Письма живых [Андрей Владимирович Максимушкин] (fb2) читать онлайн

Письма живых

Глава 1 Тринидад

2 февраля 1942. Кирилл.

Лист исписанной бумаги в руках подпоручика Никифорова дрожал. Дувший в открытый иллюминатор ласковый морской бриз пытался вырвать письмо из рук. Кирилл Никифоров плакал и не стеснялся слез. Лист бумаги в руке. Четкий знакомый почерк. Строчки двоятся перед глазами. По щекам стекают соленые капли. Лицо офицера выражает смесь изумления и радости.

— Кирилл, ты что? — Арсений Ворожейкин подсаживается к соратнику. — С родными что-то случилось?

— Нет, спасибо. Все хорошо. Честно, все хорошо.

— У тебя слезы. Плохие вести?

— Наоборот, — Кирилл счастливо улыбается и смахивает слезы. Глаза щиплет, в носу щекотно. — Дядя пишет. Он мою сестру нашел!

— У тебя же брат.

— Сводный. И две родные сестры. Младшую считали погибшей, а вот дядя Ваня нашел. Живая, целая. Сейчас дядя с документами решает. Скоро поедет забирать ее домой.

— Где нашли? Почему плачешь? Радоваться же надо.

— В Германии. В приюте. Сейчас дядя через суд готовит репатриацию.

— Ну, вы Никифоровы даете! Как хоть девочку в Германию занесло?

— Долгая история, — несмотря на праздничный настрой, рассказывать Ворожейкину лишнее Кирилл не собирался.

Он вообще не любил распространяться о своей биографии и родных. Особенно друзьям старался не говорить лишнего. Цените за то, какой я есть, а не за тех, кто мне брат и сват. Если же честно, именно друзья и самые близкие могут сделать очень больно, задев не ту струну, сами того не желая наступив на оголенный нерв.

— Кирилл¸ не мое дело, извини, если лезу не туда. Почему сестрой занимается дядя, а не твои родители?

— Так получилось, — сухо и коротко.

Подпоручик аккуратно сложил письмо в конверт, убрал в планшет и поднялся. У двери каюты хлопнул по карману кителя. Сигареты, зажигалка на месте.

«Выборг» на рейде Тринидада. По календарю вроде зима, но в этих широтах не чувствуется. Погода как летом в южной Малороссии. Тепло, солнечно. Над волнами с криками носятся чайки, выхватывают из воды мелкую рыбку и всякую гадость из сбросов фановых магистралей кораблей и судов. Между авианосцем и берегом идет нефтяная баржа. За ней шлейфом тянется амбре мазута.

Кирилл присаживается на кнехт, закуривает и лезет в планшет за письмом. Арсений человек хороший, но есть вещи, которые на публику не выносят. Личное, свое, сокровенное.

Письмо от дяди Вани короткое. Все по делу. Юлию нашел. Ни с кем не посоветовавшись, сразу подал в суд на удочерение. Впрочем, так и надо. Будь Кирилл на его месте, все сделал бы так же, только формулировки другие.

Дядя, впрочем, здесь рядом. Письмо пришло с Сент-Китса. Вроде один из последних островов, отбитых за компанию прошлого года. Сейчас на фронте затишье. По косвенным намекам, командование пока больше ничего не планирует. Морская пехота на отдыхе в Британской Гвиане, десантно-штурмовые флотилии раскиданы по бухтам и заливам за пределами зоны действия вражеской тактической авиации.

Дядя рядом, да писать проще, чем встретиться. Что удивило, Иван Дмитриевич сумел выбить себе отпуск «на обустройство личных дел». Жаль, если и проедет через Тринидад, никто не даст гарантии, что в этот день «Выборг» останется на рейде.

Погасив сигарету в ящике с песком, подпоручик задумался. На театре военных действий затишье. «Выборг» уже дважды отряжали в дальнее прикрытие конвоев. Если бы Кирилл Никифоров мог переместиться бесплотным духом в виллу с колоннами на окраине Порт-оф-Спейна, занятую штабом Северного флота, он бы мог услышать крайне интересный разговор.

Вице-адмирал Владимир Потапьев, уперев кулаки в карту на столе нетерпящим возражений тоном, короткими рубленными фразами обрисовывал ситуацию. Перед командующим флотом выстроились его собственные командиры эскадр и дивизий. Адмиралу внимали командир недавно образованной 26-й армии генерал-полковник Семчевский и командующий 6-й воздушной армией генерал-лейтенант Крутень. Тот самый прославленный ас герой Второй Отечественной.

— Господа, стратегическая пауза. Зарываемся в землю, готовим противодесантную оборону, ощетиниваемся зенитками. Все. Вам Евграф Николаевич, — взгляд на командующего воздушной армией. — Рассредоточение, запасные аэродромы, посты оповещения и плотная жесткая оборона. Чтоб на каждый бомбардировщик янки взлетали два ваших перехватчика. Ясно?

— Мои люди работают, — с достоинством ответил генерал-лейтенант.

Далеко не старый, летавший и дравшийся на этажерках из полотна и проволоки Крутень сам инспектировал передовые аэродромы, знал многих своих офицеров и унтеров. Почему-то всегда под его рукой собирались самые бесшабашные летчики, при этом аварийность и потери наоборот одни из самых низких.

— Теперь вы, Владимир Дмитриевич, — командующий сделал два шага и приобнял за плечи командира авианосной дивизии эскадры. — Делай что хочешь. Вон, Вадим Степанович поможет. Мне нужно чтоб на каждый твой эскадренный авианосец приходилось по два полнокровных авиаотряда.

— Пока не получится при всем желании, — вице-адмирал Макаров заступился за подчиненного. — При всей перетряске береговых полков и, если не будет таких потерь, соберем три авиаотряда на два авианосца. С машинами легче, их потоком клепают. Людей подбирать и готовить сложнее. Не забываем, на Тихий океан тоже люди требуются, не одним нам.

— Добро. Ты, Вадим Степанович, умеешь и любишь кровь пить. Тебе подниматься линкорами севернее Гваделупы запретить не могу. Только попрошу, не подставляйся под удар. Янки не сегодня, так завтра попытаются взять реванш. Кстати, у противника на подходе два новых линкора. Будет полноценная дивизия.

— Умеешь подсластить, — грубо отозвался Макаров. Адмирал знал, что эти линкоры придется топить ему и его людям.

— Все незанятые передовым охранением и противолодочной обороной архипелага дивизионы эсминцев забираю в конвойную службу.

Разговор продолжался еще долго. Простому летчику с георгиевского авианосца присутствовать на таких совещаниях не по погонам. Но все сказанное касалось его лично, а также тысяч и десятков тысяч летчиков, моряков, бронеходчиков, пехотинцев, саперов и артиллеристов.

Русская армия и союзники завершили компанию на пределе сил и резервов. Теперь центр тяжести сражения перемещался в Атлантику. Европейцы выгребли с флотов весь подходящий тоннаж. На прикрытие бросили все эскортные корабли, что смогли. Этого оказалось очень мало.

Янки варили подводные лодки как автомобили на конвейере. Быстро переняли русский и немецкий опыт борьбы за коммуникации. Тот же опыт говорил — для защиты от подводной опасности нужна авиация. Русские бросили на защиту конвоев все свои легкие перестроенные из крейсеров авианосцы.

Разрабатывались и строились несуразные уродливые эскортные авианосцы. На скорую руку с транспорта срезалось все лишнее, поверх палубы сооружались ангар и летная палуба. В трюмах бомбовые погреба и цистерны с бензином. Над этими корабликами потешались, их называли «стругами» или «айнбаумами», но два десятка штурмовиков и истребителей делали их грозным врагом субмарин. Самое главное — наконец-то появилась возможность держать под контролем, патрулировать акваторию на удалении от береговых аэродромов.

Транспорты на океанских трассах гибли десятками, редкий конвой прорывался сквозь ад без потерь. На восстановление тоннажа частные верфи варили сотни дешевых «военных транспортов» на один рейс. Слабый сварной корпус, дешевая паровая машина, — вот вам лошадка ценой ниже своего груза.

На войну работали бесконечные ресурсы Европы, Азии и Африки, теперь еще европейцы получили доступ к сырью из Южной Америки. Не все сразу, не так все просто, но грузопотоки мало-помалу перенаправлялись в Старый Свет.

Кирилл прищурился от бьющего в глаза солнца. Пока сидел на кнехте, тень отползла к шпилю. Подпоручик достал и развернул второе письмо. Штамп почты Санкт-Петербурга. Знакомый обратный адрес

'Здравствуй, Кирилл! Здравствуй мой рыцарь!

Спасибо за весточку. Мне важно знать, что с тобой все хорошо, ты служишь нашей стране, защищаешь Россию, Императора и твою любящую Ингу.

У нас все по-прежнему. Папа часто задерживается на работе. Завод взял большие заказы, работают в две смены. Боюсь, я мало понимаю в электричестве и точной механике, по словам папы, они осваиваю новые машины. Дорогой Кирилл, ты понимаешь. Половина русских заводов работает на армию и флот. Мы все работаем на тебя, на наших защитников, доблестных рыцарей. Не только завод папы, вся наша промышленность творит оружие, что вы побеждали, чтоб наши солдаты вернулись домой живыми и без увечий.

Рождество и новогодние праздники прошли. Как всегда, город в огнях, на площадях елки и сосны, на всех реках и прудах катки, в садах играли оркестры. Вроде бы праздник, но без тебя веселья нет. С утра каждый день по дороге на курсы беру свежие газеты. Сердце трепещет, когда вижу, что у вас за океаном опять бои…'.

От этих искренних слов рыжей синеглазой девушки из далекого заснеженного города на душе полегчало. Сердце застучало бодрей. С письмом пришла посылка. Тоже от Инги. Кирилл не знал и не гадал, что там, не хотел вскрывать при соседях по каюте. Знал только одно, это все от чистого сердца северной красавицы.

«Мой старший брат в армии. Извини, если забыла раньше написать. Сейчас Альбрехт в учебной части близ Гельсингфорса или Свеаборга. Рядовой морской пехоты. Все понимаю, знаю где дерутся и как тяжело приходится этим солдатам. Брат пишет, что служба идет легко, но устает страшно. Никогда в жизни столько не бегал и не занимался физкультурой. Он у нас крепкий, настойчивый. Бог любит верных и чистых душой.»

Кирилл отложил письмо и потянулся за сигаретами. Новость не радовала. Пусть пока не родственник, но все равно, хороший сильный человек. Родной брат любимой девушки. Что ж, раз так, значит придется еще лучше защищать штурмовики и бомбардировщики, чтоб ребята работали в полигонных условиях, клали фугасы точно в цель. Скорее всего Альбрехт весной попадет в маршевую роту, а с ней на войсковом быстроходном транспорте в Балтийскую бригаду.

«Пиши, пожалуйста, при первой возможности. Знаю, тебе тяжело, война грязная работа, но ты нужен всем нам. Кирилл, знай, тебя ждет верное, любящее сердце. Жду твои письма и жду тебя, мой дорогой солдат».

— Кирилл, тебя заждались, — аж вздрогнул от неожиданности.

У комингса трапа улыбался Сергей Тихомиров.

— Добрый день! Что случилось?

— В столовой же собираемся, Поручик Оболенский устраивает концерт. Гитара и аккомпанемент Сережи Оболенского, хор все желающие.

— Совсем забыл, — подпоручик демонстративно хлопнул себя по лбу.

В каюту Кирилл вернулся только вечером. Первым делом, не обращая ни на кого внимания поставил на стол посылку и аккуратно распорол бебутом швы. В фанерном ящике сверху две тонкие рубашки, подштанники мягкого полотна, под ними дюжина пачек папирос «Герольд», зажигалка «Zippo», плитки твердого горького шоколада. Здесь же жестянка молотого кофе.

— Из дома прислали? — не удержался Сергей Тихомиров.

— Не совсем. Барышня.

— Завидую, господин Никифоров. Нет, на полном серьезе. Барышня знает, что мужчине нужно на службе. Цени, держи, не вздумай потерять по дури, подпоручик.

— Спасибо, подпоручик. Угощайтесь, друзья, — Кирилл бросил соседям по пачке папирос.

— Благодарствую, — Ворожейкин поймал подарок налету. — Первый сорт, не все могут себе позволить.

Тихомиров поднес пачку к носу и глубоко вдохнул.

— Запах дома. Наш русский табак. Спасибо!

У Кирилла до сих пор не шли из головы мысли о сестренке. Он пытался себе представить, как она выглядит, как держась за руку дяди Вани поднимается на крыльцо дома на Михайловской, как прижимает к груди своего белого медведя.

Подпоручик решительно встал, одернул китель, застегнул все пуговицы, бросил придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале. Нечего сидеть и предаваться самобичеванию. Под лежачий камень вода не течет, а труд освобождает.

Штабс-капитан Сафонов делил каюту с командиром второй эскадрильи. Вечером Борис Феоктистович в виде пляжном читал, лежа на койке. Однако стоило Никифорову попросить о разговоре тет-а-тет, моментально натянул штаны и китель.

— Вот такая история, Борис, — Кирилл закончил свое повествование.

Разговаривали в ангаре у иллюминатора.

— Отпуск или командировка, — закончил за летчика комэск. — Интересную задачу ты поставил. Надо думать.

— Понимаю, звучит фантастично.

— Ерунда, и не такое бывает. Надо тебя выручать, — Сафонов тряхнул головой. — Нечего думать, пошли к полковнику.

— Может сначала рапорт составить?

— Написать не вопрос. Константин Александрович, вроде на борту. Молись, чтоб я не ошибся.

По глазам комэска видно, его уже посетила нужная мысль. Хлопнув Кирилла по плечу, Борис первым поспешил к трапу. В надстройке, перед каютой командира авиаотряда, Сафонов придержал соратника за плечо.

— Все будет хорошо. Не дрейфь и ничему не удивляйся. Я тут вспомнил про один интересный список.

В ответ на стук из-за двери послышались шаги.

— Ваше высокоблагородие, разрешите, — обратился комэск к полковнику, как только тот открыл дверь.

— Проходите. Излагайте. Борис Феоктистович, давай без этих прусских манер с титулованиями.

— Константин Александрович, надо молодцу помочь. На север в снега хочет.

Полковник Черепов изумленно приподнял бровь. Коротким приглашающим жестом показал на стулья. В отличие от обер-офицеров авиаотряда, командир обитал в просторной двухкомнатной каюте, по меркам флота — роскошь.

— Господин полковник, Константин Александрович, я сегодня получил письмо от дяди, — чуть запинаясь начал Кирилл. — Помощник командира саперного батальона.

Никифоров уложился в пять минут. Лишнего не говорил, замечательных сторон отцовской биографии не касался. А вот что касается чудесного спасения сестры расписал как знал.

— Вы пришли просить отпуск. Знаете, Кирилл Алексеевич, дело удивительное. Никогда бы не подумал, что такое вообще возможно.

— Сам не верю. Но дядя подал в немецкий суд на установление родства и удочерение.

— Ты сам то хоть рад? Хочешь сестру обнять? — прищурился Черепов. — Хотя, по-хорошему, девчонку удочерять по-настоящему надо. После всего пережитого ей нужны тепло и настоящий дом.

Пока Кирилл силился, подбирал слова, полковник открыл портсигар, пододвинул пепельницу, жестом предложил угощаться, сам закурил.

— Я лично не могу, не в праве запретить по всем человеческим и христианским законам. Знаете, господа, пусть завтра хоть небо упадет на землю, но «Выборг» может воевать без одного из своих лучших летчиков. Кирилл Алексеевич, 39 личных побед. У вас два солдатских креста, завидую, если честно. Борис Феоктистович по моей просьбе никому ничего не говорил, я лично приказал комэскам молчать, хотел сделать сюрприз.

Полковник погасил папиросу в пепельнице. Выдержал паузу. Летчики молча смотрели на Черепова. Кирилл затаил дыхание, он уже догадывался, о чем пойдет речь. Корабль даже первого ранга как большая деревня, трудно что-то утаить, слухи ходят.

— С двумя солдатскими крестами будет достойно смотреться офицерский Георгий четвертной степени. Извини, но большего пока дать не могу. Награждение через месяц. А уж с орденом положено дополнительное поощрение. Думаю, Евгения Павловича уговаривать не придется. Он же ваш родственник?

— Благодарю, — выдохнул Кирилл.

— Не стоит. Тебе спасибо за моих парней, за то, что никого еще из звена не потерял. Давай, голову не теряй, тебе и о маме, и о сестрах заботиться. Мы еще три дня стоим в Порт-оф-Спейне. Это не намек, а хороший отеческий совет, если что.

Глава 2 Аляска

22 апреля 1942. Алексей.

К морским путешествиям можно привыкнуть, во всем всегда можно найти свою положительную сторону. А вот полюбить уже может и не получиться. Свой первый в жизни переход через океан Рихард совершил в не самый лучший период жизни. Второе дальнее морское путешествие тоже весьма специфично в части маршрута, транспорта и компании.

— Капитан Бользен, отдыхаете? — к облокотившемуся на фальшборт меланхолично наблюдающему за бегом волн ротному приблизился майор Стинг.

Доброжелательный взмах руки как приветствие. Командир батальона остановился рядом с Бользеном и приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в горы на горизонте.

— Изучаю район. Кстати, Эд, где мы находимся?

— В море близ Аляски, если вдруг наше командование не передумало.

— Даже не знаю, радоваться, или горевать.

— Лучше воспринимать как само собой идущее.

Майор Стинг быстро установил доверительные отношения со своими офицерами. Сам он кадровый военный, в свое время не поладивший с начальством. О причинах Эд предпочитал не распространяться. Однако, на службу майор вернулся, как только узнал про формирование добровольческой дивизии.

У офицеров батальона обращение по имени в неформальной обстановке не возбранялось. Этим по мнению Бользена поддерживающий такие порядки комбат выгодно отличался от своего собрата Янга. Однако, если хорошо подумать, не так все просто, как выглядит. Проклятье особенностей комплектации добровольческой дивизии. У Янга почти весь батальон мексиканцы, а у Стинга только одна рота. И офицеры все если не янки, то европейцы.

— Давно пора дойти до залива Кука. Рихард, ты раньше бывал на Аляске?

— Нет. Даже не думал, что придется побывать.

— Я тоже. В детстве зачитывался рассказами о золотодобытчиках, грезил притоками Юкона, ручьями и перекатами, скрытыми в тайге золотыми россыпями.

— Нас случаем не на Юкон ставят?

— Хорошо бы, но нет, — усмехнулся комбат.

— Противодесантная оборона побережья? — забросил камешек Бользен. Разумеется, до простого ротного капитана никто не доводил задачи не то что полка или всей дивизии, но и родного батальона. Когда надо будет, тогда и скажут.

— Вот в чем ты мне нравишься, Рихард. Извини, но ты неисправимый оптимист. Даже в аду заставишь чертей чесать тебе пятки и разжигать трубку. Ставлю выдержанный кубинский ром против кружки пива, нас бросят отбивать Алеутские острова.

— В Миссури все думали, что поплывем штурмовать Мартинику и Гваделупу.

Оба офицера смотрели на медленно приближающийся берег. Вроде бы это должен быть Кенайский полуостров. Наверное, если все идет по плану, а план не изменился. Никто не удивился бы объяви капитан транспорта по громкой связи:

"Дамы и господа, по правому борту вы можете наблюдать суровые арктические красоты острова Уналашка. Земля алеутов, русских и американских колонистов, один из форпостов цивилизации на краю света. Вон то серое бетонное сооружение — русский ДОТ. Пляжи пристреляны с той и той позиций.

Вскоре вы сполна сможете насладиться прелестями суровой природы Субарктики. В вашем распоряжении котиковые лежбища, полярная тундра, горы, ледники и птичьи базары. По всему побережью протяженные чистые пляжи, с которых можно любоваться видом на океан. Желающие могут купаться. Счастливый исход не гарантирован, фатальный страховкой не покрывается".

— Ничего не могу сказать, только знаешь, Рихард, — комбат хлопнул товарища по плечу. — На Карибских островах слишком жарко. Климат вреден для здоровья. Прямо смертельно.

— Я думал, ты тоже доброволец, — усмехнулся Рихард.

— Доброволец, — согласился Эд. — только я не идиот. И ты тоже не похож на фанатика из этих придурков антифашистов.

Рихард предпочёл промолчать. Приятно, когда о тебе хорошо думают. Сам давно не ребенок чтоб лезть в бутылку и доказывать всем и вся, как они ошибаются. Пусть майор Стинг и дальше пребывает в иллюзиях.

На палубе хорошо, воздух чистый, но слишком холодно. Ветер. Сырость. Вроде весна, но до сих пор чувствуется дыхание зимы, не сравнить с Алабамой или мягким теплым климатом Европы. Недаром русские цари продали эту землю, когда поняли, что удержать ее себе дороже обойдётся. Это даже не Сибирь, а все золото Аляски не стоит затрат на его добычу.

По левому борту от «Рейнира» держался военный корабль. Патрульный куттер или сторожевик сопровождал транспорт от самого Ванкувера. Разумеется, от крейсера эскорт не защитит, но с ним спокойнее. Впереди по курсу навстречу идут два корабля. На мостике транспорта суеты не наблюдается, значит это наши. Уже хорошо. Все спокойно. Чувствуется близость порта.

Перед отплытием, когда личный состав обитал в лагере близ Сиэтла, майор Блейд додумался подкреплять боевой дух красочными описаниями героической гибели кораблей и транспортов в этих водах. Да, это не Коминтерн, хотя с подачи коммунистов ввели в штат специального офицера по морально-психологической подготовке личного состава в дополнение к обычным полковым капелланам. Однако человека взяли явно по принципу, — воткнуть туда, где от него меньше вреда.

На Рихарда лекции Блэйда не действовали, он обычно их с чистой совестью пропускал. Человек неглупый знает, как работать со статистикой. Однако на солдат впечатление рассказы произвели. Очень даже подействовали. На свою беду, Джон Блейд очень хороший рассказчик.

В первые же часы и дни на транспорте люди внимательно запоминали эвакуационные пути. Многие под любыми предлогами старались как можно больше времени проводить на палубе. Правда, вскоре это прошло. Северная весна та еще радость.

Не обошлось без происшествий. В первую ночь в море после заката Рихард обратил внимание на бойцов, пытавшихся открутить крепление спасательного плотника. По их словам, чтоб научиться управляться со спасательным средством и не замешкаться в случае чего. По рожам было видно — врут. Командир роты похвалил людей за предусмотрительность, и тут же своим приказом отправил считать люки и двери на пути от кубриков личного состава до палубы. А затем отрядил на камбуз в качестве добровольных помощников от пехоты.

— А вон воздушный патруль, — Эд показал рукой на точку в небе. — Теперь мы точно у залива Кука.

Самолет постепенно приближался с кормы, увеличивался в размерах. В море скучно, каждый день один и тот же пейзаж, волны и серая равнина от горизонта до горизонта. Любое событие, любой корабль или самолет притягивают внимание. Рихард прищурился, всматриваясь в профиль небесного дозорного. Пожалел, что оставил бинокль внизу.

— Что за машина?

— Не специалист. Точно не гидроплан.

— Смотри! — Рихард толкнул комбата.

К пушке на надстройке подбежали матросы. Двое встали за приводы и принялись крутить маховики. Тонкий ствол зенитки пошел вверх. Остальные вскрыли кранцы первых выстрелов, зарядили орудие.

На мостике оживление. Офицеры в касках смотрят в небо через бинокли. Отдают команды в переговорные трубы. Еще через минуту дым из труб стал гуще. Изменился гул, сильнее застучали поршни машин.

— Не нравится мне это, — Стинг качнул головой.

Рихард хотел было спуститься вниз, но остановился. Нехорошая суета на судне вызвала из глубин памяти ужасы бомбёжек той проклятой войны в Старом Свете. Нельзя поддаваться панике, нельзя идти на поводу слепых инстинктов. Стиснуть кулаки, выпятить челюсть и с независимым видом наблюдать за суетой вокруг. Так не страшно, хоть и глупо, честно говоря.

Вибрация палубы усилилась. Судно набирало скорость. Шум машин до этого момента воспринимавшийся как фон стал громче.

Самолет близко. Он спокойно проходит вдоль борта судна. Обтекаемый стремительный силуэт, сдвинутая к хвосту кабина, за остеклением чернеет голова. Рихард мог поклясться, в армии и на флоте США таких машин нет.

— Догнали, — одно короткое слово.

На киле истребителя серебристая молния в черном круге. Привет из прошлого.

На надстройке загрохотала пушка. Самолет резко отвернул в сторону и задрал нос к небу уходя на вертикаль. Летчик явно не жаждал зря подставляться под зенитный огонь. Истребитель сделал круг над кораблями на безопасной дистанции и ушел на север вдоль берега.

Экипажу и пассажирам «Рейнира» несказанно повезло. Разрабатывавший маршрут и график штабной офицер явно обладал развитым предчувствием, либо он просто очень хороший везучий человек, случайно поделившийся с судном своей удачей. Проскочили как мышь в уже захлопывающуюся дверку.

В тот самый момент, когда войсковой транспорт с целым полком на борту проходил проливом между островами Перл и Западный Аматули, на причалы и аэродромы Кадьяка накатывались волны ударных самолетов. Над военными базами и постами уже звучали сигналы тревоги. В небе сгорали патрульные самолеты и смельчаки истребительного заслона. Бросившиеся навстречу волне смерти «Аэрокобры» стали первыми жертвами сражения. Их приняли и задавили толпой палубные истребители с характерными молниями на плоскостях.

Вместе с весной к берегам Аляски пришла война. Всю зиму обе стороны перебрасывали резервы и укреплялись на позициях. Климат Алеутских островов удивителен, вроде Субарктика, но теплое течение смягчает зиму. Море не замерзает. Немного напоминает Норвегию, обогреваемую Гольфстримом.

Несмотря на тепло, зима страшное время — постоянные шторма и туманы затрудняют судоходство. Внезапно налетающие шквалы гробят суда о скалы. Погода непредсказуема. Иногда приходится долго дрейфовать в океане, чтоб поймать разрыв, короткий момент хорошей погоды. Отдельные транспорты и караваны проскакивали в окошки между штормами. На островные базы текли подкрепления, оружие, техника, снаряжение. В жестких условиях, под пронизывающим порывистым ветром, в паузах между буранами строились аэродромы, устанавливались береговые батареи, в скалах и расщелинах саперы укрывали топливные хранилища, склады, арсеналы.

Два легких авианосца сновали челноками между Николаевском-на-Амуре и Алеутами. С палуб и из ангаров на причалы сгружали боевые самолеты. Затем машины по заледенелым дорогам тащили на аэродромы. Тихо и незаметно для американцев на Атке развернулась база гидроавиации, а затем еще одна прямо на Уналашке.

В апреле с весенним солнышком все пришло в движение. У Кадьяка из-за тумана войны выплыла русская эскадра. Пока палубные самолеты бомбили причалы и аэродромы, к острову приближался «Бархэм». Заслуженный линкор стеснял своих молодых собратьев в сражении, скорость не та, но его орудия очень хороши для подавления береговой обороны. Могучего старика поддерживали два крейсера, эсминцы. Пользуясь короткими штилями, герои контр-адмирала Рыбалтовского протащили вдоль островов дюжину артиллерийских катеров. Кораблики маленькие, с отвратной мореходностью, но зато шустрые, с малой осадкой и достаточно серьезными пушками на палубе.

После первого удара и докладов наблюдателей в рубке «Трех святителей» перераспределили приоритет целей. Олд-Харбор повторно атаковали самолеты с «Варяга», на перехват двух обнаруженных у причалов кораблей отправился полудивизион эсминцев.

Основной удар обрушился на порт и аэродром Кадьяк, прилегающие базы и позиции береговой обороны. Работали сразу три авианосца: огромный эскадренный «Три святителя» и перестроенные из коммерческих судов легкие «Молога» и «Тюмень». Последние не отличались скоростью и вместительностью ангаров. Вообще не несли брони. Но зато могли бросить на чашу весов по три десятка истребителей и штурмовиков. В сражении на краю Ойкумены это уже много.

Эскадрильи приходили одна за другой. Заработала кровавая карусель. Сбросив на цели свой смертоносный груз, самолеты шли на авианосцы, а им на смену уже подходила очередная группа. Истребители так патрулировали небо над островом и прилегающие зоны пока позволяли баки. Авианосцы держались в пятидесяти милях от острова. Вице-адмирал Гейден сократил дистанцию до минимума, все чтоб подтянуть авиацию как можно ближе к зоне высадки.

Вскоре к бомбежкам добавился обстрел. Стальной гигант «Бархэм» вошел в залив. Его башенные орудия били по целям практически прямой наводкой. Стального сокрушителя оберегали верткие шустрые эсминцы. За военными кораблями маячили серые туши транспортов. Артиллерийский налет продлился полчаса, а затем к берегу ринулись штурмовые корабли с носовыми аппарелями и десантные баржи.

Крейсер «Адмирал Нахимов» поддерживал десант на остров Спрус. Торчащий из океана кусок скалы не представлял собой серьезную крепость. Большую часть американских сил на острове составляли военные строители, сооружавшие аэродром. Так что высадка роты морской пехоты прошла без проблем.

Контр-адмирал Рыбалтовский наблюдал за высадкой с мостика «Бархэма». Прошлой осенью он сдружился с командиром морской пехоты. Но теперь Эдуард Янович высаживался на берег со второй волной своих молодцев. Генерал-майор Рютель на собственной шкуре проверял правильность своих выкладок и расчетов при подготовке расписания высадки. В отличие от десантов на Карибских островах, Тихоокеанцы раздробили свои силы, но зато атаковали одновременно все значимые пункты на побережье Кадьяка и прилегающих островов.

Риск, конечно. Большой риск, если вдруг что-то пойдет не так. Но зато высадка сразу на несколько плацдармов позволяла с первых минут навязать противнику свой жесткий темп, парализовать его резервы, подавить волю.

— Радио с берега!

— Давай, что там?

Лейтенант штаба высадки протянул серый бланк расшифровки.

— Рютель на берегу.

— Молодцом! Приказ на «Смышленый»: «Встать в проливе между Вуди и Кадьяком. Поддержать огнем десант».

— Пожалуй стоит отрядить на берег наших корректировщиков. Как думаете, Николай Юльевич? — командир линкора машинально провел ладонью по затылку.

— Корректировщиков высаживают эсминцы. Каналы связи коды передали?

— Передали, но все же лучше своего человека.

В словах моложавого капитана первого ранга есть резон. Рельеф острова весьма гористый, а всесокрушающие своей мощью морские орудия бьют по настильной траектории. Попасть куда-то из башенных монстров в таких условиях та еще задача. Шума много, скалы трясутся и раскалываются, земля гудит, а реальных попаданий маловато выходит.

На палубах «Рейнира» пассажиры только подозревали, что за кормой творится что-то нехорошее. И далеко не все. Некоторые даже не поняли, с чего вдруг моряки открыли огонь. Войсковой транспорт уносил винты в глубь залива. Рядом шли три эскортных корабля. До Анкориджа целых 170 миль или двенадцать часов хода.

Там далеко за кормой скалы окрасились кровью. С моря на пляжи нахлынула волна русской морской пехоты. Песок и тундровые луга украсились свежими трупами, дымящимися воронками, шрамами. Тяжелые снаряды и бомбы перемешивали защитников Кадьяка с щебнем и землей.

Офицеры и солдаты добровольческого полка могли только догадываться, что отстреливающиеся на острове солдаты береговой обороны сегодня подарили добровольцам жизнь. Точнее говоря, приняли удар на себя. По планам командования, именно первый полк дивизии «Лафайет» после короткого отдыха и приведения в порядок матчасти в лагере на Аляске должны были перебросить на усиление гарнизона Кадьяка. Да, одним повезло, другим нет. Так бывает.

— Зато мы точно не заблудились, — ближе к вечеру Бользен и Стинг вновь поднялись на палубу.

Теперь у обоих не было ни малейших сомнений в том, что они действительно идут заливом Кука.

— Меня беспокоят моя ремонтная и артиллерийская роты, — вздохнул майор. — Артиллерия и транспорт на других кораблях. Сам знаешь.

— Берегом, по железной дороге.

— Рихард, ты точно иностранец! Железная дорога Аляски не связана с континентом. Мы с тобой на большом острове.

Глава 3 Урал

22 апреля 1942. Князь Дмитрий.

Совещание в разгаре. Уже во время пространного выступления профессора Хлопина князь Дмитрий дважды терял нить обсуждения. Нет, все в целом понятно, если в тексте встречаются непонятные слова, на суть они не влияют. Однако, чем дальше, тем сильнее портилось настроение. Радовало одно, ученые полностью погружены в свою атмосферу, на высокопоставленного и высокородного куратора внимания не обращают.

Когда разговор дошел до практических результатов ториевого проекта, наступило некоторое оживление.

— Вы верно подметили, Виталий Григорьевич, необходимо теоретическое обоснование, — поднялся с места профессор Курчатов. — Между тем, я до сих пор не могу получить внятный ответ, когда мы выйдем на реальное обогащение азовских черных песков?

Продолжение речи профессора Дмитрий пропустил мимо ушей, количество незнакомых терминов на единицу смысла превысило любые разумные пределы. А уж захватившая ученых мужей тема тория вообще вызывала у князя глухое раздражение. Нет, краткие выжимки по практическим экспериментам и научным расчетам он читал и даже научился переводить на доступный русский.

Сидевший напротив господин Шахов стоически терпел. Видом своим Аркадий Викторович напоминал жену Лота после бегства из Содома. Дмитрий постучал карандашом по столу привлекая внимание Шахова. Тот кивнул бровями. Короткий обмен взглядами, кивок в сторону двери.

— Ваше высочество, — попытка молча уйти не осталась незамеченной.

— Продолжайте, Виталий Григорьевич. Не буду мешать. Все равно во всей этой вашей эксцентричной физике полный профан.

В коридоре Дмитрий остановился, дождался администратора проекта. Затем молча кивнул на приемную Хлопина и первым открыл дверь. В помещении пусто и тихо. Только фикус у окна, шкаф с книгами, кресла и диванчик для посетителей. Секретарь отчаянно стенографирует совещание. Пост охраны на лестнице, по кабинетам они не ходят.

— Развели вы бардак, Аркадий Викторович, — князь плюхнулся в кресло у окна и закинул ногу на ногу. — Садитесь. В ногах правды нет.

— Виноват. Упустил момент, когда это все разрослось до неприличных размеров.

— Ваш доклад я изучил, но никому не показывал, — Дмитрий следил за выражением лица Шахова. — Молодец, что попросили о помощи. Плохо, что довели до такого бедлама.

— Виноват, — короткий кивок. — Не уследил, больше работал над снабжением и обеспечением Проекта со стороны государства. Выбор направления работы и планирование оставил на руководителей проекта, профессуру.

— Проблему вы изложили. Уже радует. Что предлагаете, Аркадий Викторович?

— Не могу ничего придумать, а врать не хочу. Вам нужен человек отличающий торий от урана, а термостойкую сталь от химостойкой, понимающий, что ему докладывают.

— А вы? — Дмитрий наклонил голову бросив на собеседника ехидный взгляд.

— Готов подать в отставку прямо сейчас, — Шахов выпрямил спину и поднял подбородок. На лице светилась печать обреченности.

— Честно, но глупо. Знаете, дорогой Аркадий Викторович, у дворян нашего чересчур самостоятельного союзника в эпоху сегуната был один очень интересный обычай. Если что не так, что дворянину не по нраву, тут же шантажировал сюзерена угрозой самоубийства.

Лицо Шахова на секунду помертвело.

— Метод в духе японской культуры. Красивый обычай. Но только срабатывало не всегда. Сюзерен мог принять ультиматум, пойти навстречу, а мог кивнуть и попросить сдержать слово, да еще выделял помощников, чтоб человек не опозорился в нелегком деле публичного вспарывания живота. Я это к чему? Делая такие заявления стоит быть готовым, что рапорт молча подпишут.

— Понимаю, Дмитрий Александрович. Готов. Последствия вижу.

— Нет, не видите вы последствия. Ладно, — Дмитрий хлопнул по креслу. — Вам не повезло. Отставка не принимается.

— Благодарить не буду, — набычился администратор. — Исправиться постараюсь.

Этим в сей момент он и расположил к себе князя Дмитрия. Честно, без подобострастия и попытки выговорить снисхождение.

— Хлопина я однозначно снимаю с руководства. Ученый он сильный, дело знает, но лаборатория или завод, это его потолок. Кого лучше поставить руководить проектом?

Шахов прищурился, уставил взгляд в потолок. В задумчивости щелкнул пальцами. Кандидатуры у него были, но выбор зависел не только от гражданского надзирающего.

— Нужен сильный администратор. Человек способный концентрировать ресурсы на главном, — начал князь.

— Еще бы понять, что главное.

— Это тоже его задача.

— Можно сделать ставку на господина Курчатова. Есть результаты, неплохой организатор, но за спиной на него многие жалуются. Тянет одеяло на себя, есть конфликт с приоритетностью типов реактора. Замечен в переманивании специалистов, закулисные свары любит.

— Хорошо. Отметим. Но вы же не хотите его? Вижу, подаете так чтоб я не согласился.

— Верно. Его могут двигать со стороны Академии Наук и напрямую через императора.

Дмитрий громко хмыкнул. Такая постановка вопроса его развеселила. Не разозлила, а именно рассмешила. Все же ходят в народе легенды и мифы. Порой весьма занимательные. Грешным делом, Дмитрий сам приложил руку к мифотворчеству. Вот теперь его же шутки боком и выходят.

— Кто на самом деле лучший?

— Как организатор неплох профессор Александров Анатолий Петрович. Работает над выработкой плутония в урановом котле с дейтриевым замедлителем. Пока расчеты и лабораторные эксперименты. Нет, вру, Дмитрий Александрович. Профессор Александров разрабатывает автоматику управления реакторами. К водяному котлу только привлекается по мере возможности.

— Работа в стол. У нас промышленная фильтрация тяжелой воды не налажена, — недовольно фыркнул князь. — Вот вам Аркадий Викторович еще пунктик на заметку.

За этими горькими словами воспоследовал грустный вздох администратора. Князь же про себя поставил галочку. Он неплохо знал профессора Александрова: молод, умен, работать умеет, голова светлая, еще не достиг возраста окостенения, забронзовения и отращивания брони старых заслуг.

С кандидатурой определились. Осталась реализация. Дмитрий и Шахов коротко обсудили тактику переворота. Оба понимали, надо еще умудриться никого не обидеть слишком сильно. А вот раздать всем сестрам по серьгам руки у князя чесались.

В зал оба вернулись именно в тот момент, когда ученые мужи выдохлись. Пошли насущные рабочие моменты. Те самые мелочи, любое дело превращающие в ад.

— Господа, спасибо за блестящую демонстрацию текущей ситуации, — князь Дмитрий вышел на середину зала. — Вы не только рассказали, но и наглядно показали основные трудности нашего дела.

Слова порученца многие восприняли как одобрение. На лицах ученых мужей читалось благодушное чуть снисходительное выражение превосходства над высокородным профаном.

— Теперь к делу, — Дмитрий подошел к профессору Хлопину и встал у него за спиной.

— Сидите, сидите, Виталий Григорьевич, — князь легким нажатием на плечо остановил попытавшегося было встать руководителя проекта.

— Меня интересует, почему стабильно срывается график? Почему до сих пор никто не может определиться с реальными задачами? Когда наконец-то выберете основную схему котла перегонки на плутоний? Что со строительством второй площадки обогащения под Ташкентом? Почему мне постоянно докладывают о перерасходе ресурсов, превышении смет, распылении сил на проекты третьей очереди?

— Ваше высочество, позвольте объяснить вам принципы подхода к научным исследованиям, — громко заявил Игорь Курчатов, приподнимаясь со стула. — Чтоб найти золотое зерно мы перемываем тонны породы.

— Спасибо, Игорь Васильевич. Я понял. Но почему вы моете породу, в которой нет и не было золота? Почему именно ваш ториевый реактор по всем расчетам даст что угодно, всю таблицу Менделеева, варит уран-233, который еще надо перерабатывать следующим циклом? Не вы ли мне рассказывали, что для взрывчатки нужны плутоний, или уран-235?

— Вы не все понимаете, — прозвучал чей-то приглушенный стон.

— Возможно. Я на самом деле физику в университете прогуливал. Но мои присяжные бухгалтера и директора очень хорошо знают экономику и науку об управлении производством. Даже я сейчас вижу, что проект срывается, сотни ученых золотых голов заняты чем угодно, но не основной задачей.

— Ваше высочество, мы с Игорем Васильевичем можем внести ясность, — Хлопин говорил, извернувшись в пол оборота.

— Внесите, будьте так добры.

Дмитрий отступил на два шага, давая возможность профессору повернуться лицом и принять достойный вид.

Речь профессора на князя впечатления не произвела. Царственным жестом прервав сбившегося профессора, Дмитрий постучал ручкой по столу.

— Господа, прошу не принимать на свой счет, но нам всем необходимо ускориться. Прошу сегодня до вечера подумать и дать реальные предложения. Нужно определиться с приоритетными направления работ и реальными сроками. Совещание в восемь по-местному, — князь демонстративно закатал рукав демонстрируя часы.

— Виталий Григорьевич, а вас я попрошу остаться. Нет, Игорь Васильевич, не задерживаю, — вежливый жест отрицания в адрес Курчатова.

Князь заложил руки за спину, остановился возле окна. Профессор Хлопин так и остался сидеть. Господин Шахов закрыл дверь, подождал минуту другую, пока шаги в коридоре не стихнут, затем вернулся к столу.

— Хорошая погода сегодня. Солнце улыбается. Да, вы расслабьтесь, Виталий Григорьевич, — дружелюбным тоном обратился князь. — Сидите, как школяр на уроке, словно аршин проглотили. Ничего страшного не произошло. Упустили контроль, ослабили вожжи. Видите, все вдруг и понеслось вскачь, да в разные стороны.

— Ваше высочество, все мы люди любопытные. Все хочется сразу охватить.

— Да еще за казенный счет. Эх, дорогой вы мой, Виталий Григорьевич, думаете я не хочу все сразу и прямо сейчас? Конечно хочу. Только у меня людей столько нет и промышленность загружена. Мы ведь на Урановый проект с кровью ресурсы вырываем, — Дмитрий несколько утрировал, но ему нужно было немного встряхнуть ученого. — У нас кроме вашей работы, еще несколько очень дорогих, сложных, высокотехнологичных проектов. Одни только воздушные торпеды денег жрут как свинья помои. Над ракетными и реактивными двигателями команда работает не хуже вашей. Это все надо организовывать, находить оборудование, людей, площадки.

— Я понимаю. Война. Но ведь на прошлой войне как-то выкрутились.

— Выкрутились. Только противник был проще. Вы ведь журналы читаете, с людьми встречаетесь. Немцы такой же атомный проект ведут. Весьма успешно, как разведка докладывает. Янки собрали команду ученых мирового уровня, всех ядерщиков до кого смогли дотянуться. Публикаций ни у кого давно нет, где они работают, никто не знает, но за ураном охотятся по всему миру.

— У нас тоже сильная дружина собралась. Спасибо Владимиру Ивановичу, личным авторитетом убедил господина Ферми переехать, — Хлопин приложил руку к сердцу упоминаяпрофессора Вернадского. — Не знаю кто посодействовал, но господина Бора из Дании вывезли.

— Все верно, Виталий Григорьевич. Правильно говорите. Работаете тоже много и успешно. Вот только нет у нас времени изучать все что возможно, разбрасывать силы на все крайне любопытное. Так что, давайте подумаем, что именно нам нужно, а что можно отложить на послевоенное время.

Дмитрий спокойно аккуратно подводил профессора к нужной мысли. Он прекрасно знал, Хлопин давно с энтузиазмом работал над радиоактивностью, получил в лаборатории небезинтересные результаты. Естественно, отстранять его от дела глупо, жестоко, да и по-свински получается. Делать это князь и не собирался.

— Может быть вам стоит полностью посвятить себя научной работе? — предложил Шахов.

Князь коротко кивнул.

— А кто собирать все воедино будет? В одно закопаешься, другое упустишь.

— Думаю, мы можем найти молодого энергичного ученого, который и будет собирать все воедино. Как думаете, Виталий Григорьевич?

— Я ведь лабораторию чуть ли не с нуля строил. Сам по горам и рудникам лазил, руды искал, месторождения описывал, добычу урана и радия организовывал.

— Все понимаю. Ваших заслуг никто не умаляет и не отнимает. Вы очень много сделали. Земной вам поклон, Виталий Григорьевич, — князь склонил голову. — Вот только сделать надо еще больше. У нас с вами два года чтоб получить взрывчатку, да еще собрать изделие. Я же верно понимаю, что с детонаторами и схемой подрыва ничего не сделано?

— Конь не валялся, — профессор провел по усам и бородке. — Правы вы, Дмитрий Александрович. Не справляюсь. Пора уступить дорогу молодым.

— Стоп! — Дмитрий решительно мотнул головой. — Не наговаривайте на себя. Думаю, вы не откажетесь продолжить работу над реактором. Вместе с вами и новым научным руководителем на полигон поедем, когда соберете снаряд. Верно говорю?

К радости князя, все сравнительно благополучно разрешилось. Через полчаса за чаем с медом и вареньем профессор Хлопин вводил в курс дела профессора Александрова. Дмитрий и Шахов играли роль поддержки.

— Простите великодушно, — вспомнил князь. — Так и не могу понять, почему вдруг вы все сняли с планов установку электромагнитной сепарации? Если не ошибаюсь, по расчетам, несложное дело.

— Так дорого очень. Нужно много электричества. Для электромагнитов потребуются золото и серебро. По предварительным прикидкам требуется десять-двадцать тысяч тонн серебра на индукторы.

— Так это самое простое! — рассмеялся князь. — В хранилищах тысячами тонн оно и валяется без дела.

— Разве? — удивился профессор.

— Это же запас. В расчетах используются цифры и расписки. Кому какое дело, в слитках металл лежит, или где-то на Урале его в проволоку протянули? Баланс резервов от этого не изменится.

— Вот за это спасибо, — довольно протянул новый руководитель проекта. — Будем работать.

— Работайте, господа. Еще раз напоминаю, мне через два года нужен зримый результат.

Глава 4 Балтика

23 апреля 1942. Кирилл.

Вот и все. Пролетело. За спиной остались Чернигов, дом на Воздвиженской улице. Отпуск закончился. За окном поезда провинциальная пастораль. На столе чай в стаканах с фирменными подстаканниками. Открытая коробка печенья. Рядом газета и книжка в мягкой обложке.

Кирилл задумчиво глядел на пейзажи за окном. Деревеньки, поля, перелески, аккуратные здания станций все знакомо все привычно.

Почему-то путешествие в поезде всегда навевает этакое меланхоличное настроение. Несущееся по рельсам огнедышащее чудовище с хвостом из вагонов воспринимается этаким мостом между мирами. Вчера Малороссия, сегодня Курская губерния, вечером Старая Столица. Вроде одна страна, но какая она разная! Каждая губерния как отдельная уникальная вселенная.

— Кирилл Алексеевич, вы обратили внимание как меняется застройка? — сосед по купе господин средних лет протер очки платочком.

— В пространстве или времени?

— Значит обратили внимание, — попутчик довольно кивнул и потянулся к печенью.

Угощение выставил Кирилл. Домашнее, мама и старшая сестренка в дорогу напекли.

С купе поручику повезло. Людей в вагоне мало. Четырехместный отсек на двоих. Попутчик интеллигентного вида банковский работник, в Москву едет по делам. Только не из Чернигова, а из Киева.

— Все меняется, — согласился из вежливости, разговаривать не хотелось. Меланхолия. Легкая светлая грусть.

— Я вот замечаю. Служба обязывает. Вы, как понимаю, больше на самолеты и аэродромы внимание обращаете, а у меня взгляд за сельские усадьбы цепляется. Извините, но само идет, работу оставить можно, а она тебя нет.

— Сергей Павлович, а какое отношение крестьянские дома имеют к вашей службе? Вы же в «Промышленно-крестьянском банке» трудитесь.

— Самое прямое. Мой отдел ведет кредитование закупок «Доброфлота». Это авансирование поставок зерна крестьянами под твердую цену, мукомольные производства, макаронные фабрики, картофель, лен, подсолнечник. Сахарная свекла тоже. Мы же поддерживаем встречные продажи топлива, техники, инструмента, стройматериалов. Вот и приходится ориентироваться, запоминать, внимание на все обращать. Как иначе я пойму, что людям нужно, если лошадиные шоры надену?

— Извините, а твердая цена и встречные поставки, это как? Я грешным делом думал, у нас рынок, цены круглый год скачут, — повернулся к собеседнику Кирилл, вопрос его неожиданно заинтересовал.

Сам Никифоров о сельском хозяйстве представления имел самые смутные, знал примерно тоже самое что остальные коренные горожане. То есть не отличал пшеницу от ржи, лен видел только в виде тканей, считал, что без трактора у крестьянина жизни нет.

— Очень интересное дело. Может знаете, оптовые цены на зерно в страду падают, картофель осенью дешевеет, а весной растёт в цене, хотя кушаем мы каждый год. Мясо зимой дешевле, но только не в Малороссии и южном Туркестане. Соляр же наоборот весной дорожает. Мы на заправках этого не видим, розничные сети сглаживают пульсацию, а вот по крестьянам оптовые скачки бьют очень сильно.

— Покупать топливо заранее, картофель придерживать. Слышал так испокон веков делают.

— Не все могут, — попутчик сплел пальцы перед собой и повернулся к Кириллу. — Крупные хозяйства заводят свои элеваторы, склады, даже холодильники ставят. А простому крестьянину с его дюжиной десятин не по карману. В складчину строить тоже не всегда получается. Приходится от перекупщиков зависеть, а они цены сбивают безбожно.

Вот еще перед Депрессией «Доброфлот» и нашел выход. Где скупили, где сами построили элеваторы, причалы, вывоз организовали. Оптовые склады поставили. А крестьянам предложили сдавать хлеб на корню, еще в поле по твердым ценам. Разумеется, кредит через наш банк открыли.

— Интересно. Получается и кредит висит, и платят дороже чем после сбора урожая. А где выгода?

— В объёмах выгода. Так они всех перекупщиков потеснили. Пусть зарабатывают с пуда меньше, но зато пудов не в пример больше. Во время депрессии, наверное, не помните, — добавил извиняющимся тоном, — «Доброфлот» весь вывоз хлеба за границу под себя подмял. Наши же оптовики сами себе цены сбивали лишь бы продать, а там трава не расти. Кризис, ни у кого денег нет, весь мир в панике, торговля стоит, хуже, чем во время войны. Цены на хлеб ниже некуда упали. Некоторые за бесценок готовы были скидывать. Так «Доброфлот» хлеб зажал, вывоз остановил. У нас в России цены не больно то и падали, а вот на импорте все очень плохо было.

Сергей Петрович отвлёкся, прихлебнул чаёк. Кирилл терпеливо ждал. Рассказ интересный. Не каждый ведь день тебе излагаю доселе неведомое, о чем и не думаешь. Попутчик не простой обыватель, разбирается.

— Так вот. Хлеб на элеваторах лежит спокойненько. Ничего ему не будет. Наши объявляют, дескать вообще продавать ничего не будем. «Нет, господа, вам русского хлеба». Мы лучше на водку перегоним, повеселимся перед Концом Света. А то на макароны пустим. Они долго могут лежать. Кризис кризисом, а кушать людям надо, так цены понемногу пошли вверх. Компания выждала, посчитала, стала суда с хлебом по одному из Дарданелл выпускать. Постепенно излишки продали, а там и новый урожай.

— Интересно, — Кирилл подпер голову кулаком. — А как смогли торговлю монополизировать? Думаю, драка была страшная. Это же большие деньги.

— Отнюдь. Очень удачно под антикризисные меры через Думу провели регулирование экспорта. Правительство отобрало только шесть самых надежных из крупных оптовиков. Им и открыли лицензии. Потребовали заключить мировое соглашение и дуть в одну струю. Неудивительно, две трети экспорта у Доброфлота" оказалось, — Сергей Павлович хихикнул. — Дорогой мой поручик, компания то царю принадлежит. Это его управляющие идею подали, поддержкой заручились, нашему банку настойчиво посоветовали вступить в соглашение и дать низкий процент. Сами понимаете, как все завертелось.

— И работает?

— Еще как. Мы уже зерно почти не продаём, все перерабатываем. Мукой, крупами, кормовыми смесями, макаронами везем. Что остается выгоняем в спирт и тоже вывозим. А нечего на нашем зерне чужакам зарабатывать. Верно говорю?

— Согласен.

Про себя Кирилл подумал: «Что только не услышишь в поезде!». Кто-то из известных писателей подметил — ничто так не располагает к откровенности, как совместное путешествие и случайные попутчики, которых никогда больше в жизни не встретишь, с которыми можно делиться сокровенным не боясь, что это обернется против тебя.

— Вы про встречные поставки и дома говорили.

— Говорил. Как думаете, если крестьянин деньги под еще растущий урожай получил, он их в банк положит или в оборот пустит?

— Пустое. Ясный ответ.

— Вот именно, доброфлотовцы сразу смекнули и предложили встречные поставки по тем же договорам, но уже нужных крестьянам вещей. Топливо со своих хранилищ, сеялки-веялки, живность на расплод, в последние годы селитру для удобрения полей продают. Опять же материалы строительные. Наценка самая маленькая, весь доход с оборота. Так что, как по стране еду, смотрю во все стороны, как люди живут, что строят, примечаю, на что сейчас спрос пойдет. Опять же, крепкие хозяйства больше покупают.

— Вон пример, — Кирилл кивнул в сторону окна.

— Точно. Деревенька на пригорке, три крайних дома кирпичные, дальше еще два строятся. Вон смотрите, большой сарай из щитов собирают. Вы соломенные крыши давно видели?

Вопрос застал врасплох. Офицер бросил на банкира недоуменный взгляд, почесал в затылке.

— Видел. В детстве. Да, еще перед войной под Черниговом встречалось. Но это совсем беднота.

— Я в юности их больше видел. Сейчас поглядите: или шифер, или луженое железо, а если совсем денег нет, толью на горбыль кроют.

— Это под Курском каменные дома. Подъедем к Москве, почти во всех селах сплошь срубы стоят. Только церкви и лавки кирпичные.

— И не спорю. Помните, все меняется в пространстве и времени? Где леса мало, кирпич везут, местами из глины каркасы мазанок набивают. А где лес хорошо растет, и где зимой холодно, нашего крестьянина не заставишь на кирпич раскошелится. Хороший бревенчатый дом на высоком подполье не гниет, тепло держит, в нем дышится легко.

— А не отпить ли нам чаю? — Кирилл смешно спародировал известную театральную постановку Чехова

— Отнюдь.

К сожалению, после пересадки в Москве с попутчиками стало хуже. Такой же купейный вагон второго класса, скоростной экспресс, но в купе все места заняты, попутчики военные, разговоры… Сами понимаете. Вообще половина вагона занята военными — и отпускники, и возвращающиеся в часть с излечения, и вездесущие интенданты. Самый разный народ в форме, люди неплохие, однако, настроение от этого общества не поднималось.

Кирилл молча сидел у окна закрывшись газетой. Долетавшие до него шутки и анекдоты двух молодых бронеходчиков заставляли улыбаться, иногда краснеть, но желания присоединиться к компании не возникало. Капитан дальней авиации мужчина, средних лет тепло улыбнулся собрату по небу и быстро переместился на верхнюю полку.

— И вот, запускаю ладонь под юбку, а там!

— Черт! — поезд резко затормозил.

Скрежет, скрип. С вешалки свалились плечики с кителем. Стакан с чаем опрокинулся точно на рассказчика. Половина пассажиров выскочила в коридор, кто-то высунулся в окно.

Увы, причина инцидента так и осталась тайной о семи печатях. Лязгнули сцепки. Поезд набрал ход. Кондуктор с невозмутимым видом просил «господ и дам вернуться в купе».

— Не диверсия случаем? — громко вопросили в коридоре.

Кирилл не спешил подаваться панике. Он только подтянул под себя ноги, рукой взялся за фиксатор окна. Раз вагон до сих пор на рельсах, то и беспокоиться по мнению поручика не о чем.

Жаль. Из-за происшествия так и не удались узнать, что такого необычного обнаружил рыжий круглолицый поручик под юбкой неизвестной англичанки, может оно и к лучшему. В Англии говорят всякое случается. И не все приключения одинаково полезны.

Мысленно Кирилл вернулся на две недели назад. Тот самый разговор с полковником на рейде Тринидада принес результат. Только дорога к дому оказалась хоть и короткой, но не без приключений. Начались с того, что со следующим конвоем пришли два авиатранспорта. Одновременно в трюмах каботажника прибыли новые моторы. Всего за две недели волшебники из ангарной команды с помощью береговых специалистов восстановили боевую мощь авианосца.

А затем корабль ушел на Бермудские острова. Русские и немцы после горячих сражений прошлого лета и осени перешли к обороне. Все понимали, что сил для новых штурмов нет. Резервы только накапливаются в Гвиане. С техникой все очень плохо. Эскадры ушли в Европу ремонтироваться, латать пробоины, перебирать турбины, чистить котлы.

Зато противник воспрянул духом. Теперь уже на русские и немецкие базы накатывались волны бомбардировщиков. В проливах оживились подлодки. Опять с аэродромов взлетали перехватчики, небо затягивало дымом, сверкали сполохи зенитного огня. Мясорубка и не думала останавливаться. Она так же чавкала, перемалывая людей, самолеты и корабли.

Кирилл вспомнил восхитительный вид на Бермуды. Затерянная посреди океана земля, белый песок, домики на берегу, руины старого форта, возвышающийся над прибоем маяк.

Увы, авианосец всего на три часа бросил якорь у Сент-Джорджа. К борту подошел катер, два офицера поднялись на палубу. Затем катер отдал швартовы. Корабль снялся с якоря, острова за кормой удалялись, уменьшались пока не превратились в еле видимую полоску. Вскоре исчезла и она.

Вершина вздымающейся со дна океана горы давно привлекала мореплавателей. Коралловый атолл, промежуточная остановка на маршруте. Теперь эти острова привлекали к себе бомбардировщики. Американцы пытались если не снести все к чертям собачьим, то хотя бы затруднить использование промежуточной базы европейцами.

По задумке командования «Выборг» должен сыграть роль истребительной засады, этакого кочующего аэродрома с перехватчиками. Что ж, не сыр в мышеловке, а кот у чулана с головками сыра и кольцами колбасы. Уже лучше. В эскорте верный «Леший» и четыре эсминца. Погода великолепная. Можно наслаждаться жизнью если бы не необходимость убивать.

Видимо летчики крупного отряда тяжелых бомбардировщиков сильно удивились, когда за четыреста верст от цели на них вдруг навалились истребители с молниями на крыльях. Кирилл в этот день записал на свой счет «Летающую крепость». Вот только садился он на воду рядом с «Каракалом». Нарвался на горячий ответ. Рули разбило пулями. Половину стабилизатора как пилой срезало.

Бррр! От воспоминаний о купании в куртке и унтах Кирилла передернуло. Водичка теплая, но как представишь, что под тобой три километра глубины! Современный скоростной истребитель тонет быстро. Мотор сразу утягивает. Лодка правда быстро надулась, химический патрон сработал штатно. Однако забраться в лодку удалось не с первой попытки.

В следующий вылет Никифоров провожал своих ребят с палубы. Необычное ощущение, когда ты безлошадный вдруг чувствуешь себя одиноким в толпе друзей. Тем же вечером корабль со своим эскортом лег на курс к берегам Африки. Впереди родная Балтика.

— Господин поручик, простите за любопытство, — с верхней полки светилась голова капитана.

— К вашим услугам.

— Вижу, вы из мореманов. На каком флоте служите, имею любопытство?

— На Северном. Палубник.

— Очень рад, — лицо капитана озарилось улыбкой. — Моя эскадрилья в составе 6-й Воздушной. Вместе деремся.

— Базируетесь на Мартинику или Барбадос?

— Британская Гвиана. Тяжёлый бомбардировочный полк.

— Ого! — непроизвольно сорвалось с языка. — Вас сопровождать не приходилось, а вот с вашими антиподами с другой стороны встречался.

— Нас обычно двухмоторные «Беркуты» охраняют.

— В воздухе видел, сам не летал. Как понимаю, это что-то вроде «Лайтнинга»? — поезд в этот момент заскрипел тормозами, лязгнули сцепки, видимо приближаемся к станции. — Кстати, вы в отпуск или из отпуска?

— Ни то, ни другое. Командировка в Ярославль, затем Казань. На заводы.

Разговор быстро заглох. Перекинулись еще парой незначащих фраз, затем Кирилл отвернулся к окну. Поезд действительно выползал на пути вокзала большого города. Вот и повод размяться, подышать свежим воздухом, пробежаться вдоль прилавков и коробейников. Хоть просто выйти на перрон, чтоб потом с чистой совестью говорить, что бывал в городе Н-ске. В том самом легендарном городе, куда любят помещать своих героев романисты, но которые не найти на карте.

Отпуск заканчивается. На душе легкая грусть. Бесполезно гадать, когда в следующий раз увидишь тихий патриархальный Чернигов. Зато впереди Петербург. Мысли опять скакнули в сторону, Кирилл вспомнил как встретился со своей новой сестренкой.

По возвращению на Балтику «Выборг» встал у стенки Путиловской верфи. С отпуском и орденом командиры не обманули. Молодому геройскому летчику присвоили очередное звание, дали увольнение на три дня проведать столичную родню, а затем еще десять дней отпуска плюс дорога на Чернигов. Боря Сафонов по дружбе шепнул, что впереди будут еще увольнения. На верфи приводят в порядок силовую установку и довооружают корабль. Работа не на один день.

Тогда на крыльце дома дяди Вани Кирилл невольно остановился, все не решался нажать кнопку звонка. Да, по телефону звонил родным, предупредил, уже знал, маленькую Юлю семья приняла, ее любят, заботятся, тетя Лена наняла учителя русского языка. И все равно немного боязно.

Дверь открылась. На пороге встретили с объятьями

— Здравствуйте, — четко выговорила маленькая девочка с серьёзным лицом и живыми глазами. — Вы мой Bruder? Mein брат?

— Здравствуй, сестренка. — Кирилл замялся, не знал, как вести себя дальше.

Так бы и стоял, нелепо улыбаясь и пожимая плечами. По счастью на помощь пришли дедушка и тетя Лена.

— Знакомьтесь, молодые люди. Это Кирилл, а это Юлия.

Дед взял девочку за руку и подвел к брату. Маленькая хрупкая ладошка легла в жесткую ладонь мужчины.

Затем все стало легко. Кирилла потянули в гостиную. Бабушка окинула скептическим взглядом, оценила возмужавшего внука, перекрестила двумя пальцами.

С сестрой разговаривали на фантастической смеси русского и немецкого. Юля легко училась, но некоторые слова ей приходилось вспоминать, девочка смешно морщилась, сопела формулируя фразу, либо вставляла в речь немецкие слова.

Так они подружились. На следующее утро с сестрой и кузенами пошли гулять. Непривычно, когда на тебе пятеро детей. Все тянут в разные стороны, приходится подстраиваться. Спасибо Насте и Тимоше. Старшие кузены все взяли на себя. Анастасия тихонько посоветовала сводить всех в кафе-мороженное.

Пока гуляли по парку, старшие дети катались на каруселях, Юля забралась брату на колени.

— Ты помнишь папу?

— Да.

— Я тоже помню. Придем домой, я покажу моего медведя.

Глава 5 Санкт-Петербург

27 апреля 1942. Князь Дмитрий.

— Дмитрий, добрый день! — прозвучало в трубке.

— Добрый день, Алексей.

— Тебе сейчас привезут пакет. Белановича не тереби, у него без того голова кругом идет, — спокойным тоном пояснил сюзерен. — Сам разберешься что к чему.

— Что я не знаю?

— Все очень плохо, — с этими словами Алексей Второй отключился.

День только начался. Увы, спокойно выпить утренний чай и пролистать газеты не дали. У императора свои представления о рабочем времени.

Через двадцать пять минут в кабинет вошел фельдъегерь. Получив расписку о вручении, бравый ефрейтор передал из рук в руки плотный конверт серой бумаги, отдал честь и молча повернулся к выходу. На письме грозные штампы флотской разведки и Третьего Отделения, красный оттиск: «Вручить лично в руки». Как только за фельдъегерем закрылась дверь, князь по селектору предупредил секретаря чтоб никого не пускал.

Печати срезаны канцелярским ножом. Конверт аккуратно вскрыт. Внутри лист бумаги с коротким машинописным текстом. «Операция в Боготе свернута. Выступление подавлено. Идет эвакуация».

— Конспираторы. Секретчики, — прошипел Дмитрий.

Князь не сразу понял, о чем идет речь. Затем негромко эмоционально выругался. Выждав минуту взялся за аппарат отдельной линии. На том конце трубку сняли после второго гудка.

— Прочитал? — осведомился император.

— Да. Кто отвечал за операцию?

— Это уже не важно и не интересно. Будь готов подключиться к работе в регионе.

— Политика или вторжение? — коротко и по делу. Оба давно сработались, понимали друг друга с полуслова.

— Одно от другого неотделимо. Пока изучай специфику и не надейся, само собой не рассосется.

— Понял.

Высказывать свое ценное мнение Дмитрий не спешил. Высказывать и предлагать нечего. Все что порученец и министр без портфеля знал, давно было известно императору. Делать какие-либо выводы после краткой записки смешно и глупо. Князь собрался было позвонить министру Иностранных Дел, но вспомнил о предупреждении сюзерена.

Очередное совещание в Александровском. На этот раз среди приглашенных Дмитрий узрел не только армейцев и моряков, у столика с бутербродами оживленно беседовали господин Игнатьев и Николай Вышеградский, возглавлявший министерство Торговли и Промышленности. Особь держались несколько господ в дорогих костюмах, кое-кого Дмитрий узнал, видел на заседаниях Кабинета Министров в расширенном составе. Прямо у дверей тактической комнаты встретился министр Финансов. За моряками затерялся Государственный Контролер.

Как всегда, на таких совещаниях князь не лез в первые роли. Прошел по кабинету поздоровался со всеми, перекинулся парой слов с хорошими друзьями и уселся в кресло у аппарата связи. Человека за пультом передатчика нет, но лампочки светятся, все работает. Увы насладиться одиночеством не удалось.

— Простите если потревожил, — рядом остановился военный министр.

— Не стоит, Александр Иванович. Вижу по глазам, вам есть что сказать.

— Разумеется, ваше высочество, — генерал-лейтенант Верховский пододвинул свободное кресло. — Императора ждем?

— Должен подойти. Пять минут до начала.

— Хорошо. Он редко опаздывает. Знаю, просить вас о поддержке пока сам все не расскажешь гиблое дело.

— Интересное начало, — Дмитрий подался вперед. — Выкладывайте. Знаю, зря говорить не будете.

— Дмитрий Александрович, — с глазу на глаз близким людям дозволялось такое обращение, — когда разговор дойдет до планов наступлений, не спешите поддерживать. Возьмите время на обдумывание, попросите своих людей перепроверить объемы поставок. Реальная картина не так хороша, как выглядит.

— Кажется, я понимаю, о чем идет речь. Дайте сам догадаюсь, — князь сложил пальцы перед собой. — Техническое отставание?

— Не совсем. Недостаточный темп запуска в серию новой техники.

— Хорошо, Александр Иванович, ваш вердикт?

— Рекомендую до конца года не спешить со стратегическими операциями, — Верховский пододвинулся к князю и наклонился еще ближе. — Дайте промышленникам развернуться, позвольте сначала получить перевес.

— Понял. Спасибо, Александр Иванович. Скажите, Владимир Иванович того же мнения придерживается? — вопрос касался морского министра.

— Близко к тому. Его моряки придерживают.

Дмитрий собирался уточнить один момент, но по комнате прокатился шум. Все задвигали стулья, зашелестели мундиры и костюмы.

— Добрый день, господа! — государь император встал за стулом во главе стола. — Прошу без церемоний.

