Деревня Тихое. Оборотни [Моран Джурич] (fb2) читать онлайн

Деревня Тихое. Оборотни.

Глава 1. Крылья с гнилью

Санька валялся на диване и смотрел вместе с дедом кино по телевизору. Показывали старый фильм про войну, дед его сто раз уже видел, но все равно упорно смотрел от начала до конца, предварительно отметив время показа в программке. “А зори здесь тихие” рвали деду сердце, но он мужественно терпел. Иногда от нахлынувших чувств он начинал шумно прихлебывать чай из чашки, чтобы скрыть, что у него ком в горле опять стоит. Вот и сейчас дед Иван засёрбал, украдкой покосился на внука, и потер глаза. Саня сделал вид, что не заметил. Как всегда. Пошел рекламный блок, на экране кудрявый вьюнош в белом запрыгал по ступенькам, и отчаянно лажая запел про то, что у него что-то начинается. Понос у тебя начинается, лениво подумал Санька, так повизгиваешь.

— От ити его мать! Кого в телевизор теперь пускают! — заругался дед. — Голосок, как из жопы волосок - тонкий и нечистый. А туда же лезет.

— Да ладно тебе, деда, сейчас таких туда не за голос пускают.

— А за чего?

— За глубокие, луженые глотки.

— Какие еще луженые? — взъярился старик, — Вот в наше время певцы были — Муслим Магомаев, Эдуард Хиль! Да тот же Лещенко. Как запоют - душа радуется. А это что? Певец с погорелого театра.

Дед встал и пошел на кухню, долго гремел там посудой, потом вышел с кружкой от которой пахло коньяком. На вопросительный Санькин взгляд дед махнул рукой.

— Аж сердце защемило. Такую культуру просрали. … Это - для нервов.

Нервы были сиюминутно успокоены.

Теплый летний вечер заглядывал в раскрытые окна, нежно перебирал складки тонких занавесок, развешивал серебряную фольгу звездочек на бархатном синем небосклоне. Пыль на улицах приглушала шаги редких прохожих, к деревне Тихое подкрадывалась ночь.

Сане стало скучно, он вышел во двор, уставился в небо. До полнолуния еще далеко. В доме Дошкиных горел свет, тихо играла музыка. Он подумал, не пойти ли к Костику в гости, но тут в животе заурчало и голод повел его на кухню. Пока дед досматривал фильм, Санька успел пожарить картошки, пару кусков мяса, сходил с фонарем в теплицу за огурцами, нарвал на грядке душистый укроп. А после ужина и вовсе идти куда-то расхотелось. Даже домой. Позвонил матери, предупредил, что ночевать у деда будет. Дед Иван был рад компании, но через полчаса стал клевать носом, в полусне бормоча ругательства в адрес современного телевидения, Ельцина, и местных депутатов. Санька довел деда до кровати, уложил его и слушая мощный храп, сотрясающий стены старенького дома, решил, что спать пойдет в гараж.

В гараже у Сашки был рай. Когда дед отдал Дошкину “Урал”, места стало больше, и как парню рукастому ему захотелось тут все преобразить. Что он и сделал. Вынес весь хлам, годами копившимся семьей Горкиных, побелил стенки, притащил от брата Лешки почти новый диван, который Лешкина жена хотела выкинуть, собрал по соседям ненужную мебель, кое-что отреставрировал, сколотил верстак во всю стену. Шкафчики, крепления для инструмента, телек бабки Шустовой купил за копейки у наследников. Красотища!

Но, не хватало техники, которую в этом прекрасном гараже можно ремонтировать. И тогда Сашка забрал у дядьки давно стоящую у него в сарае Верховину- 4, под реставрацию. За год он прилично с ней ухайдакался, но результат его радовал. Даже краску подобрал как родную. Красный мопед стоял в углу и скромно отблескивал хромированными деталями. Пару раз он нем уже выезжал на местную дискотеку и произвел фурор. Молодые парни со знанием дела кивали головой, каждый считал своим долгом произнести : “Ретро - это круто!” и поднести мастеру стопарик самогонки. Обратно Саня ехал в таком боевом настрое, что его даже “хлопнуло” прямо в седле.

“Хлопнуло” - так Сашка назвал внезапное, незапланированное обращение. В принципе, у оборотней это заканчивалось после пубертатного периода, но все же иногда случалось, как говорил дед - от чувств-с.

Долго еще ходили по деревне слухе о собаке Баскервилей на мопеде. Глаза -во! Уши- во какие! Зубища! Потом правда все сошлись на том, что это цирковой волк сбежал. Уж очень радостно скалился. Угнал мопед, на котором медведь катался по арене. Кормили плохо в Челябинском цирке - ну и вот.

Улегшись на продавленный диван, Саня натянул одеяло до подбородка, и подбив подушку, сладко зевнул. Приятно пахло бензином, мазутом, в приоткрытую дверь со двора задувал теплый ветер, приносивший запах ночных цветов и прогретой земли.

Проснулся он от странных звуков. Как будто на чердаке гаража кто-то ходил. Нет, даже бегал, топоча маленькими ножками. Топ-топ-топ, сюда.. Топ-топ-топ, туда… Что-то шебрушало, постукивало. Саня прислушался. Домовых в их деревне сроду не бывало. Не приживались они здесь. И так всяких диковинных существ хватало. Один Костин Зайка чего стоит. “ Аааа.. вот это кто. Ах ты ж жопа мохнатая! И чего заперся-то на чердак. Там только тряпки старые и стекловата.” — парню так хотелось спать, что через секунду стало плевать на посторонние звуки.

На чердаке что-то упало. Сашка подскочил спросонья, застучал в стенку гаража.

— Зайка, сволочь! Чего там шаришься? Вот я ща кому-то окорока пообглодаю! Пшел вон!

Наверху все стихло, парень повернулся на другой бок, решив что утром сходит все же к Косте.

Нормально поспать так и не удалось. В следующий раз он проснулся от какой-то возни, доносившейся сквозь доски потолка. Он сел на диване и прислушался. Возня затихла. Зато стало слышно, как кто-то бормочет невнятно, словно жалуется, ноет. Слова было не разобрать, но голос вроде как женский. Сашке стало не по себе. Никакая женщина не могла забраться на чердак гаража незаметно. Чтобы подняться до дверки, ведущей туда, нужна длинная лестница, а она стояла за домом. Бесшумно притащить ее никто не мог.

И еще в гараже странно пахло. Гнилью и сыростью. Он потянул носом. Казалось, что запах накрывает его плотной волной, мерзостно ввинчиваясь в ноздри. Он быстро оделся и выскочил за дверь. В предрассветном сумраке дошел до дома, проверил деда - тот еще спал.

Ну что ж, придется самому лезть, подумал Сашка, взял с кухни фонарь и здоровый ножик. На всякий случай. Притащил из-за дома лестницу, приставил к лазу. Дверца была открыта. Ветер, что ли был… Не хотелось верить, что кто-то мог бесшумно, по стене гаража, залезать в это темное место на ночевку. Осторожно переступая по ступенькам, Санька долез до дверцы, осторожно заглянул. Вроде все тихо. Первые лучи рассветного солнца уже пробрались внутрь проема и ничего подозрительного не высветили. Осмелев, парень взобрался повыше и влез на чердак.

Включил фонарь. Вокруг царила разруха. Аккуратно сложенные до этого коробки с вещами были раскиданы, из них вывалились старые тулупы, ботинки, сломанные рамки от фото, все то, что деда хранил “на всякий пожарный случай”. Ржавые инструменты валялись на полу, заляпанные каким-то вонючим белым дерьмом. Саня посветил по углам и решил, что может и вправду Зайнабар тут чего-то искал. Он может и не так напакостить. Собравшись уже наружу, он вдруг заметил копошение у стены, за коробками.

— А ну выходи, срань поросячья, а то ща меня как хлопнет, я ж тебе кадык вырву! — молодой оборотень был зол, как сто чертей. Надо же, свинья какая, все раскидал, засрал, и еще прячется тут. Костя его, что ли, выгнал?

За коробкой заскреблось, зашуршало и над краем побитого молью пальто появилась детская голова. Но, какая-то странная. Маленькое, замурзанное личико с огромными глазищами, большим ртом, словно принадлежало взрослой женщине. Сашка недобрым словом помянул лилипутов, что видел в цирке, там были такие же. Дети со взрослыми лицами. Он их тогда до жути испугался.

— Ты чего здесь делаешь? — Сашка направил луч фонаря прямо в лицо незваной гостье. — Выходи, не бойся.

Из-за коробки медленно выбралось нечто.

Эта голова была присобачена на тело птицы, типа крупного индюка. Длинная голая шея плавно переходила в тушку, покрытую перьями. Переваливаясь на толстых жилистых лапах с черными когтями, оно стало подходить ближе и ближе. На голове, среди длинных запутанных волос Саня разглядел что-то похожее на венец, вросший прямо в лоб, в мясо и кости. Украшение тускло блестело золотым, цветные камешки, что были в него вставлены, местами повыпадали, но все равно было видно, что вещь очень дорогая. Глаза женщины - птицы пристально следили за руками парня.

Переведя взгляд ниже, Санька чуть рот не открыл. А ниже была грудь. Самая настоящая женская грудь. Небольшого размера, как раз чтоб уместиться на передней части этой индюшки. Легкие перышки окружали все это грязноватое великолепие, словно боа. Это птичье недоразумение подошло поближе, потряхивая “игрушечными” сиськами. Да они были как половинки крупных яблок, и парень прикидывал, поместятся они в одной его ладони или может только в двух? Эта мысль так заворожила, что он не заметил как птичка подкралась совсем близко.

— Смотри в глаза. — голос у нее был словно сотни хрустальных колокольчиков начали перезвон. Мелодичный, чарующий. — Смотри в глаза.

Сашка дернулся, быстро вскинул взгляд выше. На близком расстоянии это существо казалось еще неприятней. А уж в семье оборотней чего только не увидишь.

— Я спою тебе песню, слушай. — птица запрокинула личико, глаза ее закрылись белыми пленками вторых век.

Почувствовав, что не может двинуться с места, Саня крепче сжал рукоять ножа. Если что - будет индюшачий суп на обед. Башку куда-нибудь выкинет. Никто и не узнает, если что.

А птица начала петь. На лбу ее, перетянутом вросшим венцом, вздулись вены, на шее выпятился зоб, вибрирующий от резонанса. Никаких слов не было. Просто вселенская скорбь, темная печаль и слезы изливались из глотки этого чудного существа. Мелодия вытягивала силы, мутила разум, резала душу острыми лезвиями.

Это было мучительно и прекрасно. Сладкая боль, выворачивающая сердце наизнанку, тоска по не встреченной, но такой желанной любви, вся тщетность бытия, понимание, что жизнь его пустая и никчемная, охватили парня. Ему захотелось срочно умереть. Прямо сейчас. Потому что на той стороне его будет ждать та, кто будет любить его так сильно, как никто и никогда. Она станет смыслом его существования там, научит тайному, покажет все чудеса миров. И вот уже она тянет ему навстречу руки, зовет, надо только сделать лишь одно движение. Воткнуть в себя нож.

Подними руку, пела птица, и ты встретишь любовь всей своей жизни. Подними, воткни в сердце. Так глубоко, как ты хочешь. Наслаждайся любовью в смерти.

Саня стоял и жутко улыбался. Рука крепко сжимала нож. Вот сейчас. Так и надо, это самый лучший момент в его жизни. Самый лучший. Птица выводила рулады, словно в забвении, звала в мир, где нет боли и несчастий, где только любовь, всепоглощающая любовь. По телу пробежала дрожь, рука с зажатым ножом стала подниматься.

В проеме лаза на чердак появилась взлохмаченная голова деда Ивана.

— А ты ж епт твою мать! А ну заткнулась, мразота! — старик быстро втиснулся в дверцу и с размаха пнул голосящую птицу. Та, угрожающе заклекотав, отлетела за коробки. — Ты чего стоишь, олух, уши развесил?

Дед пнул внука под задницу. И тут все как рукой сняло. Отвесив на всякий случай еще и подзатыльник, старый оборотень стал выпихивать Саньку в дверь, придерживая того за шкирку, чтоб не упал ненароком. Парень резво стал спускаться по лестнице вниз, еще не до конца понимая, что же сейчас произошло.

Нахмурившись, дед выволок из-под груды пыльных шмоток спрятавшуюся там птицу.

