда-то вдаль. — В больнице, после ее рождения, я изо всех сил пытался все осмыслить. Думаю, персонал знал это и пожалел меня. Они позволили Алли остаться еще на день, хотя обычно отправили бы нас домой. Одна из медсестер сказала мне, что я должен дать ей имя. Что, возможно, это поможет справиться с горем. Они все думали, что я был вместе с…

Матерью Алейны.

Он не произнес ее имя.

Я тоже не называла имен тех, кого любила и потеряла.

— В общем, мне нужно было имя для ее свидетельства о рождении, поэтому я открыл Google на своем телефоне и подумал, что лучше всего начать с А. Прокручивал, пока не нашел то, которое мне понравилось.

— Ты сделал хороший выбор.

— Спасибо.

Мы свернули за угол, прошли по периметру парковки, затем снова повернули, на этот раз направляясь обратно к дому и амбару.

— Ты больше не думал о возвращении на Аляску?

Он покачал головой.

— Нет. Только не с Алли. Наше место здесь.

Облегчение было ошеломляющим.

— Я родилась на Аляске, — еще один случайный факт, которым я не была уверена, зачем делюсь, но все равно поделилась.

— Правда?

Я кивнула.

— До того, как мои родители переехали в Айдахо.

Матео хмыкнул.

Он не задавал вопросов. Возможно, потому что знал, что я расскажу о своей жизни, но только на моих условиях. А сейчас мои условия были ограничены. Случайные факты. Безобидные подробности.

Все, что выходило за пределы этого, не оговаривалось.

Мы прошли еще пять кругов, пока Алейна не заснула в его объятиях.

Матео провел большим пальцем по щеке дочери. Может быть, они еще не разобрались друг с другом, но он был так влюблен в свою малышку.

— Я лучше отнесу ее в дом.

— Хорошо. Спокойной ночи, Матео.

— Спокойной ночи, Вера, — он подмигнул, и в тот самый момент я поняла, что такое падать в обморок.

Я подождала, пока он не скрылся в доме Энн и Харрисона, а затем направилась в амбар и поднялась по лестнице.

Добравшись до своего лофта, я выглянула в окно как раз вовремя, чтобы увидеть вдалеке последний сноп искр. В небо поднялся дым, замаскированный под облака.

Я пропустила фейерверк.

Но оно того стоило.

8. ВЕРА

Август

Дядя Вэнс был счастливее, чем я когда-либо видела его.

Он закружил Лайлу по медленному кругу, когда они танцевали вместе как муж и жена. Подол ее кружевного платья без бретелек касался временного пола, который Гриффин и Матео установили в амбаре.

Настоящая любовь. Так называлась улыбка, которой они обменялись.

Он заслужил это счастье и даже больше.

За последний год Вэнс сделал все возможное, чтобы помочь мне. Он занимался всеми организационными вопросами, чтобы вернуть меня из числа предположительно погибших. Он помог мне получить восстановленную карту социального страхования и водительские права. Когда мне понадобился расчетный счет и кредитная карта, он отвел меня в банк. А когда я попросила его уехать из Айдахо в Монтану, он согласился без колебаний. Конечно, в основном из-за Лайлы, но отчасти и ради меня.

Он солгал ради меня.

Он лгал полиции и СМИ. Он придумал историю, благодаря которой я могла нормально жить, а отец — оставаться на свободе.

Это была идея Вэнса — рассказать властям, что я бросила отца. Что это был мой выбор — сбежать. А когда я вырвалась из пут отца, то побежала к самому близкому другу нашей семьи.

Дяде Вэнсу.

Он ненавидел ложь, но сделал это ради меня. За это я буду ему благодарна по гроб жизни.

Почти все остальное, что мы рассказали ФБР и полиции, было правдой. Или версией правды.

Отец забрал меня в ту ночь. В ту ночь, когда они умерли. Он убил мою мать. И четыре года мы жили вдали от мира. Знала ли я, где сейчас отец? Нет.

Мне хотелось, чтобы последняя правда оказалась ложью. Я хотела, чтобы у меня был отец. Чтобы он был здесь и видел Вэнса в его самый счастливый день. Чтобы мы могли танцевать и снова стать семьей.

Иногда мне было больно быть такой счастливой, когда меня окружали Идены. Они приняли меня в свою семью и окружили любовью.

И в то же время чувствовала себя виноватой за это.

Потому что, пока я жила в этой большой, хаотичной, счастливой семье, папа был один.

Да, он настоял на том, чтобы я поехала с дядей Вэнсом. Он не хотел, чтобы я вечно жила в бегах. Но, возможно, это решение было слишком поспешным. Может быть, нам следовало побольше поговорить об этом. Может, мне стоило потерпеть еще несколько лет, пока мы не придумаем план, как встречаться время от времени.

Вместо этого я просто ушла. Ему не с кем было поговорить. Не о ком заботиться. Некому убедиться, что с ним все в порядке.

Я бросила его.

Чувство вины грызло меня, но даже когда оно ползло по моим венам, я не хотела пропустить эту свадьбу.

Она была волшебной.

За последние две недели амбар преобразился. Со стропил и балок свисали красивые гирлянды. Столы и стулья, покрытые белоснежной тканью, заполнили почти все пространство. Танцпол в дальнем конце здания располагался перед сценой, на которой живой оркестр играл медленную песню в стиле кантри.

Идены постарались на славу. Каким-то образом им даже удалось избавиться от запаха животных и сена. Со столбов свисали розы, лилии и драпирующая зелень. Вместе с пышными букетами на каждом столе они наполнили амбар сладким ароматом.

Улыбающиеся гости потягивали шампанское. Смех и разговоры смешивались с музыкой. Группа детей столпилась в центре танцпола, а взрослые кружились вокруг них.

Я наблюдала за происходящим со своего места за столом Иденов. Я сказала дяде Вэнсу, что он может посадить меня куда угодно, но он настоял, чтобы я сидела с семьей. Даже сестры и родители Вэнса не были одарены этим столом. Вместо этого они заняли свой собственный через пару рядов.

— Хочешь потанцевать? — Фостер встал со своего стула напротив моего.

Я ждала, что Талия встанет со своего места рядом с его, но затем он протянул руку в моем направлении.

— Я? — я указала на свою грудь.

Он усмехнулся.

— Да. Что скажешь? Талия говорит, что я безнадежный танцор.

— Это правда, — она улыбнулась мужу. — Хотя прошлой ночью мы танцевали на кухне, и он всего один раз наступил мне на ногу.

— Не слишком убедительно для меня, — поддразнила я и встала.

Фостер хихикнул и наклонился, чтобы поцеловать Талию в лоб. Затем он подождал, пока я обогнула стол, и, протянув локоть, проводил меня к сцене. — Веселишься?

— Да, — я кивнула, осматривая толпу на танцполе.

Вэнс и Лайла все еще танцевали вместе, тихо переговариваясь. Мир за пределами их пузыря не существовал. Матео находился рядом, танцуя с Энн.

Как один из шаферов, он был в смокинге сегодня вечером. Фостер тоже. А я была одета в черное атласное платье и босоножки на высоком каблуке с ремешками, как и остальные подружки невесты Лайлы.

Утром в салоне Куинси мне завили волосы и закололи их в замысловатую прическу. Я не красилась так сильно с последнего школьного бала. Но я чувствовала себя красивой.

Уже давненько у меня не было такого чувства.

Фостер закружил меня в своих объятиях и начал раскачивать. На четвертый счет его нога приземлилась на мои пальцы.

— Черт возьми. Прости.

— Ты же предупреждал меня, — я хихикнула. — Не волнуйся. У меня крепкие ноги.

— Да, а ещё ты храбрая душа, Вера.

Он сказал мне то же самое, когда я предложила его восьмилетней дочери Каденс покрасить мне ногти в прошлые выходные в кафе. Кадди была куколкой, но не самой уверенной в обращении с кисточкой для лака. Чтобы удалить радужные оттенки лака с моих кутикул, пришлось хорошенько отмочить их в ацетоне.

Фостер и Талия были завсегдатаями «Кофе у Иденов». Я видела их почти так же часто, как Энн и Харрисона. Наверное, потому, что Талия и Лайла были близки как близнецы.

Мои сестры тоже были такими. Раньше.

Талия брала отгулы по пятницам, чтобы проводить их с их восьмимесячным сыном Джудом, и приводила его к нам на обед. Иногда Фостер приводил Кадди после школы на свидание отца и дочери. И хотя бы раз в месяц он заходил купить любимое печенье Талии, чтобы отнести ей, пока она на работе.

Все мужчины в семье Иденов обожали своих жен, но в том, как Фостер смотрел на Талию, было что-то особенное. Как будто именно благодаря ей он дышал.

Отец тоже так смотрел на нее.

— Уф, — я застонала, когда нога Фостера снова прошлась по моей. Французский педикюр, который я сделала сегодня утром, не переживет этого танца.

— Черт. Прости, Вера.

— Это…

— Думаю, вам лучше позволить мне вмешаться, — Энн появилась рядом с нами, указывая на свои туфли-лодочки с закрытыми носками.

— Думаю, это хорошая идея, — Фостер извиняюще нахмурился. — Прости.

— Все в порядке. Правда, — но прежде чем я успела покинуть танцпол и вернуться к своему месту, передо мной появилась большая рука. Рука, принадлежащая мужчине, на которого я весь вечер украдкой бросала целомудренные взгляды.

— Можно? — спросил Матео.

— Конечно, — мой голос дрожал, как и мои колени. Этот танец должен был обернуться катастрофой, но я взяла руку Матео, его ладонь была теплой, мозолистой и достаточно большой, чтобы обхватить мою.

Мы впервые прикоснулись друг к другу.

Он, наверное, даже не догадывался об этом. Да и зачем ему?

Но я помнила. Мы никогда не обнимались. Мы никогда не пожимали друг другу руки. Мы никогда даже случайно не прикасались друг к другу.

Я прерывисто вздохнула, когда он подошел ближе, его рука легла мне на талию. С трудом я положила руку ему на плечо. Боже, какой же он был высокий. Я вздернула подбородок, чтобы не отводить от него взгляда, когда его пряный одеколон наполнил мой нос. Кожа и специи. Ветер и земля.

Это был просто танец. Обычный… танец. Так что дыши.

— Хорошо проводишь время? — спросил он, пока мы двигались под музыку.

— Да, — пискнула я.

Его кадык покачивался, когда он говорил. Как я раньше этого не замечала? Может быть, потому что я была так сосредоточена на его лице, руках, ногах и заднице. Но черт бы побрал этот кадык. Он был таким… мужественным. Так отличался от мальчиков, в которых я влюблялась в старших классах, которые едва достигли половой зрелости

— А ты? Веселишься? — спросила я.

— Мне нравятся свадьбы, — он кивнул. — Но я люблю свадебный торт. Я уже съел четыре куска.

— Четыре?

— Есть шанс, что я скоро впаду в сахарную кому.

— Я обещаю, что приведу Алейну навестить тебя в больнице.

Низкий, глубокий смешок вырвался из его груди. И снова кадык дернулся.

Никогда в жизни мне не хотелось лизнуть шею мужчины. До этого момента.

Жар прилил к моему лицу, и я опустила подбородок, уставившись на перламутровую пуговицу на его рубашке.

— Где Алли?

— В доме с няней. Надеюсь, спит, но не сильно полагаюсь на это.

Энн хотела, чтобы все ее дети получили удовольствие от свадьбы, поэтому она наняла двух нянь, которые приехали на ранчо и присмотрели за малышами, чтобы их родители могли отдохнуть.

— Ты сегодня очень красивая.

Это была лучшая свадьба в моей жизни.

— Спасибо.

В его словах не было ни флирта, ни попытки произвести впечатление, ни тем более желания затащить меня в постель. Комплимент Матео звучал очень похоже на те, что я получала от Гриффина, Нокса и Джаспера.

Тем не менее скрыть улыбку было невозможно. Я все равно попыталась это сделать, опустив подбородок так низко, что мне было прекрасно видно, как каблук моей шпильки приземлился на ногу Матео.

Он натужно ухнул.

Я ахнула.

— Боже мой. Мне так жаль.

— Все в порядке.

— Прости.

Что, черт возьми, со мной было не так? Почему я не могу просто расслабиться рядом с Матео? Я была уверенной в себе женщиной. У меня была хорошая координация. Но когда рядом был Матео, я становилась неуклюжей, застенчивой девушкой.

Она выводила меня из себя.

Мы с папой любили танцевать. У нас не было музыки, но бывали ночи, когда он кружил меня вокруг костра, напевая мелодию под звезды. Ни разу я не наступила ему на ногу. Ни разу.

Безнадежные танцевальные навыки Фостера передались мне.

Я зажмурила глаза.

— Прости.

— Вера, все в порядке. Перестань извиняться, — его хватка на моей талии усилилась. — Мне даже не больно.

Может, он и не пострадал, но моя гордость была пропущена через мясорубку. Я не успела опомниться, как песня закончилась. Пора было пробираться наверх, в лофт, зарываться лицом в подушку и плакать.

— Ты потанцуешь со мной еще раз? — спросил он.

— О, — Боже мой. Да. Тысячу раз «да».

Но прежде чем я успела сказать одно из этих «да», голос Вэнса раздался у меня за спиной.

— Теперь моя очередь.

Нет. Черт побери.

Матео отпустил меня и сделал шаг в сторону. Затем он поднял руки в знак капитуляции, чтобы Вэнс мог вмешаться.

— Спасибо за танец, Вера.

Я вздохнула.

— Конечно.

Он похлопал меня по плечу, а затем пробрался сквозь толпу к столу с тортом.

У меня покалывало кожу от его прикосновений.

Нет, не прикосновений. Похлопований. Он похлопал меня по плечу.

Как он сделал бы это с другом. Или сестрой.

Он ведь видел во мне сестру, не так ли? Идены приняли меня с распростертыми объятиями, и я была почетным членом семьи.

Сможет ли Матео когда-нибудь прикоснуться ко мне так, как я мечтаю? Поцелует ли он меня когда-нибудь?

Нет, если он будет воспринимать меня как сестру. Как просто друга.

Мое сердце ушло в пятки, когда Вэнс притянул меня к себе. И позже той ночью, когда я исчезла в лофте после свадьбы, вместо того чтобы плакать в подушку, я закричала.

9. ВЕРА

Ноябрь

День благодарения. Любимый праздник отца.

Будет ли он сегодня есть индейку? В прошлом году он убил одну, чтобы приготовить ее на костре. Знал ли он вообще, что сегодня День благодарения?

Дни, месяцы и годы, как правило, сливаются воедино, когда живешь без телефонов, календарей, работы или расписания. Но папа всегда следил за датой по своим автоматическим часам. Что, если бы они перестали работать? Что, если бы он решил, что следить за временем бессмысленно? Знал ли он, сколько времени прошло с тех пор, как я уехала?

Я уже больше года не видела отца.

В тот день, когда я уехала, он сказал, что любит меня. «Никогда не забывай, как сильно я тебя люблю». Когда я спросила, увижу ли я его снова, он ответил: — Конечно.

Это ведь было обещание, верно? Папа выполнял свои обещания.

Где он был? Я провела весну, лето и осень в горах недалеко от Куинси. Я постоянно искала хоть какой-то знак.

Либо их не было. Либо…

Он был жив. Он жив.

— Вера? — пальцы Лайлы коснулись моего запястья.

Я вздрогнула от неожиданности, и вилка с грохотом упала на тарелку.

— Ты в порядке? — ее брови сошлись вместе.

— Все хорошо, — я выдавила улыбку и взяла вилку. — Просто я очень наелась. Ужин был восхитительным.

Она не купилась на это и Вэнс тоже.

Он протянул руку через спинку ее стула к моему и положил руку мне на плечо.

Я наколола последний кусочек индейки на своей тарелке и отправила его в рот, улыбаясь, пока жевала.

Вэнс и Лайла переглянулись — они знали, что моя улыбка была фальшивой, но не стали настаивать на этом, ведь вокруг обеденного стола Иденов столпилось столько людей.

Было несправедливо, что я здесь, разделяю пир с этой прекрасной семьей, а папа один. Потому что я оставила его одного.

А меня окружали Идены.

Было так много пересекающихся разговоров, что я не могла за ними уследить. А может, у меня просто не было настроения пытаться.

Единственный голос, который я никогда не пропускала, был голос Матео.

Он сидел прямо напротив меня за столом, хотя его стул был повернут под углом, чтобы он мог кормить Алейну.

Я пожалела, что не села рядом с ним. Он уже выдвигал для меня стул, предлагая его. Но потом Вэнс велел мне обойти стол и сесть рядом с Лайлой.

В любом случае мне следовало занять стул рядом с Матео. Если бы я сидела рядом с ним, я бы так беспокоилась о том, чтобы сказать правильные слова, сделать правильные поступки, что даже не стала бы думать о папе. Я была бы слишком занята тем, чтобы не показаться смешной, когда предлагала бы забрать помидоры из салата Матео.

Он ненавидел сырые помидоры. Приготовленные — вполне. Кетчуп был его любимым соусом, и он обожал соус маринара. Но он скривил губы при виде помидоров черри, которые Энн нарезала для зеленого салата.

Я любила помидоры любого размера, формы и вида.

Но я не предложила забрать их, так как сидела слишком далеко.

Мы никогда не сидели рядом друг с другом. Но почему? Из-за высокого детского стульчика? Несмотря на то что Энн предложила покормить Алейну сегодня вечером, он настоял на том, чтобы сделать это самому.

Он был не просто хорошим, а отличным отцом. Он любил эту девочку всем сердцем.

Трудно было перестать влюбляться в Матео Идена. Невозможно, на самом деле.

Последние три месяца я делала все возможное, чтобы забыть о том свадебном танце. Чтобы прогнать эти чувства и забыть о нем. Я даже сходила на одно — и только — свидание.

Парень был постоянным посетителем кофейни. Он появился на тридцать минут позже того времени, на которое мы договорились встретиться в «Костяшках», а после того как мы поели, сказал, что забыл бумажник, и мне пришлось платить.

Разве влюбиться в хорошего человека, прекрасного отца — не лучше ли? Даже если он не знал о моих чувствах? Конечно. В какой-то степени.

Возможно, Матео всегда будет видеть во мне только сестру и друга. Может быть, я даже смирюсь с этим.

Если быть честной с собой, то я была не готова к отношениям. Мне нужно было сделать больше маленьких шагов. Больше прыжков. Я все еще открывала для себя, что мне нравится, а что нет.

Поэтому, пока я работала над собой, я хранила его в своем сердце. Он был бы моим солнечным лучом, отгоняющим дождь.

— Бззз, — он издал звук самолета, когда ложка со сладким картофелем пролетела над подносом Алли.

Наблюдать за ними вместе было захватывающе интересно. Наблюдать, как эта связь становится все крепче и крепче. С каждым днем он, казалось, все больше и больше влюблялся в свою дочь. И любовь была взаимной.

Голубые глаза Алейны заблестели, когда она широко раскрыла рот, чтобы взять ложку-самолетик.

Я улыбнулась, и это была первая настоящая улыбка за весь ужин.

Алли дрыгала своими пухлыми ножками, отщипывая маленькими пальчиками стручковую фасоль и запихивая ее в рот. Ее слюнявчик со словами «Кулдык-кулдык» в честь индейки был измазан картофельным пюре. Немного было даже у нее в волосах.

Матео использовал ложку, чтобы вытереть ее подбородок.

— Ты в полном беспорядке, Росточек.

Он начал называть ее Ростком вскоре после свадьбы Вэнса и Лайлы. Впервые я услышала его за семейным ужином за этим самым столом, и мне пришлось уйти в ванную, чтобы скрыть слезы.

Через две минуты Вэнс улизнул, чтобы проведать меня.

Папа называл Элси — Ростком, а Хэдли — Мармеладкой.

Вэнс предложил поговорить с Матео и попросить его выбрать другое прозвище. Но я сказала ему, чтобы он оставил все как есть. Моей сестре понравилось бы иметь общее прозвище с Алейной.

А поскольку я не хотела, чтобы Хэдли осталась в стороне, я стала называть Алли — Мармеладкой.

Иногда это было не так больно. Иногда больнее.

Сегодня… сегодня был плохой вечер.

Я скучала по своим сестрам.

Я скучала по отцу.

Мне не нравился День благодарения.

10. ВЕРА

Март

— С днем рождения, Мармеладка, — я подняла Алейну на руки и чмокнула в щеку.

Она захихикала, когда я пощекотала ее бок, затем что-то залепетала, показывая игрушечную машинку, зажатую в кулаке.

— Машина, — сказала я.

— Ма.

— Почти близко, — я снова поцеловала ее в щеку. — Посмотри, какая ты сегодня милая.

Ее волосы были заплетены в две маленькие косички, каждая из которых была завязана белым бантом. На ее лавандовой толстовке была нарисована цифра «1».

Болтовня доносилась из глубины дома, и, учитывая вереницу машин, припаркованных у входа, я, скорее всего, прибыла на день рождения последней. Но я проработала большую часть дня в кофейне, чтобы Лайла могла взять выходной.

По приказу Талии, на последнем месяце беременности она должна была сбавить обороты. Но вместо отдыха Лайла провела субботу, нанося последние штрихи в детской. Пройдет совсем немного времени, и на свет появится еще один Саттер. Мальчик, которого дядя Вэнс и Лайла назовут Треем.

Я уже любила его.

— Пойдем найдем всех, — сказала я Алли, неся ее на руках по коридору.

На кухне было пусто, но остров был заставлен бокалами. Под стеклянным куполом на стойке стоял праздничный торт. Он был украшен разноцветными радужными завитками — без сомнения, творение Лайлы. Еще одно свидетельство того, что ей нелегко далось это испытание.

Подарки лежали на обеденном столе, включая плюшевого единорога, которого я принесла с лофта. Я добавила его в кучу две минуты назад, а затем выскользнула на крыльцо, чтобы позвонить в дверь.

В доме Энн и Харрисона никто не пользовался дверным звонком. Посетители ранчо знали, что нужно просто постучать, просунуть голову внутрь и крикнуть. Тем более что большинство них были их детьми.

Но Алли любила дверной звонок. Нажимать на него. Отвечать на него. Всякий раз, когда я знала, что она здесь, я звонила в дверь, дожидалась ее легкого топота ручек и коленей, затем открывала дверь и обнаруживала ее ползущей к входу.

— Ты уже здесь, — Энн высунула голову из гостиной и улыбнулась, махнув мне в сторону шума. — Иди к нам, милая.

Вся семья собралась в комнате. Все взгляды были прикованы к телевизору и баскетбольному матчу. Джаспер организовал семейный конкурс по составлению прогнозов на баскетбольный чемпионат «Мартовское безумие», и первый раунд игр был в самом разгаре. Учитывая, что я выбрала команду основываясь на их цветах, я не особенно надеялась на победу.

Матео сидел на диване рядом с Харрисоном и Вэнсом. Все трое мужчин сидели на краешках своих мест, когда до конца игры оставалось меньше минуты.

— Бросай! — крикнул Харрисон.

— Где фол? — фыркнул Нокс, проводя рукой по своей бороде.

— Давай, Тимми, — Матео вздохнул. — Сделай их.

Я наклонилась ближе к Энн.

— Они ведь понимают, что игроки их не слышат?

Она рассмеялась и обняла меня за плечи.

— Как работа?

— Хорошо. Где Лайла? — она доверяла мне управление кофейней, но я также знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ей нравится полный отчет о проведенном дне.

— Она устала, и я отправила ее прилечь. Хотя я сомневаюсь, что ей удастся заснуть, когда эти парни кричат у телевизора, — Энн закатила глаза. — Затыкать им рот бессмысленно. Поверь мне, я пробовала.

Я рассмеялась.

— А как насчет ужина? Могу я чем-нибудь помочь?

Почти год кулинарных уроков от Энн, и я уже не была безнадежной на кухне.

— Ты можешь помочь мне с салатом позже. Но я только что поставила лазанью в духовку. Мы поедим примерно через час.

— Отлично, — я переложила Алли на свое бедро, удивляясь, что она еще не извивается, чтобы ее опустили. Но она просто положила голову мне на плечо, ее внимание было приковано к колесам игрушечной машинки.

— Она сегодня не поспала в обед, — сказала Энн. — Матео сказал, что она просто не могла заснуть.

— Ранний отбой, — поцеловала я ее лобик и начала качать на руках.

Бывали дни, когда казалось, что прошла всего минута, как Матео вошел на семейный ужин и объявил, что у него родилась дочь. А в другие дни, как сегодня, я не могла представить, какой была жизнь до Алли.

До появления Иденов.

Воспоминания о годах, проведенных с отцом в горах, с каждым днем становились все более туманными. Меня пугала мысль о том, что я могу его потерять. Забыть.

Но приближалась весна, и с наступлением теплой погоды мои поиски возобновились. Это была долгая, холодная зима, полная тревог. В этом году я найду его.

В этом году я позабочусь о том, чтобы с ним все было в порядке и чтобы он не был один.

Алейна зевнула, растягивая крошечный рот.

Матео заметил это, встал с дивана и пересек гостиную.

— Мне отнести ее?

— Нет, — я покачала головой. — Я справлюсь с ней.

Его глаза смягчились, когда он провел костяшкой пальца по ее щеке.

— Она устала.

— Трудно быть именинницей.

Он хмыкнул.

— Как сегодня прошла работа?

— Хорошо, спасибо. Как прошёл…

Что-то произошло в игре, и комната разразилась радостными криками и проклятиями, отвлекая внимание Матео, когда он повернулся к телевизору.

Алейна выпрямилась от шума, придерживая свою машину, и завизжала. Затем в гостиную вбежали дети постарше, и она задрыгала ногами, желая, чтобы ее поставили на место.

— Ладно, хорошо, — я вздохнула. Алли редко обнималась со мной, не с таким количеством тетушек и дядюшек, претендующих на ее внимание. — Иди поиграй.

Она ползала быстрее, чем ходило большинство малышей, исчезая со своими кузенами в соседней игровой комнате.

Энн и Харрисон переделали одну из спален в кабинет, а бывший кабинет превратили в детскую комнату до Рождества.

Матео стоял передо мной, приклеившись глазами к телевизору и следя за последними секундами игры.

У меня не было выбора, кроме как смотреть на его широкие плечи. На его темные волосы, скрытые под бейсбольной кепкой, концы которых завивались на затылке. Каждый раз, когда он надевал кепку, уголки его челюсти казались сильнее. Болеевыражены.

Он положил руки на свои узкие бедра, и от этого движения подол его футболки приподнялся на сантиметр. Джинсы обтрепались на подоле, нитки щекотали толстые подошвы ковбойских сапог. Один из задних карманов слегка порвался, и сквозь тонкую джинсовую ткань я смогла разглядеть черный хлопок его нижнего белья.

У этого мужчины была самая совершенная задница, которую я видела в своей жизни. У меня руки чесались залезть в эти карманы и сжать их.

Мои щеки покраснели, и я отвела взгляд.

И встретила выжидающий взгляд Энн.

Черт. Мне определенно не нужно, чтобы она знала, что я одержима ее сыном.

— Я… я собираюсь взять что-нибудь выпить.

Не сказав больше ни слова, я выскользнула из комнаты, сделав судорожный вдох, когда добралась до кухни. Моя передышка была недолгой. Игра закончилась, и, как всегда, толпа переместилась на кухню, чтобы перекусить на вездесущем подносе с овощами и пообщаться, пока дом наполняли ароматы помидоров, чеснока и базилика.

— Так во сколько завтра вечером? — спросила Уинн у Матео.

— Можно я завезу ее в пять?

— Конечно.

— Вернусь около девяти или десяти, чтобы забрать ее.

— Или, — проворчал Гриффин, — принеси вещи, чтобы она могла переночевать. Просто на случай, если все пройдет хорошо.

— На случай, если что пойдет хорошо? — спросила Элоиза, садясь на табурет рядом с моим у острова.

Матео усмехнулся.

— Завтра вечером я иду на свидание. Грифф и Уинн будут сидеть с детьми.

Комнату заполнили охи и ахи, а также вопросы о женщине и о том, куда он ее ведёт. Шум скрыл мое хныканье.

Свидание.

Он собирался на свидание.

Мне было больно. Даже больнее, чем следовало бы, учитывая, что он ни разу не оказывал мне такого внимания. Тем не менее, это было больно.

Казалось, что мир вращается не в ту сторону, но я заставила себя улыбнуться. Я приготовила салат на ужин. Мы беседовали во время еды. И я захлопала, когда Алейна запихнула в рот горсть праздничного торта.

Это было всего лишь одно свидание, верно? Он не собирался влюбляться в нее. Ему было позволено встречаться.

Как и мне. Если бы я захотела, чего я не сделала. Но, может быть, я пересмотрю свое решение.

Просто сейчас не время для нас с Матео. Я должна была подождать еще немного. Я умела ждать.

Я дышала, преодолевая боль в груди. Я запирала боль в тот сундук глубоко внутри. По сравнению с остальной болью, сокрытой в том сундуке, эта блекла.

Мне оставалось только ждать.

А пока я продолжу работать над собой. Найду папу. И я буду ждать.

Месяц. Шесть месяцев. Двенадцать. Может быть, через год он меня заметит. В конце концов, он заметит меня.

Мне оставалось только ждать.

11. ВЕРА

Март

Год спустя…

— Мармеладка! — я широко раскрыла объятия, когда Алейна помчалась к входной двери дома Энн и Харрисона. Она бросилась мне на грудь, поэтому я подхватила ее с босых ног, закружила по кругу, осыпая ее щеки поцелуями. — Привет.

— Хи.

— Ты сегодня празднуешь свой день рождения?

Мы праздновали её день рождения за день до, чтобы всем было удобнее. На ней была фиолетовая толстовка с радужным словом «ДВА».

— Шик.

— Шик? — это было новое слово в ее стремительно расширяющемся словарном запасе.

Она указала на коридор.

— Иди.

— Ты сегодня властная? — я пощекотала её и закрыла дверь, затем скинула туфли и направилась на шумную кухню.

Хор приветствий встретил меня, когда я вошла в суматоху Иденов с Алейной на руках.

— Ты нашла Веру? — спросил Матео у своей дочери.

— Да.

Как и всегда, когда я звонила в дверь, Алейна прибегала. И я по-прежнему была единственной, кто звонил.

— Шик, — Алейна указала на букет воздушных шаров на острове.

— Ах, — шик. — Ша-рик, — вымолвила я, делая ударение на каждом слоге.

— Шик.

Я хихикнула.

— Почти близко.

— Низ, — вниз. Алейна заерзала, но я прижала ее к себе крепче.

— Без чмока не отпущу, — я надула губки и издала звук поцелуя.

Она взяла мои щеки в свои маленькие ладошки и сжала, а затем ее слюнявый рот прильнул к моему.

— Ладно, иди веселись, — я убрала со лба маленький темный локон, затем поставила ее на ноги, чтобы она могла бежать в игровую комнату, уже наполненную смехом других детей.

— Чем я могу помочь? Я взяла морковку с подноса с овощами на острове.

— Ничем, — Энн вытерла руки полотенцем у раковины. — Думаю, у нас все готово.

— Извините, я опоздала.

Она махнула рукой.

— Ты как раз вовремя.

У меня подкашивались ноги, поэтому я опустилась на последний свободный стул на островке рядом с Лайлой, подтолкнув ее локтем.

— Привет.

— Привет, — она улыбнулась, глядя на спящего Трея на руках.

Как этот малыш мог спать во время шума — ума не приложу, но это было не первое семейное собрание, которое он проспал. Его первый день рождения будет следующим, который мы отпразднуем, возможно, прямо здесь, на этой кухне. Может быть, он не заснет, хотя бы на этой вечеринке.

— Привет, малышка, — дядя Вэнс обнял меня за плечи. Должно быть, он уловил запах ветра и хвои в моих волосах, и, хотя он пытался это скрыть, его рот слегка нахмурился. — Ты ходила в поход.

— Ты ходила в поход? — спросил Матео с противоположной стороны острова. — Куда?

— На Соболиную вершину.

— Это моя любимая тропа.

— Я знаю.

Он хихикнул.

— Я уже говорил тебе об этом раньше, не так ли?

— Раз или два, — я улыбнулась, заметив, как румянец проступил на моих щеках.

Румянец не был таким яростным и интенсивным, как год назад. Время и привычка помогли мне легче скрывать свою влюбленность в Матео. Или, может быть, моя любовь к нему больше не вырывалась на поверхность, когда он появлялся в комнате, потому что она просочилась глубоко в мои кости.

Он взял зелёный горошек с подноса с овощами и обмакнул его в ранч, прежде чем положить в рот.

— Может быть, я поднимусь с тобой в следующий раз, когда ты отправишься в путь.

Он также говорил мне и об этом. Раз или два.

— Конечно. Я дам тебе знать, когда в следующий раз поеду в том направлении, — солгала я.

Как бы мне ни нравилась идея, что мы с Матео будем проводить время вдвоем, он никогда не будет приглашен в мой поход. И никто другой тоже. Ведь сегодня я не ходила на Соболиную вершину.

Я была на противоположном конце долины, пробираясь через лес, где ближайшая туристическая тропа находилась не менее чем в километре. Март в этом году выдался не по сезону теплым, поэтому мне было проще выбраться в горы.

Вэнс застыл рядом со мной и скинул с меня руку. Его челюсть сжалась.

Это напряжение означало, что в следующий раз, когда мы останемся наедине, меня ждёт лекция. За последний год я хорошо узнала этот взгляд. И лекции тоже. Но его беспокойство исходило из добрых побуждений.

— Мы все еще идем в «У Вилли» сегодня вечером? — спросила Лайла, вероятно, потому, что нарастающее напряжение ее мужа омрачало комнату и скоро люди начнут задавать вопросы.

— Мы в деле, — Элоиза прислонилась к боку Джаспера. — Мам, ты все еще готова посидеть с детьми?

— Да. Я с нетерпением ждала этого всю неделю.

— Я тоже, — сказала Лайла, встретившись с моим взглядом.

— Спасибо, — одними губами произнесла я.

Лайла чаще других приходила мне на помощь, когда речь заходила о походах.

Она, как и Вэнс, знала, что я ищу отца. И она, как и Вэнс, знала, что я не собираюсь останавливаться.

Возможно, он все еще злился, что папа напал на Лайлу. Я не могла винить его за это.

Два года назад отец испугался, когда она наткнулась на него на охоте, и он… сорвался. Он душил ее до тех пор, пока она почти не потеряла сознание, а потом отпустил.

Вэнс имел полное право злиться. Я тоже. Отец не должен был прикасаться к ней. Почему он просто не убежал? Что творилось у него в голове, что он совершил такой ужасный поступок?

Если бы я не ушла от него так внезапно, я могла бы спросить. Я могла бы убедиться, что он не находится на грани психического срыва.

Но я оставила его и теперь должна была найти его.

Лайла приняла мои вылазки. Вэнс же хотел, чтобы я жила дальше.

Он недооценивал, насколько далеко я уже продвинулась. Я возвращалась к тому, кем была раньше. Вела нормальную жизнь.

У меня была любимая работа в «Кофе у Иденов». Она оплачивала мои счета и позволяла мне иметь гибкий график, так что у меня было достаточно времени для занятий и учебы. Я делала то, что делали многие двадцатитрехлетние девушки.

Я ездила на своей машине, проводила слишком много времени за телефоном, ела много нездоровой пищи и была одержима Netflix.

В последний год мне хотелось думать, что я нашла постоянство.

По крайней мере, я гналась за ним.

Но я не отказывалась от папы.

Возможно, отпустить его было самым разумным решением. Скорее всего, это был выбор, который избавил меня от душевной боли. В какой-то мере то же самое можно сказать и о моей бесконечной влюбленности в Матео. Было ли безрассудством любить его, хотя он не проявлял ко мне ни малейшего интереса? Вроде того.

И все же я вела себя как дура.

Был шанс, что Матео никогда не заметит меня. Возможно, я всегда буду чувствовать себя ущербной и сломленной. Может быть, прошлое всегда будет для меня чем-то непреодолимым.

Может быть, никакое ожидание Матео ничего не изменит.

В глубине души я понимала, что пришло время забыть об этих чувствах. Но забыть отца?

Нет. Никогда.

Папа был моей семьей. Он нуждался во мне. Я была всем, что у него осталось, а я его бросила. Как-нибудь я исправлю эту ошибку. Я найду способ остаться в его жизни и чтобы он был в моей.

Даже если единственное место, где мы могли бы видеть друг друга, было спрятано под деревьями и безоблачным голубым небом. Даже если бы мне потребовалось десять лет, чтобы найти его. Я бы нашла его.

Он был жив.

Я не сдавалась.

Даже если в глубине души я сомневалась, не пора ли отпустить и Матео Идена, и Кормака Галлагера.

* * *

— Вера…

— Я слышала тебя, дядя Вэнс, — я слышала каждое слово из лекции, которую он читал мне последние пять минут возле женского туалета «У Вилли».

Он вздохнул и провел рукой по своей бородатой челюсти.

— Я волнуюсь за тебя.

— Тебе не нужно волноваться, — я грустно улыбнулась ему. — Я осторожна. У меня есть спрей от медведей. Я внимательна к окружающей обстановке. Я издаю звуки, когда нахожусь в подозрительных местах. Я осторожна.

— Это не… — еще один вздох. — Я знаю, что ты осторожна. Но я беспокоюсь не об этом.

— Тогда что?

— Я беспокоюсь… — он издал долгий вздох. — Я беспокоюсь, что ты его не найдешь.

Мы разделяли это беспокойство. Не то чтобы я когда-нибудь призналась в этом вслух. Вэнсу или себе.

— Я найду его.

— Может, и не найдешь.

— Но я найду.

— Малышка…

— Он обещал, — мой голос дрогнул. — Он сказал, что мы снова увидимся. Это было его обещание.

Я найду своего отца. Я буду в его жизни. Он нуждался во мне.

— Я не должна была оставлять его вот так.

Вэнс моргнул.

— Что? Ты хочешь вернуться?

— Нет. Не для того, чтобы жить там. Но все произошло слишком быстро. Ты нашел меня. Мы нашли папу. А на следующий день я уехала. Это было поспешно.

— Поспешно? Он хотел, чтобы ты уехала, Вера.

— Я знаю. И я не говорю, что жалею об этом. Но я просто… — я вздохнула. — Я найду его.

Взгляд Вэнса смягчился.

Я ненавидела нежную жалость в его взгляде. Я ненавидела его сомнения. Ненавидела, что он может быть прав.

— Я найду его, — мой подбородок дрогнул, когда я заговорила.

Выражение лица Вэнса не изменилось. Не в силах смотреть на него больше ни минуты, я проскользнула мимо него и устремилась по коридору, присоединяясь к нашей группе.

На Мэйн-стрит было всего два бара Салун «У Большого Сэма» и «Старая мельница». Они примыкали к туристической части Куинси и обслуживали посетителей, которые хотели получить «аутентичные» впечатления от Монтаны.

Салун «У Большого Сэма» был оформлен в стиле вестерн. В «Старой мельнице» царила атмосфера спортивного бара. «У Вилли» — был забегаловкой, и, по словам местных жителей, это был настоящий бар Монтаны.

Само здание было старым, темным и обшарпанным. Стены были увешаны неоновыми лампочками и пивными вывесками. На каждом столе было множество зазубрин и царапин. Не более двух стульев или табуретов подходили друг к другу, а зеркальную стену с полками для бутылок со спиртным, вероятно, не чистили уже лет десять.

Когда я пользовалась уборной, несмотря на годы, проведенные в лесу, я нависала над сиденьем унитаза. И все же, даже несмотря на затхлый запах старого пива, мне нравились эти вечера, когда Идены приезжали в город на ночные посиделки.

Сегодня я узнала множество знакомых лиц. Поскольку бар находился не на Мэйн, сюда не было такого наплыва туристов, как в изысканные заведения.

Что, похоже, вполне устраивало самого Вилли. Он стоял за барной стойкой и выглядел таким же довольным приходом клиентов, как если бы ему делали колоноскопию⁷.

Я подошла к барной стойке и подняла руку, подавая Вилли сигнал. В первый мой визит сюда я поняла, что ворчливому бармену улыбаться бесполезно, поэтому не стала беспокоиться, когда он направился в мою сторону.

Его седые брови казались еще более густыми, чем в прошлый раз, когда мы все заходили сюда выпить, а нечесаная борода была слегка подстрижена.

— Кока-колу, пожалуйста.

Вилли не кивнул и не заговорил. Он просто наполнил стакан льдом и налил в него мой напиток, пока я осматривала зал.

Грифф и Уинн всегда выбирали это место для посиделок во время редких вылазок. Именно здесь они познакомились много лет назад, и хотя Гриффин Иден выглядел как суровый ковбой, в душе он был сентиментален.

В данный момент они играли в шаффлборд ⁸у дальней стены, притворяясь, что играют, когда на самом деле флиртовали между частыми поцелуями.

Мемфис сидела рядом с Ноксом, их стулья были как можно ближе, чтобы он мог одной рукой обхватить ее плечи, а другую положить на ее круглый живот. Она была беременна третьим ребенком, на этот раз девочкой.

Мемфис была одним из наших назначенных водителей сегодня вечером.

Вторым была Элоиза. Она сидела на коленях у Джаспера, его тело прижималось к ее телу так естественно, как будто они приросли друг к другу.

Талия и Фостер держались за руки, их пальцы были переплетены.

Когда Вэнс присоединился к Лайле, они тихо беседовали, и его разочарование во мне было видно с другого конца зала. Но когда она положила руку ему на бедро, он расслабился и поцеловал ее в висок.

Пустые стулья за столом, мой и Матео, выглядели… одинокими. Печальными.

Где он был?

Я осмотрела зал и нашла его в противоположном конце бара. Он был не один.

На табурете рядом с ним сидела блондинка. Она прижалась к нему так близко, что их плечи почти соприкасались. На ее красных губах играла кокетливая улыбка.

Мое сердце дрогнуло.

Матео взболтал виски со льдом пластиковой соломинкой, прежде чем сделать глоток из стакана.

Взгляд женщины проследил за его движением, и она облизнула губы, пока он пил.

О, Боже. Мой желудок скрутило, когда Вилли поставил мою бутылку на барную стойку и поднял один палец, что обозначает один доллар.

— И ром, — пролепетала я.

Рот Вилли сжался в тонкую линию, но он сделал мне коктейль, пока я наблюдала за Матео.

Кто была эта женщина? Знал ли он ее? Когда мы пришли, ее здесь не было. Кроме нашей группы, сегодня было еще несколько посетителей: несколько пожилых пар и трое мужчин с пивными животами, сидящие за барной стойкой. Я узнала их всех по кофейне.

Но блондинка. Она была новенькой. И она была красива.

Он собирался ее подцепить? Сегодня вечером?

Когда Вилли на этот раз поднял три пальца, я достала из кармана джинсов пятидолларовую купюру, едва удостоив его взглядом, когда шлепнула ею по липкой стойке.

— Сдачу оставь себе.

Моя рука дрожала, когда я сделала большой глоток из своего стакана, кривясь от жжения алкоголя. Я сделала еще один глоток и снова взглянула на женщину. Что алкоголь, что данная сцена, причиняли мне боль.

На дрожащих ногах я отступила к столу, потягивая свой напиток, пока все остальные разговаривали и смеялись. Мое молчание осталось незамеченным. Его затмила музыка в стиле кантри, звучавшая из динамиков бара.

Пустой стул Матео был по другую сторону стола. Мы до сих пор никогда не сидели рядом друг с другом, ни у Энн и Харрисона, ни «У Вилли». Почему-то я всегда садилась рядом с Вэнсом или Лайлой. Жаль, что я не заняла тот стул.

Мой был направлен прямо на барную стойку, где разговаривали Матео и блондинка. Невозможно было не наблюдать за ними вместе.

Она рассмеялась. Он ухмыльнулся.

Я подавила рвотный позыв.

Сколько женщин он подцепил здесь? Сколько раз он приводил женщину домой от «У Вилли»?

Последний год Матео встречался то с одной, то с другой. Я знала об этом только потому, что Энн обычно была няней Алейны. Но на это можно было не обращать внимания, потому что ни одна из его спутниц никогда не приезжала на ранчо. Насколько мне известно, он не знакомил свою дочь ни с одной женщиной.

Это должно было что-то значить, верно? Что Алли знает меня. Что Алли любила меня.

Женщина наклонилась поближе, чтобы сказать ему что-то на ухо.

Я допила остатки своего напитка, залпом осушая его, пока не остался только лед. Затем вскочила со стула и направился к бару, попросив Вилли налить еще.

На этот раз ром не так сильно обжигал. Голова стала легче, конечности расслабились, и когда я села на свое место, я слишком сильно наклонилась в сторону.

— Стоп, — Вэнс поддержал меня, положив руку мне на плечо.

— Я в порядке, — я отмахнулась от него.

Это было опьянением? Я никогда раньше не была пьяна.

Мне это не нравилось.

Что, черт возьми, я делала? Я не любила пить. Если я шла в бар с Иденами или друзьями, которых я завела за последний год, я была назначенным водителем. Всегда.

Но прежде чем я успела отодвинуть свой стакан и игнорировать его до конца вечера, блондинка положила руку на бедро Матео под стойкой бара. Ее ногти скользнули по его джинсам.

В моей груди раздался крик. Я сжала губы, чтобы не дать ему вырваться наружу. Убедившись, что проглотила его, я подняла стакан и залпом допила остатки своего напитка. Кубики льда зазвенели, когда я с силой поставила его на стол.

— Вера, — Вэнс положил руку мне на запястье. — Достаточно.

Достаточно.

Он был прав, не так ли? Этого было достаточно. Этого должно было быть достаточно.

Матео никогда не будет думать обо мне иначе, чем о почетном члене семьи Иденов. Он никогда не заметит меня. Он никогда не полюбит меня.

Это было несправедливо.

Я так старалась последние два года. В мрачные дни, когда я почти теряла надежду, я продолжала идти вперед. Я так далеко зашла.

Я ждала его.

Я ждала, и ждала, и ждала.

Почему я ждала? Почему я убеждала себя, что есть хоть какой-то шанс, что он будет моим?

Папа был бы так разочарован. Ему бы не понравилось, что я ждала только для того, чтобы быть совсем… не замеченной.

Достаточно.

Да. Да, этого было достаточно.

Я вскочила со стула прежде, чем осознала, что делаю.

— Вера.

Я проигнорировала Вэнса и направилась к бару. В голове у меня все расплывалось, но шаги были на удивление уверенными, когда я шла к этой блондинке с красными губами и ногтями в тон.

Матео заметил меня первым. Он сел ровнее, отстранившись от женщины.

Она повернулась на табурете, ее улыбка сникла, когда она оглядела меня.

— Привет, Вера, — брови Матео сошлись вместе. — Ты в порядке?

— Не говори мне «Привет». И нет. Я не в порядке, — я расправила плечи. — Я не твоя сестра.

— Не моя сестра? — его лоб нахмурился. — О чем ты говоришь? Ты пьяна?

— Думаю, да, — я ненавидела, что позволила себе напиться. Ненавидела, что поступила как она. Ненавидела, что потеряла его.

Матео даже не был моим с самого начала, но я все равно его потеряла.

Я потеряла их всех.

Боже, как это больно. Когда же перестанет болеть?

— У него аллергия на моллюсков, — сказала я блондинке.

Ее брови сошлись вместе.

— А?

— Его любимый цвет — синий. Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать. Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.

Женщина посмотрела на Матео.

— У тебя есть дочь?

Он проигнорировал ее, его взгляд был прикован ко мне.

И я уставилась на него в ответ, удерживая его сапфировые глаза, когда мои собственные наполнились слезами.

— Он пилот, но больше не летает. Не знаю, почему. Он готов на все, чтобы помочь своим сестрам или братьям. Он носит коричневые ботинки с черным ремнем, хотя они не подходят друг другу.

Горло Матео дрогнуло, и что-то промелькнуло в его взгляде, но я была слишком пьяна, чтобы понять это. Может, он думал, что его коричневые ботинки и черный ремень сочетаются.

— Он жаворонок. Он пьет черный кофе. Он очень хорош в математике и может складывать числа в уме быстрее всех, кого я когда-либо встречала. Он выглядит волшебно, когда едет верхом на лошади. И свет следует за ним. Когда он рядом, всегда солнечно.

Что-то мокрое скатилось по моей щеке. Слеза. Я позволила ей расплескаться по грязному полу бара и снова переключила внимание на женщину.

Суровость и раздражение на ее лице исчезли, сменившись той самой нежной жалостью, которую дядя Вэнс дарил мне раньше. Было мучительно получать жалость от этой женщины. Этой незнакомки, которая, вероятно, проведет ночь в постели с Матео.

— Он не будет относиться к тебе, как к сломанной, даже если это так, — прошептала я, когда слезы хлынули ручьем.

— Вера, — голос Матео был хриплым, как будто ему нужно было выпить воды.

Он мог бы выпить ее, когда я закончу.

Я обогнула табуретку, проскользнув между ними. Блондинка попыталась оттолкнуть меня коленом, но я проигнорировала ее, устояв на ногах. И прежде чем Матео успел произнести хоть слово, я прижалась к его губам, удерживая эти мягкие губы в течение двух мучительных ударов сердца, прежде чем отстраниться.

Он уставился на меня, его лицо было нечитаемым.

— Мне надоело ждать, пока ты меня заметишь.

И потом я вылетела из бара и принялась бежать. И пока я мчалась по тротуарам Куинси, я спрятала свою любовь к Матео.

Я засунула ее в тот запертый сундук.

И похоронила глубоко внутри себя.

Часть II ПОСЛЕ 12. МАТЕО

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Эта фраза от Веры стала ударом ниже пояса. Каждый раз, когда я вспоминал прошлую ночь, она поражала меня сильнее всего. А может, это был поцелуй, который чуть не свалил меня с табурета.

Пальцы поднялись, собираясь коснуться моих губ, но я успел прижать руку к боку. Как получилось, что я все еще чувствовал ее губы, мягкие и сладкие, на своих?

Вера. Черт возьми.

Как давно она испытывала ко мне такие чувства? И что, черт возьми, нам теперь делать?

— Доброе утро.

Я подскочил, и обжигающий черный кофе в моей кружке пролился на мою руку.

— Прости, — мама вышла из дома, когда я вытирал ее насухо. — Думала, ты меня услышал.

Я ни черта не мог расслышать из-за громкого голоса Веры в моей голове.

Его любимый цвет — синий.

Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать.

Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.

— Ты рано встал, — сказала мама, присоединившись ко мне у перил на крыльце.

— Да, — я не спал ни минуты и окончательно бросил валяться в постели около трех.

Это утро выдалось экстремальным, но обычно я вставал рано. Как сказала Вера вчера вечером, я был жаворонком, который пил черный кофе и носил коричневые ботинки с черным ремнем, которые, очевидно, не сочетались.

Я оперся предплечьями на верхний поручень и уставился вдаль, потягивая кофе. Это была моя третья чашка. А может, и четвертая.

Деревья и луга были покрыты серебристым инеем. Слой облаков скрывал горы вдали, но солнце уже поднималось. Еще пара часов, и оно взойдет, чтобы сжечь холод.

Я смотрел на горы с самого рассвета, прокручивая в голове все, что Вера сказала прошлой ночью.

Я не твоя сестра.

Нет, она не была моей сестрой. Я никогда не воспринимал ее как сестру. Она была… Верой.

— Как все прошло «У Вилли»? — спросила мама.

Ужасно. Абсолютно чертовски ужасно.

Мама не спала, когда мы вернулись домой прошлой ночью, но в спешке, когда мы собирали спящих детей, укладывали их и грузили в автокресла, она не стала расспрашивать о баре. А если бы и спросила, я бы не знал, что сказать.

Поэтому я поцеловал ее в щеку на ночь и направился в гостевую спальню, где в переносной кроватке спала Алли. Поскольку это был ее день рождения, мы планировали переночевать у мамы с папой, чтобы они могли провести с ней время в ее особенный день.

Не то чтобы у меня было настроение праздновать.

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Я замечал Веру. Причём всегда.

Она была милой. Сильной. Иногда ее волосы растрепывались, и она так раздражалась, что загребала их в хвост с таким остервенением, что мне всегда становилось смешно. Она любила помидоры черри. Я их ненавидел, но всегда думал, что будет странно предложить ей еду со своей тарелки, потому что так поступают пары, а мы не были парой.

— Матео?

— Да?

Она подняла брови.

Точно. Ее вопрос.

— «У Вилли» было… «У Вилли». Было вкусно.

Ее глаза сузились, несомненно, учуяв ложь — мама была ищейкой, когда дело касалось нечестности ее детей. Скоро она узнает всю правду. Ни одна душа в «У Вилли» не пропустила момент, когда Вера поцеловала меня.

О блондинке, которая флиртовала со мной, я забыл, когда попытался побежать вслед за Верой, но Вэнс остановил меня убийственным взглядом, прежде чем я успел выйти на улицу. Он был единственным, кто погнался за ней.

Наверное, это было разумно. Я бы все равно не знал, что сказать.

В тот момент вечеринка умерла быстро. Без машины Лайлы у нас был только один назначенный водитель, поэтому мы втиснулись во внедорожник Мемфис. По дороге на ранчо никто не разговаривал. Ни друг с другом. Ни со мной.

Окна в лофте были темными. Вера не вернулась домой вчера вечером. Должно быть, она осталась у Вэнса и Лайлы. Все ли с ней в было в порядке?

У меня запульсировало в висках. Что за чертовщина. Неужели все знали, что она испытывает ко мне чувства? Или мы все были в неведении?

Мама посмотрела мимо меня на амбар.

— Вера хорошо провела время?

— Не очень.

Она плакала. Я довел ее до слез и не мог перестать видеть, как они текут по ее лицу.

— Что-о-о? — голубые глаза мамы расширились от понимания. — Наконец-то это случилось, не так ли?

Значит, не все были в неведении.

— Ты знала?

— Я годами наблюдала, гадая, заметишь ли ты и когда.

— Спасибо за предупреждение, — мой голос прозвучал резче, чем я предполагал.

— Мне жаль. Я никогда не знала, как сказать тебе. Думала, что это пройдет. Или что, может быть, ты тоже ее заметишь.

— Я замечал ее, мама. Но я не думал… Не знал, что она чувствует, — Вера была права. — Я не видел этого.

Мама положила руку мне на плечо.

— А теперь?

Я сделал длинный выдох, и мое дыхание вылетело белым облаком.

— Теперь прекрасно знаю.

Может быть, я пропустил это из-за Алейны. В центре моего внимания была дочь, и, конечно, я ходил на свидания. Но отношения? Я не хотел их. Не сейчас, когда я все еще пытался понять, как быть отцом-одиночкой. И уж точно не тогда, когда я разбирался со всем, что произошло с Мэдисон.

А может, я не уловил чувств Веры, потому что она была… Верой.

Никто никогда не предостерегал меня. Вэнс никогда не говорил мне держаться на расстоянии. Но были нюансы. На свадьбе Вера выглядела такой красивой, а танец с ней был лучшими пятью минутами вечера. Я хотел держать ее в своих объятиях, пока Вэнс не вмешался.

Каждый раз, когда я предлагал Вере сесть на стул рядом со своим во время семейных обедов, он просил ее сесть рядом с ним.

Без предупреждения. По крайней мере, без словесного.

Но я получал сигнал, громкий и четкий.

Знал ли он, что она чувствует?

Черт. Что, черт возьми, мне теперь делать?

Это была не просто девушка, от которой я мог бы уйти, если бы все развалилось. Вера была частью этой семьи. Трудно было вспомнить жизнь до того, как она появилась в нашей жизни.

Она обладала сдержанным чувством юмора и отпускала тихие шутки, которые никто не ценил по достоинству. Она любила добавлять в кофе молоко и сахар. Она ела картофельное пюре в чистом виде.

Она делала лучший латте в «Кофе у Иденов», даже лучше, чем Лайла. Она смотрела в окно на горы, и это выглядело так, будто она хотела быть где угодно, только не в помещении.