На этот раз все места заранее расписаны, напротив каждого стула табличка с именем. Сделано это после того, как Алексею надоели бесконечные танцы вокруг стола и пересаживания. Справа от императора расположился граф Игнатьев. Слева сел князь Дмитрий. Гражданских одной группой разместили напротив императора.

— Григорий Афанасьевич, — короткий кивок Верховному главнокомандующему. — Докладывайте ваши планы на этот год.

— Ваше величество, начну с главного. Основной фронт у нас Латинская Америка. На сегодня разработаны два основных варианта: агрессивный и жесткий.

— В чем разница? — бровь императора приподнялась.

— Поясню. «Жесткий план» предусматривает расширение фронта давления на противника по всем возможным направлениям. При этом стратегические наступления не проводятся. Мы спокойно копим силы и усиливаем армии на главном направлении.

Последняя фраза в уточнении не нуждалась. Все знали — Главное направление, это юг США. Увы, география безжалостна. В двадцатом веке с современными транспортными путями и армиями непосредственная высадка без мощной базы в оперативном тылу обречена на провал. Единственной такой базой являются Эспаньола и Куба, как вариант Колумбия.

— Теперь «агрессивный план». Мы сохраняем давление по периметру, но акцент делается на зоне Панамского канала. Флот и армия с вовлечением всех сил союзников проводят две крупные операции. Это атака на Эспаньолу через Пуэрто-Рико и вторжение в Колумбию.

— Где оказываемся в положении Наполеона под Москвой, — скептическим тоном парировал вице-адмирал Мусатов.

— Георгий Александрович, я с вами не спорю. Поверьте, в разработке операций и планов мы опирались на данные всех разведслужб, в том числе флотской, — Вержбицкий сама любезность, тон доброжелательный. — От себя замечу, именно ваша военно-морская разведка давно дает нам самые свежие и близкие к реальности данные.

Многие обратили внимание на последний пассаж. Дмитрий поймал улыбки, усмешки на лицах, искорки в глазах. Увы, разведка не наша сильная сторона. Сам князь имел основания считать, что на общем фоне союзников и противников у нас еще не самый большой бардак и дурдом. Исключение японцы, они сами по себе закрытая коробочка. Никто не знает, что там реально происходит.

Второй момент, шифровка о провале переворота в Боготе. Князь не погружался глубоко в вопрос, однако ему было хорошо известно: один из лидеров Либеральной партии Эдуардо Сантос Монхето готовился разорвать договоренности с немцами. Увы, непонятно, кто именно попытался сместить его привычным в Латинской Америке методом «народной демократии», однако, это уже не важно. Провал переворота только ускорил переход Колумбии в лагерь противника.

— У нас есть силы для «агрессивного плана»? — самый главный вопрос. Озвучил его командующий Карибским фронтом генерал-полковник Калинин.

— Есть, — буркнул начальник Генштаба, зыркнув на генерала своим одним глазом.

При этих словах князь Дмитрий напрягся. Все как говорил Верховский. Быкадоров в Персии и Палестине показал себя мастером импровизаций, легко менял планы по ходу сражения, однако была у Исаака Федоровича нехорошая черта — любил зарываться. Так и сейчас на посту начальника Генштаба придерживался рискованного плана.

В пику Исааку Федоровичу генерал-полковник Калинин наоборот со стороны казался излишне острожным, что производило обманчивое впечатление. За спиной Николая Петровича сражение за Британию. Сложная стратегическая операция, проведенная в самом плотном взаимодействии с союзниками, с опорой на флот и снабжение исключительно морем.

Если не сам Николай Петрович, то его штаб прекрасно знал все сложности амфибийных операций. По меткому выражению одного моряка «Очень похоже на полоскание горла через афедрон».

— Григорий Афанасьевич, доложите подробнее по вашим планам атаки на Панаму и Эспаньолу, — вмешался Алексей Второй.

Что ж, на бумаге все красиво, но при этом сам командующий Ставкой не скрывал, в части авиации у нас не так все хорошо. Флот понесет большие потери. Десантные силы тоже пока недостаточны. Что касается, Колумбии, по соглашению с союзниками операция возлагается на немцев, прорубить трассу на Панаму они смогут, но не факт, что получится ее надежно прикрыть от рейдов партизан и спецназа, строительство дорог потребует времени.

Похоже, «Агрессивный план» сразу считался как «оптимистичный».

— Хорошо. Что говорят союзники?

— Немцы за удар на Панаму и Эспаньолу. Французы и англичане придерживаются стратегии удушения и атак со всех направлений. Японцев устроят оба варианта.

Дмитрий не принимал участие в обсуждении, не его уровень. Зато порученец исподволь наблюдал за гражданскими. Интересное дело. Особенно отслеживать реакцию на бросаемые генералами и адмиралами цифры.

— Угадай, что реально поддерживает Вержбицкий? — тихо шепнул сюзерен.

— И не буду пытаться. Он за умеренный вариант, — Дмитрий сразу просчитал Главкома.

— Кажется, я не прогадал с заменой Михаилу Александровичу.

— Как он?

Ответа князь не дождался. Картина в целом рисовалась интересная, военный министр в приватном разговоре предупреждал, советовал не спешить с решением, однако сейчас Дмитрий видел, что за «агрессивный план» выступает только генерал Быкадоров, зато непосредственный командующий группировкой спокойно докладывает о неготовности своих войск к наступательным операциям. Прочие участники совещания тоже ратовали за паузу и стратегию удушения.

— Ваше величество, флот готов выполнить любой приказ, — адмирал Новопашенный обратился не столько к императору, а ко всем участникам совещания. — Мы готовы к бою. Ремонтные работы на флотах завершены, личный состав пополнен, но по всем данным намечается некоторое отставание от противника.

— Продолжайте, Петр Алексеевич, не вы первый это отметили.

— У нас будут большие потери в корабельном составе и людях пока промышленность не освоит новый истребитель на замену «Сапсану». К сожалению, авиация на сегодня это основное средство противовоздушной обороны флота.

— Позвольте, вроде совсем не давно, не вы ли говорили, что «Сапсан» лучший палубный истребитель в мире?

Начальник МГШ медленно повернулся к чиновнику в штатском.

— Говорил. Год назад. А вы не знали, что в военное время техника устаревает мгновенно? Уже сейчас «Аэрокобра» по ряду параметров превосходит «Третий Сапсан». То, что было хорошо в Европе, уже плохо работает в условиях Океанской Войны. У наших истребителей недостаточная дальность, а с подвесными баками ухудшается маневренность. Это означает, мы вынуждены подгонять авианосцы близко к берегу и подвергать их риску массированного ответного удара.

— Не только флот, — поднялся военный министр. — Армии нужны новые истребители. По данным разведки противник уже испытывает машины, с которыми сможет завоевать превосходство в воздухе. Если мы ввязнем в сражение за большие острова, армия и флот понесут тяжелые потери в авиации, тем самым перед американцами откроются хорошие перспективы мощного контрудара свежими воздушными полками. На месте наших оппонентов я бы так и поступил.

— А не дождемся ли мы того момента, когда янки задавят нас технически? — начальник генштаба не собирался отступать.

— Нет. Если все будем делать правильно.

— Поясните, что с испытанием «Кречета»?

— Завод дорабатывает, ваше величество. Машина пока сырая, но перспективная. Проектирование ведет сам Поликарпов.

— Николай Николаевич? Московский «Дукс»? Наслышан. Что с машинами конкурентов?

— Казанская авиафабрика предоставила свою машину, но по ряду показателей флот пока за «Кречет», — Новопашенный сказал больше чем хотел.

Все понимали, заказчик плотно работает с промышленниками. Моряки и армейцы иногда чуть ли не открыто поддерживают «любимчиков», но только в случае если видят хорошие перспективы. Завод «Дукс» благодаря своей мощной индустриальной базе и таланту главного конструктора фактически монополизировал поставку истребителей для флота. Армия тоже любила машины «Дукса». Так сейчас в серию ставился весьма неплохой бомбардировщик с мощным оборонительным вооружением.

— Хорошо. Предлагаю сместить акцент на «жесткий план», — после слов императора многие облегченно выдохнули. — Прошу министра Промышленности и председателя Совета Министров «подсветить» и пояснить стратегические вопросы. Господа генералы и адмиралы, прошу учесть: по многим вопросам я согласен с Алексеем Павловичем. Рекомендую прислушаться к его словам.

На самый конец совещания Алексей Второй приготовил сюрприз. Открылась дверь и в тактическую комнату вошел адмирал Кедров.

— Добрый день, Михаил Александрович! Очень рад! — император шагнул навстречу отставнику, обнял, проводил к столу.

— Добрый день, господа! Спасибо, ваше величество, — Кедров сел на заранее приготовленный стул рядом с князем Дмитрием.

Сам Дмитрий пребывал в недоумении, Алексей ни словом не обмолвился, не предупредил. Реакция моряков в основном доброжелательная и радостная. Армейцы тоже. Генерал-лейтенант Калинин так поднял большой палец, приветствуя заслуженного адмирала.

— Господа, позвольте представить начальника штаба командования Атлантического океана. Михаил Александрович, еще раз, очень рад, что вы вернулись к работе.

— Благодарю, ваше величество. Рад видеть всех в полном здравии. Что касается Атлантического командования, то оно только создается. Пока планирую разместиться во французском Бресте. Штаб объединенный. Мои первые помощники: вице-адмирал Вадим Макаров, вице-адмирал Вильгельм Маршалл, адмирал Марсель Жансуль и вице-адмирал Эндрю Каннингем.

Дмитрий еле сохранил непроницаемое выражение лица. Умному достаточно. Четыре выдающихся адмирала четырех европейских держав. Единое командование над всей Атлантикой под эгидой России. Конечно, штаб пока чисто совещательный, но лиха беда начало. Опыт совместных операций у нас есть, именно Кедров и распространит его на весь океан.

Что характерно, об итальянцах ни слова. Вроде бы союзник и участник войны, но с ними одно сплошное «Но». У России на Средиземном море один старый линкор и один авианосец, но многие горько шутят, что один «Николай первый» стоит всего итальянского флота. Во всяком случае, русский линкор стрелял по противнику и попадал. Союзники предпочитали оборонять базы.

— Господа, все вопросы по стратегии отныне решают генерал Вержбицкий и адмирал Кедров, я только задаю вопросы, — Алексей провел ладонью над столом. — Прошу учесть рекомендации Кабинета Министров и сделать хоть что-то с мореходством у берегов Чили. Григорий Афанасьевич, Михаил Александрович, прошу со своей стороны придержать немцев чтоб не лезли в Колумбию. Попробуйте решить проблему Панамы другим путем. На этом все.

Уже закуривая в кабинете императора Дмитрий вдруг вспомнил, Тихому океану и Аляске сегодня хорошо если уделили пару слов. Такое ощущение, что это третьестепенный театр военный действий, что-то вроде умиротворения папуасов силами роты пехоты и двух канонерок. Однако, на другой стороне глобуса назревали серьезные события. Дмитрий поделился своими соображениями с императором.

— Все верно. Это действительно для нас второстепенное направление. Все внимание Атлантике и Южной Америке. А что касается Аляски, — Алексей усмехнулся. — Это большой тупиковый плацдарм. Она только на карте большая, а на самом деле атаковать с Аляски невозможно, упираемся в одну извилистую дорогу через горы и вдоль верховий Юкона. Вокруг сплошная тайга на тысячи верст. Но американцев тихоокеанцы здорово отвлекут. Пусть будет.

Глава 6 Аляска

28 апреля 1942. Алексей.

— Отставить драку!

Рев ротного солдаты даже не услышали. Так же мутузили друг друга на утоптанной площадке за палатками. Вокруг собралась толпа. Несколько человек завидев офицера поспешили улизнуть тихой сапой. Остальные ждали чем закончится потеха. Рихард спокойно достал «кольт» и трижды выстрелил в воздух. Подействовало. Стоявшие опустили руки, те кто лежал поднялись на ноги.

— Отставить! — капитан держал драчунов на прицеле.

Зрители притихли.

— Смирна! — рев подействовал, солдаты вытянулись.

На звук выстрела прибежал наряд военной полиции.

— Этих под арест, — Рихард бросил короткий взгляд на сержанта полиции.

При этом капитан оружие не опускал. Все видели, рука не дрожит, палец на спуске. Офицер абсолютно спокоен, взгляд сосредоточенный.

— Так точно, сэр!

— Свидетелей опросить. После выполнения доложите мне и мистеру Стингу.

Рихард обвел толпу зрителей тяжелым взглядом из-под насупленных бровей. Только затем театральным жестом поднял оружие, поставил на предохранитель и убрал в кобуру.

Что ж, этого следовало ожидать. Это все зрело подспудно. Даже удивительно, что взорвалось только сейчас. Впрочем, так даже лучше. Бользена охватила хорошая деятельная злость. По пути он перехватил знакомого солдата из штабной секции батальона.

— Рядовой, майор Стинг у себя?

— Не могу знать, сэр мистер капитан сэр! Час назад был в штабе, сэр.

Звучало дико. Обращение резало слух. Человека извиняло только то что он поляк, да еще попавший в Штаты транзитом через Бразилию.

Майора Рихард встретил в курилке за штабной палаткой. Брезентовый навес, ведро с водой, деревянная скамейка — просто и дешево. Самое главное, оно есть. Даже соответствующая табличка с надписью и самодельной картиной мужественного солдата в форменной шляпе и с сигарой в зубах. Да, армия славна талантами.

Бользен давно подметил нездоровую страсть сержантов и унтеров, стремление поизмываться над любителями покурить в неположенном месте. Причем в действующей армии уровень давления снижался пропорционально возмужанию молодняка. Зато в учебных частях дело доходило до торжественных похорон найденного в неположенном месте окурка. В боевых частях не зверствовали, но привычка к порядку к этому времени вырабатывалась почти у всех.

— Хорошо, Рихард. Оставь их мне. Разберусь.

— Пятеро из моей роты. Я сам должен видеть разбор и выдать заслуженное.

— Хорошо, — улыбнулся комбат. — Если хочешь, сам вставишь зазубренный кол и провернешь.

— Что слышно о нашем положении? — именно этот вопрос больше всего волновал Рихарда сразу после проблемы дисциплины.

— Мы в заднице. Здоровенная глубокая вонючая задница негра. Русские плотно засели на Кадьяке. Наш флот черт знает где, отстаиваются на Гаваях, завязли на Самоа. В общем, против русских у моряков пара крейсеров и дюжина обломков Ковчега. На совещании в штабе обороны информировали, что видели корабли противника с поста Шелдон-Пойнт в дельте Юкона. У форта Сент-Майкл нехорошие движения.

— Угроза высадки?

— Черт его знает. У нас слишком мало людей, чтоб укрепиться везде. Впрочем, у русских тоже мало. Не думаю, что они притащили за тысячи миль пару дивизий. У них тоже все плохо, флот завяз в Карибском море. Надеюсь, ограничатся демонстрацией и обстрелами наблюдательных постов.

Разговор прервал первый лейтенант Сигаль. Офицер роты военной полиции доложил, что девять солдат арестованы по приказу капитана Бользена. Все помещены на гауптвахту.

— Тащи их сюда! — Майор потер руки. — Лейтенант, у нас карцер есть?

— Нет. Есть тюрьма в Анкоридже.

— Как думаешь, из-за чего подрались? — вопрос Рихарду. — Неужели местную индианку не поделили?

— Боюсь все хуже, — нахмурился ротный.

Не ошибся, все действительно оказалось хуже. Пятеро солдат пехотной роты Бользена выходцы из России и Канады. Сцепились с четырьмя поляками из второй роты. Началось с того, что кто-то вспомнил, как его дедушка пахал на дедушке сослуживца и любил его бабушку. Слово за слово, в ход пошли кулаки и солдатские ремни.

Драчуны предстали перед командованием в виде героическом: заплывшие рожи, синяки, разорванная форма, ссадины. Держались парни хорошо, оправдываться, юлить не пытались, молча бросали друг на друга злобные взгляды. Разбор полетов прошел быстро. Картина ясна. Девять красавцев перед глазами.

— Так, Сидорчук, Непейвода, Бунчук, Семенов, Шустерман, — Рихард Бользен упер кулаки в бока. — Повторять и грозить не буду. Мне такие солдаты не нужны. Если еще раз такое увижу, молча передам всех дивизионной контрразведке как царских диверсантов. Безопасникам расскажете, как и за сколько серебряников подрываете моральное состояние личного состава и разжигаете рознь. Все понятно?

Молчание. Люди потупили очи. Дэн Семенов тяжело вздохнул и повел плечами.

— Трое суток ареста. Неделя без фронтовых доплат, — последнее больнее всего. С момента высадки в Анкоридже часть считалась в действующей армии.

— От меня лично еще трое суток, — изрек майор, сложив руки на груди. — Всем по шесть суток ареста. Всем десять дней без доплат. Лейтенант Сигаль, вы можете найти им одну большую камеру?

— Найду. Совместные приключения сглаживают разногласия.

— Рядовой Гатауллин, — майор остановил высокого статного парня из второй роты с наливающимся синяком под глазом. — Ты то какого черта влез в драку? Ты же не поляк!

— Сэр, я украинец, а они хохлы. Мои предки со времен Витовта за Польшу воевали. Род от сарматов ведем. Не как эти гречкосеи, рагули.

— В последний раз. Ты воюешь за Америку, Польшу защищаешь от русских, а не от хохлов. Понял?

— Так точно. Только, сэр, разрешите? Хохлы это и есть русские, только дикие.

— Я не различаю, рядовой. Восемь суток ареста.

После того как арестантов, вывели, майор Стинг задумчиво смотрел им в след.

— Рихард, у вас в интербригадах такое же творилось?

— Нет. Люди были другие.

— Все люди одинаковы. Дерьмо. Особенно те, кто не смог найти себя в жизни.

— У нас изначально накачивали на тему интернационализма и за все прогрессивное человечество против фашистов. Отбор соответствующий, случайные не попадали, — Рихард опустился на стул и забросил ногу на ногу.

— Фашистов мы перед собой не увидим, итальянцы только у нас в дивизии, а вот насчет межнациональных предрассудков стоит этувосточно-европейскую шваль вздрючить.

— Только Блейду не поручай. Он дурак, — пассаж о «восточно-европейской швали» Рихард пропустил мимо ушей.

— Другого у меня нет. Кто в интербригадах занимался идеологией, накачкой и правил мозги солдатам?

— Комиссар. Второй человек после командира. Их специально отбирали и готовили, — основное Рихард опустил.

Ему вообще не хотелось слишком подробно рассказывать об опыте интербригад. Эд хороший человек. Правильный комбат, но он не наш. Ему не нужно лишнего. Достаточно того, что воюет на нашей стороне.

— Как у нас в Гражданскую. Капелланы комиссару помогали?

— У нас не было капелланов. Все атеисты.

Комбат тихо присвистнул.

Приключение, история с озабоченными национальными атавизмами земляками быстро ушла в прошлое. Уже этим вечером Рихарда Бользена заботили совсем другие вещи. На сегодня в Анкоридже из всей дивизии наличествуют полтора полка. Вся техника, артиллерия, тылы, саперы, связисты застряли в Ванкувере.

Как потихоньку сообщил своим ротным майор Стинг, о выбивании русских с Кадьяка речь уже не шла. Это все отдаленная перспектива, сил на то нет, и флот пока не готов. Проскочить мимо крейсерских патрулей, наверное, можно, но нужно чертово везение. В штабах, конечно ребята гениальные, но и они на такой приказ не способны.

Так что тылы потащат через Канаду тропой славных золотоискателей, да через пару портов на побережье. Последние мало того, что вообще не оборудованы, так еще связаны с цивилизацией узкими грунтовками. Животрепещущий вопрос снабжения и подкреплений. Интересный вопрос. Анкоридж расположился в глубине залива, вокруг скалы и тайга. Очень удобная позиция для обороны, но снабжение раньше шло только морем.

— Нам остается только ждать и надеяться, что ближайшие два месяца в бой нас не бросят. Кстати, есть хорошие новости, -изрек комбат. — Парни из бомбардировочного авиакрыла уверены, что утопили русский линкор.

— Эд, кого именно?

— Черт его знает, на палубе не написано. Летчики клянутся, что он горел и тонул.

Новость хорошая, но Рихард особо ей не верил. Нигде так не врут как на охоте, на войне и о своих подвигах с женщинами.

— А теперь плохая новость, — Эд Стинг постучал пальцами по столу. — Полк снимают с места. Занимаем укрепления на десантоопасном направлении.

— Укрепления хоть есть? — полюбопытствовал Удо Штайер.

— Это мы и выясним. Большая часть нашей техники потерялась. Готовим людей к пешему маршу.

Ответом послужил дружный стон. Почему-то среди добровольцев оказался переизбыток мужчин среднего и старшего возраста. Среди офицеров особенно. Нет. Это даже хорошо. Люди серьезные, но большие нагрузки уже не для них. Марш-броски с полной выкладкой тоже.

Два дня после известного разговора ничего не происходило. Жизнь вошла в колею. Не на долго. В одно прекрасное утро Рихарда разбудил гул моторов. Выскочив из палатки в одном исподнем, капитан чуть было не столкнулся с сержантом Гансом Мюллером.

— Налет?

— Посмотрите, — сержант повернулся и вытянул руку.

— Дерьмо!

Над горами шли многомоторные самолеты. Много. Почему-то Рихард сразу понял, что это не наши. Пятое чувство редко обманывало, и еще ни разу фатально. Взвыла сирена. Лагерь сразу превратился в разворошенный муравейник. Люди выскакивали из палаток и бежали на плац.

Рихард побледнел. Он очень хорошо себе представил, что сейчас будет. Набрал полную грудь воздуха и заорал:

— В рассыпную!!! Воздушная тревога!

Сам заскочил в палатку, схватил штаны, куртку и кобуру с револьвером. Все на автомате, на впитавшихся в плоть и кровь рефлексах. Счет на минуты. Схватить и нестись галопом к ближайшему укрытию.

Самолеты приближаются. Погода великолепная, солнечная. Небо ясное. В воздухе весной пахнет. Земля холодная, лужи за ночь замерзли, снег больно царапает кожу. Рихарда бросает в жар. Сердце колотится как бешенное. Из ровика за палатками капитан не отрываясь смотрит на машины в небе.

— Сэр, это русские, — рядом падает сержант Мюллер.

— Приходилось встречаться?

— Да. В Англии.

— Добровольческие части, или ополчение?

— Ополчение, сэр. Выжил на Корнуолле.

Рихард только покачал головой. По его данным мало кому удалось вырваться из той кровавой каши. После прорыва русских танковых армий, весь фланг прикрывавший Южную Англию, попал в «котел».

— Наш полк отступил к Уэльсу. Повезло, наверное, — Мюллер никогда раньше не делился своим прошлым.

Нормальный сержант, молчаливый, не слишком компанейский, сторонившийся шумных компаний. Опыт службы у него был, Ганса сразу поставили взводным сержантом. Значит, кадровики сочли достойным. Сейчас из человека перло, текло как на исповеди.

— Смотри!

Навстречу бомбардировщикам поднимались истребители. Две тройки лезли на высоту. Не успеют — пришло понимание. В отдалении бухнуло. Резкий громкий звук. Затем еще и еще. Прямо по курсу самолетов вспухло грязное облачко. Правее и ниже расплылись три серые кляксы. Строй бомбардировщиков развалился. Фланговые звенья отвалили, кто-то снизился, а другие наоборот решили забраться еще выше.

С небес доносился гул моторов. Тяжелый монотонный, давящий на психику звук. Словно многоглавое чудовище ворчит.

В канаву улеглись еще трое солдат. Двое успели одеться, даже не забыли каски, в руках «Спрингфилды». Третий с оружием, в каске, но голый по пояс. Мюллер кинул парню шинель.

— Спасибо, сэр.

— Если выживем, три наряда на кухне, — бросил сержант.

Зенитчики вели частый огонь. Бомбардировщики, явно не собирались переть на пролом. Наткнувшись на огненную, стену, летчики меняли высоту и курс.

— На тебе! Горит!

За бомбардировщиком тянется дымный хвост. Минута и от машины отделяются черные капли. Целая дюжина. Вот уже второй русский отворачивает с боевого курса и сбрасывает груз. Подранки сбивают пламя скольжением и ложатся на обратный курс.

Остальные спокойно прут к цели. Сначала один, затем второй, потом третий и так далее открывают бомболюки.

— Ложись! — Рихард падает на дно канавы. Под брюки забивается снег, обжигает холодом. К черту.

Капитан слишком хорошо знает, что сейчас будет. Не поймешь ведь, над кем они сбросили бомбы. Сыпанули с большой высоты, разброс должен быть серьезный. Все это молнией пронеслось в голове, пока Рихард вжимался в мерзлый грунт.

Бухнуло неожиданно. Земля подпрыгнула. Удар. Грохот. Протяжный свист. Опять удар и взрыв. На спину падает что-то теплое. В нос бьет запах дерьма. Земля под человеком ходит ходуном, шорох осыпающегося снега, далекие вопли, крики.

Опять приближается гул. Мощные моторы в небесах, пропеллеры рвут воздух. Звук накатывает, усиливается и медленно удаляется.

— Живой? Слазь.

— Извините, сэр, — сдавленно бормочет солдат.

— Не за что извиняться. Ты меня телом от осколков закрыл.

Рихард не стал уточнять, что осколок тяжелой фугаски пробивает стену дома и броню танка. Человеческое тело рваный кусок железа пройдет и не заметит.

Дышать стало легче. Капитал перевернулся на бок и подтолкнул ногой в задницу солдата. Тот не обиделся, наоборот протянул руку.

В небе шел бой. Истребители со всех сторон атаковали бомбардировщиков. Русские после сброса бомб и выхода из зоны зенитного огня опять сбили строй. Перехватчики вились рядом как собаки вокруг кабана. Со всех ракурсов их встречали короткие очереди из нескольких точек разом.

Два «Острога» вывалились на нижний горизонт и упрямо тянули на трех моторах. В ближайший бомбардировщик вцепились два «Уорхока».

Только что пережившие бомбежку солдаты во все глаза смотрели на бой. Рядом с Рихардом, смуглый маленький мексиканец подпрыгивал и грозил в небо кулаком. С губ солдата срывались божба и проклятья на испанском. Бользен за свою жизнь успел побывать в солнечной Испании, язык хоть и подзабыл, он отдельные эмоциональные яркие конструкции приводили его в восторг.

Вот истребитель удачно зашел бомбардировщику в хвост, довернул машину прицеливаясь. От мотора и кабины перехватчика брызнули осколки. Самолет как будто наткнулся на невидимую стену, мотор вспыхнул, машина перевернулась через крыло и закувыркалась к земле. Над лагерем пронесся многоголосый вздох.

Тем временем второй «Уорхок» на полной скорости с пикирования проскочил сквозь огонь русский «летающей крепости» на встречных курсах. Считанные секунды. Истребитель опять пошел на вертикаль, бомбардировщик за его хвостом задымил сильнее. Еще одна атака. Видно, у русского не действует половина огневых точек. Вот теперь на нем поставили последнюю жирную точку. Самолет клюнул носом, на крыле пляшет пламя. Из люков вываливаются маленькие человечки.

— Добили.

В небе раскрываются четыре белых купола. Тем временем строй бомбардировщиков уже ушел за длинный узкий рукав залива, они рвут пропеллерами воздух над первозданными горными пиками и нехожеными долинами на юго-востоке. В небе покачиваются еще два парашюта, два истребителя ушли в последнее пике.

Глава 7 Гваделупа

12 мая 1942. Иван Дмитриевич.

— Ваше благородие, цемент заканчивается, — самое первое что услышал Иван Дмитриевич на позиции тяжелой зенитной батареи.

— Сколько ещё нужно? Заявку подготовил?

— Три тонны. Вот заявка, — унтер Воронин протянул типографский бланк.

Капитан Никифоров не глядя бросил бумажку в сумку.

— Должно было хватить. Куда дели?

— Дополнительные перекрытия над блиндажами, траншеи наблюдателей, отмостки. Помните, ваше благородие, вы распорядились сместить на двадцать шагов пост управления огнем? Мы брустверы усиливаем.

— Хорошо. Арматура, балки, сетка есть? С лесом порядок?

— Пока хватает. Бетономешалку отремонтировали. Электрика перегорела, исправили, мотор перемотали. Доски сами пилим.

Пока взводный унтер-офицер докладывал, капитан Никифоров шел по стройке. Антип Воронин держался на шаг позади, при этом не сбивался с шага, успевал затормозить, когда помощник комбата вдруг резко останавливался.

Дело спорилось. Сразу видно, порядок есть, все аккуратно сложено, арматура под ногами не валяется, дорожки расчищены, даже ограждение местами поставили.

Людей на строительство батареи нагнали много. Вместе с саперами трудились сами зенитчики и пехота. Никто не отлынивал. На специальной площадке люди лопатами выгружали песок из кузова машины, чуть дальше вязали арматуру, работали автомобильные краны, молотил дизель-генератор. Из-за покатых перекрытий блиндажей доносился визг пилорамы.

— Это что? — палец капитана показывал на выложенные прямо на земле рядком унитары.

Никифоров остановился и упер тяжелый взгляд во взводного унтер-офицера. Метрах в десяти солдаты на каменной площадке разворачивали тяжелый четырехдюймовый полуавтомат. Тут же полуголый бойцы сооружали стенку из камня на растворе. И прямо на земле снаряды валяются.

— Не успели убрать в ровики. Виноват. Срочно просили машину отпустить.

— Антип, ставь людей, — злобно прошипел Никифоров.

Капитан враз потерял интерес к нарушению, повернулся к каменщикам уперев руки в боки. Работа шла как положено. Двое саперов укладывали колотый булыжник в стенку, солдаты тут же мешали и подавали раствор на лопатах и в бадьях, ставили опалубку где нужно, подносили материал.

— Обваловку не забыли?

— Никак нет. Два дня выдержим чтоб раствор прочность набрал и засыплем.

— Времени нет. Сутки. На портландцементе замешиваете? Прочность наберет, ничего с ним под грунтом не случится.

— Витя, бегом сюда! — унтер махнул загорелому как негр саперу в соломенной шляпе и выгоревших заляпанных раствором штанах. — Дуй на вторую позицию, снимай четверых землекопов и галопом переносите это под навес.

— В ровики, я сказал, — насупился капитан.

— Под навесом у нас арсенал. Канавы, они же и есть ровики, рядом цистерна с водой. Все как положено.

Иван Дмитриевич кивнул. Работа ему нравилась. Последние месяцы батальон занимался именно тем, что инженер Никифоров любил, чем зарабатывал себе на хлеб, к чему стремился всю жизнь. Он строил, творил, создавал. Пусть не школы и заводы, но тоже хорошо. Работа из той категории, что жизнь спасает.

На Гваделупу каждый день приходили транспорты с людьми и грузами. Саперы и солдаты обустраивали лагеря, позиции артиллерии, строили и расширяли аэродромы, склады, разворачивали госпитали, прокладывали дороги. Остров насыщался войсками и зенитными батареями.

Последнее горькая необходимость. Янки тоже не строили из себя овечек на заклание. Над и вокруг островов шло непрекращающееся сражение. Как его охарактеризовать? Очень кратко — Никифорову хороший знакомый в штабе бригады шепнул: расход зенитных снарядов уже в два раза выше расчетного. Вот и считайте сами.

Накаркал. Рев сирены заставил сначала бросить взгляд на небо, затем унтер-офицер дернул капитана за рукав и потащил к укрытиям.

— Не успели. Опять пожаловали скоты недоношенные, — выходец из простой рабочей семьи добавил многосложную образную фразу, от которой бумага дымится.

Люди на стройплощадке побросали инструмент и разбежались. Зенитчики наоборот бросились к своим орудиям. Считанные минуты, никого лишнего, батарея готовится принять бой.

Иван Дмитриевич, высунувшись из щели, наблюдал как солдаты крутят маховики приводов здоровенной пушки, тонкий длинный ствол поднимается к небу, на подаче снарядов выстроилась цепочка. Все успели надеть каски. Командир орудия с биноклем застыл за бревенчатым укрытием.

Самолеты заходили с севера. Погода солнечная, небо ясное, хорошо видны тройки двухмоторных бомбардировщиков. Словно большие птицы летят с распростертыми крыльями. У каждой в брюхе больше тонны подарков. Наши не зевают. В стороне и выше собачья свалка драка перехватчиков с истребителями сопровождения.

— Чтоб им пусто было, — в сердцах выругался Никифоров.

Противник умеет учиться, чертовы янки ничем не хуже русских. Вон, как только по курсу бомбардировщиков вспухли первые разрывы зенитных гранат, янки четко разорвали строй. Самолеты держат курс, никто не шарахается из стороны в сторону.

Совсем рядом загрохотали пушки. Зенитчики посылали в небо снаряд за снарядом. На командном пункте блестит оптика дальномера, оттуда на огневые по проводам передают градусы и дистанцию. С земли из окопа ничего не поймешь. Вроде снаряды рвутся рядом с самолетами.

Бой над островом быстро смешался к югу. Два бомбардировщика задымили и отвалили в сторону. Остальные прошли чуть правее батареи. Свежая позиция Путиловских четырехдюймовок янки не интересовала. Там дальше у причалов транспорты, на берегу штабеля всевозможных грузов.

— К причалам тянут.

— Повезло нам сегодня, — молвил один из солдат в укрытии.

Следующая группа самолетов вынырнула из-за гор. При виде стремительно приближающихся, идущих со снижением бомбардировщиков в горле встал ком. Никифоров как стоял, так и присел на дно, инстинктивно закрыл голову руками.

— Ложись!!!

На батарее успели среагировать. Минимум две зенитки повернули стволы навстречу новой угрозе и открыли огонь. Увы, слишком мало времени. Янки успели первыми.

Свист, гул моторов, над головой проносится тень, затем противный звук падающих бомб. Иван Дмитриевич вжался в дно окопа. Страха не было, просто не успел. Не до того. Только злость на янки, да ещё горечь сожаления, что не бросил на строительство батареи дополнительный взвод.

Землю, камень под человеком ощутимо тряхнуло. Грохот взрывов слился в низкий рокот. По спине больно ударили камушки. Рядом кто-то громко выматерился. Слышен скрежет металла, какой-то скрип.

Зенитки смолкли, самолеты ушли, Никифоров поднялся и выглянул из окопа. За считанные минуты янки наворотили дел. Каменная стенка, над которой только совсем недавно работали сапёры, разлетелась по камешкам. Зенитка скособочена, одна из опорных лап нелепо висит в воздухе. Укрытие командира орудия чудом сдержало удар. Сам прапорщик сидит на земле, сжимает голову руками.

— Матерь божья! — глаза капитана расширились.

Он резво перепрыгнул бруствер и побежал к распростертому на земле человеку. На бегу вскрыл перевязочный пакет из аптечки. Следом к позиции бежали саперы и солдаты.

— Работаем дальше, — через полчаса после налета Иван Дмитриевич выслушивал доклады своих унтеров и ефрейторов.

Чертовы янки удачно накрыли позицию, если бы не укрытия, брустверы, стенки, все могло быть куда хуже. Раненных увезли. В роще под горой копали две могилы. В целом, все могло быть гораздо хуже. Попади бомба на два десятка шагов дальше, и пиши ворох извещений под копирку.

Капитан Никифоров пихнул ногой унитар со свежей вмятиной на гильзе. Это уже только на свалку, стрелять таким нельзя. Рядом еще один такой валяется, сверкает ободранным металлом на корпусе снаряда.

Люди ко всему привыкают. К смерти тоже. Только что дрожали в укрытиях и стиснув зубы палили по врагу, сейчас переключились на привычную работу. Поврежденную зенитку выправляли автомобильным краном. Под покалеченную опору ставили прокладку из бревен.

По словам командовавшего батареей поручика, стрелять пушка может. Механизмы и приборы уцелели. Остальное можно отремонтировать, когда время будет и ремонтники приедут.

Все могло быть хуже — неделю назад первая рота Кексгольмского батальона потеряла троих парней, еще двое в госпитале. От налета, вестимо. А до этого еще были потери.

— Цемент пришлете? — напомнил унтер.

— Пришлю. У тебя четверть часа чтоб собрать все заявки.

— Сей секунд, — Воронин четко развернулся как на плацу и рванул во весь опор к блиндажу саперов.

Одним сюрпризом этот день не ограничился. На объекте второй роты саперы ходили кругами вокруг плюхнувшегося аккурат на крышу бункера склада боеприпасов бомбардировщика. Штабс-капитан Аристов одновременно ругался на чем свет стоит и матерно радовался сказочному везению. Первое из-за того, что самолет надо разминировать и утаскивать, а перекрытие бункера усиливать. Со вторым тоже все ясно.

Сия беда компенсировалась фантастическим благоволением фортуны. Штурман самолета перед своей смертью не успел сбросить бомбы после того как пули и снаряды истребителей разбили оба мотора и проредили экипаж. Летчик умудрился мастерски посадить машину на показавшийся ему ровным участок долины, не его вина, что под дерном, маскировочными сетками и крашеной фанерой все перекопано на два уровня вниз.

Посадка жесткая, очевидцы рассказывали, самолет буквально шмякнуло и крутануло. Однако, бензобаки при ударе уцелели, а бомбы не взорвались. Вовремя сориентировавшиеся саперы залили самолет пеной из огнетушителей, вытащили из кабины летчика и воздушного стрелка. Пикантности моменту добавлял тот факт, что под самолетом и полутора метрами накатов с каменной наброской лежат несколько тонн унитаров среднего калибра вместе со снарядами и зарядами к шестидюймовым гаубицам.

Летчик и стрелок сидели под деревом в сотне метров от места крушения. Судя по их вытянутым перекошенным лицам, до парней дошло, куда они умудрились влететь. Летчик в рубашке родился, ни царапины. Стрелок же баюкал перетянутую бинтами руку.

Все очень весело, хоть плачь. Так что ротный заметил начальство только когда сам Никифоров хлопнул штабс-капитана по плечу.

— Все живы? Ну и слава Богу.

— В бомбах взрыватели, — раздражённо бросил Аристов. — Извините, Иван Дмитриевич.

— Паршиво. Но если не грохнуло, то может еще обойдётся. У тебя специалисты есть?

— Селиванов. С ним целый взвод взрывников.

— Ну и ладненько. Андрей Иванович, пусть Селиванов и командует, а мы с тобой отойдем подальше от греха. Людей тоже отзови.

Взрывники работали в двух милях от арсеналов, снимали американские заграждения на пляже. Впрочем, старший унтер-офицер явился сам, словно почуял, что без него не обойдется.

— Давайте не высовываться, — Никифоров первым последовал своему совету, устраиваясь на дне окопа.

Территория словно вымерла. Дороги ротный перегородил своими грузовиками. Для случайных полных микроцефалов и диких детей природы выставил дополнительные посты. Всех лишних разогнал по укрытиям. Солдат охраны это тоже касалось. Впрочем, именно эти парни как раз под ногами не путались. Стоило прокатиться слуху что в самолете бомбы, сами оттянулись на внешний периметр и засели в окопах и щелях. Можно что угодно говорить про секретность, но люди хорошо знали, что охраняют.

Самолет сел на брюхо, створки бомболюка закрыты. Скорее всего деформированы, замки заклинены. Снаружи не подобраться. Благо вспомнили о летчиках. Командира экипажа особо и не спрашивали. Его поставили перед выбором: или вас обоих аккуратно усаживают под самолетом пока наши рискуют, либо помогаете попасть в бомбоотсек и показываете, как все работает. К чести американца, от шока он отошел, человеком оказался разумным.

— Ваше благородие, я по-американски и пяти слов не знаю, — замялся старший унтер.

— Значит, я иду с вами.

— Иван Дмитриевич, позвольте мне, — с этими словами поручик Мизерницкий снял с плеча штурмовой карабин. — Простите, но мне приходилось работать с разоружением боеприпасов.

— Добро, Станислав Мстиславович. Ни пуха, ни пера.

— К черту! Помилуй меня, Господи, — поручик размашисто перекрестился.

После того как саперы ушли к самолету, Никифоров повернулся к ротному.

— Андрей Иванович, всех участников в рапорт. Пишите представление на кресты.

Спасибо истребителям, в борту «Митчелла» зияла огромная дырень. Первым в фюзеляж проник Адам Селиванов, за ним американец, Мизерницкий, последними двое рядовых с инструментами.

Тишина. Люди в укрытиях вслушивались, пытались угадать что там происходит. Никифоров так молча молился. Больше ничем помочь своим людям не мог. Только ждать и не мешать.

Время идет. Пять минут. Десять. Секунды тянутся как резиновые. Внутри все напряжено как струна. Хуже всего так сидеть и ждать. Ждать и надеяться, что люди все сделают как надо, ничего там не зацепится, никакой пиропатрон не сработает.

Сидевший в укрытии с офицерами молодой парень полез наружу, не утерпел юный организм.

— Сидеть! — Аристов, не сходя с места, протянул руку и резко сдернул человека за ногу.

— Простите, господин штабс-капитан, — солдат опустил взгляд в землю.

— Сиди и не дергайся без приказа. Еще раз такое увижу, из нарядов не вылезешь.

Наконец, раздался громкий голос Мизерницкого.

— Все! Разбирайте и утаскивайте!

Никифоров и Аристовым одновременно выскочили из окопа. Мизерницкий красовался на крыле самолета. Старший унтер Селиванов вытирал пот со лба стоя в люке машины. В руке у сапёра связка с детонаторами.

— Задание выполнено, ваше благородие, — Селиванов вытянулся перед заместителем комбата. — В бомбоотсеке четыре фугасных боеприпаса. Взрыватели выкрутили. Резьба целая. Внешних повреждений нет. При разминировании отличился рядовой сапер Пахомов.

— Молодец, Адам Макарович. Больше ничего опасного не заметили?

— Никак нет, — старый заслуженный унтер опустил обязательный ответ на похвалу офицера. — Бомбы на подвесках. Снять можно, только рычаг потянуть, только вытаскивать из самолета тяжело будет. Даже если обшивку снимем, кран не подгонишь, крылья мешают.

— Хорошо. Целиком эту дуру с места сдерните?

— Трактор нужен или танк. Грузовиками волоком можем не утащить.

— Господа, сами решайте кто к танкистам, — Никифоров повернулся к офицерам.

Затем капитан пожал руки унтеру и его людям.

— И ты молодец, Станислав Мстиславович. Американец пригодился?

— Помог, подсказал как в бомболюк из фюзеляжа пролезть. Не дурак, так сказать.

Взрывоопасный груз разминирован. Теперь залитые тротилом бомбы не опаснее чугунных болванок. Ротный полез в самолет с обыском, по его словам, с надеждой найти какие-либо бумаги или карты. В первую очередь штабс-капитана интересовала штурманская кабина. Сам штурман, увы, до сих пор там и пребывал. Убит еще в небе.

Поручик Мизерницкий со своими саперами пытался отделить крылья с двигателями. Должны же быть винты и фиксаторы. Все видели, как самолеты с отсоединенными крыльями перевозят. Свободных людей фельдфебель Генералов повел на работу. День не закончился, урок не выполнен.

Никифоров пошел к своей машине. Время до ужина есть, батальон раскидан на половину острова, всех надо проведать, посмотреть, проинспектировать. И заявки в планшете копятся. Отдельная работа, ночью при свете лампа разбирать, гонять интендантов, ругаться из-за каждого мешка цемента и каравана леса.

— Ну бывайте, Евгений Николаевич, — капитан протянул руку сопровождавшему его подпоручику Шперлингу. — Эх и нападало самолётов на наш остров. Неприятное приключение вашей роте выпало

— Хорошо, что не бомбы, — офицер пожал плечами. — Знаете, Иван Дмитриевич, на той стороне не лучше. У меня брат в авиации. Пишет, постоянно на Панаму летают. Не только наши русские, с германцами и англичанами посменно работают.

— Тяжело?

— Очень. Зенитка на зенитке. Перехватчиков уже мало, но все равно, не бывает вылетов без потерь. Я вот смотрю на наших зенитчиков, и вспоминаю брата.

— Хоть с союзниками работают, — Никифоров не знал, что и сказать. Любые слова казались глупыми, наивными, или излишне пафосными.

— Все равно, цель тяжелая. Когда это все закончится, Иван Дмитриевич?

— Не знаю. Наверное, как до Флориды и Мексики дойдем, так легче будет.

— Хорошо бы. Очень хочется надеяться.

Глава 8 Атлантика

23 мая 1942 Кирилл.

— Кирилл, ты везучий человек, — громко провозгласил фельдфебель Марченко. — В отряде любят. Плечи офицерскими погонами обросли. Орден обмывали. Сестру нашел.

При этих словах собравшаяся во дворике Крюковых казарм компания притихла. Сам поручик Никифоров спокойно созерцал кусочек неба над головой. К несколько бесцеремонной манере Антона Марченко все давно привыкли.

— Поручик, держите себя в руках! — Арсений Ворожейкин сделал серьезное лицо. — Вас позавчера на Сенатской площади видели. Доложите по уставу: когда свадьба?

— Ты лучше скажи, друг поручик, когда «Выборг» в море уходит?

Над двориком пронесся громкий вздох.

— Вот тебе и ответ, — продолжил Кирилл. — Какая может быть свадьба, если я не знаю, вернемся ли в этом году домой?

— Извини, Кирилл Алексеевич, если задел. Действительно видели тебя с барышней. Завидую, если честно. По-хорошему завидую.

— Дурацкая шутка, господа, — тряхнул головой поручик Сергей Оболенский. — И вообще, забываете, что по Морскому министерству проходим. Офицер званием ниже капитан-лейтенанта или штабс-капитана жениться может только с разрешения командования. Правила знать надо. Унтерам легче, рапорт писать не нужно.

Кирилл бросил на Оболенского короткий взгляд, кивнул ресницами благодаря за своевременное вмешательство. О свадьбе он не думал, хотя был уверен на все сто, предложение сделает. Есть только один маленький вопросец. Вру, не маленький и не один. Не время в общем.

В казарме банально скучно. Полковник Черепов со своими комэсками намеренно дал слабину, чтоб люди отдохнули, на какое-то время забыли ужасы войны. Увы, даже отдыха бывает много. Нельзя бесконечно спать, читать, работать с тренажерами и штангами, трепаться в курилке. Спасали увольнения. Пройтись по улицам в отутюженной форме с нашивками и крестами, свернуть на форсаже в ресторан, поглазеть на барышень, а то и найти повод для знакомства — как мало надо человеку. После таких вылазок летчики и техники возвращались посвежевшими, с огоньком в глазах. Разговоры крутились вокруг известной со времен Адама темы.

О посещениях известных злачных заведений с доступными барышнями тоже трепались. Когда еще грешить как не в молодости? Денежное содержание, накопившиеся боевые и премиальные позволяли гусарствовать.

Поздно вечером через два дня после разговора с намеками Кирилл вернулся в казарму из очередного увольнения. За бесконечный весенний день он успел почти все. С утра поехал на метро в Сосновку. Не забыл заскочить в лавку за набором конфет. Большая коробка с шоколадными и марципановыми шедеврами обошлась в круглую сумму, но оно того стоило. Украшенная фольгой и цветной бумагой, со штампованными фигурками коробка скрывала целое богатство.

— Молодежь, это на всех! — провозгласил молодой Никифоров водружая подарок на стол.

Первой к конфетам потянулись близнецы Евстафий и Валя.

— Ой! Дядя Кирилл! — девочка восхищенно глядела на шоколадный самолет.

— Брат, ты с таким летает? — глаза Юли широко раскрылись.

За последние дни девочка полностью акклиматизировалась. Как тихонько шепнула тетя Лена, на ребенка повлияло появление родного взрослого брата. Родная кровь творит чудеса. Юля уже не стеснялась, с радостью и задором участвовала в играх с кузенами, сама просила взрослых почитать книжку.

После обеда встреча с Ингой. На этот раз Кирилл ждал девушку в Александровском саду у фонтана в створе с Вознесенским проспектом.

— Спасибо! — девушка чуть не задохнулась от восторга принимая огромный букет нежно-розовых роз.

— Это тебе. Оттеняет твою красоту.

— Кирилл, ты знаешь, что неприлично дарить красные розы девушкам?

— Розовые можно, — тихим голосом.

Кирилл взял девичью руку и нежно коснулся губами. Поднял голову и замер. Столько чувства в этих синих глазищах! Сердце стучит, как перед взлетом. Ноздри расширяются, уловив аромат духов.

— Инга, я боюсь это сказать. Не имею права обещать, — глубокий вздох. — Боюсь посеять надежду.

— Ну, Кирилл.

— Инга, милая Инга, прошу тебя, дождись пока не закончится война.

— Глупый мой мальчик, — девушка провела пальчиками по щеке мужчины. — Я жду. Буду ждать.

— Я люблю тебя, Инга.

Этот вечер. Эта девушка с выбивающимися из-под шляпки рыжими локонами. Это чудо с букетом цветов намертво впечаталось в память. Увы, поцеловать в губы Кирилл так и не осмелился, хотя раньше, в той же Норвегии вел себя куда смелее.

Эта встреча оказалась последней. На утреннем построении всех предупредили — увольнения отменяются. Летчиков организованно вывезли на военный аэродром под Гатчиной. Учебные полеты. Машины чужие, но чтоб вспомнить навыки, заново почувствовать небо вокруг себя, слиться с мощной стремительной машиной достаточно.

Вечером общий сбор. Вещи с собой. У ворот ждали автобусы. «Выборг» собирал своих людей. Из труб авианосца вырывался дымок, на палубе горели огни. Поздно ночью корабль покинул гавань, у Кронштадта к нему присоединились эсминцы.

Сражение за Наветренные острова дорого встало европейцам. Всю зиму над ремонтными заводами играли сполохи сварки, гудели краны, тысячи мастеровых латали стальных гигантов. Постепенно, отдельными отрядами и бригадами корабли уходили за Атлантику. Война не закончилась. Противник тоже воспользовался передышкой, накопил силы, укрепился на позициях.

Нет, одним Карибским бассейном дело не ограничивалось, горел весь мир, огнем полыхали все океаны. Старый Свет боролся с Новым Светом.

После прохождения Кильского канала к «Выборгу» присоединился крейсер «Баян». Корабли приняли топливо и вместе с эскортными эсминцами взяли курс на вест. Их путь лежал через пахнущие дымом и кровью воды Фарер. Война укатилась на запад, но до сих пор казалось гребни волн окрашены красным.

Если закрыть глаза, перед тобой как в живую предстает идущий в огне «Бисмарк», над водой гремят залпы, гудят турбины, на стеньгах полощутся обгорелые флаги. Чуточку поворачиваешь голову, перед внутренним взором заваливающийся на борт «Двенадцать апостолов». Вздрагиваешь от вида выплескивающихся из лифтов языков пламени.

Багровое закатное солнце погружается в волны. На баке от принизывающего ветра не укрыться, он проникает за фальшборт, задувает в гнезда зенитных автоматов, крадет тепло у людей. Поручик Никифоров поежился и застегнул замок теплой летной куртки. Прохладно, но спускаться вниз не хочется. В каюте воздух не тот. Нет соленых брызг, свиста ветра, потрясающего закатного солнца.

Вон справа от авианосца режет волны «Баян». Океанский красавец! Крейсер невольно притягивает взгляд. Умеют же люди строить корабли! Одновременно стремительный и внушительный, воплощенная в сталь концепция морской силы. Три башни по-походному развернуты в диаметральной плоскости. Невысокая надстройка. Наклоненные трубы и мачты, атлантический форштевень подчеркивают образ неутомимого океанского волка, неумолимой машины смерти.

— Куда нас поручик к черту понесло? — на бак поднялись Сафонов и Тихомиров.

— Сам как думаешь, штабс-капитан?

— Похоже океанский патруль, охота на крейсера. Да мало ли что наше любимое командование придумает.

— Скучаешь по дому? — Сергей Тихомиров присел на кнехт. — Я тоже. Спасибо полковнику за отпуск, повидал весну в горах.

— Альпийские луга?

— Нет. У нас красивее. Цветущие сады. Борис, ты же тоже в отпуске был? Расскажи, как в Туле самовары и винтовки делают.

— У нас, господа, все делают, — взгляд комэска приобрел мечтательное выражение. — А какие у нас девушки!

Через два дня с палубы «Выборга» люди увидели ледники и скалы Гренландии. Навстречу попались корабли патруля. Высоко в небе прошла летающая лодка. Погребенный под ледяным панцирем километровой толщины остров оказался очень даже обитаемым. В шхерах корабли пополнили запасы топлива с транспортов. Ни дня задержки. Берег моряки и летчики видели только с палубы.

Снова в море. Только теперь рядом с русскими кораблями идут легкий авианосец «Хаген» под немецким флагом и два крейсера Кригсмарине. В океане к ним присоединились «Громобой» и четыре эсминца. Соединение несет свои винты к Американскому континенту.

Команда на взлет. На палубе молотят винтами воздух истребители и штурмовики. Раннее утро, на горизонте брезжит солнечная полоска, по волнам бегут зайчики. Два авианосца рвут волны на полном ходу, поют турбины, трубы отбрасывают дым к воде, над палубой стоит сплошной гул, как в улье. Стальные осы одна за другой срываются с места. Форсаж! Короткий разгон. Под крыльями темные с сине-зеленоватым оттенком волны.

Легкое соединение работает у пролива Кабота. Четыре крейсера удачно вышли на жирный конвой. Сейчас там за линией горизонта гремят орудийные залпы, волны рвут стремительные копья торпед. Пока «Громобой» затаптывает тяжелыми орудиями эскорт, немцы и «Баян» режут транспорты как волки овец.

Морские бомбардировщики спешат принять участие в кровавой потехе. С ними истребительное прикрытие. Все надо сделать очень быстро, потому командование и бросает на чашу весов все свои средства. Первыми в небо с «Выборга» ушли «Сапсаны» штабс-капитана Сафонова. За ними спокойно стартовала бомбардировочная полуэскадрилья.

Задание даже не сопровождение ударных машин, а патрулирование, отсечение всех посторонних. Одновременно с «Хагена» взлетают истребители и бомбардировщики. У немцев на корабле обычная авиагруппа, без перекоса в оборону.

Сегодня истребители на практике отрабатывали схему с разделением обязанностей. Задумка такова — звено летит плотной группой, один летчик ведет штурманскую прокладку, остальные трое делят между собой наблюдение за горизонтом. Идея здравая, однако, после получения задания поручик Никифоров собрал в ангаре своих архаровцев потряс кулаком и потребовал:

— Господа, все вместе защищаем «дюжину», защищаем нашего штурмана. Зеленов! Николай Андрианович, ты наша нить Ариадны. Можешь говорить что угодно, но прокладка и возвращение на палубу на тебе.

Как затем тихо шепнул Антон Марченко, подобные инструктажи дали все остальные командиры звеньев. Математиков в середину строя.

Первые транспорты заметили парни поручика Ворожейкина. Два парохода счастливо проскочили мимо крейсеров и отчаянно дымя уносили винты прочь от ставшего таким негостеприимным пролива. Не повезло немножко. Любой каботажник у берегов Штатов и Канады европейцами воспринимается как законная цель.

Штурмовики довернули на два румба и атаковали сразу без набора высоты. Ребята поручика Ефремова наглядно продемонстрировали, что в авиаотряд «Выборга» набирали самых лучших. В этот вылет под «Бакланы» подвесили по три ФАБ-250. Вполне достаточно для небронированной цели.

Два штурмовика атаковали каждый свою цель. Хаотичный огонь из нескольких скорострелок с мостиков летчикам совершенно не мешал. Выход на боевой курс, атака, когда легкие бомбардировщики выходили из пикирования, бомбы уже рвали железо.

— Иду на повторный заход, — доклад на общей волне.

— Есть! Добиваю!

— На палубу возвращаетесь самостоятельно. Ждете остальную группу.

Что там творилось за хвостом, Кирилл уже не видел. За минуты с начала атаки основная группа уже пожрала целые мили расстояния. Только если повернуть голову, на горизонте клубы дыма, да еще правее идет плотная группа самолетов с «Хагена».

— Наблюдаю крейсер. Ведет огонь главным калибром, — звучит доклад Павла Комозина.

Вскоре с высоты открылся вид на морской бой. «Громобой» на полном ходу пенит волны, все три башни работают полными залпами, перед кораблем с большими недолетами встают фонтаны вражеских снарядов. Каких-либо повреждений на крейсере не видно. В ста кабельтовых к норду отползает покалеченный эсминец. Бедолага горит, идет со страшным креном на левый борт, за кормой расстилается радужный маслянистый след.

Еще два эскортных корабля пока держатся, но их часы сочтены. Подойти на дистанцию пуска торпед они уже не могут, а убежать не получается. Тяжелый крейсер вцепился в добычу окровавленными клыками башенных восьмидюймовок. Снаряды ложатся кучно. Кирилл заметил яркую вспышку на кормовой платформе второго американца, через минуту вокруг первого корабля выросли чудовищные белые цветы с огненными прожилками.

Помощь «Громобою» явно не требовалась. Самолеты устремились в погоню за разбегающимися транспортами. Вот тут во всей красе проявилась проблема оперативной связи между союзниками.

Звено поручика Никифорова вышло на большой сидящий по грузовую марку пароход. Американец упрямо шел Ньюфауленду. Немецкие крейсера далеко, у них и без того орудия раскалились, а торпеды расстреляны. Остается надежда на авиацию.

Наши «Бакланы» уже отстрелялись. Возвращаются на палубу. Связаться с немцами не получается. Поручик Никифоров вроде нашел волну, в динамиках характерная немецкая речь. Однако самого командира звена не слышат.

— Атакуем самостоятельно, — Кирилл тряхнул головой.

Азарт охотника. Древний идущий с палеолита, от далеких предков инстинкт. При виде спокойно убегающей жирной добычи кулаки сами сжимаются. Глаза застилает розовый туман.

Четверка «Сапсанов» заходит на сухогруз с кормы. Огромная надстройка растет в перекрестьях прицелов. Дистанция! Залп! Промахнуться по такой цели банально невозможно. Снаряды авиационных пушек огненной метлой сметают все живое с мостиков. Разлетаются на мелкие осколки стекла рубок. Тонкое железо надстроек прошивается насквозь.

Повторный заход. Русские даже не обращают внимание на два пулемета на прожекторной платформе и пушку на баке. Все как учили — огонь по рубкам и надстройкам. «Девятка» Кирилла проносится прямо рядом мачтой, длинная очередь по прячущимся за ограждением людям.

Судно вроде не собирается снижать ход. Русских провожают очереди пулеметов. Хлопает зенитка. Все мимо. Никифоров уводит свое звено на высоту. Азарт первых минут боя прошел. Сейчас поручик внимательно изучает на цель. Похоже обстрел дал результат, над кормой вьется дымок пожара, но судно прет прямо, как кабан. Возможно на руле стоять уже некому, или офицеров нет.

Добить? Да, нечем. Если на армейские истребители подвешивают направляющие для реактивных снарядов, то у «Сапсанов» и этого нет. Не предназначен морской истребитель для штурмовки.

— Командир, сзади справа самолеты, — с тревогой в голосе предупреждает Николай Зеленов.

— Хорошо, — ручку на себя и прибавить газ.

Никифоров инстинктивно уводит звено на вертикаль.

— Отбой! Это наши! То есть немцы!

— Сам вижу. Передаем цель и идем дальше.

Русские самолеты сделали еще круг над сухогрузом, ведущий качнул крыльями, привлекая к себе внимание союзников. На этом все. Остальное зависит от везения команды транспорта и сообразительности союзников. Как оказалось, ветреная красавица Фортуна в этот день отдала свои сердце и улыбку сошедшим со страниц саг и былин героям Северной Европы.

Обратный путь к авианосцу прошел без приключений. Американская базовая авиация благополучно все проспала. А скорее всего на Ньюфауленде и Новой Шотландии не нашлось дальних истребителей и морских бомбардировщиков. Ни одна большая страна не способна прикрыть все свои границы военными базами и боеготовыми авиаполками. Штаты не исключение.

— Неопознанные воздушные цели. Курс чистый вест. Дистанция семьдесят миль, — ожил голос авиарубки.

— Принято. Мы подходим к палубе с норд-веста, — отозвался штабс-капитан Сафонов. — Имеем топливо на тридцать минут. Повторяю, запас тридцать минут.

— Отработайте перехват. Встретить цели. Действовать по обстановке. Поднимаю резервную эскадрилью.

— Господа, все слышали? Занимаем горизонт шесть тысяч.

Кирилл в кабине своего самолета молча кивнул и потянул рычаг на себя. Всегда выгодно занять место на самом верху. В отличие от театра, над морем места в партере самые дешевые, а риск что характерно самый высокий.

Вскоре справа от русской эскадрильи пристроилась четверка «сто девятых» с крестами на крыльях. Еще через пять минут прямо по курсу из облака вышли два больших самолета.

— Запрещаю атаку! — потребовали в эфире. — Это союзники. Просят сопроводить и прикрыть аварийную посадку. Как поняли?

— Палуба, принимаем и сопровождаем бомбардировщики.

Встречные машины растут на глазах. Большие черные самолеты, каждый размахом крыла как две ширины палубы «Выборга». У Кирилла невольно расширились глаза, когда он понял, что самолеты несут по шесть моторов.

Русские и немцы обошли бомбовозы и пристроились с боков и сверху. Небесным гигантам серьезно досталось. У одного два винта зафлюгерованы, медленно вращаются под встречным потоком воздуха, один мотор дымит. В крыльях рваные раны.

За вторым бомбардировщиком тянется жирный дымный след от среднего левого мотора. Машина выглядит страшно. В фюзеляже зияют дыры, штурманская кабина разбита, один элерон оторван, непонятно как машина вообще управляется. Да еще половина стабилизатора оторвана.

Кирилл пристроился сбоку от бомбардировщика и поравнялся с кабиной. Пилотза плексигласом остекления поднял руку в приветственном жесте. Лица за кислородной маской и шлемом не видно. Русский поручик нервно тряхнул головой при виде отметин от снарядов, лохмотьев дюраля на шкуре многомоторного викинга. Летающая громада. Наши стратегические «Остроги» и американские «Летающие крепости» меньше.

Оба немца шли со снижением. Явно поврежденные машины не дотянут до гренландского аэродрома, потому их и перенацелили на легкую эскадру рейдеров. Уже почти у цели из мотора одного бомбардировщика выплеснулись клубы дыма, по крылу побежали языки пламени. Это уже не важно. Раненный богатырь тяжело плюхнулся в море в двух кабельтовых от «Хагена». От удара о волну отломился хвост.

Экипаж споро выбрался на крыло и спустил на воду надувную лодку. Людям хватило считанных минут, пока самолет тонул.

Пилот второго бомбардировщика не стал рисковать. Наоборот он набрал высоту. А затем из люков посыпались маленькие черные фигурки. В небе раскрылись парашюты.

Уже вечером, когда эскадра на полном ходу уносила винты от континента, капитан первого ранга Кожин по громкой внутрикорабельной связи объявил, что этой ночью немецкая тяжелая авиация нанесла удар по Нью-Йорку. Очередной виток мировой бойни. Теперь уже всем стало ясно, за океаном не отсидеться. Имеющий преимущество обязан атаковать. Европейцы сегодня расширили фронт, показали, что могут дотянуться даже через Северную Атлантику.

Этот ясный сигнал очень хорошо поняли в Вашингтоне. Одним из первых решений кабинета Рузвельта стало ускорение работ и привлечение дополнительных ресурсов к атомному проекту. Янки не собирались строить из себя мальчиков для битья. Молодая здоровая нация засучила рукава и примерялась к новой дубине.

Глава 9 Санкт-Петербург

8 июля 1942. Князь Дмитрий.

Сюзерен иногда пугает. Предел его желаниям и устремлениям теряется в бесконечности.

— Дмитрий, мне нужна Швейцария, — сказано таким безапелляционным тоном, как будто требовалось срочно повторить Суворовский поход и взять Цюрих к Яблочному спасу.

— Готовься к поездке, — император показал на толстую папку на краю стола. — Это материалы и наработки.

— Хорошо. Моя задача?

— Переговоры. Моим финансистам и разведкам нужен доступ к истории банковских проводок, доступ к заблокированным санкционным счетам. Нужны вложения швейцарцев в нашу будущую победу. Думаю, сейчас самое лучшее время. У Швейцарии и ее банков самая плохая в истории переговорная позиция.

— Может быть проще позвонить немцам и совместно ввести войска? — лицо князя сохраняло невозмутимое выражение.

Дмитрий отодвинул кресло от стола и закинул ногу на ногу. Нет само поручение его совершенно не удивило, только несколько пугало. Все же, баланс мировой финансовой системы штука тонкая, зиждется всего не нескольких незыблемых камнях. Тайна банковских вкладов и движения средств на счетах в том числе. И даже предположить нельзя, куда все улетит, если сдвинуть одну из опор.

— Самое худшее решение. Но ты можешь использовать это в качестве аргумента.

— Понятно.

— Летишь в качестве туриста. Официально никто переговоров не ведет. Ты частное лицо, отдыхаешь на курортах, между делом встречаешься с нужными людьми. Нет, летишь один, — сюзерен парировал готовый сорваться с уст князя вопрос.

Вместо ответа Дмитрий подошел к столу и взял в руки папку. Тяжелая. На тисненной коже бумажная ленточка с грозным штампом.

— Совершенно верно. Хранить в личном сейфе, читать в одиночестве. Из кабинета не выносить. Извини, Дмитрий, иногда приходится повторять очевидные вещи.

— Так все серьезно?

— Очень. Ты не должен испортить репутацию. Ни мою, ни банкиров.

— Хорошо. С кем веду переговоры? Если не запамятовал, у горных гномов парламентская республика, все решения принимаются коллегиально, президент сменяется каждый год.

— Здесь несколько персоналий. Со всеми тебя познакомят. Не бойся, вламываться с казаками не придется, дипломаты и разведка все организуют.

По поводу секретности император не шутил, до рабочего кабинета в здании МИДа князя сопровождали казаки личного конвоя. Когда князь ближе к вечеру закрыл дверь кабинета, достал папку из сейфа и погрузился в чтение, все стало понятно. Подробнейшие досье на ключевых политиков Страны Шоколада, Механиков и Гномов. Отчеты о деятельности ведущих банков страны. Аналитика по экономике, товарообороту, торговле. Здесь же списки господ и компаний, чью финансовую историю жаждут получить наши спецслужбы.

Император не торопил. Дмитрию дали возможность подготовиться, спокойно передать дела помощникам, как бы невзначай, проболтаться о негаданном отпуске. Как подозревал князь, в это же самое время наши люди в Швейцарии ищут подходы к нужным людям, готовят почву, размягчают оборону перед выходом на сцену главного калибра.

Впервые за многие месяцы князь Дмитрий летел куда-то обычным пассажирским рейсом. Многомоторный лайнер «Небохода» доставил туриста в Мюнхен. А уже из столицы Баварии самолетом авиакомпании «Юнкерса» Дмитрий долетел до Цюриха.

Разумеется, никто князя не встречал. Турист, обычный отдыхающий решивший потратить честно заработанные рубли на альпийских курортах. А что до фамилии, так никого в Швейцарии этим не удивить. В местных кафе и горных шале можно встретить людей куда более известных и влиятельных.

Да, страна гномов и шоколада изменилась. Пансионат близ Лозаны на берегу всемирно известного озера приятно удивил низкими ценами и пустующими апартаментами. Зато персонал обрадовался постояльцу. По некоторым намекам, пансионат переживает не лучшие дни.

Пусть война ушла с европейского континента, но ее дыхание чувствовалось даже в Швейцарии. Слишком много военных. Наметанный глаз замечал новые укрепления, позиции, везде много патрулей, у мостов, переездов, на перевалах и ключевых развилках усиленная охрана. Солдаты службу несут справно, обычной для тыловых гарнизонов расхлябанности не заметно.

Из разговоров с местными князь понял, что страна реально опасается вторжения. Что ж, на переговорах это можно использовать. Акцент на внешней угрозе, это всегда слабость, уязвимость, болевая точка. Впрочем, тоже самое писалось в документах из пачки. После демаршей Штрассера, попытки взять швейцарцев нахрапом, местные ввели в действие план обороны.

