Политэкономия социализма. От классиков до современности [Михаил Васильевич Попов] (fb2) читать онлайн

ПОЛИТЭКОНОМИЯ СОЦИАЛИЗМА

ОТ КЛАССИКОВ ДО СОВРЕМЕННОСТИ

Учебное пособие

Ленинград

2025

УДК 330.101.8

ББК 65.02стд1-213

П58

Попов М. В., Удовиченко М. С.

П58 Политэкономия социализма. От классиков до современности. Учебное пособие — Ленинград: Издатель Англинова Л. Н., 2025. — 584 с.

УДК 330.101.8

ББК 65.02стд1-213

© Группа «СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ», 2025

© М. В. Попов, М. С. Удовиченко, 2025

КАК ПОЛУЧИТЬ ОТ ЭТОЙ КНИГИ НАИБОЛЬШУЮ ПОЛЬЗУ

«Мы можем (и должны) начать строить социализм не из фантастического и не из специально нами созданного человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом. Это очень «трудно», слов нет, но всякий иной подход к задаче так не серьёзен, что о нём не стоит и говорить»

«Детская болезнь «левизны» в коммунизме» В. И. Ленин, 1920.

В данном учебном пособии на основе работ Ленина, Сталина, Ельмеева, Долгова, Попова, Моисеенко, Золотова, Краткого курса истории ВКП(б) и авторского материала последовательно изложена политэкономия социализма от его зарождения до построения; дан анализ допущенных в СССР ошибок и собраны (в сокращённом виде) ключевые теоретические работы по изучаемой теме.

В чём особенность нашего учебного пособия? (1) Авторы использовали материалы известных теоретиков марксизма–ленинизма. (2) Материал всех глав выстроен в исторической логике развития социализма. (3) Пособие позволяет проследить логику каждого положения, каждого утверждения, каждого закона и убедиться в том, что они не висят в воздухе, как аксиомы или предположения, что они не точки зрения, что они, напротив, строго выведенные, строго выверенные знания на твёрдом научном фундаменте.

Как учиться, используя наш учебник? (1) Изучайте материал последовательно, проверяйте усвоение с помощью контрольных вопросов в конце каждой темы, слушайте видеоразбор соответствующей темы. (2) Почти каждая глава учебника и каждое приложение — это сокращённая версия исходного авторского материала, но содержащая на 99% авторский текст (именно текст, а не цитаты) и сохраняющая всю авторскую логику и выводы. Внимательно читайте эту «эссенцию знаний», обязательно составьте свой конспект. (3) Организуйте коллективное изучение материала — скооперируйтесь с одним–двумя товарищами и изучайте материал совместно. Помните — помогая в изучении материала товарищу — лучше понимаешь и усваиваешь материал сам.

Учебник изучите, а что останется? Если сделаете конспект, если будете изучать совместно с товарищами, если изучите видеоразборы материала, если все неясные вопросы проясните в беседах с товарищами и/или на семинарах нашего университета, то вы будете стоять на твёрдом фундаменте политэкономии марксизма–ленинизма.

От редакторской группы Свободное время,

Марат Удовиченко,

Ленинград,

2025.

Отдел 1. СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛИЗМА

Глава 1. ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИМПЕРИАЛИЗМА

§ 1. Дурная бесконечность капитализма

Капитализм — это общественно–экономическая формация, базисом которой являются производственные отношения между капиталистами и наёмными рабочими.

Капитализм — это всеобщее товарное хозяйство.

Капиталистическое производство — это товарное производство на той его стадии, когда и рабочая сила становится товаром.

Развитие рынка и машинного производства становятся наличным бытием капитализма — всеобщего товарного хозяйства, которое захватывает все отрасли: всё становится товаром, всё обретает товарную форму. Капитализм, когда–то бывший в стадии свободной конкуренции, развивается далее в свою высшую стадию — империализм, который превосходит все предыдущие частнособственнические формации и по производительности труда, и по охвату обобществления труда, и по остроте и глубине противоречий между общественным характером производства и частным характером присвоения результатов труда. То, что двигало становление и развитие капитализма: рынок, конкуренция, технический прогресс, так необходимые капиталу для его самовозрастания, ещё более усиливают расширение и углубление основного противоречия капитализма. Империализм поэтому есть не только высшая, но и последняя стадия капитализма.

С одной стороны, рынок и конкуренция в сочетании с техническим прогрессом позволили капитализму развить производительные силы до уровня, недостижимого при прежних формациях. С другой стороны:

— Стихийность рынка, вначале способствовавшая появлению новых производителей и дававшая им шанс на выживание, по мере развития рынка и усиления конкуренции, начала провоцировать кризисы перепроизводства и следовавшие за ними разорения «неуспешных» предпринимателей.

— Становление всеобщего рынка способствовало развитию всеобщего же товарного хозяйства; это сделало возможным не только приобретение любого товара любого производителя в любом месте, но также сделало возможным и производство любого товара любого производителя в любом месте, где производство становится выгодным, что усиливало стихийную конкуренцию и сопутствующие стихийной конкуренции кризисы перепроизводства.

— Наконец, сама конкуренция, которая поначалу способствовала повышению качества производимых товаров, по мере захвата всемирного рынка монополиями становится практически непреодолимым препятствием для появления новых предприятий, так как доминирующие на рынке компании просто не допускают на рынок новичков, что понижает остроту конкуренции для имеющихся крупных компаний и помогает им в конкурентной борьбе и господстве над рынком. Рынок ещё царит, но господство его подорвано — наступает эпоха монополий.

Таким образом, две «священные коровы» апологетов буржуазной политэкономии — «свободный» рынок и «свободная» конкуренция — из моментов, способствующих развитию капиталистического хозяйства как целого, превращаются в моменты, тормозящие его развитие и усиливающие кризисы. Кроме того, на империалистической стадии капитализма основное его противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения результатов труда не только никуда не исчезает, но и, наоборот, — оно достигает своего максимума.

Вместе с ослаблением конкуренции и свободы рынка, усиливаются и берут над ними верх их противоположности в тех же монополиях: моменты плановости и кооперации:

— Развивается производство товаров на заказ, и это касается не только такой сложной продукции как самолёты, пароходы, автомобили, но часто и товаров широкого потребления — обуви, футболок, мебели.

— Происходит дальнейшее укрупнение монополий (тресты, синдикаты и тому подобное), их выход с внутренних рынков государств на всемирный рынок, превращение монополий в транснациональные корпорации. Внутри монополий царят плановость и кооперация в вопросах производства и организации труда, которые развиваются по мере развития и роста самих монополий и корпораций.

— Происходит разделение мира на страны–метрополии и страны–колонии, где первые извлекают выгоду из эксплуатации вторых. Мир становится экономически единым. В мире господствуют транснациональные монополии.

Такой империализм, когда остался главный крупнейший империалист, который навязывает всем остальным свои решения часто отражается в современной буржуазной политэкономии как глобализм.

Но и тут не всё так просто, как может показаться поверхностному взгляду. Моменты плановости и кооперации не могут при сохранении частной собственности на средства производства сами по себе осуществить переход к более прогрессивной формации, противоречие между плановостью внутри монополии и стихийностью на рынке только ещё сильнее обостряет основное противоречие капитализма, провоцирует кризисы и войны за передел мира. Кроме того, и сами монополии изнутри раздирает клубок противоречий интересов различных группировок собственников, руководителей и работников. По мере развития и борьбы за мировое господство с другими монополиями все эти противоречия приводят к очередным кризисам, которые опять разрешаются привычными для капитализма способами — войной, депрессией, безработицей, разрушением производительных сил, переделом собственности, после чего «феникс» капитализма «возрождается» и цикл оживление–рост–кризис повторяется снова. Дурная бесконечность капитализма являет своё лицо.

Итак, по мере развития производительных сил и производственных отношений при капиталистической формации происходит, с одной стороны, развитие плановости и кооперации внутри монополий, а с другой стороны, стихийность рынка, хотя и подорванная господством монополий, и конкуренция между монополиями за мировое господство и внутри монополий между группировками собственников, не дают развиться капиталистическому хозяйству до технологически возможного максимума и перейти к единой всемирной монополии и к плановому хозяйству в масштабах всего мира.

§ 2. Характерные признаки империализма, как высшей стадии капитализма

Монополизация, то есть концентрация производства и капитала, дошла до такой высокой степени развития, что монополии стали играть и основную и решающую роль в хозяйственной жизни. Малый, средний, и крупный бизнес стали зависимы от решений крупнейших монополий, которые влияют не только на отдельные компании и рынки, но и на экономику и политику стран в целом.

Финансовый капитал, то есть слияние банкового капитала с промышленным при господстве банковского, и возникновение финансовой олигархии, которая опутывает сетями личных отношений зависимости все институты буржуазного общества, и экономические, и политические.

Преобладание вывоза капитала над вывозом товаров: распространено присвоение капиталистами стран–метрополий прибавочной стоимости, произведённой на капиталистических предприятиях в странах–колониях. Обратите внимание, что речь идёт про преобладание вывоза капитала над вывозом товаров — вывоз товаров также остаётся, но теряет своё первостепенное значение, которое у него было во времена свободной конкуренции.

Образование международных монополистических союзов капиталистов, осуществляющих экономический раздел мира между собой.

Территориальный раздел земли между крупнейшими империалистическими державами завершён, сформирована мировая колониальная система. Периодически вспыхивают политические, экономические и военные конфликты между союзами империалистов за передел сфер влияния, а также национально–освободительные войны в странах–колониях против господства стран–метрополий.

Помимо перечисленных основных признаков также можно отметить следующие.

Господство свободного рынка существенно подорвано монополиями. Это выражается в том, что малый и средний бизнес ещё регулируются рынком, но для своего успешного развития в крупный им необходимо встроиться в логистические цепочки крупных транснациональных монополий, а там уже царит плановость, кооперация и практически полная зависимость от господствующих монополий.

Развитие производительных сил достигает такой степени, которая была невозможна в период капитализма свободной конкуренции. Основами развития производительных сил являются научно–технический прогресс и монополизация, так как именно они способствуют развитию моментов плановости и кооперации.

Степень эксплуатации при империализме вырастает до невиданного прежде уровня из–за небывалого развития производительных сил, что выражается в огромном разрыве между доходами бедных и богатых, который продолжает расти.

Несмотря на постоянно усиливающуюся эксплуатацию, то есть на ускоряющийся рост размера прибавочной стоимости, благодаря научно–техническому прогрессу и росту кооперации труда и удешевлению предметов потребления, у пролетариата появилась возможность использовать нерабочее время не только как восстановительное, но и как праздное время, когда человек просто бездельничает. Это уменьшает субъективное ощущение тяжести эксплуатации, создаёт иллюзию благополучия у рабочего класса и снижает его революционность. Именно по этой причине буржуазия пытается сделать так, чтобы всё высвобождающееся нерабочее время рабочий класс использовал как праздное и, по этой причине, буржуазия способствует популяризации пустого времяпровождения, псевдоразвивающих и псевдополезных активностей и увлечений, увеличению развлекательных телепередач, игр и интернет–ресурсов.

Неравномерность «экономического и политического развития стран в период империализма, когда экономического неравенства между странами меньше, чем это было в прошлом, но неравномерности экономического и политического развития несравненно больше, чем прежде, и проявляется она острее, чем раньше, причём неравномерность эта ведёт обязательно и неминуемо к скачкообразности развития, ведёт к тому, что отставшие в промышленном отношении страны в более или менее короткий срок перегоняют ушедшие вперёд страны, что не может не создать, таким образом, предпосылок для грандиозных империалистических войн и возможности победы социализма в одной стране.»^[1]… «Из чего исходит закон неравномерности развития? Он исходит из того, что:

   1. Капитализм старый, домонополистический, перерос и развился в капитализм монополистический, в империализм;

   2. Раздел мира на сферы влияния империалистических групп и держав уже закончен;

   3. Развитие мирового хозяйства протекает в обстановке отчаянной смертельной борьбы империалистических групп за рынки, за сырьё, за расширение старых сфер влияния;

   4. Это развитие происходит не равномерно, а скачкообразно, в порядке вытеснения с рынков забежавших вперёд держав и выдвижения вперёд новых;

   5. Такой порядок развития определяется возможностью для одних империалистических групп быстрейшим образом развивать технику, удешевлять товары, захватывать рынки в ущерб другим империалистическим группам;

   6. Периодические переделы уже поделённого мира становятся, таким образом, абсолютной необходимостью;

   7. Переделы эти могут происходить, таким образом, лишь насильственным путём, в порядке проверки могущества тех или иных империалистических групп силой;

   8. Это обстоятельство не может не вести к усиленным конфликтам и к грандиозным войнам между империалистическими группами;

   9. Такое положение неизбежно ведёт ко взаимному ослаблению империалистов и создаёт возможность прорыва империалистического фронта в отдельных странах;

   10. Возможность прорыва империалистического фронта в отдельных странах не может не создавать благоприятных условий для победы социализма в одной стране.

Чем определяется обострение неравномерности и решающее значение неравномерного развития в условиях империализма? Двумя главными обстоятельствами:

во–первых, тем, что раздел мира между империалистическими группами закончен, «свободных» земель нет больше в природе и передел поделённого путём империалистических войн является абсолютной необходимостью для достижения экономического «равновесия»;

во–вторых, тем, что небывалое раньше колоссальное развитие техники, в широком смысле этого слова, облегчает одним империалистическим группам перегонять и опережать другие империалистические группы в борьбе за завоевание рынков, в борьбе за захват источников сырья и так далее.

Но эти обстоятельства развились и дошли до высшей точки лишь в период развитого империализма. Да иначе оно и не могло быть, ибо только в период империализма мог закончиться передел мира, а колоссальные технические возможности появились лишь в период развитого империализма» ^[2].

Итак, империализм максимально развил производительные силы общества по сравнению с предыдущими формациями, но не может дать им дальнейшего развития из–за непреодолимого при капитализме его основного противоречия, это развитие производительных сил только усиливает это противоречие и способствует подготовке объективных условий для перехода к более прогрессивной формации. Рассмотрим теперь, как перечисленные характерные признаки империалистической стадии капитализма создают предпосылки зарождения новой формации — коммунизма.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Что помогает развить капитализму производительные силы? Что мешает капитализму развить производительные силы далее и перейти в более прогрессивную формацию?

Каковы характерные признаки империалистической стадии капитализма?

Глава 2. ПРЕДПОСЫЛКИ СОЦИАЛИЗМА В ИМПЕРИАЛИЗМЕ

Марксизм–ленинизм утверждает, что каждая следующая формация вызревает в недрах предыдущей формации и это не случайное, а закономерное, в том смысле, что это закономерное неотвратимо развивается вместе с развитием текущей формации, неразрывно с ней связано, его невозможно «отделить» от материнской формации, мало того, если вдруг попытаться «удалить» это закономерное, то это означает попытаться прекратить общественное развитие, но это не замедлит развитие, а наоборот, возможно его ещё более ускорит и приблизит наступление новой формации. По этой причине капиталисты обречены, и это закономерно, внедрять в практику и общественное сознание элементы и зачатки коммунистического действия и мышления, и делают они это не потому, что хотят приблизить революцию или коммунизм, но как раз наоборот, чтобы отсрочить свою кончину как класса, сохранить своё положение и свои прибыли.

Рассмотрим основные предпосылки коммунистического общества, вызревающие в капиталистической формации.

«Та форма труда, при которой много лиц планомерно работают рядом и во взаимодействии друг с другом в одном и том же процессе производства или в разных, но связанных между собою процессах производства, называется кооперацией».

Карл Маркс, «Капитал»

Развитие кооперации идёт рука об руку с развитием человеческого общества с времён перехода от присваивающего хозяйства к производящему. Кооперация поначалу была ограничена родом и племенем, но, развиваясь вместе с обществом, по мере перехода к следующим формациям, усложнялась и вовлекала всё большее количество людей, труд всё более и более проявлял свой общественный характер. Производство становилось всё более общественным, а присвоение его всё увеличивающихся результатов оставалось частным. Капитализм, особенно в его империалистической стадии, достиг наивысшего уровня кооперации — то есть обобществления труда — неслыханного для предыдущих формаций. Уже давно не вызывает ни у кого удивления, что сырьё при империализме может добываться в одной части света, сырые материалы производится из сырья — в другой и третьей, а конечный товар собираться в четвёртой части — мир стал не только поделённым на метрополии и колонии, но и единым в своей всеобщности товарного хозяйства.

Кооперация соответствует моменту общественного в человеке и развивает его; кооперация наиболее полно раскрывает общественную сущность человека и чем больше людей вовлекается в неё, тем сильнее обостряется основное капиталистическое противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения результатов этого производства. Таким образом, развитие кооперации подготавливает производительную основу будущего коммунизма, а, усиливая основное противоречие капитализма, приближает и облегчает переход от капитализма к коммунизму, к обществу «ассоциированных производителей» (см. Карл Маркс, «Капитал», книга 3, глава 48).

Возникновение и развитие плановости начинается вместе с развитием трудовой деятельности и кооперации уже при первых частнособственнических формациях, однако, становление рынка и развитие первой фазы капитализма, ограничивает дальнейшее развитие плановости в основном размерами компаний, по этой причине, так как вне предприятий царит стихийность рынка, то место плана занимает прогноз. Однако, по мере развития капиталистического хозяйства появляются монополии и, на стадии империализма, именно монополии начинают диктовать рынку направление движения. Привычная стихийность рынка оказывается подорванной и плановость начинает выходить за пределы компаний — это выражается в росте объёмов производства на заказ, в учёте производителем всего жизненного цикла продукта при его заказе или покупке, в появлении принципов экономики замкнутого цикла в целях повышения эффективности производства. Таким образом, уже в самом развитии капиталистической формации заложен, как закономерный, переход от стихийности рынка к плановости, но окончательному переходу к плановому хозяйству мешают состояться: частная собственность на средства производства, диктатура буржуазии, направленная на её защиту, сбережение и накопление, а также конкуренция между монополиями и конкуренция внутри каждой монополии между группировками собственников и агентами влияния.

Капитализм — это всеобщее товарное хозяйство: всё производится для обмена, однако на империалистической стадии уже можно наблюдать признаки прехождения товарных отношений.

Как мы уже отметили, при империализме кооперация и плановость достигают уровня, которого невозможно было достичь при предыдущих формациях, и это становится возможным благодаря монополизации. И если вне монополии ещё царят и рынок, и товарные отношения, то внутри монополии на первое место выходят плановость, кооперация и внутренний продукт, который уже не вполне является товаром, так как он потребляется подразделениями монополии не через обмен, а через распределение. Действительно, в рамках монополии возможны всего несколько вариантов кооперации между подразделениями и предприятиями, принадлежащими монополии:

   1. Кооперация по созданию продукта для обмена,

   2. Кооперация по созданию и потреблению продукта внутри монополии,

   3. Кооперация по организации деятельности монополии и её подразделений и предприятий.

Примером первого варианта кооперации является кооперация работников подразделений и предприятий монополии по созданию товара, то есть продукта, предназначенного для обмена. Пример второго варианта кооперации — это создание продукта, который полностью потребляется внутри монополии или даже внутри одного из её предприятий или подразделений: создание одним предприятием сырого материала и поставка этого материала другому предприятию монополии для окончательной обработки и превращения в товар. Примеры третьего варианта кооперации — это управленческая деятельность в интересах других подразделений компании, предоставление внутренних услуг: обучение сотрудников, техническая поддержка и тому подобное.

«Если сам предмет труда уже был… профильтрован предшествующим трудом, то мы называем его сырым материалом, например, уже добытая руда, находящаяся в процессе промывки… Предмет труда является сырым материалом лишь при том условии, если он уже претерпел известное изменение при посредстве труда».

Карл Маркс, «Капитал»

В подтверждение сказанного обращаем внимание также на то, что цены, по которым координируется и организуется внутри- монопольная кооперация, трансфертные цены, выражают больше учётную функцию всеобщего эквивалента, чем другие, привычные, функции денег, такие как средство платежа и средство накопления. Действительно, никакого движения денег со счёта на счёт при такой, внутренней, «продаже» не происходит, накопления сокровища на счетах предприятий или подразделений внутренних «продавцов» тоже нет, а вот отражение движения продукта во внутреннем учёте происходит, что необходимо для осуществления кооперации внутри монополии. Получается, что трансфертные цены не являются уже вполне ценами, к которым мы привыкли в рыночной экономике, то есть суммой себестоимости и средней прибыли. И не только возможна, но и часто встречается ситуация, что учёта средней прибыли в них нет, или она сильно занижена, или вообще отсутствует, кроме того, часты случаи, когда такие цены не отражают даже себестоимость переданных и предоставленных подразделениям продуктов и услуг.

Итак, по мере монополизации основных отраслей промышленности, многие цены становятся внутренними, трансфертными и отражают необходимые для учёта и кооперации параметры производства и распределения продукции и услуг, но не соотносящиеся со стоимостью обмена, принятой в капиталистической формации. Начинается прехождение денег, как всеобщего товара–эквивалента, по крайней мере внутри монополии.

Товар, обмен, рынок, деньги — все эти категории образуют единую систему, которая, развиваясь как единое целое на основе частной собственности на средства производства, образует капитализм — всеобщее товарное хозяйство. Единство перечисленных категорий также означает и то, что, когда начинается прехождение основной из них — товара — постепенно преходят и остальные: товар превращается в продукт, обмен замещается распределением, рынок сменяется планом, деньги остаются только для удобства учёта и распределения. При империализме превращение не может завершиться полностью, так как последнее и основное препятствие — частная собственность на средства производства — неустранимо при капитализме и требует для своего устранения социалистической революции, однако начинающееся прехождение товарных отношений, рынка, денег и обострение основного противоречия капитализма подготавливают экономический базис для грядущего коммунизма, а вместе с экономическим базисом зреет и пролетариат — класс–могильщик капитализма.

Маркс не просто так назвал пролетариат классом–могильщиком капитализма: дело не только в том, что это класс–производитель всех материальных благ современного общества; не только в том, что, если положение пролетариата улучшится, то лучше станет всем трудящимся; не только в том, что этот класс лучше других организован, самим трудом, его обобществлением, и может эффективно бороться за свои экономические интересы; а в том, что, в итоге, пролетариат имеет возможность уничтожить частную собственность на средства производства в интересах всего общества.

Пролетариат создал благодаря творчеству масс, новые формы самоорганизации общества, которые помогли организации борьбы за коммунизм, становлению, развитию и победе коммунистического общества, например:

— В конце XIX века в России стали возникать марксистские кружки: в Петербурге — под руководством Точисского, Благоева, Бруснева; в Казани — под руководством Федосеева. Участники этих кружков стремились овладеть марксистской теорией и наладить связь с рабочими. В 1895 году кружки петербургских марксистов объединились в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

— Советы, как форма организации борьбы пролетариата были изобретены иваново–вознесенскими рабочими во время революции 1905–1907 годов.

— Как форма организации государственной власти Советы стихийно (!) распространились по России сразу же после Февральской революции 1917 года.

— Первый субботник прошёл в депо Москва–Сортировочная Московско–Казанской железной дороги. В ночь на субботу 12 апреля 1919 года 15 коммунистов депо, проработав безвозмездно 10 часов, отремонтировали 3 паровоза. А 10 мая 1919 года состоялся первый массовый (205 человек) коммунистический субботник на Московско–Казанской железной дороге.

— Стахановское движение — массовое движение последователей Алексея Стаханова в СССР, новаторов социалистического производства — рабочих, колхозников.

— Социалистическая кооперация — кооперация свободных от эксплуатации работников, связанных между собой отношениями товарищеского сотрудничества и взаимопомощи.

— Шефство и наставничество и так далее.

Каждый раз новый способ самоорганизации изобретался пролетариатом в момент появления потребности в нём: когда нужно было обучить пролетариат — возникли кружки, когда нужно было организовать борьбу рабочего класса — появились Советы.

В заключение имеет смысл упомянуть, что даже принятые при капитализме показатели эффективности производства, основанные на прибыли, которая в свою очередь сама является лишь превращённой формой стоимости, в империалистическую стадию капитализма постепенно теряют свою адекватность и информативность. Это выражается, например, в том, что:

— Из–за усиливающегося обобществления труда возрастает потребность оценить, в составе стоимости того или иного предприятия, не только основные фонды и запасы этого предприятия, но и такие «капитальные» «стоимости» как известность торговой марки предприятия, квалифицированность и мотивацию персонала, перспективы развития предприятия и тому подобное. Это приводит к таким, оторванным от действительности показателям как, например, «человеческий капитал». Эти показатели так же отражают реальность, как, например, высокий балл ЕГЭ по математике показывает, насколько «хорошо» носитель этого высокого балла знает математику.

— Из–за начавшегося при империализме прехождения рынка, по мере становления монополистической плановости и развития торговли на заказ, всё менее адекватными становятся показатели оценки эффективности инвестиций в новые проекты и всё чаще крупные компании «пропускают» новичков в «высшую лигу», что только обостряет конкуренцию и кризисы. Хорошим примером таких новичков являются IT-компании.

— Наконец, интенсивное и хищническое, особенно в отношении к природе, развитие капитализма выдвигает вперёд экологическую повестку, которая вместе с кризисами перепроизводства и высасыванием метрополиями из колоний всех ресурсов приводит к манипуляциям с отчётами, обману, воровству и принятию неправильных решений на основании только стоимостных показателей.

Ограниченность стоимостных показателей осознаётся буржуазными политэкономами. Они пытаются вводить подобие потребительно–стоимостных метрик и создавать замкнутые производственные циклы, включающие переработку вторсырья. Однако, полноценную циклическую экономику, то есть экономику, максимально полно использующую вторсырьё, им не удаётся построить, так как переработка отходов слишком дорого им обходится, а принятые показатели эффективности не позволяют увидеть выхода из–за занижения оценок эффективности производства размером рынка непосредственных потребителей, а не размером экономии труда по экономике в целом. Чему, кстати, мешает в том числе и конкуренция между монополиями и эксплуатация колоний.

Однако им удаётся «сделать хорошую мину при плохой игре» и в духе империалистической колониальной политики они размещают производства по переработке вторсырья в колониях, что и удешевляет процесс, и не сразу бросается в глаза его неэкологичность и даже вредность для окружающей среды и здоровья работников технологического процесса на этих «предприятиях». А поскольку редко кто при исследовании современного империализма берёт метрополии вместе с их колониями, как единое целое, то это позволяет манипулировать числами и создавать иллюзию успешной экологичности современного империализма и его политики.

Итак, само развитие капитализма, особенно в его высшей, империалистической, стадии способствует возникновению и существованию в нём предпосылок элементов будущего коммунистического общества: кооперации, плановости, новых форм организации пролетариата и, напротив, прехождению рынка и показателей, основанных на стоимости. Это порождает новые формы общественных отношений, полнее соответствующих и текущей стадии капитализма, и грядущему коммунизму.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Каковы основные предпосылки коммунизма в капитализме? Почему стоимостные показатели теряют эффективность? Почему пролетариат могильщик капитализма?

Глава 3. УСИЛЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ КАПИТАЛИЗМА НА ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ СТАДИИ

Основным противоречием капитализма является противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения результатов труда. Из этого основного противоречия следуют остальные противоречия капитализма. Рассмотрим развитие этих противоречий на империалистической стадии капитализма.

Рост эксплуатации труда

Наиболее ярко основное противоречие капитализма проявляется в том, что принято называть эксплуатацией.

Эксплуатация — присвоение чужого неоплаченного труда.

В империалистическую стадию капитализма степень эксплуатации продолжает свой ускоряющийся рост. Проверить это достаточно просто. Методика, предложенная Марксом проста — (1) нужно взять стоимость произведённой предприятием продукции за год и первым делом вычесть из неё стоимость материальных затрат (стоимость сырья, материалов, услуг сторонних организаций, амортизации оборудования — всё это составляет постоянный капитал (c) просто переносящий свою стоимость в готовую продукцию); (2) получившаяся разность будет величиной вновь созданной стоимости, то есть стоимости, непосредственно созданной трудом работников данного предприятия; (3) если теперь из этой величины вычесть затраты на оплату труда работников (переменный капитал, v), то остаётся прибавочная стоимость (m), которая присваивается капиталистом.

Пропорция, в которой вновь созданная стоимость распадается на переменный капитал и прибавочную стоимость, как раз и характеризует степень эксплуатации труда. Величина прибавочной стоимости, делённая на переменный капитал, называется нормой прибавочной стоимости. Она показывает, какая

часть рабочего времени уходит на выработку заработной платы, а какая на производство прибыли капиталиста.

Норма прибавочной стоимости m' = m/v

Степень эксплуатации называется отношение прибавочного труда к необходимому труду:

«Обе части пропорции выражают одно и то же отношение в различной форме: в одном случае в форме овеществлённого труда, в другом случае в форме текучего труда. Поэтому норма прибавочной стоимости есть точное выражение степени эксплуатации рабочей силы капиталом, или рабочего капиталистом».

К. Маркс, «Капитал»

В начале XX века средняя норма прибавочной стоимости равнялась примерно единице или v = m: рабочий получал оплату за половину произведённой им стоимости, то есть ему оплачивалась только половина его рабочего дня. Таким образом норма прибавочной стоимости составляла тогда примерно 1 или 100%, что давало степень эксплуатации в 100%.

Сейчас, в начале XXI века, применив методику Маркса, мы получим следующие значения для нескольких компаний (данные компаний взяты за 2017 год, а расчёты представлены на сайте Рабочей Партии России) ^[3]:

• 403% для ПАО «Новолипецкий металлургический комбинат»,

• 543% для ПАО «Северсталь»,

• 703% для ПАО «ГМК „Норильский никель“».

Что показывают эти числа? Они показывают, что теперь современный рабочий отрабатывает свою зарплату максимум за два часа, а на «передовых» капиталистических предприятиях — менее, чем за один час! То есть, эксплуатация увеличилась минимум в четыре раза, за 100 лет, то есть если от момента появления рабовладения и до начала XX века она выросла до 100%, то за один XX век — до 400% и более! Почему это стало возможным? Ведь положение современного рабочего в развитых странах, при всех своих ограничениях и недостатках, лучше, чем положение рабочего начала XX века, и тем более лучше положения рабочего начала XIX века ^[4] в тех же странах.

Технический прогресс и рост эксплуатации

По мере развития науки и техники, а конкретнее — благодаря компьютеризации и роботизации, технический прогресс резко ускорился. С одной стороны, это усиливает обобществление труда, так как теперь концентрация труда в каждом готовом изделии неимоверно выше, чем это было ранее, и продолжает расти, а именно: ранее был просто чайник, а теперь «умный» чайник, который содержит деталей больше, чем первая ЭВМ и несравненно больше, чем простой электрочайник чайник 80‑х годов XX века. С другой стороны, технический прогресс, облегчая конкретный труд, позволяет резко усилить эксплуатацию благодаря росту производительности труда, что снимает ограничение на усиление эксплуатации, создаваемое естественной продолжительностью рабочего дня и возможностями по увеличению интенсивности самого труда. А технический прогресс — прогресс науки и техники — таких ограничений не имеет. И все мещанские надежды на то, что в будущем «вкалывают роботы, а не человек» не имеют к реальности никакого отношения, так как эксплуатировать можно только живой труд, человека, а не машину. Ведь любое оборудование, каким бы сложным оно ни было, всего лишь переносит свою стоимость на продукт, но не создаёт новой стоимости.

Увеличение объёма вывоза капитала и усиление колониальной зависимости

Однако не только технический прогресс, но и экономическое разделение мира помогает при империализме метрополиям усиливать эксплуатацию и неравенство колоний. Это проявляется в росте объёма вывоза капитала, по сравнению с вывозом товаров, в колонии, а также в несоблюдении норм труда, экологических норм на предприятиях колоний, которым в глобальной капиталистической системе распределения труда достался самый опасный, самый вредный, самый отупляющий, самый физически тяжёлый и самый низкооплачиваемый ручной труд. Не счесть примеров таких производств в странах Африки и Азии по утилизации старых судов, старых электронных изделий, аккумуляторов, покрышек, пластика и так далее. Экономическое неравенство также означает неравенство возможностей для полноценного человеческого развития и воспроизводства.

Усиление социального неравенства ^[5]

В начале декабря 2024 года был опубликован доклад Всемирной лаборатории неравенства, который рисует достаточно мрачную картину увеличивающегося разрыва между богатыми и бедными. Около 76% мирового богатства сосредоточено в руках всего лишь 1% людей. Это вопиющее неравенство особенно возросло за последние 25 лет после того, как распался Советский Союз, который был примером социальной защищённости работающих. Обратите внимание, что в 1995 году на долю 0,01% наиболее богатого населения мира приходилось 7% мирового богатства, а в 2021 оно владело уже 11%. Кроме того, этот клуб «богатых» стал ещё более эксклюзивным. Если ранее, те, кто попадали в 0,01% самых богатых людей мира имели состояние 783 тыс. долларов, то сегодня же, чтобы быть членом этого клуба, нужно иметь 18,9 млн долларов. По числам, которые приводятся в докладе, в настоящее время 10 самых богатых людей Земли владеют 52% мирового дохода, в то время как беднейшая половина мирового населения получает лишь 8,5% такого дохода. В последние десятилетия практически удвоился разрыв между средним доходом 10% самых богатых и средним доходом 50% самых бедных граждан внутри стран. Растущее неравенство населения ведёт к фактическому запрету на развитие для большинства населения Земли. Почему? Читайте далее.

Уничтожение свободного времени

Эволюция человека связана с трудом и основана на развитии труда. По мере развития труда всё более проявляется его общественная сущность. Обобществление труда растёт и это ещё более раскрывает общественную сущность человека. Развитие труда подразумевает одновременное развитие и языка, и мышления, и все вместе они в своём общем развитии раскрывают общественную сущность человека.

Однако империалистическое обобществление труда, создавая все условия для развития немногих, подавляющему большинству населения Земли ограничивает возможности развития низким уровнем широко предоставляемого обучения, необходимостью узкой специализации для работы и нехваткой времени и денег для получения знаний.

Время, используемое для своего развития, с необходимостью подразумевающее и развитие всех, есть свободное время.

Капиталисты, усиливая неравенство, сводят всё нерабочее время пролетариата либо к восстановительному, либо к праздному времени, подменяя праздным временем — временем, потраченным бесцельно и для себя, и для общества — свободное время. Это не просто ведёт к деградации пролетариата, но и к деградации всех производительных сил, а за ними и всего общества в целом. Хорошим примером этой деградации является ситуация в США и в странах бывшего СССР. Сравним Россию, США и КНР в космической отрасли, болезненной и для США, и для России. КНР имеет свою орбитальную станцию, свои луноходы, свои марсоходы, свой космодром, свою программу освоения Луны, свою программу исследования Солнечной системы. А США, Евросоюз и буржуазная Россия имеют общую, одну на всех, орбитальную станцию, спорадические запуски космических аппаратов и Starlink Маска.

Кризисы перепроизводства

Потрясения в хозяйственной жизни человека происходили всегда, они вызывались стихийными или общественными бедствиями: наводнения, засухи, войны, эпидемии опустошали иногда целые страны. Коренное отличие капиталистических кризисов от этих потрясений заключается в том, что голод и нищета, вызывавшиеся ими, были следствием неразвитости производства, крайнего недостатка в продуктах, а при капитализме кризисы порождаются ростомпроизводства и относительным избытком произведённых товаров при нищенском уровне жизни народных масс, потому эти кризисы и называются кризисами перепроизводства.

Уже простое товарное производство и обращение заключают в себе возможность кризисов, однако неизбежными кризисы становятся лишь при капитализме, когда производство приобретает общественный характер, а продукт обобществлённого труда миллионов рабочих присваивается капиталистами. Основное противоречие капитализма проявляется здесь как противоположность между организацией производства в отдельных предприятиях и анархией производства во всём обществе: на каждой отдельной фабрике труд рабочих организован и подчинён воле одного предпринимателя, но в обществе в целом, вследствие господства частной собственности на средства производства, царит анархия производства, исключающая планомерное развитие хозяйства. Расширение производства происходит неравномерно, ввиду чего старые пропорции между отраслями постоянно нарушаются, а новые пропорции устанавливаются стихийно, путём переливов капиталов из одних отраслей в другие. Поэтому пропорциональность между отдельными отраслями является случайностью, а постоянные нарушения пропорциональности — общим правилом капиталистического воспроизводства.

В погоне за наибольшей прибылью капиталисты расширяют производство, совершенствуют технику, вводят новые машины и выбрасывают огромные массы товаров на рынок. Это обостряет конкуренцию и является причиной того, что норма прибыли имеет тенденцию к понижению. Предприниматели стремятся возместить падение нормы прибыли увеличением массы прибыли путём расширения размеров производства, увеличения количества изготовляемых товаров. Таким образом, капитализму свойственна тенденция к расширению производства и увеличению его производительности. Но в результате падения реального содержания заработной платы рабочих, роста безработицы, разорения мелких производителей платёжеспособный спрос трудящихся относительно сокращается и расширение капиталистического производства неизбежно наталкивается на узкие рамки потребления основных масс населения.

Капиталистические кризисы означают гигантское уничтожение производительных сил. Они несут неисчислимые бедствия трудящимся массам. В кризисах наиболее ярко обнаруживается исторически ограниченный характер буржуазного строя, неспособность капитализма к дальнейшему управлению выросшими в его недрах производительными силами. Чтобы уничтожить кризисы, надо уничтожить капитализм.

«Основа кризиса лежит в противоречии между общественным характером производства и капиталистической формой присвоения результатов производства. Выражением этого основного противоречия капитализма является противоречие между колоссальным ростом производственных возможностей капитализма, рассчитанным на получение максимума капиталистической прибыли, и относительным сокращением платёжеспособного спроса со стороны миллионных масс трудящихся, жизненный уровень которых капиталисты всё время стараются держать в пределах крайнего минимума» (И. В. Сталин, Политический отчёт Центрального Комитета XVI съезду ВКП (б)). Как ещё проявляется основное противоречие капитализма на империалистической стадии?

Хищническое отношение к природе и рост проблем с экологией

При капитализме во главу угла ставится извлечение прибыли, а всё остальное игнорируется. «Капиталистическое производство… развивает технику и комбинацию общественного процесса производства лишь таким путём, что оно подрывает в то же самое время источники всякого богатства: землю и рабочего» (К. Маркс «Капитал», I том).

Безответственная, бездумно–хищническая хозяйственная деятельность, которая свойственна капиталистическому обществу, ведёт к постоянному накоплению разнообразных экологических проблем. Одной из основных причин современных проблем с экологией является двуличная позиция развитых капиталистических стран, которые заявляют о необходимости разрешения глобальных экологических проблем человечества — но делают это только на словах. Если на территории самых богатых государств мира активно реализуют внедрение «чистых» технологий, воспитывая общество в духе политики экологической ответственности, в зависимых от них странах–колониях вопросы экологии игнорируются. Чем чище витрина глобального капитала, тем больше грязи скапливается на его заднем дворе.

Компании из Европы и США в большинстве случаев не перерабатывают свой токсичный мусор. Ради экономии — включая экономию на штрафах за экологически опасное производство, — они предпочитают перевозить его в страны Африки, которые постепенно становятся похожими на огромные токсичные свалки. Основная часть отходов оседает в Гане, на гигантской свалке Агбогблоши, которая считается крупнейшей свалкой электроники на планете. Каждый год на неё свозится около 200 тысяч тонн утилизированной компьютерной техники, поломанные платы, перегоревшие провода и пластиковые детали от разнообразной аппаратуры. Основная масса этого мусора поступает из Западной Европы и США, которым выгоден этот мусорный экспорт. Местные жители добывают из высокотехнического утиля редкие металлы, пережигая для этого целые горы резины, пластмассы и прочих отходов, из–за чего в воздух выделяется огромное количество опасных для здоровья токсинов.

Агбогблоши называют «адом на Земле» — здесь среди оплавленного мусора и ядовитого дыма работают мужчины, женщины, дети и старики, выискивая пригодные для сдачи отходы. Средняя дневная заработная плата этих людей, работающих на токсичной свалке по двенадцать часов в сутки, обычно не превышает двух или трёх долларов.

Также, среди глобальных экологических проблем первой величины особо выделяется нехватка чистой питьевой воды. По мнению многих исследователей, чистая питьевая вода уже скоро войдёт в число наиболее важных ресурсов, и доступ к запасам воды будет определять существование многих слаборазвитых стран и целых регионов планеты. Согласно опубликованным в 2017 году данным доклада Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и ЮНИСЕФ, трое из десяти человек в мире (2,1 миллиарда) не обеспечены безопасным и легко доступным водоснабжением по месту жительства, а у шести человек из десяти (4,5 миллиарда) не имеется безопасных средств санитарии (см. https://www.who.int).

Обострение монопольной конкуренциии империалистические войны

Наконец необходимо сказать и о таком проявлении противоречий империалистической стадии капитализма, как крайнее обострение конкуренции между монополиями, несогласными с текущим разделом ресурсов Земли. Это приводит к переделу ресурсной базы Земли между этими монополиями и, как следствие, к войнам за эти ресурсы.

Действительно, «по своей экономической сущности империализм есть монополистический капитализм. Уже этим определяется историческое место империализма, ибо монополия, вырастающая на почве свободной конкуренции и именно из свободной конкуренции, есть переход от капиталистического к более высокому общественно–экономическому укладу. Надо отметить в особенности четыре главных вида монополий или главных проявлений монополистического капитализма, характерных для рассматриваемой эпохи.

Во–первых, монополия выросла из концентрации производства на очень высокой ступени её развития. Это — монополистские союзы капиталистов: концерны, картели, синдикаты, тресты. Мы видели, какую громадную роль они играют в современной хозяйственной жизни. К началу XX века они получили полное преобладание в передовых странах и если первые шаги по пути картеллирования были раньше пройдены странами с высоким охранительным тарифом (Германия, Америка), то Англия с её системой свободной торговли показала лишь немногим позже тот же основной факт: рождение монополий из концентрации производства.

Во–вторых, монополии привели к усиленному захвату важнейших источников сырья, особенно для основной, и наиболее картеллированной, промышленности капиталистического общества: каменноугольной и железоделательной. Монополистическое обладание важнейшими источниками сырых материалов страшно увеличило власть крупного капитала и обострило противоречие между картеллированной и некартеллированной промышленностью.

В-третьих, монополия выросла из банков. Они превратились из скромных посреднических предприятий в монополистов финансового капитала. Каких–нибудь три–пять крупнейших банков любой из самых передовых капиталистических наций осуществили «личную унию» промышленного и банкового капитала, сосредоточили в своих руках распоряжение миллиардами и миллиардами, составляющими большую часть капиталов и денежных доходов целой страны. Финансовая олигархия, налагающая густую сеть отношений зависимости на все без исключения экономические и политические учреждения современного буржуазного общества, — вот рельефнейшее проявление этой монополии.

В-четвёртых, монополия выросла из колониальной политики. К многочисленным «старым» мотивам колониальной политики финансовый капитал прибавил борьбу за источники сырья, за вывоз капитала, за «сферы влияния» — то есть сферы выгодных сделок, концессий, монополистических прибылей и прочее — наконец за хозяйственную территорию вообще. Когда европейские державы занимали, например, своими колониями одну десятую долю Африки, как это было ещё в 1876 году, тогда колониальная политика могла развиваться немонополистически по типу, так сказать, «свободно–захватного» занятия земель. Но когда 9/10 Африки оказались захваченными (к 1900 году), когда весь мир оказался поделённым, — наступила неизбежно эра монопольного обладания колониями, а следовательно, и особенно обострённой борьбы за раздел и за передел мира.

Насколько обострил монополистический капитализм все противоречия капитализма, общеизвестно. Достаточно указать на дороговизну и на гнёт картелей. Это обострение противоречий является самой могучей двигательной силой переходного

исторического периода, который начался со времени окончательной победы всемирного финансового капитала.

Монополии, олигархия, стремления к господству вместо стремлений к свободе, эксплуатация всё большего числа маленьких или слабых наций небольшой горсткой богатейших или сильнейших наций — всё это породило те отличительные черты империализма, которые заставляют характеризовать его как паразитический или загнивающий капитализм. Всё более и более выпукло выступает, как одна из тенденций империализма, создание «государства–рантье», государства–ростовщика, буржуазия которого живёт всё более вывозом капитала и «стрижкой купонов». Было бы ошибкой думать, что эта тенденция к загниванию исключает быстрый рост капитализма; нет, отдельные отрасли промышленности, отдельные слои буржуазии, отдельные страны проявляют в эпоху империализма с большей или меньшей силой то одну, то другую из этих тенденций. В целом капитализм неизмеримо быстрее, чем прежде, растёт, но этот рост не только становится вообще более неравномерным, но неравномерность проявляется также в частности в загнивании самых сильных капиталом стран (Англия)» (В. И. Ленин «Империализм, как высшая стадия капитализма»).

Империализм есть предтеча социализма

Итак, империализм есть не только высшая, но и последняя стадия капитализма или другими словами — паразитический, загнивающий, умирающий капитализм, подготавливающий условия перехода в коммунизм. Однако, «получение монопольно–высокой прибыли капиталистами одной из многих отраслей промышленности, одной из многих стран и тому подобное даёт им экономическую возможность подкупать отдельные прослойки рабочих, а временно и довольно значительное меньшинство их, привлекая их на сторону буржуазии данной отрасли или данной нации против всех остальных. И усиленный антагонизм империалистских наций из–за раздела мира усиливает это стремление. Так создаётся связь империализма с оппортунизмом… особенная быстрота и особенная отвратительность развития оппортунизма вовсе не служит гарантией прочной победы его, как быстрота развития злокачественного нарыва на здоровом организме может лишь ускорить прорыв нарыва, освобождение организма от него. Опаснее всего в этом отношении люди, не желающие понять, что борьба с империализмом, если она не связана неразрывно с борьбой против оппортунизма, есть пустая и лживая фраза» (В. И. Ленин «Империализм, как высшая стадия капитализма»).

Что пытаются капиталисты в своей борьбе предпринять помимо подкупа отдельных прослоек рабочих? Рассмотрим кейнсианство и монетаризм, как примеры попыток ослабить противоречия капитализма.

Кейнсианство — макроэкономическое течение, сложившееся как реакция экономической теории на Великую депрессию в США. Основополагающей работой была «Общая теория занятости, процента и денег» Джона Мейнарда Кейнса, опубликованная в 1936 г. С 40‑х до первой половины 70‑х годов XX века концепция Джона Кейнса занимала доминирующие позиции в правительственных и академических кругах наиболее развитых индустриальных стран Запада. В 1960‑е многие положения кейнсианства были поставлены под сомнение. Появление монетаризма прервало господство кейнсианства, тем не менее, монетаризм использовал концепцию денежного регулирования, разработанную Джоном Кейнсом. Именно Кейнсу принадлежит идея создания МВФ.

Основные методологические положения подхода Джона Кейнса:

— Важнейшие проблемы расширенного воспроизводства необходимо решать не с позиции изучения предложения ресурсов, а с позиции спроса, обеспечивающего реализацию ресурсов.

— Рыночная экономика не может саморегулироваться, и поэтому вмешательство государства неизбежно.

— Кризисы перепроизводства нежелательны, поэтому проблему равновесия в макроэкономике следует решать с позиции «эффективного спроса», который выражает равновесие между потребителем и производством, доходом и занятостью.

— Основным инструментом регулирования экономики признавалась бюджетная политика, на которую возлагались задачи обеспечения занятости рабочей силы и производственного оборудования.

Монетаризм — это макроэкономическая теория, согласно которой количество денег в обращении является определяющим фактором развития экономики. Основоположником монетаризма является Милтон Фридман, ставший в 1976 г. лауреатом Нобелевской премии по экономике.

По мнению монетаристов, инфляция возникает в случае, когда темпы роста количества денег превышают темпы роста экономики. Под естественной безработицей понимается добровольная безработица, при которой рынок труда находится в равновесном состоянии. По мнению монетаристов, отклонения безработицы от её равновесного уровня могут происходить только в краткосрочной перспективе. Если уровень занятости выше естественного уровня, то вырастает инфляция, если ниже, то инфляция снижается. При этом для уравновешивания рынка труда предлагается использовать инструменты кредитно–денежной политики.

Основные положения концепции Милтона Фридмана:

— Регулирующая роль государства в экономике должна быть ограничена контролем над денежным обращением.

— Рыночная экономика — саморегулирующая система. Диспропорции и другие отрицательные проявления связаны с избыточным присутствием государства в экономике.

— Денежная масса влияет на величину расходов потребителей, фирм. Увеличение массы денег приводит к росту производства, а после полной загрузки мощностей — к росту цен и инфляции.

— Инфляция должна быть подавлена любыми средствами, в том числе и с помощью сокращения социальных программ.

— При выборе темпа роста денег необходимо руководствоваться правилами «механического» прироста денежной массы, которое отражало бы два фактора: уровень ожидаемой инфляции и темп прироста общественного продукта.

— Число государственных регуляторов сокращается до минимума. Исключается или снижается роль налогового, бюджетного регулирования.

— В качестве главного регулятора, воздействующего на хозяйственную жизнь, служат «денежные импульсы» — регулярная денежная эмиссия.

— Отказ от краткосрочной денежной политики. Поскольку изменение денежной массы сказывается на экономике не сразу, а с некоторым опозданием, следует кратковременные методы экономического регулирования, предложенные Кейнсом, заменить на долгосрочную политику, рассчитанную на длительное, постоянное воздействие на экономику.

