Рысюхин, помните свои шестнадцать? [Котус] (fb2) читать онлайн

Рысюхин, помните свои шестнадцать?

Глава 1

Сидевшая напротив девушка могла бы считаться красивой, но какое-то слишком хищное лицо, как черты его, так и выражение, портили впечатление. И причёска довольно странная, волосы выглядят жёсткими, как перья. Я почему-то видел только её лицо и плечи, при этом девушка пела:

— Я играла на гитаре, не жалея педикюра, и как фея…

— Педикюр⁈ Но это же на ногах! При чём тут гитара? — подумал я, однако, наверное, сделал это вслух, поскольку певица меня услышала.

— Конечно! Я же гарпия, у меня вместо рук — крылья! Чем мне ещё играть, как не ногами⁈

И точно — гарпия, как я мог забыть или не заметить? И не причёска там, а на самом деле перья, и крылья — красивые, разноцветные, коричневые, и зелёные, и красные, но без попугайской пестроты.

— Интересно, — пришла в голову новая мысль, — если вместо рук — ноги, то не означает ли это, что у кого-то просто руки из жо…

— Хам! — Каркнула девушка и взмахнула крылом, пытаясь ударить меня по лицу.

«Опять вслух!» — подумал я, резко отшатнулся и проснулся, едва не свалившись с дивана и ударившись головой о стенку.

Мерно стучат колёса, в «спальном пенале» темно и не слышно ничего, кроме ритмичного и убаюкивающего «тудух-тудух», которое приходит с вибрацией пола. Осторожно, чтобы не удариться головой о словно специально для этого повешенную полочку, сел на край дивана и нащупал в кармане висящего на крючке халата мобилет. Три часа ночи! Спать, спать! Только схожу, воды попью, а то в горле пересохло. Приснится же такое! Что за песня, которая казалась знакомой, даже вроде как слова знал — там, во сне, что за «гарпия», откуда это? Не иначе, опять, как в самом начале, от деда обрывки его мыслей и воспоминаний прорываются, причудливо переплетаясь.

Купе в этот раз досталось из тех, что только формально относятся к первому классу: крохотная гостиная-столовая и два спальных пенала, что чуть шире установленных там лежанок. В одном купе ехали мои жёны, во втором, как обычно, я и их багаж. Но даже и для такого вагона при покупке билета пришлось в кои-то веки использовать свой статус флигель-адъютанта, чтобы выкупить четыре места на троих и не допустить подселения соседа, очень уж много почему-то оказалось желающих попасть в столицу в середине мая. Сказал, даже не соврав, что буду везти с собой секретные документы, с которыми планирую в дороге поработать. И, да — я имею право присваивать документам гриф ограничения доступа, который имеет законную силу! Только записать его нужно в специальный журнал строгой отчётности. Ну, я для солидности и сохранности и пропечатал альбом с изображениями и характеристиками нового миномёта и его боеприпасов штампиком «Секретно». Решил, что этого хватит, «Совершенно секретно» здесь будет избыточно. И дед меня в этом поддержал, заявил, что этот гриф присваивается только после принятия образца на вооружение.

За окном, в которое я глянул машинально, не было ничего интересного. Точнее, там вообще ничего не было видно, даже если свет в купе не включать. Судя по расписанию, мы сейчас где-то между Псковом и столицей, куда приедем около семи утра, тут и днём-то смотреть не на что, пусть местные не обижаются, если меня услышат. Попив воды, ушёл обратно в свою каморку, но дверь в среднюю комнату закрывать не стал — смысла нет, без соседа еду, зато так воздуха больше. А то лежишь, как бутылка в ящике. Закрепил её, дверь, а не бутылку, в открытом положении, чтобы не стучала из-за вагонной качки и лёг обратно. Но сон не шёл. Сначала подумал: интересно бы узнать, что там за песню пела та гарпия, как она должна звучать в оригинале? Дед, как на зло, затих и не подаёт признаков присутствия, словно тоже сон имитирует. Чуть меньше интересовало — кто такая или что такое «гарпия»? Там, во сне, я и это тоже знал откуда-то.

Потом мысль перескочила на тот десяток пластинок, что я везу с собой. Да, их успели и записать, и передать мне заранее заказанные экземпляры, но буквально в последний момент, их даже со станции в Смолевичах не вывозили: одним поездом привезли, а уже следующим я их увёз. Даже не было возможности послушать и оценить, как там получилось. Одно могу сказать: всё вышло так, как и говорил дед, ссылаясь на какие-то «законы Мэрфи». Тут оказались выполнены как минимум два: «Любая работа занимает больше времени, чем вы рассчитываете» и «Добавив две недели к сроку на непредвиденные задержки добавьте ещё две на их непредвиденность». Не в буквальном смысле, конечно: две задержки по две недели заставили бы ждать пластинку до середины июня, а по сути. Даже пресс для печати пластинок сломался! Благо, там просто прокладку в гидроцилиндре выбило, и мастер-шаблон не пострадал, но двое суток к ожиданию, пока станок разбирали, чинили, собирали и отмывали, а потом заново налаживали, это добавило. Причём, как уверяли специалисты, нам крупно повезло, что удалось сделать всё так быстро, обычно пришлось бы ждать неделю. Потом неожиданно закончилась какая-то добавка в материал для пластинок, которой нужно-то стакан на бочку, но без неё — никак. Причём по документам ещё должно было оставаться два бочонка, но один оказался пустой, во втором — что-то другое. Я даже не пытался вникать в тонкости, главное, что первые восемь тысяч уже напечатали, и я затребовал десять штук из них, сразу сказав, что повезу ко Двору Государя Императора в подарок. Итог — уже рассказывал, доставили предпоследним возможным рейсом, последний — это тот поезд, на котором я еду. Причём в продажу пластинки пойдёт минимум через неделю: вроде как для старта продаж нужно заготовить не меньше десяти тысяч штук, чтобы не было перебоев в процессе. Потом пока их доставят до магазинов, а затем ещё пока развезут по Империи, где-нибудь за Уралом продажи начнутся, пожалуй, недели через две-три.

Что ещё за этот месяц произошло особенного? Его высокородие господина Мурлыкина и Ириску поздравляли с Днями рождения по мобилету, потом я, когда летал в лабораторию к «дядям», забросил гостинцы одним рейсом. Нашу Вась-Вась поздравлять будем прямо из дворца, подарок опять же придётся передавать задним числом, это куда лучше и уместнее, чем передавать его через кого-то третьего. Родные люди всё-таки, так что — только лично или через другого родственника.

Катюшу, по ряду причин, решили отлучать от груди, в том числе и для того, чтобы проще было после бала ехать в Викентьевку.

Кстати, насчёт Викентьевки. Пришлось туда лететь, причём дважды. Первый раз — делал ставшую уже своего рода семейным знаком «футуристическую» кухню в новом доме. Часть оборудования уже имелась, часть закупили к моему приезду, но кое-что пришлось изготавливать из базовых элементов: труб, листов и прочего тому подобного. Да и купленное тоже переделывать, куда же без этого. Возился три полных дня, плюс несколько часов в день прилёта. Казалось бы, уже не раз делал, что там такого — три шкафчика, две панели? Ага, как же! Кухня довольно большая, и делаю для себя, больше того — для своих любимых девочек! Два разделочных стола, один для сырых мяса и рыбы, второй для всего остального, две мойки — для продуктов и для посуды, сервировочный стол. Варочная поверхность, широкая, с учётом замечаний по опыту использования ранее сделанных и с отдельным местом для томления. Духовой шкаф, маленькая коптильня, дым из которой сразу вытягивается на улицу, два холодильных шкафа, которые делал не с нуля, но встраивал в общую стенку. Просто шкафчики. Да, не всё, далеко не всё, делал я, но за всем следил и всё контролировал. Пока следил — со скуки сделал кое-что, что мне, чувствую, ещё аукнется. А именно — изготовил из остатков стекла три разделочные доски, такие же «бронированные», как варочная поверхность и такие же чёрные и чувствительностью к температуре, гладкие с одной стороны и шершавые с другой. И, поскольку на стройке оставлять не хотел — принёс в дом Влада, где гостил. Труда, дохаживающая последние дни перед родами, увидела и… И всё. Понравились. Мало того, что забрала себе, наплевав на всю социальную дистанцию, так ещё и жёнам моим рассказала, в подробностях. Чую, придётся делать «такие же, но лучше» для домов в Викентеьвке, в Дубовом Логе, а ещё для всей родни и некоторых соседей, как минимум — для тех, у кого они будут «в стиле кухни». Только оттенок надо чуть-чуть поменять, чтобы не сливались с поверхностью стола.

А вот второй полёт был куда интереснее — летали вдвоём с Ульяной, которая не слишком любила полёты, но охота, как говорится, пуще неволи. Зато полтора часа туда, полтора — назад и час там, в итоге уложились в интервал между кормлениями. Ну, или почти уложились. Для чего? Чтобы лично, своими глазами посмотреть, своими руками пощупать состояние отделочных работ в доме и лично дать указание: что, как, в какой цветовой гамме делать дальше и какую мебель завозить. Даже как эту мебель расставить: жёнам понравилась предложенная через меня дедом «игра» с нарисованными в масштабе планами помещений и вырезанными в том же масштабе моделями мебели. Спорили, обсуждали, двигали, фотографировали на мобилет понравившиеся варианты. Правда, пришлось пару раз пресекать попытки «жульничества», в виде поползновений к тому, чтоб подогнуть или подрезать краешек «чуть-чуть не влезающего» шкафа. Вот вроде умные люди, должны понимать, что настоящий шкаф или диван не подогнёшь и не подрежешь, но увлёкшись процессом… чудили порой, так скажем. Единственное, что фотографии с мобилета на бумагу напечатать никак нельзя было, только переслать на другой такой же, армейского образца. Так что пришлось перерисовывать понравившийся вариант с экрана на бумагу вручную.

Даже хорошо, что время поджимало: Ульяна больше сорока минут выбирала оттенок обоев на одной стене в одной комнате. Потом наладилась было потратить минимум столько же на выбор занавески, но напоминание о том, что через четверть часа мы в любом случае едем к дельталёту, даже если ничего больше она не успеет подобрать вообще ничего сделало чудо: этих пятнадцати минут хватило на всё. Ладно, не пятнадцати — помните, говорил, что «почти уложились»? Но в полчаса уложилась с небольшим запасом.

А вот Влада на месте не было: он увёз жену в больницу, в Осиповичи. Да, не барон, вызывать бригаду на дом ему не по чину. Попытаться выпендриться, конечно, можно — но не факт, что получится, да и репутацию создаст неоднозначную. Поскольку ехать было около часа даже по новой дороге и на хорошем автомобиле, а будущий отец со своей «импортной» супруги пылинки не сдувал только потому, что она всерьёз восприняла свой статус «хускарла» моей дружины и отрабатывала роль с полной самоотдачей, пока только могла — то есть, пока в доспех помещалась. Да-да, она себе сама сплела кольчугу! При том, что это всегда считалось мужской работой, но она оказалась упёртой настолько, что даже брата своего переплюнула. Вообще контраст между внешностью нежной куколки с огромными глазами, что после того, как признаки длительного недоедания ушли, стали казаться уже не такими большими, и характером был поразительный. Она и магию изучала с боевым уклоном, что на её уровне владения вообще сложно! Ну, главное, что муж её именно такой обожал, да и она Владу отвечала взаимностью и уважением, именую «мой тан», отчего тот просто млел. Но не будем лезть в чужие ролевые игры, это дело их двоих. К моменту нашего отлёта Труда лежала в палате и вроде бы никуда не торопилась, причину тревоги врачи обозвали «ложными схватками». Но обратно Влад её не повёз, чтобы зря не трясти, и врачи пошли навстречу (не бесплатно, разумеется), ибо срок уже вроде как подошёл. Будущий отец не знал, куда деваться: сидеть возле своей супруги или ехать домой, пытаться отвлечься от переживаний в делах. Трудно что-то советовать в такой ситуации, но я на его месте снял бы номер в гостинице неподалёку от больницы, поскольку как от работника толку от него не было бы.

Наследник у моего управляющего и если не друга, то как минимум близкого приятеля, родился на следующий день. При этом процесс был долгий и сложный — миниатюрность будущей мамы тут сыграла против неё, но после подключения к делу целителя пошёл быстрее и легче. Ну, а простые врачи не раз похвалили Влада за то, что привёз жену в больницу заранее. Поздравил и дал ещё три выходных: меньше никак, там дядя новорождённого уже две недели готовился к тому, чтобы «отпраздновать как следует» и даже отпуск специально к нужной дате погадал, всего на три дня ошибившись. А отмечать у них не просто есть чем, там запасов хватит все Осиповичи, без различия пола и возраста, если не напоить, то как минимум угостить раза по три.

Корабль я тоже не доделал. Да, успел собрать каркас корпуса, приварить к нему обшивку и поставить ходовые моторы со всеми механизмами, а также поставить внутренние переборки, в первую очередь те, что являлись стенками будущего трюма. Предстояло ещё настелить палубу, поставить надстройку, выполнить внутреннюю отделку и разместить все механизмы, но это уже по большей части без меня, там работа преимущественно с деревом. Но нанять мастеров пришлось мне — раз уж я вхожу в артель с судном в качестве пая, то оно должно быть полностью моим.

Да, с двигателями я разобрался в Могилёве не быстро, а очень быстро. Только начал рассказывать о своей ситуации в портовых мастерских, как местный управляющий вежливо меня остановил, и спросил только три цифры: мощность моторов, водоизмещение судна и расстояние от мотора до задней стенки корпуса, опять забыл, как она называется на корабельном языке. Нет, вру, пять: ещё проектную осадку судна, минимальную и максимальную. Зато сказал, что помимо передаточного механизма с подключением дейдвудных валов к любому из моторов или к двум сразу и с возможностью реверса любого винта или, опять же, обоих. Плюс предложили сделать «правильные» винты, а когда я с радостью согласился, то спросили ещё диапазон регулировки скорости вращения моторов. Ну, а через неделю прислали не только все детали, но и специалиста, чтобы всё собрать, подключить и проверить. Прислали в Смолевичи по железной дороге, а оттуда мы забрали своим транспортом, который вызвал уже привычное удивление с переходом в лёгкую (или не очень) зависть.

Да, с моторами я не стал мудрить, вспомнив очередную дедову поговорку о том, что «лучшее — враг хорошего» и поставил такие же, как на вспомогательных механизмах, только мощностью по двадцать пять сил каждый. Если учесть, что на одном промысловике, безымянном, стоял моторчик, имевший по паспорту пятнадцать лошадей, а по факту — двенадцать, очень уж кони там были «уставшие», а на «Буруне» имитацию мотора в восемь сил я заменил сперва пятнадцати, а затем двадцатисильным, то новое судно оказывалось в полтора раза мощнее двух старых вместе взятых.

Я бы и там поменял двигатели на более мощные, но рыбаки не просили. А поскольку одно судно они выкупили полностью, второе — на половину, то сам я без их согласия менять ничего не мог. Ничего, попробуют ходить против течения на новом траулере — и тут же захотят усилить старые.

Ну и, разумеется, установил вооружение на носу как «Буруна», так и безымянного рыболова. Устройство представляло собой то, что на флоте называется тумбовой установкой: жёсткая вертикальная стойка, на ней — шаровой шарнир со струбциной под ложе ружья. Просто, дёшево и сердито. Разве что к вертикальной трубе добавил ещё аж шесть радиально расходящихся мощных подкосов, всё же лягается «Крона» изрядно. На внешнюю переднюю стенку надстройки прикрепил плотно закрывающийся ящик, куда уложил сумку с двадцатью патронами (всё же каждый вместе с гильзой чуть больше половины килограмма весит) и ещё тридцать выстрелов в коробках по пять штук каждая.

И, да, всё правильно — экспедиционное судно назвали «Бурун»! Я, дав время на обсуждение и подбор вариантов, начисто потом об этом забыл, и организация дедом картотеки моей памяти не помогла, просто не пишет он туда вообще всё. Ну, а рыбаки, не видя ни меня, ни моей реакции, приняли решение на свой вкус. Вспоминая наименования некоторых растений и животных с изнанки должен сказать, что это далеко не худший вариант, тем более — полностью цензурный.

Ну, а последним, что я сделал перед отъездом, не считая прощания с детьми и проверки чемоданов — дал официальный старт сезону заготовки икры на Щучьей — весна на нулевой Изнанке в этом году выдалась ранняя. Заготовители, надо сказать, сидели в одноимённом с рекой остроге в ожидании хода рыбы уже дня три — а что ж не посидеть, под куполом-то?

А теперь, вот, еду на бал и гадаю, чем меня на сей раз Его Величество озадачит. Тем временем размышления и воспоминания как-то незаметно съели два часа времени, может, я и задремал ненадолго, незаметно для самого себя, но на часах уже начало шестого и надо вставать — до Царского села осталось меньше двух часов пути.

Глава 2

Тут и дед «проснулся». Я как раз думал, чем заняться ближайшие полчаса, пока проводник не придёт будить меня. Выбор был небогатый: или заранее начать готовить мундир или раньше запланированного времени заняться завтраком, точнее — утренним чаем. Но для чая нужно будить проводника, да и для чистки мундира, если подумать, тоже: ни щёток, ни воды для этого у меня не было. Скорее всего, всё это есть у моих жён, но будить их раньше оговорённого… Нет, я подозреваю, что они и сами вскочат, не дожидаясь проводника, однако одно дело — догадываться, другое — сунуться под горячую руку. А если совсем честно, то мне просто лень куда-то идти, с кем-то о чём-то договариваться. Но если можно убедительно прикрыться заботой — оно и для себя приятнее. Так что я склонялся к третьему варианту — просто поваляться ещё немного, пока меня не придут будить, уже с чаем, главное только не уснуть, а то буду потом разбитым, как старый горшок. Но вот появилась возможность поболтать — так почему бы и нет?

«Деда! Опять у тебя течёт!»

«Что⁈ В каком смысле⁈ Что и куда⁈»

«Мне в голову от тебя течёт во сне всякое».

«А что сразу от меня⁈ Может, это твои нереализованные фантазии? Хотя, имея двух жён, реализовать можно многое…»

«Не пытайся меня смутить и тему поменять, я уже не тот гимназист, да и общение с тобой закаляет».

«Вот, видишь, сколько от меня пользы, а ты с упрёками».

Так, стоп. Вот как он это делает, а⁈ Знал же, готовился и специально обозначил позицию, но тему он всё равно незаметно поменял! И это то, что Рысюха назвала «отпечаток». Интересно и страшновато представить, кого и на что он мог бы уболтать, так сказать, в полной силе⁈

«Дед, вернёмся к протечкам. Объясни мне, что такое „гарпия“ и кто именно играла на гитаре, не жалея… чего?»

«Кхм… Не жалея маникюра, да. Из моего мира песенка. А гарпии — ты что, не знаешь про них⁈ Хотя, да, первоисточник — мифы Древней Греции, связанные с их верованиями, с Зевсом и компанией».

«Вот-вот. А мне сегодня снилась одна из них, которая ту самую песню пела. Потом, правда, побить попыталась».

«Это да, они во всех вариантах мифов отличались склочностью характера. И во всех последующих, так сказать, сетингах, тоже. Страшные склочные бабы. Ну, и умом в подавляющем большинстве случаев тоже не отличались».

«Ну, у меня во сне была не слишком страшная, в чём-то даже симпатичная. Но вспыльчивая, да. А мужчины, или самцы, как там правильнее, у них какие?»

«А никакие! В смысле — как правило вообще не упоминаются. Или говорится, что они похищают мужчин для размножения. А потом — версий много, от „отпускают“ до „съедают“, в зависимости от целей автора».

«Ну, я, кажется, понимаю, почему у них характеры плохие. И мужей нет, и сами — куры рукожопые, что тоже качество жизни не улучшает. А при таком быте характер не может не испортиться!»

Дед рассмеялся от такого «анализа», но согласился с ним. Потом покопался в закромах памяти, чтобы дать мне послушать ту самую песню, про маникюр. Правда, сразу оговорился, что помнит только куски и обрывки, но этого хватило, чтобы составить впечатление. Оставшееся до побудки время мы с ним обсуждали возможность использовать песню в моём мире и варианты переделки для этого. В принципе, история про девушку, что решила взять своё будущее семейное счастье в свои собственные руки в каком-то смысле классическая, но в песнях не слишком затасканная, так что из этого может что-то получиться. Ха! Её можно отдать «на растерзание» жёнам, когда опять заскучают, причём именно «как есть», с дырками в тексте, мол, самому доводить некогда, попробуйте себя не только в аранжировке и оркестровке, но и в работе с текстом.

А вообще в рамках отвлечения и развлечения Мурку мою, например, приходилось минимум раз в три дня катать на дельталёте, до часа и больше. И она уже давно уговаривала меня сделать для неё свой аппарат, с открытой кабиной, как у первого. Но не могла ответить на простой вопрос: кто будет управлять полётом, когда она уйдёт в медитацию? Ну, а отсутствие ответа позволило зарезать идею с расширением авиационного парка. Пока зарезать. И вот появилась идея, как её отвлечь делами земными.

Так и проболтали, пока проводник с чаем не пришёл. Ну, а потом опять пришлось скучать: супруги готовили «дорожные» наряды, в которых предстоит всего-то доехать от вокзала до дворца. То есть, они на подготовку потратят больше времени, чем на носку платьев, что дам совершенно не смущает. Меня же выгнали, чтобы «не мешал, не отвлекал и не говорил глупости под руку». Мой же мундир, который на удивление удобным образом заменял собой и дорожный костюм, и повседневный дворцовый, и ещё кучу возможных нарядов, забрал проводник. Точнее, сперва он принёс требуемое для ухода, потом посмотрел на погоны с вензелями и аксельбантами, а в Смолевичах нас принимал не то его сменщик, не то просто коллега из другого вагона, и забрал мундир, сказав, что сам позаботится. Мне, мол, негоже. Из одного места выгнали, в другом работу отобрали, и что делать мне⁈ Пришлось сидеть и скучать, потому как функции «зависнуть через телефон в сети», что была бы возможна в мире деда, мне была недоступна, за отсутствием этой самой «сети», да и мобилет для каких-либо развлечений в принципе не пригоден. И даже планированием не займёшься, потому что неясно, чем для меня обернётся эта поездка.

Пока сидел и скучал, подумал вот ещё о чём. Когда-то я, скорее в шутку и даже ёрничая, предположил, что когда-нибудь поездки ко двору могут стать для меня рутиной, чем-то, о чём можно упомянуть одной строчкой в дневнике, если бы я его вёл. Что-то в стиле: «Вторник. Утром ездил на приём к Императору. На ужин кухарка передержала отбивные». Сам пошутил, сам посмеялся. И вот сейчас поймал себя на осознании: а ведь оно почти так и получилось! Пару лет назад я бы нервничал, настолько, что вообще не соображал бы, что происходит, вплоть до… Даже не знаю. До питья чая из пустого стакана. А сейчас — сижу, скучаю.

Жёны мои тоже это заметили, в пути от вокзала ко дворцу Мурка возмутилась:

— Уля, смотри на него! Мы нервничаем, переживаем, а этот! Сидит с такой мордой, как будто из дома в Смолевичах в имение едет! Того и гляди — уснёт вообще! Нет, ну ты видела⁈

А я и в самом деле старался не уснуть: бессонная ночь, потом утренняя скука, а теперь вот ещё карета, едрить её в традицию, укачивает…

— Девочки мои дорогие, знаете, в чём между нами разница?

— Тебе перечислить? Начиная с того, что ты мальчик?

— Не в этом смысле. Здесь и сейчас разница в том, что вы едете на бал, а я — на службу.

— Эээ…

— Вот вам и «э»!

Во дворце нас разместили в уже привычных комнатах. Я, распаковавшись, стал ждать вызова, но его всё не было, что даже заставило немного нервничать. Бал уже завтра, может, мне решили дать просто спокойно, как всем остальным, побывать на балу? Но если сегодня никаких дел не случится, то опять придётся отпускать жён домой одних. Или, как вариант, рабочая встреча произойдёт во время приёма и под его прикрытием. Вряд ли, конечно, но эта дедова версия тоже имеет право на существование и какой-то процент вероятности осуществления.

Наконец, я перестал себя изводить впустую, услышав, наконец, дедовы увещевания о том, что если буду нужен — уж на дворцовой-то территории меня точно найдут! Так что предложил дамам переодеться и сходить погулять по парку. Они согласились, но с уточнением: сперва надо что-то съесть. В поезде они от чая отказались — некогда им было, да ещё и нервничали. А вот обосновавшись в привычных апартаментах — успокоились и проголодались. Чуть не сделали ошибку, сделав заказ «подать чай», в последний момент исправились на «подать чайник с заедками». Решили, что если захочется чего-то более существенного, то найдём кафе. Пусть ценники тут и совсем негуманные, но мне уже можно позволить себе не экономить на этом, во всяком случае, если не каждый день так питаться.

Совсем отрешиться от переживаний мне так и не удалось, несмотря на удивительно хорошую и тёплую погоду и встреченных знакомых. Так что улучил момент и позвонил с мобилета Семёну Аркадьевичу. Тот трубку взял далеко не сразу, и говорить долго не стал, посоветовал только сегодня отдохнуть, как следует. Отсюда делаю два вывода: во-первых, что-то явно случилось, со мной пока напрямую не связанное, а, во-вторых, завтра меня всё-таки привлекут к процессу, раз уж отдохнуть предлагают только сегодня. Не сказать, что это позволило мне расслабиться — варианты того, что могло произойти в голову лезли бесконечно, хоть я и понимал, что это совершенно бесполезно и бессмысленно, не имея вообще никаких исходных данных, но остановиться не мог. Зато перестал постоянно ждать вызова и попытался стать частью общего разговора.

Надо сказать, парк середины мая отличался от него же конца апреля, и сильно. Дело даже не в густо проклюнувшейся зелени, а ещё и в количестве гуляющих, и в общей атмосфере. Даже фонтаны уже запустили! В принципе, весенний бал знаменовал начало летнего сезона и переезд Императора с семьёй в летний дворец. И если зачастую переезд происходил непосредственно перед балом или даже после него, порою и бал проводился в Зимнем дворце, то в этом году Императорская Семья жила здесь уже минимум неделю. Хм, может, дворец и парк просто выглядит обжитым, в отличие от других вёсен? Так или иначе, погуляли неплохо. В кафе в итоге не пошли, дождавшись обеденного времени вернулись в свой номер.

После обеда (главное было не перепутать «подать» и «накрыть») настолько расслабились, что даже «тихий час» устроили, который мне, с учётом внепланового подъёма в три часа ночи, пришёлся как нельзя кстати. Потом снова гуляли, в сумерках набрели на уличную концертную площадку, точнее, летнюю эстраду на краю парка, и не без удовольствия послушали выступление музыкантов. Поскольку даже Мурка моя, с её абсолютным слухом, заставляющим в буквальном смысле страдать свою владелицу от фальшивых нот, почти не морщилась, это были серьёзные профессионалы. Что приятно, исполнили и две «моих» песни, пусть и не подходящие по сезону — «Осенний вальс» и «Что такое осень». Удивили, причём приятно. Ну, и я им «отомстил», надеюсь, удивив купюрой, опущенной в шляпу, с которой напоследок обошла зрителей солистка.

Утром меня попросили отдать одну из пластинок для младшей из Великих Княжон и ещё две штуки сверху, без автографов. Точнее, про первую сказали, что «пока без автографов». Откуда пришедшие узнали про пластинку? Так я вчера в Канцелярии осведомлялся, как уместнее будет передать результат работы «заказчице», тогда обещали подумать и сообщить — вот, надумали. Остальное было как обычно: налёт модисток, помогавших «приводить в порядок» бальные платья, при этом притащивших с собой столько помощниц, инструментов, тканей и прочего, что эти самые платья за то время можно было, по-моему, пошить с нуля заново. То ли дело я: отдал парадный мундир с вечера камердинеру, утром получил обратно, надел — и готов. Только побриться ещё предварительно, и всё — красавчик! Главное, брюки в носки не заправлять. Это я шучу так — всё же нервничаю перед встречей с Государем, как бы ни старался изобразить иное, в том числе и перед самим собой. А там никак невозможно не нервничать, находясь возле Его Величества! Не знаю, кому как, а для меня давление ауры Силы и Власти было физически ощутимо. И дело не в том, что у него полная «девятка» в ранге против моей «четвёрки», причём никто точно не знает, а кто знает — ни за что не скажет, там девять ровно или девять девяносто девять. Это роли не играет, там просто концентрация той самой Мощи, которая производная от всех подвластных сил и опыта. Есть выражение такое — мурашки по коже. Так вот, у меня от Его Величества мурашки по костям!

Бал начался обычным, насколько я могу судить по своему скудному опыту, порядком. Неспешный сбор участников, прогулки по залу в поиске знакомых, встречи, приветствия и — нет, не беседы, а обозначение намерений побеседовать с тем или иным человеком, иногда с обозначением темы, а иногда и без оного. И такое же намёками получаемое согласие, или вежливый отказ, или перенос беседы на другое время. Я ещё только начинающий ученик, скажем так, и считываю далеко не все знаки и намёки, но хотя бы уже знаю и вижу, что они есть! А кое-что и понимаю, причём как минимум в половине случаев я уверен, что понимаю правильно. Да, вот так вот, куча слоёв: знать, что знаки есть, суметь их увидеть, потом — распознать и расшифровать. Но в целом, должен признать, балы стали намного интереснее. Потом — приветственная речь Государя и, собственно, танцы. Вот после трёх обязательных танцев к нам и подошли, вежливо и аккуратно. Мурку с Улей попросили подписать пластинку для Её Высочества Анны Петровны, а меня тем временем пригласили… Просто пригласили.

Государь Император выглядел, скажем так, умеренно озабоченным, то есть проблема если и была, то отнюдь не занимала всё его внимание, однако и тянуть он не стал. Поздоровавшись и отдав обычное приказание «Без чинов», он сразу перешёл к делу.

— Юрий Викентьевич, нас интересует возможность быстро и безопасно увеличить примерно в полтора раза дальность стрельбы ваших миномётов. Над этой задачей работают, не буду этого скрывать, несколько специалистов. Правильнее было бы сказать — начинают работу. Но, может, у вас есть какие-то варианты, готовые или даже недоработанные? Или же, возможно, есть новая разработка? Вы, помнится, говорили что-то такое…

— Есть, Государь. Если послать кого-либо в мои покои — там есть подготовленный альбом с описанием новой разработки.

Разумеется, посыльный с нужным уровнем допуска быстро нашёлся, я рассказал ему, что и где искать, а пока ждали возвращения, коротко описал на словах новую разработку, начав с того, что отдельный миномётный дивизион оказался более громоздкой структурой, чем я думал, а отдельная батарея обладает слишком малой огневой мощью для своей численности личного состава. И что полковому уровню тоже не помешает свой миномёт, пригодный для решения полковых задач. Ну, а потом описал уже и само вооружение. Причём как мне показалось, присутствующих заинтересовали только две цифры: дальность стрельбы и вес снаряда. Тем временем принесли альбом, и несколько минут все уделили его изучению. Так сказать, чтобы увидеть, пусть и на фото, то, что услышали. Наконец, Пётр Алексеевич обратился ко мне с конкретным вопросом:

— Юрий Викентьевич, я знаю, что вы человек запасливый. Сколько таких орудий у вас имеется? И сколько выстрелов к каждому?

— Полностью собранное только одно.

Переждав короткий, в несколько секунд, разочарованный ропот, продолжил:

— Но есть запасные части для того, чтобы собрать ещё два.

— Как много времени займёт сборка?

— Один можно изготовить за два-три дня, второй — за шесть-семь. Просто не все работы можно выполнять параллельно, в первую очередь те, где нужны или мой дар, или тяжёлое специальное оборудование. Ну, и некоторые детали в дефиците, те же вспомогательные моторы для поворота платформы или делать мне самому, или заказывать на стороне под наши размеры и мощность, это наверняка займёт ещё больше времени.

— Понятно, а что по боеприпасам?

— Осколочно-фугасных шестьсот сорок штук. Осветительных двадцать. И… Особых… — я не хотел говорить про зажигательные магниевые мины при куче свидетелей, но Государь кивком показал, что понял меня. — Вот, их тоже двадцать.

— Лучше, чем могло быть. Значит, слушайте суть проблемы…

Глава 3

Лично Государь, конечно, вводить меня в курс дела не стал, просто распорядился ознакомить с проблемой полностью, указав тем самым уровень допуска. В компании с двумя армейцами, хотя дед уверял, что форму они нечасто надевают, во всяком случае — парадную, одним пограничником, офицером СИБ и двумя господами в штатском, которых принять за чиновников было бы сложно, возможных ораторов хватало. Те, кто были при погонах, находились в звании от ротмистра до полковника, то есть, разница в чинах оказалась невелика, что только на пользу делу, как на мой взгляд. После коротких переглядок, начал как раз один из «штатских».

— Пока без подробностей, чтобы время не терять. Потом, если решите, что можете помочь — перейдём к подробностям в рабочем порядке. На стыке трёх границ — нашей, Австрийской, то есть — Австро-Венгерской Империи, и Румынского королевства вновь началась серия провокаций. Причём от румын провокации идут вооружённые, а от австрияков — дипломатические. Диспозиция такая. На румынской территории есть небольшой отрог Карпат, по сути — три главных вершины, плюс несколько горушек поменьше, гребни, скалы, вся такая ерунда. И этот отрог является господствующим по высоте над нашим участком границы. И вот с этих гор некоторое время назад начался обстрел нашей территории. Стреляют по пограничникам, по проезжающему вдоль дороги транспорту, по посадкам и виноградникам местных жителей. По сёлам не стреляют, или пока, или дальности не хватает. Начали стрельбу где-то месяц назад, потом, через неделю с небольшим, перестали: мы накрыли предполагаемую огневую из полковых орудий ближайшего гарнизона. Оказалось, что подавили, но не уничтожили. И вот пару дней назад они возобновили обстрел, но на сей раз стреляют из-за скальных гребней, прилегающих к тем самым трём вершинам, прямым выстрелом их там не достать. Тут напрашиваются ваши миномёты, которые отлично показали себя в других горах, но… Расстояние от предполагаемых огневых до границы, если по прямой смотреть, от трёх с половиной до примерно четырёх с хвостиком километров. Вроде бы как раз, расстояние, но от мест, где можно установить миномёты ещё чуть дальше, плюс перепад высот — не докидываем до гребня минимум метров триста, по карте считая, по склону ещё больше. Ну, и они за гребнем метрах в ста пятидесяти — двухстах стоят, там по карте судя есть удобные площадки.

— Вот так вот запросто перестреливаетесь с сопредельной территорией⁈ Это же casus belli!

— Румыны заявили ещё месяц назад, что у них некая «банда неизвестного состава и численности» украла, дескать две старые противолавинные пушки, и если мы сможем их уничтожить, то нам спасибо скажут, за помощь в борьбе с бандитизмом. На вопросы, почему старые пушки стреляют где-то на четверть дальше, чем могли, когда были новыми, и где бандиты берут снаряды с усиленной навеской метательного заряда, нам не ответили.

— Вот су… Кхм…

— Самки собаки, согласен. Так вот, провокации такого рода вещь, мягко говоря, совсем не новая, и методы «лечения» этой болезни известны и отработаны ещё на Кавказе, но тут есть сложности. Если согласитесь помочь, расскажу детальнее. Вопрос решается, однако это требует времени и не факт, что сможем пресечь надолго. Есть задача покарать злодеев как можно быстрее и показательно, чтоб неповадно было, и именно в этом может пригодиться ваша помощь.

— Пока задача выглядит решаемо. Чтобы сказать точнее — нужны карты с указанием высот, а лучше рекогносцировка, но это долго.

— Как скоро сможете выдвинуться, каким составом и что для этого нужно?

— Если сейчас отдать распоряжения по мобилету и выехать завтра утренним поездом, послезавтра я буду дома, там сутки на доведение второй самоходки до ума и последние проверки, и пятнадцатого утром можем отправиться в путь. Как быстро доедем сказать не могу, надо уточнять маршрут. И решить, по железной дороге ехать, или своим ходом.

— Своим это откуда?

— Минская губерния, Смолевичи.

— Единственная железная дорога — это от Киева на юг вдоль Днепра, потом к вершине Бугского лимана, оттуда к Одессе. От ближайшей станции по прямой, если правильно помню, около шестисот вёрст, от Минска — семьсот, плюс минус. И Восемьсот по железной дороге, оно того не стоит, как я думаю. Надо ещё посмотреть расстояние по дорогам, оно получится другое, но не думаю, что суть от этого изменится.

— Значит, в поезде проработаю предварительный маршрут. Как показала практика, восемь сотен километров мы проедем не более, чем за пять дней, если не заблудимся и не поломаемся. То есть, двадцатого или двадцать первого в крайнем случае должны быть на месте.

— Ладно, господа, не буду вам мешать. — Государь встал, а вслед за ним, разумеется, вскочили и те из нас, кто сидел, остальные просто приняли строевую стойку. — Юрий Викентьевич, надеюсь на вас. Всё, что будет нужно — решайте через моего секретаря, искренне надеюсь, что с проволочками и недостачами вы не столкнётесь. Честь имею, господа!

Проводив Императора, вернулись к работе.

— Господа, чтобы определиться с составом колонны, мне нужно знать, что там вообще творится?

— Австрияки воду мутят. Помимо прямого урона от обстрела, ещё и репутационный. И агитацию среди местных проводят, мол, царю русскому на вас плевать, иначе бы что-нибудь придумал. И, одновременно, мол, русские здесь чужие, ничего не знают и не понимают, были бы вы в нашей империи, мы бы давно румынам укорот дали, а эти не умеют. Шпионы, как настоящие, так и местные оборванцы, которые часто вообще не понимают, что шпионажем занимаются и под виселицей ходят, мол, приятель соседа кума попросил, я и посмотрел, а что такого? Я же ничего не делал, просто знакомому помог, у него там дела. И односельчане сбегаются с воплями и причитаниями.

— Ага, что «Рафик неуиноват».

— Какой? А, понял… Да, примерно, только не Рафик, а Стефан, или Мирча, но в целом та же песня. Слова чуть другие, но музыка одна и та же. Так что нужно подумать, как ваши орудия спрятать до поры.

— Никак не надо: они в походном положении внутри кузовов спрятаны. И внешне от грузовиков самоходки отличаются только наличием выдвижных опор, но это нужно знать, куда смотреть и понимать, что видишь. Профессиональный шпион, понимающий в самоходной артиллерии, разберётся, а местный пастух или крестьянин — вряд ли.

— Если учесть, что выражение «самоходная артиллерия» я сейчас едва ли не впервые услышал — сомневаюсь, что у австрийцев много таких специалистов! — прокомментировал под тихие смешки собравшихся второй «штатский».

— Я понимаю, срок моего прибытия с миномётами через неделю примерно от нынешней даты всех устраивает?

— Да, там эти безобразия, судя по всему, минимум две недели тянуться будут, — подключился к разговору один из военных. — А если и прекратятся быстрее, то ненадолго. И нам придётся повозиться, если у Вас не получится. Даже если агентурные методы позволят вычислить виновников и места их расположения, что-то с ними сделать будет сложно. Обращённые к границе стороны горной гряды пребывают в диком виде: там скалы, обрывы и прочие неудобицы, которые даже на пастбище не особо годятся, разве что козы дикие бегают. Обратные склоны, наоборот, довольно плотно по местным меркам заселены. Не возле самых вершин, конечно. Но если затащить на самую высокую гору с нашей стороны хоть бы и корпусную пушку — это вопрос не решит. Более того, выстрел чуть поверх природного бруствера почти наверняка уйдёт в перелёт, а там, вдоль склона — и до населённых мест долетит. А тут уже мы окажемся злодеями, и доказать, что стреляли в ответ на провокацию… В общем, это никого интересовать не будет.

Инициативу перехватил другой «редко носящий форму» офицер, подполковник инженерно-строительного подразделения, если верить петлицам и погонам. Вот только чем дольше он говорил, тем меньше верилось, в петлицы.

— Достать с земли тоже сложно. С нашей стороны влезть на горы скрытно не получится, нет маршрутов, где не пришлось бы лезть по стенке на верёвках. Причём из-за изгибов границы, что в этом месте сильно выдаётся наружу, наши, восточные склоны, просматриваются с румынской и австрийской застав сбоку очень неплохо. Даже если пустить пластунов в обход, всё непросто. К самой левой, если от нас смотреть, вершине выходить надо с участка соседней заставы, в двадцати километрах дальше вдоль границы, оттуда крюк длиной километров сорок с гаком, причём по горам, где может оказаться, что тропы на самом деле и нет, да между хуторами и фермами, где попасть на глаза кому не нужно проще простого. Мало того, с левой вершины на среднюю перебежать, а они, сволочи, огневые меняют непредсказуемо, случайным образом, надо уйти на двенадцать-пятнадцать километров вглубь чужой территории, там крюк дать и вернуться, причём километров пять — по открытой местности. На крайнюю справа и вовсе надо через венгерскую территорию идти, хоть она и на румынской расположена. Или — через румынский уездный центр, что в тридцати километрах к западу расположен. Как-то иначе пройти если и можно, то только с местными проводниками, и то — не факт.

— Ага, а они с крайней левой на крайнюю правую вершину пушки перекидывают за двадцать часов! — включился СИБовец. — Это значит, что или передвигаются в открытую по дорогам на автомобильном транспорте, или у них и вовсе несколько групп. И тот, и другой вариант не позволяют воспринимать историю про «неизвестную банду» иначе, чем издевательство. Так, ладно, вернёмся на нашу сторону границы. На мне будет обеспечение движения колонны, поэтому мне нужен состав, хотя бы приблизительно.

— Давайте считать вместе. Два грузовика — сами миномёты. Два трёхосных грузовика с боеприпасами: по идее должно хватить и возимого запаса, это сорок мин на машине, но я не люблю оставаться без боеприпасов. Как там говорится? «Патронов может быть очень мало, просто мало или мало, но больше не унести». — большинство присутствующих при этом понимающе усмехнулись и покивали головами. — Это ещё сотня выстрелов на ствол. Мина в ящике грубо говоря пятьдесят кило весит, сто штук — пять тонн. Ладно, это я о наболевшем.

Переждав очередную волну понимающих хмыканий и усмешек, продолжил подсчёты:

— Это четыре единицы техники. Передовой командно-наблюдательный пункт для командира огневого взвода. Два РДА, как для разведки, так и для дозоров на марше. Два броневика с экипажами в качестве какого-никакого, а охранения. ПАРМ — без него дальше пятидесяти километровот родного гаража отъезжать не хочу, особенно колонной. Грузовик с продуктами и полевая кухня на прицепе, кормить всю ораву. Пять жилых модулей, двенадцати или четырнадцатиместных, чтобы не возиться ни с установкой палаток, ни с поиском жилья и драку за него с клопами. Командно-штабной автомобиль, как передвижной штаб для всего этого передвижного цирка. Ну, и мой фургон, как походный кабинет его директора. Сколько всего получается?

— Восемнадцать.

— Спасибо. Из них пять трёхосных грузовиков, два или три легковых автомобиля и один или два фургона, смотря на чём я сам поеду.

На этом разговор пришлось прервать: нельзя просто так взять и оставить жён одних на балу. Тем более, это привлечёт лишнее внимание. Так что я вернулся в бальный зал, задержался только, чтобы связаться со Старокомельским и Козелевичем, отдал распоряжения. Конечно, точно так, как я они не сделают, вместо монолитного соединения будет паяное, или вовсе на заклёпках. Ну, и прочее в том же духе. Конечно, кое-что придётся проверить, что-то доделать, но большую часть работы к моему приезду закончат, благо, запасной ствол я ещё во время экспериментов с артиллерийскими макрами на всякий случай сделал, со всем обвесом.

Мурку с Ульяной вернули из музыкальной гостиной, где они слушали пластинку и одновременно рассказывали историю каждой песни чуть позже. Самому интересно, что там они такого насочиняли, но страшно спрашивать. Так что они моего отсутствия и не заметили, даже извиняться пробовали, что бросили меня одного. Утешил их тем, что у меня была деловая беседа, при этом словно невзначай погладил аксельбант и на секунду удержал указательный палец на вензеле, украшавшем эполет, чтобы намекнуть, с кем именно беседовал.

Девочки мои меня, похоже, поняли и тему свернули, вернувшись к обсуждению реакции Великой княжны Анны Петровны на пластинку. А реакция была интересная и подчас неожиданная. Из «мужских» песен ей понравилась только «Ветер знает», потому что «романтичная и про любовь» и попросила в следующем году «ещё что-то похожее, такое же весёлое и про любовь». Песню про галстук она обфыркала, мол, павлин какой-то, к «Красавчику» отнеслась лишь чуть мягче, заявив, что это хвастун какой-то. «Снежинку» она знала и ждала, «Умку» слушала, как заворожённая, три раза подряд — на пластинке она воспринималась совсем не так, как при моём исполнении под гитару. А вот от второй колыбельной неожиданно расстроилась, на словах «людям знать не положено». Видимо, часто доводилось слышать эту фразу, про «не положено». Пришлось, по словам Маши, ещё раз ставить «Снежинку» и «Умку».

Больше на балу ничего особенного не случилось, потанцевали, пообщались со знакомыми, послушали песни, как новые, представленные на суд публики, так и известные. Приятно было среди этой второй группы услышать «Придумано не мной». Хоть она придумана и не мной, простите за каламбур, но в оборот её в моём мире запустил именно я. А она взлетела и живёт теперь уже в двух мирах — вот, за неё и порадовался. Ну, а после бала сказал своим девочкам, что домой поедем завтра утром. Они даже и обрадовались, не хотели гулять по Царскому Селу, да и в столице задерживаться — тоже. Говорить о том, что дома я задержусь всего ничего, пока не стал, дома скажу.

Домой ехали шикарно: нам от щедрот Министерства Двора выделили вагон «люкс» с двумя большими купе и без какого бы то ни было намёка на четвёртого попутчика. Ещё пару лет назад и я, и жёны были бы в шоке и восторге от роскоши и от подразумеваемого уровня тех, для кого такой вагон предназначен, а сейчас же больше всего порадовались, что можно будет спокойно выспаться после бала и связанных с ним волнений. Когда обратил на это внимание своих жён, они и сами удивились, осознав, что так и есть. Удивились, посмеялись, вспомнили возмущение жён моим спокойствием при поездке во дворец. Хорошо, в общем, ехали, а вот дома мои супруги расстроились из-за моего отъезда. Как заявила в сердцах Мурка:

— Как лето — так мужа у нас нет! Прямо вот в тёплые края! А мы тут сидим, переживаем, скучаем…

Я даже не стал ничего отвечать на это высказывание, только вздохнул и ушёл в форт — узнать о ходе подготовки к выезду, благо, в дороге выспался как следует. Ну, и определить список уезжающих. Нюськин поедет — это точно, управлять огнём в условиях сложного рельефа, да ещё и при переменных ветрах, о которых подсказал дед, кроме него некому, точнее, лучше ни у кого из наших не получится. А вот пехоту и вспомогательные силы возглавит, к моему удивлению, Вишенков, зам по строевой. Как сказал мой командир гвардии, чтобы опыта практического набирался. И, как я думаю, чтобы дать шанс заработать при случае какую-нибудь награду, а то он выглядел явно обделённым в этом плане по сравнению с остальными. В выбор остальных специалистов, не говоря уж о рядовых бойцах, я влезать не стал, уточнил только, есть ли среди них кто-то, кто сможет при необходимости исполнить роль медбрата или фельдшера.

Даже успел сходить, осмотреть бегло новую самоходную установку, и кое-что подправить, из того, что требовало доработки. Ну, а утром уже осмотрел обе для профилактики, бегло, но внимательно — мой уровень владения металлом позволял сделать это, медленно пройдя между автомобилями. Ну, а перед самым отъездом так же осмотрел всю технику, ожидаемо не найдя никаких серьёзных неполадок, за что и высказал благодарность Козелевичу перед строем своей гвардии, сделав человеку очевидно приятно. Ну, а ближе к полудню, наконец, выехали, имея целью в первый день доехать до Викентьевки, через Червень и Тальку получалось почти ровно сто километров. Из девятисот двадцати, которые предстояло проехать.

Глава 4

До Викентьевки мы, к некоторому моему даже удивлению, добрались строго по графику! Более того, могли бы и быстрее, но отработали именно тренировку, даже с привалом примерно на половине пути, там, где чуть не доезжая Пухович дорога из Червеня пересекалась с трактом на Бобруйск и Гомель. Всё, как положено, даже с охранением из разведывательно-дозорных автомобилей, только что выдвинутым не на километр-полтора вперёд и назад по ходу движения, а метров на сто. Разве что полевая кухня использовалась в сильно облегчённом режиме, только проверить работоспособность, а чтобы не просто так воду кипятить — сварили компот из сухофруктов. Дед, правда, бурчал по своему обыкновению, что нормальный компот варится совсем не так, а у нас тут гнусное варево, в котором все витамины убиты, но гвардейцы с удовольствием попили на привале сладкого и горячего, и от предложенного к компоту ломтя белого хлеба не отказались. Четыре часа в движении, час привала, и вот около пяти вечера мы уже выстроили технику в селе (или всё же рабочем посёлке?), заняв и центральную площадь, и переулок возле неё, и даже вдоль улицы кое-что поставить пришлось.

Вот вообще без приключений доехали, что вызывает, как ни странно, лёгкое опасение, мол, не слишком ли хорошо всё идёт? И не ударит ли потом настоящей неприятностью? Понимаю, что чистой воды суеверие, никакого отношения к реальности не имеющее, но вот всё равно — тревожно. И мост, в отличие от прошлого раза, проехали без приключений, и по лесу тоже. Или сказалось то, что колонна намного короче, чем при поездке на манёвры — меньше трёхсот пятидесяти метров, если вдоль дороги выстроить неподвижно, или то, что люди опыта набрались, или маршрут знакомый сказался. Скорее всего, конечно, всё сразу. Зато ранний приезд дал возможность ещё раз, более внимательно осмотреть всю технику, не отломалось ли что-то по дороге, точнее, не вылез ли какой-то скрытый дефект. А вечером с моим походным штабом и изъездившим все окрестные дороги местным экспедитором уточнили завтрашний маршрут по новеньким картам.

О, с этими картами была отдельная история, как мне их выдавали в утро перед отъездом, в опечатанном портфеле, под роспись… Соль анекдота оказалась в том, что посыльный не хотел ни отдавать мне портфель, ни позволить вскрыть его до того, как я распишусь в получении. А я же, уже учёный, были прецеденты, не собирался ничего подписывать, пока не проверю комплектность. Мало ли, может, мне по ошибке передали комплект карт, например, Южного Урала? Вот-вот. Не знаю, сколько бы мы ещё бодались, я уж готов был плюнуть и уйти без карт, добывая нужные листы по дороге в местных управах, но подошёл, не иначе, как на шум, знакомый и словно бы прикреплённый ко мне секретарь Государя. Насчёт шума это я шучу, если что. Прокречетов забрал портфель у посыльного, который даже курлыкнуть против ничего не посмел — ну, или не успел. После чего достал из малозаметного бокового кармашка опись содержимого портфеля, вскрыл сам портфель, под обиженным взглядом курьера бегло просмотрел названия на корешках карт и протянул лист с описью мне.

— Содержимое соответствует. Можете подписывать.

Я тут же написал на листе внизу «карты по описи в количестве четырнадцати листов получил», поставил дату, точное время и подпись, после чего по уже выработавшейся привычке запечатал лист. Или, как выражается дед, «заламинировал». Одно из странных выражений непонятного происхождения, поскольку на ламинарность листа, если этот термин в принципе можно применять к единичному статичному объекту^[1], процедура вообще никак не влияет. Чиновник, или кто он там, который принёс карты, поморщился, но расписку в таком виде принял. Вот теперь мы и сидим над одной из карт, что лежали в портфеле.

Как оказалось, общего представления о географии для прокладки маршрута мало, нужны именно карты, причём, желательно, детальные. Например, через Старые Дороги, в которых я собирался побывать по дороге, заехать можно было, но только, что называется, «из принципа», удлинив маршрут до следующей контрольной точки, местечка Любань, примерно на двадцать километров. А это, исходя из средней скорости колонны, если не лишний час в пути, то что-то около этого. Пришлось вынимать из кармана мобилет и использовать выданный мне перед поездкой контакт в СИБ, чтобы перенести место встречи с проводником в деревню Левки — ту самую, что лежит на пересечении двух старых трактов, но при этом так и остаётся мелкой, никому не интересной деревушкой.

Что за проводник? Так после эпопеи с получением карт встретил того самого полковника СИБ, с такими же аксельбантами, как у меня, который с самого начала присутствовал на встрече с Государем. Ну, а поскольку бросок мне предстоял дальний, по армейским меркам, обойти эту тему вниманием не могли. Как и вопрос ориентации на местности, самый опасный с точки зрения внезапных задержек, а то и поломок. Очень тут наглядными оказались два примера с мостами: тем, уничтоженным стихией, к которому нас карты прошлым летом вывели и тем, который мне пришлось менять на новый при строительстве дороги в Тальку, он тоже на картах числился как проезжий, грузоподъёмностью, правда, семь тонн, но на самом деле он и полутора бы не выдержал.

— И вообще, опыт, даже такой небогатый, как у меня, показывает, что карты, как правило, не страдают излишней точностью, и за актуальностью особо не гонятся. Для топографов, такое ощущение, десять лет назад как вчера, а за это время можно лес вырубить и новый высадить. Что далеко ходить: у меня село на сто двадцать дворов с тремя заводами, школой, лечебницей, полицейским участком и фортом для гарнизона быстрее построилось! И две дороги к нему. А на самых свежих картах там всё ещё дикий лес. При этом, одна-единственная наезженная местными селянами даже не дорога, колея, не нанесённая на карту, способна сбить ориентировку и запутать почти безнадёжно. В горах или даже предгорьях это и вовсе может привести к тому, что будет потерян целый день просто на то, чтобы выбраться из тупика.

— Не травите душу, сам с этим постоянно сталкиваюсь. Тут надо кого-то из местных ловить и спрашивать, иначе никак.

По случаю рассказал в сокращённой форме один из дедовских анекдотов, тех, что во всех мирах понятны.