Первые три дня князь банально отдыхал, всеми силами поддерживал легенду. За него работали другие люди. Несмотря на мрачные настроения в правительстве, простые люди вокруг оставались такими же, как и раньше. Приятные, отзывчивые, немного себе на уме — почти как большинство нормальных северян. Плюс вокруг великолепнейшая уникальная природа, почти как наши Кавказ или Урал, но более благоустроены.

Дмитрий успел сдружиться с одним интересным господином. Гер Штайнер жил в деревне с еще довоенных времен, явно не под своим настоящим именем, явно промышлял специфическими заработками, однако в общении человеком он был на редкость приятным, каждое утро начинал с моциона по окрестностям, держал свою лодку, за время эмиграции успел свести знакомства с половиной местных. Дмитрий сразу заметил сдержанный интерес гера Штайнера к своей персоне. Что ж, нормальное дело, человек с фамилией Романов в наше дурное время всегда привлекает внимание.

— Он вас пытается вербовать, — спокойным будничным тоном заметил водитель наемного автомобиля.

— Даже не удивлен. В этой стране аномальная концентрация разведчиков, нелегалов, инсургентов, политических мигрантов всех мастей.

— Вы помните кодовые слова?

— Не беспокойтесь, с недавних пор у меня отвратительная привычка не выходить из дома без оружия, — ответствовал князь. Правда именно сегодня он оставил пистолет в гостиничном сейфе. Правила этикета штука серьезная.

Разговор шел по дороге в Берн. Водитель простой местный наемный работник крупного автопарка. «Хорьх» князь заказал по телефону. А водитель вел авто потому что ему же нужно как-то возвращаться в Берн. Разумеется, в машине водитель и пассажир разговаривали на чистом русском.

— Где передать машину? — вопрос прозвучал уже на въезде в город.

— Как вам удобнее. Мне лично без разницы. Управление обычное?

— Да. Привыкнете быстро, — водитель опустил ладонь на рычаг переключения скоростей.

Все оказалось правдой. Машина тяжелая, мощная, но в управлении понятная. Дмитрию хватило трех минут чтоб подстроить зеркала под себя и приноровиться к рычагам и педалям. На часах без двенадцати одиннадцать по-местному. К уличному кафе с видом на реку Аре близ знаменитого собора князь подъехал вовремя. Оставил машину, затем перешел улицу и направился к собору. Здесь в тени старого дерева близ главного входа Дмитрия ждали.

— Добрый день! Большое спасибо, что уделили мне время!

— Добрый день! — высокий мужчина с характерными итальянскими чертами лица широко улыбнулся. — Князь, рад самой возможности разговора с вами.

Мужчина сделал приглашающий жест и повел гостя в церковь. На первом этаже вице-президент республики открыл неприметную дверь и пропустил вперед князя. Внутри оказалось достаточно светло и чисто. Массивный деревянный стол, дубовые скамейки и электрический свет — вполне достаточно для решения вопросов мира. Оба по крайней мере надеялись, что решают именно эти вопросы.

— Ваше высочество, мне доложили, что вы хотите обсудить вопрос тайны вкладов в наших банках, — начал Энрико Челио. — Предупреждаю, маловероятно, что мы договоримся.

— Раз вы согласились на встречу, я уже могу надеяться на позитивный исход разговора. Даже если не договоримся, я запомню этот прекрасный летний день в старинном городе, его тихие мирные улочки и особую атмосферу.

— Буду рад следующей встрече уже после войны.

— А разве между нами война? — Дмитрий возвел очи горе. — Вы выбрали идеальное место для переговоров. Именно здесь и сейчас стоит вспомнить, как Христос выгнал менял из храма.

— Боюсь, вы плохо знаете наших менял и нашу политику. Ни я, ни президент, ни даже большинство в Федеральном собрании не могут заставить граждан конфедерации поступиться своими правами и репутацией.

— Я и не прошу заставлять. Я только хочу, чтоб вы дали нужным людям хороший совет, и вспомнили некоторые заповеди нашего Спасителя.

Князь сплел пальцы перед собой, затем опустил ладони на стол. Жесткая скамья не располагала к расслабленным позам. Собеседник же четко понял все смыслы слова «совет». Репутация дороже денег. У Дмитрия была репутация человека способного дать правильный совет в нужное время. Известные истории с некоторыми политическими деятелями современности, впрочем, до сих пор живыми.

— Давайте честно. Не люблю разводить политес. Сегодня Швейцария со всех сторон окружена территорией наших союзников. Как вы понимаете, любая корреспонденция, любое сообщение, перемещение людей и товаров, любые коммерческие распоряжения проходят только с дружеского благоволения немцев и итальянцев.

Таким образом, роль вашей страны как нейтральной площадки уже многим не интересна. Не с кем встречаться в Швейцарии. Мне известны ваши приготовления к войне, может быть они имеют смысл. Нет, скажу больше, они действительно имеют смысл. Но с другой стороны, если встать на сторону союзников, совсем не обязательно атаковать, достаточно установить режим полной блокады. Гер Челио, вы понимаете куда я клоню?

— Но и в этом случае мы не сдадимся.

— Согласен. Но этого и не нужно. Добавлю, Россия не будет участвовать в каких-либо мероприятиях против вашей страны. У немцев и итальянцев достаточно сил чтоб прогрызть вашу оборону. Это все резервы. На главных фронтах очередная заварушка в Европе не скажется. Вопрос в другом, даже если все ограничится блокадой, как быстро обанкротятся ваши промышленники и банки и насколько серьезно проиграем мы европейцы? Вы же понимаете, ущерб понесут все европейцы. Мы тоже не исключение.

— Интересная постановка вопроса, — вице-президент наклонил голову по-новому оценивая собеседника. — Всеобщий проигрыш? А кто тогда выиграет?

— Точно не мы. Нет серьезной проблемы в захвате вашей страны. Можно спокойно взять под свой контроль финансовую систему. Однако удержание страны потребует постоянных затрат, а золото утечет сквозь пальцы. Без выстроенной системы, устоявшейся репутации и партнеров ничего не работает.

— Наши условия вы знаете. Каковы ваши желания?

— Вам должны были озвучить на предварительных переговорах.

— Да, конечно. Ваше высочество, вы говорите от имени вашего государя?

— Я еще не решил, веду разговор от имени императора Всероссийского, или от лица короля Иерусалимского, либо представляю только себя лично, — Дмитрий улыбнулся собственной незатейливой шутке. Он намеренно отодвинул на задний план вопрос статуса. Это предмет Игры. Каждый образ дает свои преимущества и несет свои уязвимости.

— Хорошо. Третий вариант самый интересный. Я тоже сегодня частное лицо. Простой гражданин Конфедерации, беседующий о погоде с русским туристом.

Дмитрий поддался вперед.

— Я представляю неназываемых людей с четкими официальными статусами и ответственными должностями. Нам нужен негласный доступ к финансовым сведениям, отчёты о движении средств по некоторым счетам, некоторых клиентов. Так же мы хотим накладывать арест на счета некоторых вкладчиков по закрытым судебным решениям. Все тоже самое относится к запросам от Германии и Франции.

— Это решаемо, — Челио утвердительно кивнул. — Все при соблюдении принципа конфиденциальности. При условии встречных шагов неназываемых ответственных лиц в отношении некоторых граждан Конфедерации. Перечень встречных уступок вам передадут. Ваше высочество, меня удивил список ваших союзников.

— Почему Франция?

— Почему не Италия?

— Мой сюзерен уже сегодня думает о послевоенном мире.

Из собора Дмитрий вышел в некоторой задумчивости. Первый раунд прошел успешно. Да, Челио официально ничего не решает, но реально он уже сегодня донесет слова Дмитрия до нужных людей. Ход сделан.

Через два дня уже в пригороде Женевы князь разговаривал с одним неприметным господином. Имя человека широкой публике неизвестно. Большинство обывателей только слышали имена финансовых компаний, в которых уважаемый швейцарец имеет долю. Однако в гостиной одного неприметного дома Дмитрий долго обсуждал пункты с одним из богатейших людей Европы. Богатство ведь выражается не только в деньгах. Управление денежными потоками значит больше, чем простое владение.

— Хорошо, ваше высочество. Дом Романовых получает долю в капитале, розыскные листы с подписью ваших уполномоченных представителей принимаются к исполнению, — швейцарец поправил узел галстука. — Мы получаем доступ к вашему финансовому рынку.

— Не только розыскные листы, но и запросы по финансовым проводкам, точные координаты и счета бенефициаров. Вы получаете гарантии защиты ваших вложений в нашу промышленность. На следующем круге переговоров могу поднять вопрос урегулирования таможенных сборов. При встречном снижении ставки, разумеется.

— С вами тяжело разговаривать, ваше высочество, — человек поднялся и протянул руку. — Договорились.

Глава 10 Тихий океан

21 августа 1942.

С мостика «Моонзунда» открывался великолепный вид на эскадру. По левому борту два авианосца, за громадой коробки «Трех святителей» виднеется колоссальная пирамида мостиков, рубок и постов «Босфора». Вокруг кольцом выстроились крейсера и эсминцы. В небе патрульные самолеты.

— Не нравится мне это, — граф Гейден опустил бинокль.

Эскадра держала полный ход, подстраиваясь под свои авианосцы. Сейчас со «Святителей» взлетала эскадрилья ударных «Поморников» с бомбами. На «Варяг» с кормы заходили штурмовики. Характерный силуэт «Бакланов» трудно с кем-то спутать.

— Доклад об оживлении противника у острова Чичагова. С подлодки заметили авианосец.

— Вот видите, Николай Антонович, — командующий эскадрой повернулся к своему начальнику штаба. — Все названия наши русские.

— Анкоридж, сэр.

— Ну тебя! Ты сам не русский, фон Эссен, — возмутился Гейден. — Лучше запроси обстановку у Рыбалтовского. Не нравится мне эта тишина.

— Курляндец, как и вы. Русский не по крови, а по духу, — ответствовал начальник штаба.

— Умыли, Николай Антонович. Все же запросите «Бархэм». Не нравится мне это затишье. Мне сегодня все не нравится.

Основания для беспокойства у графа были. Эскадра втянулась в сражение за залив Кука. Оба авианосца работали в интересах пехоты на берегу. Операцию поддерживала авиация с Кадьяка и Уналашки. Но подавляющего превосходства создать не удалось.

Разумеется, потери. Разумеется, накапливается усталость. Разумеется, резервы уже задействованы. Разумеется, противник огрызается, янки дерутся зло, в полную силу, они на своей земле. Постоянные ответные налеты пока терпимы, но рано или поздно Фортуна может улыбнуться противнику.

Соединение контр-адмирала Рыбалтовского действует в заливе, отвлекает на себя береговую авиацию противника. Увы, это опять риск, это прорвавшиеся сквозь истребительные заслоны и зенитный огонь бомбардировщики, это горящие, тонущие корабли.

Два дня назад пылающая от носа до кормы «Тюмень» выбросилась на берег. Безбронный эрзац-авианосец не сдержал удар. Гибли сторожевики и эсминцы, корабли огневой поддержки, транспорты. Герой сражения за Кадьяк могучий «Бархэм» магнитом притягивал к себе самолеты. Пусть линкор прикрывали старый крейсер ПВО и эсминцы, но избежать попаданий бомб не удалось.

Приходится терпеть. Без огневой поддержки без постоянного давления на противника войскам на плацдармах становится очень плохо. И еще нужно снабжение. Это прорывающиеся под огнем и бомбами десантные суда и баржи, это дурная работа с перевалкой грузов в заливах Кадьяка, это опять потери, горящие суда, тела на пляжах, выбывшие из строя люди.

Командующий эскадрой скрипнул зубами и сжал кулаки. Ему очень не нравились донесения с патрульных кораблей и самолетов.

— Через два часа меняем район маневрирования, — напомнил начальник штаба.

— Быстрее можем?

— Будут сложности с возвращением самолетов. Да успокойтесь вы, Георгий Александрович, — контр-адмирал Эссен открыл портсигар и протянул командующему. — Мы первые кто додумался использовать линкоры в обороне авианосцев. Через такой зонтик не прорвутся.

— Не первые, — Гейден вытащил папиросу и размял ее пальцами. — Янки раньше применили и отработали этот фокус. Давайте сделаем так, оставляем реперный эсминец с кодами авиационной волны, даем на «Святители» радио, пусть отработают смену точки возвращения. Сами уходим на ост. Николай Антонович, мне очень нравится залив Принс-Уильям.

— Не зажмут нас там?

— Не зажмут. Зато от торпедоносцев легче за островами укрываться. Не вы ли утром докладывали, дескать разведка заметила суда в заливчиках? Как раз эсминцам развлечение.

— Не я, нам докладывали. — поправил начальник штаба.

Под пристальным тяжелым взглядом Гейдена Эссен поспешил в рубку готовить приказы и отдавать распоряжения. Предчувствия командующий эскадрой не обманули, но с маневром русские не успели. Не стоит в этом винить Георгия Александровича.

Русские и немецкие удары по Панаме сильно повредили американцам. Однако связь между океанами затруднилась, но не нарушилась. Янки сумели в темпе аврала восстановить шлюзы и наладить судоходство. Не без проблем конечно. Во время последующих визитов европейских самолетов механизмы шлюзов избежали тесного контакта с бомбами, повреждения гидротехнических сооружений устранялись. Правда, озеро Гатун и подходы к каналу превратились в корабельное кладбище. Но это все издержки военного времени.

Оборона перешейка усиливалась. Панама насыщалась войсками и авиацией, подрядчики расширяли шоссе вдоль тихоокеанского побережья от Никарагуа до Мехико. Строители прорубали через джунгли трассу на Панаму. Вместе с тем подходы к каналу и транспортные линии в Карибском море защищала сильная крейсерская эскадра. Действуя под зонтиком береговой авиации, она вполне успешно противостояла более сильным флотам европейцев. Скажем так, после первых рейдов адмиралы Макаров и Маршалл решили не повторять печальный британский опыт в Греческом архипелаге.

Между тем многочисленные верфи восточного побережья работали как часы, индустрия великой страны разогналась как магистральный паровоз. Корабли сходили со стапелей один за другим, причем темпы, строительства только росли. Американцам удалось резко сдвинуть влево сроки ввода в строй новых тяжелых авианосцев. От закладки до выхода в море головного «Эссекса» прошли всего полтора года. Небывалый рекорд! Штаты в очередной раз наглядно продемонстрировали свои возможности.

Так как оборона Атлантики считалась надежной, во всяком случае огненной осенью 41-го янки сдержали удар, отступили, оставили передовую линию, но сохранили за собой ключевые позиции, в Вашингтоне предпочли усилить Тихоокеанский флот. Два новейших линкора и два тяжёлых авианосца прошли Панамским каналом, с ними свита из крейсеров и эсминцев.

Проводка этих кораблей сама по себе сложная войсковая операция, это и скрытная переброска в Западную часть Карибского моря, и операции отвлечения, и превентивные удары по европейским аэродромам в Венесуэле, и сама спешная проводка стальных гигантов каналами.

Война, это всегда путь обмана и сложной многоплановой игры. Когда «Норт Кэролайн» покинула последние шлюзы и присоединилась к эскадре, в штабе Атлантического командования союзников вздохнули с облегчением.

Никто из европейцев не собирался играть роль той самой обезьяны из японской сказки. Все следовали своим интересам. Русские, немцы и англичане готовились к очередному раунду схватки за Карибы, на этом турнире четыре тяжёлых корабля янки явно лишние. Плохо то, что японцы тоже выдохлись, союзников тормозили удлинившиеся коммуникации и необходимость спешно укреплять и переваривать добычу первого этапа войны.

Увы, восточные союзники оказались спринтерами, поставив все на первый сокрушительный удар, японцы не озаботились защитой своих коммуникаций. И теперь уже они несли страшные потери от вражеских подлодок. Дошло до того, что русский Тихоокеанский и британский флоты, не надеясь на союзника, обеспечивали проводку своих конвоев в Южных морях исключительно своими эскортами.

Граф Гейден безнадежно опоздал с приказом о смене района. Координаты русской эскадры известны противнику с точностью до мили, потому вице-адмирал Хэлси сразу поднял все самолеты с двух авианосцев двумя волнами без доразведки, и не стал дожидаться «Иорктаун». Авианосец под флагом контр-адмирала Френка Флетчера находился на двести миль западнее. Он попал в полосу непогоды и сильно отстал от эскадры.

Бык Хэлси рисковал, подкравшись на дистанцию 70 миль. Но зато так он отнимал у русского адмирала минуты на ответную реакцию. Все давно уже поняли, первый удар дает половину успеха. Дожидаться третий авианосец тоже рискованно. Море буквально кишит русскими патрулями.

Увы, в море не остается следов, но современные средства наблюдения устраняют сей недостаток. Первыми приближение американцев заметили с подлодки П-41. Возвращавшаяся с патрулирования океанская субмарина передала сообщение о самолетах в своем квадрате. Радио удачно уловили антенны «Моонзунда». Шифр известный, на русском флоте старались не экспериментировать с избыточной секретностью, когда одно командование не знает коды смежников другого командования.

Заразившийся от графа Гейдена подозрительностью начальник штаба сам распорядился поднять гидропланы с линкоров и крейсеров. На авианосцы по внутриэскадренной связи пришел категоричный приказ: готовить истребители.

Пилот поискового «Лебедя» с «Босфора» не стал рисковать приближаться к обнаруженным на горизонте кораблям. Тем более в небе под облаками темнели точки самолетов. С гидроплана отбили радио, пилот повел машину в набор высоты и спрятался в плотной туче. Пусть на линкорах сами разбираются, чужие это или свои крейсера ведут поиск.

Именно в это время «Эссекс» и «Интрепид» поднимали ударные крылья гнева. На русской эскадре здраво решили не пытаться обогнать дизельный каток американской атаки, на палубы авианосцев подняли уже снаряженные и заправленные «Сапсаны».

Последние перехватчики срывались с палуб авианосцев, а над морем уже шел бой. Американцы сегодня впервые применили торпедоносцы «Эвенджер». Куда более прочные и лучше вооруженные торпедоносцы стелились над морем. Плотный строй яростно отбивался от «Сапсанов». Русских со всех ракурсов встречал плотный огонь полудюймовых «Браунингов».

Потери несли все. Американцы шли в атаку стиснув зубы, как бизон в окружении степных волков. То один, то другой самолет вываливался из строя, но выжившие только уплотнялись, сокращали дистанцию, шли плечом к плечу. С каждой секундой, с каждым оборотом пропеллеров, все ближе и ближе стальная громада «Моонзунда».

Мимо могучего линкора, увенчанного башнями и надстройками динозавра не проскочить, они и не собирались это делать. Он все ближе и ближе, стальной гигант растет в прицелах. Штурманы лихорадочно рассчитывают торпедные треугольники, летчики готовятся к выходу на боевой курс.

Спардек русского линкора расцветает облаками дыма. Истребители выходят из боя, отворачивают с набором высоты. В дело вступили 130-мм универсальные башенные полуавтоматы. По самолетам бьют тяжелые зенитки эсминцев. Отрабатывает главным калибром, выкатившийся перед «Моонзундом», легкий крейсер «Русалка».

Перед и вокруг торпедоносцев сплошная стена огня, поднимаются фонтаны воды близких недолетов. В небе рвутся зенитные снаряды. Пройти через адское пламя невозможно. Они прошли. Шесть «Эвенджеров» вышли на дистанцию уверенного сброса торпед. Остальные отстрелялись с дальней дистанции, либо отвернули и попытались достать более простые цели.

Выживших счастливчиков никто не преследовал. Все русские истребители влезли в собачью свалку с «Уалдкетами», либо висели на хвостах пикировщиков. В современном бою все решают секунды.

Граф Гейден и барон Эссен наблюдали за боем с мостика линкора. Накатывающаяся волна торпедоносцев, падающие с неба пикировщики. Проносящиеся над мачтами истребители. Затем рев корабельной артиллерии, сливающийся в сплошную какофонию треск и стрекот автоматов. Вой и свист воздуха с крыльев пикировщиков. Когда «Моонзунд» на полном ходу заложил крутую циркуляцию, Николай Эссен успел поддержать за плечо командующего эскадрой. У борта корабля взметнулись к небу гигантские фонтаны.

— Черт! Вениамин Павлович умудрился увернуться, — констатировал Гейден.

— Этим не удалось, — Эссен показал на ложащийся на борт эсминец.

Увы, две торпеды из причитавшихся «Моонзунду» поймал бортом «Татарин». Легкому кораблю этого хватило с лихвой. Крейсеру «Русалка» досталась бомба в палубу. Взрывом вывело из строя механизмы приводов четвертой башни.

В это время офицеры в авиарубках авианосцев собирали в одно целое свои истребители и нацеливали их на вторую волну американцев. Противник опять шел на разных высотах и с разных направлений. Эскортные истребители смогли связать боем русских перехватчиков. Только считанные «Сапсаны» вышли в атаку на ударные эскадрильи. Увы, патронов в бою всегда мало. На всех не хватило.

— Радио с патрульного «Лебедя»! — доложил офицер-связист.

— Что там?

— Авианосец, — мичман четко зачитал координаты.

В рубке уже наносили отметки на карту.

— Третий авианосец, — на лицо Эссена набежала тень.

— Сколько нам до залива Принс-Уильям?

— Час полным ходом.

— Поднимать ударную волну нет смысла, — быстро сообразил жилистый капитан второго ранга с уродливым шрамом поперек щеки. В штабе Эссена он отвечал за координацию работы авиации.

— Нам нужны все истребители. Меняем курс, идем чистый норд!

Второй налет не обошелся без потерь. На этот раз янки колупнули «Трех святителей». Тяжелый эскадренный авианосец спокойно выдержал попадание торпеды в мидель. Доклад командира корабля уверенно-оптимистичный. Однако все понимали, это все до поры до времени.

Истребители заправляли и снаряжали прямо на палубах. Поврежденные самолеты опускали в ангары, готовые к бою перекатывали к корме. На «Варяге» и «Святителях» механики проверяли работу палубных катапульт. В заливе и проливах маневрирование затруднено, а самолеты поднимать надо.

— Что у них в прикрытии?

— Неизвестно, — Эссен прищурился, чуть затуманенный взгляд контр-адмирала отражал бешенную работу мысли, крутящиеся колесики, щелкающие реле в голове. — Вы думаете о том же, что и я?

— У меня крейсерская эскадра в ста милях.

— Четыре «князя». Мы можем атаковать линкорами. Авианосцы укроются в шхерах.

— Николай Антонович, распорядитесь чтоб рассчитали курсы на полный ход.

Через десять минут Гейдер тяжелым взглядом буравил карту на штурманском столике. До противника пять часов хода. Погода хорошая.

— Не дойдем, — вынес вердикт вице-адмирал.

На 42-й год никто уже и не пытался бросать линкоры против авианосцев. Слишком редкое требуется везение, чтоб догнать противника и не нахватать при этом торпед и бомб от рассерженных стальных шершней.

Русская эскадра прошла проливом и укрылась за островом Монтагью. При этом Гейден максимально прижал свои драгоценные авианосцы к берегу, прикрыв их со стороны пролива плотной стеной эскортных кораблей. Линкоры защищали авиацию с носа и кормы. Мощные башенные универсалы и десятки скорострелок на мостиках и платформах хорошо показали себя в бою.

В это самое время вице-адмирал Хэлси в рубке «Эссекса» пытался разгадать ребус, который ему подкинул русский адмирал. Так же, как и его визави Хэлси держал два линкора в ближнем прикрытии авианосцев. Сейчас Буфалло Бил раздумывал, а не бросить ли «Норт Кэролайн» и «Вашингтон» вдогонку за русскими? Его остановили те же самые резоны, что и Гейдена. Да еще Хэлси прекрасно знал состав русской эскадры. Он понимал, что бой линкоров два на два та еще рулетка.

Когда нужно, граф Гейден умел играть от обороны. Над эскадрой висели не только свои истребители, но и перехватчики с Кадьяка. При последующих атаках противнику пришлось обходить остров, а о налетах вовремя предупреждали радиометристы патрульных крейсеров и своя воздушная разведка.

Конечно, любая оборона уязвима. Плюс опять ожили сухопутные аэродромы противника. От близких взрывов бомб лопнула обшивка левого борта «Варяга». Флагманский «Моонзунд» получил торпеду в пояс напротив третьей башни. Вышли из боя еще два эсминца, их команды боролись за живучесть, всеми силами пытаясь вырвать свои корабли из пасти пучины.

— Время! Радио на «Святителей», — граф Гейден говорил, глядя на уходящие прочь самолеты противника. — Капитану первого ранга Хмылино-Вдовиковскому атаковать противника всеми силами обоих авианосцев одной волной. В обороне оставить две эскадрильи.

— Мало?

— Достаточно. У янки тоже люди и самолеты заканчиваются.

Морское сражение, это игра в кости и карты одновременно по правилам шахмат. Истребительный патруль «Иорктауна» не сумел завалить русскую летающую лодку. Тяжелый двухмоторный «Пилигрим» меткой очередью повредил вцепившийся в хвост «Уалдкет», а сам ушел в облака. Отметку самолета видели на экране радара, но повторно навести на него истребители не удалось.

На самом авианосце в это время спешно готовили к очередному вылету свои самолеты. Авиакрыло «Иорктауна» за последние часы поредело. Кто-то не вернулся из рейда, кого-то латали в мастерской. Люди устали за этот тяжелый насыщенный день. Все же контр-адмирал Флетчер распорядился: «Не давать спуску этим чертовым рашен!». Противник тоже устал, летчики докладывали о попаданиях торпед и бомб, сами видели взрыв на одном из русских авианосцев. Еще немного, еще один удар.

Первыми вражеские самолеты обнаружили радары крейсера «Астория». Дистанция сорок миль до соединения. С авианосца успели поднять два звена истребителей, но их связали боем «Сапсаны» с «Мологи». Именно авиаотряд легкого вспомогательного авианосца первым вышел на цель. С норда тем временем накатывались разящие небесные ангелы с тактическими значками «Трех Святителей» и «Варяга».

С начала войны самых лучших летчиков из учебных частей забирал Северный флот. На Тихий океан отправляли что осталось. Однако, тихоокеанцы учились над океаном. Те, кто выжил в схватках над островами и Аляской, кто не терял ориентацию над бескрайними серыми равнинами волн, кто не забыл, чему учили на уроках штурманской подготовки, кто цеплялся за тросы аэрофинишера в тумане на зыби стали настоящими асами. Сейчас стаи этих волков и вцепились в «Иорктаун».

— Кто выжил из патруля? — первое что сорвалось с губ кэптена Эллиотта Бакмастера, когда русские самолеты ушли.

Удар авиаотрядов с трех авианосцев страшен. «Иорктаун» шел с креном на левый борт, из пробоин в палубе вырывались клубы дыма и языки пламени. С высоты мостика наблюдается пожар на юте «Астории».

— Радио на эсминцы, — контр-адмирал Флетчер вихрем ворвался в рубку. — Командуйте спасательную операцию.

В ответ на недоуменный взгляд командира авианосца Флетчер поправился:

— Пилотов пусть спасают. Что у нас с повреждениями?

Командир отряда борьбы за живучесть доложил через четверть часа. Две торпедные пробоины, затопления ограничены отсеками противоминной защиты. Крен выравнивается перекачкой топлива. Пожары в ангаре и на палубе тушатся.

В целом ничего страшного, на август 42-го года все научились бороться с огнем на авианосцах. Топливные магистрали перекрыты и продуты азотом, все средства пожаротушения задействованы. Однако, это сражение для «Иорктауна» закончено. Уцелевшие в схватке истребители сядут, когда выработают топливо. Однако поднять самолеты можно только с правой катапульты. Вторая повреждена, а взлету с палубы мешают пробоины.

— И не думал, что вспомню про те ангарные недоразумения, — скривился Бакмастер. — Помните те бандуры в ангаре?

— Ангарные катапульты сняли еще до вашего назначения, — деликатно уточнил старший офицер.

— Об этом и речь, они бы нам пригодились.

Боевой задор командира корабля не повлиял на настроение командующего соединением. Контр-адмирал Флетчер распорядился поворачивать на зюйд-ост и подготовить шифровку на «Эссекс» с докладом о повреждениях.

Это сообщение вовремя легло на стол перед вице-адмиралом Хэлси, однако старому драчуну линкорной школы уже было не до боя. Его корабли попали в полосу непогоды. Зона низкого давления в которой недавно трепало «Иорктаун» докатилась до основных сил американской эскадры.

Русские вовремя получили штормовое предупреждение и тоже не торопились лезть куда их не просят. Сами небеса намекают. Зато вице-адмирал Гейдер дал отдых своим летчикам и авиамеханикам. В первую очередь это касалось пилотов истребителей, сделавших за этот день по три-четыре вылета.

Длинный летний полярный день не закончился. Командующий русской эскадрой решил навести порядок в заливе Принс-Уильям. Гидропланы с линкоров сорвались с катапульт и ушли прочесывать акваторию. Больше всего Гейдена и его начальника штаба интересовали заливчики, где могли укрываться вражеские корабли и суда.

Крейсера «Иркутск» и «Николаев» с вторым дивизионом получили приказ пробежаться до поселка Уитиер в глубине длинного узкого залива. Николай Эссен как раз вспомнил, что еще вчера летчики докладывали о причалах и подозрительных штабелях на берегу. До этого момента все как-то руки не доходили, а сейчас выпал случай провести ревизию. Если не забрать себе, то разнести все, что янки там вывалили.

Следующий день начался с обмена авиаударами. «Святители» окончательно вышли из боя, получив фугасы в носовой лифт и посадочный участок палубы. В свою очередь «Эссекс» близко познакомился с русскими авиационными торпедами.

Идея с укрытием в заливе уже не казалась Георгию Гейдену такой удачной, ведь придется еще как-то выбираться из этой мышеловки. Однако, новых налетов не последовало. Оставшись с одним авианосцем Билл Хэлси решил не искушать судьбу. Тем более, чертовы косорылые макаки опять активизировались. В Перл-Харболе от Хэлси требовали не зарываться, драгоценные авианосцы и новые линкоры позарез нужны, чтоб остановить желтый прилив.

Что до русских, то пусть гробят своих людей на обледенелых скалах и в диких лесах. Аляска, это то «зазеркалье», что удержать сложнее, чем захватить.

Глава 11 Панама

23 августа 1942. Кирилл.

Широко известно многолетнее соревнование брони и снаряда. А еще есть не такое знаменитое, но длящееся не одно столетие противоборство флота и берега. Чей триумф: береговой обороны, или атакующего флота? Вопрос интереснейший. Однозначный ответ нужен всем, но его нет. В разное время порой совсем рядом верх одерживала то одна, то другая концепция.

В 20-м веке утвердилось общее мнение: подготовленную береговую оборону, систему долговременных укреплений с моря не подавить. Десант даже если высадится, завязнет на плацдармах, застрянет перед укреплениями и не сможет вырваться на оперативный простор. Противник банально способен по суше перебрасывать больше подкреплений, чем атакующий морем.

Все свои потрясающие победы над берегом флот оказывал за счет маневра и концентрации сил на слабых пунктах. Знаменитые десантные операции достигали успеха за счет высадки на широком фронте и решительной дерзкой атаки. Можно вспомнить Босфорскую операцию русского флота, завершившуюся баснословной победой только благодаря стремительной массированной высадке, решительным действиям флота и морской авиации, быстрому продвижению русских войск на берегу и стремительным атакам на еще разворачивающихся турок.

При всем желании нельзя создать сплошную цепь фортов на всех десантоопасных берегах. Нельзя все прикрыть секторами обстрела тяжелых башенных батарей. Нельзя развернуть аэродромы по всей линии побережья. Даже в сражении за Англию флот атаковал там, где противник не имел сплошной обороны.

Теперь в конце лета 42-го европейцы решили опровергнуть все тезисы, наглядно показать, что флот может все. Дело в том, что к этому времени узкая полоска суши между двумя океанами превратилась в неприступную крепость. Все укреплено, на побережье все обвязано огневыми точками и противодесантными заграждениями, все пляжи перекрыты секторами обстрела, каждая кочка пристреляна. На материке аэродромы с истребителями, сильная ПВО.

Высадка на чистом участке побережья и рывок по суше невозможны ввиду особенности местности, буйной тропической растительности и полного отсутствия дорог. Через Колумбию тоже быстро не пройти. Да еще последний участок на севере страны до сих пор не имеет дорог, местность специфическая. Более того, атаку европейцев на Колумбию янки могут смело записать себе в актив. Удлинение фронта, коммуникаций, радости партизанской войны в джунглях — все против европейцев.

Вновь в Карибском море собрались эскадры. Объединённое командование Атлантического океана концентрировало силы. На этот раз вместе действуют три флота: русские, немцы и французы. Есть и четвертый флот — англичане прикрывают второстепенные направления. Да, флот короля Георга вновь действует в океане. Не то чтоб англичан сильно тянуло в драку. Есть просьбы, в которых проигравший не может отказать. За развязывание войны и поражение приходится платить, иногда кровью. Это еще очень дешево получается.

«Выборг» с двумя другими легкими авианосцами шел отдельным отрядом. В море, когда по левому борту на горизонте проплывали берега Кюрасао, командир авианосца по громкой связи довёл до экипажа боевую задачу. «Очаков» и «Скобелев» выполняют особое задание. Когда люди узнали о цели удара, отсеки и палубы корабля огласили радостные возгласы.

Не так давно на пограничном переходе с Венесуэлой колумбийцы передали экипажи нескольких русских и немецких самолетов. Да, поврежденные над Панамой машины бывало садились в Колумбии, либо люди выпрыгивали с парашютами. Так вот, герильясы подогнали к посту грузовик, развернули поперек дороги, ухмыляясь заявили, что так будет со всеми собаками гринго и ушли. Первого заглянувшего в кузов солдата вырвало. Поднявшийся следом видавший виды унтер-офицер вермахта побледнел, схватился за пистолет-пулемет и разрядил магазин вслед уже скрывшимся в джунглях колумбийцам.

Под брезентом лежали останки людей, многие со следами жестоких пыток. Отрубленные руки и ноги, вспоротые животы, выжженные глаза, отдельно аккуратно уложена содранная с людей кожа — жуткое зрелище.

Все можно понять. Прекрасный древний местный обычай, старая традиция, идущая корнями от империй майя и инков, из обычаев мужественных непобедимых индейских воинов. Однако, русские и немцы отказались понимать такое отношение к белым людям. До сего дня разворачивать еще один фронт в Латинской Америке было просто глупо. Колумбия заняла подчеркнуто проамериканскую позицию. Попытка переворота в этой стране провалилась. Правильные люди и борцы за независимость убиты, бежали или попрятались в отдаленных районах.

Зато теперь наступил день отмщения. Первоочередной целью авиаотрядов двух легких авианосцев должны стать казармы солдат, военные городки, базы и места квартирования. Разведка уже выяснила, что расправами развлекался один из местных полунезависимых полковников, чувствовавший себя на востоке страны как в собственном герцогстве.

После атаки на Колумбию «Очаков», «Скобелев» и «Выборг» с эскортом превращаются в оперативный резерв флота. Этакий джокер в рукаве, любимая карта вице-адмирала Макарова. От Порт-оф-Пренса до района атаки соединенного флота всего 650 морских миль. Ямайка еще ближе. Пусть Атлантический флот США слабее европейских сил, но он явно не останется в стороне от потехи. В любом случае стоит ожидать визита базовой авиации с Эспаньолы, Ямайки и Кубы.

— Ну что скажете, господин поручик? — прозвучал за спиной знакомый голос.

— Расслабьтесь, господин штабс-капитан, — Кирилл приглашающим жестом хлопнул по настилу палубы.

Сергей Оболенский не заставил себя упрашивать. Летчики сидели на краю палубы свесив ноги над галереей обслуживания. Если не смотреть вниз, можно представить себе, что сидишь на краю скалы высоко над морем.

— Возвращаются, — Оболенский показал на хорошо заметные самолеты в небе.

— Похоже все. Знаешь, даже рад, что нам не пришлось подниматься в сопровождение.

— Что с тобой? — Сергей притворно отшатнулся и выпучил глаза. — Какая муха тебя укусила?

— Не понял.

— Второй по результативности летчик георгиевского авианосца радуется, что ему не выпал шанс нарисовать очередную молнию на капоте. Боюсь, нас сегодня накроет снегопадом, а прямо по курсу выплывет айсберг.

— Иди ты к черту, — беззлобным тоном вальяжно ответствовал Кирилл.

— Извини, если обидел.

— Сергей, ничего ты не понял. Я действительно рад, что сегодня не пришлось никого убивать. Помнишь тот «Эвенджер» у Бермудских островов? Это не просто железяка, дюралевые крылья. В кабине было три человека. Я не знаю, о чем они думали, когда тянули к «Лешему» на горящей машине. Но точно знаю, они молились. Они хотели жить. Я тогда специально сорвал первую атаку, прошел над торпедоносцем, покачал крыльями.

— Ты им показал: прыгайте?

— Конечно.

— Я видел ту атаку, сам еще не отошел после драки с «Уалдкетом» на вертикали, но видел тебя. Вы с «десяткой» исполосовали его в два огня.

— А что было делать? Что было делать, соратник? Он упрямо пер к крейсеру.

— Все правильно сделал, — Оболенский положил руку на плечо Кирилла. — Может я ошибаюсь, но, если бы они хотели жить, они бы сбросили торпеду и отвернули.

— Я тоже так думаю. Только знаешь, все равно грустно. Они могли жить.

От дальнейших философий друзей оторвала сирена. Высокий прерывистый вой. Палуба авианосца задрожала, чувствовалось, в турбины подали пар на максимум. Корабль медленно набирал полный ход.

— Летному составу построение на палубе. Повторяю, летному составу построение на палубе, — прогремело из динамиков.

— Вот и нас коснулось, — штабс-капитан Оболенский легко вскочил на ноги.

Сейчас на летной палубе выстроились самолеты второй и третьей эскадрилий. Машины заправлены и готовы к вылету. Первая в резерве. Самолеты в ангаре, оружие проверено, патроны заправлены в короба, но баки пустые. Еще одна мера пожарной безопасности. Многие помнили, как полыхал «Ревель» когда его накрыли пикировщики аккурат в тот момент, когда на палубе заправляли самолеты.

Задачу летчикам ставил полковник Черепов. Дальний дозор обнаружил группу бомбардировщиков. Найти и уничтожить. Истребителей сопровождения с эсминца не наблюдали, но это не значит, что их обязательно нет.

Как только последний истребитель оторвался от палубы, площадка кормового лифта провалилась вниз, через две минуты она вернулась обратно уже с «Сапсаном». Ангарная и палубная команда работали быстро. Вскоре на корме крылом к крылу выстроились дюжина машин первой эскадрильи.

У легких авианосцев маленькие палубы. На этих кораблях проблемно, сложно одновременно поднимать и принимать самолеты. Даже поднять весь авиаотряд за один раз редко получается. Впрочем, на русских авианосцах уже научились проделывать все палубные операции максимально быстро. Жизнь научила. Законы Дарвина в действии: кто не хотел или не мог совершенствоваться, не выживал.

— Господа, не увлекаемся, — штабс-капитан Сафонов заложил руки за спину. — На нас ближний патруль и охрана соединения. За пределы видимости не вырываемся. Канал связи с рубкой не теряем.

Пока комэск отдавал последние наставления, с палубы идущего параллельным курсом «Очакова» с ревом ушли в небо два «Сапсана». Резервное соединение не осталось в стороне от грандиозного сражения.

— Напоминаю, после взлета последнего самолета корабли ложатся курсом на чистый вест. Ориентацию не теряем. Как всегда, расстрелявшие все патроны садятся первыми. На поврежденных машинах садятся первыми. Раненные на посадку вне очереди.

Штаб Объединенного командования не зря поставил легкое соединение далеко на востоке. Разумеется, показательная порка колумбийских баронов далеко не главная задача для трех авианосцев. Адмиралы Макаров и Маршалл ничего не делали просто так. Если посмотреть на карту, видно, что Карибское море вытянуто вдоль континента, это своего рода огромный канал между Южной Америкой и линией Больших Антильских островов.

Сейчас объединенные флоты собрались в самой западной части этой океанской ванны. За закованными в броню стальными гигантами, ощетинившимися десятками стволов зениток громад авианосцев, эскадрами крейсеров, дивизионами эсминцев держались армады транспортов и десантных кораблей. Разумеется, диспозиция европейских флотов не на долго оставалась тайной для янки. Разумеется, чтоб защитить Панаму надо топить не боевые корабли, а хрупкие беззащитные транспорты с пехотой, танками, артиллерией и тысячами тонн снаряжения, продовольствия, боеприпасов.

Мало того, базирующиеся на Кубу и Эспаньолу бомбардировщики идут к цели по четким ориентирам. Штурманам проще и безопаснее проложить курс вдоль берегов Никарагуа, либо по прямой линии пересечь Карибское море и идти к цели севернее Колумбии. Так ударные крылья гнева выходят на самую вкусную, желанную цель — плавучий тыл армады вторжения. Именно на пути крылатых падальщиков европейцы и поставили заслон из легких авианосцев.

Летчикам «Выборга» это не говорили, но, если противник решит пойти ва-банк, легкое соединение окажется первым на его пути. С точки зрения штабных аналитиков это допустимая жертва легкой фигуры. Допустимая плата за выманивание на простор и уничтожение новейших авианосцев и линкоров США.

— «Первая», курс на двадцать семь градусов вправо! На нижнем горизонте торпедоносцы!

Кирилл на рефлексах крутит головой, ведомый справа как привязанный. Вторая пара идет с превышением.

— Господа, работаем, — реагирует Сафонов. — «Первая» на связи. Указание получил. Рубка, ведите на цель.

— Доверните на десять правее. Дистанция восемьдесят миль.

Кирилл понимает, радиодальномеры авианосца не добивают на такое расстояние. Видимо, координаты передал дальний патруль. На минуту появляется опасение: а как же наши палубы? Первое звено работало в ближнем охранении. Дюжина смертоносных шершней на защите стальных гнезд. Нет, все нормально. Вон «Очаков» поднимает свои истребители.

Через четверть часа новое сообщение.

— Контакт потерян. «Первые» поиск вести самостоятельно.

Настроение сразу портится. Вокруг насколько хватает глаз один сплошной океан, бескрайнее море. Высоко над головой в стратосфере плывут перистые облака. Видимость великолепная. Вот только противника нет.

Странное дело, Кирилл Никифоров совершенно не расстроился от того, что янки сменили курс и исчезли с экранов. Нет, как и любой другой нормальный человек он не испытывал тяги к войне, желания убивать. Он дрался потому что так нужно, стрелял первым чтоб не успели выстрелить в него. Однако, той страсти, азарта, чувства мести или адреналиновой наркомании, что так любят приписывать положительным героям авторы военных романов, был чужд. Он всего лишь хотел жить.

Эскадрилья разошлась в стороны тремя четверками. После того как истребители пересекли невидимую линию возможного курса противника, штабс-капитан Сафонов повернул на вест. Сам комэск со своим ведомым набрали высоту, чтоб улучшить обзор. Нет, бесполезно. Крылатые машины рубят винтами воздух, лаг механически отсчитывает милю за милей, бензина в баках все меньше и меньше. После очередного маневра Сафонов распорядился взять курс на авианосец. Надо ли говорить, никто и не собирался оспаривать приказ.

Пока легкое авианосное соединение прикрывало тылы, там на западе земля корчилась в огне. Первыми на Панаму обрушились десятки бомбардировщиков с авианосцев. Поднявшихся на перехват «Аэрокобры», «Уорхоки», «Лайтнинги» атаковали палубные «Сапсаны» и «Мессершмитты». На этом дело не закончилось, подошли эскадры бомбардировщиков с аэродромов Латинской Америки. Европейцы долго готовились к этому дню. Самолеты атаковали волнами. Полки сменяли друг друга в небе над крошечной страной.

Это еще не все. Смерть пришла не только с неба, но и с моря. Специально ради этой операции через Атлантику перешли два старых балтийских линкора. Ветераны сражения у Даго «Севастополь» и «Петропавловск» давно уже не учитывались в раскладах штабов. Никто в здравом рассудке и не заикался включать их в состав боевых эскадр. Однако для бомбардировки берега самое то. Дюжина двенадцатидюймовых мощных пушек споро вываливала на укрепления стальной град.

На своих участках по берегу работали немецкие учебные броненосцы, старые крейсера, эсминцы. Французы не остались в стороне, старичок «Лорен» справно выкатывал на цели боекомплект башенных орудий. Это еще не все, почти у самого берега работали многочисленные канонерки, артиллерийские корабли поддержки десанта, фактически наскоро перестроенные и вооруженные пароходы.

Под прикрытием ураганного огня с моря к пляжам ринулись сотни быстроходных десантных барж и паромов. Не все дошли до берега. Янки огрызались с обреченностью смертников. Уцелевшие после обстрела и бомбежек орудия на берегу вели огонь до последнего, пока было кому подавать снаряды и стрелять.

Десантных судов слишком много, их не остановить. Быстроходные баржи подходили к берегу, откидывали аппарели и выплескивали на песок волны штурмовиков. Сегодня в бой шли только немцы, в первой волне ветераны десантов на Англию.

Вскоре белый и желтый песок, глинистые берега покраснели. Несколько ДОТов, мощнейших железобетонных сооружений пережили адский огонь с моря. Пулеметчики заливали атакующих свинцом, они стреляли и стреляли по колено в гильзах, меняли раскалившиеся стволы и снова высаживали ленту за лентой.

Защитники Панамы зубами держались за позиции. Тщетно. Их закидывали гранатами, амбразуры ДОТов и стрелковые ячейки вскрывали огнем прямой наводкой штурмовых орудий, заливали жидким огнем. Почему-то именно в этот день пленных было очень мало. Никто не знает, или янки обуяла ярость берсерков, или немцы не обращали внимания на поднятые руки. Раздосадованные потерями, спотыкавшиеся о тела своих камрадов солдаты стреляли во все живое, когда заканчивались патроны работали штыками и ножами.

Глава 12 Аляска

24 августа 1942. Алексей.

Ночью почти не стреляли. Редкая на фронте тишина. Рихард даже выспался в офицерском блиндаже, по совместительству опорному пункте своей роты. На утро Рихард Бользен первым делом пробежался по окопам, сам проверил часовых, перекинулся парой слов с ребятами.

— Держи нос по ветру, — капитан дружески хлопнул по плечу пулеметчика Алекса Тейлора. — Русские не беспокоили?

— Нет. На нейтралке тихо, — солдат отрицательно покачал головой. — Сэр, что говорят в Анкоридже?

— Через три дня нас отводят на резервную позицию. Ротация.

— Я не об этом. Когда рашен в море скидывать пойдем?

— Не хочу врать. Я не знаю, — нахмурился Бользен. — Обязательно скинем. Затем пойдем Кадьяк и Уналашку отбивать.

— Я плавать не умею.

— Я тоже не люблю холодную воду. Значит, делаем так, чтоб купаться не пришлось.

Рихард приподнялся и выглянул в бойницу брустверной насыпи. До русских всего четыре сотни метров, это около четырехсот сорока ярдов. Не так уж и близко, но и не далеко. Чертовы землячки зарылись в грунт с головой. Впереди за перепаханной снарядами и минами нейтральной полосой свежая земля брустверов. Блестят спирали колючей проволоки. Дальше должна быть вторая линия. Вон там, похоже ДЗОТ соорудили. Характерный холмик со следами маскировки.

Вдали за русскими окопами речка Бельюга, вытекающая из одноименного озера в предгорьях. Месяц назад на этом месте разыгрались ожесточенные бои. Противник высадился на берегах залива Кука, рванул к Анкориджу и мостам через Суситну. Добровольцы остановили русский прорыв, встречным ударом лоб в лоб, но остановили. Рихарда передернуло от воспоминаний, как он тогда со своими людьми окапывался на картофельном поле прямо под огнем противника. Жаркий выдался день. Три атаки отбили. Полнокровная на утро рота к вечеру уполовинилась.

Рихард спустился на дно окопа и пригнувшись двинулся по ходу сообщения. За прошедший месяц полк врылся в землю. Чуть намеченные ячейки для стрельбы лежа превратились в окопы полного профиля, три линии обороны с фланговыми, передовыми и отсечными позициями, увязанными ходами сообщения. За второй линией ребята оборудовали блиндажи. Увы, на войне приходится больше копать, чем стрелять. Лопата спасает жизнь вернее винтовки.

Окопы наполнялись людьми, выспавшиеся солдаты с котелками разбредались по стрелковым ячейкам, собирались небольшими компаниями. По уставу не положено, но слишком много требовать от людей нельзя. Впереди очередной день под небом Аляски, никто не знает, что взбредет в голову противнику. Прожить этот день, уже хорошо.

— Капитан, я тебя ищу, — из-за поворота окопа вышел полковник Пибоди.

За командиром полка двое офицеров штабной группы.

— Рекогносцировка?

— Ослабь, Рихард. На людей взглянуть.

— Давайте в блиндаж, — Бользен огляделся по сторонам.

Парни на начальство не реагировали. Все давно привыкли к постоянным визитам полковника на передовую. Только Сидорчук резво напялил каску, которая до того спокойно валялась на дне окопа. Офицеры предпочли «не заметить» нарушение. Только Рихард украдкой показал солдату кулак.

— В блиндаже людей не видно. Капитан, покажете позиции?

— Я как раз обхожу линию, от компании не откажусь.

Пол Пибоди заложил палец за ремень каски и с наслаждением почесал шею.

— Натирает.

За следующим поворотом офицеры вышли на позицию ротных минометов. Глубокий окоп, под стенками ниши для людей, вырыты укрытия для боеприпасов, ход сообщения расширен. Все три своих миномета Бользен держал на одной позиции. Раскидывать эти мелкашки по фронту бесполезно, а вот сконцентрировать для кучности огня бывает полезно. Помнится, в бою за плацдарм парни сосредоточенным огнем сумели подбить самоходку. Мина влетела сверху прямо в открытую рубку. Пусть всего 60 миллиметров калибр, но рашен этого хватило.

Отделение минометчиков наворачивало завтрак. Каша в котелках, хлеб с маргарином. Здесь же на костерке грелся чайник.

— Кормят сносно? — первый вопрос полковника.

— Жить можно, — отозвался смуглый мужчина в годах с покрытым морщинами лицом.

— Сам откуда будешь? — Пол Пибоди присел на ящик с минами.

— Техас.

— Я с Алабамы. Вот так, занесло нас на север. Как погода, терпимо?

— Лето. Сейчас хорошо. Я надеюсь, до осени вышибем рашен с Аляски?

— Ты сам как думаешь?

Ответить пожилой мексиканец не успел. Издали донесся рокот. Что-то заворчало, забухало.

— Ложись! — Рихард первым выкатился в ход сообщения и растянулся на земле.

Рядом улегся полковник. Под обстрелами все побывали, дураков, любителей покрасоваться в части уже не осталось. Протяжный свист. Гул. Удар. Легло где-то рядом. А затем взрывы слились в один сплошной рокот и гул.

Рихард вжимался в землю и молился чтоб пронесло и на этот раз. Командовать ротой, бегать отдавать приказы уже бесполезно. Люди не дураки, все знают, кому что делать. Сейчас парни должны сидеть в укрытиях, забиться в подбрустверные ниши и щели. Кто смог, добежал до блиндажей.

От близкого взрыва окоп тряхнуло, кусок грунта съехал с бровки и чувствительно приложил по пояснице. Приподняв голову, капитан повернулся к полковнику. Глаза встретились с холодным взглядом Пибоди. Кричать бесполезно, только если на ухо. Все заглушает рев тротила.

Артналет прекратился внезапно. Рихард приподнял голову. Шумы, крики, шелест осыпающейся земли, голоса звучат как сквозь туман. Стенка хода сообщения обвалилась. Прямо из кучи земли торчит нога, белеет осколок кости, рваное мясо сочится.

Гул не прекращается. Контузия? — не время разбираться. Капитан Бользен поднялся на ноги, прислонился к стенке, трясущимися руками поправил «Томиган» на плече. Приятного цвета зеленые круги перед глазами прекратили свой танец и рассеялись.

Только сейчас Рихард понял, гудит не у него в голове. Глаза капитана расширились, рот приоткрылся.

— Уроды! — сорвалось с губ.

Русские под прикрытием бешеного обстрела подтянули танки и сняли заграждения. Сейчас по полю ползли стальные чудовища. Массивные, на широких гусеницах, с длинными пушками в больших башнях штурмовые монстры стремительно приближались. Прямо на броне проклятые бронегренадеры. Из окопов выбирается пехота и бежит следом за стальной лавиной.

Рихард метнулся в окоп. Первым ему на глаза попался полковник Пибоди. Рядом двое бойцов. Тот самый техасец с морщинистым лицом поправляет миномет на позиции.

— Быстрее в блиндаж! — Рихард схватил полковника и потащил за собой.

— Где все люди? Доложите о потерях.

— К черту! Русские поперли!

Оборона добровольцев оживала. Затянул свою песнь пулемет, ему вторили резкие хлопки карабинов. Вдарили пушки.

Перед ротным опорным пунктом Бользен заскочил на полку и выглянул в брустверную амбразуру. Серая волна накатывается. Они приближаются. Танки надвигаются, бьют с коротких остановок. Пехота падает, затем снова поднимается и бежит за техникой.

Вдруг на маске пушки штурмового «Мастодонта» расцветает яркий огненный цветок, пространство перечеркивают ослепительные росчерки. Танк вздрагивает, с брони на землю сыплются люди. Нет, машина так же идет вперед, башня поворачивается, ствол покачивается, словно хобот слона выискивающего обидчика.

— Полковник, телефоны! — сам Рихард остается в окопе.

Двоих попавшихся под руку капралов он отправляет в окопы первой линии. Лейтенант Герберзон обзванивает позиции, собирает доклады. Из-за поворота окопа выскакивает адъютант полковника, Рихард тычет пальцем в сторону блиндажа, дескать, он там.

Обстрел возобновился. Но теперь снаряды рвутся не сплошной стеной, это поддержка огнем, точечная и очень болезненная хирургия. Русские бьют прицельно по ожившим огневым точкам, узлам сопротивления.

— Что с первой линией? — Рихард рывком разворачивает к себе лейтенанта.

— Обрыв. Есть связь с пунктом второго взвода. Они отбиваются.

— Черт! — Рихар сжал кулаки.

Ему хотелось оказаться там в заливаемых свинцом окопах, самому все увидеть и разобраться. Одновременно понимал, что на этом его работа ротного закончится. Срочно нужна связь. Нужны доклады из окопов.

Полковник в это время висел на линии связи со своим командным пунктом. Все правильно. Что ж, пока доберется до места, русские уже прорвут оборону. Пока Пол Пибоди достаточно успешно управлял боем. Артиллерийская рота работала по наступающим. Даже неплохо стреляли. Хорошо видно, как буквально впритирку с «Мастодонтом» разорвались два гаубичных снаряда. Русский задымил и остановился.

Противотанкистам напоминаний не требовалось — включались в дело, как только русские накатывались на рубежи уверенного поражения. Жаль только огневых средств явно недостаточно, Рихард уже знал, обстрел уполовинил огневую мощь полка. Расчетам противотанковых пушек тоже досталось. Только на участке первой роты потеряны две противотанковые пушки из пяти.

— Капитан, вызов!

— Слушаю! — трубка телефона сама легла в руку.

— Бользен, ты живой? — кричит майор Стинг. — Доложи обстановку.

— Давят. Ведем бой.

— Держись, к тебе сейчас подойдет резервная рота. Выдели им участок обороны.

— Поздно выделять, — Рихард разговаривал, глядя в амбразуру. — Уплотняем порядки.

Тяжелые танки противника с десантом на броне рывком преодолели нейтралку и врубились в позиции дивизии. К счастью, основное направление удара слева от полосы обороны батальона. Впрочем, от этого не легче. По фронту накатывалась вторая волна, пехота в сопровождении средних танков и штурмовых самоходок.

Подкрепление пришло вовремя, в окопы влилась полнокровная рота. Рихард встречал людей у позиции ротных минометов.

Первый лейтенант Левински не стал ничего спрашивать, ему хватило нескольких коротких слов Бользена. Резерв сразу бросили на вторую линию.

К сожалению, с огневыми средствами лучше не стало. Пара 37-мм противотанковых пушек, вот и все богатство. Сейчас они разворачивались на отсечной позиции.

Легкие пехотные пушки и минометы против танков ни о чем. Да и к тому моменту, когда русские дошли до остатков заграждений перед окопами от самих противотанкистов мало что осталось. Одна пушка еще тявкала. Удивительно везучие парни в расчете. Или очень шустрые, вовремя успевали на руках оттаскивать свой дрын на запасную позицию.

Рихард живо вспомнил север Франции, с того времени русские явно добронировали свои штурмовые «ослики». Вон, неказистая угловатая машина встала только с третьего снаряда. Самоход провалился левой гусеницей в воронку, орудие слепо уткнулось в грунт, машина горела.

Бой уже на второй линии. Русские буквально в считанных шагах от ротного блиндажа. Рихард успел отправить посыльного с приказом отвести людей, однако сам понимал, что уже некого отводить.

— Полковник, — заорал ротный буквально вкатившись в блиндаж. — Наш гаубичный взвод! Передайте приказ бить по первой линии!

— Взвод, — Пибоди поднял глаза на Рихарда. — Нет у нас гаубиц.

— Кто-то же стреляет, — Бользен видел грандиозные кусты разрывов в порядках атакующих.

— Второй взвод погиб. С первым потеряна связь.

Командир полка устало опустился прямо на землю перед телефоном. Рядом с ним топтались солдаты, подтаскивали к пулеметной амбразуре ящики с патронами. Пибоди было не до них.

— Джон! Джон. Докладывай! Джон! Гарсия! Шлейхер! Ответьте.

Пол Пибоди срывая голос орал в трубку, пытаясь перекричать грохот боя. Буквально в трех шагах от полковника заработал пулемет. Да, ротный опорный пункт это и огневая точка. Звучит басовитый голос «Браунинга», слышны звон гильз, взрывы, крики, треск ружейного огня. Чуть ли не рядом с укрытием рвутся снаряды. Потолок вздрагивает.

Рихард в перископ наблюдает за боем вокруг командного пункта полка. Вон он, всего в полутора километрах. Отсюда хорошо видно, кто-то там еще отстреливается. Однако сам холмик, под который врыт блиндаж, затянуло дымом.

Русские наседают. Прямо перед штабом лихо разворачивается серый в пятнах бронетранспортер, из него выкатываются солдаты. Рядом проходит танк, доворачивает башню и бьет в упор, прямой наводкой. Да, русские прорвались в центре. Потому на линии не отвечают и огневые роты молчат.

Удар. В глазах темнеет. В ушах резкая боль. С потолка сыплется земля. Один из солдат у пулемета падает на пол, нелепо размахивает руками, пытается подняться по стеночке. Второй высаживает очередь за очередью по одному ему видимой цели.

Рихард хватает полковника, поднимает как раненного и тащит к выходу.

— Они прорвались.

— Где связисты? Обрыв. Пошли людей восстановить линию.

— Нет линии. Пол, спасай то, что еще можно.

Раздалось громкое змеиное шипенье, свист, клокочущий звук. По ушам резанул нечеловеческий вопль. С головы Рихарда слетела каска, спину обдало жаром. Падая на землю, капитан обернулся. Его глаза расширились. Из амбразуры внутрь блиндажа било пламя. Пулеметчик так и стоял, обгорая свечей, живым факелом. Второй номер катался по земле, он горел и орал. Кожа на лице пузырилась от растекающегося жидкого пламени, руки почернели, обуглились. Рихард не думая выхватил револьвер, взвел курок и выстрелил в солдата.

Капитан Ламот офицер штаба полка отшатнулся и уставил на Бользена полубезумный взгляд вырученных глаз.

— Отходим. Ему уже ничем не помочь.

— Бользен, выводи полковника, — лицо капитана приобрело осмысленное выражение.

Связисты пригнувшись выбежали из блиндажа. Ламот подскочил к стеллажу и принялся набивать подсумки гранатами и магазинами к «Томигану».

Рихард махнул на офицера рукой, пусть хоть тыл прикрывает. Сам потащил полковника из блиндажа.

Навстречу бросился солдат в светло-серый пятнистой форме. Время остановилось. Рихард видел, как человек поднимает короткую штурмовую винтовку, как приседает, видел злобный прищур светлых глаз. Капитан Бользен опередил русского на полсекунды. Его спасло то, что эта модель револьвера автоматически взводилась после каждого выстрела. Отдача чуть не выворачивает оружие из руки. На третьем выстреле " Кольт" заклинило.

Откуда-то сверху доносится стрельба. Рихард идет первым. Сразу шагает в ответвление хода сообщения. На позиции минометов гробовая тишина. Только изувеченные тела, мины из снарядных ящиков валяются на земле. Тот самый пожилой техасец, что еще утром разговаривал с полковником растянулся на спине, глаза смотрят в небо, рот приоткрыт, грудь и живот залиты кровью. У стенки окопа тело без головы. Помятая каска покатилась из-под ноги как пустая миска.

Капитан Бользен вместе с полковником и Ламотом не задерживаются ни на секунду. Не до того. Чертовы связисты потерялись. Бог с ними!

На следующем повороте прямо на Бользена вылетает солдат.

— Черт! — капитан опускает пистолет-пулемет. Чуть было не нажал на спуск.

— Чей взвод? Где русские?

— Сержанта Марти. Русские везде, сэр.

Хозе Марти со своими людьми укрепился на запасной позиции и удержал часть второй линии. Самого сержанта Бользен нашел у пулеметного гнезда. Доклад краткий. Все характеризуется одним емким словом: дерьмо! Связи тоже нет.

Хорошо, русские явно не собираются расширять горлышко прорыва. Основные их силы ушли вперед. Судя по канонаде можно предположить, что сейчас трамбуют и перемешивают с глиной левый фланг. К северу противник особо не давил, наткнувшись на яростное сопротивление русские зацеплялись где могли и быстро выстраивали свою линию обороны. Рихард в бинокль с изумлением наблюдал как солдаты в пятнистом разворачивали огневые точки, раскапывали огневые ячейки. Рядом с бывшим ротным блиндажом «Лафайета» тускло поблескивает металл пулемета, из траншей вылетает земля, мелькают лопаты.

Капитан Бользен воспользовался затишьем и отправил последних выживших ребят из отделения разведки и добровольцев с приказом: выводить и вытаскивать кого и что можно. На правом фланге наладили связь с соседями. Отдельная рота из состава второго батальона пережила утренний обстрел, с фронта ее даже не пытались атаковать.

— Держите позицию капитан, — напутствовал ротного командир полка, затем тихо добавил: — Если все плохо, откатывайтесь. Не губите зря людей.

С этим Пибоди ушёл. Полковник забрал с собой троих бойцов и штабного офицера. Как понял Рихард, больше не как охрану, а на случай если потребуются связные.

Ревизия ротного оружия не радовала. Под рукой два станковых пулемета, из которых один крупняк. Уцелела одна противотанковая пушка. Как сегодня выяснилось, дерьмовое орудие. Вру, уже в первых боях 37-мм пушки показали себя отвратно. Броню современных танков пробивают только в упор.

Артиллерии нет, минометов нет, техники тоже… Почти нет. В укрытии один джип. Машину Рихард сразу загрузил ранеными и отправил в тыл на поиски лазарета. Теплилась надежда, что русские прошли в стороне. Шанс маленький, но даже это лучше, чем ничего. Троим парням даже смерть под гусеницами танка не так плоха, как вот так вот подыхать на дне окопа без врачей и лекарств. По поводу остальных фельдшер с глазу на глаз заявил командиру, если до завтрашнего утра не сделать операции, к обеду будет бесполезно. Сам ротный коновал ковыряться ножом в ранах без анестезии и антисептиков не рискнул.

Глава 13 Гваделупа

24 августа 1942. Иван Дмитриевич.

Очередное утро началось хорошо, то есть с сигнала к подъёму, а не рева сирены и гула самолетов. Помощник командира батальона капитан Никифоров все же в постели не залеживался. Свои жизненные привычки незаметно перенес в армию, только в отличие от гражданской работы на этой службе выходных нет.

После завтрака и построения капитан собрался в порт. С собой Иван Дмитриевич взял дежурное отделение и начальника по транспорту. Батальон с вечера предупредили, что корабль пришел, разгружен, долгожданные трехосные грузовики и легкие «однотонники» ждут саперов на берегу. С машинами целый склад снаряжения, запчастей, оборудования и прочих железяк от одного упоминания которых капитан Соколов радостно потирал руки, а взгляд его теплел.

— Наконец-то от половины металлолома избавитесь, Виталий Павлович, — решил одобрить зама по транспорту Никифоров.

Ехали офицеры на «Жуке». Машина много пережила, подвеска давно скрипела, мотор требовал переборки и замены колец, а то и клапанов, однако бежал внедорожник бодро.

— Надо подумать, Иван Дмитриевич. Сами знаете, штат у нас не совсем соответствует реалиям. Да и вы не любите людей пешком гонять.

— Понял. Подцепили, Виталий Павлович. Но ведь от полного хлама избавляться придется. Я только на днях читал один замечательный циркуляр с требованием передавать на ремонтный завод армии всю выбывшую из строя технику.

— Передадим, — Буркнул Соколов.

— Я к тому речь веду, что под новые машины обязался отправить в Гвиану двадцать побитых грузовиков. Думайте, сами решайте, что выбраковывать будете.

Как помощник комбата Никифоров благожелательно взирал на еврейские манеры помощника по транспорту, однако и меру знать нужно. Желание сохранить на ходу все что только можно и нельзя похвально. Увы, иногда это переходит все границы. Благо батальон пока стоит на Гваделупе, можно себе позволить свою маленькую автосвалку.

Однако Никифоров уже неоднократно напоминал капитану Соколову, дескать бережливость, это хорошо, но не стоит слепо копировать персонажей Гоголя. Рано или поздно батальон сдёрнут с места, и тогда старье придется бросать. А можно сдать, пока транспорты ходят, завод восстановит, что-то на запчасти пустит. Глядишь, дадут тем, кому новых не досталось.

— Иван Дмитриевич, — зампотех извлек из планшета газету. — Читали свежую прессу?

— Это вчера привезли? Еще руки не дошли.

— Три дня назад. Зря не прочли. В «Ведомостях» пишут, император посетил службу в раскольничьей церкви. Вот, полюбопытствуйте.

— Император Алексей Николаевич в частном порядке слушал воскресную службу в Покровском соборе на Митрофаньевском шоссе, — Никифоров выхватывал из статьи ключевое. — Нашему корреспонденту Его Величество заявил: «Для меня все православные братья во Христе. Все под Богом ходим, все его славим».

— Видите! Это получается царь раскольников привечает?

Никифоров сдержал резкий ответ. Наоборот, дочитал статью, повернулся к Соколову и спокойным тоном полюбопытствовал:

— А что здесь не так? Если не ошибаюсь, у нас по конституции все церкви признаются равными. Все христиане равны, и перед Богом, и перед царем. О язычниках и инородцах речи нет.

— Так то, по конституции. Только теперь получается, раскольников сам царь благословил.

— Благословить он не может, — Иван Дмитриевич с сослуживцами никогда не обсуждал вопросы веры. На службы армейских священников ходил, как и все, причащался, святые дни чтил. Свою принадлежность истинной русской церкви он не афишировал. Бог на небе сам разберётся.

— Виталий Павлович, чем вас старообрядцы не устраивают? Русские, Богу молятся, Троицу чтут, спиртным брезгуют, налоги платят, дела ведут по совести. Чем не угодили?

— Церковь не наша, — упрямо гнул Соколов. — Патриарха не признают. Собираются сами по себе, чужих не любят. Что они там удумать могут? Если они русские, то почему в наши церкви не приходят?

— Так у нас разные православные. Вон, в Константинопольской губернии свой патриарх.

— Так это же другое.

— Так сами сходите в старообрядческую церковь, постойте, послушайте, — мягко доброжелательным тоном продолжил Никифоров. Затем повернулся к водителю. — Вон, Савелий, ты рассказывал, у вас в соседнем селе старообрядцы живут. Страшные люди?