Согласно взглядам монетаристов деньги являются главной сферой, определяющей движение и развитие производства. Спрос на деньги имеет постоянную тенденцию к росту (что определяется, в частности, склонностью к сбережениям), и чтобы обеспечить соответствие между спросом на деньги и их предложением, необходимо проводить курс на постепенное увеличение (определённым темпом) денег в обращении. Государственное регулирование должно ограничиваться контролем над денежным обращением.

Однако, как показала история уже XXI века, ни один из указанных подходов не смог предотвратить ни кризисы перепроизводства, ни усиление эксплуатации, ни рост безработицы, ни усиление неравенства, ни империалистические войны, ни проблемы с экологией. Единственное, что действительно решили данные теории — ещё дальше отвели тех, кто их придерживается, от понимания сути капитализма, его противоречий и способа их разрешения. Меж тем указанные противоречия, по мере развития капитализма никуда не деваются, не проходят, а, наоборот, нарастают и раньше или позже приводят мир в состояние революционной ситуации.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Как проявляется основное противоречие капитализма в его империалистическую стадию?

Почему при империализме продолжается бурный рост производительных сил несмотря на рост противоречий?

Почему необходимо бороться с оппортунизмом?

Что капиталисты пытаются использовать в своей борьбе против рабочего класса?

Почему империалистическая стадия высшая и последняя стадия капитализма?

Глава 4. РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ

По Краткому курсу истории ВКП(б), 1938 г.

Революционная ситуация — понятие, впервые сформулированное В. И. Лениным в работе «Маёвка революционного пролетариата» (1913 г.): «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для неё требуется ещё, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде».

Позднее эта же формулировка практически дословно встречается в работе «Крах II Интернационала» (1915 г.): «Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется ещё, чтобы «верхи не могли» жить по–старому» и в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (1920 г.): «Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по–старому, лишь тогда революция может победить». В последних двух работах В. И. Ленин чётко формулирует третий обязательный признак революционной ситуации: в работе «Крах II Интернационала» — «… не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь… когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия…»; и в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» — «для революции надо, во–первых, добиться, чтобы большинство рабочих… вполне поняло необходимость переворота и готово было идти на смерть ради него; во–вторых, чтобы правящие классы переживали правительственный кризис, который втягивает в политику даже самые отсталые массы».

Таким образом, В. И. Ленин сформулировал и выделил три главных признака, описывающих революционную ситуацию в обществе:

   1. Верхи не могут управлять по–старому — невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде своё господство.

   2. Низы не хотят жить по–старому — резкое обострение выше обычного нужды и бедствий угнетённых классов, их желание изменений своей жизни в лучшую сторону и, как следствие, значительное повышение активности масс, привлекаемых как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами» к самостоятельному историческому выступлению.

   3. Способность революционного класса (пролетариата и крестьянства) на организованные революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить старую государственную машину. Согласно В. И. Ленину, наличие рабочей партии, вооружённой революционной теорией, которая возглавила бы массы и довела бы революцию до победного конца, является необходимой предпосылкой.

Однако для того, чтобы полнее разобраться в понятии революционной ситуации, имеет смысл рассмотреть два хороших примера из истории нашей страны — революцию 1905 года и подготовку революции октября 1917 года.

Уроки революции 1905 года

В октябре и ноябре 1905 года революционная борьба масс продолжала развиваться с огромной силой. Продолжались забастовки рабочих. Борьба крестьян против помещиков осенью 1905 года приняла широкие размеры. Крестьянским движением было охвачено больше трети уездов по всей стране. Усилились волнения и среди солдат в ряде городов — Тифлисе, Владивостоке, Ташкенте, Самарканде, Курске, Сухуми, Варшаве, Киеве, Риге. Вспыхнуло восстание в Кронштадте и среди матросов Черноморского флота в Севастополе (в ноябре 1905 года). Но, будучи разрозненными, эти восстания были подавлены царизмом. Поводом к восстаниям в отдельных частях армии и флота нередко являлось слишком грубое обращение офицеров, плохая пища («гороховые бунты»). У массы восставших матросов и солдат не было ещё ясного сознания необходимости свергнуть царское правительство, необходимости энергичного продолжения вооружённой борьбы. Восставшие матросы и солдаты были ещё слишком мирно, благодушно настроены, нередко они делали ошибку, освобождая арестованных в начале восстания офицеров, и давали себя успокоить обещаниями и уговорами начальства.

Революция вплотную подошла к вооружённому восстанию. Большевики звали массы к вооружённому восстанию против царя и помещиков, разъясняли им его неизбежность. Не покладая рук, большевики подготовляли вооружённое восстание. Велась революционная работа среди солдат и матросов, были созданы в армии военные организации партии. Созданы были в ряде городов боевые дружины из рабочих, дружинников обучали владеть оружием. Организована была закупка оружия за границей и отправка его тайно в Россию. В организации транспорта оружия принимали участие видные работники партии. В ноябре 1905 года Ленин вернулся в Россию. Скрываясь от царских жандармов и шпионов, Ленин принимал в эти дни непосредственное участие в подготовке вооружённого восстания.

В декабре 1905 года в Финляндии, в Таммерфорсе, собралась конференция большевиков. Из решений конференции нужно отметить два решения: одно — о восстановлении единства партии, фактически расколотой на две партии, и другое — о бойкоте первой так называемой виттевской думы.

Не дремало и царское правительство. Оно также готовилось к решительной борьбе. Заключив мир с Японией и облегчив этим своё трудное положение, царское правительство перешло в наступление на рабочих и крестьян. Царское правительство объявило на военном положении ряд губерний, охваченных крестьянскими восстаниями, издало свирепые приказы — «арестованных не иметь», «патронов не жалеть», распорядилось арестовать руководителей революционного движения и разогнать Советы рабочих депутатов.

Московские большевики и руководимый ими Московский Совет рабочих депутатов, связанный с широкими массами рабочих, решили в связи с этим провести немедленную подготовку к вооружённому восстанию. 5 (18) декабря Московский комитет принял решение: предложить Совету объявить общеполитическую забастовку с тем, чтобы в ходе борьбы перевести её в восстание. Это решение было поддержано на массовых рабочих собраниях. Московский Совет учёл волю рабочего класса и единодушно постановил начать всеобщую политическую забастовку. Пролетариат Москвы, начиная восстание, имел свою боевую организацию — около тысячи дружинников, из которых больше половины было большевиков. Боевые дружины имелись также на ряде фабрик Москвы. В целом повстанцы имели около двух тысяч дружинников. Рабочие рассчитывали нейтрализовать гарнизон, отколоть часть гарнизона и повести её за собой.

7 (20) декабря началась в Москве политическая забастовка. Однако, забастовку не удалось распространить на всю страну, — она недостаточно была поддержана в Петербурге, и это с самого начала ослабляло шансы на успех восстания. Николаевская, ныне Октябрьская, железная дорога осталась в руках царского правительства. Движение на этой дороге не прекращалось, и правительство могло перебрасывать из Петербурга в Москву гвардейские полки для подавления восстания. В самой Москве гарнизон колебался. Отчасти в расчёте на поддержку гарнизона рабочие начали восстание. Но революционеры упустили время, и царское правительство справилось с волнениями в гарнизоне.

9 (22) декабря появились в Москве первые баррикады. Вскоре улицы Москвы покрылись баррикадами. Царское правительство пустило в ход артиллерию. Оно собрало войска, во много раз превосходившие силы повстанцев. В течение 9 дней несколько тысяч вооружённых рабочих вели героическую борьбу. Только перебросив полки из Петербурга, Твери и Западного края, царизм смог подавить восстание. Руководящие органы восстания были накануне самого боя частью арестованы, частью изолированы. Московский комитет большевиков был арестован. Вооружённое выступление превратилось в восстание отдельных районов, разобщённых между собой. Лишившись руководящего центра, не имея общего по городу плана борьбы, районы ограничивались главным образом обороной. Это было основным источником слабости Московского восстания и одной из причин его поражения, как впоследствии отмечал Ленин. Восстание имело место не только в Москве. Революционными восстаниями был охвачен также ряд других городов и районов. Вооружённые восстания были в Красноярске, Мотовилихе (Пермь), Новороссийске, Сормове, Севастополе, Кронштадте. На вооружённую борьбу поднялись и угнетённые народы России. Почти вся Грузия была охвачена восстанием. Крупное восстание произошло на Украине в Донбассе: Горловке, Александровске, Луганске (Ворошиловград). Упорный характер носила борьба в Латвии. В Финляндии рабочие создали свою Красную гвардию и подняли восстание. Но все эти восстания, так же, как и Московское, были с бесчеловечной жестокостью подавлены царизмом.

Меньшевики и большевики дали разную оценку декабрьскому вооружённому восстанию. Меньшевик Плеханов после вооружённого восстания бросил упрёк партии: «Не надо было браться за оружие». Меньшевики доказывали, что восстание — ненужное и вредное дело, что в революции можно обойтись без восстания, что успеха можно добиться не вооружённым восстанием, а мирными средствами борьбы. Большевики клеймили такую оценку, как предательскую. Они считали, что опыт Московского вооружённого восстания только подтвердил возможность успешной вооружённой борьбы рабочего класса. На упрёк Плеханова: «Не надо было браться за оружие», Ленин отвечал: «Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам невозможность одной только мирной стачки и необходимость бесстрашной и беспощадной вооружённой борьбы».

Декабрьское восстание 1905 года было высшей точкой революции. В декабре царское самодержавие нанесло восстанию поражение. После поражения декабрьского восстания начался поворот к постепенному отступлению революции. Подъём революции сменился её постепенной убылью. Однако, революция ещё не была подавлена. Рабочие и революционные крестьяне отступали медленно, с боями. В борьбу вовлекались новые слои рабочих. В стачках участвовало в 1906 году свыше миллиона рабочих. В 1907 году — 740 тысяч. Крестьянское движение в первой половине 1906 года охватило около половины уездов царской России, во второй половине года — одну пятую всех уездов. Продолжались волнения в армии и во флоте.

Царское правительство не ограничивалось в своей борьбе против революции одними лишь репрессиями. Добившись первых успехов благодаря репрессиям, оно решило нанести новый удар революции путём созыва новой, «законодательной» думы. Оно рассчитывало созывом такой думы отколоть крестьян от революции и доконать этим революцию. В декабре 1905 года царское правительство издало закон о созыве новой «законодательной» думы, в отличие от старой «совещательной» булыгинской думы, которая была сметена большевистским бойкотом. Царский избирательный закон был, конечно, антидемократическим. Выборы были не всеобщие. Больше половины населения вообще было лишено права голоса, например, женщины и свыше 2 миллионов рабочих. Выборы были не равные. Избиратели были разбиты на 4 курии, как тогда говорили: землевладельческую (помещики), городскую (буржуазия), крестьянскую и рабочую. Выборы были не прямые, а многостепенные. Выборы фактически были не тайные. Избирательный закон обеспечивал громадное преобладание в думе кучки помещиков и капиталистов над миллионами рабочих и крестьян. Думой царь хотел отвлечь массы от революции. Значительная часть крестьянства верила в то время в возможность через думу получить землю. Кадеты, меньшевики и эсеры обманывали рабочих и крестьян — будто без восстания, без революции можно добиться нужных народу порядков.

В апреле 1906 года собрался в Стокгольме (Швеция) IV съезд РСДРП, названный Объединительным. На съезде присутствовало 111 делегатов с решающим голосом, представлявших 57 местных организаций партии. Кроме того, на съезде были представители национальных социал–демократических партии: 3 — от Бунда, 3 — от Польской социал–демократической партии и 3 — от латышской социал–демократической организации. Вследствие разгрома большевистских организаций во время и после декабрьского восстания не все они могли послать делегатов. Кроме того, меньшевики в «дни свободы» 1905 года приняли в свои ряды массу мелкобуржуазной интеллигенции, ничего общего не имевшую с революционным марксизмом. Достаточно указать на то, что тифлисские меньшевики (а в Тифлисе было мало промышленных рабочих) послали столько же делегатов на съезд, сколько послала крупнейшая пролетарская организация — петербургская. Ввиду этого на Стокгольмском съезде большинство, правда, незначительное, оказалось на стороне меньшевиков. Такой состав съезда определил меньшевистский характер решений по целому ряду вопросов. На этом съезде произошло лишь формальное объединение. По существу, большевики и меньшевики оставались при своих взглядах, со своими самостоятельными организациями. Было ясно, что внутрипартийная борьба будет продолжаться.

Первая русская революция окончилась поражением. Этому содействовали следующие причины:

— Не было ещё в революции прочного союза рабочих и крестьян против царизма. Крестьяне поднялись на борьбу против помещиков, и они шли на союз с рабочими против помещиков. Но они ещё не понимали, что без свержения царя невозможно свергнуть помещиков, они не понимали, что царь действует заодно с помещиками, и значительная часть крестьян ещё верила царю и возлагала надежду на царскую Государственную думу.

— Нежелание значительной части крестьян идти вместе с рабочими на свержение царизма сказывалось и на поведении армии, большинство которой составляли сыновья крестьян, одетые в солдатские шинели. В отдельных частях царской армии были волнения и восстания, но большинство солдат ещё помогало царю подавлять забастовки и восстания рабочих.

— Недостаточно дружно действовали и рабочие. Передовые отряды рабочего класса развернули в 1905 году героическую революционную борьбу. Более отсталые слои — рабочие наименее промышленных губерний, живущие в деревнях, — раскачивались медленнее. Особенно усилилось их участие в революционной борьбе в 1906 году, но к этому времени авангард рабочего класса был уже в значительной мере ослаблен.

— Рабочий класс был передовой, основной силой революции, но в рядах партии рабочего класса не было необходимого единства и сплочения. РСДРП — партия рабочего класса — была разбита на две группы: большевиков и меньшевиков. Большевики вели последовательную революционную линию и звали рабочих к свержению царизма. Меньшевики своей соглашательской тактикой тормозили революцию, путали значительную часть рабочих, раскалывали рабочий класс.

— Царскому самодержавию помогли в подавлении революции 1905 года западноевропейские империалисты. Иностранные капиталисты боялись за свои вложенные в России капиталы и огромные доходы. Кроме того, они опасались, что в случае победы русской революции поднимутся на революцию и рабочие других стран. Поэтому западноевропейские империалисты помогли царю–палачу. Французские банкиры дали большой заём царю на подавление революции. Германский царь держал наготове многотысячную армию для интервенции в помощь русскому царю.

— Серьёзно помог царю мир с Японией, заключённый в сентябре 1905 года. Поражение в войне и грозный рост революции заставили царя поспешить с подписанием мира.

Поражение в войне ослабляло царизм. Заключение мира укрепило положение царя.

Уроки подготовки Октябрьской революции 1917 года

Войны стали неизбежны, когда капитализм в конце ХIХ и в начале XX века окончательно перерос в высшую и последнюю ступень своего развития — империализм. При империализме приобрели решающую роль в жизни капиталистических государств мощные объединения (монополии) капиталистов и банки. Финансовый капитал стал хозяином в капиталистических государствах. Финансовый капитал требовал новых рынков, захвата новых колоний, новых мест для вывоза капитала, новых источников сырья. Но уже в конце ХIХ века вся территория земного шара оказалась поделённой между капиталистическими государствами. Между тем развитие капитализма в эпоху империализма происходит крайне неравномерно и скачкообразно: одни страны, ранее бывшие на первом месте, развивают свою промышленность сравнительно медленно, другие, ранее бывшие отсталыми, быстрыми скачками нагоняют и перегоняют их. Изменялось соотношение экономических и военных сил империалистических государств. Появлялось стремление к новому переделу мира. Борьба за новый передел мира вызывала неизбежность империалистической войны. Война 1914 года была войной за передел мира и сфер влияния. Она задолго подготовлялась всеми империалистическими государствами. Её виновники — империалисты всех стран. Эта грабительская война за передел мира затрагивала интересы всех империалистических стран, и поэтому в неё оказались в дальнейшем втянутыми Япония, Соединённые Штаты Америки и ряд других государств. Война стала мировой.

Россия не случайно выступила в империалистической войне на стороне Антанты — Франции и Англии. Необходимо иметь в виду, что перед 1914 годом важнейшие отрасли промышленности России находились в руках иностранного капитала, главным образом французского, английского и бельгийского, то есть стран Антанты. Важнейшие металлургические заводы России находились в руках французских капиталистов. В целом металлургия почти на три четверти (на 72 процента) зависела от иностранного капитала. В каменноугольной промышленности — в Донбассе — была такая же картина. Около половины нефтяной добычи находилось в руках англо–французского капитала. Значительная часть прибылей русской промышленности шла в заграничные, по преимуществу — в англо–французские, банки. Все эти обстоятельства плюс миллиардные займы, заключённые царём во Франции и Англии, приковали царизм к англо–французскому империализму, превратили Россию в данницу этих стран, в их полуколонию, в их военного союзника, участвующего в войне за передел мира.

Большевики считали, что наименьшим злом для народа в империалистической войне было бы военное поражение царского правительства, ибо оно облегчило бы победу народа над царизмом и успешную борьбу рабочего класса за освобождение от капиталистического рабства и империалистических войн. При этом Ленин считал, что политику поражения своего империалистического правительства должны проводить не только русские революционеры, но и революционные партии рабочего класса всех воюющих стран. Большевики не были против всякой войны. Они были только против захватнической, против империалистической войны. Большевики считали, что война бывает двух родов:

1. Война справедливая, незахватническая, освободительная, имеющая целью либо защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождение народа от рабства капитализма, либо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнёта империалистов, и

2. Война несправедливая, захватническая, имеющая целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов.

Войну первого рода большевики поддерживали. Что касается войны второго рода, большевики считали, что против неё следует вести решительную борьбу вплоть до революции и свержения своего империалистического правительства.

Весной 1916 г. Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» сформулировал, что «империализм есть канун социальной революции пролетариата», так как:

— Капиталистический гнёт в эпоху империализма всё больше усиливается, что в условиях империализма растёт возмущение пролетариата против основ капитализма, нарастают элементы революционного взрыва внутри капиталистических стран.

— В эпоху империализма обостряется революционный кризис в колониальных и зависимых странах, нарастают элементы возмущения против империализма, нарастают элементы освободительной войны против империализма.

— В условиях империализма неравномерность развития и противоречия капитализма особенно обострились, что борьба за рынки сбыта товаров и вывоза капитала, борьба за колонии, за источники сырья делает неизбежными периодические империалистические войны за новый передел мира.

— Именно вследствие этой неравномерности развития капитализма происходят империалистические войны, которые ослабляют силы империализма и делают возможным прорыв фронта империализма там, где он окажется всего слабее.

На основании всего этого Ленин пришёл к выводу, что вполне возможен прорыв империалистического фронта пролетариатом где–либо в одном месте или нескольких местах, что возможна победа социализма первоначально в нескольких странах или даже в одной, отдельно взятой, стране, что одновременная победа социализма во всех странах ввиду неравномерности развития капитализма в этих странах — невозможна, что социализм победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные страны в течение некоторого времени останутся буржуазными странами.

В сочетании с ленинскими признаками революционной ситуации это была новая, законченная теория социалистической революции, теория о возможности победы социализма в отдельных странах, об условиях его победы, о перспективах его победы, теория, основы которой были намечены Лениным ещё в 1905 году в брошюре «Две тактики социал–демократии в демократической революции».

К 1917 году война шла уже три года. Война уносила миллионы человеческих жизней, убитых, раненых, умерших в результате эпидемий, порождённых войной. Буржуазия и помещики наживались на войне. Но рабочие и крестьяне переносили всё больше нужды и лишений. Война разрушала народное хозяйство России. Около 14 миллионов здоровых работников было взято в армию, оторвано от хозяйства. Фабрики и заводы останавливались. Сократились посевы зёрна — не хватало работников. Население и солдаты на фронте голодали, были разуты и раздеты. Война пожирала все ресурсы страны.

1917 год начался стачкой 9 января. Во время стачки произошли демонстрации в Петрограде, в Москве, в Баку, Нижнем Новгороде, причём в Москве 9 января участвовало в забастовке около одной трети всех рабочих. Двухтысячная демонстрация на Тверском бульваре была разогнана конной полицией. В Петрограде на Выборгском шоссе к демонстрантам присоединились солдаты. «Идея всеобщей стачки, — доносила петроградская полиция, — со дня на день приобретает новых сторонников и становится популярной, какой она была в 1905 году». 18 февраля 1917 года началась забастовка путиловских рабочих в Петрограде. 22 февраля бастовали рабочие большинства крупнейших предприятий. В Международный день работницы, 23 февраля (8 марта) по призыву Петроградского комитета большевиков работницы вышли на улицу демонстрировать против голода, войны, царизма. Демонстрацию работниц поддержали рабочие общим забастовочным выступлением по Петрограду. Политическая стачка начала перерастать в общую политическую демонстрацию против царского строя. 24 февраля (9 марта) демонстрация возобновляется с большей силой. Бастовало уже около 200 тысяч рабочих. 25 февраля (10 марта) революционное движение охватывает весь рабочий Петроград. Политические забастовки по районам переходят во всеобщую политическую забастовку по всему Петрограду. Всюду демонстрации и столкновения с полицией. Над массами рабочих — красные знамёна с лозунгами: «Долой царя!», «Долой войну!», «Хлеба!». Утром 26 февраля (11 марта) политическая стачка и демонстрация начинают перерастать в попытки восстания. Рабочие разоружают полицию и жандармерию и вооружаются сами. Однако, вооружённое столкновение с полицией заканчиваетсярасстрелом демонстрации на Знаменской площади. 25 февраля (10 марта) царь даёт приказ генералу Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Но «прекратить» революцию уже было нельзя.

Днём 26 февраля (11 марта) 4‑я рота запасного батальона Павловского полка открыла огонь, но не по рабочим, а по отрядам конных городовых, вступивших в перестрелку с рабочими. Борьба за войско развернулась самая энергичная и настойчивая, в особенности со стороны женщин–работниц, которые обращались непосредственно к солдатам, братались с ними, призывали их помочь народу свергнуть ненавистное им царское самодержавие. Руководство практической работой большевистской партии осуществлялось в это время находившимся в Петрограде Бюро Центрального Комитета нашей партии во главе с тов. Молотовым. Бюро ЦК выпустило 26 февраля (11 марта) манифест с призывом к продолжению вооружённой борьбы против царизма, к созданию Временного революционного правительства. 27 февраля (12 марта) войска в Петрограде отказались стрелять в рабочих и стали переходить на сторону восставшего народа. Ещё утром 27 февраля было только 10 тысяч восставших солдат, а вечером их было уже свыше 60 тысяч. Восставшие рабочие и солдаты стали арестовывать царских министров и генералов, освобождать из тюрем революционеров. Освобождённые политические заключённые включались в дело революционной борьбы. Когда весть о победе революции в Петрограде распространилась в других городах и на фронте, рабочие и солдаты всюду стали свергать царских чиновников. Февральская буржуазно–демократическая революция победила.

Революция победила потому, что рабочий класс был застрельщиком революции и возглавлял движение миллионных масс крестьян, переодетых в солдатские шинели — «за мир, за хлеб, за свободу». Гегемония пролетариата обусловила успех революции. «Революцию совершил пролетариат, он проявил героизм, он проливал кровь, он увлёк за собой самые широкие массы трудящегося и беднейшего населения…», — писал Ленин в первые дни революции.

В первые же дни революции появились Советы. Победившая революция опиралась на Советы рабочих и солдатских депутатов. Восставшие рабочие и солдаты создали Советы рабочих и солдатских депутатов. В то время, как большевики руководили непосредственной борьбой масс на улицах, соглашательские партии, меньшевики и эсеры захватывали депутатские места в Советах, образуя в них своё большинство. Этому отчасти способствовало то обстоятельство, что большинство лидеров большевистской партии находилось в тюрьмах и ссылках (Ленин находился в эмиграции, Сталин и Свердлов в Сибирской ссылке), тогда как меньшевики и эсеры свободно разгуливали на улицах Петрограда. Таким образом, во главе Петроградского Совета и его Исполнительного комитета оказались представители соглашательских партий: меньшевики и эсеры. То же самое было в Москве и в ряде других городов. Лишь в Иваново–Вознесенске, Красноярске и некоторых других городах большинство в Советах с самого начала принадлежало большевикам.

Излишняя доверчивость рабочих и солдат сыграла с ними злую шутку. Эсеры и меньшевики не помышляли о ликвидации войны, о завоевании мира. Они думали использовать революцию для того, чтобы продолжить войну. Что касается революции и революционных требований народа, эсеры и меньшевики считали, что революция уже закончилась, и теперь задача состоит в том, чтобы закрепить её и перейти на рельсы «нормального», конституционного существования совместно с буржуазией. Поэтому эсеро–меньшевистское руководство Петроградского Совета приняло все зависящие от него меры, чтобы замять вопрос о ликвидации войны, вопрос о мире и передать власть буржуазии. 27 февраля (12 марта) 1917 года либеральные депутаты Государственной думы по закулисному уговору с эсеро–меньшевистскими лидерами образовали Временный комитет Государственной думы во главе с председателем IV думы, помещиком и монархистом Родзянко. А через несколько дней после этого Временный комитет Государственной думы и эсеро–меньшевистские лидеры Исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов втайне от большевиков договорились о формировании нового правительства России, — буржуазного Временного правительства во главе с князем Львовым, которого ещё до февральского переворота царь Николай II намечал в премьер–министры своего правительства. В состав Временного правительства вошли глава кадетов Милюков, глава октябристов Гучков и другие видные представители класса капиталистов, а в качестве представителя «демократии» был введён эсер Керенский. Так образовалась новая государственная власть в России, состоявшая, как говорил Ленин, из представителей «буржуазии и обуржуазившихся помещиков». Однако рядом с буржуазным правительством существовала другая власть — Совет рабочих и солдатских депутатов. Солдатские депутаты в Совете — это были, главным образом, крестьяне, мобилизованные на войну. Совет рабочих и солдатских депутатов являлся органом союза рабочих и крестьян против царской власти и вместе с тем — органом их власти, органом диктатуры рабочего класса и крестьянства. Получилось двоевластие.

После февральской революции организации большевистской партии, работавшие нелегально в тяжелейших условиях царизма, вышли из подполья и стали развёртывать открытую политическую и организационную работу. Численность членов организаций большевиков в это время была не больше 40–45 тысяч человек. Но это были закалённые в борьбе кадры. Комитеты партии были реорганизованы на началах демократического централизма. Была установлена выборность всех партийных органов снизу доверху.

3 (16) апреля 1917 года, после долгого изгнания, вернулся в Россию Ленин. Приезд Ленина имел огромное значение для партии, для революции. На Финляндском вокзале и на площади перед вокзалом встречать Ленина собрались тысячи рабочих, солдат и матросов. Неописуемый восторг охватил массы, когда Ленин вышел из вагона. Они подхватили Ленина на руки и так внесли своего вождя в большой зал вокзала, где меньшевики Чхеидзе и Скобелев стали было произносить от имени Петроградского Совета «приветственные» речи, в которых они «выражали надежду», что Ленин найдёт с ними «общий язык». Но Ленин не стал их слушать, прошёл мимо них к массе рабочих и солдат и с броневика произнёс свою знаменитую речь, в которой призывал массы к борьбе за победу социалистической революции. «Да здравствует социалистическая революция!» — так закончил Ленин эту свою первую после долгих лет изгнания речь.

Апрельские тезисы Ленина, дали партии и пролетариату ясную революционную линию перехода от буржуазной революции к социалистической. Ещё в 1905 году Ленин говорил в своей брошюре «Две тактики социал–демократии в демократической революции», что после свержения царизма пролетариат перейдёт к осуществлению социалистической революции. Новое в тезисах состояло в том, что они давали теоретически обоснованный, конкретный план приступа к переходу к социалистической революции:

— В области экономической переходные меры сводились: к национализации всех земель в стране при конфискации помещичьих земель, к слиянию всех банков в один национальный банк и введению контроля над ним со стороны Совета рабочих депутатов, к введению контроля над общественным производством и распределением продуктов.

— В области политической Ленин предлагал переход от парламентарной республики к республике Советов. Это был серьёзный шаг вперёд в области теории и практики марксизма. До сих пор марксистские теоретики считали парламентарную республику лучшей политической формой перехода к социализму. Теперь Ленин предлагал заменить парламентарную республику республикой Советов, как наиболее целесообразной формой политической организации общества в переходный период от капитализма к социализму. В качестве ближайшей задачи партии Ленин выдвинул лозунг: «Вся власть Советам!».

— Война, говорил Ленин, и при новом, Временном правительстве остаётся грабительской, империалистической войной. Задача партии состоит в том, чтобы разъяснить это массам и показать им, что кончить войну не насильническим, а истинно демократическим миром нельзя без свержения буржуазии.

— По отношению к Временному правительству Ленин выдвинул лозунг: «Никакой поддержки Временному правительству!».

— Ленин указывал, что наша партия пока что находится в Советах в меньшинстве, что там господствует блок меньшевиков и эсеров, проводящий буржуазное влияние на пролетариат. Поэтому задачу партии составляло: «Разъяснение массам, что Совет рабочих депутатов есть единственно возможная форма революционного правительства и что поэтому нашей задачей, пока это правительство поддаётся влиянию буржуазии, может явиться лишь терпеливое, систематическое, настойчивое, приспособляющееся особенно к практическим потребностям масс, разъяснение ошибок их тактики. Пока мы в меньшинстве, мы ведём работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов…». Это означало, что Ленин не призывал к восстанию против Временного правительства, пользовавшегося в данный момент доверием Советов, не требовал его свержения, а добивался того, чтобы путём разъяснительной и вербовочной работы завоевать большинство в Советах, изменить политику Советов, а через Советы — изменить состав и политику правительства. Это была установка на мирное развитие революции.

— Ленин требовал, далее, сбросить «грязное бельё» — отказаться от названия партии социал–демократической. Социал–демократами называли себя и партии II Интернационала, и русские меньшевики. Это название было загрязнено, опозорено оппортунистами, изменниками социализма. Ленин предложил назвать большевистскую партию коммунистической партией, как называли свою партию Маркс и Энгельс. Такое название является научно правильным, потому что конечной целью большевистской партии является достижение коммунизма.

— Наконец, Ленин требовал в своих тезисах создания нового Интернационала, создания III Коммунистического Интернационала, свободного от оппортунизма, от социал–шовинизма.

Партия развернула на основе решений Апрельской конференции огромную работу по завоеванию масс, по боевому их воспитанию и организации. Линия партии в этот период заключалась в том, чтобы путём терпеливого разъяснения большевистской политики и разоблачения соглашательства меньшевиков и эсеров изолировать эти партии от масс, завоевать большинство в Советах. Помимо работы в Советах большевики вели громадную работу в профсоюзах, фабрично–заводских комитетах, в армии.

3 (16) июня 1917 года собрался I Всероссийский съезд Советов. Большевики были ещё в меньшинстве в Советах, — они имели на съезде немногим более 100 делегатов против 700–800 меньшевиков, эсеров и других. Большевики на I съезде Советов настойчиво разоблачали гибельность соглашательства с буржуазией, вскрывали империалистический характер войны. Ленин выступил на съезде с речью, в которой доказывал правильность линии большевиков, заявляя, что только власть Советов может дать хлеб трудящимся, землю крестьянам, добиться мира, вывести страну из разрухи. Однако эсеро–меньшевистский I съезд Советов поддержал временное правительство.

В это время в рабочих районах Петрограда шла массовая кампания за организацию демонстрации и предъявление требований съезду Советов. Демонстрация 18 июня 1917 года, происходившая у могилы жертв революции, оказалась настоящим смотром сил большевистской партии. Она показала нарастающую революционность масс и возрастающее доверие их к большевистской партии. Лозунги меньшевиков и эсеров о доверии Временному правительству, о необходимости продолжения войны тонули в огромной массе большевистских лозунгов. 400 тысяч демонстрантов проходили с лозунгами на знамёнах: «Долой войну!», «Долой десять министров–капиталистов!», «Вся власть Советам!». Это был полный провал меньшевиков и эсеров, провал Временного правительства на столичных улицах.

Однако, Временное правительство, получившее поддержку от I съезда Советов, решило продолжать империалистическую политику. Как раз в день 18 июня Временное правительство, выполняя волю англо–французских империалистов, погнало солдат на фронте в наступление. Наступление провалилось. Усталость солдат, непонимание ими цели наступления, недоверие к чуждому для солдат командному составу, нехватка снарядов и артиллерии, — всё это определило провал наступления на фронте. Весть о наступлении на фронте, а потом о провале наступления всколыхнула столицу. Возмущению рабочих и солдат не было предела. Выходило, что, провозглашая мирную политику, Временное правительство обманывало народ. Выходило, что Временное правительство стоит за продолжение империалистической войны. Выходило, что ВЦИК Советов и Петроградский Совет не захотели или не смогли противодействовать преступным действиям Временного правительства и сами поплелись за ним в хвосте. Революционное возмущение петроградских рабочих и солдат переливало через край. 3 (16) июля в Петрограде, в Выборгском районе, стихийно начались демонстрации. Они продолжались весь день. Отдельные демонстрации разрослись в общую грандиозную вооружённую демонстрацию под лозунгом перехода власти к Советам. Большевистская партия была против вооружённого выступления в этот момент, так как она считала, что революционный кризис, ещё не назрел, что армия и провинция ещё не готовы для поддержания восстания в столице, что изолированное и преждевременное восстание в столице может лишь облегчить контрреволюции разгром авангарда революции. Но когда стало видно, что удержать массы от демонстрации невозможно, партия постановила принять участие в демонстрации с тем, чтобы придать ей мирный и организованный характер. Партии большевиков это удалось, и сотни тысяч демонстрантов направились к Петроградскому Совету и к ВЦИК Советов, где требовали от Советов взять власть в свои руки, порвать с империалистической буржуазией и провести активную политику мира. Несмотря на мирный характер демонстрации, против демонстрантов были выдвинуты реакционные части — юнкерские и офицерские отряды. Улицы Петрограда обильно были политы кровью рабочих и солдат. Для разгрома рабочих были вызваны с фронта наиболее тёмные, контрреволюционные воинские части.

Меньшевики и эсеры в союзе с буржуазией и белогвардейскими генералами, подавив рабочую и солдатскую демонстрацию, обрушились на большевистскую партию. Помещение редакции «Правды» было разгромлено. «Правда», «Солдатская правда» и ряд других большевистских газет были закрыты. На улице был убит юнкерами рабочий Воинов только лишь за то, что продавал «Листок Правды». Началось разоружение красногвардейцев. Революционные части петроградского гарнизона были выведены из столицы и отправлены на фронт. Были произведены аресты в тылу и на фронтах. 7 июля был издан приказ об аресте Ленина. Был арестован ряд крупных деятелей большевистской партии. Была разгромлена типография «Труд», где печатались большевистские издания. В сообщении прокурора петроградской судебной палаты говорилось, что Ленин и ряд других большевиков привлекаются к суду за «государственную измену» и за организацию вооружённого восстания. Обвинение против Ленина было сфабриковано в штабе генерала Деникина на основании показаний шпионов и провокаторов.

Кончилось двоевластие. Кончилось в пользу буржуазии, ибо вся власть перешла в руки Временного правительства, а Советы с их эсеро–меньшевистским руководством превратились в придаток Временного правительства. Кончился мирный период революции, ибо в порядок дня был поставлен штык. В силу того, что вся власть в Советах перешла в руки Временного правительства партия большевиков сняла с повестки дня лозунг «Вся власть Советам!».

В обстановке невероятной травли со стороны буржуазной и мелкобуржуазной печати собрался в Петрограде VI съезд партии большевиков. Основными вопросами съезда были политический отчёт Центрального Комитета и вопрос о политическом положении. В докладах по этим вопросам тов. Сталин со всей чёткостью показывал, что, несмотря на все усилия буржуазии подавить революцию, революция растёт и развивается. Он показывал, что революция ставит вопрос об осуществлении рабочего контроля над производством и распределением продуктов, о передаче земли крестьянам, о передаче власти из рук буржуазии в руки рабочего класса и крестьянской бедноты. Он говорил, что революция становится по своему характеру — социалистической. Партия шла к вооружённому восстанию. Все решения VI съезда были направлены на подготовку пролетариата и беднейшего крестьянства к вооружённому восстанию. VI съезд нацелил партию на вооружённое восстание, на социалистическую революцию.

25 августа Корнилов двинул на Петроград 3‑й конный корпус под командованием генерала Крымова, объявив, что он намерен «спасти родину». В ответ на корниловское восстание ЦК большевистской партии призвал рабочих и солдат к активному вооружённому отпору контрреволюции. Рабочие быстро начали вооружаться. Красногвардейские отряды в эти дни выросли в несколько раз. Профсоюзы мобилизовали своих членов. Революционные воинские части Петрограда также приведены были в боевую готовность. Вокруг Петрограда рыли окопы, ставили проволочные заграждения, разбирали подъездные пути. Несколько тысяч вооружённых кронштадтских матросов прибыло на защиту Петрограда. В «дикую дивизию», наступавшую на Петроград, были посланы делегаты, которые разъяснили горцам–солдатам смысл корниловского выступления, и «дикая дивизия» отказалась наступать на Петроград. Агитаторы были посланы и в другие корниловские части. Всюду, где была опасность, создавались ревкомы и штабы по борьбе с корниловщиной. В результате всех этих мер корниловщина была разгромлена. Генерал Крымов застрелился. Корнилов и его сподвижники — Деникин и Лукомский были арестованы.

Разгром корниловщины одним ударом вскрыл и осветил соотношение сил между революцией и контрреволюцией. Он показал обречённость всего контрреволюционного лагеря от генералов и кадетской партии до запутавшихся в плену у буржуазии меньшевиков и эсеров. Стало очевидным, что политика затягивания непосильной войны и вызванная затяжной войной хозяйственная разруха окончательно подорвали их влияние среди народных масс.

Разгром корниловщины показал, далее, что большевистская партия выросла в решающую силу революции, способную разбить любые происки контрреволюции. Партия большевиков не была ещё правящей партией, но она действовала в дни корниловщины, как настоящая правящая сила, ибо её указания выполнялись рабочими и солдатами без колебаний.

Наконец, разгром корниловщины показал, что казавшиеся умершими Советы на самом деле таят в себе величайшую силу революционного отпора. Не подлежало сомнению, что именно Советы и их ревкомы преградили дорогу корниловским войскам и надломили их силы. Борьба с корниловщиной оживила захиревшие было Советы рабочих и солдатских депутатов, освободила их из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу революционной борьбы и повернула их в сторону большевистской партии. Влияние большевиков в Советах выросло, как никогда. Влияние большевиков стало быстро расти также и в деревне. Подъём революции нарастал. Развернулась полоса оживления и обновления Советов, полоса большевизации Советов. Это означало, что основные предпосылки, необходимые для успешного восстания, уже назрели. Вновь на очередь стал лозунг: «Вся власть Советам!» Но это уже не был старый лозунг перехода власти в руки меньшевистско–эсеровских Советов. Нет, — это был лозунг восстания Советов против Временного правительства с целью передачи всей власти в стране Советам, руководимым большевиками.

Большевики начали настойчиво готовить созыв II съезда Советов, где рассчитывали получить большинство. Несмотря на все увёртки меньшевиков и эсеров, сидевших во ВЦИКе, под напором большевистских Советов II Всероссийский съезд Советов был назначен на вторую половину октября 1917 года.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Каковы признаки революционной ситуации?

Каковы причины поражения первой революции 1905 года?

Какие войны при империализмы поддерживают большевики и почему?

Почему империализм есть канун социалистической революции?

Почему победила февральская революция 1917 года?

Когда стали широко образовываться Советы?

В чём суть двоевластия?

Почему большевиками был выдвинут лозунг «Вся власть Советам!»?

В чём суть апрельских тезисов?

Каково основное решение VI съезда большевиков?

Когда закончилось двоевластие и почему?

Почему большевиками был снят лозунг «Вся власть Советам!»? Что вскрыл и осветил корниловский мятеж и победа над ним? Почему большевики затем вновь выдвинули лозунг «Вся власть Советам!»?

Глава 5. РЕВОЛЮЦИЯ

По работе «История ВКП (б). Краткий курс», 1938 г. и работе И. В. Сталина «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов», 1924 г.

Большевики стали усиленно готовиться к восстанию. Ленин указывал, что, получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов — Московском и Петроградском, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки. 7 октября Ленин нелегально приехал из Финляндии в Петроград. 10 октября 1917 года состоялось историческое заседание ЦК партии, на котором было решено в ближайшие дни начать вооружённое восстание. Историческая резолюция ЦК партии, написанная Лениным, говорила: «ЦК признает, что как международное положение русской революции (восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России), так и военное положение (несомненное решение русской буржуазии и Керенского и К⁰ сдать Питер немцам), так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, — всё это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии (выборы в Москве), наконец, явное подготовление второй корниловщины (вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и пр.), — всё это ставит на очередь дня вооружённое восстание. Признавая таким образом, что вооружённое восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и так далее.)».

По указанию Центрального Комитета партии был создан Военно–революционный комитет при Петроградском Совете, ставший легальным штабом восстания.

Тем временем и контрреволюция спешно собирала свои силы. Офицерство организовалось в контрреволюционный «союз офицеров». Повсюду контрреволюционеры создавали штабы по формированию ударных батальонов. К концу октября контрреволюция располагала 43 ударными батальонами. Специально были организованы батальоны из георгиевских кавалеров.

16 октября состоялось расширенное заседание ЦК партии. На нём был избран Партийный центр по руководству восстанием во главе с тов. Сталиным. Этот Партийный центр являлся руководящим ядром Военно–революционного комитета при Петроградском Совете и руководил практически всем восстанием.

На заседании ЦК капитулянты Зиновьев и Каменев вновь выступили против восстания. Получив отпор, они пошли на открытое выступление в печати против восстания, против партии. 18 октября в меньшевистской газете «Новая жизнь» было напечатано заявление Каменева и Зиновьева о подготовке большевиками восстания и о том, что они считают восстание авантюрой. Таким образом, Каменев и Зиновьев раскрыли перед врагами решение ЦК о восстании, об организации восстания в ближайшее время. Это была измена. Ленин, в связи с этим, писал: «Каменев и Зиновьев выдали Родзянке и Керенскому решение ЦК своей партии о вооружённом восстании». Ленин поставил перед ЦК вопрос об исключении из партии Зиновьева и Каменева.

Предупреждённые предателями враги революции тотчас же стали принимать меры к тому, чтобы предупредить восстание и разгромить руководящий штаб революции — партию большевиков. Временное правительство устроило секретное заседание, на котором был решён вопрос о мерах борьбы с большевиками. 19 октября Временное правительство спешно вызвало в Петроград войска с фронта. По улицам стали разъезжать усиленные патрули. Особенно большие силы контрреволюция успела собрать в Москве. У Временного правительства был разработан план: за день до открытия II съезда Советов атаковать и занять Смольный, местопребывание ЦК большевиков, и разгромить руководящий центр большевиков. Для этого к Петрограду были стянуты войска, на верность которых рассчитывало правительство.

21 октября во все революционные части войск были посланы большевиками комиссары Военно–революционного комитета. Все дни до восстания в войсковых частях, на фабриках и заводах шла энергичная боевая подготовка. Определённые задания получили также боевые суда — крейсер «Аврора» и «Заря свободы».

На заседании Петроградского Совета Троцкий, расхваставшись, выболтал врагу срок восстания, день, к которому приурочили большевики начало восстания. Для того, чтобы не дать возможности правительству Керенского сорвать вооружённое восстание, ЦК партии решил начать и провести восстание раньше намеченного срока и за день до открытия II съезда Советов.

Керенский начал своё выступление рано утром 24 октября (6 ноября) изданием приказа о закрытии центрального органа партии большевиков «Рабочий путь» и посылкой броневиков к помещению редакции «Рабочего пути» и типографии большевиков. Но к 10 часам утра по указанию тов. Сталина красногвардейцы и революционные солдаты оттеснили броневики и установили усиленную охрану у типографии и редакции «Рабочего пути». К 11 часам утра вышел «Рабочий путь» с призывом — свергнуть Временное правительство. Одновременно по указанию Партийного центра восстания были срочно подтянуты к Смольному отряды революционных солдат и красногвардейцев. Восстание началось.

24 октября ночью в Смольный прибыл Ленин, непосредственно взявший в свои руки руководство восстанием. Всю ночь к Смольному подходили революционные войсковые части и отряды Красной гвардии. Их направляли большевики в центр столицы — окружить Зимний дворец, где окопалось Временное правительство.

25 октября (7 ноября) Красной гвардией и революционными войсками были заняты вокзалы, почта, телеграф, министерства, государственный банк. Был распущен Предпарламент. Смольный, где находились Петроградский Совет и ЦК большевиков, стал боевым штабом революции, откуда шли боевые приказы. Крейсер «Аврора» громом своих пушек, направленных на Зимний дворец, возвестил 25 октября начало новой эры — эры Великой социалистической революции.

25 октября (7 ноября) было опубликовано обращение большевиков «К гражданам России». В этом обращении говорилось, что буржуазное Временное правительство низложено, что государственная власть перешла в руки Советов. Вооружённое восстание в Петрограде победило. II Всероссийский съезд Советов открылся в Смольном в 10 часов 45 минут вечера 25 октября (7 ноября) 1917 года, когда победоносное восстание в Петрограде было уже в полном разгаре и власть в столице фактически находилась в руках Петроградского Совета. Большевики получили на съезде подавляющее большинство. Меньшевики, бундовцы и правые эсеры, видя, что их песенка спета, покинули съезд, заявив об отказе участвовать в его работе. От имени съезда было объявлено о переходе всей власти в руки Советов.

Ночью 26 октября (8 ноября) 1917 года II съезд Советов принял декрет о мире. В ту же ночь II съезд Советов принял декрет о земле, по которому «помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа». Всего крестьянство по этому декрету получило от Октябрьской социалистической революции более 150 миллионов десятин новых земель, которые раньше находились в руках помещиков, буржуазии, царской семьи, монастырей, церквей. Крестьяне освобождались от ежегодных арендных платежей помещикам в сумме около 500 миллионов рублей золотом. Все недра земли (нефть, уголь, руда и т. д.), леса, воды переходили в собственность народа. Наконец, на II Всероссийском съезде Советов было сформировано первое Советское правительство, — Совет народных комиссаров. Совет народных комиссаров был составлен целиком из большевиков. Председателем первого Совнаркома был избран Ленин. Так закончился исторический II съезд Советов.

Не сразу во всех местах перешла власть к Советам. В то время как в Петрограде уже существовала Советская власть, в Москве ещё в течение нескольких дней шли упорные и жестокие бои на улицах. Чтобы не допустить переход власти в руки Московского Совета, контрреволюционные партии меньшевиков и эсеров вместе с белогвардейцами и юнкерами открыли вооружённую борьбу против рабочих и солдат. Лишь спустя несколько дней мятежники были разбиты, и была утверждена в Москве власть Советов.

В самом Петрограде и его некоторых районах в первые же дни победы революции были сделаны контрреволюционерами попытки свергнуть Советскую власть. 10 ноября 1917 года Керенский, бежавший во время восстания из Петрограда в район северного фронта, собрал некоторые казачьи части и двинул их на Петроград во главе с генералом Красновым. 11 ноября 1917 года контрреволюционная организация — «Комитет спасения родины и революции» — во главе с эсерами подняла в Петрограде мятеж юнкеров. Но мятежники были разбиты без особого труда. В течение одного дня, к вечеру 11 ноября, был ликвидирован матросами и красногвардейцами юнкерский мятеж, а 13 ноября у Пулковских высот был разгромлен генерал Краснов. Краснов был взят в плен и дал «честное слово», что прекратит борьбу против Советской власти. Под это «честное слово» он был отпущен, но, как выяснилось потом, Краснов нарушил своё генеральское слово. Что касается Керенского, то он, переодетый в женское платье, успел скрыться «в неизвестном направлении».

С октября 1917 года по январь–февраль 1918 года советская революция успела распространиться по всей стране. Распространение власти Советов по территории громадной страны шло таким быстрым темпом, что Ленин назвал его «триумфальным маршем» Советской власти. Великая октябрьская социалистическая революция победила.

**

^** *

Три обстоятельства внешнего порядка определили ту сравнительную лёгкость, с какой удалось пролетарской революции в России разбить цепи империализма и свергнуть, таким образом, власть буржуазии.

Во–первых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в период отчаянной борьбы двух основных империалистических групп, англо–французской и австро–германской, когда эти группы, будучи заняты смертельной борьбой между собой, не имели ни времени, ни средств уделить серьёзное внимание борьбе с Октябрьской революцией. Это обстоятельство дало революции возможность использовать жестокие столкновения внутри империализма для укрепления и организации своих сил.

Во–вторых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в ходе империалистической войны, когда измученные войной и жаждавшие мира трудящиеся массы самой логикой вещей были подведены к пролетарской революции, как единственному выходу из войны. Это обстоятельство дало революции в руки мощное орудие мира, облегчило ей возможность соединения советского переворота с окончанием ненавистной войны и создало ей, ввиду этого, массовое сочувствие как на Западе, среди рабочих, так и на Востоке, среди угнетённых народов.

В-третьих, наличие мощного рабочего движения в Европе и факт назревания революционного кризиса на Западе и Востоке, созданного продолжительной империалистической войной. Это обстоятельство имело для революции в России неоценимое значение, ибо оно обеспечило ей верных союзников вне России в её борьбе с мировым империализмом.