— В народе уже даже примета возникла: если двое военных вылезли из экипажа и достали карту, то сейчас будут спрашивать, где они и как отсюда выбраться. Ну, а если серьёзно — местный не всегда под рукой, и не всегда он на самом деле знает, как проехать к городу, который верстах в тридцати. Или на голубом глазу заведёт на тропинку, по которой верхом ездит в полной уверенности, что и автомобильная колонна там тоже пройдёт. Не говоря уж о том, что вблизи места назначения нам местных привлекать и вовсе не стоит: у противника явно есть агентура, и не только те самые «невиноватые Штефаны».

— И какое видите решение?

— Проводники, но не случайные, а надёжные, которых будем подбирать по дороге в условленных местах, и они будут доводить колонну до следующего в цепочке.

— Думаю, это можно будет организовать, тем более, что выставлять их на маршрут нужно не прямо сегодня.

— И даже не послезавтра: мы в первый день сделаем первый, проверочный перегон между двумя моими имениями, благо, это по дороге. И дальше первые километров тридцать вопросов не вызывают, вот в Старых Дорогах уже не помешает человек, знающий округу.

И вот, теперь приходится переносить назначенную было встречу на несколько километров севернее.

Тоже интересно всё с этими Старыми Дорогами. Я почему-то считал, что этот город является узлом дорог, крупным торговым и перевалочным центром. В том числе и от того, как ускорился рост Осипович после постройки железнодорожной ветки к этим самым Дорогам. При изучении карт же выяснилось, что не узлом этот город является, а углом дороги из Пухович на севере к Слуцку на западе, при том, что между этими городами и напрямую проехать можно. Вообще непонятно, как и почему так получилось, и какие такие дороги увековечены в названии города в таком случае. Сейчас, когда в нём конечная станция железной дороги, перевалка грузов с рельс на колёса и обратно для перевозок между Старыми Дорогами и Слуцком, жизнь в местечке бурлит, но ходят слухи, что железную дорогу скоро будут продлять до Слуцка, куда уже строится ветка из Баранович, тогда городок станет просто транзитной станцией. Ну, с чего-то же они жили до сих пор — значит, и дальше проживут, это вообще не мои проблемы, ни с какой стороны.

После разговора вернулся за стол, где мои офицеры уже почти «доехали» по карте до Любани, составляя подробное описание маршрута для головного дозора и для старших машин в колонне, на случай если кто-то отстанет. В стиле «через тысячу триста метров на развилке вправо, два следующих перекрёстка прямо до речки, за мостом налево». Всего маршрут проложили до древнего Турова, что оказался ровно в двухстах десяти километрах. Да, оптимистично, но нам и надо проехать оставшиеся восемьсот с лишком километров за четыре-пять дней, так что пока мы ещё на равнине — надо стараться около двухсот вёрст в день и делать. Но если вдруг поставим рекорд — там до самого Столина, а это ещё семьдесят километров, при всём желании свернуть не в ту сторону некуда: дальше пяти километров от трассы не уедешь, с одной стороны леса, с другой — болота.

Долго засиживаться не стали: завтра рано в дорогу, так что «отбой» сыграли, как положено по распорядку, в двадцать два ноль-ноль. Я ещё сходил, правда, к Владу, посмотреть на его наследника и счастливую маму. Наследник, кстати, пока оставался безымянным, несмотря на то, что минимум трижды объявлялось, мол, всё, выбрали имя, но — нет. Самого отца семейства что-то потянуло на экзотику, и он внезапно загорелся идеей назвать сына каким-нибудь норвежским именем, а вот его жена была категорически против, в духе того, что она сейчас не норвежская рыбачка, а российская дворянка, обратно на север не собирается, а потому и имя новому Белякову нужно давать обязательно местное и обязательно славное. Но при этом назвать в честь меня Юрой — стеснялась. Как говорит дед, война и немцы, но я в этот «бой» не полезу, иначе буду виноват в глазах обоих. Пока они осторожно обнюхивают с двух сторон вариант «Тур» — с одной стороны это древнее скандинавское имя, с другой — название нашего, местного лесного быка, конкурента зубра за звание самой крупной и знатной зверюги родных лесов.

Подъём сыграли в шесть, разминка, водные процедуры, всё как положено. Поскольку завтрак нам приготовили силами местного населения, к половине седьмого все уже были за столом, а в четверть восьмого колонна вытянулась из Викентьевки в направлении песчаного карьера и насыпи.

На подъезде к Левка́м — или Лёвкам, букву «ё» на картах редко пишут, а спросить не у кого пока — ещё раз удивился непонятной пассивности обитателей деревни. Большущее озеро, ничуть не меньше нашего, Смолевичского, а на нём — ни паруса, ни лодочки. И берега хорошие, ровные да твёрдые, на которых не видно ни лодочного сарая, ни пристани, ничего вообще. Единственная лодка, которую удалось рассмотреть — плоскодонка, лежащая на дне около куста на берегу залива, сильнее всего выдающегося к дороге. С расстояния рассмотреть, конечно, трудно, но сложилось ощущение, что плавсредство лежит там уже не первый год, и вряд ли когда-то вернётся на поверхность воды.

Вот, честно — не понимаю я, как в этом месте, на перекрёстке двух трактов, можно так жить! Деревушка на десяток дворов, причём некоторые выглядят настолько ветхими, что даже непонятно, жилые ли они. Даже если расположены относительно ближайших мест ночлега на несуразном расстоянии, так, что не выгодно торговцам и путешественникам останавливаться ни на ночлег, ни на обед, и то что-то можно придумать! Вот уверен, что нормальный, рачительный хозяин сделал бы здесь богатое и процветающее село. Вот хоть бы рыбу в озере ловить, готовить, и проезжим продавать, уже заработок! Нет, точно, всё дело в бесхозяйственности!

«И что тебя так накрыло-то, а, Юрась⁈»

«Сам не знаю. Не могу спокойно смотреть, как люди сидят в приличном месте в неприличном состоянии! Это словно… словно оскорбление какое-то!»

«Это ты в роль хозяина слишком вжился. Вот и смотришь на всё хозяйским взглядом. И бесхозяйственность тебя бесит».

«Возможно. Но здесь хозяина точно нет! И местные обитатели себя не то, что хозяевами не считают, но и просто не уважают!»

«Тут, возможно, не в самоуважении дело, особенно, если на самом деле община на казённых землях. И даже не лень».

«А что тогда? Только не говори про скудость почв и прочие заморозки, тут ничуть не хуже, чем где-нибудь под Логойском!»

«Нет хозяина — это раньше значило, что и защиты нет. Пока великокняжеский воевода узнает о беде, пока его войско подойдёт — от деревни головешек не останется. Самим отбиться — тоже не вариант. Вот и привыкли жить так, чтобы издали видно было, что взять у них нечего».

«Но сейчас-то ни набегов, ни банд бродячих нет, можно и зажиточно жить!»

«Ты недооцениваешь силу и власть на селе такого монстра, как сельская община и её традиции! „Деды так жили — и мы так будем“, и плевать, что деды жили впроголодь, а предлагается наконец-то перестать страдать ерундой и накормить детей!»

В голосе деда слышалась такая горечь, словно он сам с этим сталкивался и намучился.

«Это вредные привычки, с ними бороться надо!»

«Ага, иди, поборись с теми, кто каждый год передел общинных земель устраивает. И чуть кто глаза от земли поднимет — могут такой надел нарезать, формально соблюдя все приличия, что „наглец“ просто не будет иметь возможности себя прокормить, так что останется у него два пути — или идти каяться, в ногах ползать и умолять о снисхождении или помирать с голоду. Ну, или уезжать куда-то, как третий вариант, вот только куда? Хорошо, если где-то рядом есть такая Викентьевка, да с таким Юрой, который за нею всей как за своим огородом ходит».

«Ой, прямо засмущал. Зато понятно, откуда ко мне столько людей набежало. Стоп, ты хочешь сказать, что там в основном всякие смутьяны⁈»

«Скорее те, кого достало голодать и унижаться, и они готовы держаться за шанс жить по-человечески руками и ногами. Хотя, думаю, всякие люди есть, в том числе и такие, которых лучше бы не было».

«Это да, Влад говорил, что в этом году человек десять выгнали — пьяницы, скандалисты, драчуны…»

«Явную пену собрать и удалить легко, хуже те, что поселятся и будут гадить исподтишка соседям».

Разговоры с дедом идут быстро, так что успели побеседовать до того, как из головного РДА позвонили по мобилету, что подобрали провожающего. К этому моменту мы проехали уже почти сорок пять километров и стоило начать присматривать место для привала, но такое, где мог поместиться весь наш табор и при этом не влезть явно на частную территорию, нашли только после резкого поворота направо, километрах в восьми — десяти от деревни Левки (или всё-таки Лёвки?). Проводник — унтер лет сорока пятина вид в поношенном, но целом, чистом и подогнанном по фигуре полевом обмундировании с пехотными петлицами — ответа на этот вопрос тоже не знал. И вообще, обозначив колонне место для отдыха и представив мне нашего временного попутчика, РДА с головным дозором ушёл, как положено, метров на двести вперёд — так, чтобы оставаться в зоне прямой видимости от основных сил. Второй РДА остановился на перекрёстке и один боец из экипажа — вероятно, чем-то провинившийся — изображал «бдительного суслика» в люке с биноклем в руках. Вообще выражение про «бдительного суслика» как-то незаметно и очень прочно вросло в лексикон моих гвардейцев. Его применяли часто и разнообразно, начиная от напутствия вида «не сидеть в тенёчке, а стоять бдительным сусликом» до воспитательной работы в стиле «ну что, суслики вы мои бдительные, снова бампером прилетело⁈».

Привал сделали короткий, на полчаса, только сделать разминку, бегло осмотреть технику и сменить шоферов, хоть они и не должны были ещё сильно устать. Ну, ещё посетить кустики на предмет повышения плодородности почв и зарядить кухню для варки будущего обеда. На сам обед встали, не доезжая около километра до Любани, на лугу опушке леса. Точнее, на выпасе, как показали вскоре обнаруженные в траве «мины». Однако аппетит они никому не испортили, даже тем «сапёрам»-неудачникам, которые на них «подорвались», только настроение немножко. Головному и тыловому дозорам обед выдали в термосах, в том числе — на приятно удивлённого этим проводника, которого чуть позже высадили в центре Любани, взяв взамен другого, на сей раз фельдфебеля с лычками сверхсрочника третьего срока службы и петлицами, внезапно, военного музыканта.

Поездка, кажется, начала входить в рутинное, регулярное русло. Надеюсь, так и доедем — спокойно, ровно, без приключений. Понимаю, что размечтался не по росту, но ведь хочется же⁈

Глава 5

Совсем без приключений доехать до Турова, конечно же, не получилось. Не считая «мелочей», наподобие внезапно вылетевшей с заполошным криком из кустов крупной птицы, которая напугала шофёра, дёрнувшего руль и воткнувшего грузовик в заросли на другой стороне дороги, более-менее крупных событий было три. Вот сказал про мелочь — а сам задумался. Для нас — да, подцепили тросами, вытащили, гнутый металл я выправил и на скрытые дефекты проверил, а на первой же ночёвке слесари из ПАРМ аэрографами закрасили, как так и было. Для кого-то же другого это могло стать концом путешествия, и хорошо, если без травмы. Кстати, что за птица выяснить не удалось, очевидцы давали варианты от ворона до глухаря. Тем более неясно было, какого рожна эта тварь сидела в засаде до середины колонны, и за каким лядом вылетела точно напротив кабины нервного шофёра.

«Хорошо, что кабан какой-нибудь не выскочил, или олень».

«Чего хорошего? Так бы хоть с мясом были, в компенсацию потраченных времени и нервов».

«А проблемы? Кхм… Что, никаких разбирательств с полицией, никаких штрафов⁈ И мясо просто так вот забрать можно⁈»

«За что штраф⁈ За то, что дикая тварь из дикого леса мне автомобиль попортила — меня же и штрафовать⁈ Извини, дед, но если это у вас такие законы… То мне порой кажется, что их там у вас не головой придумывают!»

«Ну, как же — не обеспечил безопасную скорость движения, позволяющую вовремя принять меры по избеганию столкновения. Как-то так. А ещё можно браконьерство маскировать под случайную аварию».

«Ага, скорость не обеспечил. А ещё работу предсказательного артефакта, который предупредит о том же кабане до того, как он в пяти метрах от бампера из кустов выскочит. И наличие на пассажирском сидении пророка в трансе — тоже не обеспечил. Что же до браконьерства… У вас там что, такие все голодные, чтобы ради десятка кило мяса наносить повреждения на собственный автомобиль, который стоит дороже той же „добытой“ кабанятины раз эдак в двадцать-тридцать⁈»

«Ну, если зайца сбить, то повреждения будут минимальные, если вообще будут».

Нет, вот честно — странный мир там, у деда, странные люди и странные законы. Штрафовать и без того пострадавшего от, считай, стихийного бедствия за то, что не обладает пророческим даром⁈ Бред же, ведь правда?

«Дед, а за то, что в тебя или твой дом молния ударила — у вас там не штрафуют? Ну, не обеспечил безопасный электрический потенциал постройки, как-то так, а?»

Дед в ответ надулся и промолчал. Но я знал, что это ненадолго.

Так вот, к трём приключениям. Первое — это то, что наше тыловое охранение умудрилось отстать после последнего привала и заблудиться. Спасли мобилеты в обоих РДА и то, что проводник смог по описанию местности понять, куда занесло наш арьергард и объяснить им, как оттуда выбираться. Было бы смешно, если бы их там, сзади, не поставили как раз для слежения затем, чтобы никто не отстал и не заблудился. Но за время второго нашего приключения они нас спокойно догнали, суслики эти, не в ту сторону бдительные.

Второе приключение называлось «переправа через Припять».

По карте здесь был мост. И по словам проводника здесь был мост. И даже на самом деле здесь был мост. Но — какой? Наплавной! Это значит, что поперёк реки носом против течения стоят пару десятков больших лодок, на которых, как на опорах, наложен настил. И всё это под колёсами прогибается, колышется и идёт волной. А ещё порождает волны на реке, которые отражаются от берегов и соседних лодок и возвращаются, что не добавляет устойчивости всей системе. Грузоподъёмность моста оказалась такая, что грузовик с боеприпасами проходил под ограничения еле-еле, РДА вместе с передвижной казармой могли бы пройти вместе, но два объекта разной массы, которые будут порождать разные волны… Тут и у деда, и у меня, и у моих офицеров мнение о такой идее было абсолютно одинаковое и столь же абсолютно непечатное.

В итоге все восемнадцать автомобилей, и мой девятнадцатый, перегоняли по одному, да ещё ждали, пока мост хоть немного колыхаться перестанет после наших тяжеловесов. А, надо сказать, и самоходки, и броневики, и мастерская с её станками тоже все далеко не пушинки. И ехали медленно, а река широкая… Короче, часа полтора переправлялись. На той стороне даже, кажется, кому-то особо резвому, что пытался въехать на мост навстречу нашей самоходке, даже по рёбрам настучали, но я старательно не смотрел в том направлении, чтобы в случае чего под любой присягой честно сказать, что ничего не видел.

Кстати, насчёт ширины реки. Определить её здесь оказалось очень и очень непростой задачей. Пойма Припяти — широкая, и с ней столько проток, затонов, стариц и просто оставшихся с весеннего половодья луж, что даже местные вряд ли сразу скажут уверенно, где основное русло, а где какое-то боковое недоразумение. Даже спуск с северного берега такой плавный и долгий, что абсолютно непонятно, в какой момент оказываешься там, где весной течёт вода. Ещё кое-где встречаются насыпи, или, вот тоже — фрагмент такого же наплавного моста, как в реке, только короче, на три лодки, и на берегу. Точнее, в сухой промоине, которая, возможно, не весь год сухая. Как потом узнал, три года назад главное русло было как раз там, ближе к северному берегу, а потом после весеннего половодья оказалось, что река решила течь иначе. На зиму мост, разумеется, вытаскивают на берег, а весной восстанавливают, что, ОЧЕНЬ мягко говоря, создаёт неудобства.

Наш проводник на ночном привале рассказал, что князь Туровский по фамилии, вот не догадаетесь — Туров, собирается строить капитальный мост. Давно уже собирается, но есть сложности: грунт на дне такой, что очень сложно найти, во что упереть опоры. А их, если строить через всю пойму, нужно минимум пять-шесть. Второй вариант — сделать длинные насыпи до основного русла, а потом уже думать, на что упереть мост — или вообще вантовый сделать? Правда, с привычкой реки к широким разливам и смене русла, насыпь тоже надо защищать от размывов, и по бокам от неё дно закреплять, но это уже не мои проблемы, а князя. И судя по тому, что я видел — он начал строить насыпи, и довольно высокие, в чём остаётся только пожелать удачи.

Сейчас ближайшие стационарные мосты — в Пинске выше по течению и в Мозыре ниже, две ближайшие переправы — паромные. С учётом того, что паром вряд ли возьмёт больше одного автомобиля за раз, а рейс туда-назад займёт никак не меньше двадцати минут, то делим восемнадцать на три — и получаем порядка шести часов на переправу. А ещё очередь из местных и прочие неизбежные задержки — можно и весь световой день убить на то, чтобы подъехать к берегу и отъехать от берега. Маршрут через Мозырь и дальше идёт по другой дороге, так что в целом оказывается километров на восемьдесят длиннее. Через Пинск крюк меньше, но потом придётся много ехать по предгорьям, причём поперёк кряжей, то есть постоянно вверх-вниз, да с кучей поворотов. Нет, наш нынешний маршрут, пожалуй, оптимальный.

Когда все переправились, и мы начали выстраивать колонну, со мной связались гвардейцы из головной машины. По словам проводника, до Турова мы до темноты точно успеем, а вот дальше лучше не соваться: до следующего местечка, а это чуть меньше тридцати километров, мест для ночёвки нет: справа от дороги пойма Припяти, слева — торфяные болота.

— Он говорит, что автомобили можно и вдоль дороги пристроить, если ночью никто ехать не будет, то безопасно. А вот палатки поставить вообще некуда.

— А нам и не надо их ставить.

В трубке раздался смех.

— Мы ему то же самое сказали, а он не понимает, как это!

Тем не менее, решили остановиться на лугу перед Туровом, где обычно ярмарки проводят. Забегая вперёд — наше прибытие и размещение вызвало не меньший интерес публики, чем та самая ярмарка, даже часовых пришлось выставлять и гонять любопытных, норовящих потрогать что-то или даже и отковырять что-нибудь «на память», причём это были далеко не только лишь пацаны малолетние.

И вот тут, на лугу, мы нашли третье приключение, которое привезли с собой. Оказалось, что у нас в одной из передвижных казарм нет постельного белья и половины одеял, да и вторая половина… Ладно, расскажу по порядку.

Когда открыли дверь в жилой кузов — насторожил запах, точнее — пованивало оттуда. А когда один из бойцов, принюхиваясь, открыл шкафчик с бельём — «ароматом» его чуть ли не откинуло!

Оказалось, в шкафу сидел кот. Пронзительно рыжий, лохматый, и совершенно невменяемый. То ли его случайно заперли там в Викентьевке, то ли кто-то сознательно спёр, теперь точно никто не признается. И кот, не то от стресса, не то из мести, всю дорогу тщательно гадил. Выдавил из себя всё, что мог, и даже ещё больше! Нет, я на самом деле не мог поверить, что из одного не слишком крупного кота можно добыть СТОЛЬКО, скажем так, отходов жизнедеятельности! Он гадил или мочился, потом «копал», переворачивая бельё, опять гадил, опять копал…

Когда шкаф открыли, зверь-диверсант собрался изящно выпрыгнуть и стремительно сбежать, но стресс и силы подвели, лапы подкосились… Гвардейцы не прибили его на месте, наверное, только чудом: сперва ошалели от запаха, потом искали забившегося под грузовик засранца (в прямом смысле слова!), потом пытались его оттуда вытащить и поймать с самыми злодейскими намерениями. Спас рыжего повар, имевший почти тот же цвет волос, от силы пол тона разницы. Спорить с «кормильцем» никто не рискнул, а тот как-то уговорил животного выбраться наружу. Может, общая масть вызвала доверие?

— Так. — я потёр руками лицо, острый аммиачный запах сон прогнал, но усталость осталась. — осквернённое бельё на верёвку — и в реку, пусть всю ночь полощется. Если рыба всплывёт — мы ни при чём. Утром понюхаете кто-нибудь и решим, забирать с собой — повар на печке высушит — или выкидывать. А то и закопать на глубину три метра, как опасные химические отходы — это что ж он, скотина, жрал такое, что так воняет⁈ В автомобиле открыть все окна и двери, пусть выветривается. У нас сегодня намечается караульная служба в полный рост, так что, с учётом всех смен, количество потребных спальных мест сократится.

— Аркадий Витальевич, — обратился я к Вишенкову — выделите наряд во главе с толковым унтером, пусть съездят на РДА-шке в город, купят бельё на замену тому, что сейчас купаться будет. Идёмте ко мне, я деньги выделю на непредвиденные расходы.

Почему я вообще оказался возле этой казармы? Так меня из моего жилья выгнали! Только собрался разложить передний диван в фургоне и постелить постель, как заявились Вишенков с Нюськиным и объявили, что моё поведение недопустимо и бросает тень на репутацию всей гвардии, не больше и не меньше. Причём не только моей родовой гвардии, но и гвардейского корпуса артиллерии! Дескать, офицеру в моих чинах самому заниматься бытовыми работами без крайней на то необходимости — неприлично, неприемлемо и оскорбительно для них. Так что мне был в приказном порядке выделен денщик, который и занялся постелью. Утром он же организует горячую воду для бритья и завтрак, да и вообще займётся моим дорожным бытом.

И я, если честно, даже рад — вымотался страшно. Даже удивительно — сколько раз мотался в Могилёв и обратно, и из Викентьевки, и из Дубового лога, на сравнимое расстояние. Из Викентьевки, кстати, хоть она и в Могилёвской губернии, дальше ехать. Но никогда ТАК не уставал. Всё же прав был дед — одиночная поездка в своём темпе и, так сказать, в своё удовольствие очень сильно отличается от движения в колонне. И время в пути играет, пожалуй, большую роль, чем пройденное расстояние. Если в кабинах остальных автомобилей гвардейцы сменялись на каждом привале, проводя за рулём по два перегона из четырёх, причём не подряд, то меня сменить было некому. Надо будет помимо денщика ещё и сменного шофёра попросить — вот когда порадуешься, что заставил большую часть тогда ещё просто дружинников получить шофёрское удостоверение! Сомневаюсь, что полиция будет останавливать явно армейскую колонну и требовать документы у шоферов, но зачем же нарушать без нужды?

Вытянувшись на диване мысленно поблагодарил своих жён, которые едва ли не в последний момент настояли, чтобы я ехал не на «Жабыче», как собирался, а на семейном фургоне.

— На чём Ульяну в Викентьевку отвезти мы найдём, ты же не всю гвардию с собой забираешь, да и чего-чего, а транспорта в нашем хозяйстве хватает. А тебе нужнее.

— Да ладно вам! Фургон семейный, а я и в «Жабыче» пристроюсь поспать.

— Юра, опомнись, какое «пристроюсь»⁈ Неделю туда, ехать, неделю назад, да и там, думаю, не меньше проторчишь. Три недели! Тебе придётся буквально жить в этом фургоне три недели! Именно жить, а не просто «пристроиться поспать»!

Я тогда позволил себя уговорить, прошлую ночь провёл в Викентьевке, а вот сейчас оценил идею. Настолько оценил, что уснул за час до отбоя, просто сил больше не было.

Утром за завтраком рыжий кот сидел рядом с рыжим поваром с таким же белым колпаком на голове и очень мрачной мордой. Но — сидел и терпел, даже удивительно! Не то наш повелитель поварёшек — скрытый гений дрессировки, не то они на самом деле нашли друг друга. Дед так и вовсе обозвал нашего кормильца «Куклачёв под прикрытием». Гвардейцы, разумеется, отпускали немало шуточек, Вишенков же только мрачно бросил:

— Если один рыжий нагадит на продукты — второй будет оплачивать ущерб за свой счёт!

Разумеется, из-за спины у него тут же послышалось:

— Ваше благородие, да откуда ж у кота деньги⁈ — и очередь грохнула хохотом. Честно говоря, и я не удержался от ухмылки, но постарался, чтобы гвардейцы этого не увидели — субординация. А вот поручик не оборачиваясь ответил:

— Тогда он у тебя, Свириденко, одолжит, у кота мартовского, по-родственному! — что вызвало не менее жизнерадостное ржание подчинённых.

На мой вопрос о возможности найти мне сменщика за рулём, командующий нашими экспедиционными силами поручик сначала молча кивнул, потом пояснил:

— У нас два миномётных расчёта пассажирами ездят, и там как минимум трое имеют все нужные допуска. Плюс вестовые, все с удостоверениями, но они подменяют разведчиков за рулём в РДА, точнее, записаны в резерве на замену. Плюс два писаря, короче, хватает народа, даже если не трогать наше очень боевое охранение.

Договорились, что сменный шофёр придёт ко мне на первом привале и двинулись в путь. Кстати, бельё на верёвке вонять котом вроде бы перестало, но начало пахнуть тиной, поскольку течение прибило тряпки на слишком длинной верёвке к берегу в камышах. Долго думали, что с ним делать и куда грузить, пока мне не надоело и я приказал просто бросить на лугу, сказав крутящимся вокруг техники мальчишкам, что оно нам не нужно. И это они ещё не знают, что именно прячется в грузовиках, так бы вовсе домой не уходили.

Наш музыкальный сопровождающий, как выяснилось, будет ехать с нами до города Сарны, где почему-то располагаются большие склады музыкальных инструментов и прочего музыкального же имущества, отчего как капельдинеры, так и их посыльные постоянно катаются в Сарны и обратно, вот и наш ездил минимум раза три в год.

Так и ехали дальше, с мелкими и не очень неприятностями. Из самых крупных, пожалуй, выделю две. Во-первых, в портфеле с картами вместо карты окрестностей Могилёв-Подольского под этим корешком обнаружилась карта Могилёв-Днепровского, то есть нашего губернского центра, именуемого последние лет сто пятьдесят просто «Могилёв». Понимаете, какой раритет мне достался? Вот только совершенно бесполезный, так что пришлось добывать карты на месте и маршрут прокладывать в спешке. Хорошо хоть, проводник оказался по-настоящему толковый и вывел нас к границе своей зоны ответственности.

Вторая неприятность ещё аукнется, но не мне. Один местный деятель в качестве проводника направил к нам… пограничника с собакой! Который служил здесь полтора года и отлично знал приграничные тропы, а также дороги контрабандистов, но не проезжие тракты.

«Выполнить указание сверху формально в полном соответствии с его текстом, но так, чтобы больше никогда ничего не поручали».

«Сомневаюсь, что в этом случае „шалость“ сойдёт с рук безнаказанно».

«Ну, они могли не знать, на кого и при каких обстоятельствах нарвались. Но — это будет для них поучительно».

Так или иначе, на дорогу от Викентьевки до места предстоящей работы мы доехали чуть больше, чем за четыре с половиной дня, или за пять с половиной считая от Дубового Лога. И, пока гвардейцы обедали, я пошёл знакомиться с местным контактом, как это обозвал дед. То есть, с представителем СИБ, который должен был рассказать мне последние новости и ввести в курс текущих дел.

Глава 6

Я сидел и смотрел через лобовое стекло на успевшую уже изрядно надоесть живописную гору. Строго говоря, моё присутствие именно здесь и сейчас не было необходимым, но все или почти все дела, которые были мне доступны, могли делаться в любом месте района. И эта площадка, где, кроме меня, стоят два самоходных миномёта, что прикидываются грузовиками, передовой командно-наблюдательный пункт, а также один из броневиков прикрытия и один из двух РДА ничем не хуже любого другого места. И занимали мы то, что получило название «левая позиция» — найденный в предгорьях пятачок, удовлетворяющий сразу нескольким условиям: сюда можно проехать на автомобиле, здесь можно развернуть обе установки, она расположена на нужной стороне горы. Ну, и расстояние до предполагаемых позиций противника должно позволять накрыть их, хотя бы теоретически.

Всего позиций пограничникам удалось найти пять, но после освидетельствования на месте, из них осталось три. Эта, левая, позволяла достать почти все возможные позиции на левой горе и почти половину средней. Правая позиция давала накрыть вообще всю правую гору, ту, что вблизи венгерской, а точнее — австро-венгерской, границы и, опять же, предгорья центральной. А вот центральная позиция, расположенная чуть дальше в глубине нашей территории, накрывала только и исключительно среднюю гору, и то не всю.

Собственно, второй РДА находился на правой позиции, командно-штабной — на средней. Второй броневик сопровождения прикрывал подъезд к нашей позиции, остальная техника стояла на площадке возле местных складов. Всё же по легенде, которая продлится до первого нашего выстрела, надо сказать, мы были всего лишь колонной снабжения, которая привезла что-то. Что именно — я специально не стал узнавать, просил только у офицеров СИБ, чтобы они не придумывали в качестве груза что-то слишком ценное или слишком дефицитное в здешних краях. Иначе в первом случае на нас могут устроить засаду, во втором — замучаемся отбиваться от тыловиков каждого попутного гарнизона. Судя по тому, что ни того, ни другого не случилось, легенды нам придумали достаточно убедительную и в то же время не привлекающую лишнего внимания.

Спросите, почему мы именно здесь? Очень просто — рельеф, мать его карпатскую за левую ногу с тройным переворотом! Отсюда на правую позицию, с учётом уклонов и поворотов, ограничивающих скорость, добираться часа три. А на центральную — четыре с половиной. Причём справа налево ехать три с половиной часа, а со средней на правую — пять. Такая вот горная арифметика, где три плюс два не равны два плюс три, а обе суммы дают ответ, отличный от пяти. Ну, и активность противника, если так можно сказать.

Первые двое суток вообще ничего не происходило. Это, с одной стороны, давало время на обустройство, с другой вызывало беспокойство, чем дальше — тем большее. Неужели противник узнал о цели нашего приезда и решил либо свернуть деятельность, либо перенести её в другое место. Либо, как подсказал дед, и эта версия была в буквальном смысле пугающе правдоподобной — сперва разобраться с нами, а потом уже продолжить обычные «развлечения». Но на третий день произошёл очередной обстрел: на нашем правом фланге пытались накрыть пограничный наряд, но сперва промахнулись, потом поняли, что пограничников в укрытии так просто не достать и уже через пятнадцать минут прекратили стрельбу. Мы, находясь в тот момент на базе, узнали об обстреле примерно тогда, когда он закончился. Пока доехали «на экскурсию»,противники, разумеется, уже сидели дома и отмечали успех — ну, или смывали горький привкус неудачи, без разницы.

Местные специалисты говорили, что и места, откуда стреляют, и цели выбираются хаотично и непредсказуемо, но в теории правый фланг должен был стать наименее вероятным местом обстрела. Следующие сутки прошли спокойно, потом «неизвестные бандиты» не прицельно выпустили веером полтора десятка снарядов по нашей территории с центральной горы. Мы выехали на левый фланг — и, вот, сидим тут уже пятый день! Не непрерывно сидим, на ночлег уезжаем «на базу», но всё-таки!

А противник словно издевается: уже четыре раза подряд используют для обстрелов пусть и разные позиции, но все — на правом фланге! И с каждым днём, что там днём, с каждым часом оставаться здесь становилось всё труднее и труднее, поскольку всё сильнее терзала мысль: а вдруг про нас и нашу «засаду» знают? И именно потому держатся вне досягаемости? Но в таком случае менять позицию тоже бесполезно — враги тоже сменят её. Разве что это укрепит подозрения в наличии утечки, но и её не докажет, поскольку всегда есть место для случайности.

Чтобы немного отвлечься от переживаний повадился разговаривать с местными пограничниками. У них, конечно, служба, но в свободное время офицеры не упускали возможности поговорить со свежим человеком и узнать хоть какие-то новости из более цивилизованных мест Империи. Даже начальник заставы не брезговал беседами, причём, в отличие от подчинённых, придворными новостями и событиями не интересовался совсем. Он вообще считал, что достиг потолка в звании и должности: капитан и, как уже говорилось, начальник заставы. Для дальнейшего же роста требовалось сменить или место службы, или её характер, или и то, и другое. Конечно, порядок производства в следующее звание в министерстве финансов, к которому относилась Пограничная стража, отличался от армейского, но принцип сохранялся, тем более, что табель о рангах тоже общая. И капитану, чтобы стать ротмистром, требовалось поступить в одно из учебных заведений и успешно закончить его. Ну, и прямой должностной рост также не был возможен: над ним стоял начальник пограничного отряда в звании полковника, а у него три заместителя: два подполковника и майор, но майор — по финансовой части, и звание у него такое не случайно, а из-за другой вертикали подчинения. Чего только не узнаешь от тотальной скуки!

В общем, даже после успешной учёбы служить предстояло бы где-то в другом месте и в другом качестве. Он же не хотел лишний раз дёргаться — но не потому, что обленился или перегорел, а от того, что привык считать заставу с окрестностями своими владениями, чуть ли не манором. Ну и, соответственно, к безобразиям на своей территории тоже относился как к личному оскорблению. Но именно он наиболее убедительно настаивал на том, чтобы сидеть здесь и ждать. Как дичь в засаде, что должна сама прийти под выстрел. Правда, и сам он тоже толком не знал, из чего именно мы будем стрелять.

Может возникнуть вопрос, почему бы нам не разделиться: один миномёт поставить на правой позиции, второй — на левой и поймать врага с вероятностью две трети? Против оказались сразу СИБ, мой Вишенков и, как ни странно, начальник заставы. Причина была банальна: имеющегося охранения не хватит, чтобы обезопасить обе позиции от возможного нападения, а местные силы привлекать нельзя из соображений секретности. По мне, так это надуманно всё, но, с другой стороны — профессионалам виднее.

Так что сижу, скучаю, разговариваю с пограничником.

— Я вот одного не понимаю — зачем это всё румынам?

— Не уверен, что это именно румыны затеяли…

— Нет, я про обычных, рядовых румын, как исполнителей всех безобразий, так и местных жителей. Ведь без содействия или, как минимум, непротивления и молчания аборигенов наши разведчики уже давно бы нам нарисовали на карте и место обитания, и маршруты, и график движения.

— Это да, с этим не поспоришь. А причины самые простые, и их ровно две, причём взаимосвязанных. Первая и определяющая — нищета.

— Ну, этим оправдываются все любители лёгкой наживы.

— Нет-нет, тут ситуация особая. Нищета в этом случае не фигура речи и не преувеличение! Полная, поголовная и оглушительная нищета. Дедов пиджак, который хочется назвать «лапсердак», хоть он в молодости мог быть хоть камзолом, давно потерявший форму и пуговицы, но имеющий не больше трёх заметных заплаток — вполне проходит по категории праздничного наряда. Причём не у сельских низов, а у подавляющего большинства селян и заметного количества горожан!

«У нас в тридцатые годы в Румынии, примерно то же было. Помнишь, фотографию с румынской свадьбы? Где на столе ничего лишнего?»

Дед на всякий случай показал мне то фото.

«Там целая серия снимков на самом деле. Потом сам, если хочешь, найдёшь и посмотришь. Причём о съёмках в селе знали заранее и постарались принарядиться! Так что эти жутки рубища — на самом деле лучшее, что удалось собрать по всему селу и, возможно, парочке соседних».

«Это сколько же гостей нужно, чтобы столько выпить⁈»

«А кто тебе сказал, что бутылки полные? Ты же видишь — пробок нет, а я тебе уже говорил — готовились запечатлеть себя на фото в самом лучшем виде. Вот, и тары насобирали, а сколько там в каждой местной самогонки налито, и в каждой ли — вопрос отдельный».

Разговор с дедом выглядел, как секундная задумчивость, после которой я спросил сразу обоих:

— Что, всё так плохо?

Ответили тоже сразу оба:

— Даже хуже, чем можно подумать по описанию. Они даже на сельских праздниках, если такие случаются, закуску почти никогда не подают. Во-первых, еды мало, во-вторых, и это, пожалуй, главное — под закуску гости выпить смогут больше. Так, самогонки местной гнусной бахнуть, чтоб в голове зазвенело — и всё, свободен.

«Вот-вот, особенно их мамалыга, которая, по факту, тот ещё сорбент. И это, пожалуй, единственное достоинство оного блюда».

«Дед, ты опять? Тебя послушать, так во всём мире люди в основном жрут всякую гадость!»

«Нет, конечно! Далеко не все и не везде, в мире много достойных кухонь и отличных блюд. Но мамалыга к ним точно не относится! Пока горячая — она ещё может быть отнесена к условно-съедобным субстанциям, но холодная… Холодную мамалыгу можно на вражеские позиции сбрасывать, для полной деморализации противника! А румыны её лопают и радуются — тому, что вообще есть еда. Ну, и сила привычки, конечно».

— Они, небось, и головы с хвостами не отсекают при перегонке?

— Вы что⁈ Взять и вылить добрую четверть выхода продукта — а с учётом того, из чего они гонят и в каких режимах, там и треть может быть? Это воспримут как святотатство и забьют камнями!

— Или кочерыжками, кукурузными.

Немного посмеялись, потом капитан Лебедянкин (тотем — Лебеда) продолжил.

— Причём, как я уже говорил, нищета — всеобъемлющая. Все слои населения, кроме, разве что, знати и богатых коммерсантов, если не живут в ней, то ежедневно сталкиваются с нею или ощущают угрозу обнищания. И какой-нибудь лейтенант пограничной стражи за сумму, равную пятидесяти рублям, сдаст в аренду отделение своих солдат с лёгкостью. А за сотню продаст человек пять в рабство безвозвратно и оформит их, например, жертвами холеры, пусть и придётся для этого пожертвовать частью выручки, поделившись с писарями в штабе. За сто пятьдесят или двести рублей любой местный, простите за выражение, мэр, лишь чуть менее нищий, чем его горожане, обеспечит и жильё, и обслугу, и даже охрану полиции. Особенно, если слугам и полиции ещё и платить будут.

— Если так, то за десятку любой селянин составит и продаст график движения чужаков, разве нет?

— А вот тут вторая составляющая. Страх. Круговая порука, без которой порой в буквальном смысле не выжить, и страх перестать быть частью этой самой поруки. Местные ни за что не станут обсуждать чужие секреты с чужаками, даже если это секреты других чужаков. Просто для того, чтобы не перестать быть частью «стаи», иначе нищета станет неизбежной и неизбывной.

— А если так, чтобы никто не узнал?

— Тогда продадут не задумываясь, что угодно и кого угодно. А потом попадутся на внезапно появившихся деньгах, и судьба их станет пугалом для соседей на ближайшие лет так… несколько.

— Но потом найдётся кто-то, кто решит, что он умнее, ловчее, хитрее и не попадётся.

— Обязательно!

Мы с капитаном отсалютовали друг другу чашками с чаем, который заварили в микро-кухоньке моего фургона. И тут я увидел через окно оживление на площадке. Неужели⁈ Я распахнул дверь кабины и убедился, что — да. Подъёмник на крыше командно-наблюдательного фургона пошёл вверх, а Нюськин активно общался с кем-то по мобилету. А тут и звук прилетел, мало на что похожий. Выстрел, неоднократно отразившийся от скал и чуть менее искажённый звук взрыва. Есть! Здесь, возле нас! Дождались!

Артиллеристы очень споро разворачивали самоходки, выводя платформы в горизонталь. По совету деда мы заранее, пока рядом не было посторонних, старательно выставляли уровни и убирали крупные камни из-под опор. А потом сделали малозаметные отметки краской на ползунках, так что сейчас бойцам вместо того, чтобы долго и тщательно возиться с регулировками достаточно было просто крутить маховики до отметки. Одновременно оставшиеся номера расчёта откинули задний борт в качестве рампы — на второй самоходке тормозная система не сработала, или сработала криво, и борт громко грохнул о камни. Надеюсь, не погнули хотя бы, но эта мысль пронеслась мимолётно. Зато во второй на раскрытии крыши стоял вспомогательный мотор и реечный привод, а на первой она раскрывалась вручную, с тросами и храповиками для последующего закрытия маховиками. Даже интересно, где управятся быстрее с раскрытием и с закрытием.

Нюськин в прошедшие дни тоже не тратил времени зря, облазил округу с какими-то геодезическими инструментами, как сам объяснил — проводил «пристрелку на холодную», взял азимуты на ориентиры и на все вероятные позиции противника. Правда, последние были вычислены по картам, а об их точности и актуальности я уже не раз вспоминал. Причём азимуты взял как абсолютные, от севера, так и относительные, от ориентиров. Вообще, топологическая привязка позиции, это целая наука в артиллерии, о которой я пока имею довольно поверхностные представления, но ещё выучу, в своё время. Потом он ещё считал высоты и долго вычислял таблицы стрельбы для конкретной позиции и морщился, что нельзя сделать хотя бы пару выстрелов для корректировки расчётов.

Благодаря подготовке и получению сведений сразу и от РДА слева и от КША в центре позиций, справа от нас, Нюськин начал командовать установки на первый миномёт ещё когда крыша раскрывалась, да и вообще застоявшиеся бойцы перекрыли норматив на развёртывание установки как бы не вдвое! Но это не в счёт, потому как в наличии мухлёж с выведением платформ в горизонт. О, боги и Рысюха-хранительница, о чём я сейчас думаю⁈

Пограничник смотрел на всю эту суету, как заворожённый. И я его понимаю — сейчас бойцы действовали как самая настоящая гвардия, быстро, чётко, привычно. И техника новая, незнакомая, очень необычно выглядящая. И вот — первый ответный выстрел! Капитан не имел привычки по команде «Орудие!» готовиться к выстрелу, открывая рот и закрывая уши, поэтому его хорошо так тряхнуло. Конечно, в разы слабее, чем дал бы по ушам выстрел из артиллерийского орудия того же калибра, и тона другой, но всё равно — привычка нужна.

Все напряжённо всматривались вперёд в ожидании результата, и, наконец, на склоне горы вырос фонтан взрыва. Нюськин припал к стереотрубе, потом к теодолиту (или другому прибору, но я других названий не знаю) и продиктовал поправки. Второй выстрел — и снова большой недолёт.

— Что, не достают⁈ — очень громко спросил слегка оглушённый капитан.

— Нет, специально так, чтобы не спугнуть раньше времени. Сейчас наведётся по азимуту, а потом даст поправку по дальности.

И, да, на самом деле так и есть. Мы эту тактику отдельно обсуждали — пусть, мол, думают, что мы от отчаяние стреляем из пушек в склон и сидят спокойно, может быть даже пусть повеселятся напоследок.

Глава 7

Нюськин очередной раз подтвердил правильность своих расчётов и свой профессионализм, а также то, что за «смешной» для кого-то фамилией стоит нешуточный мастер артиллерийского дела. Уже третья мина рванула на гребне горы, причём мне показалось, что скорее по ту сторону, чем по эту. Командир батареи, временно разжаловавший сам себя до командира огневого взвода, тут же продиктовал поправки и приказал:

— Оба орудия, по два выстрела — беглый огонь!

Второй миномёт стоял заряженным, наводчик выставлял все те же установки, что и на первом, так что ему оставалось только чуть-чуть тронуть маховики и поднять руку:

— Готов!

— Орудие! — отозвался командир расчёта и дёрнул за спуск, скомандовав сам себе: — Огонь!

Скорострельность миномётов за счёт использования сразу трёх заряжающих при одном лотке, один из которых помогал снарядному ворочать сорокадвухкиллограммовые артиллерийские мины, довели до четырёх выстрелов в минуту. Больше не очень получалось и грозило травматизмом. Может, при достаточном количестве практических стрельб и подборе заряжающих из числа спортсменов-гиревиков удалось бы получить четыре с половиной, или даже пять, но столько стрелять — разориться можно. Если выстрел миномёта-сотки расценили в тридцать семь рублей с копейками, то «поросёночек» калибром сто шестьдесят миллиметров, в котором только заряд взрывчатки превышал общей вес мины «младшего брата», стоил по самым скромным подсчётам около ста двадцати рублей, по нескромным — сто сорок. Для меня в мои шестнадцать лет сумма в пятьдесят рублей на подарок ко дню рождения казалась астрономической, за которую половину Смолевич купить можно, а сейчас с каждым выстрелом улетает месячная зарплата квалифицированного рабочего, и даже ничего не ёкает в груди, если не считать удара воздушной волны.

Так вот, четыре выстрела в минуту, но орудия били вразнобой, так что та самая «зарплата рабочего» улетала к румынам каждые семь-десять секунд. Всего же сегодня, если нужно, «отгрузим» столько, что, пожалуй, хватило бы, если верить подсчётам господина пограничного капитана, купить румынскую заставу, хоть действующую, хоть бывшую — эта сложенная из валунов и глины крепостица стояла на правом от нас склоне средней горы, примерно в семи километрах от центральной позиции, может, чуть дальше и использовалась вроде как под склад. Наполовину скрытые гребнем плоские «деревья» взрывов вырастали одно за другим, но вот четвёртого не случилось. Неужели мина не сработала⁈

— В обрыв ушла четвёртая, перелёт, однако, — прокомментировал это Лебедянкин.

Хм, а он может быть прав, если карту вспомнить. Более того, одно другого не исключает — мина могла соскользнуть по склону без взрыва. Хорошо, что я в своих взрывателях самоликвидатор всё же ставлю, так что через пять минут после выстрела всё же бабахнет, не оставив улик противнику. Нюськин тем временем поставленным командным голосом передал поправки и…

— Оба орудия, по три выстрела — беглый… огонь!

Сейчас миномёты бахнули почти залпом, с интервалом между выстрелами секунды полторы-две. И взрывы встали почти одновременно, правее и ближе, чем предыдущие. А после второй серии что-то вдруг бабахнуло лишнее, и хорошо бабахнуло, намного сильнее, чем наши мины!

— Похоже, в склад с боеприпасами попали! — обрадовался пограничный командир. — Значит, на самом деле накрыли гадёнышей, а не только напугали!

Ещё две канули куда-то в дымную завесу, и хоть через положенное время услышали, как бумкнуло, но в целом эти разрывы уже потерялись на дымно-пыльном фоне. Плюс что-то там ещё гудело и рокотало, знать бы ещё — что?

У меня на минуту возникло сожаление, что нельзя сейчас сесть в дельталёт, взлететь и посмотреть сверху — что там происходит? Во-первых, я его не брал с собой, в том числе из-за сложностей с перевозкой: крыло сложенное можно было поверх крыши любой передвижной казармы привязать, а вот кабину куда девать? Тоже на крышу — гнусность получается, проверял уже на себе, и неудобно, и вся конспирация демону под хвост. То есть, ради этой кабины пришлось бы ещё один пикап тащить. Потом искать, где хранить, откуда взлетать… А самое главное — на сопредельную территорию залетать всё равно нельзя, и даже вплотную к «ниточке» подлетать — тоже. Спросите, как так, почему мину боевую закинуть можно, а мирный аппарат — нельзя? Так всё очень просто: на уничтожение «банды» формальное разрешение получено, даже в письменном виде, хоть и выглядело на тот момент форменным издевательством или приглашением наших разведчиков в ловушку. А вот полёт летательного аппарата, да ещё с наблюдателем, да с фотокамерой — которая в мобилете, например, без него же лететь смысла вовсе немного, это уже может быть расценено как шпионаж. А раз может — то обязательно и будет, с криком и шумом, тут уже к гадалке не ходи. И даже обоснование придумать легко: банду удастся рассмотреть или нет — вопрос, а вот пограничные укрепления срисовать, в буквальном смысле слова — запросто. Я больше скажу: если над нашей территорией такое появится, то военные и пограничники будут его сбивать, а я помогу, чем смогу.

Нюськин помедлил несколько секунд, словно размышляя — не кинуть ли ещё пару-тройку гостинцев на прощание, но потом ответил на вызов по мобилету и отдал приказ:

— Отбой стрельбе, орудия разрядить, перевести в походное положение! Домкраты не снимать! Крышу не закрывать!

Капитан Лебедянкин стоял рядом со сложным выражением на лице. Одновременно и довольный, и удивлённый, если не сказать крепче, но точнее, и словно бы потерянный. Ну, да — меньше десяти минут, включая развёртывание, и проблема решена. Вообще всё действо больше напоминало армейскую показуху с фокусами типа сборки автомобиля за три с половиной минуты, который потом уезжает своим ходом, или замены мотора в танке за пятнадцать, мне дед такое показывал, из разных армий его мира. Общего в них то, что это не имеет никакого отношения к реальности, чистое шоу. Или, ближе к явленному нами, показательные стрельбы, при которых мишени заранее заминированы и подрываются командой по проводу или дистанционно с помощью амулета (в мире деда — по радио). И порой случаются казусы, когда количество «попаданий» неожиданно превышает число выстрелов. Но заподозрить нас и румын в инсценировке не получалось никак, от чего он удивлялся ещё больше.

Нет, Нюськин, конечно, мастер и вообще «красавчик», но сегодня всё как-то вообще красиво вышло. Начать с того, что только на левом склоне предварительно наметили по карте четыре возможных позиции противника, на правом только три — там седловина на пути к среднему пику, и мест мало, и сектора стрельбы узкие. Во-вторых, орудие на макрах, в отличие от порохового, дыма как такового не даёт. Есть выхлоп «отработанной» маны, точнее, вырвавшихся из макра избытков, не потраченных на временное воплощение псевдоматерии, есть тот самый «щелчок» в мировом Эфире, но расслышать его с расстояния больше километра даже для такого как я мага кристаллов непросто. Есть приборы, но у них тоже точность так себе, к тому же очень узкое поле зрения, их надо заранее направить примерно на место стрельбы, иными словами — заранее знать большую часть ответа. То есть, надо было угадать площадку, а на ней как-то «нащупать» орудие. И пусть выцеливали самую удобную, но и пристрелялись очень быстро, и, самое главное — сразу угадали! Не то наш артиллерист весь запас везения на пять лет вперёд потратил, не то это компенсация от Мироздания за наше терпение, не знаю. Но репутацию он себе и всем нам создал мощную.

Тем временем этот обладатель только что приобретённой «мощной репутации» подошёл к нам.

— Наблюдатели сообщают — на просматриваемых участках активное движение в сторону разбитой позиции.

— Подкрепление?

— Вряд ли. В крепостные бинокли с РДА рассмотрели, что там вроде как полицейская форма видна и карета с врачами. Не такая, как у вас «Скорая помощь», а реально карета, хотя, скорее — ландо. А над ним — флажок лекарский.

— Залётная банда неизвестных, говорят они, да?

— Да уж, забота о «неизвестных бандитах» просто трогательная! — согласился со мной пограничник.

— Ладно, по врачам стрелять — последнее дело, так что сворачиваемся и уходим, пока они не поднялись до того места, откуда наши позиции рассмотреть можно. Орудия осмотреть и закрыть, в полный порядок приведём позже.

Вот, тоже, преимущество огнестрельного оружия на макрах — нет порохового нагара. Того самого, который приводит к коррозии ствола, если его сразу же после стрельбы не вычистить и не смазать самым тщательным образом. Да, стрелковое оружие «на магической тяге» тоже приходится чистить, но там главная задача — убрать следы и даже куски свинца из ствола, в первую очередь из нарезов. И остатки «дикой» магии, которая тоже может привести к неприятным последствиям, потому при чистке используется особая алхимия, или амулеты-нейтрализаторы. В нашем случае стволы можно будет почистить и завтра-послезавтра без каких-либо угрызений совести по этому поводу.

Пока добрались до базы, получил несколько поздравлений от разного местного и не очень начальства, а также приглашение в местное офицерское собрание. Эх, и отказаться нельзя, так что придётся надевать мундир. До этого я, чтобы не привлекать внимания, ходил в статском, благо, костюмов с собой было два, и дюжина рубашек, и ещё полдюжины белых, плюс три штуки с кружевами, «для торжественных случаев» — это то, что жёны успели напихать между моментом, когда уговорили ехать на фургоне и собственно выездом. И мои подчинённые при посторонних титуловали меня исключительно «моей милостью», по костюму. То есть, местные, за исключением начальника погранотряда, получавшего шифровки из столицы, и не знают в подавляющем большинстве своём, какие у меня погоны, хотя тот факт, что они есть неоспорим — все одарённые являются военнообязанными.

Это я к тому, что появление моё в офицерском собрании городка при всех регалиях, уместных для повседневного мундира, вызвало если не фурор, то некоторое изумление — точно. По крайней мере, унтер, высланный на крыльцо в качестве сопровождающего для «штатского барона» на какое-то время вообще впал в ступор. Да и офицеры, особенно младшие, активно шушукались за спиной. Остановившись у зеркала, чтобы проверить, всё ли в порядке с мундиром и причёской, уловил кусок разговора:

— А ты, дурень, ещё спрашивал, почему царь ничего не делает и помощь никакую не шлёт. Видишь — прислал.

— Так кто ж знал-то, что тут рука государева⁈

— Кому положено, тот и знал…

Да, если так подумать, флигель-адъютант — это не только доверенное лицо Государя, но и, находясь при исполнении — его глаза, голос и, порой, руки. Иногда — длинные руки с тяжёлым молотком в них.

«Или с ледорубом» — хихикнул дед. Опять что-то из своего мира вспомнил по случаю, не иначе.

За столом заново представился знакомым офицерам, из пограничной службы, из СИБ и из местного гарнизона, хотя господа из ведомства князя Медведева явно и так про меня знали всё, что им нужно. Внезапно оказалось, что за столом я со своим седьмым классным чином — старший по рангу среди собравшихся. Пусть здесь действовало то же правило относительно званий, что и в кают-компаниях кораблей, но аксельбанты и вензеля на погонах на собеседников заметно давили, так что пришлось дополнительно давать команду «без чинов», напоминая о традициях. Разумеется, разговор не мог не коснуться наград, любопытство у военных по этой части всегда было сильно. Ответил обтекаемо:

— По большей части — за разработку и испытание новых видов артиллерийского вооружения.