— Ни в коем разе, ваше благородие. Держатся на особь, но слова худого не скажут зря, в помощи не откажут. Пьяных у них нет, даже свадьбы на трезвую играют, работают много, поля, фермы ухоженные, дома у всех хорошие, все дети в школах учатся. Я до армии с артелью кровельщиком работал, так половина заказов от старообрядцев и лютеран. Живут скромно, но с достатком, сами богатством не кичатся. У всех если не трактор или хорошая машина, так пара добрых лошадок обязательно.

— Видите, Виталий Павлович, что глас народный глаголет.

— Все равно царю не дело с раскольниками якшаться.

— На нет и суда нет, — спорить Никифоров не собирался. Только сделал вывод, не раскрывать лишнего при Соколове.

Машина уже пробиралась по улочкам городка. Движение оживленное, людей и машин как на Невском в будний день. «Жук» саперов дважды вставал в пробках на полукилометровом участке узкой улицы старинного колониального городка. Никифоров уже раздумывал выйти из машины. Ей Богу, пешком быстрее получится. Остановило только нежелание показывать дурной пример своим саперам.

В управлении порта все тот же водоворот из людей, шум, гам, беготня. Уже неоднократно бывавший здесь по делам капитан Соколов чувствовал себя как рыба в воде. Выхватив у Никифорова бумаги, он прямиком направился в нужный кабинет на втором этаже. Как и везде много народу, но интенданты работали быстро. Поручик по интендантству пробежал взглядом по документам и выписал пропуска на склад. Попутно он попытался заставить Соколова не глядя подмахнуть документы.

— Я верю вам на слово, господин поручик, однако еще больше верю своим глазам, — зампотех аккуратно сложил бумаги в папку. — Показывайте.

— В зоне «9 АС 11», — взгляд интенданта поскучнел. Там покажут и передадут.

В коридоре Никифоров придержал соратника за локоть.

— Вы пока принимайте и смотрите, а я загляну еще по делам. И Виталий Павлович, не забудьте сдать металлолом.

— Это не металлолом. Он ездит.

— Да ради Бога! Пусть в Гвиане или Бразилии ездит у тамошних пейзан. Мне чтоб с отчетностью все было по нулям. Помните, я обещал вернуть старье.

Цель Никифорова располагалась в старинном доме в глубине порта. Здесь обосновалось интендантство 26-й армии. Еще точнее, отдельный кабинет где безраздельно властвовал старый знакомый Ивана Дмитриевича.

— Здравствуйте, господин полковник, — Никифоров сразу открыл дверь и шагнул внутрь, адъютант в приемной даже не успел ему помешать.

— Здравствуйте, — худощавый мужчина в мундире поднял взгляд на визитера и окаменел.

Секунда, другая, полковник с грохотом опрокинул стул, развел руки и бросился к улыбающемуся Никифорову.

— Иван Дмитриевич! Ты!

— Привет, Игорь Иванович, узнал, старый ты чернильный пень!

— Проходи, не стой, присаживайся, — полковник Фомин повернулся к замершему в дверях адъютанту: — Петр Александрович, будь добр, сообрази нам чай с ромом.

— И тебя не минула чаша сия, — изрек Никифоров обнимая и хлопая по спине своего старого друга, в бытность свою начальника Строительного управления в министерстве Народного просвещения.

— Вот не думал, что встречу. Иван Дмитриевич, ты здесь, на Гваделупе! Живой, здоровый, капитан отдельного батальона, — острый взгляд мигом срисовал эмблемы и значки кексгольмца.

— Твоими молитвами, Игорь Иванович. Это с твоей подачи мне настойчиво посоветовали: «Отдохнуть годик другой, пойти в армию добровольцем»?

— Возможно и с моего толчка. Не буду запираться. Помню ту историю. Неловко получилось. Кто ж знал то, что все так затянется, мы в такой афедрон влезем?

— Я тоже думал, что через год армия сама от меня избавится. Но ты то как попал на службу?

— Не поверишь. Добровольцем. И без всяких толчков в спину. Понял, что не могу сидеть в столице, уговаривать подрядчиков работать, пока друзья на другой стороне шара кровь проливают. Было конечно еще одно дело, — Фомин отвел взгляд в сторону.

Подпоручик принес горячий электрический самовар, заварник, чашки с блюдцами. Поставил на стол блюдце с нарезанным лаймом. Жестом фокусника извлек из-за бумаги в шкафу початую бутылку рома.

— Спасибо, Петр Александрович, присоединяйся. Видишь, Земля вроде огромная, а старых знакомых и коллег где только не встретишь.

— Я дверь запру, чтоб кто случайный не заглянул.

— Не нужно. Мы на службе. Лучше сядь ближе к двери в пол оборота, чтоб первым принять залетного.

Фомин как хозяин разлил всем чай из заварника, разбавил кипятком, долил ром на два пальца.

— Врачи советуют хину добавлять, если желаете, — короткий взмах руки в направлении подоконника где выстроилась вереница склянок и жестянок.

— Так вот, в военно-учетном столе меня по состоянию здоровья сразу определили в тыловики, а по выслуге на службе присвоили подполковника. Так вот уже больше года тружусь над снабжением армии. Сначала Франция, затем Гвиана. Теперь вот тылы ближе к фронту подтаскиваем, — бывший начальник управления, а ныне начальник над снабжением опустил чашку на стол. — Прости, Иван Дмитриевич, если чем обидел. Сам понимаешь, никто тогда не знал и не догадывался. Все думали, на Певческом мосту грозные ноты напишут, царь нахмурится, кулаком погрозит, этим все и закончится.

— Не обижаюсь я. Давно ни на кого и ни на что не обижаюсь. Случайно узнал, что ты на Гваделупе, вот решил навестить.

— Всегда рад. Где твои стоят? У меня как раз инспекция намечается. Проеду, посмотрю, может чем помочь смогу.

— Не жалеешь, что в армию пошел?

— Есть немного. Если честно, то нет. Работа дурная, тяжелая, знаешь, раза три под бомбежку попадал.

При этих словах Фомина Иван Дмитриевич прикусил щеку чтоб не рассмеяться.

— Что у нас со снабжением творится сам знаешь. Вот разгребаем Авгиевы конюшни, трудимся.

— Я тоже уже давно не жалею. Раз Бог дал такой крест, значит я могу его нести. И должен.

Разговаривали еще около часа. Затем Никифоров спохватился. Чай, чаем, разговоры разговорами, а солнце уже высоко. Работа не волк, в лес не убежит. Ее делать надо.

Склад техники обнаружился на окраине городка. Огромная огороженная колючей проволокой площадка. Ряды машин, отдельно бронетранспортеры. Взгляд невольно задержался на новеньких броневиках с пулеметными башнями. Друзья из 12-й мехбригады, уже рассказывали об этой машине. Все с придыханием и в превосходных степенях.

Легкий броневик, кузов герметичный, в днище и между колёс встроенные поплавки, в корме водометы. Машина с постоянным полным приводом, мотор мощный, тянет великолепно, колеса, шины такие, что хоть по каменным осыпям, хоть по болотине гребет как танк. Идеальная командирская машина или транспорт разведки. Есть экземпляры с мощными радиостанциями. Вооружение слабовато, один единый пулемет, но этого достаточно, если нужно утихомирить группу коммандос или уложить окруженцев.

Капитан Соколов обнаружился в конце третьего ряда, придирчиво изучал груз в кузове нового «Дромадера». Батальонные механики сверяли с документами начинку и оснащение соседних авто. Рядом крутились трое унтеров по интендантству. Видимо приглядывали за покупателями.

— Виталий Павлович, как вы?

— Спасибо, Иван Дмитриевич. Водителей я уже вызвал. Принимаем.

На обратном пути в батальон по дороге Никифорову встретилась колонна потрепанных, чадящих и гремящих грузовиков с эмблемами отдельного Кексгольмского на кабинах. Впрочем, кабины были не у всех. А кое кого тащили на буксире. Что ж, капитан Соколов выполнил свое обещание.

В интендантстве Никифоров разжился целой стопкой относительно свежей прессы. Ну как свежей. Газета недельной давности на Карибах считалась новьем. Дела раскиданы, текучка переложена на адъютантов и ротных, можно спокойно покурить за газетой. Полковник Чистяков придерживался точно такого же мнения.

— Поделитесь, Иван Дмитриевич?

— Без вопросов.

— Спасибо. Наши соратники всю свежую периодику успели растащить.

— Читают, уже хорошо. Говорят, на прошлой войне газеты были большим дефицитом. Все сразу пускали на самокрутки и вместо туалетной бумаги. Некоторые умудрялись совмещать. Сначала так, а потом вот так, — Никифоров произнес последнюю фразу с самым серьезным выражением лица, хотя бесинки в глазах выдавали капитана.

— Мне рассказывали, тогда туалетная бумага была большой редкостью. Да и сейчас не во всех деревнях считают нужным тратится.

— Близость к природе. Я больше скажу, не везде отхожие места строить изволят. Бывало, наблюдал сам. Причем не так уж далеко от столицы, в глубинке Лифляндской губернии.

— Жуть. Неужели такое до сих пор встречается?

— Сейчас не скажу, а лет за шесть до войны видел такие хутора.

Никифоров загасил окурок в жестянке с водой и развернул первый попавшийся под руку солидный еженедельник. Газеты погружали в совершенно другой мир. О войне пишут мало, только коротко о последнем налете немцев на Вашингтон, Балтимор и Филадельфию, всего нескольких строк удостоился японский фронт. О Карибах, ударах по Панаме, боях на Аляске сообщалось куда больше, но без особой восторженности и бравурного рева фанфар.

На передовицах светская хроника, сплетни, много пишут о театральных постановках, новинках кино. Людей заботит рост налогов на прибыль. Сразу в трех газетах пространное интервью министра финансов с разъяснениями о налоговых льготах на капиталовложения.

Пара статей касается новых строек, сетуют, дескать, из-за промышленности частное домостроение в загоне. Материалы трудно купить, артель рукастых мастеровых днем с огнем не найдешь. Да и вообще, денег у людей не так много, как того хотелось бы.

Заинтересовала статья в «Русском знамени». Оказывается, недавно князь Вяземский без лишнего шума забрал себе трех сирот. Грустная история. Папа погиб на фронте в Новом Свете, а мама умерла от болезни. В земской больнице говорят про атипичную реакцию на новомодный панацеин. Дескать встречается такое, пусть редко, но встречается. Мальчишка с двумя сестренками попал в сиротский дом. Так бы им расти на казённых харчах, да вмешался случай.

Помощник командира роты морской пехоты поручик Андрей Вяземский вовремя заинтересовался судьбой детей погибшего сослуживца. Узнав, что они остались совсем одни, а родня не спешит забирать детишек, попросил своего старшего брата посодействовать.

Князь не стал разводить политесы и тратить время на переписку с чиновниками, взял надежного поверенного и лично нагрянул в сиротский дом. Детей сослуживца брата забрал в тот же день, оформил опеку, все честь по чести. На все вопросы так и ответил: дети солдата из роты брата ему как свои родные. А кто не согласен, то враг русской нации.

На этом история не закончилась. О деле с сиротами случайно узнала императрица. Наталья Сергеевна и до того патронировала приюты и дома призрения, говорят, больше не по обязанности, а из личных побуждений. И тут императрица не публично, но так чтоб многие услышали заявила,дескать она считает, что в России вообще не должно быть брошенных детей и сиротских домов.

«Наша страна сильна и богата мы под прямым покровительством Христа и Богородицы, но оставшиеся без опеки беспризорные дети, лишенные домашнего тепла, родительской любви несчастные малыши в приютах, это наш национальный позор, грязное пятно на нашей совести. Князь Вяземский показал нам всем пример, как должно поступать благородному человеку и христианину».

Далее журналист указывал, что в России до сих пор почти 35 тысяч сирот, живущих на казенном попечении, лишенных родительской любви и заботы.

— Алексей Сергеевич, читали?

— Эту печальную историю? — Чистяков отложил в сторону " Ведомости" и забросил ногу на ногу.

— Что скажете?

— Хорошее начинание. Вот только у нас цари уже не первый век как пытаются решить проблему сиротства, и Павел, и Екатерина много хорошего сделали. Правители приюты устраивают, деньги выделяют, надзирают, императрицы патронаж над заведениями берут, а все равно всех сирот под опекунство и в усыновление распределить не получается. Надеюсь конечно, что у Натальи Сергеевны выйдет, да надежды мало.

— Все равно, даже если с ее подачи тысяче детишек новых родителей найдут, уже польза будет. Да хоть сотне, — Никифоров рубанул ладонью.

— Вот с этим согласен. Сокращать нужно. Сократить в ноль не выйдет. Только если сам Христос с небес спустится. И то, всем счастья даже у него не найдется.

Глава 14 Карибское море

24 августа 1942. Кирилл.

Всю ночь легкое соединение держало курс на Панаму. Винты баламутили воду, вздымали пенные буруны. Топливо на авианосцах и эсминцах не жалели. Базы рядом, за флотом у берегов Колумбии болтаются транспорты обеспечения и танкеры. На радиодальномерах кораблей изредка мелькали отметки каботажников и рыбацких шхун. Никто на них не отвлекался. Прибрежное судоходство в Колумбии сохранялось даже во время войны. Да что там, даже на контрабандистов никто не обращал внимания. Людям надо как-то жить, что уж там.

В это же самое время из-за мысов Эспаньолы и Ямайки в режиме радиомолчания выдвигались эскадры янки. Адмирал Кинг не мог позволить флоту отстаиваться в базах, пока защитники Панамы истекают кровью. В принципе, подготовка европейцев к атаке не прошла незамеченной. Флоты, транспортные и десантные соединения в рукаве не спрячешь. Во всяком случае, европейские адмиралы еще не освоили такие фокусы.

Как и до этого, Эрнест Кинг командовал с «гранитного линкора» берегового форта. На мачте «Хорнета» свой флаг поднял вице-адмирал Спрюенс. Янки и не планировали разгромить соединенный флот Европы, но имели все шансы чувствительно пощипать, врезать со всей силы и отскочить под зонтик базовой авиации.

В конце августа над Карибским бассейном установилась великолепная погода. Все шторма и ураганы прошли мимо, облачность редкая, волнение умеренное. Идеальное время для ленивого пляжного отдыха, купаний, прогулок на яхтах и лодках. Морская рыбалка на голубого марлина опять же. Эх, не зря великий Хэмингуэй обосновался на Кубе, старик любил море и знал толк в тропических островах.

Европейцы подгадали свой удар именно к периоду устойчивой хорошей погоды. Им требовалось задействовать авиацию на все сто процентов, перед немцами стояла задача высадки на необорудованный берег под огнем. Впереди штурм портов, высадка подкреплений и тылов армии вторжения. Все это лучше делать не в шторм.

На «Выборге» после подъема флага, утренней молитвы и завтрака по громкой связи объявили, что десант вчера прошел успешно, союзники ведут бои на плацдармах, вражеская авиация подавлена. Последнее особенно пришлось по душе летному составу. Значит, гвардейский авианосец не бросят в бои за завоевание неба над Панамой. Остаемся в группе поддержки.

Море вокруг кораблей соединения пустынно, но где-то там за горизонтом наши. Летчикам не показывали штурманские прокладки и тактические карты, их и не все офицеры авианосца видели. Летчикам не транслировали радиопереговоры по закрытым каналам. Однако, люди чувствовали, понимали, вокруг очень шумно. Нельзя сказать «людно», а слово «корабельно» в русском языке имеет другое значение.

На палубах американских авианосцев прогревали моторы. Два новейших «Франклин» и «Тикондерога» готовились выпустить сотню дюралевых ос на двоих. В стороне шли «Хорнет» и старичок «Рейнджер». Ангары кораблей довоенной постройки меньше. В первый удар с них выделили восемьдесят крылатых машин. Координаты европейских эскадр известны. Со скрытых в джунглях береговых постов видели транспорты, полудюжина самолетов с радарами и колумбийскими опознавательными знаками наблюдали маневры русских и немцев.

— Не совершаем ли мы ошибку? — Рэймонд Спрюенс повернулся к командиру авианосца кэптену Чарльзу Мейсону.

— Это риторический вопрос, адмирал. Нанести удар по тылам и отступить. Вы же сами рекомендовали для Тихого океана тактику «кусай и беги».

— Для Атлантики тоже. Половина авиакрыльев на палубах. Мы сможем отбиться от ответного удара.

Десятки самолетов собирались в эскадрильи и уходили курсом на зюйд-зюйд-вест. Они физически не могли лететь одной армадой. У них изначально были разные цели. Разведка и аналитики штаба адмирала Спрюенса клялись, что в зону удара попадают три-четыре флотилии противника.

Иногда войну сравнивают с шахматами. Может быть. Однако, вице-адмирал Милевский эту игру не любил. Командующему русскими силами Карибского моря по душе были совсем другие забавы, например, те коими испокон веков развлекались казаки на диких территориях фронтира и враждебных землях. Играть по правилам Николая Адамовича не научили.

Когда с патрульного «Пилигрима» передали тревожную радиограмму, в рубке флагманского «Цесаревича» только мрачно ухмыльнулись. Атака американского флота не считалась чем-то невероятным. Наоборот, все ждали, что Кинг попытается отомстить за Панаму. Тяжелый гидроплан форсируя моторы уходил по нормали к курсу американской эскадрильи. Одновременно радио с курсом и координатами запустило цепь последующих событий.

На болтающемся далеко в тылу легком соединении пробили боевую тревогу. Ветер сегодня дул с оста. Потому авианосцы развернулись и легли на обратный курс. Все давно отлажено и отработано, расписано по минутам. Истребители в ангарах и на палубах снаряжены. Люди знают, кому что делать. Все быстро и без суеты. Мелкие неурядицы, запинки не в счет, они уже учтены в графиках.

Построение в ангаре. Красивым громким словам, патетике здесь не место. Полковник Черепов нарезает задачи. Офицеры штаба выдают карты с полетными заданиями, дают напутствия командирам эскадрилий и звеньев.

— Первая! По машинам! — штабс-капитан Сафонов машет шлемофоном над головой.

Сегодня первыми в бой идут первая и третья эскадрильи. «Сапсаны» второй эскадрильи буксируют к лифтам, оружейники в очередной раз проверяют боекомплект, механики и мотористы сверяются с формулярами. В ангаре будоражит кровь, щекочет ноздри аромат высокооктанового бензина. Кровь войны хлещет из заправочных пистолетов в горловины баков. Запах высокой энергии, современной техники, сокрушающей мощи стальных машин. Перчинку добавляет коктейль из запахов масел, охлаждающих жидкостей, солидола.

Ангар авианосца выглядит и пахнет как заводской цех. Это и есть завод, уютное гнездо крылатых машин. Здесь же ремонтные мастерские, станочное оборудование. Квинтэссенция современной высокотехнологичной войны, совершенного инструмента убийства и спасения жизни одновременно.

Кирилл Никифоров взбегает по стремянке на крыло самолета, поднимается в кабину. Все отработано до автоматизма. Все действия проговариваются вслух. Это уже впиталось в кровь и плоть, легло в подкорку мозга. Когда-то давно в кабине самолета на маленькой качающейся палубе у Кирилла по спине ползли мурашки, между лопаток пробегал холодок. Поручик и не заметил момент, когда это все прошло. Не было тогда времени на рефлексии.

Разбег. Шасси отрывается от настила. Набор высоты. Эскадрилья неторопливо забирается на горизонт «три тысячи» и растягивается широким фронтом. На востоке барражируют «Сапсаны» третьей эскадрильи. На западе занимают свое место соратники со «Скобелева» и «Очакова». В отличие от гвардейского «Выборга» на этих авианосцах обычный состав авиаотрядов по одной истребительной, штурмовой и торпедно-бомбардировочной эскадрилье.

Видимость великолепная. На радиоканалах переговоры соратников, доклады комэскам. Радиорубка молчит. Делать нечего, только поглядывать по сторонам, на приборы, прислушиваться к голосу мотора.

В голову лезут совершенно посторонние мысли. Вдруг вспоминается один интересный казус. Так получилось, что на русском флоте самые маленькие эскадрильи. Стандартная тактическая единица морской авиации состоит из 12–15 самолетов. В армии с началом войны пришли к точно такому же составу. У немцев штаффель может иметь и девять самолетов, но это редко, как исключение. Тогда как у янки в эскадрилье бывает тридцать и больше машин. Все самолеты одного назначения на авианосце входили в одну эскадрилью. Интересный момент, никто ведь пока не знает, как лучше.

— Обнаружены множественные воздушные цели, — врывается на волну радиорубка. — Курс: чистый норд. Дистанция 56 миль.

Никифоров пересчитывает в голове морские мили в километры, совмещает свою координатную сетку с нулевой точкой отсчета от авианосца. По команде «тройки» эскадрилья доворачивает навстречу противнику. Истребители держат малые обороты моторов, экономичная скорость. Противник пока за горизонтом.

Между тем на тридцать миль к норд-весту уже льется кровь, небо рвут трассера и зенитные снаряды. Американская армада вышла на транспортный караван. В охранении кроме эсминцев и фрегатов целых шесть эскортных авианосцев. Молодые безусые ребята с этих несуразных коробок, пыхтящих «стругов» первыми вступили в бой.

Русские и немецкие эскадренные авианосцы, тяжелые бронированные гиганты с большими ангарами и просторными палубами не могли сразу перенацелиться на нового противника. Палубная авиация работала по берегу. Пикировщики и горизонтальные бомбардировщики выжигали узлы обороны противника, прокладывали дорогу штурмовым частям на земле. Истребители удерживали зоны отсечки над джунглями, сменяя друг друга прикрывали ударные машины от атак перехватчиков с аэродромов Гондураса и Никарагуа.

Впрочем, адмиралы Милевский и Бринкманн подняли в небо свои резервные истребительные эскадрильи. Увы, эскадры раскиданы по всей акватории, расстояния убивают время, а время сжигает бензин в баках. Чем дальше лететь, тем меньше времени остается на патрулирование и бой.

— Третья, возьмите вправо на три румба. Первая, идете прямо на противника, — глухо звучит в наушниках.

Вот они! На горизонте на фоне голубой безбрежной равнины появились темно-синие пятнышки. Выше идет восьмерка истребителей или легких бомбардировщиков. Эскадрилья «Выборга» синхронно повернула на встречный курс. Сектор газа вверх. Мотор довольно урчит, переваривая обогащенную смесь. Стрелки ложатся вправо.

— «Девятка», на тебе истребители. Свяжи их.

— Вас понял, — и тут же в микрофон: — Держать строй. Работаем их с пикирования на проходе.

Все получилось. Четверо против восьми. Кирилл намеренно атаковал с вертикали, пользуясь преимуществом. «Сапсаны» успели разогнаться до 640 км/ч. На такой скорости сближение и бой спрессовываются в несколько секунд. «Уалдкет» успевает отвернуть именно в тот момент, когда Никифоров жмет на гашетки. Стальная струя проходит в метре от кабины янки. Стиснуть зубы и рычаг чуть на себя. Самолеты расходятся, в брюхо толкает воздушный поток от американца.

Ведомый идет рядом. Вторая пара работает самостоятельно. «Сапсаны» на полной скорости свечой взмывают вертикально в небо, машины рвутся к солнцу. Переворот через крыло. Противник ниже. Янки далеко не молокососы, уверенно расходятся и лезут на вертикаль. Кажется, их уже меньше.

Снова атака. Опять промах. И выйти снова на вертикаль не получается. Над морем завязывается собачья свалка. Четверо самолетов с серебристыми молниями против семи с белыми звездами. А ниже и западнее два звена «Сапсанов» потрошат группу торпедоносцев.

— «Девятка», сзади!

Не думая бросить машину в сторону. Наперерез лезет янки, за хвостом второй истребитель. Ведомый дерется самостоятельно. Все на инстинктах, на рефлексах. Мозг не успевает думать, пока ситуация меняется. Все на скорости. Кирилл короткой очередью распарывает мотор «Уалдкета», успевает увидеть, вспышки взрывов на борту вражеской машины. Перегрузка вдавливает в кресло. За крыльями самолета тянутся белые инверсионные следы разорванного в клочья воздуха. В глазах темнеет. На губах терпкий вкус крови. Не заметил, как губу прокусил.

— «Дюжина», пике!

— Стряхни его!

— Жми, гад!

Эфир заполнен криками. В этом хаосе по наитию вылавливаешь голоса своего звена, даже не всегда понимаешь, скомканные фразы.

Янки выходит из боя и поворачивает к своим торпедоносцам. С неба на него как сокол падает «Сапсан». Русский истребитель вздрагивает от залпа. По хвосту и кабине американца хлещут огненные бичи.

— Всем собраться, — Кирилл вдруг понимает, что бой закончился.

— Иду курсом на зюйд, — при этих словах командир звена качает крыльями. Номер на борту могут и не различить. Он специально наносится серой краской, чтоб не служить мишенью для врага.

Они выжили. Вот, «десятка» Марченко пристраивается справа. Навстречу идет вторая пара. Янки нет. Двое последних удирают на дымящихся, покалеченных машинах. Гнаться за подранками уже поздно. Пусть уходят с Богом. Обычно в таких случаях специально делают зону отсечения, где отдельная группа добивает калек.

— Господа, идем к палубе. Мы ближний патруль.

Кирилл пересчитывает самолеты эскадрильи. У него четверка. Ниже с Сафоновым еще шесть машин. Где двое? В горячке боя даже не услышал и не заметил. Только сейчас вдруг вспоминается, что на нашей волне кто-то кричал, что горит.

— «Четверка», «Девятка», доклад.

— Все целы. Работаем, командир, — слетает с губ.

— У меня «Пятерка» Корниенко погиб, — выдавливает из себя Ворожейкин. — Не выпрыгнул.

— Двое за сегодня. Плохо работаем, соратники.

Пока эскадрилья жгла торпедоносцы, вокруг соединения все было очень весело, хоть умри. Янки навалились толпой. Вторая эскадрилья с «Выборга» успела взлететь, но их связали боем «Уалдкеты». Самолеты со звездами на крыльях шли на разных высотах и с разных направлений. Кто-то у них очень умный сумел скоординировать атаку.

Русские истребители раздерганы. Да не так уж их и много. Если посудить, на трех легких авианосцах столько же самолетов как на одном тяжелом монстре типа «Эссекс». Отдельные группы американцев прорывались сквозь плотный зенитный огонь к авианосцам. Пока везло. Пусть торпеда прошла в считанных метрах от борта «Скобелева». Пусть рядом с «Очаковым» и «Выборгом» вздымались чудовищные фонтаны от взрывов бомб, а сталь бортов рвали осколки. Это все не страшно, это все мимо. И кровь в гнездах зенитных автоматов, лежащие на горах гильз бездыханные тела тоже в рамках допустимых потерь.

Лейтенант-коммандер Дик Бест шел в первый боевой вылет над Атлантикой. Его только месяц назад перевели с тихоокеанского «Иорктауна» с повышением командиром бомбардировочной эскадрильи. Если к цели все шли одним кулаком, то перед выходом в атаку, ведущий полуэскадрильи перепутал сигналы.

Русские истребители отстали. Внизу корабли, вытянутые стремительные эсминцы, величественный тяжелый крейсер. По ветру растекаются клочья дыма. На артиллерийских площадках кораблей эскорта тусклые вспышки. Впереди эскадрильи сплошная стена разрывов, клокочущая полоса огня и дыма. Чертовы палубы уже близко. Вон рубит волны большой авианосец, баламутит за собой пенный след.

— Парни, ныряем ниже, — Дик бросает взгляд на идущие следом машины.

Их всего шестеро. Даже чудо, что они дошли. Тяжелый тупоголовый «Даунтлес» сваливается в пикирование. Свист и рев ветра. На крыльях автоматически раскрываются воздушные тормоза. Машина мчится к цели, падает почти отвесно. От авианосца и с двух эсминцев к самолету тянутся огненные струи. Каждый пятый снаряд трассирующий. Летчик сжимает зубы. По сторонам не смотреть. Глаза в прицел, на медленно растущий тактический знак на палубе.

Рев мотора, свист воздуха, хлопки взрывов, гул перегруженного набора машины сливаются в какофонию, кажется звук зарождается в голове, колокольным звоном отдается в броне черепа, пульсирует в висках. Глаза сами расширяются при виде бьющего прямо в лицо автомата.

Корабль приближается. Где тот рубеж, после которого уже не выйти из пикирования? Дик рвет ручку спуска и обеими руками с нечеловеческим усилием тянет рычаг управления на себя. Самолет вздрагивает. Перегрузки вдавливают человека в сиденье, пятой точкой чувствуется как скрипят и стонут нервюры, как дрожат готовые отвалиться крылья. На предельном усилии Дик выводит машину из пике. Верный «Даунтлес» чуть было не задевает палубу русского авианосца, выравнивается и потихоньку забирается вверх.

— Попали! — вопль в динамиках.

За хвостом машины грохочет и ревет тротил. Из дыры в палубе вырывается столб дыма. Перед носовым лифтом расцветает огненный цветок. Корабль вздрагивает от удара. От двух ударов полутонных фугасов. По уходящим самолетам никто не стреляет. Зенитчики высаживают боекомплект по идущим на бреющем торпедоносцам.

Первая эскадрилья чуточку не успела. Кирилл видел, как на «Выборг» падают штурмовики. Видел, как вспыхивают и разваливаются в воздухе два американца. Видел, как бомбы рвутся в воде, выворачивают глубины океана. Видел два взрыва в носу авианосца. Горло сдавило комом. Сердце на миг встало. «Выборг» горит!

На краю поля зрения выходящие из боя пикировщики. Кирилл толкает рычаг от себя. «Сапсан» послушно переваливается через крыло. В прицеле большой самолет с толстым фюзеляжем. Дистанция сокращается. Сто метров. Летчик жмет на спуск. Два-три выстрела и пушки захлебываются воздухом. Снаряды закончились. «Сапсан» проходит буквально в метре над кабиной «Даунтлеса», чуть было не задевает плоскостью киль американца.

На конец лета 42-го года команды борьбы за живучесть на русских авианосцах работали как надо. Первая бомба пробила летную палубу и разорвалась в пустом ангаре. Осколками посекло оборудование, разметало пустые тележки оружейников, завязало узлом пустую топливную магистраль. Вторая ФАБ сдетонировала от настила. Вмятина в палубе, сорванный, перемолотый в щепу тик настила. Ударной волной сдуло за борт заряжающего из гнезда «Ковровского дырокола».

Оборудование на корме, аэрофинишеры не повреждены. Уже через четверть часа с авианосца дали разрешение посадку истребителям. Кирилл Никифоров заходил на корабль одним из первых. Самолет без патронов небоеспособен. Прямой приказ командира эскадрильи.

«Выборг» еще дымился. Это не страшно. Куда хуже и страшнее вид с правого борта. Там в десяти кабельтовых в огне и дыму шел «Очаков». Легкому авианосцу досталось. Три бронебойные бомбы прошили все палубы и разорвались глубоко в трюмах. Ударом выворотило и подожгло топливную цистерну. К этому в левый борт попали две торпеды.

Перестроенные из крейсеров легкие авианосцы крепкие корабли, но всему есть предел. Люди «Очакова» дрались за жизнь, на одном упрямстве вытягивали корабль из объятий пучины, но все понимали — тщетно.

Глава 15 Аляска

24 августа 1942. Алексей.

Весь день русские шли мимо позиций горстки храбрецов. С холма в тылу открывался великолепный вид на новые переправы, колонны грузовиков, пушки на прицепах. Рихард стиснув зубы глядел в бинокль на поле боя, бывшие позиции «Лафайета», изрытые снарядами, перечеркнутые танковыми гусеницами окопы, битую технику. В горле встал ком, когда оптика услужливо приблизила толпу пленных.

Несмотря на разгром, горечь потерь, смертельную усталость, капитан Бользен не терял время зря. Его разведчики вывели на позиции чуть ли не целых два взвода россыпью. Фактически под рукой капитана собрались полторы роты. На руках только легкое оружие, но парни готовы драться. У соседей в наличии две 105-мм гаубицы, в случае чего, поддержат огнем. Жить можно, но что-то не верится, что долго.

Самое главное, самое важное! Уцелела полевая кухня. У поваров даже остались бобы и тушенка. От этой новости даже самые уставшие, озлобленные и павшие духом бойцы повеселели. На сытый желудок все воспринимается куда оптимистичнее, даже небо над головой светлеет, а лопата в руках кажется легче.

К вечеру вернулся Пол Пибоди. Полковник вызвал командира второй роты капитана Кортеса Бланко. Уединившись с двумя ротными в укрытии за позицией противотанковой пукалки Пибоди кратко обрисовал им ситуацию. Если одним словом: задница. Тремя словами: бездонная темная задница.

Русские прорвались до самой Суситны. Возможно их маневровые группы поднимаются вверх по реке, ищут места для переправ. Связи с нашими нет. Все радиостанции погибли утром. Проводная связь оборвана. Косвенный признак — за весь день в небе ни одного самолета с белыми звездами. Тогда как самолетов с молниями на крыльях пролетало до черта.

Полковник со своими людьми прошел сколько мог вдоль потока русских войск. Никого из наших не встретил. По словам Пибоди, можно было просочиться южнее, противник вообще не озаботился фланговым охранением, однако, рисковать без особого смысла полковник не стал. Рихард мысленно его одобрил. Все хорошо до поры до времени. Первый слишком внимательный или любознательный царский солдат и все закончится безнадежным коротким боем.

— Предлагайте варианты, — полковник закурил сам и предложил сигареты офицерам.

— Как понимаю, до Суситны вы не дошли, — Бользен не спрашивал, а уточнял.

— Все верно. Семь миль и назад. На вчерашний день наших до реки не было, только у понтонов слабые заслоны и зенитки. Механизированные группы уже должны пытаться переправиться сходу или разворачиваться в оборону на берегу.

— Что осталось от «Лафайета»?

— Мы. Третий полк в Анкоридже, Кортес. Ты сам видел, будет чудом, если кто-то еще успел свернуться ежом на левом фланге.

— Где их задавят огнем с моря. Русский флот гуляет по заливу, как у себя дома.

— Давайте думать, что будем делать дальше, — полковник жадно затянулся и выпустил густую струю дыма.

Рихард прищурился. Он прекрасно понимал Пола Пибоди. Последним приказом по дивизии было: «Удерживать позиции». Сегодня любое решение на ответственности старшего офицера. Более того, Рихард знал, какое решение единственно верное. Бользен только собрался высказаться, как его опередил Кортес Бланко.

— Надо отходить. Как помню, с тыла у нас сплошные дебри и козьи тропы. Снабжение и подкрепление через тайгу не протащить.

— Что с техникой?

— Пять грузовиков и три джипа.

— Полковник, если снимаемся, то надо готовиться сейчас, а уходить на закате. Завтра будет поздно, — Бользен кивнул в сторону карты. — Сколько миль марш?

— Тридцать. По грунтовкам и тропам. Два дня, если нам очень повезет.

— Будем молиться деве Марии и Карлу Марксу, — с совершенно серьезным видом произнес капитан Бланко.

В этот момент Рихард вспомнил, что соратник попал в дивизию по линии Коминтерна. Его очень рекомендовали кубинские товарищи. Рота у Бланко смешанная, много латиносов, но костяк из евреев и немцев. Еще вдруг возник интересный вопрос: почему полковник не пригласил на совещание своего Ламота? Франсуа грамотный штабной офицер, при подготовке к маршу, его ум и опыт бесценны.

— Лишнее придется бросить, — Рихард Бользен поднялся на ноги и кивнул в направлении позиции противотанкистов. — На машины грузим продовольствие, медицину, раненных и легкое оружие.

— Никто даже предположить не мог, что русские бросят в бой тяжелые танки, — голос Пибоди сочился горечью. — Мы даже не знали, не верили. Все аналитики с умным видом какающей собаки говорили, что у русских вся современная техника, все тяжелые машины на западе. Против нас части второй очереди с устаревшим вооружением.

Рихард и Кортес расхохотались от образного сравнения полковника. Оба живо представили себе лощенных офицеров разведки в описанном виде. Разрядка пришлась кстати. Полковник сам улыбнулся, к нему вернулся уверенный голос, в глазах появился характерный блеск.

— Нас собирались перевооружать. Уже готовились получать новые пушки, — продолжил Пибоди. — Но нами решили заткнуть дыры на Аляске и Алеутах. Кто думал, что русские вообще сумеют протащить через океан и выгрузить на необорудованный берег танки?

— Против средних, она тоже плохо работает. Что ни делай, снаряд слабый, — нахмурился Рихард, каждое слово полковника он впитывал как губка. Редко когда командный состав делится с офицерами такими откровениями.

— Пушка то новая, но уже устаревшая. А что нам должны были дать взамен?

— Сейчас все устаревает быстро, Бланко, — полковник поднялся на ноги и подошел к Рихарду. — Надо оформить приказ как коллегиальное решение.

— Понимаю. Пусть Ламот пишет. Я подпишусь.

Мужчины поняли друг друга. Капитан штаба только исполнитель. Он не решает, не берет на себя ответственность за людей.

Про себя Рихард гадал, через сколько миль придется бросить машины? Карту капитан помнил хорошо. Аляска, это не прерии и даже не облагороженное восточное побережье. Больше всего этот штат похож на русскую Сибирь. С дорогами все плохо, лучше путешествовать и возить грузы по воде, как первые колонисты, а не мучиться с туннелями и тропами на суше.

Хуже всего маршрут отряда проходит по предгорьям. Уйти еще севернее не получается, слишком большой крюк, там вообще не дороги, а трапперские тропы. Если противник выставит заслон у горы Суситны, примечательная доминирующая вершина, то тут и конец придет анабазису. Не обойти, а ломиться в лоб имеющимися силами это только положить людей зря.

Сержанты восприняли новость по-разному. Немало народу желало хорошей драки. Сегодня не все поняли, как так получилось, что русские одним ударом прорубили фронт, жаждали вернуть должок. Другие наоборот, прекрасно все понимали, видели какие силы ушли в чистый прорыв. Третьи сами полагались на волю и мудрость командования. Рихард говорил мало, больше прислушивался и приглядывался к людям.

— Капитан, как строим отход? — у лейтенанта Герберзона возник только один вопрос.

— Люди поужинают, и тихо снимаемся с позиции. Сначала тылы, затем люди.

— Заслон оставляем? Я смотрю нас даже не обстреливают.

— Если увидят, что отходим, проводят с огоньком, — ротный сам в глубине души изумлялся апатии противника. При этом понимал, русские тоже знают район, авиаразведка у них на высоте, не хотят они губить своих людей в атаках, ясное дело. Все равно отрезанному от своих отряду полковника Пибоди никуда не деться. Или рассеиваться, пробиваться по одиночке, когда совсем припрет, или идти на прорыв. Последнее безусловно геройский поступок, но глупый.

— Оставляем взвод в прикрытии, — Рихард потер подбородок. — Если все будет тихо, снимутся на закате.

— Я останусь с заслоном, — по глазам второго лейтенанта читалось, он прекрасно понимал, что будет если русские спохватятся и нажмут.

— Ты ведешь колонну. С заслоном останусь я.

— Капитан вы старше и опытнее.

— Вот именно, — коротко резко обрубил разговор.

Все прошло как по нотам. Рихард расположился с биноклем у корней старой березы и наблюдал за своим бывшим ротным пунктом. Русские копали окопы и расчищали ходы совершенно открыто, не прячась. Такое ощущение, что установилось негласное перемирие. Наши не стреляют, противник не стреляет, но пулеметы и окопные пушки готовы в любой момент залить пространство свинцом. Затишье до первого случайного выстрела, до первой тревоги и слишком нервного часового.

Удивительное сюрреалистичное состояние. Война и не война. Хрупкое чудо, маленький пятачок мирной идиллии посреди океана смерти и хаоса. Вон, русские вытащили из окопа тело и понесли к рву за позициями. Импровизированное санитарное захоронение. Американца добровольца несут, ясное дело. Пусть так, чем бросить в безымянную воронку и ни креста, ни таблички. Своих мертвецов проклятые землячки собрали еще днем. На берегу реки выросло маленькое кладбище.

Рихард опустил бинокль и посмотрел на свои позиции. Не вдохновляющее зрелище. На флангах вместо неутомимых станкачей два ручных пулемета. Очень хорошая штука в наступлении, но решительную атаку ими не остановить. По окопам хаотично бродят люди. Вроде совершенно без дела. При виде высунувшегося из стрелковой ячейки сержанта Мюллера, капитан улыбнулся — именно Мюллер придумал дать людям шататься по позиции, чтоб каски выглядывали над брустверами. Пусть русские думают, что нас здесь много.

Солнце склонилось к горизонту. Еще один взгляд на часы. Капитан остро чувствует неудобство от отсутствия связи. На учениях в Миссури все было, а тут в поле много полезного и необходимого вдруг потерялось. И хорошо если застряло в Анкоридже, а не в захваченных русскими портах. Связь нужна как воздух. Впрочем, все равно надо уходить и уже не важно где там основная группа. Подниматься и пусть будет что будет.

— Мюллер, — капитан скатился в окоп и жестом подозвал к себе сержанта. — Бери Сидорчука, Шустермана, еще трех человек по твоему выбору и бегом на первую линию.

— Сколько нам времени даете?

— Час с этого момента. Затем сворачиваешься и догоняешь.

Последнюю группу прикрытия Рихард выбрал по методу: кто первым на глаз попался. Хотелось думать — удачно. Ганс Мюллер жилистый, суховатый, длиннноногий, Сидорчук из канадских фермеров, на марш-бросках показал себя выносливым и упертым мулом. Эти догонят быстро.

— Ганс, — окрикнул сержанта. — Дольше необходимого не задерживайся. Смотри, чтоб догнал нас.

С этим Рихард резко повернулся и поспешил дальше. Ему всегда было тяжело оставлять своих людей. Ничего с этим не сделать.

— Сержант, поднимай парней.

— Снимаемся? — Хозе Марти вскочил на ноги.

— Тихо, без лишнего шума. Не кричать, не свистеть.

— Сделаем, капитан.

Пока все складывалось удачно. Когда уходила основная группа с орудий сняли замки и панорамы, намеренно сорвали маскировку. Машины на руках укатили за перелесок в тылу, только там завели моторы. Люди покидали позиции маленькими группами, отделениями по ходам сообщения и прячась за рельефом и кустами. Русские ничего не заметили.

Теперь Рихард Бользен повторил нехитрый маневр силами одного взвода. Тихо спокойно выбрались из окопов и легкой рысцой в тыл.

На опушке леса всех всполошил крик дозорного. Над лесом шёл самолёт. Успели. Залегли под кустами и деревьями пока железный коршун высматривал с неба добычу. Очень хочется надеяться, русские ничего не заметили.

— Поднимаемся! Марти, Тейлор в авангард. Я в замыкающих.

Уходили быстрым темпом. Рихард специально занял место в хвосте колонны и даже приотстал от своих. Не только чтоб первым услышать топот ног парней из заслона, либо шум моторов вражеских броневиков. При таких маршах при отступлении проявляется одна нехорошая штука. Некоторые как бы случайно отстают или теряются. Не всегда случайно, разумеется.

С этими мыслями Рихард поправил «Томиган» на плече. Сам он отстал шагов на десять и вслушивался в лес. Тайга даже не замечает войну. Как и тысячи лет назад шумят деревья, цокают коготки, кричат птицы. Древний лес поглотил группу людей. Все как тысячи лет назад.

Рихард не знал, о чем думают и что чувствуют его люди, но сам вдруг ощутил себя в некоем волшебном Зазеркалье, в изнанке мира, удивительной тени. Казалось, они вообще ушли из этого мира. Потерялись, спрятались от врагов, скрылись в древнем лесу, как индейцы от бледнолицых.

Сумерки незаметно сгустились. Идти стало тяжелей. Однако, на душе полегчало. Древний лес на краткий миг спрятал человека не только от войны и врагов, но и от дурных мыслей, вчерашних хлопот, никому не нужных забот.

Уже ночью отряд нашел брошенные машины. Вскоре авангард по цепочке передал, что слышит топот ног и треск веток.

Глава 16 Карибское море

24 августа 1942. Кирилл.

— Господа, прошу считать это делом чести, — полковник Черепов заложил руки за спину. — Мы атакуем американцев.

Летчики собрались в ангаре. Вокруг только стальные стены. Все машины подняты на палубу. Аварийные команды еще срезают автогеном покореженные трубы и конструкции, механики и оружейники волокут тележки со снарядными и пулеметными лентами. Воняет горелым металлом и взрывчаткой. Георгиевский авианосец ранен, но не побежден, его люди готовы драться. Среди летчиков «Выборга» чуть на особь держатся пятеро истребителей с «Очакова». Они сели на свободную палубу.

— Первая и вторая истребительные, вам задача сопроводить, довести до цели бомбардировщиков. Расчистите им дорогу, утопите и придушите всех, кто попытается встать на пути. Третья в обороне. Очаковцы, — взгляд на новичков, — работаем вместе. Штабс-капитан Вите, берите молодцев под свою руку.

— Координаты цели известны?

— Да. Запишете и получите прокладки после построения, — полковник поворачивается к штурмовикам. — Господа, не приказываю, но прошу, дотянитесь.

Мощные турбины разогнали авианосец до самого полного. Пока готовили к вылету самолеты, механики облазили и перепроверили катапульту. Одновременно матросы палубной команды белой краской нанесли на настил безопасный коридор для взлета. Обе бомбы легли ближе к правому борту. Слева остался целый участок палубы. Узкий коридор, но волнение слабое, качка почти не чувствуется, ветер дует ровно без порывов. Если не жмуриться от страха, взлететь можно.

Первыми на взлет пошли «Бакланы». Груженные бомбами, снаряженные и заправленные под завязку машины швырнули в небо катапультой. Затем настал черед истребителей. Взлетали по одному и по очереди. Один по дорожке, второй с катапульты.

Кириллу выпал ускоренный старт. Мотор прогрет, винт молотит воздух. Палубный тягач подтаскивает самолет к катапульте. Матросы фиксируют шасси в тележках. Взмах флагом. Обороты на полную. Сквозь гул мотора прорывается свист. Из-под крыльев вырывается клуб пара. Неведомая сила хватает самолет и с силой разгоняет, швыряет как стрелу из баллисты.

Вокруг все спокойно. Небо чисто. Авиационная рубка желает всем: «Ни пуха, ни пера».

— К черту! — взгляд невольно цепляется за горящий «Очаков».

Корабль идет с креном. Из густой черной пелены, клубящегося дыма выступают только нос и часть рубки. Почти у самого борта держатся два эсминца. Да, точно, с авианосца снимают команду. Люди перебираются на спасателей по мосткам и шторм-трапам.

Крылья гнева шли с легких авианосцев одной плотной группой. За тридцать миль до точки на карте на радиоволне прозвучал незнакомый голос. Человек назвал кодовое слово и представился как командир авиаотряда «Евстафия» полковник Добромыслов.

— «Георгиевцы» и «Скобелевцы», сбавьте скорость. В атаку идем все вместе, одновременно.

Кирилл не сразу понял, что хорошо знает этого человека. Довелось служить в авиаотряде «Евстафия» до перевода на «Выборг». До того работал с соратниками с палубы «Наварина» над Северным морем.

Первыми на американцев зашли истребители. Эскадрильи «Сапсанов» атаковали воздушные патрули, завязывали бой, перехватывали взлетающих с палуб и набирающих высоту «Уалдкетов». Затем с трех направлений и разных высот на врага обрушились пикировщики и торпедоносцы. Они шли на боевом курсе, презирая смерть прорывались сквозь зенитный огонь. Торпедные эскадрильи разворачивались веерами, прорывались через эскорт, горели, но упрямо тянули до точки сброса торпед.

Пикировщики стаями наваливались на противника. Одновременно цель атаковали целыми эскадрильями. В лицо бил огонь. Приводы зениток грелись и клинили, стволы раскалялись в момент. Стремительные машины падали на противника как соколы на добычу. Люди у зениток работали как оглашенные, стреляли по выскальзывающим из прицелов самолетам. Считанные секунды, сотни и тысячи выпущенных в небо снарядов и пуль полудюймовых «Кольт-Браунингов». Не все снаряды прошли мимо цели.

Очень тяжело попасть в падающий прямо на тебя самолет. Не так-то просто достать бомбой маневрирующий и огрызающийся из всех стволов корабль. Не все выдерживают чудовищное напряжение атаки с пикирование. Не у всех хватает выдержки выстрелить бомбой с минимальной высоты. Нельзя ругать тех, кто отворачивает чуть раньше. Нельзя ругать тех, кто не может выйти за пределы возможного.

Нашлись те, кто сумел, кто выдержал, не испугался, нажал спуск в самый нужный момент. Нашли те, кто как одушевленный непогрешимый механизм отработал от и до. В современном сражении флотов даже эскадрилья, это очень мало. Счет идет на десятки и сотни самолетов. Шестерка «Бакланов» с «Выборга» совершила подвиг.

Цели распределяли самостоятельно. Так получилось, что русские истребители, а за ними ударные самолеты вышли на эскадру в составе «Хорнета» и «Рейнджера». Новым авианосцам сегодня повезло. Поручик Ефремов повел свою полуэскадрилью на самый крупный авианосец.

Вражеские истребители не мешались. Небо любезно подмели соратники. Расчеты зениток авианосца отвлеклись на стелящиеся над водой смертельно опасные торпедоносцы. Шестерка пикировщиков четко зашла с кормы и стаей набросилась на корабль.

Выйдя из боя, Василий Сергеевич чувствовал, как по телу струится холодный пот, волосы под шлемом слиплись в колтун. Это ничего. Рядом и позади шли пять его экипажей. Стрелок-радист, захлебываясь от восторга, орал в гарнитуру. За хвостом самолета клубился дым, там стонало и горело железо, из пробоин вырывалось пламя. «Хорнет» получил четыре раны от небесного оружия разящих ангелов.

Еще через три минуты на горящий авианосец сбросили бомбы пикировщики с «Пантелеймона». Этого хватило.

Вице-адмирал Спрюэнс ни слова не проронил, слушая доклады. В голове командующего складывалась мозаика из случайных разрозненных кусочков. Туман войны рассеялся, но слишком поздно.

— Готовьте приказ, всем полным ходом отходить к Кубе.

Палуба рубки под ногами ощутимо накренилась. Дым не дает дышать. Доклады аварийных дивизионов пессимистичны.

— Адмирал, сообщение с «Франклина». Они готовы повторить удар.

— Сворачиваем удочки. Отходим. «Франклину» и «Тикондероге» в первую очередь.

Вскоре вице-адмирал Спрюенс поднял свой флаг на крейсере «Уичита». Упрямо нежелающий тонуть, пылающий от носа до кормы «Хорнет» добили эсминцы.

Командующий американским флотом считал, что разменял один свой авианосец на два русских. Банальная ошибка. Его визави на мостике «Цесаревича» в свою очередь считал, что утопил два тяжелых авианосца, пожертвовав одним легким. Летчики докладывали, что точно попали в два авианосца. На еще сохнущих после фиксажа фотографиях четко выделялись два разных поврежденных авианосца. К этому линкор «Индиана» поймал бортом три авиационные торпеды.

Американцев не преследовали. Пусть немцы порывались догнать и добавить горящих, но их удержали за штаны. Мало кому в конце лета 42-го улыбалось приближаться к вражеским базам на Ямайке сверх допустимого. В извечном соревновании брони и снаряда победила авиация.

На «Выборге» отменили все авралы. После того как моряки устранили наиболее опасные повреждения, на палубе навели порядок, каперанг Кожин дал людям отдых. Авианосец в сопровождении верного оруженосца «Лешего» и трех эсминцев экономичным ходом шел на ост. Летный состав после ужина задержался в столовой. В стаканах терпкое красное вино. Это и обязательная норма для здоровья и поминки. Четыре койки в каютах сменили своих хозяев. Еще двое летчиков в лазарете.

Атмосфера меланхоличная. Сергей Оболенский задумчиво перебирает струны гитары. Кирилл смотрит сквозь свой стакан на свет лампы в подволоке. Даже вино пьянит, особенно смертельно уставшего человека. Сегодня не хочется глушить себя спиртным. Вообще желания нет. Стоит закрыть глаза, как предстают корабли, накатывающиеся волны самолетов, вновь горит «Очаков». Клубы черного дыма с красными прожилками затягивают американский авианосец. Вновь в прицеле самолеты с белыми звездами. В ушах крики горящих людей.

— Похоже вы совсем осоловели, Кирилл Алексеевич, — на плечо опускается рука.

— Сидите, сидите, господа. Без чинопочитаний, — успокаивает людей капитан первого ранга Кожин. — Я без дела зашел. Хочу посмотреть на тех, кому моряки жизнью обязаны.

— Не стесняйтесь, присаживайтесь, Евгений Павлович, — один из унтеров мигом отодвигает стул.

— Спасибо, Ефим Власьевич. Я лучше стоя.

Командир авианосца подошел к раздаче, вытащил початую бутылку и набулькал себе с полстакана.

— Господа, помянем наших соратников, тех, кто не вернулся на корабль и уже не вернется домой. Помолимся за их души, чистым сердцем простим все что не успели и попросим прощения у их родных и близких за то, что не уберегли.

Шорох одежды, грохот стульев. Люди поднялись на ноги. Все взгляды обращены на Кожина.

— Простите. Райской обители, мои друзья, — с этими словами Евгений Павлович залпом выпил вино.

По пути к выходу Кожин опять остановился у Никифорова.

— Идем на Тринидад, пополняем танки и прямиком на Балтику. Не вешай нос, племянник. Через час объявлю по громкой всему экипажу.

Лицо Кирилла расплылось в широкой улыбке. На Балтику. Там ждут. Там бабушка с дедушкой. С ними сестренка, маленькая Юля. В Петербурге живет Инга. Никто не знает, на какой завод встанет ремонтироваться «Выборг», но увольнения обязательно будут. Иначе и представить себе невозможно.

Капитан первого ранга Кожин не обманул. Командир сам по трансляции поздравил экипаж с победой, поблагодарил людей за службу, вспомнил погибших, пожелал скорейшего выздоровления раненным, и только в конце добавил, что идем в Россию. Естественно, маршрут, промежуточные порты остаются секретом.

На баке Сергей Оболенский раскуривает папиросу. Взгляд штабс-капитана отрешенный, выражение лица задумчивое. Собравшиеся на перекур моряки держались поодаль. Больше летчиков не наблюдалось. Нет, из-за шпиля поднялся унтер-офицер Тарасов, приветственно махнул своему командиру звена.

— Я думал ты в столовой с гитарой, — Кирилл присел на киповую планку рядом с командиром 2-й эскадрильи.

— Знаешь, душно там. Грудь давит. Не могу в низах находиться. На палубу, на чистый воздухпод звезды тянет.

Кирилл согласно кивнул и закурил. На небе действительно яркие тропические звезды. Ночь в этих широтах наступает быстро, нет привычных европейцам долгих сумерек. Поблизости от офицеров пристроился Паша Тарасов. Унтер видимо уже покурил, потому спокойно сидел на якорной цепи и глядел на море поверх фальшборта.

— Кирилл Алексеевич, ты утром не хотел ни в кого стрелять, а смотрю на твоем «Сапсане» новые молнии рисуют.

— На твоем тоже, Сергей Павлович, — парируя следующий вопрос Кирилл пояснил. — Не хочется, но приходится успевать первым.

— Верно. Мы стреляем, чтоб не выстрелили в нас, а они стреляют, чтоб не выстрелили в них. Круговорот стали под облаками.

Сергей Оболенский тщательно загасил окурок в ящике с песком.

— Я все пытаюсь найти ответ на вопрос: зачем мы воюем?

— Никто не знает. Помнишь: «Сначала было слово»? Так вот, вторым оказалось слово «война». Все всегда воевали, все попытки установить прочный мир с блеском провалились.

— Я не об этом. Не путай, Кирилл Алексеевич, — поморщился Оболенский. — Я прекрасно понимаю, тогда в 40-м мы атаковали англичан чтоб они не перекрыли нам проливы, чтоб не выбили по одиночке наших союзников, чтоб не душили нас торговой блокадой. Но смотри, Англия давно пала, король Георг склонился перед царем Алексеем, признал все наши права и территории, выплачивает контрибуцию, а мы до сих пор воюем. Почему так? Почему нас занесло в эти моря, на острова, которые все равно придется возвращать французам и англичанам? Что мы здесь забыли, соратник?

— Знаешь, Сергей Павлович, хороший вопрос, — Никифоров задумался. — Насколько я помню, войну нам объявили янки, хотя царь прямо заявлял, что дальше Европы не пойдет, нас все устраивает, претензий к Штатам у нас нет. Не знаю, правильно, или нет, в университете не учился, после ремесленного училища сразу в летную школу пошел.

— Я думаю, мы воюем именно здесь, бомбим Эспаньолу и Ямайку, штурмуем Панаму, перекрываем базами Атлантику, чтоб нам не пришлось драться там. Чтоб не пришлось защищать Романов-на-Мурмане, прикрывать линкоры в Датских проливах, чтоб не сбрасывать в море плацдармы на Галиполи и перекрывать минами Дарданеллы, чтоб не пришлось сбивать врага в небе над Петербургом.

— Тоже так думаю, командир, — заметил Тарасов. — Защищаться всегда лучше не на своей земле. Земля то защитит, да ей самой достанется.

— У нас всех в России родные остались, друзья, хорошие соседи. Я не хочу, чтоб им на головы падали бомбы. Я не хочу, чтоб у нас вводили карточки, как в Германии, чтоб люди в моей стране голодали. Наоборот, я хочу вернуться домой и видеть открытые довольные рожи, я хочу слышать счастливый детский смех, знать, что соседу в очередной раз повысили жалование, соседские мальчишки в которыми я играл в отрочестве завели свое дело, переженились, дети сытые и обутые. Вот за это я дерусь. За свою страну, своих соседей. И за себя, конечно, — тихо добавил Кирилл.

— Читал в газетах, царь отдал немцам половину акций Суэцкого канала, — Тарасов хитро прищурился. — Думаю будет справедливо, когда немцы нам отдадут половину Панамского канала.

— Наверное, это так, господа. Несгибаемый Алексей своего не упустит, своих не оставит.

— Все правильно. Только знаете, мне советовали… — Кирилл сдержался на полуслове. Есть вещи, которые не стоит говорить даже лучшим друзьям. Никто пока не должен знать, что после войны Кирилл Никифоров собирается подавать в отставку. Рано. Нельзя. И дело здесь не в карьере, а в доверии. В последнее время слишком утончилась грань между своими и «не чужими», скажем так. Очень легко перейти в другую категорию и не заметить.

Глава 17 Санкт-Петербург

28 августа 1942. Князь Дмитрий

— У меня хорошее отношение к вашему отцу, но я ничего не знаю о вас, — Дмитрий смотрел на сидевшего напротив в свободной позе мужчину.

— Мне дали поручение получить ваши советы, Дмитрий Александрович. Наш известный родственник настойчиво рекомендовал не пропускать ни единого слова, мотать на ус и стать вашим другом. В противном случае, — молодой, человек развел руками.

— И что же в противном случае?

— Император найдет другого короля.

— Хорошее начало. У вас есть шанс, — князь довольно откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.

— У вас усов нет, мотать не на что.

— Увы, отращивал по молодости, потом сбрил.

Собеседник Дмитрию импонировал. Все же родной кузен по маме. К сожалению, молод, однако этот недостаток быстро проходит. Другое дело, ничем серьезным не отмечен, это не фатально, но плохо. Поднимать досье князю не требовалось, несмотря на катастрофическую занятость он отслеживал успехи и некоторые жизненные перипетии родни. Увы, слишком многочисленной.

— Дмитрий Александрович, император в личной беседе сказал, что мое избрание королём Ливана зависит от вашего решения. Поверьте, я не гонюсь за короной, сам только недавно узнал о существовании этой страны. Если вы найдете лучшего, я не обижусь, приму любой ваш совет и любое решение.

— Георгий Михайлович, за вас просил ваш папа. Буду откровенным, дяде не нравится ваше легкое отношение к жизни. В то же время, император заметил в вас некоторый потенциал. Сразу предупреждаю, Ближний Восток такое веселое и интересное место, что наши худшие, дичайшие окраины покажутся вам центром цивилизации и чертогами Фемиды. Если что-то пойдет нехорошо, замена короля делается быстро. Для местных привычное житейское дело. Так что постарайтесь поставить дело так, чтоб подданным не пришлось задумываться о замене Романова на местного канака с родословной от самого Мухаммеда.

— Понял вас. Дмитрий Александрович, у меня есть опыт командования ротой, подвизался по линии министерства Промышленности и Торговли. Понимаю, этого мало.

— Ничего страшного, — князь ободряюще подмигнул будущему королю. — Достаточно проявлять разумность. Не скрою, ваш папа всем нам показал, как нельзя себя вести на престоле. Не берите с него пример.

— Он мне сказал тоже самое.

Дмитрий подвинул пепельницу, протянул собеседнику портсигар.

— Простите, откажусь. Не курю.

— С алкоголем тоже придется быть очень осторожным, — прикуривал князь от газовой зажигалки в форме знаменитой статуи Свободы.

Несколько пошловато. Однако зажигалку с намеком подарили моряки. В кулуарной беседе обещали прикурить от факела оригинала.

— Георгий Михайлович, посмотрите на карту. Наша ближневосточная зона интересов, это сплошной мусульманский заповедник, суровая, пестрая и бездонная как римская канализация Азия. Люди в целом хорошие, со своим достоинством, уважением.

Но прошу зарубить себе на носу, это другая культура, другой образ мышления, другие ориентиры, даже время там течёт иначе, местами стоит на месте или течет обратно. Это другая цивилизация. Она многих очаровывает. Есть свой шарм, природное обаяние. Однако для местных белый человек всегда останется чужаком, неверным. Не обманывайтесь, улыбка торгаша ничего не стоит.

Со стороны это сплошное зеленое море, но, если приглядеться, мы видим, что объединиться под знаменем очередного пророка им мешают объективные обстоятельства, и это не знаменитая южная лень. Прежде всего шииты Персии воспринимают иных мусульман как еретиков. Это древняя страна со своей особой культурой, персы помнят, что строили империи еще когда предки арабов по пустыням нагишом бегали, а европейцы с дуба не слезли. Вот одна из главных линий раскола.

Я специально выделил в отдельное королевство Иерусалим. Это Гроб Господень, святыни и центр притяжения всего христианского мира, будущий престол Вселенского Патриарха. Город никогда не будет мусульманским, в Иерусалиме никогда арабы не превысят одной десятой от всех жителей, евреи тоже. Вот наш стержень, центр и рычаг. Вы прекрасно знаете историю с переселением евреев. Не скрою, мы специально воткнули этот толстый кол с зазубринами в самую болезненную часть арабского мира.

— Я слышал интересную историю с назначением самого Христа царем.

— Мессии, мой друг. Для евреев он мессия. Не будем богохульствовать и лезть в богословские споры.

Князь сменил позу, взял мирно тлевшую в пепельнице папиросу и глубоко затянулся.

— Иудея нам нужна как вечный камень преткновения в кишках арабского мира. Система крайне неустойчивая, а баланс зиждется на Иерусалиме, нашей торговле и нашем арбитраже. Мы оказываемся нужны всем местным. А согласно договоров с правителями в зоне интересов Петербург определяет их внешнюю политику и торговые контакты. Более того, с подачи одного нашего родственника создается еще один центр контроля и силы.

Дмитрий подошел к карте на стене и показал на точку на средиземноморском побережье.

— Бейрут. Древний богатый город с традицией. Один из двух центров нефтепереработки и перевалки нефти. Ливан маленькая страна между Иудеей и Сирией. Страна с выходом к морю, мощными портами и очень интересным населением. Вам придется стать королем и заботливым отцом для местных христиан, друзов, язычников и еще дюжины всяких сект. Не обольщайтесь, марониты больше тяготеют к католикам и никогда не подчинятся православным церквям, но зато среди мусульман сильный разброд. Пользуйтесь этим, интересуйтесь делами общин друзов и алавитов, они ваши естественные союзники.

— Хорошо, Дмитрий Александрович. Вы бросаете меня в ров со львами.

— Нет, в огненную печь. Или в яму со змеями, как датские язычники. Если опасаетесь, то никто и слова не скажет.

— Опасаюсь, — кивнул сын польского короля Михаила. — Не хочу показывать дурость пьяного гусара. Лучше скажите, что у Ливана с бюджетом и армией?

— Все плохо. Бюджет дырявый. Армию придется создавать с нуля. На русские гарнизоны сильно не рассчитывайте. Есть приказ, не лезть в местные дела и не вмешиваться в поножовщину, если оно не затрагивает наших интересов напрямую.

Молодой человек князю Дмитрию понравился. Чувствуется рассудительность, редкая способность думать. Есть шанс, что вырастет в человека.

— Кто контролирует транзит нефти? — этим вопросом Георгий окончательно завоевал симпатии всесильного порученца Его Величества.

— Трубопровод и отгрузочные причалы выкупила «Уралнефть». Принадлежит на треть казне, на треть господам Второвым, треть неизвестному акционеру, — князь намеренно не погружался в пояснения. Четверть " Уралнефти" принадлежала ему лично.

— А вот вся нефтепереработка отписывается на короля Ливана, — продолжил Дмитрий. — Вам придется самому решать, как распорядиться прибылями.

— Думаю, надо напроситься на аудиенцию и попросить совет у его величества. Его опыт точно пригодится.

Еще один балл в зачет будущему королю. Мало кто это знал, царь Алексей не только являлся богатейшим человеком России, у него же не было конкуренции в части богоугодных дел и меценатства. Так императорскую стипендию получали три тысячи самых талантливых студентов в России. Царь через неустановленных посредников много жертвовал на земские больницы, для ученых существовали Николаевская и Алексеевская премия. Романовские предприятия вкладывались в не слишком выгодные, но нужные проекты. К слову сказать, с началом войны царь оснастил на свои деньги три госпитальных судна. Это только надводная часть айсберга. Многое Дмитрий сам не знал.

— Давайте спустимся на землю, — продолжил князь. — Правительство меняете по своему усмотрению, но старайтесь делать ставку на христиан, алавитов и друзов. Запомните, Романов прежде всего христианский государь. Я прикреплю к вам одного своего человека из Иерусалима. Постарайтесь прислушиваться к его мнению.

Министр намеренно называл собеседника Романовым, подчеркивая его право на эту фамилию. Право надо сказать спорное, потому как Романовым молодой человек стал только по личному указу короля Польши, ныне не существующей.

В России принадлежность Георгия к Дому официально не оспаривалась, но и однозначно не признавалась. Помнится, даже было мнение, присвоить сыну короля Михаила фамилию Романов-Варшавский. Слава Богу, сие дурное начинание осталось прожектом.

— За помощника большое спасибо. Сам я рискую наломать дров. Дмитрий Александрович, я могу набрать гвардию из наших горцев. Знаете, у нас очень хорошие отношения с кланами.

— Нет, — министр резко мотнул головой. — Никаких мусульманских частей. Решение не обсуждается. Впрочем, можете навербовать охотников из осетин и сванов. Ваша гвардия должна искренне верить в Христа.

— Хорошо. Тогда как закончу все дела в столице немедля вылетаю во Владикавказ, набираю дружину, с ней уже еду в Ливан.

— В Иерусалим, — поправил Дмитрий. — Все в нашем ближневосточном подбрюшье должно идти из Святого Города. Альфа и омега.

После ухода молодого короля князь взял трубку и набрал короткий номер. Доклад занял от силы пару минут. Сюзерен сегодня немногословен. Два коротких слова. Оба прекрасно понимали, что и зачем делают. Дмитрий далеко не все сказал молодому Михайловичу. Да, Иудея создавалась как противовес рыхлому, суматошному, крикливому и по своему глубокому исламскому Востоку. Однако на каждый шаг нужен свой контрход, каждый элемент должен быть уравновешен, скреплен невидимыми нитями.

В качестве противовеса Иудее как раз и создается королевство Ливан. Через него же предполагается построить мостик в Западную Европу. Пока война, никто в русскую зону интересов не лезет, а вот после подписания мира сразу появится масса желающих на свои пусть маленькие, но зоны влияния. Так пусть они бьются лбом в ворота Бейрута. Пусть подконтрольное Романовым королевство держит в руках финансовые потоки и весомую долю торговли. Так проще. Сильный христианский анклав тоже зело полезен.