У нее был самый милый смех, уступающий только смеху Алейны.

Она сделала бы все для моих родителей.

Она любила мою дочь.

А также также считала себя сломленной.

Он не будет относиться к тебе, как к сломанной, даже если это так.

Она не была сломлена. Ни разу я не думал, что она была кем-то иным, кроме как сильной. Воином.

— Я не знаю, что думать и что делать, — сказал я маме. Меньше всего мне хотелось причинять Вере боль.

— Эта девочка прошла через ад, Матео.

— Я знаю, — пробормотал я.

— У меня такое чувство, что мы знаем только часть того, что произошло.

Я кивнул.

— Я также думаю.

Мама выпрямилась, повернувшись ко мне лицом и подняв подбородок.

— Я люблю ее, как родную. Ей нужна мать, и беру эту роль на себя.

Вера нуждалась в матери потому, что ее отец задушил мать после убийства ее сестер-близнецов. Затем Кормак Галлагер похитил свою старшую дочь и держал ее далеко в глуши четыре года, пока она наконец не вырвалась на свободу.

Я упустил много деталей из этой истории, но после того как она покинула отца, она появилась на пороге дома Вэнса в Айдахо. Девушка, возвращенная к жизни. Все считали, что она умерла вместе с сестрами.

То, что она пережила за эти годы. Тот кошмар, через который ей пришлось пройти. Сказать, что она прошла через ад, значит преуменьшить.

— Она когда-нибудь говорила об этом? — спросил я.

Мама покачала головой.

— Ни слова. Вначале я задавала вопросы, на которые она не отвечала. Каждый раз, когда я поднимала эту тему, она отмалчивалась. И она никогда не говорит о своем отце.

Этот сукин сын мог бы умереть медленной смертью, мне было все равно.

Кормак пытался убить Лайлу пару лет назад. Она отправилась в поход и наткнулась на него у реки. Этот ублюдок едва не задушил ее до смерти. Было просто чудом, что он передумал убивать и отпустил ее.

Мы все искали Кормака, но он ускользнул. Была ли Вера с ним тогда? Может, она ушла от него из-за того, что он сделал с Лайлой?

Вэнс наверняка знал. Лайла тоже. Но они не говорили об этом, и Вера тоже.

Вера постоянно ходила в походы. Зачем? Она искала своего отца? Что случится, если она его найдет? Сдаст ли она его властям?

— Она красивая, — сказала мама, словно открывая мне секрет.

— Может, я и забывчив, но не слепой.

Вера была красива. Я считал так с самого первого раза, когда она отважилась на семейный ужин. Будь это какая-то другая девушка, и я бы беззастенчиво бегал за ней.

Вот только она была Верой. Когда она переехала в Куинси, ей меньше всего нужен был мужчина, пускающий по ней слюни. Поэтому я просто был рядом с ней как друг. Те несколько раз, когда я с ней флиртовал, она не отвечала флиртом. Разве что…

Вера ведь знала, что я флиртовал, верно?

Я потер челюсть, щетина царапала ладонь.

— Ну и бардак.

— Ты разберешься во всем.

— Хотел бы я иметь твою уверенность, — пробормотал я.

— Я люблю тебя, Матео. И я люблю Веру. Что бы ни случилось, просто будь нежен с ее сердцем, — она повернулась и направилась в дом, оставив меня одного на холодном крыльце.

Будь нежен с ее сердцем.

— Черт. Что я делаю? — я провел рукой по волосам, когда крошечный голосок раздался из радионяни в кармане моих джинсов.

— Папа.

Я вылил остатки кофе на перила крыльца, разбрызгав его по замерзшему гравию, и пошел в спальню для гостей. Как только я открыл дверь, в воздух протянулась пара маленьких ручек.

Я подхватил Алейну и прижал ее к груди.

— С днем рождения, росточек.

Алли уткнулась лицом мне в шею.

— Ты хорошо спала? — я поцеловал ее темные волосы и наклонился, чтобы достать из кроватки ее плюшевого единорога.

Это был подарок Веры, без которого Алли редко обходилась.

Алли любила Веру. Вера любила Алли. Это было так же очевидно, как полнолуние в безоблачную ночь. И я это видел. Так почему же, черт возьми, я не замечал чувств Веры ко мне?

Мама сказала, что наблюдала за этим годами. Значит, это было с самого начала.

Если бы я не был так поглощен Алейной, я бы тоже заметил? И что бы я предпринял?

Мой желудок сжался в комок от осознания того, что именно я бы сделал. Тот мужчина, которым я был до появления дочери, не был тем, кем я являюсь сейчас.

Я бы затащил ее в постель. В какой-то момент я бы все испортил, и в итоге разбил бы ей сердце.

Забавно, что рождение дочери заставило тебя по-другому относиться к женщине, с которой ты встречался. О том, какого мужчину я хотел бы видеть для Алейны когда-нибудь в далеком-далеком будущем.

Ни одна из женщин, с которыми я встречался за последние два года, не была достаточно хороша, чтобы даже познакомиться с Алли. Я не планировал ничего делать с той блондинкой в баре, кроме как разделить с ней выпивку и позволить ей немного пофлиртовать со мной. Я всегда планировал возвращаться домой один.

Я возвращался домой один уже два года.

Вчера вечером Вера сказала той блондинке, что у меня хорошие способности к математике. Да, я был хорош в математике. Но в данный момент я бы предпочел научиться понимать женщин.

Особенно Веру Галлагер.

— Иди, — Алли указала на дверь. Ей было наплевать на мой внутренний кризис. Она хотела покинуть кроватку.

Постель была в беспорядке от моих метаний, но я проигнорировал это, решив прибраться позже, и направился на кухню.

— А вот и моя именинница, — мама протянула руки к Алли.

Алли лишь крепче прижалась к моей шее, ее ручка сжимала моё термобелье.

— Папа.

По утрам она была моей девочкой.

— Бу, — надулась мама, притворяясь обиженной. — А что, если бы я испекла блинчики? Ты бы тогда хотела ко мне на ручки больше, чем к папе?

Алли обожала мамины блинчики.

— Это должно помочь, — я выдавил из себя улыбку и скользнул на табурет у островка.

Мама занялась завтраком, и я напряг слух, чтобы не слышать звяканья сковородок и шкварчание бекона.

Если повезет, Вера скоро вернется домой, и мы сможем поговорить. Не то чтобы я имел хоть какое-то представление о том, что говорить.

Может быть, после четвертой или пятой чашки кофе я соображу.

Папа присоединился к нам через несколько минут, похлопав меня по плечу, по пути поцеловав маму. Он наполнил кружку кофе и долил в мою, а затем поиграл с Алейной в «Ку-ку»

Я как раз сажал ее в стульчик для кормления, когда снаружи послышался хруст гравия.

— Скоро вернусь, — я почувствовал мамин взгляд на своей спине, когда выбегал из дома.

Когда я открыл дверь, машина Лайлы была припаркована рядом с амбаром. Вчера вечером она ничего мне не сказала. Она просто сидела в среднем ряду внедорожника Мемфис с озабоченной складкой между бровями.

Если бы Лайла знала о влюбленности Веры, разве она бы не сказала мне?

Мама, может, и не рассказала бы, но остальные…

Лайла бы так не поступила со мной, верно? Талия или Элоиза тоже. И я должен был верить, что мои братья также.

Я трусцой спустился по ступенькам и направился к амбару, когда дверь со стороны пассажира открылась и из нее вышла Вера.

Она что-то сказала Лайле, а затем закрыла дверь.

Лайла дала задний ход, отъезжая от амбара, и остановилась, увидев меня, но я продолжал идти. Поэтому она продолжила вести машину.

— Вера, — я пробежал несколько шагов, пока она шла к боковому входу в амбар. — Подожди.

Свежий воздух всегда прочищал мне мозги. Он делал меня более находчивым. Может быть, если мы поговорим на улице, я придумаю, что сказать. Как все исправить.

При звуке моего голоса Вера замерла. Ее рука зависла в воздухе над дверной ручкой. Потребовалось три моих длинных шага, прежде чем она наконец повернулась ко мне лицом.

Выглядела она просто ужасно. На ее щеках не было румянца. В ее красивых карих глазах не было блеска. Она выглядела холодной, как утренний воздух.

В этом была полностью моя вина.

Я остановился перед ней, грудь вздымалась, пока она смотрела мимо моего плеча. Звук машины Лайлы затих вдали.

Ветерок подхватил прядь рыжих волос Веры и разметал ее по лицу. Прядь коснулась ее мягких розовых губ. Обычно ее щеки были такого же розового оттенка, но сегодня ее кожа имела бледность. Фиолетовые круги под глазами говорили о том, что прошлой ночью мы, вероятно, не могли спать одинаково долго.

Она была одета в черные леггинсы, которые обтягивали ее подтянутые ноги. Толстовка с логотипом «Кофе у Иденов», скорее всего, была позаимствована из шкафа Лайлы. Она висела на ее стройной фигуре. Она выглядела… маленькой. Слишком маленькой. Как будто часть ее тела испарилась.

Мои руки слегка приподнялись, движение было неосознанным, как будто конечности знали, что ее нужно обнять, еще до того, как это прозвучало в моей голове. Но я опустил их по бокам, мои мышцы напряглись.

Она не хотела, чтобы я прикасался к ней, не после прошлой ночи.

Ее глаза на секунду встретились с моими, прежде чем взгляд метнулся на землю.

— Может, не будем делать этого сегодня?

Ее голос. Он был таким же холодным и безжизненным, как и ее глаза.

— Ты не сломлена, — это было не то место, с которого следовало начинать. Извинения или что-то еще было бы лучше. — Все, что ты сказала прошлой ночью, было правдой. Кроме этого. Это единственное, в чем ты ошиблась.

Вера обхватила себя руками за талию, ее плечи подались вперед.

— Ты самая смелая девушка, которую я когда-либо встречал, Вера. Ты не сломлена. Когда я думаю о твоей силе… если Алли получит хотя бы часть ее, когда вырастет, я буду благодарен.

Она зажмурила глаза, ее подбородок дрожал.

— Пожалуйста, Матео.

Обычно мне нравилось, как она произносит мое имя. Но этот пустой голос. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы это прекратилось.

Я открыл рот, чтобы извиниться, но ничего не вышло. Если бы я сказал, что мне жаль, это прозвучало бы как отказ. Я не отвергал Веру.

Я не знал, что делаю, но знал, чего не делаю.

Она стояла с закрытыми глазами, а ветер играл с ее волосами. Утренний свет осветил россыпь веснушек на ее носу.

Она была прекрасна. Вера обладала красотой, которую не упустит ни одна душа.

— Поцелуешь от меня Алли на день рождения? — спросила она.

Грустная. Усталая. Смущенная. Но она все равно помнила о дне рождении Алли.

Потому что Вера любила мою дочь. Моя дочь любила Веру. Это что-то значило. Это значило все.

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Что-то сдвинулось у меня под ногами, как движущийся песок. В груди, в голове все перестроилось. Это было похоже на тасование колоды карт.

Это было раньше. Это было после.

13. ВЕРА

Когда я поднималась по лестнице в лофт, у меня свело живот. Не блевать. Не блевать.

Горячие, унизительные слезы текли по моему лицу, и никакое количество морганий не могло их остановить. По крайней мере, я не плакала перед Матео. Каким-то чудом мне удалось удержать себя в руках, пока я не проскользнула в амбар.

Сундук. Замок был открыт. Крышка открывалась.

Оцепенение от бессонной ночи прошло. Слишком много эмоций вырвалось на свободу. Они рвали мне горло, грозя задушить до смерти.

Дыши.

Я глотнула воздух, когда из моего горла вырвался всхлип. О, Боже. Меня сейчас вырвет.

Обхватив живот руками, я побежала быстрее, ворвалась в дверь лофта и побежала прямо к туалету. В моем желудке не было ничего, что могло бы вызвать рвоту, но слезы были бесконечными.

Почему я была такой жалкой? Как я могла быть такой глупой прошлой ночью?

Голова раскалывалась, мышцы болели. Неужели это похмелье?

Никогда больше. Я больше никогда не буду пить.

Ползя от унитаза к ванне, я повернула кран горячей воды на максимум. Затем скинула одежду, которую позаимствовала у Лайлы.

Брызги были еще холодными, когда я поднялась на ноги и шагнула в душ. Я стиснула зубы от боли. Мне не впервой было мыться в ледяной воде. Это был просто еще один ледяной поток.

Я скучала по отцу. Сегодня мне бы не помешали объятия.

Он бы обнял меня, даже если бы был зол на то, что я напилась. Я схватила шампунь и выплеснула его на волосы, массируя их слишком сильно и быстро. О чем, черт возьми, я думала прошлой ночью?

Я не пила. Я не хотела пить. Я не хотела превращаться в нее.

Воспоминание о ее невнятном голосе, о ее неуверенных движениях и сером, бесцветном лице заставило мой желудок сжаться. Желание вырвать на босые ноги было настолько сильным, что мне пришлось зажать рот и закрыть глаза, дыша сквозь тошноту, пока вода не стала такой горячей, что почти обжигала.

Никогда больше. Я больше никогда не буду пить.

Я смыла шампунь, и волосы рассыпались по спине. За последний год я позволила им вырасти почти до пояса. Может, мне стоит отрезать их совсем? Сделать короткую стрижку.

У вчерашней блондинки Матео были длинные волосы. Он предпочитал длинные волосы? Почему меня это интересовало?

Все было кончено. Прошлой ночью я выставила себя на посмешище своими пьяными бреднями. А потом я его поцеловала.

— Ох, — мой стон эхом отразился от стен из кремового камня.

О, Боже, этот поцелуй. Я потеряла свой чертов разум.

Я зарылась лицом в ладони, желая спрятаться от всего мира, включая Матео, с этого момента и до конца времен. Мне нужно было извиниться. Я уже должна была извиниться. Мне нужно было придумать, как сделать так, чтобы мне не было неловко, потому что встреча с ним этим утром была мучительной.

Как я смогу снова пережить семейный ужин? Утром я даже не смогла посмотреть Вэнсу в глаза.

Он нашел меня после того, как я выбежала из бара. Он поймал меня, когда я бежала по Мэйн, и приказал сесть в машину. Но кроме этого, он больше ничего не сказал. Конечно, я была слишком занята, плача на пассажирском сиденье, чтобы рассказывать о своей привязанности к его шурину.

Вэнс не сказал мне ни слова этим утром. Он не казался злым, по крайней мере, на меня. Когда я попросила подвезти меня до ранчо, Лайла вызвалась добровольно. Поездка была тихой. Неуютной. В основном, я думаю, она не знала, что сказать. Как все исправить.

Но единственным человеком, который могвсе исправить, была я сама. А сейчас это казалось невозможным.

Одна пьяная ночь, и я все испортила.

Может, я все-таки была похожа на нее?

Где был папа? Он был нужен мне сегодня. Мне нужно было посмотреть на него и вспомнить, что я его дочь. Что у меня его волосы. Его лицо. Его глаза.

А не ее.

Мне нужен был папа.

Темп принятия моего душа сменился на механический. Я быстро смыла с себя запах бара «У Вилли», затем обернула полотенце вокруг талии и подошла к шкафу. Облачившись в свой самый теплый базовый наряд, штаны с флисовой подкладкой и теплый свитер, я расчесала мокрые волосы и закрутила их в узел на затылке. Затем надела шерстяную шапку и вышла из спальни.

Мои ключи лежали рядом с учебниками и ноутбуком на кухонном столе. Я планировала сегодня готовиться к предстоящему тесту по курсу «Теория и исследование личности». Но вместо этого я взяла ключи и стащила пальто с крючка. Положив перчатки в карман, пристегнув рюкзак к плечам, я влезла в ботинки и побежала вниз по лестнице.

Лобовое стекло моей Honda покрылось тонким слоем льда, поэтому я завела двигатель и очистила его достаточно, чтобы можно было ехать, прежде чем скользнуть внутрь

Я крепко сжала руль и отказывалась смотреть на дом Энн и Харрисона — на грузовик Матео — пока ехала по дорожке.

Шоссе было пустынным, так как было слишком рано для движения в воскресенье. Я проехала по трём окружным дорогам к парковке в нескольких милях от Куинси. Как только машина была припаркована, я, не оглядываясь, пошла, скрывшись за деревьями.

Тропинки от этой стоянки не было, но я пошла по уже мне знакомой через лес.

Именно по этой тропинке я раз в месяц ездила в Куинси. Отец ждал меня в месте нашей встречи, спрятанном примерно в полумиле от дороги. Он был готов бежать, если бы нам пришлось спасаться бегством. В его рюкзаке всегда было все самое необходимое, включая нашу уменьшающуюся пачку денег.

Денег, которые он снял в банкомате, когда мы покидали Айдахо, хватило ненадолго. Когда они закончились, он ограбил сельскую заправку в Орегоне.

Полагаю, это сделало меня его соучастником, не так ли? Я была преступником поневоле.

В то время мы разбили лагерь в Каскадах, и однажды он сказал мне, что собирается на охоту. Один. До этого момента мы всегда ходили вместе.

Отец был умен в вопросах питания. Он всегда следил за тем, чтобы в нашем богатом белками рационе было достаточно жиров. Отчасти поэтому в прошлом году я хотела пройти курс диетологии, чтобы сравнить с тем, чему он меня учил.

Но как бы он ни старался, это не всегда было легко. Когда дичи было мало, а в животе бурчало, пригодилась банка бобов. Поэтому он давал мне короткий список необходимых вещей, которые я должна была купить, когда пробиралась в город.

Деньги, полученные в ту ночь, иссякли слишком быстро.

В тот день, когда отец отправился на охоту в Орегон, он вернулся с целыми карманами денег. Когда я спросила его, как он их достал, он признался, что ограбил заправку.

Мой отец был хорошим человеком. Я любила своего отца. Но он не был идеальным. И его преступления, большинство из них, сохранили мне жизнь.

У него закончились припасы? Может, он ограбил еще одну заправку, на этот раз ради еды, а не денег? Если бы я только смогла найти его, то смогла бы принести ему все, что нужно. Сейчас это было бы проще, чем раньше. Ему не придется охотиться или добывать пищу.

Если бы я только могла найти его. С ним все будет в порядке, если я найду его.

Я пробиралась мимо стволов деревьев и сквозь заросли к нашему старому месту встречи. Снег здесь еще не растаял, и за мной тянулся след.

Я вдыхала воздух, прогоняя похмелье. Когда я добралась до места нашей встречи, я сняла перчатки и закрыла рот руками. Пронзительный свист, вырвавшийся из моих губ, рикошетом разлетелся во все стороны от вечнозеленых деревьев и камней.

Затем лес поглотил его, оставив лишь тишину. В ответ не раздалось ни звука.

Я свистнула еще раз. И еще раз. И еще раз.

Каждый раз я ждала ответа.

Был ли он где-то здесь? Следит ли он за мной, чтобы убедиться, что это безопасно?

— Папа, — позвала я, и мой голос охрип. Я прочистила горло и снова закричала. — Папа!

Ветерок шелестел ветвями над моей головой. В остальном — ничего.

Конечно же ничего. Откуда ему было знать, что я здесь? Глупо было думать, что я приду сюда, а он будет просто ждать. Глупо было думать, что я найду его сегодня, когда я потратила месяцы на безуспешные поиски.

Убежище, которое мы построили как дом, больше не было. Он разобрал его полностью, от стен до потолка, до наших кроватей и стола, который он сделал в качестве прикроватной тумбочки.

От того места, где мы жили, не осталось и следа.

Все просто… исчезло.

Его не было.

Он был нужен мне сегодня. А его не было.

Потому что я оставила его одного.

— Папа! — я вложила в свой крик все, что у меня было. Я закрыла глаза, сжала кулаки и закричала. — Папа!

Ничего.

— Ты сказал, что мы еще увидимся.

Тишина.

Он был где-то там. Он должен был быть там. Он обещал, что мы еще увидимся, а мой отец выполнял свои обещания. Всегда.

Он был жив. Он жив.

— Па-па! — мой голос сорвался, когда я крикнула в последний раз, но некому было услышать мои жалкие попытки докричаться в пустоту.

Некому было смотреть, как я падаю на колени и разбиваюсь на тысячи кусочков.

К тому времени, как я добралась до машины, прошла большая часть дня. Глубокая усталость вытеснила всю грусть, которая еще оставалась в моем сердце. После нескольких часов похода и плача слезы иссякли. Когда я ехала домой, под кожей поселилось знакомое онемение.

Сердце не издало привычной трели, когда я заметила грузовик Матео, все еще припаркованный у дома Энн и Харрисона. Должно быть, они все еще празднуют день рождение Алли.

Пригласят ли меня на вечеринку по случаю ее третьего дня рождения? Или теперь все настолько запуталось, что они вычеркнули меня из своей жизни?

Стоит ли мне искать новое жилье? От одной мысли о переезде с лофта у меня все внутри переворачивалось.

Он никогда не должен был стать постоянным. Я всегда знала, что рано или поздно мне придется уехать. Но я не была готова пока что. Этот лофт был первым местом, где я почувствовала себя как дома, настоящим домом.

Я должна была все исправить.

Завтра мне предстояло встретиться с Энн и Харрисоном. Я буду страдать от последствий своего громкого, пьяного рта. Я позвоню дяде Вэнсу. Я пойду работать в «Кофе у Иденов».

Завтра.

А сегодня я просто хотела побыть одна. Хотелось съесть бутерброд с арахисовым маслом и желе, свернуться клубочком на диване и смотреть телевизор.

Но как только я припарковалась и открыла дверь машины, грубый мужской голос нарушил мои планы.

— Вера, — Матео шел от дома, засунув руки в карманы пальто. В тусклом свете он выглядел великолепно. Он не брился сегодня. Матео с дневной темной щетиной был моим любимчиком.

Мое сердце заколотилось. Черт возьми.

Почему я должна была любить его? Почему я не могу хотеть никого, кроме Матео Идена? Так было бы намного проще.

Я вздохнула, когда он остановился передо мной.

— Пожалуйста, Матео. Я не могу…

— Ты ушла. Я не хочу, чтобы ты покидала свой дом из-за того, что случилось. Несмотря ни на что, это твое место, Вера. Ты не должна уходить.

Он так хорошо умел говорить правильные вещи. Даже когда он не мог знать, что мне нужно это услышать.

— Куда ты ходила? — спросил он.

— В поход.

На его челюсти дрогнул мускул, когда он нахмурился, точно так же, как дядя Вэнс хмурился на меня после моих походов. Только Матео не знал, зачем я туда хожу.

Он верил, что отец — убийца, который держал меня в плену много лет. Что я вырвалась из пут отца. С его точки зрения, зачем мне вообще искать отца?

— Ты в порядке? — Матео наморщил лоб, изучая мое лицо.

Я пожала плечами и встретила его взгляд.

У него были самые удивительные голубые глаза. Я была рада, что они есть и у Алейны.

— Нравится ли Алли ее дракон? — на ее день рождения я купила Алли зеленого плюшевого дракона-качалку. Музыкальная мелодия играла, когда сжимали одно из его ушей.

Он кивнул.

— Она его обожает. Весь день на нём качается взад-вперед.

— Хорошо, — я принесла его после вечеринки вчера вечером, но мы торопились в «У Вилли», поэтому я не видела, как она его опробовала. Если бы я попросила, он, возможно, разрешил бы мне увидеться с ней сегодня вечером, но у меня не было сил смотреть в глаза его родителям.

Завтра. Как только смущение немного утихнет.

Я сделала шаг назад, собираясь отступить в лофт, но он остановил меня вопросом.

— Почему ты выбрала дракона, а не лошадь?

— У нее всю жизнь будут настоящие лошади, на которых она сможет кататься. Я хотела, чтобы вместо этого у нее было что-то волшебное, — волшебство детства исчезает слишком быстро.

Матео провел рукой по челюсти. Когда она упала с его лица, плечи тоже опустились.

— В баре…

— Мы можем не говорить об этом? Пожалуйста?

— Ты сказала, что я был пилотом и я больше не летаю, но ты не знаешь, почему.

Я зажала нижнюю губу между зубами, желая, чтобы где-нибудь на подъездной дорожке была дыра, в которую я могла бы заползти и спрятаться.

— Мне жаль…

— Не надо, — он поднял руку. — Не извиняйся.

— За то, что смутила тебя?

— Я не смущаюсь, Вера.

— Ну хоть один из нас, — пробормотала я.

Он глубоко вздохнул и подошел на шаг ближе. Почти слишком близко. Он стоял там и смотрел на меня сверху вниз с выражением на лице, которое я не могла толком разглядеть. Он не выглядел сердитым или расстроенным. Он просто выглядел… серьезным.

— Что? — прошептала я.

Он не ответил. Он просто продолжал смотреть.

— Я иду спать, — я сделала шаг в сторону, спеша в безопасное место.

— Вера, — позвал он.

Черт возьми. Мое тело обмякло. Мои ноги остановились. Я долго ждала, пока Матео позовет меня. После долгих месяцев сдерживаемого отчаяния я была бессильна сопротивляться.

— Да?

— Я люблю летать. Я получил лицензию, когда учился в колледже. Летал почти все время, пока учился. Я продолжал получать сертификаты, пока не стал инструктором. Мне это так понравилось, что я почти бросил школу, чтобы стать пилотом. Но к тому времени я уже потратил кучу маминых и папиных денег на свое образование. У всех остальных были дипломы. Так что я остался в школе, закончил ее и вернулся домой. У меня не было страсти к чему-то конкретному, поэтому я помогал на ранчо и в гостинице, чтобы занять себя и заработать денег. Решил убить время, прежде чем определиться с выбором карьеры.

Почему мне казалось, что никто об этом не знает? Почему он рассказывал мне?

— Через некоторое время я понял, что мне нужно искать свой собственный путь, — сказал он. — Летать — первое, что пришло мне в голову, поэтому я начал искать работу на Аляске. Нанялся пилотом, чтобы доставлять грузы в отдаленные районы штата.

— Тебе понравилось?

— Понравилось. И жить на Аляске тоже понравилось.

— Тогда почему ты уехал?

— Я скучал по дому.

Это было правдой. Но лишь отчасти. Ведь было что-то еще, не так ли? Тоска по дому, по семье — это еще не вся причина, по которой он оставил работу, которую любил.

Дело в матери Алли? Из-за нее ли он вернулся в Монтану?

— Я отправился туда в поисках чего-то и вернулся домой, когда понял, что не нашел этого, — сказал он.

— Что ты искал?

— Я не знаю, — он покачал головой. — В том-то и дело. Я даже не знаю, что я искал. У каждого здесь есть своя страсть. Для Гриффина это ранчо. У Нокса «Костяшки». Талия мечтала стать только врачом, а у Лайлы есть «Кофе у Иденов». Элоиза вкладывает всю душу в отель. Наверное, я просто ждал, когда что-то вспыхнет. Какое-то время полеты были этой искрой. Но здесь все по-другому. У меня нет причин летать. И после возвращения я как бы погрузился в свою прежнюю жизнь.

Жизнь, в которой он поддерживал всех остальных в их мечтах, забывая при этом о своих собственных.

— Чтобы летать, необязательно быть на Аляске, — сказала я. — Почему ты перестал?

— Я не хочу работать в коммерческой авиакомпании. Это означает всегда быть в разъездах. Спать в отелях вместо собственной кровати. Жить в городе, потому что это центр. Такой образ жизни не для меня. Но в Куинси не так много спроса на пилотов. Только если опрыскивать поля или работать в лесной службе в сезон пожаров. Это не невозможно, но… полеты — это хобби. Так проще.

Из-за Алли. Ведь если бы он работал на ранчо и в отеле, то мог бы быть с дочерью каждый день. Она могла бы жить в окружении бабушки и дедушки, тетушек, дядюшек и двоюродных братьев с сёстрами.

Пару лет назад он подумывал о том, чтобы вернуться на Аляску, но потом родилась Алли. Матео был пилотом. Но прежде всего он был отцом.

— Тебе стоит полетать, — сказала я. — Даже если это просто хобби.

— Ты бы пошла со мной?

У меня отпала челюсть.

— Ч-что?

— Полетели со мной. Ты когда-нибудь летала на маленьком самолете?

— Нет.

— Тогда мы полетим завтра, — он повернулся и ушел. Просто объявил, что мы летим, а потом ушел.

— Подожди. Мне завтра на работу.

— Тогда во вторник, — сказал он через плечо, продолжая идти.

Нет. Определенно не во вторник. Почему он спрашивал? Было ли это проявлением жалости ко мне? Способом загладить вину? Чтобы мы смогли забыть об этом, мне нужно было отдалиться от Матео, а не сидеть рядом с ним в самолете.

— Я не люблю летать, — Может, я и любила летать. Я никогда раньше не летала.

Он медленно развернулся, но при этом все равно продолжал идти.

— Тебе понравится.

— Матео.

— Во вторник. Я заеду за тобой в одиннадцать.

— Матео, — позвала я.

— Спокойной ночи, Вера.

Серьезно? Мне снова захотелось блевать.

Вместо этого я стояла и смотрела, как он исчезает в доме Энн и Харрисона. Затем я наклонила голову к звездам.

— Черт.

14. МАТЕО

На моем телефоне прозвенел будильник. Десять тридцать. Пора ехать. У меня было достаточно времени, чтобы убрать инструменты и доехать от отеля до ранчо.

— Матео? — позвала Элоиза.

— Я здесь, — отозвался я из номера 309.

Она нашла меня в ванной комнате, протирающим зеркало, которое я только что установил.

В течение последних трех месяцев я заменял зеркала в гостевых комнатах на более крупные, со светодиодной подсветкой. Мы приурочили эти проекты обновления к неспешным зимним месяцам, когда отель не переполнен. Оставалось четыре номера, и все было готово.

— Смотрится просто великолепно! — улыбнулась Элоиза, когда я закрыл ящик с инструментами. — Мне нравятся эти зеркала.

— Они красивые. Это была хорошая идея — поменять их местами. Дайте мне время до пятницы, тогда я закончу все остальное.

— Отлично. Спасибо.

— Пожалуйста, — я поднял свои инструменты и последовал за ней к лифтам.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказала она, протягивая листок бумаги.

— Что это?

— Форма для оформления прямого депозита. Я знаю, что всегда выписывала тебе чеки за твою работу, но, раз уж ты теперь официальный мастер по обслуживанию, думаю, так будет проще.

Подождите. Официальный мастер по обслуживанию? С каких пор я стал официальным?

Да, я часто занимался ремонтом в отеле. До рождения Алли я ещё и подменял Элоизу на стойке регистрации, если ей не хватало сотрудников. Но за последние пару лет она нашла отличных работников, и моя помощь на стойке больше не требовалась. Теперь я в основном занимался проектами, как этот с зеркалами. Я умел работать руками и не возражал против починки выдвижных ящиков или замены перегоревших ламп в светильниках.

Папа тоже помогал. Ему тоже дали форму для депозита и официальную должность?

— Заполни её, когда сможешь, — сказала она.

Я кивнул.

— Конечно.

Официальный мастер по обслуживанию. Я поморщился, когда двери лифта открылись. Элоиза ушла к стойке, а я направился убрать инструменты в подсобку.

Что я делаю?

Мне было двадцать восемь лет, и я работал на работе, которая должна была быть временной. Все началось с того, что я хотел помочь сестре, уменьшить ее стресс и немного заработать.

Нам с Алли не нужно было много денег, чтобы жить, поэтому между деньгами, которые я зарабатывал в «Элоизе», и тем, что Гриффин платил мне за работу на ранчо, у меня было достаточно средств, чтобы оплачивать продукты, бензин и другие расходы. Я даже открыл сберегательный счет для колледжа.

Работа на ранчо тоже должна была быть временной, но я занимался этим уже несколько лет. Сколько ещё я буду мастером по обслуживанию у Элоизы? Сколько ещё я буду работником на ранчо у Гриффина?

Неужели это действительно моё будущее? Неужели я действительно зря потратил свои университетские годы и часы, проведённые за штурвалом самолёта?

Обе работы давали мне гибкость, чтобы быть рядом с Алли. Мне нравилось чаще оставаться дома с ней. Самый важный официальный титул, который у меня был, — это папа. И я был для неё не только отцом. Я выполнял и роль матери. Ради этого я не мог позволить себе работу, которая требовала бы от меня постоянного присутствия.

Но что будет, когда она пойдёт в детский сад? А потом — в колледж? Неужели я всё ещё буду чинить вещи в отеле? Или ремонтировать заборы на ранчо?

«Что я делаю?» В последнее время я все чаще задаю себе этот вопрос. Конечно, было бы неплохо, если бы у меня был ответ.

Гриффину нужна была моя помощь. Элоизе тоже. Казалось нелепым заставлять их нанимать сотрудников для работы, которую я и так умею делать, и у меня есть на это время. К тому же у меня не было других дел. Я не хотел работать с восьми до пяти и иметь определенный график, который отрывал бы меня от Алли. У меня не было желания работать кассиром в банке, становиться риелтором или управлять хозяйственным магазином.

Официальный мастер по обслуживанию.

Хотелось скомкать форму для депозита и выбросить её в мусор. Вместо этого я сложил её втрое, убрал в карман и вышел из лифта.

Многие люди не любят свою работу. Не мои братья и сёстры, но многие другие люди в этом мире.

Пока я не разберусь, чего хочу, я буду официальным мастером по обслуживанию.

А если я так и не пойму, чем хочу заниматься, что ж…

Самая важная работа, которая у меня была, — это быть отцом Алли. Этого было бы достаточно.

Должно было быть.

Элоиза разговаривала по телефону, когда я проходил мимо стойки регистрации. Джаспер, сидевший рядом с ней, поднял руку в знак приветствия, пока я шёл через вестибюль.

Я кивнул в ответ, собираясь уходить, как вдруг дверь открылась.

Вэнс вошел внутрь, одетый по-рабочему, со значком и пистолетом в кобуре на поясе.

Чёрт. Судя по выражению его лица, я опоздаю за Верой.

— Привет, — сказал я.

— Есть минутка?

— Только одна. Мне нужно ехать на ранчо, — насколько он знал, я собирался забирать Алли.

Я пока сам не понимал, что происходит с Верой. И мне не хотелось, чтобы Вэнс вмешивался.

— Тогда я быстро, — он провел рукой по бороде. — Я хотел поговорить о том, что произошло в «У Вилли».

— Ты знал, что она испытывает ко мне чувства?

— Нет, я бы что-нибудь сказал.

— Что именно?

Он вздохнул.

— Наверное, держаться подальше.

Вот почему он прервал наш танец на своей свадьбе, не так ли? И почему на семейных ужинах Вэнс всегда сажал Веру на свою сторону стола.

— Дело не в тебе, — сказал он. — А в ней. Я бы не хотел, чтобы она сейчас была с кем-то. Она… другая. Она уже не та, что раньше. То, что произошло, изменило её. Она хрупкая.

В Вере не было ничего хрупкого. Пережив те ужасы, которые ей устроил отец, она, может, и изменилась. Но она не была хрупкой. Она не была сломленной.

— Это не так, Вэнс. Она не хрупкая. И, может быть, она сама бы в это поверила, если бы ты перестал обращаться с ней, как с фарфоровой куклой.

Его челюсть сжалась.

— Ты не знаешь всего, через что она прошла.

— Нет, наверное, не знаю, — когда дело касалось Веры, я многое упустил.

Пришло время наверстать упущенное.

* * *

Аэродром Куинси находился в пятнадцати милях от ранчо. Последние девять из этих пятнадцати миль Вера сидела так близко к пассажирской двери, словно подумывала о побеге через аварийный выход. Казалось, что ещё минута, и она потянет за ручку, откроет дверь и выкатится на ходу.

— Как дела в школе? — это была моя пятая попытка завязать разговор.

— Хорошо.

Хорошо. Такой же ответ, который она дала, когда я спросил, как у неё дела на работе и как ей живётся в лофте. Когда я сказал, что Алли всё ещё обожает игрушечного дракона-качалку, она ответила: «Хорошо». И когда я пообещал, что ей понравится сегодняшний полёт, она снова сказала: «Хорошо».

Я больше никогда не скажу слово «Хорошо».

— Ты ведь ходишь на три курса, верно?

Вера кивнула и придвинулась еще ближе к двери.

Ради всего святого. Неужели она теперь меня боится? Может, это была плохая идея.

Но мне просто… нужно было провести с ней время. Наедине. Потому что Вера поцеловала меня, и я не мог перестать думать об этом. Я не мог перестать думать о ней. Казалось, будто кто-то надел мне на лицо очки. И этот кто-то дал мне разрешение видеть.

Теперь я хотел узнать о Вере все, что только можно было узнать. Я хотел увидеть ее всю.

— Ясность до горизонта.

Вера оглянулась.

— Что?

Я указал на небо.

— Чтобы быть пилотом, нужно много знать о погоде. Есть разные классификации облаков, например, слоистые, кучевые или перистые. А бывают такие дни, как этот. Ни единого облачка. Безграничная видимость. Только ярко-голубое небо. Ясность до горизонта. Это лучшее время для полёта.

— Оу.

Даже прижавшись к двери, она выглядела невероятно. Ее волосы шелковистыми прядями рассыпались по плечам и каскадом спадали до талии. На солнце, пробивавшемся через лобовое стекло, веснушки на её носу стали заметнее. Мне всегда нравились веснушки.

У Веры их было не так много, как у некоторых рыжеволосых. Всего лишь несколько на носу, словно их нарисовал художник, точно расставляя каждую точку.

— Вот, — я достал из отсека консоли запасную пару солнцезащитных очков и протянул ей. — Они тебе сегодня пригодятся.

Вера внимательно посмотрела на авиаторы.

Она решила сегодня всё усложнять?

— Это просто солнцезащитные очки, Вера. Они не кусаются.

Она аккуратно взяла их из моих рук, стараясь не задеть мои пальцы. Затем развернула дужки, надела их на лицо и спрятала свои красивые карие глаза.

В груди возникло странное чувство. Что это было? Гордость? Собственничество? Что бы это ни было, мне понравилось видеть её в моих очках.

Все становилось сложнее, не так ли?

После разговора с мамой в воскресенье утром я больше не говорил с родителями о Вере. Мои братья и сестры тоже не спрашивали о нас, даже Элоиза, когда я был в отеле. Даже Вэнс дал мне время всё обдумать, но у меня оно было ограниченное. Эта передышка долго не продлится. Они захотят знать, как я собираюсь с этим справляться.

Летать. Я собирался взять Веру в небо.

Мои родители, братья и сестры давно заметили, что мои дни, посвящённые полётам, сократились. Я всё реже появлялся на аэродроме.

Они это заметили, но их это в какой-то мере не волновало. Может быть, потому, что я не показывал, как это меня тревожило.

Но не Вера. Её расстраивало, что я не летаю.

Сегодня был хороший повод снова подняться в воздух. И провести время с Верой.

Либо мы с ней преодолеем этот неловкий момент и проложим путь к новой дружбе, или всё изменится.

Может, я уже знал ответ. Может, я подозревал, к чему все идет. Но ещё не был готов признать это, даже самому себе.

Будет время всё обдумать. После этого полёта.

Плечи Веры поднимались всё выше и выше, пока мы проезжали мимо знака, указывающего на аэропорт.

— Нервничаешь?

Она прикусила нижнюю губу и едва заметно кивнула.

— Я вчера выбрался сюда, сделал несколько взлётов и посадок. Размялся. Обещаю, мы не разобьёмся.

— Дело не в этом… — Вера вздохнула. — Зачем я здесь, Матео? Не нужно меня баловать. Давай просто забудем про то, что было «У Вилли», ладно?

— А если я не хочу забывать?

Её взгляд резко метнулся к моему.

Наконец-то. Теперь я привлёк её внимание.

Хотя она и без того полностью занимала моё.

— Давай просто полетаем сегодня, — было слишком рано говорить о чем-то еще. — Думаешь, ты сможешь?

— Да, — она опустила взгляд на колени. И чуть-чуть, совсем чуть-чуть, отодвинулась от двери.

Я сбросил скорость и свернул на дорогу, ведущую к аэродрому. Грузовик подпрыгивал на неровностях асфальта. Ангары с белыми жестяными стенами и серебристыми металлическими крышами отражали яркое утреннее солнце. Вдоль взлётной полосы стояло десять зданий. Мой ангар был самым новым.

Родители уже передали нам часть наследства. Они всегда говорили, что глупо ждать своей смерти, чтобы поделиться. Они хотели видеть, как мы используем эти деньги и осуществляем свои мечты.

Все остальные вложили их в бизнес или высшее образование. После окончания колледжа я потратил свою часть на покупку самолёта и строительство ангара.

В эти дни чувство вины неразрывно связывало меня с ангаром и самолётом. Неужели я зря потратил деньги родителей? Может, стоило вложить их во что-нибудь другое?

Полеты были дорогим хобби, особенно когда колеса самолета не отрывались от земли.

По крайней мере, его стоимость выросла.

Я припарковался у ангара, вышел из грузовика и дождался, пока Вера присоединится ко мне. Затем я провёл её к двери, набрал код на сенсорной панели замка и вошёл внутрь. Датчики движения включили свет, который заиграл бликами на корпусе королевского синего и серебристого Cirrus SR22 Turbo.

— Вера, познакомься: Четыре Ноль Шесть Дельта Виски.

— Ух ты, — прошептала она.

Самолёт был не слишком большим. В зависимости от ограничений по весу, он вмещал четырёх пассажиров, а салон внутри был не больше, чем у компактного автомобиля. Но этот самолёт пролетел со мной тысячи миль.

Именно на этом самолёте я летел в ту ночь, когда мне позвонили по поводу Алейны. По поводу Мэдисон. Именно этим самолётом я привёз дочь из больницы на Аляске домой.

Пристёгнутая в автокресле рядом со мной, Алли спала весь путь, просыпаясь только во время остановок, чтобы заправить самолёт, покормить её из бутылочки и сменить подгузник.

Лишь однажды давление в ушах вызвало у неё дискомфорт, но я старался лететь на минимальной высоте, чтобы избавить её от боли. Задним числом могу сказать, что она была отличной пассажиркой. Лучше большинства взрослых.

Но тот полёт был самым изматывающим и пугающим в моей жизни. После этого мне понадобились месяцы, чтобы снова приехать на аэродром. И больше я ни разу не брал Алли с собой в полёты. Даже к ангару её не привозил.

— Здесь мило, — сказала Вера.

— Можешь взять воду из холодильника, — я указал на небольшую кухню.

Рядом с ней находилась зона отдыха с двумя кожаными диванами и журнальным столиком. В дальнем углу располагался мой кабинет. Рядом — ванная комната. Наряду с полками для хранения вещей, здесь были подсобное помещение и шкаф для чистящих средств.

Это был самый красивый ангар в округе, но последние два года им почти не пользовались. Вчера, перед тем как летать, я провёл здесь три часа, убирая пыль, которая скапливалась месяцами. Всё это время меня преследовало чувство вины.

— Проведу быструю предполётную проверку, — сказал я Вере, кивая в сторону диванов. — Дай мне минут пятнадцать, и будем готовиться к полёту.

— Хорошо, — она надвинула солнцезащитные очки на волосы и оторвала взгляд от самолета, чтобы встретиться с моим. Щёки её порозовели, оттенком почти совпадая с цветом её губ.

У Веры всегда были розовые щёки. Я думал, это естественный румянец. Но, может, всё это время это было из-за меня.

Чёрт.

Это было красиво. Она была красивой.

В моих жилах закипела кровь и устремилась прямо вниз. Чёрт. Что-то новенькое. И, честно говоря, не совсем нежелательное.

Я влип, да? По самые уши.

Соберись, Матео. Сегодня у нас полёт. Не было времени думать о розовых губах и щеках Веры или о том, как джинсы подчёркивают её стройные ноги.

Она прошла к дивану и села на мягкую кожу. А я направился к самолёту, дождавшись, пока окажусь с другой стороны, чтобы поправить себя внизу.

Я поднялся на крыло и распахнул дверь. На своём месте я включил аккумуляторы, запустив экраны, и начал проверку: от крыльев до стабилизатора, от топлива и масла до винта. Когда всё оказалось в порядке, я нажал кнопку подъёмной двери, чтобы впустить в ангар воздух и солнечный свет.

Вера поднялась с дивана, поигрывая прядью волос, то убирая её за ухо, то выпуская. Я использовал буксировочный тягач, чтобы выкатить самолёт на рулёжную дорожку. Когда он занял нужную позицию, я махнул ей рукой.

— Готова?

Она кивнула, подойдя к своей стороне самолёта.

— Поднимайся, — я указал на подножку, затем похлопал по крылу и потянул за ручку двери.

— Хорошо, — её голос дрожал, пока она поднималась мимо меня.

Аромат её волос коснулся моего носа. Сладкий, но лёгкий, напоминая цветы и свежие яблоки. Я наклонился ближе, вдыхая его.

Я совсем забыл, как сильно мне нравились её духи. Пока мы танцевали на свадьбе Вэнса и Лайлы, я несколько раз глубоко вдыхал этот аромат, удивляясь, как мог провести столько времени рядом с Верой и не заметить, как она прекрасно пахнет.

А что, если бы Вэнс тогда не прервал нас? Что, если бы у меня было больше времени утонуть в золотистых и коричных искорках её шоколадных глаз?

Что, если бы я увёл её в сторону и поцеловал?

Вэнс бы надрал мне задницу. Следующей в очереди, наверное, была бы Лайла.

Мама, может, и была понимающей в эти выходные, но тогда она бы выдала мне такой выговор, какого я не слышал в жизни.

Тогда Вера ещё недолго жила в своем лофте. Она провела на ранчо всего несколько месяцев и меньше года — в Куинси. Тогда она была более тихой. Всё ещё искала свою опору.

Если бы я тогда поцеловал Веру, моя семья бы просто взорвалась.

Может быть, я и не замечал, что Вера питает ко мне чувства, потому что не мог себе этого позволить. Тогда — точно нет.

— Что? — спросила она, румянец на её щеках стал ещё ярче.

— Ничего. Когда будешь готова.

Она поднялась на крыло, осторожно шагнув в самолёт. Устроившись на своём месте, она начала пристёгивать ремни. Я обошёл самолёт сзади, сел на своё место и тоже пристегнулся.

Костяшки пальцев Веры были почти белыми, когда она сжимала руки на коленях.

— Не нервничай.

— Легко сказать пилоту, — пробормотала она. — Ты нервничал во время своего первого полёта?

— Да.

Она надела солнцезащитные очки.

— Тогда и я имею право нервничать.

— Справедливо, — усмехнулся я и потянулся к её двери, чтобы проверить, плотно ли закрыт замок. Моя рука задела её, и по коже разлились искры, словно пляшущие огоньки.

Её дыхание сбилось.

— Просто проверяю, — пробормотал я, мой взгляд упал на её губы.

— Оу, — выдохнула она, её губы округлились, как идеальное «О».

Я никогда никого не целовал в этом самолёте. Даже Мэдисон.

Да, я влип. По уши.

Я отвел взгляд и подключил гарнитуру Веры, передав ее ей, чтобы она надела ее на уши и настроила микрофон на свой рот. Я сделал то же самое со своей гарнитурой, а затем быстро кивнул ей.

Когда она кивнула в ответ, я высунул голову наружу и крикнул «Чисто», после чего захлопнул дверь. Держа ключ в замке зажигания, я завел двигатель. Гул и вибрация наполнили салон, когда пропеллер набрал скорость.

Используя тормоза для управления, я подрулил к взлетно-посадочной полосе, быстро запустил двигатель и стал следить за показаниями приборов, украдкой поглядывая на Веру, пока я нажимал кнопки и поворачивал ручки.

Ее глаза были закрыты за солнцезащитными очками.

— Мы можем не лететь.

Я с таким нетерпением ждал этого полёта, как не ждал ни одного за последние… годы. Я не был так взволнован с тех пор, как возвращался из Аляски с Алейной. Моё сердце было настроено на этот взлёт, но если Вера решит отказаться, я сразу же развернусь.

Я был уверен: ей понравится. Стоило только нам подняться в воздух, и это зачарует её. Я бы поставил на это все свои деньги.

— Я хочу полететь, — сказала она. — Просто… у меня в животе все завязалось в узел. И я очень не хочу блевать в твоём самолете.

Я усмехнулся.

— Я бы тоже предпочел, чтобы тебя не тошнило. Но если станет плохо, пакет для таких случаев лежит сзади.

— Хорошо.

— В этом самолёте есть парашют, — я указал на красную ручку над нашими головами. — Видишь?

Она приоткрыла глаза и посмотрела вверх.

— Вижу.

— Если со мной что-то случится, бери эту ручку обеими руками и дёргай. Из отсека в задней части вылетит ракета и раскроет парашют для всего корпуса самолёта. И мы спокойно приземлимся на землю.

— Ты это придумал?

— Нет. Когда я в колледже сказал маме, что хочу стать пилотом, она залезла в Google. И велела мне сделать ей одолжение и летать на самолёте Cirrus, чтобы она могла спокойно спать по ночам.

Тело Веры слегка расслабилось.

— Мне всё равно страшно.

— Закрой глаза. Я скажу, когда их открыть.

— Спасибо, — прошептала она.

Я провел остаток инструктажа, Вера кивала, когда я подробно описывал план взлета. Когда всё было готово, я вырулил на полосу и передал радиосообщение.

— Поехали, — я выжал дроссель на полную мощность. Раз. Два. Три. Мы помчались по взлётной полосе, и, достигнув нужной скорости, я наклонил штурвал и поднял нас в воздух.

Мы парили, поднимаясь всё выше и выше. Улыбка расплылась на моём лице. Это никогда не надоедает. Этот первый взлёт, когда самолёт просто… летит. Делает то, для чего создан.

То, для чего я был создан.

После того как я сообщил о нашем вылете, я поднял самолёт на крейсерскую высоту и выровнял его. Когда под нами раскинулись горы и луга, я включил автопилот, чтобы тот держал курс, а сам смог сосредоточиться на Вере.

Её глаза, наконец, были открыты, а рот приоткрыт от изумления.

— Ну как? — спросил я.

— Это стоило того.

Слава богу.

— Куда полетим? Выбирай место.

Вера огляделась, выглянула в окно, а затем указала на снежную вершину вдалеке.

— Соболиную вершину? — уточнил я.

— Это же твоя любимая, да?

— Да, — я направил самолёт к новой цели.

— Почему она твоя любимая?

— Из-за вида. Туда непросто подняться пешком, как ты знаешь. Но с вершины открывается невероятный пейзаж, — я любил быть в воздухе, но этот вид, возможно, превосходил даже полёт.

— Примерно в полумиле за основным маршрутом есть озеро, — продолжил я. — Я обнаружил его ещё в колледже. Приехал домой на выходные, кружил над горами и заметил его. На следующий день отправился в поход, чтобы найти. С тех пор это моё любимое место. Оно уединённое. Мне нравится думать, что я единственный человек в мире, который хоть раз касался его воды.

Вера задумчиво кивнула, её взгляд был устремлён в окно.

Я сделал несколько кругов вокруг вершины, сохраняя достаточное расстояние, чтобы не подниматься выше. После этого направил самолёт вдоль гребня горного хребта.

— Хочешь попробовать? — спросил я, отключив автопилот.

— Что попробовать?

— Полетать.

— Эм… да?

— Вот это настрой, — сегодня я посадил Веру в левое кресло. Как инструктор, я мог управлять с любого места, но ученики всегда начинали с левой стороны.

Вера сглотнула и крепко схватилась за штурвал.

— И что теперь?

Я поднял обе руки.

— Ты держишь управление самолетом. Только, пожалуйста, не врежься в горы.

— Это не смешно, Матео, — ее губы сжались в тонкую линию.

— Немного смешно, — я улыбнулся. — Я подстрахую тебя. Просто пробуй.

— Мне просто… — она слегка наклонила штурвал, и крыло с её стороны поднялось, а моё опустилось. Из её красивых губ вырвался удивлённый и счастливый смех. — Боже мой, я управляю самолётом.

— Ты управляешь самолётом, Персик.

Персик? Откуда, черт возьми, это взялось? Это просто… вырвалось. Как будто я должен был называть ее Персиком уже много лет. Так же, как я начал называть Алейну — Ростком. В один день у нее не было прозвища. А на следующий — появилось. И вот теперь Вера — Персик.

Она была слишком увлечена полётом, чтобы заметить. Её лоб нахмурился от сосредоточенности. Взгляд был устремлён вперёд.

Свет, проникающий через окна, ласкал её лицо. Он нежно касался её щёк, целовал губы. Задевал пряди чистого золота в её медных волосах.

Ясность до горизонта.

Сегодня я видел всё с ясностью до горизонта.

— Ты научишь меня летать? — спросила она.

Провести с ней часы, наедине, над всем миром?

— Безусловно.

15. МАТЕО

— Ба-ба. Ди-ди, — Алейна указала пальцем через мое плечо на дом мамы и папы.

— Мы скоро навестим бабушку и дедушку, Росток. Но сначала нужно зайти к Вере.

— О, — её новое любимое слово. — Ве-ва.

Слог за слогом, с лёгкой паузой между ними. Алейна каждый день учила новые слова и пробовала новые звуки. Но её любимые имена оставались неизменными уже несколько месяцев.

Папа. Бабушка. Дедушка. И Вера.

Её ноги болтались в воздухе, пока мы входили в небольшую дверь амбара.

С каждым шагом по лестнице в лофт сердце начинало биться всё быстрее, предвкушение встречи с Верой росло.

Прошла неделя с тех пор, как я взял Веру с собой в полет. Семь дней, которые я намеренно держался на расстоянии. Эти дни были проверкой. Я хотел понять, как часто я думаю о ней. Настолько часто, что в итоге сбился со счёта.

Сегодня утром мы с Алейной съездили в город за посылкой, и на почте нас ждали её учебные материалы по пилотированию. В тот момент я решил, что достаточно этого расстояния.

Когда я постучал, в животе завязался узел. Последний раз я был так взволнован перед встречей с женщиной, ну… давно.

Раздались шаги, и дверь открылась. Глаза Веры расширились, её руки тут же начали поправлять влажные пряди волос за уши, только чтобы через мгновение снова их выпустить.

— Эм, привет.

— Привет, — чёрт. Я скучал по этому милому личику. Её кожа сияла свежестью, на щеках выступил румянец, а веснушки были как на ладони.

— Ве-ва! — Алейна рванулась вперёд, раскинув руки, чтобы Вера её подхватила.

— Привет, Мармеладка, — улыбнулась Вера, её глаза заискрились, пока она поднимала Алейну из моих рук и целовала её в щёчку. — Чем вы сегодня занимаетесь?

— Мы только что вернулись из города. Забрали посылку с почты, заглянули в кофейню позавтракать.

— Ма-ффин, — сообщила Алейна.

— Вкусно, — рассмеялась Вера, щекоча ей животик, и отступила в сторону. — Проходите.

— Спасибо, — я снял рюкзак с плеча и положил его на кухонный стол рядом с кучей учебников, ноутбуком Веры и стопкой карт.

Соболиная вершина была обведёна жёлтым маркером, вокруг нарисован больший контур.

— Что это?

— О, ничего, — Вера сложила лист пополам и отложила в сторону. — Просто изучаю маршруты для походов. Раз уж мы летали в том направлении, я подумала, что летом будет весело исследовать эту местность.

— Понял. Ну, если предупредишь заранее, я пойду с тобой. Знаю, ты ходила туда одна, но там водятся медведи, — кроме того, местность была крутая и труднопроходимая, поэтому туда редко заходили туристы. Сотовая связь там была паршивая, и, если что-то случится, я не хотел, чтобы она оказалась там одна.

Конечно, она много лет прожила в дикой природе и обладала большими навыками выживания, чем кто-либо в районе Куинси, но это не означало, что я хочу, чтобы она была одна в горах.

— Хорошо, — она кивнула, затем указала на рюкзак. — А это что?

Я расстегнул молнию и начал вытаскивать книги.