— Что ж так плохо за тобой, дурой, смотрят. Убежала значит опять. От бестолочь. И пришиб бы тебя, да дедко мне запретил. — Горкин выудил из кучи хлама старый чулок, принадлежащий покойной супруге его, Зинаиде, и держа птицу за шею, стал обматывать вокруг ее головы, перевязывая рот. — Все, отпелась. Оружие всеобщего поражения, тоже мне. Посиди тут, пока не придут за тобой.

Птица захлопала крыльями, из-под них посыпались белые черви, опять невыносимо запахло гнилью. Дед Иван чихнул, и еще раз пнул существо под хвост.

— Гадюка вонючая, от принесло на наши головы. Ты ж всей деревне гнилушку наслала. — и старик, ругаясь под нос, полез к выходу, переступая раскиданный хлам. — Засрала все, тварь райская, чтоб тебя.

Дед вылез на лестницу, плотно закрыл дверцу чердака и тщательно задвинул щеколду.

В доме, на кухне, сидел Сашка и тупо смотрел в стену. Его еще не отпустило чувство, что там, после смерти, есть что-то лучшее, где-то в груди саднило, к глазам подкатывали слезы. Теперь он никогда не узнает.

Еще один дедовский подзатыльник совершенно убрал тягу к познаниям таинственного.

— Дед, что это? Я ее нашел на чердаке. Она так поет… Я аж убиться захотел.

— Вот внучок, она-то поет. А не эти, из телевизора. Она так поет, что все вокруг гниет и превращается в тлен. И если бы ты был обычным человеком, то давно бы уже мертвый был. Это Сирин, птица райская. Да как в Ирии время застыло, и боги - кто заснул, кто здесь теперь живет, так и смотреть за ними некому стало. Их же две было - Сирин и Алконост. Сирин как петь начнет - так тысячное войско может положить. Люди себя забывают, сами себя к смерти ведут. А вокруг все гнилью исходит. Болезни, мор начинается.

— А вторая? — Сашка наконец-то пришел в себя, и сидя рядом с плитой, стал таскать со сковородки остатки вчерашней жареной картошки.

— Вторая - Алконост, птица что радость поет. От Сирин отличается тем, что кроме головы женской да груди, у нее еще руки есть. И поет она так, что от радости можно с ума сойти. Но хоть гниль и болезни с собой не несет. Да тока говорят, что убили ее давно. Мол, кому такая радость нужна. Эти птицы, хоть и могут жить бесконечно долго, но на нашей земле смертны. А вот Сирин оставили, на случай нападения врагов. Как оружие массового поражения. Чего смеешься? Подзабылось, как 15 минут назад ножичком себя пырнуть хотел? А? Думал, я не видел? Охламон!

И Саньке снова прилетело по затылку. Но так уже, больше для проформы, любя.

— И откуда она у нас-то взялась? — парень потер затылок.

— А вот я тебе сейчас расскажу. Далеко от нас, в глухой тайге есть маленькая деревушка Гнездовье. Нет туда дорог, и дойти туда может не всякий. Один раз я там был, в 1953 году. Еще мой отец был жив. Дней пять туда шли, от сторожки за Харлушами уже волками пробирались. Живет там древнее племя крылатых людей. Мало их осталось. Уже тогда молодые резали себе крылья, да уходили в большие города.

— Че, прям как ангелы? — Сашка слушал и дивился. Хотя, чего такого. У кого-то крылья, а у кого-то хвост и шерсть лезет, прям по лунному календарю.

— Ну, когда их было больше на земле, люди так и думали. Хотя, характер у народа этого скверный, обычаи и мораль совсем другая. Они больше хищную птицу напоминают, чем человека. Ну так вот. И есть у них испокон веков обет, данный старым богам - охранять райских птиц. Да вот время только идет быстро, не могут они всех сохранить. Феникс еще при Святославе Мудром истреблен был. Хотя вроде бы - такая птица, что из пепла возрождается. Ан нет. Нашлись хитрые людишки. Гамаюн - тоже говорят, где-то сгинула. Ходили слухи, что сидит в заточении, до сих пор советы власть предержащим дает, ибо знает она все на свете. Да вот видать врет отчаянно, затуркали они ее. Иначе как объяснить то, что в мире нашем происходит?

— Да им там попугаи советы дают, дед. Вот и все объяснение. Давай дальше уже.

— Вота, а в деревеньке той, посреди стоит столб железный, а на нем сидит птица Сирин. Прикована она к столбу, и рот у нее сосновым варом заклеен. Пока батя ходил к старосте деревни на переговоры, я там под столбом ошивался. Смотрел на диковину. Так эта курица мне прям на лоб сиранула. И насыпала с крыльев на меня опарышей своих. Специально, ты понимашь? — дед Иван возмущенно стукнул ладонью о стол.

Санька хихикнул, представив деда в белых вонючих ляпках. Но, увидев грозный взгляд и вознесшуюся для очередного подзатыльника жилистую руку, быстро принял серьезный вид. Однако, сам по этому дерьму ходил.

— А чего это вы, деда, там вообще за переговоры вели? — вопрос должен был отвлечь старика от неприятных воспоминаний.

— Да чего.. Хотели помощью крылатых заручиться. В те годы-то повылазило нечисти всякой, злобной, древней, нам не понятной. У нас тут шастало всякого - ого-го.

— И что, получилось?

— Ага. Послали они нас. Мол, у них свое предназначение, у нас свое. Они птицу стерегут, а вы сами по себе справляйтесь. Она же у них сбегала уже, во время войны. Еле нашли и вернули.

— А как теперь ее вернуть?

— Да как… — дед почесал макушку. — Если сами за ней не придут, то придется прибить. Будем ждать пару дней, больше нельзя - иначе погниет все в округе. У крылатых-то там столб на котором она сидит заговоренный, не может Сирин им навредить. А нам - может. Хоть и не со зла. Тупая она, мозгов там-канарейке на хер не намажешь. И, давай завтракать.

Саня встал и открыл холодильник. Все продукты в нем были покрыты плесенью, овощи почернели, колбаса воняла аж сквозь пакет. Вот тебе и ночная гостья. Сгнило все. А если такая задержится хоть на пару недель, в округе начнется голод. Надо скорей ее спровадить. Жаль что с крылатыми связи нет.

— Ты, внук, сбегай-ка к матери, дом ваш дальше, может туда ее песня не достала. Возьми чего, хлеба там, яйца. Ох ты ж, Костик-то! — дед всплеснул руками, — Костя -то рядом. Ты давай, домой, а я к Дошкиным. Проверю, как он там.

Дед Иван толкнул незапертую дверь и вошел в дом соседа. Было тихо. Горкин подумал что все, может парня и нет уже. Не уберег. Забыл. Дрожащей рукой он толкнул дверь из сеней в комнату.

Спиной к нему сидел Костя, в трусах, майке и наушниках, ожесточенно кряхтя и щелкая мышкой от ноутбука. Дошкин рубился онлайн в Баттлфилд.

— Костя, — дед облегченно выдохнул, — Костя! Да что ж такое-то!

Живительный подзатыльник заставил Дошкина резво обернуться, сверкнув красными, как у кролика, глазами.

— Дед Вань, вы чего? — Костик стянул наушники.

— Да зову тебя, зову…

— Так я же не слышу. — Дошкин ткнул пальцем в экран. — Играю! Что хотели-то?

— Да ничего, внучек, ничего. Играйся. — Горкин погладил Костика по голове,словно хотел убедиться что тот действительно живой. — А ты чего, не спал еще - глаза краснющие? Ну-ка, пошел в кровать.

Дед выволок парня из-за стола, довел до кровати, несмотря на протесты, подоткнул одеяло со всех сторон, и ласково глядя на засыпающего Костика сказал:

— Ты... это, к холодильнику потом не ходи. Нечего тебе там делать.

— Голодом заморить решили, да? — пробормотал сквозь сон Дошкин.

— Ага, — радостно подхватил дед Иван. — Жрать тебе ничего не дам.

Погладил почти родного внука по голове, и пошел в свой двор.

По пути к матери Саня проходил мимо дома ведьмы и видел чудесное. Толпа местных баб под предводительством Машки Косой устроила перед маленьким заборчиком митинг.

— Танька, курва, выходь! — орали бабы и трясли в воздухе прихваченными с собой вилами. — Это все твои чары! У нас все молоко скисло, утреннее! Хлеб погнил!

Женщины орали и толкались, кто-то бросил тухлое яйцо в окно беленького дома.

Татьяна стояла на крыльце и орала в ответ, что это не она, дуры вы. У нее тоже все погнило. Бабы не унимались. Санька резвым кабанчиком пробежал мимо сборища, желая проскочить незамеченным. Но, ведьма его увидела.

— Крылья летят за гнилью! — крикнула она, — Слыхал, Горкин? Скажи деду, что я позвала их.

Сашка ничего не понял. Добежав до родительского дома, он обнаружил пустой холодильник. Видимо, дома была та же история. Только мать, уходя на работу, успела все выкинуть. Он понесся в магазин, к Ирке, но там было закрыто. Видимо, товар весь тоже испортился, торговать было нечем. Еще пара дней и за еду начнутся драки.

Вернувшись к деду он застал его в саду. На кустах смородины в паутинных коконах ворочались жирные гусеницы. До вечера они вместе опрыскивали кусты в надежде спасти хоть часть урожая. Потом таскали картошку из погреба, тоже все на выброс. Есть хотелось, но кроме воды ничего не было, и та на вкус как тухлая. В животе урчало, Санька злился все больше. Дед завел рассказ про войну, как голодно было, да внук его оборвал, отметив, что в лесу завсегда мясо бегает. Так что - не надо тут.

— Если до завтра никто за Сирин не придет - сверну ей башку. И на охоту пойдем. — старый Горкин слов на ветер не бросал..

К ночи ближе Сашка вспомнил, что в кладовке есть тушенка и еще какие-то консервы. Откупорив банки, наскоро поужинали и легли спать, пока опять есть не захотелось.

Дед храпел, Саня пялился в потолок. Идти спать в гараж вообще не вариант, домой тоже не хочется. Внезапно в крышу дома что-то бухнуло, как будто сверху упало тяжелое. По шиферу заскребло. Старый оборотень затих.

— Саня, слыхал? Чой-та? Вроде нам на крышу кто прыгнул. — дед завозился в постели, встал, и нашарив тапочки, пошел в сени. Внук тоже быстро впрыгнул в шорты и выскочил за ним. Щелкнул выключатель, во дворе загорелся фонарь. На крыше дома сидел человек. За спиной его были видны большие серые крылья, в свете фонаря отблескивающие серебром.

— Дедко прилетел! — старый Горкин приветственно махнул рукой человеку на крыше. — Спускайся к нам, уважаемый.

Захлопали огромные крылья, и рядом с открывшим рот Саней приземлился очень худой, жилистый старик с круглыми, почти совиными глазами. Волосы его, убранные в косу и длинная борода были белее снега. Одежда из кожи явно сшитая вручную, на широком поясе какие-то сумочки, мешочки. Но больше всего парня поразили крылья. До сих пор он думал, что ангелы - это выдумка, а здесь перед ним стоит человек, который прилетел. Как птица прилетел. Пока

Сашка разглядывал гостя, дед успел переговорить с ним, пожелать здравия всей родне крылатого, поругаться и помириться.

— И как же ваши ее стерегут? — распинался дед, — На сиськи поди пялятся до одурения? Как смогла птица прикованная улететь?

— Да некому уже пялится-то. Осталось нас всего семеро, старики одни. А там видать кольцо на лапе-то ржой пошло, рассыпалось. Ковали когда - веков пять назад. Вот она и вырвалась. Уж простите нас, недоглядели.

— Забирай эту срань побыстрее, а то у нас весь урожай коту под хвост пойдет.

Доставать с чердака птицу Сирин полезли вдвоем — дед и внук. Пока ловили, извалялись оба в стекловате да пыли. Дед все тапки в дерьме вонючем извозюкал. Птица била крылом, наскакивала сверху, пытаясь расцарапать лицо. Саня успел схватить ее, прихватить руками крылья. Выяснилось, что чулок, которым завязали рот, Сирин почти перегрызла.

— Погодь. — дед стал рыться в старых вещах, раскиданных по всему чердаку. В одной из коробок он откопал белый сатиновый лифчик размера шестого. — Зина, прости, но подарю другой.

Если бы покойная Зинаида Андреевна видела — кому, скорей всего, она бы не возражала.

Горкин нацепил бюстгальтер на Сирин, прижав той крылья, и завязал на спине узлом. В одной из чашечек могла поместится голова птицы целиком, но дед тут райской птице не примерочную в “Викториас Сикрет” устраивал, а руководствовался сугубо практическими соображениями.