Вечером перед тем как уйти со службы Дмитрий набрал свой домашний номер. Марина просила предупредить. Пусть до дома десять минут, а дамам чтоб собраться нужно больше часа, все равно не стоит пренебрегать вниманием. Сегодня Дмитрий с супругой едут к Трубецким. Увы даже война не служит оправданием для игнорирования светских мероприятий. Есть вещи, которые приходится молча принимать и терпеть.

Что ж, может быть раут во дворце Трубецких для делового человека скучен, но пару интересных и полезных бесед Дмитрий провел. К своему удивлению, он встретил молодого князя Георгия Михайловича. Раньше сын дяди царя не жаловал высшее общество. Похоже, ему настойчиво посоветовали срочно восстановить контакты и связи.

— Он же холост, — безапелляционным тоном заявила Марина. — Кто отпустит мальчика в Азию без невесты?

— Резонно. Я об этой стороне вопроса не думал.

— Я знаю. Вон хозяева вышли из карточного кабинета. Они ждут, что ты еще раз подойдешь и уделишь им внимание.

— Пошли, — тяжело вздохнул Дмитрий, ловким движением принимая у официанта два бокала с игристым.

Вечер завершился далеко за полночь. Утром же опять на службу. Прошли те далекие счастливые времена, когда сановник имел право в любой момент «приболеть». Увы, с таким положением вещей боролся еще царственный тезка папы сюзерена.

Не успел князь войти в кабинет, как зазвонил телефон.

— Министр Романов слушает.

— Дима, — прозвучал срывающийся голос.

— Андрей?

— Узнал. У меня сын погиб.

— Миша⁈ — в груди как струна оборвалась.

Дмитрий обессилено рухнул на кресло. Извещение пришло утром. Прапорщик Михаил Андреевич Романов погиб в бою неделю назад. На Аляске.

— Держись брат. Как Лена? Поддержи ее, не отпускай. Сам знаешь, матери больней, — Дмитрий интуитивно нашел нужные слова.

Трубка легла на аппарат. Князь молча не мигая смотрел в окно. Вот еще один Романов не вернется никогда со службы. Миша спокойный молчаливый парень остался навечно на другом конце света. Точка на карте. Маленькая точка в поле или у леса с деревянным крестом и маленькой табличкой.

Увы, даже заехать к брату, помолчать с Андреем в кабинете, обнять Лену не получается. Князь позвонил домой, пересказал печальную весть супруге и попросил приехать к своему старшему брату. Им нужна помощь. Самого Дмитрия через час будет ждать машина. Увы на аэродром. Самолет уже заказан. Служба не ждет. Князя ждет Казань.

Глава 18 Аляска

23 сентября 1942. Алексей.

Погода теплая, солнышко светит, но уже чувствуется дыхание осени. Рихард удобно расположился под досчатым навесом наблюдательного пункта. Отсюда с обрыва великолепный вид на долину Тананы. Говорят, совсем недавно река была оживлённой, местная транспортная артерия. Сейчас даже рыбаков нет. Все попрятались как перед грозой.

Двое солдат на наблюдательном пункте откровенно скучают. Рихард бросил на парней недовольный взгляд в раздумьях, а не отрядить ли первого попавшегося солдата подновить дерн и кусты на крыше гнезда. Вон, Шустерман слишком уж громко смеется на чувственным рассказом Сидорчука, как того папаша лишил наследства. За дело, стоит сказать.

Если смотреть со стороны реки, видишь только живописные обрывы, острова, леса на берегах. Может быть присутствие людей выдаст дым на железнодорожном полустанке. Добровольцы из «Лафайета» встали на уже готовые позиции и приложили руки чтоб еще лучше укрепить узость. Внизу под склонами и в дерево-земляных укреплениях на берегу пулеметные точки. Где уровень грунтовых вод позволяет окопы. Буквально в сотне ярдов от Рихарда спрятался огневой взвод. Два длинноствольных трехдюймовых орудия держат фарватер под прицелом. В логу близ железнодорожной насыпи батарея четырехдюймовых гаубиц.

— Сэр, разрешите вопрос?

— Разрешаю, Сидорчук.

— Простите сэр, бородачи до зимы к нам не придут?

— Хороший вопрос. Ты сам хочешь вмазать им с высот? — Рихард заложил пальцы за ремень.

— Конечно хочу. Только не знаю, поднимутся они по реке или вдоль железной дороги. Ребята разное говорят.

— На этот раз будем держаться до конца. Нам отступать некуда.

Парни машинально одернули форму. Шустерман застегнул верхнюю пуговицу. Дальний пост этот не плац, не казарма, хорошие офицеры разрешают некоторые отступления от формы одежды.

Рихард убрал бинокль в чехол и вышел из укрытия. Сам он искренне надеялся ровно на месяц, а потом все. В середине октября налетают холодные ветры с Арктики, реки встают. Все живое забивается в норы и теплые дома. Вновь собираться в дальний путь можно будет только после сильных морозов, когда реки превратятся в дороги. Однако Рихард подозревал, что противник не будет устраивать зимние рейды на собачьих упряжках. Русские, как и все разумные люди уйдут в зимнюю спячку, засядут за укреплениями и на передовых постах, где можно организовать снабжение и ротацию зимой.

Впрочем, обстановка располагала к оптимистичному прогнозу. Для группы обороны Фэрбанкса конечно. Тем, кто южнее, повезло куда меньше.

Русские после боя на плацдарме у Бельюги рывком заняли долину в нижнем течении Суситны. А затем вдруг высадили морской десант прямо на Анкоридж. Город просто снесли непрерывными бомбардировками с неба и моря. Немногочисленные выжившие защитники отступили вверх по Матануске. Застрявшим между Суситной и рукавом Ник-Арм повезло больше, им удалось выскользнуть из тисков, подняться вверх по Аляскинской железной дороге. Бежали они до перевалов через Аляскинский хребет где встали и остановили вконец обнаглевшие маневровые группы русских.

Отряду полковника Пибоди тогда удивительным образом повезло спокойно без потерь форсировать реку на подручных средствах и уйти на север не с последним поездом. Здесь в посёлке Ненана у моста через Танану установилось некоторое подобие порядка. Местные силы обороны принимали и распределяли сохранившие порядок части, попутно расстреливали явных дезертиров. Увы, без этого на войне не бывает.

Возглавивший оборону бригадный генерал Бакнер нарезал двум ротам Пибоди позиции у Ненаны и Форт-Майл-Роуд. Из арсенала подкинули огневую роту усиления. Рихард Бользен видел генерала Бакнера, Пибоди взял с собой на встречу. Командующий обороной произвел на Бользена смешанное впечатление. Энергичный, грамотный, деятельный при этом жесткий, не терпящий возражений, явный сторонник всего натурального. По некоторым слухам, генерал даже зимой спал под одной простыней и обливался холодной водой.

Пол Пибоди, кажется был даже рад, что его ротам выделили участок на переднем краю. Рихард вполне разделял позицию своего командира. Как показала жизнь, ошиблись оба. Увы, небесное казино куда круче заведений в Монте-Карло. Девица Фортуна непредсказуема, ее улыбка часто оказывается блеском ягодиц.

— Капитан, у нас гости! — Ицхак Шустерман в нарушение всех уставов призывно махал ротному.

— Что⁈ — Рихард метнулся к наблюдательному пункту как ужаленный.

— Сэр, вам надо на это самому взглянуть.

Спускаться под навес укрытия смысла нет. И так все хорошо видно. Из-за излучины реки вышли два больших катера. Бользен навел на них бинокль. Расстояние велико, но ошибиться невозможно. Крупные низкосидящие корабли, перед рубками на палубах массивные танковые башни, на надстройке гнезда крупнокалиберных пулеметов.

— Сэр, опустите ниже. Первый ушел в рукав. Видите, чуть правее.

Точно, над ивняком мелькнула мачта. А вон и сам катер. Кораблик меньше пары собратьев медленно пробирается протокой.

— Шустерман, что делать положено? — Рихард нахмурился, глядя на опешившего солдата. — Тревогу! Живо!

Первый сигнал оповещения пришел от дальнего дозора на берегу Тананы. Пока Рихард бежал к своему командному пункту заместитель уже поднял роту «В ружье!». Солдаты занимали позиции по боевому расписанию. Со стороны полустанка донеслись протяжный гудок и перестук колес. При этих звуках Бользен недовольно скривился, дым от маневрового паровоза выдавал противнику местоположение линии.

— Обнаружены три бронекатера противника, — четко доложил капрал. — Идут против течения.

— Хорошо. Пешие группы есть?

— Не докладывали, сэр.

Рихард распорядился связаться с позициями огневых взводов.

— Принимаю командование. Не открывать огонь без разрешения. На дистанции 2200 ярдов доложить, приготовиться к открытию огня прямой наводкой.

— Капитан, мы можем работать уже сейчас, — бодро доложил командир гаубичной батареи.

— Лейтенант, — в голосе Бользена звучал металл, — на двух милях ты своими гаубицами по точечным целям не попадешь. Ждать команду.

— Есть, ждать команду, сэр.

После некоторого раздумья, понаблюдав за борющимися с течением катерами Рихард снова затребовал связь с артиллеристами. Теперь он распорядился и взводу с противотанковыми пушками, и гаубичной батарее взять на прицел большие бронекатера. Легкий разведывательный катер пока не вызывал опасений. Он до сих пор маневрировал в протоках. Маленький кораблик, перед рубкой в носу пулемет, на корме второй. Ничего серьезного. Десанта судя по размерам тоже нет.

Сейчас река играла на стороне американцев. Сильное течение замедляло корабли. Катерам приходится держаться фарватера обходя буруны и камни. Да еще отмели добавляют радости водоплавающим. Лоции как таковой в природе нет. Горные реки Аляски непредсказуемы, они сами меняют свои русла по прихоти местных индейских духов.

Сигналы тревоги отзвучали. Рихард по телефонам и радио связался со всеми позициями и узлами обороны роты, запросил обстановку, потребовал сразу же сообщать о любой мелочи.

На командном пункте в поселке сразу приняли рапорт. Бользена заверили, что вторая рота тоже поднята по тревоге. Люди капитана Кортеса Бланко защищают ближние подступы к мосту и поселку.

— Здравствуйте, парни! — Пол Пибоди собственной персоной заявился на ротный пункт. — Изменения есть?

— Здравствуйте, полковник, — Рихард отстранился от стереотрубы.

Люди не отрывались от своей работы, никто не тянулся по струнке, только вежливые короткие ответы на приветствие командира.

— Через четыре минуты они выйдут на рубеж, — Рихард заблаговременно заставил своих людей промерить приборами дистанции до реперных отметок на дистанции 2200 ярдов от позиции трехдюймовок. Солдаты даже пометили большие камни на берегах белой краской.

— Что планируете делать?

— Это разведка. Постараемся накрыть и потопить сосредоточенным огнем.

— Дайте линию с Фэрбанксом.

— Минуту! — связь со штабом наладили через проводную линию железной дороги.

Не слишком удобное решение, на канал постоянно накладывались переговоры станционных смотрителей. Однако, это быстрее чем тащить новую линию за три десятка миль.

— Сэр, дистанция!

— Команду артиллеристам: Открыть огонь!

— Огонь! — моментально отреагировал на линии сержант противотанкистов.

Приглушенное расстоянием двойное буханье. Прямо по курсу и чуть в стороне от правого катера поднялись всплески. Неверно выбрано упреждение. Русские резко переложили руль. Башни на катерах пришли в движение. Еще два снаряда. Опять мимо. Через считанные секунды позади катеров разорвались гаубичные снаряды. Дистанция великовата. Но Рихард опасался подпускать противника слишком близко, он рассчитывал, что с воды стрелять еще сложнее. А значит, люди целее будут.

Так и вышло. Русские маневрировали под огнем. Катера резко меняли курс после каждого падения залпа. Огонь они открыли не сразу. Похоже, долго не могли засечь вспышки выстрелов, выявить замаскированные позиции на берегу. Зато сразу взяли на прицел позиции противотанкистов.

— Легло с перелетом 70 ярдов, — доложили с огневой.

Легкий катер вышел из протоки на большую воду и развил полном ход. По нему отработали с трех пулеметных точек. Отличился расчет тяжелого «Браунинга М1921 М2». Замаскированный в густом прибрежном подлеске, укрытый за толстыми бревенчатыми стенами пулемет ударил, когда русские проходили мимо позиции.

Страшный кинжальный огонь. Дистанция пистолетная. Людей буквально смело с бака. На катере резко повернули руль, кораблик круто накренился, выходя из-под огня. Следующая очередь прошла мимо. Затем с берега отработал станкач. В мощную стереотрубу видно, как от борта отлетают щепки. Русские отвечали из кормового пулемета. Видимо без точного прицела высаживали ленту надеясь больше на удачу и чтоб не чувствовать себя беззащитными утками.

Непонятно что у них произошло, после очередного резкого маневра катер сбавил ход. Буруны за кормой опали. Кораблик покачивался на волнах, к счастью русских быстрое течение уносило их прочь от противодесантной позиции.

Бронекатера маневрировали под огнем, пытаясь нащупать пушками батареи американцев. Скорострельные автоматы работали по берегу. В рубках, явно, не зеленые юнцы, уж больно уверенно перекладывают руль, четко поворачивают на всплески снарядов.

— Что у них за калибр?

— Эрликоны, скорее всего, — пожал плечами Рихард.

— Я запросил авиаразведку.

— Удачно? — до этого момента Рихард Бользен думал, что такое за гранью реальности.

На прекрасном аэродроме Фэрбанкса стоят два средних бомбардировщика и шесть истребителей. Это все знают. И никто не видел, чтоб они поднимались в воздух.

— Генерал меня понял.

На палубе катера вспышка. Дотянулись! Через считанные секунды второй снаряд чиркает по башне, высекает из брони красивый сноп искр. Этого хватило. Русские отвернули к левому берегу. Катер шел с креном, из люка в палубе вырывался дым.

Теперь течение работало на русских. Они быстро вышли из зоны действенного огня. Второй бронекатер приблизился к дрейфующему разведчику, матросы перебросили буксирные тросы с борта на борт, зацепили. Спасательная операция заняла меньше минуты.

— Парни, опросить все посты и позиции. Доложить о потерях.

Рихард чувствовал себя победителем. С довольным видом закурил и вернулся к стереотрубе. Река унесла вниз все следы боя. Противник скрылся за излучиной. Сегодня точно больше не полезут.

— Молодцы. Капитан Бользен, объявить всем благодарность от моего имени.

— Спасибо, полковник.

— Называй меня Пол, Рихард.

Штабная секция отработала четко. У наших потерь нет. Дозорные на берегу видели на палубах катеров трупы. Один бронекатер так и шел с креном, но пожар на нем быстро потушили.

Вражеский огонь оказался совершенно не страшен. Снаряды ложились с большим разлетом. Заодно, артиллеристы нашли и притащили донце башенного снаряда. Пибоди и Бользен только присвистнули и многозначительно посмотрели друг на друга. Калибр честные 85 миллиметров. Судя по воронкам, ДЗОТ эта пушка пробьет спокойно, и грунтовое укрытие разворошит будь здоров.

День богат на чудеса. Над рекой прошел наш самолет. Ребята опознали в нем «Мародер».

— Рихард, оставь часовых и дай ребятам спокойно отдохнуть. Им это сегодня нужно.

— Не сразу, — прищурился Бользен.

— Они победили.

— Вот именно, — с этими словами капитан четко подробно выдал срочные задачи для всех своих взводов и отделений. Сержанты штабной секции и лейтенант Герберзон быстро, доступно довели все до исполнителей. Кое-что добавили от себя.

— Думаешь? — правая бровь полковника поползла на лоб.

В отличие от Пибоди Бользен был прекрасно осведомлен о медицинских запасах на огневых позициях и в блиндажах. По большей части местный домашний виски. Запрещать это бесполезно, демонстративно наказывать даже вредно. Ввиду приближающейся зимы запасы крепкого спиртного даже стоит негласно поощрить. Но вот чтоб парни с радости не дерябнули лишнего стоит их загрузить работой по полной.

Глава 19 Казань

24 сентября 1942. Князь Дмитрий.

— Я надеюсь, сегодня, Андрей Николаевич, мы увидим самолет в небе, — князь Дмитрий обращался к лысеющему седому мужчине в шинели Корпуса Инженеров.

— Я тоже надеюсь, ваше высочество. Извините, в прошлый ваш приезд не получилось.

Дмитрий быстро шагал от ворот цеха к летному полю. За ним спешила целая делегация заводчан в шинелях и пальто. На два шага отстали трое офицеров Главного Военно-технического управления.

— Не стоит, Андрей Николаевич. Прекрасно все понимаю, совершенно новый двигатель, ничего еще не известно, летаете на «керосиновой бочке». Вы подстраховались, отказались от демонстрации: ваше право. Полностью разделяю.

Господин Туполев молча кивнул в ответ. По его лицу было видно, слова князя легли на душу. Сам Дмитрий во все глаза смотрел по сторонам. Хорошо развернулись казанцы. Конечно, князь знал масштаб оборотов Товарищества «Казанского авиационного завода», имел представление об объемах поставок казне. Однако вживую все выглядело совсем не так как на бумагах, куда внушительнее. Любые самые точные и правильные отчеты только отражают, но не показывают действительность.

Вон, из ворот сборочного цеха тягач вытаскивает новенький бомбардировщик. Визит высокой комиссии, это не повод останавливать работу. В день заказчику предъявляют два-три средних бомбардировщика. Отдельная линия выдает по несколько истребителей. И это еще новые цеха не вышли на проектную мощность.

Дмитрий остановился, приложил ладонь к козырьку чтоб лучше видеть крылатую машину.

— «Единорог», — подсказали из-за спины.

— Хорошая машина. Если не ошибаюсь, в серии с осени прошлого года? — спросил, чтоб сделать приятное людям.

На этом бомбардировщике князь даже летал. В качестве пассажира. Приличный самолет способный атаковать с пикирования, отлаженные моторы, хорошая скорость, прекрасная электромеханика прицелов и навигации. Дальность всего две с небольшим тысячи километров, но для среднего бомбардировщика нормально. Вооружение у него хорошее, три пушки и три тяжелых пулемета перекрывают все сектора, вкупе с приличными скоростью и скороподъемностью позволяет отбиться от истребителей.

— Пожалуйте левее, — господин Туполев на правах хозяина вышел вперед и свернул к малозаметному пропускному пункту летного поля.

На проходной задержек не возникло. Даже пропуска не потребовались. Один из сопровождающих в ответ на недоуменный взгляд князя пояснил, дескать охрана предупреждена заранее, люди знают кого пропускать.

— Пожалуйте, за тем забором, — господин Туполев махнул в сторону высокой ограды на летном поле. — Дальше, ваше высочество, передаю слово Павлу Осиповичу.

Главного конструктора Дмитрий помнил еще по прошлому прилету в Казань. Господин Сухой скромно держался за спиной главного инженера и акционера предприятия.

— Образец готовят к вылету, ваше высочество. Сегодня покажем машину в воздухе.

— Очень хорошо, Павел Осипович. Скажите, почему вы выбрали схему с двумя двигателями? Если память не изменяет, ваши конкуренты из «Дукса» ставят один мотор. Мне говорили, у двухмоторных машин хуже маневренность.

— Я буду рад если господин Поликарпов в очередной раз покажет чудо, но у нас меньше чем с двумя двигателями не получается. Не можем пока строить достаточно мощные турбореактивные моторы. Впрочем, одномоторный истребитель «реданной» схемы мы обкатывали, — конструктор пожал плечами. — Получилось посредственно. Машина ближнего боя.

Опытный образец уже выкатывали на поле. К удивлению Дмитрия, не тягачом, а руками. Люди в спецовках выталкивали серебристый самолет на бетонку. Да, машина большая, крупнее серийных фронтовых истребителей. Выглядел самолет непривычно — низкоплан с зализанным обтекаемым корпусом, под крыльями тяжелые гондолы с моторами. Что сразу бросалось в глаза — нет винтов. Вообще нет.

Пока комиссия изучала самолет, пока офицеры Военного министерства заглядывали в сопла и воздухозаборники, князь Дмитрий увлек в сторону Туполева и Сухого.

— Господа, я все равно ничего в этом не понимаю. Лучше расскажите, в чем у вас проблемы? Можно, грубо на пальцах. Вы изучали опыт немецких конкурентов?

— Мы купили документацию на мотор «Юнкерса», — скривился Туполев. — Интересная работа, ничего не могу сказать. Но перегружен по массе. А отдельный бензиновый стартер, это извините, ваше высочество, содомское извращение.

— Поликарпов ставит копию «немца», — обронил князь.

Рассчитанная утечка информации. Не комильфо передавать коммерческие сведения, но у императорского порученца свои резоны. Чем быстрее один из заводов поставит на поток реактивный истребитель, тем лучше всем. Что же касается «Дукса», москвичи не останутся обделенными. Конкурс на палубный истребитель однозначно выиграл поликарповский «Кречет». Выиграл, только заявившись, чего греха таить. Машину доводят до ума, лечат детские болезни, обкатывают на Черном море. Договор о намерениях казна подписала. Со следующего года самолет должен пойти в серию.

— Мы все же решили довести до ума свой мотор.

— Наш будет лучше, — поддержал Сухой.

— Я тоже на это надеюсь.

Каких-либо предпочтений князь не имел, так, легкая симпатия к энергичным казанцам. Нравились ему деловой подход, непоколебимая уверенность в своих силах Андрея Туполева и его людей.

— От винта! — прокричал с крыла самолета небольшого роста коренастый человек в летном обмундировании.

Туполев аккуратно взял князя под локоть и потянул в сторону. Летчик забрался в кабину. Пока техники поверяли двигатели остальные легкой рысцой разбегались в стороны. Вспомнилось, что три испытания уже закончились взрывами и пожарами. Да, на этот счет поблизости две пожарные машины. Бравые молодцы в полной экипировке, в шлемах с прозрачными забралами переминаются с брандспойтами наготове.

Моторы загудели. Послышался вой турбин. Из сопла вырвалась струя пламени. Постепенно гул нарастал, пламя из сопл меняло цвет. Минут пять летчик гонял двигатели на прогреве.

— Я думал, греть не нужно, — князь сунул руки в карманы.

— Проверяет режимы, подачу топлива, приборы.

Старший аэродромной команды поднес аккумуляторную рацию к уху, затем резко махнул флажками. Из-под шасси выбили стопоры. Гул турбин усилился, изменил тональность. Самолет плавно покатился по полю. Разгон. Вот серебристая машина отрывается от земли. За самолетом тянется белый след отработанных газов.

Дмитрий закурил чтоб скрыть волнение. С губ Павла Осиповича слетали слова молитвы. Господин Туполев размашисто перекрестился. Офицеры военного ведомства молча следили за истребителем.

Самолет тем временем быстро набирал высоту. Летчик лег на большой круг. Плавный набор высоты. Вдруг переход в кабрирование. Машина выравнивается метрах в семистах над землей. Еще круг. Истребитель буквально встает на хвост и свечей уходит на вертикаль.

С земли за самолетом следили десятки глаз. В машине с радиобудкой специалисты поддерживали связь. Трое человек записывали все что передавал на землю испытатель. Контроль полный. Как потом сказали Дмитрию, одновременно самолет вели на экране радиодальномера и с трех оптических постов наблюдения. Два часа испытаний — горизонтальный полет, набор высоты, разгон до максимальной скорости, проверка на разных режимах.

Вот, наконец самолет заходит на полосу. Серебристая машина увеличивается в размерах, выпускает шасси, осторожно прижимается к бетону. Касание. Зрители не выдержали, наперегонки побежали к истребителю.

— Куда? — закричал господин Сухой и первым рванул к катящемуся по полю самолету.

Когда Дмитрий быстрым шагом дошел до крылатой машины, испытателя уже усаживали в легковушку. Моторы смолкли. Рабочие застопорили шасси. Самолет буквально обнюхивали и простукивали инженера и техники.

— На сегодня все, — Сухой вытер платком пот с высокого лба с залысинами.

— Спасибо за демонстрацию, господа. Я непременно доложу об успешных испытаниях Его Величеству лично, — громко, так чтоб все услыхали заявил Дмитрий.

— Благодарю, ваше высочество.

Через полчаса в кабинете господина Туполева уже сокращенным составом слушали рапорт испытателя. Как понял князь не все гладко, есть проблемы с управлением, прозвучало незнакомое слово «флаттер», но это все исправимо.

— Когда можете представить машину заказчику? — прозвучал закономерный вопрос.

— Черт его знает, — вдруг выругался Туполев.

— Даже так?

— Ресурс моторов двадцать часов. Будем честными, сам Господь не знает, когда мы сможем доработать двигатели до приемлемой надежности и долговечности.

— У конкурентов та же самая проблема, — поддержал главного инженера Павел Сухой.

— Понятно. Работайте, господа. Мешать не буду, восторженных закидывателей шапками попридержу за фалды. Если необходима помощь, я дам распоряжение в Инженерно-техническое управление, чтоб отнеслись с пониманием.

— Мы работаем с высокими температурами, лопатки турбин и корпуса камер не выдерживают долгий нагрев. Нужны специальные сплавы, но возникает проблема обработки. Работаем конечно, приспосабливаем станки к филигранному фрезерованию высокопрочных сталей.

— Господа, увольте меня от технических тонкостей! — князь демонстративно поднял руки. — Лучше скажите, какое вооружение ставить собираетесь?

— Пока четыре пушки. На опытной машине стоят весовые макеты. Если оружейники дадут более мощные автоматы, с удовольствием поставим их. Сами понимаете, мотора в носу нет, ставь целую батарею, насколько ленты можно впихнуть.

Вечером этого дня князь уже гулял по набережной Казанки, любовался видами на белый Кремль, соборы, улочки старого центра. Ему нравился этот большой чисто русский город со своим флером, ведущий историю со времен Иоанна Грозного, помнивший приступ орд Пугачева, славившийся своими ярмарками и университетом. Нравился вид на старые церкви и новую набережную.

На следующее утро Дмитрия ждал гидроплан. К сожалению, не в Петербург. Путь порученца лежал в Новониколаевск, а с ним в попутчики напросился Андрей Туполев. До гидроаэродрома князя с сопровождающими и охраной привезли прямо из гостиницы. Время дорого, впереди еще не один перелет и не одна инспекция. Горячая осень 42-го года. Ненасытная химера мировой бойни с чавканьем, с хрустом пережевывает человеческие жизни. Чтоб ее остановить нужны сталь и светлые головы, нужно оружие. Много оружия, самого убийственного и совершенного.

Господин Туполев уже ждал на пирсе у трапа гидроплана. С ним только личный секретарь. К гидроаэродрому Андрей Николаевич приехал на представительском авто собственного завода. Что ж, у каждого свои слабости. Любовь к шику и комфорту это не грех, а умение контролировать ресурсы.

— Доброе утро, ваше высочество.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич, — князь протянул руку и похлопал инженера по плечу. — Рад что мне удалось нехитрым маневром завлечь вас в мой самолет.

— Вы меня пугаете, ваше высочество.

— Отнюдь. У нас впереди много часов под облаками. Буду обязан, если вы прочтете лекцию по текущему состоянию и грядущим перспективам нашей промышленности.

На лице господина Туполева мелькнула тень крайнего изумления. Затем вдруг из глубин памяти всплыл один разговор за бутылкой хорошего французского коньяка. Хороший не упоминаемый знакомый поделился слухами о личности князя крови. Дескать имеет Дмитрий Александрович отношение к удивительной загруженности делами нескольких десятков известных ученых и очень перспективных инженеров. И касается это прежде всего работ с Х-лучами и радиоактивностью.

После набора высоты, когда рев моторов сменился ровным басовитым гулом, а уши больше не закладывало, Дмитрий обратился к Туполеву с интересным вопросом:

— Андрей Николаевич, пришло вдруг в голову. Почему у нас все пассажирские летающие лодки с заводов господина Лебедева и «Аэробалта»? Почему ваше товарищество не занимается гидроавиацией?

— Хотите знать? — хитро прищурился инженер. — Это вчерашний день.

— Мне говорили, самый многообещающий вид самолета в наших условиях.

— Известная ошибка начала двадцатых, когда все бросились заказывать гидропланы и строить гидроаэродромы. Тогда летающие лодки считались надежнее обычных машин, с ними при аварийной посадке больше шансов уцелеть.

— Разве не так?

— Все так. Только если посадить колесный самолет на воду, он тоже не сразу утонет, даст время спасти людей. Большой разницы нет. С другой стороны, гидропланы тяжелее, несут меньше полезной нагрузки, они дороже, у них выше расход бензина на тонну-километр. Самое главное, ваше высочество, в России межсезонье два раза в год. Пока реки встали и лед не набрал прочность, гидропланы отстаиваются на берегу. Пока ледоход, отстаиваются на берегу. Наши пассажирские самолеты между тем с бетонных и грунтовых полос летают.

— Интересное размышление, — князь потер подбородок. — Значит, тупиковый путь?

— Не совсем, есть маршруты, на которых гидроавиация незаменима. Но в Новониколаевск мы могли полететь на «Форпосте» вашего гаража, или на Ту-14 моей компании.

В Новониколаевскмужчины прибыли почти друзьями. Князь даже разрешил именовать себя по имени-отчеству без «высочеств» через слово.

Обоих встречали на пристани. Господина Туполева ждали на металлургических заводах. Князя Дмитрия сразу взяла в плен сплоченная команда военных и инженеров, прямо с самолета повезли на полигон. Ему обещали показать некие волшебные бомбы, воздушные торпеды способные после сброса пролететь до цели несколько верст, да еще управляться по радио.

Несколько утомленный долгим разговором с Туполевым Дмитрий рассеянным взглядом следил за проносящимися за окном машины красотами Сибири. Полигон далеко в тайге, ехать долго. Грунтовка накатанная, но с имперскими автострадами не сравнить. В общем, подремать все равно не получается, только наслаждаться пейзажами.

Прекрасная осень очень тяжелого и сложного года. Работы меньше не становится, она не волк — в лес убегать не собирается, ее приходится делать. Так круиз всесильного императорского порученца многие воспринимали как ревизию, старались показать товар лицом, давали весьма оптимистичные обещания.

На самом деле все так и немного не так. Дмитрий не занимался военной приемкой, и в мыслях не было подменять собой специалистов Военного и Морского министерств, он не выбирал поставщиков, только если самую малость из своих симпатий. На заключение контрактов он тоже не влиял.

Князь Дмитрий только старался оценить реальные сроки доводки до ума, постановки в серию наиболее перспективных и наиболее дорогих новых видов оружия. Потому, он больше прислушивался не к директорам и владельцам заводов, а к инженерам и сопровождавшим его офицерам Технических управлений.

Надо ли говорить, впечатлений набиралась масса. И это еще только начало долгой командировки. После демонстрации планирующих и управляемых бомб, в планах подмосковный Подольск где разрабатывают радиовзрыватели для зенитных снарядов.

Затем перелет в Таганрог. Испытательная станция заводов Лесснера. Очень интересные опыты с самонаводящимися торпедами. Тема вечная, честно говоря. Первые опыты по наведению торпед проводили еще в 19-м веке. В конце прошлой войны немцы разработали и даже успели испытать управляемые по проводам катера. Работали над темой в межвоенный период, однако, до надежного рабочего серийного оружия дело так и не дошло.

За окном солнечная золотая ранняя осень. Князь, не спрашивая разрешения у спутников, открыл окно и закурил. Осень, осень, осень — такое ощущение, что она повсеместно, все заволокла, поглотила, захватила. Осенняя хандра действует не только на людей. Дмитрий прекрасно видел, на фронтах Мировой Войны тоже осень. Активные действия прекращаются, локальные операции малыми силами не в счет, пусть даже они выглядят впечатляюще. Панама и Аляска, пожалуй, это последние успехи. Далее принято решение не спешить, не губить зря людей в бесплодных атаках в стиле Вердена и Галиции, укрепляться, копить силы, наращивать техническое превосходство.

Перед поездкой князь долго разговаривал накоротке с графом Игнатьевым. По словам ПредСовмина, мы уже вышли на спокойный режим военной экономики без перенапряжения сил, сжигания резервов и значительного снижения внутреннего рынка. Скучные люди в роговых очках из аналитических служб утверждают: на сегодня Европейский Союз уже превосходит противника по объемам промышленности. На турбину экономики России полилась свежая струя швейцарского золота. Баснословные успехи 40-го года утвердили за нами немалую долю нефти Старого Света. А это все деньги, деньги, еще раз деньги. Деньги — кровь войны.

Двуглавый орел, черный орел, петух, лев, да еще восходящее солнце медленно уверенно душат белохвостого орла Скалистых гор. На дворе машинный скоростной двадцатый век. Эпоха прогресса и торжества разума над косной силой, время стали и нефти. Не за горами время урана, фантастической алхимии превращения вещества в чистую энергию. Пока непонятная, неведомая сила, ключи к которой подбирают ученые и инженера Империи, раскинувшейся на четыре континента.

Глава 20 Аляска

25 сентября 1942 Алексей.

О результатах авиаразведки в Ненану не сообщили. Возможно генерал Бакнер решил не пугать людей зря, все равно ничего уже не изменить. На следующее утро солдаты полковника Пибоди сами все увидели.

— До морозов две недели, — сплюнул сквозь зубы Рихард Бользен.

Первыми в гости пожаловала авиация. Полдюжины двухмоторных бомбардировщиков пришли с юга над руслом речки Ненаны. Бомбили они с пологого планирования, спокойно заходили на цели и вываливали фугасы. Редкий огонь с земли им совершенно не мешал. Вся ПВО района представлена пулеметами на специальных станках. Точно отражает знаменитую скабрезную шуточку из репертуара солдатских кабаков.

Поднятую на перехват шестерку «Уорхоков» связала боем четверка русских дальних истребителей. Уже через пять минут боя два американца свалились в последнее пике. Остальные отошли на почтительное расстояние. Русские же их не преследовали, спокойно заняли верхний горизонт защищая от посягательств подопечные бомбовозы.

— Мост не бомбили, даже не пытались, — процедил Герберзон, глядя вслед самолетам.

— Я догадываюсь, — взгляд капитана Бользена направлен в противоположную сторону.

За рекой и мостом поднимались густые клубы дыма. В районе ответственности роты русские никуда не попали. А вот там в поселке явно что-то очень удачно накрыли. Хорошо накрыли. Может быть даже угольный склад.

Все же не зря Рихард и его сержанты приложили немало сил чтоб обеспечить маскировку позиций. Все потери за этот налёт — два грузовика у позиции гаубиц. Вскоре пришел рапорт, что бомбами повреждено железнодорожное полотно. Путейцы сами справятся, уже вызвали ремонтную бригаду.

На этом неприятности дня сегодняшнего не закончились. До морозов всего две недели. Похоже кто-то плохо молился и реки не успели встать. Для энергичного злого противника с прекрасным техническим оснащением двух недель хватает на многое.

С командного пункта даже без оптики прекрасно видны четыре бронекатера. Перед ними режет волны четверка малых быстроходных катеров. Разведчики не жалеют моторы и бензин, носы катеров почти выскакивают из воды. Однако, самые опасные не эти, ниже по реке пыхтят машинами два парохода.

— Идут сволочи, — прозвучало на чистом русском.

Рихард повернулся к второму лейтенанту Герберзону и покачал головой. Что только не узнаешь о своих людях перед боем!

Моисей как ни в чем не бывало добавил грязную яркую фразу на языке Гегеля и Гете.

На этот раз первыми огонь открыли русские. За триста ярдов до рубежа, на котором вчера начался бой, над всеми бронекатерами вспухли облачка порохового дыма. Снаряды легли в районе огневой противотанкистов. Бользен с Герберзоном синхронно довольно вздохнули, вчера они сразу после боя заставили артиллеристов перекатить пушки на запасную позицию.

После первых залпов русские повернули к левому берегу. Орудия в башнях задраны чтоб вести огонь по краю обрыва. Легкие разведчики держались порознь, но упорно шли вверх к мосту.

С берега по катерам работали пулеметы, солдаты в окопах били из карабинов. Впрочем, застать врага в врасплох как вчера не удалось.

— Огонь! — бросил в трубку капитан.

Сегодня он подпустил противника на две сотни ярдов ближе. Огневая рота отработала дружно, сразу перешли на беглый огонь. Увы, пока только накрытия. Катера крутились как ужи под вилами. Слишком поздно Рихард понял хитрость противника, пока два бронекатера вели контрбатарейную борьбу, вторая пара и легкие разведчики расстреливали укрепления в пойме. К сожалению, ребята обнаружили себя энергичной стрельбой.

— Воздух!

Одиночный самолет шел над рекой. А вот и еще два. Эти держатся выше, одномоторные истребители. Под плоскостями большие бомбы. Не сразу до Бользена дошло, что это подвесные баки. От Анкориджа по прямой 420 километров. Даже удивительно, что вражеская авиация не наведывалась в гости раньше.

Пароходы пристали к берегу. Последовал немедленный приказ гаубицам — перенести огонь. События понеслись вскачь. Ниже по течению за поросшими камышом, изрезанными протоками островами сверкнуло. Послышался свист. В трестах ярдах от ротного командного пункта в направлении батареи гаубиц громыхнули два мощных взрыва.

— Огонь по пароходам! — зарычал в трубку капитан. — На батарею не отвлекаться.

— Так точно, — лейтенант артиллерист усталым голосом добавил. — У нас все равно нет координат батареи.

— Они на баржах. Перенесете огонь, когда подавите десант.

Про себя Рихард удивлялся, почему только один бомбардировщик? Нет, все хуже. Самолет не стал снижаться. Он спокойно кружил над позициями американцев. Корректировщик, конечно. Вон, снаряды русских мониторов ложатся точнее. С батарей докладывают о близких накрытиях.

Артиллеристы молодцы! Ближайший пароход и высаживавшихся с него людей накрыли фугасами. Неизвестно, какие потери понес противник, русские так же споро спускались на берег и рассредоточивались в зарослях. Однако, черный дым в районе высадки говорил о прямых попаданиях.

Вскоре пришла расплата. На гаубичную батарею посыпались снаряды. За две минуты легло около дюжины полновесных снарядов калибра шесть дюймов. Связь с батареей оборвалась. Бользен отправил человека выяснить обстановку, доложить, когда обстрел закончится.

Следующей на очереди оказалась позиция противотанковых трехдюймовок. Прекрасные мощные и точные пушки. Работали с ними сильные мужественные люди. За время боя они добились трех прямых попаданий в бронекатера. Легкий разведчик буквально налетел на фонтан от разорвавшегося в воде снаряда. Потерявший управление катер застрял на камнях. Люди на нем если и выжили, то сидели тихо, боясь голову приподнять над планширем.

Чертов корректировщик кружил над головами как ангел ада, распростерший крылья коршун. На вспышки выстрелов американских трехдюймовок прилетели тяжелые гаубичные снаряды. Рихард сам наблюдал за гибелью огневого взвода. Грохот взрывов. Взлетающие до небес комья грязи, земли, черный дым. Близким взрывом сорвало маскировку с пушки. Тонкий ствол задрался в небо и упал на землю.

После короткого артналета к изрытой снарядами позиции побежали санитары и связисты. Рихард не ждал, что они кого-то да вытащат. Нет. Принесли. Пять солдат уцелели в укрытиях, еще семь с контузиями и ранами.

— Капитан, через пять минут у тебя будет усиление, — сквозь рев тротила прорвался голос в трубке.

— Принял. У меня нет артиллерии. Слышишь? Обе огневые подавлены.

— Отбивайся как можешь. Надо держаться.

Рихард с раздражением швырнул трубку на пол. Здесь под бревенчатыми накатами пока все хорошо. Тротилом не пахнет. Взрывные газы не перемалывают тела в тонкий нежный фарш. Надолго ли? Всех, кого мог, капитан отправил вниз вдоль берега занимать позиции на пути десанта. Больше резервов нет.

Сигарета успокаивает. От глубокой затяжки немного кружится голова, но мысли приходят в порядок.

— Связь со штабом.

— Полковник на линии, сэр.

— Пол, меня слышно? Пол, нужна воздушная поддержка. На аэродроме есть самолеты.

— Рихард, я уже звонил бригадному генералу.

— Давно?

Вопрос повис в воздухе. Бользен даже не расслышал, что ему ответил Пибоди. Ответ уже не важен. Или прилетят и разбомбят чертовых русских, или все на самом деле окончательно станет неважным.

Рихард совершил чудо. Он сам не понимал, как, но маневрируя своими людьми, перекидывая их под огнем с позиции на позицию сумел сделать так, что русские закрепились на плацдарме и остановились. Продвинуться дальше у них не получалось. Полковник Пибоди привел роту капитана Бланко и стало совсем хорошо. На берегу Тананы установилось шаткое равновесие.

Русские бронекатера деловито подавили артиллерийскую позицию у моста и вернулись к зоне высадки. Два речных танка даже совсем ушли вниз по реке. На отмели горел пароход. Четырехдюймовые гаубичные снаряды пробили ему палубу, дошли до самых потрохов. Судно осело, накренилось, по надстройке и вокруг трубы плясало пламя. Тушить эту посудину никто и не пытался.

Русские тяжелые гаубицы вели редкий беспокоящий огонь. Целей для них не осталось. Все укрепления вскрыты с воздуха и воды. А закапывающихся в землю солдат в лесу, кустарнике не так-то просто обнаружить с воздуха. Да, корректировщик в один прекрасный момент ушел, только не на юг к аэродрому, а в направлении Юкона. Рихард подозревал, что перед ним отнюдь не единственная на всей Аляске речная бронегруппа противника.

Наконец-то появилась наша авиация. Солдаты прыгали от радости и махали вслед самолетам. Два бомбардировщика и истребители появились со стороны тыла. Сразу распределили между собой цели. Реку перечеркнули вереницы взрывов. Фугасы взметнули к небесам тонны воды вперемешку с песком и илом. Истребители с пикирования навалились на бронекатера.

Короткий бой. Корабли маневрируют на полном ходу. Уклоняются от струй огня с неба. Стволы зениток уставлены в небо, с деловитым стрекотом садят по самолетам очередями. Как отметили на командном пункте пехоты, не так-то просто попасть бомбой в маленький кораблик.

— Хорошо хоть никого не сбили, — с сарказмом в голосе заметил Гершезон.

— Отработай они по берегу, было бы больше пользы.

Хрупкое равновесие нарушилось. Весы качнулись. Пока Рихард прямо у амбразуры уминал за обе щеки колбасу с сухарями, четверка бронекатеров направилась вверх по реке. Вокруг плацдарма в это время вяло перестреливались. Ни у кого не было сил и желания для решительной атаки. Обе стороны старались укрепиться где можно. Люди работали лопатами, вгрызались в каменистый грунт ножами и штыками.

— Какие силы в поселке? — Рихард отложил на газету откусанный кусок колбасы.

— Отделение на северном участке моста. С пулеметом. Местная милиция на станции. Черт! — до Пибоди дошло.

Генерал резво подпрыгнул и метнулся к телефону. Уже взяв в руки трубку он понял, что звонить вообще-то некому.

— Если бы ты не снял всех людей, сейчас в этом блиндаже жрали бы колбасу не мы, а русские, — успокоил командира Бользен.

— Драные штаны на оборванце. Натянешь спереди, зад оголяется. Прикроешь зад, яйца на солнце блестят.

Русские бронекатера спокойно поднялись по реке. С берега их обстреляли пулеметы из двух уцелевших ДЗОТов, без особого результата. Пули щелкали по броне, но повредить речным танкам не могли.

В ста ярдах у моста катера приткнулись к берегу и высадили десант. Всего около взвода пехоты. Рихард это не видел, ему рассказали выжившие очевидцы. Мост русские захватили сходу. Высаживаться в поселке не стали. Прошли вдоль берега, удостоверились, что по ним не стреляют, вернулись к плацдарму.

— Черт побери! Кто знал, что русские сумеют притащить на Аляску речные мониторы?

— Тяжелые танки же они притащили, — парировал Рихард.

Капитан не терял времени даром, быстро набивал желудок. Что-то ему подсказывало, что ужина может и не быть, завтрака тоже.

— Но как⁈ — Пибоди прорвало. — Мне в штабе рассказывали, что речные бронекатера у русских на Буге и Дунае. Это Европа.

— Еще на Амуре, — заметил Гершезон. О субординации офицеры давно забыли.

— Окей! Как они сумели протащить эти утюги через океан?

Вопрос интересный. Готовясь к амфибийной операции контр-адмирал Рыбалтовский развил бурную деятельность. На палубах транспортов к Аляске везли легкие патрульные катера, их американцы видели в бою. На буксирах шли десантные плашкоуты и боты. Что-то из высадочных средств банально утонуло по дороге. В масштабах операции сущая мелочь. Остальные успешно использовали в десантах. Из походящих корабликов сформировали Юконскую флотилию. В устье реки речные суда доставили на палубах кораблей. На месте реквизировали и вооружали подходящие трофеи.

Пиком программы оказались амурские бронекатера. Строившиеся по одному проекту в тридцатых годах речные катера изначально рассчитывались на перевозку по железной платформе. Габарит позволял проходить туннелями и мостами. По железной дороге дюжину катеров и доставили во Владивосток. Уже на местном судоремонтном заводе с кораблей сняли старые башни и поставили новые, по проекту танка «Мастодонт», но с более тонкой броней. К берегам Аляски катера тащили на буксире, пользуясь окнами хорошей погоды, укрываясь от штормов в бухтах островов.

Сейчас четверка таких катеров выстроилась в линию за своей пехотой на берегу и открыла огонь. Ничего еще на сегодня не закончилось. Оказывается, русские отдыхали. Теперь под прикрытием кинжального огня танковых орудий и автоматических пушек пехота короткими перебежками двинулась вперед.

Рихард стиснул зубы. Из последнего уцелевшего укрепления на берегу сообщили, что оборона смята, русские поднялись на высокий берег, наши в беспорядке отступают. Разговор прервался на полуслове. В трубке фоновые шумы, треск. От капитана Бланко тоже давно нет вестей. Давно это уже как полчаса. Ситуация резко переменилась.

— Лейтенант, обзванивай кого еще можно. Отводим людей, — Пол Пибоди еще держался, распрямил плечи, выпятил челюсть. — Капитан Бользен, отправляй посыльных. Отходим к станции.

— Выполняю. Слышали приказ? — Рихард обращался к солдатам охраны на командном пункте.

Задачи капитан раскидал за минуту. Тем более, фронт приближается. Хорошо слышны взрывы, треск карабинов, стрекот пулеметов, характерные частые хлопки русских автоматических винтовок.

Им повезло. На полустанке под парами стоял легкий паровоз с двумя платформами. Ремонтники восстанавливали поврежденные пути. Последние солдаты запрыгивали на платформы под огнем. С тендера паровоза работал станковый пулемет, длинными очередями охлаждал пыл атакующих. С платформ ему вторили ручники и карабины пехоты.

Одними из последних до поезда добежали трое парней из заслона у моста. Они потом и рассказали о русском десанте.

Машинист подал пар в цилиндры. Двинулись поршни. Паровоз набирал скорость. По нему били из леса, над платформами свистели пули. Двое стрелков на тендере поникли и безвольными кулями скатились на рельсы. Рихард в это время упершись ногой в край платформы высаживал по русским второй диск «Томмигана». Пулям он не кланялся, хотя рядом стонали раненные. Просто хотелось стрелять и стрелять, жать на спуск, чувствовать, как вырывается из рук «адская машинка», и стрелять.

Глава 21 Гваделупа

26 сентября 1942 Иван Дмитриевич.

В этот день капитан Никифоров вдруг понял, что он изрядно обленился. Жизнь на Гваделупе давно вошла в мирную колею. Обязанности помощника комбата необременительны. Служба идет своим чередом. Львиную долю работы тянут унтера и ротные офицеры. На долю командования батальона остается только снабжение, взаимодействие с командованием бригады, да редкие происшествия требующие вмешательства.

Мало кто это знает, а кто знает, редко задумываются, но основной задачей офицеров является отнюдь не боевая подготовка вверенной части. Нет, важнейшая задача — обеспечить личный состав делом, чтоб личный состав чего не учудил с безделья. Так вот, с работой для саперов на острове с каждым днем становилось все хуже и хуже. Все что можно уже построено, остальное спокойно ведется по графику. Авралов нет.

Налеты вражеской авиации уже приключаются эпизодически. Обстрелы с моря и того реже. Остров набит боевыми частями и утыкан зенитками как дикобраз. Аэродромы на каждом шагу. Своя авиация тоже в последние месяцы больше занята патрулированием. Среди нижних чинов уже ходят слухи, что все идет к перемирию, дескать, царь и так занял все что мог, к большему не стремится, а янки слабы против парового катка переть. Увы, некоторые офицеры тоже разделяли благодушные настроения. Такова особенность человеческой натуры, всегда надеешься на лучшее, все видишь куда в лучшем свете, чем есть на самом деле.

На эту субботу Иван Дмитриевич запланировал визит к полковнику Фомину. Хорошие знакомые в интендантстве великое дело. А уж если интендант чувствует себя немного обязанным простому капитану саперного батальона, то можно только радоваться и благодарить Господа за удачное стечение обстоятельств.

После освобождения острова главным центром русской администрации стал городок Пуэнт-а-Питр, единственным достоинством которого были удобные гавани. Французская администрация спокойно пережила оккупацию, ничем особо не отметилась, наверное, к лучшему для всех. Во всяком случае, претензий к губернатору в Париже не было. Все прекрасно понимали: человек делал то что мог в тех условиях какие имелись. Пережил оккупацию, коллаборационизмом не увлекался, понемногу саботировал строительство укреплений американцами — большего и не ожидалось.

В интендантство Никифоров отправился с целым ворохом заявок и рапортов. В этой куче вложены акты инвентаризации, батальонная отчетность, другие не менее важные бумаги.

— Нас погубит бюрократия, — рубанул полковник Чистяков, когда помощник заглянул к нему с документами. — Бумаги как мыши: сами по себе размножаются.

— Чем больше бумаги, тем чище зад, — невозмутимо ответствовал капитан Никифоров. — Алексей Сергеевич, подпиши еще вот это и вот это.

Все вопросы по строительной части Чистяков свалил на помощника, видел, что тот работает тщательно, над людьми не измывается, честь батальона не роняет. Подписывал полковник все, сам при этом прекрасно видел, что многие нюансы не понимает, образования не хватает. Задавать же вопросы лучше в свободное время, все равно Иван Дмитриевич знает лучше.

Если же нашелся бы придирчивый человек, внимательно изучил бы заявки батальона, то у него могли бы даже не вопросы возникнуть, а сомнения завестись. Зачем вдруг капитану Никифорову так много стальных балок, катанного листа, рифленого железа? И это если не считать двойной расход электродов. О цементе и речи нет. Его саперы и без того перерабатывали вагонами и кораблями. К цементу с арматурой вопросов нет — остров укреплялся.

В интендантстве Никифоров все решил быстро. Машина военной бюрократии давно раскрутилась на полные обороты, вопросы решались не так чтоб быстро, такое есть фантастика, но решались. По секрету Ивану Дмитриевичу рассказали, что сейчас отрабатывается новая система маркировки и индексации военных грузов. Дескать, по коду на промежуточных этапах в портах, на перевалке специалисты сразу понимают, куда именно надо отправить то, или иное. Обещается, что будет меньше путаницы и задержек.

Разумеется, заглянул Никифоров к полковнику Фомину. Разумеется, Игорь Иванович нашел время на старого приятеля.

— Что слышно? — прозвучал самый главный вопрос.

— Говорят разное, Иван Дмитриевич, да только все не то, — Фомин подошел к окну и достал портсигар. — Одно могу сказать, мы будем наступать на этом направлении. Пусть я не самый лучший интендант, но по объемам снабжения могу сказать точно: силы копятся немалые. А вот когда и куда двинемся, об этом только в Петербурге ведают. Но это не точно.

— Значит, сидим спокойно. Окапываемся и спасаем местное производство рома.

— Не без этого, — улыбнулся интендант. Секрет Полишинеля, пусть вывоз сахара в Европу сильно сократился по внешним причинам, но плантаторы и крестьяне совершенно не пострадали. Теперь из того же самого тростника гнали ром. Весьма недурственный, надо сказать. Вся продукция местных винокурен скупалась как централизованно оптом интендантами европейских армий, так и в частном порядке.

— Кстати, Иван Дмитриевич, вы нашли последний выпуск «Науки и жизни»?

— Еще нет. Кстати, за свежей периодикой я и приехал, — если Никифоров и кривил душой, то самую малость.

— Держите! — Фомин протянул другу уже потрепанный толстый журнал. — В литературном разделе новый рассказ господина Сергея Азимова.

— Благодарствую. Очень хорошо пишет. Весьма интересные у него мысли и идеи.

— Есть такое. Представляете, Иван Дмитриевич, мы тут воюем, снаряды и канистры пересчитываем, а умные люди уже размышляют, как жизнь в далеком космосе устроена, думают, как нам после войны на Марс и Венеру лететь.

— Находится же у них время, — Никифоров покачал головой.

— Так это же хорошо! Мы с тобой вернемся в Россию, будем дома и школы строить. А кто-то уже не только бомбардировщики, но и космические крейсера проектирует. Как думаете, царь даст денег на космос?

— Это от царя и наших результатов зависит. Если по военным займам быстро рассчитаются, то почему бы о космосе не подумать?

— Приземленный вы человек, Иван Дмитриевич.

Конечно Фомин утрировал. Однако, мысли Никифорова в этот день действительно были заняты делами весьма приземленными и не совсем одобряемыми.

Предпринимательская жилка сыграла. На днях капитана познакомили с одним местным плантатором. Неплохой, порядочный человек по рассказам достойных людей. Так вот, землевладелец сокрушался, что из-за войны не может построить новый заводик по переработке тростника, а капитан Никифоров вошел в положение человека, решил подсобить маленько. Естественно не просто так.

Иван Дмитриевич взял подряд. Причем, обещал даже решить вопрос не только с людьми, но и с материалами. По мнению Никифорова, саперы только обрадуются возможности подзаработать, да и в батальонной кассе неучтенная наличка точно лишней не будет. Материалы само собой спишутся на разные строительные нужды и укрепления. Все равно присяжных бухгалтеров на фронте испокон веков не бывало, половину построенного сами же разбирать будем, когда фронт сдвинется. Так все и решится спокойно, по мнению капитана Никифорова.

Поездка в административный центр вышла плодотворной. Не только все дела решил, но еще почтальоны обрадовали: целый мешок корреспонденции для батальона. Самому Никифорову вручили три конверта. Один самый пухлый из столицы. Внутри оказались письма родителей и долгожданный привет от блудного брата.

Переписка дело серьезное. Иван Дмитриевич быстро раскидал дела, отправил Петра Гакена с инспекцией в первую роту, сам заглянул к оружейному мастеру, задал пару интересных вопросов. Всё. Теперь можно устроится под навесом за штабной палаткой, раскурить сигару и открыть письма.

Теплые слова из дома. Родители и супруга делятся своими радостями, пишут о Петербурге, уютной патриархальной Сосновке, успехах детей. Милая Лена, дражайшая Елена Николаевна излагает впечатления о своих классах в школе, делится мнением об учениках. Что-ж, молодое поколение всегда вызывает ужас у старших и всегда оказывается куда лучше дедов. Уж Иван Дмитриевич знал по себе.

Помнится, еще будучи школяром реального училища притаскивал на урок безногую ящерицу. Безобидная рептилия, надо сказать, хоть вид имеет пугающий. На уроке Закона Божьего неподобающе себя вел, кукарекая под «Отче наш». И ничего, повзрослел, до сих пор сохранил теплые впечатления от своих учителей. И отца Милония регулярно поминал в молитвах за то, что нашел ключ к школяру, внушил христианское отношение к людям и жизни. Но здесь еще родители приложили усилия. Старообрядческое воспитание, впитанное с молоком матери уважение к труду, сильно помогли в жизни.

В конце письма мамы приписка корявым детским почерком.

'Дядя Иван! Я училась руzzкий язык. Училась писать und читать. Жду тебя.

Юлия.'

От слов племянницы на душе стало теплей. Иван смахнул с глаз слезы радости. Маленькая девочка совсем освоилась. Пусть говорит не так чтоб хорошо, кириллицей пишет еще хуже, но лиха беда начало. По словам жены, девочку не обижают, наоборот, растет бойкая коза, на месте не сидит, за старшими кузенами тянется, не отстает.

Письма от брата Иван развернул последним. Да, тот же самый почерк.

'Здравствуй, Ваня. Извини, долго не писал. Случилась неприятность, пришлось сменить город, а заодно сферу деятельности. Увы, Америка очень разная страна, описать ее не мог даже Драйзер, а чтоб понять надо здесь родиться. Наверное, ты слышал о различиях между ультрасовременным либеральным Севером и консервативным Югом. Только здесь в Штатах понимаешь, Гражданская Война не закончилась, она только притихла на время.

Немного странно такое писать, когда Америка ведет войну против всего мира. Но боюсь, у вас такие вещи не видят, не замечают. Я еще в Европе заметил, у многих об Америке весьма превратные представления. В России так вообще ничего не знают об этой стране.

Не хочу врать, потому не буду писать, куда и зачем я направляюсь. Ты же знаешь, я всегда был идеалистом, всегда отстаивал убеждения, пусть со стороны это казалось наивным и глупым. Тогда я этого не видел, сейчас хорошо понимаю. Вот и сейчас не могу остаться в стороне.

Хватит на этом. Ваня, передавай от меня привет всем родным и близким. Попроси от моего имени Кирилла быть осторожнее, не рисковать зря, не бросаться на рожон. Молодости свойственен максимализм. Молодость все воспринимает в двух цветах, не видит спектра между черным и белым. Объяснять это бесполезно, сам знаешь, пока сам не попробуешь на вкус, не почувствуешь — не поймешь.

Привет Лизе! Привет всем племянникам! Пусть все у них сбудется…'

— Эх, Лешка, ты в своем репертуаре, — сорвалось с губ.

Иван глубоко вздохнул. Опять брата куда-то понесло. Хорошо если не по совсем кривой дорожке. Надо бы написать ему, что Юля нашлась и у жандармерии к Алексею вопросов нет. Может быть одумается, человеком брат был неглупым, хоть и легковерным, с годами должна прийти мудрость. Самое главное, чтоб не нанялся в армию.

Капитан Никифоров по долгу службы читал информационные рассылки, знал, что янки формируют штурмовые дивизии из европейских наемников, маргиналов, мексиканцев и прочего разномастного и разноцветного сброда. Наша разведка считает, что именно эти части противник будет бросать на самые опасные направления и плацдармы. Мотивированные мигранты и наемники — люди которых не жалко. Расходное мясо мировой бойни.

Самое интересное, в русской армии тоже много добровольцев, но все распределены между обычными частями. Почему-то после эксперимента с Чехословацким корпусом наши больше не формируют национальные части из иностранцев и иноверцев. Даже удивительно. Чехи и словаки на той войне показали себя хорошо, дрались достойно. Может быть, пока человеческого материала для таких частей нет? Возможно.

Капитан Никифоров человек умный, но кругозор капитана саперного батальона не позволял подняться выше своего уровня, понять масштаб глобального противостояния. А ведь все просто если понять, что британские и французские армии и флоты, это полный аналог Чехословацкого корпуса, только на несравнимо более высоком уровне.

Глава 22 Аляска

28 сентября 1942. Алексей.

Фэрбанкс спешно готовился к обороне. Люди рыли окопы, у дорог сооружали огневые точки, реку перегораживали барражом из затопленных судов. Бригадный генерал Симон Боливар Бакнер-младший пытался успеть сполна воспользоваться последними относительно мирными часами. Увы, имевшихся двух батальонов пехоты и наспех сформированных сводных рот из тыловиков, аэродромных техников, попавшихся под руку добровольцев было слишком мало.

Русские дали защитникам целых два дня, а потом атаковали и со стороны железной дороги и с реки. Чтоб обороняющиеся не слишком радовались последним теплым дням осени, трижды прилетали самолеты. Уже второй налет встречать оказалось нечем. Последние истребители погибли в воздухе или на земле под штурмовыми ударами.

По укреплениям работала тяжелая артиллерия. Бомбардировщики улетели, но в небе барражировали корректировщики, благодаря этим крылатым гадам, немногочисленные пушки-гаубицы били очень точно. Корректировщики же крепко помогали своей пехоте, подсвечивали поле боя, вскрывали слабые места обороны.

Очередь над головой заставила резво уткнуться носом в землю, распластаться за кучей щебня. Пули впивались в стены заводского корпуса, рикошетили от стальных балок, крошили кирпич. Рихард отполз в сторону, приподнялся на локте и не целясь выпустил ответную очередь из «Томигана» вдоль улицы. Не мешкая перекатился на новую позицию. Хлопок выстрела Рихард не слышал, прямо над головой звякнула пуля, отскочила от металлической балки. По каске щелкнули камешки.

Русские серьезно давят. Солдаты в пятнистом пробираются через руины короткими перебежками, обтекают последние узлы сопротивления, просачиваются между очагами обороны. Сдерживать их не получается. Кажется, они везде, на каждый одиночный выстрел американцев отвечают очереди автоматических винтовок, пулеметы молотят не переставая.

— Черт! — выругался капитан, обернувшись прокричал: — Мюллер! Где пулемет? Отделение за пакгауз!

Вчера у Бользена была целая рота. Сегодня хорошо если взвод наберется. После боя у железнодорожной станции, Рихард отвел своих людей к ремонтному заводу на авиационной базе. Каменные постройки, цеха и ангары стали последним оплотом защитников Фэрбанкса. Вроде, еще в районе пристаней дерутся. С той стороны доносится пальба. Периодически над водой бухают пушки.

— Капитан, пулемет сдох, — сержант пристраивается рядом за импровизированной баррикадной из верстаков.

— Патроны или совсем?

— Совсем. Тейлор пытается наладить, коробку перекосило.

— Понятно, — прозвучало похоронным тоном.

Последний пулемет. Рихард сомневался в способностях и возможностях своих людей оживить машинку. «Браунинг» штука надежная и прочная, если его клинит, значит в поле голыми руками и Пресвятой Девой не наладить.

— Кто еще остался?

— Два отделения. Лейтенант собрал группу и удерживает два дома за улицей.

Про связь Рихард и не спрашивал. Нет ее. Последнюю рацию бросили днем. Проводной нет и некому тянуть кабеля.

Вдруг прямо над головой на крыше цеха заработал пулемёт. Ровный деловитый перестук. Ожил! Молодей Тейлор! Русские сразу успокоились, даже стреляют реже.

Капитан выглянул из укрытия, противника впереди не видно, попрятались. Только двое резво отползают за фундамент дома, волочат за собой тело в камуфляже. За остовом разбитой машины вялое шевеление.

Со стороны участка Герберзона доносится яростная пальба. Звучат два резких хлопка гранат. Жив, чертов мигрант! Отбивается. Вот, опять частый треск «Спрингфилдов» американцев.

— Значит, наладил Тейлор машинку.

— Живем, капитан.

Вовремя заработавший станковый «Браунинг» здорово охладил пыл наступающих. Следующий час шла вялая перестрелка. Больше чтоб обозначить намерения, пугнуть, не надеясь попасть даже случайно.

Рихард сделал резонный вывод, что русских тоже мало. А скорее знают, что обороняющимся деваться некуда, если не сегодня, то завтра поутру зажмут со всех сторон и похоронят гаубицами. Потому и не лезут напролом почем зря.

Оставив Мюллера на позиции, капитан отполз к обвалившейся стене и побежал пригнувшись. У тыльной стены цеха можно передохнуть. Затем надо срочно оглядеть поле боя, понять с какой стороны попрут русские. Вот лестница. Уже взявшись за перила Бользен услышал окрик.

— Рихард, постой! — хриплый знакомый голос.

— Пол?

Полковник Пибоди тяжело дышал после бега. За его спиной три десятка бойцов. Вид у всех не ахти. Лица осунувшиеся, хмурые, но глаза живые, светятся здоровой злостью. Чуть ли не половина в бинтах.

— Капитан, рапорт.

— Пока держимся. У меня один пулемет, три ручника и шестьдесят бойцов.

Генерал бросил взгляд на небо. Осеннее солнце клонится к земле. Редкие облака плывут к северу от города. Над лесом тянется клин перелетных птиц.

— Ламот, раненным отдых, остальных на позиции.

— Пусть найдет лейтенанта Герберзона, он поможет распределить людей.

— Там у тебя пулемет? — Пибоди показал пальцем на крышу. — Мы шли на его голос.

Полковник огляделся по сторонам. Картина на ратные подвиги не вдохновляет. Руины, за забором на летном поле горят машины и самолеты, клубится пыль, под стеной цеха аккуратно рядами сложены тела. Хоронить некому и негде. Цех пережил интенсивный обстрел. К счастью добротные кирпичные стены уберегли большинство солдат.

Бойцы Пибоди устраиваются в тени за укрытиями и на непростреливаемых участках. Двое санитаров перевязывают бедро рыжему парню в разодранном кителе. Раненный стоически терпит, стиснув зубы.

Пол кивком головы молча предлагает Рихарду отойти. Шагов через тридцать за углом сохранилась деревянная будка. Когда-то здесь хранили метлы, лопаты и уборочный инвентарь. Теперь дверь сорвана, одной стены нет.

Полковник извлек смятую пачку «Лаки Страйк» и предложил Рихарду. Тот и не думал отказываться.

— Такие дела, — Пол жадно затянулся. — Нас выдавили. Бакнер еще дерется у причалов если жив, у него крепкая позиция. Когда я его видел, он собирал всех, кто еще может держать оружие.

— Русские выдыхаются. У них тоже заканчиваются люди.

— Это ненадолго, перегруппируются, подтянут артиллерию и додавят.

— Сколько у них гаубиц?

— Две, если не ошибаюсь, — полковник облокотился о стену и с тихим стоном принялся растирать колени. — На реке четыре бронекатера. На нас хватит.

Нашлись люди, собрали рапорты и разведданные. Видимо, те же самые гаубицы, что давили позиции у моста. Катеров тоже меньше не стало. Русские высадили десант с реки, барраж из затопленных судов им если и помешал, то не так чтоб критично. Видимо, самым большим неудобством для русских стали высадка на необорудованный берег, вязкий песок и необходимость таскать боеприпасы со снаряжением на своем горбу.

— На подкрепления не надейся. Федеральная конница не прискачет. Наши ближайшие крупные силы аж в Канаде. Мелкие гарнизоны… Сам знаешь.

— Недавно Фэрбанкс считался мелким гарнизоном.

Рихард видел, его подводят к определённому решению, только не понимал, что именно полковник задумал. Ветерок вдруг донес запах каши на тушенке. Бользен потянул носом, огляделся в поисках источника волшебного аромата. Выглянул из-за угла принюхиваясь. Нет, тянуло определенно со стороны русских.

— Гады.

У Пола Пибоди громко забурчало в животе.

— За аэродромной полосой, вон за посадкой стоянка. Я сегодня видел там несколько грузовиков, — запахи с русской полевой кухни подтолкнули к правильному ходу. — Дальше несколько одиноких домиков и начинается шоссе.

— Оно не достроено. Я не знаю докуда успели проложить, но мы упремся в грунтовку или индейскую тропу. Может встанем перед первой серьезной речкой.

— Пройдем сколько сможем. Это если машины на месте, русские не выслали дозоры, если найдем бензин. Дальше решаем по ситуации.

— Рихард, ты сумасшедший, — Пибоди с восхищением во взгляде поднял большой палец. — Я думал все немцы очень практичные и скучные люди. Скажи, у тебя в предках русские не затесались?

— Отправь Ламота с людьми, пусть собирает технику и снаряжение. Может на авиабазе найдется склад продовольствия.

— Я тебя пошлю, — последовал одобрительный хлопок по плечу. — Бери своих людей. Я отправлю разведку пробежаться до реки. Бог даст еще кого выведут.

Сумасшедшим везет. Рихард узнал об этом только после войны, в штурме Фэрбанкса русские задействовали два батальона пехоты. Этих сил хватило для решительной атаки, но не для дозоров и заслонов на возможных путях отступления янки.