— Сегодня пришли твои материалы.

— О.

О. Не зря это было новое слово Алли. Она переняла его от Веры.

— Слишком много книг, — Вера преувеличенно хмуро посмотрела на Алли.

Всего их было шесть, каждая толще предыдущей.

— Здесь действительно много, но не пугайся. Мы всё разберём шаг за шагом.

— С чего мне начинать?

— Вот с этой, — я постучал по самой большой книге с самолётом на обложке. — Здесь собрано все, что тебе нужно знать. Остальные книги углубляются в отдельные темы. Начни с первой главы, а потом обсудим её вместе.

Вера вздохнула и скользнула взглядом по остальным книгам на столе.

— Хорошо.

— Не торопись. Если сможешь осилить по одной главе в неделю — отлично. Если нет, растянем время.

— Ладно. Когда начнём встречаться?

— Полёты будем планировать по твоему расписанию и в зависимости от погоды. А теорию можно разбирать по пятницам вечером.

Это был единственный вечер в неделю, когда Лайла гарантированно закрывала кофейню. Моя сестра оставалась допоздна, пополняя запасы, чтобы выходные проводить без работы, оставляя управление либо Вере, либо Кристал, другой баристе.

— Пятницы мне подходят.

— Не против, если будем встречаться в доме? Так у Алли будут её игрушки, и она не будет отвлекать.

Вера улыбнулась Алли и наклонилась, пока их лбы не соприкоснулись.

— Ты что, отвлекаешь?

Аллайна рассмеялась — звук был таким чистым, что это было сокровище.

Вера надула щёки, чтобы Алли могла их расплющить.

Чёрт, они так хорошо ладили. Настолько, что я замер, осознавая это. Если я всё испорчу, пострадает не только Вера. Пострадает и Алли.

Но я не мог держаться подальше. И не хотел.

Я прошёл через весь лофт к окнам гостиной. Отец вывел лошадей на пастбище вдоль гравийной дороги. Пока остальные паслись, Сатурн стоял высоко и гордо вдалеке. Его гладкая чёрная шерсть блестела в утреннем свете.

— Ты когда-нибудь каталась на лошади? — спросил я, отводя взгляд от окна.

— Нет.

— Хочешь научиться?

— Когда-нибудь, — кивнула Вера. — Твой отец предложил научить меня этим летом.

Вот уж нет. Учить её верховой езде и управлению самолётом буду я. Я хотел учить её всему. Хотел проводить с Верой больше времени.

Если бы я дал ей это время год назад, всё было бы иначе. Ну, теперь я ей его дам. Начиная с пятничных занятий в доме.

— Низ, — запротестовала Алли, и Вера поставила её на пол. Моя дочь тут же рванула к пульту от телевизора, который лежал на кофейном столике.

— Разве можно играть с пультами?

Алли полностью игнорировала меня.

— Росток, — строго произнёс я.

Вера тихо рассмеялась, проходя к большому кожаному дивану и устраиваясь в углу. Сегодня на ней был тёплый свитер бордового цвета, который делал её глаза похожими на озёра растопленного шоколада и золота. Её волосы медленно высыхали, светлея до янтарного шёлка.

Прекрасная. Просто невероятно прекрасная.

— Можно мне пульт на минутку, Мармеладка? — Вера протянула рукуладонью вверх.

Алли тут же отдала ей пульт.

— Дисси.

— Дисси? — Вера посмотрела в мою сторону.

— Дисней, — у нас дома этот канал никогда не выключается.

— Ах… — кивнула Вера, пробежавшись по меню телевизора и найдя для Алли её любимое шоу. Затем она убавила громкость и вынула батарейки из пульта, прежде чем отдать его обратно.

— Хм. Почему мне никогда не приходило в голову вынуть батарейки? Гениально.

Щёки Веры вспыхнули румянцем.

Чёрт, этот румянец. Я так по нему скучал на этой неделе. Как и по тому сладкому аромату, что пропитал лофт.

Я смотрел, не скрываясь, вбирая каждую тонкую черту её лица. Милый подбородок. Прямую линию носа. У неё самые красивые ресницы.

Вера поймала мой взгляд и посмотрела на меня искоса.

— Что?

— Ничего, — я отвёл глаза, переводя их на Алли, поглощённую мультфильмом. Моё внимание задержалось на ней секунд десять, прежде чем снова вернуться к Вере.

Она тоже смотрела на Аллайну, улыбаясь, пока та танцевала под песенку, но снова заметила мой взгляд.

— Матео, — щёки её стали ещё ярче. — Что?

— Ничего.

— Не «ничего». Ты смотришь на меня так, будто хочешь что-то сказать.

Я и правда хотел что-то сказать. Хотел сказать, что она красивая. Что мне нравится, когда её лицо чистое, и я могу видеть все её веснушки. Что я всегда думал, будто мои любимые глаза — голубые, но её богатый орехово-коричневый оттенок занял первое место.

Но она ещё не была готова это услышать. А я не был готов это сказать. Не раньше, чем пойму, как всё сделать правильно. И буду уверен, что не испорчу.

Поэтому я просто сказал: — Спасибо.

— За что?

— За то, что подтолкнула меня к полёту, — мы оба знали, что я полетел только потому, что она это инициировала. — Я скучал по этому. Больше, чем думал.

— Мне тоже понравилось.

— Ты правда хочешь научиться летать? Или просто хочешь заставить меня летать чаще?

Её губы слегка изогнулись.

— И то, и другое.

Я усмехнулся: — Хитрюга.

Вера заправила за ухо прядь влажных волос, а потом снова выпустила её.

— Ты часто так делаешь. С волосами. Заправляешь и выпускаешь. Я ещё не понял, что это значит.

Моя догадка была — это от застенчивости. Но, возможно, она просто нервничала рядом со мной.

Она отвела взгляд, уставившись на невидимую точку на полу.

— Ты ненавидишь брокколи, — сказал я. — Когда мама готовит её на ужин, ты всегда кладёшь себе пару кусочков на тарелку из вежливости, но перед каждым укусом твоя губа поджимается, или ты морщишь нос.

Насколько мне было известно, я был единственным, кто это заметил. Мама продолжала готовить брокколи.

— Твой любимый цвет — зеленый. Темно-зеленый. И ты быстро бегаешь.

Похоже, она предпочитала пешие прогулки, но я наблюдал, как она время от времени выходила на пробежку. У Веры была длинная, легкая походка. Она бегала с грацией, уверенностью и скоростью.

— Зачем ты всё это говоришь, Матео? — прошептала она.

Я мог не позволить себе переступить грань. Мог не замечать её влюблённости. Но это не значило, что я не замечал её саму. Не изучал её. Не обращал внимания.

— Иногда ты так сильно смеёшься, что начинаешь хрюкать, — сказал я. — Вместо того чтобы смутиться, ты смеёшься ещё громче. И ты не пьёшь. В тот вечер «У Вилли» я впервые видел, чтобы ты заказала в баре что-то, кроме колы.

Вера обхватила себя руками.

— Нам не нужно про это говорить. Никогда.

— Мы можем.

— Я не хочу.

— Ладно.

Она выдохнула долгий тяжёлый вздох.

— Зачем ты здесь, Матео?

Мы оба знали, что я пришёл не только для того, чтобы передать ей учебные материалы. Я мог бы оставить их и уже быть на полпути домой.

Прежде чем я успел ответить на её вопрос, прежде чем сказать, что просто хотел её увидеть, в мои голени врезался маленький человечек.

— Папа! — Алли подняла руки вверх. — Руци!

Вот и всё с мультфильмами. Я наклонился и поднял её, чтобы она могла смотреть в окно.

— Ло-ша. Там, — она указала через стекло. — Ло-ша.

— Да, это лошади.

Вера встала с дивана, приглаживая переднюю часть своего свитера. Затем прочистила горло и направилась на кухню.

— Спасибо, что принёс. Начну разбираться, как только закончу учёбу на сегодня.

Я не хотел уходить. Но она явно была готова нас проводить.

Это смущение, этот внутренний поиск равновесия происходил не только со мной. Он затрагивал и Веру. Поэтому я решил дать ей время найти свою точку опоры.

Я пересёк лофт с Алли на руках, остановился у двери и подмигнул Вере: — Увидимся в пятницу.

Она снова убрала и тут же выпустила прядь волос за ухо.

— До встречи.

16. ВЕРА

Что я здесь делаю? Я сидела неподвижно за рулем Хонды, уставившись на дом Матео.

Сколько раз я мечтала, чтобы он пригласил меня к себе? Сколько раз я фантазировала о тихих вечерах наедине в его доме? А теперь я здесь и не могу заставить себя войти.

Что происходит? С Матео все стало… странным. Это ведь, наверное, жалость, правда? Он изо всех сил старается быть добрым. Быть моим другом.

Но это не ощущается как дружба. Да, мой любимый цвет — темно-зеленый, и в этом нет ничего удивительного. Но ни один из других Иденов не замечал, что я ненавижу брокколи. Ни один из них не смотрел на меня так, как смотрел Матео в лофте в среду.

Нет, это ничего не значит. Мое воображение просто разыгралось. Слишком много лет, потраченных на то, чтобы думать о нем, привели меня к этой глупой иллюзии.

Ну и что, если он заметил про брокколи? Ну и что, если он слышал, как я хрюкаю, когда слишком сильно смеюсь?

Это ничего не значит.

Пора было забыть об этой влюбленности.

Хотя, сделать это будет непросто, учитывая, что теперь он мой инструктор по полетам. Серьезно, о чем я думала? Я должна была избегать Матео, а не приезжать к нему домой каждый пятничный вечер, чтобы изучать основы аэродинамики.

Я выполнила домашнее задание и подготовилась к сегодняшнему вечеру, но ни одно слово из всех этих книг, которые он принес в лофт, меня не трогает.

Дело ведь совсем не в том, чтобы научиться летать. Речь шла о том, чтобы найти отца.

В тот день, когда мы с Матео летали, я заметила столб дыма в лесу. Он был небольшой, почти незаметный, всего лишь белый след, поднимающийся из-за деревьев. Но этот дымок зажег во мне новую идею. Новый план.

Я могу потратить годы, блуждая по горам в поисках отца. И все это время искать совсем не там, где нужно.

Слишком много гор. Слишком много деревьев. Мы могли пройти мимо друг друга, двигаясь в противоположных направлениях, всего в ста ярдах друг от друга, и не иметь ни малейшего понятия об этом.

Мне нужна была точка фокуса. Нужно было сузить круг вариантов до мест, где он мог бы устроить лагерь. До тех мест, где отец рискнул бы развести огонь прохладным весенним утром.

Делать это пешком было слишком сложно. Но с воздуха? Возможно.

И вот я здесь, изображая интерес к учебе на пилота, якобы ради возможности летать. Матео никогда не узнает, что это всего лишь уловка, чтобы найти отца.

Я уже начала исследовать окрестности Соболиной вершины, где, насколько я могла определить, заметила тот дымок во время полета. Пока я ничего не нашла, но разбила территорию на участки и изучаю их поочередно, используя карты, которые изучала в последнее время.

Это тактика, о которой упоминал дядя Вэнс. Когда он искал отца много лет назад, он тоже использовал карты, деля их на участки, чтобы его поиски были систематичными и целенаправленными.

На данный момент я исследовала три участка. А Соболиная вершина была у меня поделена на десять. Если повезет, мы с Матео сможем совершить еще один полет. Возможно, в следующий раз я найду новую зацепку.

Но прежде чем все это произойдет, мне нужно выйти из этой машины. Почему я не могу выйти из машины?

— Вылезай из машины, — я выпрямила спину, схватила рюкзак, который лежал на переднем сиденье, и открыла дверь.

Первый вдох свежего воздуха немного успокоил мои нервы.

Сосны, земля и ветер.

Дом.

Бывали ночи, даже зимой, когда я оставляла окна лофта открытыми, чтобы вдыхать этот горный аромат.

Это был мой первый визит в дом Матео. Вчера вечером он прислал мне смс с указаниями, избавив меня от необходимости спрашивать Анну и Харрисона.

Я видела его родителей с тех пор, как мы были «У Вилли», и хотя я была уверена, что они слышали о моем пьяном позоре, они сделали вид, что ничего не знают.

Я действительно любила Анну и Харрисона.

Может, я и была трусихой, но надеялась, что нам никогда не придется об этом говорить. То же касалось и Вэнса с Лайлой, которые мастерски избегали темы «ты поцеловала Матео».

Легкий ветерок принес еще больше того невероятного аромата, и, хотя я все же выбралась из машины, я никак не могла заставить себя зайти внутрь. Вместо этого я медленно обернулась, осматривая все вокруг.

Указания Матео привели меня по извилистой тропинке через несколько гравийных дорог ранчо. По пути я проехала мимо обратной стороны хребта Индиго, известной достопримечательности Куинси, печально прославившейся из-за трагического убийства, произошедшего здесь несколько лет назад. Оттуда дорога петляла вверх по подножию гор, пока не вывела к поляне, окруженной еловыми рощами.

Бревенчатый дом гордо стоял на травяном поле. Матео недавно покосил траву — стебли были короткими и ровными. Рядом с широкой верандой аккуратно сложилась стопка ровно нарубленных дров.

Я любила ранчо. Любила вид из своего лофта. Но именно здесь я бы выбрала жить — на самом краю леса. Там, где мой задний двор — это дикая, необузданная природа.

Это был идеальный баланс уединения и удобства. До города было всего несколько минут езды. У Матео здесь были все современные удобства — водопровод, высокоскоростной интернет. Но вдали от соседей у него был покой. Настоящее убежище.

В детстве я мечтала жить в городе. Возможно, провести год или два после школы в Нью-Йорке или Сан-Франциско. Когда-нибудь я хотела бы посетить эти города. Но только как турист. Идея постоянно находиться среди толпы людей, шума и пробок вызывала у меня отвращение.

— Этот дом построил мой дядя Бриггс, — голос Матео заставил меня резко обернуться к дому. Он стоял в дверях, его широкие плечи заполняли весь дверной проем. Как долго он за мной наблюдал?

Мои щеки запылали.

Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке, когда он прислонился плечом к дверной раме.

— Ты когда-нибудь встречала Бриггса?

— Да. На свадьбе Лайлы и Вэнса.

Бриггса невозможно было не принять за Идена с его темно-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами. Хотя на свадьбе было так много Иденов — тети, дяди, кузены, — я не была уверена, как именно Бриггс вписывается в семейную картину, пока Харрисон не отвел меня в сторону, чтобы представить своего любимого брата.

Бриггс был на пять лет старше Харрисона. До того как деменция заставила его переехать, он жил на ранчо. В этом доме.

— Папа старается привозить его на ранчо раз в неделю, — сказал Матео. — Они катаются по территории или ужинают у мамы. Иногда он бывает абсолютно нормальным. А иногда путает Гриффина с папой. Тяжело видеть его таким, особенно моим родителям.

— Мне очень жаль, — сказала я, сдвинув ноги с места и направляясь к ступенькам веранды. Но когда он не двинулся, я остановилась, замерев у нижней ступени, а он продолжал смотреть куда-то в даль, поверх моей головы.

— Бриггс всегда был рядом. У него никогда не было детей, но он относился к нам, как к своим собственным. Он не пропустил ни одной футбольной игры. Когда тренер школьной баскетбольной команды ушел на пенсию и им понадобился новый помощник тренера на мой выпускной год, он вызвался. Он брал нас на охоту и рыбалку. Научил меня обращаться с лассо.

Бриггс напоминал мне Вэнса.

Моего дядю, моего защитника.

Матео мельком глянул через плечо, проверяя что-то внутри, вероятно, Алли.

— Я понимаю Бриггса. Он был старше папы и мог бы взять на себя управление ранчо или других семейных дел, но не хотел этой жизни. Ему не нравилась идея быть главным. Он был доволен работой здесь, потому что любил это. Его устраивала простая жизнь.

— Это звучит как хорошая жизнь.

— У моих братьев и сестер есть… амбиции.

— А у тебя нет? — после всего двух дней, проведенных за попытками разобраться в тех мануалах по пилотированию, я начала уважать Матео еще больше за то, что он получил лицензию пилота и при этом учился в колледже.

Матео пожал плечами.

— Это другое.

— Плохое «другое»?

— Другое «другое», — сказал он. — Иногда я чувствую давление. Как будто все ждут, кем я решу стать. И что они будут разочарованы, если я не сделаю чего-то грандиозного или смелого. Но я никогда не думал хуже о Бриггсе из-за того, что он не был главным или не управлял бизнесом. Я восхищался тем, что он знал свои сильные и слабые стороны. Черт, в большинство дней я чувствую, что больше иду по стопам Бриггса, чем папы. Он делал то, что любил. Единственные ожидания, которые у него были, — его собственные.

Он говорил так, потому что верил в это? Или потому, что хотел в это верить?

— Звучит так, будто у тебя надёжные тропы, по которым можно идти, в любом направлении.

— Да, — он слегка улыбнулся мне. — Привет.

— Привет.

— Заходи, — он оттолкнулся от рамы и подбородком показал, чтобы я следовала за ним внутрь.

Поднимаясь по ступенькам, я оказалась под навесом веранды и бросила последний взгляд на луг.

У меня тоже были хорошие тропы, по которым я могла идти. Они привели меня сюда. Даже если я никогда больше не найду отца, я всегда буду благодарна за то, что он привел меня в Монтану.

Когда я повернулась к дому, я остановилась у порога, ища глазами кнопку.

— Что ты делаешь? — спросил Матео.

— У тебя нет дверного звонка.

— Эм, нет.

— О. Алли их обожает.

Его брови сошлись.

— Да, она их любит. Так вот почему ты звонишь в звонок у мамы и папы?

— Да, — я аккуратно закрыла дверь за собой, как вдруг из гостиной раздался радостный визг.

— Ве-ва! — Алли побежала так быстро, что её ноги не успевали за телом. Она бы точно грохнулась на пол, если бы Матео не подхватил её, подбросив в воздух на секунду, а затем поймав.

— Помедленнее, Росток, — он поставил её на пол и похлопал по подгузнику, пока она снова не бросилась ко мне.

Её улыбка была заразительной, когда она влетела в мои распахнутые объятия.

— Привет, Мармеладка, — я защекотала её бока, за что сама получила ответную щекотку, а затем поцеловала в щёку. Она оказалась липкой.

На плите стояла сковорода, а весь дом пропах шалфеем и сиропом.

— У вас был завтрак на ужин?

— Па-кеки.

— Вкуснятина.

— Ты ела? — спросил Матео.

— Я перекусила сэндвичем перед уходом из кофейни, — я опустила Алли на пол, и она отправилась к куче игрушек в гостиной.

— Как прошёл день?

— Суматошно, — школа была закрыта на день повышения квалификации учителей, и кафе было заполнено подростками и их родителями. Мы с Лайлой начали в четыре утра, и весь день ощущался как бешеная гонка. Обед мы пропустили, и к моменту, когда я закончила смену, умирала с голоду. Бутерброд с ветчиной и сыром я проглотила по дороге на ранчо.

Лайла всё ещё была в кофейне, заканчивая день и готовя выпечку на выходные. Если я устала, то она будет валиться с ног, когда наконец доберётся домой.

— Хочешь воды или чего-нибудь ещё перед тем, как начнём?

— Воды, пожалуйста.

— Чувствуй себя как дома, — сказал он, кивнув на стол в столовой, а затем пошёл на кухню и открыл шкафчик.

Дом был светлым и просторным. Кухня плавно перетекала в столовую, которая соединялась с гостиной. Двери вдоль дальней стены, должно быть, вели в спальни и ванные комнаты. Дом был не очень большим, но уютным и гостеприимным.

Я села на деревянный стул у стола, достала свою книгу, а Матео поставил передо мной стакан воды. Затем он пошёл к кофейному столику и взял пульт, чтобы включить для Алли мультфильмы.

— Она сегодня не спала днём. Мы были во дворе, работали, и я потерял счёт времени. Когда мы вернулись в дом, я решил, что укладывать её уже слишком поздно. Надеюсь, она продержится ещё час, но, возможно, нам придётся сделать перерыв, чтобы я уложил её спать.

— Без проблем.

Дракон, которого я ей подарила, был повернут лицом к телевизору. Алли взобралась на него и качалась туда-сюда, энергично указывая на экран.

— Дисси.

Ее темные хвостики закручивались на концах, как волосы Матео на затылке, когда он позволял им отрасти достаточно длинными.

Матео сел рядом, стул громко заскрипел по полу.

Он выбрал место прямо рядом со мной. Не стул за углом стола. Не стул напротив.

Стул настолько близко, что от его руки исходило тепло, передаваясь моей.

Он придвинулся ближе. Ещё чуть-чуть, и наши плечи бы соприкоснулись. Этот пьянящий запах Матео — кожа, специи, ветер и земля — заполнил мои ноздри.

Сконцентрироваться было сложно уже из-за усталости после долгого дня. Но с ним, сидящим так близко и пахнущим так хорошо, это занятие будет настоящим испытанием.

— Как прошло чтение?

— Хорошо?

— Это вопрос или утверждение?

Я открыла книгу на первой главе.

— Сейчас выясним.

Плохо. Это было очень, очень плохо. Все время, которое я потратила на чтение, было потрачено впустую. Потому что через пятнадцать минут обсуждения подъемной силы и силы сопротивления колено Матео коснулось моего колена под столом, и мой мозг отключился.

— Подъёмная сила противодействует весу. А что противостоит сопротивлению? — спросил Матео, слегка поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.

Если бы я повернулась к нему, чтобы встретиться взглядом, его губы оказались бы на уровне моих глаз. Он так же сидит с другими учениками? Хотя у него, наверное, нет других учеников. Или есть? Почему он не мог просто сесть на другую сторону стола? Или хотя бы за угол?

Стоп. Какой был вопрос?

— Э-э… не знаю.

— Тяга.

Конечно, ответ был «тяга». Слово, которое в его грубом, низком голосе звучало, как намёк на секс.

— Точно, — я сглотнула. — Тяга.

Его рука потянулась к книге, чтобы перевернуть страницу, и наши предплечья соприкоснулись. От его крупной фигуры исходило тепло, обволакивая меня, как и его запах.

Глухой звук вывел меня из этого состояния.

Взгляд Матео резко метнулся к Али, которая упала со своего дракона. Он поднялся, собираясь броситься ей на помощь, но она просто встала, не отрывая глаз от телевизора, схватилась за ручку игрушки и снова забралась на неё. Он выдохнул и опустился обратно на стул.

Я воспользовалась этой паузой, чтобы сдвинуть свой стул на несколько сантиметров в сторону. Может, с таким расстоянием я смогу снова включить мозг, и Матео не подумает, что я полная дура. Может, слова вроде «тяга» перестанут заставлять меня потеть.

Но как только он сел и снова сосредоточился, он тоже передвинул свой стул. Его крепкое бедро прижалось к моему. Тепло вернулось.

Желание свернулось клубком низко в животе. Мозг снова отключился.

Я едва не застонала.

Следующий час был невыносимым. После того как я трижды подряд ответила неправильно, он достал маленькую модель самолёта с книжной полки в гостиной. Он старался объяснить движение самолёта, но разобраться в элеронах, стабилизаторе, углах атаки и срыве потока — который, оказывается, никак не связан с двигателем, — оказалось невозможным. Я не могла сосредоточиться.

— Прости, — я потёрла виски. — Обещаю, я не совсем беспомощная. Просто день был долгим, а этот материал — сложный.

— Ты справишься.

Я обмякла на стуле, и моя нога скользнула по ноге Матео. Я уже привыкла к его близости. Но когда джинсовая ткань наших брюк зашуршала, осознание снова нахлынуло.

Он был так, так близко. Почему он был так близко?

Я подняла взгляд на его лицо, ожидая увидеть профиль. Но он смотрел прямо на меня, его глаза были прикованы к моим губам. Он выглядел так, будто хотел меня поцеловать.

Сердце подскочило к горлу.

Хотел ли он меня поцеловать? Хотела ли я, чтобы он меня поцеловал?

Да. Несмотря на то, как я опозорилась в баре «У Вилли», несмотря на обещание отпустить Матео Идена, где-то глубоко в сердце я хотела, чтобы он меня поцеловал.

Есть вещи, которые невозможно удержать взаперти.

Он наклонился ближе. Голубой цвет его глаз потемнел. Его язык быстро облизнул нижнюю губу, и внизу живота зародилось пульсирующее ощущение.

Мой пульс участился, стуча в ушах.

Матео поднял руку, кончиками пальцев слегка коснувшись моих волос у виска. Его веки чуть прикрылись, дыхание мягко коснулось моей щеки.

Я не двигалась. Не дышала. Казалось, стоит мне моргнуть, и я проснусь одна в своем лофте, а этот вечер окажется лишь сном.

— Папа, мококо, — жалобно произнесла Алли, стоя рядом с Матео.

Мы тут же отпрянули друг от друга.

Он вскочил со стула и поднял Алли на руки.

Она тёрла уставшие глаза кулачками, пока он нёс её на кухню.

— Мне пора, — я запихнула книгу в рюкзак и с силой застегнула молнию. Потом резко поднялась, готовая сбежать.

Мне нужен был воздух. Нужно было пространство. Нужно было выбраться из этого дома, чтобы обдумать всё. Боже, что вообще происходит?

Он почти поцеловал меня. Он действительно собирался меня поцеловать, да?

— Прости, — Матео открыл холодильник и достал детскую поильную чашку с молоком.

Как только она взяла её в руки, Алли поднесла чашку ко рту и, прислонившись к его плечу, жадно запила молоко.

— Мне лучше её уложить, — сказал он. — Хочешь подождать? Это не займёт много времени.

— Всё нормально, — я закинула рюкзак на плечо. — Я и так устала. Мы можем продолжить в пятницу.

— Хочешь полетать на выходных?

— Я работаю.

— Хорошо. Тогда на следующей неделе?

Боже, то, как он это сказал, звучало как приглашение на свидание. Не то чтобы меня часто приглашали на свидания. Но обещание, прозвучавшее в его тоне, заставило меня вздрогнуть.

— Конечно.

Обычно я целовала Алли в щёку перед уходом, но сейчас я была так сбита с толку из-за Матео, что не могла позволить себе приблизиться к нему. На этом этапе даже дружеское объятие окончательно лишило бы меня рассудка.

— Спокойной ночи.

— Вера, — остановил он меня, как только я открыла дверь.

Ночной воздух должен был охладить моё лицо, но взгляд Матео был настолько пронзительным, что пот выступил на висках.

— Да?

— Я вижу тебя.

Моё сердце замерло, а рука соскользнула с дверной ручки.

Это сон. Это просто сон. Всё в этом вечере было таким… необычным. Это точно сон.

— Не всегда, — сказала я.

Он сократил расстояние между нами, всё ещё держая Алли на руках, прижавшуюся к его широкой груди.

— Всегда.

Матео свободной рукой распахнул дверь шире. Затем заправил прядь моих волос за ухо. И через мгновение снова её выпустил.

Когда я подняла взгляд на него, я утонула в сапфирово-голубых глазах. На этой земле не было человека с глазами, как у Матео Идена. Ни у его родителей. Ни у его братьев и сестёр. Даже у его дочери.

— Я вижу тебя, Вера.

Эмоции распирали мою грудь так сильно, что я не могла дышать. Как долго я этого ждала? Мечтала об этом? Годы. Я должна была знать, что сказать и что делать. Вместо этого я развернулась к двери.

И скрылась в чёрной ночи.

17. МАТЕО

Вера сморщила нос, входя в дом.

— Знаю, — поднял я руку. — Это ужасно.

Каждое окно в доме было распахнуто, как и дверь. По дому гулял ветерок, но едкий запах ужина — напрочь сгоревшего — всё ещё висел в воздухе.

— Что ты пытался приготовить? — Вера поставила свой рюкзак на столешницу, а затем подошла к раковине, заглядывая через моё плечо на сковороду, замоченную в пене.

— Гриль-сэндвич с ветчиной и сыром.

— О, — она сжала губы, пытаясь сдержать улыбку. — Ты сжёг гриль-сэндвич с ветчиной и сыром?

— Кажется, это новый рекорд, — ответил я, вспоминая, как однажды превратил куриные наггетсы в хоккейные шайбы, потому что разогревал их в микроволновке три минуты вместо тридцати секунд.

— Что случилось?

— Одна сторона вышла идеальной, — ответил я, что делало всё это ещё более болезненным. Она была хрустящей и золотисто-коричневой. — Я перевернул его, но Алли срочно надо было поменять подгузник. Поэтому я выключил конфорку, чтобы позаботиться о ней. Подумал, что пока мы в её комнате, сэндвич дойдёт. Выхожу, а конфорка на полную мощность.

Покойся с миром, маленький сэндвич.

— О, — из её губ вырвался смешок. Она прикрыла рот рукой, пытаясь его сдержать, но это было бесполезно. Она разразилась истерическим смехом, так сильно смеялась, что даже хрюкнула.

Этот хрюкающий, такой милый звук, сделал мою кулинарную неудачу оправданной.

— Я не очень хорошо готовлю, — признался я.

— Это я слышала, — ответила она. — Твоя мама сказала, что ей больше не нужно беспокоиться об Элоизе, потому что Джаспер готовит. Но она упоминала, и не раз, что если бы не бутерброды с арахисовым маслом и сухие завтраки, Алли могла бы умереть с голоду.

— Спасибо, мама, — пробормотал я. — Это было жестоко.

— Но разве она не права? — Вера выгнула бровь и посмотрела на стульчик Алли, где моя дочь ложкой ела хлопья, а молоко стекало у неё по подбородку.

— Справедливое замечание. Ты голодна? Я могу приготовить тебе хлопья. И бросаю тебе вызов: найди кого-то, кто лучше меня соблюдает соотношение хлопьев и молока.

— Спасибо, я не голодна, — рассмеялась Вера, её глаза искрились.

Черт, она была потрясающей. Я наклонился ближе, словно её смех притягивал меня. Мой взгляд опустился на её идеальные губы, и, хотя я говорил себе не лезть и сосредоточиться на учебе, я хотел поцеловать её.

Я хотел тот самый поцелуй, который чуть не случился в прошлую пятницу.

Улыбка Веры дрогнула, и она опустила подбородок, словно знала, о чём я думаю, и мысленно выставила мне стоп-сигнал. Она прочистила горло и обошла меня, стараясь держаться на расстоянии, прежде чем присоединилась к Алли за обеденным столом.

Мы не общались с прошлого раза. Я несколько раз бывал у родителей, но машины Веры не было на её привычном месте у амбара.

Я скучал по ней. Прошла всего неделя, но, стоило ей появиться, напряжение начало покидать мои плечи.

Особенно учитывая, что я боялся, что она вообще не придёт.

После недели размышлений о нашем первом занятии я мог признать, что, возможно, был слишком настойчив. Но, в своё оправдание, держать дистанцию от Веры становилось почти невозможно. Слишком много лет я оставался на своей стороне черты.

Тот поцелуй, который она подарила мне «У Вилли», оказался не просто открытием. Это было разрешение.

Черта исчезла.

Здесь определённо было что-то, что стоило изучить, и я не собирался упускать этот шанс.

— Как прошла неделя? — спросил я, неся её рюкзак и присаживаясь за стол.

— Хорошо. Работала. Много готовилась к предстоящим тестам. А у тебя?

— Занятно. Большую часть недели помогал Гриффину перестраивать загоны у него дома. У Алли был приём у врача с Талией. Вчера пару часов летал.

— Ты летал?

— Да.

— Я рада, — на её лице появилась гордость. Она должна была гордиться. Я полетел для себя, но сделал это благодаря ей.

— Готова? — я похлопал по её рюкзаку.

Вера остановилась за стулом во главе стола. Это было одно из двух мест, где я не мог сесть рядом с ней.

Ну, это меня явно не устраивало. Мне нравилось сидеть настолько близко, чтобы наши бедра соприкасались. Я хотел, чтобы пряди её шелковистого хвоста время от времени касались моей руки. Я гораздо больше предпочитал вдыхать её сладкий аромат, чем запах моего сгоревшего ужина.

Она выдвинула стул и села, придвинув к себе рюкзак.

Пока она расстёгивала молнию, я подтащил свой стул. И сел прямо рядом с ней.

— Что ты… — она подняла глаза к потолку, словно молча молилась о терпении. — Матео.

— Так удобнее.

— Учиться удобнее, если ты сидишь прямо на мне? — она бросила взгляд вниз, на наши колени, которые едва не касались друг друга.

— Я не люблю читать вверх ногами.

— Тебе вообще ничего читать не нужно. Ты и так всё знаешь.

— Мне нравится следить за материалом.

Её ноздри раздулись.

— Ты всегда был таким упрямым? Или я просто не замечала этого?

— Ты не замечала.

— Ладно, — она с раздражением открыла книгу, закатив глаза.

Где бы она ни прятала эту язвительность последние пару лет, я был рад видеть, как она расцветает.

Прошло меньше пяти минут, прежде чем наши колени соприкоснулись. Каждый раз, когда они соприкасались, она отстранялась. Затем, спустя несколько минут, она расслаблялась и теряла бдительность. Мы снова соприкасались. Этот танец повторялся снова и снова.

— Всеее! — заявила Алли, доев свои хлопья, и подняла руки.

— Молодец, Росток, — я дал Вере передышку и поднял Алли из её стульчика, быстро вытер лицо, а затем убрал беспорядок с подноса. Потом включил ей диснеевский мультфильм и отпустил играть в гостиной, а сам вернулся к своему стулу.

В тот момент, когда я сел, спина Веры напряглась. Она выглядела так же напряжённо, как дерево под её задом.

— Вера, расслабься.

— Не могу, — она фыркнула. — Ты меня теснишь. Я не могу сосредоточиться, когда ты так близко.

Я придвинулся ещё ближе.

— Матео, — она толкнула меня локтем и спрятала лицо в ладонях. — Ты меня сбиваешь с толку.

— В вопросах обледенения карбюратора? — поддразнил я.

Она убрала руки и тяжело вздохнула.

— Матео.

— Ты запуталась, — я начал поправлять прядь её волос, то заправляя её за ухо, то снова выпуская. — Мне казалось, я предельно ясно всё дал понять.

— Для меня — нет.

Иногда я забывал, что она так долго жила вдали от мира. Что она пропустила последний год в школе и студенческие годы — те годы, когда я столько же времени уделял изучению женщин, сколько сельскому хозяйству или пилотированию. То, что для меня было очевидным, возможно, нужно было повторить, подчеркнуть несколько раз, чтобы она это по-настоящему поняла.

— Это свидание, — заявил я.

— Но мы учимся.

— Это учебное свидание. И скоро я хочу пригласить тебя на ужин. И в кино. И на кофе. Я хочу встречаться с тобой, Вера. Хочу проводить с тобой время.

И я хотел её поцеловать.

Она открыла рот, потом закрыла. Снова открыла. Затем её плечи поникли.

— Я не знаю, как к этому относиться. Это… странно. Я всё испортила в баре.

— Нет, не испортила.

Она посмотрела на меня с недоверием.

— Ты всё прояснила. И если тебе станет легче, я тоже не совсем уверен, как с этим быть.

Мои единственные серьёзные отношения были с Мэдисон. И они закончились оглушительным крахом.

— Мы найдём свой путь вместе, — пообещал я, а затем постучал по её учебнику. — Но сначала нам нужно узнать об обледенении карбюратора.

— Ладно, — вздохнула она.

Против всех моих инстинктов, следующие полчаса, пока мы занимались, я держал своё колено подальше от её. Мы сделаем это медленно. Настолько медленно, насколько ей нужно.

— Ве-ва, — подбежала Алли с розовым пластиковым молотком. — Смоли.

— О, мне так нравится твой молоток, — захлопала в ладоши Вера, затем позволила Алли ударить молотком по столу, чтобы доказать, что он работает.

Пока я на этой неделе помогал Гриффину с загонами, Алли брала с собой игрушки, чтобы играть с кузенами. Мама приезжала помогать, так как Уинн была на работе. Она купила для каждого ребёнка игрушечные наборы инструментов. С тех пор Алли была неразлучна с этим молотком.

Она снова стукнула им по столу, как раз когда ее рот растянулся в зевоте.

Я взглянул на часы на плите. Уже пора спать. Это учебное свидание закончилось слишком быстро.

Мы могли бы немного оттянуть её сон, но Алли вела себя лучше, если следовать распорядку.

— Пора купаться, — сказал я. — Ты подождёшь?

Вера коснулась пряди волос Алли, выбившейся из хвостика.

— Конечно.

— Давай, Росток. Время для ванны.

— Не хочу в ванну! — молоток упал на пол, а Алли понеслась в гостиную, пытаясь спрятаться за диваном.

— Алейна.

— Не.

Я тяжело выдохнул.

В последнее время это была наша еженочная битва. Примерно четыре месяца назад Алли начала сопротивляться купанию. Почему — понятия не имею. Она извивалась, пиналась и плакала. Это стало такой проблемой, что мама даже перестала пытаться купать Али, когда мы оставались у родителей на ночь.

Идея принять ванну просто выводила мою дочь из себя. Но сама ванна? Ей всё нравилось. Как только я, наконец, усаживал её в воду, она была в восторге. Она плескалась и играла, как будто это её любимое занятие в мире.

Двухлетки. Они вообще не поддаются логике.

— Она будет кричать, — предупредил я Веру, затем направился в ванную, чтобы включить воду. Я добавил побольше пены, надеясь, что это хоть немного сгладит ту истерику, которая нас ждёт.

Вернувшись в гостиную, я выпрямил плечи, готовясь к противостоянию, но застыл.

Вера сидела на коленях на полу рядом с Алли, помогая ей снять одежду. Никаких криков. Никаких попыток вырваться.

— Возьмём твой молоток в ванну?

— Да! — Алли, оставшись только в подгузнике, побежала за своей игрушкой, а потом понеслась с ней в ванную.

Кто этот ребёнок? Потому что это явно не моя дочь.

— Тебе придётся приходить каждый вечер, чтобы помогать с купанием, — сказал я Вере.

Она хихикнула, собрав одежду Алли и вставая с пола.

— Папа! — позвала Али. — Пузыки!

— Сейчас вернусь, — я подмигнул Вере и отправился купать Алли. Прежде чем скрыться в ванной, я оглянулся через плечо.

И заметил, как Вера смотрит на мой зад.

Чёрт, как же мне это понравилось. Мне нравился этот флирт и поддразнивания. Нравились мимолётные прикосновения и украдкой брошенные взгляды. Нравилось это напряжение, нарастающее между нами.

Это было совсем не похоже на мой опыт с другими женщинами. Секс всегда был целью. Легкий трах, чтобы снять напряжение. Прыгая сразу в постель я никогда не находил времени на то, чтобы оценить эти сдержанные моменты.

Просто находиться с Верой в одной комнате стало для меня уроком прелюдии.

Впервые в жизни мне захотелось растянуть это удовольствие. Насладиться им.

Когда я добрался до ванной, Алли уже стаскивала с себя подгузник. Я схватил его у неё и усадил её в воду, стараясь как можно быстрее помыть её и вымыть ей волосы.

— Пора выходить.

— Нет! — закричала она, когда я открыл слив. — Ещё пузыки.

— Всё, закончили.

— Нет, — она брыкалась, когда я вытаскивал ее из ванны, ее кожа была скользкой, но я крепко держал ее за туловище, усаживая на коврик и заворачивая в полотенце с капюшоном в виде единорога.

Её надутый вид был таким милым. Когда-нибудь она начнёт использовать это против меня, да? Мне уже становилось всё сложнее говорить ей «нет».

— Иди к Вере.

Надутое выражение сменилось широкой улыбкой. Алли выбежала из комнаты, её босые ножки хлопали по деревянному полу.

— Ве-ва!

— Мармеладка.

Я вытер пол и зашёл в комнату Алли, чтобы достать пижаму из комода. С чистым подгузником и фиолетовым комбинезоном в руках я нашёл Алли на коленях у Веры. Они обе уютно устроились на диване, обнимаясь.

— Давай переоденемся, Росточек.

Алли ещё сильнее прижалась к плечу Веры.

— Хочешь, я помогу? — спросила Вера, протягивая руку за пижамой.

Алли не сопротивлялась Вере. Нет, с тем, с кем она больше всего любила спорить, был я.

Пока они справлялись с подгузником и одеждой, я достал из холодильника поильник с молоком.

Обычно я укладывал Алли на кресле-качалке в её комнате, обнимал её, пока она не засыпала, а потом осторожно перекладывал её в кровать и тихо выходил. Но сейчас она с Верой выглядели вместе так идеально, что я не захотел их разлучать. Я выключил основной свет, оставив один в кухне, и присоединился к ним на диване.

— Что будем смотреть? — спросил я, взяв пульт с кофейного столика.

— Дисси? — спросила Вера, уголок её губ слегка приподнялся.

— Не Дисси.

Алли тихо хныкнула, когда я переключил её мультфильм, но она уже начинала уставать, и под нежные движения Вериных пальцев, перебирающих её влажные волосы, её глаза начали закрываться.

Я выбрал случайный фильм на Netflix, который уже видел и знал, что он не был насильственным, затем убавил громкость. Моя рука лежала на спинке дивана, а пальцы потянулись к кончикам хвостика Веры.

Она позволила мне закрутить прядь вокруг пальца. Ещё одна победа.

Через десять минут после начала фильма Алли перебралась ко мне на колени, положила щёку на моё плечо и зевнула.

Моя девочка любила спорить и проверять меня на прочность, но я мог по пальцам пересчитать, сколько раз она засыпала не на моей груди.

— Спокойной ночи, Росточек, — я поцеловал её в волосы, когда она снова зевнула.

Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы уснуть.

— Мне пора идти, — прошептала Вера.

Но я не был готов к ее уходу, пока не готов. Поэтому я взял хвост в свои пальцы и подтянул его настолько, что она не могла встать.

— Ты уже видела этот фильм?

— Нет. Но…

— Учебное свидание. Кино-свидание, — на этот раз я потянул её волосы в свою сторону, пока она не поняла намёк и не придвинулась ближе.

Она вздохнула, прижимаясь к моему боку.

— Только пообещай, что ужин будет в ресторане.

Я усмехнулся.

— Пойдём в «Костяшки».

На её губах была улыбка, и такая красивая, что мне захотелось её поцеловать.

— Вера, — я говорил низко, мягко, привлекая её внимание от экрана.

— Что?

— Я хочу тебя поцеловать.

Её карие глаза широко распахнулись, а губы слегка разошлись.

— Скажи мне «да». Скажи, что ты хочешь моих губ так же сильно, как я хочу твоих.

— Я… — её дыхание прервалось. — Да.

Чёрт, слава богу. Я наклонился, готовый взять тот поцелуй, о котором мечтал всю неделю.

Алли пошевелилась, её колено ударило прямо в пах.

— Ох… — я скривился, сдвинув её подальше. Чёрт побери. Эти жёсткие маленькие колени.

Теперь не только мой член ныл — и не в хорошем смысле, — но и момент был разрушен.

— Тебе лучше уложить её спать, — сказала Вера, поднимая свой рюкзак со стола.

Чёрт. Так близко.

С Алли на руках я прошёлся по дому, закрывая окна — запах гари уже исчез. Затем встретил Веру у двери.

— На следующей неделе? — я поднес руку к её щеке, большим пальцем поглаживая её веснушки.

Она кивнула и повернулась к двери, но в следующий миг резко обернулась. Прежде чем я понял, что происходит, она встала на носочки и прижалась губами к уголку моих губ.

А затем убежала.

Она всегда убегала.

Но, по крайней мере, в этот раз она сначала меня поцеловала.

18. ВЕРА

Дождь моросил сквозь просветы между деревьями. Горы окутывал туман, а с полей моей шляпы стекала вода. Пальто и одежда промокли до нитки.

Я бродила по Соболиной вершине уже несколько часов, пытаясь найти хоть какие-то следы отца. Но не было ничего. Ни ловушек на животных. Ни обугленных остатков костра. Ни следов на мокрой земле.

Ни отца.

Но я продолжала идти, продолжала искать. Он должен быть где-то здесь.

Монотонный шум дождя заглушал все звуки. Если он поблизости, он наверняка нашёл укрытие. Место, где можно остаться сухим. Это всегда было одним из его самых важных правил: оставаться сухим, быть в тепле, иметь воду. День или два человек может прожить с пустым желудком, но пока мы сухие, тёплые и с водой, мы выживем.

Он выживет.

Он жив.

На такой высоте в горах должна быть какая-то пещера или что-то подобное. Вряд ли отец стал бы строить убежище. Хижина, которую он построил много лет назад, была скорее для меня, чем для него, чтобы я не спала каждую ночь прямо на земле.

Я закатала рукав пальто и взглянула на часы.

— Чёрт.

Если я собираюсь успеть вернуться к машине и вовремя доехать до Матео на наше пятничное учебное свидание, мне нужно возвращаться сейчас.

— А-а-а! — волна злости поднялась внутри меня. Я нагнулась, подняла сосновую шишку и бросила её в ближайшее дерево.

Он где-то здесь. Я знала это глубоко внутри. Он здесь. Почему я не могу его найти? Почему он не может найти меня?

Он должен знать, что я его ищу. Что я хочу снова его увидеть.

С каждой вылазкой я оставляю следы. У меня нет причин скрывать своё присутствие, поэтому я и не пытаюсь. Следы на земле. Круг из камней. Моё имя, выложенное палками с датой. Каждый поход за эти два года я оставляла метки.

Да, горы огромны. Наши шансы встретиться — ничтожно малы. Но если я ищу его, а он ищет меня, это должно случиться. Когда-нибудь это просто обязано случиться, правда?

Отец наверняка следит за входами на тропы. Это самое логичное место для меня, чтобы начать. Так что для нашей встречи вопрос лишь в правильном времени и настойчивости.

Я провела бесчисленные часы, изучая карты этой местности. Работала по частям, исследуя участок за участком. Я прошла каждую местную тропу минимум трижды.

Если я просто буду продолжать, если буду упорно идти вперёд, я его найду.

Я должна его найти.

Если только…

Что если он уже нашёл меня? Что если он видел, как я оставляю эти знаки? А что если он специально держится на расстоянии?

Я замерла, не дыша.

Он прячется от меня?

Нет. Я отказывалась в это верить. Он бы не стал меня игнорировать. Или всё-таки стал?

— Папа! — мой голос отразился от деревьев, но вскоре растворился в равномерном шорохе дождя.

Я звала его каждый раз, когда выходила на поиски. Кричала, пока не охрипла, надеясь, что мой голос долетит до него. Если я закричу достаточно громко, он придёт.

— Кормакк Галлагер!

Где-то вдалеке каркнула ворона, но больше не было ни звука. Никто не ответил.

— Если ты меня видишь, тебе лучше выйти сюда! — я с трудом подавила желание топнуть ногой, как ребёнок. — Папа!

Но в ответ звучало только эхо моего разбитого сердца.

Я повернулась, опустила голову, чтобы смотреть под ноги, и отправилась обратно к машине. Руки и ноги дрожали, когда я села за руль, каждая мышца в теле ныла от усталости. Я сняла пальто и бросила его на заднее сиденье вместе с шляпой. Волосы насквозь промокли. Джинсы тоже. Пальцы ног почти онемели и неприятно сжимались в мокрых носках и ботинках.

Неужели все эти поиски бессмысленны? Неужели я изнуряю себя зря?

Я всё это делала, исходя из предположения, что папа хочет, чтобы его нашли. Что если я ошибалась? Что если он изначально не собирался видеть меня снова?

В носу защипало, грозясь выплеснуться в слёзы. Я завела машину, включив обогрев на полную мощность. Дворники разгоняли капли дождя по стеклу, оставляя разводы.

Я ненавидела бури, но, по крайней мере, это был просто дождь.

Уже была половина шестого, и времени заехать домой, чтобы принять горячий душ, до встречи с Матео не оставалось. Поэтому, когда я выехала спарковки, направилась прямо к его дому. Рюкзак с учебниками лежал в багажнике.

Кроме пары сообщений, чтобы подтвердить наши планы на вечер, мы с Матео не разговаривали всю неделю. Мы перескакивали с пятницы на пятницу.

Дни между нашими встречами давали мне время подумать. После стольких лет ожидания и безответной влюбленности было неожиданно трудно поверить, что я ему действительно нравлюсь.

Почему я поцеловала его на прошлой неделе? Мне следовало подождать. Надо было дать ему возможность поцеловать меня. Но я поступила импульсивно, потому что…

Я не уверена почему. Может, всё на самом деле было не так уж и сложно. Мне просто хотелось его поцеловать, вот я и поцеловала. А потом вылетела из его дома пулей.

Без сомнений, я делала всё неправильно. Как обычные женщины добиваются мужчин? Каково это вообще — быть нормальной?

Нормальность казалась такой же недосягаемой, как и мой отец.

Дорога к его дому была грязной и скользкой. Даже при полностью включённом обогреве мои промокшие насквозь вещи не могли высохнуть.

Последнее, чего я хотела, — это заниматься учёбой. Но соблазн провести время с Матео был слишком велик. Поэтому я припарковалась рядом с его грузовиком, взяла рюкзак и направилась к двери.

Она открылась раньше, чем я успела постучать.

Матео выглядел так же великолепно, как всегда, в чёрной футболке с длинным рукавом. Рукава были закатаны, обнажая его сильные предплечья. Его джинсы были выцветшими и потёртыми, мягкими от многолетних стирок. А на ногах у него не было обуви. Это становилось моей любимой деталью во время наших встреч. На прошлой неделе он тоже был босиком, и это придавало нашим визитам особую интимность. Я приходила в его дом, где он ходил босиком.

— Привет, — сказал Матео, прищурившись, пока разглядывал мою одежду.

— Я была в походе, — пожала я плечами. — На улице мокро.

— Да ну? — он чуть дольше, чем нужно, всматривался в моё лицо. — А какая у тебя погода?

— Эм, дождливо?

— Нет, здесь, — он постучал пальцем по моему виску. — Какая у тебя погода внутри? Ты выглядишь расстроенной.

— О, — я надеялась, что он ничего не заметит. Какие у меня были варианты? Пасмурно, переменная облачность, ясно и солнечно? Последний вариант точно не про меня. — Думаю… немного пасмурно.

Он хмыкнул.

— Что случилось?

— Ничего, — всё. И даже больше. Но сейчас я не могла это объяснить.

— Ты можешь рассказать мне.

Не об этом.

— Это был просто долгий день. Я потеряла счёт времени.

— Где ты ходила?

Ох, ему это точно не понравится.

— На Соболиную вершину.

— Одна? Ты же обещала мне позвонить.

— Со мной всё в порядке. Промокла, но цела. Волноваться не о чем.

Его лицо стало жёстче, но вместо того чтобы прочитать мне лекцию, как сделал бы дядя Вэнс, он кивком подозвал меня внутрь.

В доме пахло древесным лаком и средством для чистки стёкол.

— Снимай ботинки, — сказал Матео, закрывая дверь. — Потом иди за мной.

Я наклонилась, чтобы развязать мокрые шнурки.

— Где Алли?

Её игрушки были убраны в корзины и ящики, а не разбросаны по всему полу.

— Росток! — позвал Матео. — Вера пришла.

— Ве-ва! — этот радостный визг был музыкой для моих ушей. Она выскочила из своей комнаты в розовом супергеройском плаще. Алли было всё равно, что я промокла насквозь. Она с визгом бросилась ко мне в объятия.

— Привет, Мармеладка, — я поцеловала её в щёку, а потом поставила на пол, чтобы не замочить её одежду. — Чем занимаешься?

— Куки.

— Куки? — я подняла глаза на Матео, ожидая объяснений.

— Куклы.

— А, куклы — это весело.

— Пошли, — она взяла меня за руку и потащила через дом в свою комнату.

Когда Матео к нам присоединился, он принёс серые спортивные штаны и белую футболку.

— Надень это.

— Думаю, я скоро высохну.

— Ты оставляешь лужи на полу.

— Нет, я… — чёрт, рядом с подолом моих штанов действительно была крошечная лужа. — Извини.

Он рассмеялся.

— Иди переоденься, Персик

Персик. Это уже второй раз, когда он назвал меня этим прозвищем. Мне оно очень нравилось.

Я взяла одежду и поспешила в ванную Алли, сменив мокрые вещи на сухие и собрав волосы в небрежный пучок.

Штаны были огромными, собираясь у меня на щиколотках. Я дважды завернула пояс после того, как затянула шнурок. Футболка была словно палатка, её рукава свисали ниже локтей, но хлопок был тёплым, будто вещи только что достали из сушилки. Может, Матео занимался стиркой вместе с уборкой. Аромат кондиционера для белья и его собственный запах стали бальзамом для моей измученной души.

Тучи начали рассеиваться.

Когда я вернулась в гостиную, Алли бросила своих кукол и опрокинула корзину с игрушками, рассыпав кубики и мячики рядом с журнальным столиком.

— Лучше? — спросил Матео, когда я подошла к нему на кухне.

— Да, спасибо.

Он шагнул ближе и поднял руку к моему лицу. Его большой палец скользнул по моему подбородку.

— Настроена на учебу?

— Честно? Нет.

— Тогда давай завтра слетаем вместо этого?

— У меня работа в полдень.

— Встретимся в девять. Надеюсь, погода улучшится. А сегодня просто устроим обычный пятничный вечер. Хорошо?

Обычный. Да, я действительно хотела чего-то обычного.

— Хорошо.

— Голодная?

— Умираю с голоду. Я бы даже съела сгоревший сэндвич с ветчиной и сыром.

— Я купил замороженную пиццу. Надеюсь, она переживет духовку без происшествий.

— Я люблю пиццу, — призналась я. Это была единственная еда, по которой я по-настоящему скучала все эти годы в лесу. Я не думала о чизбургерах, тако или спагетти с фрикадельками. Но пицца… Я четыре года мечтала о пицце.

— Пепперони с оливками. Это же твоя любимая, верно?

— Откуда ты… — как он мог это знать?

— Всякий раз, когда мы едим пиццу у мамы с папой, ты берешь кусок и отбираешь все начинки, кроме пепперони и оливок, — Матео открыл холодильник и достал пиццу с пепперони. Затем он достал из шкафа банку нарезанных оливок.

Меня так захлестнули эмоции, что захотелось либо закричать, либо разрыдаться. Это было слишком. Сегодняшний день был слишком. Я злилась на своего отца. Я была разочарована в себе. Я была глупо счастлива от того, что Матео знает мои любимые начинки для пиццы.

Это было слишком. Я не могла рассказать никому о папе. Я не знала, что думать о Матео. Единственные подруги, с которыми я могла бы поговорить, были его сестры. Все эти чувства бурлили, словно собственный шторм, обрушиваясь тяжелыми потоками, и, не находя выхода, они проявились в виде слез.

Не плачь. Не в присутствии Матео. Не здесь. Но мой подбородок задрожал. Жжение в носу превратилось в огонь. Я сжала глаза, чтобы ни одна слеза не успела вырваться.

Не плачь, Вера.

Большие руки обхватили мои бедра. Затем мои ноги оторвались от пола, и я полетела.

— Чт…? — выдохнула я, мои глаза распахнулись.

Матео опустил меня на кухонный стол с легким стуком.

— Сделай вдох, Вера.

Я попыталась наполнить легкие, но воздух застрял в горле.

Матео взял мой подбородок в руку, удерживая мой взгляд.

— Дыши.

Мой вдох был обжигающим. Но я дышала.

— Тебе не нужно говорить сейчас, — произнес он. — Но когда будешь готова, ты можешь поговорить со мной.

Нет, не могла. Если я даже слегка приоткрою крышку этой коробки, если выпущу хотя бы немного боли, она разобьет меня на тысячу осколков. Кроме того, он не мог знать секреты о папе.

— Пицца, — сказал он. — Согласна?

Я смогла кивнуть.

Он провел ладонью по моей щеке, мягко улыбнулся, а затем поднял меня с кухонного стола.

— Иди отдохни.