— От теперь красота. И брыкаться не будешь, и тепло будет. Да и скромнее надо быть.

Сирин прожигала старика ненавидящим взглядом, грызя чулок. Саня зажал подмышкой райское существо, мотающее головой и стал осторожно спускаться по лестнице.

Крылатый бережно принял птицу на руки и стал успокаивающе гладить ее по голове.

— Пять минут подождите еще, — Сашка метнулся в гараж, вспомнив, что там валяется одна вещь, которая ему не нужна, а вот для птички может пригодиться.

Горкины смотрели, как тяжело взлетает крылатый человек, придерживая руками привязанную к его груди сказочную птицу. Сирин была крепко зафиксирована белым бронелифчиком, чашки которого могли вместить по небольшому арбузу, а рот ее был надежно заткнут красным шариком, крепящимся на толстых кожаных ремешках, застегивающихся на затылке. Облегченно проводив взглядом удаляющуюся фигурку в ночном небе,они пошли в дом.

— И откуда ж, внучок, стесняюсь я спросить, у тебя такая полезная штучка взялась, а? — ехидно улыбаясь спросил дед.

Уши у Сашки покраснели.

— Да это я… на алиэкспрессе ремешок для часов заказывал, а там перепутали что-то. Не то положили.

— Ага.. Ага.. ну, бывает, чего ж. А теперь спать давай, Казанова.

Саня пытался еще что-то возразить, но сон закрыл ему рот.

Теплый ветер принес с улицы запах цветов, свежескошенной травы и чуууть-чуть запах птичьего дерьма.

На ночном небе мерцали серебряные звезды, в деревне Тихое царил покой и порядок, принятый испокон времен.

Продолжение следует.

Комментируйте историю, ставьте лайки, и подписывайтесь. Буду очень благодарна)

Глава 2 Красные бусы.

Конец августа в деревне Тихое выдался прохладным и солнечным. Лес потихоньку желтел и краснел, и только вековые ели, усеивающие сопки возле ущелья, темнели вечнозеленым. Школьники, с лицами великомучеников собирали свои портфели, готовясь к новому учебному году.

Был самый разгар сезона “тихой охоты”.

Грибов собрали - немерено. Мать замучилась их мыть, резать, солить и закручивать. Сашке выпала нудная работа - нанизывать кусочки даров леса на суровую нитку, для сушки. Дед тоже помогал, но больше словами и советами как надо, чтобы было лучше. Он так виртуозно отлынивал от обработки того, что насобирал, что внук прям диву давался.

— Пап, я тут белых отобрала, вон в тазике лежат. Порежь, пожалуйста. А Санька их потом нанижет. — мать заливала маринад в трехлитровые банки и ей было не видно, как дед, сидящий на стуле, притих, скосил глаза к выходу из кухни.

— Так эта.. Я чего хотел сказать-то, доча, да забыл совсем! Мне ж до дома надо, срочно. Таблетки принять.

— Какие таблетки? ...Папа?

— От давления. — и дед исчез за дверью.

Сашка потер переносицу. Вот старый симулянт. Таблеток в дедовом доме отродясь не бывало. Как и давления. А если и болело что, лечился он исключительно травами и заговорами. Благо, лепший друг его, дед Дошкин, отличным ведуном был.

Так что в лес по грибы-ягоды дед Иван ходить любил, а вот заготавливать их - не очень.

На следующий день дед нарисовался на кухне прямо с утра. В брезентухе, болотных сапогах и с двумя корзинами. Сашка с матерью как раз завтракали, отец уже уехал на работу, решив на выходных подшабашить.

— О, папа! Опять за грибами? Порезать вчерашние не хочешь? Я тебе оставила. — мать была полна ехидства.

— Тьфу ты, доча, какие грибы, клюква пошла! Санька, собирайся. Пойдем в одно место, я тебя туда еще не водил. Там клюквы - во! Как ковром все устилает.

Внук мысленно застонал. Да что ж это такое, покоя нет. Сашка трудился в отцовой шиномонтажке от зари до зари и воскресенье был его законный выходной. Очень хотелось поваляться перед телеком, сходить вечером к Костику на пару баночек пивка, и погонять в ФИФА на стареньком Xbox. Переться в места, где волки срать бояться, но, по словам деда, растет клюква прям ковром, ему не хотелось.

— Дед. Я не хочу. Устал. Мы вчера и так до ночи грибы перебирали, закатывали и на сушку готовили. А ты не помог даже.

— Как это не помог? — обиделся старый оборотень, — Я собирал. Нормальное разделение труда. Зимой-то как есть их приятно будет. С картошечкой жареной да мясом, а?

Аргументов для отказа у Сашки больше не нашлось.

— Ладно. Только садись, поешь. Пока соберусь…

Мать тут же зазвенела крышками сковородок, накладывая на тарелку омлет с луком и грузди в сметане. Дед повел носом над едой и довольно зажмурился.

— А пахнет-то как хорошо. Как-будто мать твоя готовила.

Женщина чмокнула старика в седую макушку и вышла, пожелав приятного аппетита.

Момент выхода из дома Сашка оттягивал как мог. Долго искал сапоги-заброды, старую куртку, что висела на крюке в прихожей, не мог найти минут пятнадцать, потом подзаряжал телефон - на всякий случай. Еще репеллент, тоже пригодится. Дед стал ругаться. К лесу добрались около часу дня. Сначала они шли по тропинке, потом свернули на запад, удаляясь от сопок все дальше и дальше. По дороге им попадались белые грибы, некрупные, на толстых ножках, но дед их мужественно игнорировал. Он пёр по мелколесью как лось, ориентируясь по своим приметам и интуиции, цепляясь корзиной за кустарник и разглагольствуя о том, что лес - наш дом родной, клюква - оченно полезная ягода, а Санька - лентяй молодой, жизни не нюхавший, деда мудрого не слушающий.

Внук и вправду его не слушал, заткнув себе уши наушниками и ориентируясь на мелькающую между деревьев дедову спину в брезентовой куртке. Через пару часов надоело и идти, и слушать музыку. Свернув наушники, Сашка застал отрывок монолога:

— ...а вот в пятидесятых здесь сбежавших зеков нашли. У двоих головы отрублены, один на дереве сидел, высоко, умер да так и присох там, на ветке, а еще одного так и не нашли. Болото рядом, да пройти его трудно. Мож и выжил, все ж топор у него, видать, был. С лесоповала бежали.

— Дед, я устал уже. Долго еще?

— Да почти пришли уже.

Через полтора часа, действительно, пришли. Лес стал редеть, некрупные корявые березки окружали большую поляну, покрытую зеленым мхом, утыканную кустиками голубики. Красные ягоды клюквы усеивали кочки словно бисер, рассыпавшийся с небес. Дед выломал две длинные палки - слеги из сушняка. Одну вручил Сане, вторую взял сам.

— Так. Идти строго за мной, след в след. Не падать. Если провалился - цепляйся за слегу, не барахтайся. Здесь вроде нормально, мох нас выдержит.

Отвернули голенища сапогов, пристегнув их к поясу, и, осторожно ступая, стали перебираться от кочки к кочке, собирая будущее варенье, морс и другие вкусные вещи. Увлекшись, Санька стал отходить от деда, прощупывая слегой топь. Через полкорзины он заметил, что солнце стало клониться к закату, уже висело за макушками деревьев.

— Деда, че, может домой пойдем? Солнце садится и мошка заела. — крикнул он стоящему кверху воронкой старику.

Тот забурчал, что еще можно, чего бояться, тут еще клюквы полно, надо добрать. И вообще нам, Горкиным, не пристало захода солнца в лесу бояться. Сашка вздохнул. Спорить было бесполезно. Да вроде и можно еще пособирать.

Стало смеркаться. Дед монотонно бухтел где-то неподалеку, внук, проваливаясь в болото, постепенно зеленел от ряски и усталости. Корзина наполнялась и уже оттягивала руку. В очередной раз подняв голову, он встретился взглядом с девушкой, сидевшей на большой кочке у скрюченного ствола карликовой березки. Девица была легко, не по погоде одета в выцветший сарафан на голое тело, длинные рыжие волосы заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо на грудь. А вот с грудью у нее как-то не сложилось. Плосковата, отметил про себя Сашка, и продолжил молчать, нагло разглядывая невесть откуда взявшуюся девушку.

— Глаза не сломай. — кокетливо повела плечами рыжая. — Чего уставился?

— Ты чего тут делаешь? Заблудилась?

— Да чего ж, заплутать здесь легко. Только вот я тут бусы себе делаю. Смотри, как красиво вышло. — она подняла с подола платья, прикрывающего ноги, гибкий березовый прутик, на который были нанизаны крупные ягоды клюквы и приложила к своей шее. Красные “бусины” на белой до синевы коже смотрелись очень ярко.

— У тебя ниточки нет? На ниточке было бы лучше. И иголочка еще мне нужна.

Сане захотелось немедленно помочь девушке. Ведь нитка с иголкой - это так просто. Он принесет. Она, бедная, сидит тут, мерзнет. Бусы из клюквы делает, надо ей настоящие подарить. Зеленые глазища красавицы так и заглядывали в душу, милые веснушки на носике кнопочкой, ямочки на щеках, и губки такие сочные, так бы и укусил.

Девица встала и призывно махнула рукой.

— Пойдем, я тебе покажу, что у меня есть. — она ласково улыбалась, тянула к нему руку, словно прося подойти ближе. — Пойдем. Я хочу подарить тебе что-то. Ты такой красивый. Иди ко мне.

“ Иди ко мне.. Иди... “ — эхом отдалось в голове.

Парень завороженно следил за плавными движениями ее рук, манящими, зовущими к себе. Поставил корзину на высокую сухую кочку, и забыв про торчащую рядом слегу, пошел к девушке, на втором шагу провалившись в трясину по пояс. Зашлепал по ряске руками, задергал ногами, пытаясь выбраться, но в сапоги уже набралась вода, они пудовыми гирями потащили вниз, болото зачавкало, запузырилось, затягивая человека все глубже и глубже.

Сашка испуганно оглядывался. Никакой девушки поблизости и дед где-то далеко. Слега торчит рядом, но не дотянуться. Попробовал зацепиться за кусты травы на кочках, но она легко вырывалась из зыбкой почвы, вниз тянуло все быстрее, вода уже до подмышек. За ноги снизу кто-то дернул. Потом еще раз. Захлебываясь от ужаса, молотя по бурой воде руками в попытке вылезти на твердую почву, парень заорал.

— Дееед! Деда! Помоги!

Сзади послышалась ругань и чавканье под ногами.

— Вот же дурень, говорил же без слеги не ходить, идти за мной. Ты какого хрена тут делаешь?

Старый оборотень добрался до торчавшей неподалеку слеги, кинул Саньке так чтоб поперек легла. Протянул свою, и парень схватился за нее руками. Снизу опять дернули за ноги, кто-то вцепился в лодыжки, тянул вниз все сильнее и сильнее.

— Сапоги! Отстегни сапоги! — заорал старик.

Дед тянул изо всех сил, наконец-то Сашка навалился грудью на слегу, лежавшую поперек кочек, уцепился одной рукой за нее, и еле держась, умудрился отстегнуть шлейки сапог. Тут же резиновые гири слетели с ног и кто-то уволок их вглубь трясины. Дрожащий мокрый парень выбрался на сухое твердое место и сел, хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось. Еще немного и конец пришел бы.

Рядом присел дед, и немного помолчав, влепил Саньке звонкий подзатыльник.

— Ты что ж дурень такой? Почему не следил куда ступаешь?

— Деда, не ругайся. Я там девушку увидел, вон там сидела. Она хотела что-то показать или подарить, я не очень понял. Нитки еще просила, для бус. Я ей помочь хотел. ...Почему-то.

До Сашки стала доходить абсурдность ситуации. Ну откуда здесь девица в сарафане возьмется, посреди болота? Может болотного газа надышался, глюк это был?

Но дед сидел, нахмурившись. И даже не сказал, что внук у него дурак, о бабах только и думает.

— Пойдем-ка, внук, к лесу ближе. Там костерок разведем, обсохнешь немного. Да я тебе кой-чего расскажу. А то скоро темно уже совсем станет.

Расположившись у кромки леса, Горкины развели огонь. Небольшой костер уютно потрескивал, согревал тело и душу. Еловый лапник, на котором они сидели, неприятно покалывал голую Сашкину задницу. Одежда сушилась, насаженная на палки, исходила парком. Лес стал черным, на небо, чуть подсвеченное спрятавшимся за горизонт солнцем, взобрался молодой месяц. Дед достал из рюкзака бутерброды и термос, молча перекусили.