После этого присутствующие что-то для себя посчитали в уме, посмотрели на петлицы — и по поводу звания вопросов уже не задавали, даже когда пирушка набрала обороты. Вот в процессе набора оборотов выяснилось, что господа офицеры просто обожают петь, особенно хором, и сегодня главным номером программы оказался «Марш артиллеристов», тот самый, из-за которого дед когда-то от страха чуть из моей головы не выпал. Тот, где «Артиллеристы, Кречет дал приказ» и далее по тексту. Пели его не знаю, сколько раз, но каждые десять минут — точно. Причём на сей раз представители других родов войск не то, что не пытались перепеть или заглушить чем-то своим, как это, по рассказам офицеров, зачастую случалось раньше. В рамках «дружеской конкуренции и традиционного соревнования родов войск». Более того, ещё и подпевали, а на строчке «стволы тяжёлых батарей» слово «тяжёлых» норовили сопроводить стуком кружки по столу. Короче, артиллеристы сегодня были героями дня и именинниками, и я, как их полноценный, как выяснилось, представитель, тоже.

Ну, и как этому самому представителю, мне и наливать пытались от всей души. Я, как мог, «сачковал», однако всё пропустить никак не удавалось. В итоге меня всё же подпоили, плюс ушло напряжение последней недели, этого бесконечного ожидания и постоянных сомнений — угадали мы или нет, знает ли о нас противник и чем вообще всё кончится. И к этому ещё удовлетворение от того, что — справились, отстояли честь Империи и наказали супостата.

В общем, расслабило меня, может быть даже слишком. Настолько, что я даже рассказал один из дедовых анекдотов, как обычно — пошлый, но неожиданно смешной. Про расслабившихся собачек^[2]. Господам офицерам этот грубоватый, мягко говоря, юмор неожиданно понравился. А окончательно закрепил анекдот в местном фольклоре, сам того не ожидая, заехавший на огонёк начальник пограничного отряда. Он поднял обязательные тосты, а затем, прощаясь, толкнул напутственную речь в адрес собравшихся, которую закончил таким пассажем:

— Празднуйте, господа офицеры, но не забывайте об умеренности. И не расслабляйтесь слишком сильно — враг не дремлет!

Он явно не ожидал такой реакции, как дружный искренний смех и бурные овации. Ну, ничего — думаю, от силы минут через десять ему анекдот расскажут. А по столам уже пошло: «Не расслабляемся, господа — враг близок и коварен!»

Я, с неизжитой с детства наивностью, собирался отправиться в обратный путь уже на следующий день. Ага, как же! Три раза, и все — с разбегу! Проблемой стал даже не тот факт, что мои гвардейцы тоже праздновали, и им тоже подносили, но они, в отличие от меня, не слишком-то и пропускали тосты, так что утром в состоянии сесть за руль были очень немногие — преимущественно последняя смена часовых, охранявших миномёты, да их разводящий. Отчётность! Её Макулатурное Величество!

Стреляла моя личная гвардия, из де-юре принадлежащего лично мне оружия и моими личными минами. Казалось бы — какие ещё отчёты, за что и перед кем⁈ За достигнутый результат отчитаюсь перед Государем или, в крайнем случае, его канцелярией — думал я. Как же! Порядок действий, причины, боевое планирование, куда стреляли, кто стрелял, как стрелял. И расход боеприпасов — тоже! Во-первых, для определения боевой эффективности, в том числе — и наших действий, и новых миномётов, а во-вторых — для порядка.

Задержались на два дня, что, на самом деле, очень даже оперативно для такого рода дел, выезд запланировали на утро третьего дня, но так и не выехали. С одной стороны, задержка пошла на пользу дела, если бы мы уехали всё могло быть куда хуже, с другой — последующие события обогатили мою коллекцию сюжетов для ночных кошмаров.

Глава 8

Сначала отъезд задержался из-за погоды. Утром горы внизу закрыл туман, густой и плотный, как разлитое молоко. Уж простите за избитое сравнение, но иначе не знаю, с чем ещё сравнить. Его верхняя кромка клубилась где-то метров на сто-сто пятьдесят ниже нашей базы, причём опустившимся на землю облаком, ещё одно избитое сравнение, туман не казался. Нет, это по виду была именно жидкость, причём горячая, от которой пар идёт. Струи тумана перемещались, перемешивались, обтекали вокруг гор и отдельных скал… Красиво, завораживающе, поэтично — но вообще нифига не видно, где там извивается заковыристыми петлями дорога! Нет, возможно, изнутри туман не выглядит таким непроницаемым, и там есть видимость «аж целых» метров пятьдесят, но такой аттракцион «Молдавские горки» нам не нужен, вот совсем и абсолютно. Так что единогласно решили отложить выезд, пока вся эта красота не рассосётся. Ну, или хоть видимость улучшится метров хотя бы до трёхсот.

А уже через час стало не до красот: на заставе спохватились, что пропал боец! И, казалось бы, какое мне до этого дело, какое пограничникам дело до меня? И, оставайся я в их глазах просто каким-то бароном, пусть и выполняющим поручение Государя, никто бы мне и слова не сказал. Более того, проследили бы, чтобы скандальная информация не просочилась из ведомства. Но раз уж проявил себя как флигель-адъютанта, то есть — офицера для особых поручений, более того, для личных особых поручений Императора, то меня тут же включили в цепочку принятия решений, чтобы скинуть хоть часть ответственности.

Пропавший боец, носивший уже лычки младшего унтера, отслужил на границе почти два года, за это время познакомился с кое-кем из местных и даже ухитрился стать официальным женихом одной девицы. Девица, дочь местного пастуха, жила с семьёй на хуторе примерно в полутора верстах от заставы, и наш унтер время от времени навещал её, как в увольнениях так и, иногда, в самоволку бегал, прикрываемый от командования сослуживцами. Правда, в этот раз он ушёл законно и официально, но не явился на утреннюю поверку. За «загулявшим» бойцом отправили наряд, который вернулся с выпученными глазами и заявил, что на хуторе нет никого вообще! Тут-то всё и закрутилось по-взрослому. На хутор отправили усиленный наряд с офицером, который констатировал одно: скотина заперта, вещи немного разбросаны, словно кто-то что-то искал, но так, поверхностно, плита растоплена, но похлёбку для свиней вариться на неё так и не поставили. И — ни одного человека, хоть осмотрели всё.

Надо сказать, что слово «пастух» для описания хозяина невесты не совсем подходило, скорее, хуторянин, но поскольку основным его занятием был выпас в окрестных горах стада из трёх десятков принадлежавших ему овец, то и проходил по документам как пастух. Ещё на хуторе держали пяток свиней, лошадь, полсотни кур и старого пса в будке на привязи. Так что поискать было где, как и спрятаться, если бы пришла в голову устроить дурацкий розыгрыш для сослуживцев и командования. И вот: собака убита, скотина на месте, а хозяев нет. Всего, получается, пропало, растворилось в тумане, семь человек: хозяин хутора с женой, его старший сын двадцати двух лет, тоже с женой, две дочки — девятнадцать и семнадцать лет и пограничник.

Заставу тут же подняли «в ружьё», разослали усиленные патрули, удвоили посты, но толку не было никакого. Пока где-то через час после обнаружения пропажи из начавшего рассеиваться тумана к пограничному посту не вышел бледный и трясущийся от страха румын с завязанной тряпицей старой корзиной для винограда. Оставив корзину на нейтральной полосе — румынских пограничников на месте не было, что не особо и удивляло их коллег на нашей стороне он, непрерывно кланяясь и что-то неразборчиво бормоча на местном диалекте развернулся и неожиданно быстро скрылся в тумане. Разумеется, постовые не стали подходить к корзине, а уж тем более — заглядывать в неё, но вызвали разводящего. Офицер со всей осторожностью приблизился к поклаже и кончиком шашки отбросил в сторону тряпицу. Заглянув внутрь, он закаменел лицом — там лежали головы пропавшего пограничника и его местной невесты. И открытый конверт из вощёной бумаги, видимо, чтобы кровь не испортила содержимое.

Конверт, провокационно адресованный «главарям русских оккупантов» был доставлен на заставу, где его содержимое достали и прочитали. На двух листах бумаги на двух же языках, румынском и русском, излагался один и тот же текст. Неизвестные, подписавшиеся как «Фронт Освобождения Бессарабии», изливали несколько абзацев бреда про «разделённый оккупантами единый народ», про «изнывающих в терзающих кровавых когтях русского кречета братьев и сестёр» и прочее такое же, с призывами к «борьбе за воссоединение» и прочей антиимперской пропагандой, которая даже сама по себе тянула лет на десять каторги как минимум, насколько я могу судить. А в конце шли угрозы, что, мол, за каждого «погибшего бойца за правое дело» мы, то есть — «русские собаки» заплатим жизнями «десятка своих псов и их прихвостней». С обещанием, что «возмездие начнёт вершиться сегодня на рассвете».

Тут уж и СИБ, и Корпус встали на дыбы — с такими-то заявочками, как не встать? Тут не то, что встанешь — вскочишь и запрыгаешь! Хоть до сего дня никто про этот самый «фронт» и слыхом не слыхивал, что само по себе могло быть поставлено в вину. Метаться начали все как муравьи, если на их жилище чем-то едким плеснуть. Ну и я, поняв, что уехать сейчас просто-напросто нельзя, направил РДА в дозор на фланги, КША на его обычное место на центральной позиции, только придал им в охранение всех, не занятых в других местах в качестве охранения, а миномёты с командным пунктом — выдвинул вперёд по дороге, там в можжевеловой рощице на одной из террас можно было вполне удобно расположиться, и стелющийся можжевельник нашим самоходкам ничуть не мешал.

Тем временем туман уходил, из него на той стороне границы проявилась ранее уже упоминавшаяся старинная крепость как бы не четырёхсотлетней давности. Кто и когда её построил на самом деле — я не знал, да и противоречивыми местными легендами не интересовался. Может, ей и вовсе лет сто всего. Там до недавних пор размещалась пограничная застава и таможенный пост. Для их работы в стенах проделали двое ворот: в сторону Империи и в сторону Румынии, в здании посреди двора, бывшем донжоне, разместились таможенники, в прочих сооружениях, лепящихся изнутри к стенам, были казармы, оружейные комнаты, склады, конюшни и всякое прочее, нужное для службы. Шли годы, здание ветшало, да и путешественникам, всё больше купцам, чем дальше, тем больше надоедало лезть в гору к крепости, что когда-то возводилась на пригодном для обороны, а не торговли, бугре. Недавно построили новое здание заставы, в более удобном месте, а старое стали использовать как таможенный склад и в целом «для хозяйственных нужд».

И вот в этом самом старом строении началось довольно бурное движение. Для начала раздался пушечный выстрел, причём холостой, явно призванный привлечь внимание к тому, что планировалось сделать ещё на рассвете, но туман помешал. На стенах после выстрела началось какое-то шевеление, я взял сделанный для себя во время недельного ожидания сорокакратный бинокль. Крепость послушно «прыгнула» навстречу, прибор превратил почти семь километров расстояния в сто шестьдесят — сто восемьдесят метров. Особых подробностей с такого расстояния не разглядишь, но угадать в пятерых помятых и раздетых до исподнего людях пропавшую семью пастуха труда не составило. Причём и обе женщины, и девушка двумя руками удерживали на груди явно порванные рубахи. Пленных поставили на колени, после чего на стене появился какой-то придурок, почему-то с турецким ятаганом в руках и в чалме. Он прыгал на стене, что-то орал, судя по широко раскрывающейся пасти, махал руками и оружием, делая явно угрожающие жесты в сторону границы. По ужимкам — чистый павиан, но смеяться почему-то не тянуло совсем. И вот во время очередного прыжка он с оттягом ударил с разворота ятаганом по шее младшей дочки пастуха! А потом, методично и буднично, словно капусту на огороде заготавливая, срубил головы и всем остальным, от младшего к старшему. Тела убитых сбросили со стены, после чего придурок в чалме снова погрозил границе, и все двинулись к сходу со стены. А над центральным зданием крепости рядом с румынским флагом подняли ещё один — вроде такой же цветовой гаммы, только полоски разной ширины и в верхнем углу у древка что-то намалевали, не поддающееся распознанию из-за расстояния и ветра.

После утренней корзины с головами и письма с угрозами можно было ожидать, что с похищенными расправятся. Но так вот нагло, цинично и демонстративно⁈ Они что, бессмертными себя вообразили⁈ Или считают, что мы туда не достанем? Или вовсе решили, что мы уже уехали? Это всё неважно, сейчас — неважно. Узнаем потом, если будет у кого. А пока я повернулся к Нюськину:

— Батарея — к бою!

Он продублировал мой приказ, потом уточнил:

— Думаете, можно? Всё же объект, принадлежащий пограничной страже Румынии…

— Думаю — необходимо. Достанем?

— На равнине было бы на грани, а так, с учётом рельефа и с усиленным зарядом… Пожалуй, ещё метров пятьсот запаса будет.

— Вот и отлично. Похитили, насколько я помню, семерых?

— Так точно! — это уже присланный для связи от пограничников молодой прапорщик.

— Утром убили двоих, сейчас — ещё пятерых. Значит, людей в крепости не осталось, это хорошо.

— По наблюдениям, там как минимум…

— Поголовье мразей меня не интересует. Тварей после Волны считают.

Я почувствовал, как меня окутывает новое для меня чувство. Ощущение холодного бешенства. Ледяной огонь, если угодно. Голова работала чётко и отстранённо, при этом необходимость уничтожить засевших в крепости тварей не подвергалась сомнению, это была аксиома. Голоса окружающих и вообще звуки доносились словно с отдаления, но были при этом непривычно чёткими и разборчивыми. А ещё волна холода поднималась от ног и низа живота, угрожая заморозить меня, если я не сокрушу, не сожгу врага.

Пока миномётчики под удивлённо-восторженным взглядом прапорщика — как же, он в первых рядах! — выставляли заранее повёрнутые кормой к противнику самоходки в горизонталь и раскрывали кузова, я смотрел и думал. Мрази просчитали и подготовили всё заранее. Знали, что Империя не спустит с рук обстрелы своей территории. Знали, что исполнителей этого безобразия рано или поздно, так или иначе, но достанут. И, заранее списав их в не просто неизбежные потери, а в необходимые жертвы, так же заранее подготовились к тому, чтобы повысить ставки и перевести провокацию в политическое поле. Да, заранее, хладнокровно и цинично: изготовить флаги, подготовить типографские (!) бланки с символикой никому неизвестного доселе «Фронта» — это не за два дня всё делается. Всё учли — и неизбежную растерянность местных властей, и отсутствие у них средств и возможностей для быстрого силового решения проблемы, и то, что здесь просто некому проявить именно политическую волю — полковник из пограничного отряда не военный, а чиновник, чиновник Министерства финансов, и он ни за что не возьмёт на себя без однозначного приказа свыше дополнительную ответственность. Особенно — политическую ответственность. Всё, кроме того, что я задержусь с выездом, что у меня есть, чем их достать и что я имею полное формальное право ответить на такую пощёчину Империи ударом латной перчатки в рыло. Пусть меня потом обвинят в превышении полномочий, пусть снимут аксельбанты и вовсе разжалуют — за чинами я никогда не гнался, а этих слишком хитрых, наглых и беспринципных тварей уничтожить необходимо сразу и под корень.

Покосился на миномётчиков, что продолжали выравнивать самоходки. Всё же погорячился, когда решил, что кусты нам не помешают вообще — они под собою прячут всякого рода неровности, которые мешают надёжно установить опоры, или внезапно проседают под весом самоходки. Правда, все площадки уже расчищены, сейчас пузырьки в закреплённых на платформе уровнях точнее в центр трубок загоняют: при стрельбе на расстояние. близкое к предельному, каждая доля градуса будет иметь значение. Я же продолжил размышления. То, что румыны здесь не более, чем ширма и дешёвое «мясо», расходный материал, становилось очевидно даже без дедовых подсказок. Слишком многое говорило об этом, всё перечислять — раньше бой закончится. Нет, не бой — возмездие, кара и, как говаривал Государь, вразумление. Но, возвращаясь к румынам. Они веками страдали от набегов турок, которые то просто грабили эти места, наперегонки с австрияками, то пытались захватить местные княжества для своей империи, все эти лоскутки, и из числа Дунайских, и Транснистрию, и Приднестровье, и Закарпатье. В общем, если их тут ненавидели и слабее, чем на Балканах, но ненамного. И никакая национальная, тем паче — националистическая организация ни за что не взяла бы себе напоминающие о турках атрибуты, не на первую свою «акцию» — уж точно. А тут ятаган с чалмой… Не говоря уж о том, что национальное самосознание, как единого румынского народа, власти этого молодого (моложе моего рода) королевства в своих подданных только ещё начали взращивать, пока ещё подданные короля Михая Третьего ощущают себя представителями скорее своих не то дюжины, не то более народностей.

Австрийцы, после появления на сцене этого «Фронта» с его заявками тоже упали на самое дно списка подозреваемых, и вообще удержались в нём исключительно из-за веры деда в человечество, точнее — в дурость человеческую, которая безгранична. Так что может, теоретически, найтись в Вене достаточно высоко поставленный дурак. В целом же у Австрийской империи главная проблема — это нежелание подданных не титульной нации превращаться в австрийцев второго сорта или оставаться полу-рабами и проистекающий отсюда сепаратизм. Да, они знают на себе, насколько это сильное оружие против центральной власти, но знают и то, как легко эта зараза перекидывается через все кордоны. И даже самый «отбитый» деятель в Вене не станет заниматься чем-то подобным у самой границы с Венгрией! С той самой своей провинцией, что за последние шестьдесят лет устроила два с половиной мятежа, мечтая об отделении!

Почему «два с половиной»? Ну, так два были «по классике», с бродящими по стране отрядами, стычками и полноценной войной, а третий прошёл в формате дворцовой интриги, где под угрозой не то нового бунта, не то дипломатического скандала венгерская знать пыталась выбить себе больше прав. Как ни странно, этот «недобунт» стал самым успешным: Империя стала называться Двуединой или Австро-Венгерской, о чём многие постоянно забывают в именовании. Венгерские аристократы формально получили равные с австрийскими права, но в целом это ситуацию не исправило. Например, аристократов не устраивала формальность равенства. Так, австрийцев было немало среди и землевладельцев, и чиновников на венгерской территории, а вот венгры в Австрии оставались в лучшем случае наёмными работниками. А всем остальным не нравилось то, что эти самые «все остальные» вообще ничего не получили. Так что полыхнуть заново там могло легко и в любой момент, поэтому мысль создать РЯДОМнекую сепаратистскую националистическую ячейку и показать окружающим, как она может работать — это сродни идее пожарить шашлыки на пороховом складе.

За моими геополитическими рассуждениями установки, наконец, были изготовлены к бою. Долго они что-то возились сегодня! Но, взглянув на часы, вынужден был изменить своё мнение — отработали по нормативу между «хорошо» и «отлично», что на незнакомой площадке более чем достойно. Нюськин уже продиктовал установки, клацнул, запираясь, замок на стволе и:

— Орудие!.. Выстрел!

Первый взрыв выбросил свою крону на склоне с большим недолётом и сильным отклонением влево. Второй — лёг ближе по дальности и ушёл вправо от старой дороги. Третий, поделив вилку по азимуту, по дальности всё же не дотянул, рванул прямо на дороге перед воротами. Странно: до ворот от воронки метров тридцать, их должно было хорошо попятнать осколками, да и ударная волна только пыль выбила из створок, что выглядели так, словно должны были от такого удара на дрова рассыпаться. Четвёртая мина, и… Что за ерунда⁈ Она что, на самом деле взорвалась в воздухе, на высоте метров пять, и при этом слева от крепости⁈ Но ведь корректировка шла только по дальности, такой сильный порыв ветра на высоте? И что это за розоватый, с перламутровым отливом, всполох над целью?

— Вот суки! Они над этим сараем крепостной щит поставили!

Глава 9

Услышав слова своего главного артиллериста, я даже растерялся. Как так, откуда⁈ Крепостной осадный щит — это артефакт огромной сложности и ещё большей стоимости, поставить здесь такой — нужна работа множества специалистов, установка и настройка эффекторов… Он ещё стоит, как чугунный мост, и в данном дедова присказка отнюдь не фигура речи. Причём другая, про запасную почку, не подходит из-за того, что почка намного дешевле, даже вместе с печенью. Про «крыло от Боинга» даже не вспоминаю: оно, даже без остального самолёта, вообще не в деньгах бы оценивалось: иномирный артефакт, понимать надо! Пока разумной жизни в Изнанках не обнаружили, во всяком случае, по официальным данным, но откуда-то же у полуразумных тварей, тех же крысолюдов, встречаются изделия явно развитых магических цивилизаций? Но дело даже не в цене осадного щита, а в его доступности, точнее — недоступности! Наличие такого оборудования равнозначно подписи, что за «Фронтом» чего-то там стоит не просто другое государство, а одна из держав, если вы понимаете разницу! Хотя, стоп! Кажется, не всё так запущено.

— Думаю, вы немного ошибаетесь, Леопольд Гаврилович. Благоволите положить заряд справа, желательно — под самую стенку?

Откуда у меня вылезло это «благоволите», почему? Нюськин пожал плечами, отдал пару команд, выстрел, и… Да, всё правильно! Сейчас я заранее знал, куда и на что смотреть, так что сомнений нет — картина знакомая!

— Видите, всполох на куполе розоватый в основе, с перламутром, и с равномерным градиентом? У осадного щита паразитное свечение должно быть голубоватым и с сетчатым каркасом. Это они, скотозавры, изнаночный жилой купол где-то добыли, точнее, им кто-то его выдал. А насчёт него есть идеи: мы же не даром на своём экспериментировали? Кое-что он пропускает, дым, например, или ветер, даже сильный. Разве что ураганный ослабит до какого-то предела. Снежки пропускает, камни, рукой брошенные. Так что есть идея, пока прикажите второй установке — пусть пуляет по куполу неспешно, один-два выстрела в минуту, а мы кое-что другое приготовим пока.

— Воля ваша, но зачем зря снаряды тратить?

— Ну, почему же впустую? Во-первых, наших визави успокоим: мол тупые русские в отчаянии бьются лбом об стенку, можно расслабиться и закурить. Во-вторых, проверим границы купола, в частности, входит ли под него вся стена. Ну, и затрудним возможный подход подкреплений и связных. Ну, или выход. Так, стоп, а что это он там на крыше делает⁈

— Я могу ошибаться, но, кажется, он нам задницу показывает. Голую.

Начавшее было утихать бешенство снова поднялось волной, вызвав лёгкий и не мешающий слышать звон в ушах.

— Такому представлению нужны софиты. Доставайте осветительный снаряд!

Нюськин посмотрел на меня со странным выражением лица, но команду отдал.

— Не смотрите так, я не свихнулся. Просто надо кое-что проверить. Можете рассчитать так, чтобы выгоревший корпус на парашюте упал на купол?

— Думаю, смогу, если ветра не помешают. В крайнем случае, со второго-третьего раза точно сумею.

Но много «люстр» тратить не пришлось: первая же, влекомая дующим вверх по сколу ветерком, влетела на территорию крепости и ударилась о башню внутри. А через десять секунд очередная отскочившая от защитного поля мина показала, что купол стоит, как стоял.

— Да, это точно изнаночный купол! Что у нас со специальными боеприпасами?

— Четыре у меня в командирском авто, под койкой ящики лежат. По два с воздушным раскрытием и на удар. Ещё по одному у командиров расчётов, под личную ответственность, в опломбированных ящиках, в кабинах лежат, чтобы случайно не попутать.

— Отлично! Готовьте один с воздушным раскрытием не слишком высоко над куполом. В худшем случае очертим границы защиты и подожжём местность вокруг, если повезёт, то и ворота выгорят.

— А в лучшем?

— А в лучшем, для нас лучшем… Снежки и даже камни, не слишком сильно брошенные, купол пропускает. Может, и шайбы наши достаточно лёгкими и медленными окажутся? Сколько там, говорят, эта постройка здесь стоит? Четыреста лет? Ну, и хватит с неё…

Не зря жгли макры на Изнанке и составляли таблицы стрельбы, а Леопольд Гаврилович ещё и таблицы пересчёта составлял: зажигательная мина прилетела не в центр крепости, но в пределы двора ложилась уверенно. Я знал, куда и когда смотреть, так что заметил чёрную точку. Вот над ней раскрылся парашют, ориентируя и притормаживая снаряд. Одновременно он выдернул строп с чекой, инициируя воспламенение пиротехнической смеси, которая, в свою очередь, поджигает магниевые брусочки. Вот срабатывает пирошнур, отрезающий головную, скруглённую часть корпуса. А долей секунды позже — вышибной заряд, выбрасывая и так высыпающиеся зажигательные элементы. Выбрасывая и разбрасывая, чтобы они рассеялись по площади, а не упали одной кучкой. Вот потянулись вниз «щупальца медузы», ленты дымов от горящих шайб металла. Вот они долетели до купола и… начали отклоняться от своей траектории, скользя по куполу. Скользя, рассыпаясь, и… Да! Да-да-да! Потеряв скорость они в какой-то момент, с точки зрения создателей купола, перестали представлять угрозу и — провалились внутрь! Дааааа!!!

Большая часть шашек просыпались на крыши строений, стоящих у стены, некоторые, насколько можно судить издали и глядя с одного ракурса, упали на площадь. Если там нет ничего горючего — то пропадут зря. Однако пара штук вроде бы влетели в окна башни! Ну, или мне так показалось.

— Леопольд Гаврилович, добавочку!

— Есть! — Нюськин тоже вошёл в азарт.

Вторая «медуза» раскрылась левее донжона и, как показалось, с небольшим недолётом. Снова замедление зажигательных элементов на куполе и их проваливание внутрь — а справа уже поднимаются дымы.

— Отлично! Несите третью, в какой кабине она лежит?

— Обязательно!

Пока из кабины второй установки извлекали ящик с миной, пока несли к первой самоходке, случилось странное. А именно: очередная мина, выпущенная «для порядка» второй установкой, не отскочила от купола, а канула за стены, взорвавшись внутри! Похоже, несколько шашек на самом деле влетели в башню и повредили артефакт управления куполом! Ох, как этот фугас сейчас прошёлся по тем, кто бросился пожары тушить, приятно представить!

— Отставить «медузу»! — я машинально назвал зажигательную мину с воздушным подрывом по только что придуманной ассоциации, но меня на удивление все поняли. — Две зажигалки на удар — туда, во двор!

В этих минах устройство проще, зажигательных элементов чуть меньше, зато заряд взрывчатки вполне приличный, почти два килограмма, так что и осколочное с фугасным воздействие имеется. Надо же дрова если не порубить, то хотя бы поломать перед поджигом? Вот-вот. Миномёты ударили залпом, оба попали, один, правда, положил «поросёнка» почти впритык к стене, но всё же внутри форта, вторая мина бахнула где-то вблизи задних ворот, вроде тоже внутри.

Крепость потихоньку разгоралась, хоть и неравномерно я как раз раздумывал, забросить пару фугасов внутрь для раздувания огня и перераспределения его источников, или приберечь для вот-вот придущих к мнению, что пора разбегаться «тараканов», когда створка ближних к нам ворот открылась. Оттуда протиснулся угловатый и какой-то странно знакомый грузовик. О, это же броневик, почти такой же как те, к которым мои первые «Кроны» уехали знакомиться! Только у этого над кабиной пушечный ствол торчит. Нюськин потом уверял, что это была британская четырёхфунтовка^[3], но я сомневаюсь, что он смог бы с такого расстояния рассмотреть какие-то характерные детали.

Грузовик, петляя по всей дороге, уехал не далеко, провалившись колесом в воронку от нашего недолёта. Из кабины в клубах дыма выпала человеческая фигура, тоже дымящаяся. Неизвестный, шатаясь, прошёл метров десять и упал куда-то в траву, затерявшись между камнями. Но мне, да и остальным, было не до того, чтобы высматривать его: рядом разворачивалась картина поинтереснее.

Открытые ворота вкупе с дующим вверх по склону ветром сыграли роль поддувала в печи. Свежий воздух влетал в них, и там, похоже, закручивался вокруг центральной башни, спиралью поднимаясь вверх уже в виде дыма. А дальше — классический пример положительной обратной связи: чем больше воздуха, тем сильнее горение, сильнее горение и выше температура — сильнее тяга, сильнее тяга — больше воздуха засасывается внутрь… Буквально за десяток секунд шапка дыма над старой крепостью превратилась даже не в столб, это было что-то среднее между вихрем и струёй, выдуваемой из недр земли! Переплетающиеся и вращающиеся полотнища дыма разного цвета, от молочно-белого до угольно-чёрного поднимались на несколько сотен метров до того момента, как смешаться в единую массу, а в нижней части в них то и дело вплетались языки пламени. Возможно, это мне только показалось, но вроде как некоторые из них поднимались метров на семьдесят! Что там так горит, интересно⁈

— Думаю, Леопольд Гаврилович, добавка там не нужна. И разбегающихся тараканов не видно — или никто не успел выскочить, что вряд ли, или есть какие-то ходы, с нашей стороны не просматриваемые. Миномёты заряжены же?

— Так точно… — тихо ответил так же находящийся под впечатлением Нюськин.

— Пальните куда-нибудь за крепость, а? И на случай скрытых путей отхода, и просто чтоб не возиться с разряжанием мин.

Ну, да — взрыватель в корпус сперва вкручивался, а потом традиционно для артиллерии закреплялся кернением. Пусть у нас не нарезной ствол и вращение снаряда вряд ли приведёт к самопроизвольному выкручиванию, но проще ввести почти бесполезную процедуру в процесс заряжания, чем объяснять и доказывать, что она не нужна. Одна беда: выкрутить после этого взрыватель не так-то просто. После слитного залпа, надеюсь, последнего на сегодня, я распорядился:

— Пусть сворачиваются и поедем на базу, кто — стволы чистить, кто — рапорта писать.

Да, сейчас, когда я проявил свой статус, требовать от меня отчётов вряд ли кто-то сможет, даже если захочет, просто нет тех, кто имеет право мне приказывать с учётом звания и должности, но надо же и совесть иметь! Местным предстоит куча писанины, и вот, чтобы она не сводилась к тому, что «на неизвестных лиц неизвестным образом было оказано воздействие неизвестной природы, после чего с ними неизвестно что стало», надо дать людям какую-то точку опоры. Ею и станет мой рапорт, котором, без лишних подробностей, я и изложу что, как и зачем сделал. Мой начальник артиллерии же будет писать бумаги для внутреннего оборота, и исполняющий роль командира всей выездной труппы заместитель командира гвардии по строевой службе ни проигнорировать сей творческий процесс, ни ограничиться формальной отпиской не позволит.

На сей раз никто ничего не праздновал, и песен не пели. Картины как утреннего убийства безоружных гражданских, так и струи дыма на месте крепости стояли перед глазами, создавая соответствующее настроение. Но при этом тех, кто считал бы мои действия не оправданными не было, или они не рисковали высказывать своё мнение вслух. Я задержался ещё на следующие сутки, на всякий случай, но в округе стояла просто гробовая тишина — ни происшествий, ни каких-то заявлений, ни даже претензий с сопредельной стороны не было.

Выгоревшая крепость продолжала куриться лёгким дымком и на следующий день. От жара трава вокруг неё высохла и выгорела на несколько десятков метров, оставив большую чёрную проплешину, ещё одна, меньшего размера, была и вокруг сгоревшего броневика. Под вечер возле стен появились какие-то люди в обычном для тамошних селян тряпье. Они ходили вокруг, заглядывали в ворота, но внутрь не заходили, а на следующее утро я со своими гвардейцами отправился в обратный путь, попросив держать меня в курсе событий и не забыть потребовать вернуть тела подданных нашей Империи, или то, что от них осталось, для надлежащего захоронения. Поскольку поиски родных могли затянуться, а превращать похороны в бюрократический фарс не хотелось, то я оставил полторы сотни рублей на организацию этих самых похорон, от выкупа участка на кладбище до приобретения гробов и оплаты услуг землекопов. Меня уверили, что этого хватит на всё.

В дороге всё думал, кто же организовал всю эту каверзу? Понятно, что будет расследование, и не одно будут работать люди, множество профессионалов, но они-то мне отчитываться не будут, так что рассчитывать на них тоже не могу. Так что, будет расследование или нет — всё равно знать буду только то, что сам узнаю. Кто же там за ширмой, кто кукловод? Не румыны, и почти наверняка не австрийцы, а вот все остальные…

Конечно, первые подозреваемые — островитяне. Рыжие английские усы нагло торчат по обе стороны той самой ширмы, но не нарочито ли они торчат? Конечно, тут всё: и британский броневик в крепости, и традиционный для «жынтельменов» снобизм с нежеланием вдаваться в подробности культуры и истории «дикарей», каковыми они считают вообще всех — помните же их поговорку, что «за Каналом людей нет»? И канал это не Суэцкий, как потом врать стали, поскольку поговорка намного старше этого сооружения, а так называемый Английский Канал, он же — пролив Ла-Манш. И сама интрига, с несколькими уровнями вложения и предельными цинизмом и подлостью — тоже их почерк. Всё, вот всё на англичан указывает, так явно, что только стрелки с лампочкой не хватает, и именно это вызывает подозрения в нарочитости.

Кто же мог устроить это всё и изобразить английский след? Если хорошо подумать, то вообще кто угодно. Например, франки — у них давние связи с турками, своё видение будущего Балкан и Карпат, а также давняя нелюбовь к англичанам, и мимо шанса стравить их с кем-то ещё они не пройдут. А стравить с Империей и по причине наличия общего недруга напроситься в «союзники» так, чтобы мы их потом защищали от всех соседей — почему бы нет?

Или, скажем Бавария. Ближайшие соседи и злейшие конкуренты Австрии, поскольку и они, и австрийцы, и пруссаки, и эльзасцы, и саксонцы мечтают объединить Германию, но вот беда — все они (и не только они) хотят объединить её исключительно во главе с собой. Сделать гадость австрийцам они всегда готовы. Но почему тогда след английский, а не австрийский? Так в начале он именно что австрийский был, или венгерский, до этого дурацкого «фронта». Но, может, потом планировалось как-то развернуть интригу? Или поссорить румын и австрийцев, которым явно «прилетит» от нашего Императора гостинцев, с англичанами, которые очень уж активно и успешно трутся при соответствующих дворах?

Пруссия, тоже: устроить беспорядки на юге, подставить Австрию и её английских союзников и противопоставить этому покой и стабильность у себя на севере.

Да хоть бы и… венгры! Запустить бунт на границе России с Румынией, а потом под шумок и у себя устроить очередное восстание. Сперва завести оружие и собрать ополчение, вроде как для защиты от диких румын, потом устроить пару «заходов банд с сопредельной территории», которые вырежут, совершенно случайно, разумеется, представителей австрийских властей на местах, ну. а дальше — по накатанной. Единственное, что венграм трудно было бы купол защитный достать и запустить на Лице мира. Но сложно — не значит невозможно. Или это уже слишком?

«Я тебе больше скажу, внучок, главный затейник может и вовсе нас в Империи сидеть!»

«Да ладно тебе, смысл какой⁈»

«Мало ли. От того, что кого-то из местных властей подсидеть и на своего человека сменить или в какой-то из спецслужб кадровые перестановки учинить, до ослабления центральной власти».

«Да уж… Если так посмотреть — любителей интриг при дворе у нашего Императора хватает».

«И не только любителей — профессионалов тоже».

Очень не хотелось признавать правоту деда, вот просто до дрожи не хотелось, но вынужден был согласиться, что такая версия может иметь под собой основания. Как же я не хотел это принимать и признавать! Ведь это означало, что враг может оказаться в любом месте внутри Империи! То есть — вообще в любом, а чувствовать себя на родине, как на вражеской территории будет чрезвычайно неприятно, и это очень мягко говоря. Но лучше потерпеть такой дискомфорт, чем благодушно расслабиться, считая себя в мнимой безопасности, чтобы потом было как с той собачкой.

Глава 10

Кстати, насчёт Двора и интриг при нём. Скрепя сердце пустил за руль фургончика сменного шофёра, хотя предпочёл бы на горной дороге рулить сам, отправил в кабину денщика, а сам устроился в салоне, чтобы выполнять распоряжение «оставаться на связи». Получил его после того, как связался со своим «персональным» секретарём Государя, глядя на столб дыма над бывшей старинной крепостью, чтобы дать предварительный отчёт по горячим следам, так сказать, и высказать некоторые соображения. Я старался быть краток, да и не до всех вариантов того, кто может быть причастен тогда додумался, так что уложился в полчаса, считая вместе с предположениями и уточняющими вопросами. При чём здесь интриги? А это дед подсказал, как и требование звонить немедленно. Всё просто: мой доклад будет на столе у Государя если не самым первым, то одним из первых и самым полным из них. И все остальные будут сверять с моим, причём расхождения будут даже чисто психологически трактоваться в пользу того, кто успел раньше. Ну, а потом уже рапорт, поданный мною «из вежливости», где было чуть больше деталей, включая полученные из докладов наблюдателей и Нюськина, но меньше предположений. И, мы с дедом уверены, рапорта и отчёты лиц, имеющих доступ к моему документу, будут с ним сверяться и согласовываться. Ну, а кто не захочет — тот сам себе злой Буратино, спасибо, дед, за подсказку.

Ну, а сейчас всё ещё жду, пока мне не перезвонят из столицы, и до этого я за руль не сяду, иначе возможны проблемы в движении колонны. Надо ещё одного шофёра искать, что ли, окончательно превращаясь в пассажира⁈ Не люблю я, надо сказать, когда меня возят. Ощущение, что кто-то управляет моей жизнью, пусть даже выбирая скорость движения и траекторию обгона попутных возов, оно вызывает некоторый дискомфорт. Дед смеётся, что я, дескать, крайне противоречивая личность: с одной стороны — лейтенантское стремление самому себя возить, для подполковника такое «не солидно», с другой — чуть ли не монаршие замашки в стиле «как кто-то смеет мною управлять». Между делом поминал ещё какого-то Леонида Ильича, как я понял — одного из правителей его мира с анекдотами о том, у кого он водителем работал.

Пока же сижу, жду, с дедом общаюсь — а он изобретает всё более извращённые версии. То, что это англичане, которые специально сделали несколько слишком топорных улик, на себя указывающих, чтобы потом их опровергнуть и выставить себя невинной жертвой — одна из самых простых его «многоходовочек». Он даже протурецкое меньшинство в Болгарии притянуть за уши ухитрился, правда, в ходе объяснения хитросплетений логики сам запутался в одном месте, но бодро перескочил его, словно что-то незначительное. Там, если что, девять переходов было от интересанта к заказчику, от заказчика к спонсору в одну сторону и к исполнителям в другую, плюс исполнители второго и третьего порядка и прочее. В итоге он и сам признал, что «это уже клиника», но изыскания не прекратил.

Как уже понятно, вызов от Прокречетова я воспринял, как своего рода облегчение. Поздоровавшись, по просьбе собеседника пересказал новости и предположения. При этом я прекрасно понимал, что Семён Аркадьевич не личное любопытство удовлетворяет, точнее, не только его, так что особо не умничал, слишком далеко полёт фантазии не отпускал и несколько раз оговаривался, что это всё — дилетантский взгляд имеющего мало опыта и не имеющего доступа к фактическим данным человека. Получив от меня всё, что хотел (а кое-что Прокречетов явно ещё и записывал, судя по паузам в разговоре), он вздохнул:

— Государь желает видеть вас лично. А вот как это обеспечить… Угораздило же вас забраться в такие края, откуда что до ближайшей железнодорожной станции, что до ваших Осиповичей (он произнёс с ударением на первое «и») расстояние по дорогам почти одинаковое. Вот только от Юго-Лиманска^[4] до того же Могилёва двое суток на поезде, вместо выгоды по времени теряем больше тридцати часов. Поэтому слушайте приказ. Колонна пойдёт через Тернополь, Шепетовку и Овруч на Мозырь, оттуда — на Барановичи. По маршруту будут расставлены «маяки», карты и проводников тоже получите. Вы лично в Тернополе обращаетесь к командиру местного гарнизона, он организует ваш вылет курьерским дирижаблем, благо, там есть посадочное поле и рейсовый курьер будет в городе примерно в одно время с вашей колонной, если что — или он вас подождёт, или вы его, это намного проще, чем выдумывать ещё что-то. Колонную без вас до места доведут?

— Так точно. Её и без того ведёт поручик Вишенков, зам по строевой в моей гвардии.

Другой ответ, как я понимаю, был бы крайне нежелательным, только дед хмыкнул, отметив, что это был ещё не приказ, а проект приказа, раз уж передающий его позволяет себе уточнения.

— Только у меня внешний вид будет не слишком презентабельный…

— Нашли о чём переживать! Порой по срочному вызову в каком только виде не являются. У вас же свои покои во дворце имеются, мундир всяко найдём, а уж кому обо всём позаботиться — даже искать не надо, чего-чего, а слуг здесь более, чем достаточно.

Завершив разговор со столицей, сразу связался со своими жёнами, рассказал им, без подробностей, что командировка закончена, все едем домой, только я лечу в Питер с отчётом. Но с учётом разной скорости транспорта — могу быть дома и одновременно с гвардией, а могу и задержаться на какой-то срок. Вариант, что попаду под очередное расследование если не что похуже из-за своего самоуправства и превышения полномочий я не стал озвучивать, чтобы не заставлять нервничать раньше времени и, надеюсь, впустую.

Кстати, о новостях, которые догоняли меня всю дорогу, и в Царском Селе, и даже через несколько месяцев после завершения событий, в которых сам лично участвовал. Я, пожалуй, соберу их все вместе, чтобы понятнее было, заодно и для себя систематизирую, так сказать.

Во-первых, позвонил Лебедянкин с новостями об обыске на ферме. Зачем обыск? Ну, так ведь уголовное дело по поводу похищения и убийства завели, точнее — возбудили, а поскольку среди жертв числился пограничник, то и Пограничный департамент тоже принял участие. Первичный осмотр, ещё до появления страшной корзины, проводился весьма поверхностно: командовавший усиленным нарядом прапорщик прошёл по всем помещениям, ничего не трогая, чтобы не мешать работе следователей, только печку закрыл, чтобы пожара не случилось. А вот уже потом, в свете новых обстоятельств, когда хутор получил статус места преступления…

При первом даже не обыске — осмотре, почти случайно нашли тайник. И я, и пограничный капитан, считали, что привлечённые к действу бойцы смотрели, чем из бесхозного имущества можно незаметно поживиться. Но, к счастью, в том числе к своему, оказались здравомыслящими людьми и сдали найденное сразу. Или на них подействовало то, что именно они нашли, а в тайничке лежало ни много ни мало, а сто пятьдесят золотых червонцев имперской чеканки!

— Ого! — не удержался я. Как-то не то, что ожидаешь найти на хуторе у бедного пастуха.

— По меркам сопредельной стороны даже не «Ого-го», а куда как больше! Да ещё и золотом, которое само по себе символ роскоши.

На этом первый разговор закончился, зато к приостановленному осмотру места преступления, который был переквалифицирован в обыск, привлекли специалистов и проводить его стали гораздо тщательнее. При следующем звонке пограничника я сразу спросил:

— И как, нашли ещё что-то?

— Ага, ещё девять.

— Девять монет?

— Нет, девять тайников.

— Да ладно!

Самым маленьким по размеру, но не по ценности, оказался тайник в подоконнике, где лежало ещё сто золотых монет. Только уже не рублей, а венгерских двойных флоринов, отчеканенных ещё до унии Венгрии с Австрией!

Самый большой тайник представлял собой потайную подземную комнату примерно четыре на шесть метров и с потолками высотой два с половиной. Комната оказалась качественно экранирована от большинства поисковых заклинаний, к тому же из неё вёл потайной ход, выходивший в зарослях кустов метрах в семидесяти от ограды. Потайных помещений поменьше и попроще нашлось ещё четыре, но все они были девственно пусты. Похоже, кто-то, знавший о двойной жизни скромного пастуха за сутки между его гибелью и началом обыска успел вынести «под метёлку» всё, о чём было известно контрагентам «старого Марко», которому было всего-то сорок пять лет от роду. Нетронутыми остались только «личные наличные», кроме двух заначек с золотом, неизвестные не смогли найти ещё и расходную кассу, где хранились наличные деньги семи стран: рубли, румынские леи, австрийские шиллинги, турецкие лиры, британские фунты, баварские марки и франки одноимённой нации. Почему именно эти — неведомо, наверное, определялось устоявшимися маршрутами. Вся касса тянула на две с половиной тысячи рублей, весьма неравномерно распределённых по валютам. Так, румынских лей (или леев? Понятия не имею какого оно рода и как склоняется) нашлось меньше, чем на тридцать рублей, которые явно предназначались не на оплату товара и не на расчёт с поставщиками, а в качестве средства платежа за услуги местных жителей, грузчиков ли, осведомителей ли, не важно. Собственно рублей нашлось немногим больше — около пятидесяти, по тем же причинам: расчёт за импорт и закупка экспорта из Империи явно производились не здесь. Вот франков было больше, чем на тысячу, и турецких лир около тысячи тоже, остальное более-менее поровну разделилось на шиллинги, фунты и марки. На фоне размеров складов сумма если и удивляла, то своей скромностью, тем более, что вряд ли это всё принадлежало хозяину хутора.

— Получается, этот Марко, или как там его на самом деле, был не просто контрабандистом, а их если не главарём, то держателем перевалочного пункта?

— Получается, так. Причём прикрытие для контрабандиста, можно сказать, стандартное, но при этом почти идеальное! Вопрос, зачем по горам шляется вообще не возникает — овец пасёт. Если даже на сопредельную территорию зайдёт, тоже ответ готов: овцу искал, никто и проверять лишний раз не будет. Но чтобы такой размах!

— Может, они и унтера вашего не просто так привечали и прикармливали, а с прицелом подключить к семейному делу?

— Не исключено. Опять же — дочка с приданым вместе в доме остаётся.

Вообще у местных жителей парней старались женить как можно быстрее, а дочек замуж отдавать как можно позже. Логика простая: женившись, сын приводит в дом дополнительную работницу, которая ещё и приданое с собой приносит, пусть это зачастую только личные вещи, постельное бельё и какой-никакой рабочий инструмент. Но в любом случае, семья становится больше и богаче. А с выдачей замуж дочки ситуация полностью обратная. Потому взять зятя в дом — выгодное дело: и дочка остаётся, и новый работник добавляется, а если он ещё с деньгами или денежной должностью… Тут и на ночёвки у невесты до свадьбы смотреть не станешь, не то, чтобы этому препятствовать.

— И как же такого важного человека просто на попытку устрашения пустили⁈

— А это ещё одно подтверждение вашей, Юрий Викентьевич, теории о том, что организаторы издалека и в подробности местной жизни вникать не собирались вообще.

— Но они же тем самым выбесили местных контрабандистов, по обе стороны границы! Теперь если сунутся сюда снова, их же местные сами властям сдадут, причём скорее всего — нашим!

— Это точно, ударили по кошельку и очень сильно, все маршруты надо заново прокладывать и новые схроны оборудовать. Но «контрабасы» с властями в контакт вступать всё равно не станут. А вот прикопать ушлых-пришлых тихонько в горах, так, что археологи через десять тысяч лет не найдут, это запросто. Ребята они простые и резкие, два раза не говорят и не предупреждают. Вы бы им понравились…

Не зная, как реагировать на последний пассаж, просто промолчал.

Побочным эффектом нахождения ценностей стало настоящее паломничество кладоискателей. Тем более, что молва и слухи приукрасили реальность до неузнаваемости: уже через неделю люди в уездном городе шептались про сундук золота, который «вчетвером еле подняли», а через месяц уже этот самый сундук «на грузовике вывозили, потому как лошадь не смогла с места стронуть телегу». И эти самые кладоискатели в итоге фактически уничтожили хутор! Оторвали всё, что отрывалось, расковыряли всё, что ковырялось, сорвали все крыши, выломали окна и двери, даже перекрытия над погребом разобрали, а кое-где так и стены обвалили, а особо рьяные старую яблоню у дома выкорчевали — считали, видимо, что как в сказке в корнях будет горшок с золотом зарыт. Про разломанную на лучину мебель и говорить не приходится. В общем, когда найденные родственники приехали вступать в права наследования, то за голову схватились: восстановление разрушенного грозило обойтись в большую сумму, чем стоили сохранённые на заставе стадо и личные вещи погибших. Но — земля, стены и сама возможность выделить взрослого сына с семьёй в отдельное хозяйство дорогого стоили. Правда, новым владельцам ещё не раз приходилось гонять любителей поискать, что не они прятали. Ну, и осталось тайной, смогли ли «старатели» найти хоть что-то.

Ещё в день моего отъезда с той стороны передали тела подданных Империи, кроме старшей дочки и пограничника, их так и не нашли. Тела были повреждены жаром, не обгоревшие до черноты в характерной «позе бегуна», но какие-то горящие фрагменты, поднятые восходящим потоком воздуха, на них падали, плюс горевшая трава и скудная, но одежда… В общем, по словам тех, кто видели — зрелище пугающее и отвратительное. В итоге всех пятерых похоронили в одной братской могиле, надеясь, что головы, тоже обгоревшие и с полностью сгоревшими волосами, распределили по телам правильно. Туда же, м небольших раках вместо гробов, уложили головы несостоявшихся жениха и невесты, поставив всем семерым общий памятник на сельском кладбище. Грустно и печально, но в случившемся вообще мало весёлого.

Ещё неожиданность, про которую мне сказали с некоторой растерянностью в голосе. Румынские пограничники на сопредельном участке просто ушли. Собрались и ушли с заставы, оставив там только мебель, казённое оружие в шкафах и все бумаги, при этом патроны унесли все — или их вынес тот, кто обнаружил, что застава стоит пустой. Так или иначе, граница с той стороны оказалась полностью открыта, что сильно добавило работы нашим пограничникам, зато облегчило её той же СИБ, агенты которой смогли детально обследовать руины.

Бывшая застава выгорела изнутри полностью. Внутренний кольцевой двор был завален булыжниками из рухнувших стен построек и прочими не горючими обломками, включая какие-то железяки, в том числе остов ещё одного броневика и двух грузовиков, один из которых разметало внутренним взрывом по всей округе. Часть камней полопалась от жара, ещё некоторые были оплавлены, и то, и другое свидетельствовало о мощном жаре.

В середине было то, что осталось от центрального сооружения. Башня не просто рухнула, она провалилась в подвалы, которые оказались больше, чем можно было предположить и которые тоже полностью выгорели. Эта деталь, надо сказать, сильно удивила и деда, и многих других. Как правило, подвалы при пожаре от огня почти не страдают, пламя не идёт туда, где нет воздухи или он быстро выгорает, замещаясь тяжёлыми продуктами горения. Даже если вниз вместе с башней рухнули несколько магниевых слитков, которые не загорелись при подрыве боеприпаса, но разгорелись потом в пожаре, они должны были погаснуть из-за отсутствия кислорода. Значит, был или приток воздуха, неизвестно откуда, разве что из ещё одного подземного хода, или в подвале хранился приличный запас какого-то окислителя.

Кстати, то, то подвалы как правило не страдают при пожаре от пламени, совсем не означает, что в них можно прятаться от огня! Если только подвал не полностью герметичен и в нём нет запасов воздуха — например, в баллонах, а также поглотителей углекислоты. Иначе тяга, вызванная горением наверху, очень быстро вытянет снизу весь пригодный для дыхания воздух, обрекая укрывшихся на гибель от удушья.

С другой стороны, это, наверное, лучше, чем сгореть, хотя по мне так это не тот выбор, перед которым хотелось бы оказаться. И остаётся надежда, что сверху всё прогорит или будет потушено быстрее, чем внизу кончится воздух.

Глава 11

До Тернополя добираться было почти четыреста километров, но с учётом того, что часть дороги идёт по горам и прочих «неизбежных на море случайностей», за два дня могли и не доехать. Поэтому я на первом же привале предупредил Вишенкова о том, что он теперь главный в колонне, а мой фургон с шофёром и денщиком нужно будет забрать по дороге, сел за руль и поехал вперёд в привычном для себя режиме, разве что с картой время от времени сверяться приходилось. Правда, за день доехать всё равно не успели: в горах и я больше тридцати не разгонялся, да и потом постоянно приходилось притормаживать для ориентирования на местности. Но на ночлег остановились меньше, чем в сотне километров от цели. Мой денщик, наверное, до поступления в родовую гвардию работал в цирке, совмещая амплуа престидижитатора и акробата: он ухитрился на ходу, в имеющейся в салоне микро-кухоньке приготовить сперва горячий обед из первого и второго, а потом ещё и ужин! Нет, я точно ему почётное звание «повар-эквилибрист» присвою, надо только придумать, что подарить по этому поводу.

С ночёвки в каком-то селе снялись не на рассвете, но вскоре после того: село проснулось, разбудило и нас, так что на скорую руку привели себя в порядок, позавтракали сухим пайком с чаем и около семи утра были уже в пути. Мои попутчики отказались ложиться рядом со мной в салоне, мол — невместно, и ушли на постой в одну из хат. Денщик, правда, порывался заночевать сидя в кабине, но я такое безобразие пресёк. Пришли они покусанные и почёсывающиеся, насекомых в доме оказалось «как грязи», но один раз можно и потерпеть — завтра уже смогут заночевать в фургоне, поскольку меня рядом не будет. Главное, чтоб с собой новых постояльцев не принесли — надо будет, кстати, установить в фургоне морилку для насекомых, такую, которые геологи в тамбурах своих модулей размещают. Давно хотелось, но всё как-то то забудешь, то просто руки не доходят. И даже улучшенная при помощи деда память не помогает, просто переключаешься на другие, более важные или срочные задачи и всё — ушло в архив. И вспоминаются такие «архивные дела», как назло, почти исключительно в те моменты, когда ими гарантированно не сможешь заняться. Во время ужина, например, или в душе…

Хоть я и приехал на лётное поле раньше обещанного, ещё даже одиннадцати часов не было, курьер уже ждал, и его экипаж уже нервничал. Правда, глядя на мои знаки различия, лётный поручик, командовавший небольшим экипажем маленького на фоне своих грузовых «сородичей» дирижабля вслух какие-либо жалобы выслушивать не стал. Но и я решил не задерживаться сверх меры, прихватил с собой в добавок к начатому сухому пайку ещё один и поднялся на борт, и уже через пять минут экипаж начал процедуру отстыковки от причальной мачты и взлёта.

Ну, что сказать про предоставленную мне каюту? Только одно — купе второго класса в поездах — это просто роскошные и просторные апартаменты! Я полетел налегке: взял с собой только саквояж с документами, привычный ещё с первого курса, почти столь же привычный полуторный меч и револьвер, без них я себя вообще полуголым чувствую, словно без штанов на улицу вышел. Ну, ещё два сухих пайка в отдельной сухарной сумке, один целый и второй начатый. Так вот, со своими вещами я в выделенном мне помещении еле-еле разместился! Дед, осмотрев «купе», голосом радостного дебила (его определение; по словам самого деда, он долго тренировался воспроизводить именно эту интонацию для совещаний со смежниками) заявил:

«Юра! Я знаю, кому в этом мире продать идею капсульного отеля!»