Я поплелась в гостиную, придерживая штанины слишком больших штанов, и свернулась в углу дивана, наблюдая за Алли.

Она вытащила розовую коробку с кубиками Lego из своей игрушечной корзины и принесла мне, уронив прямо на колени.

— Собе-им, Ве-ва.

— Что мы будем строить?

Алли задумчиво постучала пальцем по подбородку. Это она переняла у дедушки Харрисона, и это было самым милым, что я когда-либо видела.

— Дом? — предложила я. — Или поезд?

— Поед.

— Хороший выбор, — я открыла крышку и достала детали, чтобы собрать поезд с алфавитом.

Матео накрыл на стол и налил нам по стакану ледяной воды. Ароматы пепперони, томатного соуса и выпекающегося теста наполнили комнату, пока пицца готовилась. Когда все было готово, мы втроем сели за стол, ели простой ужин и вели обычный разговор о работе на ранчо. Мы смотрели, как очаровательная девочка устраивает беспорядок с пиццей и оливками, которые она пыталась проткнуть пальцем.

Я помогла Алли подготовиться к ванне и стояла у двери ванной, пока он мыл ей волосы. Алли раздавала ему указания, а он позволял ей командовать.

Матео всегда был завораживающим. Но они вдвоем? Это была настоящая магия.

Когда она была уже в лавандовой пижамке и готова ко сну, он посмотрел на меня пристально.

— Не уходи.

Это не было просьбой.

Он исчез в комнате Алли, чтобы убаюкать ее, а я осталась в гостиной.

Я попыталась сесть на диван, но легкое волнение в животе не давало мне покоя, поэтому я начала убирать игрушки.

Матео появился, когда я стояла на коленях у журнального столика, разбирая поезд из Лего.

— Она уснула? — мой голос звучал прерывисто, сердце бешено колотилось. Поцелует ли он меня сегодня? Что ещё он задумал?

И только теперь до меня дошло, как близко мы были к его спальне.

Он согнул палец, подзывая меня, пока шёл ко мне.

Он согнул чёртов палец.

Это было настолько неожиданно, настолько невероятно горячо, что у меня отвисла челюсть. По спине пробежал дрожащий холодок.

— Встань.

Я не могла встать. Я едва могла дышать.

Матео протянул руку. Как только моя ладонь коснулась его, по моему предплечью побежали искры. Он рывком поднял меня на ноги, положив руки мне на плечи и сокращая расстояние между нами.

Моя грудь касалась его, а соски напряглись сквозь лифчик.

— На прошлой неделе ты поцеловала меня.

Я сглотнула.

— Прости?

— О, ты должна извиниться, — его пальцы скользнули в волосы у моих висков. — Ведь ты поцеловала меня раньше, чем я успел ответить.

— Ах… — о Боже.

— Ах… — на его лице появилась улыбка, пока он наклонялся ближе. — Теперь моя очередь.

Матео накрыл мои губы своими, поглотив мой вздох. Он тихо замурлыкал, и этот низкий, дурманящий, греховный звук заставил моё тело буквально растечься. Если бы не его крепкий захват, я бы рухнула на колени.

Я растаяла в его объятиях, тихо всхлипывая, когда его язык скользнул по моей нижней губе. Он заставил меня открыть рот, и, как только я это сделала, его язык лениво обвил мой. Его вкус был пряным, мужским и невероятным.

Мои руки легли ему на грудь, сжимая ткань рубашки.

Его руки сомкнулись вокруг меня, притягивая ближе, его тело, твёрдое и сильное, словно обвило меня своим теплом.

Я приподнялась на цыпочки, обвив руками его шею, словно цепляясь за него. Наши языки переплетались и соперничали. Он прикусывал мои губы, втягивал их в себя, пока я не застонала.

Этот поцелуй был лучше всего, что я могла себе представить. Все те ночи, когда я думала, каким будет поцелуй с Матео? Мечты не могли сравниться с реальностью.

Я хотела забраться внутрь него и больше не выходить. Мир за пределами нас исчез. Сначала он стал размытым, цвета смешались и закружились, а затем исчезли совсем.

Не было страха. Не было боли.

Это было так приятно — не беспокоиться, не страдать, не думать. Это было как отключение от всего, кроме Матео. Освобождение было таким же захватывающим, как его губы.

Он наклонился и накрыл моё лицо своими губами, углубляя поцелуй, исследуя каждый уголок моего рта. Он рычал в губы, а вибрации его груди заставляли меня вздрагивать.

Огонь пробежал по моим венам. Пульсация между ног была почти невыносимой. Ещё. Мне нужно было больше. Я ослабила объятия вокруг его плеч, чтобы дотянуться до подола его футболки, схватила её и потянула вверх по его рёбрам, а затем провела пальцами по его животу. Мои пальцы скользили по твёрдым линиям его пресса. Боже, как мне хотелось снять эту футболку. Я хотела увидеть его, целиком.

Моя рука скользнула выше, приподнимая футболку, и я провела пальцами по его ребрам. Но не успела я добраться до его груди, как он отстранился.

— Чёрт, Вера, — его дыхание было таким же прерывистым, как и моё. Его горло вздрагивало, когда его взгляд встретился с моим. Затем он сделал шаг назад.

Моё сердце остановилось, когда он поправил свою футболку.

Это всё? Мы остановились? Все, что исчезло во время поцелуя, нахлынуло с новой силой. Оцепенение исчезло.

— Я обещал тебе не спешить, — сказал он.

— Я никогда не просила тебя о подобном, —

— Я не… Я не… — он провёл рукой по своим волосам. — Я хочу сделать все правильно. Для твоего первого раза.

Моего первого раза? О, он думал, что я девственница. С учётом моей истории, это имело смысл.

— Это не будет моим первым разом.

У меня был парень в старшей школе, и я потеряла девственность с ним, когда мне было шестнадцать. Сет Хендрикс.

Что делает Сет сейчас? Работает ли он или учится? Он был милым и нежным. Скучным. Когда Сет целовал меня, мир не исчезал.

Сегодня вечером мне нужно было, чтобы мир исчез. Мне нужно было, чтобы Матео снова поцеловал меня.

— Принято к сведению, — челюсть Матео напряглась. Что это значило? Он ревновал? Был разочарован? — Я все еще думаю, что нам не стоит торопиться.

Не торопиться звучало как отказ. Не торопиться звучало как жалость.

Я прошла мимо него в ванную, заперев дверь.

С неуклюжими пальцами я переоделась в свои сухие вещи. Только джинсы все еще были мокрыми и было трудно натянуть их на ноги. Мой свитер был холодным и пах дождем и грязью. Я не стала надевать носки.

Запихнув их в карман, я вышла из ванной и обнаружила, что Матео ждал.

Его руки были уперты в бедра.

— Лучше разворачивайся и надевай обратно сухую одежду. Ты не убежишь отсюда так. Не снова.

Ему нужно было бы забаррикадировать дверь, чтобы остановить меня. Вид на его лице говорил, что он может это сделать.

Мы молча смотрели друг на друга, как на поле битвы. Могу ли я опередить его и добраться до двери? Я быстра, но, вероятно, не настолько.

— Папа! — раздался тонкий голос за закрытой дверью Алли. Эта милая девочка пришла мне на помощь.

— Чёрт, — его ноздри раздулись, и он поднял палец. — Не уходи.

Я осталась на месте, пока он не пересек порог комнаты Алли. Затем я рванула к двери, схватив свои ботинки. С мокрыми носками, которые промокли внутри, я выскользнула из двери.

И поехала домой одна. Чтобы страдать в тишине.

В одиночестве.

19. МАТЕО

Я едва сдержался, чтобы не сорвать дверь в «Кофе у Иденов» с петель. Колокольчик, весело звенящий над головой, раздражал до чертиков. Как и улыбка моей сестры, которая меня ждала. Даже запах корицы и сахара не мог подсластить мое настроение.

Один взгляд на мое кислое лицо, и Лайла выпрямилась за стойкой.

— Привет, — протянула она. — Тяжелый день?

Я указал на коридор, ведущий на кухню.

— Вера там?

— Нет, — ее брови сошлись на переносице. — Она сегодня позвонила, сказала, что больна.

— Чёрт, — я провел рукой по лицу. Да уж, как будто она действительно больна.

— Что происходит? — спросила Лайла.

— Она должна была встретиться со мной на аэродроме этим утром. Но так и не пришла, — я прождал час, отправлял ей сообщения, звонил, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Потом понял, что она просто меня продинамила.

Я убил три часа, убирая ангар и пытаясь унять злость перед тем, как пойти искать Веру в кафе. Ангар сиял чистотой. Но я все равно был чертовски зол. Я был зол с тех пор, как Вера прошлой ночью ушла из дома.

Я спустил все на тормозах после того поцелуя, а теперь оказался плохим парнем? Нет. Черт возьми, нет. Она не имеет права продолжать убегать от меня. Избегать меня. Динамить меня.

Особенно после того поцелуя.

Это было переломным моментом. Теперь все стало другим.

Между нами было не просто что-то. Между нами было что-то судьбоносное. И химия? Это было что-то за пределами моего понимания. С того самого момента, как мой язык коснулся Вериных губ, как я почувствовал их сладкий вкус, я оказался на крючке. Нет ни единого шанса, что я теперь ее отпущу.

Понимает ли она, как тяжело мне было остановить тот поцелуй? Каждая клетка моего тела требовала забрать ее к себе в спальню и любить до самого рассвета.

Но на этот раз я чертовски твердо решил не портить все сексом.

И, похоже, это сделало меня мудаком.

— Алло, Мэтти, вернись на Землю, — щелчок пальцев Лайлы перед моим лицом вывел меня из задумчивости. — Что происходит?

— Ничего. Мне просто нужно поговорить с Верой.

— Похоже, это не просто «ничего», — она вздохнула. — Я изо всех сил стараюсь не вмешиваться и не спрашивать о той ночи в баре «У Вилли».

То есть либо я сейчас всё расскажу, либо она всё равно спросит. Чудом мне удавалось избегать обсуждения той ночи с кем-либо, кроме мамы и короткого предупреждения Вэнса в гостинице. Судя по выражению лица Лайлы, это чудо собиралось закончиться быстро и решительно. Ну что ж, лучше сразу покончить с этим.

— Давай, вмешивайся.

Лайла грустно улыбнулась.

— Никто из нас не догадывался, что она так к тебе относится. Думаю, я должна перед тобой извиниться. Предупредила бы, если бы знала.

— Не извиняйся, — отмахнулся я. — Мы просто проводим время вместе. Я учу её летать.

— О, — удивление мелькнуло в её голубых глазах. — Она об этом не упоминала.

— Это случилось вот-вот.

— Ты считаешь, это разумно? Учить её? Я не хочу, чтобы она зря надеялась.

— Я не учу её летать из чувства вины, Лайла, — резко сказал я. — Она попросила. Я согласился.

— Ладно, — подняла она руку. — Больше не буду вмешиваться. Я вовсе не имела в виду, что ты мог бы быть с ней грубым или недобрым. Просто… я её люблю. И то, через что она прошла… это ужасно.

— Да, это так, — кивнул я. — Но ей не нужна твоя жалость. И моя тоже. Дело совсем не в этом.

— А в чём тогда?

— Она мне нравится, — признался я.

— Правда? — Лайла улыбнулась так широко, что я чуть не закатил глаза. — Серьёзно?

— Да. Серьёзно. Она… Вера.

Я хочу её.

И я хочу, чтобы мы оба прошли через это, не навредив друг другу.

— Я не знаю, что будет дальше, — сказал я Лайле. — Просто дай мне время во всём разобраться.

Мы с Верой сейчас явно не на одной волне, а если добавить сюда мою семью, всё станет ещё хуже.

— Хорошо, — кивнула она.

— Спасибо.

В дверь вошел еще один покупатель, и я отступил в сторону.

— Ладно, я не буду отвлекать, возвращайся к работе.

— Ты мог бы остаться. Посидели бы, поболтали.

— Мне нужно забрать Алейну, — солгал я. На самом деле мама была с ней и говорила, чтобы я не спешил возвращаться, потому что хотела провести с внучкой побольше времени.

Помахав рукой, я вышел из кафе и направился к своему пикапу.

Здания из красного кирпича казались ярче, их водосточные трубы были полны. Деревья расцвели от воды, их листья блестели и зеленели. Шины заскрипели по тротуару, когда я направился вниз по Мэйн, и я открыл окно.

Свежий запах дождя всегда был одним из моих любимых, но, как и уборка в ангаре, он ничуть не улучшил мое настроение. Когда я свернул с шоссе и проехал под аркой ранчо, мои руки по-прежнему мертвой хваткой сжимали руль.

Мое раздражение достигло пика, когда я остановился у дома родителей. Место для парковки рядом с амбаром — место Веры — было пустым.

— Заболела, да? — пробормотал я с сарказмом, скрежеща зубами, прежде чем заглушить двигатель. Затем я слишком сильно хлопнул дверью и направился к крыльцу родителей.

Я уже шагнул внутрь, когда вспомнил, что Вера говорила про дверной звонок. Так что я вернулся на крыльцо и нажал кнопку.

Маленькие ножки застучали по полу внутри. Алли прибежала из-за угла, а мама шла за ней следом.

— Папа! — улыбка Алли была как радуга сквозь облака, и впервые за несколько часов я тоже улыбнулся.

— Привет, Росточек, — я подхватил её на руки. — Как прошло утро?

— Отлично, — ответила мама вместо неё. — Как полёт?

— Я не летал. Вера, ну… отменила встречу.

— Правда? Она ушла рано утром. Я думала, она направляется к тебе.

— Нет, — буркнул я.

Мама была единственной, кто знал, что я провожу время с Верой. Я попросил её никому не говорить. У нашей семьи не принято было хранить секреты, но мама была как сейф. Если просишь её держать что-то в тайне, она хранит это под замком.

— Спасибо, что присмотрела за Алли.

— Конечно. Ты точно забираешь её домой? Только что звонила Элоиза, кажется, в библиотеке проводят чтение сказок. Она собиралась взять Офелию и спросила, хочет ли Алейна пойти с ними.

— У меня совсем нет сил идти на чтение сказок, мама.

— О, не тебе. Мне. Всё равно нужно в город — заехать в магазин. Алли может пойти со мной.

— Ты уверена?

Она кивнула: — Твой отец уехал к Гриффину на весь день. Мы сходим в город. Похоже, тебе нужно немного времени для себя. Прокатись куда-нибудь. Твой отец недавно перевёл Сатурна, Нептуна и Марса на маленькое пастбище, думал поехать покататься, если погода улучшится. Может, дождь прекратится.

Даже если нет, хорошая скачка звучала как отличная идея.

— Договорились.

Я помог загрузить Алли в свой пикап, позволив маме взять его вместо того, чтобы переставлять детское кресло в её «Эскалейд». Когда они уехали, я направился к конюшне.

Сатурн был не слишком доволен, когда я поймал его с поводком и увёл в стойло. Он не любил быть вдали от друзей. Но как только я вскочил в седло и вывел его из манежа, он сразу оживился.

Моя лошадь любила друзей, но ещё больше она любила бегать.

Я дал ему свободу, не ставя себе никакой конкретной цели, и отправился в долгую прогулку через луга и мимо высоких деревьев. Когда мы вернулись в конюшню, верх моей куртки и джинсов был насквозь мокрым. Дождь ослабел, но полностью не прекратился.

Я чувствовал себя измотанным — и из-за поездки, и из-за бессонной ночи. Всё, чего мне хотелось, — это горячий душ и тёплая еда. Настроение немного улучшилось. Не идеально, но лучше.

— Спасибо, дружище, — я провёл рукой по носу Сатурна, отпуская его обратно на пастбище к остальным. Затем я убрал амуницию и выключил свет в конюшне.

Звук колёс по гравию раздался, когда я дошёл до двери.

Хонда Веры медленно въехала на место рядом с амбаром. Если бы мой грузовик стоял возле дома родителей, она бы вообще сюда приехала?

Я решительным шагом направился в сторону амбара, ощущая, как раздражение с новой силой накатывает. Похоже, поездка на лошади особо не помогла.

— Вера! — резко окликнул я, как только она вышла из машины.

Она тут же повернула голову в мою сторону.

Одного взгляда на её покрасневшие глаза хватило, чтобы у меня свело живот.

— Что случилось?

Неужели сегодня что-то случилось? Она действительно заболела?

Она выглядела так же, как и я — измученной дождём и уставшей. От её одежды и волос пахло хвоей и землёй. Хорошо, значит, она не была в больнице. Опять отправилась в поход, да?

Что-то случилось на тропе? Слишком близкая встреча с животным или ещё что-то?

— Что произошло?

— Ничего, — ответила она, её голос дрожал, словно слёзы были на подходе. Она захлопнула дверцу машины и направилась к амбару.

— Вера, — я пошёл за ней. Не дам ей снова убежать. — Чёрт возьми, что происходит?

— Прости, я просто не хотела летать сегодня, — пробормотала она и начала подниматься в свою комнату в лофте.

Я держался рядом, боясь, что она оступится и упадёт.

В её движениях была какая-то измождённость, тяжесть, которой я раньше не замечал. Будто она из последних сил держала голову высоко и заставляла себя двигаться вперёд.

Добравшись до двери, она опустила плечи. Она смотрела на ручку так, словно не могла найти в себе силы, чтобы повернуть её.

— Я открою, — сказал я, скользнув за её спину, положив руку на её поясницу и открыв дверь. Потом шагнул внутрь следом за ней. — Вера, поговори со мной.

— Всё нормально, — пожала она плечами. — Просто пасмурный день.

— Почему?

— Я ходила в поход.

— Что-то случилось?

— Нет.

Я посмотрел ей прямо в глаза: — Не ври мне.

Она опустила подбородок.

— Эй, — я подошёл ближе и расстегнул молнию на её куртке. Сняв её, я стянул свою и скинул обе вещи с глухим стуком на пол. Затем я осторожно поднял её лицо за подбородок.

Отчаяние в её глазах резануло мне по сердцу.

Знала ли она, как сильно я готов стараться, чтобы больше никогда не видеть этот взгляд?

— Это из-за вчерашнего?

Она пожала плечами.

— То есть и да, и нет?

— И да, и нет.

— Что я могу сделать?

Снова пожимает плечами.

— Персик, ну дай мне хоть какую-то подсказку, — я провёл ладонью по её щеке, запуская пальцы в её волосы. Она, похоже, носила шапку сегодня, потому что влажными были только кончики.

— Почему ты называешь меня Персиком? — спросила она.

Значит, она заметила. Она не отреагировала, когда я сказал это прошлой ночью. Я думал, что либо она не услышала, либо ей не понравилось.

Я провёл пальцами по её волосам.

— Потому что твои волосы напоминают мне спелый персик в жаркий летний день. Потому что ты сладкая. И потому что это мой любимый фрукт.

— Нет, это не так. Ты больше любишь клубнику.

— Уже не клубнику, — прошептал я, наклоняясь и целуя её.

Она погрузилась в поцелуй, словно каждый мускул ее тела мгновенно расслабился. Словно мир за пределами нас просто исчез.

Я хмыкнул и провел языком по ее нижней губе, проверяя и пробуя на вкус. Затем я погрузился глубже: ее мягкие губы и сладкий вкус были как в раю.

Как и прошлой ночью, мне потребовалось усилие, чтобы оторваться от неё. Но я держал её лицо в руках и прижался к ней лбом. Когда я открыл глаза, её глаза были уже открыты.

— Почему ты ушла прошлой ночью?

— Ты оттолкнул меня.

Я моргнул. Оттолкнул её?

— Я остановил нас, прежде чем мы зашли слишком далеко.

— Слишком далеко? — её глаза сузились, и она вырвалась из моих объятий. — Я два года пыталась найти «нормальность», Матео. Я хочу, чтобы люди обращались со мной так, как раньше. Я хочу быть тем человеком, кем я была раньше, но это кажется невозможным. Если бы не всё дерьмо в моей жизни, ты бы реально остановился? Я хочу забыть. Я хочу… тебя. Но если ты не будешь ходить вокруг меня на цыпочках. Если ты не будешь обращаться со мной как с хрупким предметом.

Тот укол боли в её красивых глазах был как пощёчина. Она думала, что я остановился, потому что жалел ее.

К черту это. Я сократил расстояние между нами, взяв ее лицо в свои руки. Затем я поцеловал ее. Крепко. Я завладел ее ртом и прижался к ней всем телом, чтобы она почувствовала, как сильно я ее хочу.

Она застонала, когда мое возбуждение уперлось ей в бедро. Когда я оторвался от ее рта, у нас обоих перехватило дыхание.

— Я хочу тебя. Так сильно, что не могу думать. Но я не хочу всё испортить. Я не хочу, чтобы секс был всем, что у нас есть. Я не хочу проснуться утром в постели и услышать от тебя, что всё было весело, но отношения — это не то, что тебе нужно. Что те месяцы, что мы были вместе, ничего не значат. И я не хочу уйти и через девять месяцев узнать, что у меня есть дочь, о которой мне никто никогда не собирался сказать. Вот почему я остановил поцелуй прошлой ночью.

Цвет сошёл с её лица, когда слова вырвались из моих уст.

— О.

— Да, — пробормотал я. — О.

20. ВЕРА

Сегодняшний день был тяжелым.

Онемение распространилось по всему телу. Кожа, мышцы, кости — всё онемело. Даже горячий душ не помог избавиться от него. Это началось несколько часов назад, как только Матео ушел. Будто он забрал все мои эмоции, запихнул их в карман и унёс с собой, когда вышел из моей квартиры. С каждой минутой это чувство уходило все дальше. Все глубже.

Пока наконец не осталось ничего.

Я сидела на диване, обняв колени, уже довольно долго. Я даже не поворачивала голову, чтобы посмотреть на часы. Просто сидела и надеялась, что это оцепенение исчезнет.

Какое глупое желание.

Без этого онемения я бы только страдала.

Мне следовало пожелать чего-то другого, например, волшебного кристалла, который загорается красным и предупреждает о таких днях, как сегодня.

Днях, которые оставляют шрамы.

Сегодня я нашла отца. Ну, вроде как.

И единственным человеком, которому я хотела рассказать, человеком, который мог бы помочь мне разобраться в том, что произошло во время моего похода, был Матео. Но он никогда не должен был узнать.

Может быть, я сама навлекла на себя этот ужасный день, когда бросила его на аэродроме утром. Карма больно ударила меня за это.

Мой поход с самого начала был обречён на провал. Я уехала с ранчо, солгав, что больна и не выйду на работу — я никогда прежде не брала больничный, и ложь сразу же сжала мой желудок узлом. Но после отказа Матео — или того, что я приняла за отказ, — мне нужен был воздух. Мне нужно было больше пространства.

Мне нужен был мой отец.

Или хотя бы надежда, что я смогу снова его увидеть.

Поэтому я отправилась в горы продолжить свои поиски.

Я не ожидала найти его. Может, именно поэтому сегодняшний день оказался таким другим. Я ушла из дома, думая, что просто вырежу своё имя на стволе дерева с сегодняшней датой — и на этом всё закончится.

Я шла, пока не почувствовала голод, который заставил меня остановиться на обед. Я быстро съела два протеиновых батончика, а затем нашла подходящее дерево — без свисающих веток, которые могли бы помешать резьбе. Достав карманный нож и раскрыв лезвие, я случайно порезала палец.

Я вскрикнула и выругалась. Приложив порезанный палец ко рту, чтобы остановить кровь, я заметила какое-то движение краем глаза. На секунду я подумала, что это медведь, и мне конец.

Но цвет был не тот. Вместо коричневатого меха медведя я увидела проблеск рыжего цвета, мелькнувшего за толстым стволом дерева. Это рыжее оказалось не на голове, а на лице. На бороде — густой и неопрятной.

Отец никогда бы не остался чисто выбритым, без бритвы и крема для бритья. Но он бы никогда не позволил своей бороде стать такой неопрятной.

До сегодняшнего дня.

В моём воображении отец выглядел так же, как в день, когда я оставила его два года назад. Заросший. Сильный. Грустный.

Человек, которого я видела сегодня на долю секунды, выглядел так, будто эти два года он прожил на грани. С тёмными кругами под глазами. С впалыми щеками. И с этой жуткой, растрёпанной бородой.

Должно быть, отец услышал мой крик от боли, когда я порезала палец. Он отреагировал на это инстинктивно, как отец, спешащий за своим раненым ребенком.

Но он не подошёл. Исчез. А когда я побежала за ним, у дерева, куда я добралась, уже никого не было.

Он был рядом. Наблюдал за мной. Наверняка услышал, как я кричала его имя.

И всё равно оставил.

Бросил.

Почему?

Мой подбородок задрожал, но больше не было слёз, чтобы плакать. Я оставила их все на земле в лесу, пока шла обратно к машине.

Может, я ошиблась. Может, я всё выдумала, и единственным человеком, который сегодня шёл по дождливым горам, была я.

Но это было так… реально.

Реально, как поцелуй Матео.

Господи, какая же я была дура. Я вернулась домой в отвратительном настроении. Его неожиданный приход выбил меня из равновесия. И вместо того чтобы повести себя как взрослый человек, я устроила истерику из-за того, что он меня оттолкнул.

Ни разу мне не пришло в голову, что у него могут быть свои причины для того, чтобы всё делать медленно. Ни разу я не задумалась о его чувствах.

Что бы там ни сделала с ним мать Алейны, она оставила глубокую рану. Рану, которая ещё не до конца зажила. А я, вместо того чтобы уважать его границы, позволила своим проблемам встать между нами.

Чёрт, что со мной не так?

Я закрыла лицо руками. Оцепенение сменилось чувством стыда и сожаления.

Он ушёл сразу после нашего спора — если это вообще можно было назвать спором. Энн вернулась с Алли, и он ушёл, чтобы отвезти её домой. Он ушёл, а я даже не извинилась.

Завтра я всё исправлю. Завтра я…

Нет. Не завтра.

Сегодня вечером.

Кажется, он не злится, но что-то висит между нами, не давая покоя.

Мне нужно, чтобы всё стало ясно. Мне нужно знать, что между нами всё хорошо.

Сорвавшись с дивана, я поспешила в спальню. Мышцы ныли от усталости — не только из-за похода, но и от того, что слишком долго сидела на одном месте. Я схватила тёмно-зелёное худи и натянула его поверх футболки и спортивных штанов, в которые переоделась после душа. Не утруждая себя поиском носков, я влезла в кроссовки, схватила ключи с кухонной стойки и вылетела за дверь.

Ночь была чёрной как смоль: облака скрывали и луну, и звёзды. Фары автомобиля превращали падающие капли дождя в мелькающие белые точки, а дворники лихорадочно скользили по стеклу, пытаясь поддерживать видимость, пока я подпрыгивала на ухабах мокрой гравийной дороги к дому Матео.

Когда я приехала, на крыльце горел свет. В детской Алейны было темно, а в главной комнате едва мерцал слабый свет.

Я накинула капюшон, выбежала под дождь и, перепрыгивая через лужи, поднялась на крыльцо.

Как обычно, стучаться не пришлось. Стоило мне ступить на последнюю ступеньку, как дверь открылась, и в проёме появился Матео.

— Привет, — выдохнула я.

Он отступил в сторону, пригласительно махнув рукой.

Я скинула капюшон, но разуваться не стала — я не собиралась задерживаться.

— Прости, — выпалила я. — Знаю, уже поздно. Я просто хотела извиниться. Я так зациклилась на себе, что не подумала, что ты тоже можешь что-то чувствовать.

— Всё нормально, — вздохнул он, пристально глядя на меня. А потом, прежде чем я успела моргнуть, он схватил меня за локоть и притянул к себе.

Я обмякла, уткнувшись в его грудь, и обвила руками его талию.

— Прости, — прошептала я.

— Я стараюсь, Вера. Я так сильно стараюсь сделать всё правильно для нас.

— Для нас?

Он зарылся носом в мои волосы.

— Для нас.

Мое сердце заколотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Серые тучи начали рассеиваться, уступая место голубому небу.

Мы стояли так несколько долгих мгновений, просто чувствуя друг друга. Наконец его руки ослабили хватку, и я отстранилась.

— Ты плакала сегодня.

Я пожала плечами.

— Немного.

— Из-за меня?

— Нет.

Он задумчиво хмыкнул.

— Хочешь рассказать, почему?

— Нет. Хочешь рассказать о ней? О маме Алейны?

Он покачал головой.

— Не сегодня.

— У нас всё в порядке? — мой голос прозвучал слишком тихо, слишком неуверенно.

Он коснулся пряди моих волос, завёл её за ухо, а затем снова выпустил.

— Да, Персик. У нас всё в порядке.

Облегчение растеклось по моим венам. Онемение исчезло, и вместе с ним пропал узел в желудке. Может, этой ночью мне наконец удастся выспаться. А завтра я серьезно подумаю о том, что делать с отцом.

— Спокойной ночи, — я поднялась на носочки и поцеловала его в щеку. Затем накинула капюшон и открыла дверь, выходя в штормовую ночь.

— Подожди, — он поймал меня за руку, прежде чем я успела выйти. — Не уходи. Я серьезно. Я не хочу всё испортить. Частично я понимаю, что правильно будет взять зонт и проводить тебя до машины. Но другая часть меня хочет всё к черту послать, взять тебя на руки, отнести в свою постель и молиться, чтобы я не разрушил нас.

Я не хотела, чтобы он взял зонт. Я не хотела уходить под дождь.

— Ты ничего не испортишь, — тихо ответила я.

— Могу испортить.

Я положила руку ему на грудь, туда, где билось его доброе сердце. Сердце, которое так старалось защитить мое.

— Я не хочу уходить.

Он замер, словно внутри него шла борьба. У входа стоял синий зонт, прислоненный к крючкам для пальто. На мгновение я подумала, что он его возьмет.

Но затем он моргнул, внутренний спор завершился, и его губы с силой накрыли мои.

Да. Я обвила его плечи руками, прижимая его к себе, пока он поднимал меня с пола. Поцелуй не был ни нежным, ни мягким. Как только мои губы раскрылись, его язык ворвался внутрь, чтобы завладеть каждым моим ощущением.

Он лизал, всасывал, поглощал меня полностью. Мир вокруг исчез.

Я обвила его талию ногами, стремясь стать ещё ближе к этому сильному телу.

Он простонал, наклоняя голову под другим углом и прикусывая мою нижнюю губу. Затем он скинул с меня капюшон, захлопнул дверь и понес через дом прямо в спальню с открытой дверью.

Мы были сплетением влажных губ и жадных рук. Господи, какие у него большие руки. Я раньше этого не замечала, но сейчас это было очевидно. Они покрывали мои ребра и бедра, пока он укладывал меня на мягкую постель. Его ладонь скользнула вниз по моему бедру, прежде чем обхватить мою ягодицу, притягивая меня ближе, пока его вес полностью не накрыл меня. Его сильное тело накрыло меня, а его твёрдость касалась моего самого чувствительного места.

Я вскрикнула, прогибаясь навстречу его прикосновению. Этого было недостаточно. Я хотела большего. Если я немедленно не избавлюсь от одежды, я просто сгорю.

— Матео, — выдохнула я.

— Черт, я хочу ощутить вкус каждого сантиметра твоего тела, — прошептал он, спускаясь губами по моей шее, проводя языком по коже.

Я потянула его футболку, собирая её в руках и стараясь добраться до края, чтобы снять. Но он был так близко, что ткань только натянулась.

— Сними. Сними её, — умоляла я.

Матео протянул руку за голову и одним движением скинул футболку с себя.

Жар его обнажённой груди был словно раскалённая печь под моими ладонями. Теперь была моя очередь исследовать, касаться каждой линии. Мои пальцы скользнули по рельефу мускулов на его спине, пробежались от позвоночника к ямочкам прямо над поясом джинсов.

Я сунула руки в его карманы, сжимая в ладонях упругие округлости его ягодиц. Они были идеальными — крепкими, округлыми и… Я сжала их. Сколько лет я мечтала запустить руки в карманы джинсов Матео? На моём лице заиграла счастливая улыбка. Это оказалось даже лучше, чем в мечтах.

— Чёрт, Вера, — он оторвался от моей шеи и отстранился, дыша так же прерывисто, как и я.

Мои руки скользнули вперёд, пробежав по его прессу, к тонкой дорожке чёрных жёстких волос на его груди.

Свет снаружи хижины пробивался сквозь ночной мрак, отбрасывая серебристые тени на комнату. Этого было достаточно, чтобы я увидела пламя в глазах Матео. И тревогу.

— Ты дрожишь.

Я дрожу? Теперь я это почувствовала — лёгкая дрожь в ногах и руках. Просто нервы. Но хорошие.

— Мы можем остановиться, — он сглотнул.

— О, нет, — я села, вынуждая его немного отодвинуться. Когда между нами оказалось достаточно пространства, я сорвала с себя толстовку и бросила её на пол. — Не останавливайся.

На его губах заиграла кривая улыбка. В следующую секунду он уже был рядом. Он подхватил меня под руки и приподнял, чтобы уложить выше на кровать. И одновременно с этим каким-то образом успел стащить мою футболку.

Следом полетел бюстгальтер. Дрожь тут же исчезла, смытая волной желания, как только его губы накрыли сосок, втягивая его в рот.

— Боже… — моё тело плавилось под жаром его губ.

Его руки обхватили мою грудь, нежно сжимая её, пока он мучил чувствительную кожу языком и зубами. Потом он переместился ко второму соску, одаривая его тем же вниманием.

Его губы скользнули вниз по моему телу, к животу. Он облизнул мой пупок, потом потянул за пояс штанов, стягивая их с моих ног. Следом за ними отправились трусики, которые он медленно стянул с моих бёдер.

Гусиная кожа пробежала по моему телу, а на губах заиграла лёгкая улыбка. Матео Иден, мой Матео, обнажал меня.

— Ты чертовски красива, Вера, — его голос стал хриплым. — Посмотри на меня.

Я открыла глаза и встретила его взгляд.

— Я вижу тебя.

Моё сердце замерло. Полностью. Он видел меня. Если у меня и оставались сомнения, они исчезли, как только сердце снова начало биться.

Я прижала ладонь к его щеке, чувствуя грубую щетину.

Он повернул голову, поцеловал внутреннюю сторону моего запястья, а затем опустился ниже, взяв мои колени и раздвигая их.

Его тёплое дыхание защекотало мою кожу, прежде чем он поцеловал внутреннюю сторону бедра.

— Кто-нибудь делал это с тобой раньше? — его голос прозвучал низко, почти хрипло.

— Нет, — призналась я. Мой парень из школы, Сет, и я были вместе всего дважды. Оба раза это было неловко и нервно, и мы больше сосредотачивались на процессе, чем на прелюдии.

Матео провёл языком вдоль моих складок.

Я ахнула, почти срываясь с постели.

Его сильные руки держали меня на месте, и он тихо пробормотал что-то неразборчивое, но это звучало как «моя».

Все мысли в голове испарились, как только его язык коснулся моего клитора. Мир сузился до его губ и этого ошеломляющего удовольствия.

Боже, какой у него был рот. Я явно не уделяла достаточно внимания тому, насколько он потрясающий.

Я задыхалась и извивалась, пока он ласкал меня своим языком. Всё тело дрожало, пальцы ног сжались в складках постельного белья. Оргазм настиг меня так быстро, что застал врасплох. В одну минуту я была на кровати Матео, а в следующую — словно парила среди звёзд.

Он продолжал, не давая мне передышки, пока я содрогалась в волнах наслаждения. Он растянул этот момент до бесконечности, пока, наконец, белые пятна в глазах не исчезли и я не вернулась на землю.

— Восхитительно, — пробормотал он с улыбкой, словно только что получил главный приз. Затем он снял джинсы, освободив себя.

Я приподнялась на локте, и мой взгляд упал на его член — длинный и толстый.

— Ты… — Господи Боже. Это было совсем не похоже на Сета из старшей школы.

Матео потянулся к прикроватной тумбочке, доставая презерватив и быстро надевая его. Затем он снова оказался надо мной, его бёдра удобно устроились между моих.

Он прижался губами к моей шее, шепча что-то едва различимое туда, где пульсировала кровь. Моё тело снова начало дрожать, внизу живота разгоралось напряжение, столь сильное, что предыдущий оргазм казался лишь прелюдией.

— Вера, — его пальцы откинули волосы с моего лица, пока он осторожно входил. — Закрой глаза.

Я покачала головой. Годы я наблюдала за выражениями лица Матео, изучая их. Но это… это выражение принадлежало только мне. Я не собиралась упускать этот момент. Мой взгляд оставался прикован к его глазам, глубоким и тёмным, пока он сближал нас.

Я тихо застонала, чувствуя, как он наполняет меня, растягивая, заставляя тело дрожать от нового витка наслаждения.

— Черт, ты такая горячая, — простонал Матео, кадык на его горле дернулся, когда он сглотнул.

Это сексуальное горло. Я приподнялась и провела языком,задержавшись на этом выпуклом бугорке.

Матео застонал, чуть отстранился, а затем снова вошёл, на этот раз погружаясь до самого конца.

Я всхлипнула, извиваясь под ним, пока он снова и снова соединял нас в единое целое. Его движения были размеренными, контролируемыми. Глаза закрыты, челюсти сжаты, будто он изо всех сил сдерживался.

В следующий раз я хочу, чтобы он потерял контроль. Чтобы он был настоящим, диким, безудержным. Но сегодня он занимался со мной любовью медленно.

Раз за разом его толчки приближали меня к оргазму.

Я кончила, задыхаясь. Сердце громко стучало, пока я не раскололась на миллион осколков. Этот оргазм затмил первый. Казалось, что эти осколки собирались воедино, создавая совершенно новую меня.

Его. Теперь я принадлежала Матео.

— Черт, Вера, — прохрипел он, стиснув зубы, сдерживаясь ещё мгновение. Затем он издал низкий рык, хриплый и грубый, уткнувшись лицом в подушку, пока его тело дрожало в последнем рывке.

Когда он рухнул на меня, обессиленный, я просто лежала, наслаждаясь его весом и вдыхая его запах. Потом он осторожно откатился на спину, увлекая меня за собой и укладывая на свою грудь.

Под моим ухом его сердце стучало в бешеном ритме.

Он нежно убрал прядь волос с моего лица, а потом, наконец, отошёл, чтобы отправиться в ванную и избавиться от презерватива.

Я прижала к себе подушку, изо всех сил борясь со сном.

Когда Матео вернулся, он обхватил меня своими руками и прижал к себе. И уже почти погрузившись в сон, я услышала, как его губы коснулись моего уха, а он прошептал: — Моя.

21. МАТЕО

За окном моей спальни щебетали птицы, вытягивая меня из сна. Я широко раскинул руки и уткнулся лицом в подушку, ощущая сладкий запах Веры, пропитавший простыни.

Я потянулся к ней, но другая сторона кровати оказалась пустой. Приподнявшись на локте, я тут же зажмурился от яркого солнечного луча. Черт, как же светло. Видимо, вчерашний шторм уже прошёл.

— Который час? — я повернул голову к часам на прикроватной тумбе. Восемь утра. Я проспал на два часа дольше обычного. Алли редко позволяла мне спать дольше шести.

Алли.

— Черт.

Я сдёрнул простыни с ног и вскочил с кровати. Мои боксеры валялись на полу, запутавшись в джинсах, которые я снял вчера вечером. Я натянул их, даже не застёгивая молнию, и бросился к двери.

Стоило мне только дотронуться до дверной ручки, как я услышал тихий смешок Алли. Запах кофе и бекона проник в мои ноздри, и, оглядев дом, я нашёл своих девочек на кухне.

Вера держала Алейну на руках. Они вдвоём смотрели в окно над раковиной.

— Де-е-е-ево, — протянула Алейна, указывая пальчиком.

— Да, это дерево, — мягко подтвердила Вера. — А какого оно цвета?

— Зееного.

Когда-нибудь Алейна научится произносить все буквы. И я уже ненавижу тот день.

— А какого цвета небо?

— Губой.

— Молодец, Мармеладка, — Вера поцеловала Алли в щёку. — А как гавкает собачка?

— Ав-ав.

— Правильно.

Они улыбнулись друг другу, и я машинально приложил руку к сердцу.

После вчерашнего пути назад с Верой уже не было. Она проникла не только мне под кожу — она проникла в самую суть моей души, обосновавшись где-то глубже костного мозга. И то, как она вела себя с Алли, было настоящим подарком.

Впервые в жизни у Алли был кто-то вроде матери. Я похлопал себя по карману в поисках телефона, чтобы сделать снимок, но его там не оказалось. Наверное, он упал на пол прошлой ночью. Так что я смотрел, запечатлевая этот момент в памяти, желая сохранить его для Алли, чтобы она могла пересмотреть его, когда подрастет.

Я наблюдал, как они обсуждают звуки, которые издают животные с фермы: кошка, курица, овечка, корова. Каждый звук сопровождался их тихим смехом.

Неважно, что ещё произойдёт сегодня — день уже начался хорошо.

— А как хрюкает свинка? — спросила Вера.

Алли хрюкнула, но не обычно, а звуком, который звучал точно так же, как тот, что Вера издавала, когда смеялась слишком сильно.

Я не учил Алли хрюкать. Наверное, это сделала Вера. Могло ли быть возможно так сильно любить кого-то на таком раннем этапе отношений?

Хотя, наверное, мы не были совсем незнакомыми друг для друга. Вера была частью моей жизни много лет. Частью жизни и Алейны тоже.

Мы просто начинали новый путь.

И не было пути назад.

— Папа! — Алли заметила меня первой. Она задергалась, чтобы Вера поставила её на пол, а потом её ножки застучали по полу, когда она бросилась ко мне в объятия.

— Доброе утро, Мармеладка, — я поцеловал её в темечко и отодвинул её волосы с лица, пока нес ее на кухню. — Как мои девочки?

Алейна выпалила целую фразу, что-то про Веру, яйца и сок.

А Вера покраснела, пытаясь спрятать свои розовые щёки за кружкой с кофе.

Боже, я надеялся, что этот румянец не исчезнет. Я надеялся, что через двадцать лет она будет так же часто краснеть и продолжать дарить мне свою милую, застенчивую улыбку.

— Привет, — я взял её за подбородок, наклонил лицо вверх. Затем быстро поцеловал её губы, чуть коснувшись языком.

— Привет.

— Извини, что проспал. Я так давно не делал этого… Ну, два года точно.

— Папа, вниз! — Алли затрясла ножками, чтобы её отпустили.

Она помчалась, как ракета, к игрушкам, которые я убрал прошлой ночью. Те самые игрушки, которые я снова буду убирать сегодня.

— Надеюсь, ты не против, но я приготовила завтрак, — Вера кивнула на плиту, где стояла сковорода с яичницей и беконом. — Алли была голодная.

— Вовсе нет, — я поднял её на руки, её волосы щекотали мою оголённую грудь. — Что ты будешь делать сегодня?

— Мне нужно быть на работе к десяти.

— И как долго?

— До закрытия.

Чёрт, о дне вместе можно было забыть.

— Ладно.

— Мне на самом деле пора ехать, чтобы успеть принять душ и переодеться, а потом добраться до города.

— Будь осторожна за рулём, гравийные дороги становятся скользкими, когда мокрые, — это предупреждение было лишним. Вера водила машину, как мой отец: всегда на пять миль меньше разрешённой скорости и с руками, крепко держащими руль в положении «десять и два».

Я поцеловал её идеальные губы, а потом забрал её чашку с кофе, отпив из неё, пока она шла к двери.

Она натянула обувь.

— Пока, Мармеладка.

— Ве-ва, ты дёсь? — возмущение исказило её маленькое личико.

Эти чувства были взаимными.

— Извини. Мне нужно работать.

— О, — недовольная гримаса Алли быстро исчезла, как только она взяла куклу и начала расчесывать ей волосы.

Чёрт, я жалел, что проспал. Она открыла дверь и вышла, прежде чем я успел сказать «пока».

— Увидимся позже.

— Пока, — она улыбнулась и побежала вниз по ступенькам крыльца.

Я прислонился к дверному проему, холодный воздух касался моей обнаженной груди, и смотрел, как Вера садится в машину. Затем, с красными огоньками тормозов, потому что, как и мой отец, она так сильно жала на тормоза, что их приходилось менять каждый год, она уехала вниз по горе.

С вздохом я повернулся и продолжил свой день, начав с завтрака, который не был кашей, на удивление. Затем мы с Алли оделись в резиновые сапоги и старые джинсы, чтобы выйти на улицу и поработать над углубленным костровищем, которое я строил во дворе.

Алли прыгала по лужам, пока я укладывал блоки для подпорной стены. Когда мы оба промокли — она от воды, а я от пота — я зашел внутрь и приготовил сэндвичи с арахисовым маслом и вареньем на обед.

К вечеру я снова посмотрел на часы. Я убрал в доме, позволил Алли снова навести беспорядок и снова убрал. Беспокойная энергия мешала мне сидеть и читать или смотреть телевизор.

Не будет ли это слишком навязчиво — заглянуть к Вере в «Кофе у Иденов»? Наверное, да. Чёрт.

Во время сна Алли разразился очередной ливень, который сорвал все планы выйти на улицу и продолжить работу, поэтому я принял душ и надел чистую одежду. И к пяти часам, за два часа до того, как у Веры закончится работа, я уже устал от собственного дома.

Я посадил Алли в машину и мы поехали в город, чтобы поужинать в ресторане Нокса.

«Костяшки» находился на первом этаже гостиницы «Элоиза». Два семейных бизнеса, один принадлежащий моему брату, другой моей сестре, которые стали сердцем Куинси. А прямо через улицу — другой кусочек сердца моего родного города, «Кофе у Иденов».

Я не собирался заходить в это маленькое зеленое здание. Пока что. Скорее всего, мы пойдем туда после ужина.

В ресторане было многолюдно для воскресного вечера. Хотя в последние годы так бывает всегда. Еда Нокса завоевала сердца и туристов, и местных жителей.

Как только начнется летний сезон, вряд ли удастся зайти, чтобы быстро перекусить, если только я не захочу сесть на кухне. Все столы будут заняты с открытия до закрытия. Но даже тогда я не часто обходился без стряпни Нокса. Семья жалела мои жалкие кулинарные способности, и Нокс переправлял в хижину лишнее из «Костяшек».

Но лишних порций никогда не было. Но, думаю, что он переживал, что Алли предпочтет макароны с сыром из голубой коробки его домашнему варианту.

Хостес проводила нас к столику в дальнем углу ресторана, в таком месте, где Алли могла прыгать и не мешать другим посетителям. Оставив для моей дочери раскраску и карандаши, она пошла за нашими напитками и предупредить Нокса, что мы пришли.

Мой брат вышел, с мукой на рукаве чёрной футболки. Из заднего кармана его джинсов свисало кухонное полотенце.

— Привет, — похлопал меня по плечу Нокс, затем присел и поднял Алли с места, обняв её. — Как поживает моя любимая девочка?

Она засмеялась, когда он чмокнул её в шею. Потом она указала на карандаши и принялась перечислять их цвета.

Он поставил её обратно и уселся рядом с ней, пока она развлекалась раскрашиванием. Язык торчал у неё изо рта, пока она хватала карандаш и активно рисовала по детскому меню.

Эти раскраски — это вклад Мэмфис в ресторан. С тех пор как она появилась в жизни моего брата, они не только добавили раскраски для детей в «Костяшках», но и увеличили количество блюд в детском меню.

— Не думал, что ты будешь работать сегодня, — сказал я.

— Пытаюсь работать сколько смогу, пока ребёнок не родится. А Мэмфис захотела устроить особенный вечер с хот-догами и фильмами для мальчиков.

Их дочь должна была родиться со дня на день. Они собирались назвать её Энни в честь мамы. Мне нравилось, что у нас будут Энни и Алли. Я надеялся, что их сходство не ограничится только именами, и они станут не только кузинами, но и подругами. Мы все хотели, чтобы наши дети были близки.

— Скажи, если могу чем-то помочь, — предложил я. — Что бы вам ни было нужно.

Нокс и Мэмфис помогали мне не раз, когда Алли была новорождённой. Они не только приносили еду. После того как я привёз Алли из Аляски, Нокс провел у нас целый день, чтобы я мог вздремнуть. А когда мне нужно было, чтобы кто-то посидел с ребёнком, Мэмфис всегда была готова помочь, сразу после мамы.

— Как дела? — спросил он. — Лайла сказала, что ты учишь Веру летать.

Семейные новости быстро расходятся, не правда ли?

— Да.

— Как у вас там с ней?

Было бы легко отмахнуться от него. Но и Гриффин, и Нокс всегда были для меня чем-то большим, чем просто братья. Из-за того, что они были старше, я всегда смотрел на них с восхищением, старался быть похожим на них. Они были хорошими людьми. Хорошими мужьями и отцами. И если я хотел равняться на них, может быть, все, что мне нужно было сделать, — это попросить немного помощи.

— Я не хочу все испортить с Верой, — сказал я. — Для себя. И для Алли. Я не хочу разрушить шанс, чтобы у неё в жизни появился такой человек.

— Тогда не облажайся, — ответил Нокс.

Я засмеялся.

— Так просто?

— Да, брат. Всё так просто. Просто люби её. Остальное приложится само собой.

Просто люби её.

Простой совет. Это звучало слишком просто.

— Если не можешь этого сделать, — сказал Нокс, — отпусти её.

Нет. Это не вариант. Не после прошлой ночи. Просто люби её. Могу ли я это сделать? Я переживал за Веру. Но любовь? Это было слишком рано. Слишком скоро. Но потенциал был, как цветок, который ждал своего времени, чтобы распуститься. Когда придет момент.

— Спасибо, — сказал я Ноксу.

— В любое время, — он снова поцеловал Алли, а затем постучал по меню. — На ужин я приготовлю себе кесадилью с чизбургером. Хочешь тоже?

— Чёрт, да, — это было моё любимое блюдо Нокса, которое он отказывался включать в меню. Оно было только для особых гостей.

— Алли, хочешь куриные стрипсы и картошку фри?

— Да.

Он потрепал её по волосам, затем встал с места и пошёл на кухню, а официантка принесла наши напитки.

Алли уплетала еду. Она ела хорошо, пусть и медленно, и к тому времени, как мы выехали из «Костяшек», свет в «Кофе у Иденов» уже не горел, а машина Веры уже уехала с аллеи.

Поэтому я направился на ранчо, объехав дом мамы и папы и припарковавшись за Хондой. Потом я поднял Алли на руки и пошел к лофту, постучал в дверь Веры.

Она ответила с растрёпанными волосами и огромным мокрым пятном на рабочей рубашке.

— Привет.

— Привет, — я кивнул в сторону пятна. — Ты в порядке?

— Я закрывала кафе и пролила кофе, — она закатила глаза и открыла дверь, чтобы мы могли войти. — Не самый удачный момент.

— Понял. Хочешь принять душ? Или просто сменить футболку перед тем, как мы уйдем?

Вера заморгала.

— Эм, куда?

— Домой.

— О… Я не… Мне нужно учиться сегодня вечером.

— Хорошо.

Она не двигалась. Почему она не двигается?

— Вера, бери свои вещи.

— Но ты только что сказал «хорошо».

— Хорошо, это значит, что ты можешь учиться дома. Алли лучше спит в своей кроватке. А я хочу тебя в своей.

Её щеки порозовели.

Это никогда не надоедало.

22. МАТЕО

Гром сотряс дом, вытянув меня из глубокого сна. Я поднял голову, затаив дыхание, прислушиваясь, не услышу ли я плач Алли. Но, кроме стука дождя по крыше и глухого гудения удаляющегося грома, в доме было тихо.

Поэтому я расслабился и потянулся к Вере на другой стороне кровати.

Пустой кровати.

На этот раз, когда я сел, я сел полностью.

— Вера?

Моя комната была пуста.

Я стянул одеяло и встал с кровати, схватив свои спортивные штаны с пола, которые она сняла с меня ранее. Опустив пояс на бедра, я стал искать ее в гостиной и на кухне.

— Вера, — прошептал я.

Ничего.

Что за хрень? Она ушла?

После того как я забрал её с лофта, мы поехали в коттедж. Она хотела взять свою машину — я ехал очень медленно, чтобы она не чувствовала спешки.

Потом она занималась учебой, пока я укладывал Алли в кровать. Как только моя дочь заснула, я ждал, когда Вера закончит с учебниками. Как только она их закрыла, я поднял её с кресла и унес в свою постель. Пока дождь стучал за окнами, я предавался ей.

Это был лучший чёртов секс в моей жизни. Она ожила под моими руками, была застенчива, но в тоже время игрива. Она позволяла мне брать на себя контроль, позволяла учить её тому, что мне нравится. Было легко узнать, что приводит ее в восторг. Звуки, которые она издавала… одна мысль о ее стонах заставляла мой член дергаться.

Так где же, черт возьми, она была? Я подошёл к двери и выглянул наружу. Её машина всё ещё стояла рядом с моим пикапом, её краска блестела от дождя. Я развернулся и провёл рукой по волосам.

Дверь в комнату Алли была приоткрыта.

Я прошёл по дому, заглядывая в комнату дочери. И там стояла Вера, в моей футболке, у окна, смотрящая в ночь. Одна рука была обвита вокруг её талии, другая держала деревянный бортик детской кроватки Алли.

Она вздрогнула, когда я встал рядом с ней, обвивая её плечи руками.

— Извини, — прошептал я. — Думал, ты слышала меня. Всё в порядке?

Она продолжала смотреть вперёд, её бледное лицо отражалось в стекле.

— Я не люблю грозы.

Как будто небеса услышали её шёпот, и молния сверкнула, а затем раскат грома оглушительно прогремел, словно готовый разорвать небо.

Всё тело Веры дёрнулось. Рука, которой она держалась за кроватку Алли, сжалась в смертельную хватку.

Она была здесь, стояла на страже, не так ли? Защищала мою дочь от бури.

Моё сердце разрывалось. Одна половина была переполнена, потому что она любила Алейну настолько, что готова была стать её защитницей. Другая половина была опустошена, видя испуганную женщину в моих объятиях.

Я не знал всей истории о том дне, когда её жизнь изменилась, о дне, когда отец убил её семью. Я даже не был уверен, знают ли Вэнс и Лайла всю эту историю. Но я бы поставил все свои деньги на то, что в ту ночь тоже была буря.

— Пошли, Персик, — я оторвал её пальцы от кроватки Алли и силой отвёл её от окна. Потом я поднял её на руки, прижимая к груди, и понёс обратно в кровать.

Под одеялом я обвил её своим телом, прижимаясь грудью к её спине. Наши ноги переплелись, и я держал её так крепко, что, когда очередной раскат грома разнесся по дому, она вздрогнула.

— Дыши, — прошептал я в её волосы.

— Я ненавижу это.

Это было мучительно — слышать боль в её голосе. Как она переживала грозы раньше? Одна? В голове возник образ её, свернувшейся в уголке, дрожащей. Даже в моих руках она продолжала дрожать.

— Что я могу сделать? — спросил я.

— Мой отец всегда разговаривал со мной во время гроз. Он выдумывал истории или пел глупые песни. Что угодно, чтобы я не думала о громе и молнии.

Он утешал её во время гроз, хотя причина её страха была кошмаром, созданным им же?

Или, может быть, травма из её прошлого не была связана с грозами, и её страх был порождён каким-то другим ужасным событием? Может, я ошибался. Возможно, эти грозы были ужасными, когда она жила с ним в лесу.

Узнать это можно было, только если Вера откроется. Но этого не случится сегодня, когда она закрыта, как орех в скорлупе.

Есть шанс, что она никогда не поделится деталями своего прошлого.

Но, может, пришло время поделиться своим.

— Как много Лайла или мои родители рассказали тебе о матери Алейны?

На этот раз Вера дернулась, и это не было связано с погодой. Она повернулась в моих объятиях, отстранившись достаточно, чтобы увидеть моё лицо.

— Немного.

— Ты не спрашивала?

Она покачала головой.

— Нет.

— Почему?

— Я хотела услышать это от тебя. Если ты захочешь рассказать.