— Дак чего, дед, сапог нет, в носках по лесу не побегаешь, может перекинуться , да волком домой? И телефон утоп, как теперь матери сообщить, что в порядке мы? Чего делать-то?

— Еще чего. Если одежку и рюкзак на себя можно увязать, то как сапоги мои нести? Может ты в пасти потащишь, умник? И клюкву жалко оставлять.

Где-то на болоте жутко застонала выпь. Сашка дернулся, и глянув на деда заметил, что тот внимательно следит за трясиной. Над черной топью тут и там вспыхивали и гасли огоньки, как будто кто-то зажигал поминальные свечи. Белые, зеленоватые, они плыли над болотом, невысоко паря в воздухе. Одни гасли, другие загорались, перемещались над темной поверхностью, подсвечивая искореженные силуэты сгнивших деревьев.

— От сука, блудички зажигает. — дед вытряхнул чашку термоса и поставил ее у ног. — Ты же знаешь, кого видел, да?

Сашка поежился, сидеть в одной дедовой куртке было холодно. Подгреб лапника под себя побольше.

— Ну, теперь-то думаю, может то русалка какая была?

— Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? Тебе лет десять было, про всю нечисть в округе тебе рассказал! Или ты тупой? Запомнить не можешь? Болотница это была.

Сашка удивленно вскинул брови - нихрена он не помнил, тогда его больше интересовало, даст дед после “оборота” в волка самому зайца поймать или нет. Все лекции о населении ближних лесов как-то прошли мимо.

— Это хозяйка болота. Видишь блуждающие огни? Она их зажигает, приманивает заплутавших. Иногда это девушки, которые тут нечаянно утонули, или их нечистый дух сюда заманил. А бывает что она сама по себе появляется, злобная сущность, что ждет жертву. Как девка красивая выглядит, да только стоит на нее боковым зрением взглянуть - тут вся суть ее и откроется. Ноги у нее, как у утки, с перепонками и когтями, кожа белесая, прозрачная, глаза как у жабы и рот как у сома. Обещает подарки, плачет горько, ты помогать побежишь, да тут и сдох. Утянет в трясину, тока пузыри и пойдут. Понял теперь?

— А она красивая такая была, дед. Ямочки на щеках… — звонко треснуло в затылке от очередной оплеухи, и сразу расхотелось рассказывать о красотах болотницы.

— Идиот. О, смотри-ка,не иначе твоя ковыляет.

От болота прямиком к костру двигалась маленькая фигурка. Вот уже видно, как бледное личико маячит над низкими кустами травы, раскачивается, словно переваливается с ноги на ногу. Застыла не доходя до освещенного места, издалека только глаза красным отсвечивают.

— Ну, чего надо? — крикнул дед.

Болотница придвинулась на два шажка ближе.

— А и чего наааадо, да что бедной сироте нааадо, — тоненьким, детским голоском заныла она, — помогите, люди добрые, голодная, холодная, всеми забытая. Ох, горе-горюшко, матушка померла, батюшка в болото завел да тут и оставил. Помогите, домой отведите.

— Ты давай тут, не жалоби. Знаю я, где твой дом. Пошла в болото!

Белое лицо, еле различимое в отсветах костра, вдруг искривилось, распахнулся черный огромный рот, существо басовито загудело, звук становился все выше, и вот оно уже вопит так, что уши режет, трава пригинается, словно ветром. Заскрипели, зашумели деревья, на болоте заухало, захлопали крыльями ночные птицы, взвиваясь ввысь. Сашку продрала дрожь, мурашки табуном промчались по спине. В мозгу вспыхнула ярким светом табличка “Оборона!”, парень вскочил, сбросил куртку и пошел в “оборот”. Губы и нос вытянулись и почернели, шерсть полезла из гладкой кожи, руки укорачивались, уши удлиннялись. Опустившись на четыре лапы молодой оборотень взвыл и кинулся к орущей белой фигуре. Но та взмахнула рукой и волк кубарем откатился назад. От обиды зарычал, снова прыгнул. И так же отбило, словно тугим потоком ветра снесло. Рот закрылся. И опять тишина, только костер потрескивает.

— Уходите. — зашипела болотница.

— Сапоги отдай, дура! — Санька был в ярости. — Как я уйду, в носках?!

— Уйдешь как пришел. И весело помашешь мне рукой.

Перед волком снова стояла рыжеволосая девушка с ласковой улыбкой. Вот только она теперь ему не нравилась. Совсем. После того, как разглядишь такую сущность в даме, то уже и милые улыбки не помогут. Тут с лапника поднялся дед Иван.

— А может поменяемся, а, красавица? Ты нам сапоги, что в твоем болоте утопли, а мы тебе одну вещь дадим. Очень нужную. Тебе такую еще лет сто никто не даст.

Девица потопталась и сделала еще шаг вперед. В прорехе старого разодранного платья стали видны ее короткие толстые ноги с утиными лапами.

— А чего дашь, старый? — блеснули интересом зеленые глаза.

— Смотри, чего.

Дед вытащил из кармана рюкзака большую катушку суровых ниток. Санькина мать просила принести, чтоб грибы нанизывать для сушки, да дед забыл выложить. А тут вспомнил, что болотницы уж очень охочи до всякого текстиля и ниток. Тоже ведь женщины, как-никак.

— Ниточки? Для бусиков? — восторженно взвизгнула хозяйка болота.

— Для бусиков. — дед отвернулся и сплюнул через плечо. — Тьфу ты, и эта туда же.

Болотница обернулась и закричала что-то в сторону болота. Из недр трясины раздался обреченный гулкий стон. Потом из топи выползло нечто, больше похожее на большой ком грязи, облепленный мхом и ряской, выплюнуло откуда-то из недр своих Санькины сапоги и еще что-то, опутанное водорослями.

— Давай ниточки! — болотница вытянула полупрозрачную, белесую руку, раскрыв ладонь. Между пальцев натянулись перепонки.

Старый оборотень бросил ей нитки, та ловко поймала катушку и радостно вереща, поковыляла в темноту. Блуждающие огни на болоте стали перелетать ближе к хозяйке, видимо, чтоб она лучше рассмотрела свой подарок.

Сашка облегченно вздохнул, перекинулся обратно. Подобрал сапоги и пнул то, что досталось в довесок по такому шикарному обмену. Какая-то деревяшка, что ли. Подобрал и ее.

Вылил из сапог воду, насадил на палки, чтоб немного просохли. Пока возился, услышал как за спиной озадаченно хмыкает дед. Обернувшись, он увидел, что дед держит в руках человеческую руку, крепко сжимающую топор. Рука, отломаная у предплечья, была коричневой, уже мумифицировалась, но очень хорошо сохранилась. Даже складки ткани на рукаве. На коричневой коже пальцев проступали темные пятна, похожие на татуированные перстни. Лезвие было покрыто ржавчиной, но если почистить, то может вполне еще послужить. На топорище были вырезаны буквы ИК -23/5, и еще что-то затертое от прикосновения рук.

— Ого, ничего себе! Значит тот зек в гости к нашей рыжуле угодил. На вечное поселение. Дед, ты чего делаешь? Выкинь это!

Старик сноровисто отломал пальцы покойного от топорища и выкинул руку в кусты.

— И топор выкини.

— Не, топор себе оставлю. Такая вещь… Памятная. Когда еще такой подарок от хозяйки болота получишь - жизнь и руку мертвеца. С топором.

— Так и рукутогда забирай, — Санька подпрыгивал на месте, пытаясь попасть ногой в штанину, — это ж такой сувенир. Приколотишь в сенях, будешь шапку на нее вешать.

— Поговори еще… Оделся, собрался? Взял корзину и пошли.

Затушив костер, оборотни растворились в темном лесу. Чтобы дойти до дома ногами - ночь не помеха. Помехой была дедовская хозяйственность.

В предрассветных сумерках по деревне крались двое - дед и внук Горкины. Перед деревней договорились тихо пройти, не разбудив соседских собак - те подняли бы лай, они разбудили бы хозяев и возник бы тогда резонный вопрос - какого черта этих двоих тут носит посреди ночи? И так слухов полно, множить их незачем.

Дед крался, бухая резиновыми сапогами о пыльную дорогу и бухтя про то, что японские ниндзя просто дети по сравнению с ним в искусстве бесшумности. Сашка загребал ногами гравий на обочине, смачно чавкая мокрыми стельками в забродах.

Собаки безмолвствовали. Видимо, из солидарности с ночными гуляками, а может были поражены такой тактикой скрытного передвижения. Дед склонялся ко второй версии.

Решив не будить мать с отцом, Сашка пошел спать к деду. Едва зайдя в дом, он сбросил вонючие влажные шмотки и упал на диван. Дед Иван успел разуться, повесить куртку на вешалку и, сидя на кровати, стянуть штаны. Сон одолел его в секунду, и вот уже дом подрагивает от мощных раскатов храпа обоих конспираторов. Две полные корзины с “оченно полезной” ягодой клюквой, будь она неладна, стояли в коридоре.

Памятный тяжелый трофейный топор дед выкинул где-то в лесу, тайком.

… В розовых рассветных лучах, посреди топи, на большой кочке покрытой влажным мягким мхом, сидела страшненькая болотница. Сосредоточенно выпучив и без того большие жабьи глаза, растянув в улыбке сомовий рот, она увлеченно нанизывала алые ягоды на суровую нитку, орудуя длинной ржавой иглой. Иголку ей подарили лет 50 назад, а вот ниток очень давно не было. Довольная хозяйка топи закончила третью низку, завязала узелок. Надела красные бусы в три ряда и радостно засмеялась.

— Ух-уху-ху-ху! — гулко разнеслось над болотом. Лягушки испуганно попрыгали в воду, мелкие птички в ужасе вспорхнули с веток.

Ну, а что еще женщине для счастья надо? Свой дом и бусики.

Глава 3 Заброшенный рудник.

Сентябрь приволок за собой унылые дожди, густой туман ворочался между сопок, словно кот, пытающийся устроиться поуютней на колючих макушках сосен. В деревне Тихое наступил сезон мокрых лавочек, старшее поколение прилипло к телевизорам, наблюдая чужую жизнь в очень правдивых сериалах. В садах терпко пахло осенними кострами из палых листьев и прелыми яблоками.

Сашка возился в дедовом гараже, получив двухдневный отпуск - отец уехал за запчастями. Оставить шиномонтажку на молодого охламона, как он выразился, не рискнул. Да и не сильно-то хотелось. В гараже ждал своего часа древний велосипед “Спутник”, который парень откопал в сарае дома покойной почтальонши Девяткиной. Дом ее стоял много лет заброшенный и сарай практически развалился. Саня спас из него, что мог.

Снимать старую краску с рамы шкуркой было мучительно больно и долго. Руки гудели, но результат радовал. Отец должен был привезти заказанные новые колеса, звездочки, каретку и прочие нужные для восстановления детали.

В гараж влетел брат Лешка и тыкая в лицо Сане какими-то тетрадками стал загадочно улыбаться.

— Ты дурак, что ли? — задал резонный вопрос парень.

Лешка, с таинственным видом медленно прошелся по гаражу, и еще раз ткнув в Саню стопкой тетрадок в кожаной обложке, оперся задницей на верстак.

— Я тут такую вещь откопал! Там такое… — брат потряс тетрадями в воздухе, — короче, нам нужно в дальнее ущелье сходить.

— Ты нормальный вообще? Нахера тебе в ущелье?

— Не мне, а нам. Там клад. Сокровища, понимаешь?

— Леша, иди домой. Тебе плохо. Или я сейчас деда позову. — Саня повысил голос.

— Короче. Мы вчера с пацанами в ДК разбирали кладовку. Ну, в нее давно еще экспозицию минералов сложили и всякие “народные промыслы” из местного музея. Так вот. Я там нарыл дневники учителя географии, который еще мать учил, Карцева Валентина Степановича. Он в музее выставку минералов делал и был смотрителем. В ДК у него своя комнатка была, видимо оттуда , после его смерти, все бумаги перенесли в кладовую. И знаешь, что там прочел?

— Я тревожусь о твоем душевном здоровье все больше и больше. Откуда мне знать, что ты там прочел? Я мысли, по-твоему, читаю?