Но кроме обстоятельств внешнего порядка, Октябрьская революция имела ещё целый ряд внутренних благоприятных условий, облегчивших ей победу.

Во–первых, Октябрьская революция имела за собой активнейшую поддержку громадного большинства рабочего класса России.

Во–вторых, она имела несомненную поддержку крестьянской бедноты и большинства солдат, жаждавших мира и земли.

В-третьих, она имела во главе, в качестве руководящей силы, такую испытанную партию, как партия большевиков, сильную не только своим опытом и годами выработанной дисциплиной, но и огромными связями с трудящимися массами.

В-четвёртых. Октябрьская революция имела перед собой таких сравнительно легко преодолимых врагов, как более или менее слабую русскую буржуазию, окончательно деморализованный крестьянскими «бунтами» класс помещиков и совершенно обанкротившиеся в ходе войны соглашательские партии (партии меньшевиков и эсеров).

В-пятых, она имела в своём распоряжении огромные пространства молодого государства, где могла свободно маневрировать, отступать, когда этого требовала обстановка, передохнуть, собраться с силами и прочее.

В-шестых, Октябрьская революция могла рассчитывать в своей борьбе с контрреволюцией на наличие достаточного количества продовольственных, топливных и сырьевых ресурсов внутри страны.

Сочетание этих внешних и внутренних обстоятельств создало ту своеобразную обстановку, которая определила сравнительную лёгкость победы Октябрьской революции.

**

^** *

Существуют также две особенности Октябрьской революции, уяснение которых необходимо прежде всего для того, чтобы понять внутренний смысл и историческое значение этой революции. Что это за особенности? Это, во–первых, тот факт, что диктатура пролетариата родилась у нас, как власть, возникшая на основе союза пролетариата и трудящихся масс крестьянства, при руководстве последними со стороны пролетариата. Это, во–вторых, тот факт, что диктатура пролетариата утвердилась у нас, как результат победы социализма в одной стране, капиталистически мало развитой, при сохранении капитализма в других странах, капиталистически более развитых.

Вопрос о трудящихся массах мелкой буржуазии, городской и сельской, вопрос о завоевании этих масс на сторону пролетариата является важнейшим вопросом пролетарской революции. Кого поддержит в борьбе за власть трудовой люд города и деревни, буржуазию или пролетариат, чьим резервом станет он, резервом буржуазии или резервом пролетариата, — от этого зависит судьба революции и прочность диктатуры пролетариата.

Диктатура пролетариата не есть простая правительственная верхушка, «умело» «отобранная» заботливой рукой «опытного стратега» и «разумно опирающаяся» на те или иные слои населения. Диктатура пролетариата есть классовый союз пролетариата и трудящихся масс крестьянства для свержения капитала, для окончательной победы социализма, при условии, что руководящей силой этого союза является пролетариат.

Речь идёт здесь, таким образом, не о том, чтобы «немножечко» недооценить или «немножечко» переоценить революционные возможности крестьянского движения, как любят теперь выражаться некоторые дипломатические защитники «перманентной революции». Речь идёт о природе нового пролетарского государства, возникшего в результате Октябрьской революции. Речь идёт о характере пролетарской власти, об основах самой диктатуры пролетариата.

«Диктатура пролетариата есть особая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и так далее), или большинством их, союза против капитала, союза в целях полного свержения капитала, полного подавления сопротивления буржуазии и попыток реставрации с её стороны, союза в целях окончательного создания и упрочения социализма». И далее: «Диктатура пролетариата, если перевести это латинское, научное, историко–философское выражение на более простой язык, означает вот что: только определённый класс, именно городские и вообще фабрично–заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов» (В. И. Ленин «Великий почин»).

Обратимся теперь ко второй особенности. Изучая империализм, особенно в период войны, Ленин пришёл к закону о неравномерности и скачкообразности экономического и политического развития капиталистических стран. По смыслу этого закона, развитие предприятий, трестов, отраслей промышленности и отдельных стран происходит не просто неравномерно, не просто не в порядке установившейся очереди, не так, чтобы один трест, одна отрасль промышленности или одна страна шли всё время впереди, а другие тресты или страны отставали последовательно одна за другой, — а скачкообразно, с перерывами в развитии одних стран и со скачками вперёд в развитии других стран. При этом «вполне законное» стремление отстающих стран, но ещё имеющих в своём распоряжении ресурсы, сохранить эти ресурсы и столь же «законное» стремление заскочивших вперёд стран захватить новые для себя ресурсы, отобрать их у отстающих, ведут к тому, что военные столкновения империалистических стран за передел мира являются неминуемой необходимостью. Так было, например, с Германией, которая в XIX веке представляла, в сравнении с Францией и Англией, отсталую страну. То же самое нужно сказать о Японии по сравнению с Россией. Известно, однако, что уже в начале XX столетия Германия и Япония скакнули так далеко, что первая успела обогнать Францию и стала теснить Англию на мировом рынке, а вторая — Россию. Из этих противоречий и возникла, как известно, империалистическая война 1914 года.

Итак, закон неравномерности развития стран при капитализме исходит из того, что:

   1. Капитализм перерос во всемирную систему колониального угнетения и финансового удушения горстью «передовых» стран гигантского большинства населения Земли.

   2. Делёж этой «добычи» происходит между 2–3 всемирно могущественными, вооружёнными с ног до головы хищниками (в начале XX века это Америка, Англия, Япония), которые втягивают в свою войну из–за дележа своей добычи всю землю.

   3. Рост противоречий внутри мировой системы финансового угнетения и неизбежность военных столкновений ведут к тому, что мировой фронт империализма становится легко уязвимым со стороны революции, а прорыв этого фронта со стороны отдельных стран — вероятным.

   4. Этот прорыв вероятнее всего может произойти в тех пунктах и в тех странах, где цепь империалистического фронта слабее, то есть, где империализм менее всего подкован, а революции легче всего развернуться.

   5. Ввиду этого победа социализма в одной стране, если даже эта страна является менее развитой капиталистически, при сохранении капитализма в других странах, если даже эти страны являются более развитыми капиталистически, — вполне возможна и вероятна.

«Неравномерность экономического и политического развития, — пишет Ленин, — есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетённые классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств». Ибо невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами.

Оппортунисты всех стран утверждают, что пролетарская революция может начаться — если вообще она должна где- либо начаться по их теории — лишь в промышленно развитых странах, что чем развитее в промышленном отношении эти страны, тем больше шансов на победу социализма, причём возможность победы социализма в одной стране, да ещё капиталистически малоразвитой, исключается у них, как нечто совершенно невероятное. Ленин ещё во время войны, опираясь на закон неравномерного развития империалистических государств противопоставляет оппортунистам свою теорию пролетарской революции о победе социализма в одной стране, если даже эта страна является капиталистически менее развитой. Известно, что Октябрьская революция целиком подтвердила правильность ленинской теории пролетарской революции.

И ещё читаем у Ленина: «власть государства на все крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и так далее, — разве это не всё, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не всё необходимое для построения полного социалистического общества? Это ещё не построение социалистического общества, но это всё необходимое и достаточное для этого построения».

**^*_*^*

Есть такжеи некоторые особенности тактики большевиков в период подготовки Октября. Для того чтобы понять тактику большевиков в период подготовки Октября, необходимо уяснить себе, по крайней мере, некоторые особо важные особенности этой тактики. Что это за особенности?

Все выступления масс (апрельская манифестация, июньская и июльская демонстрации) являлись, прежде всего, результатом стихийного напора масс, результатом рвущегося на улицу возмущения масс против войны. Роль партии состояла тогда в оформлении и руководстве стихийно возникавшими выступлениями масс по линии революционных лозунгов большевиков. У большевиков не было, да и не могло быть в марте 1917 года готовой политической армии. Большевики лишь создавали такую армию (и создали её, наконец, к октябрю 1917 года) в ходе борьбы и столкновений классов с апреля по октябрь 1917 года, создавали её и через апрельскую манифестацию, и через июньскую и июльскую демонстрации, и через выборы в районные и общегородские думы, и через борьбу с корниловщиной, и через завоевание Советов. Политическая армия не то, что армия военная. Если военное командование приступает к войне, имея в руках уже готовую армию, то партии приходится создавать свою армию в ходе самой борьбы, в ходе столкновений классов, по мере того как сами массы убеждаются на собственном опыте в правильности лозунгов партии, в правильности её политики.

Конечно, каждая такая демонстрация давала вместе с тем известное освещение скрытых от глаз соотношений сил, известную разведку, но разведка являлась здесь не мотивом демонстрации, а её естественным результатом. Анализируя события перед восстанием в октябре и сравнивая их с событиями апреля — июля, Ленин говорил: «Дело стоит именно не так, как перед 20–21 апреля, 9 июня, 3 июля, ибо тогда было стихийное возбуждение, которое мы, как партия, или не улавливали (20 апреля), или сдерживали и оформливали в мирную демонстрацию (9 июня и 3 июля). Ибо мы хорошо знали тогда, что Советы ещё не наши, что крестьяне ещё верят пути либердановско–черновскому, а не пути большевистскому (восстанию), что, следовательно, за нами большинства народа быть не может, что, следовательно, восстание преждевременно» (В. И. Ленин «Письмо к товарищам»). Таким образом: (1) партия за весь период подготовки Октября неуклонно опиралась в своей борьбе на стихийный подъём массового революционного движения; (2) опираясь на стихийный подъём, она сохраняла за собой безраздельное руководство движением; (3) такое руководство движением облегчало ей дело формирования массовой политической армии для Октябрьского восстания; (4) такая политика не могла не привести к тому, что вся подготовка Октября прошла под руководством одной партии, партии большевиков; (5) такая подготовка Октября, в свою очередь, привела к тому, что в результате Октябрьского восстания власть оказалась в руках одной партии, партии большевиков.

Итак, безраздельное руководство одной партии, партии коммунистов, как основной момент подготовки Октября, — такова характерная черта Октябрьской революции, такова первая особенность тактики большевиков в период подготовки Октября. Едва ли нужно доказывать, что без этой особенности тактики большевиков победа диктатуры пролетариата в обстановке империализма была бы невозможна. Этим выгодно отличается Октябрьская революция от революции 1871 года во Франции, где руководство революцией делили между собой две партии, из коих ни одна не может быть названа коммунистической партией.

Итак, подготовка Октября проходила под руководством одной партии, партии большевиков, но как велось партией это руководство, по какой линии оно проходило? Руководство это проходило по линии изоляции соглашательских партий, как наиболее опасных группировок в период развязки революции, по линии изоляции эсеров и меньшевиков.

В чём состоит основное стратегическое правило ленинизма? Оно состоит в признании того, что (1) наиболее опасной социальной опорой врагов революции в период приближающейся революционной развязки являются соглашательские партии; (2) свергнуть врага (царизм или буржуазию) невозможно без изоляции этих партий; (3) главные стрелы в период подготовки революции должны быть, ввиду этого, направлены на изоляцию этих партий, на отрыв от них широких масс трудящихся.

В период борьбы с царизмом, в период подготовки буржуазнодемократической революции (1905–1916 гг.) наиболее опасной социальной опорой царизма являлась либерально–монархическая партия, партия кадетов. Почему? Потому, что она была партией соглашательской, партией соглашения между царизмом и большинством народа, то есть крестьянством в целом. Естественно, что партия направляла тогда главные удары против кадетов, ибо, не изолировав кадетов, нельзя было рассчитывать на разрыв крестьянства с царизмом, не обеспечив же этого разрыва, — нельзя было рассчитывать на победу революции. Многие не понимали тогда этой особенности большевистской стратегии и обвиняли большевиков в излишнем «кадетоедстве», утверждая, что борьба с кадетами «заслоняет» у большевиков борьбу с главным врагом — с царизмом. Но обвинения эти, будучи лишены почвы, изобличали прямое непонимание большевистской стратегии, требующей изоляции соглашательской партии для того, чтобы облегчить, приблизить победу над главным врагом. Едва ли нужно доказывать, что без такой стратегии гегемония пролетариата в буржуазно–демократической революции была бы невозможна.

В период подготовки Октября центр тяжести борющихся сил переместился на новую плоскость. Не стало царя. Партия кадетов из силы соглашательской превратилась в силу правящую, в господствующую силу империализма. Борьба шла уже не между царизмом и народом, а между буржуазией и пролетариатом. В этот период наиболее опасной социальной опорой империализма являлись мелкобуржуазные демократические партии, партии эсеров и меньшевиков. Почему? Потому, что эти партии были тогда партиями соглашательскими, партиями соглашения между империализмом и трудящимися массами. Естественно, что главные удары большевиков направлялись тогда против этих партий, ибо без изоляции этих партий нельзя было рассчитывать на разрыв трудящихся масс с империализмом, без обеспечения же этого разрыва нельзя было рассчитывать на победу советской революции. Многие не понимали тогда этой особенности большевистской тактики, обвиняя большевиков в «излишней ненависти» к эсерам и меньшевикам и в «забвении» ими главной цели. Но весь период подготовки Октября красноречиво говорит о том, что только такой тактикой могли обеспечить большевики победу Октябрьской революции.

Характерной чертой этого периода является дальнейшее революционизирование трудящихся масс крестьянства, их разочарование в эсерах и меньшевиках, их отход от этих партий, их поворот в сторону прямого сплочения вокруг пролетариата, как единственной до конца революционной силы, способной привести страну к миру. История этого периода есть история борьбы эсеров и меньшевиков, с одной стороны, и большевиков, с другой стороны, за трудящиеся массы крестьянства, за овладение этими массами. Судьбу этой борьбы решили коалиционный период, период керенщины, отказ эсеров и меньшевиков от конфискации помещичьей земли, борьба эсеров и меньшевиков за продолжение войны, июньское наступление на фронте, смертная казнь для солдат, корниловское восстание. И решили они эту судьбу исключительно в пользу большевистской стратегии. Ибо без изоляции эсеров и меньшевиков невозможно было свергнуть правительство империалистов, без свержения же этого правительства невозможно было вырваться из войны. Политика изоляции эсеров и меньшевиков оказалась единственно правильной политикой.

Изоляция партий меньшевиков и эсеров, как основная линия руководства делом подготовки Октября, — такова вторая особенность тактики большевиков. Едва ли нужно доказывать, что без этой особенности тактики большевиков союз рабочего класса и трудящихся масс крестьянства повис бы в воздухе.

Но как осуществлялась партией эта изоляция конкретно, в какой форме, под каким лозунгом? Она осуществлялась в форме революционного движения масс за власть Советов, под лозунгом «Вся власть Советам!», путём борьбы за превращение Советов из органов мобилизации масс в органы восстания, в органы власти, в аппарат новой пролетарской государственности.

Почему большевики ухватились именно за Советы, как за основной организационный рычаг, могущий облегчить дело изоляции меньшевиков и эсеров, способный двинуть вперёд дело пролетарской революции и призванный подвести миллионные массы трудящихся к победе диктатуры пролетариата?

Что такое Советы? «Советы, — говорил Ленин ещё в сентябре 1917 г., — суть новый государственный аппарат, дающий, во–первых, вооружённую силу рабочих и крестьян, причём эта сила не оторвана от народа, как сила старой постоянной армии, а теснейшим образом с ним связана; в военном отношении эта сила несравненно более могучая, чем прежние; в революционном отношении она незаменима ничем другим. Во–вторых, этот аппарат даёт связь с массами, с большинством народа настолько тесную, неразрывную, легко проверяемую и возобновляемую, что ничего подобного в прежнем государственном аппарате нет и в помине. В-третьих, этот аппарат в силу выборности и сменяемости его состава по воле народа, без бюрократических формальностей, является гораздо более демократическим, чем прежние аппараты. В-четвёртых, он даёт крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем различнейшие реформы самого глубокого характера без бюрократии. В-пятых, он даёт форму организации авангарда, то есть самой сознательной, самой энергичной, передовой части угнетённых классов, рабочих и крестьян, являясь таким образом аппаратом, посредством которого авангард угнетённых классов может поднимать, воспитать, обучать и вести за собой всю гигантскую массу этих классов, до сих пор стоявшую совершенно вне политической жизни, вне истории. В-шестых, он даёт возможность соединять выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, то есть соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию и исполнение законов. По сравнению с буржуазным парламентаризмом это такой шаг вперёд в развитии демократии, который имеет всемирно–историческое значение… Если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, то пролетарская революция была бы в России делом безнадёжным, ибо со старым аппаратом пролетариат, несомненно, удержать власти не мог бы, а нового аппарата сразу создать нельзя» (В. И. Ленин «Удержат ли большевики государственную власть?»).

Вот почему ухватились большевики за Советы, как за основное организационное звено, могущее облегчить организацию Октябрьской революции и создание нового могучего аппарата пролетарской государственности.

Лозунг «Вся власть Советам!» с точки зрения его внутреннего развития прошёл две стадии: первую во время двоевластия, до июльского поражения большевиков, и вторую после поражения корниловского восстания.

На первой стадии этот лозунг означал разрыв блока меньшевиков и эсеров с кадетами, образование советского правительства из меньшевиков и эсеров (ибо Советы были тогда эсеро–меньшевистскими), право свободной агитации для оппозиции (то есть для большевиков) и свободную борьбу партий внутри Советов в расчёте, что путём такой борьбы удастся большевикам завоевать Советы и изменить состав советского правительства в порядке мирного развития революции. Этот план не означал, конечно, диктатуры пролетариата. Но он облегчал подготовку условий, необходимых для обеспечения диктатуры, ибо он, ставя у власти меньшевиков и эсеров и вынуждая их провести на деле свою антиреволюционную платформу, ускорял разоблачение подлинной природы этих партий, ускорял их изоляцию, их отрыв от масс. Июльское поражение большевиков прервало, однако, это развитие, дав перевес генеральско–кадетской контрреволюции и отбросив эсеро–меньшевиков в объятия последней. Это обстоятельство вынудило партию снять временно лозунг «Вся власть Советам!» с тем, чтобы вновь выставить его в условиях нового подъёма революции.

Поражение корниловского восстания открыло вторую стадию. Лозунг «Вся власть Советам!» вновь стал на очереди. Но теперь этот лозунг означал уже не то, что на первой стадии. Его содержание изменилось коренным образом. Теперь этот лозунг означал полный разрыв с империализмом и переход власти к большевикам, ибо Советы в своём большинстве были уже большевистскими. Теперь этот лозунг означал прямой подход революции к диктатуре пролетариата путём восстания. Более того, теперь этот лозунг означал организацию и государственное оформление диктатуры пролетариата. Неоценимое значение тактики превращения Советов в органы государственной власти состояло в том, что она отрывала миллионные массы трудящихся от империализма, развенчивала партии меньшевиков и эсеров, как орудие империализма, и подводила эти массы, так сказать, прямым сообщением к диктатуре пролетариата.

Политика превращения Советов в органы государственной власти, как важнейшее условие изоляции соглашательских партий и победы диктатуры пролетариата, — такова третья особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.

Картина была бы неполная, если бы мы не занялись вопросом о том, как и почему удавалось большевикам превратить свои партийные лозунги в лозунги для миллионных масс, двигающие вперёд революцию, как и почему удавалось им убедить в правильности своей политики не только авангард и не только большинство рабочего класса, но и большинство народа.

Дело в том, что для победы революции, если эта революция является действительно народной, захватывающей миллионные массы, — недостаточно одной лишь правильности партийных лозунгов. Для победы революции требуется ещё одно необходимое условие, а именно: чтобы сами массы убедились на собственном опыте в правильности этих лозунгов. Только тогда лозунги партии становятся лозунгами самих масс. Только тогда становится революция действительно народной революцией. Одна из особенностей тактики большевиков в период подготовки Октября состоит в том, что она умела правильно определить те пути и повороты, которые естественно подводят массы к лозунгам партии, к самому, так сказать, порогу революции, облегчая им, таким образом, возможность ощутить, проверить, распознать на своём собственном опыте правильность этих лозунгов. Иначе говоря, одна из особенностей тактики большевиков состоит в том, что она не смешивает руководство партией с руководством массами, что она ясно видит разницу между руководством первого рода и руководством второго рода, что она является, таким образом, наукой не только о руководстве партией, но и о руководстве миллионными массами трудящихся.

Наглядным примером проявления этой особенности большевистской тактики является опыт с созывом и разгоном Учредительного собрания. Известно, что большевики выдвинули лозунг Республики Советов ещё в апреле 1917 года. Известно, что Учредительное собрание является буржуазным парламентом, в корне противоречащим основам Республики Советов. Как могло случиться, что большевики, идя к Республике Советов, требовали вместе с тем от Временного правительства немедленного созыва Учредительного собрания? Как могло случиться, что большевики не только приняли участие в выборах, но и созвали сами Учредительное собрание? Как могло случиться, что большевики допускали за месяц до восстания, при переходе от старого к новому, возможность временной комбинации Республики Советов и Учредительного собрания?

А «случилось» это потому, что: (1) идея Учредительного собрания была одной из самых популярных идей среди широких масс населения; (2) лозунг немедленного созыва Учредительного собрания облегчал разоблачение контрреволюционной природы Временного правительства; (3) чтобы развенчать в глазах народных масс идею Учредительного собрания, нео6ходимо было подвести эти массы к стенам Учредительного собрания с их требованиями о земле, о мире, о власти Советов, столкнув их таким образом с действительным и живым Учредительным собранием; (4) только таким образом можно было облегчить массам возможность убедиться на своём собственном опыте в контрреволюционности Учредительного собрания и в необходимости его разгона; (5) всё это естественно предполагало возможность допущения временной комбинации Республики Советов и Учредительного собрания, как одного из средств изживания Учредительного собрания; (6) такая комбинация, если бы она осуществилась при условии перехода всей власти к Советам, могла означать лишь подчинение Учредительного собрания Советам, превращение его в придаток Советов, его безболезненное отмирание.

Едва ли нужно доказывать, что без такой политики большевиков разгон Учредительного собрания не прошёл бы так гладко, а дальнейшие выступления эсеров и меньшевиков под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!» не провалились бы с таким треском.

Ленин, цитируя известное письмо Маркса к Кугельману (апрель 1871 года) о том, что слом бюрократически–военного государственного аппарата является предварительным условием всякой действительно народной революции на континенте, пишет чёрным по белому следующие строки: «Особенного внимания заслуживает чрезвычайно глубокое замечание Маркса, что разрушение бюрократически–военной государственной машины является «предварительным условием всякой действительной народной революции». Это понятие «народной» революции кажется странным в устах Маркса, и русские плехановцы и меньшевики, эти последователи Струве, желающие считаться марксистами, могли бы, пожалуй, объявить такое выражение у Маркса «обмолвкой». Они свели марксизм к такому убого–либеральному извращению, что кроме противоположения буржуазной и пролетарской революции для них ничего не существует, да и это противоположение понимается ими донельзя мертвенно… В Европе 1871 года на континенте ни в одной стране пролетариат не составлял большинства народа. «Народная» революция, втягивающая в движение действительно большинство, могла быть таковою, лишь охватывая и пролетариат, и крестьянство. Оба класса и составляли тогда «народ». Оба класса объединены тем, что «бюрократически–военная государственная машина» гнетёт, давит, эксплуатирует их. Разбить эту машину, сломать её — таков действительный интерес «народа», большинства его, рабочих и большинства крестьян, таково «предварительное условие» свободного союза беднейших крестьян с пролетариями, а без такого союза непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование» (В. И. Ленин «Государство и революция»).

Итак, уменье убеждать массы на своём собственном опыте в правильности партийных лозунгов путём подвода этих масс к революционным позициям, как важнейшее условие завоевания на сторону партии миллионов трудящихся, — такова четвёртая особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.

Октябрьская революция — начало эпохи диктатуры пролетариата

Несомненно, что универсальная теория одновременной победы революции в основных странах Европы, теория невозможности победы социализма в одной стране, — оказалась искусственной, нежизнеспособной теорией. Теория эта неприемлема не только как схема развития мировой революции, ибо она противоречит очевидным фактам. Она ещё более неприемлема как лозунг, ибо она связывает, а не развязывает инициативу отдельных стран, получающих возможность, в силу известных исторических условий, к самостоятельному прорыву фронта капитала, ибо она даёт стимул не к активному натиску на капитал со стороны отдельных стран, а к пассивному выжиданию момента всеобщей развязки, ибо она культивирует среди пролетариев отдельных стран не дух революционной решимости, а дух гамлетовских сомнений насчёт того, что а вдруг другие не поддержат.

Однако ленинская теория революции не ограничивается, как известно, одной лишь этой стороной дела. Она есть вместе с тем теория развития мировой революции. Победа социализма в одной стране не есть самодовлеющая задача. Революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата во всех странах. Ибо победа революции в одной стране, в данном случае в России, есть не только продукт неравномерного развития и прогрессирующего распада империализма. Она есть вместе с тем начало и предпосылка мировой революции.

Если верно положение, что окончательная победа социализма в первой освободившейся стране невозможна без общих усилий пролетариев нескольких стран, то столь же верно и то, что мировая революция будет развёртываться тем скорее и основательнее, чем действительнее будет помощь социалистической страны рабочим и трудящимся массам всех остальных стран.

В чём должна выражаться эта помощь? Она должна выражаться, во–первых, в том, чтобы победившая страна проводила максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах. Во–вторых, в том, чтобы победивший пролетариат одной страны встал против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетённые классы других стран, поднимая в них восстания против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств. Характерная особенность этой помощи со стороны победившей страны состоит не только в том, что она ускоряет победу пролетариев других стран, но также и в том, что, облегчая эту победу, она тем самым обеспечивает окончательную победу социализма в первой победившей стране.

Ибо, — говорит Ленин, — «невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами».

Мировое значение Октябрьской революции состоит не только в том, что она является великим почином одной страны в деле прорыва системы империализма и первым очагом социализма в океане империалистических стран, но также и в том, что она составляет первый этап мировой революции и могучую базу её дальнейшего развёртывания.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Какие обстоятельства внешнего порядка способствовали успеху революции?

Какие внутренние условия способствовали успеху революции? Каковы две особенности Октябрьской революции?

В чём суть закона неравномерности развития стран при капитализме?

Каковы особенности тактики большевиков в подготовке революции?

Почему именно Советы являются формой организации пролетариата?

Почему Октябрьская революция — это начало эпохи диктатуры пролетариата?

Глава 6. ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД ОТ КАПИТАЛИЗМА К СОЦИАЛИЗМУ

По работе «История ВКП (б). Краткий курс», 1938 г.

Период с ноября 1917 года по февраль 1918 года Ленин назвал периодом «красногвардейской атаки на капитал». Советской власти удалось в течение первой половины 1918 года сломить хозяйственную мощь буржуазии, сосредоточить в своих руках командные высоты народного хозяйства (фабрики, заводы, банки, железные дороги, внешнюю торговлю, торговый флот и тому подобное), сломать буржуазный аппарат государственной власти и победоносно ликвидировать первые попытки контрреволюции свергнуть Советскую власть.

Весной 1918 года начался переход к новому этапу социалистического строительства — «от экспроприации экспроприаторов» к организационному закреплению одержанных побед, к строительству советского народного хозяйства. Большевики должны были научиться по–новому организовать производство и управлять им. Главными задачами на этом этапе Ленин считал задачи учёта того, что производится в народном хозяйстве, и контроля над расходованием всей производимой продукции. В стране преобладали мелкобуржуазные элементы в хозяйстве. Миллионы мелких хозяйчиков в городе и деревне были почвой для роста капитализма. Эти мелкие хозяйчики не признавали ни трудовой, ни общегосударственной дисциплины, они не подчинялись ни учёту, ни контролю. В этот трудный момент особую опасность представляли мелкобуржуазная стихия спекуляции и торгашества и попытки мелких хозяйчиков и торговцев нажиться на народной нужде. С другой стороны, новые трудовые навыки медленно усваивались массами; ввиду этого, борьба за трудовую дисциплину стала в этот период центральной задачей. Ленин указывал на необходимость развёртывания в промышленности социалистического соревнования, введения сдельной оплаты, борьбы с уравниловкой, применения наряду с воспитательными мерами убеждения также и методов принуждения к тем, кто хочет побольше урвать от государства, лодырничает и занимается спекуляцией. Он считал, что новая дисциплина — дисциплина трудовая, дисциплина товарищеской связи, дисциплина советская — вырабатывается миллионами трудящихся на повседневной практической работе. Он указывал, что «это дело займёт целую историческую эпоху» (В. И. Ленин «Очередные задачи Советской власти»).

В деревне кипела в это время борьба бедноты с кулачеством. Кулаки забирали силу и захватывали отобранные у помещиков земли. Беднота нуждалась в помощи. Кулаки, борясь с пролетарским государством, отказывались продавать государству хлеб по твёрдым ценам. Они хотели при помощи голода заставить Советское государство отказаться от проведения социалистических мероприятий. Партия поставила задачу — разгромить контрреволюционное кулачество. Для организации бедноты и успешной борьбы с кулачеством, располагавшим излишками хлеба, был организован поход рабочих в деревню. Декретом 11 июня 1918 года были созданы комитеты бедноты (комбеды). Комбеды сыграли большую роль в борьбе с кулачеством, в деле перераспределения конфискованных земель и распределения хозяйственного инвентаря, в заготовке продовольственных излишков у кулаков, в деле снабжения продовольствием рабочих центров и Красной армии. 50 миллионов гектаров кулацкой земли перешло в руки бедноты и середняков. Была конфискована у кулачества значительная часть средств производства в пользу бедноты. К концу 1918 года, когда комбеды выполнили свои задачи, они прекратили своё существование, слившись с Советами в деревне.

Советская власть поставила под свой контроль кроме крупной промышленности — среднюю и мелкую промышленность, чтобы накопить товары массового потребления и снабжать ими армию и деревню. Она ввела монополию хлебной торговли, запретила частную торговлю хлебом и установила продразвёрстку, чтобы взять на учёт все излишки продовольствия у крестьян, накопить запасы хлеба и снабжать продовольствием армию и рабочих. Наконец, она ввела всеобщую трудовую повинность для всех классов. Привлекая буржуазию к обязательному физическому труду и освобождая, таким образом, рабочих для другой, более важной для фронта, работы, партия осуществляла принцип: «кто не работает, тот не ест». Вся эта система мероприятий, вызванных исключительно трудными условиями обороны страны и имевших временный характер, называлась военным коммунизмом.

Тем временем, уже в первой половине 1918 года сложились две силы, готовые пойти на свержение Советской власти: иностранные империалисты Антанты и контрреволюция внутри России. Условия борьбы с Советской властью диктовали объединение обеих антисоветских сил, иностранной и внутренней. И это объединение сложилось в первой половине 1918 года. Так сложилась иностранная военная интервенция против Советской власти, поддержанная контрреволюционными мятежами врагов Советской власти внутри России.

Исход гражданской войны зависел во многом от того, куда колебнётся середняк, какой класс сумеет привлечь к себе среднее крестьянство — пролетариат или буржуазия. Чехословакам, белогвардейцам, кулакам, эсерам, меньшевикам удалось свергнуть Советскую власть в Поволжье летом 1918 года потому, что их поддержала значительная часть среднего крестьянства. То же самое было во время мятежей, организованных кулаками в центральной России. Но с осени 1918 года в настроении массы среднего крестьянства наступил поворот в сторону Советской власти. Крестьянство увидело, что победа белых ведёт за собой восстановление власти помещиков, отобрание земли у крестьян, грабежи, порку и истязание крестьян. Перемене в настроении крестьянства способствовала также деятельность комитетов бедноты, разгромивших кулаков. В связи с этим в ноябре 1918 г. Ленин дал лозунг: «Уметь достигать соглашения с средним крестьянином — ни на минуту не отказываясь от борьбы с кулаком и прочно опираясь только на бедноту» (VIII съезд партии в резолюции «Об отношении к среднему крестьянству» утвердил его).

В марте 1919 года собрался VIII съезд партии. На съезде была принята новая программа партии. В программе даётся характеристика капитализма и его высшей стадии — империализма. В программе сравниваются две системы государств — буржуазно–демократическая и советская система. В программе подробно указаны конкретные задачи партии в борьбе за социализм: доведение до конца экспроприации буржуазии, ведение хозяйства страны по единому социалистическому плану, участие профсоюзов в организации народного хозяйства, социалистическая дисциплина труда, использование специалистов в народном хозяйстве под контролем советских органов, постепенное и планомерное вовлечение среднего крестьянства в работу социалистического строительства. Съезд предложил проводить политику прочного союза с середняком при сохранении в этом союзе руководящей роли пролетариата.

Особо стоял на съезде вопрос о строительстве Красной армии. На съезде выступала так называемая «военная оппозиция». Она объединяла немалое количество бывших «левых коммунистов». Но вместе с представителями разгромленного «левого коммунизма» «военная оппозиция» включала и работников, никогда не участвовавших ни в какой оппозиции, но недовольных руководством Троцкого в армии. Большинство военных делегатов было резко настроено против Троцкого, против его преклонения перед военными специалистами из старой царской армии, часть которых прямо изменяла нам во время гражданской войны, против высокомерного и враждебного отношения Троцкого к старым большевистским кадрам в армии. Приводились на съезде примеры «из практики», когда Троцкий пытался расстрелять целый ряд неугодных ему ответственных военных коммунистов- фронтовиков, действуя этим на руку врагу, и только вмешательство ЦК и протесты военных работников предотвратили гибель этих товарищей. В результате работы военной комиссии, выделенной на съезде, было достигнуто единодушное решение съезда по военному вопросу. Решения съезда по военному вопросу повели к укреплению Красной армии и к дальнейшему её сближению с партией.

Наконец, в связи с огромным наплывом новых членов партии съезд принял решение об улучшении социального состава партии и проведении перерегистрации. Это было начало первой чистки рядов партии.

Поражение Юденича под Петроградом облегчило борьбу против Колчака. К концу 1919 года армия Колчака была окончательно разгромлена. Сам Колчак был арестован и расстрелян в Иркутске по приговору ревкома. После разгрома Колчака, главное внимание Антанты было обращено на генерала Деникина, сподвижника Корнилова и организатора «добровольческой армии». Деникин орудовал в это время против Советской власти на юге, в районе Кубани. Антанта снабдила его армию большим количеством вооружения и снаряжения и двинула на север против Советской власти. Таким образом, южный фронт стал на этот раз главным фронтом. Деникин начал свой основной поход против Советской власти летом 1919 года. Троцкий развалил работу на южном фронте, и наши войска терпели поражение за поражением. К половине октября белые овладели всей Украиной, взяли Орёл и подходили к Туле, которая снабжала нашу армию патронами, винтовками, пулемётами. Белые приближались к Москве. Положение Советской республики становилось более, чем серьёзным. Партия забила тревогу и призвала народ к отпору. Ленин дал лозунг: «Все на борьбу с Деникиным». Вдохновляемые большевиками рабочие и крестьяне напрягли все силы, чтобы разгромить врага. Для организации разгрома Деникина ЦК направил на южный фронт товарищей Сталина, Ворошилова, Орджоникидзе, Будённого. Троцкий был отстранён от руководства операциями Красной армии на юге. До приезда тов. Сталина командование южного фронта совместно с Троцким разработало план, по которому главный удар наносился Деникину от Царицына на Новороссийск, через донские степи, где Красная армия встретила бы на своём пути полное бездорожье и должна была проходить по районам с казачьим населением, значительная часть которого находилась тогда под влиянием белогвардейцев. Тов. Сталин подверг резкой критике этот план и предложил ЦК свой план разгрома Деникина: направить главный удар через Харьков — Донбасс — Ростов. Этот план обеспечивал быстрое продвижение наших войск против Деникина, ввиду явного сочувствия населения на пути продвижения нашей армии через рабочие и крестьянские районы. Кроме того, наличие богатой сети железных дорог в этом районе давало возможность обеспечить нашим войскам регулярное снабжение всем необходимым. Наконец, этот план давал возможность освободить Донбасс и обеспечить нашу страну топливом. Центральный Комитет партии принял план тов. Сталина. Во второй половине октября 1919 года, после ожесточённого сопротивления, Деникин был разбит Красной армией в решающих боях под Орлом и у Воронежа. Деникин начал быстро отступать, а затем покатился к югу, преследуемый нашими войсками. В начале 1920 года вся Украина и Северный Кавказ были освобождены от белых.

Когда империалисты увидели, что белогвардейские войска разбиты, интервенция не удаётся и Советская власть укрепляется по всей стране, а в Западной Европе растёт возмущение рабочих войной интервентов против Советской республики, — они начали менять своё отношение к Советскому государству. В январе 1920 года Англия, Франция и Италия приняли решение прекратить блокаду Советской России.

А в конце марта 1920 года состоялся IX съезд партии. Съезд определил ближайшие хозяйственные задачи страны в области транспорта, промышленности и особо указал на необходимость участия профессиональных союзов в хозяйственном строительстве. Особое внимание было обращено на съезде на вопрос об едином хозяйственном плане, предусматривавшем поднятие, в первую очередь, транспорта, топливного дела, металлургии. Главное место занимал в этом плане вопрос об электрификации всего народного хозяйства, которую Ленин выдвигал как «великую программу на 10–20 лет». На этой основе был разработан потом известный план ГОЭЛРО.

Тем временем, несмотря на разгром Колчака и Деникина, несмотря на то, что Советская страна всё больше расширяла свою территорию, освобождая от белых и интервентов Северный край, Туркестан, Сибирь, Дон, Украину, несмотря на то, что Антанта была вынуждена отменить блокаду России, государства Антанты всё же не хотели помириться с мыслью о том, что Советская власть оказалась несокрушимой, что она оказалась победительницей. Поэтому они решили предпринять ещё одну попытку интервенции против Советской страны. На этот раз интервенты решили использовать, с одной стороны, Пилсудского, буржуазного контрреволюционного националиста, фактического главу польского государства, и, с другой стороны, генерала Врангеля, собравшего в Крыму остатки деникинской армии и угрожавшего оттуда Донбассу и Украине. По выражению Ленина, панская Польша и Врангель — это были две руки международного империализма, пытавшегося задушить Советскую страну.

В апреле 1920 года польские войска вторглись в пределы Советской Украины и захватили Киев. В то же время Врангель перешёл в наступление и стал угрожать Донбассу. В ответ на нападение польских войск красные войска развернули контрнаступление по всему фронту. Освободив Киев и изгнав польских панов из Украины и Белоруссии, красные войска южного фронта в своём наступательном порыве дошли до ворот Львова в Галиции, а войска западного фронта приближались к Варшаве. Дело шло к полному поражению войск польских панов.

Но действия Троцкого и его сторонников в главном штабе Красной армии сорвали успехи Красной армии. Наступление красных войск на западном фронте, в сторону Варшавы, проходило — по вине Троцкого и Тухачевского — совершенно неорганизованно: войскам не давали закреплять завоёванных позиций, передовые части были заведены слишком далеко вперёд, резервы и боеприпасы были оставлены слишком далеко в тылу, передовые части были оставлены, таким образом, без боеприпасов, без резервов, линия фронта была удлинена до бесконечности и, следовательно, был облегчён прорыв фронта. Вследствие всего этого, когда небольшая группа польских войск прорвала наш западный фронт в одном из его пунктов, наши войска, оставшиеся без боеприпасов, вынуждены были отступить. Что касается войск южного фронта, стоявших у ворот Львова и теснивших там поляков, то этим войскам «предреввоенсовета» Троцкий воспретил взять Львов и приказал им перебросить конную армию, то есть главную силу южного фронта, далеко на северо–восток, будто бы на помощь западному фронту, хотя не трудно было понять, что взятие Львова было бы единственно–возможной и лучшей помощью западному фронту. А вывод конной армии из состава южного фронта и отход её от Львова означали на деле отступление наших войск также и на южном фронте. Таким образом, вредительским приказом Троцкого было навязано войскам нашего южного фронта не понятное и ни на чём не основанное отступление, — на радость польским панам.

Через несколько дней наступление польских войск было остановлено, и наши войска стали готовиться к новому контрудару против поляков. Таким образом Польша, не имея сил продолжать войну и с тревогой ожидая контрудара красных, оказалась вынужденной отказаться от своих претензий насчёт захвата правобережной Украины и Белоруссии и предпочла заключить мир с Россией. 20 октября 1920 года был заключён с Польшей в Риге мирный договор, по которому Польша сохранила за собой Галицию и часть Белоруссии.

Заключив мир с Польшей, Советская республика решила покончить с Врангелем. Врангель подошёл вплотную к Донбассу и поставил под угрозу наш каменноугольный район. Положение Советской власти осложнялось ещё и тем, что к этому времени Красная армия значительно устала. Красноармейцам приходилось продвигаться в небывало трудных условиях, ведя наступление против войск Врангеля и громя одновременно банды анархистов–махновцев, помогавших Врангелю. Однако, несмотря на то, что на стороне Врангеля было преимущество техники, несмотря на то, что у Красной армии не было танков, Красная армия загнала Врангеля на Крымский полуостров. В ноябре 1920 года красные войска овладели укреплёнными позициями Перекопа, ворвались в Крым, разгромили войска Врангеля и освободили Крым от белогвардейцев и интервентов. Крым стал советским.

В конце 1920 года началось освобождение Закавказья от ига буржуазных националистов–муссаватистов в Азербайджане, национал–меньшевиков в Грузии, дашнаков в Армении. Советская власть победила в Азербайджане, Армении и Грузии.

Это ещё не означало совершенного прекращения интервенции. Японская интервенция на Дальнем Востоке продолжалась вплоть до 1922 года. Кроме того, имели место новые попытки организовать интервенцию (атаман Семёнов и барон Унгерн на востоке, белофинская интервенция в Карелии в 1921 году). Но главные враги Советской страны, основные силы интервенции к концу 1920 года были разгромлены. Война иностранных интервентов и российских белогвардейцев против Советов окончилась победой Советов.

Чем объяснить, что Красная армия, имевшая много серьёзных недостатков, победила армию интервентов и белогвардейцев? Красная армия победила потому, что:

   1. Политика Советской власти была правильной политикой, соответствующей интересам народа, что народ сознавал и понимал эту политику, как свою собственную политику, и поддерживал её до конца.

   2. Красная армия была верна и предана до конца своему народу, за что и любил её и поддерживал народ, как свою родную армию.

   3. Советской власти удалось поднять весь тыл, всю страну на службу интересам фронта.

   4. Красноармейцы понимали цели и задачи войны и сознавали их правильность; это укрепляло в них дух дисциплины и боеспособность; и поэтому красноармейские массы сплошь и рядом проявляли в борьбе с врагами беспримерную самоотверженность и невиданный массовый героизм.

   5. Руководящим ядром тыла и фронта Красной армии была партия большевиков, единая своей сплочённостью и дисциплиной, сильная своим революционным духом и готовностью пойти на любые жертвы ради успеха общего дела, непревзойдённая своим умением организовать миллионные массы и правильно руководить ими в сложной обстановке.

   6. Красная армия сумела выковать в своих рядах таких военных руководителей нового типа, как Фрунзе, Ворошилов, Будённый и другие; в её рядах боролись такие герои–самородки, как Котовский, Чапаев, Лазо, Щорс, Пархоменко и многие другие; политическим просвещением Красной армии занимались такие деятели, как Ленин, Сталин, Молотов, Калинин, Свердлов, Каганович, Орджоникидзе, Киров, Куйбышев, Микоян, Жданов, Андреев, Петровский, Ярославский, Дзержинский, Щаденко, Мехлис, Хрущёв, Шверник, Шкирятов и другие; Красная армия имела в своём составе таких незаурядных организаторов и агитаторов, как военные комиссары, которые цементировали своей работой ряды красноармейцев, насаждали среди них дух дисциплины и боевой отваги, энергично пресекали — быстро и беспощадно — изменнические действия отдельных лиц командного состава и, наоборот, смелои решительно поддерживали авторитет и славу командиров, партийных и непартийных, показавших свою преданность Советской власти и способных твёрдой рукой проводить руководство частями Красной армии.

   7. В тылу белогвардейских армий, в тылу Колчака, Деникина, Краснова, Врангеля орудовали в подполье замечательные большевики, партийные и непартийные, которые подымали на восстание рабочих и крестьян против интервентов.

   8. Советская страна не была одинока в её борьбе с белогвардейской контрреволюцией и иностранной интервенцией. В то время как империалисты пытались задушить Советскую республику интервенцией и блокадой, рабочие этих империалистических стран были на стороне Советов и помогали им.

Покончив с войной, Советская страна стала переходить на рельсы мирного хозяйственного строительства. Необходимо было залечить раны, нанесённые войной. Необходимо было восстановить разрушенное народное хозяйство, привести в порядок промышленность, транспорт, сельское хозяйство. Общая продукция сельского хозяйства в 1920 году составляла лишь около половины довоенной. А ведь довоенный уровень — это был уровень нищенской царской российской деревни. Вдобавок в 1920 году многие губернии были охвачены неурожаем. Крестьянское хозяйство переживало тяжёлое положение. Ещё хуже было положение промышленности, находившейся в состоянии разрухи. Продукция крупной промышленности в 1920 году была почти в семь раз меньше довоенной. Большинство фабрик и заводов стояло, рудники и шахты были разрушены, затоплены. В особо тяжёлом состоянии находилась металлургия. Выплавка чугуна за весь 1921 год составляла всего лишь 116,3 тысячи тонн, то есть около 3 процентов довоенного производства чугуна. Не хватало топлива. Транспорт был разрушен. Имевшиеся в стране запасы металла и мануфактуры были почти исчерпаны. В стране был острый недостаток самого необходимого: хлеба, жиров, мяса, обуви, одежды, спичек, соли, керосина, мыла.

Победа в гражданской войне была бы невозможна без продразвёрстки, без политики военного коммунизма. Политика военного коммунизма была вынуждена войной, интервенцией. Пока велась война, крестьянство шло на продразвёрстку и не замечало нехватки товаров, но, когда война окончилась и угроза возвращения помещика миновала, крестьянин стал выражать недовольство изъятием всех излишков, недовольство системой продразвёрстки и стал требовать, чтобы его снабжали достаточным количеством товаров. Вся система военного коммунизма, как отмечал Ленин, пришла в столкновение с интересами крестьянства.

Глубочайшая хозяйственная разруха оказала влияние и на рабочий класс. Немногие фабрики и заводы, которые ещё действовали, испытывали большие перебои в работе. Рабочие вынуждены были заниматься кустарничеством, выделкой зажигалок, мешочничеством. Стала ослабевать классовая база диктатуры пролетариата, рабочий класс распылялся, часть рабочих уходила в деревню, переставала быть рабочими, деклассировалась. На почве голода и усталости проявлялось недовольство части рабочих.

Классовый враг тоже не дремал. Он пытался использовать тяжёлое хозяйственное положение, пытался использовать недовольство крестьян. Вспыхнули организованные белогвардейцами и эсерами кулацкие мятежи в Сибири, на Украине, в Тамбовской губернии. Оживилась деятельность всякого рода контрреволюционных элементов — меньшевиков, эсеров, анархистов, белогвардейцев, буржуазных националистов. Враг перешёл к новым тактическим приёмам борьбы против Советской власти. Он стал перекрашиваться под советский цвет и выдвигал уже не старый провалившийся лозунг: «долой Советы», а новый лозунг: «за Советы, но без коммунистов». Ярким проявлением новой тактики классового врага явился контрреволюционный кронштадтский мятеж.

Центральному Комитету партии (Ленину и ленинскому большинству в ЦК) было ясно, что после ликвидации войны и перехода на мирное хозяйственное строительство нет больше оснований сохранять жёсткий режим военного коммунизма, созданный обстановкой войны и блокады. ЦК понимал, что отпала необходимость в продразвёрстке, что нужно её заменить продналогом, чтобы дать возможность крестьянам использовать большую часть излишков своего производства по своему усмотрению. ЦК отдавал себе также отчёт в том, что оживление промышленности является первейшей задачей, но он считал, что нельзя оживлять промышленность без вовлечения в это дело рабочего класса и его профсоюзов, что рабочих можно вовлечь в это дело, если их убедить, что хозяйственная разруха является таким же опасным врагом народа, как интервенция и блокада, что партия и профсоюзы безусловно сумеют провести это дело, если они будут действовать в отношении рабочего класса не путём военных приказов, как это бывало на фронте, где действительно необходимы приказы, а путём убеждения, методом убеждения. Профсоюзы являются школой управления, школой хозяйничанья, школой коммунизма. Всю свою работу профсоюзы должны строить на методе убеждения. Только при этом условии профсоюзы поднимут всех рабочих на борьбу с хозяйственной разрухой, сумеют вовлечь их в социалистическое строительство. И несмотря на дискуссию против предложения Ленина, поддержанного ленинским большинством, открытую Троцким, Х съезд партии одобрил подавляющим большинством голосов ленинскую платформу и принял важнейшее решение о переходе от продразвёрстки к продналогу, о переходе к новой экономической политике (НЭП).

Свобода торговли, указывал Ленин в своём докладе, приведёт вначале к некоторому оживлению капитализма в стране. Придётся допустить частную торговлю и разрешить частным промышленникам открывать мелкие предприятия. Но не надо этого бояться. Ленин считал, что некоторая свобода товарооборота создаст хозяйственную заинтересованность у крестьянина, повысит производительность его труда и приведёт к быстрому подъёму сельского хозяйства, что на этой основе будет восстанавливаться государственная промышленность и вытесняться частный капитал, что, накопив силы и средства, можно создать мощную индустрию — экономическую основу социализма, и затем перейти в решительное наступление, чтобы уничтожить остатки капитализма в стране. Военный коммунизм был попыткой взять крепость капиталистических элементов в городе и деревне штурмом, лобовой атакой. В этом наступлении партия забежала далеко вперёд, рискуя оторваться от своей базы. Теперь Ленин предлагал отойти немного назад, отступить на время поближе к своему тылу, перейти от штурма к более длительной осаде крепости, чтобы, накопив силы, вновь начать наступление.