Она говорила как человек, у которого есть секреты, которыми она не хотела делиться. Секреты, которые с неё пытались выудить. Но которые она сохранит, пока не будет готова раскрыть их по своим условиям.

— Хочешь короткую версию или длинную?

— Длинную.

— Хорошо, будет длинная, — я не давал выбора своим родителям и братьям с сёстрами. Они получили краткую версию. Но я хочу, чтобы Вера услышала всё, от начала до конца. Чтобы она была единственным человеком на свете, кто не получит сокращённую версию, потому что мне трудно об этом говорить.

Вера прижалась ко мне, когда вспышка молнии осветила небо. Но когда прогремел гром, она только напряглась.

— Я жил на Аляске, когда познакомился с матерью Алейны. Я работал в Фэрбенксе, доставляя грузы в удалённые районы штата.

Большинство друзей, которых я завёл, были другими пилотами, работавшими на туристические компании. Они возили людей смотреть медведей или ледники. Высаживали группы на удалённые дачи, чтобы те ловили рыбу целую неделю, а потом возвращались, чтобы забрать их обратно.

Мои друзья возили людей, а я транспортировал грузы. Мои работодатели — пожилая пара, которая владела своей компанией и небольшим флотом уже больше двадцати лет. Они напоминали мне моих родителей. Совершенно влюблённые друг в друга, несмотря на то, что были женаты десятки лет. Трудолюбивые. Честные. Добрые.

Когда я начал искать работу на Аляске, я не знал, чего ожидать. Мне повезло, что они первыми позвонили мне, что мы так хорошо поладили во время первого телефонного разговора. И когда они предложили мне работу пилотом их грузового самолёта, я согласился и переехал в Фэрбенкс.

— Мне понравился этот город, — сказал я Вере. — Он был похож на Куинси. Только немного побольше.

Туризм был двигателем местной экономики, и в целом люди там были дружелюбные и гостеприимные.

— Мы с друзьями ходили в походы летом в свободные дни. Или встречались, чтобы выпить в нашем любимом баре. Там я и познакомился с Мэдисон.

— Так ее звали? — спросила Вера. — Мать Алли?

Я кивнул.

— У неё были светлые волосы и карие глаза. Нос немного вздёрнут. Алли совсем не похожа на неё.

Потому что она моя. Даже если семья Мэдисон не настаивала бы на тесте ДНК, у меня не было бы сомнений. Один взгляд на Алейну — и гены Иденов сразу бросаются в глаза.

Вера прижалась ко мне ещё сильнее, пока гром продолжал греметь, ища утешение, но и предлагая его, слушая меня.

— Наши отношения были непринуждёнными. Мы встречались время от времени. Это продолжалось несколько месяцев. Потом редкие ночи стали уже не такими редкими. Каждые выходные — три-четыре раза в неделю. Потом мы стали видеться каждую ночь. И я просто… влюбился в неё.

Это был первый раз, когда я влюбился в женщину. Я никогда не думал, что всё закончится так. Сколько бы раз я ни пересматривал наши отношения, я так и не нашёл предупреждающих знаков. Не было никаких намёков, что она устала от моего общества. Она казалась такой же преданной. Такой же зависимой.

— Однажды я пришёл к ней домой, думая, что всё будет как обычно. Мы поужинаем, проведём время, ляжем спать. Она открыла дверь и смотрела на меня, как на незнакомца. Даже не впустила внутрь. Сказала, что это было весело, но она не хочет ничего, кроме секса.

Она смотрела на меня так, будто я ничего не значил. До этого момента я никогда не чувствовал себя использованным.

— Это было… — я выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Шокирующе. Я заботился о ней.

— Ты любил её? — спросила Вера.

— Не знаю, — тихо ответил я. — Может быть. Слишком много всего случилось после. Слишком много того, что затмило то, что могло быть любовью. Это имеет смысл?

— Конечно, — сказала она.

Вера испытывала подобные чувства к кому-то? Может быть, к ее отцу?

Я уткнулся носом в её волосы, вдыхая цветочно-яблочный аромат. Он как будто облегчал рассказ. Заставил меня осознать, насколько я и Мэдисон многого не понимали. Насколько мы никогда не смогли бы быть вместе, несмотря на все мои усилия.

Потому что я должен был быть здесь, в этой постели. С Верой.

— Я вернулся домой через неделю после того, как Мэдисон всё закончила. Уволился с работы. Отказался от квартиры. Я не собирался уезжать с Аляски, но понял, насколько я там одинок. Мои друзья были хороши, но они не были моей семьёй. Я скучал по Монтане. Аляска прекрасна. Но это не дом.

Так я вернулся на ранчо и продолжил с того места, где остановился.

Может, я до сих пор не знал, что именно искал на Аляске. Но когда я вернулся домой, мои ожидания изменились. Я понял, что работать с родителями и братьями-сёстрами — лучше, чем быть одному.

— Я помогал Гриффину на ранчо. Работал с мамой и папой. Делал всё, что нужно было Элоизе в отеле. Особенно после того происшествия в холле. Ей было тяжело вернуться к работе после того, как недовольный бывший сотрудник пытался её убить. И убил бы, если бы Джаспер не встал перед пулей.

— В тот первый год после возвращения я был занят. Помимо работы, нужно было много сделать в хижине. Я поставил новую крышу и расширил поляну. Если у меня появлялась прихоть, я отправлялся летать, — а потом на Лайлу напали. Отец Веры чуть не задушил мою сестру. Он отпустил её, но не без синяков на шее. — Мы все искали его. Ты знала об этом?

Вера напряглась.

— Матео, я…

— Потом, — мы поговорим об этом инциденте и ее отце позже.

Она кивнула.

Всё это случилось до того, как Вера сбежала и оказалась на пороге дома Вэнса в Айдахо.

Тогда она была в Монтане, не так ли? Жила в горах, куда всё ещё любила ходить в походы. Она когда-нибудь возвращалась в их старые лагеря? Нашла ли она его? Встречалась ли с ним в своих походах?

Как бы мне ни было любопытно, сейчас не время для этого. Особенно когда гром сотрясал стены, а дождь бил по жестяной крыше.

Вера дернулась и прижалась ко мне. Я снова прислушался к Алли. Если эта буря продолжится, она тоже проснётся. Но сейчас не было ни звука.

— Мой приятель, еще один пилот, женился в июне, так что я прилетел на выходные, чтобы побывать на свадьбе. После празднования я зашёл в свой любимый старый бар, чтобы выпить. Там была Мэдисон. Мы переспали.

Как бы я ни старался, она все еще была мне небезразлична. Все еще хотел ее.

— Я знал, на что иду.

И она позаботилась напомнить мне об этом, как только я выбрался из её постели, чтобы разобраться с презервативом.

Презервативом, который порвался.

— Я вернулся домой после свадьбы. Выбросил ее из головы навсегда. Пока несколько месяцев спустя, когда я собирался прийти на семейный ужин, мне не позвонила одна из подруг Мэдисон. Мы встречались раньше. Она иногда ходила с Мэдисон в тот бар. Я даже не знаю, как она получила мой номер, но рад, что он у неё был.

Когда она назвала мне свое имя, я даже не вспомнил, кто это.

— Матео?

— Да.

— Это Лиса.

— Кто?

— Лиса. Подруга Мэдисон.

— Когда я уезжал с Аляски после той свадьбы, я не ожидала, что снова услышу о Мэдисон. Мы расстались. С ней было покончено. Я уже переехал. Я отказался от нее.

Возможно, это было моей ошибкой. Может, мне стоило остаться. Если бы я не уехал, многое бы изменилось.

Возможно, Мэдисон была бы жива.

— Лиса велела мне ехать на Аляску. Немедленно. Что Мэдисон… ушла. Сначала я не понял. Я думал, она просит меня помочь её найти, что-то вроде поисково-спасательной операции.

Но когда Лиса начала плакать, когда сказала, что Мэдисон мертва, я упал на колени на кухне в домике.

— После рождения Алли у Мэдисон началось кровотечение. Врачи не смогли его остановить. Она умерла в родильном зале.

— О Боже, — вздохнула Вера. — Матео. Мне так жаль.

В горле запершило, слова давались с трудом.

— Она мне не сказала. Девять месяцев, и она ни разу не сказала, что беременна.

Я сделал паузу, пытаясь справиться с сжимающимся в груди чувством. Смерть Мэдисон была трагедией. Но всё остальное было предательством. Об этом было труднее говорить, чем обо всем остальном, и это была та часть, которая не сделала рассказ коротким.

— Алли было два дня от роду, когда Лиса позвонила мне.

— Подожди. Что? — Вера отпрянула назад, широко раскрыв глаза.

Я кивнула.

— Семья Мэдисон собиралась забрать Алли. Лишь несколько человек знали, что я ее отец, и после смерти Мэдисон они решили, что не скажут мне. Потому что Мэдисон никогда не собиралась говорить мне. Лиса считала, что это неправильно. Поэтому она пошла против них и сделала тот самый звонок.

Слава богу. Иначе я бы не узнал о своей дочери. Я бы пропустил всю ее жизнь.

— Когда я приехал на Аляску и ворвался в больницу… ну, там всё было непросто. Семья Мэдисон отказалась признавать меня. Они говорили, что я не отец Аллейны. Мне пришлось бороться, чтобы добиться теста на отцовство.

— Серьёзно? — глаза Веры расширились. — Как они могли так поступить?

— Они хотели забрать её себе, — я пожал плечами. — Я просто рад, что смог так быстро добраться туда. До того, как они отдали Алли кому-то из них домой.

Если бы не мой самолёт, я бы не успел. Это был ещё один из тех изматывающих полётов, наполненных нервами, шоком и адреналином. Именно того состояния, которого пилоты стараются избегать.

— Когда всё утихло и результаты теста на отцовство пришли, больница передала Алли мне. Родители Мэдисон были в ярости. Они угрожали подать в суд, чтобы добиться опеки. Я понял, что мне нужно убираться с Аляски. Но даже тогда я пообещал, что они могут поддерживать с ней отношения. Что они всегда будут желанными гостями в Куинси.

— Они когда-нибудь приезжали?

— Ни разу, — ни визитов. Ни открыток на день рождения. Ни подарков на Рождество. Ни звонков. Для Алли они были так же мертвы, как её мать. — Я больше не общался с ними с тех пор, как покинул больницу.

— Идиоты, — фыркнула Вера. — Они даже не понимают, чего лишились.

— Да, — я вдохнул её аромат, едва заметно улыбнувшись. Боже, как же мне нравилось, что она злилась. Что она понимала, какая Алли особенная. Что она готова была бороться, чтобы остаться в жизни моей дочери.

Эта женщина. Она переворачивала всё с ног на голову, словно я годами носил рубашку наизнанку, а она наконец заставила меня её правильно надеть.

— Ты думаешь, Мэдисон когда-нибудь рассказала бы тебе? — спросила Вера. — Про Алли?

— Не знаю, — пробормотал я. — Я много времени провёл с Лисой в больнице. Это она отвезла Мэдисон в больницу, когда у неё начались роды. И она осталась после её смерти. Когда я задал ей тот же вопрос, она просто промолчала. Думаю, она хотела дать своей подруге шанс на оправдание.

Вера грустно улыбнулась: — Понятно.

— Когда-нибудь Алли спросит о своей маме. Надеюсь, к тому времени я буду знать, что ей сказать.

— Обязательно будешь, — сказала она, подняв руку к моей щеке. — Спасибо, что рассказал мне.

Гром снова прогремел, но Вера даже не моргнула. Её взгляд остался прикован к моему, и, когда я наклонился, чтобы поцеловать её, она полностью растворилась в этом поцелуе.

Снова мои спортивные штаны упали на пол. Футболка, которую она носила, была стянута через её голову. И когда я вошёл в её горячее, тесное тело, весь мир исчез. Буря. Прошлое. Всё, что имело значение — это Вера.

Когда мы разомкнули объятия спустя несколько часов, переплетённые конечности и покрытая потом кожа говорили обо всём. Раскаты грома утихли до слабого грохота. Ветер перестал хлестать по стенам. Дождь стал медленным и равномерным, тихим фоном, который убаюкал нас обоих.

На следующее утро, когда я проснулся и увидел Веру снова на кухне с Алли, небо было голубым. Солнце сияло.

Погода сегодня, как внутри, так и снаружи, была ясной до горизонта.

23. ВЕРА

Лайла толкнула меня локтем, пока мы стояли за стойкой в «Кофе у Иденов».

— Итак… уроки пилотирования?

Я рассмеялась: — Как давно ты хотела поговорить об этом?

— С тех пор, как Матео пришёл сюда в субботу.

— Ага, — кивнула я. — Горжусь тобой, что ты продержалась целых четыре дня.

— Это стоило мне всех усилий.

Часть меня хотела всё оставить при себе. То, что происходило с Матео, было… невероятным. Волшебным. Если я начну говорить об этом, вдруг я всё сглажу? Но рано или поздно все в его семье узнают, что я провела последние четыре ночи в его постели — если они уже не знают.

У меня и так слишком много секретов. Матео не должен быть ещё одним.

— В субботу я его немного продинамила, — призналась я. — Он был не очень-то рад.

— А вот почему у него было такое плохое настроение. Ну, ему и правда пора было немного сбить спесь, — подшутила она. — Его слишком редко динамят.

— Это был не лучший мой поступок. Мне стало стыдно, и я извинилась. Мы всё обсудили, и, думаю… мы теперь вместе? Я не уверена. Я так давно в него влюблена, что всё до сих пор кажется нереальным. Всё происходит так быстро, что я даже не успеваю осознать.

План Матео действовать постепенно был полностью отброшен. Если я не работала, то находилась в его домике. Вчера вечером, когда я предложила наконец-то поспать в своей постели в лофте, Матео спрятал мои ключи, чтобы я не ушла.

Утром я нашла их в морозилке.

— Скажи ему притормозить, — посоветовала Лайла.

— Я не хочу.

Она рассмеялась: — Тогда пристегнись и наслаждайся поездкой.

Боже, какая это была поездка. Можно ли стать зависимой от секса всего за четыре ночи? Потому что я просто подсела на Матео. Теперь я понимала, почему он беспокоился, что секс станет центром всего. Это быстро превращалось в настоящую одержимость.

Он поклонялся моему телу, заставлял меня чувствовать себя желанной. Обожаемой. Он никогда не давал мне почувствовать себя наивной. Ему нравилось находить и забирать себе любые «первые разы». Моё удовольствие было его приоритетом, его наградой, и он никогда не разочаровывал.

Но, несмотря на то, как я любила ощущать его внутри себя, наши ночи были гораздо большим, чем просто обмен оргазмами. В каждом прикосновении была близость. В каждом моменте сна.

Когда я переворачивалась на другую сторону кровати, он тут же притягивал меня обратно к себе. Я спала, прижавшись к его боку, окутанная теплом его сильных рук, его запахом и его носом, утонувшим в моих волосах.

Он касался меня постоянно. Лёгкое касание его костяшек о мои, когда мы встречались в гостиной. Аккуратный жест, убирающий и снова выпускающий прядь моих волос за ухо за ужином. Маленькие прикосновения — игривые и нежные, но обещавшие нечто большее, как только Алли окажется в своей кровати.

— Ты счастлива? — спросила Лайла. Я любила её за заботу, которую можно было прочитать на её прекрасном лице.

— Я счастлива.

Она не должна была переживать за моё сердце. Где-то глубоко внутри я знала, что Матео его не разобьёт.

Он бы не стал гоняться за мной просто так. Если бы он не собирался остаться, он бы вообще не начал строить «нас». Не только ради меня. Ради Алли тоже. Он бы не позволил женщине войти в её жизнь, если бы она могла исчезнуть.

— Когда будет возможность, позвони Вэнсу, — сказала Лайла. — Он переживает с тех пор, как вы были «У Вилли».

— Он всегда переживает.

Она грустно улыбнулась: — Ты можешь его винить?

— Нет. После всего, если бы я была на месте Вэнса, я бы тоже беспокоилась. — Я вздохнула. — Я позвоню ему позже. Узнаю, не хочет ли он встретиться за обедом.

— Ему это понравится, — она обняла меня за плечи, затем тяжело вздохнула, оглядывая витрину с пустующими местами. — Похоже, пора заняться делом. Что бы такое приготовить? Маффины? Булочки?

— Морковные маффины?

— С кремовым сыром. Обязательно, — но прежде чем она успела уйти на кухню, дверь открылась, и звонок над входом весело звякнул.

В помещение вошёл мужчина в идеально выглаженных брюках, белой рубашке и чёрном пиджаке. Его светлые волосы были зачёсаны с идеальной проборной линией над левой бровью. Он шёл неспешно, но что-то в нём заставило волосы на моём затылке встать дыбом.

Вместе с ним в кафе проник порыв холодного воздуха и резкой энергии.

Я напряглась, когда он улыбнулся. Это была улыбка волка.

Похоже, Лайла тоже это заметила. Она не двигалась, пока он не остановился перед нами.

— Что мы можем вам предложить?

— Кофе. Со сливками и сахаром.

— Конечно, — она выдавила натянутую улыбку и жестом указала мне налить ему кофе, словно не хотела, чтобы я оставалась у стойки. — Что-нибудь ещё?

Его взгляд переместился на меня. Он смотрел слишком долго, не мигая, изучая мои волосы и лицо.

— Вера Галлагер?

У меня живот ушёл в пятки.

Он полицейский, верно? Судя по костюму, скорее всего, федеральный агент.

Я не успела рассмотреть его торс, когда он вошёл, но могла бы поставить на это свою зарплату: под пиджаком у него были кобура с пистолетом.

Что он здесь делает? Чего он хочет? Мое сердце билось слишком быстро. Ладони вспотели, но я подняла подбородок и одарила его приторной улыбкой: — Да? Я Вера Галлагер. Чем могу помочь?

Он протянул руку, но не для рукопожатия, а чтобы передать мне белую визитку, которую я не заметила, пока он её доставал из кармана.

— Агент Йен Свенсон.

Агент ФБР. Чёрт. Нервы зашкаливали, но я удерживала улыбку, расслабленные плечи и быстро убрала его визитку в карман фартука.

— Чем могу быть полезной, агент Свенсон?

— Мне бы хотелось поговорить.

— О чём?

— О вашем отце.

Мой желудок сжался и упал куда-то в кеды.

— О. Эм… Ну, как видите, я сейчас работаю.

— Я подожду, — его волчья улыбка стала шире.

Я уже ненавидела его.

— Давайте я приготовлю вам кофе, — сказала я, поднимая палец. Затем я направилась к чашкам, взяла чистую керамическую кружку с подноса и налила в неё чёрный кофе. Он всё это время не сводил с меня глаз.

Когда я поставила кружку на стойку перед ним, то указала на столик у стены, где стояли сливки и сахар: — Два доллара.

Прищурившись, он достал из кармана зажим для денег и швырнул на стойку пятидолларовую купюру.

— Сдачу оставьте себе. Я найду столик и подожду.

То есть: не заставляй меня ждать. Вот придурок.

Я мрачно смотрела ему вслед, пока он шёл с кружкой к столику.

Лайла наклонилась ближе и прошептала мне на ухо: — Ты его раньше встречала?

— Нет, — это не тот агент, который вёл дело моего отца. Тот был старше и ниже ростом. Мы встречались в Айдахо два года назад. Даже после того, как Вэнс и я уехали из Кёр-д'Алена в Куинси, я всё думала, не последует ли он за мной. Будет ли иногда проверять, как я.

Но за последние два года я не услышала от ФБР ни слуху ни духу.

Либо этот агент Свенсон пришёл задавать вопросы о прошлом, либо принёс какую-то ужасную новость.

Может быть, они нашли папу. Может, он сломался, снова причинил кому-то вред и его наконец поймали. А может, в субботу его в лесу вообще не было, и моё воображение просто сыграло со мной злую шутку. Может, он жив, но сидит в тюремной камере.

— Я позвоню Вэнсу, — сказала Лайла, вынимая телефон из кармана фартука.

Но прежде чем она успела набрать номер, я положила руку ей на запястье.

Я покачала головой, не отрывая взгляда от плеч агента Свенсона, который направлялся к столику.

— Сначала я узнаю, что ему нужно.

Если Вэнс примчится сюда, он возьмёт разговор под свой контроль. Может, Свенсон решит, что Вэнс просто пытается меня защитить. А может, подумает, что нам есть что скрывать.

Лайла нахмурилась, но кивнула.

— Говори громко. Я буду подслушивать.

Свенсон занял ближайший к стойке столик, вероятно, потому что тоже хотел подслушать.

Я обошла стойку и села на стул напротив него.

Он расслабленно откинулся на спинку, закинув ногу на колено, словно собирался поговорить о спорте или погоде. Размешивая трубочкой кофе, он пытался выглядеть непринуждённым. Но его мутно-карие глаза выдавали напряжённость. Он не сводил их с моих, вглядываясь с такой интенсивностью, что мне почти стало не по себе.

Почти, но не совсем.

— Вы хотите поговорить о моём отце, — я облокотилась предплечьями на стол. — О чём именно?

— Вы получали от него известия?

— Вы имеете в виду звонок или визит на выходные? Нет, я не видела своего отца больше двух лет.

— Он не выходил с вами на связь?

— С чего бы это?

— Вы его единственная оставшаяся в живых дочь.

Он мог бы просто сказать «дочь». Но он нарочно добавил эти слова — единственная оставшаяся в живых. Словно ножом вскрыл рану от смерти моих сестёр.

Этот ублюдок может гнить в аду.

— У этого визита есть цель, агент Свенсон?

— Я недавно взял это дело. Предыдущий агент ушёл на пенсию.

Чёрт. Мне нравился тот агент. Он являлся лишь тогда, когда это было наиболее уместно. А с этим я уже чувствовала, что жизнь превратится в кошмар.

— Судя по его записям, он давно не проверял, как вы. Вы говорили с ним последний раз в Айдахо, верно?

— Да, — в то время Вэнс решал всё с властями и прессой. Может, всё-таки стоило позволить Лайле позвонить ему.

— Он не знал, что вы переехали в Монтану, — заметил Свенсон.

— Мне нужно было согласовать это с ним заранее?

— Нет.

Молчание затянулось, пока он потягивал свой кофе, не сводя с меня глаз.

Запугивание, видимо, было его излюбленной тактикой, да? Самодовольный коп, который думал, что сможет напугать женщину. Ублюдок.

Я не была обязана с ним разговаривать. Ни с кем. Поэтому я сидела совершенно неподвижно, сложив руки на коленях, и позволила Свенсону сверлить меня взглядом.

Что-то ещё было причиной его визита? Или это действительно была просто встреча для знакомства? Оценка? Почему, спустя столько времени, ФБР вдруг оказалось в Монтане? Почему именно сейчас?

Если бы они арестовали папу, я бы узнала об этом, правда? Или Свенсон уже упомянул бы об этом. Скорее всего, и Вэнс или Уинн тоже услышали бы.

Чем дольше мы сидели и молча смотрели друг на друга, тем больше этот визит казался мне тактическим. Свенсон пришёл сюда не с новостями. Он пришёл за информацией. Его взгляд был слишком оценивающим. Слишком подозрительным. Слишком любопытным.

Именно этого мне сейчас не хватало в жизни.

Дверной колокольчик звякнул, привлекая моё внимание, и сладкий голос эхом отразился по всему кафе.

— Ве-ва! — Алли стремительно побежала через зал кафе, её ножки не успевали за телом. Она упала на руки и колени, но тут же поднялась и снова побежала.

— Привет, Мармеладка, — я поднялась со стула как раз вовремя, чтобы подхватить её на руки, поцеловать в щёчку, а потом обернулась, когда подошёл Матео.

Он не сводил глаз с агента Свенсона. А когда наконец посмотрел на меня, в его голубых глазах застыло тысяча вопросов.

— Привет, Персик, — Матео наклонился и поцеловал меня в щёку.

— Привет.

— Что происходит?

— Ничего, — я отмахнулась от Свенсона, как от надоедливого комара. — А вы что здесь делаете?

— Решили заглянуть в гости.

Скрип ножек стула заставил нас обоих повернуться, когда Свенсон поднялся, оставив свою кружку пустой. На его лице играла самодовольная ухмылка, пока он обходил стол.

— У вас есть моя визитка, Вера.

— Конечно, — я похлопала по карману фартука.

Свенсон насвистывал, пока шел к двери, а затем вышел на тротуар. Исчез из виду, больше похожий на человека, гуляющего солнечным днём, чем на змею в траве.

Я обернулась и встретила взгляд Лайлы. Когда я едва заметно кивнула, она отошла от стойки в кухню. Чтобы позвонить Вэнсу.

— Кто это был? — спросил Матео.

Алли играла с концами моего хвоста, не замечая напряжённости в его голосе и того, как я, наконец, нервно выдохнула.

— Агент ФБР.

Челюсть Матео напряглась.

— Чего он хотел?

— Узнать, связывался ли со мной мой отец.

— Ты оставила своего отца почти два года назад. И ФБР только сейчас решило тебя навестить? — в его голосе звучал гнев, словно система подвела меня.

— Он новичок в этом деле, — сказала я Матео. А ещё надеялась, что, как и его предшественник, Свенсон сдастся, как только поймёт, что без чуда ему никогда не найти Кормака Галлагера. — Уверена, этот визит — просто формальность.

— Или, может быть, ФБР наконец решило, что пора добиваться справедливости. Это неправильно, Вера. Что твой отец живёт безнаказанно после всего, что он сделал.

После того, что, как думал Матео, сделал мой отец.

Да, отец виновен в том, что причинил боль Лайле. Я всегда буду злиться на него за это. Но за всё остальное?

Если ФБР найдёт отца, справедливости не будет.

Отец уже позаботился об этом.

Боже, какая неразбериха. Неужели я не могу простоисчезнуть из их памяти? Чтобы о нём тоже забыли? Видимо, нет.

— Может, тебе стоит ему позвонить, — сказал Матео. — Этому агенту. Рассказать всё, что ты знаешь. Если он новичок, у него может быть больше шансов найти твоего отца. Посадить его за решётку навсегда.

Гнев в его голосе заставил меня сжаться изнутри.

Матео не знал всей правды. Меня не удивляло, что он был зол из-за того, что отец сделал с Лайлой. Меня это тоже расстраивало.

Отец не был невиновен. Но и виновным он тоже не был.

Лайла прочистила горло и подошла ко мне. Она улыбнулась своему брату, позволила ему поцеловать её в щёку, а затем повернулась ко мне. Между нами пролетел молчаливый обмен взглядами.

Если я решила быть с Матео, если он останется в моей жизни, мои секреты не смогут оставаться скрытыми вечно.

Хочу я того или нет, но однажды мне придётся рассказать ему правду.

Мне придётся открыть эту коробку.

24. ВЕРА

Чувство вины навалилось на меня тяжёлой глыбой, пока я на цыпочках выходила из спальни Матео. Он крепко спал, его волосы, как всегда по утрам, были в беспорядке. Я тихо закрыла дверь и застыла, затаив дыхание, прислушиваясь к любому звуку.

По утрам, когда я вставала первой, я старалась быть тихой, но не полностью бесшумной. Матео никогда не просыпался, пока я варила кофе или готовила завтрак, если Алли была голодна. Но сегодня мне просто не повезёт, если он вдруг проснётся раньше.

В доме стояла тишина, за дверью не доносилось ни звука, поэтому я аккуратно отступила назад и направилась в комнату Алли, заглянув туда, чтобы убедиться, что она тоже крепко спит.

Её волосы, как и у её отца, представляли собой дикий водопад мягких коричневых волн. Губы были поджаты, а ресницы отбрасывали идеальные тени в форме полумесяца на гладкие щёки.

Я буду скучать по ней этим утром. Мне будет не хватать нашего времени наедине, пока Матео ещё спит. Но то, что мне нужно сделать сегодня, терпеть не могло.

На цыпочках я пробралась к входной двери и, закрыв её с тихим щелчком, вышла. Держа ключи в руках, я быстро пересекла крыльцо, стараясь не издать ни звука на скрипящих досках. Когда добралась до последней ступени, прыгнула на землю и босиком побежала к машине.

Утренние робины чирикали, приветствуя рассвет. Холодок пробежал по моему позвоночнику, когда я залезла в машину и завела двигатель. Глаза были прикованы к дому, я молилась, чтобы дверь не распахнулась, пока я отъезжала задним ходом.

Я выдохнула только спустя полмили. Ком в желудке становился всё тяжелее с каждой минутой. Боже, Матео будет в бешенстве. Моё тихое ворчание заполнило салон машины.

Мы не обсуждали агента Свенсона прошлым вечером. Когда я приехала в дом после работы, Алли устроила истерику из-за купания, и я помогла Матео уложить её спать. А когда она заснула, наши рты были заняты совсем не разговорами.

Но я лишь откладывала неизбежное.

Матео нужно будет узнать правду о папе. Только… не сейчас.

Даже Вэнс согласился с тем, что теперь, когда в Куинси работает ФБР, мы должны быть осторожны в том, чем и как делиться. Вчера он зашёл в кафе через пять минут после того, как Матео ушёл. К счастью, был спокойный день, и мы смогли сесть и обсудить визит Свенсона.

У Вэнса была теория, что Свенсон — молодой, самоуверенный агент, который пытается проявить себя. Что может произвести лучшее впечатление на начальство, чем раскрытие старого дела, которое вызовет широкий резонанс в СМИ?

Я уже достаточно мелькала в заголовках, чтобы хватило на всю жизнь. В Куинси я была просто Верой. Я не была той самой девушкой, которая пережила ту ночь.

Свенсону придётся найти новое дело для раскрытия, потому что я отказывалась снова попадать в новости. Он ничего не найдёт в Монтане. Я об этом позабочусь.

Первые лучи солнца прокрались за горизонт гор, пока я выезжала с ранчо. К тому времени, как я добралась до города, небо превратилось в калейдоскоп синих и золотых оттенков. Это было любимое время суток моего отца. Он всегда предпочитал рассвет закату. Говорил, что нет ничего более обнадёживающего, чем свет зари, символизирующий новый день и возможность оставить позади ошибки вчерашнего.

Но никакого «оставить позади» не существовало, особенно для отца. Он навсегда останется связанным со своими грехами. Заключённый в тюрьме старых ужасов.

Возможно, то же самое было и со мной. Может быть, это никогда не пройдет.

Может быть, мы оба этого заслуживали.

Когда шоссе сменилось на Мэйн-стрит, я сбросила скорость почти до полной остановки, медленно подъезжая к отелю «Элоиза». Этот отель величественно возвышался как центральная достопримечательность и самое высокое здание в центре Куинси. Большинство окон было тёмными — гости всё ещё уютно спали в тёплых, мягких кроватях.

Но в нескольких номерах за закрытыми шторами сиял золотистый свет, включая угловой номер на третьем этаже.

Номер агента Свенсона.

Вчера Лайла пошла в отель, чтобы навестить Элоизу. Пока она была там, ей удалось выяснить, какой номер занимает Свенсон.

Ранняя пташка. Часы на приборной панели показывали, что еще нет пяти.

Я объехала отель сзади, к парковке. Машина Свенсона — простой чёрный внедорожник с вашингтонскими номерами — стояла во втором ряду. На лобовом стекле осела роса. Лайла также узнала марку, модель и номер автомобиля у Элоизы.

Хорошо. Он всё ещё был в отеле.

Пока утро шло по плану.

В то время как Матео крепко спал прошлой ночью, я лежала, глядя в тёмный потолок, не в силах отключить мысли. Я слишком много лет жила под облаком паранойи. Паранойи отца. Своей собственной. Мои иррациональные страхи достигли пика примерно в два часа ночи.

Я убедила себя, что Свенсон мог находиться снаружи, следя за домом и ожидая, что я выведу его на отца. Поэтому решила: прежде чем отправляться в горы, нужно удостовериться, что за мной не следят.

Вэнс говорил, что есть небольшой риск того, что Свенсон получил ордер на доступ к моей истории звонков. Что он мог установить слежку за моим местоположением и знать о моих походах. Может быть, даже подслушивающее устройство в машине. Но Вэнс также сказал, что для таких крайних мер у Свенсона вряд ли хватит оснований.

Да, мой отец — беглец. Но у ФБР есть дела поважнее.

Так что, если только Свенсон не следил за мной физически, вероятность того, что он узнает, куда я направляюсь, была невелика.

Облегчение пришло вместе с долгим выдохом, и я снова повернула машину на Мэйн-стрит, оставляя Куинси в зеркале заднего вида. Я поехала по знакомым дорогам через сельскую местность в сторону Соболиной вершины. Припарковавшись там, где оставляла машину последние несколько недель, я достала рюкзак из багажника, закрепила его на плечах и начала подъём.

Земля была покрыта слоем инея. Деревья ещё несколько часов не позволят солнечному свету согреть лесной полог. Мой выдох превращался в белые облака, клубящиеся позади, и хотя было прохладно, мышцы постепенно разогревались. Пот выступил у висков.

Я шла по тропе около мили, прежде чем свернуть в сторону, куда отправилась в прошлую субботу. В тот день, когда, как мне показалось, я увидела отца.

Он здесь? Именно поэтому Свенсон приехал в Монтану? Возможно, кто-то из туристов заметил отца? Может, он спустился в город за чем-то важным, вроде медицинских принадлежностей, и кто-то узнал его рыжие волосы и лицо.

С таким шрамом длиной в пятнадцать сантиметров, тянущимся от глаза до подбородка, затеряться отцу было нелегко.

Он заработал этот шрам, можно сказать, из-за автокатастрофы. Ему было чуть за двадцать, он вышел на пробежку и наткнулся на мальчишку, который играл в баскетбол у себя во дворе. Мяч выкатился на дорогу как раз в тот момент, когда проезжала машина. Отец увидел, как мальчик побежал за мячом, не замечая опасности. И тогда он бросился на помощь, оттолкнул мальчишку и сам принял удар.

Я горжусь этим шрамом. Даже если весь мир считает моего отца злодеем, даже если этот шрам только усиливает это заблуждение, для меня он — герой. Для того мальчика, которого он спас. И для меня.

Сойдя с тропы, идти стало сложнее. Мне приходилось пробираться через камни и ветки, обходить кусты и деревья. Отец научил меня скрывать следы. Когда мы были вместе, я перепрыгивала грязные участки, ходила по опавшим иголкам, а не по земле.

Но сегодня я не думала о том, чтобы скрыть следы. Сегодня для меня важна была скорость, поэтому я выбирала самые простые пути через подлесок.

Ещё час пути, и мои ноги начали ныть, лёгкие горели. Но я продолжала упорно двигаться вперёд, пока не добралась до места, где была в субботу.

Я сделала паузу, чтобы отдышаться, достала из рюкзака бутылку воды и сделала пару глотков. Затем сложила ладони у рта и издала пронзительный свист.

Как и всегда, ответом была тишина.

Мои плечи опустились. Чёрт.

Конечно, его здесь не было. Было еще рано. Наверняка он всё ещё где-то в лагере. А если он действительно прячется от меня, то вряд ли остался бы в этом районе. Но я всё равно должна была попробовать. Это место подходило для начала поисков так же хорошо, как и любое другое.

Я достала из рюкзака складной нож и на этот раз открыла его аккуратнее. Нашла рядом дерево, готовая вырезать на коре то, что не сделала в субботу: свои инициалы и сегодняшнюю дату. Но стоило мне снять небольшой кусок коры, как я замерла.

Что, если сюда придёт Свенсон? Он явно не выглядел как человек, любящий походы, с его идеально выглаженной одеждой и начищенными туфлями, но мог меня удивить. Найти мои следы — одно дело. Это легко можно объяснить обычной прогулкой.

Но намеренная метка? Мне не нужно, чтобы он наткнулся на вырезанную надпись и решил задержаться в Монтане ещё надолго.

Я закрыла нож и убрала его обратно в рюкзак. На всякий случай свистнула ещё раз.

— Ты здесь?

Мой разум знал ответ, хотя сердце отказывалось в это верить.

Глупые поиски глупой девчонки. Почему я не могу отпустить это? Почему не могу просто остановиться?

Часть меня хотела продолжать идти дальше, искать. День только начался, и я могла бы успеть пройти ещё несколько миль, прежде чем нужно будет возвращаться.

Но другая часть меня так устала. Так сильно устала от этих гор. Я могла бы остаться здесь одна. А могла бы вернуться в домик и провести день с Матео и Алли.

Я свистнула.

Тишина.

Я просто хотела домой.

Вздохнув, я повернулась, готовая идти обратно к тропе. Но, сделав первый шаг, услышала что-то необычное. Звук, который не был порождён лесом.

Едва уловимый свист. Настолько тихий, что мог оказаться игрой ветра.

Но моё сердце остановилось, всё тело замерло, и я прислушалась.

Тишина.

Наверное, это был просто ветер. Или странная птица. Но на всякий случай я сложила ладони у рта и свистнула ещё раз, изо всех сил, так громко, как могла.

Пульс стучал так громко в ушах, что я едва расслышала ответ. Но он был. Где-то вдали — свист, такой же, как мой.

— О Боже. Папа! — я едва не споткнулась на следующем шаге, но удержала равновесие. А потом побежала. Не вверх по склону и не дальше в глубь леса, а туда, откуда пришла, к тропе. Может, он заметил мои следы на морозной земле. Может, пошёл по ним и теперь спешил мне навстречу.

Я снова свистнула, рюкзак подпрыгивал на плечах, пока я торопилась, наполовину бегом, наполовину быстрым шагом.

Ответный свист становился громче. Чётче. Мы оба двигались в правильном направлении, навстречу друг другу.

Он был здесь. Он должен был быть здесь. Он жив, и он идёт ко мне.

— Папа! — я обогнула дерево, перепрыгнула через торчащий корень и остановилась, чтобы прислушаться, тяжело дыша.

Свист. Он был близко.

Я оглядела деревья, заглядывая за ветки и кусты. Когда звук раздался снова, я повернула направо. Мои ботинки стучали по земле и иголкам, пот стекал по спине, но я двигалась быстрее. Сильнее. Пока свист не стал настолько громким, что он точно был рядом.

Я обогнула участок густого кустарника и, наконец, увидела того, кто откликнулся на мой зов.

Моё сердце остановилось.

Матео, голубые глаза которого пылали яростью, стоял, скрестив руки на груди.

— Какого чёрта здесь происходит, Вера?

25. МАТЕО

— Матео, я…

— Не сейчас, Вера, — я зашагал по тропе, стараясь не идти слишком быстро, чтобы она могла поспевать.

Мы шли уже довольно долго — наверное, милю, может, больше, — и, хотя она была готова говорить, я — нет. Ярость, что кипела во мне, была дикой, безжалостной тварью, и мне нужно было больше времени, чтобы взять её под контроль.

Что она себе думала? Какого чёрта здесь происходит?

Надо отдать ей должное: она здорово выскользнула из дома этим утром. Тихо. Но недостаточно.

Я не проснулся, когда она выбралась из постели или вышла из дома. Но её старая «Хонда» не заводилась бесшумно. Этого хватило, чтобы разбудить меня. Когда я понял, что происходит, я вылетел из постели, успев добежать до входной двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как её задние фары скрываются вдали.

Когда я оделся и сменил подгузник Алейне, прежде чем посадить её в машину, я ещё не знал, куда именно могла направиться Вера, но у меня было предчувствие. Поэтому я отвёз Алли к своим родителям, поблагодарив их за то, что они согласились присмотреть за ней, и поспешил к Соболиной вершине, надеясь, что найду Веру на её маршруте.

Найти «Хонду» было проще простого. Но вот Веру?

Я шёл по тропе, надеясь, что смогу её нагнать. Но, чёрт возьми, она шла быстро. А потом она свернула с тропы.

Если бы не грязь, я бы пропустил то место, где она сошла с пути. Удача была на моей стороне, и я заметил след. Их было немного, но мне удалось угадать направление.

Она свистнула. Если бы не это, я бы её не нашёл. Я уже потерял её след и пошёл совсем в другую сторону, когда услышал этот резкий звук вдалеке. А потом она закричала.

Она закричала, чёрт возьми, зовя своего отца.

Глубоко внутри я это подозревал. Что эти походы были связаны с Кормаком. Но я не хотел в это верить. Она его искала? Или уже нашла? Может, если бы я подождал чуть дольше, я бы застал их вместе.

Чёрт. Она скрывала его? Помогала ему? После всего, что он сделал, как она могла?

Это не было совпадением, что она оказалась здесь сегодня, утром после того, как этот агент ФБР приехал в Куинси. Вместо того чтобы рассказать мне, она просто сбежала. Когда она перестанет скрываться и поговорит со мной? Или она всегда будет держать меня в неведении?

Мои руки то сжимались в кулаки, то разжимались. И когда мы, наконец, добрались до машин, я всё ещё был чертовски зол.

Я достал ключи от своего пикапа из кармана и открыл двери, сперва распахнув пассажирскую.

— Садись.

— Но моя машина…

— Пусть ржавеет здесь, мне плевать.

Она нахмурилась.

— Матео…

— Садись.

— Не злись на меня.

— Не злиться? — я фыркнул. — Ты меня до чёртиков напугала, Вера.

Её лицо побледнело.

— Прости.

— Никогда больше так не делай. Никогда больше не уходи, не сказав, куда направляешься. Если что-то не так, говори. Со. Мной, — при каждом слове я тыкал пальцем себе в грудь.

Вот в чём была настоящая проблема. Не в том, что она пошла в горы одна, хотя мне это и не нравилось. Не в том, что она ускользнула из постели и моего дома. Если она продолжит хранить эти тайны, если будет держать меня в стороне, мы не переживем этого.

— Прости, Матео, — раскаяние на её лице слегка остудило мой гнев.

— Ты ищешь его.

Она кивнула.

— Почему? — в моём вопросе звучал яд.

Вера с трудом сглотнула.

— Он мой отец.

Да, он был её отцом. Она всё ещё любила его, не так ли? После всего, что он натворил, она его любила. Он что, промыл ей мозги? Я не знал, как с этим справляться. Я не знал, как справляться с этим всем. Чёрт, всё это было ужасно. Абсолютно, невероятно ужасно.

Как мне это исправить? Я провёл рукой по волосам.

— Ты встречалась с ним?

Она покачала головой.

— Нет.

— Но ты искала его. Сколько времени?

— Два года. С тех пор, как мы вернулись в Монтану.

Два года? Ну, я бы отдал Вере должное. Она была чертовски упряма.

Вот почему она переехала в Куинси с Вэнсом? Я думал, она хотела быть ближе к Вэнсу и Лайле. Но на самом деле она переехала сюда, чтобы найти своего отца, так ведь?

— Откуда ты знаешь, что он в Монтане?

— Я не знаю, но… — она опустила взгляд, закрыв глаза. — Здесь мы жили раньше.

Это я знал. Но это была только часть истории, так ведь? Как она вообще оказалась в Айдахо с Вэнсом? Что знала моя сестра, но скрывала от нас?

Какой бы рассказ ни сочиняли Вера, Лайла и Вэнс, это, скорее всего, была полная чушь. Моя сестра врала мне, всем нам, уже много лет.

Это было больно. Наша семья была лучше этого. Но я готов дать Лайле фору. Готов проявить к ней ту любезность, которую она не удосужилась проявить ко мне. Если она и лгала, то, вероятно, по уважительной причине.

Скорее всего, ради женщины, сидящей рядом со мной.

— Время для правды, Персик. Абсолютной правды.

Плечи Веры опустились, словно груз этой правды был слишком тяжёлым. Когда же она поймёт, что ей не нужно нести его в одиночку?

Она подошла к своей машине, залезла на капот Хонды. Скинув рюкзак и оставив его за собой, она подтянула колени к груди.

Этот знакомый защитный жест.

Когда-нибудь она поймёт, что он не нужен. Не со мной.

Я сел рядом, упёршись каблуками ботинок в бампер. И дал ей время, чтобы разрушить стены, которые оберегали её правду.

— Отец вырос на Аляске. Он стал полицейским, а когда переехал в Айдахо, работал в отряде по охране природы, потому что любил природу. Он всегда говорил, что родился не в своё время. Что хотел бы быть в экспедиции Льюиса и Кларка. Увлекался выживанием, постоянно изучал, как делать разные ловушки или капканы. Он мог посмотреть на любую ягоду и сказать, ядовита она или нет. И он говорил, что однажды хочет попасть в шоу «В изоляции».

Если Кормак был специалистом по выживанию, неудивительно, что они жили вдали от цивилизации. Обычный человек не смог бы выжить. Но если у него были такие навыки… Да, он мог жить вне общества чёртову вечность.

— Я не хочу говорить о той ночи, — опять стены. Стены, которые сегодня точно не рухнут.

— Ладно.

— Но он не убивал их.

Я резко повернул голову к её лицу. Что? Кормак был невиновен? Как это возможно?

Вера сидела неподвижно, едва дыша, глядя в пустоту.

— Моих сестёр. Он не убивал их.

Тогда кто?

— Но он убил её, — голос Веры стал ледяным.

Её.

Её мать. Нору Галлагер.

Кормак убил её мать. Почему?

Потому что Нора убила сестёр Веры? Чёрт.

Это был не маленький секрет. Это был главный секрет.

Её мать убила её сестёр. А мир долгие годы верил, что Вера утонула вместе с ними.

Мой мозг пытался переписать всё, что я думал, будто знаю. Абсолютно всё.

Если Кормак убил её мать, он был далеко не безобиден. Но если её мать убила сестёр… возможно, у него была причина. Что за чёрт? Что же всё-таки произошло той ночью?

— Папа увёз меня, — сказала она. — Он в спешке собрал всё, что мог. Снаряжение и оружие. Одежду. Ботинки. Лекарства. Не так много моих вещей, чтобы это привлекло внимание, но достаточно. Мы заехали к банкомату за наличными. Я оставалась вне поля зрения. А потом мы уехали из Айдахо. Мы ехали всю ночь и добрались до Национального леса Олимпик до рассвета. Мы оставили грузовик на заправке, а потом пошли пешком. Я сбилась со счёта времени, так что не знаю, сколько мы шли, прежде чем он наконец позволил нам остановиться. Тот первый год как в тумане.

Как в тумане? Он увёз её в ту ночь, когда её мать утопила сестёр. Да, это время тоже было бы для меня туманным.

Кормак забрал Веру с собой. Почему? Он должен был понимать, насколько тяжёлым будет этот образ жизни. Почему он не оставил её и не ушёл?

Глупый вопрос. Даже упряжка диких лошадей не смогла бы оттащить меня от Алли. А если он действительно убил Нору, у него был выбор: бежать или сесть в тюрьму. Бегство означало, что он оставался с Верой. Возможно, он решил, что лучшее место для неё — рядом с ним. И я не могу винить его за это.

Ну, хотя бы ей не промыли мозги. Это уже что-то. Она осталась с отцом, потому что… он был её отцом. Возможно, не такой уж и злодей, каким я его считал несколько минут назад.

Но он не должен был забирать её. Он должен был оставить её. Вэнс помог бы ей. Он смог бы отправить её на консультации и терапию.

Кормак забрал травмированного подростка и изолировал её от всего мира. Он сделал это, чтобы держать её рядом. Потому что он не хотел её терять.

Я бы тоже не захотел расстаться с Алли. Это я могу понять. Но всё остальное? Несмотря на любовь Веры к отцу, Кормак был далеко не безгрешен. Мне потребуется время, чтобы осмыслить всё это. Чтобы понять, как это принять.

— Мы часто переезжали, — продолжила она. — Прятались. Жили в горах.

В Тихоокеанском северо-западе не было недостатка в удалённых местах. Чёрт, если Кормак знал, что делает, он мог бы просто кочевать из одного национального леса в другой. Из Айдахо в Вашингтон, из Вашингтона в Орегон, а потом в Монтану. Здесь были тысячи акров нетронутой природы, куда не ступала нога человека.

— Это было не так уж плохо, — Вера пожала плечами. — Папа старался сделать нашу жизнь комфортной. Мы продолжали двигаться, ждали подходящего момента.

— Момента для чего?

— Чтобы нас забыли. Папина цель всегда была — добраться до Канады. Он думал, что, если мы отправимся достаточно далеко на север, мы сможем осесть в маленьком городке, где его никто не узнает. Но он боялся, что пересечение границы — это риск. Хотя она относительно мало охраняется, он опасался, что могут быть камеры наблюдения, дроны или тепловизоры. Может, на дорогах были установлены датчики. Он не хотел рисковать слишком рано, поэтому мы ждали. Продолжали двигаться. Прятались. И, в конце концов, мы добрались до Монтаны.

До Куинси.

— Я заболела около четырёх лет назад. У нас было несколько недель, когда еды почти не было. Мой организм ослаб, кажется, у меня было обезвожевание. Ничего серьёзного, но папа не хотел рисковать. Мы только добрались до Монтаны. Он нашёл место подальше от людей и дал мне отдохнуть около месяца. Построил для нас укрытие. Много охотился. Когда я начала чувствовать себя лучше, я не захотела уходить. Устала от постоянных переездов. Так что мы остались.

Если они приехали в Монтану четыре года назад, значит, они прожили здесь два года. Два чертовых года. Я любил кемпинг. Дай мне две недели, даже два месяца — я был бы счастлив. Но два года? Чёрт.

— Это самое долгое место, где вы задержались?

Она кивнула.

— Мне здесь понравилось.

— Где именно?

Вера указала на север.

— Примерно в десяти милях отсюда. Когда-нибудь я покажу тебе. Добраться до него не так-то просто, но место было достаточно близко к городу, чтобы я могла ходить за припасами.

Я моргнул.

— Ты ездила в Куинси?

— Примерно раз в месяц.

Мы пересекались? Хм.

Вера, вероятно, знала горы вокруг Куинси лучше, чем я, мои братья или даже отец. Это немного успокаивало меня насчёт всех её походов. Не сильно, но страхи чуть ослабли. Неудивительно, что Вэнс никогда не возражал против её прогулок.

— Именно здесь Вэнс тебя нашёл, не так ли? — предположил я. — Ты ведь не просто постучалась к нему в дверь в Айдахо.

— Да. Они были напарниками. Ты знал об этом? Он никогда не прекращал поиски папы. Не из-за их дружбы. Вэнс, как и все остальные, думал, что папа убил нас всех.

Вэнс приехал в Монтану за справедливостью. После того как на Лайлу напали, полиция выпустила бюллетень с описанием Кормака: его телосложение, рыжие волосы, шрам на лице. Вэнс увидел это объявление и приехал сюда.

— Я пошла в город за припасами. Вэнс увидел меня и погнался за мной. Я привела его к папе.

— И что потом?

— Папа рассказал ему правду. Лайла тоже там была.

Я моргнул.

— Что? Вэнс позволил этому ублюдку быть рядом с ней после того, как он попытался её убить?

Вера вздрогнула, и в ее взгляде промелькнуло чувство вины.

— Я не знала, что он сделал с ней. Только после того, как Вэнс нашел нас. Мне жаль. Он не должен был этого делать. Он обещал, что не зайдёт слишком далеко, он просто хотел напугать её достаточно, чтобы выиграть время и сбежать. Он боялся, что кто-то найдёт меня. Я не оправдываю его. Я просто… прости. Жаль, что всё это произошло.

— А что Лайла думает обо всём этом?

Вера грустно улыбнулась: — У неё есть Вэнс.

Если бы Кормак не напал на неё, Вэнс никогда бы не приехал в Куинси.

И никогда бы не нашёл Веру.

Чёрт возьми. Я всё равно буду ненавидеть Кормака за то, через что он заставил пройти Лайлу. Но, мать его, это изменило всё.

— Остальное ты знаешь, — сказала Вера. — Я ушла с Вэнсом. Мы знали, что убедить людей в том, что он не убивал моих сестёр, будет невозможно, поэтому даже не пытались. Мы решили сказать всем, что я бросила его в Айдахо. Пусть думают, что он монстр. Лучше так, чем привлекать ФБР в Монтану.

Ну, теперь они были здесь.

— Ты пришла сюда сегодня, чтобы попытаться найти его и предупредить, чтобы он ушёл?

— Да. Ему нужно уехать.

— Почему ты думаешь, что он здесь?

— Не знаю, — она крепче обняла свои колени. — Я просто… надеялась. Не думаю, что он бы действительно оставил меня.

Если Кормак все эти годы прятал Веру и был так решительно настроен держать её рядом, я почти уверен, что он не ушёл далеко.

— Он всё, что у меня осталось, Матео. Я знаю, что он не идеален. Я знаю, что он сделал ужасные вещи. Но он моя семья. Мне нужно его найти, — по её щеке скатилась слеза. — Он мой отец.

— Эй, — я коснулся её щеки ладонью, заставляя посмотреть на меня. — Он не всё, что у тебя есть. Теперь уже нет.

Она всхлипнула, её подбородок задрожал.

— Прости. Я знаю, что давно должна была рассказать тебе, но… как? Не могла же я просто появиться на семейном ужине и сказать: «О, помните, как мой отец чуть не убил Лайлу? Ну, теперь всё нормально».

Как, чёрт возьми, она умудряется заставить меня смеяться сейчас? Эта женщина… Я обнял её, прижимая к своей груди, и поцеловал её волосы.

— С этого момента мы ходим сюда только вместе.

— Ч-ч-что? Ты хочешь помочь?

— Да. И я не хочу, чтобы ты снова приходила сюда одна. Больше никогда.

Её взгляд смягчился.

— Спасибо. Но я должна ходить сюда одна. Если он увидит тебя, он не выйдет.

— О, думаю, выйдет, — я рассчитывал, что инстинкт защиты Кормака возьмёт верх. Если он увидит меня с Верой, его любопытство может пересилить осторожность. Ему захочется встретиться с мужчиной, который спит с его дочерью. — Я часть твоей жизни?

— Да.

— Тогда рано или поздно он должен меня увидеть.

— Но…

— Просто скажи «да», Персик.

Она вздохнула.

— Да.

— Больше никаких походов в одиночку. Обещаешь?

— Обещаю.

Я наклонился и коснулся её губ поцелуем, затем спрыгнул с капота машины и протянул ей руку.

— Давай заберём Алли и поедем домой.

Она вложила свою ладонь в мою, но не чтобы спуститься с капота. Её пальцы сжались крепче.

— Матео?

— Да, дорогая.

Её подбородок задрожал.

— Спасибо.

Я потянул её на себя, пока она не встала на ноги и не оказалась в моих объятиях. Затем я просто держал её. Больше мне нечего было сказать — не сейчас, пока я не разберусь со всем этим у себя в голове.

Я просто держал её. Так крепко, чтобы в следующий раз, когда она задумается справляться со всем в одиночку, она вспомнила, что в этом больше нет необходимости.

26. ВЕРА

Мои пальцы медленно и размеренно массировали виски. Может быть, если я нажму достаточно сильно, то смогу заставить эту информацию остаться в моей голове для предстоящих экзаменов.

С тех пор как у нас с Матео завязались отношения, я пренебрегала своими онлайн-занятиями. У меня просто не было мотивации проводить часы, уткнувшись носом в учебники, когда я могла бы провести это время с ним. Но после слишком многих ночей изучения сексуальных поз вместо психологии я отстала катастрофически.

Вчера, после того как Матео нашёл меня на Соболиной вершине, и мы привезли Алли домой, я должна была выделить хотя бы пару часов на учёбу. Но после признания о папе я была слишком подавлена и предпочла расслабиться с Матео и поиграть с Алли. А потом, уложив её спать, вместо того чтобы посвятить хотя бы тридцать минут учёбе, я позволила ему отнести меня в постель, где мы трахались несколько часов.

Эти оргазмы могут стоить мне итоговых оценок.

На следующей неделе у меня два экзамена, к которым я абсолютно не готова. И как бы мне ни хотелось отдохнуть в домике после смены в кофейне, я всё-таки пришла в лофт и заставила себя учиться.

Я никогда раньше не понимала, что значит «учить впопыхах», пока не столкнулась с этим сейчас. Голова была так забита фактами и информацией, что даже мысль о том, что поесть на ужин, заставляла череп болеть.