— Ну дак слушай, — не обращая внимания на язвительный тон, Лешка продолжил. — Этот мужик до школы в геологоразведке работал, с дедом Костика Дошкина. Так вот, пишет он, что ходили они в окрестных лесах и нашли заброшенный старый рудник, их тут вообще как говна за баней, но этот был никем еще не исследован. То ли еще с демидовских времен, то ли еще раньше разработка была. И есть там штольня, что идет вниз, порода там крепкая, даже балки - крепы не обвалились. Карцев дошел до конца штрека и обнаружил, что одна из стенок обвалилась, открыв проход в подземную пещеру, состоящую из нескольких камер. В ближней он нашел керамические сосуды, украшенные странным орнаментом, в дальней части пещеры отковырял металлическую вещь, которая была вставлена в нишу, вырезанную в камне. В общем, он нашел там что-то важное. Давай, сходим туда. Координаты есть.

Сашка сложил руки на груди.

— Ты знаешь, я еще помню, как ты меня в детстве водил клад Тутанхамона искать в нашем ущелье. Больше я на такое не поведусь!

Когда Саньке было двенадцать, к ним на лето приехали родственники из Архангельской области. Двоюродные дядька с теткой и их двое сыновей - Мишка и Ромка Ивлевы. Были они старше Сани, но чуть младше Лехи. А Лешке тогда только исполнилось пятнадцать. Тогда-то Сашка и заработал обидное прозвище “Скуби Ду”.

Ивлевы сразу стали хвастаться, какие у них дома леса, да места интересные, что живых русалок видели и одна из них Ромку даже поцеловала, прям по настоящему.

И чудеса у них там всякие, и чуть ли они к самому Велесу на службу уже приписаны. Только подрастут маленько.

Братьев Горкиных, конечно, это задело. Получалось, что они, серые, и похвастать ничем не могут. Рассказ как зайцев в поле ловить родственников не впечатлил.

И тогда Лешка сказал :

— А у нас тут клад Тутанхамона зарыт! Его археологи украли из Египта и сюда привезли. Прям в золотом саркофаге и зарыли, здесь, неподалеку. И я знаю, где.

— Ой, да че ты вреешь. — скривился Мишка. — Откуда тебе знать такое? Брехун.

— Ага. У меня карта есть. Я ее в лесу, в сумке-планшете, на чьем-то скелете нашел, когда в обороте бегал. Там еще блокнот был, где все написано. Это один из археологов был. Он от проклятья фараона умер.

Младший Горкин слушал и дивился. Вот Леха, жук. И даже не сказал ничего, такую тайну скрывал. Наверное хотел сам клад найти, а тут не удержался, сболтнул. От интереса даже в горле пересохло. Санька хотел пойти на кухню за водой , но боялся пропустить хоть слово.

У Ивлевых загорелись глаза. Леха ходил важный вокруг стола в зале, размахивая руками и пуча глаза, живописал груды сокровищ - золотых монет, драгоценных камней и старинного оружия. Постепенно вырисовывался план экспедиции.

— И мы потом сдадим все в музей и получим половину от стоимости всех сокровищ! — закончил свою речь старший Горкин.

Публика ликовала. Ивлевы забыли, что у них дома всего навалом и рвались в поход.

— А меня с собой возьмете? — заглядывал в глаза брату Сашка.

— А ты мал еще. Да и делиться с тобой придется. Значит, наши доли уменьшаться. — старший сурово сдвинул брови. — Ты еще родителям проболтаться можешь. Тогда у нас все отнимут и купят то, что считают нужным. Школьную форму и портфель. Конфет может кулек получишь. Понял? Дома сиди.

Уж как умолял Сашка брата взять его в экспедицию, даже пообещал, что не будет просить с ним делиться деньгами. Только возьмите. Лешка торжественно взял со всех клятву молчать. А если кто проболтается - тот будет позорно изгнан из членов тайного общества “Золотой коготь”. Общество тут же и учредили.

На следующий день, сказав родным, что они на озеро, рыбачить, искатели египетского золота выдвинулись в путь. Дорога до ближнего ущелья была знакома Горкиным как свои пять пальцев. А вот на месте начались трудности. Ивлевы потребовали предъявить карту сокровищ. Леха достал из рюкзака замызганную, свернутую в трубочку ткань с полустертым рисунком, нанесенным выцветшей краской. В центре были изображены Тутанхамон и Нефертити в классических египетских позах “в профиль”, а вокруг рамкой шли какие-то символы.

Младший Горкин подумал, что эта карта удивительно похожа на ту картинку, что его дядька привез лет 6 назад с отдыха в Хургаде. Висела она у него в сарае, потому что тетке не понравилось криво отпечатанное сувенирное изделие, и выцветала от жары и холода.

— Какая же это карта? Ты что нас, за дураков держишь? — Ромка Ивлев сжал кулаки и попер на учредителя тайного общества.

— Зашифрованная! Вот какая. И только я знаю, как ее прочесть. В блокноте шифр был. А ты, если будешь выступать, домой пойдешь. — Леха взял кусок холстины и повел свой отряд вглубь ущелья. Солнце припекало, на соснах , качающих ветвями, скакали белки, птички щебетали о чем-то своем, беззаботном.

В середине ущелья был разлом, а в нем небольшая пещера. Туда и привел экспедицию владеющий шифром Лешка.

— Рыть надо здесь. Так тут указано.

Один из Ивлевых попытался заглянуть в “карту”, но Леха предусмотрительно закрыл ее плечом.

Копали долго. До каменного дна. Нашли какие-то древние кости, черепки и кремневый наконечник для стрелы. Постепенно стемнело. В свете единственного фонаря стали мерещиться черные тени, выступающие из стен пещеры, снаружи доносились заунывные стоны, все вокруг шуршало, что-то попискивало, с потолка грота, уходящего ввысь, во тьму, капало. Ивлевы рыли, усердно пыхтя, шестую яму. Леха стоял, облокотившись на каменный выступ и светил фонариком. Саня крутился рядом.

— Ты соврал! Я понял, ты соврал! — внезапно заорал Мишка Ивлев, и бросив лопату, вылез из ямы, где стоя по колено в земле, еще колупался его брат. — Нет никакого клада!

Ярость обманутого кладоискателя эхом разнеслась по каменным сводам. Вверху оглушительно зашумело, запищало, черная туча, бьющая кожистыми крыльями, царапая острыми коготками лица подростков, ринулась к выходу из пещеры.

От страха Саньку “хлопнуло”. Просто в минуту. В ужасе он подбежал к брату, скакнул к нему на ручки. Лешка подхватил маленького волчонка в шортах и майке, и прижал к себе. Когда стая летучих мышей вынеслась вон, Ивлевы, увидев такую “картину маслом” стали ржать, захлебываясь слюнями.

— Скуби Ду, трусливый пес! — тыкали они пальцами в Саньку, который все еще дрожал у брата на руках. — Эй, Шегги, нашли клад?

Леха молча поставил волчонка на землю и с размаху стукнул Мишку в нос. За это время Сашка успел обернуться в человека и добавил Ромке, дав ему в “солнышко”.

Помирились они только на подходе к дому деда Ивана, но прозвище прилипло к Сане на все лето. Пока Ивлевы не уехали.

— Так что иди нафиг со своим кладом, Леша. Никуда я с тобой не пойду.

Лямки старого рюкзака нещадно натирали плечи. За шиворот капало с деревьев, плотный туман стелился по всему лесу.

Доехать до начала маршрута, указанного в дневнике Карцева было не сложно. Сложно было выдержать полтора часа в автобусе, что ходил между деревнями два раза в день. Забит он был исключительно пенсионерами, шумно обсуждавшими последние новости, прибавки к пенсиям и рецепты лучшего средства от геморроя. От галдежа, запаха немытых стариковских тел, резких дешевых духов и одеколонов, Саньку затошнило уже через 20 минут. Даже пройдя по лесу пару километров, он все еще не мог избавиться от свербящего фантомного запаха в носу.

Пройдя половину пути до ущелья, братья остановились на привал. С облегчением побросали рюкзаки, расстелили “пенку”. Горячий чай с чабрецом из термоса, пара бутербродов сделали этот день лучше. Лешка достал тетрадку и стал смотреть нарисованную карту маршрута, сверяясь по компасу и гуглкартам.

— Слушай, а если Карцев ошибся? Или просто решил пошутить так? И нет там ничего вовсе? — Сашка прилег, положив голову на рюкзак.

— Тут все серьезно, брат. Вот, смотри. Он еще письмо написал своему другу, звал вместе исследовать рудник. Но, почему-то не отправил. Может сомневался в человеке, а может другие дела потом были, более важные.

Лешка вынул из страниц дневника пожелтевший листок, свернутый вдвое.

— Дорогой Володя! — стал он зачитывать письмо , — Давно мы не виделись, и я не писал. Жизнь у меня налаживается, надеюсь что дальше будет только лучше. У тебя, наверное, тоже все хорошо, передавай Лидочке мой привет. Бла, бла.. дальше не интересно… Вот! ...Для исследования этого места мне нужен надежный человек. Я обнаружил остатки культа настолько древнего, что и определить не могу. Если бы ты смог приехать на неделю летом, я был бы очень рад. Думается мне, что нас ждет открытие, сопоставимое с находкой Аркаима. Твои академики умрут от зависти.

Лешка помахал листочком в воздухе.

— Видал? Аркаим! Древнее поселение, черт знает какого века до нашей эры. Вот с чем сравнивает. Там что-то, от чего даже академики ахнут. Так что вставай, пойдем.

— Приключения нас ждут.. — вполголоса напел песенку из мультика Саня. И добавил еще тише, — От винта!

Не смотря на полдень, туман и не думал рассеиваться. Было такое впечатление, что он пытался укрыть от случайно попавших сюда людей лес, который уже давно забыл как выглядит человек. Вершины сопок укутались белой пеленой, словно оренбургскими пуховыми платками, и готовились к зимнему долгому сну. Идти становилось все труднее, влажная почва в прелой листве скользила под ногами, подлесок стал таким частым, что приходилось продираться сквозь заросли кустов и молодых деревьев. Ветки цеплялись за одежду, рюкзаки, хлестали по лицу, злобно царапая. Саня шел и представлял себя Рембо, за которым гонится полковник Траутман. Он даже стал бессознательно пригибаться, чтобы незаметно пробраться между деревьями. Глаза его сканировали пространство, выискивая следы противника. В какой-то момент захотелось набрать грязи с земли, сделать камуфляж на лице и скривить губу вниз.

Собственно, Санькина боевая готовность и позволила не пройти мимо входа в рудник. Иначе бы они точно проскочили мимо. Невозможно было догадаться, что вот эта дыра внизу пригорка, под торчавшими корнями сосны и есть вход в штольню. Засыпано было настолько, что копать пришлось не один час, прежде чем братья смогли пролезть вместе с рюкзаками и снарягой в отрытый лаз. Внутри было сыро, но воздух был сносным, видимо вентиляционные шурфы еще не затянуло почвой. Что тут добывали, парням понять не удалось. Фонари освещали ржавые рельсы для вагонеток, уходивших во тьму, кучи отвала, валяющиеся просмоленные балки для крепления свода. На одной из куч камней блеснул железным боком какой-то предмет. Круглая железная банка из-под леденцов монпансье была покрыта темными пятнами коррозии, но рисунок на ней вполне сохранился. Саня протер шероховатую крышку. На ней проступил полустертая картинка - две белых собачки в разноцветных жилетах. Внизу шла надпись: “Белка и Стрелка” .

— Ничего себе, какой раритет. — Саня с трудом открыл крышку. — Тут какая-то записка, Лех!

В свете фонаря на сером, выдранном из блокнота листке можно было прочесть “послание в будущее”.

“ Тем, кто придет сюда позже. Уходите. Немедленно. Здесь опасно! Наша геологоразведочная группа прибыла сюда исследовать заброшенное месторождение вольфрамита 12 июня 1961 года. На картах, выданных нам в Московской Горной Академии, этот рудник числится заброшенным с начала 20 века. Но он не заброшен! Здесь кто-то живет. Это не дикий зверь и не человек. Это что-то опасное. Мы потеряли члена экспедиции - маркшейдера Кунста Ивана Павловича. Он пропал вместе со всем инструментом. Обвалов не было, он исчез в одном из ответвлений штольни без следа. Немедленно уходите.

Начальник геологоразведочной партии № 24 Карцев В.С.”

— Так что же получается? Тут он испугался, мол, опасно, а потом хотел друга позвать на исследования? Вот же, пишет, что - уходите. А потом сам сюда лезть хочет. Очень странно. — Сашка еще раз перечитал текст послания.

— Это может значить одно - он хотел отпугнуть тех, кто сюда может сунуться, и сам потом вернуться и найти то, что там спрятано, понимаешь? Ну не на верную смерть же он друга звать станет?