Он мне напомнил, что имеет в виду, и меня аж передёрнуло! Кошмар какой-то, склад для людей, репетиция укладывания в гроб, простите мне такую ассоциацию! С другой стороны, выделенный мне объём ненамного больше, разве что я кое-где могу встать в полный рост. Хорошо, почти в полный, в двух местах. А другое отличие — материалы, которые используются в оборудовании и отделке внутренних помещений. К ним выдвигаются, похоже, ровно три требования: они должны быть максимально лёгкими, не быть слишком тяжёлыми и, самое главное, весить поменьше. Всё остальное, кроме цены, значения при отборе явно не имело, так что слышимость был идеальная, а вот прочность конструкций внушала опасения.

Я, конечно, не видел штатного расписания экипажа курьерского дирижабля, но все четыре воздухоплавателя явно совмещали несколько должностей. Так, штурман явно выполнял ещё и обязанности суперкарго, как его обозвал дед, а один из палубных матросов был помимо прочего коком. Во всяком случае, через два с небольшим часа он принёс что-то наподобие обеда. Пусть на основе разогретых консервов, но — горячее. В качестве ответной любезности сдал на камбуз оба своих суточных пайка, начатый и нетронутый: раз уж взялись кормить, то смысла нет есть консервы холодными, да и объедать парней не хочется.

Курьерский дирижабль представлял собой вытянутый полужёсткий баллонет с небольшой гондолой, где размещались рубка, каюты экипажа, которым скорее подошло бы название «пеналы», четыре чуть-чуть больших ячейки для пассажиров и крохотный трюм. Всё же задача кораблика не переброска войск и не перевозка товара, а срочная доставка фельдъегерей, курьеров, посыльных офицеров и срочных грузов, в основном — почты. Дед комментировал увиденное в своей манере, то поминал какую-то япону мать и истово благодарил богов за то, что хоть стенки не из рисовой бумаги, при этом просил меня вслух это не повторять, чтобы на мысль не наводить, то вовсе песенку напевать начинал. Со словами «Порнография девять на двенадцать, с лохматой пиською на па-а-а-мять…», благо, кроме меня этого никто не слышал, а то бы точно обиделись.

Для управляемости полёта служили два двигателя с тянущими винтами, запитанные от макров. Кроме того магией питался какой-то «ветровой щит», о котором матрос отказался говорить подробнее, ссылаясь на незнание, но явно что-то, снижающее сопротивление воздуха, и устройство, каким-то образом повышавшее подъёмную силу. Дед, узнав об этом, обрадовался: он, дескать, уже начал сомневаться в своём рассудке и математических способностях, поскольку по его расчётам для того, чтобы поднять «даже такую дендрофекальную гондолу» нужен пузырь раза в полтора больше, а то и в два, для гарантии. По словам того же матроса, который кок, а ещё и гид, моторы позволяли развивать крейсерскую скорость около шестидесяти километров в час. Но это — относительно воздуха, так скажем. То есть, скорость встречного ветра следовало вычитать, попутного — прибавлять. В отличие от литерного поезда, способного разогнаться до сопоставимых скоростей, дирижаблю не нужно каждые шестьдесят — семьдесят километров останавливаться, чтобы залить воду и каждые сто шестьдесят — двести для загрузки угля. Плюс можно лететь по прямой, не нужно сбрасывать скорость на подъёмах и крутых поворотах…

Благодаря всему этому мы, с учётом борьбы с боковым ветром, добрались до Могилёва за десять с половиной часов, к одиннадцати часам вечера. Я уж готовился отправляться на ночёвку в гостиницу, но — нет, мне было сказано, что полёт продолжится. Сталкиваться в небе не с чем, навигационные огни на земле горят, следить за курсом экипаж может посменно — почему бы и не лететь? Процесс подхода к мачте, швартовки и приземления занял как бы не втрое больше времени, чем пребывание на земле. Старпом, он же штурман, он же ответственный за груз сдал использованные макры, получил заряженные в двойном количестве, передал мешок почты и получил взамен два других — и всё, подъём и отлёт. Двойной запас макров позволил держать моторы в режиме, близком к максимальной тяге, а не оптимальной, так что шестьсот тридцать с лишним километров до посадочного поля под Питером одолели тоже за десять часов, даже чуть быстрее, несмотря на почти встречный ветер: он дул с Балтики в левую скулу под углом градусов пятнадцать от нашего курса.

Я почти не удивился узнав, что в десяти километрах от Летнего дворца в Царском Селе есть своё посадочное поле, на котором не только установлены причальные мачты для дирижаблей самых разных классов, но и проложены взлётные полосы для аэропланов. Меня внизу уже ждали: автомобиль, но обычной, традиционной конструкции, имитирующей ландо с моторчиком. В половину десятого утра солнце уже высушило росу на дорогах, так что пыли будет предостаточно, пусть и ехать всего десяток вёрст, и мундир мой по приезде будет в печальном состоянии, даже несмотря на предлагаемый пыльник. Да и помыться бы мне: больше суток в пути на колёсах, почти сутки на дирижабле…

Сбылось всё, что предполагал, и плохое, и хорошее. И пропылился я, как старый половик, хоть выбивай на турнике, но и время на приведение себя в порядок выделили, целый час. Причём пока я мылся, слуги накрыли лёгкий завтрак, вопрекиобыкновению без утончённостей, но такой, что можно съесть быстро и неплохо подкрепиться. Вот как это расценивать, видеть ли какой-то знак, и если видеть, то какой? Другие перенесли мои награды, точнее — миниатюрные копии, на новенький мундир, хоть повседневный, но генеральского сукна, со всеми положенными шнурами и эполетами. И вот это уже точно знак, причём хороший. То, что вообще новый мундир предоставили, не заставив являться к Государю в старом и потрёпанном дорогой, это одно, а что мундир не парадный, предусматривающий некую торжественность, это другое. Значит, предстоит работа, а не некое ритуальное действо, хоть с награждением, хоть с торжественным срыванием погон и наград. Хотя, таковое действо со старым мундиром смотрелось бы лучше, более жалкий вид у наказуемого.

Ровно через час в дверь постучался вестовой и проводил меня в уже знакомый Малый Кленовый кабинет, где меня ждал сам Государь, а кроме него, вместо уже знакомого секретаря, какой-то крепкий старик, на котором из всех украшений, наград или знаков статуса был только перстень Слуги рода. Тем не менее, в компании Императора этот вроде как простолюдин чувствовал себя вполне спокойно и привычно. Выслушав мой рапорт, государь обратился к своему соседу по кабинету:

— И вот что, Антон, прикажешь с ним делать, а? Нет, конечно, он поручение выполнил: с проблемой разобрался, оружие испытал. Только вот нюансы…

— А что «нюансы»? — названный Антоном вообще не робел. — Ну, перестарался парень немного, точнее даже не так, просто план перевыполнил, но ведь на пользу же?

— Ага, на пользу! Своих запугал до тихого шёпота, чужих запугал. Соседи, вон, вообще разбежались!

На последней фразе Государь не удержал, а скорее, не захотел удержать ухмылку.

— Зато во всём регионе наступила полная тишина. Всё, как ты хотел.

На «ты»⁈ К Императору⁈ Да кто же он такой, что может себе подобное позволить, да ещё и при посторонних, да ещё и так привычно, мимоходом⁈ И тут меня осенило, слово «привычно» сработало. Это же, получается, Антон Прокречет, который ещё в детстве будущего Императора нянчил, личность не просто легендарная, а в буквальном смысле — сказочная! Да-да, он в сказках народных как персонаж не раз и не два встречается. Ему же как минимум под четыреста лет должно быть, если он старше Государя! Простолюдин, говорите, не одарённый⁈ Ну-ну… Но от мысли о том, с какими двумя мастодонтами меня свела судьба в одной комнате аж во рту пересохло. Оба собеседника явно заметили, как меня проняло, но только коротко переглянулись и продолжили, как ни в чём не бывало.

— Обманчивая тишина, Антон! Сколько там разных разведок уже отметилось, напомни?

— По докладам на девять утра сегодня — ровно двенадцать.

— И все хотят узнать, чем и как «эти русские» за каких-то десять минут снесли крепостной щит, не сровняв при этом окрестные горы с землёй.

Видимо, возмущение на моём лице было написано слишком большими буквами, так что Пётр Алексеевич кивнул:

— Говорите. И давайте, это, без чинов и прочей шелухи, просто побеседуем.

Ага, «просто побеседуем» с Императором и его учителем, да-да. Мне, чтобы на самом деле в таких беседах не то, что на равных участвовать, а хотя бы в одной лиге быть нужно ещё минимум полтора века опыта набираться, вот только и они тоже на месте стоять не будут…

— Не было там никакого крепостного щита! Просто изнаночный купол…

— А вы думаете, слухи только мешочек монет в сундук с сокровищами превратить могут? Особенно, если первоисточник — не слишком опытный наблюдатель? Минимум треть Европы уверена, что мы — точнее вы, Юра — за четверть часа пробили осадный купол и сожгли прикрываемую им крепость. Причём без привлечения больших сил, да и то, что крепостью это считалось ещё в царствование моего отца тоже не все знают.

Тут я начал думать исключительно дедовскими словами и выражениями, причём исключительно непечатными! А Антон Прокречет ещё и добавил:

— Те, кто знают настоящие подробности про «крепость» и её защиту, тоже роют активно. Такой купол, бытового класса, так сказать, можно перегрузить огнём батареи полковых орудий примерно за сутки, от двадцати до двадцати пяти часов обстрела нужно, при использовании шести орудий нового образца. Причём независимо от количества макров у обороняющихся: питающие контуры перегреваются и выгорают. Поэтому всем очень-очень интересно, как можно заменить суточный обстрел из шести пушек на десятиминутный из пары мортир.

— Пусть ищут, мы им мешать не будем.

— И даже поможем…

Эти двое переглянулись и захихикали. Нехорошо так захихикали. Ой, чувствую, найдут там любопытные такого, чего никогда не было…

— Ладно, посмеялись — и хватит. Как вы думаете, Юрий Викентьевич, кто там воду мутил, какие у вас соображения?

— Никаких, Государь!

Тот аж крякнул.

— То есть⁈ Что, вообще никаких⁈ А мне иное докладывали…

— Простите. Их слишком много, настолько, что всё равно, как если бы их вовсе не было. Потому что просто не могу выбрать более-менее правдоподобные, поскольку не знаю ни условий, ни ограничений для задачи. Это как нащупав кусочек хвоста пытаться всего слона описать.

— Надо же, на самом деле умный! — на кого другого я за такое точно бы обиделся, и сильно, но на Наставника Императора⁈ — А если без учёта ограничений?

— Тогда хоть и испанцев подозревать можно, при желании.

— А они-то каким боком⁈ — искренне удивился Государь. Ну, или убедительно изобразил искренность, м-да.

— Устроить беспорядки во всём регионе, лишить Империю доступного местного вина и закрыть возникший на нашем внутреннем рынке дефицит своим… спиртовым раствором смолы.

— Кхм… Да уж, неожиданный взгляд на ситуацию. С профессиональной, так сказать, спецификой.

Антон Прокречет заинтересовался другим:

— Не любите испанские вина?

— Не то, чтобы я слишком много их пил… Встречаются великолепные, есть обычные, но много и ужасных. По крайней мере, на мой вкус, слишком грубые и вяжущие.

— Да, есть такое, смолистость у них в массе своей высоковата, как и у чилийских.

— Не знаю, не пробовал, не слышал даже про такие.

— Антон! — Пётр Алексеевич прервал наш диалог, причём каким-то слишком уж недовольным тоном, да и сам Антон смутился. Он что, что-то лишнее сказал, что ли? — Про вино потом поговорите, при удобном случае. Скажи лучше, что с нашим дарованием делать?

— Как что? Награждать, разумеется! Не наказывать же за то, что на пользу Империи сделано, да ещё и по приказу самого Императора⁈

А этот самый «сам Император» внезапно развеселился:

— Ты смотри, как его перекосило, когда про награды заговорили? Словно лимон съел или про ссылку услышал! Вот ведь парочка подобралась, что один от графского титула отбивается руками и ногами, как от каторги, что второй уж который век от всех попыток возвышения отбыкивается, даже от простого дворянства, ультиматумы мне ставит. Два сапога на одну ногу! Ты посмотри на них, даже скривились одинаково! Вы, случайно, не родственники, а?

— Нет. Я проверял, — мрачно буркнул Антон, я же просто промолчал.

Тут у них явно что-то личное, не мне в такие разговоры влезать. Но награждению точно быть, это уже неизбежно. Главное, чтобы не чин и не титул — просто не потяну пока. Не удержавшись, вздохнул, вызвав ещё один наигранно-возмущённый фырк от Императора. Один в один как Мурыська — но этого я ТОЧНО никогда вслух не скажу!

Глава 12

— Так! — Государь легонько хлопнул руками по столу. — Потом об этом поговорим, сейчас сперва поработать надо. Садитесь, Юрий Викентьевич к столу и вспоминайте буквально поминутно, от момента приезда: что было, чего не было, кто что говорил, в чьём присутствии, с какой интонацией, кто на кого как глядел и так далее, и тому подобное. И ваши мысли по этому поводу, как на момент события, так и позже. Если что-то будет трудно вспомнить — могу помочь как менталист.

— Спасибо, у меня свои способы работы с памятью.

— Вот это правильно! Всегда говорю: базовые ментальные навыки доступны и без дара в ментальной магии, как и бытовая магия. И их можно и нужно развивать! Но если что — обращайтесь. Ладно, давайте приступать!

И мы приступили… Для начала мне пришлось пересказать заново свои рапорты, с дополнениями и разъяснениями по просьбе Государя. Потом он, узнав то, что полагал первоочередным, передал бразды управления разговором Антону и пошла-потекла рутина. Обед был подан прямо в кабинет, и здесь же, прямо между бумагами, съеден безо всяких изысков, а потом и ужин тоже. Не надо думать, что сам Император всё это время сидел с нами — конечно же, нет! Он ушёл уже через четверть часа, убедившись, что процесс пошёл, но потом несколько раз заглядывал ненадолго, в целом уделив мне больше двух часов своего, без лести и иносказаний драгоценного, времени. И это, если что, ОЧЕНЬ много. Работали так до десяти вечера, но не то, что не закончили — даже ту неделю, что мы скучали на левом фланге, пока неизвестные безобразничали на правом, до конца не разобрали! Я и сам удивился, сколько всего, оказывается, вокруг происходило — если задать себе правильные вопросы и под нужным углом глянуть на свои воспоминания! В итоге разогнал нас с Антоном, который сам требовал называть его просто по имени и на «ты», что мне никак не давалось и «выкать» ему я так и не перестал, сам Государь.

Устал так, словно на самом деле кирпич в вагоны загружал. И горло пересохло, так что даже со своими жёнами нормально поговорить не мог. Предупредил только, что я уже в столице, и сколько тут пробуду — неизвестно. Девочки удивились, обрадовались, возмутились и огорчились — всё сразу и одновременно. С трудом их успокоил, сказал, что говорил двенадцать часов к ряду и сейчас у меня горло болит. Чуть не поругались из-за того, что я «не хочу» рассказать хотя бы «самое важное», и поговорить «хоть немножко, всего полчасика». С тоской вспомнил рассказы деда про «эсэмэски» и чаты в телефоне и подумал, что мобилет с такой функцией купил бы хоть за тысячу, хоть за две, и себе, и жёнам — при том, что армейский стоит в магазинах от ста до ста двадцати рублей, а служебный по ведомости проходит и вовсе за восемьдесят. Вспомнить, что ещё несколько лет назад «обычный», на пяти импортных кристаллах, стоил как минимум триста пятьдесят в самом унылом варианте, а на сколько-то приличный ценник начинался от семисот.

Кое-как отговорившись сиплым голосом от своих любимых добрался, наконец, до своей квартиры. Там на столике стоял пузырёк, который вызванный по этому поводу слуга назвал «эликсиром для горла». Отравы в бутылочке я не почувствовал, так что выпил и пошёл спать.

Утром же лучше всякого кофе меня разбудила мысль о семье! А именно — если там полтора десятка разведок лазят, выяснить мою фамилию — совсем несложно, имея маломальский доступ к архивам или дворянским книгам, а они общедоступны, узнать место жительства — тоже задача разминочная. Так не рванут ли все эти любопытные ко мне домой⁈ А там — жёны, дети! И почему раньше такая простая мысль не приходила мне в голову⁈ Подгоняемый таким внезапно, но бурно вспыхнувшим опасением, я едва дотерпел до встречи с Антоном Прокречетом. Услышав мои несколько сумбурные переживания, он спокойно ответил:

— Не вы один такой. у нас хватает интересных для других стран лиц, данные о которых широко известны, и не всех в принципе можно спрятать, равно как и приставить круглосуточную охрану ко всем родственникам чиновников. военных, разведчиков… Иначе у нас половина страны будет охранять другую половину, а работать станет некому.

Не сказать, что меня утешил рассказ, что я не одинок с моей проблемой, но собеседник продолжил.

— Однако их семьи живут достаточно спокойно. Некоторые меры безопасности от придурков предусмотреть всё же нужно, но не более того. В последние годы, не без нашего активного участия, сложилась в мире такая ситуация, что семьи трогать не принято. Просто нам тоже известны имена, фамилии, адреса и родственники очень многих важных для своей страны людей у соседей. И в случае чего, мы не будем утруждать себя поисками конкретного виновника или автора инициативы — его, или его голову, или их нам принесут их собственные сослуживцы — те, что будут следующими в списке. Более того, даже если мы немножко ошибёмся со страной — обижаться будут не на нас, а на того, кто первым начал. Так что последние лет пятнадцать-двадцать ни одного случая в мире! Дольше всех доходило до островитян, пришлось трижды сменить всё руководство разведкой, физически сменить, если вы меня понимаете. Но теперь даже они не наглеют.

Немного успокоенный, но ещё не до конца, я отдал по мобилету распоряжения Старокомельскому по усилению охраны и вернулся к работе. Опять сидели до десяти вечера, с перерывами на обед, ужин и несколько чаепитий, которые шли вообще «без отрыва от производства», плюс трижды заглядывал Его Величество, но ненадолго, узнать о прогрессе в работе и лично выяснить некоторые особо интересующие его подробности. И работали в таком режиме ещё три дня, а потом целый день (!) разбирали буквально по секундам (!) то утро, когда я, вандал малолетний, уничтожил памятник средневековой архитектуры — но это определение дал дед ещё в пути, до того, как спрятался перед встречей с Императором. Антон назвал это же действо иначе: «спалил кубло к той самой матери».

Если я говорю «по секундам», то это именно так и есть! Что происходило, кто в этот момент был рядом, что делал, куда смотрел… Кто из гвардейцев и, отдельно, из посторонних что видел, кто что МОГ видеть, какие вопросы по происходящему задавал, какие пояснения получал от меня или от других лиц. Ну, и мои действия, не только «что», и даже не только «как» и «почему», но и «почему именно так» и «как хотели/могли бы иначе». Для ответа на некоторые вопросы пришлось даже связываться с Вишенковым, а также с нашими разведчиками, выпытывая у того из них, кто не был в этот момент за рулём, интересующие Антона подробности. Пятнадцать минут разбирали весь день, с девяти утра до десяти вечера!

Ну, и от вопросов о том, кто что мог видеть, и кто что мог понять мой «потрошитель» без особого труда перекинул логические мостики и почти невзначай вытащил из меня почти все мои и дедовы идеи, предположения и измышления. Кроме той версии с протурецки настроенной болгарской оппозицией — там дед так и не смог восстановить пару ключевых связок в рассуждениях. Или забыл, какие именно грибы^[5] из волшебного леса ел накануне, а я сильно подозреваю, что «это были не опята»^[6]!

На следующий день собрались попозже, уже после обеда — видимо, причастные к проблеме люди изучали нашу с Антоном, если не ошибаюсь, Сергеевичем, сам он мне своё отчество так и не сказал, писанину. Я сам сперва отсыпался, потом общался с жёнами, потом — с почти добравшимися до Викентьевки и планирующими стать там на днёвку гвардейцами. Не то, чтобы они так устали, что не могли осилить оставшуюся сотню вёрст, или что-то сильно сломалось, просто сбились с графика, в том числе и пока блудили на объездных дорогах к югу от Бобруйска. Приехать в родной форт затемно, уставшими и грязными не захотели, сочли, что это будет умалением моей, оказывается, чести, а потому решили провести оставшиеся полдня и утро в приведении в идеальный вид себя и техники.

Встретившись со мной после обеда, Антон задумчиво протянул, словно подводя итог всем моим измышлениям:

— Иногда банан — это просто банан. А человек выглядит идиотом просто от того, что он на самом деле идиот. И ничего более. И никаких тебе хитрых интриг…

— Хотите сказать, что иногда что-то выглядит как грубая имитация действий островитян, потому, что это и есть грубые действия островитян?

— Возможно, возможно… Но ещё не факт, люди работают, чтобы «гонорар» за «представление» был направлен строго по адресу, без ошибок и накладок.

— Кстати, а тот фрукт, что пытался на горящем броневике уехать, что с ним? Если выжил, то можно найти и поспрашивать. Хотя, простите, что это я, это настолько очевидно…

— Не извиняйтесь, порой действительно совершенно очевидные и логичные действия не выполняются по целому ряду причин и совпадений, как правило от того, что каждый считает, что уж это-то остальные точно не забудут. Не выжил, увы. Нашли его тело, но местные нашли раньше и обобрали в буквальном смысле до нитки, даже исподним не побрезговали, хотя оно и было явно испачканным. Так что все улики, что могли быть на теле, пропали безвозвратно.

— А само тело? Оно ничего не сказало?

— Опознали. Широко известный в узких кругах британский подданный Стив Поллак по кличке Энтомолог. Повадился одно время травить своих жертв веществом, которым биологи бабочек умертвляют, оно и на людей тоже действует, хоть и немного по-иному, зато купить можно в открытую и почти не вызывая подозрений, если не закупаться слишком часто в одном и том же магазине.

— Тогда уж Лепидоптеролог должен быть. Вы сказали — британский⁈

Антон ухмыльнулся.

— Вы слишком многого хотите от сообщества наёмников. Они то «ругательство», что вы сейчас произнесли, даже на спор повторить не сумеют, не говоря уж о том, чтобы запомнить и использовать. А то, что он британский подданный в этом случае нам ничего не даёт. Профессиональный наёмник, острова покинул в пятнадцать лет и ни разу туда не возвращался, хоть в колониях мелькал регулярно. А самое главное, что как минимум трижды его действия шли прямо против британских интересов. И если два эпизода — тьфу и растереть, там ущемлялись частные лица, причём в одном случае он вообще действовал по заказу одной британской компании против другой такой же, чисто внутренние дела, то третий раз он крупно нагадил уже Короне.

— И что? Мог взяться за казённый заказ, чтобы заслужить прощение и возможность спокойно вернуться на острова со всеми накоплениями.

— Запросто. Ключевое слово — мог. Этот всё мог, принципиально беспринципный, если так можно выразиться, тип был. Ему что охранять врачей в Африке, что вырезать такую же миссию, всё едино было. И это не фигура речи, а детали его биографии. Но никаких доказательств его работы на родное правительство нет, ничего предъявить англичанам не можем. А если и попытаемся — они сошлются на тот самый случай и скажут, мол, мы сами его искали, спасибо, что помогли. А то ещё и издевательскую «премию» дадут, за помощь в устранении, фунтов двадцать.

— Ну, это уже слишком!

— Тем не менее, прецедент есть. Посланник английский, сука такая, одновременно с сообщением как раз из бумажника двадцатку достал и нашему оперативнику, самому молодому из всех присутствовавших, протянул. А тот сдуру взял.

— И фотограф рядом нашёлся?

Антон посмотрел на меня с некоторым даже уважением.

— А то как же! И уже вечером газеты вышли со статейками в стиле того, что, мол, русские офицеры так поиздержались, что готовы за какую-то двадцатку рисковать головой в поисках опасных бандитов. Так что, мол, если вам, джентльмены, нужны хорошо подготовленные и совсем недорогие охотники за головами…

— … !

— Вот именно. Пётр Алексеевич потом лично холки мылил, тщательно и пристрастно, всем причастным, деепричастным и прочим обормотам. И допустившим, и не пресёкшим… Ладно, то дела минувших дней, нам же, пожалуй, стоит следовать заповеди «не будьте чересчур мудрыми, а будьте мудрыми в меру». Знаете, кто сказал?

— Понятия не имею.

— И правильно, и не положено вам этого знать… — Антон вздохнул и перевёл тему: — Давайте пройдёмся с вами по некоторым моментам, что меня просили уточнить, и на ближайшие два дня вы свободны. Условно, конечно: уезжать из Царского Села никуда не стоит, поскольку можете в любой момент понадобиться. Но если всё же захотите погулять по столице — сообщите дежурному в Канцелярии, когда отбываете и когда планируете вернуться. И всегда держите при себе включённый мобилет!

Некоторые моменты мы уточняли до шести часов вечера — но не до десяти же, и тем более не до одиннадцати, а один раз было и такое. Вот честное слово, проще было выполнить поручение, чем о выполнении отчитаться! Или, как язвит дед, ни одно доброе дело не останется безнаказанным. Напоследок я рискнул тоже кое-что прояснить для себя.

— Меня несколько удивило, что никто не пытался сбежать из крепости. Они не успели, их не пустили, или там всё же был какой-то скрытый от наших глаз хитрый ход?

Прокречет пару секунд потратил на размышления, словно решал, что мне можно говорить, а что нет, и, наконец, ответил.

— Потайной ход был, в то время подобные сооружения без таковых в принципе не строили. Но бить шурф в скале удовольствие сильно трудоёмкое и не быстрое, камни для донжона и основания стен проще было вынимать из будущего подвала, так что копали не слишком далеко, выход сделали в какой-то будке метрах в тридцати от стен. Оттуда уходить планировали по не то оврагу, не то расселине. Крепостица несколько раз переходила из рук в руки, один из владельцев, видимо, не знал о ходе и овраг закопал: там помойку сделали, а когда очень уж вонять стала, засыпали щебнем, и будку снесли. Но не в этом суть. Потом, похоже, ход нашли, расчистили, будку восстановили. И, судя по следам в пыли, кто-то один успел смыться. Потом одна из ваших мин развалила будку, заблокировав выход.

— Но воздух через завал проходил, как я понимаю. И благодаря этому подвал и выгорел.

— Скорее всего.

— Жаль, если это главарь сбежал. Обидно будет, если выживет.

— Наоборот, очень хочется, чтобы он выжил! До момента, когда мы с ним сможем вдумчиво побеседовать. Но если он сдуру обратился за помощью к местным контрабандистам…

— Ага, помню: археологи и десять тысяч лет.

— Да, тот пограничный капитан умеет иногда выразиться, поэтично, ёмко и доходчиво. Мы, конечно, не археологов будем задействовать, ребята, если надо, всех найдут, но толку от трупа? Разве что для порядка в картотеке.

В столицу я, понятное дело, не поехал. Гулять по магазинам, с моей точки зрения, разновидность пытки и добровольно на неё идти никакого желания не возникало. Так же не вызывала сочувствия идея ехать летом в город, с его каменными стенами, каменными мостовыми и, кажется порой, каменным небом. Сады и парки есть и здесь, дворцы — тоже, остаётся только река и море? А что от них толку, если можно только смотреть? Одно расстройство, и ничего больше. Ни тебе окунуться, ни рыбку половить…

Вместо сомнительной во всех смыслах поездки я выспался, пообщался с жёнами, отдал ряд распоряжений по хозяйству, включая гвардейское, и засел в дворцовой библиотеке. Полистать журналы, например, в том числе и в принципе не попадающий в свободный оборот «Вестник ГАУ». Например, интересная статья с рассуждениями о «высокой баллистике», её определении, особенностях и перспективах. «Крона» напрямую нигде не называлась, но часть её характеристик использовались в качестве «гипотетических» примеров. Правда, автор приходил к выводу, что это слишком дорогая и сложная игрушка, заведомо ненадёжная и с явно избыточной мощью. Сочтём это за дезинформацию противника, поскольку я точно знаю, что эти тяжёлые винтовки запущены в ограниченную серию и в войска уже ушли первые семь с половиной сотен штук заводской выделки.

Глава 13

Из указаний по хозяйству, которые касались непосредственно моей гвардии, стоит упомянуть распоряжение довести количество самоходных миномётов до четырёх. Или, по крайней мере, выполнить все подготовительные работы, оставив до моего приезда то, что я сделаю проще и лучше, чем кто-то ещё. До этого меня тормозили с подобным решением рассуждения финансового характера: сформировать и содержать две батареи, буксируемую и самоходную, со всеми вспомогательными частями, включая разведку и боевое охранение, я точно не потяну. Это надо на месте Викентьевки и Рысюхино иметь местечки тысячи на полторы-две жителей каждое, и на Изнанке минимум полтысячи постоянного населения и под тысячу артельщиков-старателей, вот только для подобной оравы в ближайших окрестностях нет ни работы, ни денег. Да и то — развитие при этом если не встанет совсем, то сильно замедлится, о проектах типа моста через Умбру или дамбы возле Викентьевки и думать придётся забыть.

Но сейчас меня осенило, когда очередной раз увидел лежащие рядом револьвер и меч. Сменное оружие же! Кто мешает иметь, грубо говоря, один комплект миномётчиков и два комплекта миномётов для них, двух разных калибров? И использовать тот, что сейчас больше подходит. Да, тоже не дёшево, и изготовление самих орудий как бы не самая дешёвая составляющая. Боеприпасы для двух разных систем держать, обучение и тренировки проводить. Причём тренировать с учётом того, что на самоходках численность расчёта больше на трёх человек: третий заряжающий, который управляется с зарядным лотком, ещё один подносчик, что помогает снарядному, фактически его ассистент, сорок два килограмма поворочай-ка в одиночку! И шофёр, который в этом случае именуется механик-водитель, и отвечает не только за управление автомобильной платформой, но и за исправность прочих механизмов, от упоров-подъёмников до механизма раскрытия крыши и поворота миномёта.

А подвиг меня на такое решение детальный разбор поездки и хода последнего боя с Антоном. Будь у меня с собой второй огневой взвод, то и выловить супостатов можно было намного быстрее, поставив засады на обеих фланговых позициях (вопрос недостатка прикрытия как-нибудь разрешили бы), и при обстреле крепости дать второму взводу задачу на ведение отсечного огня — глядишь, тот один, который самый шустрый, не сбежал бы. Но сожалеть о том, чего не было — глупо и не продуктивно, зато принять меры к тому, чтобы в будущем сожалеть не пришлось и можно, и нужно.

Потом можно будет подумать и о том, чтобы довести количество самоходок до штатного в «отдельной гвардейской батарее», но это уже потребует добора людей в гвардию и повлечёт за собой изготовление вспомогательной техники, на которую тоже потребуются люди. Так что это всё — потом. Может быть даже очень потом, не раньше следующего года.

Ещё о делах домашних, раз уж их коснулся. Ульяна так и не уехала ещё в Викентьевку. Активно и тщательно собиралась, определяла список того, что нужно взять с собой, что требуется докупить на месте — в Осиповичах или Бобруйске на самом деле, спорила с Машей о том, как делить няню. В общем, находила множество дел по подготовке и предвкушению, но при этом ехать не торопилась, постоянно находя всё новые помехи. Самым «не убиваемым» аргументом служил, несомненно, ремонт в доме, а теперь она заявила к тому же, что пока меня не дождётся — ни о какой поездке не может и речи идти. Такое ощущение, что её и хотелось отправиться в почти самостоятельное плавание в имении, что станет родовым для её дочери, и в то же время было страшно. По той поговорке, что была и в моём мире, и мире деда: «И хочется, и колется, и мамка не велит», только без мамки. Так она, глядишь, до осени дотянет, там дожди, потом Маше рожать, потом холода… Вот только как бы эта позиция «я хотела бы, но обстоятельства» не превратилась из репризы в настоящий образ жизни, поскольку ничего хорошего из такого подхода никогда не получалось и не получится. Надо будет провести воспитательную работу, а ещё лучше — совместить её с поездкой в Викентьевку всем семейством. Думаю, Мурыське с Ромкой там тоже понравится.

На четвёртый день утром мне принесли парадный мундир — с полным комплектом наград на нём. Я даже проверил, не домой ли ко мне курьера гоняли? Но — нет, все казённые. По этому поводу даже дед вылез и высказался. Так-то он во время пребывания про Дворе прятался от Императора, хоть и был уверен, что тот и так всё знает, но — для соблюдения приличий и «чтобы не наглеть на ровном месте».

«Бардак, конечно, у вас тут с наградами. Любой желающий может хоть чемодан орденов себе наштамповать, при этом довольно вольно обращаясь с материалами».

«И что с того? Один комплект — это же неудобно! постоянно перевешивать с одного мундира на другой, это и возня лишняя, и повредить можно».

«И нацепить на себя сколько угодно».

«В смысле⁈ Копию чужой награды тебе ни один приличный ювелир делать не будет, а если где и добудешь, то за самозванство — каторга».

«Ах, да, у вас же, как и у нас при царе, одну награду дважды не вручают».

«Конечно! Если на мундире три одинаковых ордена — как это понять⁈»

«Что человек трижды совершил подвиг, предусмотренный статутом этого ордена. А так, получается, или без заслуженной награды остаться можно, если следующая ступень по чину не положена, или два разных человека за одно и то же получат две разные награды — тоже несправедливо».

«Зато не надо носить шесть рядов по десять одинаковых медалей. И копий можно смело заказывать столько, сколько тебе нужно. Если же награждать надо, а нечем — значит, надо новую награду вводить. И станешь первым её кавалером, что особенно почётно».

«Не знаю, мне наша система больше нравится. Вообще у нас всё как-то логичнее устроено, без лишних сложностей».

«Ага, именно поэтому за то, что дикое животное тебе автомобиль разбило, платить будут не тебе, а ты. Логика во всей красе! Ты в убытке, хорошо ещё — если все живы и здоровы, и ты же платишь!»

«Логика в том, что животное принадлежало государству. Ты его сбил, то есть — не справился с управлением транспортом, и нанёс ущерб государству, вот и всё».

«Не, дед, это не логика, это дичь какая-то. Если что-то является моим имуществом — именно я обязан заботиться об его сохранности, и чтобы оно не валялось и не шлялось где попало. Если же моё имущество оказалось там, где его быть не должно, на дороге, например, и из-за этого кто-то получил убыток или ущерб здоровью, то это я должен платить пострадавшему, а не он мне! Даже если моё имущество тоже пострадало!»

К общему мнению мы так и не пришли, хоть дед, как мне казалось, и хотел бы со мной согласиться, но не хотел именно уступать. Или дело в том, что он только слепок, и поэтому не может менять запечатлённые в нём мнения и убеждения? Не знаю, если честно. Зато за этим разговором сам не заметил, как дошли до всё того же кабинета, перед которым дед едва успел юркнуть куда-то в лес, словно его и не было в моём внутреннем мире, и где меня ждали те же двое плюс всё тот же секретарь по фамилии Прокречетов, у которого я, похоже, персональное наказание.

После взаимных приветствий Пётр Алексеевич обратился к своему наставнику.

— Говоришь, наказывать не за что, без оценки события не оставишь — значит, надо награждать?

— Именно. Но не от того, что деваться некуда, а потому как заслужил.

— Напомни-ка мне, чем мы обычно за вразумление дорогих соседей жалуем?

— «Заслугами». Но у него уже есть, вторая степень, а первая не положена — чином не вышел.

— И как быть?

Я смотрел этот спектакль, сохраняя вежливое и отстранённое выражение лица. Ну, насколько мог сохраняя. Почему спектакль? Так если награждение сегодня, а парадный мундир о том вопиет, то Указ уже подписан и награда в коробочке у распорядителя церемонии лежит. И что такое тогда все эти размышления о том, что дать? Вот-вот. Но угодно Государю развлекаться — и пусть его, думаю, не так уж много у него возможностей и времени для этого.

— Я давно говорю, что надо новую награду вводить. Так и назвать — «За вразумление». Нижним чинам медаль, офицерам — орден.

— Угу, и первую степень — генеральскую. С формулировкой «За вразумляющие действия армейского или превышающего оный масштаба», а вторую — «За вразумление бригадного и корпусного толкования».

Император проговорил эти формулировки с таким мечтательным выражением лица, как школьник о коробке конфет. Потом вздохнул:

— Увы, те самый соседушки, хоть ближние, хоть дальние, не поймут такого афронта.

— Скорее, наоборот — слишком хорошо поймут.

— И это тоже не подойдёт. Как ты там, Антон, говоришь? Слишком много хорошо — это тоже плохо, так, вроде?

— Ладно, нет «За вразумление», значит, «Щит Империи»?

— Скучно и банально… Кстати, о скуке — что-то наш гость заскучал. Хотя, казалось бы — вопрос его награждения обсуждается.

Кажется, я всё же не удержал вежливое внимание на лице. Хотя… Дурень я — Государь же, как менталист девятого уровня, эмоции окружающих считывает просто фоном, как я цвет стен!

— Перейдём, значит, к делу. Вы, Юрий Викентьевич, не думали о том, чтобы дополнить количество самоходных миномётов до батареи? Вроде бы упоминали, что двух мало для решения реальных задач и вроде бы третий запустили в производство ещё до своего отъезда на юг?

— Думал. Но дорогое это удовольствие, не столько даже изготовление самих установок, сколько боеприпасы для них, а потом ещё содержание и эксплуатация, включая личный состав с его обучением и тренировками. Планирую собрать четыре орудия, а расчёты брать те же, что у меня на буксируемых «сотках» сейчас. То есть, использовать тот или иной миномёт под каждую конкретную задачу, как сменное оружие.

— На самом деле, не так уж и дорого, даже если полный штат отдельной гвардейской батареи брать. Сопоставимо с содержанием линейного пехотного батальона. Приятно, конечно, что вы думаете об экономии, но это не те суммы… Что такое?

— Для меня и содержание линейного пехотного батальона вряд ли было бы посильно, без сильного снижения качества содержания и обучения, и то недолго.

— Ну, вам, к счастью, и не нужно… Так. — Государь потёр лицо руками и стал серьёзным, даже немного грустным. — Вы хотите сказать, что до сих пор создавали и содержали ваше это самоходное подразделение за свой счёт? И за свой счёт же думали о его увеличении⁈

— Да, это же моя родовая гвардия, значит, за счёт рода и должна содержаться, а как иначе⁈

— Я вот не понимаю, вы издеваетесь, или обидеть хотите? Нет, не чувствую такого. Вот смотри, Антон, — Император переключился на другого собеседника. — Вроде умный человек. Иногда даже очень. Изобретатель. Деловая жилка тоже, как ни удивительно, есть, судя по тому, как свой род развивает. А иногда смотришь — дурак дураком. А ещё порой хочется взять ремень…

— Ремень — это уже вообще по-семейному, хе-хе. И, поверь, уж я тебя отлично понимаю!

Пётр Алексеевич только рукой махнул.

— Это другое. Ладно, могу понять опасения, что дружина принадлежит не тому, кто командует, а тому, кто платит. Поэтому и предложил оформить всё переводом на ваш, Юра, счёт, как моего флигель-адъютанта, чтобы своим людям вы платили уже сами. Но… Антон, объясни ты, а то у меня терпения не хватит.

Бывший наставник Императора, хотя, какой он бывший, поправил не существующий галстук и начал из далека:

— Скажите, Юра — я, уж простите, к своим ученикам ко всем привык по имени обращаться, так вот, что означают ваши погоны с вензелем?

— Принадлежность к флигель-адъютантам Его Императорского Величества.

— Отлично. А каковы обязанности этого самого адъютанта? Не надо в исторической перспективе, на данный момент?

Рассказал, начиная уже раздражаться такими дальними заходами.

— Значит, знаете, отлично. Теперь скажите, какое именно поручение, я имею в виду постоянное поручение, а не срочное задание дополнительно к нему, вам было дано при возведении в данный ранг?

— Разработка и изучение передовых артиллерийских систем.

— Теперь, прошу, выслушайте одну простую фразу и попробуйте понять, осознать её смысл. Готовы? Итак: «изготовление и опытная эксплуатация экспериментальных артиллерийских установок». Услышали? Осознали? Запомнили? Тогда, внимание, вопрос! Какое ещё занятие, кроме описанного данной фразой, лучше подходит под описание исполнения вами ваших должностных обязанностей⁈

Под конец интонации Антона плавно изменились с тона скучающего профессора, читающего сороковой раз одну и ту же лекцию каким-то бездарям, на тон полковника, который «драит» пойманного пьяным на плацу поручика. Я даже рефлекторно вскочил «во фрунт», словно кадровый военный, хотя никогда особой склонности к службе не имел. Но — проняло, надо признать, сильно.

— Слава Кречету, кажется, дошло. Спасибо, Антон, ты, как всегда, на высоте в вопросе кому-то что-то объяснить. Так как, господин гвардии инженер-капитан, поняли, почему и на какой счёт следует относить расходы по созданию и содержанию артиллерийских подразделений в вашей гвардии?

— Так точно! Но ведь мои гвардейцы большую часть времени заняты совсем не миномётами⁈ Они и портал на Изнанку охраняют, это их главная задача, и грузы экспедируют, и…

— Нет, это решительно невозможно! Как там говорит мой Саша после прошлогодних манёвров, «не хотите по-хорошему, будет, как положено»?

«О, ещё одна дедова фразочка пошла в обиход» — успел подумать я.

— Семён Аркадьевич, пишите проект Указа. Сим повелеваю: барону Рысюхину, Юрию Викентьевичу, вставите все имеющиеся регалии, сформировать экспериментальную батарею самоходных миномётов калибра сто шестьдесят миллиметров основываясь на утверждённом штатном расписании отдельной гвардейской миномётной батареи. Срок исполнения ставьте май следующего года, предварительный срок готовности техники — декабрь этого. Далее. Расходы на формирование и содержание подразделения, включая стоимость ранее изготовленных технических средств и боеприпасов отнести на исполнение обязанностей вышеуказанного барона Рысюхина в качестве флигель-адъютанта. Добавьте всё, что положено для оформления — и мне на подпись, не позднее завтрашнего дня. Всем всё ясно⁈

— Ваше Величество! — страшно было до жути, но если сейчас промолчать, то потом будет ещё хуже. — Ваше Величество, сей Указ не может быть исполнен!

— С чего бы это⁈ Разучились с металлом работать? Или некому бухгалтерию вести?

— Никак нет! Но утверждённый штат предусматривает буксируемые миномёты! Уже нарушение получается, плюс другая численность расчёта…

— Ах, да, забыл сказать. Гвардейские части пока в стадии формирования и оружия ещё не получали, так что возникла идея перевести их на ваши «самоходки». Вроде как престижнее получится и огневая мощь выше. К тому же я сказал «основываясь», не «в соответствии». Ещё вопросы есть?

— Так точно! Командовать отдельной гвардейской батареей должен капитан гвардии, а где такого взять? У меня только один: я сам, и то — инженер-капитан. А ещё нужны три поручика, пять или шесть подпоручиков и от четырнадцати до шестнадцати корнетов^[7]!

— А вот это уже хороший вопрос. Кто там у вас командует в гвардии? Насколько помню, у него звание капитан запаса? А над батареей старший — поручик? Смешная ещё фамилия у него такая, совершенно не героическая, в отличие от него самого — Нюськин. И подпоручик, который старшим команды в последнем выезде был, никого не забыл?

— Никак нет, не забыли. Это все мои офицеры. Причём капитан запаса Старокомельский не может командовать батареей — за ним ещё те гвардейцы, которые портал охраняют, их нельзя с места трогать, и гарнизон в Викентьевке, и прочие силы!

— Что ж. Пишите там. Поручика Нюськина за образцовое исполнение приказов командования и блистательное овладение новой техникой произвести в звание капитана артиллерии со старшинством в сём чине с сегодняшнего дня по гвардейскому корпусу артиллерии вне штата. С производством в штабсы и повышением в чине при переводе возиться не будем, никому это не нужно. И далее — числить гвардии капитана Нюськина в запасе с откомандированием в распоряжение флигель-адъютанта, гвардии инженер-капитана барона Рысюхина. Аналогично с подпоручиком Вишенковым: произвести в поручики и вывести за штат гвардейского артиллерийского корпуса с направлением туда же. Далее, чтобы не было нарушения субординации: капитана запаса Старокомельского числить в запасе по лейб-гвардии конвойному полку вне штата. Подготовьте все приказы о присвоении званий и перемещении, заверенные копии передадите завтра барону для торжественного вручения адресатам. Далее пишите. Барону Рысюхину, регалии вставьте, даровать в рамках исполнения предыдущего указа, вставите реквизиты, право присвоения временных офицерских званий до поручика включительно с приставкой «родовой гвардии» и последующей аттестацией.

Император повернулся ко мне:

— Решён вопрос?

— Так точно! — а сам аж похолодел от нехороших предчувствий. Если моих подчинённых ТАК награждают, сопоставимо с тем, как оценили мой миномёт в составе комплекса, то что же тогда подготовили для меня⁈ Только бы не титул! Я ещё не готов, а отказываться больше нельзя! Ааааа!

— Наш барон уже подал смету на восполнение расходов по экспедиции?

— Никак нет!

— И когда собирались это делать?

— Не собирался, если честно. Вассал обязан «явиться конно, людно, оружно и отслужить месяц в году, не спрашивая ни казны, ни кормления, ни иной какой платы за службу».

— Кажется, это мы уже проходили. Что ж, будем делать работу над ошибками, с теми, кто не различает призыв сюзерена и приказ Императора своему адъютанту. Господин Прокречетов, поручите вашим людям самим составить смету, по нормативам. Если вдруг кто-то из здесь присутствующих заикнётся на тему того, что «износ не считайте, я сам магией бесплатно поправлю» или «это у меня в хозяйстве производится, оно своё и бесплатное» или ещё что такое — разрешаю за каждый раз бить в лоб! Один раз, но больно! Возьмите что-нибудь прочное и тяжёлое, линейку латунную, например. Такую, чтоб не согнулась. А потом выставите господину барону счёт за аудит, тоже по нормативам, деньги разделите между исполнителями, включая и себя.

Император снова повернулся ко мне с ехидной улыбкой на лице.

— Только не пытайтесь делать вид, что это всё был просто выезд на пикник ради фейерверка по случаю дня рождения!

Глава 14

Точно! День рождения! Вся эта… как бы прилично выразиться… Ерунда вся эта попала как раз на тридцатое мая. Вот как специально, а⁈ Как я во время учёбы научился бояться каникул, так сейчас начинаю бояться дней рождения, уж который раз если не в сам праздник, то рядом происходит нечто эдакое!

В тот день ещё утром жёны мне дозвонились, поздравить хотели. Но сперва было вообще не до разговоров, потом настроение сложилось категорически не праздничное, так что и поздравления выслушал вполуха, даже, мне кажется, немного обидел этим своих девочек. А потом всё как-то закрутилось настолько быстро и сурово, что я и думать о каком-то там дне рождения забыл! Но если так посмотреть — да, фейерверк я себе на праздник устроил знатный! Эхо до сих пор гуляет, от карпатских гор до Лондона, и от Норвегии до Стамбула. Да и здесь тоже раскаты слышатся. Хотел уж было ответить «Никак нет», но успел сообразить, что Государь переключился с официального на личный стиль общения, и уставной ответ будет вообще не к месту. Вплоть до того, что это можнобудет принять за отказ от личного общения, что уже в полушаге от оскорбления Высочайшей особы! Конечно, в таких деталях додумал уже позже, тогда просто понял: нельзя! Благо что несколько секунд растерянности были ожидаемыми.

— Нет, что вы! Для пикника у меня много хороших мест поближе, где агрессивные посторонние не бегают, да и выезжать на них я предпочитаю со своими жёнами.

— Ладно, хоть немного совести осталось. Но я вот о чём: уже не первый раз и не без моего участия ваш день рождения проходит в, мягко говоря, странной обстановке. Хоть умысла такого у меня не было, да и сделанного не воротишь, но немного извиниться хочу. Да и сегодня у нас разговор не очень задался. Поэтому приглашаю вас сегодня на семейный обед. Саша тоже хотел бы с вами что-то обсудить по автомобилям, так что предупреждаю: строго после обеда, а то вы оба личности увлекающиеся. И младшая моя будет рада вас видеть.

— Польщён, Ваше Величество.

Больше ничего выдавить из себя не смог. Чтобы было понятнее, как для деда: приглашение на трапезу к Государю само по себе считается не только знаком внимания, но и наградой. Более того, есть целая иерархия подобных приглашений, начиная от «завтрак в присутствии государя» через «присутствие на завтраке Августейшего семейства», где могут, например, чаем угостить, и до обеда в присутствии Государя и членов семьи. Вроде как самым почётным считается именно обед, а знаком высшего личного расположения — ужин. А приглашение именно на семейный обед, где собираются все присутствующие на месте члены семейства и обычно не предусматривается присутствие посторонних в принципе, это и вовсе… Или вне иерархии, или где-то около самой её вершины. Так что да, я был очень сильно польщён.

— Когда мне быть готовым?

— Да прямо сейчас и пойдём — время уже почти обеденное, пока дойдём, как раз подойдёт, наряд на вас вполне подходящий…

Про сам обед не могу сказать вообще ничего. Очень уж я нервничал и переживал, не то, чтобы кусок в горло не лез, сидеть истуканом было бы невежливо, но вот что именно я ел — понятия не имею. Всё вспоминал застольный этикет, а тут ещё и Александр Петрович, которого я взял себе за образец, на предмет что, чем и как есть, оказался уличён в использовании не той вилки. И ведь учил это всё, но теперь в голове перепуталось всё, что могло. И ведь не первый раз встречаюсь и с Государем, и с его Наследником, и с младшими Великими княжнами. Цесаревич парировал замечание второй супруги отца аргументом, что ею удобнее, а мы не на приёме. Но что дозволено сыну и наследнику Императора, то провинциальному барону… Пусть даже последнего и пригласили за царский стол. А ещё нужно было беседу поддерживать, как минимум — отвечать на задаваемые мне вопросы! При этом помнить, что о делах за столом нельзя, и ряда других тем также следует избегать категорически.

После обеда стало легче: мы с Его Императорским Высочеством отправились в небольшой не то салон, не то кабинет, где он на самом деле задал несколько вопросов по сделанному для него «Жабычу» и различиям его конструкции с РДА. И вопросы были грамотные, точнее — прочувствованные на личном опыте, и собеседник попался понимающий… В общем, через полчаса Анна Петровна прервала нас в разгар обсуждения, вызвав явное недовольство брата. Но её слова о том, что нельзя быть эгоистом и я ей тоже нужен парировать оказалось нечем, так что идею пойти в гараж и попробовать кое-что на практике пришлось отложить на неизвестное будущее.

Великая княжна хотела похвастаться своей аранжировкой песни «Ветер знает». Правда, для начала требовалось распеться, и она с тоской в голосе начала выводить гаммы. Немножко удивительно, что она не сделала это до того, как отбирать меня у старшего брата, но мало ли, вдруг, у неё было какое-то другое занятие? Я извинился, что перебиваю, и обратился к педагогу:

— Есть одна распевка, более интересная, чем гаммы, её в Могилёве профессор Лебединский уже взял в работу. Могу предложить её и вам, по моим ожиданиям, вашим ученикам и ученицам должно понравиться.

Имя профессора имело вес и здесь, причём не только как популярного исполнителя, но и как педагога, так что разрешение я получил и научил Анну Петровну песенке про ворону, заодно объяснив и ей, и наставнице смысл того, где надо петь на повышение, где — на понижение. А потом ещё и про кота на пальме.

— Эта вторая, во-первых — бесконечная, можно тренироваться аж пока совсем не надоест, во-вторых, её можно петь вообще как угодно, за счёт примитивности стиха.

Для подтверждения спел про кота сперва в быстром танцевальном ритме, потом в медленном и даже заунывном, под романс, а закончил и вовсе в жанре строевой песни или марша. Анне Петровне оба новых рабочих инструмента очень понравились, настолько, что она чуть не забыла про то, зачем звала изначально. Аранжировка, кстати, оказалась так себе. Стараясь добавить своей любимой романтики, она добавила томности и заунывности, что песню совсем не украсило. К счастью, от меня рецензия не требовалось, а то я не знаю, как бы выкручивался. Похоже, девушка сама поняла, что это что-то не то и быстро перевела тему.

К вечеру устал так, что еле нашёл силы позвонить домой и рассказать, как прошёл день — без подробностей насчёт награждения, состоявшегося и ожидаемого, а также полученного задания. Незачем лишнее болтать, как мне кажется. Сказал только, что Государь доволен результатом поездки и я вернусь домой не с пустыми руками, а также о том, что у Петра Алексеевича есть ко мне ещё одно поручение. Ну, и предупредил, что задержусь ещё на пару дней. На вопрос, на сколько именно, пришлось признать, что я и сам не знаю: надо и копии оглашённых Государем Указов дождаться, да и вообще — не отпускал он меня пока.

На следующий день я помогал Семёну Аркадьевичу с расчётом расходов на экспедицию. И просто счёл это нужным, и всё равно ему кроме как от меня некоторые данные поучить было неоткуда. Думаю, Государь что-то такое и предполагал, когда говорил про латунную линейку: ведь если мы не будем работать вместе, то как Прокречетов сможет реализовать указание про «дать в лоб больно»? Секретарь Императора на правах старого знакомого позволил себе даже немного поворчать на тему того, что моё бескорыстие вообще никому не надо.

— И как вам вообще пришло в голову исполнять служебные обязанности за своё счёт⁈ Это же вообще ни в какие ворота!

— Ну, как же? Государь, когда от налогов освобождал, высказал пожелание, чтобы эти средства пошли «на пользу Империи»? Вот я и решил, что мне дана льгота как раз для того, чтобы я на эти деньги…

Семён Аркадьевич сделал страшное лицо и буквально побледнел. Он подскочил к двери, выглянул в коридор и запер дверь. Потом подошёл ко мне и не то сказал, не то прошипел:

— Тише! Не смейте! Просто вот даже не смейте и предполагать подобное! Особенно — вслух!