Послышался глухой звук. Кто-то поднимается по лестнице? Или это просто моя голова пульсирует?

— Вера, — Матео постучал в дверь.

— Входи.

— Привет… — его брови сдвинулись, когда он посмотрел на меня. — Что случилось?

— Ничего, кроме надвигающегося провала, — я махнула рукой в сторону моря бумаг и учебников, разбросанных по журнальному столику. — Спроси меня, как идут мои занятия.

Он пересёк комнату и опустился рядом со мной на диван.

— Ты занималась весь день?

— С тех пор, как пришла с работы, — я обмякла, прижавшись к его боку. — У меня болит голова. А сегодня пятница. Мы должны учить теорию для авиации. Но, Матео, я не могу. Если мне придётся прочитать хоть ещё слово, я, возможно, умру. Да и я не особо хочу быть пилотом. Летать — это весело и круто, но мне всё равно на погодные системы, магнитные колебания или схемы взлетно-посадочных полос.

Слова вырвались потоком. До этого момента я даже не осознавала, что чувствую.

— Не злись.

Матео подвинулся и взял мое лицо в свои руки.

— Мне всё равно, хочешь ты быть пилотом или нет. Ты можешь просто летать со мной.

— Хорошо, — я выдохнула. — Ты точно не разочарован?

— Нисколько. Люди постоянно меняют свое мнение, как только начинают заниматься этим. Стать пилотом очень сложно.

— После того первого полёта я подумала, что это могло бы помочь мне найти папу. Вот почему я попросила тебя научить меня. И если бы ты учил меня, у тебя был бы повод летать.

— Персик, — его взгляд стал мягче.

— Ты любишь это, Матео. Я видела это, когда мы были там, наверху. Если бы ты мог заниматься чем угодно в мире, не уезжая из Куинси, что бы это было?

— Летать. Но я не знаю, как сделать из этого карьеру. Здесь это сложно.

У меня сжалось сердце.

— Ты создан для полётов. Пообещай мне, что будешь летать чаще. Пожалуйста?

Он долго смотрел на меня, а потом кивнул.

— Обещаю.

— Отлично.

Матео потянулся и слегка дёрнул меня за кончик хвоста.

— А ты? Что тебе нравится?

Ты.

— Спать.

Краешек его губ изогнулся в улыбке.

— Никакого сна. Я пришёл, чтобы забрать тебя на внезапный семейный ужин. Все собрались у мамы с папой.

— О.

— Это твоё усталое «о».

Я моргнула.

— Чего?

— У тебя есть разные «о». Это усталое. Есть ещё, когда ты удивлена. Одно, когда ты развлекаешь Алли и притворяешься, что очарована тем, что она тебе показывает. И то «о», которое ты делаешь, когда я делаю вот так, — он склонился, его губы коснулись моего пульса.

Как только его язык скользнул по моей коже, я задрожала.

— О.

Его смешок был глубоким и соблазнительным.

— Ты голодна?

Мои пальцы запутались в его волосах, пока я тихо мурлыкала.

— Я воспринимаю это как — нет, — он уложил меня на спину, прижимая к дивану, пока его вес не накрыл меня. Его губы спустились ниже, обводя линию моей ключицы и ложбинку под горлом.

Я улыбнулась впервые за весь день, позволяя ему стереть стресс и усталость, пока он покрывал поцелуями мою челюсть и поднимался к уху.

Он оторвался, чтобы поднять меня, сорвать футболку с моего тела и расстегнуть лифчик. Свет лился через окна, подчеркивая напряжение его челюсти, когда он снимал мои джинсы с бедер и ног.

Голубизна его глаз потемнела, когда он снял мои трусики. Когда каждая вещь, которую я надела этим утром, оказалась на полу, он встал с дивана и стал смотреть на мое обнаженное тело.

Этот взгляд был медленным и продуманным, он исследовал меня с головы до ног. С каждым моментом мое сердце билось быстрее. Тепло разливалось по коже, и мое тело пульсировало.

Я потянулась к нему, но он не двинулся. Тогда я раздвинула ноги шире, прижимая груди руками. Каждый раз, когда мы были вместе, я становилась увереннее. Мои щеки пылали — от желания и нервозности. Без покрова темноты я была такой смелой, как никогда.

Мне это нравилось. А ему?

Его взгляд остановился на моей киске, и когда его кадык заметно дернулся, я едва сдержала улыбку. Ему это нравилось.

— Ты чертовски идеальна, Персик, — прошептал он.

Одной рукой Матео стянул с себя простую черную футболку, сбросив ее на пол. Мой рот наполнился слюной от вида его широких грудных мышц и пресса, как у модели. Хотя я и любила проводить языком по его горлу, тот треугольник на бедре всегда был моим любимым местом, чтобы его лизать.

Овальный медальон на его пряжке звякнул, когда он стал расстегивать ремень, и этот звук эхом отразился по всему лофту. Он позволил ремню свисать, пока расстегивал пуговицу на джинсах. Его пальцы замерли, готовые спустить молнию, когда я перебросила ногу через спинку дивана.

— Черт, женщина, — он откинулся на пятки. — Ты вся мокрая.

Я покраснела. Но в последнее время это ощущалось как награда, а не что-то, что нужно скрывать. Поэтому я позволила взгляду скользить по его телу. Мускулистые руки. Грудь, такая твердая, словно высеченная из камня, но при этом идеальная для того, чтобы на ней спать каждую ночь. Толстые, мощные бедра, которые так натягивали джинсы.

Матео сбросил ботинки и снял джинсы. Его член сразу освободился, как только они упали.

Никакого нижнего белья. Мое тело напряглось. Господи, это было сексуально. Почему это так возбуждало?

Он сжал свой член в кулак и несколько раз провел по нему, не отрывая взгляда от меня. Потом он опустил колено на диван и накрыл меня своим мускулистым телом, его кожа была горячей, когда прижалась к моей.

Его руки погрузились в мои волосы, а взгляд был прикован к моим глазам.

Я поднялась, готовая к поцелую, но он отстранился.

— Что?

— Я… — он покачал головой. — Ты прекрасна.

Прежде чем я успела ответить, его рот впился в мой, а язык проник внутрь. Он прижался ко мне, его возбуждение касалось моего самого сокровенного, а основание его члена терлось о клитор.

— Ещё, — прохрипела я ему в губы. — Ты нужен мне внутри.

Он зарычал, покусывая мою челюсть. Затем он прижался к моему входу и вошел в меня, полностью заполнив меня.

Я вскрикнула, когда он растянул меня, мое тело трепетало вокруг его длины. Каждую ночь я пыталась продлить это, сдерживать тот первый оргазм, но сколько бы я ни пыталась, это было бесполезно. Мое тело было во власти Матео, и когда он поцеловал меня глубже, его руки сжали мои волосы с усилием, мои внутренние стены сжались вокруг него.

Он немного вышел и снова вошел в меня. Звук наших тел смешивался с прерывистыми вдохами.

— Ты чертовски хороша, — пробормотал он.

— Да, — мои пальцы вцепились в его плечи, когда он снова вошел в меня.

— Я буду трахать тебя жестко и быстро, дорогая. А вечером мы будем медлить и играть, — он провел рукой по моей попе, сжимающимся ягодицам. Обещание, что игра будет позже.

Моя киска сжалась.

— Да.

Его бедра не сбавляли темпа, а толчки попадали в то место, которое заставляло мои конечности дрожать. Он сдержал свое обещание, трахая меня быстро и жестко, пока я не стала извиваться под ним.

— Кончай, Вера. Кончай вместе со мной, — он провел пальцем по моему клитору.

— О, Боже, — оргазм настиг меня, моя спина выгнулась, отрываясь от дивана, когда я выкрикнула его имя. Грубые волосы на его груди щекотали мои соски, пока я разрывалась на части. Мир померк, и оставалась только сжимающаяся вокруг него грудь.

Матео выругался, когда я сжалась вокруг него. Его ноздри раздулись, челюсть сжалась, затем он откинул голову назад и издал рычание, когда его собственный оргазм охватил его.

Его сперма горячо вытекала между нами. Пот блестел на моей коже. Моя грудь поднималась и опускалась, когда я пыталась отдышаться. Когда я наконец открыла глаза, Матео был прижат ко мне, его руки поддерживали тело на диване, когда последние волны его оргазма утихли.

Прошлой ночью был первый раз, когда мы занимались сексом без презерватива. Я принимала противозачаточные средства, и у нас давно ни с кем не было секса.

Теперь между нами ничего не было. Это делало все еще лучше.

— Черт, Персик, это всегда так хорошо, — он поцеловал меня в грудь, прямо в сердце, и отстранился. Но не встал с дивана. Он протянул руку между нами, нащупав мою чувствительную плоть. Затем, с усмешкой, он толкнул свою сперму обратно в меня пальцем.

Я ахнула, рот приоткрылся.

— О.

— Это новое «о». Мне нравится, — он облизал свою нижнюю губу. Затем облизал мою.

Он удерживал меня на диване, играя со мной несколько минут, его пальцы были скользкими и теплыми. Но он не заставил меня снова достичь оргазма, а просто дразнил.

Еще одно предвкушение того, что нас ждет позже, когда мы окажемся в постели.

Когда он убрал руку, я застонала.

Он наклонился, чтобы втянуть сосок в рот и отпустить его с хлопком, затем встал и стащил меня с дивана.

— Одевайся.

— У меня есть время на душ?

— Нет, — он шлепнул меня по заднице. — Я хочу, чтобы ты оставалась липкой от меня всю ночь.

— Матео, — я закатила глаза. — Это так… — мой мозг был слишком перегрет от учебы и секса, чтобы подобрать нужное слово.

— Сексуально, — он наклонился и передал мне мою футболку, которая упала на учебник по психологии. — Это чертовски сексуально, знать, что я всюду на твоей коже. А сегодня ночью, когда мы снова испачкаемся, я всё смою с тебя в душе. А теперь одевайся.

Я прикусила губу, чтобы скрыть улыбку, и потянулась за своей сброшенной одеждой. После того как я пригладила волосы и попыталась охладить свои слишком розовые щеки, размахивая руками (не хотелось идти на семейный ужин, выглядя как только что из постели), я взяла руку Матео, и он повел меня к дому Энн и Харрисона.

Шум окутал нас, как только мы вошли в дверь. Как всегда, все были на кухне.

— Вот и она, — с улыбкой объявил Харрисон. Его улыбка стала шире, когда взгляд переместился к тому месту, где Матео все еще держал мои пальцы крепко переплетенными с его.

Все смотрели.

Дядя Вэнс тоже смотрел.

Ну вот, я и не успела объяснить ему на обеде.

Пузырь, который окружал меня и Матео, лопнул так громко, что мне в ушах зазвенело.

Я попыталась высвободить руку, стыдливо краснея, но хватка Матео лишь усилилась. Я была так сосредоточена на своей руке, что не заметила, как он взял мой подбородок и зажал его между указательным и большим пальцами, чтобы наклонить мое лицо к своему.

Он поцеловал меня, а затем отпустил, оставив довольную ухмылку.

Мои глаза расширились, и я оглянулась, заметив, что все Идены продолжали смотреть.

На этот раз, когда я попыталась выдернуть пальцы, он отпустил их. Но только для того, чтобы обхватить меня другой рукой и прижать к себе.

— Персик, не думай, что они не знают, почему мне понадобилось тридцать минут, чтобы забрать тебя на ужин.

— О, Боже, — я покраснела с головы до пят. — Не могу поверить, что ты только что это сказал.

Гриффин рассмеялся, пытаясь спрятать смех за стаканом виски.

— Думаю, мне нужно еще одно пиво к этому ужину, — сказал Вэнс, вставая с табурета и направляясь к холодильнику.

Матео засмеялся, прижимая меня к себе.

Моя рука вырвалась, как плеть, ударив его в живот.

— Это не смешно.

— Эй, не злись на меня за то, что я поцеловал тебя перед всеми. Ты сама это начала.

— Я не… — чёрт. Да, я была той, кто поцеловал его первой. Той ночью «У Вилли». Боже, казалось, что это было вечность назад.

Его ухмылка растянулась в ослепительную, мечтательную улыбку.

Я не могла ничего с собой поделать. Когда он улыбался так, я автоматически улыбалась в ответ.

Вэнс подошел с пивом в руках. Он сделал долгий глоток, глядя на меня, пока глотал. Глубокая морщина на лбу выдавала его беспокойство.

— Привет, малыш.

— Привет, дядя Вэнс.

Он указал на нас двоих.

— Это официально? Вы вместе?

— Да, — ответил Матео, прежде чем я успела что-то сказать.

Я подняла глаза на Матео и увидела, что его голубые глаза ждали моего ответа.

— Мы вместе.

Он подмигнул мне, а потом поцеловал в лоб.

Вэнс похлопал Матео по плечу. Выглядело это достаточно дружелюбно, но Матео поморщился так сильно, что я тоже это почувствовала.

Первое предупреждение. И возможно, не последнее. Может они и были зятьями, но Вэнс прежде всего был на моей стороне.

— Я иду за пивом. Что ты хочешь? — спросил Матео.

— Воды.

Он только успел отойти от меня, чтобы принести напитки, как из игровой комнаты на кухню хлынули дети.

Алли подбежала ко мне, подняв руки. Ее щеки были розовыми, как будто она бегала, пытаясь угнаться за старшими кузенами.

— Ве-ва. Вверх.

— А вот и моя Мармеладка, — я взяла ее на руки, а потом убрала прядь волос с ее лба.

— Либка, — сказала она.

— Рыбка, — я сделала рыбий взгляд и поцеловала ее «рыбьими» губами, из-за чего она захихикала.

— Ещё.

Я делала это снова и снова, пока Энн не объявила, что ужин почти готов, и все не направились к обеденному столу.

Стол был слишком маленьким для такого количества людей. Почти не было места между стульями, но каким-то образом мы все уместили. И вот уже в первый раз за два года, что я ужинала с семьей Иденов, я сидела рядом с Матео.

Когда он накладывал себе салат, то переложил помидоры со своей тарелки на мою.

27. МАТЕО

Чек на моей кухонной стойке раздражал меня. Он притягивал внимание уже, казалось, в миллиардный раз с тех пор, как я оставил его возле кофейника утром. Бледно-голубой, с чёрными напечатанными буквами. Простой. Стандартный. Но за то время, что я на него смотрел, он мог бы стать ярко-жёлтым с трёхмерными буквами и мигающим стробоскопом.

Гриффин дал мне его сегодня, когда я приехал к нему, чтобы закончить ремонт загонов. Когда последняя панель была установлена, он попросил меня зайти в дом. И тогда он вручил мне этот чек.

Моя зарплата.

Это был далеко не первый чек. Он платил мне наравне с другими работниками ранчо. Но сегодняшний чек был первым, который я не хотел брать.

Я даже не стал заполнять форму на прямой депозит отЭлоизы.

Работа на ранчо была моей работой. Работой, которая мне всегда нравилась. Не то чтобы я её любил. Просто нравилась. Она, вместе с работой в отеле, оплачивала счета.

Я не тот человек, которому нужно богатство, чтобы чувствовать себя успешным. Я ценю благословения, а не деньги. Моё богатство — это люди, которых я люблю, особенно маленькая девочка, которая сейчас спала дневным сном, и женщина, покорившая моё сердце за считаные недели.

Но деньги всё равно нужны. Когда-нибудь Алли нужно будет поступать в колледж. И я хотел бы свозить Веру куда-нибудь в путешествие. Может, зимой мы улетим в пустыню, подальше от снега.

Этого должно было быть достаточно. Работа на семейном ранчо, жизнь ради улыбок Алли и Веры — этого должно было быть достаточно.

Но этого было мало.

Слова Веры, сказанные на прошлой неделе, продолжали звучать у меня в голове. Каждый раз, когда я смотрел на этот чек, я слышал её голос: «Ты создан, чтобы летать.»

Эта женщина знала меня, возможно, лучше, чем я сам. Она была права. Пришло время двигаться дальше. Но куда?

Обработка сельхозугодий с воздуха? Это всего лишь обработка полей. В нашем районе Монтаны в этом нет большой необходимости: слишком пересечённая местность. Больше лесов, чем полей. Больше скота, чем пшеницы.

Есть возможность летать в сезон лесных пожаров, но это будет означать месяцы вдали от дома. Я не могу так долго быть вдали от Алли и Веры.

Может, я мог бы открыть лётную школу в Куинси. Правда, студентов у меня было бы один-два человека в год.

Или… мы могли бы переехать.

Я любил летать. Без сомнения. И если бы меня ничто не держало, я бы вернулся на Аляску и летал каждый день. Но это не то место, где я хотел бы растить Алли. И я не стал бы перевозить Веру. Не только потому, что она так настойчиво стремилась найти отца, но и потому, что ей была нужна Монтана. Ей нужен был Куинси. Ей нужны были Идены.

А если мы всё же найдём Кормака Галлагера, тогда я и вовсе не был уверен, что нам делать дальше.

Мы не говорили о Кормаке с того дня на Соболиной вершине. Мы больше не ходили в походы. Вера была занята учёбой, экзаменами и работой. Когда она каждый вечер приходила в домик, я меньше всего хотел нагружать её чем-то тяжёлым, поэтому не поднимал тему её отца. Мы не обсуждали и агента ФБР.

Свенсон уехал два дня спустя после разговора с Верой в «Кофе у Иденов». Я попросил Элоизу сообщить мне, когда он выехал из отеля. Пока что я мог не думать о нём. Но не о Кормаке.

Возможно, я избегал говорить с Верой о Кормаке, потому что сам до конца не знал, что об этом думать. Что думать о Кормаке. О её матери.

Нора. Её звали Нора. Насколько я мог вспомнить, я никогда не слышал, чтобы Вера произносила это имя. За два года я не мог припомнить ни одного случая, чтобы она упоминала имена своих сестёр.

И до прошлого месяца она не говорила о Кормаке.

Этот ублюдок пытался задушить мою сестру. Я не был уверен, что когда-нибудь смогу это простить. Он мог убить её — намеренно или нет. Сделал он это, чтобы защитить Веру, или нет, он всё равно чуть не задушил мою сестру.

Как я должен был с этим смириться? Как Лайла? Или Вэнс?

Хруст колёс по гравию вырвал меня из размышлений. Я вышел из кухни к входной двери и открыл её как раз в тот момент, когда грузовик Вэнса остановился рядом с моим.

Он был одет по-рабочему — рубашка с эмблемой Полицейского департамента Куинси, значок и пистолет в кобуре на ремне джинсов. В руках он нёс вазу с розовыми розами. Поднявшись на крыльцо, он сказал: — Привет.

— Красивые цветы.

— Это для Веры. Подумал, что ей будет приятнее, если они будут здесь, а не в лофте.

— Заходи, — я кивнул, приглашая его следовать за мной, и закрыл за ним дверь. — Я как раз о тебе думал.

— Звучит опасно, — он поставил вазу на стол, затем облокотился на стойку, словно она была единственным, что удерживало его на ногах.

— Я, э-э, думал о Кормаке.

— Понятно, — Вэнс кивнул. — Сколько Вера тебе рассказала?

— Достаточно. Не всё, но достаточно.

— Прости, — его плечи опустились. — Нам, наверное, следовало рассказать правду раньше, но…

— Ты тоже его защищаешь, — что такого было в Кормаке Галлагере, что вызывало такую преданность?

— Мы защищаем Веру. Мы просто стараемся сделать для неё лучше. Если Кормак окажется в тюрьме, для неё это будет катастрофа.

Да, это бы разбило ей сердце. И зная её, если бы Кормака арестовали, она бы навещала его каждую неделю. А я не хочу для неё такой жизни.

— А Лайла? — спросил я. — Как она к этому относится?

— Противоречиво, — ответил Вэнс. — Мы оба. Я никогда не прощу ему то, что он сделал с ней. Но… всё сложно.

Сложно. Как бы я ни ненавидел это слово, я понимал. Мои чувства к Мэдисон всегда будут сложными. И всё. Просто сложными.

В этом нет никакой логики. Как бы я ни старался, не всё бывает чётким и ясным, чёрным и белым. Иногда всё превращается в чёртову грязную путаницу.

— А цветы зачем? — спросил я.

Вэнс не ответил. Он смотрел в никуда, а глаза его поблёскивали от слёз.

Чёрт.

— Это сегодня, — догадался я. Годовщина той ночи, что изменила жизнь Веры. Смерти её сестёр.

Вэнс кивнул.

Я провёл рукой по лицу.

— Она ничего не сказала.

Вера ушла на работу этим утром так же, как и в остальные дни недели. Она поиграла с Алли за чашкой кофе, потом поцеловала меня и отправилась в город. Прошлой ночью, когда мы смотрели телевизор на диване, она ничего не упоминала о сегодняшнем дне. Ни намёка на то, что это важная дата.

— Не думаю, что она бы сказала, — вздохнул Вэнс. — В прошлом году она притворялась, что это просто ещё один день. Не хотела со мной разговаривать. Почти не смотрела на меня. Годом раньше она вообще избегала меня. Ушла в поход и вернулась только после темноты.

— Искала Кормака?

— Скорее всего.

Чёрт. Она на работе? Она обещала не искать Кормака одна, но вдруг она всё-таки это сделала? Я бы понял. В такой день, как сегодня, я бы понял.

— Она на работе, — сказал Вэнс, словно прочитав мои мысли. — Проезжал мимо и видел её через окна.

— А почему ты не хочешь сам отдать ей цветы?

— Думаю, она хочет притвориться, что этого никогда не было, — покачал головой Вэнс. — Так же она вела себя все эти годы с Кормаком. Когда я нашёл их, он сказал, что она отказывалась говорить об этом. А когда он всё объяснял, её даже не было рядом. Она ушла, чтобы не слышать.

У меня сжалось сердце. Боль, которую Вера держит в себе. Тайны. Как она вообще это выносит?

— Мне пора возвращаться к работе, — Вэнс оттолкнулся от стойки и направился к двери.

Но прежде чем он успел уйти, я положил руку ему на плечо и крепко сжал.

— Мне жаль.

— Мне тоже, — грустно улыбнулся он, а потом вышел, махнув на прощание, когда завёл машину и уехал.

Вера была не единственной, кто сегодня оплакивал этих девочек. Знал ли Кормак, какой сегодня день?

Если бы что-то случилось с Алли, я бы…

Нет. Я даже думать об этом не мог. Горе, которое испытывал Кормак, горе, которое он будет носить в себе всю жизнь…

Вместо того чтобы увозить Веру в глушь, он должен был оставить её там, где она могла бы получить помощь. Но он потерял двух дочерей. Могу ли я винить его за то, что он не хотел потерять ещё одну?

Чёрт. Да, это было сложно.

Я стоял на крыльце, глядя в пустоту, пока пыль от его шин окончательно не осела.

Как мне помочь Вере, если я даже не знаю, что на самом деле произошло? Что мне ей сказать?

— Папа, — позвала Алли, вернув меня в реальность. Она вышла из своей комнаты, кулачками протирая сонные глаза.

— Привет, Росток, — я подошёл и поднял её на руки. — Хорошо поспала?

Она устроилась у меня на плече, её глаза всё ещё были полузакрыты. Мы сели на диване, чтобы обниматься, пока она окончательно не проснулась и не отправилась со мной во двор доделывать камин.

На улице уже стемнело, когда свет фар Веры мелькнул за окном. Прошло уже несколько часов с тех пор, как закрылось «Кофе у Иденов». Но ей нужно было сделать задание для одного из курсов, и она сказала, что может остаться в кафе после закрытия, чтобы успеть все сделать до выходных.

Осталась ли она в кофейне? Или сделала что-то в одиночку, чтобы почтить память сестёр?

— Привет, — произнесла она, заходя в дом. Как всегда, она была прекрасна. Уставшая, но не больше, чем обычно после долгого дня в кафе. Если бы не Вэнс, я бы никогда не узнал о сегодняшнем дне.

— Привет, дорогая, — я выключил телевизор и встал с дивана. Когда она переступает порог этого дома, она получает поцелуй. И даже если я до сих пор не знал, что сказать, несмотря на то что думал об этом весь день, поцелуй она получит.

Я пересёк комнату, обхватил её лицо ладонями и поцеловал её идеальные губы.

Она улыбнулась, снимая обувь и держась за мою руку, чтобы не потерять равновесие. Но её улыбка померкла, когда она посмотрела через моё плечо и увидела розы на стойке.

— Это от Вэнса.

— О, — это было её грустное «о». Звук осознания, что она не может всё скрыть. Не от меня. Вера закрыла глаза, её плечи опустились. — Он рассказал тебе, что сегодня за день.

— Почему не ты?

Она выскользнула из моих объятий и подошла к стойке, протянув руку, чтобы коснуться одного из бутонов. Но отдёрнула палец, даже не дотронувшись до лепестка.

— Шипы на стеблях, Персик.

Она смотрела на цветы, и я был уверен: если бы меня здесь не было, она бы выбросила их в мусорное ведро.

— Хочешь поговорить?

— Нет.

Я тяжело вздохнул, подошёл сзади и обнял её за плечи. Затем поцеловал в волосы.

— Вера…

— Где Алли?

— Спит.

Она вырвалась из моих объятий.

— Я пойду поцелую её на ночь.

Её мягкие волосы, собранные в хвост, скользнули по плечам, пока она уходила в комнату Алли.

Я провёл руками по лицу. Если бы я только знал, что сказать, чтобы она открылась. Чтобы просто выпустить это наружу. Но она не просто собиралась поцеловать мою дочь на ночь. Она укрепляла стены, добавляя ещё один слой кирпичей и цепей.

Когда она вернулась, осторожно закрыв дверь в комнату Алли, её плечи были расправлены, подбородок поднят. Её руки могли бы сжаться в кулаки, готовые защищать эти стены.

— Вера, — я приложил руку к сердцу, а затем протянул ладонь вперёд, открытой. — Я рядом.

— Я… не могу, — её голос дрогнул. — Я не могу говорить об этом. Пожалуйста, Матео. Не спрашивай.

— Мне больно знать, что ты страдаешь и так сильно стараешься это скрыть. Тебе не нужно. Не от меня.

Она опустила голову.

— Что я могу сделать?

— Помоги мне запереть это.

— Запереть что?

— Всё, — прошептала она, подняв взгляд. В этих красивых карих глазах была мольба. Не дави.

Я не стал давить.

— Я не хочу быть наёмным работником или обслуживающим персоналом, — выпалил я. Мне стало легче. Высказать мысль, которая казалась предательством по отношению к моей семье и бальзамом на душу.

Я не хочу быть наёмным работником или мастером на все руки. Или просто не хочу заниматься только этим.

— А что, если мне открыть летную школу? — это было совсем не то, о чём я хотел говорить сегодня, но для сегодняшнего вечера сойдёт. Я оставлю эти стены в покое.

Она моргнула.

— Летную школу?

— Да. В Куинси такой нет. Она будет маленькой. Здесь не так много пилотов, но сейчас все, кто хочет научиться, вынуждены ехать в Миссулу. Я сомневаюсь, что заработаю много денег. Если вообще что-то заработаю. Чёрт, сомневаюсь, что у меня будет много учеников.

Я подошёл, взял её за руку и повёл через дом, выключая свет.

— Мне всё равно придётся продолжать работать на ранчо у Гриффина и в отеле у Элоизы. Но если я найду одного-двух учеников, это значит, что я смогу летать.

Куинси растёт. Люди уезжают из больших городов на Тихоокеанском Северо-Западе, чтобы растить семьи в маленьких городках с более размеренным ритмом жизни. Местная начальная школа заполнена до отказа, а выпускной класс в этом году стал самым большим за последнее десятилетие.

Может быть, кто-то из новеньких захочет научиться летать. Может быть, в город переедет парочка миллионеров, которым понадобится личный пилот для редких перелётов в Денвер или Солт-Лейк-Сити. А может, раз в несколько лет старшеклассник начнёт мечтать о полётах в небе.

— Что думаешь? — спросил я, когда погасил последний свет, и мы остановились у двери спальни.

Вера подняла наши сцепленные руки так, что мои костяшки оказались у неё на сердце.

— Мне нравится эта идея.

— Мне тоже, — предстояло многое обдумать, но это был не первый раз, когда я вынашивал эту мысль. Однако впервые я действительно мог представить, как воплощаю её в жизнь.

Это её заслуга. Её поддержка.

Свободной рукой я убрал прядь волос за её ухо, а потом снова выпустил её. Может, мне удалось отвлечь её на пару минут, но та печаль всё ещё читалась в её взгляде.

Этого не было утром. Она мастерски скрывала её. Но после долгого дня скрывать боль было уже невозможно. Эта агония в её глазах резала сердце словно нож.

— Хотел бы я забрать это у тебя.

Она сглотнула.

— Я бы никогда не позволила тебе.

Нет, она бы оставила всё при себе, думая, что убережёт меня от боли. Разве она не понимает, что видеть её страдания — это уже больно? Разочарование нарастало, вырываясь из моей груди низким, угрожающим рычанием.

— Упрямая женщина.

С её секретами ничего нельзя было поделать, не сегодня. И если она хочет забыть, отгородиться от всего этого, я сыграю по её правилам.

Я обхватил её руками и поднимая так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

Она запустила пальцы в мои волосы, нежно проводя ногтями по коже и спускаясь к шее.

— Спасибо.

— Скажи это поцелуем.

Её губы коснулись уголка моих. Она осыпала меня мягкими, нежными поцелуями с одной стороны на другую, пока, наконец, её язык не выскользнул наружу, легко касаясь моих губ.

Я держал её на руках, её ноги не касались пола, а грудь была прижата к моей, пока не решил, что с меня хватит её игр. Затем я отнёс её в спальню, закрыл дверь за нами и начал избавлять её от футболки и джинсов.

Когда на ней осталось только бледно-розовое бельё — бюстгальтер и трусики, — я распустил резинку, державшую её хвост, и её медные локоны разлились по плечам. Потом я указал на кровать.

— На спину.

Уголки её губ дрогнули в лёгкой улыбке, но она закусила нижнюю губу. Она всегда слушалась, и сейчас не было исключения. Вера послушно залезла на кровать, а её золотисто-рыжие волосы рассыпались по белому покрывалу, как языки пламени.

— Закрой глаза, — сказал я.

Когда она послушалась, я стянул с себя футболку и бросил её в сторону.

Её дыхание стало прерывистым, когда комнату наполнил звук моей расстёгивающейся пряжки ремня и джинсов, падающих на пол.

Мой член освободился, твёрдый и готовый войти в её узкое, горячее тело. Но сегодня я собирался растянуть удовольствие. Посмотрим, сколько раз я смогу заставить её кончить, прежде чем она отключится.

Я встал у края кровати, раздвинул её колени. Вид её на моей постели никогда мне не надоест. Я сжал свою длину, провёл по ней рукой. Затем опустился на колени и начал покрывать её кожу поцелуями, начиная с бёдер, проходясь языком по её трусикам, не снимая их, чтобы подразнить.

— Матео… — она заёрзала, выгибая бёдра ближе к моим губам.

Я поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, именно там, где она больше всего боялась щекотки.

Её смех зазвучал как музыка для моих ушей.

— Хватит меня мучить.

— Нет, — ответил я, переместившись к другому бедру и проведя пальцем по центру её трусиков. Она зашипела от удовольствия. — Влажная. Ты всегда такая мокрая для меня.

Тихий стон сорвался с её губ, когда я отодвинул в сторону ткань её трусиков и увидел перед собой сверкающую, розовую плоть.

— Сначала я трахну тебя пальцами. Потом ты получишь мой язык. А после двух оргазмов можешь рассчитывать на мой член.

— Да, — прошептала она.

Я провёл рукой вверх по её животу, задрал чашку бюстгальтера, обнажив грудь, и скрутил её сосок, прищипнув его.

Она вскрикнула, но подалась навстречу моим рукам, требуя продолжения.

На этот раз, пока я щипал её сосок, мой палец проник внутрь её горячей, влажной плоти.

— О, — выдохнула она, а её внутренние стенки начали сжиматься вокруг меня. Чёрт, она была совершенством. Как она отзывалась на мои прикосновения, звуки, которые она издавала.

Будто она была создана для меня.

Будто всегда предназначалась только мне.

Я вытащил палец и облизнул его.

— Ты такая сладкая на вкус.

— Матео, заставь меня кончить. Мне нужно кончить.

— Терпение, — я поцеловал её бедро, а затем ввёл внутрь два пальца, двигая ими туда и обратно. Я согнул пальцы, чтобы коснуться того самого места, от которого она начинала дрожать, а ладонь прижал к её клитору.

— Дорогой, — её дыхание сбилось.

Чёрт возьми. Она была не первой женщиной, которая назвала меня «дорогой». Но точно будет последней.

— Скажи это ещё раз.

— Дорогой, — прошептала она, выгибаясь навстречу моим движениям. И в тот момент, когда её пальцы на ногах сжались, я улыбнулся, наслаждаясь её первым оргазмом.

Второй был вдвое слаще. Со вкусом её на моём языке, я поднял её и переместил выше на кровать, чтобы устроиться в ложбинке её бёдер.

Она тяжело дышала, а кожа блестела от тонкой плёнки пота. Румянец на её щеках разлился по груди и округлым формам.

— Ты никогда не была прекраснее, — сказал я.

Её глаза приоткрылись.

— Я… — любил её.

Я её любил.

Я боролся с собой, но не сказал это вслух. Не сегодня. Не с этими розовыми розами на кухонном столе. Вместо того чтобы признаться словами, я доказал это делом, вкладывая всю свою любовь в каждое наше слияние.

Мы рухнули в бездну вместе, падая всё глубже и глубже, пока не превратились в сплетение конечностей и громкое биение сердец.

Когда наше дыхание восстановилось, я уложил её, устроив в изгибе своего плеча.

Её нога была переброшена через мою, дыхание ласкало мою грудь.

По идее, мы оба должны были быть измотанными. Но стоило мне закрыть глаза, как я понял, что сон невозможен. Возможно, из-за напряжения, которое я чувствовал в её плечах.

Она старалась не заплакать.

Что же произошло той ночью? Вопрос был на кончике моего языка. Я хотел умолять её рассказать правду. Для неё. Для меня. Я двигался вслепую. Как мне ей помочь без света? Особенно если она не позволяла этого? Что произошло?

Я сглотнул этот вопрос и заменил его другим. Тот, который когда-то дал мне цель в один из самых тёмных дней моей жизни: — Как мы её назовём?

Её пальцы рисовали невидимые узоры на моей голой груди.

— Назовём что?

— Лётную школу. Как мы её назовём?

Она приподнялась, слёзы блестели в её прекрасных глазах, а волосы спадали вокруг нас.

Я убрал прядь с её лица, проводя большим пальцем по линии её щеки.

— Помоги мне придумать название.

— Хорошо, — прошептала она, прижавшись обратно к моей груди и продолжая рисовать на моей коже. — Начнём с буквы «А».

28. ВЕРА

Я закрыла крышку ноутбука, сняла наушники и откинулась на спинку стула. Последний час я дорабатывала свой итоговый реферат по дисциплине — Теория и исследование личности. Теперь он был загружен и отправлен профессору. Это был конец семестра. На ближайшие три месяца я могла наслаждаться летом.

Дышать стало легче, словно тяжесть учёбы спала с моих плеч. Последние пять дней были напряженными, приходилось балансировать между экзаменами и учебой, работой и жизнью.

Последнее пострадало больше всего. Почти каждый вечер я приходила к Матео, сразу же занимала этот самый стул и превращала обеденный стол в рабочее место. Он оставлял меня в покое и не подпускал ко мне Алли, а когда она засыпала, уходил в спальню читать.

К тому времени, когда я прокрадывалась к нему после полуночи, он обычно уже спал, с открытой книгой на груди.

Хотя этот забег до конца семестра был изнурительным, мне действительно нравились мои занятия. Я хотела продолжать учиться.

Что было бы, если бы вместо того, чтобы четыре года прятать свои чувства, мы с папой нашли кого-то, с кем могли бы поговорить? Кому могли бы довериться, например, психотерапевту?

Тогда это было невозможно. Даже если бы я хотела поговорить с папой, а я не хотела, он был так же уничтожен той ночью, как и я. Но, возможно, я бы не была такой закрытой, если бы у меня был другой выход.

Возможно, однажды я сама смогу стать этим выходом для других.

Снаружи послышался звук молотка. Я поднялась из-за стола, потянулась, разминая напряжённые плечи, затем надела кроссовки и направилась на задний двор.

Апрель пролетел как в тумане, полном дождей, но начало мая озарило нас солнечными днями. Воздух пах свежестью — сосновой хвоей и скошенной травой.

Матео провёл весь день с Алли на улице, чтобы я могла сосредоточиться и закончить свою работу.

— Папа! — её звонкий голос разнёсся по воздуху, когда я спустилась с крыльца и обогнула угол дома. Она что-то держала в руке и бежала к тому месту, где он работал над камином. Хотя, судя по размеру круга из каменных плит, это больше походило на террасу.

— Росток, — он снял рабочие перчатки и поправил кепку, надвинув её назад, как раз когда она подбежала к нему.

— Это класивый камешек!

— Да, это действительно красивый камешек, — он взял его у неё, повертел в руках, разглядывая со всех сторон. — Что мы с ним сделаем?

Она забрала его обратно, размахнулась и бросила изо всех сил. Камень упал примерно в полутора метрах от неё.

— Улетел! — она счастливо всплеснула руками.

Он рассмеялся, покачал головой и шутливо шлёпнул её по попке.

— Иди найди мне ещё один.

— Холошо! — она снова побежала по траве, приседая, чтобы выбрать новый камешек.

Матео с мягкой улыбкой смотрел ей вслед, на мгновение проникнувшись к ней чистой, бесконечной любовью. Затем он вернулся к работе: натянул перчатки и поднял каменный блок, чтобы отнести его к месту, где строил круглую подпорную стену.

Мышцы его бицепсов напрягались, растягивая рукава футболки. Белый хлопок обтягивал плечи и спину, мокрые от пота. Пыльные и грязные джинсы плотно облегали его мощные бёдра и подчёркивали изгиб ягодиц.

Я прислонилась к углу дома и наслаждалась видом.

Моим видом. Он был мой.

Я собиралась оставить его навсегда.

Годовщина той ночи никогда не была лёгкой. Обычно боль тянулась днями. Без него это было бы невыносимо. Легче не становилось. Боль не утихала. Единственное, что, казалось, приглушало её — это притворство. Словно этого всего не было.

Я любила Матео за то, что он пытался понять. Я любила его за то, что не давил, не заставлял говорить. Я любила его за то, что отвлекал меня разговорами о лётной школе и названии, которое мы всё ещё не выбрали.

Я любила его.

Навсегда.

Матео работал, укладывая блок в ряды, которые собирал. Когда всё было на месте, он выпрямился и вытер лоб тыльной стороной руки.

— Ты будешь там стоять и пускать слюни или всё-таки поможешь мне?

— Буду пускать слюни, — отозвалась я.

Он рассмеялся и, обернувшись, ослепительно улыбнулся мне.

— Закончила свой реферат?

Я подняла обе руки в воздух.

— Закончила!

— Моя девочка, — он снял перчатки и поманил меня к себе.

Я побежала к нему, смеясь, и запрыгнула в его объятия, обвив ноги вокруг его бёдер.

— Горжусь тобой, Персик. Ты здорово трудилась всю эту неделю.

— Я тоже собой горжусь, — ответила я, поцеловав его, пока он кружил нас в воздухе, прежде чем поставить меня на ноги. — Это выглядит потрясающе.

— Стараюсь, — он взял меня за руку и повёл по территории.

Он расчистил круглую площадку и выложил её серыми камнями.

— Подпорная стена с той стороны будет служить одновременно местом для сидения. Сверху я поставлю гладкие блоки. А в этих открытых секциях сделаю перголы и повешу качели.

— Мне нравится, — облокотившись на его руку, я представила нас, сидящих вместе на этих качелях, наблюдающих, как Алли носится по двору.

— Думаю, на сегодня я закончил. Нам нужны продукты, — сказал Матео. — Я собирался отвезти Алли в город, чтобы отвлечь её, пока ты работаешь.

— Она отлично играет, — ответила я, посмотрев на неё. Колени её брюк были грязными и мокрыми, а хвостики, которые он заплёл ей утром, совсем распались, и волосы теперь торчали в разные стороны. — Я сама съезжу. А ты можешь закончить здесь и немного отдохнуть.

— Точно?

Я кивнула: — Угу.

— Хорошо, дорогая.

— Твой отец называет твою маму «дорогая», — заметила я.

Матео кивнул.

— Так и есть.

— Мне нравится.

— Вот и отлично, — он наклонился, чтобы поцеловать меня в волосы, а потом, как и Алли, легонько шлёпнул меня по попе, отправляя в путь. — О, кстати, Вера.

— Что? — я обернулась.

— Я храню некоторые инструменты в отеле для обслуживания, но мне нужно заточить лезвие газонокосилки, а у меня нет гаечных ключей, чтобы снять его. Элоиза обещала оставить их для меня. Ты могла бы заехать и забрать их? Сэкономишь мне время.

— Без проблем, — я послала ему воздушный поцелуй, а потом направилась к дому, где быстро написала список продуктов, взяла ключи и поехала в город.

На Мэйн-стрит было оживлённо для среды. Теперь, когда дожди закончились, витрины магазинов начали обновлять к туристическому сезону. У дверей лавки кухонных принадлежностей стояла корзина с петуниями. Конечно, это было ничто по сравнению с летним наплывом туристов, но тротуары всё равно были заполнены больше, чем за последние месяцы. Внутри продуктового магазина, рядом с тележками, стояли вёдра с тюльпанами.

Я взяла один букет и быстро пробежалась по своему списку.

— Привет, Вера, — поздоровалась кассирша, когда я выкладывала продукты на ленту.

— Привет, Максин. Как ты?

— Хорошо. Устала. Завела щенка. Он не давал мне спать всю ночь, — она уже несколько месяцев говорила о том, чтобы завести собаку. — Но он такой милый, что я прощаю ему всё. Хочешь посмотреть фото?

— Конечно, — ответила я, выкладывая последние продукты на ленту и подходя ближе, пока она пролистывала фотографии на телефоне. — Он прелесть.

А может, и нам завести собаку? Матео отлично ладил с собаками Энн и Харрисона. А Алли была бы просто очаровательна с щенком.

Максин отложила телефон в сторону и начала пробивать мои покупки, болтая, пока складывала их в пакеты.

Меня вдруг словно накрыла волна. Волна нормальности. В хорошем смысле, если такое возможно. Поход в магазин. Болтовня с Максин. Размышления о питомце.

Нормально.

Это было нормально.

В какой-то момент за последние два года я перестала быть новенькой в Куинси. Я перестала быть чужой. Я перестала быть той женщиной, которая четыре года жила в лесу, как отшельник.

Нормальность. Это был обычный день. Выполнение дел. Работа во дворе.

Боже, как я любила эту нормальность. Я хотела ещё десять таких нормальных дней. Ещё сотню. Тысячу. Мне не нужна была ни слава, ни богатство. Я хотела только этого.

Быть той женщиной, которой я могла бы стать, если бы не прошлое. С обычной жизнью.

С Матео. С Алли.

И, может быть, если мне повезёт, с моим отцом.

Мы с Матео уже давно не ходили в походы, так как я была полностью сосредоточена на учёбе, но завтра мы собирались отправиться в один. Может, на этот раз, с ним рядом, мне повезёт.

— Спасибо, Максин, — махнула я, забирая пакеты с продуктами и направляясь к машине.

Погрузив пакеты, я поехала в гостиницу Элоизы, наслаждаясь запахом лимона и вербены от свечи, горящей на столике в гостиной зоне. Впервые за несколько месяцев в камине в большом зале не горел огонь.

Элоиза улыбнулась из-за стойки регистрации из красного дерева, когда я пересекала лобби.

— Привет.

— Привет. Я за инструментами Матео.

— О, отлично, — она наклонилась и достала набор инструментов из-под стойки.

— Спасибо, — я обвела взглядом комнату, ища Джаспера и их дочь. — Ты одна?

— Да, — она надула губы. — Джаспер остался дома с Офелией. Думаю, у неё летняя простуда или что-то вроде того, потому что у неё ужасный кашель.

— Ох. Жаль.

Элоиза пожала плечами: — Ничего страшного. Я составляю летний график, это всегда занимает кучу времени. У нас всё забронировано, но сегодня было спокойно. Никаких привередливых гостей. И я не жалуюсь. Через месяц у меня не будет ни секунды на передышку.

Я уже открыла рот, собираясь спросить, удалось ли ей найти кого-нибудь на вакантную должность горничной, как вдруг от направления лифтов раздался звук прочищенного горла. Моя улыбка сползла, когда мужчина подошёл ближе.

Агент Йен Свенсон, с его самодовольной походкой, направился прямо ко мне.

— Мисс Галлагер.

— Агент Свенсон, — я натянуто улыбнулась, притворяясь, что рада его видеть. — Приятно снова вас увидеть.

Он прищурился: — Правда?

Совсем нет.

Иронично, что он появился именно сегодня. Не прошло и получаса, как я мысленно радовалась своей новой нормальной жизни.

Конечно, это не могло долго продолжаться. Конечно, что-то должно было её разрушить.

Мне никогда не стать нормальной. Как бы ни шло время, я не смогу быть той женщиной, которой могла бы быть раньше.

Глупо было думать иначе.

— Я думала, вы уехали из Куинси, — сказала я.

Он же уехал, верно? Я была уверена, что уехал. Я не видела его несколько недель. Он больше не приходил в кофейню, не пытался найти меня дома. Его внедорожник не появлялся на стоянке.

— Только приехал, — ответил он, указывая на гостиную зону у камина. — Поговорим?

Я не хотела с ним разговаривать. А что, если я скажу «нет»?

— Конечно.

Он направился к дивану, даже не думая пропустить меня вперёд. Этот засранец просто ожидал, что я пойду следом.

— Всё в порядке? — беззвучно спросила Элоиза, беспокойство отразилось на её красивом лице.

Я кивнула, расправив плечи, и последовала за Свенсоном.

Он не сел ни на кожаный диван, ни в одно из мягких кресел, и я тоже не стала садиться.

Мы стояли друг напротив друга, между нами был журнальный столик, и я изо всех сил старалась не ерзать.

Почему он здесь? Опять?

— Хотите сесть? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Он долго смотрел на меня своими скучными карими глазами.

— Я вам не враг, мисс Галлагер.

— Тогда кто вы?

— Любопытствующий.

Любой другой ответ был бы лучше.

— И что же вас так интересует?

— Вы.

— Я? — фыркнула в ответ. — Во мне нет ничего интересного, агент Свенсон. Я работаю в кофейне. Учусь на онлайн-курсах колледжа. Вожу машину аккуратно и готовлю на среднем уровне. Всё, что могло бы вас заинтересовать, осталось в прошлом. Я пытаюсь наладить свою жизнь. А ваше присутствие здесь делает это невозможным. Так что извините, если я не стелю вам коврик у порога. Я не хочу, чтобы вы здесь были.

Впервые с момента нашей встречи его лицо смягчилось. Без этого сурового, устрашающего выражения он выглядел человеком. Даже симпатичным.

— Это справедливо, — сказал он.

Я вздохнула, мои плечи расслабились.

— Хорошо. Я могу идти?

— Пока нет, — мягкость исчезла так быстро, что я подумала, что мне это показалось. Он смотрел на меня, не мигая, словно не хотел упустить ни секунды моей реакции на то, что собирался сказать.

Моё сердце сжалось.

— Мисс Галлагер, у нас есть основания полагать, что ваш отец мёртв.

Мой вздох эхом отозвался под деревянными балками вестибюля.

29. МАТЕО

— Так вот почему ты так тихо себя вела, пока я работал, — сказал я, уперев руки в бока и уставившись на свою дочь.

Алли подняла на меня глаза с сияющей улыбкой из той лужи, в которой сидела. Её руки были перепачканы грязью, и она подняла их, растопырив пальцы.

— Смотли, глязь.

— Вижу, Росток, — ответил я. Грязь была на её пальцах, руках, носу и щеках. Отстирать эту одежду будет непросто, но, если родительство чему-то меня и научило, так это тому, как пользоваться пятновыводителем. — Нужно принять ванну.

Улыбка Алли мгновенно исчезла, глаза испуганно расширились, и она вскочила на ноги и бросилась бежать.

— Нет!

Почему она спокойно шла в ванну, когда её купала Вера, но со мной всё время приходилось устраивать эту битву?

Я дал ей фору, а потом побежал за ней по лугу, давая ей почувствовать, будто она почти обогнала меня. Когда я её поймал, я подбросил её в воздух, утопая в этом драгоценном смехе, пока она падала вниз.

— Нет! — кричала она, пиналась и извивалась в моих руках. Я прижал её к боку, как футбольный мяч, и зашагал к дому. Она перестала ёрзать и раскинула руки, изображая самолёт.

Я сменил хватку, держа ее одной рукой за живот, а другой за колени, и полетел к дому, как раз когда раздался звук хлопнувшей дверцы машины. Мы свернули за угол, всё ещё смеясь, пока я не увидел Веру рядом с Хондой.

Кровь отхлынула от её лица, и если бы не рука, которой она держалась за машину, казалось, она бы просто упала.

Моё сердце сжалось мгновенно. Её боль была моей болью. Я быстро поставил Алли на землю и подбежал к Вере, взяв её за плечи.

— Что случилось?

Она закрыла глаза и уткнулась носом в мою футболку, тяжело вдыхая.

— Я в порядке. Просто… давай зайдём внутрь и поговорим.

— Нет, скажи мне…

— Ве-ва! — Алли перебила нас и гордо показала, что она натворила. — Глязь.

Вера сумела улыбнуться, присела и провела рукой по волосам дочери.

— Посмотри на себя, Мармеладка. Пойдём умоемся?

— Нет, — Алли сморщила нос и бросилась в другую сторону. Похоже, сегодня она будет капризничать с нами обоими.

— Скажи мне, — сказал я, опускаясь на одно колено рядом с Верой. — Я переживаю.

— Внутри, — ответила она и долго смотрела на Алли, прежде чем встать на ноги. — Давай занесём продукты.

— К чёрту продукты, — резко сказал я, вскакивая на ноги. — Что, чёрт возьми, происходит?

Когда она подняла на меня взгляд, слёзы, стоявшие в её глазах, разорвали мне сердце.

— Я заехала в отель. Там был тот агент ФБР, Свенсон.

— Он вернулся? — почему Элоиза не сказала мне, что он снова заселился? — Зачем он здесь?

Она с трудом сглотнула.

— Мой отец.

Чёрт. У меня всё упало внутри.

— Они его нашли?

— Нет, — она покачала головой. — Алли, не трогай это.

Мой взгляд метнулся к дому, где Алли рылась в ящике с инструментами, который я оставил на крыльце. Последнее, что мне было нужно — чтобы она ткнула себе глаз отверткой. Я подбежал, выхватил её у неё, несмотря на вопль протеста, затем закрыл ящик и подхватил её на руки.

— Оставь продукты, — крикнул я через плечо, поднимаясь с Алли на крыльцо. — Я их потом занесу.

Не удивительно, что она не послушала.

Пока я стаскивал с визжащей и вырывающейся Алли грязную одежду и сажал её в ванну, Вера уже всё выгрузила из машины и как раз убирала последнюю коробку с хлопьями в кладовую рядом с прачечной.

— Чёрт, ну ты и упрямая, женщина, — нахмурился я, схватил её за руку и потащил в ванную, где Алли плескалась в пене и играла своими пластиковыми корабликами.

Вера вздохнула и села на кафельный пол, обхватив колени и прислонившись спиной к шкафчикам под раковиной.

Я занял место рядом с ней, держась близко, чтобы наши руки соприкоснулись. И хотя у меня самого всё внутри рвалось на части, я ждал. Одну минуту. Две. Три.

«Упрямая» — это даже мягко сказано. Вера была настоящий кремень. Она заговорит, но только когда будет готова. Поэтому я положил руку ей на колено, стал нежно чертить круги большим пальцем и ждал.

— Свенсон сказал, что, по их мнению, мой отец мёртв.

— Что? — мой подбородок чуть не отвис. — Как?

— В Йосемити погибла молодая туристка, которую унесло рекой. Когда сотрудники парка пошли за её телом, они нашли старый рюкзак на берегу. Это был папин. Внутри было его старое водительское удостоверение. Они думают, что он, эм… утонул.

То, как её голос дрогнул на этом слове «утонул», — пронзило меня насквозь. Именно так погибли её сёстры. А Свенсон преподнёс ей эту новость в тот момент, когда она была совершенно не готова, просто занимаясь обычными делами.

— Свенсон — ублюдок, — процедил я сквозь зубы.

Алли повернулась к нам из ванны, и я поморщился. Похоже, до того, как она пойдёт в школу, мне действительно нужно заняться своим словарным запасом.

— Он не должен был говорить с тобой сегодня, — добавил я жёстко. — Не так.

— Ага.

— Что ты сказала?

— Да ничего особо, — Вера пожала плечами. — Я была в отеле, забирала инструменты у Элоизы. Он как раз вышел из лифта, так что это просто совпадение, что я вообще его увидела. Но, думаю, он бы в любом случае меня нашёл — либо в кофейне, либо приехал бы на ранчо. Не знаю. Он попросил минутку. Я поговорила с ним в лобби. Когда он сказал про рюкзак, я просто села на диван и как-то… оцепенела.

И одна. Она была там одна.

— Мне нужно было быть с тобой.

— Как ты мог знать?

Свэнсон был скользким ублюдком. Сначала неожиданный визит в кофейню несколько недель назад. Теперь это.

— В следующий раз, когда увидишь его, просто разворачивайся и уходи, — сказал я. — Звони мне или Вэнсу. Но я не хочу, чтобы ты снова разговаривала с ним одна, Вера.

— Хорошо.

— Обещай мне.

— Обещаю.

Тяжесть в груди немного ослабла.

— Что ещё он сказал? Они нашли что-то ещё, что принадлежало твоему отцу? — например, его тело?

Я ненавидел задавать такие вопросы, копаться в деталях, но если они нашли только рюкзак, это ещё не значит, что Кормак мёртв.

— Нет. Только рюкзак и кошелёк, — Вера опустила голову и прижалась виском к моему плечу.

У Свенсона ничего не было. Ни доказательств, ни фактов. Какой, чёрт возьми, смысл был в этом визите?

— Он пришёл сюда, чтобы подбросить бомбу и посмотреть на твою реакцию, — сказал я. — Он пытается выяснить, знаешь ли ты, где Кормак.

— Ага.

Какой же он ублюдок.

— Папа не мёртв.

В её голосе было столько решимости, её железная воля обострилась до лезвия. Если бы силой мысли Вера могла удержать отца в живых, она бы это сделала.

— Зачем ему ехать в Йосемити? — она сжала переносицу. — Я не понимаю. Там слишком много людей. Мы всегда избегали национальных парков, потому что они переполнены. Но Свэнсон показал мне фото рюкзака и попросил подтвердить, что он папин. Зелёно-чёрный. Со сломанным ремнём, который он заклеил изолентой. Папа никуда без него не ходил.

— Значит, он действительно был в Йосемити.

— Да? Я не могу представить, чтобы он отдал его кому-то другому. Значит, это был он. Но ничего не складывается. Поездка на юг никогда не входила в его планы. Он всегда хотел перебраться через границу в Канаду. Может, он специально оставил его там? Чтобы полиция подумала, что он остался в Калифорнии?

— Может быть. Но откуда ему знать, что на его дело назначили Свэнсона?

— Не знаю. Но это и не важно. Правда в том, что с каждым годом, что мы прятались, папа всё больше расслаблялся. Но он никогда не терял бдительности. Он всегда предполагал, что за ним продолжат поиски.

Разумное предположение, особенно если учитывать, что в этом деле замешан Свэнсон.

— Свэнсон сказал, когда они нашли рюкзак?

Вера покачала головой.

— Нет.