— А с чего ты взял, что тот мужик Карцеву друг? Может, это его соперник? И он эту Лидочку, которой шлет привет Карцев, увел. А? И тут бы он его, как Кунста - фигак!, и все. И - пропал в штольне. Бедная Лида в слезах, а Карцев ее утешает, и бах! — они потом женятся.

— Ага, вот я тебе ща по башке - фигак!, бах!, и отправишься вслед за мракшей… макшер… да что это за профессия такая! Вслед за Кунстом, — Леха заглянул в листок, — Иваном Павловичем.

— Маркшейдер - это главный человек в горном деле. Без него никаких шахт невозможно построить. Он все измеряет, планирует и дает добро на бурение.

Лешка задрал брови.

— Хера се, умник. Лопатку сложи и пошли. Время только теряем.

Пробираясь глубже в недра, братья все больше ощущали давление верхнего слоя породы. Хотя штольня была сухая, балки-крепы хорошо сохранились, но казалось, что вот-вот на них рухнет свод и всей многотонной тяжестью размажет человеческие тушки внутри земли. Шагали тихо, осторожно, взбивая многолетнюю пыль в проходах, стряхивая хлопья ржавчины с рельсов для вагонеток. Пахло сырым камнем, плесенью и немного чем-то горьким. По карте в дневнике Карцева нужно было свернуть во второй проход налево и идти до конца. Второй проход все никак не обнаруживался. Налобные фонари шарили по стенам, своду, высвечивали темные уголки за покосившимися балками, куда полвека никто уже не заглядывал.

В какой-то момент Сашке стало казаться, что он слышит чье-то дыхание. Сонное дыхание огромного существа. Дышит оно размеренно, где-то рядом, как будто за стенкой штрека. Казалось, что огромные легкие гоняют воздух по трахее -тоннелю. Вдох. Толкает в спину поток холодного воздуха. Выдох. В лицо веет теплым, отталкивает назад. Сладковатый терпкий запах забирается в ноздри, словно порошок корицы. На балках шевелятся странные черные растения, похожие на длинный мох или водоросли. Может, от них так пахнет. Зыбкие тени колышутся на ступенчатых каменных стенках, дрожат в свете фонарей, приглушенно звучат шаги осторожно продвигающихся вглубь тоннеля оборотней.

Второй поворот налево вывел в узкий штрек, идти в котором пришлось пригинаясь все больше и больше. Оказалось, разглядывать то, что под ногами, иногда полезно. Через пару метров Лешка нашел тускло отсвечивающую золотом массивную деталь, похожую на шестеренку. Радостно и тихо повосхищался, спрятал ее в карман.

Еще пара метров и братья уткнулись в конец тоннеля, дальше была просто темная дыра. Видимо здесь стенка штрека обвалилась, открыв доступ в подземную пещеру.

Дыра была небольшой, но братья легко пролезли, протащив рюкзак.

Небольшая, почти круглая пещера сверкала как бриллиант в свете фонарей. Стены ее отбрасывали тысячи разноцветных лучиков, блестели, переливались радугой, вспыхивали миллионами искр в чешуйках слюды, впаянных в каменную породу, в огромных друзах цветных камней, расставленных вокруг каменного возвышения. Это явно было что-то вроде алтаря. Небольшое углубление в центре камня было чистым, как будто пыль только что протерли, хотя остальная часть пещеры была занесена слоем осыпавшегося со свода песка. В противоположном конце зала Саня увидел заваленную камнями арку.

— А там выход, видать был. Завалило его. Ну и чего здесь интересного? Камни?

— Камни.. Камушки... — как завороженный шептал Лешка. — Смотри, аметистовая друза здоровенная какая. Если мы ее вытащим и продадим, то можно будет два Лексуса купить, в полной комплектации. О! А это что?

Леха зашел за алтарь и увидел, что прямо за ним находится небольшой круглый каменный бассейн с черной водой. Саня тоже подошел и направил фонарь на маслянисто поблескивающую жидкость.

— Леха, по ходу мы нефть нашли! Это уже не только два Лексуса!

— Да не похоже что-то.

По краю каменного бассейна шел вырезанный узор из незнакомых символов, знаков, стилизованных изображений неведомых животных. Жидкость в нем лоснилась, подрагивала, расходилась кругами из центра, с равномерной периодичностью.

Братья замолчали, следя за поверхностью бассейна. Наступила давящая тишина. Только биение сердца гулко отдавалось в ушах. Тудум- тудум. Тум -тудум. Круги на воде расплывались в такт биению их сердец.

— Лешка… — прошептал младший Горкин, — мне кажется, оно живое. Это не нефть.

И сунул палец в бассейн.

Теплое, вязкое, черное обхватило палец и как будто потянуло в себя.

Саня дернул рукой и прижал ее к груди. Было похоже, что с ним кто-то поздоровался.

— Леш, ну его нафиг, пойдем отсюда. Это какой-то древний храм подземный, кто знает, что тут может быть. Нет здесь ничего, видишь? Никаких сокровищ.

— Ты, Скуби Ду, не нервничай, а то опять “хлопнет”. — Леха уже пошел дальше обходить пещеру и все трогать руками. Отломал маленькую часть от аметистов, и уже пристроился к тонким отросткам друзы горного хрусталя. — Хоть что-то отсюда я да унесу.

Младший отошел к алтарю и стал рыться в рюкзаке. Очень хотелось пить. Достал термос, налил в крышку остывший чай и откопал остатки печенья “Юбилейное”. Пока брат ходил и собирал трофеи, погрыз печенюху, запил чаем и стал складывать все обратно. Два последних печенья он внезапно решил положить на алтарь. Ну, есть же место для приношений, значит там должно что-то лежать. И так потревожили место, которое про людей может и забыло совсем.

— Это тебе, хозяин. — прошептал Сашка и возложил печенюхи в углубление на камне.

Биение сердца стало громче. Тудум. Тудум. Тудум. Где-то под сводом пронесся глубокий вздох, как будто кто-то только что проснулся. Вода в бассейне задрожала, стала сворачиваться воронкой, закручиваясь все быстрее и быстрее.

— Леша. Нам надо валить. Срочно.

Леха увлеченно ковырялся у стены, разглядывая выдолбленные в ней ниши.

— Да хватит уже, не ссы! — не оборачиваясь, сказал старший.

— Леша. Я сделал что-то плохое. Бежим!

В бассейне темная жидкость крутилась водоворотом, уходившим вглубь, потом стала медленно подниматься вверх. И вот уже из этого черного, вязкого, словно из глины на гончарном кругу, появляется фигура. Поворачиваясь вокруг своей оси, из бассейна вырастает голова , увенчанная ветвистыми рогами, гладкий череп, в котором углями тлеют красные глаза, длинная шея, худое человеческое тело уже до половины слеплено самой тьмой, скоро появятся кисти рук, бедра, ноги, и тогда оно полностью выйдет из своего тысячелетнего заточения.

— Леха, твою мать!

Бледное лицо Лешки мелькнуло перед глазами, и вот уже в дыре исчезает его задница, и живо шевелящиеся ноги в сапогах. В пещере стало темнее, остался только свет от налобного Саниного фонаря. Он еще раз взглянул на того, кто вылезал из черной воды и в отчаяньи крикнул:

— Простите, я не хотел!

Парень стал отступать к лазу в штольню, пятясь. Поворачиваться спиной, чтобы вылезти вслед за Лешкой, он боялся. Рогатое существо пригнулось, и резко вскинув голову, уставилось на молодого оборотня. Оно пошевелило длинными пальцами. Откуда-то заструились, зашелестели непонятные слова.

— Ишшара тумуле… Ишшара.. Ас воччар коштос…

Звуки бились в свод пещеры, отдавались молотом в голове, сковывая сознание ужасом. Сашка, не понимая уже, что делает, рванул к лазу из пещеры, ужом ввинтился в дыру, задыхаясь и вопя. Ему казалось, что рогатый сейчас схватит его за ноги и потащит обратно. За обвалом стоял Лешка с саперной лопаткой наизготове.

Пока Саня лез в штольню, от паники у него начался “оборот”. Из дыры выскочил волк в брезентовой куртке, штанах, между ушей у него болтался налобный фонарь на резинке. Берцы остались в лазе, соскользнули с лап.

— Санька, живой? Бежим! — Леха согнувшись, помчался в узком проходе, бухая сапогами.

Выскочив из рудника они упали за кустами, на безопасном расстоянии. Передохнуть и подсчитать урон. В потерях числились: рюкзак с термосом, пенкой и палаткой, одна саперная лопатка, один ручной фонарь. Хорошо, что Леха свой рюкзак оставил у входа в рудник. Еще пять минут они прислушивались, но погони за ними явно не было.

— Леш, я берцы потерял. Сними с меня фонарь и одежду, не буду обратно обращаться. Так побегу. — волк потряс ушами.

— Ну, в автобус меня навряд ли с собакой пустят. У тебя намордника нет.

— И чего делать? Берцы там остались. Рогатому в коллекцию.

— Блин, моя шестеренка тоже там осталась. Та, что в проходе нашел. Вроде она даже золотая была. Там, на стене, была такая выемка выдолблена, как раз по ее форме. Ну я ее и приложил. Она просто туда как присосалась, не отодрать, да еще и вроде вращаться стала. И тут ты заорал и рогатый полез из воды.

Саня прижал уши к лобастой голове и стал перебирать лапами.

— Леш, ты знаешь, видать мы оба его вызвали. Я ему печеньки на алтарь положил. А ты вентиль открыл, или ключ повернул, или как там оно у них называется. И не вода это вовсе. И не нефть. Тот рогатый в ней типа как растворен, думаю, пока к нему не придут два долбоеба и не положат приношение и не повернут ключ, он вне нашего пространства или спит.

— Ладно, допустим. А Кунст куда делся? Судя по записям, Карцев рогатого не видел. Просто считал, что нашел древний храм под землей.

— Да мож тот чел каким-то чекистом был, типа следил за всеми, помнишь, как на перевале Дятлова был такой хрен. Вот они его и прикопали где-то, чтоб не болтал потом, что у костра анекдоты про Хрущева рассказывали. А написали что пропал.

В это время от входа в рудник послышалось тихое шипение, словно кто-то ругался сквозь зубы, и из откопанной дыры вылетели два старых берца. Бум. Шмяк.

У братьев округлились глаза. Человеческие и волчьи.

— Ишшара! Чаманис шшиха. — послышалось из штольни. Словно дунуло морозным воздухом.

Минут пять парни сидели тихо. Потом Лешка подкрался к валяющимся ботинкам, цапнул их и уволок за кусты.

— Ты смотри, во дела... Давай уже, перекобенивайся. Обуваться надо. И домой рысью.

Сашка, навострив уши, еще раз прислушался - где-то в недрах рудника глухо бухнуло, из лаза вылетело облако пыли и песка. Обвал устроил рогатый. Видать, надоело принимать гостей. То “шестеренки” потырят, то разбудят не вовремя.

Натягивая ботинки, Саня обнаружил нежданный сувенир. В пятку впилось что-то так, что он взвыл. Из ботинка выпали два золотых медальона в виде шестиконечных звезд с дырочкой для шнурка. В середине были выбиты какие-то символы, похожие на руны.

От рудника шагали быстро и молча. Вечерний автобус довез задницы, нашедшедшие таки приключения, до Тихого. По дороге от остановки было учреждено тайное общество “Золотая звезда”, состоящее из двух членов. Главное правило общества - никому не рассказывать о тайном обществе и событиях, предшествовавших учреждению общества.

Следующее собрание “Золотой звезды” было назначено через три дня.

Продолжение следует.

Глава 4 Пропавшие легионы.

… и опыт, сын ошибок трудных… А.С Пушкин.

Вы замечали, как быстро люди могут превращаться в животных, не обладая при этом настоящими оборотническими способностями? Вроде только что был человек, ан нет, смотришь - уже свинья, бездумно гадящая там, где живет. Или вот недавно был друг, смотришь, а это уже шакал, что который только и ждал момента прихватить тебя зубами за пятки. Или в детстве ты считал это существо своей мамой, а когда вырос,то в какой-то момент понял, что прожил полжизни с крокодилом, который, проливая фальшивые слезы, жрал твои ноги, медленно, с наслаждением пережевывая их, лишая тебя свободы, возможности двигаться вперед, ограничивая тебе доступ к разным желанным для тебя вещам.