За аэродромом солдаты обнаружили шесть трехосных грузовиков и автобус. Все на ходу. Здесь же ремонтная мастерская, и вкопанная землю цистерна с бензином. По окрестностям нашли и пригнали четыре «Виллиса», целый грузовик с одеялами и походным снаряжением. Разведчики прикатили еще три легких грузовика. Один, к сожалению, пришлось бросить, мотор барахлил, из редуктора лилось масло.

Продовольствие отыскалось в разбомбленном складе. Банки тушенки, галеты, муку, сухари выгребали из-под завала руками.

До заката почти все успели. К работавшим не покладая рук, забивавшим машины чем попадется под руку людям Бользена подошла подмога. Еще почти сотня бойцов россыпью. Людей вывела и направила разведка. Увы, не все пожелали уходить, не все смогли оставить позиции, не ко всем удалось подобраться. Вон, на востоке городка до сих пор идет бой. Пальба не прекращается. В слитный хор треска винтовок, хлопков минометов, стрекота пулеметов вклинивается рокот взрывов снарядов.

— Эти ребята спасают нам жизни, — перекрестился Мюллер, стоя на подножке кабины грузовика.

Колонну собирали в тени деревьев рядом с шоссе. Невдалеке темнел одиночный дом. Огней нет, даже собаки притихли. К солдатам подошел поджарый суховатый пожилой фермер в расстегнутой куртке.

— Уходите, парни?

— Дед, давай с нами, — доброжелательным тоном предложил Дэн Семенов.

— Скоро здесь будут русские, — поддержал сержант Мюллер. — Собирайтесь и едем, место в машине найдем.

— Спасибо. Я останусь. А вы уходите. Это моя земля, моя Аляска.

— Русские все равно все разграбят, скоро зима.

Фермер упер руки в боки, наклонил голову и смерил солдата пристальным взглядом снизу в верх.

— Я на своей земле, а вы бегите. Скоро здесь будут русские.

Человек так и стоял, долго смотрел вслед машинам пока последняя не растворилась в темноте за поворотом.

Первым на джипе ехал капитан Бользен. С ним в машине двое солдат с ручным пулеметом. Следом тянулась колонна. Первые мили шли без фар, ползли медленно, почти наощупь. Пару раз приходилось выходить из машины и идти пешком, показывая водителю дорогу. Боялись выдать себя, опасались погони или артналета. Когда с горизонта пропали отсветы пожаров, Рихард разрешил включить фары. Сразу стало лучше.

Они вырвались. Горстка измученных солдат с ранеными, почти без патронов, с неподходящим снаряжением, почти без теплой одежды шла на восток. Дорога где-то там в тайге должна закончиться, когда и где никто не знает. Ночью холодно. Скоро северные ветры принесут морозы и снег. Никто не знал, смогут ли они дойти.

Все равно, никто не жалел о своем решении. Впереди ждала неизвестность. У всех в душе теплилась надежда. Все радовались первому рассвету на пустынной дороге в тайге на пустынной Аляске. Зима близко. Арктика уже пробуждается, готовится накрыть землю, леса, горы и реки белым саваном. Зима близко, а впереди сотни миль неизведанного.

Глава 23 Южный океан

20 мая 1943. Кирилл.

На календаре один из тех дней, когда кажется, что война закончилась, или вообще идет в другом мире, волшебном «Зазеркалье» Льюиса Кэррола. Соединение экономическим ходом спускается к югу вдоль побережья Чили. Иногда штурманы прокладывают курс так что корабли приближаются к берегу и тогда с левого борта можно увидеть горы на горизонте искалистые обрывы островов. Полеты на «Выборге» сведены к минимуму, даже патрулирование осуществляется от случая к случаю и обычно парой истребителей.

— О чем мечтаете, господин поручик? — рядом Кириллом на палубу опустился Боря Сафонов.

— О свободном шезлонге.

Несмотря на весьма свежую погоду многие свободные от вахты моряки принимали воздушные ванны на палубе. Да, командир сквозь пальцы смотрел на интересную инициативу команды — на стоянке в Буэнос-Айресе в складчину купили три десятка шезлонгов.

Дело хорошее, но с количеством безбожно промахнулись. Поход выдался легкий, погода по большей части теплая. Так-что желающих и имеющих возможность расслабиться на палубе стабильно оказывалось больше чем раскладных кресел.

— Слышал, скоро будет дозаправка с танкера. Возможно в заливе, — продолжил комэск. — Я грешным делом надеюсь, нам дадут хоть часок увольнения.

— Как в Вальпараисо?

Ответом послужил горький смешок.

Легкое русское соединение за какой-то надобностью ходило в Чили. О цели визита морякам и летчикам не докладывали. Шел ли кто-то важный на борту «Баяна» тоже оставалось только догадываться. Двигалось соединение быстро. Стоянки на базах только чтоб пополнить танки и корабельные холодильники.

Несмотря на то, что южная часть Тихого океана считалась рискованной акваторией, обошлось без встреч с противником, даже боевую тревогу объявляли считанные разы. Тяжелый крейсер на три дня заходил в Вальпараисо. В это время остальные корабли ждали в море, причем на авианосце поддерживали режим полной боеготовности. Затем «Баян» вышел в море в сопровождении чилийского линкора. Корабли обменялись салютом, расцвеченный флагами русский крейсер ушел в открытое море. Там на пределе видимости берега «Баян» встретили корабли соединения.

— Лучше думай, куда нас после южной Америки бросят, Карибы или Север? — летчик был рад возможности почесать языком.

— Я рад, что не оставили на Тихом океане, — серьезным тоном молвил Сафонов. — Слышал был вариант сформировать эскадру с базированием на Чили, либо вообще переход к Австралии, затем через японские воды во Владивосток.

— Хороший крюк. По запасам топлива мы такое выдержим?

— Скорее всего нет. Или без запаса на бой.

— О чем разговор, господа офицеры? — поприветствовал сослуживцев Оболенский.

— О жизни, господин штабс-капитан.

— Так и не удалось нам познакомиться с чилийской экзотикой, поглядеть на тамошних барышень.

— Значит, успеем в следующий раз. Ты лучше вот что скажи: почему «Баян» заходил в Вальпараисо?

— Так нужно было, — ответствовал командир 2-й эскадрильи. — лучше скажите мне штабс-капитан и поручик, почему мы чаще видим дальние страны с высоты, а не с земли?

— И дальше так всем желаю, — набычился Кирилл Никифоров. — Давайте без аварийных посадок.

— Вот, молодой человек совсем испортился. Нет чтоб о приятном, хорошем думать, о юных пейзанках там, древних сокровищах инков, тайнах языческих храмов. Он командирам эскадрилий нотации читает.

— Моя школа, — потянулся Сафонов. — И вообще, господа, что там за корыто на горизонте? Неужели танкер?

— Не похоже, — Сергей Оболенский по случаю держал с собой бинокль. Сейчас он поднял прибор и навел на неизвестное судно.

— Наше сопровождение в ус не дует. На перехват не идет. Точно, наш танкер.

Важное пояснение. По пути к столице Чили русские крейсера захватили около дюжины торговцев с подозрительным грузом. Все ушли на Фолкленды с призовыми партиями на борту. Еще несколько судов счастливо прошли досмотр. Дело житейское.

— Не похоже на танкер, — изрек Оболенский. — Мачта слишком высокая и массивная, надстройки. Господа, это немецкий тяжелый крейсер!

— Принесла нелегкая.

Русское соединение изменило курс, повернуло навстречу немцу. Через четверть часа острые глаза летчиков без оптики могли разглядеть во всей красе один из тройки знаменитых дизельных крейсеров-рейдеров, некоторыми называемых «карманными линкорами».

— Похоже, с танкером я поторопился, — заметил Сафонов.

Да, на этот раз комэск ошибся. Одинокий рейдер прошел ввиду соединения, демонстрируя себя во всей красе свирепого океанского охотника, грозы крейсеров и конвоев. Разминулись буквально в двух кабельтовых. Этого хватило чтоб в бинокли разглядеть под кормой странника надпись: «Адмирал Шеер». После того как немец растворился в дали за кормой, русские повернули к берегу. В укромном заливе под защитой скалистых островов отстаивались две судна снабжения. Один транспорт без флагов скромно держался в тени под самым берегом. Второй же серийный русский флотский танкер сразу вышел навстречу и пристроился к борту «Выборга».

Увы, перестроенный из легкого крейсера авианосец по дальности плавания проигрывал сопровождавшим его океанским «Баяну» и «Громобою», его и заправляли первым как наиболее ценную боевую единицу.

Война такое время, что нормальные, разумные и понятные правила мирного времени вдруг всем кажутся дикостью натуральной. Так никто давно уже не обращал внимание на требования безопасности — вести перекачку жидкого топлива в море только в светлое время суток. Нет, заправлялись при любой освещенности и при первой же возможности, пользовались моментом, понимая, что потом времени уже может не быть.

Корабли сцепили швартовами, на танкере включили мощные палубные люстры, под их светом перебросили шланги. Зачавкали насосы, перегоняя в цистерны «Выборга» драгоценный мазут. К слову сказать, противолодочная оборона соединения пребывала в состоянии: «Как бог на душу положит». Почему-то дивизион эсминцев в Тихий океан не пошел, оставшись в Порт-Стенли. Видимо, постоянный ход в 18 узлов считался достаточной защитой, а риск вылететь прямиком на американскую подлодку в позиционном положении оценивался в зоне «удивительно фатальной случайности».

Да, так оно и есть. Посчитали, что в зоне штормов, «сороковых широт» и в проливе Дрейка эсминцы будут только тормозить соединение.

После «Выборга» к заправщику пристроился «Громобой». Последним пополнил танки «Баян». Уже утром корабли покинули залив. Замеченный вечером неизвестный транспорт за ночь исчез. Видимо, у его командира был приказ не попадаться лишний раз на глаза даже своим.

— Опять на берег не пустили, — мрачно констатировал Сафонов за завтраком.

Три корабля продолжали свой бег к южной оконечности континента. Ничего не происходило. Налетевший шквал уже воспринят как событие. Наконец на горизонте появилась земля. Командир авианосца капитан-первого ранга Кожин объявил по громкой связи, что «Выборг» приближается к Фолклендскому архипелагу. Старая британская колония, знаменитая прежде всего тем, что в прошлой войне именно в этих водах британцы перехватили и потопили германскую крейсерскую эскадру.

Наконец-то в Порт-Стэнли морякам и летчикам дали возможность погулять на берегу. Весьма удачно надо сказать, именно эскадрилья штабс-капитана Сафонова в полном составе отметилась хорошей дракой с летчиками британского «Индомитейбла».

— Что скажете, герои? — полковник Черепов скептическим взглядом обозревал дюжину обер- и унтер-офицеров.

Построенная в ангаре эскадрилья молчала. Утром всех привезли в порт с гауптвахты. Хорошо гульнули. Если бы не прибежавшая морская пехота… В маленьком поселке при военно-морской базе на краю света все близко. Знатно отдохнули, со всем русским размахом.

— Нечего сказать, — резюмировал командир авиаотряда.

В следующий момент Константин Александрович набрал полную грудь воздуха. Кирилл Никифоров уже приготовился к потоку отборных ругательств. Нет, полковник задержал дыхание, медленно выдохнул, успокаивая нервы.

— Опозорились, господа георгиевские асы, — мягким спокойным голосом, но так, что до самого нутра продирало. — Подрались с союзниками, разнесли кабак, выкинули в окно целого кэптена и командира крейсера. Нормально, господа, все бывает. Понимаю, не довоевали в сорок первом, перепоказали союзникам Второе Фарерское. Все понимаю.

Константин Александрович замолчал, пробежался насмешливым взглядом по лицам летчиков. Понурые и хмурые, многие со следами вчерашнего мордобоя.

— Вы мне лучше скажите, как так вышло, что лучшая эскадрилья лучшего авианосца так позорно в полном составе сдалась каким-то вонючим морпехам с недобитого «Норфолка», да еще после того, как вы так нехорошо обошлись с их командиром?

— Виноват, господин полковник, — поднял глаза штабс-капитан Сафонов. — Я приказал сдаться.

— Врешь, Борис Феоктистович. Мне уже доложили, что тебя первым вырубили. Но за смелось хвалю.

— Мы все приняли решение, так как не успели отступить, — шагнул вперед Кирилл Никифоров.

За ним вышли трое парней его звена.

— Ты тоже врешь, Кирилл Алексеевич, — полковник покачал головой и бросил взгляд на спокойно наблюдавшего за выволочкой командира авианосца.

— За драку с союзниками и попадание на гауптвахту всех лишаю увольнений до конца стоянки. В лазарет шагом марш. Полный медосмотр. Скажете, я приказал.

Повторять не пришлось. Летчики с облегчением зашагали к трапу, дальше перешли на бег. Нет, списания с «Выборга» никто не боялся, для этого надо вляпаться куда серьезнее, но перед Константном Александровичем действительно неудобно получилось. Перед каперангом Кожиным тоже.

Уже в лазарете перед процедурной народ несколько оживился. Фельдфебель Тарасов вдруг вспомнил, что за ужин и выпивку они так и не заплатили. Хоть какая-то радость, маленькая компенсация за ночевку в холодной камере. Кирилл отмалчивался, ему до сих пор было не по себе. Вроде ничего страшного не произошло. Портовые драки старая традиция флота. Однако, осадочек остался.

Корабельный врач осмотрел всех виновников происшествия. Переломов, вывихов ни у кого не обнаружилось. Синяки, ссадины не в счет. Для профилактики всем на две недели запретили винную порцию. Но это далеко не самое страшное, так что летчики спокойно проглотили дополнительное наказание.

Приключение в Порт-Стэнли совершенно не отразилось на послужных списках участников приключения. Конечно, полковник сдержал слово, штрафников на берег не отпускали. Впрочем, Фолкленды такое место, что хватает одного раза чтоб увидеть все, либо надо прожить на островах долго и тогда ты поймешь прелести этого сурового архипелага на краю света. Одно из двух, среднего нет.

Русское соединение не долго отстаивалось на базе союзника. Пополнить топливные танки, корабельные припасы и снова в море. Переход на север вдоль континента, затем прямиком через Атлантику к Конго. Здесь в устье великой африканской реки на границе с владениями Португалии ждал конвой.

«Выборг» и крейсера присоединились эскорту. Закончились скучные деньки летного состава. Истребители и штурмовики целыми днями висели в небе наблюдая за морем. Противолодочный патруль и дальний дозор. Последнее самое азартное, буквально на днях именно в этих водах крейсер «Владивосток» расстрелял американского рейдера.

Противник пошаливал в южных морях. Вспомогательные крейсера пользовались прорехами в дозорных сетях и патрулях, топили одиночные пароходы европейцев. Война войной, а торговлю не запретить, все маршруты и рейсы не упорядочить. Разумеется, лихие корсары рано или поздно попадались крейсерам и шли на дно, но перед этим некоторые успевали завести весьма серьезный боевой счет.

В одном из патрульных вылетов Кириллу Никифорову посчастливилось обнаружить субмарину в надводном положении. Пилот передал по радио на авианосец координаты и заложил круг. Подлодка быстро ушла на глубину, но через зеленоватые тропические воды почти без волнения с высоты хорошо виден ее силуэт.

— «Девятка», держите контакт.

— Веду цель. Визуально наблюдаю движение курсом норд-норд-вест.

Через сорок минут на волну подключился эскорт «Бересклет». Затем и сам корабль появился, из-за горизонта. Один из специализированных конвойных фрегатов, варившихся крупными сериями " Бересклет" не закладывался на бой даже с эсминцем, скорость всего 20–24 узла, но зато на борту мощное зенитное вооружение и солидный запас глубинных бомб. Именно эти недорогие корабли составляли основу конвойных сил союзников.

— Доверните левее. Он на глубине.

— «Птичка», спасибо! — отозвался незнакомый голос.

Эскорт сбавил скорость, пересек предполагаемый курс подлодки. Затем фрегат заложил петлю, прошел восьмеркой. С неба он казался ищейкой, вынюхивающей след зайца. Сейчас гидроакустики «Бересклета» вслушивались в океан, пытались выловить среди естественных шумов характерные звуки работающих механизмов, покашливание насосов, шорохи винтов.

С кормы корабля взлетели черные точки. Затем море взорвалось, оно кричало и корчилось от ярости тротила. Эскорт переложил руль и лег в дрейф. Вываживает. Дальнейшее Кирилл уже не видел. Датчики топлива показывали, что пора возвращаться домой. Тем же вечером на общем построении полковник Черепов объявил всему летному составу благодарность. Патрули за день обнаружили три субмарины и навели на них охотников. Подтвержденных потоплений нет, но кто знает, какие повреждения нанесли американцам глубинные бомбы. Иногда субмарины идут на дно, не оставив и следа, без выбросов топлива и обломков.

С конвоем расстались напротив Гибралтара. Дальше «Выборг» в сопровождении «Громобоя» ушел в Брест. Здесь летчиков ждал большой и приятный сюрприз. Через два часа после того как авианосец ошвартовался у причала пришел приказ: всему летному составу строится на берегу. Всех включая техников погрузили на автобусы и повезли на аэродром за городом принимать новые самолеты.

— Это настоящие звери! — вырвалось у Паши Тарасова, когда он увидел ряды новеньких в заводской краске «Кречетов».

— Дождались, — потер руки Сергей Оболенский.

Новые истребители пришли на флот еще в конце прошлого года. Говорили, что машина на голову превосходит старый «Сапсан». Увы, первым перевооружили «Пантелеймон». Завод работал в две смены, но на всех желающих машин пока не хватало. «Выборг» ходил в Чили со старыми самолетами в ангаре. Посчитали, что риск встречи с новыми американскими самолетами незначителен.

Обрадовали не только истребителей. Бомбардировочную полуэскадрилью на поле ждали «Бакланы» последней модификации с более мощными моторами и спаркой крупнокалиберных «берез» в задней полусфере.

Начались будни. Пилоты и техники штудировали инструкции, регламенты, заучивали наставления. После сдачи теории летчиков по одному вывозили на учебных спарках. Первый самостоятельный вылет на «Кречете» Кирилл совершил только через две недели. По довоенным нормативам это считалось очень быстро.

Вечером в казармах за аэродромом летчики наперебой делились впечатлениями, каждому требовалось выговориться. Машина действительно хорошая. Правда, куда больше привычного «Сапсана». Зато дальность 1600 километров, с подвесными баками еще больше. Маневренность как у старой машины, как гюрза саму себя за хвост укусить может, скорость выше, кабина бронированная, в крыльях четыре автоматические пушки.

— Мне друг с «Чесмы» рассказывал о встрече с «Адскими кошками», — поделился Сафонов. — Говорит, наши «Кречеты» не хуже, на вертикали злее, а в ближнем бою верткие. Вот и проверим.

— Не спеши, командир. Мы во Франции. Давай сначала с местными девушками точность огня проверим.

— Массу залпа проверь! — рассмеялся Никифоров.

За учебой поручик не забывал ближних своих. Воспользовавшись моментом написал и разослал из Бреста письма всем близким. Труднее всего было подбирать слова в послании для Инги. Русский язык, как и любой другой европейский, слишком скуден, чтоб выразить всю гамму чувств, все нюансы и оттенки отношения, изложить на бумаге все то, что молодой человек хотел сказать милой девушке в далеком городе над гранитными берегами.

Глава 24 Санкт-Петербург

26 мая 1943. Князь Дмитрий.

За окном шел дождь. Прекрасный весенний ливень с грозой. Капли барабанили по карнизу, разбивались в мельчайшую водяную взвесь. Дождинки искрились как бриллианты под солнцем, переливались всеми цветами радуги. За окном чистый свежий промытый дождем воздух, его хотелось пить как вино. Князь Дмитрий нехотя отошел от окна и повернулся к британскому послу.

— У вас очень интересная система управления, господин Криппс. Вы можете себе позволить резкий маневр с бакштага на бейдевинд. Смена кабинета во время войны весьма любопытное решение, — достаточно прозрачный намек для человека знакомого с морской терминологией.

— Не стоит искать черную кошку там, где ее нет. Сэр Уинстон не оправдал надежд, перессорился с половиной парламента, потерял поддержку своей партии. Король его долго терпел, но всему есть конец. Подскажу, многие не простили ему капитуляцию.

— Вынужденную капитуляцию, — язвительно заметил Дмитрий Александрович. — Хорошо. Полагаю, новое правительство и новый премьер не забудут обязательства правительства Черчилля.

Формальные заявления, пустые слова, это понимали и князь, и его посетитель. Все то, что должно быть сказано. Факт смены правительства союзника свершился. Дальше каждый говорил именно то, что должен по сценарию и заранее видел ответы оппонента.

В этой игре с открытыми картами Дмитрия интересовали не ответы, а реакция Стаффорда Криппса. Все же, посол должен чувствовать себя на коне, победила именно его группировка либералов лейбористской партии.

— У нас нет других вариантов. Именно для подтверждения прежних договоренностей свой первый международный визит барон Моррисон совершает в Санкт-Петербург.

— Немного странно, у вас же обычно премьером становится лидер победившей партии, — князь в задумчивости протянул галстук между пальцами. — Почему не Эттли?

— Не могу сказать. Я слишком далеко от Лондона, — взгляд Стаффорда Криппса на мгновение переместился в сторону.

— Кстати, господин Криппс, мне доложили, что вы поддерживаете контакты с нашими лево-либеральными кругами, — князь отодвинул кресло от стола и сложил пальцы перед собой. — Весьма неосторожно для союзника. Вы не находите?

— Не буду отрицать. Ваше высочество, я по долгу службы должен держать руку на пульсе событий, быть в курсе чем дышат самые разные страты и сословия вашего общества. Мне приходится общаться с самыми разными людьми. Это служба, понимаете.

— Стаффорд, я очень хорошо к вам отношусь, но вынужден напомнить печальную историю одного вашего предшественника.

— Не стоит, — Криппс миролюбиво развел руками, демонстрируя поражение. — Царь Николай тогда после мятежа был слишком насторожен, везде видел врагов.

— Я не буду с вами спорить. Связи сэра Бьюкенена с нашей оппозицией и мятежниками секрет Полишинеля. Следствие однозначно установило наличие не только интересов, но и слишком дружеские контакты с врагами России, непосредственное влияние британского посланника на события февраля.

Князь следил как меняется выражение лица англичанина. Нынешний посол тоже водит шашни с социал-демократами и легальной думской оппозицией. Может быть даже понимает, что РСДРП совсем не случайно до сих пор не запрещена. Слава Богу, Третье отделение пока не фиксирует контакты посла с радикальными группировками.

— Ваше высочество, уверяю, у меня нет инструкций хоть как-то вредить нашему союзнику. Все мои неофициальные контакты и связи преследуют одну цель. Я обязан информировать Форин-офис о всех изменениях и тенденциях у лидера объединённой Европы.

— Я, вам верю. Дорогой Стаффорд, я предупреждаю вас из лучших побуждений. Очень не хочется с вами расставаться. Не забывайте, сэр Бьюкенен после высылки из России уже никогда больше не занимал ответственных постов.

Князь положил руки на стол.

— Кстати, с чем именно прилетел в Петербург ваш новый премьер?

— Вопросов для обсуждения много, — не стал уходить от ответа дипломат. — Мне сообщили, что многих в Лондоне интересует послевоенное устройство мира.

— Согласен, меня оно тоже очень сильно интересует.

После ухода Криппса князь достал из сейфа касающиеся визита и конференции документы, раскрыл доклад русского атташе в Лондоне. Ситуация в целом можно так сказать не опасная, но требует внимания. С одной стороны, на первые позиции вдруг выдвинулись явные сторонники мира, но и «ястребы» сохранили свои позиции. Ключевые посты под контролем консерваторов и сторонников жесткой колониальной политики. Интересная рисуется картина. Очень интересная.

Дмитрий предпочитал лишний раз не напрашиваться на новые задачи, но не в этом случае. Именно он высказал сюзерену пожелание поучаствовать в переговорах, разумеется, как лицо без определенного официального статуса. Алексей не возражал.

Князь неслучайно задал Криппсу интересный вопрос. Наш агент обеспокоен внезапной активизацией Коминтерновского подполья в Англии. Есть свидетельства негласных переговоров лидеров организации с англичанами. Все оживилось аккурат после прихода к власти лейбористов.

Англичан в России привечали на соответствующем уровне. Крейсер «Белфаст» на Кронштадтском рейде встретили королевским салютом. В Петербург англичанин пришел в сопровождении русских крейсеров.

Большая часть официальных мероприятий проходит в Зимнем дворце. Разумеется, царь Алексей появится только на светских раутах и ничего не значащих торжественных церемониях. По мнению царя, разговаривать с премьером должен только глава Совмина. Император же может удостоить гостя частной беседы.

Дмитрий бросил взгляд на часы. Время есть, как раз успеть пообедать в ресторанчике на первом этаже МИДа, только затем ехать в Зимний. Официальные мероприятия и обеды такая штука, очень рискованно приходить голодным.

Пока шла официальная часть Дмитрий откровенно скучал. Ему даже было немного жаль графа Игнатьева, вынужденного отдуваться за всех. Нет, на встречу князь и не напрашивался. Зато в кулуарах удачно пересекся с германским министром Риббентропом. Немец прилетел в Россию с неофициальным визитом. Нет, действительно захотелось человеку отдохнуть недельку под Ригой. Попутно в столицу заглянул. Обычное дело, особенно во время войны.

Конечно союзники тоже обеспокоены тихим переворотом в Британии, вплоть до того, что в Потсдаме на полном серьезе обсуждают усиление немецких гарнизонов в Англии и Шотландии. Французы тоже активизировались, всеми правдами и неправдами пытаются разнюхать обстановку.

— Ваше высочество, — к князю мягкой походкой приблизился адъютант. — Вас ожидают.

— Простите, — вежливый кивок немцу. — Давайте продолжим, как только у меня появится немного времени.

— Я, вас проведу, ваше высочество.

Идти недолго, два перехода через залы, и вот резко контрастирующий с роскошью дворца кабинет в сугубо деловом утилитарном стиле. У дверей казаки конвоя и девицы Личного Женского батальона Его Величества. Последних многие побаивались. В батальон принимали девиц по критериям физической силы и личной преданности монарху. Отбор такой, что проходили лучшие из лучших. В отличие от казаков, им привили весьма полезную привычку — сначала стрелять, затем думать.

— Добрый день, ваше высочество, — лицо председателя Совмина светилось искренней радостью.

Министр Иностранных дел вежливо кивнул, приподнявшись со стула, в его облике явственно читались следы усталости. Двое англичан напротив поднялись навстречу князю. Короткое официальное представление, рукопожатия, положенные моменту вежливые фразы.

— Господа, не смотрите на меня так. Я не член официального комитета. Меня пригласили только как советчика на крайний случай.

— Тем ценнее ваше участие, ваше высочество, — отреагировал Герберт Моррисон.

— Тогда к делу, — князь хорошо говорил по-английски, остальным русским участникам тоже переводчик не требовался.

— Считаю, смена кабинета, это личное дело короля Георга и политических элит Британской империи. Полагаю, ваше правительство исполнит все союзные обязательства и соглашения, заключенные кабинетом Черчилля.

— Подтверждаю. Мы прибыли в Россию чтоб подтвердить готовность не нарушить, но исполнить все до буквы и заключить новые соглашения.

При этих словах английского министра Иностранных дел Бевина Владимир Беланович прищурился. Князь Дмитрий еще раз отметил насколько разные люди с совершенно разными концепциями собрались в кабинете Моррисона.

— Рад это слышать. Думаю, граф Игнатьев сможет ответить на ваши вопросы, — Дмитрий демонстративно приземлился за маленький столик у шкафа со справочниками.

Тем самым князь показал, что устраняется от обсуждения. Британский премьер недоуменно приподнял бровь, затем коротко кивнул. Он понял нюансы.

— Ваше сиятельство, — Герберт Моррисон запнулся, видно было, еще путается в русских правилах титулования. — Победа в войне уже очевидна. Британия выполняет свой долг, вносит свой вклад в общее дело, наш флот принимает участие в союзных операциях. Однако у нас в стране уже звучат некоторые вопросы. Подданным короля Георга интересно знать: за что мы воюем?

— Если не ошибаюсь, в протоколах Ноттингемских соглашений все четко прописано. Британия воюет за возвращение оккупированных владений и доминионов.

— Это так, но вам прекрасно известно в каких условиях были приняты эти соглашения.

Интересный поворот. Дмитрий внимательно следил за разговором. Опасения оправдались, Лев залечил раны, у него пробудился аппетит. Поражение только ослабило, но не уничтожило империю. Хуже того, англичане имеют право на свою позицию, экономика, промышленная мощь гарантируют им место одной из ведущих держав мира.

— Доля в репарациях. Общие права победителей на рынках Штатов после победы. Доля в конфискованных активах, — Игнатьев позволил себе отступить на заранее обговоренный шаг.

— Мы думали, это, само собой разумеется. Принципы аналогичные Версальским соглашениям, — следующим ходом Моррисон признаться удивил русских.

— Мы прекрасно понимаем наши слабости. Британия оплачивает условия мира с Россией и Германией. Но у нас тоже есть что вам предложить сверх того, что вы получили по праву победителя. Союз между Россией и Германией не вечен. Рано или поздно ваши интересы выйдут за рамки такого союза и тогда вам потребуются новые соглашения и совсем другие правила.

— Нас устраивает баланс сил в Европе, — настал черед князя Дмитрия перехватить эстафету у председателя Совета министров. — Союзная или нейтральная Германия обеспечивает наши границы на западе, защищает наши интересы на Балканах.

— Я говорю не только о Европе. Россия вышла из границ континента. Мы видим ваши интересы в Америке и Азии. Вот эти вопросы мы имеем интерес обсудить с учетом наших интересов.

Князь перевел взгляд на Игнатьева затем на Белановича. Оба еще не понимали суть предложения, а между тем англичанин думает на пять ходов вперед.

— Согласен. Эти вопросы стоит обсудить. Но соглашение о зонах интересов придется принимать с учетом позиции Германии, Франции, — Дмитрий не отказал себе в удовольствии сделать театральную паузу. — И Японии.

— Разумно. Финальные соглашения, — прямой намек, предложение определиться с интересами и застолбить участки планеты кулуарно, без союзников.

— В своё время ваши предшественники сделали сильный ход с оформлением доминионов. Не буду повторять всем известные вещи. Очень сильное и выгодное решение, но только пока король реально правит, а не служит символом в руках парламента, пока Британия сильнейшая промышленная и финансовая держава мира, — князь сделал следующий ход. — Мы можем вести речь о взаимном признании зон интересов и колоний, но о расширении владений речи нет. Все только по итогам войны и на конференции ведущих победителей.

— Вы надеетесь самостоятельно удержать Южную Америку? Уже сейчас немецкое влияние доминирует. Наши аналитики отслеживают торговый оборот региона.

— Я надеюсь не превратить очередной мир в предпосылки к следующей войне, — про себя Дмитрий поставил высший балл оппоненту, англичанин умело гнет свою линию.

По кабинету чувствовалось пользуются им редко. Несмотря на чистоту, идеальный порядок, а скорее благодаря им, оставалось ощущение заброшенности словно в музее. Все на своих местах, стулья, писчие приборы стоят аккуратно, выверены до линии. Идеальный порядок. Мертвый идеал.

За окном глубокая ночь. На Дворцовой площади горят фонари, у Александрийской колонны остановился патруль, со стороны Певческого моста идет припозднившаяся компания мастеровых. В здании напротив светятся три окна. Под знаменитой аркой у аллегорической скульптуры бога войны кого-то ждет машина.

— Давай еще раз, что они хотят? — царь растер виски стимулируя кровообращение.

— Им нужны гарантии нашего отказа от интервенции на рынки колоний и доминионов. Мне достаточно прозрачно намекнули, Лондон готов поддержать нашу торговлю с Латинской Америкой, заключить картельный договор, но надо ли нам это?

— Верно мыслишь, Дмитрий, — император оперся о стол. — Нам пока нет смысла слишком активно вытеснять немцев. Нельзя быть сильным везде.

— Нас пытаются перетянуть на свою сторону в будущем противостоянии с Германией, а затем предложат подвинуть японцев в Южной Маньчжурии.

— Очень интересное и выгодное предложение, — на лице царя играла саркастическая усмешка. — Мне на ближайшие 20–30 лет не интересно. У нас оптимальные границы интересов в Китае. Продвигаться южнее смысла нет. Мне сейчас надо переварить и накрепко привязать к России Ближний Восток. Мне нужны ресурсы на освоение Конго и всего что мы получим в Южной Америке.

— Америка? — князь наклонил голову и поднял взгляд на императора.

— Острова. Только острова. И только в качестве колоний. На материке у меня только торговые интересы, только рудные и нефтяные концессии.

— Еще один вопрос. Алексей, это тебе надо знать.

— Говори.

— Англичане инициируют контакты с Коминтерном и красными бригадами, — князь сделал паузу, его глаза встретились с глазами императора.

— Это одна из причин замены консерваторов на лейбористов.

— Продолжай, — интонации в голосе Алексея подсказывали, император прекрасно осведомлен в вопросе.

— Мы до войны работали с Коминтерном. Прекратили финансирование, когда поняли, что коммунисты формируют армию против нас, привлекают добровольцев на наши же деньги. На тот момент все было правильно. Думаю, мы даже получили больше чем хотели, переработав на фарш и лагерную пыль актив левых социалистов и коммунистов. Сюзерен, ситуация изменилась. Именно на этом направлении мы можем подключиться к работе с подрывными группировками. Не так уж и дорого выходит контроль над деструктивными движениями.

— Не смей даже думать, — глаза Алексея сверкнули огнем. — Я, запретил. У нас есть легальная РСДРП, есть несколько тысяч идиотов, что за нее голосуют. Этого хватит.

— Речь о работе на территории противников и конкурентов. С мерами безопасности согласен.

— Нет. Еще раз нет. Я лучше опущусь до покровительства работорговцам и наркоторговле, чем хоть копейкой поддержу этих.

Видя искренне непонимание в глазах Дмитрия, сюзерен снизошел до пояснений.

— Есть вещи о которые нельзя мараться ни при каких обстоятельствах. Лучше умереть от голода, но не опуститься до каннибализма. Это как сатанизм. Это ящик Пандоры. Открываешь крышку только глянуть одним глазком и уже не можешь удержать запертых внутри демонов. Папа сделал вынужденный ход, не скрою, нам то решение принесло немало пользы, однако, нельзя поощрять зло, нельзя поддерживать подлость даже из лучших побуждений. Это как проказа, ты понимаешь.

— Наши оппоненты не стеснялись. Ты сам знаешь, кто подкармливал и натравливал на нас террористов и революционеров.

— И ты предлагаешь войти в долю с теми, кто ослаблял Россию, кто заражал нас сифилисом революций?

— Понял, — в душе князь оставался при своем мнении. Он полагал, что любое оружие хорошо в нужных руках.

— Ничего ты не понял. Надеюсь, еще дозреешь. Я запрещаю любые контакты с Коминтерном и левыми социалистами больше чем нужно разведкам.

— Ночуешь в Зимнем? — Дмитрий спешно переключил разговор на другую тему.

— Мне подготовили апартаменты. Ты домой?

— Да, на городскую квартиру. Марина с детьми в Сергиевке, — приглашение императора до сих пор оставалось в силе. В теплый сезон семья князя перебиралась на императорскую дачу между Петергофом и Ораниенбаумом. Сам Дмитрий разрывался на два дома. Увы, служба. Ежедневные лишние часы в дороге делу не на пользу.

— Забыл сказать, у Белановича это последние переговоры в качестве министра.

— Он это знает?

— Знает, — сюзерен тяжело вздохнул. — Перевожу товарищем министра в МВД. Сейчас мне для дипломатии нужен совсем другой человек.

— Я сразу отказываюсь, — моментально отреагировал Дмитрий.

— Тебе и не предлагаю. Ты эту должность перерос.

Алексей вернулся в кресло.

— Оставим. Ты лучше скажи: как тебе линейный корабль Российского Императорского Флота «Мерс-эль-Кебир»?

— А⁈ — челюсть князя отвисла.

Император откровенно смеялся, глядя на изумленное до невозможности лицо князя.

— Мне принесли прошение, переименовать два новых строящихся линкора в честь последних побед русского флота. С первым кораблем «Фареры» я согласен. А вот на счет второго. Как тебе?

— Надеюсь.

— Вычеркнул, конечно. Будет «Оран».

— То самое сражение контр-адмирала Гейдена. Хорошее имя. Алексей, я несколько отстал от жизни. О строительстве линкоров знаю, корпуса скоро на воду спустят. Это не следующая пара серии «Николай Второй»?

— Нет. Папа с «Петром» слишком дорого для казны обошлись, — скаламбурил царь. — Проект «Улучшенный 'Моонзунд». В том же водоизмещении более рациональное бронирование, дополнительные башни универсального калибра, современное оборудование.

— Есть такое ощущение, они успеют до конца войны.

— К сожалению.

Глава 25 Тринидад

14 июля 1943. Кирилл.

После пронизывающих ветров, яркого и холодного солнца Лабрадорского моря, ослепительного блеска ледников вырастающая над океаном зеленая малахитовая глыба Тринидада всеми воспринималась как нечто свое, родное, близкое. После пустынных просторов Северной Атлантики море на подходах к острову непривычно оживленно. «Выборг» со своей свитой верных оруженосцев дважды встретился с патрулями. Сначала по правому борту прошел французский крейсер, а уже когда до земли оставалось двести миль, авианосец разминулся с парой больших охотников.

У Тобаго с палубы видели конвой из четырех коптящих небо угольным дымом «добровольцев». Характерные пароходики с одной трубой, одной мачтой, сдвинутой в корму надстройкой и одним винтом. Дешевые серые лошадки войны, варившиеся поточным методом суда. Обычно называли их в честь жертвователей крупных сумм на нужды армии и флота.

В охранении древний «Новик» и конвойный эсминец типа «Береза». Еще одно зримое напоминание о подводной угрозе. Война за коммуникации не затихает ни на день, ни на минуту. Грандиозное сражение за Атлантику идет второй год подряд. Даже вблизи своих баз под плотным зонтиком воздушных патрулей сохраняется риск напороться на незримую смерть из глубин.

В проливе Бокас-дель-Драгон, буквально в считанных милях до порта эсминец «Выдра» резко сбавил ход и выкатился из строя чтоб избежать столкновения с «Сипухой». На мостике эсминца замигал прожектор.

Авария, поломка судовой установки. Корабль охромел, появилась сильная вибрация на правом гребном валу, разрушились вкладыши подшипников. К счастью сработала аварийная автоматика, перекрывшая паропроводы турбины. Что-ж, бывает. Техника несовершенна.

Соединение шло экономическим ходом, акватория безопасна, потому задерживаться не стали. А вскоре и «Выдра» догнала отряд, форсируя оставшуюся турбину. С эсминца семафором передали, что могут управляться и держать 20 узлов.

Происшествие не омрачило общее радостное настроение. Наоборот, на мостике «Выборга» все восприняли как счастливое стечение обстоятельств. Отряд не задержался на маршруте, не пришлось брать охромевший эсминец на буксир, корабль возвращается в порт своим ходом. Поломка ерунда. Приключись она близко берегов Канады, все могло оказаться куда хуже. На флоте действует категоричный приказ — в зоне действия вражеской авиации запрещена буксировка потерявших ход кораблей.

На рейде Порт-оф-Спейна лес мачт, к грузовым причалам очередь. «Выборг» бросил якорь на рейде, портовые буксиры сразу потянули к кораблю цепочку бонов с противоторпедными сетями. Пусть американская авиация давненько не наведывалась на этот сказочный остров, но о безопасности никто не забывал. Элементарные требования защиты на стоянках вбиты в подкорку всем, кому дорога жизнь.

Еще на переходе объявили, что стоянка не меньше недели, увольнения на берег выдаются всем свободным от вахт и срочных работ. В кубриках летного и технического состава эту новость встретили радостными криками. Следующим пунктом полковник Черепов уже кулуарно на построении в ангаре сообщил, дескать, нечего животы отращивать и акул в заливе распугивать. В план стоянки включены учебные полеты, по два на летчика и экипаж.

— Не ты идею подкинул? — поручик Никифоров ткнул кулаком в живот комэска, когда они поднимались в кубрики за парадной формой.

— Задумка хорошая, жаль не моя.

— Согласен. Все может переменится, спорю найдутся умники, заменят нам учебные бои на патрулирование.

— По дереву постучи! А лучше по голове.

Реакция понятная. Патрульный полет самая скучная работа. Летишь себе над морем, смотришь по сторонам, периодически трясешь головой чтоб не заснуть. Ровный рокот мотора, свист ветра, гул, скрипы приводов, море от горизонта и до горизонта расслабляют. Действительно, кое кто из ребят проговаривался, что задремал в полете. За это не ругали, но поглядывали косо.

Погода на Тринидаде для европейца всегда великолепна. Даже в штормах и тропических ураганах северяне видят свою прелесть. Русские и немцы искренне не понимали, почему вдруг местные англичане и креолы жалуются на непогоду. Ведь ливень стеной пройдет, снова выглянет солнце!

Увольнения выписали в первый же день. На берег толпы желающих перебрасывали судовыми катерами и моторными шлюпками. От борта авианосца отчалила целая кавалькада плавсредств набитых истосковавшимися по твердой земле моряками и летунами.

В городе Кирилл отбился от своих. Заблудиться не боялся, далеко не первый раз в этом порту. Однако с каждым заходом «Выборга» город менялся. Сейчас на лето 43-го следы жестокого штурма и бомбежек уже не бросаются в глаза. Руины если и остались, то на задворках, в бедных кварталах, там, где не видно с центральных улиц.

В облюбованных европейцами районах рядами стоят однотипные домики быстровозводимого типа. Своего рода уродство конечно. Напоминает «майскую» застройку обезобразившую рабочие кварталы русских городов.

Да индустриальные дома архитектора Эрнеста Мая дешевы и достаточно комфортны. Именно увлечение этими проектами в 30-е годы позволило улучшить жилищные условия для небогатых горожан, рабочих средней и низкой квалификации, сбить цены на аренду. Но ряды и кварталы однотипных домиков из шлакобетона изуродовали городскую среду. Многими «майская» застройка воспринималась как ужас, другими же как шанс недорого снять полноценную квартиру, пусть с крошечной кухней, потолками чуть выше трех метров, с совмещенными удобствами. Однако, это лучше, чем комната на чердаке.

Кирилл остановился на краю тротуара, пропуская машину. Взгляд привлекли две медсестры на противоположной стороне улицы. Девушки шли, держась за руки, остановились перед лавкой. Та что справа удивительно похожа на нее. Та же фигура, наклон головы, из-под белой беретки выбивается тугая рыжая коса. Девушка что-то говорит подруге, поворачивает голову. У Кирилла перехватывает дыхание. Взгляд встречается с глазами девушки. Сердце замирает, затем рвется из груди.

Летчик бежит через дорогу, чуть было не сбивает торговку с корзиной фруктов. Кирилл сбивается с шага и останавливается за два шага до девушки. Язык примёрз к небу. С трудом открывается рот. Рыжая прелестница неотрывно смотрит на него.

— Инга, ты⁈

— Кирилл.

— Ты здесь? — офицер касается пальчиков девушки, осторожно легонько сжимает. — Любимая.

— Здесь. Я писала из Петербурга.

— Я три месяца не получал писем. Там, где мы работали, почтальоны не приходят.

Поняв, что на них обращают внимание, Кирилл увлек девушек вдоль улицы. Шагов через двести сквер, несколько тенистых деревьев и скамейки. На парапете засохшего фонтана сидят рядком пестрые птицы.

— Инга, я даже представить себе не мог и не мечтал, что увижу тебя так скоро.

— Я только надеялась, — девушка покраснела и опустила взгляд. — Кстати, Маша, это мой жених Кирилл. Сударь, моя подруга Мария Трубецкая.

— Очень рад, вы выбрали самую благородную профессию нашего времени, — стандартная формула вежливости от этого не ставшая менее правдивой.

Увы, времени в обрез. Девушки спешат на службу. Разговор продолжился пока Кирилл провожал юных барышень до дивизионного госпиталя. Увы, он слишком близко и слишком мало времени чтоб рассказать и расспросить все что молодые люди хотели.

— Как к твоему решению отнеслись родители?

— С неохотой. Папа не сразу согласился.

— Понимаю.

— У меня тоже жених на службе, — добавила Мария. — Как и вы летчик, только армейская авиация. Они на островах базируются

— У меня здесь брат и будущий мужчина. Я так и сказала родителям, что должна быть рядом с вами.

— Тринидад давно не бомбили, но все может быть. У нас даже в ближнем тылу опасно. Инга, Мария, в госпитале есть убежище?

— А когда русские боялись опасности? Так я принесу больше пользы чем работать клерком или расчетчиком. Все равно война закончится, — Инга намеренно упустила тот момент, что при воздушной угрозе персонал никогда не успевает укрыться в бункере. Слишком долго переносить лежачих пациентов, а бросать их ни один врач себе не позволит.

Удивительная встреча незаметно изменила Кирилла. Вечером после возвращения на борт он вызвал в ангар своего механика и потребовал еще раз перепроверить и отрегулировать механизацию крыла «девятки». На триммерах чувствовалась неравномерная нагрузка. Вроде бы ничего страшного, но вдруг именно сегодня до летчика дошло, от малейшей неисправности зависит не только его жизнь, не только жизни соратников, но и самый близкий и любимый человек.

Вражеские бомбардировщики давно не появлялись над Тринидадом, но, если вдруг такое случится, именно Кирилл должен сделать все возможное и невозможное, чтоб янки не дошли до острова, чтоб они вообще нашли последний приют на дне морском.

Две недели пролетели как один день. Конечно, увольнения давали не каждый день. Естественно, полковник Черепов не обманул с учебными полетами. «Выборг» выходил в море под прикрытием эсминцев, летчики жгли бензин в учебных боях и атаках. Даже истребители отрабатывали многими забытые навыки штурмовки наземных целей. Более тяжелый и мощный «Кречет» нес на внешней подвеске до девяти центнеров бомбовой нагрузки. При необходимости мог использоваться как истребитель-бомбардировщик.

При каждой возможности Кирилл спешил к госпиталю или общежитию медицинского персонала. Хотя бы увидеть любимую, передать цветы и корзинку фруктов, обменяться хотя бы словечком. Увы, медики тоже не вольны распоряжаться своим временем. Кровавая мясорубка работала. В госпитали почти каждый день поступали раненные, обожженные солдаты и офицеры. Врачи и юные девушки с красными крестами на платьях дрались за каждую жизнь.

— Я вчера получила письмо от Альбрехта, — с огнем в глазах скороговоркой поделилась радостью Инга.

— Как он? — беседовали в кафе недалеко от госпиталя.

Увы, побыть вдвоем даже здесь не получалось. Приличия требовали от молодых людей встречаться только в людных местах. Либо девушку должна сопровождать подруга. В роли дуэньи обычно выступала Мария Трубецкая. Конечно, это не удобно, но честь девушки — святое. Кирилл не потерпел бы малейшего скабрезного взгляда в сторону Инги. Порт-оф-Спейн город маленький, все на виду, особенно что касается европейцев. Сама атмосфера колонии незаметно действует, подчиняет людей принятому модусу вивенди. В колониях всегда весьма щепетильно относились к приличиям. Впрочем, на окраинах России у белого населения все точно также.

— Брат пишет, что стоят на Гваделупе, — продолжила Инга. — Служба необременительна. Больше занимаются учебой и бытом. Кстати, он ефрейтор. Командир отделения.

— Молодец. Гваделупа? Батальон дяди стоит на этом острове. Может быть даже рядом с морской пехотой.

— Вот видишь. В нашем мире, в наше время все близко. Переживаю за него, — на лицо девушки набежала тень. — И за тебя переживаю. Я каждый вечер перед сном молюсь за всех нас.

Глава 26 Америка

29 июля 1943. Алексей.

Рихард Бользен предпочитал не вспоминать свой анабазис через Аляску и Канаду, однако, забыть не получалось. Полковник Пибоди прав — только сумасшедшие могли рвануть на прорыв через наступающую зиму по бездорожью с минимумом снаряжения. Только настоящим сумасшедшим везет. Они прошли, дошли, дотащили раненных. На этом всё.

Сам Рихард уже в Сиэтле с содроганием вспоминал эти сумасшедшие три недели. Пожалуй, хватит об этом. Зато фотографии Моисея Герберзона произвели фурор. Вот один из плюсов рейда. Чертов лейтенант сохранил свой фотоаппарат и запечатлел потрясающие пейзажи Аляски, усталые лица солдат, узкие извилистые заледенелые дороги. Уже потом в Миссури Герберзон проболтался, что продал фото в один солидный журнал. Что ж, человеку можно позавидовать.

От дивизии «Лафайет» после Аляски остались рожки да ножки. Вместе с отрядом Пибоди и Бользена всего набралось меньше трех батальонов. Остальные остались под Анкориджем, и хорошо если в плену, а не раздавленные гусеницами русских танков, засыпанные в воронках от снарядов морских орудий, замерзшие в лесах, унесенные в море бурными реками на переправах.

Рихард не рвался к чинам, но в Форте-Леонард-Вуд его чуть ли не в ультимативном порядке произвели в майоры и назначили командиром батальона. Полковник Пибоди же как самый старший офицер дивизии получил погоны генерала и командование «Лафайетом». По мнению Бользена — вполне заслуженно. Во всяком случае, сам Рихард предпочел бы идти в бой именно с этим человеком, а не под командой не пойми кого из кадрового резерва.

Конечно, некоторые нюансы, стандартная реакция Пола Пибоди на сложные решения, его интересная манера размазывать ответственность несколько напрягали. Однако, кто сам без греха? Пибоди вывел людей из окружения, а лучшие остались там. Вот и думай, кто более достоин командовать дивизией.

Будучи человеком опытным, давно избавившимся от некоторых иллюзий майор Бользен быстро настроил службу под себя. В этом сильно помогли реноме ветерана и выжившие на Аляске сослуживцы. Пока сержанты выбивали дурь из молодежи, пытались внести в головы хоть капельку разумения, майор наладил хорошие отношения с квартирмейстерами и снабжением. Костяк своей роты Бользен оставил в своем подчинении, на этот скелет нарастало мясо.

Да, Джон Блейд тоже успешно вырвался с Аляски. Тот случай, когда дуракам везет. Морально-психологическую подготовку с него сняли, к командованию людьми майора Блейда не подпускали на пушечный выстрел, зато назначили начальником кадровой службы. По мнению генерала Пибоди, именно на этой работе Блейд может принести пользы больше чем вреда. Рихард Бользен с этим не спорил, если и не сдружился с Блейдом, то поддерживал с ним хорошие отношения. Чем без зазрения совести пользовался, подбирая к себе в батальон европейцев и американцев.

Латиносы парни горячие, но быстро впадают в панику, в бою неустойчивы. Негры еще хуже, очень хотелось бы обойтись без этих ребят. Увы, вот тут вмешалась политика. Когда Рихард противился включению в его батальон типа-коренных американцев гуталиновой внешности, его вдруг быстро поставили на место.

Кто? Да Коминтерн родной. Командир роты капитан Герберзон в разговоре один на один прояснил ситуацию и расставил точки над «и».

— Майор, сам не хочу их брать. Прости, но это бизнес, ничего личного. От нас требуют обеспечить как можно больше героев из самых униженных и эксплуатируемых классов. Есть разнарядка.

— Чтоб у них бизоний бакулюм на лбу вырос! — раздраженно бросил Рихард.

Моисей посмотрел на командира с уважением.

— На латыни ругаешься?

— В задницу твоих негров! Мне нужны солдаты, а не сервис или ворье поганое.

— Ничем не могу помочь. Есть разнарядка, — миролюбивым тоном ответствовал капитан Герберзон. — Партийное руководство требует черных героев. Наше дело обеспечить.

— Ладно. Обеспечим.

— Ты что-то задумал?

— Естественно, — Рихард прищурился. — Моисей, откуда ты знаешь русский?

— Командир?

— Не притворяйся. Тогда под Фэрбанксом ты достаточно ясно высказался на этом языке.

— В школе выучил. В местечке под Львовом.

— Это Россия?

— Когда я родился была Австро-Венгрия. Сейчас Россия, конечно. Как понял, что это русский?

— У меня во Франции в интербригаде было много выходцев из России, — уклончивый ответ.

Почему-то Рихард решил не раскрывать карты. Его несколько покоробил даже не факт наличия ранее скрытого агента Коминтерна, а то, что им оказался Моисей Герберзон с которым одним одеялом укрывались и последнюю обойму патронов делили.

— Если ты заметил, сейчас в «Лафайете» тоже много русских. Только часть из них канадские.

Негров брать пришлось. Как понял Бользен у майора Блейда тоже на этот счет имелись ценные указания, только не совсем понятно, по какой именно инстанции. Конечно, Рихард нашел выход из ситуации, у него появились негритянские отделения, на счет которых сам командир батальона и его штабная секция изначально не строили каких-либо иллюзий.

— Когда ты знаешь свою слабость, это не слабость а твоя сильная сторона, — так Рихард пояснил свое решение.

На фронтах затишье. Дивизия спокойно докомплектовывается. В штабе царят весьма благодушные настроения. В приватном разговоре генерал Пибоди намекнул, что до конца года никто из Форта-Леонард-Вуд не стронется. Дескать, на линиях боевого соприкосновения работают обычные мобилизованные, а добровольцев отправят в бой, когда наступит перелом. Когда произойдет это знаменательное событие никто не знает, но точно не в этом году.

Рихард сам удивился, когда вдруг понял, что такое положение дел его больше чем устраивает. Нет, желание драться за свободный мир, против захлестнувшей Европу волны серости, коричневого потока не исчезло, но и бросаться в штыковую на пулеметы уже не тянуло.

У командира батальона есть одно преимущество — он может распоряжаться частью своего времени. Плюс у него есть свой «Виллис», и так получилось, что машина майора Бользена ездила больше и чаще, чем закрепленный за ней водитель. Благо бензин бесплатный, дорожная полиция на джип с армейской звездой смотрит благосклонно, путевые документы выписываешь себе сам. Последнее немного не по правилам, но командир ремонтной роты полка особо не возражает, когда просит старый друг.

Будучи человеком по натуре пытливым и любознательным Бользен выяснил, что в городе Спрингфилд спокойно работает отделение шведской почтовой компании. До сих пор работает, спокойно пересылает корреспонденцию в Европу. Последний факт Рихарда давно перестал удивлять. Патриотическая истерия, публичные проклятья в адрес клятых врагов за океанами это одно, а деловые контакты и личные дела это уже совсем другое дело.

Сперва Рихард опасался возобновлять переписку через «Экспресс», но решил, что у контрразведки все равно к нему вопросов не будет, а если вдруг найдется деятельный идиот, то это проблема решаемая. Да и вообще, любой неглупый человек понимает, раз эта компания спокойно работает, то у нее достаточно серьезное лобби в Вашингтоне.

После очередного визита в Спрингфилд Рихард гнал по шоссе как сумасшедший. Душа пела. В сумке лежало толстое письмо из России. Первая за долгое время весточка из другого мира, с другой стороны Земли, из другой реальности. Увы, но это так. Изоляция сказывается. Вести из-за океанов в официальной прессе подаются в виде искаженном, а в «желтых» листках так совсем. Журналисты давно не стесняют свою фантазию. Даже перепечатки из европейских газет переводят каждый в меру своего понимания текущего момента официальной пропаганды.

Все свои архивы, важную корреспонденцию, финансовые резервы в валюте Бользен не таскал с собой, а снимал банковские ячейки. Услуга платная, но зато относительно безопасно, особенно если банк не совсем американский, а через три прокладки принадлежит швейцарскому торговому дому с историей. Аренда на десять лет вперед стоит своих денег.

Машину Рихард бросил на территории учебного лагеря под окном своей квартиры. В распоряжении майора целых две комнаты, одна из которой гостиная. Статус дает право на некоторый комфорт. Первым делом, повернуть ключ в замке, Рихард по старой привычке прошел по квартире, заглянул в уборную, проверил окна. Все хорошо, все спокойно.

Теперь можно сесть в кресло за столом и взрезать ножом конверт. Рихард поднял ладонь и с изумлением уставился на чуть подрагивающие пальцы. Непривычно. Никогда раньше такого не было. В конверте целая стопка сложенных вчетверо исписанных разными почерками листов.

«Здравствуй, Алеша! Рад был получить от тебя долгожданную весточку и новый индекс почты…» — писал Иван.

Рихард прочитал письмо брата дважды. По щекам стекали слезы, в груди щемило, в горле встал ком. Мужчина не стеснялся своих слез. Это от радости.

— Ну, братишка! Спасибо тебе. Спасибо, — прошептали губы.

Полтора года прошло. Целая эпоха. Юля жива. Рихард легко воспринял русскую форму имени дочки. Главное, она тогда спаслась. Ваня, вот бы не подумал, нашел, удочерил, привез в Россию.

Рихард не сразу понял второй смысловой слой письма. Да какой там к черту слой! Иван открыто пишет, что служит в армии, офицер, передает слова медноголового жандарма. Одного из тех, что душили и душат любые ростки свободы в России, бездумно служат самодержавию. Интересно раскладывается колода, любопытно собирается мозаика. Что-ж, логика в этом есть. Наверняка, Ваня попал в армию по мобилизации, из-за дурацких представлений о чести и долге, откупаться не стал.

От этой мысли стало легче. Самое же главное, брат нашел Юлю!!! За одно это, Рихард готов был простить Ване службу архаичному режиму, отсталой дикой страны. Затем пришло понимание: не так все просто. Каждый поступает по своей совести. Значит, у брата были резоны не уклоняться от призыва.

Письмо от мамы. Она давно не сердится. Пишет, что даже папа надеется рано или поздно, обнять непутевого сына.

В конце неровные строчки корявым детским почерком.

'Папа! Я тебя люблю! Папа, я живу в Петербурге. Самый лучший, самый красивый город самой лучшей страны. Папа, когда ты вернешься? Я по тебе скучаю. Дедушка Дима и бабушка Валя любят тебя, ждут. Я тоже тебя жду. Видишь, я уже хорошо пишу русскими буквами. У меня хороший учитель.

В доме дяди Вани и тети Лены хорошо. Мы живем в пригороде. У меня целых четверо кузенов: Настя, Тимоша, Стеша и маленькая Валя. И еще есть кузены, только они живут в Брянске и на Адмиралтейском участке.

Зимой приезжал старший брат. Кирилл совсем большой, взрослый. Он самый лучший. Папа, он летчик. Форма красивая, погоны с одной полоской и тремя звездочками. На мундире носит настоящие военные кресты. Это ордена, от императора самому лучшему летчику России.

Кирилл служит на большом красивом корабле. Показывал фотографии. Ему везет, видел половину мира, побывал на всех морях и океанах. Я жду его домой. Надеюсь, скоро эта война закончится, мы победим янки. Кирилл вернется в Петербург. Ты вернешься к нам.

Тут рядом настоящий лес. Здесь ходят трамваи. Совсем близко есть метро. Это целый подземный город. Папа, когда ты приедешь, мы будет кататься на электрических поездах, гулять в Сосновке. На прошлых выходных после церкви тетя Лена возила нас на машине в Александровский сад. Мы бегали под фонтанами!!! А потом тетя Лена повезла нас в зоопарк!'

Сильно захотелось курить. Пока Рихард распечатал пачку «Верблюда» сломал две сигареты. Струя ароматного дыма в легких помогла восстановить ясность мышления. Зато теперь очень хотелось выпить, и не стакан. Хлестануть не благородные коньяк или кальвадос, не элитную водку, а вонючий маисовый виски, чтоб сразу по мозгам шибануло.

Последним Рихард развернул письмо от сына. Кирилл так же сдержан, ни слова о войне. Делится впечатлениями об экзотике Латинской Америки, восторгами от звездного неба южного полушария. Все у него хорошо. Разумеется, пишет о сестренке. Видел ее, когда корабль возвращался на Балтику для ремонта. Мальчишка как само собой разумеющееся воспринял чудесную историю со спасением.

Хотя, какой он к черту мальчишка⁈ Давно уже взрослый мужчина, офицер. Наверняка на счету Кирилла не один сбитый самолет, не одна оборванная жизнь защитников свободного мира.

Вдруг Рихард почувствовал себя в полном одиночестве. Вроде вокруг множество людей, с улицы доносится топот марширующих ног, команды сержантов, слышен шум машин. За стенкой у соседа радио работает.

Однако, ощущения как на необитаемом острове за тысячи миль от цивилизации. Все, кто дорог, все родные на другой стороне фронта. Рихард один в окопе с пулеметом, а на него наступают братья и дети. Страшное чувство. Волком хочется выть. А то и пустить себе пулю в висок. Один против всего мира. Один.

В этот вечер Рихард надрался. Ресторан «У трех поросят» в городке близ военной базы позиционировал себя как чистое заведение для приличной публики и офицеров. Цены немного выше, чем в обычных заведениях, но зато кормежка и выпивка нормальные.

Новички посмеивались над названием, однако, люди бывалые понимали: оно со смыслом. В ресторанчике всегда в ассортименте прекрасная свинина во всех видах, есть даже фирменные немецкие тушеные рульки в квашеной капусте. А во-вторых, выбор напитков помогал клиентам с нужной скоростью дойти до нужной кондиции. Да, вы все правильно поняли.

Пил Бользен чистый виски. Закуска… Конечно, что-то там заказал. Кажется, под конец ему принесли шнапс.

До квартиры майора довезли друзья. Хватило мозгов оставить машину на базе. В таком состоянии Рихард ехать мог, но держаться дорожной разметки уже нет.

Утром Бользена разбудил стук в дверь.

— Сэр, вас срочно требует генерал Пибоди, сэр! — четко отрапортовал капрал.

— В штаб?

— Так точно, сэр! — на лице посыльного мелькнуло сочувственное выражение.

Похмелье боевому офицеру не помеха. Наскоро одеться, умыться, побриться, отдать долг природе в туалете. Перед выходом на улицу Рихард забросил в рот плитку табака. Популярное американское средство от перегара.

— Хорошо гульнул? — первым делом поинтересовался Пол Пибоди.

— Было дело, — Рихард без приглашения плюхнулся на стул напротив генерала.

Благо в кабинете они одни. Пол покачал головой и молча поставил перед подчиненным графин с водой.

— Отмечал наше поражение при Мидуэе, — генерал все понял по-своему.

— А нас разгромили?

— Размен два на два. Без Панамы это поражение. Ладно. Это все лирика, — Пибоди стиснул кулаки, его лицо побагровело. — Ночью контрразведка забрала полковника Рокоссовского. Ты видимо не слышал. Мне наплевать на этого русского поляка, но первый полк остался без командира. Прямо сейчас принимаешь командование.

— Я?

— Да! Ты! И не смей отнекиваться. Я читал твой послужной список из этого скотского Коминтерна. У тебя опыт командования целой бригадой, успешная оборона от кратно превосходящего противника, отбитые танковые атаки. Я лучше продвину тебя, чем академика пороха не нюхавшего, или герильяса, которого на родине за наркоторговлю и содомскую зоофилию ищут. Не обсуждается.

— Пол, но я давно все забыл, мне и батальоном тяжело командовать, — последняя попытка отвертеться.

— Ты можешь. Рихард, не обсуждается. Иди и приведи людей в чувство, — генерал криво ухмыльнулся. — Это тебе не в «Поросятах» заставлять кантри-группу играть «Взвейтесь знамена». Глаза на лоб не выкатывай, я тоже вчера там был.

Глава 27 Гваделупа

3 августа 1943. Иван Дмитриевич.

— Полагаю, милейший Петр Александрович малость перегрелся на солнце, — капитан Никифоров почесал в затылке.

Речь шла о командире 12-й мехбригады генерал-майоре Манштейне. Две недели назад танковый полк бригады полностью обновил механическую часть. Это дело хорошее и полезное, саперам полковника Чистякова тоже пришлось поучаствовать в докеровке транспортов с танками. Особенно всех впечатлили и обрадовали новые машины тяжелого танкового батальона. Однако, сейчас командир бригады явно чудил.

— Оценка природного душевного равновесия командования не в нашей компетенции, — говорил это Чистяков сугубо порядка ради, на лице командира Отдельного саперного батальона отражалась вся гамма смешанных чувств в отношении приказа из бригады. — Давайте думать, как нам все сделать правильно и никого при этом не убить.

— Первое проще пареной репы, второе проходит по разряду чуда.

— То есть входит в компетенции моего помощника, — сделал вывод командир батальона. — Действуйте, дайте поручение рассчитать мощность зарядов.

— Десант встретим. Все рассчитаем, — набычился Никифоров. — Только давайте помолимся. Чтоб все обошлось.

Повод для серьезных опасений был. Получив новую технику и дав своим людям время изучить и обкатать танки, комбриг решил провести учения по высадке на необорудованный берег. Танкодесантные суда и штурмовые боты выделил флот. Вопрос на удивление решился быстро. Видимо, моряки даже обрадовались возможности воспользоваться знаменитой методикой генерал-фельдмаршала Суворова.

Хуже другое, Манштейн за что-то явно невзлюбил своих танкистов и решил провести учения в условиях максимально приближенных к боевым. То есть саперам поручили заминировать весь пляж пороховыми зарядами.

С одной стороны, решение правильное. Люди давно не были в настоящем деле. Но именно саперы прекрасно понимали — растут шансы на неприятный исход учений. Риск столкновений, наездов растет многократно. Новый штурмовой «Мамонт» машина хоть и массой более полусотни тонн, но перевернуть ее не так уж и сложно. Как говорится, умеючи можно и не такое сломать.

Капитан Никифоров не успел отойти от штаба, как из-за казарм выехал внедорожник с открытым верхом. Рядом с водителем восседал полковник Субботич. Командир танкового полка бригады прям чувствовал, когда стоит заглянуть к саперам.

— Добрый день, Иван Дмитриевич! — танкист выпрыгнул из остановившейся буквально в двух шагах от сапера машины.

— Рад видеть, Даниил Петрович! Ко мне или к Алексею Сергеевичу?

— Полагаю, к обоим. Вам уже донесли о планах учений?

— Осведомлен, — сухо ответил Никифоров.

— Превосходно. Пойдемте, я вам с Алексеем Сергеевичем все расскажу.

Полковник Чистяков не сказать так чтоб обрадовался визиту танкиста. Субботича такие нюансы ни в малейшей степени не беспокоили. Он выложил на стол карту пляжа с уже отмеченными им пожеланиями на счет размещения и мощности зарядов. Вглядевшись в карту и цифры оба саперных командира схватились за голову.

Похоже жаркое тропическое солнышко подействовало не на одного генерал-майора Манштейна. В 12-й механизированной решили провести мероприятие с прямо-таки гусарским размахом.

— Я все понимаю, — выдавил из себя Иван Дмитриевич. Сапер тыкнул пальцем в значок на карте и медленно проговорил: — Если эта штука взорвется в метре от танка, броня от контузии не спасет. Если под гусеницей, гусеница улетит вместе с парой катков.

— Господа, вот и сделайте так, чтоб взрывалось рядом с техникой, но на безопасном расстоянии.

— Может быть, мощность зарядов уменьшим? — попытался найти компромисс Чистяков. — Судя по вашему техническому заданию, по плану учений район высадки обстреливает линкор.

— Нет, у линкорного калибра эффект сильнее. Мы рассчитываем протащить людей через имитацию заградительного огня тяжелых гаубиц.

— Пехота высаживается одновременно?

— Не такие уж мы звери, Иван Дмитриевич. Если погода не подведет, выбросим на следующий день. Как раз после ваших пиротехников пейзаж выйдет подходящий.

Никифоров хотел кое-что добавить, но благоразумно прикусил язык. Раз генералы настаивают, значит есть резоны, кои командованию батальона не по погонам. Остается только выполнять.

— Кстати, господа, мне рассказывали, доблестные кексгольмцы на днях лихим кавалерийским наскоком забрали со складов две тонны консервированных лаймов, — Субботич вспомнил о куда более тонком и животрепещущем вопросе.

Увы, тропики коварны. Под местным солнышком цветет и благоухает самая всевозможная жизнь, энергии хватает всем, не только флора и фауна процветают в изобилии, но и самые экзотические возбудители, бациллы и заразы чувствуют себя вольготно. Лихорадки передаются жесткие. Витаминные препараты и консервы, профилактика и дезинфекция здесь не роскошь, а залог выживания. В том числе регулярное потребление лаймов и лимонов по примеру английских колонизаторов.