В марте 1922 года собрался XI съезд партии. На съезде партия подвела итоги первому году новой экономической политики. Эти итоги позволили Ленину заявить на съезде: «Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: — достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается, или кончился. Теперь цель выдвигается другая — перегруппировка сил». Ленин указывал, что нэп означает отчаянную борьбу не на живот, а на смерть между капитализмом и социализмом. «Кто — кого» — так стоит вопрос. Для того, чтобы победить, надо обеспечить смычку между рабочим классом и крестьянством, между социалистической промышленностью и крестьянской экономикой путём всемерного развития товарооборота между городом и деревней. Для этого необходимо научиться хозяйничать, необходимо научиться торговать культурно. Вопрос об организации государственной и кооперативной торговли приобретал громадное значение.

В кооперации вообще, в сельскохозяйственной кооперации в особенности, Ленин видел доступный и понятный миллионам крестьян путь перехода от мелкого единоличного хозяйства к крупным товарищеским производственным объединениям — колхозам. Ленин указывал, что развитие сельского хозяйства в нашей стране должно пойти по пути вовлечения крестьян в социалистическое строительство через кооперацию, по пути постепенного внедрения в сельское хозяйство начал коллективизма, сначала в области сбыта, а потом в области производства продуктов сельского хозяйства. Ленин указывал, что при диктатуре пролетариата и союзе рабочего класса с крестьянством, при обеспечении руководства за пролетариатом по отношению к крестьянству, при наличии социалистической промышленности, — правильно организованная, охватывающая миллионы крестьянства производственная кооперация — является тем средством, при помощи которого можно построить в нашей стране полное социалистическое общество.

В октябре 1922 года Советская республика праздновала большую победу: Красной армией и партизанами Дальнего Востока был освобождён от японских интервентов Владивосток, последний участок Советской земли, находившийся в руках интервентов. Теперь, когда вся территория Советской страны была очищена от интервентов, а задачи строительства социализма и обороны страны требовали дальнейшего укрепления союза народов Советской страны, на очереди встал вопрос о более тесном объединении Советских республик в едином государственном союзе. Надо было объединить все народные силы для строительства социализма.

В декабре 1922 года состоялся I Всесоюзный съезд Советов. На этом съезде по предложению Ленина и Сталина было создано добровольное государственное объединение Советских народов — Союз Советских Социалистических Республик (СССР).

По мере осуществления ленинского плана развивалось и укреплялось хозяйство страны. Уже к 1924–25 хозяйственном году сельское хозяйство приблизилось к довоенным размерам, достигнув 87 процентов довоенного уровня. Крупная промышленность СССР давала в 1925 году уже около трёх четвертей довоенной промышленной продукции. В 1924–25 году Советская страна смогла уже вложить в капитальное строительство 385 миллионов рублей. Успешно выполнялся план электрификации страны. Укреплялись командные позиции социализма в народном хозяйстве. Были одержаны серьёзные успехи в борьбе с частным капиталом в промышленности и торговле.

Хозяйственный подъём принёс с собой дальнейшее улучшение положения рабочих и крестьян. Рост рабочего класса шёл быстрым темпом. Выросла заработная плата. Поднялась производительность труда. Значительно улучшилось материальное положение крестьян. Рабоче–крестьянское государство смогло в 1924–25 году выделить в помощь маломощному крестьянству до 290 миллионов рублей. На основе улучшения положения рабочих и крестьян сильно выросла политическая активность масс. Укрепилась диктатура пролетариата. Выросли авторитет и влияние большевистской партии.

Восстановление народного хозяйства приближалось к концу. Но стране Советов, стране строящегося социализма, недостаточно было простого восстановления хозяйства, простого достижения довоенного уровня. Довоенный уровень — это был уровень отсталой страны. Надо было двигаться дальше.

В октябре 1917 года рабочий класс победил капитализм политически, установив свою политическую диктатуру. С того времени Советская власть принимала все меры к тому, чтобы разбить хозяйственную мощь капитализма и создать условия для построения социалистического народного хозяйства. Экспроприация капиталистов и помещиков; превращение земли, фабрик, заводов, путей сообщения, банков в общенародную собственность; проведение новой экономической политики; строительство государственной социалистической промышленности; проведение ленинского кооперативного плана, — таковы эти мероприятия. Теперь главной задачей стало строительство нового, социалистического хозяйства. Начать же выполнение этой грандиозной задачи нужно было с индустриализации страны. Социалистическая индустриализация страны — таковым было то основное звено, с которого нужно было начать разворот строительства социалистического народного хозяйства. Центральной задачей партии стала борьба за социалистическую индустриализацию страны, борьба за победу социализма.

Советская власть сравнительно легко справилась с задачей восстановления довоенного уровня экономики страны, но восстановительный период имел три больших недостатка, из которых вытекали задачи индустриализации.

Во–первых, он имел дело со старыми заводами и фабриками, с их старой, отсталой техникой, которые могли скоро выйти из строя. Задача состояла в том, чтобы переоборудовать их на основе новой техники.

Во–вторых, восстановительный период имел дело с такой промышленностью, база которой была слишком узка, ибо в числе имевшихся заводов и фабрик отсутствовали десятки и сотни машиностроительных заводов, абсолютно необходимых для страны, которых не было у нас тогда и которые нужно было построить, так как без наличия таких заводов индустрия не может считаться действительной индустрией. Задача состояла в том, чтобы создать эти заводы и вооружить их современной техникой.

В-третьих, восстановительный период имел дело по преимуществу с лёгкой индустрией, которую он развил и вывел на дорогу. Но само развитие лёгкой индустрии стало в дальнейшем упираться в слабость тяжёлой индустрии, не говоря уже о других потребностях страны, которые могли быть удовлетворены лишь развитой тяжёлой индустрией. Задача состояла в том, чтобы сделать теперь крен в сторону тяжёлой индустрии.

Все эти новые задачи должна была разрешить политика социалистической индустриализации. Необходимо было построить с нуля целый ряд отраслей индустрии, которых не было в царской России, — построить новые машиностроительные, станкостроительные, автомобильные, химические, металлургические заводы, наладить собственное производство двигателей и оборудования для электростанций, увеличить добычу металла и угля, ибо это требовало дело победы социализма в СССР. Необходимо было создать новую оборонную промышленность, — построить новые артиллерийские, снарядные, авиационные, танковые, пулемётные заводы, ибо этого требовали интересы обороны СССР в обстановке капиталистического окружения. Необходимо было построить тракторные заводы, заводы современных сельскохозяйственных машин и снабдить их продукцией сельское хозяйство, чтобы дать возможность миллионам мелких единоличных крестьянских хозяйств перейти на крупное колхозное производство, ибо этого требовали интересы победы социализма в деревне. Понятно, что такое большое капитальное строительство не могло обойтись без миллиардных денежных вложений. Рассчитывать на внешние займы не было возможности, ибо капиталистические страны отказались дать займы. Приходилось строить на свои собственные средства, без помощи извне. А страна наша была тогда ещё небогата. В этом состояла одна из главных трудностей.

Капиталистические страны обычно создавали свою тяжёлую индустрию за счёт притока средств извне: за счёт ограбления колоний, за счёт контрибуций с побеждённых народов, за счёт внешних займов. Страна Советов принципиально не могла прибегнуть к таким грязным источникам получения средств для индустриализации, как грабёж колониальных или побеждённых народов. Что касается внешних займов, для СССР был закрыт этот источник ввиду отказа капиталистических стран дать ему займы. Нужно было найти средства внутри страны.

И в СССР нашлись такие средства. В СССР нашлись такие источники накопления, каких не знает ни одно капиталистическое государство. (1) Советское государство получило в своё распоряжение все фабрики и заводы, все земли, отнятые Октябрьской социалистической революцией у капиталистов и помещиков, транспорт, банки, торговлю внешнюю и внутреннюю. Прибыль от государственных фабрик и заводов, от транспорта, торговли, банков шла теперь не на потребление паразитического класса капиталистов, а на дальнейшее расширение промышленности. (2) Советская власть аннулировала царские долги, по которым ежегодно народ уплачивал сотни миллионов рублей золотом одних только процентов. (3) Уничтожив помещичью собственность на землю, Советская власть освободила крестьянство от ежегодной уплаты помещикам около 500 миллионов рублей золотом арендной платы за землю. Освободившись от всей этой тяжести, крестьянство могло помочь государству строить новую, мощную промышленность. Крестьяне были кровно заинтересованы в получении тракторов и сельскохозяйственных машин.

Все эти источники доходов находились в распоряжении Советского государства. Они могли дать сотни миллионов и миллиарды рублей для создания тяжёлой индустрии. Нужно было только по–хозяйски подойти к делу и навести строжайшую экономию в деле расходования денег, рационализировать производство, снизить себестоимость производства, ликвидировать непроизводительные расходы и тому подобное. Советская власть именно так и поступила.

Уже к концу 1927 года определились решающие успехи политики социалистической индустриализации. Промышленность и сельское хозяйство в целом (включая лесное хозяйство и рыбную ловлю) не только достигли по своей валовой продукции довоенного уровня, но и перевалили через этот уровень. Удельный вес промышленности в народном хозяйстве вырос до 42 процентов, достигнув соответствующего уровня довоенного времени. Быстро шёл рост социалистического сектора промышленности за счёт частного сектора, поднявшись с 81 процента в 1924–1925 годах до 86 процентов в 1926–1927 гг., тогда как удельный вес частного сектора упал за тот же период с 19 процентов до 14 процентов. Так же быстро вытеснялся частник из торговли, доля которого упала в области розницы с 42 процентов в 1924–1925 году до 32 процентов в 1926–1927 гг., не говоря уже об оптовой торговле, где доля частника упала за тот же период с 9 процентов до 5 процентов. Ещё более быстрым темпом шёл рост крупной социалистической промышленности, давшей за 1927 год, первый год после восстановительного периода, прирост продукции в сравнении с предыдущим годом в 18 процентов. Это была рекордная цифра прироста, недоступная для крупной промышленности самых передовых стран капитализма.

Иную картину представляло сельское хозяйство, особенно — зерновое хозяйство. Хотя сельское хозяйство в целом и перевалило через довоенный уровень, валовая продукция его главной отрасли — зернового хозяйства — составляла лишь 91 процент довоенного уровня, а товарная часть зерновой продукции, продаваемая на сторону для снабжения городов, едва доходила до 37 процентов довоенного уровня, причём все данные говорили о том, что есть опасность дальнейшего падения товарной продукции зёрна. Это означало, что дробление крупных товарных

хозяйств в деревне на мелкие хозяйства, а мелких на мельчавшие, начавшееся в 1918 году, всё ещё продолжается, что мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство становится полунатуральным хозяйством, способным дать лишь минимум товарного зёрна, что зерновое хозяйство периода 1927 года, производя немногим меньше зёрна, чем зерновое хозяйство довоенного времени, может, однако, продать на сторону для городов лишь немногим больше третьей части того количества зёрна, которое способно было продать довоенное зерновое хозяйство. Не подлежало сомнению, что при таком состоянии зернового хозяйства армия и города СССР должны были очутиться перед лицом хронического голода.

Перед страной стояли две возможности: либо перейти на крупное капиталистическое производство, что означало бы разорение крестьянских масс, гибель союза рабочего класса и крестьянства, усиление кулачества и поражение социализма в деревне, либо стать на путь объединения мелких крестьянских хозяйств в крупные социалистические хозяйства, в колхозы, способные использовать тракторы и другие современные машины для быстрого подъёма зернового хозяйства и его товарной продукции. Понятно, что партия большевиков и Советское государство могли стать лишь на второй путь, на колхозный путь развития сельского хозяйства.

XV съезд партии открылся 2 декабря 1927 года. Съезд наметил план расширения и укрепления сети колхозов и совхозов и дал чёткие указания о способах борьбы за коллективизацию сельского хозяйства. Вместе с тем, съезд дал директиву: «Развивать дальше наступление на кулачество и принять ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму». Наконец, исходя из укрепления планового начала в народном хозяйстве и имея в виду организацию планомерного наступления социализма против капиталистических элементов по всему фронту народного хозяйства, съезд дал директиву соответствующим органам о составлении первого пятилетнего плана народного хозяйства.

Следуя директивам XV съезда партии, партия перешла в решительное наступление против кулачества. В своём наступлении партия осуществляла лозунг: опираясь прочно на бедноту и укрепляя союз с середняком, повести решительную борьбу против кулачества. В ответ на отказ кулачества продавать излишки хлеба государству по твёрдым ценам, партия и правительство провели ряд чрезвычайных мер против кулачества, применили 107 статью уголовного кодекса о конфискации по суду излишков хлеба у кулаков и спекулянтов, в случае их отказа продавать эти излишки государству по твёрдым ценам, и дали бедноте ряд льгот, в силу которых беднота получала в своё распоряжение 25 процентов конфискованного кулацкого хлеба. Чрезвычайные меры возымели своё действие: беднота и середняки включились в решительную борьбу против кулачества, кулачество было изолировано, сопротивление кулачества и спекулянтов было сломлено. К концу 1928 года Советское государство имело уже в своём распоряжении достаточные резервы хлеба, а колхозное движение пошло вперёд более уверенным шагом.

В этом же году была раскрыта крупная вредительская организация буржуазных специалистов в Шахтинском районе Донбасса. Шахтинские вредители были тесно связаны с бывшими собственниками предприятий — русскими и иностранными капиталистами, с иностранной военной разведкой. Они ставили целью сорвать рост социалистической промышленности и облегчить восстановление капитализма в СССР. Вредители неправильно вели разработку шахт, чтобы уменьшить добычу угля. Они портили машины, вентиляцию, устраивали обвалы, взрывы и поджоги шахт, заводов, электростанций. Вредители сознательно задерживали улучшение материального положения рабочих, нарушали советские законы об охране труда. Вредители были привлечены к ответственности. Они получили от суда должную кару.

В апреле 1929 года собралась XVI партконференция. Главным вопросом конференции была первая пятилетка. Конференция отвергла защищавшийся правыми капитулянтами «минимальный» вариант пятилетнего плана и приняла «оптимальный» вариант пятилетки, как обязательный при всяких условиях. Партия приняла, таким образом, знаменитую первую пятилетку по строительству социализма. По пятилетнему плану размер капитальных вложений в народное хозяйство на 1928–1933 годы был определён в 64,6 миллиарда рублей. Из них в промышленность вместе с электрификацией намечалось вложить 19 с половиной миллиардов рублей, в транспорт — 10 миллиардов рублей, в сельское хозяйство — 23,2 миллиарда рублей. Это был грандиозный план вооружения промышленности и сельского хозяйства СССР современной техникой. XVI партийная конференция приняла обращение ко всем трудящимся о развёртывании социалистического соревнования. Социалистическое соревнование показало замечательные образцы труда и нового отношения к труду. Рабочие и колхозники выдвинули на многих предприятиях, в колхозах и в совхозах встречные планы. Они показали образцы героической работы. Они не только выполняли, но и перевыполняли намеченные партией и правительством планы социалистического строительства. Изменились взгляды людей на труд. Труд из подневольной и каторжной повинности, каким он был при капитализме, стал превращаться «в дело чести, в дело славы, в дело доблести и геройства» (И. В. Сталин). По всей стране шло новое гигантское промышленное строительство. Развернулась стройка Днепрогэса. В Донбассе началась стройка Краматорского и Горловского заводов, реконструкция Луганского паровозостроительного завода. Выросли новые шахты и доменные печи. На Урале строились Уралмашстрой, Березниковский и Соликамский химкомбинаты. Началось строительство Магнитогорского металлургического завода. Развернулась стройка больших автомобильных заводов в Москве, Горьком. Строились гигантские тракторные заводы, заводы комбайнов, гигантский завод сельскохозяйственных машин в Ростове–на–Дону. Расширялась вторая угольная база Советского Союза — Кузбасс. Громадный тракторный завод вырос за 11 месяцев в степи, в Сталинграде. На строительстве Днепрогэса и Сталинградского тракторного завода рабочие превысили мировые рекорды производительности труда.

Крестьяне на этот раз не отстали от рабочих. В деревне также начался трудовой подъём крестьянских масс, строивших колхозы. Крестьянские массы стали определённо поворачивать в сторону колхозов. Большую роль сыграли здесь совхозы и машинотракторные станции, вооружённые тракторами и другими машинами. Крестьяне массами приходили в совхозы, в МТС, наблюдали за работой тракторов, сельхозмашин, выражали свой восторг и тут же выносили решение — «пойти в колхозы». Разбитые на мелкие и мельчайшие единоличные хозяйства, лишённые сколько–нибудь сносных орудий и тягловой силы, лишённые возможности распахать огромные целинные земли, лишённые видов на улучшение хозяйства, забитые нуждой и одинокие, предоставленные самим себе, — крестьяне нашли, наконец, выход, дорогу к лучшей жизни — в объединении мелких хозяйств в коллективы, в колхозы, — в тракторах, способных распахать любую «твёрдую землю», любую целину, — в помощи государства машинами, деньгами, людьми, советами, — в возможности освободиться от кабалы кулаков, которых совсем недавно разбило Советское правительство и пригнуло к земле на радость миллионным массам крестьянства. На этой основе началось и развернулось массовое колхозное движение, особенно усилившееся к концу 1929 года и давшее такие невиданные темпы роста колхозов, каких не знала ещё даже наша, социалистическая индустрия. В 1928 году посевная площадь колхозов составляла 1 390 тысяч гектаров, в 1929 году — 4 262 тысячи гектаров, а в 1930 году колхозы имели уже возможность запланировать распашку 15 миллионов гектаров. Это был перелом в развитии колхозного движения. Это было начало массового колхозного движения.

В то время как СССР добился серьёзных успехов в социалистической индустриализации страны и быстрыми темпами развивал промышленность, в странах капитализма разразился в конце 1929 года и стал углубляться в последующие три года небывалый ещё по разрушительной силе мировой экономический кризис. Промышленный кризис переплёлся с сельскохозяйственным, аграрным кризисом, и это ещё больше ухудшало положение капиталистических стран. В то время как в СССР промышленность за три кризисных года (1930–1933 гг.) выросла более, чем вдвое и составляла в 1933 году 201 процент в сравнении с уровнем 1929 года, промышленность США упала к концу 1933 года до 65 процентов от уровня 1929 года, промышленность Англии — до 86 процентов, промышленность Германии — до 66 процентов, промышленность Франции — до 77 процентов! Мировой экономический кризис ещё больше обострил противоречия между империалистическими государствами, между странами–победительницами и странами–побеждёнными, между империалистическими государствами и колониальными и зависимыми странами, между рабочими и капиталистами, между крестьянами и помещиками.

В 1932 году усилилась угроза войны со стороны Японии. Не объявляя войны Китаю и мошеннически используя ими же созданные «местные инциденты», японские империалисты воровским образом ввели войска в Манчжурию. Японские войска полностью захватили Манчжурию, подготовляя себе удобные позиции для захвата Северного Китая и нападения на СССР. Чтобы развязать себе руки, Япония вышла из Лиги Наций и стала усиленно вооружаться. Благодаря японским фашизированным империалистам, на Дальнем Востоке образовался первый очаг воины.

Экономический кризис обострил противоречия капитализма не только на Дальнем Востоке. Он обострил их также в Европе. Затянувшийся кризис промышленности и сельского хозяйства, громадная безработица и возросшая необеспеченность неимущих классов усилили недовольство рабочих и крестьян. Недовольство перерастало в революционное возмущение рабочего класса. Недовольство особенно усилилось в Германии, — в стране, экономически истощённой войной, контрибуциями в пользу англо–французских победителей и экономическим кризисом, где рабочему классу приходилось изнывать под ярмом своей и иностранной, англо–французской буржуазии. Об этом красноречиво говорило шесть миллионов голосов, полученных германской компартией на последних выборах в рейхстаг перед приходом к власти фашистов. Германская буржуазия видела, что буржуазно–демократические свободы, сохранившиеся в Германии, могут сыграть с ней злую шутку, что рабочий класс может использовать эти свободы для развёртывания революционного движения. Поэтому она решила, что для сохранения в Германии власти буржуазии есть только одно средство — уничтожить буржуазные свободы, свести к нулю парламент (рейхстаг) и установить террористическую буржуазно–националистическую диктатуру, способную подавить рабочий класс и найти себе базу среди реваншистски настроенных мелкобуржуазных масс. И она призвала к власти партию фашистов, именующую себя для обмана народа партией национал–социалистов, хорошо зная, что партия фашистов является, во–первых, наиболее реакционной и враждебной рабочему классу частью империалистической буржуазии, и, во–вторых, — наиболее реваншистской партией, способной увлечь за собой миллионные массы националистически настроенной мелкой буржуазии.

В этом ей помогли предатели рабочего класса — лидеры германской социал–демократии, расчистившие своей соглашательской политикой дорогу для фашизма. Таковы были условия, определившие получение власти германскими фашистами в 1933 году. Таким образом, благодаря германским фашистам, в центре Европы образовался второй очаг войны.

Массовое вступление крестьян в колхозы, развернувшееся в 1929–30 годах, явилось результатом всей предыдущей работы партии и правительства. Рост социалистической индустрии, начавшей массовую выработку тракторов и машин для сельского хозяйства; решительная борьба с кулачеством во время хлебозаготовительных кампаний 1928 и 1929 годов; рост сельскохозяйственной кооперации, которая постепенно приучала крестьянина к коллективному хозяйству; хороший опыт первых колхозов и совхозов, — всё это подготовило переход к сплошной коллективизации, вступление крестьян в колхозы целыми сёлами, районами, округами.

Переход к сплошной коллективизации происходил не в порядке простого и мирного вступления в колхозы основных масс крестьянства, а в порядке массовой борьбы крестьян против кулачества. Сплошная коллективизация означала переход всех земель в районе села в руки колхоза, но значительная часть этих земель находилась в руках кулаков, — поэтому крестьяне сгоняли кулаков с земли, раскулачивали их, отбирали скот, машины и требовали от Советской власти ареста и выселения кулаков. Сплошная коллективизация означала, таким образом, ликвидацию кулачества как класса. Ещё в 1927 году кулаки производили более 600 миллионов пудов хлеба, из коих товарного хлеба давали около 130 миллионов пудов. Колхозы же и совхозы могли дать в 1927 году только 35 миллионов пудов товарного хлеба. В 1929 году, благодаря твёрдому курсу большевистской партии на развитие совхозов и колхозов и успехам социалистической индустрии, снабжавшей деревню тракторами и сельхозмашинами, колхозы и совхозы выросли в серьёзную силу. Уже в этом году колхозы и совхозы производили не менее 400 миллионов пудов хлеба, из коих товарного хлеба давали уже больше 130 миллионов пудов, то есть больше, чем кулаки в 1927 году. А в 1930 году колхозы и совхозы должны были дать и действительно дали товарного хлеба более 400 миллионов пудов, то есть несравненно больше, чем давало кулачество в 1927 году. Таким образом, передвижка классовых сил в экономике страны и наличие материальной базы, необходимой для того, чтобы заменить кулацкое хлебное производство производством колхозов и совхозов, дали возможность большевистской партии перейти от политики ограничения кулачества к новой политике, к политике ликвидации кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации.

До 1929 года Советская власть проводила политику ограничения кулачества. Советская власть обкладывала кулака повышенным налогом, требовала от него продажи хлеба государству по твёрдым ценам, ограничивала до известных размеров кулацкое землепользование законом об аренде земли, ограничивала размеры кулацкого хозяйства законом о применении наёмного труда в единоличном крестьянском хозяйстве. Но она не вела ещё политики ликвидации кулачества, ибо законы об аренде земли и найме труда допускали существование кулачества, а запрещение раскулачивания давало на этот счёт известную гарантию. Такая политика вела к тому, что задерживался рост кулачества, вытеснялись и разорялись отдельные слои кулачества, не выдержавшие этих ограничений, но она не уничтожала хозяйственных основ кулачества, как класса, она не вела к ликвидации кулачества. Это была политика ограничения, а не ликвидации кулачества. Она была необходима до известного времени, пока колхозы и совхозы были ещё слабы и не могли заменить кулацкое хлебное производство своим собственным производством. В конце 1929 года, в связи с ростом колхозов и совхозов, Советская власть сделала крутой поворот от такой политики. Она перешла к политике ликвидации, к политике уничтожения кулачества, как класса. Она отменила законы об аренде земли и найме труда, лишив, таким образом, кулачество и земли, и наёмных работников. Она сняла запрет с раскулачивания. Она разрешила крестьянам конфисковать у кулачества скот, машины и другой инвентарь в пользу колхозов. Кулачество было экспроприировано. Оно было экспроприировано так же, как в 1918 году были экспроприированы капиталисты в области промышленности, с той, однако, разницей, что средства производства кулачества перешли на этот раз не в руки государства, а в руки объединённых крестьян, в руки колхозов.

Это был глубочайший революционный переворот, скачок из старого качественного состояния общества в новое качественное состояние, равнозначный по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года. Она, эта революция на селе, одним ударом разрешила три коренных вопроса социалистического строительства:

   1. Она ликвидировала самый многочисленный эксплуататорский класс в стране, класс кулаков, оплот реставрации капитализма;

   2. Она перевела с пути единоличного хозяйства, рождающего капитализм, на путь общественного, колхозного, социалистического хозяйства самый многочисленный трудящийся класс в нашей стране, класс крестьян;

   3. Она дала Советской власти социалистическую базу в самой обширной и жизненно необходимой, но и в самой отсталой области народного хозяйства — в сельском хозяйстве.

Тем самым были уничтожены внутри страны последние источники реставрации капитализма и вместе с тем были созданы новые, решающие условия, необходимые для построения социалистического народного хозяйства. В дополнение — вдвое увеличивались кредиты колхозам на 1929–30 годы (до 500 миллионов рублей). Предлагалось обеспечить колхозы проведением землеустройства за счёт государства. В постановлении давалось важнейшее указание, что главной формой колхозного движения на данном этапе является сельскохозяйственная артель, в которой коллективизируются лишь основные средства производства.

XVI съезд партии собрался 26 июня 1930 года и вошёл в историю партии, как «съезд развёрнутого наступления социализма по всему фронту, ликвидации кулачества, как класса, и проведения в жизнь сплошной коллективизации» (Сталин). К XV съезду, в 1926–27 году валовая продукция всей промышленности достигала всего 102,5 процента довоенного уровня, к XVI же съезду, то есть в 1929–30 году — около 180 процентов довоенного уровня. Всё более укреплялась тяжёлая индустрия, — производство средств производства, машиностроение. Чтобы ликвидировать в кратчайший срок нашу технико–экономическую отсталость, необходимо было дальнейшее ускорение темпов развития нашей промышленности, необходима была самая решительная борьба с оппортунистами, стремившимися снизить темпы развития социалистической промышленности. К XVI съезду партии был достигнут величайший перелом в развитии сельского хозяйства СССР. Широкие массы крестьянства повернули к социализму. На 1 мая 1930 года в основных зерновых районах производящих областей коллективизация охватила 40–50 процентов крестьянских хозяйств (вместо 2–3 процентов весной 1928 года). Посевные площади колхозов составили 36 миллионов гектаров. Таким образом, была перевыполнена повышенная программа, которая была определена в решении ЦК от 5 января 1930 года (30 миллионов гектаров). Пятилетняя же программа колхозного строительства в течение двух лет была уже перевыполнена более, чем в полтора раза. Товарная продукция колхозов за три года выросла более, чем в 40 раз. Уже в 1930 году государство получило от колхозов, не считая совхозов, более половины всей товарной продукции зёрна в стране. Это означало, что судьбу сельского хозяйства отныне будут определять не индивидуальные крестьянские хозяйства, а колхозы и совхозы.

После того, как выяснилось, что тяжёлая индустрия и, особенно, машиностроение, не только созданы и укреплены, но и развиваются дальше довольно быстрым темпом, перед партией встала очередная задача — реконструировать все отрасли народного хозяйства на базе новой, современной техники. Нужно было дать новую, современную технику, новые станки, новые машины — топливной промышленности, металлургии, лёгкой промышленности, пищевой промышленности, лесной промышленности, военной промышленности, транспорту, сельскому хозяйству. Ввиду колоссального роста спроса на сельхозпродукты и промышленные изделия необходимо было удвоить, утроить выпуск продукции во всех отраслях народного хозяйства. Но добиться этого невозможно было без снабжения заводов и фабрик, совхозов и колхозов достаточным количеством нового, современного оборудования, ибо старое оборудование не в силах было поднять такой рост продукции. Без реконструкции основных отраслей народного хозяйства невозможно было удовлетворить новые, всё более растущие, потребности страны и её народного хозяйства. Без реконструкции невозможно было довести до конца наступление социализма по всему фронту, ибо капиталистические элементы города и села нужно было бить и доконать не только новой организацией труда и собственности, но и новой техникой, превосходством своей техники. Без реконструкции невозможно было догнать и перегнать в технико–экономическом отношении передовые капиталистические страны, ибо, если с точки зрения темпов развития промышленности СССР превосходил капиталистические страны, то с точки зрения уровня развития промышленности, с точки зрения количества выпускаемой продукции СССР всё ещё серьёзно отставал от них. Чтобы ликвидировать эту отсталость, нужно было снабдить всё наше народное хозяйство новой техникой, нужно было реконструировать все отрасли народного хозяйства на основе новой, современной техники. Техника приобретала, таким образом, решающее значение.

Препятствием в этом деле служило не столько недостаток новых машин и станков, — ибо машиностроительная промышленность имела возможность дать новое оборудование, — сколько неправильное отношение наших хозяйственников к технике, недооценка роли техники в период реконструкции, пренебрежительное отношение к технике. Наши хозяйственные работники считали, что техника — дело «спецов», дело второстепенное, порученное «буржуазным спецам», что хозяйственники–коммунисты не обязаны вмешиваться в технику производства, что они должны заниматься не техникой, а более важным делом, а именно — «общим» руководством производством. Буржуазным «спецам» предоставлялось, таким образом, орудовать делами производства, а хозяйственники–коммунисты оставляли себе «общее» руководство, подписывание бумаг. Нечего и доказывать, что при таком отношении к делу «общее» руководство должно было выродиться в болтовню о руководстве «вообще» и в пустое подписывание бумаг, в возню с бумагой. Понятно, что при таком пренебрежительном отношении к технике со стороны хозяйственников–коммунистов мы никогда не смогли бы не только перегнать, но и догнать передовые капиталистические страны. Такое отношение к технике, да ещё в период реконструкции, обрекало нашу страну на отсталость, а наши темпы развития — на снижение. Необходимо было повернуть хозяйственников–коммунистов лицом к технике, привить им вкус к технике, показать им, что овладение новой техникой является кровным делом большевиков–хозяйственников, что без овладения новой техникой мы рискуем обречь свою родину на отсталость, на прозябание.

Отныне дело техники из монополии буржуазных «спецов» превращалось в кровное дело самих большевиков–хозяйственников, а презрительная кличка «специалист» — в почётное звание большевика, овладевшего техникой. Всё это должно было облегчить, — и действительно облегчило, — развёртывание реконструкции народного хозяйства. Развитие реконструкции шло не только по линии промышленности и транспорта. Оно ещё более усиленным темпом разворачивалось по линии сельского хозяйства. Оно и понятно: сельское хозяйство было менее других отраслей насыщено машинами, и оно более всего нуждалось в подаче новых машин. А усиленное снабжение сельского хозяйства новыми машинами особенно необходимо было теперь, когда каждыймесяц, каждая неделя давала новый рост колхозного строительства и, значит, новые требования на тысячи и тысячи тракторов и сельхозмашин. 1931 год дал новый рост колхозного движения. По основным зерновым районам было объединено в колхозах уже больше 80 процентов общего числа крестьянских хозяйств. Сплошная коллективизация здесь была уже в основном завершена. По менее важным зерновым районам и по районам технических культур колхозами было объединено более 50 процентов хозяйств. 200 тысяч колхозов и 4 тысячи совхозов засевали уже две трети всей посевной площади, а единоличники — только одну треть. Это была громадная победа социализма в деревне.

Однако, рост колхозного актива, рост колхозных кадров не поспевал за количественным ростом самих колхозов. Ввиду этого работа в новых колхозах велась не всегда удовлетворительно, а сами колхозы оставались пока что слабыми, не окрепшими. Тормозили дело укрепления колхозов также такие факты, как недостаток грамотных людей в деревне, необходимых для колхоза (счетоводы, завхозы, секретари) и отсутствие опыта у крестьян по ведению крупного, колхозного хозяйства. В колхозах сидели вчерашние единоличники. У них был опыт по ведению хозяйства на мелких участках земли. Но у них не было ещё опыта по руководству крупным, колхозным хозяйством. Требовалось время для того, чтобы приобрести такой опыт. Ввиду этих обстоятельств обнаружились в первое время в колхозной работе серьёзные недостатки. Выяснилось, что плохо ещё был организован в колхозах труд, слаба была трудовая дисциплина. Во многих колхозах доходы делились не по трудодням, а по едокам. Часто выходило так, что лодырь получал больше хлеба, чем старательный, честный колхозник. В связи с такими недостатками колхозного руководства понижалась заинтересованность колхозников в работе, было много невыходов на работу даже в самую горячую пору, часть колхозных посевов оставалась неубранной до снега, а сама уборка производилась небрежно, давала огромные потери зёрна. Обезличка машин и лошадей, отсутствие личной ответственности в работе ослабляли колхозное дело, уменьшали доходы колхозов.

Особенно плохо было в тех районах, где бывшие кулаки и подкулачники сумели пролезть в колхозы на те или иные должности. Нередко раскулаченные перебирались в другой район, где их не знали, и там пролезали в колхоз, чтобы вредить и пакостить. Иногда кулаки вследствие отсутствия бдительности у партийных и советских работников проникали в колхозы и в своём районе. Проникновение в колхозы бывших кулаков облегчалось тем обстоятельством, что в борьбе против колхозов они резко изменили свою тактику. Раньше кулаки открыто выступали против колхозов, вели зверскую борьбу против колхозных активистов, против передовых колхозников, убивали их из–за угла, сжигали их дома, амбары. Этим кулаки хотели запугать крестьянскую массу, не пустить её в колхозы. Теперь, когда открытая борьба против колхозов потерпела неудачу, они изменили свою тактику. Они уже не стреляли из обрезов, а прикидывались тихонькими, смирными, ручными, вполне советскими людьми. Проникая в колхозы, они тихой сапой наносили вред колхозам. Всюду они старались разложить колхозы изнутри, развалить колхозную трудовую дисциплину, запутать учёт урожая, учёт труда. Кулаки поставили ставку на истребление конского поголовья в колхозах и сумели погубить много лошадей. Кулаки сознательно заражали лошадей сапом, чесоткой и другими болезнями, оставляли их без всякого ухода. Кулаки портили тракторы и машины. Кулакам долго удавалось обманывать колхозников и проводить вредительство безнаказанно.

В январе 1933 года ЦК партии принял решение об организации политических отделов при машинотракторных станциях, обслуживающих колхозы. Было послано в деревню на помощь колхозам 17 тысяч партийных работников для работы в политотделах. Это была серьёзная помощь. Политотделы МТС за два года (1933 и 1934) успели проделать большую работу по устранению недостатков работы в колхозах, по выращиванию колхозного актива, по укреплению колхозов, по очистке колхозов от враждебных, кулацких, вредительских элементов. Политотделы с честью выполнили поставленную им задачу: они укрепили колхозы в организационно–хозяйственном отношении, вырастили новые колхозные кадры, наладили хозяйственное руководство колхозов и подняли политический уровень колхозных масс.

К концу 1934 года колхозы стали прочной, непобедимой силой. Они объединяли к этому времени уже около трёх четвертей всех крестьянских хозяйств по всему СССР и около 90 процентов всех посевных площадей. В 1934 году в сельском хозяйстве СССР работали уже 281 тысяча тракторов и 32 тысячи комбайнов. Весенний сев 1934 года был проведён на 15–20 дней быстрее, чем в 1933 году, и на 30–40 дней быстрее, чем в 1932 году, а хлебозаготовительный план был выполнен на 3 месяца раньше, чем в 1932 году. Так за два года укрепились колхозы в результате громадной помощи, оказанной им партией и рабоче–крестьянским государством.

Прочная победа колхозного строя и связанный с ней подъём сельского хозяйства дали Советской власти возможность отменить карточную систему на хлеб и другие продукты и установить свободную торговлю продовольственными продуктами. Поскольку политотделы МТС, созданные как временные политические органы, выполнили свои задачи, ЦК вынес решение преобразовать политотделы МТС в обычные партийные органы, слив политотделы с существующими районными комитетами партии.

К началу 1933 года стало ясно, что первая пятилетка уже выполнена, выполнена раньше срока, выполнена в течении четырёх лет и трёх месяцев. Это была громадная, всемирно–историческая победа рабочего класса и крестьянства СССР.

В своём докладе на январском пленуме ЦК и ЦКК партии в 1933 году Сталин подвёл итоги первой пятилетки:

— СССР из аграрной страны превратился в индустриальную страну, — ибо удельный вес промышленной продукции во всем производстве народного хозяйства вырос до 70 процентов.

— Социалистическая система хозяйства ликвидировала капиталистические элементы в области промышленности и стала единственной системой хозяйства в промышленности.

— Социалистическая система хозяйства ликвидировала кулачество, как класс, в области сельского хозяйства и стала господствующей силой в сельском хозяйстве.

— Колхозный строй уничтожил нищету, бедность в деревне, — десятки миллионов бедняков поднялись до положения обеспеченных людей.

— Социалистическая система в промышленности уничтожила безработицу, сохранила 8-часовой рабочий день в ряде отраслей производства, перешла на 7-часовой рабочий день в подавляющем большинстве предприятий, установила 6-часовой рабочий день во вредных для здоровья предприятиях.

— Победа социализма во всех областях народного хозяйства уничтожила эксплуатацию человека человеком.

Значение этих достижений первой пятилетки состояло, прежде всего, в том, что они окончательно освободили рабочих и крестьян от ярма эксплуатации и открыли дорогу всем трудящимся СССР для обеспечения себе зажиточной и культурной жизни.

В январе 1934 года собрался XVII съезд партии. Съезд подвёл итог работе партии за истёкший период, отметил решающие успехи социализма во всех отраслях хозяйства и культуры и установил, что генеральная линия партии победила по всей линии. XVII съезд партии вошёл в историю, как «съезд победителей».

Социалистическая промышленность к этому времени составляла уже 99 процентов всей промышленности страны. Социалистическое сельское хозяйство — колхозы и совхозы занимали около 90 процентов всех посевных площадей страны. Что касается товарооборота, то капиталистические элементы были полностью вытеснены из торговли.

При введении новой экономической политики Ленин говорил, что в нашей стране имеются элементы пяти общественно–экономических укладов. Первый уклад — патриархальное хозяйство, в значительной степени натуральное хозяйство, то есть не ведущее почти никакой торговли. Второй уклад — мелкотоварное производство, большинство крестьянских хозяйств, занимающееся продажей сельскохозяйственных продуктов, и ремесленники. Этот хозяйственный уклад в первые годы нэпа охватывал большинство населения. Третий уклад — частнохозяйственный капитализм, который стал оживать в начале нэпа. Четвёртый уклад — государственный капитализм, главным образом, концессии, которые не получили сколько–нибудь значительного развития. Пятый уклад — социализм, социалистическая промышленность, которая была ещё тогда слаба, совхозы и колхозы, занимавшие в начале нэпа ничтожное место в народном хозяйстве, государственная торговля и кооперация, которые тоже в начале нэпа были слабы. Ленин указывал, что из всех этих укладов должен возобладать социалистический уклад. Новая экономическая политика была рассчитана на полную победу социалистических форм хозяйства. И эта цель к XVII съезду партии была уже осуществлена.

Меж тем экономический кризис, начавшийся в капиталистических странах во второй половине 1929 года, продолжался до конца 1933 года. После этого падение промышленности приостановилось, кризис перешёл в застой и началось потом некоторое оживление промышленности, некоторый её подъём. Но этот подъём не был тем подъёмом, за которым начинается расцвет промышленности на новой, более высокий, базе. Мировая капиталистическая промышленность не смогла подняться даже до уровня 1929 года, добившись к половине 1937 года лишь 95–96 процентов от этого уровня. А во второй половине 1937 года начался уже новый экономический кризис, захвативший, прежде всего Соединённые Штаты Америки. К концу 1937 года число безработных в США вновь поднялось до 10 миллионов человек. Стало быстро увеличиваться число безработных в Англии.

Это обстоятельство привело к тому, что противоречия между империалистическими странами, равно как между буржуазией и пролетариатом — ещё больше усилились. В связи с этим попытки агрессивных государств возместить потери от экономического кризиса внутри страны за счёт других, слабо защищённых, стран — стали всё более и более усиливаться. При этом к двум известным агрессивным государствам, к Германии и Японии, присоединилось на этот раз третье государство — Италия.

В 1935 году фашистская Италия напала на Абиссинию и поработила её. Напала она на Абиссинию, не имея никакого основания или повода с точки зрения «международного права», напала без объявления войны, воровским образом, как это вошло теперь в моду у фашистов. Это был удар не только по Абиссинии. Удар был направлен также против Англии, против морских путей Англии из Европы в Индию, в Азию. Попытки Англии помешать обоснованию Италии в Абиссинии не дали результатов. Чтобы развязать себе руки, Италия вышла потом из Лиги Наций и стала усиленно вооружаться. Таким образом, на кратчайших морских путях из Европы в Азию завязался новый узел войны.

В то время как в капиталистических странах через три года после экономического кризиса 1930–1933 годов наступил новый экономический кризис, в СССР за весь этот период неуклонно продолжался подъём промышленности. Если мировая капиталистическая промышленность в целом к середине 1937 года едва достигла 95–96 процентов от уровня 1929 года для того, чтобы во второй половине 1937 года вступить в полосу нового экономического кризиса, то промышленность СССР достигла в своём нараставшем подъёме к концу 1937 года 428 процентов от уровня 1929 года, а в сравнении с довоенным уровнем выросла более, чем в семь раз. В результате этих успехов второй пятилетний план по промышленности оказался выполненным раньше срока. Вторая пятилетка была выполнена к 1 апреля 1937 года, то есть в 4 года и 3 месяца. Это была крупнейшая победа социализма.

Почти такую же картину подъёма представляло сельское хозяйство. Посевные площади всех культур выросли с 105 миллионов гектаров в 1913 году (довоенное время) до 135 миллионов гектаров в 1937 году. Производство зёрна выросло с 4 миллиардов 800 миллионов пудов в 1913 году до 6 миллиардов 800 миллионов пудов в 1937 году. Производство хлопка–сырца с 44 миллионов пудов — до 154 миллионов пудов, производство льна (волокно) с 19 миллионов пудов — до 31 миллиона пудов, производство свёклы с 654 миллионов пудов — до 1 миллиарда 311 миллионов пудов, производство масличных культур с 129 миллионов пудов — до 306 миллионов пудов. Следует отметить, что одни лишь колхозы (без совхозов) дали стране товарного хлеба в 1937 году свыше 1 миллиарда 700 миллионов пудов, то есть минимум на 400 миллионов пудов больше, чем помещики, кулаки и крестьяне, вместе взятые, в 1913 году.

Только одна отрасль сельского хозяйства — животноводство — всё ещё отставала от довоенного уровня и продолжала двигаться вперёд замедленным темпом.

Что касается коллективизации сельского хозяйства, то её можно было считать уже завершённой. В колхозах находилось в 1937 году 18 с половиной миллионов крестьянских дворов, что составляло 93 процента всех крестьянских дворов, а посевные площади колхозов по зерну составляли 99 процентов всех крестьянских посевных площадей по зерну. Плоды реконструкции сельского хозяйства и усиленного его снабжения тракторами и сельхозмашинами были налицо.

Завершение реконструкции промышленности и сельского хозяйства привело к тому, что народное хозяйство оказалось обильно снабжённым первоклассной техникой. Промышленность и сельское хозяйство, транспорт и армия получили громадное количество новой техники, новых машин и станков, тракторов и сельскохозяйственных машин, паровозов и пароходов, артиллерии и танков, самолётов и военно–морских кораблей. Необходимо было пустить в ход десятки и сотни тысяч обученных кадров, способных оседлать всю эту технику и выжать из неё максимум того, что можно из неё выжать. Без этого, без достаточного количества людей, овладевших техникой, техника рисковала превратиться в груду мёртвого металла, остающегося без использования. Это была серьёзная опасность, возникшая вследствие того, что рост кадров, могущих оседлать технику, не поспевал и далеко отставал от роста техники. Дело усложнялось тем, что значительная часть наших работников не сознавала этой опасности и считала, что техника «сама сделает» своё дело. Если раньше недооценивали технику и пренебрежительно относились к ней, то теперь стали её переоценивать, превратили её в фетиш. Не понимали, что техника без людей, овладевших техникой, — мертва. Не понимали, что только при людях, овладевших техникой, техника может дать высшую производительность. Вопрос о кадрах, овладевших техникой, приобретал, таким образом, первостепенное значение. Необходимо было повернуть внимание наших работников от чрезмерного увлечения техникой, от недооценки значения кадров, — в сторону освоения техники, в сторону овладения техникой, в сторону всемерного усиления работы по выращиванию многочисленных кадров, способных оседлать технику и выжать из неё максимум эффекта. «Раньше, говорил Сталин, мы говорили, что „техника решает всё“. Этот лозунг помог нам в том отношении, что мы ликвидировали голод в области техники и создали широчайшую техническую базу во всех отраслях деятельности для вооружения наших людей первоклассной техникой. Это очень хорошо. Но этого далеко и далеко недостаточно. Чтобы привести технику в движение и использовать её до дна, нужны люди, овладевшие техникой, нужны кадры, способные освоить и использовать эту технику по всем правилам искусства. Техника без людей, овладевших техникой, — мертва. Техника во главе с людьми, овладевшими техникой, может и должна дать чудеса. Если бы на наших первоклассных заводах и фабриках, в наших совхозах и колхозах, на нашем транспорте, в нашей Красной армии имелось достаточное количество кадров, способных оседлать эту технику, страна наша получила бы эффекта втрое и вчетверо больше, чем она имеет теперь. Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг — „техника решает всё“, являвшийся отражением уже пройдённого периода, когда у нас был голод в области техники, — должен быть теперь заменён новым лозунгом, лозунгом о том, что „кадры решают всё“. В этом теперь главное… Будут у нас хорошие и многочисленные кадры в промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте, в армии, — наша страна будет непобедима. Не будет у нас таких кадров — будем хромать на обе ноги». Таким образом, ускоренное выращивание кадров по технике и быстрое освоение новой техники в целях дальнейшего подъёма производительности труда — стало первостепенной задачей.

Наиболее ярким примером роста таких кадров, примером освоения нашими людьми новой техники и дальнейшего роста производительности труда явилось стахановское движение. Оно родилось и развернулось в Донбассе, в угольной промышленности, перекинулось в другие отрасли промышленности, распространилось на транспорт и захватило потом сельское хозяйство. Это движение было названо стахановским, по имени его зачинателя — забойщика шахты «Центральная–Ирмино» (Донбасс) Алексея Стаханова. Ещё до Стаханова Никита Изотов показал невиданные до того рекорды выработки угля. Пример Стаханова, который вырубил за одну смену 31 августа 1935 года 102 тонны угля и превысил тем самым обычные нормы добычи угля в 14 раз, — положил начало массовому движению рабочих и колхозников за повышение норм выработки, за новый подъём производительности труда. Бусыгин — в автопромышленности, Сметанин — в обувной промышленности, Кривонос — на транспорте, Мусинский — в лесной промышленности, Евдокия и Мария Виноградовы — в текстильной промышленности, Мария Демченко, Марина Гнатенко, П. Ангелина, Полагутин, Колосов, Ковардак, Борин — в сельском хозяйстве, — таковы имена первых пионеров стахановского движения. За ними пошли другие пионеры, целые отряды пионеров, перекрывших производительность труда первых пионеров.

Разворот стахановского движения и досрочное выполнение второй пятилетки создали условия для нового подъёма благосостояния и культурного развития трудящихся. Реальная заработная плата рабочих и служащих выросла за вторую пятилетку более чем в два раза. Фонд заработной платы вырос с 34 миллиардов в 1933 году до 81 миллиарда в 1937 году. Фонд государственного социального страхования вырос с 4 миллиардов 600 миллионов рублей в 1933 году до 5 миллиардов 600 миллионов рублей в 1937 году. На государственное страхование рабочих и служащих, на улучшение быта и культурные нужды, на санатории, курорты, дома отдыха и медицинскую помощь в одном только 1937 году было израсходовано около 10 миллиардов рублей.

В деревне окончательно укрепился колхозный строй. Этому сильно содействовали Устав сельскохозяйственной артели, принятый на II съезде колхозников–ударников в феврале 1935 года, и закрепление за колхозами всех обрабатываемых ими земель на вечное пользование. Благодаря укреплению колхозного строя исчезла бедность и необеспеченность в деревне.

В результате введения всеобщего обязательного образования и нового школьного строительства развернулся мощный подъём культурности народных масс. Развернулось по всей стране грандиозное школьное строительство. Число учащихся в начальных и средних школах выросло с 8 миллионов в 1914 году до 28 миллионов в 1936–37 годах. Число учащихся в высших учебных заведениях выросло с 112 тысяч в 1914 году до 542 тысяч в 1936–37 годах. Это была культурная революция.