Но особенно удивляет превращение некоторых людей пенсионного возраста в тасманского дьявола. Видели этого посланца ада? Нет? Посмотрите. Его воплям позавидует пожарная сирена. Вот только что в автобус, кряхтя и горбясь, заполз “божий одуванчик”, но стоит ему увидеть или услышать что-то, что не укладывается в его ограниченных, сморщенных с юности мозгах, как тут же вместо него появляется орущий тасманский дьявол, готовый порвать того, кто посмел быть для него непонятным, странным.

Причем такие метаморфозы происходят, в основном, с людьми, не приобретшими опыт который бывает, когда им дают отпор. С небитыми. С теми, кто за свои хамские поступки и борзоту не получил больно по щщам. Те, кто хоть раз выхватил за то, что решил, что он тут самый смелый, сильный и неуязвимый, никогда больше не решатся повторить действия, кого-то оскорбляющие. Ну, если эти люди умны. Дураки, конечно, и на своем опыте не учатся. Поэтому опыт, приобретаемый через боль - самый важный в жизни людей. Самый быстроусваиваемый. Не бойтесь наступить на хвост тасманскому дьяволу. Это будет ценный опыт как для него, так и для вас.

Саня сидел на лавочке возле дома, распаренный после бани, легкий, словно наполненный гелием, и наслаждался ощущениями. Как все-таки хорошая парилка может сделать жизнь лучше. Ты словно сейчас полетишь. Смотрел на колышущиеся багряные листья рябин в палисаднике и не заметил, как подкрался дед.

— Сашка! — парень подскочил от неожиданности. — Чего, бездельник, жопу просиживаешь? Там мать курей щипет, иди помогать.

— Дед, ну сколько раз просил, не делай так!

— А чего, когда враги подкрадутся, ты холодцом на лавке будешь прикидываться?

— Ну какой холодец, какие враги… Ушами свиными прикинусь. Вечно ты придираешься. — молодой оборотень поправил сползшую с плеч куртку.

Дед, стоявший напротив, близоруко прищурился, глядя на Сашкину грудь. Через секунду глаза его растерянно округлились, кустистые брови взметнулись вверх.

— Вот уж не знал, что ты, внук, решил к вечно виноватой во всем нации переметнуться. И как же теперь тебя звать? Изя Шниперсон? Шапочку уже носишь? Может, тебе скрипочку купить, как порядочному мальчику?

Сашка непонимающе хлопал глазами. С дедом явно нехорошо. Решил на старости лет антисемитом стать? Так причем тут Саня?

— Марта! Мартаааа!! — заорал дед в сторону дома. На крыльцо вышла Сашкина мать в фартуке, измазанном кровью. В волосах у нее торчали куриные перья. — Ты погляди на этого засранца! Ты глянь, чего на груди носит!

И дед обвинительно ткнул пальцем в висящий на Сашке медальон.

Когда братья Горкины вернулись с заброшенного рудника, где рогатый бог их то ли обматерил, то ли поблагодарил, и подарил по вещице в виде шестиконечной звезды, то не стали никому ничего рассказывать. Лешка свою звезду положил на полку шкафа, под трусы, а Саня нашел кожаный шнурок , продел в дырочку и носил амулет с удовольствием, изредка разглядывая непонятные руны на нем. Ему даже стало казаться, что звезда как-то влияет на его сны. Они стали интереснее, ярче, все было прямо как в кино. А теперь дед до нее докопался.

— Деда, это не то, что ты думаешь! Мама!

Санька стал оправдываться, потому что мать сказала, что если он вознамерился тайно посещать синагогу, то ему придется постараться. Ближайшая - в Челябинске.

Пришлось все рассказать. Все равно секретное общество из двух человек никуда не годится. Что знают двое - знает и свинья. Лучше всего создавать тайное общество с одним членом. Причем сразу этого члена ритуально и умертвить. Тогда точно никто ничего не узнает.

Пока Саня рассказывал, дед задумчиво ерошил волосы. Когда они стояли уже дыбом, и дед больше напоминал седого Сида Вишеса, мать сказала:

— Ты, вот что, сынок. Медальон пока сними, неизвестно, что это, может нам такого носить нельзя. Этот, с рогами, какой-то древний бог или дух, что то место охраняет, мог и не с добрыми намерениями это дать. Думаю, надо тебе к лесной ведьме сходить, пусть посмотрит, что за вещь. Она столько на свете живет, что и вообразить сложно. Может, она знает, для чего эта звезда.

Дед Иван согласно закивал. Сашка поднялся с лавки, снял медальон. В ладонь словно что-то кольнуло, когда он положил его в карман штанов. Как будто маленький электрический разряд, даже пальцы немного онемели.

— Таак, а теперь в дом, сейчас про Шерлока Холмса кино начнется. — дед похлопал внука по спине. — Пойдем, Изенька, скрипки нет, на баяне нам сыграешь.

Дед запел музыкальную тему из фильма, скаля зубы и сдавленно посмеиваясь.

Наутро Сашка пошел к древней.

В ведьмином лесу было душно, тепло и влажно. Туман стелился по земле, опутывал ноги белой сладкой ватой, приглушая шаги, лип к одежде, замедляя движения. С елей постоянно капало, и пока Сашка дошел до домика трех ведьм, вымок весь. Еще ему не повезло, и стая черепоголовых птиц, что вечно сидели на черном корявом дереве, высматривая кто идет к ведуньям, решили вдруг размять крылья. Сорвавшись в едином порыве, птичья туча стала кружить над тропой, сверкая гнилушками в глазницах голых черепов, оглушительно вереща и гадя, сбрасывая белые вонючие бомбы прямо на голову оборотня.

С капюшона куртки стекало. Саня вонял и матерился. Видимо, громко, потому что его встречали.

Древняя ведьма стояла на крыльце дома, сложив морщинистые руки на животе. В открытых дверях маячила Оша, ведьма, лицо которой никто никогда не видел. А может маска из черепа оленя, украшенная ветвистыми рогами и была ее лицом. Никто этого не знал. Сашка низко поклонился.

— Здравствуй, мудрая, всеведующая, позволь принести дары свои. Весть о знаниях твоих облетела наши края, — завел положенные речи парень, — ведаешь ты про все, что творится в мире подлунном и подземном, о тайнах…

— Да-да! — перебила его ведьма, видно было, что этот ритуал ей порядком надоел, — давай, чего принес и болтай дальше.

Саня выгрузил из рюкзака на ступеньки две жирных курицы, прибитых накануне, здоровый окорок и бутыль дедовой самогонки. Еще мать передала два льняных полотенца, в которые были завернуты еще теплые пирожки с грибами. Из избы вывалилась Оша, стукнувшись рогами об косяк, сгребла все в подол длинного платья и понесла в дом. Когда платье задралось, Санька успел заметить узкие белые щиколотки, заканчивающиеся собачьими лапами. Синеватыми, со вздувшимися венами и черными когтями. Ему стало не по себе.

Глаза древней требовательно сверлили молодого оборотня, он немного замялся, но потом, собравшись, наконец-то выдавил, зачем пришел. Рассказывая о том, что произошло на руднике, он заметил, что лицо старухи приобретает удивленное выражение, совершенно ему не свойственное. Сашка уже был тут с матерью пару раз и знал, что старую ведьму чем-то удивить и озадачить невозможно.

— Ну и вот. Посмотрите, что это за медальон он дал. — протянул на раскрытой ладони золотую звезду.

Ведьма осторожно взяла амулет за шнурок, прищурилась, разглядывая символы, выгравированные на нем. Озадаченно хмыкнула.

— Ну надо же, никогда такого не видела. Но прочесть могу. Тут написано “ Опыт предков”. Язык этот мертв уже пару тысячелетий.

Она озадаченно покрутила медальон перед глазами, поковырялась мизинцем в ухе, и вытерев его о платье, спросила:

— Тот, с рогами, говорил тебе что-то?

— Говорил, но я не понял. Что-то типа “ ишшара, ишшара”... Мне так страшно было, что я особо не запомнил.

— Ишшара? — старуха внезапно захохотала, — Ишшара, ой, косточки мои…

Смеялась ведьма так, что эхо стало вторить, густой лес зашумел, с елей посыпались сверкающие капли, словно дождь начался.

— Илля, Оша! Идите, гляньте! — заорала древняя и как из-под земли появились две ведьмы. Молодая красивая девушка с мертвенно-бледным лицом и та, с собачьими лапами.

Молодая поправила венок из красных маков на голове, сурово нахмурилась.

— Куда смотреть, тут никого нет. Только мелкий волчонок. Чего смеешься?

— Вот этот приволок штучку на шнурочке, которую ему дал тот, кто в руднике заброшенном спит. Кто он, я не ведаю, но говорит на языке богов. Так вот он их долбое.. фетюками лободырыми обозвал. Да дал то, что дырку во лбу залатает.

— И чего смешного? — гулко рыкнуло из-под черепа оленя.

— Да люди всегда смешные. Будем сейчас амулет испытывать. Все такие вещи по одинаковому принципу работают. Ну-ка, волчонок, садись сюда. — старуха хлопнула по верхней ступеньке лестницы, ведущей на крыльцо избы.

Садясь на ступеньку, Сашка подумал, что может вообще не стоило все это начинать. Выкинуть тот медальон надо было и все. Делу конец.

— На вот, возьми свою звезду, да зажми ее между ладоней, сильно. Держи так и закрой глаза. А теперь вдохни поглубже и подумай о тех, благодаря кому ты пришел в этот мир, о тех, кто был до тебя, тех, кто уже далеко-далеко, кто сто раз успел родится и умереть, кто дал тебе часть своей души, кто дал тебе часть своей плоти...

Слушая голос ведьмы, зажимая звезду в ладонях, Сашка думал о матери, об отце, о деде, и его потихоньку стало словно кружить в темном водовороте. Сознание уплывало, он растворялся в черноте, накрывшей разум. В ней было все и ничего.

Яркая вспышка солнечного света вырвала его из тьмы, как будто выплыл на поверхность воды после ныряния, парень глубоко задышал и стал смотреть. Он сидел на поваленном стволе дерева, в каком-то лесу, солнце пронизывало ветви дубов светящимися стрелами, теплый ветер дул прямо в затылок, набрасывая длинные волосы ему на плечи. Ведьм и в помине не было. Но, напротив него стоял человек, который ему что-то говорил.

Рослый мужчина в кожаных доспехах, надетых поверх туники, с коротким мечом, болтавшимся в ножнах. Вьющиеся темные волосы были подстрижены коротко, на римский манер. Про себя Саня удивился, откуда у него такие познания в прическах, но дальше стало еще страннее. Мужчина разговаривал на непонятном лающем языке, словно ругался, но через пару минут до сознания стал доходить смысл сказанного, а потом Саня и вовсе ответил ему. Вот так прямо открыл рот и ответил. И понял, что он тут всего лишь наблюдатель, тот, кто сидит тихонько в голове другого, смотрит его глазами на мир и все. Подселенец в сознание предка. Было похоже что Саня играет в шутер от первого лица, но управляет персом не он, а кто-то другой.

— Армин, ты же знаешь, великий Маробод хоть и обещает помощь, но сколько раз он уже обманывал нас? Собрать силы против легионов Вара мы сможем, только если против римлян пойдут все роды, и даже те, кто живет в самой глуши Тевтобургского леса. — ответил Сашкин предок человеку в тунике.

— Ты мог бы уговорить ваш род содействовать нам. И племя беролаков тогда, глядя на вас, помогут нам. На нашей земле не должно быть римлян с их законами. Мы должны быть свободны. Я уже договорился с хаттами и бруктерами, они пойдут с нами. Я близок с Квинтилием Варом, он доверяет мне. Все-таки мне дали римское гражданство и конницу под мое командование. Я теперь всадник, это второе после сенаторов сословие. Он пойдет тем путем, который я ему укажу. Понимаешь? Горих, он ест из моих рук, этот пресыщенный увалень. Ненавижу ублюдка. — Армин нервно заходил перед сидящим на поваленном дереве Горихом.

Так, подумал Саня, Горих - это мой предок, а если речь о римлянах и племенах хаттов, то дело происходит в Европе, на территории нынешней Германии, хрен знает каких годов нашей эры. Что-то в самом начале, точнее Сашка вспомнить не мог. Историю надо было учить лучше. Когда там было римское завоевание? Меж тем двое продолжали разговаривать, и вот уже Армин сулит за содействие чуть ли не золотые горы.