— Так мы заявку вовремя подали. Старший врач лично контролировал прохождение бумаг, сам ездил и оформлял, — на лице Никифорова не отразилось ни малейшей эмоции. Хотя это именно он через свои знакомства немало посодействовал в вопросах снабжения.

— Пахомов! — комбат громко позвал денщика.

— Слушаю, ваше высокоблагородие, — пожилой нестроевой для своего возраста бегал весьма резво.

— Дуй на продовольственный склад, — Алексей Сергеевич быстро заполнял ручкой накладную. — На, держи. Скажешь, чтоб загрузили в машину господина полковника бочку лаймов.

— Спасибо, я только спросить хотел.

— А мы только поделиться со страждущими, — не остался в долгу Чистяков.

— Простите великодушно, отдариться нечем.

— Пустое. Делиться с ближним сам Христос завещал.

Это может показаться странным, но 12-й мехбригаде вечно не везло со структурой. Состав части постоянно меняли, экспериментировали, пытались опытным путем подобрать оптимальное соотношение разных видов оружия и специалистов.

Изначально механизированные бригады в русской армии строились как части чистого прорыва, максимально облегченные, предельно насыщенные техникой подвижные соединения. В Месопотамии и Трансиордании показали они себя великолепно. Здесь же проявились врожденные слабости таких частей. Так именно 12-я механизированная потеряла большую часть личного состава и техники в неудачном сражении под Хаттином.

Да, маневренные сражения на Ближнем Востоке сорокового года это триумф и закат механизированных легких бригад. Командование не знало, что с ними дальше делать. Потому имеющиеся части реорганизовывали и усиливали, сообразно тем или иным модным поветриям. Так 12-я механизированная вдруг стала тяжелой штурмовой частью прорыва.

Не все сразу, бригаду дополняли тяжелыми ударными частями, экспериментировали, пытались найти правильный баланс. Постепенно вместо легкой батальонной структуры получили весьма мощный латный кулак из танкового, мотопехотного и артиллерийского полков. Плюс отдельно разведрота, связь, интендантские службы, автобат, ремонтные части. В качестве инженерного усиления к бригаде так и прикипел Отдельный Кексгольмский батальон.

Конечно о подвижности пришлось забыть. Некогда легкая бригада приросла серьезным тылом. Получилась достаточно «толстая» часть. Добавить еще один пехотный полк и выйдет нормальная танковая дивизия.

Новую структуру в бою пока не испытывали. В штабе армии и стратеги уровнем выше жаждали проверить правильность выкладок на практике, как только появится возможность. Командиры уровнем ниже предпочитали пока не высовываться. Хотя все прекрасно понимали, затишье, устоявшееся равновесие явление временное и весьма хрупкое. Рано или поздно, придется штурмовать плацдармы под огнем. В самом худшем случае, отбиваться от десантов.

Задачу надо выполнять. Чистяков с Никифоровым озадачили минированием района учений командира первой роты, в качестве усиления прикомандировали всех хороших специалистов по минно-взрывному делу.

— Что с ресурсами, Алексей Сергеевич? — капитан Басов спокойно выслушал задачу и задал самый главный вопрос.

— Иван Дмитриевич, обеспечьте, — комбат и глазом не моргнул.

— Давайте потребный объем черного пороха, взрывпакетов, кордита для салютов.

— Электродетонаторы, провода, бикфордова шнура надо много.

— Все это дело запросите, Иван Дмитриевич, у Субботича, а лучше прямо в штаб Манштейна, — соображал полковник Чистяков быстро. Именно пиротехники для имитации на складах батальона не густо. Никто в здравом уме не будет таскать за собой легковоспламеняющуюся и пожароопасную химию сверх потребного.

Гваделупа на самом деле состоит из двух островов, разделенных узким проливом, фактически природным каналом. Западный остров Бас-Тер гористый сложенный вулканическими породами не отличался населенностью. Люди предпочитали равнинный, удобный для земледелия Гранд-Тер. По геологии Гваделупы можно защищать диссертации, на природном материале строить смелые теории. Редко, когда вот так вот вплотную поднимаются из моря столь разные геологические структуры, возникшие в разные эпохи, со своим генезисом складчатости и морфологией горных пород.

Это все красиво и интересно, но русских остров в первую очередь интересовал как хороший плацдарм, база для аэродромов, гавань и площадка для прыжка на север. В качестве учебного полигона офицеры мехбригады выбрали пляж на южной оконечности острова недалеко от деревушки Капестер-Бель-О. Название будоражило воображение, вызывало из глубин памяти картины пасторалей Прованса, виноградников Шампани. Увы, в действительности это три нищие рыбацкие лачуги, старые лодки у подгнившего причала, сушащиеся сети и ароматы, имеющие весьма отдаленное отношение к романтике Франции. О последней напоминал только язык креолов.

С оборудованием зоны высадки, организацией разных гадостей саперы уложились в срок. С погодой тоже повезло. Метеорологи предупреждали о приближении тропического урагана, но это еще нескоро.

Капитан Никифоров смотрел в бинокль на накатывающуюся волну штурмовых барж и ботов. Свой наблюдательный пункт саперы оборудовали на возвышенности, очень удачный скальный выступ. Пляж пустынен. Все задействованные в представлении люди сидят в укрытиях под обрывом. Увы, вырыть окопы не получилось. На пляже их моментально затапливает и подмывает.

Десантные суда приближаются, с моря доносится угрожающий рокот моторов, волны бьются о днища глиссирующих ботов со звуком винтовочного выстрела. За атакующей волной хорошо видны стремительные силуэты двух эсминцев.

— А вдруг дадут залп для полного соответствия?

— Сплюньте, Алексей Сергеевич, а лучше постучите по каске, — Ивана Дмитриевича передернуло, проклятое воображение нарисовало нехорошую картинку.

— Не хотелось бы.

Штурмующие тем временем достигли прибоя. Первыми в песок уткнулись штурмовые боты. Сейчас они должны откинуть аппарели, выбросить на остров передовые отряды морской пехоты или бронегренадеров. Нет, не высаживают. Они сегодня только для массовки, в атаку шли без людей.

— Григорий Александрович, не проспят ваши? — вопрос адресовался командиру первой роты.

Басов с невозмутимым видом поднял левую руку и повернул к себе часы. В этот момент над пляжем прокатился рокот. Рядом с танкодесантными баржами взметнулись фонтаны из воды и грязи. Сработали первые сюрпризы, притопленные заряды. Кто-то посчитал, что метр воды защитит от осколков и вторичных поражающих элементов, потому использовали обычный аммонал в бутылках с электродетонаторами.

Уже после учений на разборе мероприятия выяснилось, что всем сегодня очень повезло. Взорвись заряд под днищем баржи, и пришлось бы списывать высадочное средство. Но и без того один плашкоут рыскнул от удара, когда в считанных метрах от борта взорвалась мина. Транспорт не успел выровняться, как под днищем заскрипел песок. Плашкоут так и встал под углом к берегу.

Как только десантные средства причалили, с них лебедками опустили грузовые пандусы. Раскрепленные на палубах танки освобождали от расчалок и фиксаторов. Взревели мощные моторы, тяжелые стальные звери медленно поползли по пандусам.

Именно в критический момент спуска техники на пляже сработала дюжина мощных мин. Одно нажатие кнопки, электродетонаторы подрывают промежуточные заряды. Затем огонь бежит по бикфордовым шнурам. Сложная схема, на которую пошли только из экономии электродетонаторов.

Закопанные в землю в просмоленных бочонках полупудовые заряды черного пороха произвели оглушительный эффект, в буквальном смысле. К небу взметнулись целые тучи песка и гравия. На несколько минут район высадки накрыло тучей дыма и мелкой земляной взвеси.

Саперы довольные наблюдали за творением рук своих. Капитан Никифоров в бинокль смотрел как сквозь завесу проступают очертания приземистой туши штурмового «Мамонта». Тяжелая машина резко повернула, объезжая каменюгу размером с бочку. Вдруг из-под гусеницы танка выплеснуло огнем и белым дымом.

Со стороны это выглядело эффектно, но оставалось догадываться, заметили ли бронеходчики вообще подрыв на мине. Такие эрзац-мины саперы щедро раскидали по пляжу. Деревянный или фанерный корпус, детонатор нажимного действия и заряд черного пороха, иногда с дополнительным зарядом кордита чтоб огня было больше. Человеку в сапогах или крепких солдатских ботинках такая мина грозит максимум вывихом стопы и расслаблением кишечника. Танку вообще, как слону дробина.

С берега доносились рев моторов, скрежет камней и песка под гусеницами, лязг железа и хлопки взрывов мин. Саперы не знали, повлияло ли пиротехническое представление на темпы высадки. Со стороны казалось, что бронеходчики почти без потерь преодолели полосу пляжа. Не все. С наблюдательного пункта хорошо видно, что один средний танк застрял на пандусе. Видимо мехвода напугал близкий взрыв, человек перепутал рычаги и педали, танк соскользнул с рифленого железа мостков и повис, свесив гусеницу над водой.

Капитан Басов нажал кнопку на пульте сигнализации. Настало время последнего акта представления. Танки как раз преодолели песок и взбирались на покатый скалистый берег. То тут, то там из пирамидок камней ударили струи огня, в небо взлетели и с грохотом лопнули пороховые ракеты.

Никифоров пообещал самому себе найти и наградить автора задумки. Кто-то из саперов вспомнил древний китайский рецепт и предложил начинить порохами бамбуковые трубки. Получилось очень красиво. Особенно раскрепленные в камнях заряды, действовавшие как своего рода огнеметы. Красиво, эффектно, но не опасно. Металл не прожжет, а люди успевали нырять на сиденья и захлопывать за собой люки.

— Это были последние заряды, Григорий Александрович? — полюбопытствовал комбат. — Давайте аккуратно обозначаем себя, чтоб танкисты случайно не задавили.

— Мои уже ушли с позиций. Приберемся после того, как это все закончится, — капитан Басов показал рукой на выстраивающиеся на грунтовке стальные машины.

Один штурмовой «Мамонт» свернул к наблюдательному пункту саперов. Высунувшийся из башенного люка офицер снял шлем и приветственно махнул. Полковник Субботин пожаловал собственной персоной. Танк остановился точно рядом с каменным возвышением. Командир полка легко выбрался на броню и перескочил к саперам.

— Господа, примите мою благодарность. Хорошо получилось. Алексей Сергеевич, в ваших людях пропадает театральный талант.

— Кто вам сказал, что пропадает, Даниил Петрович?

Командир танкового полка пожал саперам руки, на его чумазом лице светилась улыбка радости.

— Спасибо еще раз, господа. Задали моим орлам встряску, очень хорошо все устроили. Я признаться сам струхнул малость, когда нас от камуфлета песком и камешками накрыло. Грешным делом, подумал, а не перемудрили ли вы с зарядами?

— Так вы сами просили, сделать все максимально реалистично, Даниил Петрович.

— И правильно. Если кто из моих чумазых в штаны наложил, так впредь осторожнее будет. Запомнят, в настоящем деле не будут почем зря в пекло переть. Это мне и нужно.

После того как полковник запрыгнул на танк и скрылся в люке саперы переглянулись. Все не первый год в армии, прекрасно поняли, раз командование проводит такие учения, значит, скоро придется идти в настоящий огонь.

Половник Чистяков еще раз напомнил ротному командиру, дескать очень желательно как можно быстрее прибрать с пляжа все взрывающееся, но еще не взорвавшееся. Пороховые мины хоть и слабые, но при неудачном стечении обстоятельств покалечить могут, а уж напугают обязательно.

Разминирование запланировали на следующий день. Однако уже вечером усилился ветер, ночью пляж захлестывали волны, слизывали следы безобразия. А на следующий день налетел тропический шторм. Всем стало не до учений и планов.

Глава 28 Багамские острова

8 августа 1943. Кирилл.

Ночной шторм сменился полосой тихой погоды. Форштевни кораблей взрезали почти гладкую поверхность. Кильватерные следы тянулись до самого горизонта. Взбаламученная винтами вода выбрасывала на поверхность гирлянды водорослей. Удивительный контраст. Резкий переход от шторма к штилю.

На авианосцах звучали боцманские дудки. Моряки спешно устраняли последствия шквала, лопатили палубы, натягивали оборванные леера. Механики поднимали из ангаров самолеты, заправляли, снаряжали. Корабли готовились к бою.

— Кирилл, не спеши. Пять минут у нас есть, — необычно серьезный сегодня Сафонов придержал поручика.

— Что-то случилось?

— Все нормально. Кирилл, тебя скоро продвинут комэском. Учись думать за себя и всю группу. Учись, пока тебя не убили.

— Подожди, Боря, — удивление на лице Никифорова сменилось печатью озарения. — Тебя переводят? Поздравляю с повышением.

— Не спеши. Не надо пока говорить ребятам. Это не раньше, чем через месяц.

— Куда переводят? Новый авианосец?

Капитан Сафонов кивнул.

— «Андрей Первозванный». Достраивается на Путиловской верфи. Группу уже формируют.

— Поздравляю! Комэском или выше?

Боря Сафонов показал жестом: «Выше». Затем Сафонов хлопнул помощника по плечу и зашагал по коридору. Опаздывать на построение дурная манера. Тем более на корабле новый командир авиаотряда. Подполковник Белов прибыл на авианосец незадолго до похода и еще не успел освоиться, наладить контакт с людьми.

Соединение из трех легких авианосцев подходило к Багамским островам с чистого оста. Для контр-адмирала Кожина, это первый боевой поход в должности полноправного командира. Был соблазн выбрать в качестве флагмана родной, привычный от киля до клотика «Выборг», однако на Тринидаде вице-адмирал Державин посоветовал не стеснять нового командира авианосца.

Свой флаг Евгений Павлович поднял на «Скобелеве», но сердце больше лежало к «Выборгу». Хуже того, георгиевский авианосец ослаблен, на нем перед походом сменились не только командир, но и командующий авиаотрядом.

В этот солнечный день девица Фортуна явно с интересном наблюдала за смелым рейдом русских. Лагуны Багамских островов до войны славились как чудное туристическое местечко. Коралловые рифы, лагуны с голубой почти прозрачной водой, белый песок, фантастическая рыбалка, прогулки под парусом — тропики с рекламных плакатов, одним словом.

Сейчас через архипелаги проходили коммуникации, линии снабжения Пуэрто-Рико и Эспаньолы. У островов оборудовались стоянки флота. В лагунах отстаивались между переходами транспорты. Другое время, вместо рыбаков в рубахах-гавайках и широкополых шляпах на яхтах и лодках на охоту выходили совсем другие люди на других кораблях. Вместо спиннингов они брали с собой глубинные бомбы, охотились не за голубым марлином, а за стальными акулами.

Русский флот давно не наведывался в гости на Багамы. Это упущение следовало исправить.

— Как думаете, Константин Александрович, стоит сначала запустить разведку? — контр-адмирал взирал на свои корабли с площадки авиационной рубки флагмана.

— Нас пока не обнаружили. Давайте, Евгений Павлович, по первоначальному плану, — начальник штаба тоже нервничал. Как и для контр-адмирала для него это первая лично разработанная операция. Полковник по адмиралтейству Черепов совсем недавно начальствовал над авиаотрядом «Выборга». С собой на повышение его забрал Евгений Кожин, привыкший к Константину Александровичу, что уж там.

— Пойдемте в штурманскую рубку, если не ошибаюсь, через четыре минуты пройдем первую точку.

Вскоре на палубах авианосцев засуетились люди. Готовые к старту истребители перекатывали ближе к носу, за ними на палубу поднимали штурмовики или бомбардировщики. Прекрасно понимая слабости легких авианосцев, их маленькие авиаотряды и сложности с полетными операциями, полковник Черепов решил в первой волне задействовать «Бакланы» со «Скобелева» и «Поморники» в варианте горизонтальных бомбардировщиков с «Архангельска». Конфигурация второй волны по результатам первых докладов.

Смелым везет, патрульный «Маринер» обнаружил русское соединение, когда авианосцы уже выстреливали рои рассерженных стальных шершней. Первыми развернулись веером поисковые «Кречеты» с подвесными баками. План атаки не предусматривал предварительной разведки. Ударные эскадрильи шли в неизвестность. Сейчас все зависело от удачи разведчиков и способности авиационных офицеров скоординировать атаку в случае если будет что бомбить. В качестве резервной цели выбраны американские базы на островах. Это уже если совсем ничего более стоящего не найдется.

Пилоты первой эскадрильи «Выборга» коротали время на палубе под крыльями своих машин. Как и раньше георгиевский авианосец работал джокером. Чисто оборонительный авиаотряд, бесценный, когда нужно срочно переломить воздушное сражение в свою пользу.

Вторую эскадрилью «Выборга» отправили сопровождать бомбардировщики. Третья дожидается своей очереди в ангаре.

Летчики давно привыкли «ждать у моря погоды». Пока нет команды на взлет и не выдано задание, можно спокойно травить байки, дремать, а то и листать легкое развлекательное чтиво. Это жизнь. Нечего жечь зря неравные клетки, когда все равно ничего не известно и ничего не изменить. Слишком суетливые на авианосцах не выживают, в наземных авиаполках тоже.

Кирилл пользуясь случаем положил под голову парашют, забросил ногу на ногу и читал рассказы в журнале. Подшивки «Вокруг света» пользовались на авианосце спросом. За каждым свежим номером выстраивалась очередь. Сам Никифоров в первую очередь выискивал новые рассказы господина Ефремова. Автора подсказал дядя и угадал. Рассказы о буднях геологов, тайны нехоженых троп, загадки природы будоражили воображение молодого человека. А уж фантастические догадки об устройстве мира, нераскрытых еще страничках геологической летописи вызывали полный восторг.

— Эскадрилья, на инструктаж!

Кирилл со вздохом загнул страницу, убрал журнал в планшет и рысцой побежал к рубке. Через четверть часа он уже сидел самолете и проверял приборы, прислушивался к ровному рокоту мотора на холостом. Первая волна обнаружила и атаковала транспорты в лагуне Рок-Саунд. На обратном пути с воздуха обнаружили еще один конвой в сорока милях к зюйду. Ради него и поднимали вторую волну.

Эскадрилья георгиевцев изолирует район атаки, при необходимости перехватывает ударные группы уже американцев. В рубке «Скобелева» никто не питал иллюзий на тему скорости реакции противника. На той стороне тоже медлительные и задумчивые не выживают. Сейчас важно размягчить контратаку американцев, успеть выбить бомбардировщики и торпедоносцы пока они идут отдельно от истребителей.

Взлет без происшествий. Эскадрилья сразу набирает высоту и ложится на курс. Ниже и левее к цели идут наши торпедоносцы пузатые «Поморники». Держатся плотной группой. Голубая с разводами окраска искажает силуэты, на большой дистанции они вообще теряются на фоне волн.

— «Выборг-первые», сообщите координаты и курс.

Распоряжение из авиарубки вызвало некоторое замешательство, координаты никто не определял. Курс отмечали по углам и лагу.

— Считайте наше положение, — сообразил комэск и бодро передал в эфир данные прокладки. — Идем над морем. Навигационных ориентиров не наблюдаем.

— «Выборг-первые», обнаружена группа двухмоторных бомбардировщиков. Переориентирую вас на перехват, — офицер в рубке негромко ругнулся. — Курс 320 градусов. Дистанция сорок миль.

— Принято. Работаем.

Вся эскадрилья переговаривалась на одной волне. Иногда это доставляет неудобства. Когда поручик Никифоров напомнил штурману своегозвена о смене курса, кое-кто изволил позубоскалить в эфире.

— Всем проверить прокладку. Радиомаяка может не быть, — жестко вмешался комэск.

Авиационные офицеры на «Выборге» сумели решить задачу с несколькими неизвестными, эскадрилью вывели почти точно на цель. Видимость хорошая. Редкие облака совершенно не мешают. К сожалению, противник на встречном курсе.

— Отворот два три румба влево, — звучит в наушниках.

Кирилл уже предчувствует следующий приказ, рука сама ложится на сектор газа и сдвигает рычажок вверх. Рули на себя. На тяжелом мощном истребителе лучше атаковать с высоты. Соколы всегда бьют добычу сверху.

Противник держит прежний курс. Русских заметили. «Митчеллы» идут крылом к крылу. Стволы тяжелых пулеметов в блистерах шевелятся, следят за дерзкими охотниками.

— Никифоров, левее. Заходи с хвоста. Ворожейкин, придержи коня.

«Кречеты» расходятся чтоб атаковать с разных направлений. Превышение в полкилометра. Тот самый рубеж, когда летчик сам интуитивно форсирует мотор и толкает рычаг от себя. Стремительная хищная дюралевая птица сваливается в пологое скольжение, мотор ревет, нервы оголены, напряжены до предела.

Кирилл выбирает себе мишень на правом фланге. Заходит с задней полусферы. Первая короткая очередь с дальней дистанции. Пропеллер рвет воздух. Скорость на лаге переползает отметку «650». Навстречу летят пули. Ерунда. Тяжелый мотор и бронестекло защитят.

Доворот рулями, истребитель буквально проскальзывает между свинцовых струй. В прицел лезет туша бомбардировщика. Кирилл качает головой, целится по мотору. От залпа четырех пушек «Кречет» вздрагивает, на секунду останавливается в воздухе. Теперь рычаг от себя.

Самолет проскакивает на нижний горизонт и уходит в сторону. Можно оглядеться. Ведомый держится рядом. Вторая пара идет выше.

— «Одиннадцать», не отставать.

Два Б-25 вывалились из строя. Еще три дымили и немного отставали от своих. Неплохо. Кирилл видел и помнил, как его снаряды впивались в мотор американца, рвали в клочья дюраль.

Эскадрилья развалилась на отдельные пары и звенья. Со стороны казалось, что русские атакуют хаотично, без всякого плана. Это только казалось. Опытные пилоты заходили на строй бомбардировщиков с разных курсов, синхронизировали атаки по радио, старались выбивать крайние и концевые машины в построении.

— Не увлекаться. Добейте шлюху! — приказ касался бомбардировщика с намалеванной на кабине большегрудой красоткой в короткой юбке. В самолете уже зияли рваные раны от снарядов, половина огневых точек бездействовала, но он упрямо пер вперед, держал строй.

Кирилл как раз вышел из очередной атаки. Кажется, промахнулся, в последний момент чуть дрогнула рука и залп прошел выше цели.

Зато ведомый отработал на все сто. «Десятка» пристроилась сбоку от бомбардировщика, Марченко не упустил момент, от души отработал из всех точек по кабинам бомбовоза.

— Нет! — глаза расширились, рот разорвало криком.

Истребитель с цифрой «три» на фюзеляже заходил сверху и спереди на врага. Хорошо видно, как от капота вдруг полетели какие-то обломки, машина словно запнулась в воздухе.

— Боря, держись!

Нет, не слышит. «Тройка» неуправляема, самолет валится через крыло, дымит. А еще через считанные секунды истребитель врезается в бомбардировщик. Обе машины в дыму и пламени сыплются вниз к бездушным волнам. Никто и не выпрыгнул.

Перед глазами кровавый туман. Зубы стиснуты. Кирилл спокойно выводит истребитель в атаку, он не слышит треск пулеметов, только прищуривается и ухмыляется в ответ на бьющие по глазам вспышки на пламегасителях пулеметов. Спокойно выбрать дистанцию. Палец давит на спусковую скобу. Снаряды рвут борт бомбардировщика, взрываются фюзеляже. Видно, как растрескивается остекление, как дергается и обвисает человек за плексигласом кабины. «Кречет» буквально в считанных метрах расходится с уже мертвым «Митчеллом».

Они сделали это. Из четырнадцати бомбардировщиков восемь нашли последнюю стоянку на песчаном аэродроме среди кораллов и тропических рыб под толщей воды. Остальные сбросили бомбы над морем и повернули к островам.

На свой авианосец осиротевшая эскадрилья вышла сразу. Вон на горизонте темнеют корабли. Навстречу бросается патрульный «Кречет». Летчик качает крыльями, поднимает руку в приветствии.

Три авианосца режут волны в окружении легких крейсеров и эсминцев. Там еще не знают, что «первая» осиротела.

— Разрешите посадку.

— Палуба свободна. Разрешаю.

«Выборг» отворачивает в сторону, за кормой вздымаются пенные буруны. Тяжелая стальная машина войны разгоняется против ветра. На корме в специальной будке у среза палубы застыл оператор с флагами. Седовласый прапорщик с налетом в сотни часов до сих пор служит в авиации. Он следит за машинами на посадочной глиссаде, сигналит флагами, если что не так.

Никифоров садится одним из последних. Сигнальщик развел руки в стороны. «Все в норме». Крылатая машина точно заходит на корму, цепляется за второй трос. Дальше все по накатанной. Севшие истребители откатывают в среднюю часть палубы, их тут же осматривают, заправляют, меняют патронные ленты.

В этот день первую эскадрилью в небо не поднимали. Самолеты так и стояли на палубе, раскрепленные расчалками на шесть точек, полностью снаряженные и заправленные.

Настроение препаганое. Кирилл курит, облокотившись о фальшборт на баке. Глаза летчика смотрят на серый, с белыми и синими ломанными линиями «Леший». Башни крейсера довернуты на правый борт, поблескивает оптика вознесенных над палубой ПУАЗО, людей на палубах не видно, только над гнездами зенитных автоматов торчат головы в шлемах.

Стоит закрыть глаза, как опять видишь беспомощно валящийся через крыло «Кречет». Из глотки рвется беззвучный крик. Как на экране застывает кадр со сталкивающимися самолетами. Затем картинка обрывается. Небо рвут черные молнии. Перед внутренним взором горящий «Митчелл».

Механики насчитали на истребителе Кирилла Никифорова восемнадцать пулевых пробоин. Ничего страшного. Летчик даже не заметил, не понял, как по нему стреляли. Механизация крыла, приводы целы, рулевые троса не задеты, мотор работает как часы. Что до пробоин в баках. Ну, бывает. Покрытие из каучука набухает от бензина и само затягивает, заращивает раны. Механики вставят «грибки», а как выдастся возможность, на стоянке с ремонтной мастерской запаяют все разом.

— Господин поручик, ваше благородие! — к летчику подбежал матрос. — Вас срочно вызывают в авиационную рубку.

— Иду. Спасибо, браток, — давно потухший окурок летит в ящик с песком.

В рубке ждали командир корабля и командир авиаотряда. Оба сразу повернулись к вошедшему поручику. Завадовский коротко кивнул подполковнику Белову.

— Кирилл Алексеевич, без чинов, — новый начальствующий над авиационной частью первым протянул руку Никифорову.

— Жаль, что мы сегодня потеряли Бориса Феоктистовича. Хороший был офицер, настоящий лидер. Очень хорошо, что единственная наша потеря за этот день, — неожиданное продолжение от капитана первого ранга звучало непривычно.

— Я слышал, еще двоих сбили.

— Егоров выбросился с парашютом над островом. Попадет в плен, но выживет, я надеюсь, — Павел Алексеевич Белов размашисто перекрестился. — А фельдфебель Лаухин Александр почти дотянул до корабля. Его эсминец выловил.

— Счастливчик.

— Один погибший сегодня, но один из лучших, — продолжил каперанг Завадовский. — Вам будет сложно заменить его как командира эскадрильи. Я уверен, вы справитесь.

— Иван Сергеевич, — Кирилл вспомнил дурацкий разговор перед вылетом.

— Справитесь. Обойдемся без «исполняющих» и прочей тягомотины, — Завадовский воспринял эмоции Никифорова по-своему. — С завтра приказом по авианосцу и авиаотряду утверждаетесь командиром первой эскадрильи.

— Рапорт на очередное звание запущен по инстанции еще покойным Борисом Феоктистовичем, — добавил сладкого Белов. — Вечером за ужином помянем нашего соратника. Царствие ему небесное.

Глава 29 Америка

18 ноября 1943 Герхард Эйслер.

Человек не вызывал ощущения острого неприятия. Он сел за столик напротив Эйслера и вежливо коснулся шляпы.

— Мистер Герхард, мне говорили вы берете серьезные заказы.

— Все возможно, мистер Немо, — о встрече договаривались заранее. Один хороший человек попросил выслушать. Потому Герхард и не послал неизвестного сразу.

— Меня называют Чезаре, — из-под надвинутой на лоб шляпы смотрели умные черные глаза. — Работаю посредником.

— Теперь лучше, мистер Чезаре. Кого вы представляете и о какой работе идёт речь?

— На первый вопрос не могу ответить. Заказчик серьезный, предпочитает не афишировать себя. Работа тоже серьезная.

— Тогда и оплата должна быть серьезной.

— Разумеется, — Чезаре извлек из кармана смятую газету, развернул, сложил нужной страницей вверх. — Заказ на этого человека. Срок на усмотрение исполнителя, но в меру разумного.

Герхард бросил взгляд на фото мишени. Глаза немца на мгновение сузились. Легким щелчком отодвинул от себя газету и скрестил пальцы перед собой.

— Это уникальный заказ.

— Потому мне посоветовали найти редкого специалиста.

Сам Герхард не имел ничего против человека с газетного разворота. За него тоже не имел ничего. Да, он брал особую работу, но редко и только если не против совести и не от сомнительных людей. Совесть сегодня даже не шелохнулась.

— О какой сумме и ресурсах идет речь?

— Триста тысяч за четкое исполнение. Половина, если он выживет. Операционные расходы оплачиваются отдельно.

— Миллионер стоит не меньше полумиллиона.

Чезаре почесал баки.

— Согласен. Ваша цифра.

— К этому накладные расходы.

— Я уже говорил. Назовёте цифру. В пределах разумного. Меня не уполномочивали на найм бомбардировочной эскадрильи.

— Хорошо. Какие гарантии дает заказчик на исполнение им всех условий контракта? — прозвучал неожиданный вопрос.

Герхард следил за выражением лица Чезаре. Губы собеседника тронула легкая усмешка.

— Только поклясться могу. Заказчик ведет дела честно и не намерен вас устранять.

— Это уже немало. Мне была интересна ваша реакция, мистер Чезаре. Мне нужно две недели. Встречаемся в следующую субботу после двух у синагоги сразу за парком напротив автозаправки. Вы, хорошо знаете город?

— Да, — одно короткое слово на все вопросы. — Но я не могу сегодня передать вам аванс.

— Вы меня не поняли. Через две недели я скажу, берусь ли за дело. Если да, то проговариваем все условия контракта.

— Мне нужен ответ сейчас.

— Тогда нет. Либо я сначала проверяю саму возможность выполнить работу, либо мы расстаемся.

Глаза итальянца вспыхнули огнем. Затем он опустил взгляд.

— Через две недели, мистер Герхард. Я могу сказать заказчику что вопрос решается?

— На ваше усмотрение. Но лучше людей не обманывать.

Газету итальянец забрал с собой. Хотя какой он к черту итальянец! Чезаре с головой выдавал неистребимый еврейский акцент. Не важно. Герхард не имел оснований не доверять человеку, организовавшему встречу, в разумных пределах конечно. Недаром один известный немецкий физик, а ныне истовый американец говорил: «Все относительно. И это тоже».

Вечером на арендной квартире собрались Герхард, Михаэль и Курт. Двое расположились в креслах, Михаэль устроился на подоконнике. На столе содовая и графин с соком. Здесь же пепельница, зажигалки и коробки с сигаретами.

— Ты решил втянуть нас в рискованное дело, — констатировал Курт Марбах. Между собой камрады разговаривали на немецком.

— Выгодное дело. Если все получится можем отойти от дел и начать новую жизнь.

— В очередной раз. Если выйдем из остальных дел, получится не так чтоб очень богато, но достойно. Герхард, как я понимаю, ты уже принял решение.

— Почти, Михаэль, почти. Давайте все обсудим и каждый выскажет свое мнение, — Герхард никогда не давил на своих ближних помощников.

— Мало ли запросил? — Курт щелкнул пальцами и потянулся к пачке «Лаки Страйк».

— Достаточно. Работа это и стоит, если все сделать с умом. Не забывай, это чистая прибыль.

— Хорошо. Я тебя не брошу.

— Я в деле, — Михаэль закинул ногу на ногу и повернулся лицом к камрадам.

— Хорошо. Работаем. У нас две недели чтоб разработать план. Михаэль, ты изучаешь распорядок дня, маршруты клиента. Собираешь весь материал. К заказу не приближаться, все через пятые руки.

— Лучше проштудирую светскую хронику и местную прессу. Про объект много пишут, всегда в прицеле объективов. Материал соберу.

— Ты Курт, разрабатываешь схемы отхода. Вы все понимаете, что в Штатах нам лучше несколько лет не появляться?

— Лучше вообще не появляться. Я займусь, Герхард. Думать надо, как вообще с этого чертового континента выбраться.

— Добро. Я еду искать нашего старого командира.

— Он поблизости? — живо отреагировал бывший боец Коминтерна. — Если увидишь, передавай привет. Но он откажется.

— И не сомневаюсь. Михаэль, он может дать очень хороший совет. Сам помнишь, голова светлая, в последнее время сталкивался с самыми современными системами.

Герхард не лукавил, он действительно ничего не решил. Если что-то пойдет не так, если вылезут интересные проблемы или проявится нехороший интерес конкурентов, всегда можно отказаться. Но тогда уезжать придется с более скромной финансовой подушкой.

В том, что придется уезжать или перебираться в глубинку, даже вопроса нет. Герхард доверял интуиции, пятое чувство неоднократно спасало. Впрочем, не нужно быть пророком, на конец 43-го года достаточно ума выше среднего чтоб понимать, Америка уже вступила в непростые времена. Заказ мистера Чезаре стал последней каплей. Герхард Эйслер в университетах не учился, этого и не нужно чтоб понимать, кто может быть заказчиком. А раз так, то и выводы очевидны.

В маленький городок близ побережья Герхард отправился на своем знаменитом желтом «Бьюике». Место квартирования дивизии «Лафайет» не секрет для того кому очень нужно. Тем более, с Бользеном Эйслер созванивался и передавал приветы через нужных людей. Вели они и совместные дела. Командир полка американской армии может многое в это непростое время.

Техас — этим словом все сказано. Красочные пейзажи, хорошие дороги и мало людей. Зато нефтяной бизнес процветает. Вон, новый нефтеперегонный завод строится, а на побережье разворачиваются дополнительные стапеля на верфях. Герхард подозревал, если что случится штат Одинокой Звезды прекрасно проживет и без остальных штатов. Недаром у местных популярна легенда, дескать Техас до сих пор не подписал мир после Гражданской Войны. Страна в стране.

— Ты совсем не изменился! — Рихард Бользен тепло приветствовал друга.

Встретились они в одном весьма приличном баре близ центра. К людям в форме в заведении привыкли, гражданские тоже не проходили мимо. Все выглядело естественно.

— Поздравляю с полковником, командир. Мне сказали, тебя окончательно утвердили в должности без оскорбительных временных приставок.

— Есть такое. Вытаскиваю добровольцев с гауптвахты и пытаюсь учить чему-то полезному.

— Получается?

— С переменным успехом.

Друзья взяли пиво, виски, содовую и легкую закусь. Бользена в заведении помнили, официант сразу проводил полковника к уютному столику за перегородкой.

— О твоей эпопее на Аляске тоже такое порассказали. Есть хоть капелька правды?

— Ты уже расспрашивал в прошлый раз.

— Так ты ничего не рассказал.

— Нечего. Самому вспоминать страшно, — Рихард открутил крышку бутылки и поставил виски на середину стола. — Сам поверить не могу, как у меня хватило дури рвануть с людьми вверх по Танане в начале зимы с минимумом продовольствия.

— Зато выжил, — Герхард налил полный стакан, пригубил затем выплеснул виски на пол.

— О тех, кто остался ничего не известно, зато царские войска заняли Доусон в Канаде и встали, — Рихард проделал ту же самую манипуляцию со своим стаканом. — Думаю, всем уже известно, наше контрнаступление провалилось.

Пусть все думают, что двое друзей нажираются знаменитым дешевым бронебойным коктейлем. Если Герхард приехал в эту глушь, то точно не затем, чтоб выпить. Так оно и оказалось. После того как камрад изложил просьбу, без имен и намеков разумеется, Рихард задумчиво потер подбородок.

— О противотанковом ружье забудь. Мы не во Франции, на дворе не весна 1940. Твоя цель не бронированный «Кадиллак», а его содержимое.

— Мина?

— Если сможешь проникнуть в гараж и примагнитить под брюхо, — полковник Бользен скривился. — Знаешь, тебе нужна базука. Лучше новая М6А1, с ней проще работать, меньше содомии при заряжании.

— Хорошо, — Герхард подался вперед, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Бронепробиваемость до шести сантиметров, любую машину прошьет насквозь. Но смотри, ракета не снаряд. Кумулятивная струя тонкая, осколочное заброневое воздействие минимальное. Тебе нужны две базуки и надо успеть сделать по два выстрела, чтоб гарантированно достать струей цель.

— Спасибо, командир. Где и у кого можно купить? Мои старые контакты с этим не работают, — на самом деле Герхард не хотел использовать старые каналы. В любом случае останутся следы. За ниточку полиция вытянет след. В том, что после операции все ищейки в этой стране рванут рыть землю можно не сомневаться.

— У меня есть хороший мастер-сержант в учебной роте.

— Спасибо. Сведешь?

— Скажу, как на него выйти, посоветую ему откликнуться на просьбу неизвестного джентльмена с акцентом. Скажешь, что покупаешь для тура по Мексике. Это никого не удивит. Впрочем, Мигеля Перейру помнишь? Он там осел и работает на картель.

— За успех и чтоб мимо пролетело, — Герхард поднял пиво.

— Как обоснуешься на новом месте, дай о себе знать.

— Само собой. Командир, ты сам куда?

— Не знаю. Пока остаюсь в дивизии. Мы стоим ждем приказа. Дальше или на Кубу, возможно в Никарагуа или Гондурас. Это уже не только от нашего командования зависит.

— Лучше в Гондурас, там Мексика рядом, — серьезно молвил Герхард. — Основной удар будет на Гаити и Кубу. Сам понимаешь.

Неделя пролетела как один день. Герхард вернулся в Теннесси довольным как слон. В багажнике машины две новенькие базуки в заводской смазке и ракеты в ящике. Камрады тоже почти закончили работу. Бурное обсуждение закончилось общим вердиктом — возможно, все может получиться, но нужны еще два человека.

— Наших берем?

— Нет, Герхард, предлагаю взять мясо.

— Думаешь?

— Так проще. Дело не в деньгах, не нужно тащить с собой после работы.

— Хорошо. Курт, что у тебя?

— Почему бы не включить эвакуацию в условия контракта? Думаю, заказчик не местный, он сможет нас вытащить.

— Я думал б этом, парни, — Эйслер скривился в саркастической усмешке. — Самый простой вариант. Но я не хочу в дальнейшем быть обязанным этим людям.

— Думаешь, есть шанс проехать дальше чем хотелось бы?

— И это тоже, — самое простое первым подвернувшееся объяснение.

— Принято. Тогда есть контакт с контрабандистами, могут найти место на шхуне до Перу или Чили.

— Как они проходят мимо Панамы?

— Все налажено. Наши соотечественники пропускают мелочь, задерживают только большие суда. Как понимаю, есть договоренности и твердый тариф. Второй вариант — едем на север, Миннесота или Вашингтон, пережидаем в глуши, затем уходим в Канаду. Но придется несколько лет пожить в тайге среди лесорубов пока этот дурдом не закончится.

— Плохой вариант, в глуши каждый новый человек как под прожекторами, чужих там не любят, — покачал головой Михаэль.

— Есть еще Куба, но с ней полная неизвестность. В одно прекрасное утро можно проснуться посреди поля боя.

— Прокачивай все варианты. Чили — основной, остальные резервные. Если придется рвать когти в темпе, Миннесота лучше могилы.

Посредник пришел вовремя. Он прошёл мимо Герхарда и как бы случайно тряхнул портфелем. Немец выждал минуту и двинулся следом. Чезере остановился на углу улицы, огляделся по сторонам затем сел в припаркованную у тротуара машину. Герхард следом запрыгнул на заднее сиденье, пригнулся и надвинул на лоб шляпу.

— Спасибо, мистер Герхард. Вы выяснили что хотели?

— Все верно. Заказ можно выполнить. Давайте обрисуем детали.

— Рад, — Чезаре повернул ключ в зажигании. — Давайте обсудим в спокойном месте, через два поворота выезд на полевую дорогу.

— Командуйте.

Герхард про себя улыбнулся. За Чезаре следили. Как раз за перекрестком стоял «Форд» Михаэля. Неприметная дешевая машина массового выпуска. Когда посредник вырулил за город и свернул на грунтовку, Михаэль проехал мимо и завернул за посадку чуть дальше.

— Я беру заказ. Отработаю за полтора месяца. Точнее не скажу.

— Устраивает, мистер Герхард.

— Оплата наличными. Сто долларами, остальное поровну рублями и марками. Аванс ровно половина. Деньги на текущие расходы мне нужны уже завтра.

Эйслер не собирался говорить, что он уже вложил свои деньги, купил оружие. Посреднику это лишнее. Чем меньше говоришь, тем дольше живешь.

— Хороший старт. Предоплату могу внести через пять дней, — Чезаре даже не удивился требованию оплаты в валюте. Рубли, марки, фунты ходили по стране несмотря на войну. Герхарду попадались даже новенькие хрустящие купюры последних серий. Больше ценилось золото, но его оборот шел только подпольно еще с первого года президентства Рузвельта.

— Устраивает. Теперь накладные расходы.

— Давайте без сметы. Здесь сто тысяч, — Чезаре перекинул портфель на заднее сиденье. — Я вам верю на слово. Если уйдет меньше, остаток ваша премия.

— Верите, или заказчик распорядился?

— Заказчик. Сам я немцу цент без расписки не дам.

— Я еврею тоже, — радостно оскалился Герхард.

На самом деле он четко понимал, влез в очень серьезные разборки. О гарантиях исполнения контракта со стороны Герхарда и речи нет. Нет, можно конечно взять аванс и спокойно свалить. Никто искать не будет. Чезаре просто пойдет искать другого исполнителя, а заказчик выпустит новый контракт уже на самого Герхарда. Мигрант из Германии не миллиардер, найдется немало желающих добыть его голову за куда более скромное вознаграждение.

— Если вам интересно, объект работает в «Большом яблоке». Ночует в городских апартаментах или на загородной вилле.

— Спасибо. Я не намерен валить небоскреб ради одной цели.

С предоплатой Чезаре не обманул. К этому времени трое камрадов спокойно закрывали дела в Теннеси. Для своих Герхард обмолвился, что собирается на разведку прокачать один интересный штат на предмет хорошего бизнеса.

Распускать организацию Эйслер не собирался, это всегда выглядит подозрительно. Причем первыми реагируют конкуренты и партнеры, а не полиция. Контакты и долговременные проекты бывший коминтерновец переключил на Удо Шиллера, еще одного помощника, которого лучше оставить в Штатах. Нет, человек правильный, но доверие всегда имеет разные степени. Шиллер очень хочет быть главным, вот пусть и получит шанс.

Махаэль уехал в Нью-Йорк. Разведка и обустройство базы. И еще пара щекотливых вопросов. Герхард не спешил, он спокойно подбил итоги, договорился с нужными людьми, только затем собрался в дорогу.

— Где твое желтое безумие? — радостно оскалился Курт, когда Герхард забрался в его машину.

— Подарил Удо. Нам теперь такая приметная машина без надобности.

— Понял. Думаешь, его примут за тебя?

— Звучит хорошо. Ты, успел переговорить с Папашей Френки?

— Да, встретился. Двух дуболомов он дает.

Речь шла о главе местной мексиканской организации, неплохие тихие ребята, занятые своими делами, иногда оказывающие услуги серьезным парням. Немцы с мексиканцами дружили, благо их деловые интересы не пересекались.

— Пора вспомнить молодость, засиделся я что-то, — Курт уверенно держал руль одной рукой, вторая возлежала на рычаге переключения скоростей. «Плимут» машина резвая, по многим параметрам выдающаяся из ряда массовых авто. Что самое ценное — не привлекает с себе излишнего внимания.

— Если оторвал задницу, значит ты еще молод. Снаряжение в багажнике?

— Разумеется.

Базуки немцы успели испытать и даже попрактиковаться на подходящем пустыре. Естественно, черными учебными ракетами. Игрушки хорошие, но, как и предупреждал Рихард, более чем на двести ярдов стрелять бесполезно, а лучше на сто. На большей дистанции не то что в машину, в дом не попадёшь.

Нью-Йорк как всегда великолепен. Правда в сам город камрады не заезжали, Курт сразу свернул по указателям на Гуттенберг. Именно в этом прилегающем к мегаполису городке Михаэль снял квартиры. А ещё целый дом в деревеньке Ардсли.

— К делу! — Герхард сыто рыгнул.

Обед сытный и обильный, изголодавшиеся мужчины мигом очистили тарелки. Михаэль разлил по стаканчикам коньяк.

— С дороги. Чтоб лучше переварилось.

— Кому жить за городом?

— Это пусть старший решает, — отреагировал Михаэль. — Я специально подбирал дом с участком как оперативную базу. Недалеко от Покантико-Хилс, можно быстро выйти на перехват.

— Добро. Правильно сделал. Майкл, нам надо переодеваться?

— Пойдет и так, костюмы добротные, — камрад пробежал взглядом по фигурам соратников. — Но лучше с утра пройтись по магазинам, взять что-то по последней моде. Я правильно понимаю, в расходах мы не ограничены?

— Неправильно. Лимит есть всегда. Вопрос в его размере, — Герхард поднял стаканчик. — Давайте, камрады.

— Третья машина?

— Подожди. Майкл, ты уже почти как местный, а нам с Куртом надо оглядеться, вспомнить город. Давай завтра потратим день на рекогносцировку, — командир намеренно назвал камрада американской формой имени.

Глава 30 Тринидад

29 ноября 1943. Кирилл

Этот остров стал для Кирилла чем-то вроде Земли Обетованной. Эскадры возвращались сюда после походов, боев, дерзких набегов. Здесь корабли ремонтировались, а люди отдыхали между рейдами. Глупости конечно, Тринидад не единственная база европейцев в Новом Свете, не самый обустроенный порт, далеко не самое лучше место отдыха. Но именно для Кирилла он стал Островом Счастья. Здесь жила и работала Она.

Кириллу рассказывали, Инга всегда расспрашивает моряков о вставших на рейде кораблях под Андреевским флагом. Когда бросает якорь небольшой несуразный корабль с придавленным громоздкой коробкообразной нашлепкой ангара и навесной палубой корпусом крейсера лицо девушки светлеет, небесной синевы глазища светятся счастьем.

Кирилл сам рвался на берег вслед за своим сердцем. Благо летчикам в порту всегда давали увольнения чтоб не мешались под ногами у настоящих моряков.

Вот и сейчас штабс-капитан с пирса бросил взгляд на свой авианосец, одернул белый парадный китель тропической формы и поспешил к контрольно-пропускному пункту на границе базы. На часах два по полудни по-местному. У аборигенов должна быть сиеста, но на европейскую часть Порт-оф-Спейна эти обычаи не распространяются, жизнь кипит круглые сутки подряд только немного стихая, сбавляя обороты на время комендантского часа. Еще одна интересная особенность, комендантский час только для местных и только для тех, у кого нет разрешений. Последние же выдаются всем, кто связан с военными базами, интендантствами, госпиталями, ремонтными цехами, то есть половина города точно.

— Кирилл Алексеевич, компанию составишь? — Никифорова догнал Ворожейкин.

— Увы. Не могу.

— Даже не спрашиваешь, куда и на что?

— Извини, Арсений Васильевич, не могу.

— Понял. Свидание, господин штабс-капитан?

— Сам знаешь, — рот Кирилла расплылся в широкой улыбке.

За воротами порта к офицеру сразу бросились таксисты. В основном мулаты и самые фантастические помеси всех рас и народов на смеси английского, русского и немецкого предлагали подвезти куда угодно совсем не дорого. Никифоров с отстранённым видом и брезгливой миной на лице прошествовал мимо. Его холодный взгляд обжигал и заставлял убраться с дороги непонятливых. Не первый раз в Порт-оф-Спейне, давно изучил местные особенности, принял нужную манеру общения. У этих самых шустрых и крикливых самые высокие расценки и самые хамские манеры. Ловятся новички. Впрочем, как и на вокзалах в России, где городовые недосматривают.

Кирилл пересек площадь. За перекрестком в тени деревьев отстаивалось с полдюжины таксомоторов. Авто разных марок, разной степени сохранности и доработанности местными умельцами. Водители сидели на тротуаре под пальмой, степенно отхлебывая из глиняных кружек. Хотелось верить, что мате, а не местный продукт перегонки тростника.

Навстречу потенциальному клиенту поднялся пожилой негр в жилетке с множеством карманов на голое тело.

— Господин, куда едем? — водитель подошел к старому Фиату и открыл дверцу.

— Едем, — улыбнулся в ответ клиент.

Мотор довез Кирилла до ювелирной мастерской близ штаба Люфтваффе. Вся поездка 10 копеек. Бросавшиеся первыми на перехват моряков у ворот порта прохиндеи могли и полтинник запросить, уверяя что больше таких цен ни у кого нет. Все верно, таких цен точно нет.

Заказ мастеру Кирилл сделал в прошлых заход на Тринидад. Все готово. Седой англичанин с моноклем в левом глазу поставил на стол коробочку красного дерева.

— Очень хорошо. Спасибо, мастер, — улыбнулся Кирилл, придирчиво разглядывая искусные изделия.

— Я старался, господин офицер.

— Очень красиво.

— Ей понравится, — уверенно заявил ювелир.

Кирилл даже не сомневался. Он заплатил оговоренную сумму и набросил сверху двадцать рублей. Цены на ювелирку на Тринидаде весьма скромные, а сделано на удивление хорошо.

К госпиталю штабс-капитан направился пешком. Однако уже через квартал рядом с человеком остановился «Блиц», за рулем знакомый офицер с «Гинденбурга», разумеется, оказалось, что им по пути.

Слава Богу нагрузка на врачей в последние месяцы немного, но снизилась. Кирилл поднялся по крыльцу для медперсонала, сразу свернул к залу отдыха. В госпитале молодого летчика знали.

— Инга на операции ассистирует.

— Хорошо. Я подожду в саду. Только, пожалуйста, передайте ей, — Кирилл молитвенно сложил руки перед юной сестричкой со строгим взглядом. — Буду ждать сколько угодно.

Ожидание самое сложное и тяжелое дело. Вот так и отсеиваются юноши от мужчин. Одни уже умеют ждать.

В саду Кирилл нашел пустую скамейку. Место тихое, высокие живые изгороди защищают от уличного шума. По дорожкам гуляют выздоравливающие пациенты. Никто никуда не спешит. Стайка медсестер щебечет у памятника какому-то местному деятелю или первопроходцу. Кирилл заметил бросаемые на него любопытные взгляды, улыбнулся в ответ. Известная Игра, это сама жизнь. Все как во времена Адама и Евы.

Вскоре к Никифорову подсел бритоголовый офицер в наброшенном на больничную пижаму кителе с эмблемами дальней авиации. Разговорились. Поручик Конецкий скоро выписывается и возвращается в полк. Интересно ему что за госпитальной оградой творится, вот за нашел повод потрепаться с новым человеком. Как понял Кирилл, полк Конецкого стоит на Мартинике потому весточки от однополчан приходят редко, газеты тоже старые попадают.

— Ждете кого-то? — наконец сообразил бомбардировщик. — У нас трое палубников на этаже, только один на комиссование. Без ноги в небо не выпустят.

— Жалко человека. Хорошо, что до авианосца дотянул.

— Не дотянул. Из воды вытащили. Полдня с раной на плотике болтался между небом и дном. Один из экипажа торпедоносца выжил.

— С какого корабля?

— «Ретвизан», если не ошибаюсь.

— Понятно, — сухо кивнул Никифоров.

Продолжать совершенно не хотелось. Кирилл вспомнил, что «Ретвизан» совсем недавно пришел на Карибы. Получается, ребят сбили в одном из первых боевых.

Дальнейший разговор не клеился. Бомбардировщик заскучал, засобирался и ушел в госпиталь. А вскоре послышался стук каблучков. По дорожке бежала она.

— Инга! — молодой человек шагнул навстречу.

— Кирилл! — их руки встретились.

— Как и обещал, сразу с корабля, — осторожно сжал кончики пальцев любимой.

Кирилл глядел в глаза девушки, ловил в них отражение неба, читал чувства как раскрытую книгу.

— Я ждала тебя, — на щеках вспыхнул румянец.

— Я знаю, — молодой человек нежно обнял стройный девичий стан, осторожно коснулся губами щеки.

— Инга, тебя надолго отпустили? Сильно устала?

— До вечера. У меня ночная смена.

— Проголодалась?

— Есть такое. Не откажусь, — девушка опустила глаза.

— Помнишь то кафе у дома с колоннадой? Немецкая кухня?

— Она очень жирная. Много свинины, — глаза Инги вспыхнули. — Но, если ты хочешь. У них было рыбное меню.

— Диеты не для тебя, — настойчивым голосом убеждал Кирилл. — Тебе нужны силы. Постарайся больше отдыхать, любимая.

Приличия есть приличия. Инга забежала на четверть часа в госпиталь, переодеться и привести себя в порядок. На улицу она вернулась в сопровождении Маши Трубецкой. Втроем они дошли до того самого ресторанчика. Выбор не случаен — это заведение не отличалось особой популярностью, Кириллу с дамами сразу предложили столик за перегородкой.

Девушки действительно проголодались. Инга старалась есть деликатно, с деланной неохотой, но естественные реакции взяли свое. Тем более жаренные колбаски великолепны, в меру сочные, в меру с салом.

Кирилл коротким жестом подозвал официанта и заказал бутылку аргентинского красного. Наступил нужный момент. Молодой человек чувствовал себя напряженно, одобрительные взгляды подруги Инги оказывали противоположный ожидаемому эффект.

— Инга, — Никифоров собрался духом. — Инга, понимаю, так не положено. Все нужно делать не так.

— Кирилл, — глаза девушки широко раскрылись.

Мария аккуратно опустила ладонь на предплечье подруги и кивнула Кириллу.

— Инга, я тебя люблю. Люблю с того самого дня, как Бог свел нас на улице в Петербурге. Прошу тебя, стать моей женой.

— Да, — прошептали девичьи губы.

— Я люблю тебя.

— Все правильно, Кирилл Алексеевич, — Мария Трубецкая подняла бокал с вином. — Рада за вас обоих.

Дальше стало легче. Комок в горле пропал. Стеснение в груди уже не мешало. Кирилл открыл перед Ингой коробочку.

— Красота! — девушка прижала ладони к груди, чуть не захлебнувшись от восхищения и удивления.

Перед ней на подушечке лежали два золотых обручальных кольца алмазной огранки с крупными чистыми изумрудами.

— Но это же очень дорого. Спасибо, Кирилл!

— Не дороже денег. Специально подбирал камни для тебя.

Счастливые минуты проносятся со скоростью тяжелого истребителя. Молодым людям хотелось посвятить этот день и вечер друг-другу без остатка. Увы, Инге в ночную смену. От обязанностей медсестры никто ее не освобождал. Кирилл настоял на том, что девушкам пора возвращаться в свои комнаты. Даже пара часов сна бесценны для человека, особенно когда речь идет о любимой.

Согласие согласием, договоренность договоренностью, но нельзя быть свободным от людей, особенно в России. На следующее утро штабс-капитан Никифоров подал соответствующий рапорт по инстанции. Затеем в увольнении отнес на почту письмо, адресованное Герхарду фон Шталь, отцу избранницы.

А затем на молодого человека обрушились вульгарные бытовые проблемы. Женитьба, это не только приятные моменты, вдруг приходится брать на себя ответственность за другого человека, решать вопросы, думать, как обеспечить семью. К счастью, есть друзья.

— Кирилл, мне посоветовали хорошую квартиру недалеко от госпиталя, — обрадовал Сергей Оболенский. — Скромная, две комнаты, но зато недорого.

— Когда едем смотреть?

— Хоть сейчас!

Жилищный вопрос один из главных. Жене русского офицера не пристало жить в казенной комнате, как в казарме.

— Дом покупать не надумал?

— Где? — развел руками Никифоров.

— Где жить после войны будете?

— Сложный вопрос.

Об этом Кирилл не думал. Сам еще не знал, как все повернется. К тихому патриархальному Чернигову у самого душа не лежала. Пусть там мама и одна из сестер, все равно. В русскую глубинку совершенно не тянуло. Петербург? Возможно. Вот только сам Господь Бог не скажет, на каком флоте и у какой базы пойдет дальнейшая служба. Военным до отставки рекомендуется жить на съемных квартирах, увы. О своем доме остается только мечтать до пенсии.

Почтовые службы живут в своем собственном времени и собственных мирах. У почты своя реальность. Скорость течения времени для них случайная переменная.

Случайная флуктуация пространства и времени, уже через три недели после официального предложения Инге произошло чудо. Экипаж и летный состав ночевали на борту, увольнения запрещены. По всем признакам, на следующий день авианосец выйдет в море. Как всегда, о маршруте и цели осведомлен только командир корабля. Да и то, совсем не обязательно. На русском флоте часто практикуется правило — пакет с задачей и боевыми приказами вскрывается в море. Разумная предосторожность.

Так вот, «Выборг» принял топливо, снарядные и бомбовые погреба заполнены, провиант на борту свежий, все системы работают, люди на месте. С одним из последних катеров на авианосец забросили мешок с почтой. Кирилл накануне получил письмо от мамы, потому даже не надеялся на очередной подарок. Тем больше штабс-капитана удивил конверт из столицы с заполненным незнакомым почерком адресом. Писал папа Инги.

'Дорогой Кирилл Алексеевич, мы всей семьей радуемся за вас с Ингой и одобряем решение дочери. Ваше письмо только подчеркивает, что вы благородный человек, не пренебрегающий правилами и приличиями потомственного дворянина. Вижу, для вас честь и достоинство не пустой звук.

Кирилл Алексеевич, даю свое разрешение на брак с Ингой Герхардовной по лютеранскому или православному обряду на ваш выбор. С нетерпением ждем вашего возвращения домой. Двери нашего дома всегда открыты для вас. Полагаю, при случае вы представите нас супругой и детьми вашим близким.

Уверен, вручаю руку дочери достойному человеку, русскому офицеру…'

Далее шли пожелания, приветы. Герхард Хорстович призрачно намекнул, что вопрос приданного решится после всех официальных церемоний.

Последнее Кирилла совершенно не волновало, офицерского жалования, боевых и премиальных вполне хватало. Регулярно посылал деньги маме и на сестер, оставшееся копилось в виде облигаций и банковских депозитов. Все же русский офицер в середине века ввиду смягчения нравов и отказа от затратных требований человек обеспеченный. Царь любит и ценит тех, кого по праву считает солью земли.

На этот раз «Выборг» прикрывал действия крейсеров у Ямайки. Чистой воды демонстрация намерений. Работа летчиков ограничилась патрулированием. Да еще пикировщикам посчастливилось пополнить свой боевой счет. Их поднимали для удара по обнаруженным у Каймановых островов нескольким моторным шхунам и сторожевику. Отработали люди штабс-капитана Ефремова на все сто.

Тринидад встретил корабли ливнем. Сквозь сплошную стену дождя даже не всегда удавалось различить «Лешего». Крейсер шел всего в трех кабельтовых от авианосца. Кирилла Никифорова дождь только радовал. Льющаяся с неба вода словно благословляла корабли и людей. Она омывала не только сталь бортов и дерево настилов, но и души. Под таким дождем молитва превращается в торжественный благодарственный псалом. Благодарение Господу за счастливый исход дела.

«Выборг» после похода на какое-то время лишился своего главного оружия. Всю авиационную технику сняли с отправили в ремонтные цеха на берегу. Машинам требовались серьезный ремонт и профилактика. На части истребителей даже успели выработать ресурс моторов.

Это все серьезное дело, но офицеров корабля и летчиков ждало другое куда более нужное и куда более важное событие. Маленькая церковь Покрова пресвятой Богородицы не вмещала всех приглашенных. Обряд проводил корабельный священник «Выборга» отец Сергий. Свадьба, первая свадьба людей «Выборга». Невесту к алтарю подвел контр-адмирал Кожин, командир легкого соединения взял на себя обязанности духовного отца невесты.

Кирилл с трудом выдержал обряд, слишком долго он ждал этого момента. В душе молодой офицер сам не верил, что это произошло, слишком много совпадений, случайностей произошло, чтоб приблизить этот момент.

— Не сомневайся. Бог помогает достойным, — отец Сергий вовремя подошел к молодым, подобрал нужные слова. — Он все видит, проливает благодать на верных своих, дарует спасение.

— Спасибо, святой отец, — склонила голову Инга.

— Аминь, — улыбнулся в бороду священник.

Глава 31 Балтика

3 декабря 1943. Князь Дмитрий.

Погода испортилась. Ветер гнал короткую мерзкую балтийскую волну, срывал с гребней хлопья пены. Облачность низкая, тяжёлые дождевые тучи цеплялись за мачты. Холодно, как в ледяном аду скандинавских язычников.

Князь Дмитрий спокойно принял рапорт командира яхты. Если нужно изменить курс, то пусть так и будет. Если выйдет задержка, то ничего страшного. Командир сам знает, как ему вести корабль.

После поворота стало легче, качка не столь изнурительная. Корабль шел под острым углом к волне, забирая к Борнхольму. По сводке метеорологов на траверзе Эланда будет спокойнее. Однако, возлагать избыточные надежды на погоду наивно. Поздней осенью Балтика коварна. Шторма затягиваются на недели. Ветра могут дуть по всем направлениям одновременно.

Дмитрий любил море, никогда не отказывал себе в удовольствии круиза, даже когда это была деловая командировка. Вот и сейчас он возвращался из Норвегии. Уже далеко не новая, но крепкая яхта «Штандарт» уверенно наматывала на винты милю за милей. Корабль крупный, мореходный, шторма ему не страшны. Рядом с яхтой идут два эскортных фрегата. И это не издержки военного времени. Хотя даже на тихой мирной Балтике сохраняется требование обязательного эскорта для тяжелых и специальных кораблей флота.

Для императорской яхты с членом фамилии на борту конвой из эсминцев обязателен. Это не обсуждается. Даже используй Дмитрий в качестве транспорта на время официального визита обычный лайнер, судно не выпустили бы из порта без сопровождения военным кораблем. Не нами заведено, не нам отменять.

Перед рассветом «Штандарт» вошел в полосу тумана. Корабль сбавил ход, на мачтах подняли сигнальные шары. На мостики и посты вызвали усиленную вахту сигнальщиков. Командир яхты седовласый капитан первого ранга остался в рубке, хотя мог с чистой совестью оставить корабль вахтенному офицеру. На обоих фрегатах стоят навигационные радиодальномеры, в случае чего предупредят прожекторами или по внутриэскадренной УКВ-связи.

— Владимир Сергеевич,долго еще нам идти в этой хмари? — князь поднялся на верхний мостик и подошел к командиру.

— Не могу знать. Погоды в этом районе непредсказуемы.

— Ну хоть надежда, то есть?

— Надежда есть всегда, — последовал короткий ответ.

Князь Дмитрий неоднократно совершал походы на императорских яхтах. Знавшим его командирам дозволялось обращение без титулований. Обычно этим не злоупотребляли.

На мостике «Ракиты» замигал ратьер прожектора. Владимир Сергеевич быстро прошел на крыло мостика, перекинулся несколькими фразами с сигнальщиком. В это время князь спустился в рубку. Морской воздух полезен для здоровья, но во всем важна мера. Декабрь не тот месяц, когда можно часами прохлаждаться на палубе. Вскоре спустился и командир.

— Нам навстречу идет эскадра.

— Наши или немцы? Запрос дали?

— Я распорядился установить связь. Посмотрим, — после этих слов командир подозвал дежурного матроса и отправил его на камбуз за какао.

С некоторых пор именно этот напиток полюбился морякам как действенное средство согревания и борьбы с бессонницей. Для вахтенных матросов и сигнальщиков в предутренние вахты какао варили со сгущенным молоком и пряностями.

Позвонили из радиорубки. Командир выслушал доклад, затем повернулся к князю.

— Нам навстречу идут наши линкоры. Желаете посмотреть?

— Разумеется. Это не опасно?

— Нет. У встречных работают радиодальномеры, и видимость достаточная, чтоб успеть убраться с дороги.

Тени в тумане сгустились. Прямо по курсу из обманчивого марева как чертик из табакерки выскочил эсминец. Корабль взял левее, расходясь с императорской яхтой. С мостика эсминца замигал прожектор, короткое приветствие собрату по флагу.

Туман скрывает звуки, из-за шума своих машин и гула дефлекторов почти ничего не слышно, ритмичный перестук поршней заглушает посторонние звуки. С мостика казалось встречный эсминец безмолвно плывет над водой, проклятый туман искажает перспективу, все вокруг кажется расплывчатым, нереальным, призрачным.

Несмотря на возраст и постоянную работу с бумагами Дмитрий на зрение не жаловался. Во встречном корабле он опознал мобилизационные проект «Неясыть» с усиленным зенитным вооружением. Вон вместо второго торпедного аппарата дополнительные автоматы на площадках. Отработанный корпус, серийные котлы и турбины, вооружение из четырех 130-мм универсальных полуавтоматов в одиночных установках, пятитрубный торпедный аппарат, весьма приличный запас глубинных бомб, современные гидролокаторы и радиодальнометы, — такие корабли десятками сходили со стапелей заводов Империи, недорогие технологичные солдаты мировой войны.

— Смотрите! — Владимир Сергеевич вытянул руку в направлении тени на два румба правее курса.

Белые молочные струи текли, причудливо извивались между морем и небом. Клубы тумана принимали зыбкие фантасмагорические формы, казались некоей особой формой жизни, заполонившей все разумной грибницей. Сквозь белесые струи проступало нечто массивное, тяжелое. Туман разошелся в стороны, в страхе отпрянул, открывая нависающий над волнами форштевень океанского гиганта.

«Штандарт» весьма крупный корабль, по водоизмещению как легкий крейсер эскадренной службы. Однако, на фоне стального бронированного титана императорская яхта терялась. От встречного веяло холодной всесокрушающей мощью, высокий атлантический нос раздвигал волны, споря с силой самого морского царя, над высокими стальными бортами возвышались угловатые бронированный башни с чудовищными орудиями, массивная увенчанная рубками, мостиками, постами надстройка устремлялась в небо. Ветер срывал, уносил за корму сизый дым из двух труб.

Шторм, туман, непогода все нипочем стальному русскому богатырю, линкор держал ход не менее двадцати узлов. Волны бессильно бились о прочнейшую сталь. Навигационные рубки, дальномерные посты возвышались над слоем тумана.

Характерный силуэт корабля, длинный корпус, архитектура, четыре трехорудийные башни с шестнадцатидюймовыми орудиями, горка башен универсалов, ни с кем не спутать новейший русский линкор, всесокрушающий аргумент царя Алексея. Над кормой веет полотнище Андреевского флага.

— «Николай» или «Петр»? — князь даже не сомневался в ответе.

Командир яхты передал пассажиру бинокль и показал рукой на корму линкора, туда где под решетчатой балкой катапульты с кажущимся игрушечным самолетом тускло отсвечивали золотом буквы. Мощная оптика приблизила и увеличила бронированный борт.

— «Император Николай Второй», — с нескрываемой гордостью прочитал князь.

Он помнил этот корабль еще в колыбели эллинга Адмиралтейской верфи, облепленный лесами, в сполохах сварки. Он помнил его у достроечной стенки на Неве. Дмитрий помнил и историю, связанную с именем корабля.

Изначально линкор хотели назвать «Царь Иоанн Грозный». Однако, под давлением морских офицеров, заслуженных адмиралов, орденоносных отставников, дравшихся у Моонзунда, проливавших кровь в Кильской бухте, шедших на прорыв через Босфор, император Алексей назвал сильнейший корабль флота в честь своего отца.