В феврале 1935 года VII съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик вынес решение об изменении Конституции СССР, принятой в 1924 году. Необходимость изменения Конституции СССР вызывалась теми огромными изменениями, которые произошли в жизни СССР с 1924 года. За истёкшие годы совершенно изменилось соотношение классовых сил в СССР, создана была новая социалистическая индустрия, разгромлено кулачество, победил колхозный строй, утвердилась социалистическая собственность на средства производства во всём народном хозяйстве, как основа советского общества. Победа социализма дала возможность перейти к дальнейшей демократизация избирательной системы, к введению всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании. Специальной Конституционной комиссией под председательством Сталина был выработан проект новой Конституции СССР. Проект был подвергнут всенародному обсуждению, длившемуся 5 с половиной месяцев. Проект Конституции был поставлен на обсуждение Чрезвычайного VIII съезда Советов. В ноябре 1936 года собрался VIII съезд Советов, призванный одобрить или отклонить проект новой Конституции СССР.

Конституция 1924 года вырабатывалась в первый период нэпа. Тогда Советская власть допускала ещё развитие капитализма наряду с развитием социализма. Тогда Советская власть рассчитывала на то, чтобы в ходе соревнования двух систем — капиталистической и социалистической — организовать и обеспечить победу социализма над капитализмом в области экономики. Тогда вопрос «кто — кого» ещё не был решён. Основанная на старой и небогатой технике, промышленность не достигала и довоенного уровня. Ещё более неприглядную картину представляло тогда сельское хозяйство. Совхозы и колхозы существовали лишь в виде отдельных островков в необъятном океане единоличных крестьянских хозяйств. Речь шла тогда не о ликвидации кулачества, а лишь об его ограничении. В области товарооборота социалистический сектор занимал лишь около 50 процентов.

Другую картину представлял СССР в 1936 году. К 1936 году совершенно изменилась экономика СССР к этому времени полностью были ликвидированы капиталистические элементы, — победила социалистическая система во всех областях народного хозяйства. Мощная социалистическая индустрия в семь раз превысила довоенную продукцию и полностью вытеснила частную промышленность. В сельском хозяйстве победило самое крупное в мире машинизированное, вооружённое новой техникой, социалистическое производство в виде системы колхозов и совхозов. Кулачество к 1936 году было полностью ликвидировано, как класс, а единоличный сектор не играл уже никакой серьёзной роли в экономике страны. Весь товарооборот сосредоточился в руках государства и кооперации. Эксплуатация человека человеком уничтожена навсегда. Общественная, социалистическая собственность на средства производства утвердилась, как незыблемая основа нового, социалистического строя во всех отраслях народного хозяйства. В новом, социалистическом обществе навсегда исчезли кризисы, нищета, безработица и разорение. Создались условия для зажиточной и культурной жизни всех членов советского общества.

Рабочий класс перестал быть эксплуатируемым классом, лишённым средств производства, как это имеет место при капитализме. Он уничтожил капитализм, отобрал у капиталистов средства производства, превратил их в общественную собственность. Он перестал быть пролетариатом в собственном, старом смысле этого слова. Пролетариат СССР, обладающий государственной властью, превратился в совершенно новый класс. Он превратился в освобождённый от эксплуатации рабочий класс, уничтоживший капиталистическую систему хозяйства и установивший социалистическую собственность на средства производства, то есть в такой рабочий класс, какого ещё не знала история человечества.

Не менее глубокие изменения произошли и в положении крестьянства СССР. В старое время более двух десятков миллионов разбросанных отдельных крестьянских хозяйств, мелких и средних, копались в одиночку на своих наделах. Они пользовались отсталой техникой, эксплуатировались помещиками, кулаками, купцами, спекулянтами, ростовщиками и тому подобными. Теперь в СССР выросло совершенно новое крестьянство: не стало больше помещиков и кулаков, купцов и ростовщиков, которые могли бы эксплуатировать крестьянство. Огромнейшее большинство крестьянских хозяйств вступило в колхозы, в основе которых лежит не частная собственность на средства производства, а колхозная форма общественной собственности, выросшая на основе коллективного труда. Это — новый тип крестьянства, освобождённого от всякой эксплуатации. Такого крестьянства также не знала ещё история человечества.

Изменилась и интеллигенция СССР. В массе она стала совершенно новой интеллигенцией. В большинстве она вышла из рабочей и крестьянской среды. Она служила не капитализму, как старая интеллигенция, а социализму. Интеллигенция стала равноправным членом социалистического общества. Эта интеллигенция строила вместе с рабочими и крестьянами новое, социалистическое общество. Это — новый тип интеллигенции, служащей народу и освобождённой от всякой эксплуатации. Такой интеллигенции не знала ещё история человечества.

Таким образом, стирались классовые грани между трудящимися СССР, исчезала старая классовая исключительность. Падали и стирались экономические и политические противоречия между рабочими, крестьянами и интеллигенцией. Создавалась основа морально–политического единства общества. Эти глубокие изменения в жизни СССР, эти решающие успехи социализма в СССР получили своё выражение в новой Конституции СССР.

Экономическую основу Советского Союза составляли социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на средства производства. В СССР осуществлялся принцип социализма: «От каждого — по его способностям, каждому — по его труду».

Всем гражданам СССР обеспечивалось право на труд, право на отдых, право на образование, право на материальное обеспечение в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности. Женщине предоставлялись равные права с мужчиной во всех областях деятельности. Равноправие граждан СССР, независимо от их национальности и расы, являлось непреложным законом. За всеми гражданами признавалась свобода совести и свобода антирелигиозной пропаганды. Конституция — в интересах укрепления социалистического общества — гарантировала свободу слова, печати, собраний и митингов, право объединения в общественные организации, неприкосновенность личности, неприкосновенность жилища и тайну переписки, право убежища иностранным гражданам, преследуемым за защиту интересов трудящихся, или за научную деятельность, или за национально–освободительную борьбу.

Новая Конституция вместе с тем налагала на всех граждан СССР серьёзные обязанности: исполнять законы, блюсти дисциплину труда, честно относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития, беречь и укреплять общественную социалистическую собственность, защищать социалистическое отечество. VIII съезд Советов единодушно одобрил и утвердил проект новой Конституции СССР. Страна Советов получила, таким образом, новую Конституцию, Конституцию победы социализма и рабоче–крестьянской демократии.

Тем самым Конституция закрепила тот всемирно–исторический факт, что СССР вступил в новую полосу развития, в полосу завершения строительства социалистического общества и постепенного перехода к полному коммунизму, где руководящим началом общественной жизни должен быть коммунистический принцип: «От каждого — по его способностям, каждому — по его потребностям».

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Сколько укладов было в экономике после революции?

В чём суть политики военного коммунизма?

В чём суть нэпа?

В чём суть индустриализации?

В чём суть коллективизации?

Почему единый государственный план необходим при социализме?

Сколько укладов оставалось в СССР к 1936 году?

Отдел 2. СОЦИАЛИЗМ

Глава 7. ПРОТИВОРЕЧИЯ СОЦИАЛИЗМА

По работе «Планомерное разрешение противоречий развития социализма как первой фазы коммунизма», М. В. Попов, 1986 г. и по лекциям «Об основах ленинизма» И. В. Сталина, прочитанным в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова, 1924 г.

§ 1. Противоречия империалистической стадии капитализма

Империализм доводит противоречия капитализма до последней черты, до крайних пределов, за которыми начинается революция. Основными из этих противоречий нужно считать следующие три противоречия:

Первое противоречие — это противоречие между трудом и капиталом. Империализм есть всесилие монополистических трестов и синдикатов, банков и финансовой олигархии в промышленных странах. В борьбе с этим всесилием обычные методы рабочего класса — профсоюзы и кооперативы, парламентские партии и парламентская борьба — оказались совершенно недостаточными. Либо отдайся на милость капиталу, прозябай по–старому и опускайся вниз, либо берись за новое оружие — так ставит вопрос империализм перед миллионными массами пролетариата. Империализм подводит рабочий класс к революции.

Второе противоречие — это противоречие между различными финансовыми группами и империалистическими державами в их борьбе за источники сырья, за чужие территории. Империализм есть вывоз капитала к источникам сырья, бешеная борьба за монопольное обладание этими источниками, борьба за передел уже поделённого мира, борьба, ведомая с особенным остервенением со стороны новых финансовых групп и держав, ищущих «места под солнцем», против старых групп и держав, цепко держащихся за захваченное. Эта бешеная борьба между различными группами капиталистов замечательна в том отношении, что она включает в себя, как неизбежный элемент, империалистические войны, войны за захваты чужих территорий. А это обстоятельство в свою очередь замечательно в том отношении, что оно ведёт к взаимному ослаблению империалистов, к ослаблению позиции капитализма вообще, к приближению момента пролетарской революции, к практической необходимости этой революции.

Третье противоречие — это противоречие между горстью господствующих «цивилизованных» наций и сотнями миллионов колониальных и зависимых народов мира. Империализм есть самая наглая эксплуатация и самое бесчеловечное угнетение сотен миллионов населения обширнейших колоний и зависимых стран. Выжимание сверхприбыли — такова цель этой эксплуатации и этого угнетения. Но, эксплуатируя эти страны, империализм вынужден строить там железные дороги, фабрики и заводы, промышленные и торговые центры. Появление класса пролетариев, зарождение местной интеллигенции, пробуждение национального самосознания, усиление освободительного движения — таковы неизбежные результаты этой «политики». Усиление революционного движения во всех без исключения колониях и зависимых странах свидетельствует об этом с очевидностью. Это обстоятельство важно для пролетариата в том отношении, что оно в корне подрывает позиции капитализма, превращая колонии и зависимые страны из резервов империализма в резервы пролетарской революции.

Таковы основные противоречия империализма, превращающие старый «цветущий» капитализм в капитализм умирающий (в империализм), так как преодолеть их он уже в рамках капиталистической формации не может.

§ 2. Противоречия социализма

Социализм выходит из капитализма, это означает, что он не только прогрессивнее капитализма, так как представляет собой коммунистическую формацию, но также это означает, что в самом социализме есть ещё моменты, противоречащие ему, как коммунистической формации, так называемые родимые пятна, доставшиеся от капитализма. Маркс писал, что когда мы говорим о социалистической формации, мы «имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на собственной основе, а с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, носит ещё отпечаток старого общества, из недр которого оно вышло» (цитата Маркса из работы Ленина «Государство и революция»). Далее, там же «то, что обычно называют социализмом, Маркс назвал „первой“ или низшей фазой коммунистического общества. Поскольку общей собственностью становятся средства производства, постольку слово „коммунизм“ и тут применимо». Ленин, развивая Маркса, добавлял, что «социализм есть не что иное, как государственно–капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (В. И. Ленин «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»).

Итак социализм — это, с одной стороны, единая, то есть государственная монополия, обращённая на пользу всего народа, так как все средства производства обобществлены, а с другой стороны, хоть государственная, но ещё капиталистическая, в том смысле, что несёт в себе отпечатки и традиции старого общества, а значит, не вполне коммунистическая, не вполне зрелая, низшая. То есть определения социализма, данные Марксом и Лениным, — и как единой монополии…, и как незрелого… — об одном и том же, только одно обозначает социализм как строй, непосредственной вышедший из капиталистического строя (незрелый), а другое — задаёт способ этого выхода, метод (обращение единой монополии на пользу…) и намётку понимания экономики социализма, принципиально отличающейся от экономики капитализма.

Социализм — это единая государственная монополия, обращённая на пользу всего народа, это такой коммунизм, который ещё несёт в себе во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, отпечаток старого общества, из недр которого он вышел.

Таким образом преодолевать социализму противоречия–отпечатки старого общества необходимо, развивая своё общественное хозяйство, как единую монополию, повёрнутую во благо всех и каждого. С другой стороны, если не преодолевать эти противоречия, то не получится развивать социалистическое общественное хозяйство как единое целое, и социализм не перерастёт в полный коммунизм.

Известно, что противоречия разрешаются борьбой. Рассмотрим далее эти противоречия согласно материалистическому диалектическому методу, двигаясь от самого абстрактного к более конкретному рассмотрению противоречий движения социализма в полный коммунизм, изучая тем самым эти противоречия как систему.

§ 3. Борьба за перерастание социализма в полный коммунизм

А. Коммунистическая природа социализма.

Нельзя начинать исследование с какого–либо явления, если в нём не заключено в зародыше всё исследуемое целое. При анализе развития коммунистического способа производства мы начинаем непосредственно с этого способа производства как с целого, но как с неразвитого целого, возникшего путём отрицания другого целого, капиталистического способа производства, на основе социалистической национализации во время переходного периода. Коммунизм в своей первой фазе, то есть социализм, каким он является по завершении указанного периода, и может быть взят за начало системы планомерного разрешения противоречий развития социализма.

С диалектической точки зрения коммунистическое общество не является какой–то раз и навсегда заданной вещью, а как и всякий другой общественный строй его следует рассматривать как подверженное постоянным изменениям и преобразованиям. Движение коммунизма как всякое движение есть воплощённое противоречие. Это противоречие состоит в том, чтобы быть в данном состоянии и в тоже время не быть в нём, переходить в следующее, более развитое.

Из того, что социализм — это хотя и не полный, но уже коммунизм, следует вывод: создание коммунизма как определённого способа производства происходит в переходный период. Это период перехода от одного способа производства — капиталистического, к другому — коммунистическому. Переходный период характеризуется тем, что коммунистический способ производства уже есть (поскольку он становится), и в то же время этого способа производства, как уже не находящегося в непосредственном единстве с капиталистическим способом производства, из которого он возникает, ещё нет, то есть его ещё нет как ставшего основным способа производства. Когда же переходный период завершился, мы можем говорить не о переходе к иному способу производства, а о развитии данного, то есть о движении на собственной основе, в пределах одного и того же способа производства — от коммунизма неполного к полному. В переходный период происходит изменение сущности производства с капиталистической на коммунистическую, а по окончании его — развитие ставшей уже коммунистической сущности.

Коммунизм, можно сказать, становится дважды. Сначала он возникает из капитализма, результатом чего является первая фаза коммунизма — социализм. Затем коммунизм развивается из самого себя, то есть на своей собственной основе, в результате чего он переходит в свою высшую фазу, про которую можно сказать, что это социалистическое общество в развёрнутом виде.

Б. Отрицание коммунизма в себе.

Согласно диалектико–материалистическому пониманию развития всякий общественный строй, выходя из предшествующего ему, носит известное время отпечаток этого выхождения. Например, в капиталистическом обществе, вышедшем из феодального, производственные отношения между капиталистами и рабочими довольно долго сохраняют следы характерной для феодализма личной зависимости, особенно ярко проявляющейся в тех случаях, когда в качестве капиталиста выступает бывший феодал, и рабочий класс находится под двойным гнётом — новых буржуазных отношений и значительных остатков феодализма. Капиталистический способ производства возникает в недрах феодализма и капиталистические производственные отношения существуют определённый период наряду с феодальными, поскольку два эксплуататорских и, следовательно, родственных строя какое–то время могут сосуществовать в одной стране. Однако капитализм постепенно вызревает, набирает силу и активно сбрасывает феодальные путы. Открывается период социальных революций. Переход от феодализма к капитализму не начинается, а заканчивается буржуазной революцией.

По–иному обстоит дело при переходе от капитализма к коммунизму. Коммунистические производственные отношения, в своей сущности противоположные буржуазным, не могут возникнуть в недрах капитализма и существовать наряду с капиталистическими. Их создание возможно лишь после завоевания рабочим классом политической власти и установления диктатуры пролетариата. Затем они, целый переходный период сосуществуя с другими экономическими укладами, вытесняя их, становятся. По окончании переходного периода развитие связано с изживанием отпечатка старого общества на ставших производственных отношениях коммунизма. Этап этого изживания в процессе развития коммунизма и характеризуется как социализм. Выражение «отпечаток» подчёркивает, что по окончании переходного периода от капитализма к социализму при рассмотрении социалистического общества мы имеем дело не с элементами и остатками капитализма, тем более не с чуждыми новому строю экономическими укладами, а именно с отпечатком старого строя на новых, коммунистических отношениях. Другими словами, мы имеем дело только с новыми, коммунистическими, отношениями, но ещё не окрепшими, не развернувшимися, не развившимися настолько, чтобы вполне освободиться от следов капитализма. Таким образом, в первой фазе коммунизма речь идёт не об отрицании коммунизмом противоположных ему экономических элементов или укладов (что было делом переходного периода), а об отрицании как собственном моменте коммунизма, как отрицательном моменте коммунизма в самом себе.

Таким образом, поскольку коммунизм содержит в себе отрицание самого себя как свой собственный момент, постольку можно сделать вывод, что указанный отрицательный момент — это сам же коммунизм, но взятый со стороны своего отрицания, то есть коммунизм в его отрицательном выражении, которое он получает вследствие своего выхождения из капитализма. Имеется одно — коммунизм, и рассматриваемое отрицание коммунизма находится в единстве с ним. Налицо единство противоположных сторон — противоположность. Рассматриваемая таким образом, эта противоположность есть не просто единство противоположных сторон, а единство противоположностей — противоречие: противоречие между коммунистической природой социализма и отрицанием коммунизма в себе, связанным с его выхождением из капитализма.

Это противоречие между коммунистической природой социалистического строя и его отрицанием в себе, выступающим как отпечаток старого строя. Оно является не противоречием особой социалистической сущности, а противоречием сущности коммунизма в его специфически социалистической форме. Как и всякое противоречие, данное противоречие не является чем–то третьим для своих сторон. Напротив, одна из сторон, воплощающая в себе целое, олицетворяет собой и всё противоречие в целом.

Первое противоречие — это противоречие между коммунистической природой социалистического строя и его отрицанием в себе, выступающим как отпечаток старого строя.

Рассматриваемое противоречие — это противоречие производственных отношений, но в нём проявляет себя и противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Производительные силы и производственные отношения в способе производства находятся в таком единстве, при котором способ производства в виде производственных отношений выступает как целое, а производительные силы — как его внутренний момент. Этим единством обусловливается наличие в каждой стороне противоречия момента, порождённого другой стороной. В частности, в производственных отношениях есть момент, вызванный производительными силами, и в рассматриваемом противоречии производственных отношений в снятом виде заключено противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Общественный характер производительных сил выражен в коммунистической природе социалистических производственных отношений,а отпечаток выхождения производительных сил из капитализма отражается в производственных отношениях как отрицание их коммунистической природы в них самих.

С указанным противоречием приходится иметь дело в течение всей первой фазы коммунизма, то есть на всём пути движения от неполного коммунизма к полному, развившемуся на своей собственной основе. Противоречие между коммунистической природой социализма и отрицанием его в себе, связанным с выхождением из старого строя, будучи противоречием движения коммунизма в его первой фазе, должно быть далее рассмотрено как единство борющихся противоположностей. Только тогда его стороны обретут характер не просто соотносящихся в одном, а находящихся во внутреннем единстве, и рассматриваемое противоречие будет положено, как единство противоположностей.

В. Разрешение противоречий между коммунистической природой социализма и отрицанием его в себе.

Диалектика требует признания противоречивых, взаимоисключающих, противоположных тенденций во всех явлениях и процессах природы (и духа и общества в том числе). Борьба противоположных сторон противоречия выступает двояко: как борьба положительной стороны с отрицательной и как борьба отрицательной стороны с положительной. Следовательно, эта борьба порождает одновременно как положительную (позитивную), так и отрицательную (негативную) тенденции, равнодействующая которых и определяет конкретный ход движения. Если речь идёт о противоречиях развития, то борьба противоположных сторон выступает как борьба нового со старым и старого с новым, а тенденции, порождаемые этой борьбой, — как созидательная и разрушительная, прогрессивная и регрессивная.

Каждая тенденция, как созидательная, так и разрушительная, будучи общественной, складывается из действий членов общества. Противоречивость экономического базиса первой фазы коммунизма, содержащего в себе отрицание самого себя, связанное с выхождением из капитализма, составляет основу противоречивости общественных действий. А поскольку противоречие — это единство противоположностей, постольку имеется экономическая

основа для существования у каждого члена общества противоположных действий. Это означает, что при социализме существует объективная почва для чуждых социалистическому строю проявлений и они ещё имеют экономические корни. Если действия, вытекающие из коммунистической природы социализма, являются для данного индивида определяющими, то он выступает носителем тенденции развития социализма в полный коммунизм, даже если его общественное поведение и мировоззрение и не были во всем и до конца последовательными. Если же действия, порождённые отрицанием коммунистической природы социализма в нём самом, начинают у какого–либо члена общества преобладать, то он, вопреки своему экономическому бытию, взятому как целое, становится носителем негативной тенденции, противоположной главной, определяющей, генеральной тенденции развития социализма в полный коммунизм. Выразителями противоположных тенденций являются те члены общества, которые выступают проводниками этих тенденций в сфере общественного сознания.

Необходимо, следовательно, ясно отдавать себе отчёт в том, что социалистическому обществу в процессе своего развития приходится вести борьбу с чуждыми социализму тенденциями и их носителями. При этом в разных странах борьба нового и старого, борьба социалистических сил против антисоциалистических элементов протекает в различных формах и с неодинаковой степенью остроты. Если (1) негативная тенденция, связанная с борьбой отрицательного момента с коммунистическим целым, в каких бы формах она себя ни проявляла, не получает должного отпора, она будет тормозить общественное развитие. Однако, последовательная борьба с негативным моментом в коммунистической природе социализма может принимать и такие формы (2), при которых сам негативный момент будет использован в целях прогресса. Это связано с тем, что отрицательный момент коммунизма в первой фазе находится в единстве с коммунизмом, что обусловливает возможность таких ситуаций, при которых действия, непосредственно порождённые негативным моментом, в конечном итоге всё же способствуют развитию коммунизма. Выявлять и активно использовать такие возможности — одна из важнейших задач в борьбе за перерастание социализма в полный коммунизм. И уж само собой разумеется (3), что эта борьба вовсе не требует отбрасывания всех старых форм общественного развития. Будучи отрицательным моментом сущности коммунизма, старое проявляет себя как в старых, так и в новых формах. Старые формы, всё более и более наполняясь новым содержанием, становятся, по существу, новыми, а старыми мы можем называть их лишь в силу исторического происхождения.

Данный вывод сделан на основании того, что стороны рассматриваемого противоречия, как мы уже говорили, неравноценны. Одна — развивающееся целое, коммунизм. Другая — лишь момент этого целого, причём лишь его отрицательный момент, специфически социалистическая форма которого исторически преходяща. Здесь применима мысль К. Маркса о том, что «сколь бы обе крайности ни выступали в своём существовании как действительные и как крайности, — свойство быть крайностью кроется всё же лишь в сущности одной из них, в другой же крайность не имеет значения истинной действительности. Одна из крайностей берёт верх над другой. Положение обеих не одинаково… Действительного дуализма сущности не бывает». Противоречивость сущности, следовательно, вовсе не довод в пользу того, что есть одинаковая основа для развития в любом направлении, как по восходящей, так и по нисходящей линии. Результат борьбы противоположностей никогда не бывает просто повторением данной сущности, поскольку в качестве результата этой борьбы, утверждал Гегель, мы имеем «новое понятие, но более высокое, более богатое, чем предыдущее, ибо оно обогатилось его отрицанием или противоположностью; оно стало быть, содержит предыдущее понятие, но содержит больше, чем только его, и есть единство его и его противоположности». По словам Ф. Энгельса, «поступательное развитие, при всей кажущейся случайности и вопреки временным отливам, в конечном счёте прокладывает себе путь, — эта великая основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто–нибудь станет оспаривать её в её общем виде».

Итак, мы пришли к выводу о том, что противоречие между коммунистической природой социализма и отрицанием коммунизма в себе как всякое противоречие разрешается борьбой — сознательной, активной и наступательной — за перерастание социализма в полный коммунизм. По результатам этой борьбы, по степени освобождения от следов капиталистического строя и развития общекоммунистических начал и следует судить о развитости социализма как первой фазы коммунизма.

§ 4. Борьба за планомерное осуществление приоритета общественных интересов

А. Непосредственно общественный характер социалистического производства

В чём прежде всего выражается коммунистическая природа социализма? В. И. Ленин говорил: «Коммунистическое общество значит — всё общее: земля, фабрики, общий труд, — вот что такое коммунизм». Коммунистическая природа социализма выражается, следовательно, прежде всего в том, что как средства производства, так и их использование являются общественными, или, другими словами, основные средства производства находятся в общественной собственности. Другими словами, своё реальное бытие общественная собственность имеет в таком производстве, которое подчиняется обществу, то есть ведётся в общественных экономических интересах.

Социалистическое производство непосредственно подчиняется ассоциированным индивидам, их общественным интересам и является поэтому непосредственно общественным. Подчинение такого производства общественным интересам требует сознательного согласования действий участников единого процесса и может быть, поэтому, только планомерным. Непосредственно общественный характер социалистического производства выражается, следовательно, в планомерном подчинении производства общественным интересам. К. Маркс писал: «Та форма труда, при которой много лиц планомерно работает рядом и во взаимодействии друг с другом в одном и том же процессе производства или в разных, но связанных между собой процессах производства, называется кооперацией». Социалистическое общество поэтому представляет собой единый кооператив. Переход от капитализма к социализму явился переходом «к единому всенародному кооперативу». Таким образом, исходным пунктом социалистического (коммунистического) производства является всенародная кооперация — кооперация в масштабах всего общества. Наличие двух форм социалистической собственности в СССР (государственной и кооперативно–колхозной) не меняло дела по существу, так как это были две формы одной, общественной, собственности, две формы подчинения производства единым, общественным, интересам, или, можно сказать, это одна, общественная, собственность на все средства производства, но выступавшая в двух различных формах.

С победой социализма, следовательно, коренным образом изменились экономические отношения. Раньше это были не отношения всенародной кооперации, а отношения производства для обмена. Кооперация, подчёркивал К. Маркс, есть «прежде всего непосредственное — не опосредствованное обменом — взаимодействие многих рабочих для достижения одного и того же результата…». Обмен же — это взаимное отчуждение продуктов труда и иных объектов собственности на основе свободного договора или соглашения. Обмен, опосредствованный меновой стоимостью и деньгами, предполагает, правда, всестороннюю зависимость производителей друг от друга, но вместе с тем он предполагает и полную изоляцию их частных интересов и такое разделение общественного труда, при котором единство различных видов труда и их взаимная дополняемость существуют вне индивидов и независимо от них.

Форма труда, при которой много лиц планомерно работает рядом и во взаимодействии друг с другом в одном и том же процессе производства или в разных, но связанных между собой процессах производства, называется кооперацией.

Обмен есть взаимное отчуждение продуктов труда и иных объектов собственности на основе свободного договора или соглашения.

На вопрос о том, можно ли говорить об обмене в точном политико–экономическом смысле этого слова при социализме, у К. Маркса мы находим следующий ответ: «В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов, столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путём, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда». На невозможность существования товарного обмена в непосредственно общественном хозяйстве указывал также и Ф. Энгельс: «Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары…». Здесь кроется один из критериев построения социализма. С построением социализма обмен вытесняется кооперацией, с чем связано и отмирание рынка при переходе к социализму.

Естественно, что создаваемый непосредственно общественным трудом продукт является непосредственно общественным продуктом, а не продуктом, производимым для обмена. Вот почему в политико–экономическом смысле его нельзя считать товаром. К. Маркс отмечал: «Только продукты самостоятельных друг от друга, независимых частных работ, противостоят один другому как товары». Согласно марксистско–ленинскому пониманию социалистическая революция предстаёт как «уничтожение частной собственности на средства производства, переход их в общественную собственность и замена капиталистического производства товаров социалистической организацией производства продуктов за счёт всего общества, для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов». Как указывал В. И. Ленин, что уже даже в переходный к социализму период «государственный продукт — продукт социалистической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политико–экономическом смысле, во всяком случае не только товар, уже не товар, перестаёт быть товаром…» и далее, в замечаниях на книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода» В. И. Лениным выписаны и подчёркнуты следующие слова из текста книги: «…поскольку на место стихии выступает сознательный общественный регулятор, постольку товар превращается в продукт и теряет свой товарный характер». И там же относительно слов «товар превращается в продукт» указано, что это «неточно: превращается не в «продукт», а в продукт, идущий на общественное потребление не через рынок». С завершением переходного периода завершается и процесс превращения товара в непосредственно общественный продукт, что является лишь более конкретным выражением завершения процесса построения социализма как первой фазы коммунистического способа производства, непосредственно общественного по своему характеру. Социалистическое непосредственно общественное производство по своему характеру есть отрицание капиталистического товарного хозяйства.

Известно, что подрыв товарного производства происходит уже при империализме. Товарный обмен ликвидируется, по существу, в пределах крупных монополий, но товарное производство в обществе в целом ещё царит. В ходе социалистической национализации основных средств производства из сферы товарного производства изымается основная масса продуктов. В переходный период товарное производство используется пролетарским государством для восстановления разрушенных производительных сил, и это, как указывал В. И. Ленин, не только целесообразно, но и необходимо. По мере выполнения планов социалистического строительства сфера товарного производства неуклонно сужается. С победой социализма, означающей превращение всей экономики в единый кооператив, в единую монополию, но обращённую на пользу всего народа, в непосредственно общественное планомерно организованное хозяйство, товарная организация производства как таковая уничтожается.

А раз уничтожается товарная организация производства, то и «закон стоимости — основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы — капиталистического производства» (Ф. Энгельс «Анти–Дюринг»), понимаемый как закон товарного производства, не может быть законом общественного хозяйства, прямо противоположного товарному производству. В политико–экономическом смысле непосредственно общественный труд (то есть труд при социализме), затраченный на производство продуктов, не проявляется как стоимость этих продуктов, а если нет явления, то нет и его закона. Когда же говорят о законе стоимости при социализме, то, как правило имеют в виду, что «по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости остаётся господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая всё это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было» (К. Маркс, «Капитал», III том). Речь, следовательно, идёт не о действительной стоимости во всём богатстве её определений, которое она получает лишь в товарном хозяйстве, а об определении стоимости рабочим временем, о том, что планомерное регулирование рабочего времени в непосредственно общественном хозяйстве не только не исчезает, но является господствующим, и закон экономии рабочего времени получает адекватную форму своего выражения и полный простор для своего действия.

Итак, если исходить из коммунистической природы социализма, он должен быть охарактеризован как непосредственно общественное хозяйство. Это понимание социалистического производства как целого, выражающее коммунистическую природу социализма. Однако именно поэтому оно является лишь правильным, достоверным, но также и односторонним, следовательно, не вполне истинным пониманием социалистического производства. Должен быть учтён, принят во внимание и его отрицательный момент — товарность.

Б. Товарность при социализме

Социализм — это неполный коммунизм, это коммунизм с отрицанием его в себе, связанным с выхождением из старого строя. Социалистическое непосредственно общественное производство, являющееся отрицанием товарного производства, не может не нести отпечатка своего выхождения из этого производства. В переходный период, который есть становление социализма, непосредственно общественное производство становится наличным бытием, а наличное бытие есть вообще по своему становлению бытие с некоторым небытием, так что это небытие принято в простое единство с бытием. Небытие, принятое в бытие таким образом, что конкретное целое имеет форму бытия, непосредственности, составляет определённость как таковую. Вышедшее из товарного хозяйства непосредственно общественное производство содержит в себе отрицание самого себя, которое, будучи небытием непосредственно общественного производства в нём самом, может быть названо поэтому товарностью, составляющей определённость непосредственно общественного производства на социалистической стадии его развития. Товарность — это отрицание непосредственно общественного производства в себе как момент, связанный с выхождением из товарного хозяйства. Отрицание непосредственно общественного характера социалистического производства, выражающегося в планомерном подчинении его общественным интересам, состоит в отрицании этого планомерного подчинения. Следовательно, товарность — это момент подчинения производства каким–либо иным, не общественным интересам, когда удовлетворение общественных интересов выступает не как цель, а лишь как средство для удовлетворения каких–либо иных интересов. Товарность есть момент производства для обмена в непосредственно общественном производстве, находящийся с ним в единстве.

Товарность — это отрицание непосредственно общественного производства в себе как момент, связанный с выхождением из товарного хозяйства. Товарность есть момент производства для обмена в непосредственно общественном производстве, находящийся с ним в единстве.

Поскольку общество взяло во владение средства производства, оно теперь уже не общество обособленных, а общество ассоциированных производителей, и если применять количественную меру, то следует говорить не о той или иной степени обособленности, а о той или иной мере ассоциированности, единства социалистических производителей. Если товарное производство означает обособленность производителей, то товарность означает лишь момент обособления ассоциированных производителей. Абсолютизировать этот момент, превращать его из момента в целое значило бы разделять общественную собственность по коллективам, провозглашая их владельцами средств производства, и не признавать на деле той истины, что социалистическое производство есть непосредственно общественное производство.

Таким образом, отношения, нередко называемые товарноденежными, хотя они и содержат в себе товарность как свой момент, нельзя в целом считать товарными отношениями, существующими в дополнение к непосредственно общественным. Они являются особой разновидностью непосредственно общественных отношений — непосредственно общественными отношениями, выступающими в товарно–денежных формах. Считать товарно–денежные отношения при социализме товарными означало бы представлять себе экономику социализма состоящей из двух укладов, в одном из которых должны были бы действовать непосредственно общественные отношения, управляемые планом, в другом — товарные, регулируемые рынком, законом стоимости. Подобное дуалистическое понимание социалистической экономики наиболее яркое воплощение получило в схеме теоретиков «рыночного социализма», пытавшихся совместить план и рынок и не отдававших себе отчёта в том, что намечавшееся ими «будущее» социализма списано с прошлого, с переходного периода, в котором господствовала стихия рынка и плановые методы ещё не подчинили себе рынок и тем самым ещё не упразднили его.

Поскольку непосредственно общественный характер социалистического производства выражает себя в планомерном подчинении производства общественным экономическим интересам, противоположность между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью выступает и как противоположность между планомерностью и товарностью. Эта противоположность присутствует как в старой, товарно–денежной, так и в новой, непосредственно общественной, форме. И никакие показатели — ни натуральные, ни тем более стоимостные — не могут сами по себе исключить полностью проявления товарности: если только из средства осуществления общественных интересов они превращаются в самоцель, то действия производителей, ориентированных на их выполнение, вступают в противоречие с общей целью социалистического производства. Различие здесь состоит не в том, что в старой форме присутствует товарность, а в новой её нет совершенно, а в том, что старая форма более соответствует этому отрицательному моменту социалистического производства и в ней он сильнее себя проявляет. Когда на первый план в оценке деятельности предприятий выдвигаются стоимостные показатели, товарность усиливается, что ведёт к усилению действия негативных тенденций в социально–экономическом развитии. В одной из статей, опубликованных в 1985 году, приводился такой пример: «Никто не может назвать хотя бы приблизительную цифру, сколько и какого спиртного должно было производиться, скажем, в нынешнем году. Дело в том, что даже далёкие от пищепрома предприятия и ведомства занимаются выпуском всевозможных креплёных и, как правило, низкокачественных фруктово–ягодных вин. В основном ради прибыли!».

Из сказанного нельзя, однако, делать вывод, что товарность, являясь отрицательным моментом социалистического непосредственно общественного производства, рождает только негативные результаты. Раз этот момент находится в единстве с сущностью социалистического производства, он также может быть использован для развития социализма и, следовательно, для ослабления себя самого. Для удовлетворения общественных интересов должно быть использовано и стремление посредством их осуществления удовлетворить какие–то особые интересы, что составляет задачу организации материального стимулирования, но надо, чтобы это было действительно использованием товарности для развития социализма, а не использованием социализма для развития товарности и обогащения отдельных лиц или коллективов.

Непосредственно общественное производство и товарность находятся в единстве, поскольку товарность не лежит вне социалистического непосредственно общественного производства, а составляет момент его самого. Но поскольку это отрицательный момент непосредственно общественного производства, постольку непосредственно общественное производство и товарность противоположны. Мы имеем единство противоположных сторон, каждая из которых содержит в себе другую сторону как своё отрицание в себе самой, как свой собственный момент. В силу этого взаимопроникновения каждая сторона рассматриваемой противоположности непосредственно общественного характера производства и товарности сама есть противоположность. Мы имеем, следовательно, единство противоположностей — противоречие. Противоречие непосредственно общественной природы социализма и товарности неправильно было бы понимать как противоречие двух групп отношений, одна из которых отождествлялась бы с непосредственно общественными отношениями, а другая — с товарными. В социалистическом непосредственно общественном производстве все отношения — непосредственно общественные, и все содержат в себе своё отрицание, товарность. Противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью проявляется в каждом производственном отношении.

Товарность противоположна сущности непосредственно общественного социалистического производства в ней самой. Про непосредственно общественный характер производства и товарность можно сказать, что это противоположные определения одной и той же сущности, непосредственно общественной сущности социализма. Противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью проявляет себя в том, что, хотя цель социалистического производства — обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, но одним из побудительных мотивов деятельности предприятий выступает повышение величины тех показателей их работы, с ростом которых связан и рост материального поощрения. Это противоречие отражается и в характере труда при социализме. Непосредственно общественный в целом труд при социализме не есть только труд на общее благо, без всякой другой определённости. Он содержит в себе и иной, противоположный общей направленности социалистического непосредственно общественного труда момент — момент труда с целью вознаграждения.

Второе противоречие — это противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью.

В. Разрешение противоречия между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью

Положение о том, что в противоречии единство его сторон относительно, а борьба противоположностей абсолютна, является всеобщим, а потому оно верно и применительно к противоречию между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью. Из борьбы непосредственно общественного социалистического производства с товарностью вытекает позитивная тенденция усиления непосредственно общественного характера производства и ослабления товарности. Из борьбы товарности с непосредственно общественным характером социалистического производства вытекает тенденция, противоположная первой, то есть тенденция ослабления непосредственно общественной природы социализма и усиления товарности. Указанные тенденции неравносильны ввиду неравноценности сторон противоречия, с борьбой которых они связаны. Поскольку социалистическое непосредственно общественное производство — это развивающееся под воздействием развития производительных сил целое, а товарность лишь его момент и притом отрицательный, постольку генеральной тенденцией является тенденция к ослаблению товарности и усилению непосредственно общественной природы социализма. Эта тенденция основой своей имеет неуклонный рост общественного характера производства. С ней связаны развитие социализма и перерастание его в полный коммунизм. Поскольку непосредственно общественное производство состоит в планомерном подчинении его общественным интересам, постольку усиление непосредственно общественной природы социализма выражается во всё более полном и последовательном проведении общественных интересов в жизнь. Противоположная тенденция выражается в ослаблении или подрыве этого планомерного подчинения, в возрастании числа нарушений общественных интересов и отступлений от них.

Борьба за разрешение противоречия между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью по линии усиления непосредственно общественного характера производства и ослабления товарности состоит, таким образом, в осуществлении приоритета общественных интересов во всей хозяйственной жизни. Например там, где частичные устремления, даже законные и оправданные, начинают довлеть над общими интересами, там возникает угроза единству действий, общественной целостности, например, когда отношения хозяйственной самостоятельности приобретают самодовлеющий характер, интересы всего общественного производства отодвигаются на задний план, что фактически равнозначно превращению отдельных предприятий в групповых собственников.

Общественные интересы — не какие–то надличностные интересы. Они тоже являются личными, но такими личными, следование которым обеспечивает наивысший общественный прогресс, общее благо всех членов общества, каждой социалистической личности. Если будет обеспечена реализация общественных интересов, то будут созданы условия и для свободного развития каждой индивидуальности, каждой личности. Обратное неверно, и партия вполне доказала это в своё время в полемике с анархистами, провозглашавшими, что «личность превыше всего» и что, освободив личность мы–де освободим и массу. Победила марксистская точка зрения, состоящая в том, что «масса превыше всего» и что, освободив массу, мы сделаем свободной и каждую личность.

Общественные интересы — не какие–то надличностные интересы. Они тоже являются личными, но такими личными, следование которым обеспечивает наивысший общественный прогресс, общее благо всех членов общества, каждой коммунистической личности.

Характер собственности на средства производства определяет приоритетность интересов — во главу угла в условиях общественной собственности ставятся общественные интересы. Система интересов является социалистической, когда осуществляется их координация и субординация на базе коренных интересов всего народа. Другими словами, мало говорить о сочетании интересов или о правильном их сочетании. Надо отдавать себе отчёт в том, какое же их сочетание является правильным, то есть соответствует природе социализма и задаче усиления непосредственно общественного характера социалистического производства. Активизация, гармонизация, оптимизация, согласование специфических интересов социальных групп, коллективов, личностей осуществляется на основе приоритета общественных интересов. То, что выгодно обществу, выгодно каждому коллективу, каждому работнику и в этом основа единства интересов при социализме. В тоже время не всё, что выгодно какому–либо члену общества или данному коллективу, выгодно и обществу. Нередко бывает, что заработная плата работников, премии коллективам растут, а общество терпит ущерб. Так случается, например, когда премия зависит от прибыли, и предприятие с целью увеличения прибыли вместо нужных населению дешёвых продуктов выпускает дорогие, когда добиваются занижения планов или, наоборот, завышения цен, совершают приписки и тому подобное.

Отсюда следует, что для преодоления тенденции усиления товарности и осуществления тенденции к усилению непосредственно общественного характера социалистического производства борьба за приоритет общественных интересов должна быть сознательной, активной, наступательной. Только при этом условии противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью будет разрешаться по линии перерастания социализма в полный коммунизм. Если борьба за планомерное осуществление приоритета общественных интересов развёрнута в полную силу, то тенденция к усилению непосредственно общественного характера социалистического производства и ослаблению товарности становится неодолимой.

Борьба за планомерное осуществление приоритета общественных экономических интересов, в свою очередь, тоже должна получить свою конкретизацию. Для этого надо выяснить, что лежит в основе единства интересов членов социалистического общества, с чем связаны различия и противоречия в интересах, какие интересы и почему выступают в качестве общественных. Тогда борьба за планомерное осуществление приоритета общественных интересов будет представлена более содержательно.

§ 5. Руководство экономикой со стороны рабочего класса и его партии

А. Бесклассовая природа первой фазы коммунизма.

Для решения проблем, поднимаемых ранее, не требовалось специального рассмотрения вопроса о том, что понимается под экономическими интересами. Теперь в логическом развёртывании системы планомерного разрешения противоречий развития социализма мы достигли такого пункта, когда без указания на то, какое определение экономических интересов кладётся в основу дальнейшего движения, не обойтись. В. И. Лениным экономические интересы рассматривались как такая характеристика положения людей в системе производственных отношений, из которой видно, что им в силу этого положения объективно выгодно и в какой мере, то есть в какой мере те или иные действия или изменения улучшают экономическое положение субъектов производственных отношений.

Экономические интересы — это такая характеристика положения людей в системе производственных отношений, из которой видно, что им в силу этого положения объективно выгодно и в какой мере.

Обществу как целому объективно выгодно его наивысшее развитие, поэтому можно считать, что общественные экономические интересы — это интересы наивысшего общественного развития. Уничтожение антагонистических классов при социализме положило конец тому периоду человеческой истории, когда общественное развитие непосредственно вело к развитию только одного класса и совершалось за счёт эксплуатации другого. Характерное для социализма планомерное подчинение производства общественным интересам означает, что его основным принципом является, как указывал К. Маркс, «полное и свободное развитие каждого индивидуума». Ф. Энгельс писал, что с переходом к социализму станет реальным осуществить «возможность обеспечить всем членам общества путём общественного производства не только вполне достаточные и с каждым днём улучшающиеся материальные условия существования, но также полное свободное развитие и применение их физических и духовных способностей». А В. И. Ленин подчёркивал, что производство при социализме ведётся «для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развитии всех членов общества».

Подчинить производство общественным интересам вовсе не означает подчинить общественным интересам только выпуск продуктов. Ведь «производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определённой формы общества и посредством неё»^[6], а присвоение — это превращение в свою жизнедеятельность (присвоить что–либо означает сделать его моментом своей жизнедеятельности). Поэтому в производстве надо различать не только объективизацию в виде производимых продуктов сущностных сил человека (опредмечивание), но и превращение этих продуктов в процессе потребления в момент жизнедеятельности человека (распредмечивание). Без распредмечивания нет процесса производства, нет воспроизводства.

Производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определённой формы общества и посредством неё.

Присвоить что–либо означает сделать это моментом своей жизнедеятельности, то есть превратить в процесс своей жизнедеятельности.

Общественным интересам необходимо подчинить не только процесс опредмечивания индивидом своих жизненных сил, которым нередко ограничивают производство, но и процесс распредмечивания, то есть процесс распределения и потребления материальных благ. Только если оба эти процесса как моменты единого процесса производства подчиняются цели обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, можно считать, что этой цели подчиняется производство, взятое во всей полноте своих определений. Не увеличение вещественного богатства как результат опредмечивания сущностных сил человека, а развитие ^[7] самих этих сил на базе роста вещественного богатства — вот что отличает коммунистический способ производства. Классики марксизма–ленинизма подчёркивали, что «в буржуазном обществе живой труд есть лишь средство увеличивать накопленный труд. В коммунистическом обществе накопленный труд — это лишь средство расширять, обогащать, облегчать жизненный процесс рабочих» ^[8]. Коммунистическое общество «производит, как свою постоянную действительность, человека со всем богатством его существа, производит богатого и всестороннего, глубокого во всех его чувствах и восприятиях человека»^[9].

Поскольку производство планомерно подчиняется задаче обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития именно всех членов общества и в этом состоит основной экономический закон социализма, постольку все члены общества имеют равное экономическое положение. Социализм характеризуется прежде всего как строй социально–экономического равенства. Экономическое равенство членов социалистического общества определяет единство их экономических интересов. Поскольку производство закономерно развивается в целях обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, постольку всем им без исключения объективно выгодно развитие общественного производства, перерастание социалистического производства в полностью коммунистическое.

Основной экономический закон социализма состоит в том, что производство планомерно подчиняется задаче обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества (всех вместе и каждого).

В марксизме–ленинизме требование равенства понимается в смысле уничтожения классов. Реализация общественной собственности на средства производства в планомерном подчинении всей экономики общественным интересам, уничтожив характерную для классового общества противоположность интересов, превратила каждого члена общества в работника единого всенародного синдиката. Соответственно и форма распределения стала, по выражению К. Маркса, такой, которая «не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие…» ^[10]. Если в соответствии с известным ленинским положением о классах принять, что классы — «это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определённом укладе общественного хозяйства» ^[11], то в этом смысле правильным будет утверждать, что по окончании переходного периода мы уже имеем дело с бесклассовым обществом, хотя и в первой его фазе. «В ленинском теоретическом наследии содержится, — отмечает М. Н. Руткевич, — научно обоснованное разграничение социалистического бесклассового общества, при котором ещё не полностью преодолена социальная неоднородность, поскольку распределение совершается по труду, и полного «уничтожения классов» как более далёкой цели коммунистического строительства, достижение которой означает преодоление всех корней и рецидивов социально–классовых различий, достижение полной социальной однородности» ^[12].

Бесклассовое общество в первой его фазе никак нельзя считать классовым обществом потому, что социализм — это коммунизм, который развивается на собственной основе, и нет двух разных способов производства — классового социализма и бесклассового коммунизма, а есть две фазы одного бесклассового коммунистического общества. Другое дело, что, выходя из классового общества, коммунистическое бесклассовое общество на первых порах не может не нести на себе следов этого выхождения. В. И. Ленин писал, что это неизбежно, «пока полностью не укрепилось, не упрочилось, не развилось на своей собственной основе бесклассовое общество…» ^[13]. Поэтому с диалектической точки зрения положение о том, что социализм — бесклассовое общество, является правильным, достоверным, но не вполне истинным, отражающим только одну сторону социализма — социализм как целое. Этим положением о бесклассовой природе первой фазы коммунизма не выражено то обстоятельство, что коммунизм в первой своей фазе содержит в себе отрицание самого себя как момент, связанный с его выхождением из капитализма. Социалистическое бесклассовое общество поэтому должно быть рассмотрено и с этой своей стороны.

Б. Классовость при социализме.

Хорошо известно, что политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми и в конечном счёте между классами. Научный смысл учёта классового деления общества в пределах той или иной общественно–экономической формации марксизм–ленинизм видит в том, чтобы действия «живых личностей» в пределах каждой такой общественно–экономической формации, действия, бесконечно разнообразные и, казалось, не поддающиеся никакой систематизации, были обобщены и сведены к действиям групп личностей, различающихся между собой по роли, которую они играют в системе производственных отношений, по условиям производства и, следовательно, по условиям их жизненной обстановки, по тем интересам, которые определяются этой обстановкой, — одним словом, к действиям классов, борьба которых определяет развитие общества.

При социализме уже нет антагонистических классов, ведущих между собой классовую борьбу. Как фаза бесклассового коммунистического общества, социализм есть также бесклассовое общество. Но это такое бесклассовое общество, которое выходит из классового общества и не может поэтому не нести на себе отпечатка классовости. Антагонистических классов уже нет, но классы полностью ещё не уничтожены. Для полного уничтожения классов надо уничтожить разделениемежду людьми не только по отношению к средствам производства, но и по всем другим классообразующим признакам. Нужно достичь такого развития общества, когда не будет больше групп людей, различающихся ещё и по их месту в исторически определённой системе общественного производства, и по их роли в общественной организации труда, а следовательно, и по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Вот почему «для полного уничтожения классов надо уничтожить, — подчёркивал В. И. Ленин, — …как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда» ^[14].