— Мы же друзья с детства, Горих, верь мне. Если вы выступите с нами, ты получишь трофеи с римлян, их обозы, женщин, рабов. А еще я обещаю, что моя сестра Ингер будет тебе женой. Я знаю, что тебе она люба. Мы породнимся родами. Тебе не придется брать в жены свою двоюродную сестру. Римляне говорят что от таких союзов дураки родятся и уроды. А Ингер родит тебе сыновей крепких, умных, настоящих воинов.

Саня почувствовал, как у Гориха сладко заныло где-то в паху и середине груди. Видать и вправду любил он эту Ингер.

— Ладно, я уговорю старейшин. Все же не последний человек в роду. Но как мы будем действовать? Три легиона в полных доспехах, с ними телеги, в них женщины, дети, римские судьи, чтоб они были навеки прокляты. Их слишком много! Они просто перебьют нас.

— Вчера Вар сказал мне : “ Арминий, мы идем в зимний лагерь, но вот тут у нас местные бунт устроили, надо быстро успеть - и мятежников задавить, и на зимовку дойти. Как ты мыслишь, сможем мы это сделать?” И знаешь, что я ему ответил? Что сможем, если пойдем через Тевтобургский лес. А там - сам знаешь. Овраги, дорога одна и узкая. Римляне растянутся, как кишка, все эти войска, телеги с рабами и провизией, бабы, скот, они по лесу будут идти медленно, а еще там топи есть. После переправы через Висургий им обратно дороги не будет. Так вот. Через три дня ждите у Черной топи. Рядом будут хатты. Мы ударим с головы, с флангов нападете вы, еще бруктеры, если приведешь беролаков, получишь большую долю от трофеев, ваше племя ни в чем не будет нуждаться. Что скажешь?

Горих встал, хлопнул по раскрытой ладони Арминия в знак согласия. У Сашки словно на секунду закрылись глаза, стало опять темно. Когда он снова увидел свет глазами Гориха, то в мыслях своих заорал от неожиданности и отвращения.

Шел дождь. На земле, которая превратилась в месиво, разливались багровые лужи, тела убитых людей в римских кирасах устилали дорогу в лесу, разорванные лица, ноги, хлещущая из распоротых шей кровь, стоныи крики о помощи, смятые шлемы с грязными цветными гребнями, мечущиеся кони без всадников - все смешалось в пахнущий потом, железом и смертью смерч.

Римляне падали, утыканные дротиками, копьями, несущимися из лесной чащи, из-за деревьев выбегали воины со щитами, в одних набедренных повязках, длинные волосы их были зачесаны набок и закручены в замысловатые узлы над ухом. На ходу они оборачивались в зверей, вокруг мелькали волчьи лапы и хвосты, медвежьи оскаленные морды, слюна и кровь летела с клыков. Они давили римских легионеров, потрошили, как лососей в нерест, обдирали кожу, мясо до костей, распарывали животы под кожаными нагрудниками, вываливая сизые кишки наружу, втаптывая в раскисшую землю жизни захватчиков их территорий.

— Слава Вотану! — орали где-то вдали.

— Донар! С нами Донар! — доносилось с другого конца леса.

Горих метался от одного легионера в к другому, не давая шанса замахнуться мечом, вцепляясь в руки, перегрызая запястья, толкая мощными лапами в грудь, опрокидывая противника. Из леса на дорогу вывалился огромный кабан, спина которого была зеленой от проросшего мха, метровые клыки снесли проскочившую мимо лошадь, всадник упал, и тут же был растоптан. Кабан врезался в строй римлян, которые пытались оградить своего командира. Тела повалились, словно кегли, и стало видно, что командир легионов Квинтилий Вар ранен. Он еле держался в седле.

Вар медленно сполз с коня. Его окружили пара беролаков и несколько родичей Гориха. Кабан оглушительно фыркал и рыл землю копытом, высоко вскидывая клыкастую голову.

— Сдавайся! — крикнул Горих. — Теперь ты наш раб. Побудь на нашем месте, Вар.

Командир римских легионов неторопливо вытащил свой меч из ножен, и воткнул его рукоятью в землю. Пара центурионов последовала его примеру. Сдаются, наверное, подумал Сашка. Ну и Горих… Как он всех.

— Я предпочту вашему плену смерть. — и римский легат бросился на свой меч. Его примеру последовали центурионы, с размаху насадив себя на собственное оружие. Саня погрузился во тьму.

Снова яркий свет. Горих смотрит сквозь красную пелену гнева. Арминий насмешливо кривит губы.

— И ты, жалкий урод, думал что моя сестра будет твоей женой? Она свободная женщина и вправе выбирать себе мужа. Ну и что, что я обещал? Она не хочет тебя. Правда, Ингер?

Из-за спин мужчин в плащах выходит низкорослая девушка. Длинный нос, вытянутое, “лошадиное” лицо, узкие губы и блеклые глаза навыкате. Ну и вкус у тебя, предок, думает Сашка. Он чувствует, как Гориха накрывает волна боли, злобы и бессилия. Девушка, растянув губы в фальшивой улыбке, плывет к оборотню. Она все ближе. Горих смотрит на нее, внутри все болит, так болит, сердце разлетается на сотни кусочков. Не моя.

Ингер плюет ему прямо в лицо. Дерзко глядя в глаза.

— Я не хочу рожать щенков, мне нужны нормальные дети. — говорит она.

Опять темнота.

Снова лес. Но уже ночью. Горих и его родичи куда-то бегут. На привале по обрывкам разговоров, Сашка понимает, что Арминий, объединил много племен под своим началом, и идет на могущественного вождя Маробода. Племена оборотней он объявил предателями, воевавших за римлян. Мол, волколаки еще и сестру его требовали, чтоб за сына вождя выдали замуж. А медведи убили два поселения мирных родов. И нет им больше места в Тевтобургском лесу. Многочисленное племя бруктеров начало охоту на оборотней.

Темнота.

Светлый лес, сосны, меж ними домики из тонких стволов, обмазанных глиной. Соломенные крыши. Красивая светловолосая девушка в тканом сарафане стоит у стены дома и улыбается.

— Вы, пан Горик, горазды же с лестью к девицам захаживать. Но ваши бусы я не приму. Хоть и хороши. Не любы вы мне.

На ладонях очередного предка красные стеклянные бусы, весело отбрасывают солнечные зайчики, слепят глаза. А внутри больно. Так больно. Не моя.

Темнота.

Большая поляна, окруженная густым ельником. Вечереет, на поляну , где толпятся люди в кафтанах, меховых одеждах, стеганых куртках поверх длинных рубах, падает легкий первый снег. Кружится невесомыми хлопьями, укрывает землю тонким пуховым одеялом, торопится защитить от наступающих морозов.

Посреди поляны стоит высокий пожилой мужчина, в седых длинных волосах, в бороде, запутались снежинки. Одежда у него богато украшена вышивками, посох с сияющим камнем в навершии. Глаза его черны и бездонны, он смотрит как будто сразу на всех собравшихся.

— Великий бог Велес, прими нас под свое покровительство. Обещаем служить тебе верой и правдой, до скончания наших дней. — старейшина в меховой шубе низко кланяется, приносит дары. Велес благосклонно кивает.

— Да будете вы слугами моими, племя волколачье, и под моим покровительством. А Беры пусть живут на земле моей и помогают, по мере сил. Знаете, я и сам своего рода бер. Будьте как дома, вы теперь в семье нашей. Берегите эту землю, дети мои. Я призову вас, как будете надобны.

Племена волколаков и беров бьют земной поклон. Предок Сашки тоже кланяется, прикладывает к земле свою руку. На снегу остается отпечаток ладони. Человеческой ладони. В первую очередь - он человек.

Темнота.

Сашку трясут за плечо, кричат что-то в ухо.

Парень вскинул голову, огляделся с безумным видом. Три ведьмы стояли вокруг, старая трясла его, Оша била по плечам, Илля кричала.

— Очнись, волчонок, очнись!

Оказалось, что парень почти сутки сидел так, зажимая звезду, дающую опыт предков, ладонями. Парень попытался подняться, отмахиваясь от ведуний. Все тело затекло, ноги были как деревянные. Сунул медальон в карман, получив на прощание разряд током в ладонь. Больно.

— Эээ... Благодарю, пойду я. — промямлил Саня, и под внимательными взглядами трех ведьм стал переставлять ноги в противоположную от избы сторону.

— Чего хоть понял-то? — спросила древняя. — Какой опыт был?

— Не доверяй людям. — Саня вспомнил плевок в лицо. — И не влюбляйся в людских женщин.

— Ой, вот новость-то! — фыркнула Оша и потерла глаз, просунув палец в глазницу черепа.

— Ну, для него новость, — пробурчала древняя, — молодой еще. Все приходит с опытом. Надеюсь, что ему стало все яснее теперь.

Ноги несли все быстрее и быстрее, в голове крутились мысли, всплывали картинки, увиденные глазами предков. Получалось, что племя волколаков, от которых пошел род Горкиных, изначально проживало на территории нынешней Германии, а потом из-за предательства Арминия бежало на восток. А потом все дальше и дальше. И в Речи Посполитой жили, и черт знает еще где, пока не добежали до Руси, где бог Велес взял их под свое крыло. Горих, пан Горик, Горкин. Его предки, воюющие, доверяющие, ошибающиеся. Делающие выводы из своих ошибок. Теперь-то понятно, почему мать говорит, чтоб на девушек из деревни сильно не западал. Что невесту искать в лесу надо, в полнолуние. Эти девушки - люди. Не поймут его, не захотят щенков рожать. Каждая в рожу плюнет, когда узнает, кто он на самом деле.

Выбравшись из леса, Санька потопал через кладбище на центральную улицу. В деревне Тихое занимался рассвет. Даже первые петухи еще горло не драли. Парень остановился посреди улицы, вытащил из кармана медальон. Еще раз рассмотрел руны, так и не ставшие понятными ему. Он просто знал, что там написано “ Опыт предков”.

— Сохраните боги ваши души, Горих, пан Горик и другие мои родные… — прошептал над звездой Сашка. — Я теперь знаю больше, низкий вам поклон. И тебе, рогатый, спасибо.

Бережно положил медальон обратно и пошел домой. Первые лучи солнца красили крыши домов в розовый цвет, на забор бабки Беровской взлетел петух и заорал во все горло.

— Ах, ты ж, паразит, внучат мне побудишь! — раздалось из-за забора, и петуха метко сбили галошей. Черная резиновая тапка плюхнулась в пыль возле застывшего Сани. Над забором появилась голова бабки - круглое лоснящееся лицо с маленькими, глубоко посаженными глазками, мясистый нос и короткие каштановые волосы, торчавшие дыбом.

— Ой, Санька, ты чего так рано тут? Подай галошку. Ишь, горлопан наш, распелси. А мне внучат привезли, так шоб не будил, саданула его. — Беровская улыбнулась, мелкие желтые зубки мелькнули между мясистых губ. — Погодь, чичас тебе меду дам, такой духовитый в этом году.

Пока Саня стоял с протянутой рукой, передавая галошу за забор, Беровская протопотала до летней кухни и обратно.

— Вот тебе, и деду тоже. Мое почтение передай еще. — ему в руки всунули две банки с золотисто-коричневым медом.

Сложив подарки в рюкзак, парень пошел к дому. В голове всплыли слова Велеса: “ Беры пусть живут на земле моей и помогают, по мере сил.” Беровские. Горкины. Сколько таких еще на этой земле, нашедших дом именно здесь, на Руси? И все стараются жить в мире и согласии, потому что дальше бежать некуда. Разве что в Австралию. Да там и своих странных существ хватает. Тасманский дьявол, например.

Сане уже перед домом показалось, что его кто-то зовет, словно отдаленный голос в его голове. Он оглянулся.

Заря вставала, рисуя в небе на облаках перламутром, клен возле дома соперничал с рябиной глубоким багрянцем, вдали орали петухи, слышался крик бабки Беровской: “Заткнись, паразит!”

И он понял, что зовут его голоса предков, которые слышно только на заре, когда еще тихо и все спят. Они хотят, чтобы он их услышал, узнал их историю и не совершал их ошибок. Они хотят поделиться своим тяжким опытом, для того, чтобы ему жилось легче. И теперь у него есть для этого инструмент. Он будет слушать. И станет умнее. И проживет свою жизнь так, чтобы не было больно. Ведь история для того и создается - чтобы потом не совершать ошибок предков.

Но, это только чутким людям доступно. Услышать голоса на заре. На заре...

Памяти Олега Парастаева.

Оглавление

Глава 1. Крылья с гнилью

Глава 2 Красные бусы.

Глава 3 Заброшенный рудник.

Глава 4 Пропавшие легионы.

Пожертвовать