Моряки хорошо помнили кому они обязаны своими победами, кто строил современный океанский флот, кто после горечи Порт-Артура и Цусимы не сдался, а молча стиснув зубы работал, продвигал энергичных и умных командующих, вкладывал деньги в базы, верфи, заводы. Они никогда не забывали ныне живущего в Ливадии седого как лунь немало пожившего, немало сделавшего, но до сих пор остающегося удивительно человечным и отзывчивым Старого Императора. Моряки помнили кто вручил океанский флот в руки царя Алексея.

Пока Дмитрий не мигая глядел на проносящуюся встречным курсом воплощенную в металле океанскую мощь, по левому борту прошли еще два эсминца. Туман жил своей жизнью, призрачное марево растекалось над волнами. Пелена скрадывала надстройки и башни линкора, мутные прожилки искажали пространство, преломляли свет, превращали мир в некое призрачное небытие между небом и морем, замедляли само время. Казалось туман не от мира сего.

«Николай» уходил на корму «Штандарта», а по правой носовой раковине из пелены туманного небытия вышел второй стальной гигант. Родной брат «Николая», рожденный в утробе второго линкорного эллинга Адмиралтейской верфи «Император Петр Великий».

— Держат курс на Кильский канал? — вопрос прозвучал в полнейшей тишине.

— Отнюдь. Тесный он для линкоров. Скагерраком пойдут, — пояснил старший офицер яхты.

— Извините, господа, ошибся, — Дмитрий почувствовал, как горят уши. — С Панамой перепутал.

Люди в рубке до сих пор находились под впечатлением вида ломившейся через шторм как кабан через камыши бригады. Владимир Сергеевич негромко кашлянул и вышел на мостик. За ним следом направился князь. В рубке слишком душно, остро не хватает чистого холодного воздуха, океанской свежести, запахов воды и неба. Даже туман сущая мелочь, при современных средствах навигации он не помеха.

Рейс продолжился без происшествий. Через двое суток «Штандарт» ошвартовался у пристани Коммерческого порта. Князя ждала машина. На этот раз из гаража прислали «Рено». Французская компания давно работала в России, ее заводы исправно удовлетворяли самый разный спрос на колесную технику. Даже в начале Второй Мировой, когда Россия воевала против Франции, русское подразделение «Рено» ни на минуту не останавливало конвейеры, тем более треть выпуска сразу покупала казна для нужд армии. С точки зрения обывателя, «Рено» не менее русская марка, чем АМО, или «Ярс» к примеру.

Очень хотелось заехать домой, обнять жену и детей, но служба, увы. Пока Дмитрий неспешно на яхте катался на переговоры в Осло и обратно, мир менялся. Он всегда меняется, никогда не останавливается, это как сердце, отдых ему позволителен только в лучшем мире.

— Добрый день, господа. Чем порадуете?

— Хотелось бы порадовать, — господин Ястржембский поднялся при появлении князя и тяжело вздохнул.

— Докладывай, Арсений Павлович, — Дмитрий сразу почувствовал, с помощником что-то не то, атмосфера на работе давит.

— Сегодня получили, — на стол лег конверт со штампами фельдъегерской службы, и оттиском Канцелярии Его Величества.

Дмитрий открыл конверт, быстро пробежал глазами текст на записке.

— Господи помилуй! Земля пухом.

Новость обрушилась на человека как снег на голову. Очень печально. Очень плохо. Князь читал в глазах помощников искреннее человеческое сочувствие, желание поддержать, разделить горе.

— Вот так оно и бывает. Никто ведь и не думал, да только сердце у него слабое оказалось.

— Оно давно у него пошаливало. Если бы не наши врачи, мог бы и не увидеть свою Палестину, — князь подхватил портфель и решительно направился к своему кабинету.

Первым делом Дмитрий набрал знакомый номер. Ответили сразу.

— Алексей, добрый день. Да, я в Петербурге, на службе. Завтра срочно вылетаю в Иерусалим и Хайфу.

— Соболезную, Дмитрий. Я помню, он был твоим другом.

— Не сказать, чтоб именно друг, но я его уважал как порядочного и последовательно патриота своей нации.

— Знаю. Он тоже самое говорил о тебе и считал тебя своим другом. Дмитрий, я уже отправил в Хайфу барона Таубе, — император упомянул нового министра Иностранных дел.

— Это правильное решение. Но я обязан лететь и проститься с Зеэвом.

— Понимаю. Поддерживаю. Ты летишь как мой официальный представитель. Таубе в твоем подчинении если нужно. Сам решишь кого еще с собой брать, — в чем не отказать сюзерену, когда надо, решения он принимал быстро. — Попутно, оцени обстановку, реши, кто будет следующим премьером.

— Я пока не знаю, — закономерный ответ на последний вопрос. — Варианты есть, но надо смотреть реальный вес людей и реальную лояльность нашим интересам. Не скрою, с Жаботинским бывали проблемы, но в целом мы сработались.

— Я понимаю. Посмотри, чем мы можем помочь вдове и детям Зеэва Евновича. Они не должны в чем-то нуждаться.

Глава 32 Алеуты

8 декабря 1943.

Погода радовала. Над океаном насколько хватало глаз вздымались нескончаемые водяные горы. Темное свинцовое небо висело над мачтами, сливалось с водой. Линию горизонта не различить, не поймешь, где заканчиваются волны и начинаются тучи. Полосы дождя снижают и без того слабую видимость.

На конец 43-го года окончательно одержала верх авиация. Она безраздельно властвовала над океанами. Морские сражения велись на дистанции в десятки миль. Противники могли и не видеть друг друга в оптику корабельных директоров. Теперь чистое безоблачное небо считалось хорошей погодой для тех, у кого больше палубных самолетов. А если со своей авиацией все плохо, подспорьем становилась непогода, уравнивающая шансы и выводящая из игры вражеские авианосцы.

Вице-адмирал Хэлси затребовал в рубку свежую метеосводку. Затем попросил штабных еще раз тщательно пройтись по докладам авиаразведки и перепроверить расчеты. Да, гидропланы с плавучих баз работали, эти рисковые парни передавали бесценные сведения. Даже их гибель, точка в которой прерывалась связь сама по себе приоткрывала завесу над пеленой русской ПВО.

— Все верно, мы исправили прокладку, — начальник штаба устало тряхнул головой и машинально протер красные от бессонницы глаза. — Рашен совершенно точно проходят Атку. Дистанция не больше ста миль.

— Хорошо. Что там с погодой?

— Иисус его знает, — ответственный за метеоразведку выглядел не лучше своего начальника.

Пока эскадра пробивалась через шторм на север, штаб работал. Люди сводили воедино разрозненные рапорты, доклады чудом прорвавшихся к вражеским берегам разведчиков, шифровки с подводных лодок. Именно от этих людей зависело буквально все. И даже не успех операции, а шансы вернуться домой из рискованного рейда.

— В районе островной гряды ветер уже должен стихнуть. Облачность низкая с разрывами. Волнение не даст рашен поднять самолеты, а нам уже не помешает стрелять. Идеальная погода, сэр.

— Идеальная погода, — повторил адмирал, потирая подбородок.

— Парни, все свободны. У, вас есть три-четыре часа чтоб выспаться. Вы мне нужны свежие злые и бодрые, а не как сонные суслики.

— Ты думаешь, под такую качку можно уснуть? — съязвил капитан первого ранга Браунинг.

— А ты попробуй, Майлз, — адмирал даже не посмотрел на своего начальника штаба.

Сам Хэлси чувствовал себя бодро. Казалось, шторм только подпитывал энергией этого неутомимого бойкого человека. Боец с внутренним стержнем, прочности которого могла позавидовать самая лучшая корабельная сталь.

На часах раннее утро по-местному. Как раз к тому моменту, когда эскадра выйдет на конвой солнце поднимется над горизонтом. Нескольких часов короткого ноябрьского дня вполне достаточно, если все правильно рассчитали. А если и нет, на кораблях есть радары. Артиллеристам и торпедистам достаточно. Тихоходные транспорты они как утки, жирная и беззащитная мишень.

Билл Хэлси налил себе из термоса кофе и поставил чашку на карту. Картинка отражала обстановку на сейчас. Именно в том виде, как ее поняли и трактовали люди адмирала. Все очень даже хорошо. Все замечательно. Последнее радио с подлодки пришло вовремя, оно очень помог уточнить обстановку. Большой конвой идет на Кадьяк. Ради этой цели и пробиваются сквозь непогоду линкоры под звездно-полосатым флагом.

С начала войны очень многое изменилось. Первоначальные ошибки, недооценка противника стоили крови, но это неизбежная плата. На конец 43-го года великолепная совершенная машина военной промышленности Штатов работала на полных оборотах. Темп выпуска военной продукции уже выше, чем у европейцев. О японцах и речи нет. Узкоглазые макаки оказались спринтерами. На длинной дистанции войны на истощение японцы выдохлись.

Хэлси не знал, что Штаты тоже задыхаются, перебои с поставками сырья, потеря доступа к внешним ресурсам сказываются. Безупречная машина американской индустрии сбоит, заглатывая воздух вместо топлива. О таких вещах вообще мало кто знал, оно не афишировалось. Некоторые догадывались, что не все так хорошо, но не понимали масштабов.

После того как европейцы изолировали Панаму, а затем немецкая пехота высадилась на перешейке пришлось менять все планы войны. Если изначально главным считался Тихоокеанский театр, то с прошлого года пришлось переносить центр тяжести операций в Атлантику.

Причина банальна — почти все верфи сосредоточенны в «старых» штатах на восточном побережье. На Тихом океане строятся только легкие корабли и суда, причем мощности явно недостаточны. Перегонять же линкоры и тяжелые авианосцы вокруг Южной Америки задача нетривиальная. Впрочем, этим летом американцы смогли, совершили невозможное. Новенький «Рендольф» и два легких авианосца со слабым эскортом прошли через океаны.

Операция стоила нервов и предельного напряжения всех сил. Одна только заправка кораблей в океанах целая эпопея. Однако, повторение такого перехода уже маловероятно. Риски запредельны. Противник предупрежден, а значит готов к перехвату следующей группы.

Не так все и плохо. В Атлантике усиливается флот, береговые базы насыщаются авиацией. При первом же подходящем случае адмирал Кинг воспользуется шансом и навяжет противнику сражение. Затем еще одно. Америка быстро строит новые корабли. Разведка и аналитики в один голос говорят, что в Старом Свете недостаток судостроительных мощностей. И противники все же разрозненны. Рыхлый союз всегда слабее одного кулака в железной перчатке.

Тихоокеанцам достаточно держаться. Надо только обороняться, беречь корабли и бить короткими дерзкими ударами, чтоб врагам скучно не было. Еще год, затем будет легче. Через отвоеванную Панаму и вокруг мыса Горн пройдут свежие силы.

От раздумий адмирала отвлек вызов на мостик. Командир корабля доложил, что на радаре засекли самолет.

— Какая дистанция? Где его пронесло?

— Пятнадцать миль. Уходит за корму по правой раковине.

— И черт с ним. Все равно никто не поймет, наш это или русский. И ничего он сквозь тучи не разглядел.

— Тоже так думаю. Но обязан был предупредить.

Хэлси промолчал. Он смотрел с мостика на прущий через шторм «Теннесси». Старый линкор на удивление хорошо держался. Конечно, корабль весь в пене, через бак перекатывались водяные валы, разлетались брызгами перед первой башней, водопадами скатывались с палуб. Дым из трубы клочьями стлался над водой.

Некогда сильнейший Тихоокеанский флот США ныне демонстрировал только жалкие остатки былых мощи и величия. Но он еще не потоплен, он может очень больно бить, появляясь там, где его не ждут. Это пока хватает. Японцы выдохлись, зацепились за острова, укрепляют периметр и сдают коммуникации. Русские завязли на стратегически невыгодном тупиковом направлении. По-хорошему, янки могут одним ударом разгромить русский флот, но тогда оголятся другие направления, японцы могут рискнуть на очередной наступление. Увы, не надеть одну штанину на две ноги.

Тихоокеанский флот сильно сдерживает дефицит авианосцев. У противников их банально больше, и именно на Тихом океане терять их нельзя. Восполнять то нечем. Однако все это не мешает бить по растянутым коммуникациям противников. Аляска стала для русских не только тупиком, но и гирей на ноге. Гарнизон надо снабжать и усиливать. Приходится гонять вдоль Алеутской дуги и Камчатки конвои.

Операцию в Перл-Харболе расписали как по нотам. Если нельзя рисковать тяжелыми авианосцами, можно атаковать линкорами и крейсерами. Зимние шторма в помощь. О выходе русского конвоя из Японского моря разведка сообщила вовремя. Эскорт сильный, возможно в составе старый линкор. Курс и скорость конвоя ни для кого не секрет.

Изначально ядром эскадры Хэлси должны были стать два новых линкора. Однако «Вашингтон» встал на ремонт, а вместо него дали два старых стандартных линкора с четырнадцатидюймовой артиллерией. Так даже лучше. Русские все равно будут вынуждены защищать конвой, убежать от старых сильных кораблей они не смогут.

На случай если вдруг на горизонте появится русская эскадра в дальнем прикрытии шли два полноценных авианосца, а с востока накатывалось соединение из дюжины эскортных авианосцев. Пусть это не самые лучшие корабли, но зато их строили на тихоокеанских верфях и их много. На двенадцати палубах больше двух с половиной сотен самолётов. Весьма достойно если потребуется дать по зубам зарвавшейся авианосной эскадре противника.

В это самое время на мостике «Моонзунда» вице-адмирал Гейден изучал сводку погоды. Метеорология интересовала всех, от состояния моря и облачности зависело очень многое. Только в отличие от своего визави на мостике «Норт Кэролайн» Георгию Александровичу поступали данные с метеостанций на Чукотке и Аляски.

Американская разведка четко вскрыла курс конвоя. Вот только конвоев было два. Второй шел на Запад из залива Кука. Действительно в ближнее прикрытие включили сильный эскорт из «Бархема», трех крейсеров, четырех эскортных авианосцев, полутора дюжин эсминцев и океанских сторожевиков. Этих сил достаточно, чтоб защитить транспорты от подводной угрозы и атаки крейсеров. Четыре десятка сидящих по грузовую марку транспортов и танкеров везли слишком ценный груз чтоб ими рисковать.

Однако никто из штаба эскадры флота не удивился, когда вдруг в шифровке из Владивостока потребовали срочно обеспечить дальнее прикрытие тяжелыми кораблями. Командующий флотом не писал на старости лет мемуары, потому неизвестно родился приказ в качестве реакции на сообщение разведки, либо это результат серьезного анализа оперативной обстановки. Архивы Морского министерства же до сих пор содержат немало интереснейших документов с неснятым грифом секретности, хотя прошло уже столько лет.

— Что думаете о вчерашнем рапорте патрульного? — начальник штаба барон фон Эссен, как и командующий флотом, готовился встречать рассвет на мостике.

— Непохоже это на крейсера. И они у нас за кормой.

— Догоняют или встречают? — в голосе Эссена чувствовались тревожные нотки. — С «Пилигрима» передали, что наблюдают авианосцы.

— В такую погоду нам даже лучше. Николай Антонович, раз уж не спите, запросите кодом доклад с «Князей». Если не ошибаюсь, наши крейсера где-то у Крысьих островов.

— Где-то, — хмыкнул начальник штаба.

Район в несколько сотен морских миль. Из-за шторма крейсерская эскадра вполне могла сильно отстать или сменить курс. Последнее радио пришло ровно сутки назад.

— Вроде ветер стихает.

— Хорошо бы. Надоела эта болтанка. Только у нас один «Варяг» из небесных архангелов. Против серьезного противника его не хватит.

— У встречного конвоя четыре струга и у попутного два. Хватит если что. У янки все равно с авиацией еще хуже, — слова Эссена прозвучали оптимистично. На самом деле о реальных силах противника все только догадывались.

— Радио с «Кондора»! — офицер в рубке отрепетировал телефонный звонок из радиорубки. — Внутриэскадренная УКВ. Открытый код.

— Текст!

— Сообщение?

— Радио с «Кондора»: «Засветки надводных целей 172 градуса зюйд. Дистанция 180 кабельтовых».

— Где этот «Кондор»? — оживился, командующий эскадрой. — Командуйте поворот на пересечение.

Несший вахту старший офицер линкора молча вдавил тангенку сигнала громкого боя. В отсеках взвыли сирены.

Державшийся в охранении на правом фланге большой эсминец «Кондор» довернул на неизвестных. Командир этого корабля резонно полагал, что турбины вполне могут помочь избежать неприятностей, если вдруг из-за горизонта вылезет что большое и злобное. Все же на испытаниях в полном грузу эсминец спокойно выдавал больше сорока узлов.

Адмирал Хэлси успел ухватить пару часов сна на диванчике в штурманской рубке перед рассветом. Разбудили его докладом радистов. Встречным курсом прет одиночный корабль. Возможно быстроходный войсковой транспорт или кто-то из дальнего прикрытия конвоя.

Волнение притихло. Корабли так же зарывались в волны, но скорость ветра упала. Сквозь разрывы туч били солнечные лучи. Красивое зрелище. Столбы искрящихся капель, водяной взвеси.

На эскадре пробили полную готовность. За авангардным крейсером шла могучая красавица «Норт Кэролайн». Следом напрягали турбины «Теннесси» и «Калифорния». Пара крейсеров типа «Бруклин» забиралась правее. Хэлси намеренно отрядил их отдельно, чтоб сыграли роль охотников на которых загоняют дичь.

Неизвестный пока оставался за горизонтом. Чуткие лучи радаров держали его в силках.

— Кто это может быть? — командир линкора барабанил пальцами по приборному щиту.

— Сейчас узнаем.

— Поворачивает. Курс чистый вест, — бодро повторил доклад старшина.

— Засветки целей! Повторяю! Засветки множественных целей.

— Эскорт, — ухмыльнулся адмирал. — но почему они так близко? Кто давал прокладку в сто миль?

— Скорость 26 узлов! — передали из радиорубки. — Две отметки классифицируются как линкоры.

— Это не «Бархем» — выдохнул начальник штаба.

Глава 33 Хайфа

8 декабря 1943. Князь Дмитрий.

Как бы ни хотелось отправиться прямиком в Хайфу, летел князь в Иерусалим, уже оттуда двинулся на машине с положенным сопровождением в Иудею.

«Все идет в Иерусалим и все исходит из Иерусалима» — этот принцип Дмитрий внедрял с первых своих дней работы на Ближнем Востоке, ему же следовал сам. Исключений нет. Святой Город один из фундаментных столбов русского контроля над регионом, альфа и омега, центр и доминанта.

Конечно на сами похороны князь не успел. У иудеев принято хоронить покойника как можно скорее, в крайнем случае ночью если человек умер в праздник или субботу. Очень редко на следующий день, если надо дождаться старшего сына или очень уважаемого человека.

На самих похоронах присутствовал министр Сергей Владимирович Таубе. Он же выразил соболезнования еврейскому народу, присутствовал на печальных церемониях, олицетворяя собой участие Империи в делах и горестях вассалов.

Приличия соблюдены. Дмитрия встретили с почетом. Целая делегация лидеров, вождей и уважаемых народных избранников, за этой толпой князь с трудом разглядел вдову покойного. Именно к Иоанне Марковне он и подошел первым делом. Пусть слова, это только слова, но их нужно произнести, попутно тихо поинтересоваться здоровьем и материальным положением. Увы, даже первое лицо новообразованного государства вполне мог оставить за собой только долги.

На кладбище князь остановился перед свежей могилой. Сопровождающие держались за спиной, тактично отступили чтоб не мешать. Моросил дождь. Редкая погода для этого времени года на восточном Средиземноморье. Вода стекает с венков и ворохов цветов, табличка и памятник сверкают свежей краской. Под ногами раскисшая глина.

Могила предусмотрительно отнесена чуть в сторону от прочих захоронений. Со временем здесь оборудуют мемориал, проложат дорожки, разобьют клумбы, замостят камнем, воздвигнут большой обелиск первому премьеру Иудеи.

Князь не проронил ни слова. Сказать нечего. Человека нет. Где его душа неизвестно. Дмитрий искренне сомневался, что иудеи после смерти попадают в рай, тем более с такой замечательной биографией. Князь прочел про себя молитву, молча развернулся и пошел к машине. Серые тучи над головой, мелкий дождь точно отражали состояние человека. Грусть, печаль, мрачное настроение.

Следующим пунктом кнессет. Евреи конечно сами разберутся между собой, межклановая борьба обострилась сразу, как только стало известно о смерти Жаботинского, однако, не стоит пускать это дело на самотек.

Князь удачно выхватил Таубе и своих кураторов по Ближнему Востоку. Новый министр Инодел человек деятельный, умный быстро и точно описал расклад сил в Иудее. Специалисты Дмитрия уточнили интересные моменты, подсветили нюансы. Что ж, смерть премьера серьезно ослабила его партию ревизионистов «Бейтар». Слишком многое держалось на одном человеке.

— Может быть так даже лучше, — с этими словами Дмитрий скрестил руки на груди.

— Мы поддерживаем правильного кандидата?

— Авраама? Да. Он же по конституции исполняет обязанности?

— Пока не пройдут выборы.

— Шансы?

— На сегодня 50 на 50. В ближайшие дни социалисты выдвинут своего кандидата, запустят жёсткую агитацию, начнут работу в поле с переселенцами.

— Хорошо. Сергей Владимирович, вы уже познакомились с кандидатом «Бейтара». Можете организовать негласную встречу?

— Насколько я разбираюсь в людях, он сам жаждет попасть на аудиенцию в ближайшие часы, — добродушно пробасил Таубе.

— Хорошо.

— На заседании кнессета будете присутствовать?

— Это обязательно?

— Желательно. Раз вы представляете императора, придётся.

Дмитрий прекрасно представлял, что его ожидает. Нет, программных речей от него не ждали. Короткую речь он произнёс на русском, благо больше двух третей депутатов язык знали, для остальных есть переводчики. В последних фразах князь не отказал себе в удовольствии выразить надежду, что смерть первого премьера не повлияет на выбранный курс свободы и независимости еврейского государства, политика останется неизменной, дружественной к союзникам.

Бурные овации подтвердили предварительный расчет, оценку кураторов, хотя, наблюдая за лицами людей в зале князь отчетливо видел кто искренне поддерживает национальный курс, кто аплодирует из вежливости, и кто вполне может перейти в другой лагерь. Люди не совершенны, верность убеждениям редкое достоинство.

Поздно вечером в своих апартаментах Дмитрий с удовольствием вытянул ноги в глубоком кресле. Сутки заканчиваются, а рабочий день еще нет. Времени хватило чтоб расслабиться, выпить крепкий чай и выкурить сигарету.

— Генерал, к вам посетитель, — четко доложил казак конвоя. — Говорит, ваше превосходительство, вы приглашали.

— Зови.

После ухода казака Дмитрий пересел за стол. Вовремя. В гостиную вошел достаточно молодой гладко выбритый мужчина в солидном деловом костюме.

— Здравствуйте, ваше высочество, — в голосе человека чувствовался сильный акцент с головой выдававший его родословную.

— Добрый день, Авраам! — открытая дружелюбная улыбка, протянутая навстречу рука. — Располагайтесь.

— Большое спасибо за приглашение.

— Давайте без пространных предисловий, — Дмитрий бросил демонстративный взгляд на часы. — Время позднее. Завтра у всех тяжелый день.

— Как я понимаю, вы пригласили меня для разговора по политике страны.

— Нет. Вы ошибаетесь. Мне нужно понять, прав ли был Зеэв Жаботинский, выдвинув вас своим заместителем.

— Мы все думаем, это решит и оценит народ Иудеи.

— Народ Иудеи или евреи? — губы Дмитрия тронула легкая улыбка. — Без политесов. Мне известно, что у вас хорошие перспективы удержать кресло премьера. За вас боевики самообороны, бейтаровские отряды, за вас новые и старые переселенцы из Западной и Центральной Европы. За вас не так уж много переселенцев из России, хотя вы сами родом из Брест-Литовска.

— Думаю, вопрос выборов решаем, — Авраам Ставский наклонил голову, демонстрируя решительный настрой.

Разговор получился. Собеседник Дмитрию попался достаточно интеллектуальный, хоть и лишенный радости классического высшего образования. Князь про себя отметил весьма оптимистичный настрой исполняющего обязанности премьера. Это даже хорошо, когда человек переоценивает свои силы.

— Ваше высочество, Иудейское царство союзник Российской империи, — наконец Ставский перешел к тому вопросу, ради которого и напросился на аудиенцию. — Война с Соединенными Штатами идет не первый год, но Бог видит, победа будет за нами.

— Совершенно согласен.

— Наверное, уже сейчас стоит поговорить о результатах войны, пусть маленькой, но доле контрибуции для Иудеи.

— А зачем? — на лице князя отразилось искреннее изумление.

— Всегда лучше договариваться заранее.

— Авраам, напомните, Иудея хоть объявила войну Штатам?

— Не знаю, — резкая смена настроения собеседника, четкая реакция на попавшую в цель стрелу.

— Я вот тоже не знаю, — Дмитрий заложил руки за голову. Короткая пауза, князь не стал долго мучить иудея. — Вы давно могли бы сформировать и отправить в Америку добровольческую бригаду хотя бы. У немцев целая еврейская добровольческая дивизия «Иисус Навин». Вы же понимаете, как будут смотреть на вас всех эти молодые крепкие обстрелянные ребята, когда после войны переедут в Иудею.

Авраам Ставский пододвинул к себе листок писчей бумаги, черканул себе пункты на память. Явно при этом человек лихорадочно обдумывал ситуацию. Дмитрий его не торопил. Бригада на Мировой Войне сущая мелочь, но это еще одна гирька на чашу весов, и это минус несколько тысяч мобилизованных российских христиан.

— Людей собрать можно. Добровольцы среди молодежи найдутся. Но Иудея не сможет снарядить и вооружить бригаду.

— Вот это уже не проблема. Оружие наш вопрос.

— Тогда вопросов нет. Немедля займусь организацией.

От перспектив столь щедрого предложения у Ставского перехватило дух. Людей действительно переизбыток, в России слишком резво взялись за дело и обеспечили постоянный обильный поток почти добровольных переселенцев. Некоторые аспекты добровольности Ставского совершенно не беспокоили. Наоборот, истинный сионист, патриот своей нации приветствовал любые методы. Если они работали на благо Иудеи.

Ключевой момент, Ставский это сразу понял, бригада вернется после войны домой. Вернется со всем оружием и снаряжением. Страна совершенно даром получит закаленную когорту профессионалов, костяк полноценной армии без которой на Ближнем Востоке хоть сразу вешайся. Уловил премьер и намек на немецких евреев с военным опытом, этих людей надо обязательно принять, но разбавить своими верными.

Больше к вопросу трофеев и контрибуции не возвращались. Ставский ушел с целой стопкой исписанных листков. Все вопросы касались внутренней политики, переселенцев и конфликтов с мусульманскими обитателями территории, нет не коренными. Большинство местных арабов тоже мигранты в первом поколении из Сирии и Трансиордании.

В вопросе межнациональных конфликтов Дмитрий вдруг занял жесткую позицию. Дескать, придержи своих боевиков. Еще одно громкое дело с погромом и для многих все закончится очень печально. По первым впечатлениям премьер проникся, однако, кто знает на сколько его хватит? Князь сделал себе отметку: поставить на контроль. Пусть учатся договариваться, а не лихо резать глотки.

На следующий день князь вместе со своими людьми уехал в Ливан. Раз выдалась оказия, стоит заглянуть в гости к королю Георгию. Молодой Романов неплохо справляется с делами, но Бейрут посетить стоит. Обычный визит к родственнику, если для прессы.

В столице Ливана князя догнал короткий рапорт. Некий меценат инкогнито разместил в банке акции как обеспечение пенсии для вдовы Зеэва Жаботинского. Покойный в молодости прославился как бойкий публицист. Неудивительно, что нашелся человек ценивший литературные таланты покойного.

В качестве своей резиденции король Георгий избрал бывший парламент. Весьма новое здание с претензией на монументальность возведённое французским архитектором во времена французского мандата над страной.

Дмитрий сразу обратил внимание на характерные черкески и папахи охраны. Ну да, свою личную гвардию Георгий набрал из христианских горцев Кавказа. В чем-то это копировало эксцентричный ход его отца во времена оные шокировавшего Варшаву своими мусульманскими нукерами из абреков. Оставалось надеяться, итог правления выйдет иной, а сын разумнее и практичнее отца.

— Не слишком ли смелое решение? — Дмитрий широким жестом обвел рукой вокруг. — Неужели не нашлось другого здания кроме этого?

— Не нашлось, — последовал незамедлительный ответ.

Мужчины беседовали в кабинете чисто европейского делового стиля. О сказочном таинственном Востоке напоминали только ароматный кофе из маленьких чашечек в бронзовом ящике с песком, ковер на полу, да характерный восточный доспех на стойке близ камина.

— У меня нет лишних денег чтоб начинать со строительства дворцов.

— А что говорят местные?

— Дорогой кузен, ты сам почти местный. Должен знать: традиции парламентаризма чужды этим людям. Мы не в России. Мне куда проще работать с моими губернаторами, шейхами и вождями. Они четко знают, что хотят, умеют договариваться и немного побаиваются высшую власть. Османы в свое время качественно привили местным некоторые оригинальные обычаи.

— Слышал. И не жалко было вешать визиря?

— Премьера, кузен, премьера. — с момента знаменательного разговора в кабинете князя Дмитрия король Ливана изменился, в нем чувствовались уверенность, сила духа, появилась привычка управлять. Это уже не тот молодой человек, просивший совета.

— У меня исключительно министры. Без азиатской дикости.

— А как же?

— Кое-что пока практикуем. Не все сразу. Иначе люди не поймут. Король обязан иногда публично карать казнокрадов и предателей под свист толпы. Местные это любят.

Дмитрий взял двумя пальцами чашечку кофе и поднес к губам вдохнув полной грудью чарующий аромат. Терпкий пробуждающий напиток с горчинкой. Да, в отличие от Европы здесь умеют варить кофе.

— Как понимаю, бюджет ты свел, — вопрос риторический. Князь заранее ознакомился с финансовым положением королевства.

— Пока война зарабатываем на транзите и переработке.

— Чтоб для тебя не стало сюрпризом. Возможно изменятся направления экспорта нефтепродуктов. Контролируй запасы.

— Мой, царственный кузен решил сбросить с воза поклонников Римской Империи из провинциального театра короля Виктора Эммануила и его туповатого народного вождя? — наигранно удивился король Георгий.

— Возможно. Итальянцам мазут и бензин без надобности, — открытый намек на пассивность итальянской армии и флота. — А вот малым странам Европы возможно увеличат лимит поставок.

— Верный подход. Алексею давно пора серьезнее относиться к европейской политике.Балканы и Турцию пора втягивать в нашу зону интересов, — слово «наши» в устах короля звучало интересно. Он не перестал быть русским и считать себя частью нации. Это регулярно проскальзывало в разговорах и поступках.

— Ничего не могу сказать. Сюзерен не по всем вопросам со мной советуется, — сухой короткий ответ.

О делах соседей Ливана разговаривали за обедом. Трапеза в крайне узком кругу. Дмитрий обратил внимание не только на явную округлость живота королевы Екатерины, это давно ожидалось, но больше на то, что королева на равных участвовала в разговоре мужчин и имела свое весьма разумное мнение.

— Вы прекрасно разбираетесь в хитросплетениях местной политики, — прозвучал комплимент.

— Дмитрий Александрович, скажите прямо: гадюшника. Когда наши предки на дубах с луками сидели и Рим грабили, местные уже вовсю политикой занимались, торговали своими братьями и сестрами оптом и в розницу, и матушек перепродавали при случае, — эмоциональный возглас королевы заставил мужчин улыбнуться.

Оба отметили правоту Екатерины. Впрочем, в девичестве Долгоруковой, происходившей из славного княжеского рода, так что имевшей полное право на свое мнение о предках.

— Так и живём. Екатерина Васильевна мой советник по иностранным и ближнестранным делам.

— Князь, раз уж вы здесь, проясните позицию Петербурга в отношении Иудеи, — спокойным деловым тоном продолжила королева. — Вы будете менять премьера на социалиста, или поддержите рохлю Ставского?

Князь по-новому взглянул на королевскую чету. Помнится, никто еще не называл Авраама Ставского рохлей. Человек служил в российской и французской армии, получил патент офицера, возглавлял правое крыло сионистской боевой организации, в межвоенный период наладил каналы пересылки в Палестину переселенцев в обход миграционных квот. Однако в целом князь готов согласиться с Екатериной Васильевной. Стул премьера Аврааму признаться пока широковат. С точки зрения князя, так даже лучше.

— Нам выгодны нормальные националисты и ревизионисты, а не фанатики с завиральными идеями.

— Слава Богу. Ливану тоже лучше, чтоб у соседей был слабый премьер от практичной правой партии. Поддержи Бог оппозицию к премьеру, но не дай им взять верх.

— Позвольте поинтересоваться причиной?

— Рано или поздно ваше любимое детище перерастет границы загона и полезет к соседям. Я бы предпочёл, чтоб это была Трансиордания, — открыто и без обиняков изложил Георгий Михайлович. — Пусть у соседей тлеет внутренний конфликт и пусть лидируют правые. С ними легче разговаривать. Люди рациональные, моим подданным не враги, а конкуренты, если понимаете.

— Тогда со своей стороны прошу не отказывать в просьбах моим людям, если вдруг возникнут потребности касательно Хайфы. Возможно потребуется спровоцировать у ваших соседей нужную реакцию обывателей в пользу «Бейтара».

— Как Романов Романову не могу отказать.

Глава 34 Алеуты

8 Декабря 1943.

При повороте на противника и перестроении изменился ордер. Сейчас первым шел «Босфор». Скорость обоих линкоров почти одинакова, потому Гейден не стал ничего менять. Все помнили ошибку адмирала Рожественского при Цусиме повлекшую за собой гибель «Осляби».

Сирены громкого боя отзвучали. Все на местах по боевому расписанию. Отсеки задраены. В башни поданы первые снаряды. Два линкора как стальные динозавры ломятся навстречу противнику. Судя по докладам радиометристов, янки увлеклись погоней за «Кондором», идут встречным курсом.

Первыми противника заметили с вознесенного под облака директора управления огнем. Оптика впилась в силуэты кораблей, серые черточки над морем. Электромеханика вычислителей четко отработала дистанцию, курс, скорость, выдала поправки для центрального поста.

— Самый полный. Довернуть на два румба вправо, — громко уверенно скомандовал Георгий Гейден. — Передачу на «Босфор». Огонь вести самостоятельно по первому кораблю линии.

Крейсера и эсминцы разбежались по сторонам как конные лучники, освобождая дорогу тяжелой рыцарской кавалерии. Башенные орудия «Моонзунда» довернуты на противника, стволы подняты. Рявкнула первая башня, удар звуковой волны заставил людей скривиться, вжать головы в плечи. Из стволов выплеснулись струи огня и дыма. В ноздри ударила вонь кордита. Через десять секунд прогремел залп второй башни.

Линкор пристреливается, впившись в противника оптикой директоров, нащупывает жертву клыками закаленной стали шестнадцатидюймовых снарядов. Пристрелка «лесенкой». Каждая башня последовательно дает залп с шагом по дистанции. Корректировка по всплескам предыдущих залпов.

Противный свист. В трёх кабельтовых по левому борту вырастают сразу четыре чудовищных фонтана. Рокочут подводные взрывы. Янки приняли бой. Бежать они не собираются.

Облачность низкая, видимость ограничивает дистанцию. Над горизонтом поднялись пирамиды мачт. По докладам гальванеров с директоров, впереди три тяжёлых артиллерийских корабля. Минута и авангардный линкор противника окутался клубами дыма. Черные струи на считанные секунды закрыли собой корабль пока их не развеяло в клочья ветром.

— Курс на сближение.

— Концевыми стандартные линкоры, если не ошибаюсь, — Эссен опустил бинокль. — Думаете реализовать преимущество в скорости?

— Мы все равно не можем уйти. Янки ломятся к конвою. И авиация прикована к палубам, — заключил командующий эскадрой.

Рев орудий заглушил голоса людей в рубке. Граф Гейден болезненно поморщился. К этому невозможно привыкнуть, это тяжело выдержать. Есть накрытие. «Моонзунд» перешёл на полные залпы. Оптика директоров зафиксировала накрытие, вычислители отработали стрельбовые данные, теперь все зависит от мощи орудий, точности работы механизмов, людей, да еще от удачи.

— Может стоит сконцентрировать огонь на флагмане? — Начальник штаба флегматично взирал на вздыбивший океан столб воды по правой носовой раковине.

— Не стоит, Николай Антонович, пока его расколупаем, старички нас разделяют под орех. У них банально больше орудий.

Бой пока складывался удачно. На дистанции 80 кабельтовых командир «Босфора» приказал переложить руль на параллельный курс. Противник не маневрировал, видимо, чтоб не сбить себе пристрелку. К сожалению третий корабль линии не обстреливался, и именно он в полигонных условиях стрелял по «Моонзунду».

— Пока держим курс, — граф Гейден повернулся к командиру линкора. — Вениамин Павлович, все же распорядитесь закрыть двери рубки. Неровен час.

Дистанция опасная. Клинч. Дистанция гарантирует пробитие брони тяжелыми русскими снарядами. Гейден оченьна это надеялся. По оперативным данным разведки, распространяемым только для командующих соединениями под грозными штампами, толщина пояса новых американских линкорах ниже, чем официально заявлялось.

— Наблюдаю вспышку! — радостный возглас в громкоговорителях. Корабельные связисты переключили телефоны на внешние динамики.

С высоты боевой рубки в хорошую оптику можно разглядеть противника. Глаза русских моряков впились в силуэты вражеских кораблей. Над вторым растекается характерное густое черное облако от сгоревшего в мгновенной вспышке тротила.

— Центральный пост, — бросил в трубку капитан первого ранга Страхов, — Переключайтесь на бронебойные.

Довлевшее над людьми чудовищное давление само собой спало. Первое попадание. Несмотря на расстояние в восемь миль не лишенный воображения человек мог поклясться, что видит, как чушка закаленной стали пронзает палубы вражеского корабля, как от кинетического удара расплескивается броня, как тротил и осколки рвут, корежат, скручивают такую тонкую и слабую корабельную сталь.

Вице-адмирал Гейден затребовал связь с кораблями сопровождения.

— Всем перенести огонь на концевой линкор. В бой с легкими кораблями вступать по необходимости, — после того как кондуктор отрепетировал распоряжение, командующий повернулся к офицерам. — Чтоб не мешали нам лишними всплесками. И чтоб это чертово корыто не чувствовало себя обиженным.

Имея превосходство в численности, янки построили бой по другой схеме. Два линкора вели огонь по «Босфору». Концевая «Калифорния» била полными залпами по «Моонзунду». Отделившаяся перед боем крейсерская эскадра участия в потехе не принимала. Два крейсера напрягали машины силясь догнать эскадру. В это время закованные в броню рыцари обменивались оплеухами полновесных залпов.

— Евгению Александровичу обе катапульты снесли. Словно и не было, — вице-адмирал Гейден глядел на дымящий прямо по курсу «Босфор».

Могучий корабль шел в окружении белых с черным подсвеченных огненными прожилками жутких кустов разрывов. Дистанция боя и погода затрудняли стрельбу легким кораблям, снаряды падали с большим рассеиванием. Однако их много. Противник сосредоточил огонь на первом корабле линии. Попаданий не могло не быть.

Рядом с бортом «Моонзунда» взметнулись фонтаны очередного залпа. На палубы обрушились тонны воды. Звон осколков отозвался болью истерзанного корпуса стального титана.

— Что у нас повреждениями? — озабоченным тоном поинтересовался каперанг Страхов.

— Рапорт через пять минут. Старший офицер на центральном посту.

— Запросите резервный пост управления. Собирайте рапорты каждые, — командир линкора посмотрел на часы. — Каждые пятнадцать минут.

Страшный удар по ногам. Палуба подпрыгнула и ушла из-под ног. Георгий Гейден ухватился за поручень и еле удержался на ногах. При этом адмирала приложило о щит навигационных приборов. Командир линкора удержался, он так и стоял, широко расставив ноги, только по подбородку стекала кровь, разбил губу биноклем.

Контр-адмирал Эссен подхватил боцманмата гальванеров под руку, чтоб тот не упал. Белое как снег лицо унтера перекошено от боли. Человек осторожно опустился на палубу и попытался вправить неестественно свернутую на бок стопу. Переломы ног частая травма в бою. Динамический удар палуб способен крушить кости как мел.

— В лазарет, — коротко бросил один из офицеров.

Сам сорвал со стены аптечку и протянул одному из склонившихся над боцманматом матросов.

— Куда нам залепили? — Гейдена заглушил торжествующий рев главного калибра. Стальной русский витязь метнул очередной залп в противника.

В рубку дозвонился начальник партии борьбы за живучесть. По его рапорту снаряд ударил в главный пояс напротив башни «буки». Плиты устояли. Повреждения незначительны. Куда хуже град снарядов среднего калибра. Повреждения накапливаются. Выходят из строя люди.

Радар на грот-мачте уже вышел из строя. Выбиты три ПУАЗО, разбита одна башня универсального калибра, еще в одной от сотрясений заклинили механизмы подачи. Силами аварийной партии за борт сброшен разбитый самолет.

— Они реже стреляют, если не ошибаюсь, — начальник штаба отошел от наблюдательной прорези и взял в руку карандаш.

— На втором линкоре давно уже половина артиллерии смолкла.

Николай Эссен пристально посмотрел на адмирала. Затем отступил к столику с радиограммами.

— Мы им разорвали строй.

— Понял, — Георгий Гейден взялся за телефон. — Радио и сигнал на «Босфор». Полный ход. Поворот на румб влево.

— Зажимаем голову?

— Да. Вениамин Павлович распорядитесь своим артиллеристам, пусть перенесут огонь на флагмана.

Командир уже передавал распоряжения в низы. Машинный телеграф звякнул, встав на сектор «самый полный».

— Похоже я опоздал, — взгляд Гейдена прикован жуткому зрелищу по курсу линкора.

Стальная махина «Босфора» раскачивалась, от корпуса разбегались высокие волны. Сильный удар в надстройку или мачту швырнул корабль на борт. Дым из труб и от пожаров, выплескивающиеся из башен универсалов струи огня не дают разглядеть что там случилось. Впрочем, амплитуда уменьшается. Русский рыцарь не сбавляет ход, винты рубят воду за кормой, вздымают пенные буруны.

По запросу штаба пришел рапорт о повреждениях «Босфора». Многочисленные течи, расшатаны плиты пояса, выбита носовая башня. Последний тяжелый снаряд ударил точно в коробку главного директора. Пост выведен из строя. Люди погибли.

— Поздно, но ничего, сейчас мы отыграемся, — вице-адмирал злобно проскрипел зубами. — Надо было раньше запросить рапорт.

На «Норт Кэролайн» творился сущий ад. Корабль шел через открытые врата преисподней. Последние полчаса вокруг корабля падало ощутимо меньше тяжёлых снарядов, но точность огня русских не снизилась. Зато к обстрелу подключился тяжелый крейсер и несколько эсминцев.

Снаряды среднего калибра не пробивали броню, но они крушили небронированные оконечности, надстройки, выбивали посты и малокалиберную артиллерию. Носовой директор разбит, кормовой стабильно показывает дистанцию в шесть кабельтовых, хотя противник на горизонте. Радары от сотрясений вышли из строя. В трюмах вода. Тяжелый снаряд ударил в основание второй трубы, разрушил дымоходы, рикошетом скользнул по главной палубе и взорвался от удара о противоположный борт. Из-за повреждений дымоходов и разбалансированной автоматики пришлось на время снизить давление в котлах.

— У русских не лучше, — лицо кэптена Френка Томаса перекосило гримасой.

— «Теннесси» отворачивает, — голос молодого унтера сорвался на тонкий свист.

— Сигнальте, радируйте на «Калифорнию», чтоб догоняли, — командующий эскадрой не терял присутствие духа.

Хотя ситуация тяжелая. Не надо быть семи пядей во лбу чтоб понять, чем грозит потеря строя и разрыв в дистанции.

— Они и так выжимают из котлов все что могут. На лаге 20 узлов, — слова командира «Норт Кэролайн» Томаса звучали приговором.

— Есть идеи? — Буффало Билл наклонил голову обращаясь к своим штабным.

Хэлси недаром получил это прозвище. Чертовски упрямый, энергичный и не дурак подраться. Сейчас ему требовалось решение как выкрутиться из передряги куда сам же и влез.

— Первым «Босфор». Одну башню ему точно сковырнули, видите: чередуются двухорудийные залпы.

— Продолжай сынок.

— Поворот оверштаг и наваливаемся на второй линкор. Быстро бьем его вместе с «Калифорнией».

— Разворот, — Хэлси задумчиво поскреб шею. — Стоит попробовать. Готовьте приказы.

В голове упрямого адмирала вырисовывался план.

Очередной полный залп лег за кормой «Босфора». Второй корабль линии тоже вышел из месива всплесков. Американцы скорректировали углы наведения, вновь пошли накрытия, однако все больше снарядов ложилось перелетом.

— Увеличили ход и сокращают дистанцию. Кому-то там очень не терпится нас добить.

— Садятся нам на голову, — сообразил начальник штаба.

Многим в головы вдруг пришли мысли о схемах бронирования, диаграммах и таблицах бронепробития. В воздухе повис один вопрос: а выдержит ли броня? Новые американские линкоры рассчитывались на бой в условиях хорошей видимости на дальней дистанции. Великолепное горизонтальное бронирование компенсировалось, увы, не слишком толстыми и высокими поясами. Нельзя во всем быть сильным, особенно в жестких рамках ограничений водоизмещения.

Флагманский линкор русских перенес огонь на «Норт Кэролайн». Уже вторым залпом снаряд прошил тонкую взводную палубу, прошел над кормовым траверзом и ударил в барбет башни. Броня устояла, но все понимали, долго так везти не будет.

— Поворот «Все вдруг», — решился адмирал.

Хэлси прекрасно видел, у противника преимущество в скорости. Старушка «Калифорния» никогда не отличалась резвостью, а сейчас банально тормозит эскадру. Это если не считать державшийся по левому борту горящий скаутским костром «Теннесси».

Маневр русских понятен, оба линкора ведут огонь по «Норт Кэролайн», скоро «Калифорния» не сможет задействовать кормовые башни, курсовой угол неумолимо уменьшается.

В рубке «Моонзунда» вовремя заметили маневр американцев. За эти минуты дистанция еще больше сократилась. Русские линкоры накатывались на противника стальной неумолимой лавиной. Они шли как два огнедышащих дракона, или ангела смерти, прекрасные и ужасные в своей сокрушающей мощи.

— Сообщение с «Босфора», — молодой безусый мичман чуть заикался. — Попадание в башню. Вышла из строя левая пара орудий.

— Первая, или вторая?

— Если Евгений Александрович счел нужным нам сообщить, он потерял половину второй башни, — ответствовал командующий эскадрой.

— Два орудия, — нахмурился начальник штаба.

Разговор прервал рапорт с верхотуры главного директора. Замечены две вспышки на корме вражеского флагмана. Впрочем, из рубки и так прекрасно видели взрывы в районе башни американца. Через минуту «Норт Кэролайн» ответила полным залпом. Повреждения не сказались на огневой мощи линкора.

— Попробуем торпедную атаку? — предложил контр-адмирал Эссен. — Солнце низко. Скоро стемнеет.

— Не получится, — Гейден покачал головой. — Отобьются.

Рядом и за американскими линкорами маячат крейсера и эсминцы. По всему, свора у противника не меньше, чем у русских. Особые опасения у вице-адмирала вызывала державшаяся на особь пара пятибашенных крейсеров. Все циркуляры по флотам требовали не ввязываться с «Бруклинами» в бой на ближней дистанции. Неизвестно, какие решения американские корабелы втиснули в башни, но скорострельность установок этих кораблей потрясающая. Недаром эту серию кличут «шестидюймовыми пулеметами».

Еще полчаса обмена тумаками. Американцы восстановили разрыв в линии, бой шел пара на пару. При этом американцы отступали. Атмосфера в рубке наэлектризовалась. Чудовищное напряжение. Весы Фортуны пока балансировали в равновесном положении. Ни одна из сторон не имела преимущества.

Наконец, вице-адмирал Гейден распорядился отвернуть на курс отхода. Отрываясь от противника артиллеристы «Моонзунда» умудрились накрыть двумя залпами горящий и осевший с креном «Теннесси». Очень удачно, стоит сказать. Уже после войны, разбирая трофейные документы русская разведка нашла судовой журнал «Теннесси». Вахтенный офицер зафиксировал попадание русского снаряда с пробитием палубы и взрыв во втором котельном отделении.

Над океаном сгустилась ночь. Два русских бронированных динозавра уходили курсом норд-вест. Противника не наблюдается. Два больших эсминца в арьергарде ощупывают океан и небо лучами радиодальномеров.

Сейчас, когда горячка боя спала, люди на кораблях работают, не щадя себя. Аварийные партии заделывают пробоины, меняют разбитые приборы. Гальванеры с красными глазами ковыряются в нервах проводов автоматики и систем управления. В лазаретах сущий ад. Когда в стальных стенах рвутся снаряды калибром шестнадцать и четырнадцать дюймов, врачам приходится буквально по косточкам собирать тела.

Командир «Моонзунда» и вице-адмирал поздно ночью спустились в лазарет. Судовой врач даже не почтил их вниманием. Все понятно, человек в окровавленном халате со скальпелем и щипцами склонился над телом на столе. Молодой матрос стонал несмотря на наркотический сон. Два зазубренных осколка в ноге и кровопотеря.

В очереди еще больше двух дюжин тех, кого надо оперировать первыми. Не считаем легкораненых и тех несчастных, кого на сортировке определили в последнюю очередь. Им очень повезет если дотянут до того момента, когда врачи отработают тех, кого точно можно спасти. Неумолимая логика войны, жестокая циничная правда жизни — спасают тех, у кого есть шанс.

Корабельный священник тоже не спал. Отец Михаил посчитал, что его место ныне в лазарете. Он принимал исповеди у умирающих, молился с ними, соборовал, благословлял и поддерживал тех, кто, стиснув зубы от боли, с бледными лицами без кровиночки ждал своей очереди на хирургический стол. При этом отец Михаил еще успевал помогать фельдшерам и санитарам, не боялся испачкать ризы кровью, перетаскивая раненных.

— Мы всех троих отмутузили, так? — после обхода Георгий Гейден спустился к своим штабным специалистам.

Никто не спал, офицеры сводили рапорты, личные наблюдения, считали с кем они сегодня дрались, и прикидывали, с какими повреждениями ушли янки.

— Шторм сместился на зюйд. К утру небо должно расчиститься.

— Где у нас «Варяг» болтается? — барон Эссен довольно потер подбородок.

Эскадра адмирала Хэлси уходила. Как и на русском флагмане в салоне «Норт Кэролайн» в пепельницах громоздились горы окурков, на столах огромные кружки кофе. Кэптен Майлз Браунинг со своей командой работали как проклятые. По всему выходило, они днем сильно повредили один русский линкор. Характерный силуэт «Босфора» с двумя огромными башнями перед рубкой ни с чем не спутать, подобная схема размещения главного калибра только у французов, но «Ришелье» и «Жан Бар» определенно на Атлантике. А вот «Босфор» примелькался.

Зато второй капитальный корабль «Моонзунд» явно серьезных повреждений не получил. Оставался вопрос: сколько снарядов у русских в погребах? Однако, американцы тоже высадили больше половины боекомплекта.

— Не будем зря рисковать, — Билл Хэлси положил руку на плечо своего начальника штаба. — Вы хорошо поработали, парни.

— Можно отделить «Теннесси». На пару с «Калифорнией» вернемся и добьем русских.

— Майлз, они сами нас добьют. У нас под третьей башней до сих пор не откачали погреба. Во второй работают два орудия. «Калифорния» боеспособна ограниченно.

На утро на эскадру вышли торпедоносцы. Русские «Поморники» легко прорвались через завесу эскортных эсминцев и атаковали несчастный «Теннесси». Линкор почти не сопротивлялся. Зенитная артиллерия выбита во вчерашнем бою. Русские разошлись веером и сбросили торпеды. Четыре восемнадцатидюймовых «угря» нашли свою цель. После того как осели фонтаны взрывов, многострадальный линкор сильно осел на борт. Аварийные команды уже не справлялись с многочисленными затоплениями. Скорость хода упала до семи узлов. После того как с корабля сняли команду он быстро опрокинулся и ушел на дно.

«Босфор» в сопровождении четверки эсминцев днем соединился с конвоем. Моряки транспортов только качали головами глядя на избитый снарядами, но непобежденный линкор. Борта испещрены отметинами осколков и снарядов, зияют рваные пробоины, два орудия верхней башни недвижно торчат растопыренными пальцами. Вторая труба разорвана снизу доверху. Директор скособочен. Надстройки несут следы пожаров. Но за кормой гордо развевается Андреевский флаг. Корабль держит ход, хотя и сидит глубже, чем положено.

К тому времени когда конвой дошел до Владивостока, на судоверфи освободили большой док. Увы, «Босфор» надолго встал в ремонт. Впрочем, «Моонзунд» тоже до весны застрял у стенки судоремонтного завода. После знаменитого боя, Тихоокеанский флот прикрывал свои растянутые коммуникации только авианосцами и крейсерами. Да еще могучий старик «Бархэм» напрягал турбины сопровождая большие конвои.

Глава 35 Америка

24 декабря 1942.

Рождество праздник семейный. Все перед этим замечательным днем закрывают дела, отпускают работников пораньше, делают подарки и разъезжаются по домам. В рождественский сочельник в печи уже томится индейка или гусь, стол накрыт, дом украшен хвойными ветками. Прекрасное завершение года.

Джон Рокфеллер-младший мог бы задержаться в офисе, дела никогда не заканчиваются, они всегда требуют внимания и личного контроля. Увы, даже старый трудоголик иногда берет себе пару дней отдохнуть. Как и в прошлые годы семейное торжество готовится на загородной вилле. Дети уже собрались, слуги готовят праздник, все ждут главу семьи.

Бронированный мощный «Кадиллак» медленно пробивался через городские заторы. Водитель не рисковал зря, нервных и лихих Рокфеллеры не держали. Сам Джон спокойно читал газеты на заднем сиденье, сразу делал на полях пометки. Глава медиахолдинга иногда отслеживал в какую сторону его лихие борзописцы закручивают общественное мнение. В отличие от личных водителей, журналисты наоборот отличались полностью атрофированными тормозами и тем, что принято называть совестью.

За городом машина вырывается на простор. На широком хайвее можно дать газу. «Кадиллак» как породистая лошадь проносится мимо заправок, городков и деревенек. Мощное породистое авто буквально пожирает мили до фамильной виллы «Кайкит» в Покантико-Хилс.

— Сэм.

— Да, мистер Рокфеллер?

— Нет, ничего. — Джон добродушно улыбнулся и покачал головой.

Он хотел было попросить водителя сбавить скорость, однако привлекшая внимание сельская пастораль уже осталась за кормой машины. Ничего, этот пейзаж никуда не денется, полюбоваться им можно будет послезавтра, или через неделю. В отличие от биржевых курсов он неизменен.

— Все хорошо, Сэм. Сегодня машина больше не потребуется. Ставь в гараж и можешь отдохнуть. Всех работников ждет маленький сюрприз.

— Спасибо, мистер Рокфеллер. Рад работать на вас.

Сказано абсолютно искренне. Своих людей миллиардер не обижал. Так его личные водители зарабатывали весьма неплохо для профессии. Слугам и секретарям полагалась скрытая надбавка за верность. Разумеется, это касалось только постоянного персонала.

Вот и знакомый поворот. «Кадиллак» притормаживает и уходит с хайвея на местную дорогу. Асфальт великолепный, за дорогой следят, однако повороты не дают разогнаться. Бронированное авто не гоночный кар, оно величало плывет над дорогой как большой корабль.

После очередного изгиба трассы Сэм резко вдавливает тормоз в пол. Пассажира бросает вперед, человек успевает упереться локтем в пуленепробиваемую перегородку. Водитель все правильно сделал. Ярдах в двухстах впереди на дорогу выбрался трактор. Некий фермер даже не смотрел по сторонам, он остановил трактор с тележкой посередине шоссе, перегородив обе полосы и спрыгнул из кабины на асфальт.

Тяжелый «Кадиллак» тормозил всеми четырьмя колесами под визг покрышек и дисков. Водитель обеими руками удерживал руль. На маневр и реакцию времени нет.

— Сэм, уходи в кювет! — звериное чутье, врожденный инстинкт сработали.

Джон хотел было перескочить на переднее сиденье, но чертова перегородка не опускалась. Проклятые меры безопасности, проклят тот инженер, что предложил и обосновал такое решение. Опустить бронестекло может только водитель, у него специальная кнопка на панели.

Машина остановилась ярдах в полу-ста от трактора. Водитель сразу переключился на заднюю, но тронуться не успел. Джон поднял голову, повернулся к переговорным щелям и застыл. Глаза миллиардера широко раскрылись.

Человек у трактора положил себе на плечо какую-то трубу с рукоятками и щитком. Из-за трактора выбежал второй фермер. Вспышка, выхлоп дыма. Маленькая точка понеслась к «Кадиллаку». Через считанные секунды ракета ударила в лобовое стекло.

Герхард проделал все четко, как неоднократно просчитывали и отрабатывали с камрадами. Михаэль передал по рации сообщение и выехал на дорогу, как только мимо него прошел бронированный лимузин мишени.

Герхард с Фиделем стартовали по команде. Вот он! Красивая дорогая машина приближается. Герхард невольно стиснул зубы, представил себе, что будет, если они неправильно рассчитали дистанцию. Но это тоже решение, старый солдат готов отскочить в сторону, а добивать машину после аварии даже проще.

— Пошли! — Герхард Эйслер первым спрыгнул с подножки и поправил шляпу. Американцы делают хорошие машины. Лимузин явно успевает затормозить хоть его и бросает из стороны в сторону, машина идет юзом.

— Фидель! Давай! Готовность!

Базука уже заряжена. Поднять ее, совместить прорезь прицела с мишенью и нажать спуск. Помощник рядом со второй ракетой в руках, он вовремя приседает и закрывает голову. Выстрел. Все четко. Ракета летит точно в цель!

— Заряжай!!!

«Кадиллак» вздрагивает от взрыва. Почти сразу в бок ему влетает второй реактивный снаряд. Взрыв ракеты слабый, тусклая вспышка, но немцы хорошо представляют себе, что сейчас творит с салоном машины кумулятивная струя.

— Есть, команданте! — помощник выверенными движениями, отжимает защелку, вкладывает ракету и вновь опустил защелку. Надо надеяться, правильно, чтоб попала в вырез в стабилизаторе.

— Предохранитель!

— Есть!

— Падай!

Герхард делает второй выстрел. Все как запланировано, все как рассчитали заранее, чтоб без осечек.

Бедный Сэм умер мгновенно, его грудь пронзила струя жидкого металла. Джон успел упасть на сиденье и взяться за ручку двери. Он чувствовал, как ногу обожгло огнем, слышал, как со звоном рассыпалось бронестекло перегородки.

В этот момент пассажирскую дверь прожгла вторая ракета. Кумулятивная струя пролетела через весь салон и расплескалась о броню второй дверцы. Попавшееся на пути тело струя и не заметила.

Внутри лимузина пламя. Третья ракета бьет в капот, прицел взял низковато. Дело сделано. Труба базуки летит в тракторную тележку. Герхард поворачивается к Фиделю и опускает руку в карман.

— Молодец!

— Мы его достали, мистер? — лицо мексиканца расплывается в белозубой улыбке.

За спиной на дороге грохочет еще один взрыв. Курт все делает четко. По две ракеты на базуку.

— Достали, — Герхард левой рукой поправляет шляпу.

Чтоб выхватить дамский пистолет уходит меньше секунды. Почти в упор промахнуться невозможно. Фидель смотрит с обидой и укоризной во взгляде. Он пытается поднять руки, но отлетает и падает на спину. Герхард подходит к телу помощника и добивает двумя выстрелами в голову. Пистолет в карман. Побежали. Нет, не к лимузину, по грунтовке к посадке и вдоль нее. Три резких хлопка, затем еще один — Курт выдал окончательный расчет своему второму номеру.

Михаэль успел развернуть машину и сидел за рулем со скучающим видом.

— Свидетели? Посторонние? — выдохнул Герхард запрыгивая в машину.

Следом за ним на заднее сиденье забрался Курт.

— Чисто, командир, — Михаэль выжал сцепление и включил скорость.

— Не спеши. Мы простые путешественники.

За спиной на шоссе вовсю пылал «Кадиллак» с двумя телами в салоне. Как и рассчитывали заранее, Курт целил в бензобак, но дважды попал выше. Что ж мишени и этого хватило.

Миль через двадцать старый неприметный «Форд» свернул на проселок. В укромной низине между холмами камрады избавились от оружия, сменили одежду. Все лишнее забросили в кусты. Увы, топить в реке не получается, но это допустимый прокол. Когда оружие найдут, а его обязательно найдут, все равно никто не сможет установить его происхождение. Пистолеты из «Безналоговой партии», безродный специфичный продукт эпохи «сухого закона». На брошенных базуках номера старательно спилены.

— Впереди дорога, камрады, — изрек Герхард. — Куда едем?

— Первый пункт, как ты и обещал. Дальше решим.

— Разумеется, Курт. Я надеюсь, наш заказчик сдержит свое слово.

В том, что так и будет Герхард был уверен на все сто. Заказ такого уровня подразумевает честное исполнение. Тем более Герхард при последней встрече с Чезаре прозрачно намекнул, что оставляет за собой некоторые гарантии, послание для полиции, если вдруг что-то завершится не так. Кажется глупым, но так даже лучше. С такими людьми лучше выглядеть слишком хитрым, чем умным. Меньше риска.

Все прошло как надо. Городок маленький и старый, он помнил еще Войну за Независимость. С тех пор совершенно не изменился. Этот городок был самым узким местом плана Герхарда, к сожалению, оставить его в стороне от маршрута не получалось. Обязательные предварительные договоренности и отсутствие связи с посредником, чтоб он в заднице утонул!

Благо, приезжать раньше времени и задерживаться дольше необходимого трое камрадов не планировали. Всему свое время.

Неприметный «Форд» остановился за перекрестком у магазина, один из пассажиров вышел и махнул водителю на прощанье. Погода омерзительная, сыро, на тротуаре каша мокрого снега. Герхард поправил шарф, инстинктивно втянул голову в плечи и засунул руки в карманы пальто. Редкие прохожие спешили по своим делам, на крыльце магазина сидел помятого вида заросший индивид в драном свитере. Герхард бросил монетку в кружку перед нищим и отвернулся, не задерживаясь ни на минуту быстро зашагал по улице.

У следующего перекрестка человек свернул к зданию с яркой вывеской. Встреча в кафе или ресторане несет свои риски, без этого никак. Эйслера убедили, что все под контролем. Оставалось только довериться и надеяться, что заказчика и посредника не потянуло на глупости. Был конечно второй вариант связи, но опять со своими нюансами и рисками.

На крыльце немец обернулся, на парковке стоял тот самый «Форд». За окнами машины ничего не видно, ранние зимние сумерки, но можно быть уверенным — камрады следят за обстановкой, оружие наготове. Мотор работает, дворники лениво сметают снег и воду со стекла.

До акции Герхард с Михаэлем заранее успели проехаться по городку, разведать район, изучить пути отхода. Ничего личного, чистой воды предусмотрительность, благодаря которой Герхард Эйслер искренне надеялся дожить до преклонных лет и скопить на достойную старость.

Заведение из приличных, это выяснили заранее. Метрдотель на входе поприветствовал посетителя.

— Добрый день, столик на втором этаже, меня должен ждать партнер.

— Проходите, лестница справа. Меню подадут в зале.

Четыре часа дня. Посетителей пока мало. Герхард сразу заметил бежевую шляпу на стойке рядом со столиком. Что характерно, соседний столик пуст. А вот нужный человек спокойно сидит вполоборота к двери.

— Добрый день, не помешаю?

— Рад. Будете ужинать? — губы Чезаре тронула тонкая дежурная улыбка.

— Только легкий перекус.

Герхард повернулся к официанту. Тот уже ждал наготове, аккуратно положил меню перед клиентом. Заказ ужина не занял много времени. Только тыкнуть пальцем в нужные строчки — стандартные бургер, салат и содовая.

— Поздравляю с успехом, — стоило официанту удалиться, Чезаре ловко подвинул чемоданчик под столом. — Все честно. Полный расчет.

— С вами приятно работать.

— Не могу сказать это о вас.

— Так даже лучше, — уголки глаз немца лучились весельем.

— Уезжаете из страны?

— Возможно.

— Меня просили передать, что могут предоставить вам безопасный коридор. Это бонус за замечательно проделанную работу.

— Сколько у меня времени на раздумья и куда предлагают эвакуироваться?

— Пять минут. Заказчик предлагает эвакуацию через Канаду на Аляску. Вас проводят до оккупированной территории. Дальнейший маршрут не гарантирован.

— Солидно, — Герхард напустил на себя маску серьезности. На самом деле он с камрадами все уже решил. Предложенный Чезаре вариант казалось-бы приоткрывал тайну принадлежности Заказчика, но это явно ложный след, уловка. Хотя, все может быть. Об интересе, участии этого Игрока Эйслер даже не задумывался.

— Нет. Спасибо, мистер Чезаре. Передайте от меня благодарность, но нет.

— Я так и думал. Вы меня не разочаровали.

Чезаре нехотя ковырял вилкой в тарелке и глотками тянул напиток. Можно было дать руку на отсечение, в стакане ни капли алкоголя. После того как Герхарду принесли заказ, посредник бросил взгляд в окно.

— В городе все спокойно. В полицейской ориентировке вас нет. По моим сведениям, на ваш след пока не сели. Рекомендую ближайший год лучше не светиться, старые связи не поднимать. А там всем уже будет не до вас.

— Спасибо за совет.

После этих слов немец запустил зубы в большой аппетитный бургер. Стоит отдать должное местной кухне, рассчитано на настоящих мужчин, не чурающихся работы. Обильно, сытно и вкусно, все как надо.

Ресторанчик Чезаре и Герхард покинули вместе. Только посредник сразу сел в машину, а немец перешел улицу.

— Все удачно?

— Поехали, камрады, — Герхард тряхнул чемоданчиком.

— Пересчитаем в тихом спокойном месте, — оскалился Курт.

— Не думаю, что нас обманули. Меня больше беспокоит где мы будем сегодня ночевать.

Впереди трех товарищей ждала долгая дорога через всю страну до мексиканской границы. Как минимум один раз желательно поменять машину. Тысячи миль пути и готовые сорваться с цепей гончие за спиной.

— Твой Чезаре сказал дельную вещь, — заметил Михаэль, когда Герхард пересказал камрадам разговор. — Я сразу не подумал. Но если мы не спешим, на Аляске для нас безопасно, можем поработать лесорубами в глуши, пока война не закончится.

— Я думал над этим вариантом. Он слишком предсказуем. Чезаре только подтвердил, что нам там делать нечего.

Оглавление

Глава 1 Тринидад

Глава 2 Аляска

Глава 3 Урал

Глава 4 Балтика

Глава 5 Санкт-Петербург

Глава 6 Аляска

Глава 7 Гваделупа

Глава 8 Атлантика

Глава 9 Санкт-Петербург

Глава 10 Тихий океан

Глава 11 Панама

Глава 12 Аляска

Глава 13 Гваделупа

Глава 14 Карибское море

Глава 15 Аляска

Глава 16 Карибское море

Глава 17 Санкт-Петербург

Глава 18 Аляска

Глава 19 Казань

Глава 20 Аляска

Глава 21 Гваделупа

Глава 22 Аляска

Глава 23 Южный океан

Глава 24 Санкт-Петербург

Глава 25 Тринидад

Глава 26 Америка

Глава 27 Гваделупа

Глава 28 Багамские острова

Глава 29 Америка

Глава 30 Тринидад

Глава 31 Балтика

Глава 32 Алеуты

Глава 33 Хайфа

Глава 34 Алеуты

Глава 35 Америка

Пожертвовать