— Да почему же⁈

— Вы что, всерьёз считаете, что Государь может одной рукой жаловать награду, а другой тут же отбирать её обратно⁈ Что он может обманывать не просто своих подданных, но тех, кто делом доказали свою верность и преданность⁈

— Какой же это обман⁈ И при чём тут…

— При том! Вы только что предположили, с полной уверенностью, что Государь одной рукой дал награду — освобождение от налогов, а другой тут же забирает её обратно, обязав выплачивать этот налог в другой, более сложной для исполнения форме⁈ Превращая тем самым награду в наказание⁈

Я даже растерялся: просто никогда даже не думал посмотреть на ситуацию таким образом и с этой стороны! А ведь, если подумать определённым образом, то примерно так оно и получается.

— Давайте так. Я сделаю вид, что ничего подобного от вас не слышал, благо, что посторонних рядом нет. А вы пообещаете, поклянётесь, что навсегда забудете эту опасную глупость и уж тем более не станете где-то когда-то говорить что-то подобное вслух. Договорились?

— Обязательно. Поверьте, я не со зла…

— Если бы я в этом сомневался, то повёл бы себя совсем иначе.

— Спасибо за честность.

Потом Семён Аркадьевич, вспомнив о формальном различии в социальном статусе и что он, будучи «лишь слугой рода» позволил себе отчитывать главу рода, пусть и чужого, да ещё и барона. Хоть оба мы и понимали, что формальный статус от фактического может отличаться очень сильно, но приличия требовали от него принести извинения. Ну, а я не мог их не принять, однако эту формальность требовалось исполнить, пусть она и отняла минут десять рабочего времени.

В оставшуюся свободной часть дня я нашёл магазин, торгующий армейским имуществом и купил там новые погоны для моих гвардейцев. Дело в том, что гвардейские погоны сильно отличались от всех прочих, будучи идентичными в принципе, по количество просветов и размеру звёздочек. В первую очередь — плетением нитей в ткани, образуемым при этом узором, а также их оттенком. Обер-офицерские погоны в гвардии были похожи на штаб-офицерские в армии, но тоже не идентичны, причём дело не только в просветах. В общем, купить гвардейские погоны даже в Минске, в ателье, которое занимается пошивкой — простите, постройкой — мундиров для гарнизона, можно только под заказ, с задержкой и изрядной переплатой. Так что если вручить офицерам только Императорский Указ, то форму привести в порядок они смогут далеко не сразу, а хорошо если недели через две. Так что один комплект парадных и три — повседневных для каждого и один комплект в качестве аварийного запаса.

Да, у меня всё ещё сложнее: погоны с вышитым Императорским вензелем купить можно, наверное, только здесь, в Царском Селе, и в одной лавке в столице. Как допустимая альтернатива — изготовить вензель у ювелира и закрепить его на гвардейских погонах или парадных эполетах — да, у меня они вместо погон.

Ну, а раз уж стал покупать подарки и гостинцы — надо и остальным что-то подобрать. Но что?

«Конфет купи. Беспроигрышный вариант».

«Может, лучше духи, или косметику?»

«Не-не-не! Конечно, если есть всего три вида: дешёвые, дорогие и никаких, то выбор облегчается, но если имеется хотя бы два равнозначных варианта — беги, глупец!»

«Куда бежать? Это опять цитата какая-то?»

«Она самая. А бежать подальше от магазина. Одной одни слишком приторные, другой другие слишком резкие и так далее. Шанс угадать — вообще мизерный!»

«А косметика? Тени, помады там?»

«Ещё хуже! Там добавляются цвет, текстура, жирность и ещё пёс знает что. При этом, как ни странно, запах тоже остаётся в числе критериев».

«Поменяются, если что»,

«Вот только не ляпни такое! Что ты подарок не выбирал мучительно для каждой с учётом её внешности и характера, а взял нечто, чем можно просто поменяться! Съедят!»

«Наряды вообще не вариант, там и фасоны, и цвет, и ткань и прочее, чего даже касаться не хочу. И что делать⁈»

«Говорю же — конфет возьми. Лучше бы ещё из какой-нибудь модной кондитерской, тогда даже если не понравятся, всё равно не признаются».

«Знать бы, есть ли такие и где их искать».

«Где искать — у своих местных знакомых спроси. Хоть бы у того же Гагарина, если он сегодня дежурит, или у тех, с которыми на балу знакомился. А конфеты хорошие в столице точно будут! Но просто пойти и купить даже не половина дела, хоть и в моём мире в моё время в Питере были приличные варианты. В том числе и недорогие, но качественные. Например, тактические конфеты „Вспышка справа“, сынурику моему нравились».

«Что⁈ Как⁈»

Услышанное показалось настолько диким, даже для ненормального дедова мира, что я аж споткнулся на ровном месте. Судя по довольному смеху деда, на что-то такое он и рассчитывал.

«Просто конфеты, просто „Вспышка“, остальное это уже устное народное творчество. Так вот, возвращаясь к конфетам. Купить их нужно обязательно в „правильном“ месте, знаменитом и модном. А их нужно знать, так что — вперёд, за адресами».

Никаких «Вспышек» я, разумеется, даже искать не хотел, но, к своему изумлению, случайно обнаружил такие в продаже, в виде шоколадных помадок. Под дедовы смешки купил целую коробку и ещё немного себе на пробу. Ну, как сказать? Реклама про «ослепительную вспышку наслаждения», разумеется, оказалась очень большим преувеличением, но в целом — неплохо. Плюс к этому купил и продукцию самой модной кондитерской, в фирменной упаковке, это обязательно — иначе как доказать, что конфеты именно «те самые»? Вот-вот. Ульяне, Маше, Василисе… Ромке — костюм, почти настоящую флотскую форму, вроде как мичмана, только без знаков различия и названия корабля в положенных местах. И для Мурыськи ошейник, украшенный серебром и янтарём, надеюсь, им понравится. Катюшка совсем ещё маленькая, ей купил игрушку — чесалку для дёсен в виде небольшой рыбки, которая пахла огурцом. Пахла в то время, когда её кусаешь за счёт плетения, зашитого в один из янтарных глаз рыбки, второй при этом служил накопителем, и производители клялись, что ни один, ни второй не выпадут, что бы ребёнок ни делал с игрушкой. В разумных пределах, конечно: если сунуть её в камин или долго и упорно лупить молотком, то никакие гарантии не будут действительны.

Возвращаясь во дворец, я надеялся на две вещи: что меня скоро отпустят, и что обед с императорским семейством и был моей наградой, но это вряд ли, а жаль. С другой стороны, если посмотреть с точки зрения Государя — чем меня награждать? В звании повысить не получится: в штаб-офицеры нельзя, образования не хватает, сразу в генералы, из капитанов⁈ Несуразно и несоразмерно, я вообще не знаю и не представляю, ЧТО нужно сотворить, чтобы такая награда оказалась сопоставима с достижением. Всё-таки титул? Никаких признаков того, что готовится что-то подобное не было и нет, и Государь видит мою неготовность. И ещё такой момент: какой может быть граф без графства? А где брать? Бесхозных владений как-то не валяется, особенно в наших краях. Нарезать новое, из кабинетских земель? Так никаких земель не напасёшься на всех желающих! Особенно с учётом географии: даровать мне владение где-нибудь за три тысячи километров в дикой тайге или не менее диких степях? Это получается сомнительный дар, а с учётом того, что у меня в моём распоряжении две изнанки, где земель примерно столь же сложных в освоении, но хотя бы более легкодоступных, во много раз больше, и вовсе издевательством выглядит. Нет, титул тоже маловероятен, к счастью.

И что остаётся? Из орденов по статуту и моему положению больше всего подходит именно названный Антоном «Щит империи», но Государь его отверг, как слишком «скучный и банальный» вариант. Причём судя по тому, что награждения никакого до сих пор нет, возможно, тогда это был и не спектакль, а на самом деле выбор варианта?

Глава 15

После достопамятной совместной работы с Прокречетовым я ещё два дня просто болтался по дворцу и окрестностям, получая каждое утро только «ожидайте распоряжений». Ну, хоть ожидать было не обязательно в своей квартирке, даже из Царского Села можно было отлучаться, только предупредить перед отъездом дежурного офицера в Собственной, Его Императорского Величества, Канцелярии. И то было не обязательным, но правилом хорошего тона.

Даже за два дня осмотреть всю столицу не было реальной возможности, да и желания, если честно, тоже. Посетил самые знаменитые, знаковые, как назвал их дед, места, отметился в самых модных кофейнях, которые мне не понравились избытком пафоса и несуразными ценами, но проигнорируй я их — «общество» бы не поняло и не приняло. Положено по рангу, так сказать, как и определённое количество прислуги, например. Нет, разумеется, есть и графы, которые обходятся одним старым дворецким, но это уже или поза, или нужда. Причём если речь о нужде, то с такими стараются иметь как можно меньше контактов, и им намного труднее вести дела. Конечно, если даже очень бедный граф придёт к простолюдину, если это купец третьей или, может, второй гильдии, то его примут со всем почётом, идеи его выслушают со всем вниманием, но, демонстрируя полное уважение — условия сделки предложат куда хуже, чем такому же графу, но без репутации «захудалости». А коли речь пойдёт о купце первой гильдии, то тот, со всем формальным уважением, даже торговаться не станет, просто выкатит свои условия, мол, или принимай — или иди себе по своим графским делам дальше.

Мне деловая репутация не просто дорога, жизненно необходима, да и баронский титул даёт меньше возможностей. Хоть и переводит в совсем другую лигу, как я стал понимать далеко не сразу после его получения, спасибо и графу Сосновичу, и скучающему старичку из Геральдической палаты в Минске, к которому я не забывал заглядывать с гостинцами каждый раз, когда бывал в городе и выдавалось свободное время. Причём гостинцы подбирал «с пониманием». Например, те же дынные сливы презентовал с оговоркой о необходимой осторожности из-за «досадного побочного эффекта» и с рекомендацией обязательно подвергать термической обработке, чтобы от него избавиться. Хотя оба понимали, что именно этот самый побочный эффект ему и интересен больше даже, чем вкус. И ту же рыбку — не копчёную, и не пряного посола, а свежую, в стазисе, или свежемороженую, или слабосолёную, причём ту, что нежнее. Например, единственную пока найденную рыбу с розоватым мясом, что водилась в Самоцветной. Внешне была похожа не то на вьюна, не то на гольца, однако потом поняли, что это молодь, пасущаяся на перекатах, а крупные образцы обитали выше по течению и достигали веса в три четверти кило. В итоге за ней закрепилось название «самоцветный угорь», и отсылка к реке и сильное с маркетинговой точки зрения. Во всяком случае, дед так считал, а спорить с ним я не стал. Да и мясо рыбы, изначально едва розоватое, при копчении или вялении становилось по цвету похожим на тунца, тёмное, с вишнёвым отливом.

Вот за посиделками с чаем, рачительно убрав подальше очередной гостинец, старый геральдист вводил меня в мир аристократии Великого княжества. Причём если граф давал, так сказать, теорию и общие принципы, то здесь я получал конкретные примеры, иллюстрирующие тот или иной постулат или показывающие возможные последствия. А также и наоборот — что именно аристократическое и дворянское общество готово простить тому, кто имеет «правильную» репутацию и не ленится её поддерживать. А там тонкостей оказалось столько, что голова пухла! В моём же случае ситуацию в чём-то облегчало, а кое-где и, наоборот, усложняло то, что я «выпал» из обычной иерархии, став личным вассалом Государя, да ещё и закрепив это званием флигель-адъютанта. То есть, если до получения титула я был шляхтичем, или же дворянином, Минской губернии в подчинении предводителя Смолевичского районного дворянства (а до образования Смолевичского района в ходе административной реформы — Червеньского уезда), то сейчас из юрисдикции обоих структур выпал. Но живу-то я не где-то в столице, а в своём имении, в Смолевичском районе! И дела моего рода тоже — на земле Минской и Могилёвской губерний, так что как минимум с губернскими дворянскими собраниями мне нужно поддерживать определённые отношения, при этом сохраняя и некоторую дистанцию, так же блюдя и достоинство. То есть, балансировать, как велосипедист на канате.

Так, что-то меня далеко унесло: начал убеждать сам себя, что не по дурости своей, а в силу навязанных обществом обстоятельство отдал двадцать пять рублей за чашку не самого лучшего кофе и кусок далеко не самого удачного торта, улетел же в рассуждения о том, когда и какой гостинец уместно будет передать главе Могилёвского дворянского собрания, чтобы он понял, что я его уважаю, но при этом не решил, что мне от него что-то надо. Но ценник всё равно чудовищный! В Минске в ресторанчике на Городском Валу полноценный обед обходится в полтора рубля! Пусть это со скидкой для сотрудников жандармерии, но ведь и с наценкой за положение близкое к центру столицы Великого княжества! Кофе с булочкой ближе к центру Минска мне тоже когда-то обошёлся в шокировавшие меня полтора рубля, но не двадцать пять же! И кофе там был лучше, причём не одна чашечка с напёрсток, а пусть небольшой, чуть больше чайного стакана объёмом, но кофейник! Так, пора прекращать эту сцену «провинциал бурчит по поводу столичных цен», а то начинаю себя чувствовать персонажем какого-то водевиля. Вон, и дед хихикает по этому поводу, поминая всуе какие-то стулья «из красного дерева, красивые, но очень уж дорогие». Нет, если на самом деле красивые, или если бы те кофе с тортом были хоть немного вкуснее!..

Так, опять! Надо отвлечься — вон, как раз, музыкальный магазин. Зайду гляну, есть ли в продаже моя новая пластинка и как её раскупают. Может, из инструментов или аксессуаров к ним что-нибудь присмотрю в подарок жёнам и для пополнения домашнего музыкального салона. Или тех же пластинок приличных куплю парочку, может же что-то найтись приличное и к моему вкусу подходящее? А то, боюсь, пока я тут ожидаю вызова, конфеты купленные испортиться могут, и я останусь без гостинца для девочек. Шучу, конечно, но в каждой шутке, как говорит дед, есть только доля шутки.

Пластинка в продаже была и довольно бодро продавалась. Не скажу, что расхватывали и дрались за последний экземпляр, а очередь стояла до соседнего квартала, чего не было, того не было. Но за четверть часа три штуки купили. Если немножко подумать и посчитать, то такими темпами — двенадцать дисков в час, сотня за день в одном магазине, в сутки по Империи должно продаваться десять тысяч штук, а всего тиража хватит на неделю. Но по одному магазину и по такому короткому промежутку времени ни о чём судить нельзя. И вообще, лучше не маяться дурью, а спросить у того, кто может знать точно. Тем не менее дельцам от звукозаписи звонить не хотелось, так что решил связаться с профессором Лебединским, он явно отслеживает, как расходится записанный им «Красавчик». Сказано — сделано.

— Доброго дня, профессор!

— О, Юра! Добрый-добрый! Вы не поверите — как раз собирался вам звонить!

— И по какому же поводу?

— По поводу некоторых ваших песен, разумеется! Например, про «Красавчика».

— И я вам примерно по тому же вопросу: хотел уточнить, что там с пластинкой? До того закрутился последний месяц, что даже некогда было поинтересоваться. Может, вы случайно знаете что-то?

— Ну, почему же «случайно», я внимательно слежу за процессом. Уже запущена печать дополнительного тиража, сто тысяч будет точно, а, возможно, и сто пятьдесят, но там уже нужно будет подписывать дополнительное соглашение. Но «золотым» и этот ваш диск тоже станет. А вам разве отчисления не поступали⁈ — заволновался в конце разговора профессор.

— Не знаю, дядя Валера. Мне все «музыкальные» отчисления на отдельный счёт поступают, это надо ехать в Минск, в банк, там брать выписку, а мне всё некогда. Да и лень, если честно. К концу года, чтобы его результаты подбить, съезжу точно, а раньше — не факт. Только если ещё какой-то большой проект сдуру затею.

Лебединский рассмеялся.

— Вы сейчас описали ситуацию, которую можно считать мечтой большинства моих знакомых: жить так, чтобы было лень съездить за деньгами в банк!

Отсмеявшись, профессор продолжил:

— Очень хотелось бы с вами увидеться, есть о чём поговорить, в том числе и с глазу на глаз, но в ближайшее время, увы, не получится: я сейчас довольно далеко от Могилёва.

— А как же студенты, сессия⁈ Или она уже закончилась?

— Ректорат пошёл мне на встречу, мои экзамены поставили в расписании первыми, так я что я уже «отстрелялся», а провалившиеся только в августе придут. Так что смог себе позволить приехать сюда.

— Если не секрет — куда именно?

— В Питер, в столицу. Здесь джазовый фестиваль проходит, «Белые ночи» называется.

«Ого! Тут вы нас обогнали!»

«В смысле⁈»

«В моём мире одноимённый фестиваль только в середине девяностых появился, лет на шестьдесят-семьдесят позже, чем примерно та эпоха, которая тут у вас сейчас».

— Вы не поверите, профессор, — вернул я собеседнику его фразу из начала разговора, — но я сейчас тоже в Питере. И при этом до вечера совершенно свободен.

— Да⁈ Какими судьбами, где именно⁈ Впрочем, это совершенно неважно, приезжайте сюда, здесь вас очень захотят увидеть!

— Судьбы простые — дела службы, к начальству вызвали. А нахожусь я сейчас в музыкальном магазине…

Я назвал адрес, на что Лебединский заявил:

— Отлично, это вам минут пятнадцать на извозчике! Тут на побережье летняя эстрада, но с на удивление приличным звуком.

— А кто и зачем меня там вдруг возжелает увидеть?

— Ну, как же! Меня сюда пригласили из-за двух ваших песен: «Осенний вальс», который здесь упорно именуют «джаз-вальс», а партию саксофона, что Маша выдала, разучивают наизусть. Ну, и «Красавчик» тоже в джазовой аранжировке вышел. И про автора этих композиций меня уже несколько раз спрашивали!

— Но я сейчас в мундире. Я там не буду смотреться белой вороной в форме гвардейского офицера?

— Ах, в этой. Ни в коем случае, я больше скажу: при желании вам даже найдётся, среди кого затеряться!

Я несколько секунд поколебался, потом подумал: а почему бы, собственно, и не съездить⁈ И, надо сказать, не пожалел: это был лучший вечер в столице вообще, не считая того, когда Маша меня благодарила за первую поездку ко двору, хотя там скорее ночь была. Единственно что не удалось уехать вовремя, потом развели мосты — зато посмотрел на это действо. А потом во дворец соваться уже поздно было, пришлось ночевать в гостинице и подниматься в шесть утра, чтобы в девять часов во дворце выслушать уже привычное «ожидайте вызова». Но это было утром, пока же, выходя из пролётки первым увидел отнюдь не профессора, а группу знакомых по балам у Императора молодых аристократов. Ну, и они меня заметили тоже.

— О, ваша милость, и вы тоже здесь!

— Разумеется! Не мог же я оставить вашу светлость на растерзание наглым балтийским чайкам!

Молодая виконтесса Семгина (через «е» и с ударением на «а», представительница младшей ветви рода Сёмгиных, такое вот разделение придумали когда-то её дед со своим старшим братом) рассмеялась:

— Ну, я рыбка достаточно крупная, чтобы не бояться чаячьих клювов! Скорее стоит опасаться рысьих когтей!

Примерно так же перешучиваясь поздоровался и с остальными знакомыми, включая, кстати, жениха этой самой Семгиной, который во мне конкурента совсем не видел, и правильно делал. Вообще здороваться пришлось со многими, плюс кое-кого кое-кому представлять, послужив чуть позже, когда публика достаточно разогрелась, своего рода мостиком между группами офицеров и придворных. Даже удивился, сколько у меня, оказывается, в столице появилось пуст ещё не связей, но уже контактов. Что там говорить: я от пролётки до эстрады, возле которой меня ждал профессор, добирался больше получаса, хотя исходя из расстояния идти там было минуты три, от силы — пять.

На организаторов фестиваля я, надо сказать, произвёл впечатление: и молодостью, и погонами, и боевыми наградами. Профессор, надо сказать, ожидал чего-то подобного, потому ни о чём своих знакомых заранее не предупреждал, и стоял, наслаждался эффектом. Ну, и моё обращение к нему как «дядя Валера» тоже не осталось незамеченным. Причём если изначально для меня, как для студента, это было лестно, но на грани фамильярности, то сейчас, по словам Лебединского, оно играло уже больше в его пользу, мол, если к тебе так обращается доверенное лицо Императора. пусть и не самое значительное, то это и тебя словно бы приближает к трону. Он ещё и подогрел интерес ко мне, заявив:

— Господин барон не только в музыке новаторством отличается, но и в технике. Юра, сколько у вас сейчас действующих патентов?

Я задумался на пару секунд.

— Точно не помню, что-то около восьмидесяти, не считая оружейных. Но их мы считать не будем, а то СИБ обидеться может.

Единственное, что пришлось отбиваться от не то просьб, не то предложений, не то требований тоже выступить на фестивале. И, надо сказать, офицерская форма помогла в этом куда лучше, чем уверения, что я более-менее умею играть только на гитаре. И то правда: в форме на сцену было нельзя, и переодеваться в штатское, пока я числюсь на службе, а будучи вызван ко Двору в качестве флигель-адъютанта я считался на действительной службе, со всеми вытекающими — тоже. Фортепьяно и трубу (точнее — горн) я под давлением своих жён всё же начал осваивать, но там мои успехи пока ограничивались тремя мелодиями уровня «собачьего вальса» на первом инструменте и армейскими сигналами — на втором. Так или иначе — было весело и познавательно, причём фестиваль длился целую неделю и меня приглашали приходить ещё, даже вручили пригласительный билет на закрытую часть форума, хоть я и предупредил, что в связи со служебными делами не могу гарантировать своё присутствие.

На следующий день я на фестиваль не попал: ближе к обеду меня перехватил Семён Аркадьевич и предупредил, что в трём пополудни мне надлежит быть в готовности в парадном мундире.

— А в чём причина такой задержки, не поделитесь? Если не секрет, конечно.

— Турецкого посла нового ждали. Вот, приехал, будет верительные грамоты вручать, а после этого и награждение состоится.

— То есть, при всём дипломатическом корпусе⁈ Да уж, умеет Государь обставить сцену. Так, а при чём тут вообще турки, и что со старым послом случилось⁈

— Этого я, увы не могу сказать.

— Зато я могу. Вы закончили, Семён Аркадьевич?

Говорят, что медведи могут ходить совершенно беззвучно, несмотря на свои размеры, и князь Медведев, глава СИБ, эту способность своего тотема перенял полностью. Дождавшись, пока секретарь откланяется, князь продолжил:

— Турки, в свете последних данных, главные подозреваемые наравне с англичанами. Вот Государь и хочет посмотреть на них обоих, когда поднимет соответствующую тему. А старый посол одновременно с началом всей замятни уехал на родину «по состоянию здоровья». Вроде как грыжа у него не то вылезла, не то защемилась.

— То есть, если вспомнить гимназическую латынь — хернёй^[8] страдать поехал.

Князь на пару секунд задумался, не то вспоминая латынь, не то размышляя, как реагировать на моё высказывание. Но не успел я как следует отругать себя за длинный язык, как он рассмеялся:

— Вот именно этим он и отправился заниматься! Х-ха! Надо же — ведь и по форме, и по сути правильно сказано, сразу видно творческого человека!

— Ваше сиятельство, может, вы знаете ещё и то, чем меня Государь награждать собрался? А то он угрожал чем-то особенным отметить, а чем именно — не сказал.

— И я не скажу, хоть и знаю. Не из вредности, а потому что Его Величество специально просил никому не сообщать, в том числе и вам. В воспитательных, как он выразился, целях. Одно могу сказать: вас это точно удивит и, возможно, даже обрадует. Но это не точно.

Глава 16

При входе в зал князь Медведев извинился и ушёл по своим делам, а возле меня откуда-то снова появился Семён Аркадьевич. Это было чрезвычайно вовремя и очень порадовало, поскольку он взял на себя роль своего рода консультанта. Я же никогда не бывал на дипломатических приёмах, не видел их и тем более не предполагал, что когда-то доведётся стать участником одного из них. Поэтому вообще не представлял себе ни куда встать, ни на кого смотреть, и подсказки секретаря Государя оказались настоящим спасением.

— Сейчас будет техническая часть, — тихим голосом, но не шёпотом, а своеобразным бормотанием, которое намного хуже слышно со стороны, объяснял мне Прокречетов. — Служащие проверят, что присутствуют все, кому положено и все, кому разрешили из числа желающих, а также выяснит причину отсутствия, если кого-то не хватает. Потом будет доклад Государю, что всё готово или о возникших проблемах, и он или выйдет в зал, дав начало церемонии, или перенесёт её на другое время.

Служащие в ливреях на самом деле быстро пробежались по залу, почти не тревожа собравшихся вопросами, видимо, знали в лицо тех, в чьём присутствии должны были убедиться. Подошёл один из них и к нам, но получив короткую отмашку от моего сопровождающего тут же ретировался.

— Государь поприветствует собравшихся, затем послы зачитают верительные грамоты и выступят с приветственной речью. Затем вручат грамоты министру иностранных дел, или его доверенному товарищу^[9], но последнее редкость и происходит или в случае отсутствия его высокопревосходительства или как знак крайнего недовольства Государя в отношении страны, посол которой принимается таким образом. Затем ответная речь Государя, потом обычно даётся время на неформальное общение дипломатов между собой, с сотрудниками министерства и с Его Величеством. Это общение плавно переходит в небольшой фуршет, и через какое-то время завершается, причём Государь никогда не присутствует на приёме до конца. И по тому, когда именно он уйдёт, некоторые умудряются делать весьма далеко идущие выводы.

— И что, они совсем необоснованные, эти выводы?

— По большей части — да. Просто у Государя много других дел и очень плотное расписание. Но иногда — иногда! — он на самом деле демонстративно уходит раньше запланированного или, ещё реже, задерживается, перенося другие дела. Да, раньше Его Величества уходить нельзя. Далее — по заведованиям, нельзя уходить раньше начальника, если он сам не отошлёт по делу или не разрешит уходить по усмотрению, но вас это на данный момент не касается.

— Кстати говоря, а я тут где и как вообще вписываюсь в регламент?

— Государь объявит о награждении в конце своей речи.

В этот момент церемониймейстер объявил о выходе Императора и все разговоры тут же, разумеется стихли. Присутствующие начали перестраиваться и переглядываться, при этом я несколько раз ловил на себе удивлённые или заинтересованные взгляды, но большинство мою особу попросту игнорировали. Да и интерес, как я понимаю, был вызван вопросом кто я такой и что здесь делаю. Всё же дипломатическая служба это довольно узкая и закрытая от посторонних лиц прослойка чиновничества, и появление в их среде новых незнакомых людей кое-кого тревожило.

Пётр Алексеевич вышел минут через пять-шесть после объявления о таковом, давая публике время определиться с ранжиром и нашебуршаться вдоволь. Тут, кстати, снова пригодился Семён Аркадьевич: без него меня бы явно затёрли куда-то в дальний угол, невзирая ни на какие эполеты с аксельбантами, а вот этого скромника, который когда-то уверял, что «никакое я не благородие» задвигать куда-либо никто не рискнул, и меня за компанию. В итоге где мой сопровождающий встал в момент декларации о намерении Государя выйти к собравшимся, там мы и остались стоять, плюс-минус сантиметр.

Император коротенько, минуты за три, рассказал что-то насчёт того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», высказал пожелание провести сегодняшнее собрание результативно и ко взаимной пользе, после чего занял своё место на троне и уступил место церемониймейстеру. Тот тоже тянуть не стал и передал слово послу, который, строго говоря, до момента вручения вертельной грамоты таковым ещё не являлся. Ведь, в теории, грамоту могут и не принять, мол, рожа не нравится или ещё что, но это уже как минимум на грани оскорбления главы чужого государства, а то и за этой гранью, если повод не будет достаточно убедителен. В общем, хороший заход для последующего объявления войны. Надо сказать, что имя у посла было настолько многосуставчатым, что меня так и подмывало спросить у Семёна Аркадьевича «кто все эти люди».

Посол, вопреки стереотипам не пузатый в халате и феске, а худощавый и в европейском костюме, вышел с помощником, который и зачитал текст. Насколько я понял — стандартный и всем наизусть знакомый, для меня же интерес представляло в первую очередь то, что документ выполнен оказался в виде архаичного свитка, как бы не на пергаменте. Как я понимаю, в дипломатии традиции — это всё, и гораздо важнее даже здравого смысла, не говоря уж о каком-то там удобстве. Затем посол взял снабжённый большой висящей печатью свиток у помощника и задвинул ту самую приветственную речь, делая паузы для перевода, причём выступал он почему-то не по-турецки, а по-французски. И, судя по выражениям лиц присутствующих, речь тоже была составлена из абсолютно стандартных и безликих кирпичей-фрагментов, и её эти самые присутствующие тоже могли предсказать заранее с точностью процентов так восемьдесят в худшем случае. Но всегда оставалось место для внезапных нюансов и импровизаций, так что слушали внимательно. Наконец, он закончил речь, но дальше что-то пошло не по плану.

Человек в мундире со знаками различия канцлера^[10] Империи в помещении, да и вообще в стране, был только один, так что перепутать министра иностранных дел с кем-то другим не получилось бы даже с пьяных глаз. Однако он, как ни в чём не бывало, вёл тихую, но явно увлекательную беседу со всё тем же главой СИБ. Более того, его товарищ в мундире вице-канцлера стоял рядом, и если министр повернулся к послу боком, то этот и вовсе оказался к выступающему спиной, так скажем. Пауза грозила затянуться, когда из толпы сбоку от трона выскочил какой-то шустрый тип в мундире МИДа, знаки различия которого я рассмотреть не успел, и ловко вывернул свиток из руки растерявшегося посла, который только впустую схватил воздух, рефлекторно, должно быть. Служитель принёс грамоту Императору, а когда тот отмахнулся от неё, то сунул документ куда-то за трон.

— Это что это сейчас было⁈ — не поворачиваясь, лишь слегка наклонив голову к Прокречетову едва шевеля уголками губ спросил я.

— Секретарь министерства забрал документ.

— Но это же… провокация⁈

— Да. Тише.

Последняя просьба была лишней, поскольку Государь встал с трона и, опередив уже набравшего воздуха в грудь посла, начал свою речь.

— Верительная грамота — это послание от одного правителя к другому, которое говорит о том, что принёсшему её посланцу можно верить, что ему на самом деле доверено право говорить от имени своей страны и своего государя. Потому это — очень ценный документ, ибо доверие стоит дорого, а доверие между государями — и вовсе бесценно. Или не стоит бумаги, что на него потрачена, если доверие подрывается действиями, которые никак не назовёшь добрососедскими. Действия, направленные на то, чтобы нанести вред соседу, чтобы стравить его с другим соседом, а если не получится — то выставить виновником третьего. При том, что ни второй, ни третий не виноваты ни в чём, кроме излишней жадности и глупости отдельных своих подданных. К счастью, есть подданные и иного рода, те, на которых можно положиться в нужную минуту, готовые честно и непорочно выполнить свой долг. Невзирая на личные интересы отстаивать интересы Императора и Империи в любом её удалённом уголке, вставая на защиту Империи и её подданных. Барон Рысюхин, Юрий Викентьевич, подойдите ко мне.

— Есть! — команда «Смирно» не подавалась, потому шагать строевым, вытягивая носок и «рубя» шаг, не нужно, но и «штатской походкой» расслабленной гулять тоже не стоит. Так что — строевой походный. Боги, о какой ерунде я думаю! Волнуюсь, наверное.

— Поскольку орден «За вразумление» Мы пока ещё не учредили, то за действия по вразумлению противника на Наших рубежах, действия быстрые, решительные, результативные и бескомпромиссные, направленные на безусловную защиту рубежей и подданных Империи, поздравляю вас «Орденом защитника Империи» с мечами!

Секретарь Императора, не Семён Аркадьевич, другой, подошёл ко мне с сафьяновой коробочкой и маленьким шильцем, ловко проткнул мундир и закрепил знак ордена на груди.

— Служу Вашему Императорскому Величеству!

Если бы награждал кто-то другой, то следовало отвечать «Служу Империи», но если Государь Император награждает лично, то и ответ меняется. Однако, Его Величество называл вариант такого награждения «скучным», и князь Медведев сюрприз обещал, так что явно ещё ничего ен кончилось.

— Отменно служите. Поскольку дважды за одно дело не награждают и не наказывают, а я хотел бы отметить ваши редкие бескорыстие и самоотверженность, то желаю сделать небольшой личный подарок. И дарю вам одну просьбу.

Государь сделал паузу, пережидая возникший лёгкий гул и продолжил:

— Точнее, одно желание. Каковое, если оно не будет противоречить законам природы, магии и Империи, обязуюсь исполнить, как своё собственное.

Слитный выдох собравшихся пронёсся по залу коротким, но мощным гулом. Казалось, даже портьеры колыхнулись. Я уже хотел ответить, как Пётр Алексеевич продолжил. Слегка наклонившись ко мне и совсем чуть-чуть понизив голос, сказал:

— Если потратишь на какую-нибудь ерунду — я обижусь. Серьёзно говорю.

Пришлось закрыть рот, вздохнуть, стараясь сделать это незаметно, и ответить по протоколу:

— Благодарю, Ваше Величество!

Именно так — если подарок заявлен как личный, то и отвечать нужно, как при личном общении, а опускать в таком случае слово «Императорское» мне приказано было уже давно. И ведь хотел же попросить что-то, для Государя необременительное, какой-нибудь сувенир на память, или фотографию с дарственной надписью. Но он меня, разумеется, просчитал — а что вы хотите, три сотни лет на престоле, это просто чудовищный опыт!

Наш короткий разговор тоже привлёк внимание и вызвал усиление лёгкого гула, что прервался на короткое время только когда церемониймейстер по знаку Императора грохнул посохом о пол и объявил об окончании официальной части.

Первым к нам подошёл британский посол, который не поленился представиться мне, здороваясь сперва с Государем, а потом и со мной.

— Я очень благодарен Вам, Ваше Величество, за то, что вы не поддались на попытки очернить Британскую Империю в ходе прискорбного инцидента в Румынских горах!

Вот вроде и вежливый, и благодарит, но делает это так, что даже я вижу минимум два проявления неуважения. Прямо захотелось ответить что-нибудь едкое, но нельзя: и обращается не ко мне, и вообще в присутствии Государя без его разрешения в разговор вступать не стоит.

— О, да, этот тот редкий случай, когда наши первые подозрения оказались необоснованными. Сожалею, что в этом инциденте в нашем приграничье погибли подданные Британской Империи.

Кто бы сомневался, что Государь и сам может ответить так, что мало не покажется. Британец тут же отреагировал:

— Что вы, Ваше Величество! Это были настоящие отбросы общества, за одного из них Корона даже назначила вознаграждение, — и тут же сменил цель, обратившись ко мне: — Если не ошибаюсь, это именно вы ликвидировали бандита Поллака?

— Увы, ошибаетесь. Это сделали бойцы моей родовой гвардии.

— Ой, да кого интересует простонародье! Всё равно заслуга принадлежит их лорду!

— Вот сейчас командовавшему огнём орудий гвардии капитану артиллерии запаса было бы обидно и оскорбительно!

— Проститевеликодушно, я никого не хотел обидеть!

Ага, щаззз, как говорит дед, через три «з». Попасться ты не хотел, а обгадить всех, кого можно — со всем удовольствием. Тем временем посол продолжил:

— Вас устроит чек Банка Англии?

— Нет-нет, что вы! Карьера охотника за головами не прельщает меня ни в каком виде, а своих людей я привык награждать или наказывать сам, и не вижу причин изменять этой привычке. Лучше передайте чек на благотворительность, например, в один из сиротских приютов Ирландии. Я слышал, там много сирот?

— Да, пэдди плодятся, как кролики. Я обязательно оформлю перевод от Вашего имени.

— Ну что вы! Я ни в коем случае не хочу влезать посредником при передаче денег между Короной и её нуждающимися подданными!

Ещё после первого упоминания Ирландии и без того неестественная, как мне показалось, картонная улыбка стала деревянной, а сейчас и вовсе морда окаменела. Британец отошёл в сторону, я же запоздало подумал, что было невежливо разговаривать с третьим лицом в присутствии Государя, но когда обернулся для извинений увидел, что Пётр Алексеевич уже общается с кем-то ещё. Ко мне же снова «подкрался» глава СИБ.

— Здорово «сэра» укротили, зря некоторые переживали, что вас «съедят». Последний пассаж вообще отличный! Думаю, получи ирландцы от английской короны премию за убийство англичанина, у них возникло бы много вопросов!

— Простите, ваша светлость, но я думаю, что вопросов было бы не слишком много. В основном они бы сводились вовсе к двум.

— Ну-ка, ну-ка?

— Первый: «А шо, так можно было?» и второй: «А у вас есть ещё соб… кхм… такие ненужные англичане?»

Князь рассмеялся.

— Да уж, умеете формулировать! И, пожалуй, соглашусь — если так смотреть, то вопросов всего парочка. Я же имел в виду, что спрашивающих окажется много. К сожалению, ничего подобного не будет: перевод сделают анонимный, и, возможно, из-за границы.

— А не зажмут? Зачем платить деньги, если можно не платить? Тем более «каким-то там ирландцам»?

— Нет, если всплывёт факт, то ущерб для репутации будет несопоставим с копеечной экономией. Более того, даже сумму, указанную в объявлении, уменьшать скорее всего не станут. А что это вы почти оговорились насчёт собак, если не ошибаюсь? Так не любите британцев?

— Нет, просто не ко времени один анекдот вспомнился, по аналогии.

— Не поделитесь?

Пришлось делиться не слишком-то и смешным анекдотом про деда, городского внука и собак.

— Да уж. И грустно, и смешно, и на самом деле немного напоминает сложившуюся ситуацию. Да, что ещё хотел сказать: если МИДовцы начнут сманивать к себе — не поддавайтесь! Я был первым, и условия у меня получше будут.

— Сомневаюсь, что начнут. У них там каста, а я чужой.

— Да и вы уже не столько в Корпусе, сколько в Свите. Эх, не успел. С другой стороны, у Государя кадры отбивать идея не самая мудрая.

— Мне, конечно, лестно слышать подобное, но вряд ли моя персона стоит таких усилий и сожалений.

Князь демонстративно пробежался взглядом по моим погонам и наградам, хмыкнул что-то вроде «ну-ну» и откланялся, сославшись на дела, я же спрятался за одной из колонн, дожидаясь момента, чтобы уйти не прощаясь, что называется, по-английски.

К моему счастью Государь не то, что не стал задерживаться, а и вовсе ушёл буквально минут через десять, ну, а я сбежал едва ли не сразу вслед за ним. Так, если я что-то в чём-то понимаю, мне сейчас лучше отсюда сбежать как можно быстрее…

Глава 17

В коридоре я выдохнул с облегчением. Не хватало ещё, чтобы ко мне тот же турок, например, докопался: я же вообще не представляю, кому и что говорить! Или недовольные тем, что я топчусь по их грядке, дипломаты стали бы претензии высказывать, а я даже не знаю, кого и куда в ответ послать можно. Кхм, последнее — это явно последствия долгого общения с дедом, его выражения и его способ мышления, так скажем. Кстати, деда надо позвать, пересказать ему новости, включая изящную «месть» Императора.

«И вот теперь надо думать, что такое попросить. Причём думать быстро: я ненавижу, когда кому-то должен, само это состояние, и не думаю, что Государь в этом плане чем-то отличается от меня».

«Я бы даже сказал — от подавляющего большинства землян».

«Тем более. И заставлять Императора испытывать неудобство от того, что он кому-то что-то должен это, на мой взгляд, один из надёжных способов сменить расположение на опалу».

«Тут ты прав. И думать надо тщательно, чтобы и не обидеть царя, разменяв желание на ерунду, и не разочаровать его тем самым в себе. Одновременно не попросить что-то такое, что заставит его жалеть о подарке или даже отменять желание».

«Как же он может отменить то, что пообещал не просто прилюдно, но ещё и при всех дипломатах⁈»

«Во-первых, легко. Он же сказал, „выполню желание, как своё“. А как ты думаешь, насколько часто царь может выполнять свои желания и в полном объёме, а не урезать их из разного рода соображений и из-за всяких обстоятельств? Так что если своё такое выполнить не может — то и твоё такое же запросто проигнорирует, „как своё“, ничем не нарушив букву обещания».

«Ну, это ты надумываешь! Не станет он так делать, тем более, что всё равно придётся объясняться и оправдываться, и всё равно найдётся желающие ткнуть в то, что он пообещал и не выполнил».

«Правильно рассуждаешь, без крайней необходимости — не станет, если ты не вынудишь, попросив что-то настолько несуразное, что ему проще будет на такой пусть и небольшой, но урон репутации пойти, чем выполнять. То, что он на тебя после этого ОЧЕНЬ сильно обидится, пояснять, надеюсь, не надо?»

«Ну, я же не дурнее паровоза, как ты говоришь!»

«Мало ли, недаром же царь говорил, что ты то умным прикидываешься, то ремня просишь за глупость?»

«Не так он говорил! И не „царь“, а Государь Император!»

«И что, он от этого царём быть перестал? Нет, в полном титуловании этот самый царь несколько раз поминается».

«Рррр… Ладно, ты сказал „во-первых“, значит, есть ещё и „во-вторых“ какое-то?»

«Во-вторых тебя явно и ярко „засветили“ перед всем дипломатическим корпусом. Как человека, быстро и решительно решающего проблемы империи и императора. Нет, о тебе и до этого те, кто хотел и имел нормальную разведку, знали. Но без лишних подробностей и без степени близости к трону. А последняя фраза царя в твой адрес при награждении, она, если её профессионалы со всех сторон осмотрят и оближут, а они этим займутся, не один и не два смысла несёт. Даже я, от интриг далёкий, влёт, не раздумывая, вижу минимум три уровня посылов с разными адресатами. Значит, их там никак не меньше семи».

Я вздохнул, пока даже не пытаясь понять, чем это может быть для меня чревато.

«Значит, тем более правильно я сделал, что сбежал от всех».

«Правильно, но не полностью. Ты ещё не совсем сбежал, и не от всех».

«Что ты имеешь в виду?»

«А ты подумай, сколько найдётся желающих „помочь“ тебе „правильно“ распорядится подарком царя? Сколько „старших и мудрых товарищей“, как они сами считают, захотят „помочь добрым советом“ некоему „молодому и неопытному провинциалу“? И ты, надеюсь, понимаешь — твои интересы там на самом деле если и будут учитываться, то в самую последнюю очередь? А то и вовсе найдутся желающие подставить».

«И что? Советов можно не слушать, а советчиков посылать».

«Сильно ты пошлёшь кого-то в ранге, например, министра? Или простого генерала? Или князя? Посылалку тебе после этого против резьбы не открутят, а?»

«И что же делать⁈»

«Паковать чемоданы и сваливать прямо сейчас, пока приём идёт. Без доступа к телу никакие советчики ни с какими советами влезть не смогут. А потому и никаких обид: ты же не отказал ни в разговоре, ни в следовании „совету“, сами не смогли связаться».

«А домой ко мне советчики нагрянуть не могут?»

«Вряд ли. Тоже понимают, что решать надо быстро. И они дольше ехать будут, чем ты думать. Хотя, если станешь тянуть с этим делом — могут и отправить курьера с целью вытащить тебя на встречу».

В общем, накрученный дедом, я сразу по приходу в квартиру вызвал приставленного к ней служащего и приказал паковать чемоданы, вызвать экипаж и выяснить на станции, когда ближайший поезд до Минска, а также заказать билет на него. Но не успел он выйти из комнаты, как нам с дедом пришла новая мысль.

— Отставить! Выяснить какие вообще поезда следуют в ближайшее время в южном направлении и наличие билетов в них.

— Простите, южное — это насколько далеко на юг?

— Уточняю. Поезда в направлении на Минск, Витебск, Оршу, Псков, Смоленск или Москву, в порядке убывания приоритета.

Псков и Москву я в список включил скорее для массовости, и, как оказалось, не прогадал. Через десять минут, когда камердинер сноровисто паковал уже второй и последний чемодан, служитель пришёл с отчётом.

— В течение ближайших шести часов в указанных направлениях проследуют пассажирский поезд на Псков, но там вагоны только второго и третьего класса, через полтора часа. И скорый на Москву через сорок три минуты. Есть билеты первого, второго и третьего класса. Остальные поезда либо следуют позже, либо на них нет билетов и до отправления добавить прицепной вагон не получится. Прикажете задержать поезд на Киев? Следует через Оршу, отправление из столицы по расписанию через час, задержка составит около сорока минут.

Я сильно удивился от предложенной идеи задержать поезд для моего удобства, не думал, что моего положения достаточно для такого финта, дед так вообще ошалел немного.

— Нет, задерживать ничего не надо. Закажите билет на Москву, первым классом. Я на него успею?

— По расчётам, прибудете на перрон за десять минут до отправления поезда и за семь до его прибытия, если не случится непредвиденных задержек.

— А если случится, то пусть подождут минут пять. Вызывайте носильщиков, я уезжаю.

— Слушаюсь!

Конечно, давать такой крюк мне совсем не нравилось, но дед сумел нагнать напряжения. Я даже переодеваться из парадного мундира в повседневный не стал, чтобы не терять времени и не рисковать опоздать на поезд. Мало ли, что слуга считает, будто я могу его задержать. Если там едет кто-то более важный, то моё распоряжение о запросто может отменить. Ну, посмотрю на Первопрестольную, тоже полезно, ни разу там не был, только мимо проезжал по пути на полигон и обратно.

На перроне ко мне неожиданно подошёл молодой мужчина примерно моих лет в штатском и, уточнив, я ли есть барон Рысюхин в ответ на моё подтверждение с последующим встречным вопросом «с кем имею честь?» ответил:

— Его превосходительство просил передать вам этот конверт, если сегодня появитесь на вокзале не позднее вечера. Честь имею!

Конверт оказался от всё того же князя Медведева, которого сегодня как-то слишком много вокруг меня стало. Внутри конверта лежал один листок. На гербовом бланке, не считая подписи, стояла одна лишь короткая строчка из трёх слов: «Быстро соображаете. Молодцом». Пока я думал, что это такое и как реагировать, и листок, и конверт распались в руках невесомым пеплом. Я же по совету деда выкинул это из головы: игры спецслужб, это такое дело, куда человеку с нормальной, не вывихнутой особым образом головой, лучше не лезть. И бесполезно, и опасно.

Моим соседом оказался чиновник железнодорожного ведомства с погонами, похожими на полковничьи, но другого цвета и фасона. Оказалось, что именно шестому, полковничьему, классу его должность инспектора чего-то там и соответствует по Табели. Вот, совсем очиновничился, если есть такое слово — первым делом при знакомстве выясняю чин собеседника и сравниваю со своим! Дед вообще срамное сравнение привёл, про собак, что при встрече под хвостами друг друга обнюхивают, фу на него. Железнодорожник глянул на такие же чистые, как у него погоны, только что с одним просветом, округлил глаза при виде вензеля на них, с уважением посмотрел на награды и тут же предложил общение без чинов. Как я вскоре убедился, попутчик был человеком крайне общительным и тяготился предстоящим одиночеством, а тут вдруг подарком богов — свободные уши! Я особо и не сопротивлялся: всё же чем больше он рассказывает, тем меньше спрашивает, но потом разговорились.

Правда, сперва я извинился и попросил время на то, чтобы переодеться и разложить вещи. Вещей-то тех было, кроме саквояжа, меча и револьвера, с которыми я прилетел на курьерском дирижабле, только два небольших чемодана, купленных накануне. В одном лежали гостинцы для моих домашних и немного белья, для мягкости, во втором — два комплекта повседневной формы, старый и подаренный перед встречей с Государем, походный несессер, приобретённый там же, где и чемоданы, ещё пара белья и плечики, на которые я и повесил парадную форму. На этот раз первый класс оказался нормальным первым классом, а не разгороженным вторым, так что переодеться смог спокойно в своей маленькой, но спаленке, а не в спальном пенале. Но когда вышел в общую гостиную, первое, что спросил меня попутчик было:

— Простите великодушно, но мне кажется, что на парадном мундире наград было больше?

— Да, вы правы. «Щит» только сегодня получил — потому, собственно, и был в парадном мундире, копию заказать ещё не успел. Сочетать миниатюры с оригиналами по Уставу нельзя, а перевешивать весь комплект… Не вижу смысла, да и лишние отверстия бить, потом они миниатюрами не факт, что закроются. Зачем же хороший, новый мундир портить?

— Мундир портить не стоит, вы правы. Но награда — это дело такое, что обязательно нужно отметить!

Вздохнув — согласился. А почему бы и нет, собственно? Ехать сутки, делать в пути нечего, нервов потратил за последние пару недель — на три нормальных года вперёд норму выбрал. Да и отметить есть что. Так что главное — держать себя в рамках, но с этим у меня проблем вроде бы нет, да и дед обещал помочь с контролем ситуации. Разве что обед я сегодня пропустил, сперва готовился к приёму, потом срочно сбе… эвакуировался после оного. Так что вместе с инспектором заказали в вагоне-ресторане хороший, плотный обед, а заодно и к обеду бутылочку красного полусухого. Если бы ещё им и ограничиться, но это вряд ли. С другой стороны, как-то сбросить накопившееся напряжение надо, главное, повторюсь, не увлечься.

Опасался я зря. Нет, одной бутылкой не обошлось, но и переходить на что-то более тяжёлое мы с железнодорожником не стали. В том числе и от того, что оба увлеклись разговором. Начали с того, кто куда едет, и из этого разговора легко и непринуждённо узнал, как лучше добраться до Варшавского вокзала, с которого и отправляются поезда по одноимённой ветке, проходящей через Минск и Берестье. Заодно он мне и гостиницу посоветовал, приличную и относительно не дорогую, да ещё и удобно расположенную. Потом логичным образом перешли на вокзалы уже Минска.

— Вот объясните мне, не могу понять, зачем вообще так делать⁈ Две железные дороги, которые не просто приходят в один город, они там пересекаются! И при этом в месте пересечения никак не соединяются между собой! По-моему, это надо было специально постараться, причём проще было соединить, чем изолировать.

— Вполне возможно. Но строили их разные компании, разные собственники, да ещё и в чём-то конкуренты, вот и размежевались, чтобы капиталы не путались.

— Ой, я вас умоляю, какая там конкуренция? Одна дорога — от Балтики в зерновые регионы Малороссии, позже продлённая до Чёрного моря, а вторая — из Москвы в Берлин. Разные направления, разные товары…

— Тем не менее, зерно в Европу и товары оттуда возили и те, и другие.

— Ладно, то давно было. Обе дороги уже лет тридцать как казна выкупила. А единственное соединение — в виде однопутной петли длиной семь с половиной вёрст! С деревянным мостом на ней, по которому только маневровый паровоз с пятью вагонами пройти может. Пёс с ними, с конкурентами — ваше-то ведомство зачем себе жизнь усложнило⁈ Вот, только сейчас соединяют дороги нормальным образом, и вокзалы переназначают, с тем, чтобы один стал пассажирским для обеих веток, а второй — грузовым. И то еле-еле телятся, словно это не им самим надо.

Собеседник только руками развёл — видимо, и сам не имел ответа на этот вопрос. Потом обсудили вагоны, точнее, их избыточное разнообразие, когда покупая билет даже в первый класс постоянно играешь в лотерею, не будучи уверен, в каких условиях будешь ехать. Со вторым классом всё ещё веселее — там пять вариантов вагона, не считая специальных, к этому же классу относящихся.

— Поверьте, с пассажирскими всё ещё более-менее нормально, и потихоньку лишнее разнообразие изживается, смотрим и на то, какие большим спросом пользуются и на то, какие выгоднее в эксплуатации. А вот с товарными — вот где беда горькая!

— Подождите, уже ведь давно принят универсальный товарный вагон единого для всей Империи образца, на тысячу пудов, ил иже шестнадцать тонн, потом его модернизировали. Какие тут проблемы⁈

— Во-первых, даже с ним не так всё просто. Есть на шестнадцать и на двадцать тонн, называются одинаково, надо смотреть, образца какого года. И оба могут быть с тормозной площадкой или без неё — уже четыре варианта, и зачастую надо точно знать, какой именно ставить на то или иное место в составе, а перепутать — проще простого. Но с принятием нового вагона старые-то никуда не исчезли! Их разрешено использовать до исчерпания ресурса, а собственники и на день раньше не поменяют, более того, всё норовят всякого рода ремонтами этот ресурс продлить, порой такие развалюхи пихают в состав, что смотреть страшно. А ещё вагоны с частных дорог, которые не обязаны следовать общеимперскому регламенту, точнее, имеют послабления. И оттуда весь зверинец лезет на казённые рельсы. А кроме того полувагоны, платформы, цистерны, вагоны для сыпучих грузов, лесовозные, почтовые, арестантские, в конце концов! И все они далеко не в одном варианте! Это же свихнуться можно!

Посочувствовал собеседнику, который отмахнулся, мол, он уже от этого отошёл, сейчас другой круг обязанностей исполняет, просто по старой памяти порой накатывает. Поговорили о пользе стандартизации и о её же обратной стороне, сложностях и ограничениях. Поспорили о будущем железных дорог, тут уже и дед незримо для железнодорожника подключился. Нарисованный им эскиз скоростного поезда с говорящим названием «Ласточка», который должен развивать скорость до двух с половиной сотен километров в час и долетать от Питера до Москвы за три часа инспектора повеселил. Тот с интересом рассмотрел рисунок, поговорил о «предполагаемых» характеристиках, а потом… разнёс проект в пух и прах, вроде как убедительно доказав, что такого не будет вообще никогда, потому что и не нужно, и не выгодно, и технически не осуществимо, потому как обеспечить пути требуемой прочности и прямизны никак не получится. Не имея возможности привлечь в качестве аргумента то, что в другом мире такие поезда и сделаны, и летают, и выгодны, и более того, считаются достаточно медленными, пассажиры с завистью смотрят на некоторые другие страны, где есть экспрессы, разгоняющиеся до четырёх с половиной сотен километров в час, пришлось отступить. Просто никаких «теоретических» аргументов от человека из другого ведомства, пусть и инженера, железнодорожный инспектор принимать не хотел, отметая всё универсальной отговоркой «вы не понимаете специфики». Эх, посмотреть бы на него лет через сто…

А вообще разговор получился полезный, мне этот, как его обозвал дед, «паровоз-полковник, не способный в принципе с рельсов свернуть» много чего рассказал, что может пригодиться в будущем, да и просто с познавательной точки зрения интересного. Ну, и убедился, что мои новшества мне так удачно удалось пристроить и внедрить не иначе как чудом. Потому как все ведомства, точнее — чиновники в них, отвечающие за развитие, этого самого развития не особо и хотят, и в него не слишком верят, видя в любых изменениях только лишние хлопоты и увеличение объёма работы для себя. При этом никакие новшества извне принимать не хотят вообще, если не заставить сверху, но и тогда будут саботировать изо всех сил, а изнутри… Те, кто мог бы и хотел бы или приведены к норме, или имеют репутацию чудаков, или продавливают свои разработки медленно и печально через бюрократические препоны.