Широко распространено представление о том, что уничтожение классов сводится просто к уничтожению различий между рабочими и колхозниками. Если бы это было так, то для уничтожения классов достаточно было бы всех колхозников перевести в работников совхозов. Однако эта мера, не являющаяся сегодня экономически невозможной, тем не менее не привела бы к уничтожению классов. Из общества продолжал бы выделяться один класс — рабочий. Для полного же уничтожения классов необходимо, чтобы в обществе не было ни одного класса.

Процесс уничтожения классов, утверждение общества без классов произойдёт в исторических рамках первой, социалистической фазы коммунистической формации. Полное завершение этого процесса будет означать переход к полному коммунизму. В. И. Ленин указывал: «Мы не можем уничтожить различия между классами до полного введения коммунизма» ^[15].

Какие же этапы должно пройти общество на пути полного уничтожения классов?

Первый этап — это уничтожение антагонистических классов в ходе социалистического строительства. В нашей стране он завершился к середине 30‑х годов с построением основ социалистического общества. Тем самым была построена первая фаза бесклассового общества, но деление на классы было уничтожено не полностью.

Следующим этапом на пути полного уничтожения классов может явиться постепенное превращение колхозников в работников государственных предприятий. По завершении этого этапа общество будет состоять из рабочего класса и интеллигенции. Но поскольку, как уже приходилось отмечать, различия между рабочим классом и интеллигенцией — это различия между классом и не классом, то есть всё ещё классовые различия, постольку и в рассматриваемом случае можно говорить об уничтожении классов лишь в главном и основном.

Для полного же уничтожения классов необходимо добиться того, чтобы в обществе не оставалось больших социальных групп, отличающихся хотя бы по одному из классообразующих признаков, то есть нужно уничтожить саму основу деления общества на классы. А что составляет эту основу? «…В основе деления на классы, — указывал Ф. Энгельс, — лежит закон разделения труда» ^[16] . Анализируя роль разделения труда в образовании классов, К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «…производительная сила, общественное состояние и сознание — могут и должны вступить в противоречие друг с другом, ибо разделение труда делает возможным — более того: действительным, — что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов; добиться того, чтобы они не вступали друг с другом в противоречие, возможно только путём устранения разделения труда» ^[17]. Вот почему В. И. Ленин указывал на необходимость постепенно «переходить к уничтожению разделения труда между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют всё делать. К этому коммунизм идёт, должен идти и придёт, но только через долгий ряд лет» ^[18].

Речь, разумеется, идёт не о том, что исчезнет технологическое разделение труда. Однако отсюда вовсе не следует, что посредством изменения условий труда, и особенно посредством сокращения его продолжительности, невозможно добиться того, чтобы работник не был прикован всю жизнь к одному виду деятельности, не будучи способен исполнять другие виды работ, развивать другие свои способности. Нужно добиться того, чтобы вид деятельности, которым работник занимается и силу профессионального разделения труда, не определял всецело характер и способ развития работника. Задача состоит в том, чтобы на основе дальнейшего развития технологического разделения труда уничтожить разделение труда между людьми. Для этого, в частности, нужно увеличить свободное время как время для свободного развития, развить инициативу и участие трудящихся в управлении, соединить в деятельности каждого управленческий и исполнительский труд.

Задача социализма состоит в том, чтобы на основе дальнейшего развития технологического разделения труда уничтожить разделение труда между людьми. Для этого, в частности, нужно увеличить свободное время как время для свободного развития, развить инициативу и участие трудящихся в управлении, соединить в деятельности каждого управленческий и исполнительский труд.

Классом, созидающим социалистическое общество, является рабочий класс. В ходе его борьбы за победу социализма сформировались социалистический класс колхозного крестьянства и социалистическая интеллигенция. Они также коренным образом заинтересованы в дальнейшем движении к полному коммунизму. Различия же в их интересах касаются лишь степени и последовательности этой заинтересованности. Поскольку при переходе от неполного к полному коммунизму у людей физического труда важнейшие жизненные условия — условия труда (а с ними и экономическое положение в целом) изменяются в наибольшей степени, постольку рабочий класс и колхозное крестьянство в построении полного коммунизма заинтересованы в наивысшей мере. Но их коренные интересы отличаются от коренных интересов интеллигенции лишь по степени заинтересованности, а не по направленности. В то же время по сравнению с колхозным крестьянством рабочий класс, связанный с высшей формой общественной собственности, имеет меньше интересов, вступающих в противоречие с его коренными интересами, причём в противоречие менее сильное. Это означает, что рабочий класс наиболее полно и последовательно заинтересован в построении коммунизма. Его коренные интересы поэтому суть интересы наивысшего общественного развития — общественные интересы.

Итак, в первой фазе коммунизма общественные интересы имеют классовый характер, они суть интересы рабочего класса. Главное содержание их состоит в необходимости полностью уничтожить классы. Рабочий класс является непосредственным носителем общественных интересов, хотя не все его интересы, а лишь коренные являются общественными интересами. Коренные интересы колхозного крестьянства совпадают с общественными и по направлению, и по степени заинтересованности. Коренные интересы социалистической интеллигенции однонаправленны с общественными и отличаются от них только степенью заинтересованности. Антагонизм интересов уничтожен, различия имеются лишь в рамках единства, но само оно носит классовый характер. Единство интересов всех классов и слоёв при социализме складывается на основе коренных интересов рабочего класса, выступающих в качестве общественных интересов. Узкоклассовыми они не являются ещё и потому, что рабочий класс не может улучшить своего экономического положения, не улучшив положения колхозного крестьянства и интеллигенции, поэтому он — выразитель и их коренных интересов. Сохранение классовых различий, очевидно, есть отрицание бесклассовой природы первой фазы коммунизма, специфическое именно для социализма. Это отрицание, связанное с выхождением нового общества из классового, буржуазного, является собственным отрицательным моментом социализма. Его бесклассовая природа и наличие классов в нём противоположны друг другу и в то же время находятся в единстве. Это единство есть единство противоположностей — противоречие.

Третье противоречие — это противоречие между бесклассовой природой коммунизма и ещё не преодолённым делением социалистического общества на классы.

Это противоречие В. И. Ленин выражал гениальной формулой — «социализм есть уничтожение классов», в которой социализм и классы противополагаются друг другу в единстве друг с другом.

В. Партия рабочего класса в разрешении противоречия между бесклассовой природой коммунизма и ещё не полностью преодолённым делением общества на классы в его первой фазе

Как и всякое противоречие, противоречие между бесклассовой природой коммунизма и ещё не полностью преодолённым делением общества на классы в его первой фазе есть единство противоположностей. Единство означает здесь, с одной стороны, что социализм — не только бесклассовое общество, а бесклассовое общество с отрицанием бесклассовости, и, с другой стороны, что классы при социализме существуют как классы лишь в своём отрицании, как уничтожающиеся классы. Следовательно, единство, выражаемое ленинской формулой «социализм есть уничтожение классов» ^[19], — это единство борющихся противоположностей. Рассмотрим стороны этой борьбы.

Из борьбы за уничтожение деления общества на классы вытекает тенденция к полному уничтожению классов и ликвидации на этой основе всякого социального неравенства. Поскольку наиболее полно и последовательно заинтересованным в доведении борьбы за уничтожение классов до полной победы является рабочий класс, он выступает главным носителем этой тенденции, решающей силой в борьбе за перерастание социализма в полный коммунизм, которую ведут все классы и слои социалистического общества.

Из борьбы противоположной стороны рассматриваемого противоречия вытекает тенденция, противоположная тенденции к полному уничтожению классов, а именно тенденция к закреплению и усилению социального неравенства. При социализме нет класса или слоя, который был бы коренным образом заинтересован в её осуществлении. Тенденция к закреплению и усилению социального неравенства порождается попытками некоторых членов общества ставить во главу угла своей деятельности не общественные, а какие–либо иные экономические интересы, прежде всего интересы личного обогащения, и составляющие эту тенденцию действия носят, по существу, мелкобуржуазный характер. Мелкобуржуазностью при социализме, когда класс мелкой буржуазии, то есть класс мелких хозяйчиков, работающих на рынок, для обмена, уже отошёл в прошлое, может считаться определённая линия экономического поведения тех членов общества, которые, хотя и не эксплуатируют чужого труда, не спекулируют и не воруют, но во главу угла ставят не общее благо всех трудящихся, а увеличение своей личной собственности. Поскольку труд рассматривается ими лишь как средство получить от общества побольше материальных благ, и они трудятся как бы для обмена, такое отношение к труду, социалистическому обществу является потребительским, мещанским, мелкобуржуазным. На практике люди, заражённые мелкобуржуазностью, объективно действуют против общественной собственности. Причём действуют они активно, наступательно и нередко даже организованно, соединяя усилия представителей «своего круга» во всех сферах общественной жизни в борьбе за усиление своего влияния. Чтобы побеждать, подавлять и вытеснять мелкобуржуазные тенденции, нужна сознательная, планомерная, организованная борьба со всеми многообразными явлениями мелкобуржуазного характера, такими, как вещизм, рвачество, недисциплинированность, пьянство, карьеризм, бюрократизм, ведомственность, местничество, кумовство и другими.

Мелкобуржуазностью при социализме, когда класс мелкой буржуазии, то есть класс мелких хозяйчиков, работающих на рынок, для обмена, уже отошёл в прошлое, может считаться определённая линия экономического поведения тех членов общества, которые, хотя и не эксплуатируют чужого труда, не спекулируют и не воруют, но во главу угла ставят не общее благо всех трудящихся, а увеличение своей личной собственности.

Борьба с мелкобуржуазностью при социализме не похожа на классовую борьбу в переходный период, которую вели антагонистические классы. Теперь нет ни одного класса или социального слоя, противостоящего рабочему классу в борьбе за коммунизм. Поэтому, во–первых, борьба ведётся не против какого–нибудь класса или слоя, а за освобождение представителей всех слоёв и классов, всех трудящихся от мелкобуржуазных пережитков. Во–вторых, эта борьба носит всенародный характер. Тот, кто отстаивает мелкобуржуазные позиции, вступает в индивидуальный антагонизм со всем социалистическим обществом. К. Маркс не исключал возможности такой ситуации. В предисловии к работе «К критике политической экономии» он писал: «Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественно процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов» ^[20].

По тому, насколько сократилось социальное неравенство, насколько сблизились условия жизни рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, жителей города и деревни, людей физического и умственного труда, мы и должны судить в первую очередь о развитости социалистического общества, о том, как идёт перерастание социалистических производственных отношений в производственные отношения полного коммунизма. Тенденция к полному уничтожению классов реализуется через преодоление противоположной тенденции. Действительное историческое движение социализма есть во всякий момент результат борьбы генеральной тенденции к полному уничтожению классов, главным носителем которой выступает рабочий класс, с противоположной тенденцией, поддерживаемой мелкобуржуазными стремлениями утвердить приоритет не всеобщих, общественных, а каких–либо особенных интересов. Социализм есть борьба трудящихся во главе с рабочим классом, направленная на уничтожение всякого социального неравенства, с мелкобуржуазными попытками затормозить или обернуть вспять процесс полного уничтожения классов. «Социализм, — писал В. И. Ленин, — не готовая система, которой будет облагодетельствовано человечество. Социализм есть классовая борьба теперешнего пролетариата, идущего от одной цели сегодня к другой завтра во имя своей коренной цели, приближаясь к ней с каждым днём» ^[21].

В. И. Ленин писал, «…только определённый класс, именно городские и вообще фабрично–заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся… в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов»^[22]. Говоря о рабочем классе как субъекте управления процессом борьбы за полное уничтожение классов, заметим, что в политико–экономическом плане вопрос состоит не в том, кто конкретно выполняет те или иные управленческие функции, а в том, какая общественная сила по своему положению наиболее способна возглавлять борьбу за развитие созидательных и преодоление негативных тенденций, за такое разрешение противоречий социалистической экономики, которое обеспечивает развитие социализма в полный коммунизм, какой класс является главным резервом для пополнения аппарата управления, представители какого класса наиболее активно защищают и отстаивают цели управления не только сверху, через аппарат управления, но и снизу, непосредственно. Именно наивысшая и наиболее последовательная экономическая заинтересованность в осуществлении коммунистических преобразований делает рабочий класс субъектом управления социалистической экономикой.

Сказанное, разумеется, вовсе не означает, что в управлении производством могут и должны участвовать только рабочие. Суть дела в том, на интересы какой общественной силы, на какой класс прежде всего и больше всего необходимо опираться при решении конкретных вопросов осуществления приоритета общественных интересов, преодоления возможного сопротивления и силы инерции. В силу классового характера общественных интересов осуществление интересов именно рабочего класса как субъекта управления выступает объективным критерием оценки деятельности лиц, профессионально занимающихся управленческим трудом, интеллигентов по своему социальному положению. Чтобы быть представителями класса — субъекта управления, они должны перейти на его социально–классовые идейно–политические позиции.

Выполнять роль субъекта планового управления борьбой за полное уничтожение классов рабочий класс может лишь овладевая передовой теорией, то есть познавая свои объективные экономические интересы, условия, формы и направления борьбы, а также организовываясь для этой борьбы как класс. Для этого нужна организация авангарда — политическая партия. Следовательно, свою роль субъекта планового управления борьбой за полное уничтожение классов, за полный коммунизм рабочий класс может выполнять только под руководством Коммунистической партии рабочего класса. И от того, насколько партия отвечает требованиям, предъявляемым к сознательному авангарду рабочего класса, в решающей степени зависит ход экономической и политической жизни социалистической страны. Руководствуясь идеологией рабочего класса, партия осуществляет политику, вытекающую из объективных экономических интересов рабочего класса, и включает в свои ряды лишь таких представителей этого класса, а также колхозного крестьянства и интеллигенции, которые воспринимают интересы рабочего класса как свои, знают их и способны энергично и последовательно проводить их в жизнь.

В то же время наиболее восприимчивыми к идеологии и психологии рабочего класса и ныне являются городские фабрично–заводские промышленные рабочие. Постоянно сплачиваемые и дисциплинируемые крупным производством, воплощающие в себе организованность и коллективизм, самоотверженность и решительность в осуществлении конечных целей борьбы за коммунизм, они закономерно составляют ядро партии коммунистов.

Рабочему классу также нужна сила знания, которой обладает интеллигенция, и без преданной делу рабочего класса интеллигенции в партии он свою роль руководителя борьбы за планомерное уничтожение классов выполнять не может.

В то же время В. И. Ленин учил полнее учитывать «разницу между необходимым советом образованного человека и необходимым контролем „простого“ рабочего и крестьянина за разгильдяйством, столь обычным у „образованных“ людей… одно дело — совет и руководящее указание, другое дело — организация практического учёта и контроля. Интеллигенты сплошь да рядом дают великолепнейшие советы и руководящие указания, но оказываются до смешного, до нелепого, до позорного „безрукими“, неспособными провести в жизнь эти советы и указания, провести практический контроль за тем, чтобы слово превращалось в дело. Вот где без помощи и без руководящей роли практиков–организаторов из „народа“, из рабочих и трудящихся крестьян ни в коем случае не обойтись»^[23].

Для того чтобы партия могла вырабатывать правильную линию, успешно выполнять свою роль сознательного авангарда рабочего класса, она должна неустанно работать над развитием революционной теории, марксизма–ленинизма, который вооружает рабочий класс знанием его объективных интересов, условий и форм борьбы за их осуществление. Без этого партия не может оставаться партией рабочего класса, как бы широко ни были представлены в ней рабочие. Без этого рабочий класс и возглавляемые им трудящиеся массы не получают той перспективы, которая нужна для планомерной борьбы за уничтожение классов. Сила партии нового типа в том, что она сверяет каждый свой шаг с учением Маркса, Энгельса, Ленина, творчески развивает его, защищает от нападок идейных противников, ревизионистов, оппортунистов и догматиков, обеспечивает органическое единство революционной теории и революционной практики.

В. И. Ленин, к примеру, писал: «Напрасно считают у нас нередко это слово [оппортунист] „просто бранью“, не вдумываясь в его значение. Оппортунист не предаёт своей партии, не изменяет ей, не отходит от неё. Он искренне и усердно продолжает служить ей. Но его типичная и характерная черта — податливость настроению минуты, неспособность противостоять моде, политическая близорукость и бесхарактерность. Оппортунизм есть принесение длительных и существенных интересов партии в жертву её минутным, преходящим, второстепенным интересам»^[24]. Для руководства же борьбой рабочего класса требуются дальновидность, решительность и твёрдость в осуществлении его долговременных, коренных интересов.

Оппортунизм — это податливость настроению минуты, неспособность противостоять моде, политическая близорукость и бесхарактерность. Оппортунизм есть принесение длительных и существенных интересов партии в жертву её минутным, преходящим, второстепенным интересам.

Перед каждым коммунистом, перед каждым членом социалистического общества стоит задача вести непримиримую борьбу со всем, что противостоит интересам рабочего класса. Только при условии успешного решения этой задачи противоречие между бесклассовой природой коммунизма и наличием классов в его первой фазе разрешается по линии полного уничтожения классов. Коммунистическая партия, осуществляя руководство процессом разрешения данного противоречия, определяет генеральную перспективу развития, формулирует главные задачи в социальноэкономической и духовной областях жизни, и организует сознательную борьбу масс за осуществление общественных интересов.

Требования общественных интересов выступают в виде директив, лежащих в основе планов развития народного хозяйства страны. Планы, таким образом, становятся выражением в директивной форме общественных экономических интересов. Это придаёт коммунистическому строительству организованный, планомерный и целенаправленный характер. Благодаря этому социализм и выступает как общество сознательных тружеников, сообща и планомерно расходующих свою совокупную рабочую силу в интересах всего общества. Противоречие между бесклассовой природой коммунизма и наличием классов в его первой фазе разрешается, таким образом, борьбой трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета общественных экономических интересов. Не рассмотренным остаётся пока планомерный характер этой борьбы, и противоречие развития социализма ещё не раскрыто поэтому как единство сущности и явления.

§ 6. Использование системы государственного планового централизованного управления

А. Планомерный характер

социалистического воспроизводства

Планомерный характер социалистического воспроизводства является выражением коммунистической природы социализма, но уже не непосредственным, а опосредствованным углублением в сущность социализма как первой фазы коммунизма. Поэтому коммунистическая природа социализма при рассмотрении её здесь уже не выступает, так сказать, в чистом виде, лишь в форме бытия, а проявляет себя с самого начала как опосредствованная своим отрицанием, то есть как существующая в явлении в единстве со своим противоположным моментом.

Рабочий класс как субъект социалистического управления, организуя под руководством Коммунистической партии борьбу трудящихся за общественные интересы, должен обеспечить планомерное развитие производственных отношений первой фазы коммунизма в отношения полного коммунизма. Для этого прежде всего требуется, рассматривая развитие социализма в полный коммунизм как естественноисторический процесс, выявить ту объективно необходимую последовательность взаимоувязанных изменений различных сторон жизни общества, осуществление которой обеспечит перерастание низшей фазы коммунизма в высшую его фазу, то есть составить программу социально–экономического развития, рассчитанную не только на продолжение, но и на завершение строительства полного коммунистического общества.

Разработка долгосрочных планов в качестве основы пятилетних и годовых является требованием закона планомерного развития социалистической экономики на современном этапе взаимодействия производительных сил и производственных отношений. Систематическую разработку Комплексных программ научно–технического прогресса и Основных направлений экономического и социального развития страны можно рассматривать как необходимую подготовительную работу к тому, чтобы директивное планирование вышло за становящиеся всё более тесными рамки пятилетнего плана. Центральной задачей долгосрочного планирования является поддержание высоких темпов роста производительности труда и на этой основе высоких темпов социально–экономического развития в целом. В. И. Ленин писал: «Производительность труда, это, в последнем счёте, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побеждён и будет окончательно побеждён тем, что социализм создаёт новую, гораздо более высокую производительность труда»^[25].

Долгосрочные планы, воплощающие в себе главные требования общественных интересов, развёртываются в пятилетних планах и конкретизируются в заданиях годовых планов, охватывающих ключевые моменты воспроизводства. Через эту систему планов обеспечивается социалистическая планомерность, во главу угла которой ставится производство и поставка необходимой для осуществления плановых задач продукции, то есть удовлетворение общественных потребностей. Централизованное планирование предполагает, что определяющая деятельность экономического центра дополняется плановой работой на всех уровнях управления. Номенклатурный разрез плана, например, складывается следующим образом: при подготовке Основных направлений экономического и социального развития на 15 лет Госплан разрабатывает материальные балансы, охватывающие свыше 100 важнейших видов продукции с определением главных направлений их использования по конечным годам пятилетки; при составлении пятилетнего плана Госплан устанавливает материальные балансы по 400 видам продукции. В составе же годовых планов экономического и социального развития предусмотрена следующая система балансов — по номенклатуре, утверждаемой правительством (несколько сотен наименований), а балансы разрабатываются Госпланом (2 000 видов продукции). Госплан разрабатывает и утверждает материальные балансы по номенклатуре, которая является разукрупнением номенклатуры, утверждаемой правительством, а также представляет продукцию межотраслевого применения. По остальным видам продукции балансы разрабатываются и утверждаются Госснабом (15 тысяч) и министерствами (50 тысяч наименований). При прикреплении органами Госснаба поставщиков к потребителям номенклатура разукрупняется ещё в 10–15 раз. На основе этих заданий по номенклатуре предприятиями самостоятельно заключаются хозяйственные договоры, определяющие производство и поставку на два порядка большего видов продукции (примерно 24 млн.). Договоры, если они заключаются на основе плановых заданий, плановых норм и стандартов, в том числе стандартов качества продукции, конкретизируют общественные интересы, делают планомерное удовлетворение общественных потребностей ещё более полным и в то же время исключают детальную регламентацию деятельности предприятий. Зная заранее условия

планируемого периода — задания по поставке продукции, цены, отчисления от прибыли в бюджет, нормативы образования фондов заработной платы, хозрасчётных фондов стимулирования, коллективы предприятий смогут творчески, не боясь раскрывать резервы, разрабатывать планы, обеспечивающие более высокие темпы роста производства, значительное повышение его эффективности.

Благодаря планомерному подчинению производства общественным интересам воспроизводится общественная собственность на средства производства и совершается развитие социализма в полный коммунизм. Социализм воспроизводится как планомерно организованное хозяйство.

Б. Элементы стихийности

в социалистическом воспроизводстве

Будучи отрицанием капитализма как хозяйства, организуемого стихией рынка, социализм является таким общественным строем, при котором производство организовано планомерно. Однако какой бы полной ни была планомерность, в плане невозможно точно предопределить течение всех хозяйственных процессов. План есть прообраз наилучшего с точки зрения осуществления общественных интересов пути экономического развития. Но как всякий образ действительности он основан на её познании, которое всегда относительно, неполно. Уже поэтому в рамках планомерности имеют место действия, не соответствующие общественным интересам, противоположные системе действий, планомерно направляемой на осуществление общественных интересов, и в то же время формально входящие в эту систему в качестве её элементов. Эти элементы будут проявить себя и в высшей фазе коммунизма, выступая как элементы стихийности в планомерно организованном хозяйстве.

В первой фазе коммунизма элементы стихийности, однако, связаны не только с неполнотой познания действительности. Сохраняющиеся в рамках единства различия в интересах могут усиливать противоположность в действиях. Порождаемые борьбой за свои особые интересы попытки отдельных лиц и коллективов поставить во главу угла не общественные, а эти особые интересы противоположны социалистической планомерности. Они составляют её отрицание и, формально входя в систему действий, планомерно реализующих общественные интересы, также выступают как элементы стихийности в планомерно организованном хозяйстве.

Действия, нарушающие социалистическую планомерность, могут возникать: во–первых, на почве различий в интересах классов и слоёв (поскольку общественные интересы по своей классовой природе суть интересы рабочего класса, постольку попытки поставить во главу угла интересы другого класса или слоя отрицают закреплённый планом приоритет общественных интересов); во–вторых, на почве противоречий между коренными интересами каждого трудящегося, однонаправленными с общественными, и побочными, сиюминутными интересами, если они ставятся во главу угла.

Элементы стихийности наиболее явно проявляют себя в течении тех процессов, осуществление которых не укладывается в действующий период планирования. Так, в силу отсутствия долгосрочных планов планирование охватывает пока ещё не весь цикл разработки и внедрения новой техники — от возникновения новой технической идеи до её массовой реализации в производстве, не весь цикл технического перевооружения промышленности и транспорта, не весь период строительства крупных хозяйственных объектов, не весь цикл подготовки и использования кадров и тому подобное. Подготовка кадров осуществляется на 30–35 лет, цикл замены оборудования на предприятиях превышает 10–15 лет, время от возникновения крупной научно–технической идеи до её реализации в производстве — также около 15 лет, сроки строительства сплошь и рядом превосходят пятилетний период, а максимальный срок планирования не превышает 5 лет. Это несоответствие между потребностями планомерного развития производительных сил социалистического общества и наличным горизонтом планирования оставляет немалые возможности для того, чтобы в осуществлении процессов, не охваченных планированием с достаточной полнотой, можно было пренебрегать долговременными, коренными интересами трудящихся, руководствуясь сиюминутными интересами, непосредственной ближайшей выгодой, не увязывая свои действия с действиями других участников производства, не сообразуя движение того или иного производственного предприятия или даже целой отрасли с движением производственного организма в целом.

Попытки предприятий и министерств планировать развитие своего производства независимо от реальных возможностей обеспечения его кадрами в расчёте на то, что работников можно будет «приманить» высокими ставками и окладами, приводят к тому, что возникает и растёт так называемый «недостаток рабочей силы», который правильнее было бы назвать полустихийно сложившимся избытком рабочих мест. Поэтому необходимо последовательно проводить линию на планомерное обеспечение сбалансированности рабочих мест и трудовых ресурсов во всех отраслях и регионах страны. Массовая аттестация рабочих мест делает возможным высвобождение не менее 20–30% станочного парка. Преодолению искусственного дефицита работников способствует также более быстрое планомерное сокращение объёма ручного труда.

Ключевые проблемы борьбы с элементами стихийности в экономике упираются в необходимость составления и осуществления долгосрочных планов социально–экономического развития как основы всей системы планировании. В то же время наступление на стихийность нельзя сводить к развитию системы планирования, так сказать, вширь. Стихийность проявляет себя не только внешне — в виде элементов отсутствия планомерности, в виде действий, совершаемых вне плана и противоположных общественным интересам, но и как отрицание планомерности в ней самой: например, когда план составлен, но не сбалансирован, недостаточно полно выражает общественные интересы, задания по выпуску продукции не обеспечены ресурсами материально–технического снабжения и тому подобное. Отрицанием планомерности является и ослабление директивности планирования.

Своеобразной формой нарушения социалистической планомерности является выполнение заданий по выпуску продукции за счёт сверхурочных работ или отмены коллективам трудящихся выходных дней, невнимания к условиям труда рабочих, что нередко допускают отдельные хозяйственники. Свою заботу о получении премий, плохую организацию производства такие хозяйственники маскируют деланной заботой о плане. Однако план — это, во–первых, комплекс взаимоувязанных заданий, и в нём задания по затратам рабочего времени не менее директивны, чем задания по выпуску продукции. Во–вторых, план есть директивное выражение общественных интересов, которые ничего общего с сокращением свободного времени трудящихся или ухудшением условий их труда не имеют. Наоборот, увеличение свободного времени трудящихся и улучшение условий труда всех членов общества прямо входит в содержание общественных интересов, так что и в данном случае борьбы якобы «за план» имеют место элементы стихийности, противоположные социалистической планомерности.

Поскольку элементы стихийности порождаются попытками ставить во главу угла не всеобщие, а какие–либо особенные интересы, они не ограничиваются сферой собственно производства, а затрагивают и сферу доведения произведённого продукта до потребителей. В этой сфере чаще приходится встречаться не с погоней за премиями, а с попытками при фиксированной зарплате затратить поменьше труда. Но результат для общества получается такой же — нарушение социалистической планомерности. Нередки случаи, когда происходит порча продукта из–за плохого хранения, когда он не доходит до тех потребителей, для которых предназначен, или когда перебои в снабжении связаны с неритмичностью не в производстве, а в доставке продуктов в торговую сеть.

Чрезвычайный урон укреплению социалистической планомерности наносит, например, практика снижения планов задним числом под фактический уровень их выполнения с выплатой вознаграждения по итогам этой операции как за выполнение плана.

Четвёртое противоречие — это противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации, составляющими отрицание планомерности как её собственный отрицательный момент.

Элементы стихийности в организации социалистического хозяйства могут ослабляться или усиливаться в зависимости от тех или иных изменений или ошибок в системе планового управления. Дело в том, что изменения в производственных отношениях изменяют экономическое положение участника общественного производства, а следовательно, и их экономические интересы. При известных условиях больший вес могут приобрести те интересы, с первоочерёдной реализацией которых связано ослабление социалистической планомерности. Этот вывод подтверждается анализом ситуации, сложившейся в области выполнения заданий по поставкам. Например, после экономической реформы 1965 года в СССР, изменившей условия планирования и экономического стимулирования и способствовавшей решению ряда назревших экономических проблем, в частности проблемы перехода от совнархозовской системы управления к отраслевой, ведущую роль среди показателей деятельности предприятия получили объём реализованной продукции и прибыль. Премирование было поставлено в непосредственную зависимость от величины этих показателей. Заданий по поставкам, точно так же, как и заданий по росту производительности труда, снижению себестоимости, по развитию и внедрению новой техники, первое время после реформы предприятия вообще не получали. В такой ситуации можно было рассчитывать на премии, реализовав продукцию не тем, кто её заказывал, или вовсе не ту продукцию, которая заказывалась, лишь бы был обеспечен стоимостной вал. Это чрезвычайно ослабило отношения кооперации и усилило элементы стихийности в нашей экономике. Многие хозяйственники быстро научились получать значительные суммы материального поощрения, «нагоняя» стоимостной вал и не очень заботясь об интересах своих контрагентов, об удовлетворении потребностей общества. Элементы стихийности в социалистическом воспроизводстве имеют немалую силу и недооценивать их было бы большой ошибкой. Единство народно–хозяйственного комплекса в социалистической стране — это такое единство, которое не может быть обеспечено без постоянной борьбы за преодоление элементов стихийности.

В. Система государственного планового централизованного управления в разрешении противоречия между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации

Противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации, составляющими отрицание планомерности как её собственный отрицательный момент, будучи единством противоположностей, предполагает их борьбу. Известно, что В. И. Ленин видел в планировании одну из форм классовой борьбы, что и сегодня рост производительности труда и планомерность хозяйственного развития не происходят сами по себе. Руководителям предприятий и трудовым коллективам приходится за достижение их вести напряжённую борьбу.

Борьба противоположностей в рассматриваемом противоречии выступает двояко: как борьба планомерности с элементами стихийности и как борьба элементов стихийности с планомерностью. Из борьбы за развитие планомерности, которую трудящиеся ведут под руководством рабочего класса и его партии, вытекает тенденция к усилению планового централизованного начала. Проявляется эта тенденция в увеличении горизонта планирования, более полном отражении в планах объективных экономических законов, требований общественных экономических интересов. С этой тенденцией связаны повышение роли натурально–вещественных заданий плана и заключаемых на их основе хозяйственных договоров, усиление планомерности в ценообразовании, повышение хозяйственной дисциплины, развитие инициативы трудящихся, направленной на планомерное осуществление общественных интересов.

Обратившись к другой стороне противоречия, мы должны констатировать, что борьба элементов стихийности с планомерностью порождает тенденцию к расширению этих элементов и ослаблению планового централизованного начала. Её проявлениями были, например, временный отказ от отраслевого управления и переход к управлению через совнархозы, исключение после реформы 1965 года из числа централизованно планируемых показателя по производительности труда, заданий по новой технике и заданий по поставкам, себестоимости, ослабление планомерности в материально–техническом снабжении и ценообразовании. Далее, таким проявлением было невыполнение принятых решений о переходе к долгосрочному планированию, о запрещении корректировок планов задним числом под фактический уровень выполнения, о соблюдении сроков составления планов и доведения их до исполнителей. И, наконец, попытки сделать ведущими не натурально–вещественные показатели и задания по поставкам, а стоимостные показатели; исключить совсем объёмные показатели, а план превратить в сумму, совокупность хозяйственных договоров; повысить цены, несмотря на сокращение затрат труда на единицу потребительной стоимости по мере роста производительности труда.

Социализм развивается в полный коммунизм в борьбе двух противоположных тенденций — к усилению и ослаблению планомерности. Линия движения его в каждый момент формируется как равнодействующая этих тенденций. Поскольку социализм как развивающееся целое есть планомерное хозяйство, а элементы стихийности — это отрицание его в себе, связанное с выхождением из стихийного капиталистического хозяйства, постольку генеральной тенденцией является тенденция к усилению социалистической планомерности и развитию планового централизованного начала. По степени развития планомерности можно судить, следовательно, о развитии производственных отношений социализма.

В силу того, что противоречие между планомерным характеромсоциалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации существует в первой фазе коммунизма объективно и существование этого противоречия связано не только с неполнотой познания экономической действительности, но и с ещё не преодолёнными различиями в экономическом положении членов социалистического общества и их экономических интересах, оно, разрешаясь путём дальнейшего совершенствования методов хозяйствования по линии усиления планомерности и ослабления стихийности, постоянно воспроизводится, и всякий раз уже в иной форме.

Как и всякое противоречие, рассматриваемое противоречие разрешается борьбой противоположностей. Поскольку в основе своей оно имеет противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью, постольку основу его разрешения составляет борьба трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета общественных интересов. Однако требуется ещё выявить объективно необходимые формы организации этой борьбы.

С учётом составления программы социально–экономических преобразований, необходимых для построения полного коммунизма, и долгосрочного плана социально–экономического развития страны центр тяжести хозяйственно–организаторской деятельности на всех уровнях должен быть перенесён с принятия многочисленных отдельных решений о хозяйственном развитии на обеспечение планомерного выполнения единой программы социально–экономических преобразований. Важно при этом, чтобы долгосрочный и конкретизирующий его пятилетний планы были всесторонне рассмотрены, обсуждены, утверждены и до начала очередной пятилетки доведены до конкретных исполнителей в виде адресных плановых заданий. Для планомерного осуществления приоритета общественных интересов после того, как они нашли своё выражение в плане, необходимо обеспечить проведение этого плана в жизнь, что требует прежде всего выполнения всеми участниками хозяйственной жизни тех действий, которые планом предусмотрены, то есть плановой дисциплины.

Поскольку план воплощает в себе общественные интересы, а они в свою очередь выражают коренные интересы всех членов общества, постольку плановая дисциплина как общая общественная связь базируется на этом единстве интересов, а главным средством её обеспечения является убеждение. Отсюда то значение, которое придаётся всенародному обсуждению Основных направлений экономического и социального развития на пятилетний период и на более отдалённую перспективу, государственных планов экономического и социального развития страны, комплексных планов социально–экономического развития объединений, предприятий, цехов и производственных бригад, непосредственному контакту руководителей всех уровней с рядовыми тружениками. Как важный фактор укрепления дисциплины рассматривается повышение уровня экономического и политического образования трудящихся. Закономерно, что от хозяйственного руководителя требуется прежде всего умение донести до каждого работника содержание плановых заданий, показать их неразрывную связь с коренными интересами тех, кому предстоит сознательно и инициативно бороться за проведение планов в жизнь.

В то же время различия в интересах не могут не проявляться как различия в действиях, направленных на их осуществление, в энергии и активности, с которой выполняются планы. И поскольку эти различия объективны, одним лишь убеждением в обеспечении планомерности не обойтись. Необходимо ещё использовать и принуждение.

Общественные интересы носят классовый характер и выражают интересы рабочего класса, а потому и принуждение тоже является классовым. Органом классового принуждения служит, как известно, государство. Следовательно, плановое управление при социализме по необходимости принимает государственную форму, а общественные интересы, защищаемые силой государства, выступают как государственные. В. И. Ленин подчёркивал, что борьбу со стихией мелкобуржуазной анархичности «нельзя вести только пропагандой и агитацией, только организацией соревнования, только отбором организаторов, — борьбу надо вести и принуждением» ^[26]. В соответствии с этими ленинскими указаниями «на пути тех, на кого не действуют доводы разума, голос совести и гражданского долга, должна стать неотвратимая сила закона» ^[27].

Следует учитывать, что с ростом общественного характера производства противостоящие общественным интересам действия всё меньшего числа людей могут сорвать слаженную работу всё большего числа людей. Поэтому и нельзя пока отказываться от использования силы государства для борьбы с тенденцией к усилению элементов стихийности и ослаблению социалистической планомерности. В использовании государственного принуждения для обеспечения директивности социалистического планирования и ускорения социально–экономического развития необходимо исходить из той роли, которую вообще государственная власть играет по отношению к экономике. Ф. Энгельс писал: «Обратное действие государственной власти на экономическое развитие может быть троякого рода. Она может действовать в том же направлении — тогда развитие идёт быстрее; она может действовать против экономического развития — тогда в настоящее время у каждого крупного народа она терпит крах через известный промежуток времени; или же она может ставить экономическому развитию в определённых направлениях преграды и толкать его в других направлениях. Этот случай сводится в конце концов к одному из предыдущих». Использование государственного принуждения для борьбы с мелкобуржуазными попытками ставить во главу угла не интересы общества, а какие–либо иные интересы является необходимым, но отнюдь не достаточным условием планомерного осуществления общественных интересов. Во–первых, поскольку нарушения общественных интересов в первой фазе коммунизма ещё имеют экономическую почву, было бы неверно полагать, что государственно–правовыми средствами можно ликвидировать их совсем, однако можно рассчитывать на значительное сужение масштабов и числа таких нарушений. Во–вторых, силу государства можно применить только тогда, когда нарушение плана, общественных интересов уже произошло, так что меры государственного принуждения, применяемые к данному нарушителю, имеют лишь предупредительное значение как для него, так и для других участников хозяйственной жизни, не ликвидируя то нарушение плана, которое уже имело место и привело к рассогласованию действий участников его выполнения.

Директивные методы состоят в том, чтобы формировать задания, вытекающие из общественных интересов, доводить их до исполнителей, контролировать ход выполнения этих заданий, оказывать определённое воздействие на тех, по чьей вине задания нарушаются. Директивные методы внутренне присущи плановой экономике и выступают поэтому как экономические методы. Но их экономический характер проявляет себя только в том случае, если директивные задания и административные распоряжения научно обоснованы, выражают объективную экономическую необходимость. В противном случае они теряют свой экономический характер, вырождаясь в администрирование. Директивными методами, если они соответствуют своей экономической природе, обеспечивается планомерное осуществление приоритета общественных интересов, необходимое для разрешения противоречия между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности по линии наступления на стихийность и усиления социалистической планомерности. Вот почему это не просто экономические методы, а главные экономические методы в экономике коммунистической формации.

Одним из важнейших условий повышения действенности директивных методов, централизованного руководства, является самое широкое участие трудовых коллективов в формировании планов и директивных заданий. Никакой, даже самой полной и наиболее чутко реагирующей на ход выполнения плана и осуществления на этой основе общественных интересов системой заданий нельзя всецело предопределить течение хозяйственных процессов и всецело, во всей полноте и конкретности подчинить их движение общественным интересам. Детализация номенклатурного плана от десятков тысяч министерских «агрегатов» до десятков миллионов конкретных договоров с поставщиками и потребителями образует широкую сферу самостоятельности предприятий. В этой сфере, где директивность проявляет себя в виде системы плановых нормативов длительного действия, нужна инициатива самих участников производства, выступающая как борьба за наилучшее осуществление общественных интересов — социалистическое соревнование, роль которого трудно переоценить.

Соревнование как характерный для коммунистической формации экономический метод управления дополняет директивные методы управления, обеспечивая наиболее полную реализацию общественных интересов, принципов социалистического централизма. В то же время без централизма и планомерности, вносящих в соревнование организующее начало, в условиях развитого общественного характера производства соревнование не может быть достаточно эффективным. В. И. Ленин писал: «Организация соревнования должна занять видное место среди задач Советской власти в экономической области» ^[28]. Средством согласования инициативы участников производства и организации их соревнования служат также встречные планы, составляемые самими трудящимися с учётом утверждённого государственного плана, экономических нормативов длительного действия и определённого плановыми заданиями для каждого участка производства направления более полного осуществления интересов общества. Чтобы встречные планы предприятий могли составить единый встречный план народного хозяйства, требуется те действия и мероприятия, которые для того необходимы, но не предусмотрены самими трудящимися, задать директивно, поддержав таким образом и экономически обеспечив их инициативу. «Задача плановых органов, — писал В. В. Куйбышев, — сверху донизу включить эту плановую работу масс во всю систему плановой работы» ^[29].

Встречные планы создают как бы вторую сферу планирования, более широкую, чем сфера, определённая государственным планом, в этой сфере только некоторые действия участников производства задаются директивно, а основная масса их обеспечивается сознательностью масс, их инициативой и ответственностью. Наличие встречных планов — одна из гарантий выполнения государственных планов. Третью сферу согласования действий трудящихся образуют их социалистические обязательства, которые позволяют центральным органам, руководителям подразделений и предприятий заранее учесть возможное увеличение или улучшение результатов производства на том или ином участке, обеспечив его материально–технически и эффективно использовать.

Таким образом, только на основе директивных методов и социалистического централизма, предполагающего самое широкое участие трудовых коллективов в разработке планов и централизованно утверждаемых заданий, определяющего наиболее полное и последовательное осуществление интересов трудящихся, социалистическое соревнование, социалистическая самостоятельность могут получить своё развитие. И наоборот, осуществление предложений, направленных на ослабление директивного планирования, не могло бы дать развиться и социалистической самостоятельности. Под социалистической самостоятельностью в экономике понимается такая самостоятельность, которая направлена на осуществление интересов общества, государства, народа и реализацию директив социалистического государства, на развитие, конкретизацию государственных плановых заданий, на повышение их научной обоснованности благодаря активному участию в принятии хозяйственных решений и их выполнении. Социалистическая самостоятельность наиболее ярко проявляется в соревновании за выполнение и перевыполнение плана с меньшими затратами общественного труда. Она ничего общего не имеет с глубоко чуждыми социализму попытками анархо–синдикалистского толка трактовать самостоятельность в духе отказа от контроля государства за производством и распределением, от директивности планирования. Эти попытки ведут не к расширению социалистической самостоятельности, а к возрождению рыночной стихии. Расширение оперативно–хозяйственной самостоятельности необходимо рассматривать не как самоцель, а как одно из важных средств обеспечения приоритета общественных интересов в планомерно организованной экономике. И сопровождаться оно должно развитием социалистического соревнования, повышением роли трудовых коллективов в совершенствовании производства и их ответственности за конечные результаты хозяйственной деятельности.

Для организации соревнования необходимо поэтому прежде всего, как указывал В. И. Ленин, «обеспечить гласность», которая давала бы возможность знакомить всех с тем, «как именно пошло экономическое развитие в различных местностях…». Разумеется, о выявлении передового опыта можно говорить только при сравнимости результатов движения^[30]. Если же не найдены, например, единые оценки действий соревнующихся, трудно рассчитывать на полное использование предоставляемых социалистическим соревнованием возможностей развития производства. Поскольку речь идёт не просто о распространении знаний о том, как надо организовать труд и производство, а о расширении масштабов практического освоения всё новыми группами трудящихся опыта передовиков, постольку требуется возможность практического повторения передового опыта, которая предполагает обеспечение соревнующихся необходимыми материально–вещественными условиями — техникой, сырьём, полуфабрикатами и тому подобным для того, чтобы обмен опытом мог совершаться на деле.

Позаботиться о передаче ценного передового опыта — это не значит ограничиться только тем, чтобы сделать его моральным образцом. Нельзя мириться с тем, что годами передовой опыт так и остаётся на вооружении одиночек, в то время как продолжают сохраняться отсталые формы организации труда и производства, выступая к тому же как нормы, правила, стандарты, то есть как обязательные, принудительные способы ведения хозяйства. Для того чтобы обеспечивать действительное поощрение соревнующихся (а повсеместное распространение открытых ими новых форм и методов труда есть лучшая награда для них), поднять всю экономику на уровень достижений передовиков, надо добиваться, чтобы сила примера стала в первую голову моральным, а затем — и принудительно вводимым образцом устройства труда. Только тогда, когда новый опыт, будучи известное время моральным образцом, перейдёт в нормы, стандарты, закрепится в правилах и инструкциях, обязательных для всех, станет возможным непрерывное и быстрое движение вперёд по пути овладения всё новыми и всё более совершенными приёмами трудовой деятельности, наилучшими формами организации производства.

Поступательное развитие производства в силу действия основного экономического закона социализма обеспечивает улучшение положения всех членов общества, более полное удовлетворение их материальных интересов. Однако до тех пор, пока не достигнуто изобилие материальных благ, в процессе распределения произведённого продукта невозможно увеличивать долю потребления одних людей, не уменьшая степень удовлетворения потребностей других. Необходимо поэтому установление нормы потребления. Для наивысшего развития общественного производства важно обеспечить лучшие условия потребления тем, кто затрачивает больше труда, и, следовательно, связать также меру потребления с мерой труда. В рамках общей зависимости уровня жизни трудящихся от роста производства в обществе в целом устанавливается зависимость распределения части общественного продукта от труда каждого работника.

Материальное поощрение тех лиц и коллективов, которые проявляют больше инициативы и самоотверженности в осуществлении общественных интересов, является важным фактором укрепления социалистической дисциплины, обеспечивает более высокий уровень планомерности, большую действенность директивных методов, лучшую основу для организации соревнования. Система распределения организуется так, чтобы поддерживать и развивать энтузиазм передовиков, ударников производства. В. И. Ленин добивался того, «чтобы сравнение деловых итогов хозяйства отдельных коммун стало предметом общего интереса и изучения, чтобы выдающиеся коммуны вознаграждались немедленно (сокращением на известный период рабочего дня, повышением заработка, предоставлением большего количества культурных или эстетических благ и ценностей и т. п.)»^[31]. Он предсказывал: «Сила примера, которая не могла проявить себя в обществе капиталистическом, получит громадное значение в обществе, отменившем частную собственность на земли и на фабрики, — не только потому, что здесь будут, может быть, следовать хорошему примеру, но и потому, что лучший пример организации производства будет сопровождаться неизбежным облегчением труда и увеличением суммы потребления для тех, кто эту лучшую организацию провёл» ^[32]. Будучи одной из форм реализации экономических интересов трудящихся, распределение части материальных благ по труду в плановом хозяйстве является одним из методов управления развитием производства. В. И. Ленин подчёркивал, что «распределение есть метод, орудие, средство для повышении производства» ^[33].

Распределение по труду и метод материального поощрения связаны с использованием стоимостных и товарно–денежных форм. Стоимостное выражение затрат и результатов деятельности предприятий позволяет посредством хозяйственного расчёта обеспечить не только личное, но и коллективное материальное поощрение, оказывая воздействие на деятельность целых коллективов. Хозяйственный расчёт выступает как форма сознательного соединения противоположностей — непосредственно общественного и товарного начал — в интересах коммунистического строительства, как метод коллективного материального поощрения. Это означает обеспечение ведущей роли натуральновещественных показателей и заданий по поставкам продукции, проведение правильной политики цен. На первый взгляд может показаться, что для хозрасчётного стимулирования научно–технического прогресса нужно повышать цены на технические новинки, ибо это делает их производство более выгодным. Однако при такой практике с самого начала подрываются основы широкого использования новой техники, так как её невыгодно приобретать и внедрять. Вместо того чтобы служить средством снижения себестоимости продукции, новая дорогостоящая техника увеличивает эту себестоимость, создавая почву для нового повышения цен в тех отраслях, где она используется. В результате вместо стимулирования внедрения новой техники получается общий рост себестоимости, сопровождающийся торможением научно–технического прогресса, и ничего общего с подлинным хозрасчётом не имеющий. В настоящее время признано, что единственно правильной линией в ценообразовании, отвечающей природе социалистического строя и политико–экономическому содержанию цены при социализме как планового норматива затрат непосредственно общественного труда, является планомерное снижение оптовых и розничных цен. Основным направлением динамики оптовых цен как в промышленности, так и в сельском хозяйстве должно стать систематическое снижение их уровня на базе ускорения научнотехнического прогресса. Такая линия в ценообразовании вытекает из того, что с ростом производительности общественного труда на каждую единицу потребительной стоимости приходится всё меньше и меньше труда, овеществлённого в ней. Снижение оптовых цен прямо отражает это обстоятельство. А снижение розничных цен соответствует уменьшению под воздействием растущей производительности труда доли необходимого труда в расчёте на единицу производимой продукции. Цены планомерно понижаются под планируемый рост производительности труда и в случае невыполнения предприятиями плановых заданий по росту производительности труда ухудшаются показатели их деятельности, имеющие стоимостную форму, — объём реализованной продукции, прибыль, рентабельность. Возрастать в условиях планомерно понижаемых цен эти показатели могут лишь у тех предприятий, коллективы которых осуществляют внедрение технических новшеств быстрее, чем оно происходит в экономике в среднем. Тем самым планы технического прогресса смыкаются с общими планами производства, составляя с ними неразрывное целое, причём при снижающихся ценах с выполнением планов научно–технического прогресса оказываются теснейшим образом связанными общие итоги деятельности предприятий, контролируемые всей системой государственного планового централизованного управления. Порождённая практикой повышения цен необходимость какого–то дополнительного управления научно–техническим прогрессом, отличного от управления производством, в рамках которого только и возможен действительный технический прогресс, отпадает, что позволяет эффективно использовать присущие социализму формы и методы осуществления научно–технического прогресса.