Кормак мог оставить этот рюкзак там два года назад, после того как Вера уехала. Возможно, он выбросил его, думая, что его никогда не найдут.

Или он оставил его намеренно, ожидая, что его найдут гораздо раньше. Может быть, после того как Вера уехала с Вэнсом, Кормак хотел создать иллюзию дистанции. Она была в Айдахо, а он отправился в Калифорнию.

— Что ещё сказал Свенсон?

— Ничего особенного. Он просто сказал, что, возможно, папа… — утонул. — А потом показал мне фотографии. Вот и всё, что было.

Свенсон мог бы просто позвонить, а не ехать в Монтану. Мог бы отправить фотографии по электронной почте.

— Как думаешь, он действительно считает, что твой отец мёртв?

— Нет, — она ответила сразу, без колебаний. — Как ты и сказал, он приехал, чтобы увидеть мою реакцию. Может, чтобы напомнить мне, что он не забудет про папу.

Этот самодовольный ублюдок, наверное, хотел раскрыть висящее дело и заработать себе репутацию. Что бы ни двигало агентом Свенсоном, меня это совершенно не волновало. Я просто хотел, чтобы он уехал и больше не возвращался.

Свенсон не из тех, кто закроет глаза, даже если знает правду.

Ещё несколько недель назад я хотел, чтобы Кормак сгнил в тюрьме до конца своих дней. Но после того как Вера рассказала мне правду, после того как я обдумывал это снова и снова, я просто хотел, чтобы о Кормаке забыли. И, возможно, чтобы Вера нашла какой-то покой в отношении отца.

— Я его видела, — прошептала она.

— Кого? Свенсона?

— Папу, — Вера подняла на меня взгляд. — Я думаю, что видела его. Это было давно, и я не была уверена, что не выдумала это в голове — всё произошло так быстро. Но мне кажется, это был он.

— Где?

— На Соболиной вершине. Недалеко от того места, где мы были пару недель назад.

— Но он не подошёл к тебе?

— Нет. Он просто был там. А потом исчез. Быстрее, чем я успела моргнуть. Я подумала, что, может, мне это показалось. Но что, если это был он?

Значит, Кормак видел Веру, но не подошёл. Почему? Почему он не заговорил с ней? Не обнял её? Не показался? Это было нелогично. Может, за эти два года в глуши он начал терять рассудок.

— Он выглядел ужасно. Я беспокоюсь, что он сойдёт с ума там, совсем один. Или просто сдастся. Не знаю. Но нам нужно его найти.

В голосе Веры звучала безжалостная решимость. Я был не единственным в этой ванной, кто хотел получить ответы от Кормака Галлагера.

— Тогда продолжим искать, — сказал я. — Может, попросим Вэнса помочь?

— Нет.

— Он уже нашёл твоего отца однажды. Может, и сейчас сможет помочь.

— Вэнс нашёл меня, — поправила она. — А отца найду я.

Тогда у неё будет помощь.

— Завтра.

Мы с самого начала планировали отправиться туда завтра. Визит Свенсона не изменит этих планов, но я чертовски постараюсь убедиться, что мы будем одни.

Я поцеловал Веру в макушку и потянулся за одним из полотенец с капюшоном для Алли. Но прежде чем я успел встать, Вера схватила меня за запястье.

— Спасибо, — в её глазах была такая печаль. — Приятно не быть одной в этом.

У меня сжалось сердце, и, чёрт, это было больно. Я притянул её к себе, позволяя уткнуться носом в мою шею, и обнял так крепко, как только мог.

— Я с тобой, Персик.

30. ВЕРА

Тихий смех Матео заставил меня остановиться.

— Что? — спросила я, обернувшись через плечо.

— Куда ты так спешишь?

Я остановилась и повернулась к нему.

— Что?

Матео тоже замер, уперев руки в бока на тропе позади меня.

— Ты практически взлетаешь на эту гору, дорогая.

— О, — мои мышцы были в тонусе, но не болели. Сердце билось чаще обычного, но лёгкие ещё ненадрывались. — Я просто… так хожу в походы.

Глаза Матео смягчились, он шагнул ко мне ближе, глядя из-под козырька своей шляпы.

— Ты — самый быстрый человек, с кем я когда-либо ходил по горам. В то утро, когда ты ускользнула, я изо всех сил пытался угнаться за тобой. Ты двигаешься по лесу, как призрак. Это невероятно. Но сейчас мы не готовим внезапную атаку, Персик. Мы надеемся, что нас заметят.

— О, — он был прав. Тишина сейчас не была нашей целью.

Но именно так папа учил меня ходить по лесу. Двигаться бесшумно. Сливаться с природными звуками так, чтобы наши собственные шаги оставались незамеченными. Легкие движения ног. Сильные мышцы. Молчание. Особенно если мы находились где-то рядом с туристической тропой, вроде той, что была сейчас под моими ногами.

Шумели мы только тогда, когда оказывались глубоко в чаще, где лес становился густым, а путь — медленным. В такие дни мы разговаривали или насвистывали что-то. Иногда папа пел, чтобы отпугнуть хищников — медведей или пум, которые могли испугаться внезапного появления людей.

— Я сбавлю темп, — пообещала я Матео.

— Веди, — подмигнул он и шлёпнул меня по попе.

Я снова пошла вперёд, на этот раз специально замедлив шаг. Когда я подняла ногу, чтобы перешагнуть палку, то тут же передумала и наступила на неё.

Треск заставил меня вздрогнуть. Четыре года я избегала веток и сучьев. Этот хруст показался мне неправильным до глубины души.

Мы свернули с тропы у Сэйбл-Пик два с лишним километра назад и бродили по лесу, не придерживаясь конкретного маршрута. Я показывала Матео свои карты ещё в начале недели, и мы решили прочесать именно этот участок. Мы решили, что будем держаться вокруг Соболиной вершины, пока не закончим с ней. А что делать дальше — я пока не знала.

Слишком много гор. Слишком много мест, где можно спрятаться. Возможно, придётся всё же привлечь Вэнса. Он был подготовлен для таких задач, но сейчас я хотела, чтобы это стало нашим последним вариантом.

Вэнс строил карьеру в полиции Куинси. Если мы найдём папу, это будут новые тайны. Новая ложь. Я не хотела снова просить Вэнса лгать ради меня

— Вера.

Позади меня Матео отставал. Я опять слишком разогналась.

— Чёрт. Прости.

Он усмехнулся.

— Дай-ка я немного поведу.

— Хорошо, — я остановилась, дождавшись, пока он меня догонит и обойдёт, а затем пошла следом. По крайней мере, вид был неплохой.

На нём были его старые выцветшие джинсы «Wranglers», которые плотно обтягивали изгибы бёдер и ног. В этих джинсах было что-то особенное. Я всегда пользовалась моментом и засовывала руки в их задние карманы, как только могла.

— Я чувствую, как ты пялишься на мой зад, — он обернулся и одарил меня лукавой улыбкой.

Я хихикнула.

— Виновата.

— Если честно, я всё утро пялился на твой, — он остановился и подождал, пока я подойду. Затем наклонился и коснулся моих губ лёгким поцелуем. — Ты в порядке?

Я пожала плечами.

— Я рада, что ты здесь со мной.

— Мы его найдём, — уверенность в его голосе была заразительной.

Мы должны найти его.

Наше утро началось рано. Мы отвезли Алли к Элоизе и Джасперу, чтобы она провела день за играми. А потом, как и в прошлый раз, когда Свенсон был в Куинси, мы проехали мимо отеля «Элоиза» перед тем, как отправиться в горы — машина Свенсона стояла на парковке, а свет в его номере был включён.

Тем не менее я ещё долго смотрела в зеркала заднего вида по дороге к началу маршрута, но на пустой стоянке у тропы была только машина Матео. Если бы Свенсон за нами следил, ему пришлось бы изрядно постараться — путь не для новичков.

Матео мог дразнить меня за мою скорость на подъёме, но его темп превзошёл бы почти любого.

— Как думаешь, что было бы, если бы Вэнс тебя тогда не нашёл? — спросил Матео, пока мы продолжали идти.

— Не знаю, — я задавала себе этот вопрос тысячу раз.

Жизнь здесь стала и проще, и сложнее. Проще, потому что у нас появился распорядок. Своеобразный дом. Сложнее, потому что… такая жизнь сама по себе тяжела. Еда не была гарантирована. Зимы были жестокими. Присаживаться на корточки, чтобы пописать, — удовольствие ещё то. Со временем становилось всё труднее находить силы, чтобы идти в ногу с отцом. С каждым месяцем энергия угасала.

— Жизнь здесь всегда казалась временной, — сказала я Матео. — В те годы, когда мы всё время были в пути, мы просто бежали. Вначале адреналин был большим стимулом. Я никогда не думала, что это продлится вечно. Я думала, в какой-то момент мы остановимся. Но папа продолжал. Продолжал бежать. Он не остановился, пока я не заболела.

Может, именно поэтому я и заболела. Идея продолжать двигаться дальше, преодолевая бесконечные мили, просто выключила моё тело.

— Когда мы приехали в Монтану, стало легче, — я подняла взгляд к верхушкам деревьев и голубому небу, проглядывающему сквозь их ветви.

Эти горы были моим убежищем. Здесь я, наконец, смогла… дышать. Впервые с той ночи, именно здесь я позволила себе открыто горевать.

Этот лес впитал в себя мои бесчисленные слёзы. В моменты, когда я оставалась одна, пока отец охотился или расставлял ловушки, я позволяла себе приоткрыть крышку того ящика в душе, совсем чуть-чуть. И давала волю своему горю по сестрам.

Может, я больше никогда не заговорю о них, но я выплакала целые реки по Элси и Хэдли. Эти деревья вобрали мои слёзы. Лазурно-голубое небо поглотило мои крики. Пока я оплакивала две прекрасные души, эти горы ни на минуту не оставляли меня.

— Это был дом. Мы его создали вдвоем, — сказала я. — Но при этом он не был настоящим. Он тоже был временным. Я всегда знала, что в какой-то момент деньги закончатся. Мы и так тратили немного, но определённые припасы из города мне приходилось покупать каждый месяц. Я брала кое-какие продукты, когда отец беспокоился, что нам не хватает жиров в рационе. Всё это стоило денег. Каждая поездка в город была риском. Глубоко в душе я понимала, что это не может длиться вечно.

И так и вышло. Вэнс поймал меня во время одной из поездок в Куинси.

Тогда я убежала от него. Я испугалась за отца и побежала в противоположную сторону, как только узнала его лицо. Но первым моим чувством, до того как меня накрыла паника, было сокрушительное облегчение, что всё кончено. Что мы можем перестать бежать.

Что я снова смогу жить.

— Думаю, отец знал, что я угасаю. Именно он предложил мне вернуться с Вэнсом.

Матео замедлил шаг и остановился, дожидаясь, пока я подойду к нему.

— Можно тебе кое-что сказать?

— Конечно.

— Часть меня боится, что когда мы найдём твоего отца, ты останешься с ним, — воздух вырвался из его лёгких, будто он держал этот секрет в себе неделями.

— Нет. Даже если мы его найдём, я не останусь, — я так сильно скучала по папе, что мне было больно, но такая жизнь была не для меня. — Отец любит это место. Это теперь его дом. То, что случилось… сломало его. Сломало нас.

Матео взял меня за руку.

— Но не тебя.

Я была сломана, независимо от того, что он думал. Невосстановимо сломана, как отец? Нет. Но часть меня раскололась той ночью, и никакое время и никакая любовь не смогут исправить то, что было разрушено. Всё, на что я могла надеяться — это найти в себе силы идти вперёд. Найти баланс между сломанным и целым и обрести покой.

Всё это время я беспокоилась о «нормальности».

Но разве моё понимание нормальности не было ошибочным? Нормальность не означала, что я стану той женщиной, которой могла бы быть, если бы не та ночь.

Может, моя версия нормальности заключалась в том, чтобы найти покой с этим совсем не нормальным прошлым.

Может, если бы у меня был психотерапевт много лет назад, мне не потребовалось бы так много времени, чтобы прийти к этому пониманию.

— Я думала о школе, — сказала я.

— Да?

— Мне нравятся мои занятия по психологии. Когда я записывалась на этот семестр, я надеялась, что это поможет мне понять моих родителей. Но чем больше я узнаю, тем сильнее хочу учиться дальше. Может, я могла бы стать социальным работником или психотерапевом, или… не знаю. Это просто мысль.

— Мне нравится эта идея, — Матео потянул меня за руку и обнял. — Что бы ты ни выбрала, ты знаешь, что я всегда на твоей стороне.

— Знаю, — я улыбнулась, уткнувшись в его термокофту, которая плотно обтягивала его широкую грудь. — Учиться придётся долго. Возможно, я не смогу пройти их все онлайн.

— Мы справимся, — Матео поцеловал меня в волосы и отпустил, но его рука всё ещё держала мою, пока мы продолжали идти, пробираясь между деревьями и внимательно осматривая окрестности.

Мы не устанавливали ограничений по времени, как долго будем здесь сегодня, но когда солнце поднялось в зенит, разочарование от очередного бесполезного похода повисло над нами серым облаком. Ещё час, максимум, и нам нужно будет возвращаться к машине.

Этот час пролетел слишком быстро. Лес здесь был не таким густым, и высокая трава шуршала по краям моих джинсов, а отдельные стебли щекотали икры. Белые и жёлтые полевые цветы разбросали яркие пятна среди зелени. Но сегодня я не могла оценить эту красоту — тучи разочарования нависли над головой.

— Нам, наверное, пора возвращаться, — сказала я.

Матео отпустил мою руку и шагнул вперёд, словно не услышал меня.

— Матео.

Он поднёс палец к губам.

Я сразу замолчала и напрягла слух, прислушиваясь ко всему вокруг, а взгляд метался из стороны в сторону. Никого. Никаких звуков.

Он кивнул мне следовать за ним и направился в поле так быстро, что мне пришлось бежать через шаг, чтобы не отставать.

Взгляд Матео рыскал по сторонам, что-то высматривая. Как только он заметил то, что искал, он изменил направление и решительно пошёл к ряду кустов впереди. Его фигура заслоняла мне вид, пока мы не оказались в трёх метрах от цели.

Сначала я заметила лишь просвет в кустах. Небольшое отверстие и узкую, вытоптанную тропинку в траве. Папа учил меня распознавать заячьи тропы, по которым кролики выходили из укрытий, чтобы полакомиться дикой морковью и сладкой цицелеей.

Так сосредоточившись на тропе, я не сразу увидела бело-рыжее пятно, резко выделявшееся на зелёном фоне.

Кролик.

Сердце подступило к горлу, когда Матео наклонился, чтобы осмотреть мёртвое животное. Тонкая проволока была затянута вокруг его шеи.

Я знала эту проволоку.

Два года назад, перед тем как я уехала, я купила для папы три новых катушки этого гибкого, тонкого провода для его капканов. Матео нашел его линию капканов.

— Как?

Матео поднял взгляд.

— Я услышал, как он закричал.

Кролики часто издают крик ужаса и паники перед смертью. Этот звук заставлял моё сердце сжаться так сильно, что я перестала ходить с папой, когда он проверял свои капканы.

Там должно быть еще что-то. Мой взгляд быстро обежал окрестности в поисках новых следов и проволок.

В шести метрах от того места, где Матео всё еще стоял на коленях, недавно был повален куст. Я замедлилась, наклонилась, чтобы найти зазор в траве.

Проволока почти не была видна, но я так часто делала капканы, что могла заметить её среди зелени. Петля была размером с ладонь папы. Он привязал её к кусту, расположив петлю на уровне примерно в четыре пальца от земли. Под петлей в землю была воткнута палка — то, что папа любил делать, чтобы животные не могли пролезть под проволокой, а вместо этого прыгали через неё. Тогда проволока сжималась вокруг шеи кролика, не давая ему убежать.

— Это он, — сказала я, когда Матео подошел ко мне.

— Ты уверена?

— Да.

Я сняла рюкзак, расстегнула передний карман и вытащила записку, которую написала этим утром на кухне.

Должно было быть легко оставить её на траве, чтобы папа нашел. Но я долго смотрела на слова, сомневаясь в том, что написала.

«Прекрати прятаться от меня.»

Когда он найдёт эту записку, всё изменится.

Потому что если ничего не изменится, если он её проигнорирует, это разобьет мне сердце.

31. МАТЕО

Этот ублюдок, Кормак Галлагер, разбивал Вере сердце.

— Хочешь, сделаю еще один круг? — спросил я Веру.

— Нет, — она выглянула в окно, вглядываясь в местность под крылом самолета. Внизу не было ничего, кроме деревьев, полей и суровой красоты Монтаны. — Давай просто вернемся домой.

— Хорошо, — я накренил самолет и взял курс на аэродром Куинси.

С такой высоты никого не разглядеть. Лес был слишком густым, чтобы заметить укрытие. Погода в начале июня достаточно прогрелась, чтобы ночные температуры были прохладными, но не настолько, чтобы Кормаку понадобился дневной костер. А кроме шлейфа дыма, другого способа найти одного человека в лесу просто не было. Я должен был предупредить Веру, что это бессмысленно.

Но когда она попросила облететь Соболиную вершину, я не смог ей отказать.

Прошел месяц с тех пор, как мы нашли то место с капканами. С тех пор, как она оставила записку.

Кормак забрал её. И проигнорировал.

Мы уже десять раз ходили в горы. Первый раз — на третий день после того, как она оставила своё послание. Капканы исчезли. Мы обшарили весь район, ища любые признаки того, что Кормак был рядом. Но вместо того чтобы встретиться с дочерью, вместо того чтобы показать, что ему не всё равно, он просто исчез.

Очевидно, Кормак покинул место, где жил. Но пешком мы могли обыскать лишь ограниченную территорию. Поэтому и решили на этот раз лететь. Мы оставили Алейну у моих родителей и приехали на аэродром на рассвете, чтобы провести в воздухе пару часов.

Я давал этому ещё две недели. А потом, несмотря на сопротивление Веры, я положу конец этому безумию.

Каждый раз, когда мы возвращались ни с чем, огонёк в её глазах гас немного сильнее. Не раз я видел, как она пыталась сдержать слёзы по дороге домой. За последний месяц она отдалилась, замкнувшись в себе всё глубже и глубже.

Её руки обвились вокруг талии. Плечи сгорбились под ремнями страховочного пояса.

— Прости, — я положил руку ей на бедро.

— Спасибо, что пытался, — она пожала плечами и продолжила смотреть в окно, пока мы пролетали над Соболиной вершиной.

Самый высокий хребет был ещё покрыт снегом. Небольшое горное озеро сверкало яркой бирюзой под утренним солнцем — круг синевы посреди моря изумрудных елей.

Когда вершины и горы остались позади, и мы пролетали над равнинами вокруг Куинси, Вера развернулась вперёд, сцепив руки в коленях. Её разочарование было громче шума двигателя.

По её щеке скатилась одинокая слеза. Она успела её смахнуть, но я всё равно это заметил.

К чёрту те две недели, которые я запланировал. С меня хватит. Мы заканчиваем это сегодня. Кормак её не заслуживал.

Какой же это должен быть человек, чтобы так поступить со своей дочерью? Он думал, что спасает её? Что даёт ей свободу? Как можно было провести с ней столько лет и при этом совершенно её не знать?

Верина преданность не знала границ. Она будет мучиться из-за его отсутствия до конца своих дней.

— Хочешь взять управление? — спросил я, желая хоть как-то её отвлечь. — Полетать немного?

— Не надо.

— Точно? Можем сделать крутые развороты или фигуры, что-то весёлое. Можем пролететь низко над домом или над хижиной моих родителей.

— Давай просто закончим в ангаре. Я сегодня хочу убраться в лофте. Можешь высадить меня, когда поедешь за Алли.

Лофт не нуждался в уборке. Она почти не бывала там в последнее время, разве что забегала за одеждой. В лучшем случае там могла скопиться пыль. Но это была Вера. Она просто хотела сбежать. Спрятаться от меня, чтобы справиться с эмоциями в одиночестве.

— Движение в Куинси, — сообщил я в общий частотный канал. — Сирус Четыре Ноль Шесть Дельта Виски. Десять миль к югу. Захожу на посадку.

Она хотела убираться? Хорошо. Тогда мы оба будем убираться. И если ей не нужна моя помощь, я развалюсь на её диване и займусь бумагами для лётной школы.

Как сертифицированный инструктор, я мог обучать студентов, но для открытия собственной лётной школы нужны были совсем другие правила и одобрения от Федерального управления гражданской авиации. Последний месяц я занимался оформлением бизнеса и страховки, а затем потратил кучу времени на разработку учебной программы.

Я скучал по преподаванию. Не осознавал этого, пока мы не провели несколько занятий с Верой. В последний раз я обучал пилота-студента ещё в колледже. Вера, может, и ворчала по поводу учебного материала, но я по-настоящему скучал по этим книгам. По объяснению основ и аэродинамики.

Потребуются месяцы, а может, и больше, чтобы подготовить план летной школы к утверждению. Спешить некуда, но я не хотел откладывать. Впервые в жизни я чувствовал, что иду именно туда, куда нужно. Что двигаюсь в правильном направлении.

Это чувство касалось не только лётной школы. Оно касалось Алли. Оно касалось Веры. Жизнь была хороша. Если бы только я мог прогнать грусть, которую Вера прятала за своими солнцезащитными очками.

Она молчала, пока мы садились и подруливали к ангару. Поездка на ранчо прошла в такой же тишине. Когда мы остановились у дома моих родителей, она удивила меня, оставшись в машине, пока я забирал Алли. Я был уверен, что, когда выйду, её уже не будет.

— Думал, ты хотела убраться.

— Сделаю это позже, — она знала, что я не оставлю её одну.

К тому времени, как мы добрались до хижины, Вера свернулась калачиком на пассажирском сиденье. Она хоть замечала, как далеко прижимается к двери? Как только я припарковался, она вылетела наружу и поспешила к дому.

Алли уснула по дороге, и, поскольку было время её дневного сна, я аккуратно достал её из кресла и отнёс в спальню. Включив аппарат для белого шума, чтобы заглушить любой шум, я закрыл дверь и вернулся в кухню, где стояла Вера.

С ключами в руках.

— Я думаю, мне стоит…

— Нет, — упёр руки в бока. — Ты никуда не пойдёшь.

— Матео, я не в настроении. Дай мне разобраться с этим где-нибудь в другом месте, пока я не испортила день и тебе тоже.

Вместо того чтобы поговорить со мной, она собиралась сбежать.

Но не сегодня.

— Положи ключи, дорогая.

Она вздохнула: — Прошу тебя.

— Ключи на стол, — или она их бросит, или я просто заблокирую эту чёртову дверь.

Она немного помедлила, но в итоге швырнула ключи на кухонную стойку. Без них в руках казалось, она не знала, куда девать свои пальцы. Она то поднимала руки, то опускала их. То снова поднимала, растопырив пальцы в воздухе, пока наконец не зарылась ими в волосы, дёргая за пряди рыжих волос.

— Я не хочу здесь находиться.

Это задело меня. Но дело было не во мне.

Вера не умела говорить о своих сильных эмоциях. Она слишком долго скрывалась от них, закапывала их глубоко внутри себя.

Я мало что мог сделать. Но я мог любить её. Мог быть рядом.

— Почему ты не хочешь здесь быть?

— Потому что я… злюсь, — её голос дрогнул. — Мне грустно. Обидно. Я расстроена. Я злюсь. Назови любую эмоцию, Матео, и именно это я сейчас чувствую. Всего слишком много, и мне хочется кричать.

— Так кричи.

Она фыркнула: — Просто отпусти меня, и я…

— …разберёшься с этим сама? Нет. Нам нужно кое-что обсудить.

— Что обсудить?

— Для начала — мы больше не будем искать твоего отца, — Кормак упустил свой шанс на встречу с дочерью.

Её тело напряглось: — Я не собираюсь сдаваться.

— Ты сдашься.

— Ты не можешь мне указывать…

— Я не позволю ему продолжать тебя мучить. Не позволю.

— Он мой отец, Матео.

— Тогда пусть ведёт себя как отец, — я ещё не кричал. Пока. Но был чертовски близок. — Это разбивает тебе сердце. Что ты хочешь, чтобы я делал? Стоял в стороне и смотрел на это?

Её подбородок начал дрожать: — Должна быть причина, почему он так поступает. Наверное, он думает, что делает это ради моего блага, или что-то в этом роде, я не знаю. Но боюсь, что он не в своём уме. Он напал на Лайлу, Матео. Он причинил ей боль. Он не мыслит ясно. Что, если всё стало ещё хуже? Мне просто нужно найти его и поговорить.

— Нет, — я провёл рукой по волосам. — Чёрт. Нет. Он нашёл ту записку, и он всё равно держится в стороне. Он не хочет говорить.

— Это мог быть не он.

— Вера, — я ответил сухо.

Её выражение лица стало отстранённым, словно передо мной рухнула стена.

— Каждый раз, когда мы поднимаемся в воздух, это забирает часть тебя, — я грустно улыбнулся. — Я боюсь, что ты будешь отдавать и отдавать, пока от тебя ничего не останется.

Глаза Веры наполнились слезами.

— Он мой отец. Он моя семья.

— Я… — я замер.

Она это сказала и действительно имела в виду. Она была одержима поисками Кормака, потому что считала его своей семьёй. Но если не найдёт его, если никогда больше не увидит отца, разве не понимает, что у неё есть мы?

Разве не знает, что не одна?

Моё раздражение исчезло. На его место пришло тяжёлое чувство сожаления, что, возможно, я не сделал или не сказал достаточно, чтобы она увидела, насколько большая семья есть под этой крышей.

Я любил её. Больше, чем свою жизнь. Алли любила её. Мы были её семьёй. С отцом или без него.

— Ты купала Алли вчера вечером.

Она сглотнула и вытерла слёзы с уголков глаз.

— Да. И что?

— А то, что она почти никогда не устраивает истерики с тобой. Ты говоришь, что пора купаться, и она считает это лучшей идеей на свете. Потому что это ты. Ты для неё — Ве-ва. Каждый раз, когда она так говорит, это всё равно что называть тебя мамой.

Рот Веры приоткрылся.

— Я не думал, что у неё будет мама. Я даже не позволял себе мечтать об этом. Но у неё есть ты. Ты её семья. Ты её, — я пересёк комнату и взял её лицо в ладони, глядя в эти невероятные шоколадные глаза. — И ты моя. Мы твоя семья.

Слеза скатилась по её щеке.

Я поймал её большим пальцем.

— Я люблю тебя, Вера. Чертовски люблю тебя и не брошу. Не отпущу.

Потребовался момент, чтобы мои слова преодолели её стены. Но как только они пробились сквозь них, свет, что озарил её лицо, был самым прекрасным зрелищем, которое я когда-либо видел.

— Я люблю тебя.

Слова едва успели слететь с её губ, как она прыгнула в мои объятия и впилась губами в мои.

Я прижал её к себе, наклоняя голову, чтобы углубить поцелуй. Если бы всё, чего я добился в жизни, сводилось к тому, чтобы целовать Веру каждое утро и каждый вечер, я бы счёл это хорошо прожитой жизнью.

Она обвила меня руками за шею и ногами за талию, прижимаясь ко мне, пока я целовал её и нёс в спальню.

Я захлопнул дверь. Она спрыгнула на пол и заперла замок. Затем мы начали стягивать с себя одежду — лихорадочно и без промедлений, пока она снова не оказалась в моих объятиях, а её мягкая, тёплая кожа не коснулась моей.

Наши губы слились вновь, а движения были такими отчаянными, что я едва не рухнул вместе с ней на кровать. Мой член коснулся её влажного входа, жаждущий утонуть в её тугом жаре, но я сдержался, опираясь на локти по обе стороны от её лица.

— Я люблю тебя.

Её глаза, как шоколадные озёра с золотыми искорками, светились в лучах солнца, пробивавшегося сквозь окно спальни.

— Я тоже тебя люблю.

Спасибо всем богам, что той ночью «У Вилли» она поцеловала меня первой.

Я прижался к её губам, наслаждаясь поцелуем, пока её тело двигалось в такт моему. Сегодня ночью я бы не торопился, растягивая её удовольствие на часы. Но сейчас нельзя было сказать, сколько проспит Алли, и я не собирался ждать. Медленным, намеренным толчком я вошёл в неё.

— Чёрт, ты такая потрясающая.

Она вцепилась в мои плечи, прогибаясь в спине, пока её тело не привыкло к моей длине.

— Матео, двигайся, дорогой. Пожалуйста.

Всю свою жизнь я готов был жить ради того, чтобы слышать, как она произносит моё имя, пока я внутри неё.

Я отстранился и снова вошел в нее, получая в награду её прерывистый вздох.

Её хватка на моих плечах только усилилась, когда мои пальцы скользнули в её волосы. Сжимая их в кулаках, я двигался всё быстрее и быстрее.

— Я люблю тебя, — прошептал я. С каждым движением бёдер я повторял эти слова на её ухо, словно молитву.

— Да, — всхлипнула она, сжимаясь вокруг меня. Боже, этот первый оргазм… Он всегда был быстрым. Сильным. Приходил внезапно, порой удивляя нас обоих.

Крики Веры эхом разнеслись по стенам, её тело содрогалось подо мной.

Волна за волной, она разрывалась на части. Эти звуки. Её движения. Невыносимое давление у основания позвоночника. Я стиснул зубы, стараясь продлить это ещё на минуту, на секунду, но то, как она сжималась, было слишком восхитительным.

Я застонал, уткнувшись лицом в подушку, и кончил внутри неё. Каждая мышца в моём теле напряглась и затряслась, разум погрузился в пустоту, а перед глазами замелькали белые пятна. Я сбился со счета, сколько раз кончал в тело Веры.

Но этот оргазм был особенным. Это был взрыв, разрывающий меня на части, и когда осколки вновь собрались воедино, всё изменилось навсегда. С этого момента мы стали нами.

Её ноги обвились вокруг моих бёдер, и мы оба упали на постель, лишённые сил и тяжело дыша. Звёзды перед глазами начали тускнеть, и когда я наконец открыл их, поднявшись, чтобы взглянуть на Веру, её взгляд уже ждал меня.

Волосы на висках были влажными от пота. Щёки раскраснелись. Губы, пухлые и влажные, выглядели ещё более соблазнительно.

Никогда прежде она не была прекраснее.

Никогда я не любил женщину сильнее.

— Как там погода, Персик?

— Лучше, чем я ожидала, — прошептала она. — Сначала было пасмурно и серо.

— А сейчас?

Она улыбнулась.

— Ясно до горизонта.

32. ВЕРА

— Это всё? — спросил Вэнс, доставая рюкзак из багажника моей «Хонды».

— Это всего лишь поход на выходные. Я четыре года жила с таким же минимумом.

Он усмехнулся, неся рюкзак к своему пикапу и открывая заднюю дверь. Под гладкой черной крышкой едва хватало места для моего рюкзака.

— Скажи это моей жене.

— Эй, — раздалось позади строгое замечание Лайлы, которая вышла из задней двери «Кофе у Иденов» в переулок, — я всё слышала. У младенцев много вещей, Вэнс.

— Ты права, Блу, — ответил он. — Тебе ещё что-нибудь собрать?

— Нет, кажется… Чёрт. Печенье! Сейчас вернусь.

Когда Лайла исчезла в кафе, мы с Вэнсом переглянулись.

— Что это за куча вещей? — спросила я, пока он укладывал мой рюкзак.

— Ну, где-то здесь есть мой рюкзак. Но ещё здесь переносная кроватка для Трея. Детского питания хватит на месяц. Три бутылки солнцезащитного крема. Пять холодильников. А сегодня утром мне пришлось сесть на её самый большой чемодан, чтобы она смогла его застегнуть.

— Значит, если я что-то забыла, знаю, к кому обращаться.

Он с шумом захлопнул борт пикапа.

— Когда я пошутил об этом, она сказала, что это лишь малая часть того, что везут её родители.

— Да, Энн готовилась к этому походу всю неделю, — я двинулся к заднему сиденью, но Лайла выбежала наружу с контейнером печенья и махнула мне рукой, указывая пересесть. — Я сяду сзади с Треем. Ты можешь ехать впереди.

— Ты уверена?

— Уверена, — она улыбнулась и открыла крышку контейнера, позволив нам с Вэнсом взять по шоколадному печенью, прежде чем мы все сели в машину.

Вэнс нажал на кнопку зажигания.

— Готовы?

— Пусть семейный поход «Идены» начнётся, — с энтузиазмом сказала Лайла.

Он выехал от кофейни, оставив мою машину позади, и направился по Мэйн-стрит.

Эти выходные ознаменовали собой первый семейный поход. Участие в нем было обязательным. Энн и Харрисон пригрозили, что больше никогда не будут сидеть с внуками, если кто-то решит не приехать.

Но и без их шуточных угроз никто не отказался от идеи провести выходные на природе.

Талия взяла выходные в больнице. Элоиза поручила управление отелем своему персоналу. Рабочие на ранчо могли справиться без Гриффина на пару дней. Кухней в «Костяшках» руководил су-шеф Нокса. А Лайла передала бразды правления «Кофе у Иденов» Кристал.

Несмотря на то что был туристический сезон и все были заняты, Энн и Харрисон настояли на одном выходном.

Одном перерыве в работе. Одних выходных для всей семьи.

Все остальные уже уехали из Куинси. Матео пообещал Энн и Харрисону помочь подготовить лагерь, поэтому, пока он и Алли отправились туда пораньше, я осталась в городе, чтобы поработать и поехать с Вэнсом и Лайлой.

— Так куда мы едем? — спросила я.

— В какое-то новое место, которое нашёл папа, — ответила Лайла, сидя рядом с автокреслом Трея. — Он сказал, что это примерно в часе отсюда. Почему мы не могли поехать на ранчо, как в детстве, понятия не имею. Но он в восторге и всё сам спланировал. У тебя есть адрес?

Вэнс достал стикер с приборной панели.

— Есть.

Лайла зевнула и откинулась на спинку кресла.

Пять миль спустя, пока мы мчались по шоссе, Вэнс взглянул в зеркало заднего вида и улыбнулся.

— Они вырубились.

Я посмотрела назад и увидела, что Лайла задремала, положив голову на автокресло Трея, а тот тоже мирно спал.

— Рад, что ты сегодня поехала с нами, — сказал Вэнс. — Я скучал по тебе, малышка.

— Я тоже скучала, — ответила я. Я видела его как минимум раз в неделю в кофейне, но наши регулярные обеды сошли на нет в этом году. Он был занят Лайлой и Треем, а у меня были Матео и Алли. Время, проведенное наедине, стало редкостью.

— Итак… слышал, у тебя новый адрес.

Мои щёки залились румянцем.

— Со вчерашнего дня.

Лофт больше не был моим домом.

Прошло две недели с тех пор, как Матео сказал, что любит меня, и иногда я до сих пор не верила, что это правда. Возможно, понадобится ещё столько же времени, чтобы привыкнуть к нашему совместному быту.

Мы с Матео не обсуждали мой переезд в его дом. Он просто взял и собрал мои вещи из лофта.

В понедельник после работы я вернулась домой и обнаружила, что весь обеденный стол завален вещами из моей ванной — лосьонами, плойками, косметикой и лаками для ногтей. Всё это было разложено на столе, потому что он хотел, чтобы я сама выбрала, где и что разместить в его — нашей — ванной комнате.

Во вторник я пришла домой и нашла свои вещи на его — нашей — кровати.

Может, жить вместе было слишком рано. А может, и нет. Я не собиралась заморачиваться. Мне нравилось, что у нас был общий дом.

Так что в среду, когда у меня был выходной, мы вместе поехали в лофт и закончили собирать вещи. А вчера я провела вечер за генеральной уборкой и прощанием с первым домом, который создала сама.

Я буду скучать по этому лофту.

— Ты счастлива? — спросил Вэнс.

— Больше, чем я когда-либо могла себе представить.

Он протянул руку и положил её мне на плечо.

— Прости.

— За что?

— За то, что относился к тебе как к хрупкой.

— О, — он ведь делал это из лучших побуждений. Вэнс волновался. После того как папа исчез, он взял на себя его роль. Но да, он относился ко мне так, будто я могу сломаться.

— Матео так не делает. И это одна из причин, почему ты его любишь.

Я кивнула.

— Да.

— Тогда я рад. За вас обоих.

— Спасибо, — я улыбнулась ему, и в этот момент меня разморило от зевка.

— Устала?

— Ага. Утро было ранним, а у Алли была плохая ночь. Она просыпалась дважды и в итоге просто залезла к нам в кровать.

— Ночи, когда Трей спит с нами, самые ужасные, — простонал он. — Он всегда умудряется впиться ногами мне в спину.

— А Алли свои сунула мне в лицо, — я снова зевнула. — В итоге я просто перестала пытаться уснуть где-то в три часа.

— Ты для неё очень важна.

— Я её люблю. Она моя.

— Подремай немного, — сказал он, когда я зевнула в третий раз.

— Я в порядке.

— Вера, — он одарил меня выразительным взглядом. — Спи.

— Мы ведь почти не общались в последнее время.

— У нас на это есть все выходные.

Я поёрзала на сиденье и прислонилась к двери.

— Тридцать минут. Разбуди меня перед тем, как мы приедем.

— Обязательно, — он взял с консоли стикер с указаниями Харрисона и перечитал его.

Пока я на этой неделе собирала вещи из лофта, Энн и Харрисон неустанно работали, загружая свой кемпер. Между тем все остальные будут ночевать в палатках. Может, мне удастся уговорить Матео провести одну ночь на улице под звёздами.

Мы с папой раньше спали под звёздами. Мы могли часами показывать друг другу созвездия, прежде чем засыпали. Делает ли он это сейчас? Поднимает ли руку и рисует их в воздухе кончиком пальца?

Мы больше не ходили с Матео в походы. Ради моего сердца это было необходимо. Но где-то глубоко внутри оставалось чувство незавершённости. Я не была готова перестать искать отца, как бы сильно Матео ни настаивал.

Часть меня хотела поговорить об этом с Вэнсом и узнать его мнение. Но я боялась, что он согласится с Матео. Поэтому я закрыла глаза и позволила шуму шин на асфальте убаюкать меня.

Меня резко разбудила остановка машины. Шоссе исчезло. Вместо него мы стояли рядом с грузовиком Матео у рощицы деревьев.

— Мы уже приехали? — спросила я.

— Ты вырубилась, — сказал Вэнс. — У меня не хватило духу тебя будить.

Я смахнула остатки сна с глаз.

— Прости.

— Все хорошо, — он выпрыгнул из машины и пошёл к багажнику помогать Лайле.

— Готов к первому походу? — спросила она Трея, расстёгивая его ремни безопасности.

До меня донёсся звук смеха и разговоров. Когда я открыла дверь, меня ударили запахи хвои, травы и… воды.

— Приехали, — сказал Харрисон, подходя ко мне и сжимая в объятиях. — Как ты?

— Хорошо, — пробормотала я, всё ещё сонная. — Где Матео?

— Купается в озере с Алли.

Озеро? Моё сердце замерло.

— Ч-что?

— Где твои вещи? Я отнесу их в палатку, — Харрисон направился к багажнику, не замечая, как волна паники захлёстывает меня с головой.

Озеро. Никто не говорил про озеро. Они упоминали только кемпинг Альдер. Матео взял с собой удочку и сказал мне взять купальник, но я подумала, что это для реки.

— Где мы? — мой голос дрогнул.

— Кемпинг Альдер, — улыбнулся Харрисон, забирая мою сумку. — Это всё, что ты взяла?

Я смогла лишь кивнуть.

— Пошли, — он обнял меня за плечи и повёл к лагерю.

Место, которое они выбрали, было просторным, достаточно большим для трейлера и всех наших машин. Повсюду стояли палатки, каждая в тени окружающих деревьев.

У кострища уже были расставлены складные стулья и холодильники. Рядом лежала стопка дров. Для детей на траве поставили зонт и разложили полотенца с пледами.

Талия наносила солнцезащитный крем на Джуда. Мемфис прижимала к груди малышку Энни и разговаривала с Уинн и Элоизой.

А за всем этим мужчины купались с детьми.

Моё сердце стучало так громко, что я почти не слышала их смеха.

Озеро. Это всего лишь озеро. Дыши.

— Папа! — крикнул Дрейк и пронёсся мимо нас в спасательном жилете. Его светлые волосы, такие же, как у Мемфис, тряслись при каждом шаге. Он бежал прямо к воде, где его ждал Нокс.

К воде.

Озеро.

Я не могла вдохнуть. Не могла дышать.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спросил Харрисон, ставя мой рюкзак у костра и открывая холодильник. — Воды или газировку? Я взял твою любимую крем-соду.

Озеро. Мы были у озера. Дети купались в озере.

— Вера? — Харрисон выпрямился. — Что случилось?

Я сделала шаг вперёд, потом ещё один.

Матео стоял у самой кромки воды, на нём были только низко сидящие чёрные плавки, зеркальные солнцезащитные очки и его ослепительная улыбка. Вода плескалась у его икр.

Рядом с ним была Алли — в кружевном лавандовом купальнике, она плескалась в рябящих волнах. Её очки были фиолетовые в форме сердца.

На ней не было спасательного жилета. Почему на ней не было жилета? Она могла утонуть. Могла утонуть в этой воде. Могла погибнуть в этом озере.

Я сделала ещё один шаг, паника поднималась так стремительно, что почти задушила меня.

— Матео.

Он не услышал меня, так как разговаривал со своими братьями.

— Матео!

Его внимание переключилось на меня, и, увидев меня, он улыбнулся ещё шире.

— Вытащи ее из воды.

Он сдвинул очки на макушку.

— Что?

— Вытащи ее из воды, — она была в воде, была в этом озере и не умела плавать. Она не умела плавать, и была в озере без спасательного жилета.

Я сделала ещё шаг, мои колени чуть не подкосились.

— Вытащи её. Вытащи ее из воды.

— Персик…

— Вытащи ее из этого озера, Матео! — мой голос эхом прокатился вокруг.

Разговоры стихли. Детский смех замер.

Все обернулись и смотрели на меня.

Но я не двинулась с места. Я не дышала. Пока Матео не нагнулся и не поднял Алли на руки, не обращая внимания на её возмущённые протесты. Он вынес её из воды.

— Вера, — рука Вэнса легла мне на плечо, но я стряхнула её.

А затем побежала.

33. МАТЕО

— Папа! Нет! — Алли вырывалась и кричала.

— Мам! — крикнул я.

Мама уже протягивала руки, чтобы забрать Алли.

— Я держу её.

Я передал ей свою дочь, а затем бросился за Верой. Но в мокрых шлёпанцах догнать её было невозможно. Я сбросил обувь и рванул к своей палатке, схватив кроссовки, которые были на мне раньше. Пока я натягивал их, Веры уже и след простыл.

— Чёрт.

Но Вэнс погнался за ней. Я заметил его, прежде чем он исчез за кучей деревьев. Фостер, Джаспер и отец бежали за ним по пятам. Гриффин и Нокс, которые даже не стали переобуваться, присоединились к погоне.

Я обогнал их всех и, не говоря ни слова, помчался за ней.

Когда я нагнал Вэнса, с горящими лёгкими и ногами, он просто указал вперёд, туда, где вдали мелькнуло красно-оранжевое пятно.

— Вера!

Она не отреагировала и продолжала бежать — быстрее, чем я когда-либо видел. Будто если она будет достаточно быстрой, то сможет убежать от прошлого.

Она бежала.

И дал ей эту возможность.

Но теперь она больше не бежала одна.

Я заставил своё тело двигаться быстрее, сильнее, и когда я наконец догнал её, я не стал останавливать. Всем нутром хотел схватить её и покончить с этим, но она ещё не была готова. Ей нужно было бежать.

Поэтому я просто следовал за ней, держась в одном темпе.

Она бежала.

А я следовал за ней.

Когда её шаги замедлились, я был весь в поту и едва дышал. Бег перешёл в трусцу, затем в шаг. Наконец, она закрыла лицо руками, и стон, вырвавшийся из её ладоней, пронзил моё сердце.

— Персик, — я обнял её, прижимая к себе.

— Отпусти меня, — она всхлипнула и попыталась вырваться.

Я обнял её крепче.

— Я люблю тебя.

Она снова пыталась бороться, извиваясь и дёргаясь, стараясь выскользнуть. Пусть борется сколько хочет.

Ни за что не собирался её отпускать.

— Я держу тебя.

Её плечи затряслись, и сопротивление покинуло её тело.

— Я люблю тебя, — больше ничего не имело значения. В самые тяжёлые дни её жизни я был рядом, чтобы напомнить, как сильно я её люблю.

— Матео, — она снова всхлипнула и обмякла в моих руках.

— Я рядом и не отпущу тебя.

— Больно, — она плакала, не останавливаясь, и её слёзы разрывали меня на части.

— Знаю, милая, — я держал её ещё крепче, с комом в горле. Её боль. Моя боль.

— Она открыта.

— Что открыто?

Она заплакала ещё сильнее.

— Коробка. Она открыта, и это так больно.

О Боже. Это убивало её. Слишком долго она держала всё в себе.

— Выпусти это наружу.

— Я не м-мо-гу.

— Можешь, — я уткнулся носом в её волосы. — Отдай мне свою боль.

— Она убила их, — её тело обмякло, и я развернул её к себе, прижал к плечу и опустился вместе с ней на колени. — Она убила их. Хэдли и Элси. Убила моих сестёр. И пыталась убить меня.

Её мать.

Я это предполагал, но услышать это из её уст было всё равно что плетью полоснуть по голой спине, разрывая плоть до костей.

Это был первый раз, когда она говорила правду? Она ведь никому раньше этого не рассказывала, правда? Просто закрыла это в себе. Бежала от правды.

Боль и ярость вспыхнули в моей крови, превращая её в дикое пламя, но я даже не шелохнулся. Я держал Веру в своих объятиях, зная, что всё только начинается.

Прошло какое-то время, прежде чем её слёзы прекратились. Лес жил своей жизнью, не замечая важности этого момента. Птицы порхали и щебетали. Деревья качались, а сосновые шишки стукались о ветки, падая вниз.

А я просто держал Веру, чувствуя, как кто-то смотрит мне в спину.

Отец. Мои братья. Они не подходили, оставляя нам это мгновение. Но они были рядом, готовые помочь, когда придёт время поднимать её с земли.

— Я была в команде по плаванию, — прошептала Вера, голос сорвался. — Я хорошо плавала. Мы жили на озере. У нас была лодка. Папа учил нас кататься на водных лыжах. И он отвозил нас в тихое место, где мы могли нырять и плавать.

Озеро. Вот что стало триггером. Она увидела Алли в озере.

Озеро, как то, где она жила. Где утонули её сёстры.

Чёрт. Почему я об этом не подумал?

— Прости. Я так чертовски сожалею, Вера. Мне не следовало привозить тебя сюда, — мне нужно было взглянуть на это озеро сразу, как мы приехали, и свернуть этот поход к чёрту.

Она прижалась ко мне ещё крепче, словно если бы она смогла забраться мне в грудь, то всё бы исчезло.

Если бы я мог забрать её боль, я бы сделал это в одно мгновение.

— Она странно себя вела, когда мы вернулись из школы в тот день.

Она. Не мама. Она.

— Я никогда раньше не видела никого в таком состоянии. Я не дружила с ребятами, которые курили травку, но видела их под кайфом. Это было не то. Это было больше, чем просто марихуана. И это было хуже, чем просто напиться, но я не понимала, не разбиралась. Я не пила. Никогда. Не только потому, что папа был копом и учил нас ответственности, но и потому, что я не любила попадать в неприятности.

Хорошая девочка. Моя хорошая девочка.

Я ненавидел её мать за то, что она заставила её пройти через это. Я ненавидел её отца за то, что он позволил этому гноиться. Шесть грёбаных лет это жило внутри неё, и она справлялась с этим совсем одна.

— Она пила вино, — Вера вздрогнула, пока старые раны снова вскрывались. — В четыре часа дня. Я подумала, что она просто пьяна. Она не пила так. По крайней мере, обычно. Но с ней что-то было не так. Два раза я приходила домой, и она была пьяна. Не так, чтобы заплетался язык или в отключке, но как будто… с похмелья. Я пыталась скрыть это от Хэдли и Элси.

Может быть, её мать начинала пить сразу после того, как дети уходили в школу. А к их возвращению успевала протрезветь. Или к моменту, когда домой приходил Кормак — взрослый, который знал, как выглядят пьяные и обдолбанные люди.

— Я не сказала папе, — её голос дрогнул. — Почему я не сказала папе?

Вина, с которой был задан этот вопрос, была такой же невыносимой, как и её боль.

— Это не твоя вина.

— Я должна была ему сказать. Раньше.

До того, как ее мать совершила попытку убийства.

— Папа был на каком-то собрании тренеров в школе, — сказала она. — Обучение по предотвращению сотрясений мозга, кажется, для волонтёров. Она вела себя странно, поэтому я сказала Хэдли и Элси пойти наверх и делать уроки, пока он не вернётся. Была гроза. Было громко, идождь хлестал очень сильно.

Я был прав. Поэтому она испугалась той ночи, когда была гроза несколько недель назад. Потому что в тот день тоже она была.

— Она впадала в панику. Каждый раз, когда гремел гром, она начинала рвать на себе волосы и разговаривать сама с собой. Это меня пугало. Каждый раз, когда я пыталась с ней заговорить, успокоить, она смотрела на меня, как на незнакомку. Она даже не понимала, что я её дочь. Я уже хотела позвонить папе и попросить его вернуться домой, но тут она закричала. Так громко, Матео. Мне пришлось закрыть уши.

Чёрт возьми. Её мать окончательно сорвалась, и она была вынуждена это видеть.

— Она выбежала на улицу. Прямо в шторм. Ещё было рано. Серо. Гроза заслонила солнце, но ещё не стемнело. Она побежала к пристани и залезла в лодку, отвязывая её, пока я не успела её остановить. Я пыталась заставить её остановиться. Мы все пытались.

Тело Веры начало дрожать, и она прижалась ко мне ещё крепче.

Я гладил ее по волосам, прижимая к себе так крепко, что мышцы затекли. Они будут болеть, когда я, наконец, отпущу.

— Я бы отдала всё, чтобы вернуться в тот момент, — новый поток слёз намочил мою кожу. — Я бы сделала всё, чтобы удержать своих сестёр от этой лодки.

— Мне жаль, — прошептал я.

— Она рванула с места. Так резко, что меня швырнуло вниз. Элси чуть не упала за борт, но Хэдли успела её поймать. Волны были… огромные. Вода всё лилась в лодку, хлестала через борт, а она совсем потеряла контроль, двигалась всё быстрее и петляла из стороны в сторону. Я наконец смогла подняться на ноги и оттащить её от руля. Хотела отвезти нас домой, но тут она сказала что-то про уроки плавания. Я не поняла.

Вера отстранилась от моей груди, глядя на меня с таким сожалением в своих прекрасных глазах, что мне хотелось закричать.

Это было нечестно. Она не должна была через это пройти. Это было чертовски нечестно.

— Уроки плавания?

Она кивнула, её подбородок дрожал.

— Она схватила Хэдли за руку и подтолкнула к краю лодки. Волна сильно качнула нас, и моя сестра просто… исчезла.

Я закрыл глаза.

— Господи.

— Я прыгнула за ней, и вода была такой холодной. Дышать было тяжело, и мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя. Но я плыла к Хэдли так быстро, как только могла, пытаясь держать голову над волнами. Они были слишком большие. Вода была слишком холодной. Я обернулась посмотреть на лодку, но Элси уже не было. Я собиралась вернуться и найти её тоже, но она уехала. Она… оставила нас, — её лицо исказилось от боли. — Бросила нас.

Сидя у меня на коленях, свернувшись в моих объятиях, Вера развалилась на части.

Рыдания, сотрясавшие её грудь, трясли всё её тело. Они не прекращались. Каждый раз, когда мне казалось, что всё, поднималась новая волна, и боль начиналась заново.

Такой же была и та ночь? Волна за волной, тянувшая её на дно.

— Я потеряла их, — всхлипнула она, вцепившись в меня. — Я потеряла их, Матео. Не смогла найти Хэдли. Пыталась найти Элси, но её тоже не было. Я потеряла их.

— Это не твоя вина, Вера.

— Я должна была их найти. Я была старшей сестрой, занималась плаванием, и это была моя ответственность — спасти их.

— Посмотри на меня, — я взял её лицо в ладони и оторвал от своего плеча. — Ты не теряла их.

Она зажмурилась.

— Я их оставила. Думала, что они поплывут домой, и когда я не видела их, то поплыла туда сама. Сняла обувь, потому что в ней плыть тяжело. Наверное, они не догадались снять обувь, правда?

— Не знаю, дорогая, — я поцеловал её в лоб и стер слёзы большими пальцами.

Чёрт тебя побери, Нора Галлагер. За то, что ты сделала со своей дочерью, я надеялся, что тебя упрятали в особенно жаркий угол ада.

— Я думала, что найду их, — всхлипнула Вера. — Стояла на причале несколько часов, вся промокшая под дождём, и ждала, что они доберутся. Лодка исчезла. Я подумала, что она могла утопить ее. Я хотела, чтобы она утонула.

Чтобы она утонула вместе с ней.

— А потом появился папа. Он был насквозь мокрый. Никогда не видела его таким испуганным. Но он был один, и я поняла… что мы остались одни, — она снова сжалась, свернувшись в тугой комок у меня на коленях. — Им было страшно. Они умерли в страхе. Потому что я их не спасла.

Моё сердце разрывалось. Снова и снова и снова.

— Мне жаль, Вера. Мне так жаль, — прошептал я.

Она плакала так долго, что я начал бояться, что она никогда не остановится. Но в конце концов дрожь в её плечах прекратилась, и с ней ушли слёзы. Её тело обмякло, она больше не могла сидеть прямо. Слишком много боли, и она просто перестала чувствовать.

Я переместился и поднял ее на руки, прижимая к груди, пока шел к ближайшему дереву. Сел у его ствола, использовав его как спинку, несмотря на то что кора врезалась в мою голую кожу. Но это было ничто по сравнению с тем, что Вера пережила в одиночку.

Сколько же в ней было сил в семнадцать лет, чтобы доплыть до дома. Продолжать плыть. Не сдаваться. Чёрт, я никогда не испытывал такой боли за другого человека и одновременно гордости.

Я держал её, не двигаясь, пока она не отстранилась, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Она была зависима, — её голос звучал тускло и безжизненно. — Я никогда не говорила об этом с папой. Он пытался поговорить со мной в начале, но я оттолкнула его. Просто… не могла.

— Это понятно, — я убрал прядь волос за её ухо, а затем снова выпустил её.

— Когда меня нашли Вэнс и Лайла, папа рассказал им правду. Они не знали, что я подслушивала, но я стояла снаружи нашего убежища и слышала каждое слово.

Она глубоко вдохнула — впервые за несколько часов. Вдох, чтобы рассказать ещё одну историю.

Историю её отца.

— Папа встретил её в баре на Аляске. Когда они рассказывали нам эту историю, он говорил, что, как только увидел её, бросил друзей и сделал предложение на следующий же день. Любовь с первого взгляда. Я верила в это почти всю свою жизнь.

— А теперь? — спросил я.

Она посмотрела на меня, её взгляд стал мягче.

— Теперь нет. Не для них.

Но для неё. Она полюбила меня с первого взгляда. А я буду вечно корить себя за то, что не ответил ей тем же сразу.

— А как всё было на самом деле? — спросил я.

— В том же баре. Он пошёл в туалет и нашёл её без сознания с иглой от героина в руке.

— Героин?

Вера кивнула.

— Он отвёз её в больницу. А следующий день вернулся, чтобы проведать её. Он сказал, что, когда она выйдет из реабилитации, пусть позвонит ему, и он купит ей молочный коктейль с печеньем и сливками.

— И купил?