Философы говорят, что развитие происходит рывками, поскольку количественные изменения медленно накапливаются, пока их количество не перейдёт какую-то грань, которая вызовет качественный скачок в развитии. Но мне всё чаще кажется, что на самом деле накапливаются проблемы и отложенные «на потом» варианты их решения. Копятся до тех пор, пока не последует достаточно мощный пинок в той или иной форме, с той или иной стороны. После пинка все начинают бегать и суетиться, а решив проблему успокаиваются и всё опять затихает на следующие лет тридцать, до следующего пинка.

За разговорами мы усидели ещё одну бутылку красного полусухого, потом за ужином, под порционного судачка — немножко сухого белого. Утром разговор продолжился уже без спиртного, не считая ликёра к кофе, а там и до Москвы доехали, распрощавшись на перроне.

Глава 18

Распрощавшись с железнодорожным полковником я первым делом отправился в рекомендованную им гостиницу. Почему не на вокзал за билетом? Обидно же будет приехать и узнать, что поезд полчаса как ушёл, а следующий через полгода? Так тут, извините, не захолустье какое, а цивилизация! Я у своего попутчика телефон касс Варшавского вокзала узнал, а заодно и то, что его планируют переименовывать не то в Берлинский, не то в Минский, пока ещё не решили. Вот туда и позвонил, причём, как мне кажется, это какой-то внутренний телефон, для своих, поскольку расклад по билетам дали подробный, с указанием буквенно-цифровых кодов вагонов и указанием того, какой из них прицепной.

Но это всё мелочи, тем более, что кодов я не знаю, а спрашивать не стал, чтобы конспирацию не рушить. Главным было расписание поездов. Прямой Москва–Минск уходит через час, на него я уже не успею, пусть в теории и можно попробовать, а следующий только послезавтра, что грустно. Но зато есть скорый Москва–Берлин, отправлением сегодня в семь вечера, который доберётся до Минска послезавтра в девять утра. Ещё полтора суток в пути! Разве что постараюсь договориться об остановке по требованию в Смолевичах, это будет на час быстрее, что сути не меняет.

Кстати, от Питера, точнее — от Царского Села, до Москвы доехали чуть меньше, чем за сутки благодаря особому паровозу, на магической тяге. То есть, это был всё тот же паровоз, но вместо топки с углём в нём стоял магический контур, чем-то подобный тому, который я использовал в своей полевой кухне.

Из достоинств, по сравнению с обычным паровозом, это, в первую очередь, экономия времени. Не за счёт большей скорости на перегонах, нет. Просто за счёт отсутствия топлива водяной тендер сделали втрое больше, чем у такого же, но угольного. Потому на заливку воды ему нужно останавливаться каждые двести — двести пятьдесят километров, а на загрузку угля не останавливались вовсе. Мы водой заправлялись трижды за семьсот десять километров просто потому, что всё равно на станциях стоянка была больше десяти минут. Ещё к достоинствам можно было причислить скорость разведения паров. Я с удивлением узнал, что растопить паровоз из холодного состояния до готовности к рейсу занимает около семи часов! Такой вот «макровоз» же можно раскочегарить всего за три с половиной или четыре, причём не нужно постоянно держать в кабине собственно кочегаров: включил контур и только проверяй каждые полчаса, как идут дела. А если в депо есть возможность залить в котёл уже горячую воду, то и вовсе полтора или два часа. Последним по значимости для железнодорожников преимуществом являлось самое очевидное и главное для пассажиров — отсутствие дыма.

Недостаток один: цена. Такой паровоз и изначально стоил дороже обычного, хотя, казалось бы, при отсутствии угрозы прогорания водогрейных трубок их можно сделать из стали подешевле, например, но — нет, магический паровоз где-то процентов на двадцать дороже угольного. И эксплуатация тоже недёшево обходилась: макры нужны мощные, ёмкие, с быстрой отдачей и очень желательно, чтобы со стихийным окрасом огня. Ну, а поскольку количество циклов перезарядки камня пусть велико, но конечно — кристаллы оказывались в роли расходного материала. Дорогого расходного материала, поскольку речь шла о животных макрах как минимум второго, а лучше третьего уровней.

Исходя из сочетания достоинств и недостатков понятно, что использовали такие локомотивы в основном для литерных пассажирских поездов, формируемых в одной из трёх столиц, причисляя к таковым помимо «старой» и «новой» ещё и так называемую промышленную — Нижний Новгород. Киев, хоть и боролся за звание «Древней столицы» содержать парк таких паровозов себе позволит не мог. Ну, и я поеду на обычном паровозе, иначе мог бы быть в Минске завтра примерно за два часа до полуночи.

Разумеется, и меня, и еда как инженеров не могло не возмутить такое расточительство.

— Позвольте! — спросил я железнодорожника, — Но зачем делать именно паровоз⁈ У него же как бы ни наименьший КПД по преобразованию энергии в движение⁈ Почему не поставить, как на морских судах, давно известную и надёжную связку Огарёва-Марлина? Или электромотор, преобразователи есть вполне эффективные, у меня весь автопарк, включая тяжёлую технику, на таких работает⁈ Я в своё время узнавал — есть в наличии тяговые электромоторы именно железнодорожные. Правда, тяжёлые, как чугунная отливка, и не слишком мощные, но можно ведь поставить несколько, по одному или по два на ось, если немного облегчить конструкцию?

В ответ услышал уже до оскомины привычное про «специфику», которую мы с дедом «не понимаем», но затем пошла и конкретика. Так, оказалось, что судовые двигатели, якобы, работают в совершено других режимах и для применения на железной дороге не годятся, мол, не дадут нужный момент при трогании состава с места. Дед бухтел на счёт того, что в его мире судовые и железнодорожные двигатели были вполне себе взаимозаменяемые с минимальными переделками, но признавал, что в маготехнике он слаб, так что, вполне возможно, именно магические двигатели из одного в другое не переделаешь.

Ещё оказалось, что на коммерческие суда ставят совсем слабенькие моторчики. Те пятьдесят сил, что я ставлю на речной рыбацкий кораблик, могли бы толкать речную баржу или морской каботажник на двести пятьдесят или триста регистровых тонн^[11]. А двигатель в двести пятьдесят коней считается достойным вариантом для хорошего сухогруза уже на восемьсот или тысячу брутто-тонн. Дед припомнил, что и в его мире было так же, если не хуже, по сравнению одного автора контейнеровоз — это фура с двигателем от мопеда и тормозами от велосипеда, причём детского. Для хорошего же магистрального паровоза нужно от двух с половиной до трёх с половиной тысяч «кобыл» и больше, а это ни много ни мало — а половина двигательной установки иного крейсера! Или весь двигатель эсминца. С соответствующей ценой, разумеется, и даже дороже, поскольку в локомотиве места меньше, чем в корабле, м-дя.

А электромоторы — да, ставятся, но на моториссы^[12] и маневровые локомотивы. Там, якобы, тоже очень сложные проблемы с масштабированием, которые в мире деда в итоге были успешно решены, но у нас, похоже, это пока что никому не было нужно. И от идеи поставить по мотору на колесо собеседник тоже отмахнулся. Причём не из-за чудовищного веса конструкции, он, как оказалось, локомотиву необходим, чтобы стронуть гружёный состав с места, а не буксовать перед ним, полируя рельсы свободно проворачивающимися колёсами. Меня уверяли, что именно для тяги на сцепке играет якобы критическую роль то, чтобы было, условно говоря, четыре тысячи одним мотором, а не четыре штуки по тысяче. Я не понял толком, в чём там разница, а потому не поверил, но осознал, что и тут — тупик. Не технический, психологический, всё в том же стиле «кто-то не из нашего ведомства нам лишнюю работу нашёл».

Дед уверяет, что всё дело во владельцах паровозных заводов, которые хотят сохранить как можно более унифицированное производство для получения максимальной прибыли. Ага, очередная теория заговора, всё, как мы любим. Ну, или трезвое понимание сути экономических процессов. Реальных, а не по учебнику, написанному теми специалистами-теоретиками, которые считают реальный мир лишь частным случаем, которым с лёгкостью пренебрегают для академической чистоты картины.

В гостинице я задержался буквально на часа полтора: принять ванну и дождаться мундир из чистки, во время ожидания пообедав в номере. Как-никак, уже вторые сутки пошли с того момента, как я в последний раз мог нормально привести себя в порядок. Да, в вагоне тоже можно было в душ сходить, но на самом деле это то ещё удовольствие. Нет, много лучше, чем отсутствие возможности помыться в принципе, но и в разы хуже, чем нормальная ванна. Да и разговор у нас был очень интересный, чтобы вдруг взять, да и сказать: подождите, мол, уважаемый, мне срочно мыться приспичило, поскучайте тут пока минут двадцать. И с мундиром та же история, как ни старайся, но свежесть он утрачивает, а сменить не на что: с собой только такой же, но несколько поношенный, со следами почти двадцати дней бивуачной жизни. Нет, он ещё не изношен настолько, чтобы выкидывать или отдавать на тряпки, но нуждается в уходе: тщательно отпарить на болване, чтобы форму вернуть, убрать залоснившиеся места и так далее. Ещё есть парадный, который никак не подходит к ситуации. Кстати, парадных этих у меня накопилось уже не то три, не то четыре, из которых сам «строил» только один, и все почти не ношеные.

Заплатить за удовольствие пришлось, как за полные сутки, держатели гостиниц своего не упустят. И ценник был вполне серьёзный, не одна из «придворных» гостиниц в Питере, но и не студенческая в Могилёве. Скажем так: цены где-то между Минскими и Питерскими, причём ближе ко вторым, и так оказалось со всеми вообще товарами и услугами. Кроме, разве что, простых продуктов, насколько могу судить по ценникам в витринах лавок. Они были процентов на десять-пятнадцать дороже, чем в Минске. Но и выбор несколько шире, хотя — смотря какой район с каким сравнивать.

Отданные за гостиницу и услуги в ней деньги не соблазнили задержаться до поезда. Раз уж я в Москве, то надо хоть посмотреть на город. А поскольку не могу себе позволить нормальную прогулку — то пусть это будет обзорная экскурсия. Потому проследив за погрузкой вещей в пролётку приказал вознице:

— На Варшавский вокзал. Но так, чтобы город посмотреть, если успеем — и мимо Кремля проехать, и ещё что интересное если есть. На вокзал надо успеть к шести вечера, это главное. Ну, и по бандитским районам кататься не нужно, я такую «романтику» не понимаю категорически.

Ну, что сказать? Москва одновременно и подавляла, и вдохновляла и сильно разочаровывала. Подавляла толпами людей. Даже не само количество ошеломляло, всё же Питер ничуть не меньше в этом отношении, а то, что все эти толпы постоянно куда-то спешат, за чем-то торопятся, из-за чего-то суетятся. Сплошное и непрерывное бурление людских масс. И это как-то угнетает, хочется не то тоже бежать куда-то, не понимая, куда и зачем, не то забиться в угол и не высовываться. Неуютный, в общем, город, слишком суетный, как Питер слишком пафосный и высокомерный.

Вдохновляла масштабами, как самого города, так и дел, что в нём крутились и проворачивались. Тот же Гостиный ряд взять. Это не только целый квартал торговых лавок, павильонов и рядов, нет. Это ещё и обширная площадка, если верить вознице и увиденному фрагменту — площадью со все Смолевичи, если не больше! Почти в центре города! Склады, ангары и амбары, пакгаузы и блокгаузы, и пёс знает, что ещё. И это только для тех товаров, которые или слишком ценные, чтобы хранить их за городом или расходные запасы на сутки. Я какое-то время назад с шоком осознал, что стоимость моих активов, не считая цены земли и построек, перевалила за миллион рублей, и это было для меня астрономической суммой. Здесь же, в этом городе, только на вот этих торговых рядах ежедневно наверняка прокручиваются десятки миллионов. Сколько же суточный оборот денежных и товарных потоков в масштабах города⁈ Не знаю, но понимаю: я со своим хозяйством по местным меркам всё ещё блоха мелкая. И от этого, как ни странно, на душе стало легче: я ещё никакая не акула бизнеса, и не крупный игрок, даже не средний — так, килька полухищная. С другой стороны, осознание своего места в пищевой пирамиде как успокоило тем, что я «не высовываюсь», так и придало желание расти дальше и развиваться. Вообще какое-то смятение в душе оставила Москва, смесь эмоций, желаний и ощущений, порой противоречивых, а то и вовсе взаимоисключающих.

Зато, когда осознал свои размеры в финансовом плане на фоне московских купцов, понял, что попросить у Государя что-то слишком большое и дорогое я не смогу: мне такое просто не нужно, не поместится в закромах, так сказать. Это тоже немного успокоило, оставив лишь одно опасение: не продешевить, чтобы Государь не принял это за ерунду.

В чём же разочарование? Тут можно сказать одним словом — грязь. Мятущиеся толпы народа и бурные торговые потоки оставляли за собой просто неимоверное количество и навоза, и мусора, и просто липкой грязи. Нет, места обитания аристократии более-менее держалось в приличном виде, перед домами богатых купцов тоже разве что толстый слой пыли угрожал при первом же дожде превратиться в непролазное жидкое тесто, а вот зады тех самых складов у Гостиного ряда — это даже не «ой», это уже матом надо. Во всяком случае, без защитного снаряжения я бы туда не полез даже за деньги. И ведь не сказать, что не убирают — дворников как бы не больше, чем в Питере видно, причём все бегают, суетятся, а толку чуть.

Что тут говорить? На знаменитой Красной площади, что перед Кремлём, центром и символом власти, стояли торговые ряды самого затрапезного вида, а по краю в начале спуска к реке стоял ряд общественных уборных в виде дощатых будок. И из этих будок, простите, текло^[13]! Текло и воняло на всю округу самым нещадным образом! Как пояснил немало позабавленный моей перекосившейся физиономией возница, местные власти никак не определятся с тем, за чей счёт должны проводиться очистка и строительство новых, современных туалетов — они же общественные! Купцы уверяют, что общественные места должна оплачивать городская управа, в управе же считают, что это часть торговых рядов, и заниматься должна администрация рынка. Хозяева рынка отбивают тем, что живут на отчисления с торговцев и там такой графы, как чистка общественных выгребных ям, не значится. И посылают к купцам, на чём круг замыкается. И, думаю, не разомкнётся, пока Его Величество лично не вляпается…

Ладно, оставим эту неаппетитную тему, тем более, что мне на вокзал пора.

А вот вокзал порадовал. И само здание, и укрытый стеклянным куполом (правда, закопчённым практически до полной непрозрачности) перрон, и вокзальный ресторан, куда зашёл с чисто познавательными целями. Он вообще выглядел так, будто не при вокзале, а просто приличный ресторан для приличной публики: столики с крахмальными скатертями, хрусталь, столовое серебро… Только объявления о прибывающих и отправляющихся поездах напоминали, где я сейчас. Даже не удержался, посидел полчасика за чашкой кофе с пирожным после того, как приобрёл забронированный билет. Ну, а что ещё было делать, если билет требовалось выкупить в кассе за час до отправления? Кофе, пирожное, газеты…

Сосед по купе оказался странный. При знакомстве фамилию не назвал, представился только по имени-отчеству, хоть и носил на пальце дворянский перстень с изображением какого-то злака. После чего замолчал, погрузившись в листание блокнота, а через четверть часа после отправления поезда куда-то так же молча ушёл. Причём, когда я ложился спать его ещё не было, вернулся он где-то посреди ночи. На следующий день он встал около десяти утра, буркнул что-то похожее на «боброе нутро» и опять куда-то ушёл. И вторая ночь прошла так же, как первая, что меня только порадовало, а когда я выходил в Смолевичах сосед только-только проснулся. Понятия не имею, где он болтался по поезду, и знать не хочу.

Зато пока ехал один в купе — смог наговориться со своими жёнами, искупив всю свою вину в этом отношении, причём по моим ощущениям — раз пять искупил, с каждой. Ну, и про награду от Государя рассказал, с тем, чтобы они подумали и потом сказали мне свои варианты. Надо сказать, такая новость жён моих выбила из колеи и всецело заняла всё их внимание, что и требовалось.

Глава 19

В Смолевичах меня прямо на перроне встречала пара моих гвардейцев. Поздоровавшись, они подхватили оба чемодана, что при полном отсутствии признаков носильщиков рядом было своевременно, и вывели на то, что я когда-то в шутку обзывал «Привокзальной площадью». «Обзывал», поскольку на самом деле это было просто небольшое расширение, карман, можно сказать, на шоссе из Минска на Борисов и далее. Правда, граф Соснович воспринял эту шутку как идею и, кажется, начал принимать меры по её реализации — через своего родственника, занимавшего пост городского главы. Во всяком случае, какие-то старые лабазы на той стороне дороги уже снесли и сейчас явно готовились мостить освободившееся место и что-то там строить напротив вокзала. Ну, то не мои заботы и не мой интерес, всё, что мне сейчас нужно — это добраться, наконец, до дома. И стоявшего вблизи двери здания «Жабыча», который должен был мне в этом помочь, разве что только не обнял. И дружинника, который собирался сесть за руль, шуганул на заднее сиденье, поскольку не было сил терпеть, пока кто-то будет везти меня со своей любимой скоростью. Точнее, конечно, гвардейца, но я иногда по старой памяти обзываю их дружинниками, на что бойцы не обижаются, шутят только, что у ярла именно дружина и должна быть, поросята эдакие.

А вот дома меня, то называется, накрыло. Едва отпустив гвардейцев и обняв по очереди своих жён, а после подхватив на руки Ромку — наконец почувствовал, что я дома, что всё наконец-то кончилось, по крайней мере — сейчас. И тут меня посетила мысль, вызвавшая сначала улыбку, потом — хихиканье, переросшее в смех, ставший истерическим. Я сел на лестницу и натурально ржал, со слезами на глазах и всхлипами, не в силах остановиться. Маша с Ульяной сперва тоже улыбались и посмеивались, думая, что это просто проявление радости, потом начали беспокоиться. Судя по выражению лиц — о моём душевном здоровье, и это тоже показалось мне забавным, что только усилило смех. И только Ромка безо всяких задних мыслей обнял меня за шею и смеялся со мной за компанию, тогда как даже Мурыська смотрела на нас двоих с недоумением на морде. И эта морда тоже вызвала у меня новый приступ хохота. Ну, умора же — удивлённая и растерянная рысь!

Наконец, когда Ульяна уже собиралась бежать, искать доктора, а Маша, кажется, хотела выводить меня из этого состояния вручную, смог более-менее взять себя в руки и озвучить ту самую мысль, что послужила спусковым крючком:

— Съездил… называется… на бал. Развлёкся немного…

— Какой ещё бал, Юра, с тобой всё нормально⁈

— На весенний. С вами вместе.

— Юрочка, мы давно уже вернулись оттуда…

В голосах жён явственно звучало беспокойство.

— Вы — да! А я⁈

— И ты тоже домой возвращался…

— То не считается. Это я просто… за вещами заскочил. Ненадолго. Вернулся — только сейчас.

Я перевёл дух и попросил стакан воды, чтобы прийти в себя. Маша подозвала горничную, что тактично стояла в сторонке, за дверью, ведущей внутрь первого этажа, и что-то тихонько сказала ей на ухо, под одобрительный кивок второй жены. Служанка убежала и вернулась почему-то с двумя стаканами, которые отдала Маше. Ульяна забрала у меня Ромку, а старшая супруга передала взамен первую ёмкость, в которой вместо воды оказалась водка. Причём понял я это только где-то на третьем глотке, после чего чуть было не подавился. Нет, как противошоковое средство оно ничего, но предупреждать же надо! К счастью, во втором стакане оказалась вода, выпив которую я смог встать и дойти сперва до своей комнаты, а потом до душа. Ну, а ещё позже, сидя за столом в домашнем халате, наконец по-настоящему расслабился. От выпитого натощак стакана водки, пусть неполного, там на глаз где-то сто пятьдесят было, в голове немного шумело, но не развезло, как можно было ожидать. Видимо, часть спирта на самом деле ушла, как выразился дед, на выжигание лишних гормонов.

А вообще, это просто здорово сидеть вот так за столом в своём доме, со своей семьёй и никуда вообще не торопиться! Жаль, что такие моменты случаются намного реже, чем хотелось бы, и слишком быстро проходят. Вот и сейчас, стоило перейти к кофе, как в гостиную вежливо постучался Старокомельский, за новостями.

— Иван Антонович, новости есть, и касаются всей нашей гвардии, не только участников карпатской экспедиции, но и всех остальных тоже. Поэтому, я вас хочу попросить: где-то за час до обеда организуйте, пожалуйста. общее построение со знаменем. Форма одежды — парадная. Там я расскажу основные новости, а потом доведу до вас и остальных офицеров подробности. Пока же — даже не спрашивайте, не хочу ни повторяться, ни сюрприз портить. Лучше расскажите, как тут у вас дела: как вернулись, какие новости в заведовании.

Командир моей родовой гвардии кивнул, подтвердив получение распоряжения, и не обиделся на моё молчание, более того — смотрел с предвкушением. Понятное дело: торжественное построение в парадной форме со знаменем, дело такое, что подразумевает или награждения, или, наоборот, торжественную порку. Про новый орден на моём мундире ему подчинённые рассказать не могли, поскольку сами его ещё не видели — я приехал в повседневном мундире с миниатюрами, а копии «Щита Империи», разумеется, ещё не было. Но он и без того догадался, что в нашем случае речь идёт явно о первом варианте. Поэтому, извинившись для порядка и спросив разрешения, он отошёл в сторонку, отдавая нужные распоряжения по мобилету. Потом дал короткий рапорт о состоянии дел, мол, ничего, требующего срочного вмешательства, нет, а затем снова извинился и убежал. И проверить подготовку к построению, и самому тоже переодеться. Я же тоже сделал несколько звонков, в том числе каштеляну и на гарнизонную кухню, а оставшееся время так и провёл в кругу своих любимых, слушая семейные новости, в основном о том, что ещё отмочил Ромка и что погрызла его рысь. Единственный серьёзный вопрос, который мы затронули до того, как идти переодеваться в парадную форму, касался готовности моего заказа, что я сделал по мобилету едва отъехав в поезде от перрона Царского Села. Сам же сын, персонажбольшинства домашних новостей, вернувшийся было сразу после завтрака ко мне на коленки, долго в неподвижности не высидел и убежал вместе с фамильяром в игровую.

Увидевшие меня перед построением с новым орденом офицеры убедились, что будут «плюшки» и начали улыбаться в предвкушении. Это они ещё не знают, как может удивлять Государь, да и я от себя добавил. Наконец, после всех ритуальных телодвижений, связанных с самим построением, выносом знамени и докладом командира гвардии мне, как принимающему парад сюзерену, настала моя очередь.

— Гвардия, вольно! Начну с главного. Его Императорское Величество, Государь Император Пётр Алексеевич Кречет, весьма вами доволен. Государь Император изволил высказать личную благодарность за службу в целом, и за то, сколь быстро и качественно мы с вами исполнили Его Императорского Величества поручение.

Тут моё выступление было прервано троекратным «Ура». Оно и по протоколу положено, но видно, что люди искренне рады. Дождавшись тишины, я продолжил.

— Служение Государю и Империи наш долг, как верноподданных, и осознание надлежащего исполнения оного само по себе награда. Тем не менее, Его Императорское Величество изволил выказать своё благоволение дополнительными наградами за исправленное дело. Господин Старокомельский, выйти из строя!

Да, я начал, вопреки обыкновению, «с головы». Дело в том, что наградить нижних чинов мне было разрешено на своё усмотрение, медалей от Империи им в этот раз почему-то не досталось, а вручать свои награды раньше государственных — это просто хамство по отношению к Императору. Ну, а моё «гражданское» обращение к командиру дружины обусловлено тем, что его нынешние знаки различия не соответствуют фактическому званию, присвоенному Государем.

— От имени и по поручению Его Императорского Величества поздравляю Вас гвардии капитаном со старшинством в сём чине с июня месяца двенадцатого числа текущего года, с зачислением в Собственный, Его Императорского Величества, конвой^[14] вне штата. Также сообщаю о Вашем откомандировании в моё распоряжение до особых указаний.

— Служу Империи! — немного охрипшим голосом ответил Иван Антонович.

И я его понимаю: только что был отставным армейским капитаном, девятый чин, да и тот чуть было не «зажали», и вот уже — капитан гвардии, седьмой чин, как у меня и как у армейского подполковника. Всего одна ступенька до шестого класса и потомственного жалованного дворянства. И не просто гвардия, а наиболее приближённое к Государю подразделение лейб-гвардии, за зачисление в которое в любом качестве себя или своих отпрысков представители аристократических родов грызню устраивают и многоходовые, многолетние интриги проворачивают! Выслужиться из мещан в капитаны с правом получения личного дворянства уже, безо всяких шуток, достижение и предмет заслуженной гордости, получение мещанином и сыном мещанина столь высокого звания вообще настоящее событие.

Я протянул офицеру его новые погоны, пока только парадные, остальные отдам позже, и копию Указа, которые мне подала Маша, надевшая мундирное платье и вызвавшаяся выполнять роль ассистента. И продолжил:

— Также позвольте вручить вам денежную премию на обзаведение, — я в добавок к ранее перечисленному протянул конверт с банковским чеком на две с половиной тысячи. Нет, ну не наличными же вручать? Даже сотенными купюрами получается солидная пачка листов, не в каждый конверт войдёт, даже если не складывать пополам для компактности.

— Благодарю, ваша милость! — капитан, точнее, уже гвардии капитан, понял, что эта награда от меня и соответствующим образом отразил это в ответе.

Следующим был Нюськин. Он получил такие же точно погоны гвардии капитана, только «в полку попроще», будучи приписан формально к корпусу гвардейской артиллерии. Но взлёт у него получился куда как более стремительный: из поручика запаса, из десятого класса, где оные поручики обретаются вместе со штабс-капитанами, в седьмой. Ракетой взлетел! Что примечательно — после того, как ушёл со службы.

Вишенков из подпоручиков стал поручиком, но — опять же гвардейским, вровень с армейским капитаном. Тоже взлёт: через два звания, считай, перепрыгнул, если по табели смотреть и через чин, из одиннадцатого класса в девятый. Правда, забавный нюанс: стал он внезапно для себя артиллерийским поручиком, хотя в своё время, готовясь к экзамену на звание прапорщика, заканчивал пехотное училище и служил тоже никак не в артиллерии. Но Государь тогда был явно не в том настроении, чтобы безнаказанно перебивать его и поправлять в «мелких деталях», это чувство самосохранения должно было быть отбито наглухо. Так что придётся нашему заму по строевой привыкать к новым петлицам, а то и новые навыки осваивать, мало ли, как жизнь повернётся. Пока же поздравил его с повышением и вручил такой же конверт, но с чеком на две тысячи. Не то, чтобы мне жалко было, но — субординация, тудыть её. Нельзя поручику и капитану давать одинаковые выплаты.

Далее перешёл к нижним чинам. Им, как я уже упоминал, на сей раз медалей не досталось, но и обойтись просто деньгами я счёл неверным, а потому заказал свою памятную медаль. И, да — приставка «владетельный» к титулу она не просто так стоит, её наличие как раз и даёт право чеканить свои медали, только при условии, что они не должны повторять ни видом, ни названием никакие существующие или существовавшие ранее государственные награды, и носятся на мундире ниже не только имперских, но даже и иностранных. Ещё ниже — только иностранные частные и значки, хотя, стоп — значки на другой стороне груди. Многие из тех, кто имеет право чеканить свои медали, а это ещё все министерства и многие ведомства, например, часто во избежание накладок и вовсе делают их не предназначенными для ношения, что-то вроде большой монеты в коробочке получается. Да, кстати, свои деньги чеканить я тоже имею право, вот только хождение они иметь будут только на моей изнанке, зато это не будет считаться фальшивомонетничеством.

Но я нарисовал, сфотографировал на мобилет и отослал Маше для заказа у ювелира именно нагрудные знаки. Во избежание путаницы сделал их в форме ромба, даже квадрата, только подвешенного за угол. В верхней половине аверса — изображение трёх разновысоких горных вершин, хорошо вписывающихся в форму медали, ниже них текст в две строки: «Карпатский рейд». На реверсе фраза «За вразумление» и дата, тридцатое мая нынешнего года, всё в венке из дубовых и лавровых ветвей по контуру. Даже если Государь всё же введёт одноимённую медаль — там девиз будет на аверсе, да и название не совпадёт.

Я опасался, что их будут делать месяц и награждение бойцов придётся отложить, но Маша совершила невероятное: поехала в Червень и там нашла мастера, который взялся исполнить заказ за два дня, правда, цену загнул тоже чудесную, ну, или чудовищную, как смотреть. В оправдание уверял, что «заставит работать всю мишпуху», но кто она такая (или что это такое) ни Мурка моя, ни я не знали и узнавать не торопились. Однако звучало внушительно. Кроме серебряных медалей для нижних чинов Маша уже сама заказала такие же, но золотые для офицеров, чтобы им, мол, обидно не было. А я вот не подумал об этом, хорошо, что жена у меня такая умная.

Участники похода получили памятную медаль и уже традиционно месячное жалование в качестве премии, бойцы, остававшиеся «на хозяйстве» — по половине жалования, поскольку тащили службу и за себя, и за отсутствующих. После объявления о награждении решил пошутить. Взял «лишнюю» медаль в руки и как мог более сурово заявил:

— Один из участников похода медаль свою всё же не получит. Потому что сильно провинился во время него.

Сделал паузу, ожидая, пока бойцы не начнут украдкой переглядываться и гадать, кто же впал в немилость.

— Очень сильно провинился, причём ещё по дороге туда. Это помощник нашего повара — рыжий такой, постоянно небритым ещё ходит, знаете такого?

И опять подождал немного, пока все догадаются, о ком речь. А они догадались довольно быстро, чему подтверждением стала волна смешков — всё же ржать в голос в строю никто не осмелился, пусть у нас и не совсем армия, и команда «Вольно» была дана, но строй есть строй, а привычка есть привычка.

— Тем не менее, чтобы не затаил обиду, праздничный обед получит и он тоже. Винная порция этому нарушителю дисциплины не положена, а вот порция свежей изнаночной рыбки — вполне.

Ну, а чтобы не превращать торжественное событие в балаган, закончил его опять на серьёзной ноте.

— Помимо глубокого удовлетворения результатом, Государь Император высказал также некоторые пожелания и распоряжения. Так что, нас в ближайшее время ждёт расширение штатов и решаемых задач, а также, не исключено, новые приказы Его Императорского Величества, которые мы, уверен, исполним не хуже, чем прежние. Государю Императору — ура!

После ритуала по выносу знамени и роспуску строя все отправились праздновать. Нижним чинам по такому случаю кроме винной порции выдали ещё дополнительный мясной паёк, ну, и офицеров тоже не обидели, благо, их у меня пока всего трое. За обедом серьёзных тем не поднимали, и вообще я заявил, что работать начнём завтра, и все подробности касаемо приказа Императора — тоже завтра. Потому как негоже смешивать празднование и работу, дабы не оказаться той хрестоматийной лошадью на свадьбе, у которой голова в цветах, а обратная часть — в мыле, и настроение совсем не радостное. Да и выглядели мои офицеры всё ещё малость пришибленными столь стремительным ростом в чинах. Тем более, был уверен — вечером и бойцы, и офицеры ещё отметят и награждение, и благодарность Государя, пусть и устную. Да что там бойцы — мне тоже придётся всё это отмечать, о чем жёны мне сообщили в ультимативной форме. Они, оказывается, уже и праздничное меню составили, и гостей пригласили. Так что вечер обещает быть насыщенным, а мечты «вот приеду домой и рухну спать на сутки» останутся лишь мечтами. Ну и ладно, как говорит дед — на том свете отоспимся, а ему в этом вопросе верить можно, как-никак, на личном опыте проверил.

Глава 20

После обеда, точнее сказать — двух подряд, сперва с награждёнными гвардейцами, которые всё ещё пытаются привыкнуть к сильно изменившемуся статусу, как-никак, двое высокоблагородиями стали, а потом с домашними, я хотел улучить часик времени для того, чтобы к Котьке сходить. Пока суета, связанная со скорым приездом гостей, не началась. Доча ещё совсем маленькая, только начинает ходить и лопотать, жёны в её лепете упорно пытаются выцепить что-то осознанное и осмысленное, но это пока не её слова, а их выдумки. В общем, что с ней делать, кроме как потискать и просто подержать на руках, вдыхая родной и нежный запах, я плохо себе представляю, но — надо, чтобы не забывала, что в доме ещё и такой странный человек под названием «папа» иногда появляется. И не только надо, но ещё и хочется самому, даже очень, соскучился я по этой мяконькой куколке.

А пока ждал подтверждения, что малышка готова к моему визиту, прямо как королева какая, Ея Катейшество, то есть, её не нужно прямо сейчас кормить, мыть или переодевать, крутил в пальцах ту самую лишнюю медаль, которую не дал коту. И окончательно пришёл к мысли, что отдать её Ромке в игрушки будет очень плохой идеей, даже хуже, чем кота всё же простить и наградить, и не из-за того, что сын может пораниться, он всё же не двухлетний уже и не дурнее паровоза. А потому, что даст повод окружающим считать, будто я её вообще не ценю и за награду не считаю, так, значок бессмысленный, а это очень плохо скажется на морали войска. Так что — в семейный музей её, в одну витрину с казённым орденом и соответствующим пояснением. А пока отнесу в музейное крыло, положу там в рабочий стол.

Спросите, откуда взялась эта самая лишняя медаль? А всё просто: когда Маша перед поездкой в Червень уточнила у Ивана Антоновича, сколько всего человек ездило в горы, чтобы определиться с объёмом заказа, тот ей и ответил, сколько ВСЕГО. Угу, именно так, а не сколько дружинников, то есть, включил в общее число и меня. А награждать самого себя — идея такая, добротно бредовая, так что одна медаль в итоге лишней и осталась. Я и правда хотел было её коту презентовать, но затем одумался: решат ещё гвардейцы мои, что я их наравне со шкодливым котом ценю, зачем мне такое⁈

Выходя из музейного крыла в главный холл, неожиданно столкнулся там с Василисой свет-Васильевной, пока ещё Мурлыкиной! Девчонка, хотя, какое там — уже вполне сформировавшаяся девушка на самом-то деле, была одета в костюм, явно перешитый из полевой формы моей дружины, чумазая, уставшая и очень при этом довольная. Правда при виде меня мордочка стала грустной, но не успел я обидеться, как она объяснила перемену настроения:

— Вот ведь, всё же опоздала! И к обеду, как я понимаю, тоже?

— Вась-вась⁈ А ты здесь откуда, что делаешь здесь вообще⁈ — честно, я думал, она сразу после экзаменов домой рванёт, к своему мамонту, а не ко мне в гости.

И, главное, жёны ни словом не обмолвились! А ведь Васька тут уже не первый день, вон, как обжилась, и на Изнанку шастает, судя по тому, как от неё пахнет изнаночными травами и чем-то ещё, неуловимо неземным.

— Я здесь из Универа, а делаю… Открытие я сделала, вот! Самое настоящее!

И как только язык не показала? Не иначе, чудо самоконтроля явила тем самым. Годы идут, а она по поведению всё та же четырнадцатилетняя обормотка.

— И что же ты открыла? — В том же тоне поинтересовался я. — Дверь или холодильник с пирожными?

— Пф! Очень смешно! Я новый вид открыла! Животное!

— Не обзывайся!

— Не прикидывайся, что не понял. Открыла животное!

— Здесь, в имении⁈

— Да нет же, на Изнанке, конечно!

— Аааа… — не понял я её энтузиазма, если честно. Сравнительно новая, почти не исследованная Изнанка, тут новые виды чего угодно можно при желании по нескольку штук в день открывать. С животными вблизи портала уже сложнее, но тоже вполне решаемо. А уж если на первый уровень выбраться — там вообще открытие на открытии сидит и спину ему грызёт.

— Что бы ты понимал! Я этим самым, дав дополнительно описание и предоставив заспиртованный образец, закрою разом курсовую работу и два зачёта! И ещё один можно будет получить автоматом, по полевой практике!

— Тогда понятно. Потратить неделю-другую сейчас, а потом сэкономить кучу времени и нервов во время учебного года — это идея хорошая, больше скажу — это мудро!

— Да, хвалите мудрую меня! А ещё красивую, быструю и внимательную! А вообще, я на этой своей жабюке могу хоть до диплома доехать, на её изучении и исследовании. Раз уж ту тему, что я хотела, у меня не утвердили, то заткну всем пасти жабюкой, а сама буду над тем, что интересно работать понемногу.

Ух, как много вопросов вызывает такая короткая речь! Так, стоп, как-то мы не совсем удачно расположились.

— Васенька, давай я тебя на кухню проведу? Может, найдётся там пару обгрызенных корок для опоздунов?

Понятное дело, что ни о каких корках речь не идёт, но начни я вокруг неё хлопотать и проявлять «почти родительскую заботу» — она надуется, как ёжик, даже вопреки своим собственным интересам. И дуться будет долго, за то, что её, якобы, маленькой считают. Знаю, проходили, так что — только так вот, с шуточками и подколками. Василиса с сомнением посмотрела на свои руки, опустила голову к плечу, пару раз с силой вдохнув носом, делая вид, что просто решила глубоко подышать, и начала, разглядывая рукава костюма, рассуждать:

— Стоило бы сначала в душ сходить, переодеться… Хотя… Лапы вымою — и хватит, не званый же обед, правда? В конце концов на Изнанке ещё и не в таком виде за стол садиться доводилось!

— Правильно, званым будет ужин, и чтобы до него дожить, надо подкрепиться. А потом уже наводить красоту неземную из того, что есть.

— Что значит, «из того что есть», а⁈ Нет, я не поняла, какое ещё «что есть»⁈ Нет, ты ответь!!!

Из кухни нас выгнали. Да, вот так вот, в собственном доме, взяли и выставили за порог. Поскольку там уже шла подготовка к вечеру, и наше, особенно чумазой Васьки, присутствие оказалось неуместным. Но и голодной родственницу не оставили: стол накрыли в одной из смежных комнат, куда Василисе подали нормальный обед, а не «пару корок», разумеется, а мне, чтобы не скучал — большую чашку чая и кое-какие закуски к нему, которые никакого интереса прямо сейчас не вызывали. Особенно в связи с возникшими вопросами.

— Так, для начала, что за «жабюка» такая?

— Сейчас. Вот, посмотри сам, мне некогда рассказывать! — Василиса, на секунду оторвавшись от первого, полезла рукой в карман.

Да ну, не может быть! Не может даже наша Вася быть настолько «отмороженной», чтобы здесь, на Лице, носить в кармане изнаночную тварь! Да та бы уже давно напала, в любом случае! Сумбур мыслей пресёк появившийся из кармана мобилет — новый, отечественный, но не армейский, судя по весёленькому внешнему виду. Хм, они уже в широкой продаже появились?

— Вот, смотри, сейчас тебе фотографию переброшу!

На фото красовалась скорее лягушка, чем жаба, с острым носом и длинным телом. Даже слишком длинным, раза в полтора-два длиннее нормальной лягушки. А, главное, её окрас! Как у болотной гадюки или у медянки, коричневый разных оттенков с бежевым, охряным и песочно-жёлтым, с изгибами и коленцами. Вообще меня удивляют те хладнокровные люди, которые способны разобрать, что там на спине проползающей в сантиметре от ноги гадины — зигзаг или два ряда ромбиков? Я вот никогда не мог, сначала отпрыгивал, а потом лень было искать в траве, что именно там уползло, и дед то же самое говорит. Ещё удивило телосложение животного, а именно развитый плечевой пояс, даже какой-то неестественный и гипертрофированный, как у циркового борца, при обычных для лягушки лапах.

— Вась, это скорее лягушка, чем жаба. «Жабюка» — это же от «жаба и гадюка», из-за окраса?

— Да, я по привычке ляпнула^[15], потом уже поздно было исправлять. Да и в любом случае, на самом деле это и ни то, и ни другое, изнаночный вид, понимать надо. К тому же поймали мы её в трёхстах метрах от ближайшего водоёма, так что можно считать, что она ведёт сухопутный образ жизни, как жаба. А вообще –красавица, да? Жабюка плащеносная, или жаба-зашкирятница!

— Кто-кто, прости⁈ Даже если бы не знал, что ты числишься первооткрывательницей, по одним названиям мог бы догадаться!

— У неё на шее и дальше видишь утолщение?

— Это где могучие плечи?

— Нет, это кожаный мешок, который она может или раскатать по всей длине спины почти, как плащ, или собрать в валик чуть пониже шеи. Зачем ей этот мешок, никто пока не знает. А если взять за шкирку, как кота, мешок растягивается, а лапки наполовину втягиваются куда-то внутрь, становится похожа на арбуз в авоське. Только маленький и очень злобный: в отличие от того же кота не замирает, наоборот: шипит, рычит, лапами машет и пытается за что-нибудь укусить. А поскольку у неё в пасти пара ядовитых клыков, как у той же гадюки, то цапнуть она может знатно!

— Ну, такая вот у меня изнанка, что почти всё на неё в той или иной степени ядовито или может яд переваривать.

— Да и ладно, это же можно минимум три или четыре научных работы написать: строение ядовитых желёз и клыков, в сравнении с земными змеями, состав яда, его действие на местных животных и на наших, с Лица мира, а ещё отдельно — перспективы использования яда в алхимии или медицине. По последней теме вообще целую серию исследований при желании развернуть можно. А, главное, никто не посмеет не одобрить тему по изучению собственнолично открытого вида! Анатомия, физиология, классификация: какому земному отряду или семейству больше соответствует, повадки и условия обитания, пригодность и непригодность для полезного использования в целом и для разведения в частности…

— Вась, «полезное использование» — это тавтология.

— А, плевать наплевательски, вот буду заявку писать — там и стану формулировки править. Ха, да я под её изучение могу даже финансирование экспедиции выбить! Записать туда пять-шесть сокурсников, из вменяемых, взять нормального ассистента с кафедры в качестве номинального руководителя — и на каникулах не только у тебя на Изнанке оттянуться, но и заработать на настоящее исследование!

— Васенька, а что за «настоящее исследование» такое?

Надо сказать, этот вопрос меня немало тревожил. Зная шебутной характер этой особы, она могла выбрать что-то такое, что не пропустили из соображений безопасности, в том числе и Имперской. В таком случае разрешать её заниматься самодеятельностью в выбранной области, а тем более потакать работам будет как минимум неверно и предосудительно.

— Да, понимаешь… — смутилась Василиса, что для неё вообще не слишком свойственно, так скажем, — Мы хотим…

Это вот «мы» ничуть не успокоило, как бы не наоборот. Потом уже подумал, что воспринимал Василису в этот момент как самую настоящую близкую младшую родственницу, если не дочку, то младшую сестрёнку точно, и в голове проскочило несколько вариантов этих «мы», один другого хуже, от революционеров до сектантов.

— Мы… Только ты не смейся! Мы хотим возродить мамонтов.

— «Мы» это?..

— Мы с моим Мамонтёнком.

Ну, это не разработка боевых вирусов в целях «социальной справедливости» или ещё чего, это сравнительно безобидно. Хм, там уже «мой мамонтёнок», да? Интересно, когда помолвку ждать? Но спрашивать это не стал, чтобы не смущать Ваську, у Мурки узнаю. Точнее, она сама мне расскажет при первой возможности, причём независимо от того, хочу я этого или нет.

Отправив подкрепившееся стихийное бедствие приводить себя в порядок и наряжаться к вечеру, опять пошёл к Катеньке, и опять не дошёл. Звуки скандала доносились откуда-то из подсобных помещений кухни, и я пошёл на голос, причитавший:

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила, морда ты наглая⁈

Открыв дверь увидел ту самую морду, принадлежавшую, кто бы сомневался, нашей Мурысе. Морда лежала на полу и выражала попеременно довольство, страдание и тоску. На том же полу лежало и всё остальное тело, включая подозрительно раздутый живот.

— И что она натворила? Опять что-то стащила и сожрала?

— Ваша милость, вы посмотрите на неё! Это же не животное, а триста рублей убытку! Икру щучью малосольную добыла и сожрала!

— Сколько?

— Да всю. что была, целое ведро, и ещё само ведро вылизала! Котам же солёное нельзя!

Не успел я порадоваться, что повариха так заботится о животных в имении, как она продолжила:

— Сдохнет ещё неровен час, а кто виноват будет, что не уследила? А как за ней уследить-то, если она и отобрать может⁈

Ромки рядом нет, уже хорошо. Значит, прохиндейка шерстяная увидела, что он играет и её в ближайшее время искать не будет, после чего отправилась промыслить что-нибудь вкусненькое. Знает, что многие в доме её боятся, всё хищник, и немаленький, чем и пользуется без малейшего зазрения совести.

— Не помрёт, не бойтесь. Это фамильяр — существо больше магическое, чем телесное. Обычная рысь — да, ей бы это на пользу не пошло, а наша отлежится и дальше побежит.

— Так, вроде, страдает, мучается вон…

— Страдает она от того, что вкусняшка кончилась. И место в животе — тоже. Ну, может и болит этот самый живот от обжорства немного. Это не страшно, главное, чтобы у Ромки от фамильярной связи тоже живот болеть не начал.

— Ваша милость, а можно её как-то убрать отсюда? А то ходить же мешает!

Я с сомнением посмотрел на наглую кошатину. В ней своего веса за сорок пять кило — фамильяры всегда крупнее исходных животных, да ещё двенадцатилитровое ведро щучьей икры внутри… Нет, на руках я эту даму носить не буду, а сама она идти тоже не в состоянии или просто категорически не хочет. Остаётся один вариант. Я со вздохом наклонился, взял её передние лапы за запястья и потащил волоком. А что делать? Артистка сперва подняла на меня свою морду с выражением недоумения, мол, «меня, королевну, волочь⁈», но потом опустила голову вниз между лап, изображая раненого бойца. Но когда я затащил её в малую гостиную тут же «ожила» и с намёком посмотрела на диван.

— Мурь, не дури!

— Мря?

— Будешь выделываться — потащу наверх, по лестнице. Причём за задние лапы!

Не знаю, насколько она меня поняла — со временем фамильяры становятся сперва полуразумными, а потом, если доживают, и вовсе разумными существами и отлично понимают человеческую речь, но на каком этапе находится наша рысь — сказать может разве что Ромка. Но он сам ещё, извините, полуразумный, как бы я его ни любил. Тем не менее кошка показала некоторое осознание, или просто интонацию уловила, так что снова повесила голову, разве что язык не вывалила, артистка. А, нет, вывалила, просто чуть позже. Уложил заразу пятнистую, которой, похоже, далеко не так плохо, как она изображает, на коврик и пошёл наверх.

К Катюшке я всё же попал, только ненадолго, буквально на пол часика. Помимо тискания и подкидывания, ещё немного поводил её за ручку, точнее — за обе ручонки. Ей, кажется, было глубоко всё равно, кто именно выступает ходильным тренажёром: я, мама Ульяна, няня Зося или вообще соседка, если бы её допустили до такого дела. И всё-таки замечательная она девочка, мне так и вовсе кажется самой красивой на свете, милой, нежной, мяконькой… Нет, своя маленькая любимая девочка — это просто чудо.

Ну, а потом — переодевание, приведение себя в выставочный вид и встреча гостей. Ну, и приём, почти один в один как предыдущий, также посвящённый награждению. Разве что офицеры моей гвардии отсутствовали — они отмечали свои награды в своём кругу.

Глава 21

Вообще с этим приёмом всё получалось так неудобно… Нет, я понимаю, что в любом случае номер этот отбыть нужно, и чем раньше — тем лучше, но в день приезда? И дело не в том, что я вроде как устал и нужно отдохнуть с дороги, но срочных дел накопилось сколько!

С другой стороны — сегодня сам объявил выходной по имению, да и лучше заняться решением сложных вопросов, когда ничто не отвлекает. Так что, пожалуй, выполнить обязательную программу сегодня — наилучший вариант.

Лето вообще не сезон для балов и приёмов, особенно в сельской местности и мелких городах, поскольку у всех этих самых дел — с избытком, и отвлекаться от них на подготовку к настоящему балу мало кто может себе позволить. Вот приехать в гости к соседу на ужин — это совсем другое дело, другой формат в костюмах, тут даже повседневные допускаются, хоть и не особо приветствуются.

Ну, и повод мои девочки придумали удачно. Официально люди едут не посмотреть, что я на сей раз от Императора получил и получил ли вообще, и мы их позвали не орденом хвастаться, мне уже неудобно и неловко от того, сколько их на меня сыплется, а по поводу моего прошедшего дня рождения. Мол, был в деловой поездке (в первый раз от такой формулировки не удержался от смеха), не мог отпраздновать как следует. И, опять же, к неофициальности приёма: просто семейный праздник, на который пригласили ещё и соседей. И не совсем соседей. Вот, тоже, момент: раньше на папины дни рождения тоже соседей-баронов приглашали, из вежливости и уважения. Но все бы очень сильно удивились, если бы кто-то из них вдруг взял и приехал, пусть даже на круглую дату. А сейчас уже даже не обсуждаются ни взаимные приглашения, ни визиты.

Разумеется, на приглашениях стояла пометка, что подарков не ждём. Так что — да, всё те же памятные сувениры, хоть и не без намёков. Шипуновы, например, подарили первый образец автоматического ароматизатора.

Я когда-то что-то ляпнул под воздействием дедовых воспоминаний, Ульяна идею услышала и пересказала, когда возле трактира розарий разбивали, жене и дочери барона, как раз разговор зашёл о том, какие ароматы будут источать эти розы в пору цветения. Те заинтересовались, нашли где-то консультанта по артефакторной части. Ну, а Астра Георгиевна обеспечила алхимические составы для распыления, поскольку заливать туда духи или туалетную воду и дорого, и слишком навязчивый получается запах. А состав от «Георгиновны» ещё и устранял посторонние запахи, перед тем, как испускать свои. Клёновы взяли на себя изготовление красивых резных корпусов для этих изделий, а в целом у соседей появилось новое производство и новый источник дохода.

Клёновы подарили небольшой красивый бочонок с секретом. Если нажать на нужные клёпки, крышка поднималась вверх вместе с содержимым. А содержимое представляло собой своего рода барабан, почти как у револьвера, только с открытыми каморами, в которых вместо патронов размещалось шесть бутылок вина. Эдакий кабинетный бар. А из серёдки ещё выше поднималась ещё одна секция, где хранились пара бокалов, штопор и коробочка для закусок долгого хранения, наподобие орешков или сухофруктов. В чём намёк? Так потом словно невзначай было упомянуто, что если такие вот изделия пустить в продажу не пустыми, а заполненными, да если ещё на этикетках будет стоять пометка «Поставщик Двора», то всем будет вообще хорошо. Гораздо лучше, чем от пустых бочонков.

Вот ещё неудобство от такого быстрого сбора гостей. С одной стороны, я не могу не предупредить их о том, что моя дружина, точнее родовая гвардия, вскоре сильно увеличится как количественно, так и качественно. Нет, это моё суверенное право, но невежливо, да и пугает людей, если один из соседей вдруг начинает усиленно вооружаться. А с другой стороны — рассказать гостям подробности раньше, чем своим офицерам — тоже неверно. Так что пришлось постараться, чтобы и необходимое сообщить, и лишнего не наболтать. В итоге всё свелось к сожалению, что ближайшие месяцы буду очень сильно занят, мол, п поручению Государя придётся много внимания уделить изготовлению новой техники и подбору с обучением людей, которые станут на ней служить в дальнейшем. Что служить будут у меня — это уже лишняя на сегодня подробность.

Не знаю, кого как, а меня вся эта общественная активность утомляет очень сильно, так что после того, как гости разъехались, ни на какие серьёзные разговоры способен не был, хоть жёны и собирались обсудить идеи по поводу подарка от Императора. Волевым решением перенёс разговор на утро и понял, что ничего не потерял. Идей было много, но или какая-то мелочь, или, наоборот, слишком много. А ещё встречались откровенные глупости, сводившиеся к грубому подхалимажу, типа просьбы переименовать в честь Петра Алексеевича улицу, или площадь, или даже город, или попросить для нашего райцентра памятник Императору высотой десять метров. Во-первых, у него на такое уже изжога должна выработаться, аллергическая. А во-вторых, ставить памятник кому-то за его же счёт — это в принципе сомнительная, мягко говоря, идея. Так что поговорить, конечно, поговорили, но никакого решения так и не приняли, после чего я оставил своих думать дальше, а сам отправился в гарнизон.

Господа офицеры имели вид несколько помятый, но к службе годный. Разве что Нюськин был в странном настроении. Как он сам объяснил:

— С одной стороны, конечно, рад и горд, что в такие чины вышел, о каких при поступлении на службу и помыслить не мог. Для мещанина и сына мещан до личного дворянства дослужиться, до девятого класса — это уже много, а тут седьмой, всего шаг до потомственного, что, считай, потолок, если не брать в расчёт единиц за всю историю. И бывшему своему командиру, который, небось, так и сидит в поручиках, показаться на глаза в новой парадной форме, чтобы посмотреть, как его перекосит, пусть это банально и мелочно. Но с третьей… Вон, Иван Антонович столько лет тянул лямку сколько лет, да ещё и в самых диких местах, в условиях, что чуть лучше, чем у каторжников. И — ничего. А у меня…

— И что «у вас»? Думаете, незаслуженно награждены? — кому как ни мне было понять такое, сам тоже терзался подобными размышлениями, но допустить их в своей гвардии не мог.