Розничные цены в условиях социализма также не должны выступать лишь пассивным результатом изменений в производстве, а активно влиять на формирование системы потребностей трудящихся, способствуя их развитию в систему разумных потребностей, соответствующих задаче обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества. В самом деле, поскольку при составлении народно–хозяйственных планов все стоимостные показатели развития экономики рассчитываются в предположении неизменности цен, то, будучи директивными, они не позволяют снижать цены под угрозой невыполнения установленных планом заданий. И даже если при этом в натуральном выражении продукта было бы произведено больше, чем запланировано, и потребности трудящихся были бы удовлетворены полнее, то при сниженных ценах в связи с тем, что стоимостные показатели не достигают намеченных планом рубежей, хозяйственников ждут всевозможные наказания, начиная от лишения их заслуженных премий и кончая административными и даже партийными взысканиями. В тех условиях, когда снижение цен под планируемый рост производительности всё ещё не стало правилом и средством планомерного ускорения научно–технического прогресса, Госплан, намечая рост стоимостных объёмов выпуска продукции, волей–неволей оказывается в положении органа, противостоящего необходимому для ускоренного развития экономики снижению цен под планируемый рост производительности труда. В таком же положении оказывается и Министерство финансов, добиваясь реализации финансового плана и применяя для обеспечения выполнения государственного бюджета все имеющиеся в его распоряжении средства воздействия на хозяйственников. Это является прямым следствием неизменности текущих цен, заложенной в расчётах плановых заданий.

Чтобы развязать эти узлы, мешающие проведению генеральной линии в ценообразовании, с которой связано решение задачи выхода в короткие сроки на высший мировой уровень производительности труда, необходимо привести практику планирования стоимостных показателей и финансового планирования в соответствие с задачей широкого использования рычага планомерного снижения цен под планируемый рост производительности труда. Расчёт планов производства требуется вести, пользуясь сначала неизменными ценами, а затем полученные в результате такого расчёта стоимостные показатели пересчитывать с учётом планируемого снижения цен, переводя тем самым рассчитанные стоимостные показатели в директивно устанавливаемые для намечаемого планового периода. И уже на основе таких выраженных в будущих действующих ценах показателей следует составлять финансовые планы, формировать государственный бюджет и всю систему взаимоотношений предприятий с бюджетом.

Закономерная линия на неуклонное снижение оптовых цен обеспечивает базу и для снижения розничных цен. Снижение розничных цен на те продукты, производство которых возрастает, необходимо рассматривать как главный, соответствующий непосредственно общественной природе социалистического производства путь повышения реальной заработной платы трудящихся. Проведение такой политики повышения реальной заработной платы позволит покончить с практикой «планомерного» увеличения спроса на те продукты, которые и так уже являются дефицитными. В отличие от общего повышения номинальной заработной платы, выборочное снижение цен на продукты, производимые всё в большем количестве, увеличивает спрос именно на них. Цена в этом случае становится средством преодоления дефицита и поддержания соответствия между спросом и предложением. Противостоящая основному экономическому закону социализма и закону планомерного развития социалистической экономики негативная тенденция к завышению цен и соответствующему снижению жизненного уровня трудящихся тем самым может быть изжита.

Если общественное материальное поощрение прямо связано с основным экономическим законом социализма, то личное и коллективное базируются на распределении по труду. Поскольку это распределение есть применение одинакового масштаба к различным людям, постольку оно полной справедливости и равенства дать не может. В. И. Ленин указывал, что «различия в богатстве останутся и различия несправедливые…». Равное право мы здесь действительно имеем, «но это ещё „буржуазное право“, которое, как и всякое право, предполагает неравенство. Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому „равное право“ есть нарушение равенства и несправедливость». Таков уж «ход развития коммунистического общества, которое вынуждено сначала уничтожить только ту „несправедливость“, что средства производства захвачены отдельными лицами, и которое не в состоянии сразу уничтожить и дальнейшую несправедливость, состоящую в распределении предметов потребления „по работе“ (а не по потребностям)» ^[34]. В. И. Ленин подчёркивал, что эта несправедливость неизбежна в первой фазе коммунистического общества, поскольку «один ещё переход средств производства в общую собственность всего общества („социализм“ в обычном словоупотреблении) не устраняет недостатков распределения и неравенства „буржуазного права“», что, таким образом, «в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) „буржуазное право“ отменяется не вполне, а лишь отчасти… Но оно остаётся всё же в другой своей части, остаётся в качестве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества» ^[35]. Отсюда и следует, что при социализме «остаётся ещё необходимость в государстве, которое бы, охраняя общую собственность на средства производства, охраняло равенство труда и равенство дележа продукта» ^[36].

Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому «равное право» есть нарушение равенства и несправедливость.

В. И. Ленин

Таким образом, при социализме все формы и методы, используемые для планомерного осуществления приоритета общественных интересов, требуют поддержки со стороны социалистического государства. Общественные интересы выступают как государственные интересы, народно–хозяйственный план — как план–закон, то есть как государственный план. Директивные методы предполагают использование силы государства для борьбы с попытками нарушить социалистическую планомерность и утвердить приоритет не государственных, а каких–либо иных интересов. Социалистическое соревнование требует того, чтобы лучшие приёмы труда и организации производства не оставались только моральным, а становились и принудительно вводимым образцом. Методы материального поощрения невозможны без охраны силой государства равенства труда и равенства в распределении продукта. К. Маркс подчёркивал, что «государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе…» ^[37]. Система планового централизованного управления социалистической экономикой, использование которой обеспечивает разрешение противоречия между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации, по необходимости имеет государственную форму.

Противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации разрешается по линии наступления на стихийность и усиления социалистической планомерности благодаря борьбе трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета государственных интересов и всемерному использованию в этой борьбе системы государственного планового централизованного управления.

§ 7. Расширение участия трудящихся в управлении

А. Социалистический характер cистемы государственного планового централизованного управления

Система государственного планового централизованного управления используется рабочим классом в борьбе за планомерное осуществление приоритета государственных интересов. Государственные интересы — это интересы политически господствующего класса, то есть те же общественные интересы, но защищаемые силой государственной власти. Этим определяется характер системы государственного планового централизованного управления. Оно не имеет каких–либо иных целей, кроме обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, а её совершенствование подчиняется задаче дальнейшего развития социализма.

Государственные интересы — это интересы политически господствующего класса.

Задача кадров социалистического управления, приводящих в движение систему государственного планового централизованного управления, состоит в том, чтобы осуществлять коренные интересы рабочего класса как государственные интересы, выражающие коренные интересы всех трудящихся и обеспечивающие наиболее быстрое и последовательное движение всего общества вперёд. Это не значит, что указанная задача решается в условиях, когда нет совсем никаких различий между положением тех лиц, которые профессионально заняты управленческим трудом, и положением других членов общества, что нет различий в интересах этих лиц. Однако такие различия не являются коренными. Поскольку коренные экономические интересы всех членов общества однонаправленны с общественными интересами, постольку имеется прочная экономическая основа для того, чтобы лица, занятые делом управления, интеллигенты по социальному положению, руководствовались именно общественными интересами. Социалистическая интеллигенция по своей основной социальной функции призвана осуществлять классовые интересы и цели рабочего класса как передовой силы общества, строящего полный коммунизм. В соответствии с этим должен строиться и подбор кадров управления. Поскольку наиболее полно и последовательно в осуществлении коммунистических общественно–экономических преобразований заинтересован рабочий класс, то именно он является главным источником формирования кадров социалистического управления. Представители всех других классов и слоёв могут входить в аппарат государственного управления лишь постольку, поскольку они воспринимают интересы рабочего класса как свои и готовы самоотверженно проводить их в жизнь.

Социалистическая интеллигенция — это интеллигенция, которая по своей основной социальной функции осуществляет классовые интересы и цели рабочего класса как передовой силы общества, строящего полный коммунизм.

Социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления определяются и задачи по воспитанию кадров управления. Во всей своей деятельности ставить общественные интересы выше личных — вот чему больше всего и теоретически, и практически должны учиться социалистические руководители помимо того, что они должны быть, безусловно, знатоками того дела, которым поставлены руководить. Сегодня для нас исключительно важно умение действовать силой авторитета, силой энергии, больше опытности, большей разносторонности, большей талантливости.

Классово–партийный подход к подбору и воспитанию кадров управления, высокая требовательность к их теоретической подготовке и практической деятельности, к умению и желанию активно и энергично бороться за осуществление приоритета общественных интересов во всей хозяйственной жизни, обеспечение преемственности и сменяемости кадров, диктуемое постоянным повышением требовательности к тем, кто ответствен за неуклонное проведение общественных интересов в жизнь, — именно здесь лежит ключ к устранению недостатков в управлении и к его совершенствованию. В. И. Ленин неоднократно обращал на это внимание. Он писал: «Нам нужны не новые декреты, не новые учреждения, не новые способы борьбы. Нам нужна проверка пригодности людей, проверка фактического исполнения» ^[38].

Государственная форма системы планового централизованного управления экономикой способствует воспроизводству её социалистического характера. Благодаря тому, что социалистическое государство является орудием построения полного коммунизма, подавляющим те действия, которые идут вразрез с задачами коммунистического строительства, оно не является органом, стоящим над народом. Переход к социализму позволил превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчинённый. В высшей фазе коммунизма, когда отомрут экономические основы существования государства, когда не будет экономических причин для действий, которые приходится подавлять, отомрёт и государство. Особенность социалистического государства в том, что это отмирающее государство, то есть устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать. Причём данный процесс отмирания протекает тем интенсивнее, чем быстрее идёт общественное развитие. В свою очередь развитие социализма идёт тем быстрее, чем активнее и энергичнее используется сила государства для подавления негативных тенденций. В этом проявляет себя социалистический характер системы государственного планового централизованного управления.

Б. Элементы карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, противоположные природе социалистического управления

Разделение на тех, кто занимается материально производительным трудом, и тех, чья деятельность направлена непосредственно на человека и, в частности, состоит в управлении людьми, на данном этапе развития производительных сил является условием общественного прогресса. Это разделение труда имеет, однако, и оборотную сторону, поскольку различия в экономическом положении означают и различия в интересах.

Различия в интересах при социализме — не коренные. Они касаются лишь степени и последовательности заинтересованности: наиболее полно и последовательно заинтересован в осуществлении задач социалистического управления рабочий класс. В то же время различия в интересах, будучи объективными, не могут не проявляться. Как отмечалось выше, на почве различий в интересах, которые ещё имеются в рамках их единства, могут возникать мелкобуржуазные по характеру попытки во главу угла ставить не коренные, всеобщие, общественные интересы, а свои особенные, рассматривая удовлетворение общественных интересов лишь как средство для удовлетворения особенных интересов. Если эти попытки имеют место со стороны работников системы государственного планового централизованного управления, то мы встречаемся с проявлениями мелкобуржуазности в сфере управления.

Противостоящие социалистическому характеру системы управления проявления мелкобуржуазности в этой сфере могут принимать различные формы. Это прежде всего карьеризм, бюрократизм, ведомственность и местничество, а также другие формы (протекционизм, семейственность и тому подобное), к которым в той или иной мере относится то, о чём будет говориться ниже.

В силу действия основного экономического закона социализма удовлетворение всеобщих, общественных интересов работников сферы государственного управления обусловлено ростом всего общественного богатства, повышением благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества. Удовлетворение их специфических интересов прежде всего связано с продвижением по службе. В тех случаях, когда продвижение по службе выступает не средством для более полного осуществления государственных интересов, а самоцелью, мы сталкиваемся с такой разновидностью мелкобуржуазности в сфере управления, как карьеризм. Заражённые духом карьеризма работники воспринимают подчинение своей деятельности интересам трудящейся массы как вынужденную необходимость, от которой желательно было бы освободиться во имя узко понятых собственных интересов. Чаще всего это проявляется в практической деятельности, но иногда получает отражение и в области теории, как, например, в берущем под защиту и даже воспевающем карьеризм высказывании А. С. Ципко: «Идеалом, высшей ценностью и одновременно ценностью социализма является личность, которая свободно формирует свои связи с другими людьми — равными членами общества, личность, выше всего ставящая своё человеческое достоинство, стремящаяся жить полно, реализовать себя всесторонне и не терпящая никакого произвола со стороны других людей. Для подобной личности существование реальных условий для социальной карьеры, профессионального совершенствования важны так же, как воздух» ^[39]. В этом высказывании почти всё правильно, если не считать того, что речь должна идти не об отдельных личностях, а о развитии всех членов общества, о подчинении всех личностей общему делу решения этой единой задачи, а не соображениям карьеры, с позиций которой требования подчинять себя, в том числе и своё профессиональное совершенствование, решению указанной задачи квалифицируется как произвол. На самом же деле произволом являются попытки на первое место поставить не удовлетворение государственных интересов, а соображения карьеры. Заражённые карьеризмом работники ради своей карьеры готовы иногда свернуть горы, но проявляют полную пассивность в тех случаях, когда не видят связи порученного дела с продвижением по службе. Тогда мы можем говорить о них как о бюрократах. Пассивность — естественное для бюрократов состояние. Не отказываясь в принципе от более тёплого местечка, свою главную задачу бюрократы видят в том, чтобы удержать то, которое имеют сейчас. Государственные интересы они удовлетворяют лишь в той мере, в какой это необходимо для удержания достигнутого положения, вернее, тех благ, которые связаны с этим положением. Бюрократы — это оторванные от масс, стоящие над массами привилегированные лица. «Бюрократизм, — указывал В. И. Ленин, — означает подчинение интересов дела интересам карьеры, обращение сугубого внимания на местечки и игнорирование работы»^[40]. Без активной борьбы с бюрократизмом нельзя решить задачу осуществления социалистической планомерности, обеспечения порядка во всех сферах жизни социалистического общества и особенно в сфере управления.

В тех случаях, когда работник аппарата государственного управления больше заботится не о государственных интересах, а об интересах своего ведомства или своей местности, мы имеем дело с ведомственностью и местничеством. Ведомственность и местничество выступают как специфические формы проявления карьеризма и бюрократизма.

Элементы карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, хотя ещё существуют при социализме, противоположны его природе, являются её отрицанием. В первой фазе коммунизма системе государственного планового централизованного управления противостоят содержащиеся в ней элементы отрицания её социалистического характера. Поскольку элементы карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества в системе государственного планового централизованного управления противоположны её социалистическому характеру, постольку мы имеем дело с противоречием. Это реальное общественное противоречие, а когда речь идёт о противоречиях общественной жизни, то под этим подразумевается взаимодействие живых индивидов и социальных групп, имеющих определённые интересы.

Пятое противоречие — это противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества в самой этой системе.

Рассмотрим вопрос о разрешении этого противоречия.

В. Разрешение противоречия между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества

Как и всякое противоречие, противоречие в системе планового управления между её социалистическим характером и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества есть единство и борьба противоположностей. Из борьбы за укрепление и развитие социалистического характера системы государственного планового централизованного управлений вытекаюттенденции к изживанию этих чуждых социалистическому управлению явлений. Однако последние также не сдают позиций без борьбы, имея тенденцию к усилению.

Борьбой этих двух противоположных тенденций определяется способность системы государственного планового централизованного управления служить действенным орудием планомерного осуществления приоритета государственных интересов. Поскольку элементы карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества суть лишь отрицательные моменты в развивающейся социалистической системе управлении, а служащее почвой для них различие в экономических интересах с развитием социализма сокращается, генеральной является тенденция к их постепенному изживанию. С противоположной тенденцией в течение всей первой фазы коммунизма придётся вести систематическую и упорную борьбу. В. И. Ленин неоднократно подчёркивал сложность и трудность этой борьбы. Он говорил, например: «Кто вам предлагает покончить с бюрократизмом — тот демагог… Если перед вами выходят и говорят „покончим с бюрократизмом“, то это есть демагогия. Это чепуха. С бюрократизмом мы будем бороться долгие годы»^[41].

Борьба с карьеризмом и бюрократизмом, ведомственностью и местничеством — это прежде всего задача самого аппарата управления. Но отличительная особенность рассматриваемого противоречия между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества состоит в том, что невозможно добиться его удовлетворительного разрешения борьбой только внутри системы управления, только силами аппарата управления. Необходимо участие в управлении тех, от имени кого и в чьих интересах ведётся управление, кто в наибольшей степени заинтересован в уничтожении этих негативных явлений, то есть самых широких трудящихся масс.

Наилучшими проводниками общественных интересов являются те, кто воспринимает эти интересы как свои. Поэтому рабочие и колхозники должны не только принимать участие в формировании кадров экономического управления, выдвигая из своих рядов командиров производства, но и непосредственно участвовать во всей работе по управлению социалистическим хозяйством. Только при этом условии можно рассчитывать на полное и последовательное осуществление общественных интересов и, значит, на полное и всестороннее развитие общественной собственности и социализма.

В силу общности интересов классов и слоёв при социализме осуществление задач социалистического управления выгодно всем трудящимся. Рабочие к тому же являются непосредственными носителями общественных интересов, поскольку в осуществлении коммунистических преобразований они заинтересованы в наибольшей степени и наиболее последовательно, что делает рабочий класс руководителем социалистического общества. И свою роль субъекта управления экономикой страны он должен осуществлять не только сверху, через свою партию и аппарат государственной власти, которые служат его интересам, но и снизу, непосредственно. В. И. Ленин писал: «Чем решительнее мы должны стоять теперь за беспощадно твёрдую власть, за диктатуру отдельных лиц для определённых процессов работы, в определённые моменты чисто исполнительских функций, тем разнообразнее должны быть формы и способы контроля снизу, чтобы парализовать всякую тень возможности извращения Советской власти, чтобы вырывать повторно и неустанно сорную траву бюрократизма»^[42].

Не случайно поэтому В. И. Ленин ставил одной из важнейших задач широкое привлечение рабочих к управлению государством, «орабочение» государственного аппарата. Он писал: «Как можно меньше общих перестроек, как можно больше деловых, практически испробованных, проверенных достигнутыми уже результатами мер, приёмов, способов, указаний для достижения нашей главной цели: ещё дальше, ещё шире, ещё быстрее, ещё лучше „орабочить“ наши аппараты, — привлечь ещё больше рабочих и трудящихся крестьян к управлению промышленностью и народным хозяйством вообще»^[43]. В этом — одна из гарантий того, что работники государственного аппарата будут воспринимать интересы рабочего класса как свои собственные и активно проводить их в жизнь. Контроль со стороны рядовых участников хозяйственной жизни позволяет в то же время своевременно освобождать от обязанностей по управлению тех, кто такую способность утрачивает.

Выдвигая задачу всенародного учёта и контроля, В. И. Ленин подчёркивал, что всеобщие контроль и учёт должны дополнять работу научно образованного персонала инженеров, агрономов и проч. Он призывал рабочих повышать свои знания, соединять воедино теоретическое и практическое обучение делу управления, а не откладывать практику управления до неопределённых времён: «Ни на минуту не забудут рабочие, что им нужна сила знания… Но организаторская работа посильна и рядовому рабочему и крестьянину, обладающему грамотностью, знанием людей, практическим опытом»^[44]. В. И. Ленин подчёркивал: «Разве может быть иной путь к обучению народа управлять самим собой, к избавлению от ошибок, как путь практики? Как немедленный приступ к настоящему народному самоуправлению?»^[45].

Реализацией этих ленинских указаний явились, в частности, такие исторически оправдавшие себя формы участия рабочих в управлении, как рабоче–крестьянская инспекция (ЦКК-РКИ), социалистическое совместительство (когда, реализуя закон перемены труда, работник сферы материального производства выполняет на общественных началах определённые функции в аппарате управления), шефство заводов над учреждениями.

Дело, однако, не только в том, что органы управления не справляются и не могут одни справиться с задачей обеспечения приоритета государственных интересов во всей хозяйственной жизни, а и в неантагонистическом противоречии, которое порождается разделением труда между выполняющими управленческие и исполнительские функции. С одной стороны, рабочие и колхозники смогут лучше выполнять задачи по управлению государством, сосредоточиться на них, если их освободить от производительного труда, превратить в управленцев–профессионалов. С другой стороны, люди, занявшие, таким образом, иное социальное положение, приобретают несколько иные экономические интересы и с этой стороны несколько менее пригодны для целей управления. Это неантагонистическое противоречие существует до тех пор, пока не достигнуто полное уничтожение классов, и разрешение его в обществе ассоциированных производителей может состоять единственно лишь в соединении усилий всех членов общества, как специально занятых делом управления, так и не занятых им по профессии, в борьбе за совместное осуществление государственных интересов. Если все будут заниматься управлением общественными делами и управление будет находиться под постоянным контролем всех трудящихся, то управленческий труд всё более и более будет терять своё монопольное положение.

Участие трудящихся в управлении непосредственно способствует тем самым осуществлению задачи полного уничтожения классов. Известно, что в основе деления общества на классы лежит закон разделения труда. Уничтожение разделения труда на тех, кто только управляет, и тех, кто выполняет лишь исполнительские функции, уничтожает поэтому саму основу деления общества на классы.

В основе деления общества на классы лежит закон разделения труда. Уничтожение разделения труда на тех, кто только управляет, и тех, кто выполняет лишь исполнительские функции, уничтожает поэтому саму основу деления общества на классы.

Подчёркивая, что социализм только тогда будет существовать и успешно развиваться, когда массы сами возьмутся за дело управления обществом, будут постоянно готовиться к выполнению управленческих функций и постоянно участвовать в управлении, В. И. Ленин ставил задачей «привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся» ^[46]. Не случайно поэтому в разработанной под руководством В. И. Ленина Программе РКП (б) стоял пункт, предполагавший наряду с сокращением времени производительного труда и за счёт этого обязательное обучение трудящихся масс тому, что необходимо для участия в управлении государством. В этом пункте выдвигалась задача установить «в дальнейшем, при общем увеличении производительности труда, максимальный 6-ти часовой рабочий день без уменьшения вознаграждения за труд и при обязательстве трудящихся сверх того уделить два часа, без особого вознаграждения, теории ремесла и производства, практическому обучению технике государственного управления и военному искусству» ^[47].

Высшей формой участия трудящихся в управлении всеми сферами жизни общества в социалистической стране следует считать правящую Коммунистическую партию, состоя в которой рядовые участники хозяйственной жизни могут, используя партийную демократию, влиять на все хозяйственные дела государства, а через свою первичную партийную организацию, пользуясь правом, данным Уставом Партии, ещё и непосредственно контролировать ход экономической жизни на своём предприятии, в объединении, в стране.

В. И. Ленин писал: «Советские законы очень хороши, потому что предоставляют всем возможность бороться с бюрократизмом и волокитой, возможность, которую ни в одном капиталистическом государстве не предоставляют рабочему и крестьянину. А что — пользуются этой возможностью? Почти никто! И не только крестьянин, громадный процент коммунистов не умеет пользоваться советскими законами по борьбе с волокитой, бюрократизмом или с таким истинно русским явлением, как взяточничество. Что мешает борьбе с этим явлением? Наши законы? Наша пропаганда? Напротив! Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе? Потому, что нельзя её сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает» ^[48]. Далее В. И. Ленин подчёркивал: «Бороться с бюрократизмом до конца, до полной победы над ним можно лишь тогда, когда всё население будет участвовать в управлении» ^[49].

В. И. Ленин писал про социализм, что он «не создаётся по указам сверху. Его духу чужд казённо–бюрократический автоматизм; социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс» ^[50]. Тем более это верно, если речь идёт о развитии социализма в полный коммунизм: «Коммунизм должен стать доступным рабочим массам, как собственное дело» ^[51].

Всеобщей и всеобъемлющей борьбой за перерастание социализма в полный коммунизм разрешается противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, а вместе с ним и все рассмотренные выше противоречия, являющиеся различными формами выражения противоречия развития социализма как первой фазы коммунизма.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Как формулируются основные противоречия империализма?

Как формулируется и разрешается первое противоречие социализма?

Как формулируется и разрешается второе противоречие социализма?

Как формулируется и разрешается третье противоречие социализма?

Как формулируется и разрешается четвёртое противоречие социализма?

Как формулируется и разрешается пятое противоречие социализма?

Как формулируется основной экономический закон социализма?

Глава 8. ОТ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ К ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

По лекции «Генезис общественного труда» М. С. Удовиченко, 2025 г.

Изучив политэкономию капитализма, мы узнали, что обмен на стадиях зарождения и становления всеобщего товарного хозяйства происходил по стоимости. Потом, когда капитализм вошёл в силу, обмен стал происходить по цене производства. При социализме нет обмена, но есть распределение, хотя некоторое время и сохраняются отпечатки капитализма в форме товарности, которые изживаются по мере продвижения в полный коммунизм. Возникает вопрос — как происходит распределение при социализме? Проще всего найти ответ на этот вопрос, если рассмотреть вопрос исторически.

Если обратиться к временам, когда человек ещё только начинал своё самостоятельное развитие, выделившее его среди других приматов, то ещё тогда, когда основой существования человека были собирательство и охота, он уже использовал примитивные орудия, то есть уже тогда началось зарождение труда в политэкономическом смысле. А значит, мы можем утверждать, что раскрытие момента «общественное» в человеке происходило (происходит и будет происходить) через труд и развитие труда, в том числе и через рост, и развитие степени обобществления труда. Что именно развитие труда, как момента «общественного», вызвало к жизни и речь, и разум. И все эти три момента, раскрывая и развивая человека «общественного» привели к появлению современного человека в том виде, как мы его знаем.

Человек есть животное общественное, существующее и развивающееся как трудящееся, говорящее и разумное.

Действительно, ведь уже в самом начале своего зарождения, когда труд сводился к созданию и применению простейших орудий, он нёс в себе «общественное» в том смысле, что необходимо было не только умение конкретного индивида по созданию и применению этих орудий (единичное), но необходимо было и обучение других членов общины этому умению и совместная, например, охота с применением этого орудия (особенное), а также необходимо было и закрепление удачного опыта и знания в традициях и нормах общины (всеобщее). Это привело к появлению человеческой речи и, вместе с ней, и человеческого разума, что ускорило, в свою очередь, развитие труда, речи и разума человека «общественного». И далее, эти три момента — труд, речь и разум — развиваясь каждый и все вместе как целое, создали, развили и продолжают создавать и развивать современного человека.

Таким образом, выделившийся из приматов человек перешёл от преимущественного собирательства и охоты с использованием всё более усложняющихся орудий, к ведению общественного хозяйства, к целесообразной совместной деятельности по преобразованию природы — к труду. Или другими словами — от простого присвоения ценностей, даруемых природой, к созданию ценностей своим трудом.

Труд — целесообразная деятельность по преобразованию природы для удовлетворения человеческих потребностей, а именно — обмен веществ между человеком и природой в ходе которого человек приспособляет вещество природы для удовлетворения своих потребностей.

Карл Маркс, «Капитал»

Говоря о первобытнообщинном коммунизме, ещё рано говорить о полноценном труде, но можно говорить о его становлении. Также рано говорить и о стоимости, так как ещё царит общественная собственность и обмен хоть уже и встречается, а значит уже начинают появляться элементы будущего товарного хозяйства, но происходит преимущественно между общинами или охотниками за пределами общин, является редким явлением и не составляет основы существования общества. По этой причине возможно использование для этого периода понятия ценности, а не стоимости.

Ценность — важность, значимость, польза, полезность чего–либо.

Однако по мере развития труда и появления (и далее становления) товарных отношений, то есть развития системы обмена на границе между общинами, а также развития системы распределения созданных ценностей внутри общин, ценность развивается в потребительную стоимость, а обмен становится на основе равенства обмениваемых стоимостей.

Полезность вещи (или благо) делает её потребительной стоимостью.

Стоимость товара — это лишь выражение того, что в его производстве затрачена человеческая рабочая сила, накоплен человеческий труд, то общее, что выражается в меновом отношении.

По мере перехода от первобытнообщинного строя, основанного на общественной собственности, к первой частнособственнической формации — рабовладению, система обмена продолжает своё расширение и развитие, и вступает в силу закон стоимости, утверждающий, что обмен происходит эквивалентными стоимостями. Как это происходит?

Дело в том, что труд имеет двойственный характер. Во–первых, труд есть конкретный труд. Когда я делаю, например, табуретку, мой труд является конкретным трудом по производству конкретной потребительной стоимости — табуретки; я пилю, строгаю конкретной пилой конкретный кусок дерева. У меня конкретные опилки и конкретное изделие конкретного качества. Можно сказать, что это ещё и в чём–то уникальный труд, потому что как бы я не старался сделать похожими все табуретки друг на друга по одному и тому же чертежу из вроде бы похожих материалов, табуретки всегда будут отличаться друг от друга. Почему? Потому что (1) каждая табуретка сделана из своего куска дерева, отличающегося от других кусков, а значит, и табуретки будут отличаться друг от друга некоторыми особенностями, (2) каждая табуретка собрана с какими–то небольшими отклонениями от других: на какую–то ушло больше клея, на какую–то меньше, разными могут быть гвозди и так далее. Поэтому конкретный труд — это труд, связанный с тем конкретным продуктом, который производится.

Конкретный труд — это труд в чётко определённой форме, характеризующийся конкретными продуктом, сырьём, технологией, работником, орудием труда и тому подобным.

Во–вторых, труд есть одновременно и абстрактный труд, то есть расходование человеческой рабочей силы, измеряемое рабочим временем. Условно можно сказать, что это некие средние затраты рабочей силы, поскольку экономика состоит не из одного работника и получается, что каждым конкретным трудом всегда заняты десятки, сотни, тысячи, а иногда и сотни тысяч человек. Это означает, что вне зависимости от нашего желания мы имеем некоторые средние нормативы практически для каждого вида конкретного труда. Такие средние нормативы очень хорошо нам известны уже в быту… по книгам рецептов. В них говорится: возьмите сырое яйцо, варите его полторы минуты и получится яйцо всмятку. Также там говорится, что если вы будете варить сырое яйцо пять минут, то получится яйцо вкрутую. И в смысле норматива эти пять минут и есть мера абстрактного труда, то есть имеются соответствующие затраты абстрактного труда для получения абстрактного, то есть усреднённого, яйца в усреднённых условиях кипячения. Итак, пять минут затрат вашего труда на получение варёного вкрутую яйца — это и есть в данном примере абстрактный труд.

Абстрактный труд — это труд вообще, затраты мускульной и физической энергии, измеряемые (средним, нормативным) рабочим временем.

Естественно, ко всем другим видам производительной деятельности, ко всем другим результатам труда мы применяем этот же подход и получаем некоторые средние числа. Для чего это нужно? Это нужно для того, чтобы понимать, как сравнительно оценивать результаты труда того или иного мастера. В этом смысле мы можем говорить, что труд какого–либо определённого мастера более производительный, чем другого: он, например, при том же качестве, выдаёт на одну табуретку больше другого мастера. Без этого, если мы пытаемся организовать производство, нам не обойтись, потому что при производстве у нас всегда есть план, то есть понимание того, какое количество продукта и к какому сроку мы должны произвести руками какого–то определённого количества мастеров, каждого со своей определённой производительностью. Понимание абстрактного труда в первую очередь нужно для организации крупного хозяйства, и чем более крупное это хозяйство, чем большую территорию оно охватывает, чем больше стран, тем более точно выражаются в этом абстрактном труде средние параметры труда.

Труд в политэкономии всегда рассматривается в связи с его полезным эффектом, то есть с тем, что результатом труда есть удовлетворение материальных потребностей. Другими словами, результатом труда является потребительная стоимость, некоторый материальный продукт, вещь.

Исторически результат труда развивается так: изначально продукты производились внутри первобытных общин для собственного потребления самими же первобытными общинами. Потом, при нечастых случайных встречах одних общин с другими возникает такой же разовый случайный обмен одних продуктов труда на другие: то, что нужно одной общине, обменивается на то, что нужно другой общине; обработанный обсидиан обменивается на верёвку, например. При дальнейшем развитии общества обмен становится всё более частым и в итоге продукты труда начинают изготавливаться преимущественно для обмена.

Товар — продукт труда, предназначенный для обмена.

Товар — продукт труда, поступающий в потребление через обмен.

Для того, чтобы один товар обменять на другой, нужно понять, каковы меновые стоимости этих товаров, то есть в какой пропорции надо взять эти товары, чтобы обмен стал равноценным для обеих сторон. Меновая стоимость же товара определяется общественно необходимыми затратами труда для его создания — то есть затраченным на его производство абстрактным трудом.

При зарождении товарообмена меновые стоимости были настолько же случайными, насколько случайным был сам обмен, впоследствии эти пропорции обмена так или иначе фиксировались более строго, потом выделился один товар, в котором стали измерять стоимость всех остальных товаров, товар — всеобщий эквивалент. Этот товар получил название — деньги, заслонив собой общественно необходимые затраты труда на производство товара. Однако не деньги, а именно общественно необходимые затраты труда делают товары соизмеримыми. Тем, кто хочет разобраться в этом вопросе более подробно, мы рекомендуем изучить первый том «Капитала», там процесс товарообмена, уточнения соотношения стоимостей и появления денег расписан аккуратно, последовательно и строго научно.

Там же у К. Маркса показано, что не только труд, но и товар тоже имеет двойственный характер, который проявляется то как потребительная, то как меновая стоимость. Если результатом конкретного труда является конкретная потребительная стоимость, то результатом абстрактного труда является меновая стоимость. Рассмотрим ближе потребительную стоимость.

Полезность вещи делает её потребительной стоимостью, но эта полезность не висит в воздухе. Обусловленная свойствами товарного тела, она не существует вне этого последнего. Поэтому товарное тело, как, например, железо, пшеница, алмаз и тому подобное, само есть потребительная стоимость, или благо.

Карл Маркс, «Капитал»

Исторически производство потребительных стоимостей развивалось вместе с обществом. При производстве булочки для самостоятельного потребления, изготовителя интересовала только её потребительная стоимость. Когда же пекарь стал производить булочки для продажи — обмена — потребительная стоимость этих булочек его стала интересовать только постольку, поскольку они ценны для покупателей, которые в обмен на булочки дадут ему интересующие его потребительные стоимости или деньги для приобретения интересующих его потребительных стоимостей. То есть, при производстве товара, производителя в первую очередь интересует именно способность продукта его труда обмениваться на другие товары, то есть меновая стоимость производимого продукта. Получается, что товар может существовать в конкретный момент времени или как меновая, или как потребительная стоимость, но не одновременно.

Обмен у Маркса рассмотрен очень подробно, рассмотрены разные случаи, в том числе и случаи, когда хитрый продавец завышает цену или когда хитрый покупатель занижает цену. И то, и другое не влияет на систему, как на целое, так как их влияние взаимоуничтожается и сами эти случаи редки, случайны и незакономерны. Маркс доказывает, что обмен происходит в соответствии с общественно необходимыми затратами труда, а значит по стоимостям обмениваемых товаров, которые выражены в момент обмена в меновой стоимости, и чтобы реализоваться как потребительная стоимость, товар сначала должен реализоваться как стоимость меновая.

Закон стоимости гласит: обмен товаров происходит по их стоимостям, которые определяются общественно необходимыми затратами труда на их производство.

Закон стоимости, как и любой закон, имеет свои границы, свою область применения, где этот закон действует. И мы уже можем определить эти границы. Как уже было сказано, обмен зародился в недрах первобытнообщинного коммунизма как обмен между общинами, а также охотниками из разных общин.

В большинстве своём продукты тогда не производились как товары, то есть производились не для обмена, а для распределения и потребления внутри самой общины. А если и обменивались, то редкие излишки продуктов в редкие случайные встречи между членами разных общин, разных племён, в первую очередь между охотниками из разных общин. Таким образом, если поначалу меновые стоимости неизвестных друг другу товаров были случайными, то со временем они стали вернее отражать стоимости обмениваемых товаров, потому что каждый охотник, как и каждый член общины, достоверно знал свои трудозатраты по созданию конкретного продукта и со временем стал понимать трудозатраты необходимые на производство необходимого ему товара, и скорее мог обмен не состояться, чем состояться с сильным перекосом в одну или другую сторону. Итак, когда обмен из случайного становится регулярным, закон стоимости начинает действовать, заканчивается его становление.

По мере дальнейшего развития товарного обмена и благодаря революции в производительных силах, сделавшей рабство экономически осмысленным, зарождается рабовладение или, что то же самое, появляется частная собственность на средства производства, на человека обращённого в раба. Первобытнообщинный коммунизм постепенно сменяется рабовладением, строем при котором и основная производительная сила того времени — рабы — также становится товаром.

При рабовладении появляются государства, растут и развиваются города, которые также становятся и центрами торговли, а значит усиливается обмен, а вместе с ним развивается и рынок. В городах по мере дальнейшего разделения труда выделяются ремесленники. Если ремесленничество в первобытнообщинном коммунизме не было развито, потому что ремесленником в каком–то смысле был практически каждый, то при рабовладении ремесленничество выделяется именно как профессия, как способ основного заработка, и он начинает приобретать отдельное важное значение. Обмен по стоимости закрепляется, так как затраты труда очевидны для всех сторон обмена, например, и кузнец знает, каких затрат труда и материалов ему стоили подковы, и хозяин коня знает, что его конь упрямый и его подковать стоит дороже, чем смирную лошадь — он его подковывает уже не первый раз и каждый из кузнецов, к которым он приходил, хотят надбавку к цене за дополнительные сложности.

Однако, производительные силы продолжают своё развитие: усложняются технологии и орудия труда, усиливается кооперация, повышается общая производительность. Возрастающая эффективность труда, постепенно приводит к выделению людей, которые уже не заняты непосредственно в производстве материальных благ — не только рабовладельцев, но и управляющих, учителей, врачей, учёных и тому подобных. Таких людей при рабовладении не так уж и много, потому что производительные силы остаются ещё неразвитыми, и один непосредственно производящий работник может прокормить помимо себя не так много членов общества, но люди незанятые в непосредственно производительном труде при рабовладении уже есть и их количество по мере развития производительных сил постепенно растёт.

Уместно вспомнить, например, предоставление гражданам древнего Рима хлеба и зрелищ по требованию, без участия в производительном труде. Более того, гражданин работать не мог, потому что это было непрестижным занятием с одной стороны, а, с другой стороны, труд гражданина не окупался, так как требовал больших затрат для получения продукта и не выдерживал конкуренции с продуктом, выработанным огромным количеством рабов (непосредственно производительных работников), трудящихся на огромных латифундиях. Выделение непроизводительного труда, активно происходящее при рабовладении приводит также и к росту чиновничьего государственного аппарата, и армии, в которую входят свободные граждане, и аппарата надсмотрщиков над рабами.

Если продолжить рассмотрение древнего Рима, то можно сказать, что в Европе переход от рабовладения к феодализму в основном совпал с крушением Римской империи, Великим переселением народов и наступлением так называемых тёмных веков. Связи, когда–то существовавшие во времена Римской империи, были нарушены, интенсивный денежный оборот практически прекратился, какое–то время господствовало натуральное хозяйство.

Однако, при феодализме постепенно восстановилось и продолжилось дальнейшее развитие производительных сил. Продолжилось оно в форме постепенного перехода ремесленничества к цеховой организации производства. Мастера, например, кожевенники, объединялись в городах в цеха, работали единой бригадой в общем помещении, что позволяло каждому мастеру экономить на затратах на помещение и материалах. При этом у каждого был свой собственный рабочий инвентарь, свои подмастерья и каждый отвечал за свой полный цикл работы. Если такая мастерская, организованная цеховым образом, получала заказ, то каждый мастер делал порученное ему количество изделий «от и до». Результат, хотя и мог довольно сильно отличаться от мастера к мастеру, всё равно был не хуже определённого среднего качества — цех, в лице специально выделенного для этих целей одного или нескольких мастеров, следил за качеством продукции, поскольку отвечал за результат перед заказчиком. Цеховое ремесленничество, по сравнению с независимыми ремесленниками, которые работали разрозненно, поодиночке, было большим шагом вперёд с точки зрения увеличения и качества, и производительности, но помимо этого цеховым образом организованное производство привело к появлению лиц не занятых непосредственно (частично или полностью) производительной деятельностью, так как они были заняты в управлении работой цеха как целого.

Итак, благодаря развитию производительных сил, а именно благодаря развитию технологий и кооперации, выделилось достаточно много людей не занятых непосредственно производительным трудом не только среди знати или служащих, но и на самом производстве, это были, например, мастера в чьи обязанности преимущественно входила организация процессов цехового производства, а также мастера, осуществляющие все внешние отношения — с заказчиками, поставщиками и купцами. А это означает, что товары, произведённые цехами, стали обмениваться уже не по стоимости, так как в их производстве принимали участие не только люди непосредственно производительного труда, но и управляющие, и ведущие учёт, и тому подобные, а их трудовая деятельность тоже должна была быть оплачена. И оплачивалась она из принятых в цеховых гильдиях (товариществах) средних норм. То есть закон стоимости постепенно перестаёт быть очевидным всем регулятором обмена и уходит с поверхности в основание, в глубину системы товарного хозяйства. Начинается становление обмена по цене производства, хотя и имеющего в своём основании закон стоимости, но не проявляющийся непосредственно при обмене.

Обмен по цене производства — это такой обмен, при котором за цену производства полагают сумму издержек и средней по отрасли прибыли.

Если у независимо работающих мастеров обмен продолжает происходить по закону стоимости, то у мастеров, объединённых в цеховые структуры, обмен начинает происходить по цене производства.

Интересный факт. Вплоть до середины XIX века обувь не делилась на левую и правую, и поэтому существовали у феодалов специальные крепостные, которые разнашивали для них обувь и делали её левой и правой.

По мере развития феодализма ускорилось становление единого товарного хозяйства и свой большой вклад в это ускорение внесли купцы. Не только и не столько те купцы, которые существовали задолго до появления цеховой организации производства, а те купцы, которые появились в результате выделения купеческой (торговой) функции, как специализации, необходимой для развития цехового способа производства в самом цеховом способе производства. Это были мастера, выделившиеся из участников цеха и наделённые дополнительной управленческой функцией по реализации произведённого товара. Со временем эта функция настолько выделилась в самостоятельную, что цеховые мастера- купцы полностью ушли от непосредственно производительного труда и сосредоточились исключительно на закупке сырых материалов и продаже готового продукта. Окончательное выделение этой функции и развитие товариществ (гильдий) купцов ещё сильнее развило товарный рынок по сравнению с рабовладельческими временами.

Применим ли закон стоимости был в тех условиях? В каких–то случаях, да, в каких–то случаях нет. Если обмен производился между непосредственными производителями, то он происходил по стоимости. А вот если обмен происходил через посредничество уже выделившихся из цехов купцов, или между цехами и их заказчиками или поставщиками, то ситуация была совершенно иной.

Рассмотрим ситуацию, когда независимый купец покупает товар у производителя (цеха или независимого ремесленника). Это означает, что ему нужно продать этот товар не по той же цене, что он приобрёл, а с наваром для себя. Соответственно, сумма, за которую он покупает товар является для него затратами. А когда он продаёт по цене выше цены закупки, образуется купеческая прибыль. Как и производители товаров, купцы объединялись в свои товарищества (гильдии), потому что вместе было гораздо проще справляться с этим сложным, рискованным и опасным купеческим делом. В каждой гильдии вырабатывалась своя политика: цены покупки и продажи были рассчитаны исходя из опыта членов гильдии и закреплены этой политикой. Купцы, входящие в гильдию, строго придерживались политики гильдии. Если вдруг кто–то начинал либо слишком дёшево, либо слишком дорого покупать или продавать, он этим мешал своим товарищам по гильдии. Такого нарушителя просто изгоняли из товарищества и для него это означало конец его дела, потому что оно было невозможно вне товарищества.

Итак, мы видим, что обмен и у купцов происходил не по стоимости, а по формуле «издержки плюс средняя прибыль», то есть по цене производства. При этом затраты купца — это то, во сколько обошлись закупка, хранение и доставка этого товара до покупателя. Конечно, в основе этой формулы цены лежит уже хорошо известный нам закон стоимости, но здесь он уже прикрыт слоем общественных отношений и не виден и самим купцам.

Эпоха Великих географических открытий (XV–XVIII вв.) тоже способствовала развитию торговли и по мере её развития, по мере развития рынка, по мере того, как единый рынок захватил весь земной шар, закон стоимости, лежащий в основе закона продажи по цене производства (издержки плюс средняя прибыль), скрывался всё глубже и глубже, до тех пор, пока не был открыт Марксом. Итак, где–то в поздних средних веках, по мере развития всеобщего рынка, обмен начинает преимущественно происходить не по закону стоимости, а по цене производства.

Что было далее? По мере дальнейшего развития средневековых городов и цехового ремесленничества, примерно в середине XVI века в Западной Европе появились и начали распространяться мануфактуры. Мануфактура отличается от цеха в том, что там вводится узкая пооперационная специализация, то есть при мануфактурной организации производства каждый мастер делает только свою операцию. К примеру, если мы говорим о мануфактуре по производству обуви, то кто–то делает подошву, кто–то вырезает из кожи куски, кто–то всё это сшивает, кто–то проклеивает и так далее. С одной стороны, это ещё больше повышает производительность труда и повышает качество и количество выпускаемой в единицу времени продукции, а это позволяет увеличить прибыль. С другой стороны, это ещё более закабаляет работника в рамках его специализации, делает его ещё более ущербным и зависимым от владельца мануфактуры.

Мануфактура вместе с развитием купеческого дела и рынка свободной конкуренции, а также благодаря ростовщичеству, которое убивало мелкое и цеховое ремесленничество и «отправляло» отдельных ремесленников наниматься в мануфактуры, сделали возможным становление и развитие капитализма — последней частнособственнической формации. А с изобретением паровой машины (конец XVII в.) и с её усовершенствованием Джеймсом Уаттом в 1769 году капитализм выходит на свой подъём — подъём эпохи машинного производства — и в какую–то сотню лет захватывает весь земной шар: образуется единый всемирный рынок и единое всемирное товарное хозяйство.

Обмен непосредственно по закону стоимости к этому времени окончательно сменяется обменом по цене производства. Таким образом, временной период непосредственной применимости закона стоимости — начинается на стыке первобытнообщинного коммунизма и рабовладения и заканчивается в глубине феодализма, примерно в XV веке. А по мере становления капитализма и превращения его во всеобщее товарное хозяйство обмен практически везде производится по цене производства.

Однако и капитализм тоже развивается, а это означает, что из стадии свободной конкуренции, к началу XX века капитализм достигает своей высшей стадии — империализма. Империализм — это монополистический капитализм. При империализме все вопросы решает не свободный рынок и свободная конкуренция, а крупные монополии — самые крупные игроки рынка, которые диктуют всем свои правила «игры», образуют картели, вывозят капитал, конкурируют друг с другом, провоцируют и организуют империалистические войны и, находясь всё время в погоне за прибылью, делят мир.

При империализме к средней по рынку прибыли монополии, благодаря своему положению и тому, что они диктуют рынку свои правила, прибавляют ещё и «монопольную надбавку» — монопольную прибыль, извлекаемую благодаря их господствующему положению. Таким образом обмен по цене производства в империалистическую стадию ещё царит, вместе с рынком, но господство его уже подорвано, как и господство рынка. Однако, что далее?

Приглядимся к монополиям. Любая крупная монополия — это огромная организация, в которой одновременно работают десятки — сотни тысяч людей на множестве разных производств. К примеру, возможна ситуация, когда одни производства монополии добывают уголь, другие добывают железную руду, третьи плавят сталь, четвёртые прокатывают эту сталь и так далее до готовности целого продукта, например, автомобиля. Работа всех этих разных подразделений синхронизирована между собой: те, кто добывает каменный уголь, должны выдавать такое его количество, чтобы можно было расплавить то количество железной руды, которое выдаст её добыча, для того, чтобы сделать столько стали, сколько нужно, чтобы произвести определённое количество товара. То есть, монополия внутри себя порождает развитую кооперацию, а из неё плановость — у монополистического производства плановый характер. Монополист производит столько товара, сколько нужно, чтобы насытить рынок; однако есть и другие крупные игроки из той же страны или из других стран. И хотя внутри монополий существует плановый порядок, снаружи ещё действует конкуренция и рыночная непредсказуемость.

Плановость внутри монополии означает начало прехождения денег во внутри монопольных расчётах. Это связано с тем, что те цены, по которым происходит распределение сырых материалов и частичного продукта внутри монополии уже нельзя назвать ценами, а те деньги, которыми эти материалы и продукты оплачиваются, уже не вполне деньги. Внутри монополии, начинает действовать распределение по плану, происходят взаимозачёты и взаиморасчёты без движения денежных средств. Кроме того, монополии зачастую являются крупными акционерными обществами и являются своеобразной предпосылкой будущей общественной собственности, потому что здесь налицо уже не единоличный, а коллективный собственник и каждый член этого коллективного собственника, вместе с остальными членами, владеет монополией, имея какое–то количество акций.

Чтобы подвести черту под всеми частнособственническими формациями, нужно сказать, что всё время от рабовладения через феодализм до капитализма включительно происходил постепенный и постоянный рост обобществления труда, то есть мир неизбежно двигался к тому, чтобы стать единым и разрешить противоречие между общественным характером труда и частным характером присвоения его результатов, обобществив сначала средства производства, а затем и результаты труда.