— Да. Они начали встречаться. Она забеременела мной, и они поженились. Папа думал, что всё в порядке, но однажды он вернулся с работы, когда мне было девять месяцев, и нашёл её в ванне, пьяную от водки. Она оставила меня в кроватке на несколько часов — с грязным подгузником и без еды.

Этот образ был настолько ярким, что меня передёрнуло. Возможно, потому что Алли тоже ещё маленькая. Я мог ясно представить её в таком возрасте. Слышать её плач из кроватки, когда она просыпалась и тянула руки, чтобы я пришёл и спас её.

— Видимо, ей назначили какие-то лекарства от послеродовой депрессии. Они переехали в Айдахо, чтобы не сталкиваться с долгими, тёмными зимами Аляски.

Я пережил одну такую зиму — это было ужасно. В Монтане тоже холодно по шесть и более месяцев в году, но солнце хотя бы светит чаще.

— По словам папы, её семья была токсичной. Я их не помню, потому что он не позволял им находиться рядом с нами после переезда. Мы так и не вернулись на Аляску, хотя именно там жили его родители. Они приезжали к нам в Айдахо, пока не умерли. Папа использовал своё наследство, чтобы купить тот дом у озера и лодку.

Каждая новая деталь была как крошечный порез. Как щепотка соли на открытую рану. Сожалел ли Кормак о каждом своём решении? Моё сердце дрогнуло от сочувствия к её отцу. На его месте я бы винил одного человека.

Себя.

— Они подождали какое-то время, прежде чем завести Элси и Хэдли. Папа хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Что она будет хорошей матерью, — в голосе Веры звучал яд. — Она была хорошей матерью — оставляла мне записки в ланчбоксе, заплетала косы, говорила о мальчиках, которые мне нравились, и обнимала, когда я была рядом. Целовала в висок и говорила, что любит до луны и обратно. Я тоже её любила.

Любила. Не люблю. Её любовь к Норе утонула вместе с её сёстрами.

— Приехала ее подруга с Аляски. Они пошли на обед. Папа с ними не пошёл. Он рассказал Вэнсу, что не придал этому значения. Но, видимо, это и был тот момент, когда она снова начала принимать наркотики.

Кормак этого не заметил? Я оставил этот вопрос при себе. У меня было достаточно причин обвинять этого человека. Из-за моей сестры. Из-за Веры. Но мой друг из колледжа был зависим от метамфетамина. Я не знал об этом, пока его не арестовали за взлом дома своих бабушки и дедушки. Он хотел украсть украшения и заложить их, чтобы купить наркотики.

Наркоманы умеют скрывать свои слабости.

— Папа вернулся домой той ночью и нашёл её одну, — продолжила Вера.

Значит, Нора успела вернуться домой на лодке, пока ее дочери тонули в озере, а Вера спасалась вплавь.

— Папа спросил её, что происходит, но она все говорила об уроках плавания. Она решила, что он спасатель, и попросила его забрать детей из бассейна. Он вышел на улицу, нашёл лодку на берегу, не привязанную. Когда он всё понял, он её задушил.

Я вздрогнул.

Она произнесла это так холодно и отстранённо, как простую истину.

Её отец убил её мать, а Вера говорила об этом, словно это был просто факт. Злилась ли она когда-нибудь на него за это? Нет. Вряд ли. Не после того, что сделала Нора.

— Папа отправился на поиски. На лодке почти не было бензина. Я была на причале, когда он вернулся.

А потом он забрал её из этого мира. Спрятал и позволил всем думать, что она умерла. Что он мужчина, убивший свою семью.

Поступил бы я иначе? Забрал бы я Веру от этого ужаса? Он бы попал в тюрьму. А в семнадцать лет она осталась бы под опекой государства. Или её отправили бы жить к родственникам. Возможно, к токсичным родителям Норы из Аляски.

Были ли у неё другие родственники? Вэнс казался единственной связью с прошлым, но он не был настоящим дядей, просто другом.

Ещё была бы шумиха в прессе. Трагедия такого масштаба… журналисты бы не отстали от неё ни на шаг. Так и было, когда она появилась спустя годы — живая. Они бы задушили её вниманием.

Может, Кормак и поступил правильно, забрав её.

— Матео? — её лицо было красным и опухшим от слёз, но даже в таком виде она оставалась красивой.

— Да? — я провёл костяшками пальцев по её щеке.

— Будет ли боль всегда?

— Не знаю, Персик.

Она опустила голову мне на плечо, а руку положила на сердце, словно могла ощутить, как оно скручивается от боли.

— Думаю, да.

Да. Возможно, боль останется навсегда. Но теперь она не будет терпеть её в одиночку.

Мы просидели под деревом несколько часов, просто обнимая друг друга. Наконец, когда Вера пошевелилась, чтобы встать, мы поднялись на ноги и отправились обратно в лагерь.

Все палатки, включая нашу, уже были собраны. Джаспер ставил последний холодильник в свою машину, после чего захлопнул багажник. Остальные автомобили были загружены, а дом на колесах моих родителей уже был прицеплен к их пикапу.

Когда отец нас заметил, он подошёл и протянул мне ключи от моего грузовика.

— Алли поедет с нами. Мы переезжаем в другой лагерь.

Слава богу. Я ни за что бы не оставил Веру на этом озере.

— Куда едем?

Отец протянул руку и большим пальцем стёр следы слёз с её щеки, улыбнувшись ей. Улыбкой отца.

— На ранчо Иденов.

34. ВЕРА

Будильник на тумбочке Матео светился голубым. Пять двадцать три утра. Я уже больше часа наблюдала, как он спит.

Сдерживаться, чтобы не прикоснуться к нему, было непросто. Не провести кончиком пальца по прямой линии его носа. Не положить ладонь на его скулу, чтобы почувствовать грубую щетину на своей коже. Не коснуться его мягких губ своими.

Его волосы были растрепаны, темные пряди беспорядочно лежали на белой подушке. Грудь мерно поднималась и опускалась с каждым сонным вздохом. Одна рука была протянута и лежала на моей талии, удерживая меня рядом.

Всю эту неделю я просыпалась до рассвета и проводила ранние часы, запоминая его лицо. Спать было сложно, почти невозможно, с тех пор как мы вернулись с кемпинга. Мозг не мог отключиться. Поделиться с Матео правдой стало одновременно облегчением и пыткой.

Та коробка, что так глубоко во мне была заперта, теперь пуста. Крышка распахнулась, и все то, что я с таким трудом хранила взаперти, вырвалось на свободу. Но эти воспоминания не исчезли, не растворились где-то далеко. Они зависли рядом, жужжа у меня в ушах. Сколько бы я ни отмахивалась, прогнать их не получалось.

По крайней мере, теперь я отмахивалась не одна.

Матео теперь был хранителем моей правды. Как бы сильно я ни пыталась сдержать ее в себе, было правильно, что он узнал. Мы больше об этом не говорили. Я еще не была готова. Раны были слишком свежи. Но если — когда — настанет время, он будет рядом.

Семья Иденов, особенно Харрисон, ужасно переживала из-за того кемпинга. Никто не предполагал, что озеро всколыхнет те воспоминания.

Ни Матео.

Ни Вэнс или Лайла.

Даже я сама.

За те годы, что мы с отцом провели в бегах, мы ни разу не были на озере. Ни разу. Когда нужно было помыться, мы делали это в ручьях или реках. Отец четыре года держал меня подальше от озер.

Потому что знал, что я не справлюсь.

Или потому что сам не мог.

Но увидеть Алли в той воде…

Это стало катализатором. Или, может, время просто вышло, и неважно, были бы мы тогда у озера, у бассейна или посреди центра Куинси, где не было ни капли воды, — это все равно был бы момент, когда я сломалась.

К счастью, рядом были люди, которые меня любили.

В первую ночь после переезда на ранчо атмосфера была неловкой. Все старались двигаться вперед, улыбаться мне как можно ярче, но я была слишком разбита и опустошена, чтобы это оценить. Поэтому просто сидела в кресле с Алли на руках, пока она не заснула. Потом мы ушли в палатку.

Но на следующее утро, после ночи в объятиях Матео в нашем спальном мешке, я выбралась наружу раньше него.

Энн уже не спала — она сидела с чашкой кофе в руках. Увидев меня, она притянула меня к себе и поцеловала в макушку. Сказала, что любит меня. И обняла крепко-крепко.

Это были материнские объятия.

Своих я лишилась. Поэтому теперь я берегла объятия Матео для себя.

С началом нового дня кемпинг стал настоящим удовольствием. Мы играли в корнхол и подковы. Ходили в поход с детьми и позволяли Алли собирать полевые цветы. Мы смеялись у костра и рассказывали друг другу истории часами напролет.

А потом вернулись домой. Вернулись к обычной жизни.

К новой обычной жизни.

Груз на моем сердце стал легче. Он не исчез, но теперь его часть нес на себе Матео.

Я должна была спать спокойно, должна была отдохнуть. Но что-то продолжало беспокоить меня. Что-то недосказанное. И только этим утром, пока я наблюдала, как спит Матео, я наконец поняла, что должна сделать.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем он зашевелился. Его глаза медленно открылись, и, когда он встретился со мной взглядом, на его лице появилась ленивая улыбка. Рука, что лежала на мне, притянула меня ближе, и наши тела слились воедино.

— Доброе утро, Персик, — пробормотал он, уткнувшись носом в мои волосы. Его рука скользнула вниз по моему боку, а затем подняла мою ногу, перекинув её через свою, так что мы запутались в простынях.

Я прижалась к его груди, вдыхая пряный запах его кожи.

— Матео?

Он ответил глухим «ммм».

— Мне нужно кое-что сделать сегодня.

Он отстранился и взглянул на меня сверху вниз:

— Что именно?

Я глубоко вдохнула, собираясь с духом, потому что ему это точно не понравится.

— Подняться на Соболиную вершину.

Он заморгал, удивленный, а затем его челюсть сжалась.

— Нет.

— Подожди, — я обхватила его шею, когда он попытался встать. — Пожалуйста, выслушай меня.

— Вера, — прорычал он, но все же остановился.

— Мы с папой никогда об этом не говорили. Я не могла. Но сейчас… есть вещи, которые я хочу ему сказать. Вещи, которые нужно сказать. Но я не могу его найти. Не знаю, увижу ли я его снова. Но должна попытаться. Последний раз.

Глаза Матео смягчились, и он тяжело вздохнул: — Он не хочет, чтобы его нашли.

— Возможно. Но если я сдамся сейчас, я всегда буду жалеть об этом, — этот поход был нужен мне больше для того, чтобы отпустить боль.

— Он винит себя, — добавила я, глядя на Матео. — Когда я подслушивала разговор папы с Вэнсом и Лайлой, он винил себя за то, что не заметил, как она катится вниз, снова начала употреблять и пить. Думаю, часть меня тоже винила его. Не знаю.

Должен ли он был заметить? Я не меньше его несла вину за то, что не рассказала ему о её пьянстве. А он — за то, что любил её так слепо.

— Это не его вина, — прошептала я. — И не моя тоже.

— Нет, не твоя, — Матео провёл рукой по моему лицу, убирая волосы с виска.

— Знаю, что это не моя вина, но чувство вины останется. Я всегда буду хотеть, чтобы всё закончилось по-другому. Разговор с тобой помог. А у него ведь никого нет.

— Мы искали его, сколько могли.

— Мы не ездили к тому озеру.

Матео приподнялся на локте: — Думаешь, он там?

— Может быть? Не знаю. Но за все те годы, что мы прятались в горах, он ни разу не брал меня к озеру. Я даже не замечала этого. Если вспомнить… он избегал их. Как будто знал, что это может меня сломать.

— Хм, — пробормотал он, падая обратно на подушку и глядя в потолок, пока тёр подбородок.

Мне не нужно было разрешение Матео. Но я любила его достаточно, чтобы позволить ему участвовать в моём решении.

— А если его там не будет? — спросил он.

— Значит, всё, — ради своего сердца и ради спокойствия Матео это нужно было закончить.

Он нахмурился, сдёрнул с себя простыни, поднялся с кровати и взял телефон с прикроватной тумбы. Провёл пальцем по экрану и приложил трубку к уху: — Мам, не могла бы ты сегодня присмотреть за Алли?

Я не просила его ехать со мной. Но знала, что он всё равно поедет.

Когда он взглянул на меня, я села и одними губами сказала: — Я люблю тебя.

Он подмигнул мне, а потом стал одеваться, чтобы мы успели выехать пораньше.

* * *

Я быстро продвигалась по десятимильной тропе к Соболиной вершине, а Матео держался прямо за мной. Сегодня мы придерживались маршрута, и, поскольку не приходилось пробираться сквозь заросли и петлять между деревьями, до озера мы доберёмся быстро.

Мои мышцы уже разогрелись, и с каждым вдохом чистого воздуха, который я втягивала в лёгкие, я чувствовала себя всё более умиротворённой в своём решении.

Сегодня был последний день, когда я поднималась на Соболиную вершину. Найдём мы отца или нет, я больше сюда не вернусь.

Мы с Матео найдём другие места для прогулок. Будем исследовать горы вокруг нашего домика или открывать для себя уголки на ранчо. Но с Соболиной вершиной я прощаюсь навсегда. Я не вернусь и в то место, где мы с отцом жили.

Пришло время двигаться дальше. Вместе с Матео и Алли.

— Вера?

Я обернулась и увидела его совсем рядом.

— Что?

— Какими они были? Твои сёстры?

— Хэдли и Элси, — до сих пор было непривычно произносить их имена. Это всё ещё причиняло боль. Но я больше не хотела их скрывать. Особенно от Матео.

— Они были очень красивыми. Их волосы были чуть темнее моих, но глаза у нас были одинаковые. Они были так похожи, что их трудно было различить, если только не знать их. Они часто разыгрывали людей просто ради смеха. Когда Вэнс стал напарником отца и начал приходить к нам на ужин, они несколько месяцев его обманывали, пока он не понял, кто из них Хэдли, а кто Элси.

— Как он разобрался?

— По прозвищам, — я сбавила шаг и посмотрела на Матео. — Отец подыгрывал им, но всегда звал их правильными прозвищами. Элси он называл Росток. А Хэдли…

— Мармеладка.

Я кивнула.

— Вера, — он остановился. — Ты не сказала мне о прозвищах. Я бы выбрал другое.

— Знаю, — я грустно улыбнулась. — Но мне нравится, что ты зовёшь Алли Ростком. И мне показалось правильным, что я могу звать её Мармеладкой.

Он сократил расстояние между нами и, заглядывая на меня из-под козырька бейсболки, замер. Сегодня он надел простую серую футболку, ткань которой плотно обтягивала его широкую грудь.

Я обняла его за талию, спрятав руки в задние карманы его джинсов.

— Моим сестрам ты бы понравился. Они были остроумные, шумные, милые и саркастичные. Элси наверняка захотела бы огромную пряжку на ремне, как у тебя, и ковбойские сапоги, чтобы называться ковбойшей. А Хэдли попросила бы научить её ездить верхом. Они обе бы умоляли отца купить им лошадей.

Матео чуть потянул меня за конец хвоста.

— Что ещё?

— Хэдли мечтала стать актрисой. Элси хотела написать книгу про всадников на драконах. У них было невероятное воображение. Всё для них превращалось в драму. Они всегда были вместе. И они так и не научились стучать в дверь, — я усмехнулась. — Это сводило меня с ума. Я закрывала дверь в свою комнату, а через две секунды они уже врывались, чтобы рассказать историю, посплетничать или ограбить мой шкаф для их очередного костюма.

Я всё ещё помнила их лица, но уже не могла вспомнить голоса.

— Я скучаю по их шуму.

— Мне жаль.

Я почувствовала, как нос начинает щипать, но быстро вдохнула, прогоняя угрозу слёз.

— Мы слишком долго избегали разговоров о них.

— Я рядом, — мягко ответил Матео. — В любое время.

Может быть, если я буду говорить о сестрах чаще, то снова услышу их смех. Может быть, если перестану прятаться от воспоминаний, они станут ярче, а не угаснут.

— Вэнс кремировал их и развеял прах на лугу. Когда мы вернулись в Айдахо после того, как я ушла от отца, там было слишком снежно, чтобы туда сходить. Но, думаю, я бы хотела это сделать, — я знала, что он ответит, но всё равно спросила: — Ты поедешь со мной?

— Конечно.

— Спасибо.

— Тебе не нужно меня благодарить, Персик. Мы всегда вместе. Отсюда до Айдахо и хоть на край света.

Как он всегда знает, что сказать? Сегодня мы не шли на край света, всего лишь к озеру. Я взяла его за руку, переплела наши пальцы, и мы продолжили подниматься по тропе.

На подъём к вершине горы у нас ушло два часа. Ещё миля узкой тропой через лес — и мы были у озера.

Тропа становилась всё менее заметной, и в одном месте упавшее дерево перекрыло путь, нам пришлось его обойти. Но вскоре привычный запах хвои сменился свежим и лёгким ароматом.

Тропа привела нас прямо к берегу. Озеро было размером с футбольное поле, его длина втрое превышала ширину. Вода была кристально чистой и гладкой, как стекло. Лёгкий ветерок едва рябил её поверхность.

Оно было завораживающе красивым. Пугающим, но прекрасным.

Мое сердце заколотилось, страх начал сковывать меня, но тут Матео крепко схватил меня за локоть.

Я привалилась к нему, черпая силы из его уверенности.

— Все в порядке.

— Вера, — резкость в его голосе заставила меня выпрямиться.

— Что? — я проследила за его взглядом.

На другом берегу озера стоял человек.

Папа.

Я ахнула.

Неужели это действительно он? Если бы не хватка Матео, я бы подумала, что он привиделся мне.

Но это не было иллюзией. Его борода была такой же растрепанной, рыжеватой.

Мы нашли его. Наконец-то. Я нашла его.

Он был жив.

Папа стоял, пораженный, смотря на нас. Даже с этого расстояния я видела, как его лицо побледнело. Шрам на щеке казался слишком розовым, волосы — слишком седыми, фигура — слишком худой. Таким же он был в тот день, когда я мельком увидела его несколько недель назад.

Он знал, что я искала его. Видел, как я иду за ним.

И все равно ушел.

Я сделала шаг вперед, к воде.

Мое движение словно выдернуло его из оцепенения. Он прижал руку к сердцу, его лицо исказила боль.

Он снова собирался уйти.

— Нет, — мой голос, твердый и громкий, разнесся над водой. — Не смей убегать от меня.

— Уходи, Вера. Забудь обо мне, — ответил он, и его голос дрогнул. Но, Боже, как же было хорошо снова его услышать. Увидеть его.

Он был жив.

Два года страха и сомнений улетучились. Он был жив.

И он снова покидал меня.

Папа развернулся к лесу.

— Стой!

Его плечи опустились. Он остановился. Но не обернулся.

Четыре года я следовала за ним по дикой природе, и он всегда был с рюкзаком. Сейчас его не было, и это делало его уязвимым. Меньше. Слабее.

Но все еще достаточно сильным, чтобы уйти.

— Не уходи, — закричала я. — Пожалуйста, папа.

Он повернул голову, его профиль обернулся ко мне. На лице застыла печальная, безнадежная улыбка.

— Живи своей жизнью, Вера. Перестань искать меня.

— Ни за что.

Он развернулся ко мне чуть больше, бросая последний, долгий взгляд на свою дочь.

Мы не успеем догнать его. Если он войдет в лес, я больше никогда его не увижу. Он уйдет быстрее, чем мы обойдем озеро. И даже если я уговорю Матео вернуться сюда, это не поможет. Папа покинет Монтану навсегда.

Я шагнула к воде. Потом еще раз.

— Вера, — Матео оказался рядом, его рука крепко сжала мой локоть.

— Он уходит от меня.

Взгляд Матео был сокрушительным. Он был полон боли — моей боли. Потому что он понимал: папа уходит. И это наше последнее прощание.

Если только…

Я не позволила себе задуматься. Не позволила страху взять верх. Если папа все-таки уйдет, был только один способ догнать его.

Одним движением я выскользнула из хватки Матео и сбросила рюкзак на землю. Вода брызнула на край моих джинсов, когда я сделала первый шаг в ледяное озеро. Второй шаг — и вода уже доходила до колен.

Холодно. Боже, как же холодно.

— Вера! — папин испуганный голос раскатился эхом по деревьям.

Я поймала его взгляд и увидела на его лице тот же страх, что наверняка был написан на моем.

Может, он держал меня подальше от озер. Может, он сам мог выносить их, только когда был один.

Но увидеть свою дочь в этой воде?

Он застыл.

Слезы застилали мне глаза, струились по щекам. Сердце так бешено колотилось в груди, что я не могла дышать. Но все же смогла вдохнуть.

И нырнула.

Вода была ледяной, одежда тут же промокла и начала тянуть меня вниз, на мель.

Я забила ногами, сделала два мощных гребка руками.

Плыви, Вера. Плыви.

Все повторялось снова. Та ночь. Я била ногами сильнее, руками гребла быстрее.

Плыви. Плыви. Плыви.

Теперь не было волн. Не было лодки. Озеро было мелким, и не было никакой бури. Но паника снова охватила меня. Она сдавила горло, не давая вдохнуть. Я оступилась, чуть ушла под воду и захлебнулась глотком воды.

Паника овладела моими движениями, сделав их бешеными и дикими. Боже, о чем я только думала? Я не могла плыть, не могла находиться в этом озере.

— Плыви, Вера!

Это был не мой голос. Это был голос Матео.

Его рука обхватила мое плечо, вытягивая меня вверх. Он плыл рядом, не отпуская.

Я судорожно вдохнула, впуская в легкие воздух. Схватилась за его руку, чтобы стабилизировать свои движения.

— Плыви, — приказал он.

И я поплыла. Мы поплыли вместе к отцу, который стоял по пояс в воде на противоположном берегу, готовый броситься в озеро, чтобы спасти свою дочь.

Как только мои ноги нашли опору на скользких камнях, он бросился ко мне, вытаскивая из воды.

— Вера, — он откинул мокрые пряди с моего лица. — Боже, Вера, о чем ты думала?

Слезы хлынули потоком, рыдания вырвались наружу.

— Не оставляй меня.

Он прижал меня к своей груди так крепко, что стало трудно дышать.

— Это не мой выбор.

— Но ей это нужно, — вмешался Матео, стоя рядом и тяжело дыша. Вода стекала с его джинсов. — А это главное.

Отец немного отстранил меня, но не отпустил.

Матео протянул руку: — Матео Иден.

Отец посмотрел на меня, переводя взгляд между нами. Затем медленно выдохнул — казалось, этот вздох копился два года — и пожал Матео руку: — Кормак Галлагер.

35. МАТЕО

— Что ты собираешься делать со всеми этими пиломатериалами? — спросил Гриффин, указывая на кузов моего грузовика. Он был загружен досками и обработанными балками, которые я только что забрал из строительного магазина в городе после обеда.

— Строить, — отозвался я. Если бы я знал, что Гриффин будет ждать меня дома, придумал бы получше оправдание.

— Да ну? — он прищурился. — И что же ты строишь?

— Кострище. Вера любит жарить зефир.

Он подозрительно сощурился: — Думал, ты уже закончил с ним.

Да, я доделал его на прошлой неделе. Но ему об этом знать не обязательно.

— У меня появилась идея, как его улучшить.

— Улучшить, — повторил он, сверля меня взглядом. Гриффин, как и мама, всегда чувствовал, когда я вру.

— Улучшить, — подтвердил я. Хотя на самом деле речь шла о строительстве укрытия для отца Веры, которое я планировал построить в трёх милях отсюда, в горах.

Прошёл месяц с тех пор, как мы нашли Кормака на Соболиной вершине, и никто не знал, что теперь он живёт на территории ранчо Иденов.

Это было рискованно, но Вера нуждалась в том, чтобы видеть отца. А Кормаку нужно было быть ближе к дочери.

Когда мы нашли его у озера, он выглядел просто ужасно — слишком худой, измождённый, совершенно потерянный. Но всего месяц рядом с Верой изменил его. Он прибавил в весе, побрился, использовав бритву, которую она положила в коробку с припасами.

Если это помогало ей меньше переживать за него, значит, риск был оправдан.

Хотя Гриффин управлял ранчо и владел частью земли, мы решили, что чем меньше людей будет знать правду, тем лучше. Даже Вэнсу и Лайле мы ничего не сказали.

К тому же Кормак жил на моей земле. Территория вокруг моей хижины принадлежала мне, и я мог делать с ней всё, что захочу. Включая возможность прятать беглеца.

— Ты ведь собирался работать над домиком на дереве? — спросил я, чтобы сменить тему.

— Собирался, — буркнул он. — Но этот проект уже превращается в кошмар.

— Это была твоя идея.

Его губы сжались в тонкую линию.

— Теперь ты говоришь, как Уинн.

Я усмехнулся: — Хочешь, чтобы я помог? Поэтому пришёл?

Он пнул ботинком камень: — Да. Ты занят?

— Сегодня нет, — хлопнул я его по плечу. — Дай только маме позвоню, уточню, может ли она ещё пару часов посидеть с Алли.

— Может, — ухмыльнулся Гриффин. — Я уже позвонил.

Я закатил глаза, но, улыбнувшись, взял из машины телефон и перчатки. Ключи я оставил на консоли, а сам забрался в грузовик Гриффина, чтобы спуститься с горы к его дому.

Мы провели пять часов, заканчивая перила и ступени на террасе домика на дереве. К тому времени, как мы закончили, это действительно стало похоже на домик.

Эта идея принадлежала Гриффину — построить его для Хадсона и Эммы. Он хотел, чтобы у детей было место, куда можно сбежать, а что может быть лучше, чем домик на дереве, спрятанный среди елей в глубине их заднего двора?

Но если семья Иденов берётся за строительство, то делает всё основательно. Гриффин потратил массу времени на изучение креплений и опор для конструкции, чтобы деревья могли расти, а домик слегка «плавал» между ними во время ветреных дней.

Домик был покрыт металлической крышей, а стены были сделаны из старых досок, взятых от разобранного амбара, что придавало ему деревенский вид и помогало сливаться с окружающей природой.

— Может, я тоже такой построю для Алли, — сказал я, стоя на земле и оценивая нашу работу.

— Отличная идея. Но если соберёшься, меня можешь не звать — я буду занят. Обратись к Ноксу, если нужна помощь, — поддразнил он.

Я рассмеялся и вытащил из кармана телефон, когда он завибрировал.

«Забрала Алли, едем домой. Целую.»

— Вера? — спросил Гриффин.

— Да. Она уже едет домой.

— Останешься на пиво? Уинн вроде упоминала что-то о приготовлении бургеров на гриле. Думаю, Эллоиза и Джаспер тоже собирались заехать. Пусть Вера приедет сюда.

— Хорошо. Хочешь, я напишу Лайле и Талии?

— Конечно. А я позвоню Ноксу.

Так и начинались все наши спонтанные барбекю. Кто-то предлагал пиво, а там уже обязательно появлялись чизбургеры. Мы были не только семьёй, но и друзьями.

Мама с папой отказались, захотели провести вечер вдвоём. Так что мы с братьями и сёстрами устроили нашествие на дом Гриффина.

Ещё несколько лет назад, когда он только встретил Уинн, такие вечеринки длились всю ночь, и кто-то из нас непременно ночевал в гостевой комнате. Но теперь, когда у всех появились дети, мы прощались уже в восемь вечера, чтобы вернуться домой.

— Эллоиза действительно встречалась с парнем, который засунул себе в штаны огурец в супермаркете? — спросила Вера, когда мы ехали домой.

— Ага, — ответил я. Это была одна из множества историй, которые мы рассказывали сегодня вечером. Я хотел, чтобы Вера узнала их все, чтобы чувствовала себя частью нашей семьи, чтобы это наполнило её сердце.

Она всегда будет скучать по своим сёстрам. Но, возможно, со временем боль станет не такой острой.

Она мельком взглянула в зеркало заднего вида на Алли, пристёгнутую в детском кресле.

Моя дочь громко и протяжно зевнула.

— Она точно уснёт ещё до того, как мы доедем домой, — нахмурилась Вера. — А ей правда нужен душ перед сном.

После ужина дети играли в песочнице. На лице Алли остались следы грязи, а ноги были в пыли.

— Может, она продержится, — сказал я.

— Никаких шансов, — ответила Вера. И она была права. Когда мы припарковались у домика рядом с моим грузовиком, Алли спала, свесив голову вперед и приоткрыв рот, а ее тело было в вертикальном положении только благодаря ремням безопасности автокресла.

— Ненавижу её будить.

— Я занесу её, а ты начни набирать ванну, — сказал я, наклонившись к Вере, чтобы быстро поцеловать её в уголок губ, и отстегнул ремень.

Алли тут же закапризничала, когда я вытащил её из машины. Она попыталась снова заснуть у меня на плече, но я слегка встряхнул её, чтобы она не отключилась окончательно.

— Пора купаться.

— Нет, — она пнула ногой и попыталась вывернуться. Но я снял с неё ботинки на ходу и бросил их на пол, когда мы вошли в дом. Звук льющейся воды доносился из ванной.

Когда мы добрались до двери, Вера уже стояла на коленях у ванны.

Алли протянула к ней руки: — Ве-ва.

— Мама, — тихо поправил я, чтобы Вера не услышала сквозь шум воды. Пора было прощаться с «Ве-ва». — Это мама.

Алли прижалась ко мне, её тёмные бровки нахмурились.

— Мама, — повторила она.

Щелчок произошёл быстрее, чем я ожидал. Наверное, потому что моя девочка, даже в свои два года, была очень умной. Она понимала, какое нам всем счастье иметь Веру рядом.

Когда-нибудь я расскажу ей о Мэдисон. Когда она станет старше и я найду нужные слова, я объясню, что Вера не её биологическая мать. Но в каждом другом смысле, в любом, который действительно имеет значение, Вера была её мамой.

Я поцеловал Алли в лоб, поставил её на пол и начал снимать с неё одежду.

— Готова? — спросила Вера, протягивая руки, чтобы поднять Алли и посадить её в ванну. Вода всё ещё лилась, а пузырьки всё ещё поднимались.

Алли была сонной, глаза у неё едва держались открытыми. Когда Вера взяла чашку, чтобы набрать воды для её волос, Алли просто запрокинула голову и закрыла глаза.

Я облокотился на дверной косяк, достал телефон из кармана и быстро сделал снимок их двоих. Потом взял полотенце и лосьон с тумбы, чтобы всё было под рукой, когда купание закончится.

Вера помыла Алли и вытащила пробку из ванны, а я уже принёс чистый подгузник и пижаму.

— Давай я, — сказал я, когда волосы Алли были расчёсаны.

— Хорошо, — Вера поднялась на носочки, чтобы поцеловать меня в щёку, и выскользнула в гостиную, пока я нёс нашу дочь в её кроватку.

Пять минут спустя, когда Алли уже спала, я увидел Веру у приоткрытой входной двери. Она стояла, глядя в ночное небо.

— Твоего пикапа нет.

Я обнял Веру, положив подбородок ей на голову.

— Он вернёт его.

— Сегодняшняя записка, — она протянула мне сложенный пополам клочок бумаги. Это был чек на покупку стройматериалов. — Она для тебя.

Я взял записку. Моё имя было нацарапано на лицевой стороне. Когда я развернул её, в верхнем углу стояло одно слово: Хорошо.

Я усмехнулся и скомкал бумагу.

Эти записки были нашим единственным способом общения с Кормаком. Каждый день Вера оставляла записку для него под камнем, спрятанным у крыльца, вместе с ручкой. Он приходил по ночам, пользуясь покровом темноты, читал её и писал ответ.

Иногда он пропускал день или два. Но в целом, Вера могла каждый день общаться с отцом. Если ему что-то было нужно, он оставлял список.

На прошлой неделе это был список стройматериалов.

Сегодня он возьмёт мой пикап и отвезёт его на заброшенную двухполосную дорогу, которая не использовалась уже несколько лет. Оттуда он выгрузит доски и понесёт их больше двух миль до маленькой хижины, которую он строит.

Это место было достаточно уединённым, чтобы случайный турист не наткнулся на него. Участок, который он выбрал, находился у скалистого утёса, а добраться туда можно было только через ранчо.

А так как я не собирался пускать кого-либо на свою частную территорию, Кормак должен был быть в безопасности. По крайней мере, пока что.

Эта договорённость была новой. Нервы у всех были на пределе, и он категорически запретил нам с Верой навещать его больше одного раза. Тот визит был лишь для того, чтобы мы знали, где он находится. Но он дал нам строгие инструкции держаться подальше.

С тех пор он виделся с Верой всего один раз. Пару недель назад он пробрался к ней глубокой ночью, и они провели час у костра, разговаривая.

Кормак рассказал ей о Йосемити. Он отправился туда сразу после того, как Вера уехала с Вэнсом. Он хотел исчезнуть и дать ей пространство, зная, что СМИ и власти устроят охоту на девушку, которую считали погибшей, а потом нашли живой.

Он хотел быть как можно дальше от Айдахо и Монтаны, поэтому вместо того, чтобы рисковать и пересекать границу с Канадой, направился на юг. Как я и предполагал, он намеренно оставил рюкзак, надеясь, что кто-то найдёт его, решит, что он погиб, и оставит его в покое.

Может быть, этот трюк сработал бы, если бы дело вёл кто-то другой. Но бывший агент ФБР Свенсон оказался настоящей занозой.

Когда Вера рассказала Кормаку о Свенсоне, это напугало его настолько, что он настоял на минимальном контакте. Только записки.

Надеюсь, со временем мы сможем немного расслабиться. Не полностью, но хотя бы немного.

Агент Свенсон уехал из Монтаны после того, как устроил засаду на Веру в холле гостиницы. Счастье, если мы больше никогда его не увидим. Но у меня было предчувствие, что он вернётся.

Моя теория заключалась в том, что Свенсон будет изредка появляться, захаживая в Куинси, словно он хозяин города, только чтобы вывести Веру из себя — мерзавец.

Пока его визиты были безобидными. Но я подозревал, что если Вера хоть немного выдаст, что у неё есть контакт с Кормаком, Свенсон станет более настойчивым. Возможно, он начнёт приходить к дому. Следить за ней.

Мы сделаем всё, чтобы не дать ему этого шанса.

Даже если это значит, что Вера будет общаться с отцом одними каракулями.

— Я не понимаю эту записку, — сказала Вера. — Что ты ему написал?

— Что собираюсь на тебе жениться.

Она дёрнулась у меня в руках, подняв голову.

— Ч-что?

Я вытащил из кармана кольцо, которое спрятал в коробке с игрушками Алли, и, взяв её руку, надел его на её безымянный палец.

— Это было мамино.

Рука Веры дрожала, пока она смотрела на кольцо с одиночным бриллиантом. Оно было не большим, не вычурным. Простой драгоценный камень на золотой оправе.

— Папа подарил ей новое кольцо на десятилетие их свадьбы. Когда я сказал, что собираюсь жениться на тебе, она отдала мне это. Она не обидится, если тебе не понравится…

— Оно мне нравится, — Вера повернулась в моих объятиях.

— Я люблю тебя, — сказал я, обрамляя её лицо руками и целуя в губы.

— Ты правда делаешь мне предложение?

— Здесь нет никаких вопросов, Персик. Мы женимся.

— И ты ещё называешь меня упрямой.

Я подмигнул.

— Тебе станет легче, если ты скажешь «да»?

— Это что-то значит, когда ты подмигиваешь?

Я подмигивал Вере уже много лет. Это что-то значило. Всегда.

— Как ты думаешь?

Её глаза сияли, когда она кинулась мне на шею. А потом склонилась ближе, её губы почти касались моих, и на лице играла улыбка.

— Думаю, это «да».

36. ВЕРА

Пять лет спустя…

— Фонарик взяла? — спросил папа.

Я подняла его вверх.

— Да.

— Пора возвращаться в лагерь. Уже стемнело.

— Хорошо, — я обняла его за плечи, с трудом прижавшись к нему из-за огромного живота. На восьмом месяце беременности даже объятия стали сложными. — Люблю тебя, папочка.

— И я тебя люблю, Вера. Никогда не забывай, как сильно я тебя люблю.

— Никогда, — тихо ответила я, ещё на секунду задержавшись в его объятиях, а потом отпустила.

За пять лет, прошедших с тех пор, как Матео и я нашли папу на Соболиной вершине, расставаться с ним легче не стало. Всегда оставался страх, что случится что-то, что разрушит наш хрупкий покой.

Может быть, агент Свенсон. Он приезжал в город каждый год, иногда дважды. Задавал вопросы, раздражал своим присутствием, но в остальном его визиты казались пустой тратой времени. К счастью, чаще всего он находил меня в кафе «Кофе у Иденов». Только дважды он приходил к нам домой, но каждое его внезапное вторжение заставляло нас быть начеку.

Папа держался ближе к своему дому в горах — своему «шале», как он называл его, потому что это звучало лучше, чем «лачуга». А я потом неделями оглядывалась через плечо.

Но со временем напряжение отпускало, и всё снова становилось как обычно. Папа приходил ко мне домой поздно ночью.

Сегодня нашим домом был трейлер, который Матео и я купили перед ежегодной семейной поездкой в кемпинг. Ни за что на свете я не легла бы спать на земле с таким животом. Мы выбрали место для лагеря недалеко от дома, чтобы, если начнутся роды, можно было быстро добраться до цивилизации. Поэтому папа пробрался вниз с гор, чтобы обнять меня.

Он стал навещать меня часто. По три раза в неделю, а на прошлой неделе приходил каждый день. Чем больше становился мой живот, тем чаще он появлялся.

Обычно мы сидели на качелях у костра и разговаривали часами. Я рассказывала ему о Матео и Алли. Он расспрашивал о моих занятиях в колледже. Когда я закончила последний курс этой весной, он вырезал из дерева академическую шапочку в подарок. А на праздник в честь будущего рождения ребёнка он принёс набор деревянных зверушек, каждая из которых была искусно вырезана, чтобы украситьдетскую.

Мы редко говорили о моих сёстрах. Ещё реже — о маме. Хотя однажды он всё же рассказал, как они познакомились на самом деле. Я уже знала эту историю, но позволила ему рассказать её снова. Он признался, что мама боролась с зависимостью, и объяснил, как её трудное детство с родителями-алкоголиками привело к этому.

— Мы говорили о той ночи только один раз. Я рассказала ему то же самое, что и Матео. Я рыдала, вновь переживая этот кошмар. За каждую мою слезу папа проливал две.

Мне было важно, чтобы он знал: я не виню его за ту ночь. Но, что бы я ни говорила, он всегда будет нести этот груз вины. Поэтому мы держались безопасных тем — учебы, будущего, семьи Иденов.

Теперь я тоже была Иден. Через два месяца после помолвки мы поженились на небольшой церемонии на осеннем лугу на ранчо. Мое обручальное кольцо стало тесноватым из-за опухших пальцев, но я не снимала его с тех пор, как Матео надел его мне.

Вэнс вел меня по тропинке из диких трав к арке, украшенной цветами. На мне было платье с кружевным лифом и длинными рукавами. Спина была открыта, обнажая позвоночник и лопатки, а юбка мягко развевалась шелковым шлейфом.

Алли была моей цветочницей. На ней была пышная юбка из оранжевого фатина и белая кружевная блузка. Она прекрасно справилась с задачей, раскидывая лепестки на дорожке и наслаждаясь вниманием бабушек, дедушек, тетушек и дядюшек.

В конце дорожки она обернулась и громко крикнула: — Вперед, мамочка!

Спустя три месяца после нашей свадьбы я официально стала её мамой.

Бывали дни, когда всё это казалось нереальным, но потом я целовала Матео и тихо благодарила ангелов, которые помогли мне пройти этот путь. Которые сохранили мне жизнь. Ради того, чтобы я могла быть здесь, идти по лесной тропинке с фонариком, освещая путь к лагерю, полному смеха.

Все думали, что я ушла отдохнуть. Хотя уверена, что Вэнс догадывался, куда я на самом деле направилась.

Он встретил папу пару лет назад во время осеннего похода. Точнее, папа позволил Вэнсу себя увидеть. Мы мало говорили об этом. Секретность сохраняла безопасность местонахождения папы, и мы решили, что чем меньше разговоров, тем лучше. Но иногда я возвращалась домой и видела, что у нашего дома припаркован грузовик Вэнса, а его самого не было видно.

Когда я добралась до поляны, заставленной семью трейлерами — все уже поменяли палатки на что-то более комфортное, — я оглянулась через плечо.

Папа стоял в тени, в двадцати футах от меня, всегда следя за тем, чтобы я добралась до дома.

Я послала ему воздушный поцелуй и побрела к нашему трейлеру.

Матео отступил от того места, где ждал, пока я ходила повидаться с отцом.

— Привет, Персик.

— Привет.

Я сразу шагнула в его объятия, уткнувшись носом в его футболку. Фланелевая рубашка, которую он носил поверх, была такой теплой, что я забрала её раньше. Рукава были закатаны в три раза, а подол доходил мне почти до колен.

Я откинулась назад, положив подбородок на его грудь, и уставилась в небо.

— Что я пропустила?

— Фостер и Джаспер делятся старыми историями про UFC. Напомни мне никогда не затевать с ними драку.

Я рассмеялась.

— Ты ведь так часто дерешься.

— Ради тебя я бы подрался со всеми.

Я еще сильнее запрокинула голову.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Вернемся к костру?

Сквозь ночной воздух доносились смех и рассказы нашей семьи, и я улыбнулась, глядя в небо. Здесь, вдали от городских огней, ничто не мешало видеть Млечный Путь, переплетенный с мерцающими звездами, словно алмазами.

— Давай еще немного тут спрячемся. Загадаем желание на падающую звезду.

— Все желания твои.

— У тебя нет своих?

— Они уже сбылись.

Он развернул меня, прижав к своей груди, его ладони легли на мой живот.

Мы ждали мальчика. Матео хотел назвать его Джейком, но я твердо настояла на том, чтобы его звали Матео-младшим.

Мэтти.

Алли буквально вибрировала от радости, ожидая стать старшей сестрой. Она с удовольствием помогала мне готовиться, складывая крошечные боди и детские пледы. Теперь, когда учёба закончилась, я была полностью занята гнездованием.

Этой весной я получила степень бакалавра в области социальной работы. Онлайн-курсы довели меня до определенного уровня, но последние три года я ездила на занятия в университет в Миссуле.

Четыре часа на дорогу из Куинси и обратно были бы просто невозможны, если бы мне приходилось делать это каждый день. К счастью, мой муж был отличным пилотом.

Я смогла ограничить занятия двумя-тремя днями в неделю, и в эти дни Матео отвозил меня в Миссулу на самолете, высаживал на занятия, а потом возвращался за мной днем, чтобы привезти домой.

Когда погода была плохой, мы ехали на машине или я оставалась дома. Все мои преподаватели проявляли понимание, а так как я усердно училась и показывала хорошие результаты, они шли мне навстречу.

Я начну искать работу, когда буду готова, но пока наслаждаюсь последним месяцем беременности. К тому же, с учетом того, что у Матео становилось все больше дел, я хотела остаться дома и проводить больше времени с детьми.

Летная школа Матео оказалась популярнее, чем мы могли себе представить. Он летал почти каждый день, минимум с одним учеником, а иногда и с несколькими. Сейчас он строил еще один ангар на аэродроме для «Цессны», которую недавно купил — менее сложного самолета, чем его «Цирус», и более доступного для его молодых студентов.

Три ученика старшей школы Куинси учились на пилотов: два выпускника и один ученик младшего класса.

Этот ангар стал его вторым крупным строительным проектом за год. Мы также пристроили к нашему дому две дополнительные спальни и ванную.

Это было захватывающе, хлопотно и… нормально.

— Это больше, чем я ожидала.

— Что? Кемпинг?

— Нормальная жизнь.

Руки Матео крепче обвили меня, и он склонился для поцелуя. Затем он снова выпрямился, и мы оба уставились на звезды.

Они дарили свет. Надежду.

Они смотрели на нас с небес, где не было ни облачка.

Может быть, мои сестры тоже были где-то там. Алли знала о них. Так же, как и Матео. Каждый раз, когда воспоминание всплывало в моей голове, я озвучивала его.

Прошло пять лет, и я видела их так же ясно, как Матео и Алли.

Ни облачка в небе.

Наша жизнь была ясной до горизонта.

ЭПИЛОГ

Матео

Десять лет спустя…

— Мама, — Алейна подбежала к Вере, ее глаза сияли так же ярко, как улыбка. Она наклонилась, чтобы шепнуть что-то на ухо матери.

Вера выпрямилась, услышав слова Алли, и начала оглядывать толпу под огромным белым шатром.

— Кого мы ищем?

Обе проигнорировали меня, погрузившись в свой молчаливый разговор, полный невысказанных слов, которые, казалось, летали между ними.

И что бы ни происходило, я понятия не имел, о чем речь.

Алли умоляюще посмотрела на Веру.

Вера кивнула. Это был тот самый решительный кивок, который говорил, что мне не понравится то, что Алли собиралась сообщить.

Чёрт. Наверняка речь шла о мальчике.

— Папочка, я, эм, ну… в общем, я пригласила на вечеринку своего парня.

Она решила испортить праздник?

— Парня?

— Да, — она закусила нижнюю губу.

— Кого? — скрестив руки на груди, я начал внимательно разглядывать лица в толпе.

Вера предупреждала меня, что у Алли появилась новая симпатия. Якобы какой-то парень, которого она встретила несколько недель назад в кафе «Кофе у Иденов».

Алли работала там каждое лето у Лайлы, и этот парень, по словам Веры, заходил туда позавтракать. По всей видимости, он стал бывать там пару раз в неделю, чтобы увидеть Алли. Но если он пришел на годовщину свадьбы моих родителей как ее парень, то дело зашло гораздо дальше флирта за чашкой кофе.

— Он стоит рядом с папой. Светло-голубая рубашка. Джинсы.

Парня было легко заметить. Хотя «парень» — не совсем подходящее слово. Молодой человек.

— Нет. Абсолютно нет. Он слишком взрослый.

— Матео, — Вера ткнула меня локтем в бок, улыбаясь Алли. Заговорщицкая улыбка. — Он симпатичный.

— Персик, — возмутился я. — Меня не волнует, симпатичный он или нет. Меня волнует, когда он родился. Этот парень явно не из старшей школы Куинси.

— Отдай ему должное, — сказала Вера. — Прийти на эту вечеринку — это все равно что зайти в логово львов. Здесь не только ты, но и все дяди Алли.

— Справедливое замечание, — пробормотал я.

— Пап, пожалуйста, будь добр к нему, — Алли посмотрела на меня своими умоляющими голубыми глазами. — Я привела его сюда не просто так. Если он не сможет справиться с нашей семьей, значит, он не мой человек.

Я гордился своей дочерью каждый день. Но в такие моменты гордость переполняла меня до боли.

Черт возьми. Похоже, мне придется быть милым.

— Сколько ему лет?

Алли демонстративно нахмурилась.

— Двадцать.

А ей семнадцать.

— Черт подери, — пробормотал я, зажав переносицу пальцами.

Вера положила руку на задний карман моих джинсов.

— Мы подойдем познакомиться с ним чуть позже.

— Хорошо, — Алли поцеловала Веру в щеку. — Спасибо, мама.

— Алейна, — я остановил ее, прежде чем она успела исчезнуть. — Не смей убегать с ним. Я ему не доверяю.

На это я получил синхронное закатывание глаз и от дочери, и от жены.

Вера и я молча наблюдали, как она направилась к этому парню.

Когда он заметил её, его улыбка, адресованная Алли, была ослепительной. Он полностью увлекся моей дочерью, да? Наверное, хорошо, что сейчас между нами триста человек. У меня было непреодолимое желание вышвырнуть его из шатра.

Я простонал: — А ведь вечер так хорошо начинался.

Вера рассмеялась и обняла меня за талию.

— Всё будет хорошо.

— Я ненавижу это.

— Знаю.

Моя маленькая девочка больше не была маленькой. Это был далеко не первый её парень, но на этот раз что-то было иначе. Казалось, этот двадцатилетний парень вытягивал её всё дальше из моего мира.

— Привет, Вера, — подошла женщина, с которой она работала, и обняла её.

Чтобы получить степень магистра и лицензию социального работника, Вере понадобилось несколько лет. Но, по её словам, каждый новый случай, каждая новая семья или ребёнок, которым она могла помочь, делали все долгие часы учёбы за обеденным столом стоящими.

Возможно, если бы её матери помогли раньше, история Норы Галлагер могла бы сложиться иначе. Возможно, если бы кто-то заметил признаки насилия со стороны её родителей, ей бы удалось найти другой путь.

Иногда Вера вспоминала о своей матери, но старалась не углубляться в размышления «а что если». Она сосредотачивалась на помощи другим семьям и возвращении долга своему городу, Куинси.

— Матео! — группа парней, с которыми я учился в школе, помахали мне, приглашая присоединиться к разговору.

Мы немного поностальгировали, потом обсудили дела на ранчо. Когда я снова оглянулся, чтобы найти Веру, её уже не было.

Подождите. Она пошла знакомиться с этим парнем без меня?

— Пойду найду жену, — сказал я. — Спасибо, что пришли.

Кивнув, я пробрался через толпу в поисках её рыжих волос.

На вечер собрался почти весь город. Годовщина свадьбы моих родителей стала главным событием года.

Шатёр раскинулся над парковкой перед амбаром и конюшнями. На противоположной стороне шатра на сцене играла кантри-группа. Кейтеринг уже убрали, но у бара толпились взрослые, а у стола с тортом суетились дети.

Двое мальчишек брали, должно быть, уже третий кусок торта.

Мэтти повернулся, неся кусок двойного шоколадного торта. Увидев меня, он сразу перестал улыбаться и наклонился, чтобы что-то прошептать на ухо своему младшему брату. Вероятно, предупредил, что идёт папа.

Когда Брейдон обернулся и заметил меня, он просто засмеялся. На кончике его носа была глазурь.

Они обожали свадебный торт. Всё-таки они были моими сыновьями.

— Это ваш последний кусок, — сказал я, подходя к столу.

— Ладно, — кивнул Мэтти.

Брейдон побежал за ним к ближайшему столу, за которым сидели их кузены. По крайней мере, куски торта были небольшими. Я тоже схватил тарелку, запихав в рот целый кусок за один раз. Хорошо, что они не знали — это уже мой четвёртый.

Мэтти было девять, а Брейдону семь. Где был один, там всегда был и другой. Они были больше, чем просто братья. Они были лучшими друзьями.

Брейдона мы назвали в честь моего дяди. Мы использовали второе имя Бриггса.

Когда Вера была беременна, мы рассказали дяде Бриггсу о том, что назовём сына в его честь, в один из его ясных дней. Всё чаще деменция мешала ему узнавать кого-либо, кроме моего отца. Несмотря на это, я старался навещать его раз в две недели. Обычно ходил один, но иногда со мной шла Вера. В другие дни вместо меня отправлялась Алли.

Ей оставался ещё один год школы, а потом она собиралась поступить в университет Эмбри-Риддл в Аризоне. Алли мечтала стать аэрокосмическим инженером и уже получила лицензию частного пилота.

Я сам научил её летать.

Та пустота, которую она оставит после поступления, уже сейчас казалась слишком большой. Но я пока старался об этом не думать. У нас был ещё год.

И этот парень, которого она пригласила на праздник, лучше бы не разбил ей сердце и не испортил всё к чертям.

Где, чёрт возьми, они?

Наконец я нашёл их: они разговаривали с группой школьных друзей Алли. Но Веры там не было.

Я уже собирался сменить направление и пойти к танцполу, как краем глаза заметил красноватый отблеск.

Вера зевнула, прикрывая рот рукой, и скользнула за пределы шатра в ночь.

Если бы мы были дома, она бы пошла на улицу, чтобы посидеть у костра с Кормаком. Но сейчас она наверняка направлялась за кофе.

В баре кофе не подавали.

Я поспешил к ближайшему выходу, а затем догнал Веру, обняв её за талию, когда она уже подходила к ступенькам крыльца у дома моих родителей.

— Ты куда это собралась?

— Убегаю. Мне нужен кофе, если я хочу продержаться всю ночь.

— Нужна компания?

— Всегда, — она потянулась, поцеловала меня под подбородком, затем взяла за руку и повела в дом.

Я ожидал, что дом будет пустым, но оттуда доносились голоса.

— Похоже, мы не единственные, кто решил сбежать с вечеринки.

Когда мы дошли до кухни, там уже была наша семья.

В кофейнике варился кофе.

— Похоже, у всех нас одна и та же мысль, — сказал Нокс, доставая ещё одну кружку из шкафа. — Кофе?

— Пожалуйста, — зевнула Вера, и я пододвинул стул, чтобы она могла сесть рядом с Лайлой.

— Кто этот парень с Алли? — спросил Вэнс. — Он не слишком ли взрослый для неё?

— Да, — пробормотал я.

Нокс скользнул кружкой Веры по столешнице, как раз в тот момент, когда мама с папой, держась за руки, зашли на кухню.

— Значит, никого из нас нет на вечеринке? — засмеялась Энн. — Мы ужасные хозяева.

— Дети всё ещё там, — ответил я. — Новое поколение Иденов справится.

— Эх, — Гриффин провёл рукой по лицу. — Не уверен, что Хадсон держится подальше от бара. Нам, наверное, стоит вернуться и проконтролировать.

— Наверное, — вздохнул Харрисон.

Но никто не двинулся с места. Потому что здесь, в этом доме, на этой кухне, была наша настоящая вечеринка.

Мама и папа.

Гриффин и Уинн.

Нокс и Мемфис.

Фостер и Талия.

Джаспер и Элоиза.

Вэнс и Лайла.

Вера и я.

Некоторые из нас не начинали с фамилией Иден. Кто-то сменил её после свадьбы. Но каждый человек в этом доме по праву носил её.

Мы — Идены.

КОНЕЦ!

Notes

[←1]

Кёр-д'Ален — город в Айдахо

[←2]

Соус на основе майонеза

[←3]

Общеобразовательное развитие (ООР англ. General Educational Development, GED) — экзамен, представляющий собой группу из тестов по четырём предметам, прохождение которого подтверждает, что экзаменуемый имеет академические навыки на уровне средней школы США или Канады. Экзамен является альтернативой аттестату о среднем образовании США.

[←4]

Государственный университет Монтаны

[←5]

Шутка в английском заключается в игре слов. «What's up?» — это сленговое выражение, означающее «Как дела?». Однако если воспринимать его буквально, то «up» означает «вверх» — «Что вверху?», поэтому ответ «The sky» (Небо) — это буквальная, но нелепая интерпретация вопроса.

[←6]

В оригинале используется слово bang, и так же имеет значение: трахаться, заниматься сексом.

[←7]

Медицинский эндоскопический лечебно-диагностический метод, во время которого врач осматривает и оценивает состояние внутренней поверхности толстой кишки при помощи эндоскопа.

[←8]

Шаффлборд — игра, в которой деревянные или металлические диски «пихают» рукой или орудием так, чтобы она должна была остановиться в пределах определенных линий или купе, отмеченных на «приделом» столу или полу.

Перевод: AmorNovels — t.me/lorenhalefucksbetter

Оглавление

Часть I ДО 1. ВЕРА

2. ВЕРА

3. ВЕРА

4. ВЕРА

5. ВЕРА

6. ВЕРА

7. ВЕРА

8. ВЕРА

9. ВЕРА

10. ВЕРА

11. ВЕРА

Часть II ПОСЛЕ 12. МАТЕО

13. ВЕРА

14. МАТЕО

15. МАТЕО

16. ВЕРА

17. МАТЕО

18. ВЕРА

19. МАТЕО

20. ВЕРА

21. МАТЕО

22. МАТЕО

23. ВЕРА

24. ВЕРА

25. МАТЕО

26. ВЕРА

27. МАТЕО

28. ВЕРА

29. МАТЕО

30. ВЕРА

31. МАТЕО

32. ВЕРА

33. МАТЕО

34. ВЕРА

35. МАТЕО

36. ВЕРА

ЭПИЛОГ

Notes

Пожертвовать