— Не то, чтобы совсем просто так, нет, конечно. Но за каждое выполнение довольно простого приказа⁈ Другое дело — вы! И новое оружие создано вами, и тактика его применения, и приказы, которыми берёте на себя всю ответственность — тоже вы отдавали, по риску и награда. А я⁈

— А вы виртуозно освоили эту самую новую технику в кратчайшие сроки. При каждом практическом применении — накрытие цели с минимально возможного количества выстрелов, кто обеспечивает?

— Ну, я же говорю, что не совсем уж ни за что, но…

— Но, думаете, Его Императорское Величество не знает цену наград? Или ошибается с определением вклада каждого?

— Нет, но…

— Но тогда и спорить не о чем — всё, что вами всеми, как и мной, получено в награду — получено, считайте, лично из рук Государя Императора и исключительно по его воле. Кстати, насчёт воли…

Я рассказал о приказе Государя и дал им почитать свой экземпляр документа.

— Как видите, нам предстоит очень сильно расширить имеющийся штат. Причём с изготовлением техники требуется уложиться до Нового года, и это самая лёгкая часть. Вот людей надо много, и не лишь бы кого с улицы. Главное — где взять почти два десятка офицеров⁈

— Если я правильно понимаю, вы имеете право присваивать временные звания, в том числе офицерские?

— Да. Но с последующей аттестацией.

— Знаете, только за шанс аттестоваться поручиком или корнетом гвардии тут очередь из людей с опытом службы, включая дворян, выстроится отсюда и до трактира в Шипуново.

— И вам всю эту толпу нужно будет собеседовать и первично отфильтровать. Потом передать данные в Корпус для проверки, что может само по себе отпугнуть многих, в том числе и ни в чём особо не замешанных, просто из страха перед структурой или из предубеждений.

— Ничего, свяжусь со знакомыми. За такой шанс, да ещё и с учётом того, что я выслужил у вас в гвардии, желающих будет в разы больше, чем в начале, когда надо было создавать с нуля дружину у только-только получившего титул барона.

— Да ещё и где-то глубоко в провинции. В первую очередь нужен начальник финансовой части, точнее сразу два.

— Почему и зачем⁈

— Все расходы на батарею по приказу Государя, включая ранее сделанные, относятся на счёт Министерства Двора, то есть — лично Петра Алексеевича. И оформить все документы нужно идеально. Значит, в батарее с самого начала нужен грамотный финансист, причём армейский, которому не нужно объяснять, ни как списывать патроны на проведение учений, ни как учитывать гильзы от них для повторного использования. Иначе при прохождении первого же аудита вешаться будем.

— Это точно. У нас с этим делом всё намного проще и понятнее, и то я, чтобы самому не запутаться и не провоцировать рядовых на всякие шалости, с учётом того же постельного белья два раза со счёта сбивался, хотя, казалось бы: выдаётся и меняется по распорядку, срок службы установлен. А второй?

— А второй вам, Иван Антонович, в заместители. Поскольку батарея — батареей, а основные задачи с нас никто не снимал и не снимет: охрана портала на Изнанку, охрана работников на самой изнанке, гарнизоны фортов и для Викентьевки, экспедирование грузов и всё прочее. Так что нам, считайте, нужно не добрать до штата батареи, а набрать ВСЮ батарею, плюс добрать себе недостающих людей, чтобы выполнять все задачи и иметь хотя бы два-три расчёта для буксируемых «соток».

— То есть, батарея мне подчиняться не будет?

— Наоборот. Думаю, не раскрою никаких тайн если расскажу, что сначала Государь присвоил звание капитана гвардии будущему командиру батареи — господину Нюськину, а уж затем — вам, чтобы не нарушать субординацию и линию подчинённости. Так что Его Величество видит новую батарею в составе моей родовой гвардии и в вашем подчинении — как минимум на данный момент.

Итогом нашего совещания стали первые получения: определить хотя бы примерно, сколько чего нужно сделать из техники с учётом того, что три самоходки уже есть, но и гвардию «раздевать» на грузовики, броневики и даже жилые автомобили тоже не следует. Так что требуется определить, сможем ли отдать что-то из гвардии в батарею или там всё придётся делать с нуля. И второе по порядку, но не по значимости — разослать сведения о наборе по всем возможным адресам. Сидели до обеда и после собирались продолжить, но и планы, и аппетит нам испортила новость с Изнанки. Новость, которую Старокомельский предсказал ещё при его вербовке, которую ждали и которой хотели бы так и не дождаться. Новость простая и неприятная: на моей Изнанке появились банды.

Точнее, пока ещё только одна банда, зато выступила, что называется, «на все деньги» — ограбили не кого-то ещё, а артель охотников на гигантских черепах, они же — хвататели. Напали на полпути от болот к порталу, посреди лесостепи, где артельщики решили срезать путь, а не идти по дуге острогов через Панцирный и Пристань. Причём о том, по какой дороге артельщики будут возвращаться с добычей не знал никто, кроме них самих, именно из предосторожности. То есть — за ними следили и нападение готовили.

Жертвы ограбления запустили в небо сигнальную красную ракету, но пока увидевшие её дозорные в ближайшем остроге по проводному телефону передали в форт, пока тревожная группа гвардейцев приехала на место преступления и нашла пострадавших, грабители уже успели скрыться, успешно разминувшись с бойцами, что не так уж и сложно сделать. Особенно с учётом того, что гвардейцы понятия не имели, зачем именно их вызвали и что там случилось: может, просто ногу кто-то сломал, или заблудились люди.

И ладно бы просто ограбили! То ли в качестве мести за поданный сигнал бедствия, то ли куражась, то ли из-за обиды на то, что у жертв почти не было с собой денег и украшений (а зачем они на Изнанке?) избили артельщиков страшно. Как минимум двое надолго попадут на больничную койку, а без помощи толкового целителя могут и вовсе остаться калеками на всю жизнь, а того, у которого в вещах нашли использованную ракетницу и вовсе убили, осознанно, в качестве попытки устрашения, мол, даже не думайте сопротивляться.

Надо сказать, меня это просто взбесило, первым делом я полностью закрыл своим приказом выход с Изнанки. Готов был устроить поголовный обыск вообще всех, и предъявление подозрительных на опознание пострадавших. Нет, ну о чём вообще думают, совершая такое вот в месте, откуда в принципе есть только один полностью контролируемый выход⁈ Если только успели выскользнуть до того, как о преступлении стало известно в форте. Но это вряд ли: пока дружинники собирались и ехали семь с половиной вёрст на двух вооружённых пикапах, а потом отправили гонца на одном из них к ближайшему телефону успеть ограбить, обыскать вещи и скрытно пробежать те же семь с половиной вёрст — нереально.

Так же нереально отсидеться где-то, пока поиски не утихнут. Вне купола даже с защитными амулетами долго не протянешь, а под куполом на странных людей, которые сидят и никуда не идут, сразу обратят внимание. Я вообще не понимаю, о чём думали и на что рассчитывали⁈ Вообще в моём представлении устраивать такое на Изнанке можно только там, где постоянное население под куполом превышает несколько тысяч человек, а проход с Лица на Изнанку почти не контролируется. Или если грабить тех, кого не скоро хватятся. А здесь у нас⁈

А здесь у нас было лёгкое недовольство тех, кому срочно понадобилось на Лицо, которое направлено было не столько на нас, сколько на виновников переполоха. Хотя были и особо одарённые, что винили именно меня, мол, бандитов лови, а мы тут причём? Как будто на тех, кого надо ловить бирки привязаны. Правда, в мой адрес недовольство вслух высказывать опасались, хоть это радует.

А ещё радует, что тяжёлых пострадавших благополучно довезли до больницы в Смолевичах, менее побитых устроили в медсанчасти форта и они сейчас помогали составить список похищенного и пытались диктовать приметы нападавших. И если с первым всё было в порядке, даже более чем, называли всё детально и с ценами каждой позиции с точностью до копейки, то вот приметы нападавших… Эти были или настолько расплывчатыми, что под них попадали четверо из пяти встречных, или, наоборот, описывали некий гибрид тролля с крокодилом, при виде которого даже «Садовник» с первого уровня Изнанки должен был сбежать с жалобным писком. Понятно, что ни то, ни другое описание никакой практической пользы не имело, а попытки выявить внешность по новомодной методике, то есть — то отдельным частям лица, тоже результат давала анекдотичный. Причём все анекдоты сводились к двум изначальным сюжетам: или «обыкновенный нос» между «обыкновенными» глазами и абсолютно «нормальным» ртом, или, наоборот, ужастики вплоть до «клыки в палец», что вообще ни в какие ворота не лезет. И ладно бы — домохозяйка впечатлительная какая истерила с перепугу. Так ведь нет! Самые дикие подробности излагал здоровенный детина, взятый в артель на роль тягловой силы, который выглядел так, словно бы сам мог простой оглоблей разогнать минимум две банды. Однако гляди ж ты! Очень впечатлительным оказался и, скажем так, избыточно робким, так что даже сопротивления не оказал, и выдавал в описании нападавших наиболее красочные, живописные и неправдоподобные детали.

Но несмотря на попытки детины внести вклад в отечественную фантастику, ту её часть, которая ответственна за поджанр романов ужасов, следствие стояло на месте. Я, конечно, понимал, что ничего не обязано происходить мгновенно и по мановению пальцев, но мысль, что мы упустили или бандитов, или какую-то деталь, которая позволяет им успешно скрываться, терзала чем дальше, тем больше.

Глава 22

Нервничал я и приписывал бандитам некие особые коварство и быстроту совершенно зря. Наоборот, мы, как выяснилось, опередили злодеев, и очень сильно. Те, действуя по привычке, сделали крюк, чтобы подойти к порталу с другой стороны. При этом знали, что в острогах вдоль Старой Умбры, как стали именовать долину, по которой предположительно раньше текла река, имеются гарнизоны, и на всякий случай заложили дугу в другую сторону, зайдя к Форту с юга. Правда, южная дорога вела только к Щучьему острогу и к новой свалке, и появление на ней ватаги старателей после окончания сезона добычи икры, который закрылся неделю назад, само по себе могло вызвать вопросы. Но вопросы не слишком пристальные, в иной обстановке: понятное дело, бродят люди, думают, найти что-то, что другие проглядели за несколько лет. С одной стороны, вроде и смешно, а с другой — тот же «ядовитый хмыз» никто вообще за ресурс не считал, а сейчас — ценная поделочная древесина. Не настолько ценная, чтоб прямо состояние на неё сделать, но если самому же и резать из неё поделки, то верный кусок хлеба будет, их на ярмарках влёт разбирают.

Ещё на юг время от времени ходят желающие найти что-нибудь ценное в скалистой гряде, идущей поперёк берега и служащей основой для лесополосы. Но скалы те оказались сложены не из известняка, а из песчаника. Конечно, в теории каменьгодится для строительства, но это если найти пласт, который позволит добывать достаточно большие и достаточно ровные куски в достаточном количестве, обтёсывать отдельные валуны — та ещё затея. В общем, не самое популярное направление, за исключением ягодного сезона, когда по этой дороге активно снуют грузовики с добытчиками и с голубикой.

Но эти деятели, зайдя в форт, сделали тонкие изыскания вида «А что вы делали на юге, если там работы нет» ненужными. Узнав, что выход закрыт насторожились, стали аккуратно расспрашивать, но услышав пару раз ответы в стиле «какие-то придурки барона обворовать пытались» — успокоились. Надо сказать, эта дезинформация зародилась как-то сама, безо всякого нашего участия, люди сами всё переврали и сами в это поверили. Даже посмеивались, в том числе и бандиты, мол, точно — придурки, а из-за них теперь всем страдать. И, чтобы не терять зря времени, эти гении решили сбыть часть награбленного прямо тут, на месте. В первую очередь то, в чём сами особо не разбирались, рассчитывая, что всякого рода изнаночное снаряжение здесь точно купят, а в городе — как боги положат. И предложил один из «гениев» в скупку ни что иное, как амулет, которым артель на поверхность воды заклинание накладывала. То самое, что заставляло воду мгновенно замерзать при ударе и ловило голову и шею черепахи в своего рода воротник-поплавок.

Естественно, такую приметную вещь в фактории опознали влёт, и даже если бы не знали о нападении на охотников, то всё равно на всякий случай сообщили бы через гонца и каштеляну, и старшему по гарнизону. Даже если бы продавец потом доказал, что амулет получил сравнительно честным путём, в карты, например, выиграл, то перед ним бы потом извинились, но вопрос не задать не могли. Всё же речь об одной из двух артелей, что своим опасным промыслом зарабатывают по-настоящему большие, а по местным меркам так как бы и не огромные деньги. Ну, а уж зная о нападении и убийстве… Нет, скупщик не стал вскакивать и кричать, просто подал условный знак и стал тянуть время, пока продавца не приняли под локотки.

А где один — там и вся банда. Даже допрашивать первого пойманного не пришлось: народа в поселении не слишком много, все всех видят и знают, а кого не знают, за тем смотрят особо. Так что узнать, с кем именно пришёл вот этот вот хмырь и где его спутники сейчас сидят труда ну вот вообще не составляло, особенно, когда спрашивал злой каштелян в сопровождении десятка тоже ни разу не добродушных гвардейцев. При задержании один особо одарённый из числа идиотов попытался ткнуть ножом в живот одного из гвардейцев, но не сумел, «в результате чего потерял нож, три зуба и сознание». И это не я хохмить пытаюсь, а прямая цитата из доклада гвардейца. Зато приобрёл переломы двух пальцев и сотрясение того, что у него вместо мозгов.

Кстати, если бы и дотянулся — там, куда он бил, в полевой форме защитная пластина вшита, которая нож бы точно остановила. Но дополнительную статью обвинения этот дебил (не с целью оскорбить, а в порядке констатации факта) себе организовал. В узлах у предполагаемых бандитов нашли всё то, что пропало у артельщиков, кроме продуктов, явно сожрали по дороге. Главное, что оба макра, так интересующих военно-морское ведомство, нашлись у предполагаемого главаря в полной сохранности. Ну, а потом позвали меня, вершить, что называется, баронский суд.

Перед тем, как идти к задержанным, я переоделся в форму своей гвардии, без знаков различия и наград, но с баронскими регалиями. Просто потому, что шёл туда не в качестве гвардейского офицера и не в качестве флигель-адъютанта, а именно как суверенный властитель этих земель. Потому — баронская цепь на плечи и вперёд.

Задержанные были весьма умеренно помяты, я ожидал большего, а некоторые из них так и вовсе вид имели уж больно уверенный. Один даже встал при моём входе в помещение только после того, как получил мотивирующий подзатыльник. Надо же, оно сейчас, небось, ещё и права качать начнёт? Не, надо ставить на место сразу, притом на то, которое я для них выберу!

— Ну что, жопорожденные, допрыгались?

— А чё сразу «жопо»⁈ — попытался высказать недовольство один из бандитов.

Я на вопросы из зала отвечать в принципе не собирался, да и гвардейцы сами справились: один коротко, но сильно пробил под дых говорливому, а второй пояснил:

— Так откуда же ещё такое дерьмо выпасть-то может? И ещё: без разрешения его милости никаких звуков не издавать, ни верхней жопой, ни нижней.

Про верхнюю… эээ… задницу, которая у некоторых вместо головы — это, простите, от меня пошло. Деда наслушался и ляпнул как-то при разбирательстве с одним особо отличившимся. Свидетелям и участникам сцены выражение о том, что у некоторых по обе стороны позвоночника два одинаковых органа, а потом нет разницы, с какой стороны штаны надевать, видимо, понравилось и его живо включили в обиход, породив десятка полтора производных фраз и выражений.

— Спасибо, Олег, — поблагодарил я быстро и верно среагировавшего унтера. — Как они, готовы к работе?

— Кто как, ваша милость. Некоторые уже почти дозрели, другие кочевряжатся. Один даже угрожать пытается, мол, закон нарушаем, полиция нужна и адвокат.

— Так, может, пару разговорчивых оставить пока, а остальных прикопать? Или, лучше, притопить, в Умбре, сомов панцирных прикормить?

— Не, ваша милость, не получится так просто. Те, что говорить готовы — сами не знают них… ничего. А главари — те слишком тупые, чтобы понять, куда попали и как вляпались. Так что пока выделываются.

— Да ты чё бакл… — начавшаяся тирада прервалась странным звуком, не то всхлипом, не то бульканьем: другой унтер «солнышко» пробивать умел ничуть не хуже, и сочувствием к бандитскому элементу тоже не страдал.

— Понимаешь, Олег, эти упыри, видимо, на самом деле не понимают. И потому, что слишком тупые и потому, что знаний никаких не имеют, «Основы государства и права» не учили, законы — тоже. Только куски из Уголовного кодекса, те статьи, которые чаще всего нарушают, и отдельные, вырванные из контекста, фразы из кодекса процессуального — те, что об их правах, без контекста.

Я прошёл к единственному окну и продолжил, обращаясь всё к тому же унтеру и словно не обращая внимания, как слушают арестованные.

— Они, Олег, считают, что портал — это что-то вроде вокзала, только без поезда. Как в другой город съездить. Думают, что находятся на территории Империи и на них распространяются имперские законы, дурачки наивные. Где ж им осознать, что Изнанка эта — мои суверенные владения, не входящие в Империю, но союзные ей на правах личной унии. Впрочем, и таких слов они не знают. Проще говоря, это — другая страна, союзник Империи, но и только. И здесь один закон — Моя воля, и один суд — Моё решение.

— Так оно понятно же, ваша милость! «Всё, что вижу под этим солнцем — моё», как древние говорили.

— Тебе понятно, потому что объяснили, а этим — нет. И мало того, что они на моей земле гадить начали, так они ещё и мне, моим интересам прямой урон нанесли!

— Вестимо, артельщики же налог платили…

— Не в деньгах дело, Олег! Точнее, не в их возможной утрате, хоть эта артель мне в прошлом году принесла не меньше двенадцати тысяч как мою долю.

Когда озвучил сумму, кто-то из бандитов гулко сглотнул. Ещё бы — заработок рабочего средней квалификации примерно за восемь лет. И, да — это вторая артель, более «ленивая», основоположники промысла ещё больше заработали. Говорил уже — далеко не всякий шляхтич такой годовой доход имеет, у артельщиков за вычетом накладных расходов в среднем по девять-десять тысяч на каждого выходит, причём у кого шесть, а у кого и пятнадцать.

— Дело в том, господин старший унтер-офицер, за что они эти деньги отдавали. И тут не аренда угодий главное, платили они в первую очередь за безопасность и справедливость. Которую я, в обмен на долю в добыче, им обещал. И эти дебилы, получается, моё слово нарушили! Выставили меня безответственным балаболом, который деньги берёт, а дело не делает! То есть нанесли урон не только денежный, но и, самое главное — ре-пу-та-ци-он-ный! Деньги заработать всегда можно, а вот исправить подпорченную репутацию потребует и денег, и времени, и иных расходов и усилий несоразмерно! И, в обратную сторону — не будет репутации, не будет и доходов, поскольку никто не пойдёт на мою изнанку, если не будет уверен в возможности заработать и заработок свой сохранить!

Я перевёл взгляд на начинающих что-то осознавать бандитов.

— И за такое я в полном своём праве этих вот — хоть на кол посадить, хоть живьём закопать! И Государь, когда мы с ним в следующий раз встретимся, меня поймёт, как никто другой. Думаю, если начать с самого тупого и самого наглого — остальные резко начнут приходить в чувство. Как сказал один умный человек^[16]: «Пуля многое меняет в голове, даже если попадает в задницу». Если это чужая задница эффект, конечно, слабее — но тоже наличествует.

— У нас тоже права есть! — успел вякнуть кто-то из бандитов, до того, как его заткнули уже отработанным способом.

— У вас есть единственное право: выбрать способ, как именно сдохнуть с пользой для общества. Прямо сейчас могу предложить три варианта. Первое — польза для науки: вывезем вёрст на десять от купола и выпустим. Без защитных амулетов, разумеется. И посмотрим, кто сколько протянет в зависимости от состояния здоровья, возраста и прочих особенностей организма. Второй — польза для общества в виде наглядного пособия: повесим напротив ворот Форта, с табличками, кто и за что висит. Ну, и третий вариант — поработать разведчиками. Мы давно хотим узнать, на первом уровне змееруки выбиты, откочевали куда-то или просто перестали обращать на нас внимание. Вот, прогуляетесь вдоль ручья, а мы посмотрим, кого, когда и кто сожрёт.

— А ещё варианты⁈

Я жестом остановил своего гвардейца.

— А другие варианты надо заслужить. Так, объявляю соревнование. Сейчас вас разведут по отдельным кабинетам, и посмотрим, кто больше и интереснее истории расскажет. Условие — правдивые истории. Будет три приза. Первый приз — возвращение на Лицо мира и передача следователям Третьего отделения, поскольку я тут вижу преступление против интересов лица благородного сословия. Два вторых приза — лёгкая смерть от пули с похоронами на нормальном кладбище на лице мира. Надгробия и тризны не обещаю, но хоть могила будет нормальная. Остальные — добровольцами в разведку первого уровня изнанки. Для вдохновения вас сводят туда, покажут некоторых тамошних зверушек.

— Ваша милость! А, может, отдать их пострадавшим артельщикам?

— Зачем⁈

— На наживку для черепах, ваша милость.

— Тоже вариант. И с пользой, и назидательно.

Выходя из комнаты подозвал прапорщика, выделенного в качестве старшего команды и дал ему настоящие инструкции.

— Не всё так просто с этим делом. Точнее, с тем, на кого именно напали. Вы же в курсе, кто именно выкупает все такие макры?

— Так точно.

— Поэтому мы не имеем права игнорировать вариант, что они именно за ними и пришли, а всё остальное — дымовая завеса. И после написания диктанта всех, кто хоть что-то расскажет передаём в жандармерию, но не в третье, а во второе отделение, в контрразведку. Тех, кто писать откажется — на первый уровень. Я сомневаюсь, что их больше одного окажется, если вообще такие найдутся. Всё же для уголовников главная и единственная ценность — это его собственная шкура, так что без свидетелей, перед которыми можно или приходится выкобениваться, запоют все. А если найдётся идейный, то его точно нужно или в Корпус, или в СИБ сдавать, потому как почти наверняка — агент какой-то разведки.

Запели все. Главарь ещё какое-то время пытался что-то из себя изображать, больше по инерции, но сломался чуть позже. Просто минут через двадцать в комнату заглянул другой гвардеец и спросил у того, что сопровождал главаря:

— Что, молчит? Ну так и фиг бы с ним! Первый приз у нас уже, похоже, есть, так зачем время тратить? Пошли, а то на обед опоздаем!

— А и правда, ну его нахрен! Чем больше разведчиков запустим — тем понятнее будет картина!

И вот, когда на второй день, после спектакля охранников, устроивших тотализатор на тему «куда добежит этот хмырь», он услышал сакраментальное, но видоизменённое:

— На выход! Вещи тебе уже не понадобятся! — то поплыл сразу и полностью.

В общем, откуда именно бандиты узнали о новой богатой и «бесхозной» с точки зрения окучивания криминалом Изнанке они и сами точно сказать не могли. Несколько разных источников было. Узнали, в частности, что «даже бабы местные хорошие деньги на сборе ягод поднимают» и решили обложить этих самых «баб» данью. Приехали в начале лета и с удивлением узнали, что на изнанке ещё только начало апреля и до «баб с ягодами» месяца три.

Стали осматриваться и искать другую добычу, маскируя это под вполне понятными для новичков расспросами о том, на чём тут вообще заработать можно. Сунулись для начала на Самоцветную. Как откровенничал один из бандитов:

— Каменья самоцветные, говорят, прямо под ногами валяются, только наклонись и собирай! Шикарней только если деньги на кустах растут!

Но, к их разочарованию, сезон ещё не начался по причине высокой воды.

На стройке моста покрутились сутки, выяснили, что украсть тут нечего — такого, что можно незаметно вынести и быстро продать, во всяком случае. Зато услышали очередной раз истории про богатых охотников на черепах. В ожидании удобного случая и для маскировки устроились на добычу икры, но продержались только три дня: главарь сам работать брезговал, а подчинённые готовы были взбунтоваться: работа оказалась трудная, грязная и «не по понятиям». Так что оставшееся время провели в остроге при черепаховой ферме с мясным цехом. Но работать не стали: время от времени уходили в полевой лагерь, имитируя походы в лес в поисках ценного сырья, а сами ждали жертв. Ну, а перехватить их на обратном пути особого труда не составило.

Причём эти криминальные гении за время обитания в остроге наблюдательную вышку, разумеется, увидели, а вот телефонную связь между всеми острогами ухитрились не заметить. И дальность видимости сигнальной ракеты в степи, особенно с вышки, оценили неправильно, на чём и погорели.

Вроде всё было просто и понятно, обычные жадные придурки, но на всякий случай всё-таки сдал их во Второе отделение, пусть коллеги поразвлекутся.

Кстати, о коллегах. Вызовы в лаборатории практически сошли на нет, только если был по-настоящему сложный, срочный или важный случай. Ну, или я сам заезжал, будучи в городе по иным делам, в среднем получалось один-два раза в месяц в каждую из лабораторий. Причём если «дяди», увидев меня в парадном мундире со всеми регалиями, искренне за меня порадовались, поздравили и пожелали «поскорее догнать тестя», от чего я под их дружный смех отплёвывался со словами «упасите боги», то в Минске… В Минской лаборатории ко мне стали относиться… Не хуже, нет — но моя компания явно напрягала коллег и вызывала у них определённую скованность. Как в присутствии начальства, причём начальства чужого. Ну, не сложилось с ними близких отношений, увы, в отличие от их коллег из Могилёва.

Ну, а мы с офицерами вернулись к определению потребных сил и средств с учётом новых вводных. Во-первых, решили, что нужно усиливать гарнизоны в острогах, чтобы каждый мог выслать группу быстрого реагирования, но при этом сам не остался беззащитным на случай, если тревога ложная. Во-вторых, нужно учреждать патрули, хотя бы вдоль основных дорог. А ещё я для усиления обороны острогов решил сделать третий вариант миномёта, на сей раз в калибре шестьдесят миллиметров, который дед обозвал «ротным»…

Глава 23

Но давайте о миномётах потом, немного надоели они мне, как ни странно. Хоть и понимаю, что очень нужны, и быстро. Можно, конечно, после изготовления нормативного количества самоходных орудий буксируемые «сотки» по острогам распихать, но у них минимальная дальность стрельбы слишком велика для большинства предполагаемых задач. Это не говоря уж об явно избыточной мощности снаряда. Так, хотел же эту тему отложить…

Иван Никанорович, который бывший Силантьев, а сейчас Прорысюхин, поставил очередной рекорд по добыче, сохранению и перевозке щучьей икры. Не в разы, нет, но процентов на пятнадцать прошлогоднюю добычу превысил. У меня мелькнуло было опасение, что мы такими темпами можем вскоре сократить популяцию зеркальной щуки, но тут же прошло. Просто вспомнил сугробы икры на заливных лугах и свои расчёты, что вся наша добыча даже сейчас не превысит и пятую часть того, что пропадало только на одном этом лугу. Тем более, что мы ловили и «доили» именно тех щук, что заходили нереститься на временное мелководье. Не из особых соображений о сбережении природных ресурсов, врать не буду, просто их ловить было намного проще. Да, на ближайших к острогу участках поймы завалы высыхающей икры стали вроде как немного меньше, но ключевые слова здесь «вроде как» и «немного».

Дед и многие артельщики с ним хором уверяли, что на Земле здесь к концу половодья собирались бы пастись на дармовом угощении все окрестные медведи, раз на Изнанке мы их не видим, значит, подобного им зверя в ближайших лесах точно нет. И аналога земных кабанов — тоже. Птицы, ящерицы всех цветов и размеров, тушканокрысы — куда ж без них, без паразитов — и прочая мелочь, включая насекомых или их аналоги на берегах Щучьей сразу после половодья буквально кишели. При этом совершенно не обращали внимания друг на друга, спеша сожрать как можно больше икры, пока она не протухла под непривычно жарким весенним солнцем. Некогда им было драться между собой — часики халявной раздачи калорий тикали неумолимо. Правда, и на тухлятину находились свои любители, однако прямо сейчас в Щучий ехать я бы не хотел, да и все остальные тоже. Вонь уже стоит вдоль речки несусветная, так что в ближайшие две недели гарнизон острожка будет состоять из парочки залётчиков или просто невезучих гвардейцев, главной заботой которых будет вовремя менять макр, питающий защитный купол, да присматривать, чтобы никакой представитель фауны Лица мира икру из подвалов не крал.

Кстати, о подвалах. Их за зиму неплохо так расширили. Хотя, «неплохо» — это не то слово, не просто раскопали процентов на тридцать в противоположную от реки сторону. Под началом Алеся Кудрина, который в роли временного командира сапёрного отделения на выездах почувствовал вкус к руководству, выкопали ещё два этажа! Спросите, как же грунтовые воды, с которыми тот же Алесь так яростно воевал? А вот в них-то всё и дело, как бы ни странно это звучало.

Раньше боролись с симптомами, и в процессе соорудили немаленькую такую каменную блямбу, но река, пусть и подземная — это такая штука, что и скала по ней уплыть может. Вот и решили устранить первоисточник проблем, так сказать, в корне — пробиться через водоносный слой насквозь и зацепиться за минеральное основание. Пробились, при помощи перенанятых у рыбацкой артели магов мороза, которые оказались более-менее свободны и промораживали вынимаемый грунт. Ну, а два новых подземных этажа, это уже так, приятный побочный эффект, вызвавший бурную радость Ивана Никаноровича. Ну, а с нижнего этажа ещё и несколько свай длиной метров по пять в грунт вбили, как якорь.

Объём работы, конечно, провернули огромный. ­­­Острог под землёй получился намного больше своей надземной части, не айсберг, конечно, и не подводная лодка, как мне их дед из своей памяти показывал, но довольно близко ко второму варианту. Пришлось премировать работников за ударный труд. Даже мелькнула мысль предложить Алесю стать Слугой рода, но по здравому размышлению её отмёл. И ему тоже на всякий случай растолковал:

— Понимаешь, Алеська, про условия нашей договорённости знают слишком многие. Перстень в обмен или на окончание строительства моста или за прорыв в магии. И если я вдруг договорённость нарушу, пусть и в лучшую для тебя сторону — это и моей, и твоей репутации на пользу не пойдёт.

— Конечно, я понимаю. Да и сам тоже не хочу менять договор. Я из-за него стараюсь больше, если приз раньше времени получу — могу и перестать так работать. А я хочу всё же Твердь первичную освоить! Или вторую вторичную стихию открыть, я чувствую, что смогу!

Договорились, что за эту работу вознаграждение он возьмёт просто деньгами. При этом от предложения досрочно погасить долг за обучение он отказался — сказалось общение с семейством Силантьевых, ставших Прорысюхиными. Кстати, о них, точнее, об одной представительнице семейства.

— А Оксане завидовать не будешь, что она тебя обогнала?

— Не, что вы! Оксанка и сама молодец, и они же там всей семьёй над этим работали!

При словах о семье он еле заметно вздохнул. Самодур-пасечник, отец моего мага камня, так и не пошёл на улучшение отношений с сыном, упёрся, как баран, что тот должен, видите ли, покаяться и вернуться к покорности. А у сына характер ничуть не мягче, да и не понятно, в чём именно нужно вдруг каяться и зачем парню всю жизнь себе ломать, а ведь старый Кудрин явно отыграется за всё, дай только возможность. Ничего, получит Алесь серебряную печатку и новую фамилию — будет полностью свободен от любых старых обязательств.

Хотя отцу его на новый статус сына, боюсь, будет плевать так же, как и сейчас, хоть парень добился очень немалого по сельским меркам: дипломированный маг, старший унтер-офицер с настоящей медалью, личной благодарностью самого Императора в личном деле и несколькими наградами от барона, к гвардии которого прибился, включая памятную медаль. Такой набор «регалий» у мужика лет сорока пяти-пятидесяти дал бы своему владельцу прямую дорогу в число старейшин села, сделав один из наиболее авторитетных сельчан, лет в тридцать можно было бы претендовать на роль сельского урядника в полиции — тоже большой человек по деревенским меркам. И это даже без учёта того, что он оказался магом! Возраст Алесю с одной стороны подводил, не давал полностью развернуть авторитет, с другой — помогал, вызывая шепотки на тему того, чего же парень достигнет к тем самым тридцати.

Пока же парень по выражению деда «сублимировал», занявшись изготовлением каменной посуды: тарелки, миски, чашки и плошки. И красиво же получалось! Он «плавил» камень, добиваясь красивых разводов, а заодно запечатывал поры материала, а затем доводил рабочие поверхности до зеркального блеска. Или матировал полированный камень, под настроение. Эта его посуда находила большой спрос, особенно когда Алесь научился делать свои тарелки достаточно тонкими, чтобы они весили не больше, чем обычные керамические. Тонкие, но крепкие, прочнее глиняных в разы, красивые — раскупались в качестве даже не праздничных наборов, а для красоты — поставить на видном месте, чтоб все видели, какая красота есть в доме.

Я тоже стал заказчиком, причём довольно крупным — заказал по своему (точнее — дедову) эскизу каменные пивные кружки с крышкой, которую следовало поднимать, нажимая большим пальцем на специальный хвостовик. Дед в их описании что-то явно напутал: с одной стороны, называл их классической немецкой конструкцией, а с другой уверял, что объём кружки должен быть ровно в одну пинту, которая, вообще-то, английская мера объёма. Всю посуду в трактирах менять, понятное дело, не стал, но по дюжине-полторы посудин для почётных гостей в каждое заведение приобрёл. А резчики барона Клёнова подсуетились и сделали то же самое из дерева, причём в двух вариантах: с цельным телом и состоящую из клёпок, как маленькая кадушка.

Правда, проявился побочный эффект: такую посуду стали понемногу воровать. Не то, чтобы повально, но каждую неделю по всем заведениям купно одна-две кружки пропадали. Причём иногда исчезали и каменные, а ведь их подавали только «чистой публике», наиболее почтенным купцам и нечастым дворянам! Но порой соблазн оказывался слишком силён. Ну, а Алесь убедился, что даже в самом худшем раскладе сможет прокормить себя своим Даром и ремеслом, причём хорошо прокормить, и даже семью содержать лучше, чем подавляющее большинство сельчан. Надо сказать, это сильно сказалось на его самооценке и самоощущении.

Кстати, об успехах. У меня тоже наметился не то, чтобы прорыв, но явственные намёки на его приближение. А именно — мне стал отзываться камень! Не весь и не всегда, пока только те породы, что обладают явным кристаллическим строением, пусть это и поликристаллы или конгломерат кристаллических зёрен, начиная со слюды и заканчивая гранитом. Скрытокристаллические и аморфные горные породы пока не отзывались или делали это очень неохотно и за счёт чудовищного расхода энергии. Но ведь изначально камень был и вовсе ко мне глух! Я прямо «нутром чую», что очень близок к прорыву, к тому, чтобы освоить или третью по счёту вторичную стихию — Камень, или сразу свою первичную Твердь.

Во втором случае это сразу же значительно усилит мои Кристалл и Металл, открыв новые возможности и упростив применение уже освоенных методик. Ну, и даст доступ, пусть урезанный, ко всем остальным вторичным стихиям. А открытие Камня позволит работать с этим материалом на уровне, который в принципе недоступен тому же Алесю, что всё ещё далёк от второго барьера. Ну, и я смогу, уверен — точно сумею по уже ранее освоенной методике добиться синергии между Камнем и Кристаллом, а постаравшись и поработав с рудными минералами — между Камнем и Металлом. Ещё две синергии усилят мой дар настолько, что, может быть, я даже на пятый уровень выскочу! Что, конечно, вряд ли, это до двадцати бы сработало, ну, до двадцати пяти может ещё, позже шанс просто мизерный, но усиление и углубление будут очень и очень заметными. Ну, и Твердь в таком раскладе откроется с гарантией.

Вот так подумал посидел — и понял, что уже только мне знаю, чего больше хочу добиться, прорыва в Твердь или в Камень. А это плохо, даже не так — это очень-очень плохо, почти катастрофически! Потому как сильное желание и уверенность как в своих силах, так и в желаемой цели играют едва ли не ключевую роль в такого рода прорывах! То есть, вариант «я буду стараться, а там посмотрим, что получится» не вариант вообще, потому что в таком случае совершенно точно не получится ничего. Будет как в любимом анекдоте деда, одном из, о том, что «труд сделал из обезьяны уставшую обезьяну».

«Тут другая поговорка уместна — во многом знании многие печали. Не знал бы тонкостей, не стал бы в них вдаваться — не впал бы в сомнения».

«М-да. Хотя фразочка какая-то странная, если честно. Почему это знания должны обязательно печалить⁈»

«Ну, автор сентенции относился к так называемым „отцам церкви“. Он вывел в своих размышлениях и доказал закономерность, что чем больше знаний, любых, в любой области — тем меньше веры в тех же вопросах. А истинная радость, по мнению автора, и настоящее счастье возможны только „в истинной вере“ и „в лоне церкви“, потому чем меньше веры — тем меньше счастья. Стало быть, чем больше знаний — тем больше печали»^[17].

«Странная концепция, если честно».

«Ну, у нас её многие разделяют. Но я их тоже не понимаю».

Ну, и главный на сегодня строительный объект на Изнанке — мост через Умбру. Большой автомобильный мост, который пока ещё стоит «в эскизном варианте», но уже и так оказывает впечатление, когда открывается глазу по мере приближения к нему. Потом дорога делает петлю, чтобы поворот на мост не был крутым и в этом месте не возникали заторы и вот — начало подъёма. Надо сказать, выглядит довольно странно, когда просёлок, не особо далеко ушедший от простой колеи, вдруг выходит на каменное полотно, а за мостом — опять колея, ещё более узкая, поскольку на нашем берегу она хоть при подвозе материалов для стройки набита. Очень сильно на вырост мост, но есть ощущение, что пригодится, обязательно. Хоть и не знаю пока, как, когда и для чего, но уверенность полная.

Работы на мосту, кстати, уже стартовали. Поднятый по осени на верхушку опор пешеходный мостик облегчил это самое начало и позволил не дожидаться окончания половодья. Половину ширины соорудили ещё в прошлом году, осталось проложить ещё одно такое же полотно, потом накатить поверх них обоих финишный слой из металлической арматуры и дорожного камня, который свяжет две стороны воедино. После поставить защитные ограждения, выделить часть полотна для пешеходов — или использовать для них технологический мостик, подвешенный чуть ниже основного моста? Потом устроить хоть какое-то освещение, чтобы в темноте шофёры не промахивались мимо створа моста, обустроить до конца въезды на мост с обеих сторон, укрепить откосы как насыпей, так и берегов…

В общем, как говорит дед — осталось только начать и кончить. Одна надежда, что с использованием первой половины и пешеходного мостка положить вторую половину будет намного проще и быстрее, равно как залить её. И потому остаётся неплохой шанс в этом году мост всё же закончить. За зиму он наберёт расчётную прочность и в следующем году уже сможет использоваться в полной мере — знать бы ещё, для чего.

У меня, помимо техники для будущей отдельной самоходно-миномётной батареи, появилась ещё одна производственная задача: сделать небольшой грузовичок для нужд нашей районной почты. И учредить новое почтовое отделение в Рысюхино, которое будет обслуживать кроме моего посёлка ещё и ближайшие деревни. Обещал подумать об этом ещё когда ко мне стали приходить мешки писем после публикации о дельталёте, но тогда просто стали забирать письма в Смолевичах своим транспортом. Сейчас пошёл вал приглашений на разного рода празднования моим офицерам. Почтальон мотался по два раза в день, что его совсем не радовало, мягко говоря — и это ещё лето на дворе, не сезон для всякого рода балов и приёмов! На Вишенкова, как дворянина, легла особая нагрузка, но и Старокомельский с Нюськиным вниманием обделены не были. Причём приходили приглашения простолюдинам на семейные обеды по случаю чьего-то дня рождения!

Как с усмешкой пояснил дед, холостой подполковник — это дичь премиум-класса, а такой, который на слуху у самого Императора и потому имеет шанс ещё подняться в чинах — вдвойне. А уж в провинции, где хорошего жениха попробуй найди — ценность надо домножать ещё минимум на десять. А уж когда их два в одном месте, да в довесок ещё такой же холостой дворянин в чине, равном капитанскому, то мимо такого месторождения ни один родитель или родительница невесты, потенциальной или готовой, пройти физически не может, как алкоголик против открытой ничейной бутылки водки. И «простая» фамилия ну никакой роли не играет, поскольку право на личное, пожалованное дворянство имеет, причём дворянское собрание его прошение уж точно не развернёт, особенно если поручителем выступит доверенное лицо Его Величества — это дед про меня, да. Так что и Ивана Антоновича, и Леопольда Гавриловича можно считать дворянами без малейших опасений ошибиться.

Я же подумал, что в лейб-гвардию людей неблагородных не берут вовсе, так что как бы им обоим не приехали дворянские перстни от Канцелярии безо всякого запроса с их стороны. Ну, и вариант с принятием в Слуги рода всегда остаётся, с учётом моего титула это будет как бы не повыше жалованного дворянства, хотя бы от того, что этот статус при желании может легко стать наследственным.

Ну, и вариант, который был, пожалуй, предпочтительным для родителей многочисленных потенциальных невест: жениха можно взять в род, дав свою фамилию. В случае, если «молодой» в таких чинах, подобное назвать мезальянсом никто не подумает даже, позавидовать — да, осудить — нет. Надо сказать, что офицеры мои понимали это даже лучше меня самого, так что Изнанку и форт почти не покидали, если же заставляла служебная необходимость, то садились в РДА или даже броневик внутри здания и не выходили до приезда на место назначения.

Однако в ответ на подобное поведение офицеров многократно увеличилось количество молодых и незамужних девиц или почти столь же молодых вдов, желающих получить место в имении, форте или при гарнизоне. А впереди ещё сезон ягод, в котором предвижу небывалое количество дворянских дочек в числе сборщиц. У меня и моих офицеров вся эта суета вызывала только досаду и опасение, что может помешать работе (это официально, хе-хе). А вот жёны оживились, глазки заблестели, ушки зашевелились — в полной готовности внимательно изучать все перипетии и всех участников представления, а пуще того — участниц.

Глава 24

Матримониальные планы местного дворянства на моих офицеров, конечно, забавляли, но и жизнь осложняли изрядно. Это жёнам моим чистое развлечение, а нам — головная боль. А как представлю, что будет, когда наберём ещё два десятка человек со временными и вроде как не совсем настоящими, «личной гвардии» же, но офицерскими званиями, которые через год могут быть подтверждены Государем, да если ещё и их всех пожалует гвардейскими чинами. Да если хотя бы половина соискателей окажутся холостыми… Это же тихий ужас!

«Не, внучек, ужас в том, что тебе ещё несколько сотен гвардейцев набрать нужно. И если их аттестуют в рядовые и унтера гвардии — то это тоже отличная дичь для охотниц на мужей получится. Ты же помнишь, что рядовой в гвардии — это уже обладатель классного чина, то есть — с титулованием „ваше благородие“? И таких вот почти бесхозных „благородий“ у тебя под началом через год может оказаться сотни так две-три».

Меня в буквальном смысле передёрнуло, так, что что аж подкинуло на ходу, вызвав недоумение у Старокомельского. Пришлось пояснять:

— Представьте, какого масштаба достигнет ярмарка женихов, если через год весь штат батареи аттестуют по корпусу ГВАРДЕЙСКОЙ артиллерии? И у нас образуется несколько сотен свежеиспечённых неженатых «благородий»?

Иван Антонович представил и проникся, судя потому, что побледнел.

— Упасите боги!

— Одна надежда, что после аттестации всю батарею мы передадим на баланс штаба Гвардии и отправим по новому месту постоянной дислокации!

— Вместе с Нюськиным и Вишенковым? А кто тогда у нас оставшимися командовать будет?

— Ну уж нет! Не отдам! И без того в больших штабах желающих взять под начало новое отдельное гвардейское подразделение, придя на всё готовенькое, будет столько, что хоть новую батарею из них набирай.

— Знаете, Юрий Викентьевич, а ведь и на места остальных не то, что офицеров, но и рядовых будет много желающих из «хороших семей», так что наших если и возьмут, то быстренько заменят на более подходящих. В столичных гвардейских полках те солдаты, унтера и офицеры, что мы наберём, вообще никому не нужны, в отличие от штатных единиц для «своих».

— Так что же тогда будет через год? Аттестуют всех армейскими званиями? И среди них — три гвардейских офицера? Разве командование линейным подразделением не является для офицера гвардии своего рода афронтом?

— Там от многого зависит. Но в целом такое маловероятно.

— Только не говорите, что вся орава так и останется висеть довеском к родовой гвардии! Что мы со всей этой толпой делать будем⁈ Они же у нас со скуки такого наворотят!

— В худшем случае — останутся числиться у нас, а использовать их Государь будет по своему усмотрению.

— А вот это, Иван Антонович, пугающе правдоподобно. При этом у нас потребуется иметь и поддерживать в готовности всё необходимое, чтобы в любой момент принять и разместить всю ораву!

Собственно, этот самый вопрос, где и как всех разместить, мы и собирались решать на совместном совещании командования гвардии с теми, кого дед обзывает «хозяйственным активом», а я стараюсь не ляпнуть этого словесного уродца вслух, потому как боюсь, что тоже пойдёт в массы. Вот, тоже, кстати, пример привнесённого от деда выражение — «пойти в массы». Дед уверяет, что в его мире оно само зародилось где-то на рубеже веков, то есть, и у нас должно существовать уже лет двадцать-тридцать, но я ни разу не слышал и в литературе не встречал. Теперь, вот слышу регулярно.

Возвращаясь к нашим… эээ… бойцам, да. Прошли те времена, когда вся дружина могла разместиться в любом из трёх фортов (на Лице мира, на нулевой и на первой Изнанках), и при этом даже свободное место оставалось. И на нулевой изнанке в казармах размещались общежития для сезонных рабочих, а две из трёх столовых использовались вообще как большие пустые залы. Сейчас на Лице живут в основном вольнонаёмные из числа гражданского обслуживающего персонала, но и гвардейцы тоже присутствуют, кроме дежурной смены на охране портала ещё две смены, отдыхающие и подвахтенные, один из трёх арсеналов, штаб и большинство тыловых служб, кроме ремонтно-технической, для которой возвели отдельное здание около ангаров, где разместились склады с запасными частями и ремонтные мастерские, которые сейчас неизбежно придётся превращать в цеха. На обеих изнанках тоже занято большинство помещений, по иронии судьбы не задействованы офицерские квартиры, потому как не может один Вишенков жить сразу в трёх местах. На «нуле» для наёмных работников осталась только одна казарма на тридцать коек, но и её придётся освобождать!

Вообще же, как ни крути, придётся строить целый военный городок, рассчитанный, с запасом, на шесть с половиной сотен проживающих, включая обслуживающий персонал. Осталось только придумать, где его лучше размещать, на Лице мира или на Изнанке, и, если в нашем мире, что здесь, в Рысюхино, или спрятать в лесах возле Викентьевки, примерно там. где в мире деда артиллерийский полигон расположен? Хм, а ведь и полигон батарейцам тоже понадобится, так что я, возможно, своими руками создам здесь у нас примерно то же самое, что есть в мире деда, да ещё и практически на том же месте⁈ Ну, а что — расположение, проверенное десятилетиями практики, пусть и в другом варианте Земли. И железная дорога рядом, и места такие, куда без проводника из местных только с одной стороны подобраться можно, а вот как раз местных и немного совсем. Точнее, было немного, пока Викентьевку не построили, где уже население равняется трём любым окрестным деревням вместе взятым. Ну, а что вы хотели? Школа, больничка, которую дед обзывает ФАПом, полицейский участок, несколько заводов. Торговые ряды, собранные по-городскому в одном здании, плюс рыночная площадь, мой трактир, а к нему в довесок и в конкуренцию две корчмы, одна харчевня и даже одна чайная! Плюс убежище на случай прорыва и довольно сильный гарнизон, что вместе с полицией даёт уверенность в безопасности как от тварей, так и от людей. Для того, чтобы претендовать на статус местечка^[18] Викентьевке не хватает только почты и пожарной части. Ну, и жителей ещё сотни три неплохо бы, но они со сменой статуса и сами набегут, поскольку постоянное проживание в таком месте уже через пару лет позволит перейти из крестьянского в мещанское сословие.

В Рысюхино, кстати говоря, пожарное депо есть, почту собираюсь открывать, но не хватает полицейского участка. Практической надобности в нём до сих пор вроде как не было, не находилось желающих куролесить под боком у моей дружины. Но теперь, после поимки той банды на Изнанке, возникла мысль как-то договориться с полицейским начальством об основании у нас такого учреждения, хотя бы для отпугивания возможных злодеев. Ну, и для статуса тоже, в том числе и моего: барон, у которого две деревни и барон, у которого два местечка — это два разных барона. Хотя, на фоне изнанки…

Возвращаясь к военному городку.

В Рысюхино размещать — сравнительно далеко от железной дороги, только если просёлок от станции Плисса до приличного состояния довести — тогда будет примерно то на то. Лучше тем, что здесь у нас и существующая структура гвардии, и производство, и арсенал. Плюс ближе к крупному городу, причём это Минск, и сразу двум районным центрам, то есть — потенциальных рекрутов рядом больше. Хуже, чем Викентьевка из-за того, что нет места для полигона, только если на Изнанку ездить, и труднее будет оградить новую часть от любопытных. Ну, и превращать родовое поместье в проходной двор…

Третий вариант — строить военный городок на нулевой Изнанке. Прямо возле имеющегося полигона, что между Пристанью и Панцирным. Достоинства варианта — места столько, что хоть дивизию разворачивай и любопытных можно отсекать ещё на самых дальних подходах. Ну, и от железной дороги чуть дальше, чем из Рысюхино, а если пробить ход у Шипунова, то даже и ближе получится. И все достоинства близости к производству техники, равно как и к существующей гвардии. Недостаток — для нормального существования городка нужен купол, причём большой, минимум двухсотметровый, а он двести пятьдесят тысяч стоит. И ждать надо чуть ли не полгода, это будет конец декабря, а на Изнанке — конец октября. И когда, спрашивается, строительством заниматься? Вот то-то и оно. А куполов таких может понадобиться два, плюс связка между ними.

У меня же денег хватит только на один, если вдруг Министерство двора откажется считать расходы на него обоснованными и придётся оплачивать удовольствие самому. Ну, а что, вполне возможно: скажут, мол, стройтесь на Лице и не выпендривайтесь, и что тогда?

Вот тоже — осознал, и мурашки по коже. Я ведь даже не сомневаюсь, что у меня найдутся двести пятьдесят тысяч. Которые можно потратить без вреда для семейного бюджета и для деловой активности. И это не делая запрос в банки, просто знаю, что есть. Могло бы быть и больше, один «Скандинавский экспресс» привозит за два раза в год суммарно примерно столько или чуть больше, даже если чистую прибыль брать, а имеются и иные доходы, с той же музыки продолжает капать постоянно, причём многие глядя на объём этих «капель» сказали бы, что я зажрался, поскольку это вполне себе струйки. Плюс новая пластинка — около ста тысяч должна принести за вычетом накладных расходов и без учёта денег за проданные песни. Но строительство капитального моста через Умбру такое дело, которое само по себе выступает мерилом непомерности расходов, что чугунный мост, что каменный, невелика разница…

Содержание гвардии тоже очень дорогое удовольствие. Да, Прокречетов прислал аудиторов, которые сперва напугали моего главного бухгалтера, а потом обрадовали, когда сообщили, что вычисляют сумму, которую нам должны заплатить. Да, значительную часть расходов мне восполнят, но не на охрану портала, не на патрулирование изнанки и разведку местности там, не на экспедирование грузов, не на содержание гарнизона в Викентьевке… Да, счета приятно округлятся, но на второй купол точно не хватит.

Вот возьму — и попрошу у Императора в качестве желания большой купол, полукилометровый! Он в теории по каталогу стоит миллион двести тысяч, конечно, но сомневаюсь, что это его реальная стоимость. Скорее, цена установлена «отсекающая», как в тех кофейнях, где за чашечку кофе отдвадцати пяти рублей и больше просят, тем самым добиваясь, что к ним ходят только те, кто могут себе такое позволить. Ну, а ещё те, кто на самом деле такие цены осилить не могут, но очень хотят сделать вид, что это не так и пустить кому-нибудь пыль в глаза. А ещё в этом куполе смущает то, что его постоянно «нет в наличии», и никто не может вспомнить, чтобы он продавался. Дед говорит, что такие явно производятся, просто в продажу их не отдают, распределяя каким-то другим способом среди тех, кому положено.

Вот попрошу такую штуку — и построю под ней военный городок на Изнанке! Или поставлю на озере Верхнем, где пляж в начале старицы Умбры, так, чтобы часть озера куполом отсечь. И будет там экзотический изнаночный курорт. Или озёрный порт с чем-то, похожим на верфь. Или бахну большой купол на посёлок при остроге Пристань, а гирлянду куполов оттуда раскидаю по нескольким местам, или на то же озеро поставлю. Или в верховья Самоцветной, если там экспедиция найдёт что-то интересное.

Нет, вот честное слово — хочу! На самом деле испытываю такое желание — приобрести большой купол, на полкилометра диаметром. Не ерунда какая-то, и не мелочь, вполне себе царский размах. И полезная вещь, не безделушка какая!

Все эти размышления отчасти шли фоном, отчасти высказывались вслух — обсуждение того, где разворачивать батарею шло полным ходом. Только Иван Антонович сидел какой-то задумчивый. Наконец, прокашлялся и вступил в разговор:

— Городок нужно строить больше, намного. Не на шестьсот-шестьсот пятьдесят человек, а на тысячу.

— Зачем⁈

— Мы же будем набирать опытных солдат и унтеров? Да и офицеров нам вряд ли позволят среди выпускников имперских училищ вербовать.

— Да, потому и клич по знакомым просил кинуть.

— Вот, а опытные, то есть, отслужившие и вышедшие в запас, многие — люди семейные. И без семьи ехать могут отказаться. Нет, конечно, можно отправить мужа в казарму, на изнанке или нет, а жену с детьми — в село, в Викентьевку ли, или в Рысюхино, неважно. Но многие на таких условиях могут и не захотеть ехать, то есть, в городке нужно строить для жилья не только казармы, но и жильё для семейных гвардейцев. Пусть та же казарма, только с перегородками, чтобы по комнате на семью, но нужно.

— А ко всему этому — лавки, куда жёны гвардейцев ходить станут и всё остальное прочее. И школу расширять придётся, причём сильно, и больничку. Или в городке санчасть делать такую, чтобы справилась и с гвардейцами, и с их семьями. Думаю, так на так и получится.

— Да и холостых, думаю, активно будут в мужья завлекать. Сколько там по штату в отдельной гвардейской батарее? Четыреста восемьдесят шесть человек? Положим на круг пятьсот, для простоты счёта. Плюс жёны с детьми, даже если половина будут женатыми и по одному ребёнку у каждого — это ещё пять сотен человек, а может быть и больше. Плюс прачки, повара и прочая обслуга. Плюс лавочники, дворники с истопниками в семейном посёлке, корчмари и прочие цирюльники — считай, на полторы тысячи человек посёлочек получается.

— Часть работников можно будет как раз из семей гвардейцев и набрать: жёны, взрослые дети, может — родители или братья-сёстры.

— Можно, но тогда, считай, не два члена семьи на одного женатого бойца, а три-четыре. Что совой об пень, что пнём об сову.

— Да, жилья надо на полторы тысячи душ, из них собственно гвардейцев только треть. Ну, и кроме жилья ещё очень много всего: и ангары для техники, и склады, и учебные классы, и прачечная, и котельная, и прочая, прочая, прочая…

— Да, сами не потянем никак, надо нанимать строителей. Причём не артель какую, а серьёзную контору. Если строить на Изнанке, то с подобным опытом, хоть ты того же Суслятина привлекай.

Решения мы в тот день никакого не приняли, да и не планировали, не настолько наивные люди собрались. Просто проговорили объём работ, чтобы все представляли себе, о чём вообще речь. Как оказалось — очень не зря собрались, у каждого нашлись соображения, которые не пришли в голову никому другому, а некоторые моменты продумали все, но каждый — по-своему. Думаю, ещё не раз так соберёмся, пока набросаем хотя бы черновой проект городка — сколько всего строить и в какую площадь удастся уложиться. Там уже и будет видно, влезет всё это хозяйство под купол, хотя бы в теории, или нет. Понятное дело, потом архитекторы со строителями всё перекрутят на свой лад, но хотя бы иметь общее представление, влезет или нет чтобы не давать людям невыполнимых задач, надо.

И смету прикинем, пусть и очень-очень грубо, с погрешностью до ста процентов в плюс. И, боюсь, итоговая сумма там окажется пугающей, даже без купола, что я собираюсь, набравшись наглости, попросить в подарок. С ним же… Я столько не стою, со всем своим имуществом, песнями и патентами.

Глава 25

Нет, я правильно когда-то рассудил, что сделать технику для будущей отдельной батареи будет самой простой и лёгкой частью задания. Самым сложным считал успеть найти, отобрать, проверить и обучить личный состав. Даже придумал вариант решения, одобренный и дедом, чтобы новичков поставить в охрану портала, гарнизоны, патрулирование и прочие рутинные дела, для которых дружина и создавалась, а опытных бойцов, повысив при необходимости в звании, сделать костяком вновь формируемой части. Или подразделения? Можно ли считать создаваемую батарею отдельной, если она будет включена в мою гвардию и находится в подчинении не только гвардии капитана Нюськина, но и капитана же лейб-гвардии Старокомельского? Но об этой тонкости пусть у других голова болит, кому больше нечем её занять. Так вот, идея вполне рабочая, вот только отдавать обученных обстрелянных и проверенных бойцов кому-то не хочется до дрожи в руках и зубовного скрежета. Подменить на новичков до аттестации означает с большой вероятностью провалить её, да ещё и своих обидеть: поманить новым званием, а в конце отодвинуть в сторону. После аттестации же кто бы мне позволил такую замену проводить?

Нет, всё же выяснить будущее создаваемой батареи надо заранее. От этого зависит не только то, кого в неё зачислять. Даже для будущего строительства важно: если останутся у меня, то нужно оборудовать будущее место постоянной дислокации соответственно, с капитальными сооружениями и всеми службами, как дед выражается — со всей инфраструктурой. Если у меня их следующим летом заберут — то можно и времянками обойтись, которые строить и быстрее, и дешевле. И нормальный новый полигон можно не обустраивать, обойтись имеющимся. Или вовсе через речку пострелять на Изнанке, по заливным лугам на левом берегу.

Так вот, о задачах. Нет, набор и обучение будущих гвардейцев никуда не делись, хотя уже через неделю после объявления о наборе к нам приехало за день пятьдесят человек — кого пришлось забирать в Смолевичах, кого — в Червене, а иные и сами добрались. Но постройка городка на полторы тысячи жителей, со всем нужным не только для жизни, но и для несения службы! Да ещё и успеть надо до снега: летом-то солдат с унтерами можно и в палатках разместить, плюс жилые модули, которые всё равно дополнительно делать нужно, причём эти и в холода пригодны останутся. С офицерами будущими, как ни странно, проще всего: в фортах офицерских квартир свободных почти достаточно, особенно если отдать «хозяйские» апартаменты на обеих изнанках двум моим капитанам, для повышения их статуса, так сказать, и для пользы дела одновременно: там кроме жилья и рабочие кабинеты предусмотрены.

Нет, правда: если сформированную часть отдавать придётся, то чем плоха идея разместить в жилых фургонах, а потом с ними же вместе и отправить туда, куда Государь Император прикажет? А пока фургоны создаются или переделываются под штатное расписание, в соответствии с регламентом — в палатках поживут. Если не отдавать, то тут всё сложнее, но модули-казармы тоже выручат, позволят растянуть процесс строительства.

Кстати, насчёт растягивания сроков. Тут ещё одно преимущество идеи с размещением военного городка на изнанке: если на лице уже почти середина лета, то там — конец апреля, только-только земля просохла, плюс два месяца к доступному для работы времени. И зима там наступает позже, и морозов таких нет: если на Лице уже во второй половине октября снег может не просто выпасть и растаять, но и лечь уже до весны, то на Изнанке весь ноябрь дневные температуры в основном в плюсовых значениях держатся, ещё плюс месяц-полтора к срокам, когда возможно проведение строительных работ. Итого — три с половиной или четыре месяца сверху, другими словами, с учётом оставшегося тёплого периода на Лице мира — удвоение времени на постройку всего нужного! А это не просто аргумент, в условиях чудовищно сжатых сроков это — аргументище, такой козырный заход, который ничем не перебьёшь, поскольку время — единственный ресурс, который никак не добавишь и не купишь.

И ещё в пользу изнанки: если строить из дерева, а это будет именно так, как минимум — на первых порах, из кирпича или камня в разы дольше, дороже и, самое главное, где их взять? Так вот, древесину нужно защищать от всяческих паразитов, а если изнаночную сосну внести под купол, то вся мелкая живность в ней в этот самый момент подохнет, в крайнем случае — через пару-тройку суток, и размножаться точно не будет. Можно сэкономить на всякого рода химии с алхимией.

«Это ты, внучок, зря так думаешь».

«Почему⁈»

«Во-первых, из сырой древесины строить — создавать себе проблемы с усадкой и не только. Сухие брёвна изнаночные если и есть, то мало, сушить некогда, так что — придётся дерево с лица завозить. А во-вторых, наши, земные, паразиты и грибки с бактериями, думаешь, побрезгуют изнаночным бревном?»

«Строить из сырого дерева плохо, но можно. У нас во всех острогах есть здания, из сырой изнаночной древесины построенные. Да, будут проблемы — но решаемые, а если речь о временных сооружениях. А если понадобится капитальные строения возводить, то постепенно, не спеша, заменим или на бетон, или на местный камень. Судя по всему, в верховьях Самоцветной известняк должен быть».

«Запомни народную мудрость: нет ничего более постоянного, чем что-то временное. А наличие известняка вообще и известняка, пригодного для строительства — это очень разные вещи. Найдёшь перемолотые ледником холмы из дроблёного камня, с песком и глиной перемешанного, и что из этого построишь? Даже для использования в роли сырья для цементного производства отмывать и чистить замучаешься».

«Дед, давай проблемы следующих пяти лет отложим на следующие пять лет? Мне и нынешних срочных задач — выше крыши!»

Идею использовать для расселения претендентов на службу жилые модули, они же — мобильные казармы, на следующем собрании высказали буквально все. Ну, а что, мысль-то здравая и практически очевидная, из самого названия этого типа кузовов проистекающая. Различались только детали: снимать ли с колёс или сразу приучать к будущим условиям службы, да где ставить. Идею переделки в уставные единогласно модифицировали в то, что пока нам важна наибольшая возможная вместимость, новые модули для батарейцев и вспомогательных служб сразу начнём делать уставными, а со старыми, которые в составе «старой дружины» останутся, позже разберёмся. Ну, и раз проблема размещения личного состава худо-бедно, но разрешилась, точнее, пока только получила идею разрешения, то и капитальное строительство городка уже не являлось слишком уж животрепещущим. Ну, а раз появляется время делать дело не торопясь, то и сладить его следует так, чтобы потом несколько раз не переделывать, и перед людьми чтоб стыдно не было.

Разве что проблема размещения гражданских осталась не решённой, но тут уж не до жиру. Предложим семейным потерпеть с переездом домочадцев с полгодика, а кому невтерпёж или негде жить по старому адресу, тех расселим по имеющимся поселениям, не так уж и далеко будет на побывку ездить. Тем более, что загрузим новобранцев учёбой так, что им лишний раз почесаться некогда будет, не то, что к жене сбегать. А пока нормальный проект закажем. Да и в целом проще добавить пару сотен домов к Рысюхино, чем строить их как отдельную деревню.

И ещё такой момент, как размежевание на «местных» и «приезжих» или ещё по какому признаку. Даже у нас в Смолевичах «зареченские» постоянно задирались с «фабричными» или «вокзальными», все вместе — с «центровыми», но немедленно объединялись в качестве «городских» против «деревенских». Да и те, даже если ходили драться деревня на деревню в городе тут же в единую команду собирались. Понятное дело, что полностью такого избежать не получится, но при совместном проживании семей в одной деревне такого ожесточения между концами, как между деревней и военным городком не будет. Ну, и если в деревне и городке будут старые знакомые или вовсе свояки жить, это тоже поможет миру в моих владениях. Нет, всё же отдельное поселение на полторы, а то и две тысячи человек я строить не буду. Лучше пусть будет воинская часть с минимально необходимым количеством жилых домов — и большое Рысюхино.

Собственно, у меня сейчас в имении и селе вместе если смотреть не меньше семисот человек живёт, не считая гвардейцев. Может, и больше — надо будет учёт провести. В Викентьевке, кстати, уже тысяча семьсот, Влад Беляков пересчитал. Для того, чтобы статус местечка получить, надо иметь где-то две или две с половиной тысячи человек, помимо наличия прочих городских атрибутов. Нет, в отличие от прочих требований количество жителей формально нигде не прописано, но как правило при меньшем их числе прочие условия всё равно не выполняются.

Дед и тут влез с комментарием, что у нас строительство и без того в облегчённом формате, который через пару десятилетий так или иначе реконструкции потребует, потому слишком капитально лучше не строить, чтоб потом ломать было дешевле.

«Ты о чём это вообще⁈»

«По нормам, что у нас существовали, требуется сразу обеспечивать электроснабжение, это прокладывать или подземный кабель, или воздушную линию, подстанцию ставить, разводку к домам и по домам проводить. Кроме того — центральное водоснабжение, хотя бы холодное, с бойлерами для горячей воды в подвалах многоквартирных домов или в самих квартирах. Канализацию центральную, чтоб золотари не мотались постоянно по улицам и своими ароматами не портили всю картину. Отопление, опять же, лучше центральное: пусть дороже в обустройстве, зато дешевле в эксплуатации и несравненно меньше пожароопасность, чем если своя печка в каждой квартире стоит, а то и не одна. Про центральное газоснабжение не говорю, оно и у нас не везде есть».

«То есть, как в больших городах? Это сколько же это всё стоит⁈»

«Дорого. Нулевой цикл, то есть все эти земляные работы, тянут до сорока процентов всей сметы. А в случае малоэтажной застройки может так оказаться, что не „до“, а „от“ сорока. Всякая стройка начинается с рытья траншей. Ах, да! Ещё надо спроектировать так, чтобы к этим всем трубам-кабелям доступ был. В смысле, что при аварии должна быть возможность раскопать и починить, и не оказалось так, что над разрывом трубы чей-то дом стоит. Насчёт больших городов — даже в Могилёве, если помнишь, наличие воды в доме, просто воды как таковой, указывалось как отдельное преимущество. Это тебе попался дом со всеми удобствами, и то канализация была „почти центральная“, с одной большой выгребной ямой на квартал, на очистку которой ты взносы платил».

«Ну, не знаю… У нас дома в Смолевичах горячая вода и душ были, правда, тоже выгребная яма во дворе. И у Мурлыкиных, и в других местах…»

«Мурлыкины в одном из лучших кварталов Могилёва. Дом в Смолевичах — новый сравнительно, вообще вся улица одновременно застраивалась, соседи на водопровод скинулись, и твой батя расстарался, чтобы ещё и подогрев устроить. Ну, а гостиницы ты как правило выбирал не самые дешёвые, мягко говоря. Кроме той, что для поступающих. А в целом — надо, конечно, проверить, но по моим прикидкам так, как ты привык, даже в городах живут от силы четверть населения».

«Ну, вот! А ты требуешь в казармах…»

«Не требую, а говорю, что у нас это норма, а у вас рано или поздно таковой станет. Так что при планировке надо оставить место для прокладки коммуникаций в будущем, чтобы для этого не пришлось весь городок на уши ставить».

«Ну, это мысль правильная. Тем более, что водопровод класть в любом случае надо. Вот вдоль него место и оставим».

«А ещё — дороги, подъездные и внутренние. Не колеи накатать и всё, а выровнять, потом хотя бы грунтовую отсыпку сделать, с гравием поверх песка, опять выровнять и укатать. И очень желательно тоже о будущем подумать — оставить место для их расширения, чтоб хотя бы по два ряда движения в каждую сторону поместилось с тротуарами. Хотя бы основные дороги так рассчитать».

«Это пусть архитекторы считают и проектируют, но я им твои пожелания передам».

И, кстати, всплыл вопрос размещения сборщиков ягод. Даже из ближайших деревень жителям мотаться кому по пять, а кому и по пятнадцать вёрст туда-сюда два раза в день было сложно и накладно. Причём и по нашим интересам тоже било: дело ли, когда работник в начале смены уже уставший, и под вечер норовит уйти пораньше, чтобы успеть и домой добраться, и поесть приготовить, и хоть немного отоспаться. Если пешком, то некоторым до дома два-три часа в один конец! И это время, считай, отнимается от рабочего. Оплата у нас, конечно, не почасовая, а сдельная, но опытный работник за то же время и соберёт больше, и подавит меньше, и ягода у него будет чище. Так что чистая выгода, если хороший работник прямо на месте заночует, из нашего котла покормиться, да утром со свежими силами за работу примется, по сравнению с тем, что он работать будет на четыре часа меньше да в полтора раза хуже, а для восполнения потерь придётся ещё двух неумех нанимать. Да, до начала сезона ещё три или три с половиной месяца, от погоды зависит, но готовиться надо заранее, а не в последние да дня бегать, как курица без головы.

К поездке в почтовое ведомство я подготовился. Добыл через поверенного даже некоторые их ведомственные документы, и имперское «Уложение о почтах», чтобы знать хотя бы в общих чертах действующие нормы и правила. А ещё сразу изготовил почтовый грузовичок. Нет, они бы и обычный для моего хозяйства пикап взяли с большой радостью и удовольствием, но почему бы не предоставить людям более подходящий специализированный инструмент?

За основу взял тот самый пикап — как говорится, проверенное годами решение. Но вот зачем почтальонам второй ряд сидений? Правильно, не нужен. Даже если шофёр и почтальон будут двумя разными людьми, то передних сидений им хватит. Потому задние места выбросил, а кабину — расширил. Да-да, именно так. За задними дверями расположилось пространство для ценных (умеренно ценных, скажем так; по-настоящему дорогие вещи пусть на инкассаторских броневиках возят) посылок, хрупких отправлений и корреспонденции, предназначенной для доставки конечному адресату. Там поместился стеллаж с регулируемыми по высоте полками и пара закрывающихся металлических ящиков. Вместо кузова встала металлическая будка, с довольно узкими полками по бортам и широким свободным пространством по центру. По задумке, именно сюда будут сгружаться на станции опечатанные мешки с почтой из почтового вагона для доставки в почтовые отделения и из отделений — на вокзал. Разумеется, выдвижная рампа, чтобы закатывать тележку с тяжёлыми грузами, выдвижная же лесенка, автоматическая подсветка, вентиляция, но без кондиционера, он только в кабине. Зато в добавок к исходному ещё три макра, под накопители переделанных, в комплект поставки включил.

Полученный фургон покрасили в цвета почтовой службы, разве что надпись соответствующую и гербового кречета наносить не стали, поскольку это было бы самоуправством. Нет, изготавливай мы автомобиль по заказу ведомства, но всё бы и нарисовали, и подписали, а так — нельзя. Ну, а вдруг они откажутся от подарка? Да, шансы да это меньше, чем на вьюгу в июле, но чисто теоретически же возможно? Да. Ну, и вот, как говорит Василиса наша Васильевна.

Собрал все нужные документы о нынешнем состоянии Рысюхино, планы развития (не липовые, но черновые) и прошения, да и поехал короткой колонной: я на «Жабыче», да гвардеец на новеньком агрегате. Пока — в Смолевичи, хотя потом с целой пачкой бумаг придётся в Минск лететь. Но никто и не мечтал сделать всё сразу и в одном месте.

Глава 26

Районный почтовый начальник, уже третий за последние три с половиной года, имени которого я не успел даже узнать, новому почтовому фургону очень обрадовался. Правда, у нас с дедом возникли подозрения, что окажись на его месте слегка переделанный «Жабыч» и без почтовой окраски, то радость была бы ещё больше. А вот по поводу открытия нового отделения, тут его эмоции выглядели противоречивыми.

Да, новые штатные единицы, в том числе и должность начальника отделения, куда можно продвинуть нужного человека, вакансия шофёра открывается, несколько почтальонов — это и упрощение работы, и дополнительное финансирование, и рост собственного рейтинга в глазах коллег. Но, с другой стороны — это увеличение финансирования, которое надо выбить, а потом отбиваться от попыток его отобрать обратно! Ну, и кадровые вопросы. Да и одобрят ли?

Пришлось немного приоткрыть карты, всё равно поток добровольцев скрыть не получится.

— Значит, на вашей Изнанке будет базироваться новая гвардейская часть⁈

— Новая часть, сформированная по гвардейском штату, скажем так. И во главе её Государем поставлен человек в звании капитана гвардии по корпусу гвардейской артиллерии.

— И большая часть?

— Около пятисот нижних чинов и офицеров. Плюс вольнонаёмные, сотни полторы-две, плюс семьи военнослужащих и вспомогательного персонала. Всего по моим прикидкам будет прибавка в тысячу двести — тысячу пятьсот человек.

— Солидно! Это сколько же у вас народа будет⁈

— Сейчас на Лице около семисот человек, может и больше, на Изнанке постоянного населения в острогах и фортах ещё полторы сотни, в родовой гвардии почти три сотни. Всего где-то тысяча двести.

— И добавится столько же, если не больше. Почти две с половиной тысячи будет. Хотите местечко основать?

— В будущем — возможно. Пока не хватает населения и полиции.

— Тогда с финансированием и утверждением запроса будет проще.

Бумаги районное начальство частью подписало, частью оформило чуть больше, чем за полчаса. Причём и финансовые, которые принёс мой поверенный, тоже. Пусть налоговый вычет меня в ближайшие годы не волнует, но всё равно порядок должен быть, не лукошко с пирожками передаю.

— Теперь нужно переправить всё это в Минск.

— Если я сам завезу, это может ускорить процесс?

— Вполне, вполне. А вы когда сможете?..

— Как раз сегодня и собирался лететь по делам.

— Тогда я вам сейчас сопроводительное письмо составлю, уложу всё в пакет и адрес напишу, кому и куда отдать.

На улице показал почтмейстеру уложенные в кузов фургона трафареты для нанесения недостающих надписей и рисунков:

— Вот, заготовили, но сами рисовать не стали, чтобы самозванства с самоуправством не получилось. А ну как, вы бы отказались?

Все вежливо хохотнули, отдавая день комичности такого предположения, после чего я поехал обратно в Дубовый Лог. Пока ехал — думал, что открытие почтового отделения у нас давно уже назрело и перезрело. Сейчас почта теоретически есть только в Алёшкино. Почему «теоретически»? Так они арендуют одну комнату в здании моей же конторы на броваре, куда два раза в неделю приезжает почтовая бричка, в ней два человека и почта. После разгрузки один уезжает, оставив второму велосипед, а этот второй сортирует привезённое и начинает выдачу и приём корреспонденции. К этому моменту у крыльца уже собираются посыльные от старост всех окрестных деревень, до самых дальних владений барона Клёнова включительно. Сам почтальон развозит только денежные переводы, ценные письма и бандероли, а также почту, адресованную местным баронам, которых не так давно стало трое.

Понятно, что необходимость ездить ко мне из Смолевич по два раза в день никого не радует. Но вот надо ли оно МНЕ? Настолько, чтобы самому бегать по инстанциям? Думаю — нет. Отвезу, конечно, раз обещал, но ни бегать, ни продвигать не стану. Мне как-то всё равно, откроют отделение через месяц или через три. Или даже через полгода: не я же на велосипеде за двадцать пять километров катаюсь? А писем с формированием новой части, которая не совсем чтобы моя, а проходит через казённое финансирование, будет очень много, не удивлюсь, если пару мешков в день.

Дома переоделся в мундир, подхватил такого же переодетого Старокомельского со своим чемоданом бумаг, и пошёл загружать это всё в дельталёт. Чем телепаться до Минска два часа и столько же обратно куда быстрее за сорок минут вернуться из Смолевич домой и ещё за сорок, с учётом времени на безопасный набор высоты — долететь.

Иван Антонович такого восторга, как Мурка моя, в полёте не испытывал, что не удивительно, всё же стихия огня у человека, но и такой жуткой паники, как давешний землемер, не испытывал. Чувствовалось, что удовольствия человеку полёт не доставляет, но и не пугает. В конце концов, трястись в седле или глотать пыль в пролётке тоже удовольствия не доставляет, а зачастую и вызывает самые неприятные эмоции, на фоне которых короткий перелёт вообще не стоит упоминания.

Во время полёта даже поговорили с Иваном Антоновичем. А почему бы и нет? Мотор работает тихо, набегающий поток и шум винта отсекает герметичная кабина, собеседник рядом сидит, а не за спиной. То есть, по сравнению с первой версией дельталёта просто идеальные условия для беседы. Начали, разумеется, с почтовых дел, почти сразу перескочили на обсуждение того, как побыстрее добиться открытия полицейского участка, ну, а тут и самую горячую новость последних дней не могли не упомянуть.

— Не понимаю я, как так могло быть, что эти бандиты вообще не понимали, куда лезут и что с ними может быть в результате⁈ Изнанок же много, права и обязанности владельцев ни разу не секрет. Уж собираясь промышлять на одной из них, можно было хоть что-то почитать⁈

— Уголовники и чтение? Тем более — законов, которые они заведомо не собираются исполнять⁈

— Юрий Викентьевич, то, что все бандиты тупые и необразованные, а то и вовсе безграмотные — это всего лишь стереотип.

— Знаю, знаю. Но те, что к нам полезли умом особо не блистали. Они даже о сдвиге календаря не знали, хотя это частый случай. А ещё подвели наглость, самоуверенность и всё те же стереотипы. Дело в том, что большинство Изнанок, даже, пожалуй, подавляющее большинство, находятся в собственности казны, юридически являются провинциями Империи и там действуют имперские законы и имперские же органы власти. Все каторжные изнанки таковы, все те, где расположены учебные заведения и многие другие. Какие сразу на казённых землях найдены были, какие перешли в ведение Короны как выморочное имущество, некоторые конфискованы у преступников или изъяты за небрежение, всякое бывает.

В ответ на это Старокомельский только многозначительно хмыкнул.

— Частные же можно разделить на две части — открытые и закрытые. С закрытыми всё понятно, туда доступ есть только у владельцев или с их прямого личного разрешения, что там происходит мало кто вообще знает. Большинство открытых же представляют собой так называемые «охотничьи». Там, как правило, или нет ничего ценного, кроме монстров с их макрами, или это ценное требует затраты слишком большого количества сил и времени, чтобы имело смысл налаживать регулярную добычу. Туда пускают всех желающих что-то найти и добыть и, как правило, владельцы вообще не интересуются тем, что происходит вне купола, под которым расположен городок, предназначенный для обслуживания базовых интересов охотников или старателей. Максимум могут возникнуть вопросы, если притащишь к порталу на Лицо мира кучу окровавленной одежды или потрёпанную броню с чужими гербами. И то охранников в первую очередь будет интересовать возможность получить свою долю с «промысла».

— А наша?

— А наша — редкий тип, открытая, но в развитие которой владелец вкладывается и ждёт долговременного результата. Таких едва ли десять процентов от десяти процентов частных, то есть — около одного процента от всех. Вот бандиты и не слыхали ничего про особенности такой редкости. Думали, скорее всего, что это обычная «охотничья», где всем на всё плевать, а каким правилам таковая формально подчиняется… Скорее всего, и вовсе не задумывались, что Изнанки чем-то могут отличаться кроме количества уровней и ценности добычи.

Вот чем ещё живой пассажир лучше, в сравнении с чугунным болваном: мой командир гвардии по мобилету связался с кем-то в Минске и заказал к нашему прилёту даже не извозчика, а редкий в наших краях таксомотор! Я вот, к примеру сказать, видел один раз такой наёмный экипаж издали мельком, а подробностей про них никаких не знал. Например, что таковой можно заказать вообще по телефону к нужному времени и нужному адресу, а не бегать по улице и не «ловить» свободный экипаж. Примерно, как извозчиков в бывшем моём квартале Могилёва. С другой стороны, обычные автомобили, не имеющие ни изолированного от уличной жары и пыли салона, ни кондиционирования, по комфорту от гужевых экипажей не отличались. Да и скорость перемещения по городу недалеко ушла, но зато престижнее.

По пути к автомобилю увидел всё так же дежурящего у аэропорта ехидного деда с его престарелой кобылой. И как-то он мне сегодня показался совсем грустным, так что я, поддавшись минутному порыву, подошёл к нему.

— Не грусти, старый! Держи, компенсация за упущенную прибыль: нет сегодня времени на твоём рысаке до места добираться. — положил найденную в кармане «синенькую» и, не дожидаясь ответа, ушёл не оглядываясь.

­­Таксист, похоже, проглядел наш прилёт, потому выглядел несколько удивлённым неожиданным появлением пассажиров. Но заспанным не выглядел и, выскочив со своего места, быстро считал знаки различия:

— Ваши высокоблагородия, рад, что вы воспользовались услугами нашей компании!

На приветствие мы ответили кивками, как положено, а вот попытку отнять саквояжи для помещения в багажный ящик, приделанный сзади, пресекли, пояснив, что там секретные служебные документы.

Высадив меня около губернского присутствия, где размещалась и публичная приёмная почтового ведомства тоже, Старокомельский уехал дальше по направлению к штабу. Решили, что если я управлюсь быстрее, а это наверняка так и будет, то подожду своего офицера. Тут и Верхний рынок, стоит только пройти между Губернским собранием и старой ратушей, которую лет шестьдесят назад перестроили в камне. До этого была деревянной, с кирпичными пристройками, хоть и оштукатуренная вся под мрамор. Там можно присмотреть какие-нибудь небольшие приятные подарки для моих родных, без повода, просто порадовать. В двух кварталах отсюда в сторону вокзала ресторация та самая, где вся жандармерия обедает. Ну, не вся, но значительная её часть. Если проголодаться успею — туда схожу.

Геральдическая палата тоже рядом, с тамошним обитателем можно и сутки проговорить с интересом и пользой. Правда, гостинца для него с собой нет, а на деньги он заслуженно обидится. Да и не хватит времени, чтобы с ним посидеть, там часа три-четыре нужно как минимум, чтобы хоть какую-то пользу извлечь: любит дед заходить издалека, да с ритуальными действиями вроде заваривания чая, да и по ходу разговора тоже его зачастую «уносит» далеко в сторону от темы. А перебивать нельзя — и не расскажет всего, и даже обидеться может.

К моему некоторому даже удивлению, в присутствии мне пришлось изрядно задержаться просто потому, что меня никак не могли удосужиться принять! Сперва сидевший за конторкой клерк обхамил, обозвав «благородием». Не то, чтобы я был особым любителем чинопочитания, но подобное просто нельзя спускать, нельзя в буквальном смысле — Устав запрещает! Так что пришлось прервать:

— Высокоблагородие!

— Господин капитан! — с какой-то досадой в голосе ответил служащий, так что пришлось поправлять ещё раз:

— Гвардии капитан!

На что это чучело просто пожало плечами с таким видом, что, мол, не видит разницы. Чиновник, который не разбирается в чинах⁈ Да это же просто бред какой-то! С другой стороны, если соотнести его ведомственные погоны с армейскими, то это не то младший унтер, не то вообще ефрейтор, то бишь — пребывает вне Табеля. Ну, с таким отношением, классного чина ему не видать ещё очень и очень долго!

А дальше он просто отказался принимать у меня документы! Мол, приедет начальник, тогда и примет, а пока ждать надо.

— Начальник лично принимает письма⁈

— Нет, конечно! Он даст приказ — я приму.

— А сам что, не можешь вписать в книгу входящих пакет и сопроводительное письмо⁈

— Без приказа его благородия журнал брать запрещено! Ждите!

— И сколько ждать⁈

— Не знаю, его благородие на совещании у Его Превосходительства. Может, к обеду вернётся.

— И что мне, часами здесь сидеть⁈

— Можете на лавочке в сквере подождать… — предельно равнодушным тоном ответил мелкий хмырь за прилавком, даже не поднимая головы.

Я прямо вспомнил, как в шестнадцать лет ходил в наше районное управление образования, за материалами по магическим училищам, тогда тоже так вот отправляли подождать во дворе чего-нибудь хорошего. Зато стало понятно, почему очереди из посетителей нет, все ушли, чтобы вернуться позже. В тот раз папа пришёл и как-то сдвинул всё с места. Но я-то уже не гимназист шестнадцати лет! И даже сам вполне себе папа и глава рода! Придавив в себе желание что-нибудь тут поломать, спросил только:

— А его превосходительство это у вас кто?

— Министр Великого Княжества по делам почт и телеграфов, конечно же!

— Ага.

Я вынул мобилет и, отойдя чуть в сторонку, позвонил Семёну Аркадьевичу Прокречетову. Ну, не знал я, у кого ещё можно спросить номер министра! Созвонившись и поздоровавшись, я задал вопрос про телефонный номер министра.

— А зачем он вам, если не секрет?

— Там у него застрял один нужный мне человек… — и рассказал свою ситуацию.

— Подождите пару минут, я кое-что уточню и перезвоню.

Ровно через две с половиной минуты мой мобилет курлыкнул один раз и на экране появилось сообщение: «получен новый контакт, принять?» А что, так можно было⁈ Вроде в инструкции о возможности такой вот отправки ничего не было, но нажал «Да». И сразу после этого раздался входящий звонок.

— Ещё раз здравствуйте, Юрий Викентьевич! Контакт министра я вам переслал. Это его личный номер, постарайтесь не злоу… А, стоп, кому это я говорю! Ещё чем-нибудь могу помочь?

— Нет, спасибо, дальше я сам.

Прежде чем набирать министра спросил у чиновника (хотя, какой он к демонам чиновник, если без чина⁈) про его начальника:

— А вашего начальника, который благородие, как зовут?

— Аполлон Митрофанович. А зачем вам⁈

— Позвоню министру, попрошу, чтобы сильно не задерживал, а то у меня и других дел много, кроме как тут у вас сидеть.

— Не надо так шутить!

А кто сказал, что я шучу, интересно? Набрал номер. Трубку, к моему удивлению, взяли почти сразу, с первого гудка. Странно, у человека вроде как совещание. Или столоначальник местный по каким-то своим делам сбежал, а министр — просто отговорка?

— Ваше превосходительство? Барон Рысюхин вас беспокоит.

— Да-да, жду вашего звонка!

Интересно, он меня с кем-то перепутал или туда уже Семён Аркадьевич позвонил?

— Ваше превосходительство, извините, что отвлекаю от работы, у вас там должен быть некто Аполлон Митрофанович, не знаю, простите, его чина и фамилии?

— Да, есть такой.

— Не могли бы вы попросить его разъяснить его же подчинённым порядок приёмки входящих документов, в том числе в случае отсутствия начальника? А то мне его возвращения ждать немножко некогда, особенно не зная, когда именно он вернётся.

— Сейчас я сам всем и всё разъясню!

— Премного благодарен!

— Не за что, господин барон, это моя работа и моя вина, что подчинённые распустились.

Закончив разговор, я мельком взглянул на ухмыляющегося чему-то приёмщика документов. Ну-ну, повеселись пока, напоследок.

Глава 27

Минут пять мне пришлось поскучать в приёмной почтового ведомства. Кстати, здесь, как и в любом почтовом отделении, в котором доводилось бывать, пахло сургучом и чернилами. Они что, специально здесь сургуч греют, чтобы фирменный запах создать, что ли? Явно же люди сюда ни письма, ни посылки не приносят.

«Зато сами они и пишут, и получают. Получают циркуляры сверху, рассылают указания нижестоящим. Плюс переписка с поставщиками, с теми же железнодорожниками, со сторонними организациями. А всякий конверт с официальными документами нужно запечатать».

«Действительно, не подумал. Если так посмотреть, то каждая канцелярия должна так пахнуть?»

«Ага, если только они не носят свои письма на почту, чтобы опечатать уже там».

За время моего ожидания местный обитатель только один раз взглянул на меня, едва ли не фыркнув, и погрузился в демонстративно деловитое листание какой-то макулатуры. Всё бы ничего, но я успел рассмотреть на корешке укладки, которую этот абориген так внимательно изучает, год. И сомневаюсь, что ему срочно понадобилось что-то отыскать в приходных ордерах пятилетней давности. И вот раздался телефонный звонок, на который мой визави… никак вообще не отреагировал! Телефон орал, я смотрел, клерк увлечённо копался в старых квитанциях. Издав десяток трелей, телефон замолк, но тут же начал звенеть снова.

— Вы бы ответили на звонок-то! Мало ли, что человеку надо!

— Не мешайте, пожалуйста, работать! Вам же сказали ждать? Вот и ждите, можно даже на улице.

Хамит, парниша, но эдак с хитрецой, не напрямую, но явно. Ладно, не долго резвиться осталось, если я что-то в чём-то понимаю.

— И всё же. Вдруг это, скажем, министр звонит? — скептический «хмык» в ответ, тихий, но попавший между телефонными трелями, а потому отчётливо слышимый. — Или начальнику что-то понадобилось на совещании?

Чиновник поколебался и всё же взял трубку, бросив в неё короткое:

— Да?

Кхм… Это мне послышалось, или в ответ раздалось рифмующееся слово, обозначающее в буквальном смысле лобковую вошь, а в переносном… Ещё раз «кхм», а из трубки донеслось:

— Почему трубку не берёшь⁈

— А вы, собственно, кто⁈

На сей раз ответ прозвучал тише, да и я отошёл чуть в сторонку, чтобы не мешать разговору. Но судя по тому, как почтовый служащий медленно встал в полный рост, плотно прижав трубку к уху, как он стал тих и застенчив и какие у него стали большие глаза — это именно тот звонок, который должен был воспоследовать за моим. И, думаю я, сейчас этому работничку будет больно. Как выражается дед, «тут вазелин нужно ещё заслужить». Чувствую ли себя виноватым в том, что этому служащему прилетит с моей подачи? Ничуть! Он здесь посажен для того, чтобы вести приём граждан, а не посылать их обратно. Даже если он на самом деле только выполняет неправомерный приказ непосредственного начальника: свои обязанности он знать обязан, и если ему не дают их исполнять, то должен или доложить об этом выше по команде, или уйти с работы. Более того, даже если уходить некуда — мало ли, как жизнь сложилась — то выполнять подобное распоряжение можно как минимум без хамства. Ну, и наказать за неправильное титулование я обязан, хочу того или нет, здесь уже о достоинстве всего офицерского корпуса речь идёт. Другое дело, что я не сам решил проблему, а снова вроде как «пожаловался взрослым», вместо того, чтобы…

«Чтобы что? Объяснить словами тому, кто в принципе не собирается никаких слов слушать? Орать и скакать, как павиан? Или пытаться продемонстрировать командирский голос? Так ты ему не командир и не начальник, плевать ему на твои погоны. Даже если бы и добился толку, то с кратно большими затратами сил, времени и нервов».

«Но всё равно — бежать жаловаться начальству…»

«Это не твоё начальство. И не жаловаться, а обратиться к специалистам. Как за кожаными сиденьями к шорнику — не зазорно же было? Почему не взялся сам кожу кроить и шить»

«Это другое…»

«Да нет, то же самое. Воспитывать почтовых служителей — это прямая обязанность таких же служащих того же ведомства, но выше чином. Так что просто передал работу профессионалам. Даже не так: обнаружил брак в работе и вернул её мастеру».

Тем временем, пока мы с дедом не торопясь перебрасывались фразами, голубь почтовый закончил выслушивать инструкции (или что там было), после чего с третьей попытки попал трубкой на рычаг и пусть трусцой, но побежал к стоящему в дальнем углу шкафу. Вытащив откуда-то из завитушек в верхней части мебели ключик, с третьей или четвёртой попытки вставил его в замок и открыл шкаф, откуда вытащил канцелярскую книгу, уронив одновременно несколько других, и побежал к стойке.

— Ва… ваше выс… сокоблагородие! Позвольте принять у Вас эээ…

— Так, давай-ка я лучше сам всё впишу, только показывать будешь, что и куда. А то у тебя руки трясутся, сейчас или лист вырвешь, или клякс наставишь на всю страницу.

Подавив короткое и вялое сопротивление, я забрал журнал учёта и изучил пару последних записей, чтобы попытаться понять принцип. Нет, в самом деле, что там такого секретного, к чему у меня доступа не будет⁈ Так, в целом всё ясно, но почему в двух случаях указан вес конверта с документами, а в третьем — нет? И с кодировкой тоже, номера входящие составные, из букв и цифр, самому систему выискивать долго можно, проще спросить.

Вписал очевидное, спросил непонятное, две минуты — и всё закончено. Даже графу «Документы принял» сам заполнил, вписав туда имя Игната Булкина. Подпись сам поставит, когда трястись перестанет. Этот самый Игнат уже перестал ронять вообще всё, но всё ещё смотрел на меня… Вот как если бы с изнанки выбрался… хищный ящер, например, пришёл в трактир, сел у стойки и затребовал меню, то трактирщик смотрел бы на него примерно так же. И печатью на нужное место попал сразу, хоть и целился дольше, чем я писал.

— Ну, вот, так бы сразу. И справились бы быстрее, и по шапке бы никому не прилетело. И не надо на меня так смотреть. Похмелье наступает не от того, что утро пришло, а потому что пить надо в меру. Вот, я — то самое утро. А перебрали вы тут с ленью и наглостью. От них и похмелье и будет — после меня, но не из-за меня. Честь имею!

Вышел на крыльцо, посмотрел в сторону Верхнего рынка. Нет, пропало настроение, в нынешнем состоянии я подарки выбирать не смогу. Или такого на выбираю, что просто «ой». Да и не хочется здесь маячить лишний раз. Прав дед, хоть и намёки у него, как обычно, повышенной похабности — местный столоначальник,если способность ходить после министерской шишки не утратил, сейчас несётся сюда лёгким галопом, переходящим порою в карьер. А скакать ему, если дедовы расчёты верны, здешнее расположение улиц не слишком отличается от его мира и позволяет делать такие прикидки, километра два всего лишь. И тут я — после рассказов о том, что у меня нет времени, гуляющий в направлении рынка. Нет уж, сначала — дело. Причём пойду я туда не пешком, как планировал, а на извозчике подъеду, хоть тут всего два квартала с небольшим.

Дело у меня на самом деле было, и важное, ждало меня в кабинете у Евгения Мироновича — знакомого жандарма из Третьего отделения. Того самого, с фамилией Подпёсок, которую я так до сих пор и не уверен, можно ли склонять, и если да — то как именно. Он обещал познакомить меня с личным делом кандидата в начальника кадровой службы будущей батареи. Или даже всей родовой гвардии, в зависимости от обстоятельств.

Да, на эту должность кандидата мне самому искать не то, что не придётся, а сразу было сказано, чтобы даже не пытался. Оно и понятно, особенно если учесть, что он «по совместительству» будет исполнять ещё и обязанности того, что дед обзывает «первый отдел». Правда, он же бухтит, что совмещать эти две службы не стоит, слишком много власти окажется в одних руках, но и разворачивать тылы по штату дивизии тоже бред. И, да, согласен с ним, что на эту должность именно в родовой гвардии нужно брать только того, кто будет полностью предан и верен Роду, а потом уже всем остальным. Но и одной верности тоже мало, нужны навыки, умения, особый взгляд на мир и вещи в нём. Потому что это тот пост, где поговорка «услужливый дурак опаснее врага» приобретает особые цвет и объём. Вот только где такого взять: умного, опытного, умелого, честного и верного? И чтобы это был один человек, а не пять-шесть, имеющих эти качества «в сумме», так сказать. В Самоцветной алмаз найти как бы не проще будет, так что, пока своего в своих рядах сам не выращу — опытный, проверенный и верный Императору человек далеко не худший вариант. Хоть потом чистить мою гвардию от его агентуры придётся долго и тщательно.

Извозчик, услышав адрес места назначения, расположенного от силы метрах в семистах от места посадки, а я по привычке из конспирации указал целью поездки ресторацию, где привык обедать с коллегами, усмехнулся и собрался было поворачивать куда-то в направлении Нижнего рынка.

— Милейший, я дорогу знаю, просто спешу! — извозчик погрустнел, решив, что досталась ему поездка «на пятачок». — Но полтинник заплачу, чтоб не так обидно было место в очереди терять.

После этих слов он снова повеселел. Пятьдесят копеек — хорошая выручка за поездку через половину города, если не через весь. И, как уже говорил, хватит, чтобы прожить день — правда, без учёта расходов на корм для лошади. В общем, за десять минут работы, включая возвращение обратно, выручка просто отличная. Может быть, и двугривенного бы хватило, что-то я сегодня особо щедр с извозчиками. В воздухе что-то, что ли? Проехав половину пути, я снова обратился к извозчику:

— Любезный, на самом деле проехать надо чуть дальше, метров на сто пятьдесят! — и назвал настоящий адрес. Возчик слегка подобрался, но ответил равнодушно-любезным тоном, как умеют только официанты и подобные им:

— Как прикажете, ваша милость!

Ага, баронские регалии «прочитал», молодец.

За прошедшие с момента знакомства годы Подпёсок выслужил следующий чин и был уже на полпути к новому, но кабинет занимал всё тот же. Мебель, правда, обновилась, но тут сразу не скажешь — следствие это служебного роста, или просто старая развалилась от возраста. Ещё отличие — вахтёр внизу, у входных дверей, даже не пытался потребовать от меня сдачи оружия, но служебное удостоверение я ему для порядка всё же показал.

Кроме новой мебели в кабинете Евгения Мироновича присутствовал и новый, в том смысле, что незнакомый мне офицер со знаками различия поручика гвардии, но без шифра полка на погонах или иных знаков, позволяющих определить, к какой именно гвардейской части он относится. Стало быть — вне штата, хм…

— Бересклетов, Михаил Иванович, — представился незнакомец, отчасти переставая быть таковым.

— Рысюхин, Юрий Викентьевич, — ответил я в том же стиле, без званий и прочих регалий.

— Михаил Иванович направлен к нам в качестве соискателя на должность начальника кадровой службы отдельной самоходной миномётно-артиллерийской батареи.

Это уже Евгений Миронович с пояснением выступил. Я же посмотрел на него с некоторым недовольством: как прикажете изучать личное дело человека в его присутствии? Подпёсок в ответ только пошевелил бровями, мол, я не виноват. А вот, кстати: не напоминает мне Михаил Иванович строевого офицера своей выправкой. Да, уже научился отличать. Погоны он носит привычно, но…

— Скажите, пожалуйста, Михаил Иванович, ваше звание — оно?..

— Пересчитано в соответствии с классным чином. Я чисто кабинетный работник, если вы об этом.

— Надеюсь, пересчитали без понижения?

— Да… — немного растерялся Бересклетов, или изобразил растерянность, что тоже нельзя исключать. — А почему это вас беспокоит, если не секрет?

— Во-первых, потому что обиженный начальством, или считающий себя обиженным, может начать вымещать обиду на тех, на ком может — на сослуживцах и подчинённых. Во-вторых, если человек привык носить более значимые погоны, то может возникнуть проблема с субординацией, с подчинением тому, у кого звание равное или даже более низкое, чем прежнее у переаттестованного. Мне, если честно, ни того, ни другого в моей гвардии не нужно ни в каком виде.

— Да, такое может быть. Спасибо за честность, ваше высокоблагородие. Со мной таких проблем не будет, могу обещать твёрдо.

«А ведь так и не сказал, где и кем служил до этого».

«Значит, точно — как ты там выражаешься? Контрик?»

«Он самый. Или СИБ присматривает ненавязчиво, или другая какая служба».

«Ну, и пусть присматривают, нам прятать нечего».

— Давайте без чинов, я на ступеньку старше по званию, вы — лет на пятнадцать по возрасту.

— Как скажете, Юрий Викентьевич.

Следующие десять минут «светской беседы», во время которой я пытался хоть что-то выяснить если не о послужном списке, то хотя бы о характере и привычках будущего «кадровика» (дедово словечко, тоже цепкое, как репей!) прошли впустую. Он и от вопросов не увиливал, так, чтобы это заметно было, но и ответов хоть сколько-то информационных не давал. С таким беседовать — как вьюна вилами из реки вычерпывать, безнадёжное занятие. Но и это само по себе тоже говорит о человеке. Ладно, личное дело почитать он мне не дал, тут я с дедом согласен, что не случайно господин Бересклетов именно сейчас пришёл знакомиться, значит, будем изучать его по месту службы.

— Михаил Иванович, как скоро вы могли бы приступить к исполнению своих обязанностей? Не скрою — работы много, добровольцев уже около сотни, и это только те, кого хотя бы поверхностно проверили коллеги хозяина нашего кабинета.

— Да, в принципе, хоть сегодня. Точнее, уже с завтрашнего, сегодня день уйдёт на заселение и первичное знакомство с окрестностями. У вас же, говорят, с транспортом проблем нет?

— С транспортом — нет, без него — случаются. Сегодня мы прилетели с Иваном Антоновичем вдвоём, и аппарат у меня двухместный. При этом вариант «потесниться» конструкцией не предусмотрен… У вас с собой много вещей? Семья, дети?

— С собой у меня чемодан и саквояж, общим весом около тридцати или тридцати пяти килограммов. Ещё ящик в камере хранения вокзала, его я думал отправить малой скоростью. Жена сейчас в Москве, и покидать её не собирается — во всяком случае, пока не истечёт срок аренды жилья. Дети учатся, спасибо Бересклету — смогли поступить в ВУЗы, сейчас гостят у мамы, потом перед учёбой разве что навестить заедут.

— То есть, стандартная офицерская квартира в форте типового проекта «девять-шесть» вас на данный момент устроит?

— Более чем! Там же, если не ошибаюсь, три комнаты?

— Да, но гостиная совмещена с прихожей, так что даже не знаю, как её правильно определить: как небольшую проходную комнату или как большой коридор.

— Мне подойдёт! Главное, что можно будет сделать отдельную спальню и кабинет. С давних пор не люблю спать в кабинете на диване — слишком часто приходилось делать это в молодости.

— Высоты не боитесь?

— На дирижаблях летать доводилось. Особого удовольствия не доставило, но и не сидел посреди каюты, намертво вцепившись в поручни.

— По сравнению с дирижаблем мой аппарат всё равно, что мотоцикл против конки, но в целом схема рабочая. Предлагаю сделать так: сейчас мы заедем на вокзал, вы дадите распоряжение по доставке ваших вещей в Смолевичи, откуда их заберут мои гвардейцы, всё равно им завтра на механический завод за запчастями ехать. Потом мы с вами отправимся в аэропорт, я вас отвезу по новому месту службы, где передам на попечение гвардии капитана Нюськина — командира будущей батареи. Ну, а сам вернусь сюда за господином Старокомельским. Надеюсь, ему не придётся ждать меня слишком долго.

Собственно, так и сделали. Бересклетов в кабине чувствовал себя спокойно, спокойнее, чем Иван Антонович, даже внимательно смотрел вниз и по сторонам, задавая вопросы об увиденном. Так что я даже небольшую петлю заложил, чтобы пролететь мимо всех значимых мест в округе, и отдельно нарезал пару кругов на снижении над Рысюхино. Пока вёл экскурсию, и сам проникся тем, как изменилось моё имение и его окрестности за последние пять лет. А то ли ещё будет! Даже интересно — как оно станет выглядеть лет через пятнадцать, когда мой Ромка отправится на учёбу в свою академию или университет? Не берусь загадывать — жизнь уже показала, что является полностью непредсказуемой, как в большом, так и в мелочах, чем и интересна.

Примечания

1

У Юры с учёбы засел в голове «ламинарный поток», в котором потоки в жидкости движутся параллельно, без завихрений. Но вообще-то термин восходит к латинскому «ламина» — плоскость, пластина. И лист бумаги при ламинировании превращается в тонкую и жёсткую пластину. А ещё пластинчатый доспех порой называют ламинарным.

(обратно)

2

Я предупреждал — пошлый и не совсем цензурный.

Идут по улице мама с дочкой, и тут вдруг за углом — собачки, скажем так, активно размножаются. Дочка:

— Мама! А что это собачки делают⁈

— Эээ… нуу… как тебе сказать-то… Понимаешь, собачки решили немного расслабиться…

— Ага! Я так и знала! Стоит только расслабиться — тут же вы…т!

(обратно)

3

4-фунтовая полевая пушка 1887 года нашего мира имела калибр 87 мм

(обратно)

4

Название города примерно на месте нынешнего Николаева, там, где Южный Буг превращается в Бугский лиман. Очень логичное место для города и торгово-перевалочного узла, это ещё древние греки поняли.

(обратно)

5

Автор КАТЕГОРИЧЕСКИ против употребления психоактивных веществ, кроме как по указанию лечащего врача! А вот назначенные надо принимать строго по графику.

(обратно)

6

Это должна была быть «пасхалка», но автор понял, что слишком мало будет тех, кто опознает.

(обратно)

7

В гвардейских частях корнет заменяет собой сразу весь ассортимент прапорщиков. Вообще в гвардии офицерских чинов всего пять: корнет, подпоручик, поручик, капитан и полковник. На этом лестница гвардейских званий кончается, как и в нашей истории

(обратно)

8

На латыни «грыжа» — hernia. В годы ПМВ была самым популярным способом откосить от призыва, пожалуй, во всех воюющих странах. Тогда же выражение про страдание и пошло в массы, тем более, что многие уклонисты творили как раз то, что сейчас приходит в голову, когда слышим данный фразеологизм.

(обратно)

9

Товарищами министров (и не только их) в Российской империи называли заместителей.

(обратно)

10

Канцлер Империи не должность, как многие почему-то думают, а чин первого класса по табели о рангах. В нашем мире никогда не было больше одного канцлера и двух вице-канцлеров одновременно, зато бывали периоды без канцлеров вообще. Всего канцлеров было меньше, чем царей, и все они были по должности министрами иностранных дел.

(обратно)

11

Брутто-тонна, она же регистровая тонна — это вообще не про массу. Это единица ОБЪЁМА, причём только грузового трюма, равная 100 кубическим футам, или примерно 2,83 кубометра. Причём изначально оговаривалось ещё и соотношение длин сторон условного грузового места. Ластовая тонна или ласт — это две брутто-тонны, но изначально без указания пропорций и применявшиеся преимущественно к сыпучим грузам и пиломатериалам.

(обратно)

12

Что-то вроде автобуса, но на рельсах. Или трамвай-переросток для железнодорожной колеи.

(обратно)

13

Кто не верит — смотрите исторические фотографии 1912−14 годов. И описания к ним.

(обратно)

14

Напомню на всякий случай: конвой во времена империи, это не охрана заключённых, а охрана и сопровождение царя.

(обратно)

15

Напомню: по-белорусски «лягушка» — это «жаба», а «жаба» будет «рапуха».

(обратно)

16

Фраза приписывается авторству Аль Капоне. А он был хоть и сволочью, но умной сволочью.

(обратно)

17

На всякий случай напоминаю: дед имеет полное право ошибаться и часто им пользуется. Ну, и вольности в трактовках известных ему (не полностью) фактов и событий допускает с лёгкостью необыкновенной.

(обратно)

18

Понятие «местечко» ((белор. мястэчка, польск. miasteczko, лит. miestelis, латыш. miests, укр. мiстечко, идиш שטעטל‎, букв. «городок») возникло на территории Речи Посполитой. И все населённые пункты, известные, как местечки, находятся на её исторической территории. Местечки на территории Российской империи составляли основную массу населённых пунктов, где разрешалось жить евреям, поэтому само понятие местечка часто ассоциируется с еврейством, хотя связь эта совершенно необязательная.

Ближайший аналог изначального понятия «местечко» в советской системе населённых пунктов — это посёлок городского типа. То есть, это населённый пункт, построенный по типу города, населённый не крестьянами, а преимущественно ремесленниками и торговцами, но при этом не наделённый полноценным самоуправлением по магдебургскому праву и не имел права на герб. С вхождением местечек в Российскую империю статус местечка стал означать помимо прочего ещё и то, что жители местечка считались мещанами.

О принадлежности к местечку свидетельствовала планировка населённого пункта — там всегда была торговая площадь. Возникновение местечек происходило разными путями. Некоторая их часть появилась во время строительства замков. Возникали посёлки также около монастырей, из бывших деревень, при открытии новых промыслов. Всего в Беларуси насчитывалось более трёхсот местечек.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

*** Примечания ***

Пожертвовать