В 1917 году произошла Великая Октябрьская Социалистическая революция и наступила эпоха диктатуры пролетариата, обобществившая и средства производства, и результаты труда. Из–за неравномерности развития государств при капитализме, революция произошла в одном государстве — России. Ленин говорил, что «социализм есть не что иное, как государственно–капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (В. И. Ленин, «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»).

При социализме, как и при первобытнообщинном коммунизме, устанавливается общественная собственность, причёмэта собственность существует в двух формах — государственной и кооперативно–колхозной. Пример государственной формы общественной собственности в городах — это находящиеся в собственности и под управлением государства заводы и фабрики, которые работают по единому плану, а на селе — это совхозы, также находящиеся в госсобственности и под управлением государства, и работающие по тому же плану. Примером кооперативно–колхозной формы общественной собственности в городах могут быть производственные артели, а на селе — колхозы, то есть крестьянские артели. Часто спрашивают: почему колхоз или артель — это примеры общественной собственности, а не частной? Покажем это на примере колхоза. Во–первых, главное колхозное средство производства — земля — это общественная собственность и управляется она государством. Эту землю колхоз получает в пользование и бесплатно. Во–вторых, обработка этой земли происходит не только руками колхозников, но и в основном посредством применения средств производства, находящихся в госсобственности на государственных машинно–тракторных станциях (МТС). В-третьих, в кооперации с МТС, в рамках своей части единого государственного плана, колхоз производит и сдаёт государству сельскохозяйственный продукт. А излишки, что колхоз выращивает сверх плана, или потребляются самими колхозниками, или реализуются на колхозном рынке на благо колхозников. Другими словами, и колхозы, и артели не имеют в частной собственности средств производства, включены в единый план работ всего общества и сдают продукцию обществу для распределения между всеми его членами.

Редкие примеры мелких самозанятых частных собственников, владеющих простыми и недорогими средствами производства (простой инвентарь для работы), не составляют уже при социализме сколь–нибудь существенную производящую долю общественного хозяйства (обычно это десятые и сотые доли процента) и поэтому не берутся в рассмотрение.

Таким образом, при социализме по плану осуществляется не только производство, но и распределение произведённого в интересах всего общества и каждого его члена. Если при капитализме прибавочная стоимость доставалась частному владельцу средств производства, то при социализме класс эксплуататоров уничтожен путём обобществления их средств производства, а это приводит к тому, что при социализме:

• Отсутствует частная собственность и в наличии имеется единая и неделимая общественная собственность.

• Отсутствуют основные противоречия капитализма, но ещё присутствуют их остатки в форме родимых пятен капитализма, которые постепенно изживаются при социализме.

• Отсутствует монополистическая конкуренция, которую сменило единое непосредственно общественное хозяйство.

• Отсутствуют товары, а значит нет обмена и нет денег, но в наличии непосредственно общественные продукты, их распределение и рабочие квитанции.

• Отсутствуют издержки, но есть себестоимость.

• Отсутствует прибыль, но есть плановая прибыль.

• Отсутствует цена производства, но есть плановая цена.

При социализме имеет место распределение по труду, а плановая прибыль распределяется между всеми членами общества через фонды общественного потребления. Строятся школы, профессиональные и высшие учебные заведения, поликлиники, больницы, пансионаты, через которые трудящиеся получают бесплатно и образование, и медицину, и восстановление здоровья и жизненных сил и так далее.

Социализм — уже коммунистическое общество, но это ещё незрелый, неразвитый коммунизм. Преодолеть эту незрелость и есть задача социализма. Вспомним, что социализм вышел из капитализма. Маркс пишет об этом «Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет ещё родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (К. Маркс «Критика готской программы»). Для того, чтобы построить вторую фазу коммунизма, коммунизм на своей собственной основе, то есть полный коммунизм, необходимо эти родимые пятна и противоречия социализма полностью изжить. Естественно, происходит это не сразу, потому что сила привычки большая сила и в этом отношении предстоит кропотливая, систематическая и долгая работа (см. главу, посвящённую противоречиям социализма) по изживанию родимых пятен капитализма.

Основное, то есть лежащее в основании, отличие социализма от капитализма в том, что социализм — это непосредственно общественное хозяйство, а капитализм — частнособственническое. А главное отличие между ними — в цели ведения этого хозяйства. Цель капиталистического производства — получение максимально возможной прибыли на вложенный капитал. Цель социалистического производства — обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества.

Именно потому, что социализм — это единое непосредственно общественное хозяйство, то при социализме на первый план вместо затрат (себестоимости) выходит экономия труда, причём экономия труда у потребителя, потому что чем дешевле обществу в целом будет обходиться то или иное благо, чем большую экономию имеет потребитель, тем этих благ можно будет больше произвести и распределить между членами общества. Ведь из двух тракторов, которые равны по затратам в своём производстве, будет выбран тот, который больше сэкономит труда у конечного потребителя этого трактора. Вот в чём главный момент социалистического хозяйства — в планировании экономии у потребителя.

Ещё раз — подобное становится возможным благодаря тому, что социализм — это единая, то есть распространившаяся на всё общество, монополия, единое общественное хозяйство, единый общественный хозяйственный организм. Это принципиально невозможно при капитализме, даже в его империалистической стадии, и при фашизме, конечно, тоже, так как капитализм, из–за раздирающих его внутренних противоречий, не может создать живой (единый) хозяйственный организм, подчинённый единому плану и служащий всему обществу.

Итак, формула распределения (а не обмена, так как обмена при социализме уже нет), через цену производства, то есть через «издержки производства плюс средняя прибыль» для коммунизма даже в низшей фазе неприменима. Мало того, уже при социализме и сами затраты на производство того или иного продукта, в том числе его себестоимость, становятся всё менее и менее значимыми по мере развития технологий, по ходу технического прогресса и по мере того, как социализм захватывает весь земной шар. Выступает вперёд понятие трудовой потребительной стоимости, которая подсчитывается как экономия труда у потребителя выпускаемой продукции. Закон трудовой потребительной стоимости гласит, что при социализме, при прочих равных условиях выгоднее производить тот продукт, который даёт такой эффект экономии у конечного потребителя, который перекрывает и все затраты на разработку, и все затраты на производство этого продукта, и все затраты на доставку его до потребителя. Если все эти затраты меньше, чем полученная экономия у потребителя при использовании этого продукта, значит этот продукт надо производить. Поскольку речь идёт о единой монополии — то есть и производитель, и потребитель работают в едином производстве, — то сумма экономии, которую получает потребитель, находится в общем кармане с суммой затрат производителя. Стало быть, выгоду от экономии труда потребителя получает всё общество, а производители мотивированы на развитие, на дальнейший технический прогресс, потому что именно он позволяет удешевлять производство и делать при этом гораздо более эффективный продукт, который даёт ещё больший экономический эффект у потребителя. Именно этот эффект мы можем видеть в постоянном улучшении жизни всех людей при социализме, что во времена Сталина закономерно выражалось, в том числе, в снижении цен.

Закон трудовой потребительной стоимости гласит, что при социализме, при прочих равных условиях выгоднее производить тот продукт, который даёт такой эффект экономии труда у конечного потребителя, который перекрывает и все затраты на разработку, и все затраты на производство этого продукта, и все затраты на доставку его до потребителя. Если все эти затраты меньше, чем экономия у потребителя при использовании этого продукта, значит этот продукт надо производить.

Закон трудовой потребительной стоимости становится во время переходного периода от капитализма к социализму, и действует далее в построенном коммунистическом обществе, соответственно, здесь и находится область его применения. А вот превращённая форма закона стоимости — обмен по цене производства, преходит в небытие в переходном периоде от капитализма к социализму и далее уже не применим.

Итак, мы кратко рассмотрели, как по мере возникновения и развития общественного хозяйства происходит зарождение и прехождение закона стоимости, как он сменяется формулой обмена по «цене производства» и как последняя, с момента социалистической революции и начала переходного периода от капитализма к социализму, преходит, а ей на смену вместе со становлением непосредственно общественного единого хозяйства, работающего по единому плану, приходит закон трудовой потребительной стоимости.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Что есть человек?

Что такое труд?

Что такое конкретный труд?

Что такое абстрактный труд?

Что такое потребительная стоимость?

Что такое товар?

Что гласит закон стоимости?

Что гласит закон трудовой потребительной стоимости?

Глава 9. ТЕОРИЯ ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

По лекции «Трудовая теория потребительной стоимости»

А. С. Удовиченко, Красный университет, 2025.

Если «Капитал» Карла Маркса представляет собой политэкономию капитализма, то трудовая теория потребительной стоимости является политэкономией социализма, описывающей уже состоявшееся социалистическое общество. Наиболее полной, фундаментальной работой по этому вопросу является книга Василия Яковлевича Ельмеева «Социальная экономия труда». Кроме В. Я. Ельмеева, эту теорию разрабатывали также Виктор Георгиевич Долгов и Михаил Васильевич Попов. Последний, помимо всего прочего сыграл роль, как человек, который более простым, понятным языком может объяснить сложные вещи.

В. Я. Ельмеев — выдающийся деятель науки советского и российского периодов, работавший всю жизнь в Ленинградском Государственном Университете (позже переименованном в Санкт–Петербургский Государственный Университет). Он имеет отношение к основанию социологического факультета ЛГУ и сейчас его наследие на этом факультете выражается в деятельности кафедры экономической социологии. Также В. Я. Ельмеев создал в 1971 году кафедру на экономическом факультете, которая называлась «Экономика исследований и разработок». Полностью работа В. Я. Ельмеева называется «Социальная экономия труда. Общие основы политической экономии», и в ней автор имеет в виду не только социализм, но и капитализм, с учётом того, что предпосылки социализма вызревают постепенно в рамках капитализма и социализм должен его со временем сменить.

Распространена ошибка, которая состоит в том, что когда говорят об этой теории, то часто её называют теорией потребительной стоимости, пропуская в начале слово «трудовая». Это серьёзная ошибка! Действительно, вы ведь наверняка помните, что понятие потребительной стоимости появляется ещё в самом начале «Капитала», ещё в первой главе при анализе товара Маркс обнаруживает двойственность товара, различает стоимость и потребительную стоимость. Он говорит, что потребительная стоимость — это просто полезность вещи, и больше ничего. Соответственно, наука, которая изучает потребительные стоимости — это всего лишь товароведение, а никакая не политэкономия социализма. Таким образом, (1) опуская слово «трудовая», вы сводите политэкономию социализма до хоть и важного, но достаточно утилитарного товароведения.

Чем ещё так важно слово «трудовая», что оно значит в данном случае? Под трудовой здесь имеется в виду та дополнительная потребительная стоимость, то есть дополнительные полезности, которые возникают за счёт самой творческой силы труда (2). То есть труд мало того, что является необходимым условием для материального производства, он ещё за счёт организационных, технологических и иных улучшений в процессе труда способен создавать дополнительные полезности. То есть по мере того, как труд накапливается, накапливается его результат, очень часто можно получить такой эффект, что для того, чтобы получать те же самые материальные блага, нужно затрачивать намного меньше труда, чем раньше. Мы знаем, что капитал — это самовозрастающая стоимость, но оказывается, что сила труда тоже может быть в каком–то смысле самовозрастающей.

Трудовая потребительная стоимость — это та дополнительная потребительная стоимость, которая состоит в экономии труда, как у потребителей, так и у производителей, и которая возникает за счёт самой творческой силы труда.

Рассмотрим, как это происходит. По Ленину, «социализм есть не что иное, как государственно–капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (В. И. Ленин, «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»), то есть социализм — это единая монополия, которая работает в интересах развития всех и каждого. Или ещё подробнее, социализм — это такой способ общественного производства, при котором максимизируется не прибыль на отдельном предприятии, а производительность и результат труда в экономике в целом. Когда мы снижаем себестоимость, обеспечиваем решение проблем потребителей, которые ранее даже не разрешались (как, например, дисковый телефон не решал всех тех задач, которые сейчас решает обычный смартфон). Когда мы оптимизируем производство как непосредственно общественное, а значит управляемое в рамках единого плана, который создаётся на основании системы научных знаний и вовлечения творческих способностей работников «снизу». Эффект, который мы в этом случае получаем, называется не «прибыль» (это поверхностный результат капиталистического частного производства), и не «прибавочная стоимость» (сущностный, то есть глубинный источник прибыли — неоплаченное рабочее время производственных рабочих), а — экономия труда производственных рабочих и всех остальных работников, суммированная по обществу в целом.

И, чтобы поставить эту экономию труда на службу движения к полному коммунизму, важно не только экономить труд, но и направлять высвободившееся благодаря этой экономии время на свободное развитие. То есть, на дальнейшее повышение производительности труда и достижение цели развития — преодоление различий между людьми умственного и физического труда, разницы между городом и деревней.

В трудовой теории потребительной стоимости описываются три способа получения дополнительного общеэкономического эффекта, которые реализуемы именно благодаря монопольному характеру социалистического хозяйства, общественной форме собственности на средства производства.

Первый способ — это инновации, то есть разработка и внедрение в промышленность новых, более совершенных средств производства. Производится новая техника, более эффективная, более производительная, и за счёт этого единое социалистическое хозяйство (то есть, единая монополия) постепенно вытесняет устаревшую технику, вплоть до естественных размеров всего хозяйства, что даёт экономию для общества в целом: во–первых, это производит общий экономический эффект за счёт более эффективной техники; во–вторых, всё хозяйство (то есть — вся монополия) и владеет этим эффектом, поскольку монополия тоже является частью общества. То есть, при социализме нет противоречия между тем, что одни производят эффект, а другие потребляют. Ещё раз. Мы распространили новую технику на всё общество и получили общий экономический эффект. Это то, что В. Я. Ельмеев называл социальной экономией труда, то есть экономией не только у производителей, но и у потребителей, то есть экономией труда для общества в целом.

Социальная экономия труда есть экономия труда в масштабах всего общества в целом.

Важно заметить, что самое необходимое для достижения действительно общественного, то есть всеобщего, а не местного, эффекта от инноваций — это масштаб внедрения. По–максимуму, наилучшей из разработанных инноваций должна быть та, что внедрена по всему обществу. Это максимизирует социальную экономию труда от её внедрения. То есть, масштаб внедрения определяет масштаб общеэкономического (социального) эффекта. А масштаб зависит не только от единой собственности (то есть не нужно согласовывать внедрение с каждым частным собственником, а достаточно одного общего решения о переходе на новую технику, что экономит годы и десятилетия), которая является институциональным преимуществом социализма, но и от наличия работников, которые необходимы для реализации новой техники на каждом участке её применения. Их нужно подготовить, иногда их нужно готовить со школьной скамьи. И речь может идти о сотнях тысяч и миллионах работников с новой специализацией, которые нужны для полномасштабного внедрения. Такое реализуемо при долгосрочном общеэкономическом планировании, в которых кадры начинают готовить ещё на этапе разработки новой техники. Это невозможно без социализма — непосредственно общественного способа производства с единой собственностью на средства производства и системой единого планирования. Иначе говоря, нужна не только выдающаяся инновация, но и возможность её масштабировать и за счёт максимального масштаба внедрения получить максимальную социальную экономию труда, то есть экономию труда в масштабах всего общества в целом.

Второй способ получения эффекта социальной экономии труда — это, как уже можно догадаться, образовательные проекты. Раз мы, благодаря первому способу, получили экономию труда, значит у нас какие–то рабочие руки высвободились, и их нужно переобучить на новые специальности и таким образом повысить их эффективность. То есть, за счёт того, что мы сначала разработали и внедрили новую технику, а потом ещё и тот персонал, который для неё нужен, взяли и переобучили из тех людей, чей труд стал уже не нужен, мы не просто дали людям работу, мы перераспределили в более эффективном направлении их труд. А за счёт того, что мы обучили именно столько, сколько нам необходимо, мы максимизировали эффект от инноваций.

Понятно, что, если мы имеем дело с инновационными проектами, то есть теми проектами, полный цикл которых от генерации новых знаний, до уже послегарантийного обслуживания занимает 20–30 лет, мы заранее видим, что нам понадобится новая специальность, задолго до того, как появляется потребность в каких–то новых кадрах, которых ещё просто нет. А значит можно многих людей уже со школьной скамьи ориентировать на неё, показывая перспективы. И таким образом, мы максимизируем эффект от инноваций, потому что мы даём возможность максимально полно его использовать, максимально полно масштабировать этот проект. То есть у нас не будет ситуации дефицита новой техники из–за нехватки обученных кадров. Итак, образовательное планирование стратегического характера можно назвать вторым способом создания социальной экономии труда.

Благодаря тому, что труд распределён в инновационных проектах, включая их образовательную часть, включая их часть, связанную с исследованиями и разработками, включая все части и все мероприятия, которые необходимы для того, чтобы все разработки были не только сделаны, но и внедрены, причём внедрены в максимальном масштабе, а значит и у потребителей инноваций — благодаря всему перечисленному, мы получаем (3) экономию труда у потребителей. Что является третьим аргументом в защиту того, чтобы не забывать слово «трудовая» в названии теории политэкономии социализма.

Благодаря достижениям, полученным с помощью новых средств производства, с помощью образовательных проектов и с помощью расширения сферы внедрения и сферы использования нововведений образуется ещё один, третий, способ создания трудового потребительно–стоимостного эффекта (социальной экономии труда, по Ельмееву), а именно проявление и удовлетворение тех потребностей, которых не было и которые поэтому ранее не удовлетворялись! Не из–за того, что не хватало ресурсов, а потому что вообще не было даже представления о том, что эти потребности есть или могут быть. Например, у нас сейчас, у каждого из нас, есть смартфон. Ещё 20 лет назад мало кто мог себе представить, что мы будем с ним делать, кроме того, как говорить по нему с другим человеком. А сейчас смартфон стал организатором всей нашей жизни. И самое страшное, что может произойти с современным человеком, это если разобьётся его «мобильник». Но ещё 20 лет назад никто представить себе не мог, что у нас будет такая потребность, и ведь это реальная потребность, а раньше её не было, и она не удовлетворялась ни у кого, в том числе и у богатейших людей, поскольку никто не мог себе такого представить.

Рассмотренное выше происходит постоянно, поэтому экономика, в которой есть инновационные проекты, способна постоянно создавать социальную экономию труда или, что тоже самое, трудовой потребительно–стоимостной эффект.

Ещё раз для закрепления понимания: «потребительная стоимость» — это полезность любой вещи, которой мы пользуемся. И больше ничего. «Трудовая потребительная стоимость» — это тот эффект, который мы получаем от инновационного развития труда, что позволяет в социалистическом едином хозяйстве (единой монополии, обслуживающей общие интересы): сократить рабочий день, увеличить долю творческого и умственного труда, потому что, если у нас всё больше и больше физическая работа перекладывается на средства производства, в том числе на роботов, и при этом же растёт востребованность человека как человека–творца, в том числе становится возможным то, что называется преодолением различий между людьми умственного и физического труда, между городом и деревней и так далее. Это и есть трудовой потребительно–стоимостной эффект, то есть создание социальной экономии труда по обществу в целом, который возможен только в коммунистической экономике, благодаря тому что это единая монополия, работающая во благо всего общества и потребителем эффекта при этом является не только непосредственный потребитель, как при капиталистической формации, но и всё общество, а значит и производители тоже.

А это, в свою очередь, ведёт к дальнейшему прогрессу и общественному развитию:

   1 Всё общество, и каждый его член, используют экономию труда как ресурс для развития и себя, и общества в целом.

   2 Экономия труда оборачивается ростом количества свободного времени, то есть времени для творчества на благо и творца, и потребителя, и общества как целого.

   3 В сочетании с новыми потребностями это создаёт новое основание для дальнейшего витка цикла развития трудовой потребительной стоимости — инновации–обучение–новые потребности.

   4 И так далее, и так далее, и так далее к новым безграничным возможностям всех и каждого.

Резюме: если стоимостная теория считает экономию труда у предприятий–производителей, то трудовая теория потребительной стоимости — экономию труда прежде всего у потребителей новой техники, а через это у общества в целом.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

В чём и почему состоит распространённая ошибка в понимании трудовой теории потребительной стоимости?

Что такое трудовая потребительная стоимость?

Каковы три способа получения общеэкономического эффекта?

Что такое социальная экономия труда?

Что такое трудовой потребительно–стоимостной эффект?

На что делает акцент трудовая теория потребительной стоимости?

Глава 10. ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛИЗМА

Выделим особенности социализма, опираясь на уже полученное знание. Поскольку обобществление средств производства является одним из первых следствий социалистической революции, то первой особенностью социализма является обобществление средств производства. Причём если сразу после социалистической революции обобществить можно только основные производства, которые создают начальную базу для становления социалистического уклада, то по мере завершения переходного периода к социализму, все устаревшие уклады, доставшиеся в наследство от капиталистической формации, преходят и социалистический сектор экономики становится господствующим во всех отраслях хозяйства.

Здесь надо дополнительно отметить, что собственность на средства производства одна — общественная, однако она может выступать в более чем одной формах. Например, в СССР она выступала в форме государственной собственности и кооперативноколхозной, но оставалась во всех этих формах единой и неделимой общественной собственностью. Показательным примером здесь могут выступать совхозы и колхозы. Совхоз (сокращение от «советское хозяйство») — государственное сельскохозяйственное предприятие в СССР, имевшее в своём распоряжении и технику и землю, работавшее по государственному плану заготовок и сдававшее всю продукцию государству для дальнейшего распределения и использования в хозяйстве страны. Колхоз (акроним от «коллективное хозяйство») — предприятие, созданное для коллективного ведения сельского хозяйства. В СССР это была кооперативная организация крестьян (по сути — сельскохозяйственная артель), объединившихся для ведения сельского хозяйства на основе переданной им в бессрочное пользование земли, коллективного труда членов колхоза и кооперации с государственными предприятиями, например, машинно–тракторными станциями. Также как и совхозы, колхозы имели план сдачи продукции государству, а небольшими излишками могли распоряжаться по своему усмотрению. Наличие нескольких форм единой общественной собственности на средства производства есть вторая особенность социализма, непосредственно вытекающая из того факта, что социализм ещё несёт в себе отпечатки предыдущих формаций.

Единая общественная собственность требует единого управления, по этой причине Ленин писал, что «социализм есть не что иное, как государственно–капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»^[52], таким образом единство социалистического хозяйства, находящегося под единым (государственным) управлением есть третья особенность социализма.

Интересы какого класса должна отстаивать, проводить и защищать государственная машина при социализме? Рабочего класса. Таким образом диктатура буржуазии после социалистической революции сменяется революционной диктатурой пролетариата, а после построения социализма — диктатурой пролетариата, и в этом четвёртая особенность социализма.

Совершив социалистическую революцию, пролетариат не может просто захватить государственную машину и использовать её в своих классовых интересах, перед ним встаёт задача слома буржуазной государственной машины. Революция, писал Маркс, «доводит до совершенства исполнительную власть, сводит её к её самому чистому выражению, изолирует её, противопоставляет её себе как единственный объект, чтобы сконцентрировать против неё все свои силы разрушения». Такова диалектика политического развития, раскрытая Марксом. Этот вывод Ленин называл главным и основным в учении марксизма о государстве. Не усовершенствование и улучшение буржуазной государственной машины, а разрушение и уничтожение её необходимо пролетариату. «Государственная централизация, в которой нуждается современное общество, — писал Маркс, — может возникнуть лишь на развалинах военно–бюрократической правительственной машины, выкованной в борьбе с феодализмом». Однако остаётся вопрос о форме организации диктатуры пролетариата и ответ на этот вопрос был найден Лениным. Ленин показал, что выкованные революционной борьбой Советы, как форма революционной организации пролетариата является и прекрасной формой для организации государственной власти диктатуры пролетариата. Советы, как форма организации государственной власти при социализме есть пятая особенность социализма.

Социализм, как строй, вышедший из капитализма, содержит в себе отпечаток старых традиций и привычек, многие из которых зародились задолго до капитализма и не были им изжиты. Наличие этого отпечатка характеризует социализм как неполный, незрелый коммунизм. Эти старые традиции и привычки противоречат коммунистической природе социализма образуя систему из пяти основных противоречий, которые социализм должен разрешить для осуществления перехода в полный коммунизм. Эти противоречия и борьба за их полное разрешение есть шестая особенность социализма.

Кратко напомним о всех пяти противоречиях и методах их разрешения.

Мы знаем, что первое противоречие социализма — это противоречие между коммунистической природой социалистического строя и его отрицанием в себе, выступающим как отпечаток старого строя. Или другими словами — при социализме существует объективная почва для чуждых социалистическому строю проявлений, имеющих экономические корни. А значит социалистическому обществу в процессе своего развития приходится вести борьбу с чуждыми социализму тенденциями и их носителями. Их можно сгруппировать следующим образом:

(1) Негативные тенденции, связанные с борьбой отрицательного момента с коммунистическим целым, в каких бы формах эти тенденции себя ни проявляли, если эта борьба не получает должного отпора, то она будет тормозить общественное развитие. Например, если в общественном воспитании будет делаться ставка на индивидуальную воспитательную работу преподавателя с учеником, так как это было принято в буржуазной системе обучения, вместо воспитания коммунистического человека всем коллективом, как на это указывал А. С. Макаренко, то задача воспитания человека–творца не будет решена в полной мере. Макаренко неоднократно замечал, что принцип примата общественного над частным часто в воспитании только декларируется, но не исполняется, что недопустимо в воспитании коммунистического человека.

(2) Случаи, при которых сам негативный момент может быть использован в целях прогресса. Это связано с тем, что отрицательный момент коммунизма в первой фазе находится в единстве с коммунизмом, что обусловливает возможность таких ситуаций, при которых действия, непосредственно порождённые негативным моментом, в конечном итоге всё же способствуют развитию коммунизма. Выявлять и активно использовать такие возможности — одна из важнейших задач в борьбе за перерастание социализма в полный коммунизм. Здесь можно привести, с одной стороны, как негативный момент в управлении, выделение одного «лучшего» коллектива предприятия, как представителя предприятия в целом, как «витрину» предприятия, вместо акцента на подтягивании всех коллективов предприятия до передового уровня. С другой стороны, если удастся наладить передачу опыта между коллективами предприятия, взаимопомощь и взаимовыручку, чтобы и передовиков отмечать, и максимально быстро распространять их опыт по предприятию, то это будет хорошим примером использования негативного момента в пользу прогресса.

И уж само собой разумеется, что (3) борьба вовсе не требует отбрасывания всех старых форм общественного развития. Будучи отрицательным моментом сущности коммунизма, старое проявляет себя как в старых, так и в новых формах. Старые формы, всё более и более наполняясь новым содержанием, становятся по существу новыми, а старыми мы можем называть их лишь в силу исторического происхождения. Хорошим примером здесь является то, как включали сельскохозяйственные артели (названные колхозами) в единое социалистическое хозяйство.

**^*_*^*

Социалистическое общество представляет собой единый кооператив. Переход от капитализма к социализму явился переходом «к единому всенародному кооперативу». Таким образом, исходным пунктом социалистического (коммунистического) производства является всенародная кооперация — кооперация в масштабах всего общества.

Однако, хотя при этом, с одной стороны, непосредственно общественный характер социалистического производства выражается в планомерном подчинении производства общественным интересам и создаваемый непосредственно общественным трудом продукт является непосредственно общественным продуктом. Однако, с другой стороны товарность, которая есть отрицание непосредственно общественного производства в себе как момент, связанный с выхождением из товарного хозяйства, препятствует пониманию того факта, что товаров, денег, стоимости при социализме уже нет, и выражает привычку относиться к произведённому продукту как к товару, даже тогда, когда товарного хозяйства уже нет. Считать товарно–денежные отношения при социализме товарными означало бы представлять себе экономику социализма состоящей из двух укладов, в одном из которых должны были бы действовать непосредственно общественные отношения, управляемые планом, в другом — товарные, регулируемые рынком, законом стоимости. Таким образом, второе противоречие — это противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью.

Как разрешается это противоречие? Борьбой по линии усиления непосредственно общественного характера производства и ослабления товарности, а именно, в осуществлении приоритета общественных интересов во всей хозяйственной жизни. Например там, где частичные устремления, даже законные и оправданные, начинают довлеть над общими интересами, там возникает угроза единству действий, общественной целостности, например, когда отношения хозяйственной самостоятельности приобретают самодовлеющий характер, интересы всего общественного производства отодвигаются на задний план, что фактически равнозначно превращению отдельных предприятий в групповых собственников. Действительно, то, что выгодно обществу, выгодно каждому коллективу, каждому работнику и в этом основа единства интересов при социализме. Однако, в то же время не всё, что выгодно какому–либо члену общества или данному коллективу, выгодно и обществу в целом. Преодолением местничества и попыток реализации личных (и/или групповых) интересов за счёт общественных разрешается данное противоречие. Ярким историческим примером товарности являются так называемые Косыгинские реформы, когда произошёл переход от натуральных показателей эффективности советской экономики к денежным. Это облегчило возможность за счёт манипуляции с ценами на готовую продукцию получать незаслуженные премии, в ущерб снижения эффективности всего социалистического хозяйства как целого. А это постепенно привело и к снижению качества, и к снижению общей производительности труда, и выразилось в поздние 80‑е в дефиците на некоторые промышленные товары.

**

^** *

Известно, что экономические интересы — это такая характеристика положения людей в системе производственных отношений, из которой видно, что им в силу этого положения объективно выгодно. Также известно, что основной экономический закон социализма состоит в том, что производство планомерно подчиняется задаче обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества (всех и каждого), что по Ленину позволяет «переходить к уничтожению разделения труда между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют всё делать. К этому коммунизм идёт, должен идти и придёт, но только через долгий ряд лет».

Таким образом, основная задача социализма состоит в уничтожении классов, то есть в том, чтобы на основе дальнейшего развития технологического разделения труда уничтожить разделение труда между людьми. Для этого, в частности, нужно увеличить свободное время как время для свободного развития, развить инициативу и участие трудящихся в управлении, соединить в деятельности каждого управленческий и исполнительский труд. А противостоит этому третье противоречие — противоречие между бесклассовой природой коммунизма и ещё не преодолённым делением социалистического общества на классы.

Как проявляется это противоречие? Во–первых, в форме мелкобуржуазности при социализме, когда класс мелкой буржуазии, то есть класс мелких хозяйчиков, работающих на рынок, уже отошёл в прошлое, но мелкобуржуазной может считаться определённая линия экономического поведения тех членов общества, которые, хотя и не эксплуатируют чужой труд, не спекулируют и не воруют, но во главу угла ставят не общее благо всех трудящихся, а увеличение своей личной собственности. Во–вторых, оппортунизмом, то есть податливостью настроению минуты, неспособностью противостоять моде, политической близорукостью и бесхарактерностью. Оппортунизм есть принесение длительных и существенных интересов общества в жертву его минутным, преходящим, второстепенным интересам.

Как разрешается это противоречие? Непримиримой борьбой со всем, что противостоит интересам рабочего класса, то есть борьбой трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета общественных экономических интересов. Примером мелкобуржуазности и оппортунизма, которые не смогли вполне преодолеть в СССР, могут быть случаи, иллюстрирующие небрежное отношение к общественной собственности (не как к своей), а также штурмовщины в конце отчётного периода, чтобы выполнить план любыми средствами и способами, вместо того чтобы на должном уровне организовать кооперацию и дисциплину на предприятии.

**^*_*^*

Социализм есть единая монополия, поставленная на службу всему обществу. Отсюда мы получаем, что единство хозяйственного плана — основа эффективности социалистической экономики, а значит действия, нарушающие это единство, опасны и вредны, так как подрывают основание постепенного перехода социализма в полный коммунизм.

На чём основываются эти действия? Во–первых, на почве различий в интересах классов и слоёв (поскольку общественные интересы по своей классовой природе суть интересы рабочего класса, постольку попытки поставить во главу угла интересы другого класса или слоя отрицают закреплённый планом приоритет общественных интересов); во–вторых, на почве противоречий между коренными интересами каждого трудящегося, однонаправленными с общественными, и побочными, сиюминутными интересами, если они ставятся во главу угла.

Таким образом, четвёртое противоречие формулируется как противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации, составляющими отрицание планомерности как её собственный отрицательный момент.

Как разрешается указанное противоречие? Борьбой трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета общественных интересов, конкретнее за увеличение свободного времени трудящихся и улучшение условий труда всех членов общества, так как это прямо входит в содержание общественных интересов.

Свободное время — это время, использованное на свободное развитие. То есть на такое развитие, когда развитие каждого ведёт к развитию всех, а развитие всех — к развитию каждого.

Приведём примеры используемых для этого методов и приёмов: трудовое коллективистское воспитание (по Макаренко), убеждение и принуждение, директивные методы и широкое участие трудовых коллективов в формировании планов и директивных заданий, социалистическое соревнование, встречные планы, соцобязательства, повышение научной обоснованности принимаемых решений, гласность, поощрения, нормы потребления и многие другие.

**

^** *

При социализме система государственного планового централизованного управления используется рабочим классом в борьбе за планомерное осуществление приоритета интересов рабочего класса. Это, в свою очередь, ведёт к обеспечению полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества. Кроме того, это означает, что совершенствование самой системы государственного управления подчиняется задаче дальнейшего развития социализма. А отсюда вытекает кадровая задача.

Задача кадров социалистического управления, приводящих в движение систему государственного планового централизованного управления, состоит в том, чтобы осуществлять коренные интересы рабочего класса как государственные интересы, выражающие коренные интересы всех трудящихся и обеспечивающие наиболее быстрое и последовательное движение всего общества вперёд. Поскольку наиболее полно и последовательно в осуществлении коммунистических общественно–экономических преобразований заинтересован именно рабочий класс, то именно он является главным источником формирования кадров социалистического управления. Представители всех других классов и слоёв могут входить в аппарат государственного управления лишь постольку, поскольку они воспринимают интересы рабочего класса как свои и готовы самоотверженно проводить их в жизнь.

Социалистическим характером системыгосударственного планового централизованного управления определяются и задачи по воспитанию кадров управления. Классово–партийный подход к подбору и воспитанию кадров управления, высокая требовательность к их теоретической подготовке и практической деятельности, к умению и желанию активно и энергично бороться за осуществление приоритета общественных интересов во всей хозяйственной жизни, обеспечение преемственности и сменяемости кадров, диктуемое постоянным повышением требовательности к тем, кто ответствен за неуклонное проведение общественных интересов в жизнь, — именно здесь лежит ключ к устранению недостатков в управлении и к его совершенствованию. В. И. Ленин неоднократно обращал на это внимание. Он писал: «Нам нужны не новые декреты, не новые учреждения, не новые способы борьбы. Нам нужна проверка пригодности людей, проверка фактического исполнения», а этому противостоят старые привычки и традиции, доставшиеся социализму от предыдущих формаций, а именно карьеризм, бюрократизм, ведомственность и местничество. Следовательно мы получаем, что пятое противоречие — это противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, в самой этой системе.

Борьба с карьеризмом и бюрократизмом, ведомственностью и местничеством — это прежде всего задача самого аппарата управления. Но отличительная особенность рассматриваемого противоречия состоит в том, что невозможно добиться его удовлетворительного разрешения борьбой только внутри системы управления, только силами аппарата управления. Необходимо участие в управлении тех, от имени кого и в чьих интересах ведётся управление, кто в наибольшей степени заинтересован в уничтожении этих негативных явлений, то есть самых широких трудящихся масс.

Наилучшими проводниками общественных интересов являются те, кто воспринимает эти интересы как свои. Поэтому рабочие и колхозники должны не только принимать участие в формировании кадров экономического управления, выдвигая из своих рядов командиров производства, но и непосредственно участвовать во всей работе по управлению социалистическим хозяйством. Только при этом условии можно рассчитывать на полное и последовательное осуществление общественных интересов и, значит, на полное и всестороннее развитие общественной собственности и социализма.

В основе деления общества на классы лежит закон разделения труда. Уничтожение разделения труда на тех, кто только управляет, и тех, кто выполняет лишь исполнительские функции, уничтожает поэтому саму основу деления общества на классы.

Таким образом, подводя итог получаем, что всеобщей и всеобъемлющей борьбой за перерастание социализма в полный коммунизм разрешается противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, а вместе с ним и все рассмотренные выше противоречия, являющиеся различными формами выражения противоречия развития социализма как первой фазы коммунизма.

Седьмой особенностью социализма являются экономические и организационные следствия из того, что социализм есть единая экономическая монополия, обращённая на пользу всего общества (см. характерную особенность #3). А именно, социализм характеризуется: отсутствием обмена, отсутствием рынка, отсутствием товаров, отсутствием денег, отсутствием стоимости, отсутствием прибавочной стоимости, отсутствием капитала и тому подобного, и наличием вместо них единой системы кооперации, плана и распределения (в том числе и через развитие и расширение общественных фондов потребления) и соответствующих показателей.

Восьмой особенностью социализма, как следствие #3 и #7 особенностей, есть господство при социализме не стоимости, а трудовой потребительной стоимости. Трудовая потребительная стоимость — это та дополнительная потребительная стоимость, которая состоит в экономии труда, как у потребителей, так и у производителей, и которая возникает за счёт самой творческой силы труда.

Девятой особенностью, вытекающей из практического применения и развития особенности #5 (Советская власть), является необходимость чёткого соблюдения принципа демократического централизма, диалектически сочетающего в себе и поощрение инициативы и ответственности «снизу», и единство и продуманность действий «сверху»; вовлечение масс в управление страной и уменьшение бюрократизма, что постепенно приводит, по мере продвижения к полному коммунизму, к отмиранию государства, как аппарата насилия.

И, наконец, десятой особенностью социализма является не просто завершение становления свободного времени как метрики развития всех и каждого, но и ориентация на максимально возможное расширение границ доступного каждому члену общества свободного времени.

Действительно, социальная экономия труда, то есть экономия труда и у потребителя, и у производителя, и у общества в целом, по мере технического прогресса и развития производительных сил общества даёт основание сначала для устойчивого существования свободного времени, а потом и его расширения.

При этом, как видно из приведённой временной диаграммы, противостоит свободному времени не рабочее и не восстановительное время, то есть время необходимое для полноценного восстановления и воспроизводства рабочей силы, а праздное время, то есть бесцельно потраченное время, без развития и без необходимости для полноценного восстановления и воспроизводства человека труда.

Это позволяет сделать однозначный вывод, что с одной стороны, при социализме уничтожается именно праздное время, а взамен него появляется, существует и развивается свободное время, то есть время для свободного развития всех и каждого, и на пользу всем и каждому. А с другой стороны, так как основой развития человека общественного есть развитие труда, то наиболее полноценным, то есть свободным, будет такое время развития, в течение которого человек будет развиваться, как человек трудящийся и трудящийся согласно трудовой потребительной стоимости, то есть создающий социальную экономию труда. А это приводит нас к тому, что основными средствами развития человека коммунистического являются коллектив и коллективный труд на благо всех и каждого, то есть развитие и воспитание по системе А. С. Макаренко!

Основными средствами развития человека коммунистического являются коллектив (контактное единство) и коллективный труд на благо всех и каждого, то есть развитие и воспитание по системе А. С. Макаренко, как наиболее полной воспитательной системе с приматом общего над частным.

Именно так социализм постепенно уничтожает социальное неравенство между городом и деревней, мужчинами и женщинами, людьми умственного и физического труда, то есть уничтожает классы («Социализм есть уничтожение классов» В. И. Ленин, работа «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата»).

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Перечислите особенности социализма.

Почему свободному времени противостоит праздное время, а не рабочее?

Глава 11. СОЦИАЛИЗМ В ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ СТРАНЕ

С использованием материала работ Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина по рассматриваемой теме.

«19‑й вопрос: может ли [социалистическая] революция произойти в одной какой–нибудь стране? Ответ: Нет. Крупная промышленность уже тем, что она создала мировой рынок, так связала между собой все народы земного шара, в особенности цивилизованные народы, что каждый из них зависит от того, что происходит у другого. Затем крупная промышленность так уравняла общественное развитие во всех цивилизованных странах, что всюду буржуазия и пролетариат стали двумя решающими классами общества и борьба между ними — главной борьбой нашего времени. Поэтому коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдёт одновременно во всех цивилизованных странах, то есть, по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии. В каждой из этих стран она будет развиваться быстрее или медленнее, в зависимости от того, в какой из этих стран более развита промышленность, больше накоплено богатств и имеется более значительное количество производительных сил. Поэтому она осуществится медленнее и труднее всего в Германии, быстрее и легче всего в Англии. Она окажет также значительное влияние на остальные страны мира и совершенно изменит, и чрезвычайно ускорит их прежний ход развития. Она есть всемирная революция и будет поэтому иметь всемирную арену»^[53].

Как можно заметить, и К. Маркс, и Ф. Энгельс полагали, что социалистическая революция должна произойти сначала в более развитых капиталистических странах. Заслуга В. И. Ленина в том, что именно он разработал и теорию империалистической стадии капитализма, и открыл закон неравномерности развития стран при капитализме, и как следствие, возможность совершения социалистической революции не просто в достаточно развитых капиталистических странах, так как организованный и революционный пролетариат является необходимым для этого условием, но в странах, которые при этом, в соответствии с законом неравномерности развития, являются слабым звеном в капиталистической цепочке. Как известно, история блестяще подтвердила ленинскую теорию пролетарской революции и поставила В. И. Ленина в один ряд с основоположниками марксизма.

Однако, «свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране — ещё не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество. Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, то есть значит ли это, что он может силами лишь одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от интервенции, а значит, и от реставрации? Нет, не значит. Для этого необходима победа революции по крайней мере в нескольких странах. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах» ^[54].

По этому вопросу полезно также знать ответ И. В. Сталина товарищу Иванову Ивану Филипповичу на его вопрос, опубликованный в газете «Правда» 14 февраля 1938 года.

«Несомненно, что вопрос о победе социализма в одной стране — в данном случае в нашей стране — имеет две различные стороны.

Первая сторона вопроса о победе социализма в нашей стране обнимает проблему взаимоотношений классов внутри нашей страны. Это — область внутренних отношений. Может ли рабочий класс нашей страны преодолеть противоречия с нашим крестьянством и наладить с ним союз, сотрудничество? Может ли рабочий класс нашей страны в союзе с крестьянством разбить буржуазию нашей страны, отобрать у неё землю, заводы, шахты и тому подобное и построить своими силами новое, бесклассовое общество, полное социалистическое общество? Таковы проблемы, связанные с первой стороной вопроса о победе социализма в нашей стране.

Ленинизм отвечает на эти проблемы положительно. Ленин учит, что «мы имеем всё необходимое для построения полного социалистического общества». Стало быть, мы можем и должны собственными силами одолеть свою буржуазию и построить социалистическое общество. Троцкий, Зиновьев, Каменев и прочие господа, ставшие потом шпионами и агентами фашизма, отрицали возможность построения социализма в нашей стране без предварительной победы социалистической революции в других странах, в капиталистических странах. Эти господа по сути дела хотели повернуть нашу страну назад, на путь буржуазного развития, прикрывая своё отступничество фальшивыми ссылками на «победу революции» в других странах. Об этом именно и шёл спор у нашей партии с этими господами. Дальнейший ход развития нашей страны показал, что партия была права, а Троцкий и компания были не правы. Ибо за это время мы успели уже ликвидировать свою буржуазию, наладить братское сотрудничество со своим крестьянством и построить в основном социалистическое общество, несмотря на отсутствие победы социалистической революции в других странах. Так обстоит дело с первой стороной вопроса о победе социализма в нашей стране».

И далее, «вторая сторона вопроса о победе социализма в нашей стране обнимает проблему взаимоотношений нашей страны с другими странами, с капиталистическими странами, проблему взаимоотношений рабочего класса нашей страны с буржуазией других стран. Это — область внешних, международных отношений. Может ли победивший социализм одной страны, имеющий в окружении множество сильных капиталистических стран, считать себя вполне гарантированным от опасности военного вторжения (интервенции) и, стало быть, от попыток восстановления капитализма в нашей стране? Могут ли наш рабочий класс и наше крестьянство собственными силами, без серьёзной помощи рабочего класса капиталистических стран, одолеть буржуазию других стран так же, как они одолели свою буржуазию? Иначе говоря: можно ли считать победу социализма в нашей стране окончательной, то есть свободной от опасности военного нападения и попыток восстановления капитализма при условии, что победа социализма имеется только в одной стране, а капиталистическое окружение продолжает существовать? Таковы проблемы, связанные со второй стороной вопроса о победе социализма в нашей стране.

Ленинизм отвечает на эти проблемы отрицательно. Ленинизм учит, что «окончательная победа социализма в смысле полной гарантии от реставрации буржуазных отношений возможна только в международном масштабе» (см. известную резолюцию XIV конференции ВКП). Это значит, что серьёзная помощь международного пролетариата является той силой, без которой не может быть решена задача окончательной победы социализма в одной стране. Это, конечно, не значит, что мы сами должны сидеть сложа руки, в ожидании помощи извне. Наоборот, помощь со стороны международного пролетариата должна быть соединена с нашей работой по усилению обороны нашей страны, по усилению Красной Армии и Красного Флота, по мобилизации всей страны на борьбу с военным нападением и попытками реставрации буржуазных отношений.

Вот что говорит на этот счёт Ленин: «Мы окружены людьми, классами, правительствами, которые открыто выражают ненависть к нам. Надо помнить, что от всякого нашествия мы всегда на волоске» (из выступления В. И. Ленина в декабре 1921 года на IX Всероссийском съезде Советов). Сказано остро и крепко, но честно и правдиво, без прикрас, как умел говорить Ленин.

На основе этих предпосылок в «Вопросах ленинизма» Сталина было сказано: «Окончательная победа социализма есть полная гарантия от попыток интервенции, а значит и реставрации, ибо сколько–нибудь серьёзная попытка реставрации может иметь место лишь при серьёзной поддержке извне, лишь при поддержке международного капитала. Поэтому поддержка нашей революции со стороны рабочих всех стран, а тем более победа этих рабочих хотя бы в нескольких странах является необходимым условием полной гарантии первой победившей страны от попыток интервенции и реставрации, необходимым условием окончательной победы социализма» ^[55].

И далее, «в самом деле было бы смешно и глупо закрывать глаза на факт капиталистического окружения и думать, что наши внешние враги, например, фашисты не попытаются при случае произвести на СССР вооружённое нападение. Так могут думать только слепые бахвалы или скрытые враги, желающие усыпить народ. Не менее смешно было бы отрицать, что в случае малейшего успеха военной интервенции интервенты попытаются разрушить в занятых ими районах советский строй и восстановить буржуазный строй. Разве Деникин или Колчак не восстанавливали в занятых ими районах буржуазный строй? Чем фашисты лучше Деникина или Колчака? Отрицать опасность военной интервенции и попыток реставрации при существовании капиталистического окружения могут только головотяпы или скрытые враги, желающие прикрыть бахвальством свою враждебность и старающиеся демобилизовать народ. Но можно ли считать победу социализма в одной стране окончательной, если эта страна имеет вокруг себя капиталистическое окружение и, если она не гарантирована полностью от опасности интервенции и реставрации? Ясно, что нельзя. Так обстоит дело с вопросом о победе социализма в одной стране».

И далее, «но из этого следует, что вторая проблема пока не разрешена и её придётся ещё разрешить. Более того: вторую проблему невозможно разрешить в том же порядке, в каком разрешили первую проблему, то есть путём лишь собственных усилий нашей страны. Вторую проблему можно разрешить лишь в порядке соединения серьёзных усилий международного пролетариата с ещё более серьёзными усилиями всего нашего советского народа. Нужно усилить и укрепить интернациональные пролетарские связи рабочего класса СССР с рабочим классом буржуазных стран; нужно организовать политическую помощь рабочего класса буржуазных стран рабочему классу нашей страны на случай военного нападения на нашу страну, равно как организовать всяческую помощь рабочего класса нашей страны рабочему классу буржуазных стран; нужно всемерно усилить и укрепить нашу Красную Армию, Красный Флот, Красную Авиацию, Осоавиахим. Нужно весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности перед лицом опасности военного нападения, чтобы никакая случайность и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох…».

ВОПРОСЫ САМОПРОВЕРКИ

Возможна ли победа социализма в отдельно взятой стране? Будет ли эта победа окончательной?

Что делать, чтобы победа была окончательной?

Глава 12. БОРЬБА ДВУХ СИСТЕМ

1917 год открыл новую эпоху в истории человечества — эпоху перехода всего человечества от капитализма к коммунизму, эпоху диктатуры пролетариата. Однако, как показывает история, переходы от одной формации к другой никогда не происходили быстро, кроме того, часто переход происходил в несколько попыток, когда наблюдалась длительная борьба нового строя со старым, пока новое не победит окончательно. Всё сказанное можно и нужно применить и к начавшемуся в 1917 году переходу человечества в коммунистическую формацию.

Это означает, что пока мир остаётся разделённым на две борющиеся системы — капитализм и коммунизм — возможны различные формы проявления этой борьбы: от конкуренции с кооперацией, до открытых войн и конфликтов. В этой главе рассмотрим то, что происходило и происходит в борьбе этих двух противоположных систем.

Начало борьбы двух систем было положено почти сразу после Великой Октябрьской революции — началась интервенция стран Антанты в Советскую Россию. Хотя после Октябрьской революции 1917 года выход России из войны не срывал победы Антанты над германским блоком, ибо Россия выполнила полностью союзнические обязательства, в отличие от Англии и Франции, не раз срывавших свои обещания помощи. Россия дала возможность Англии и Франции мобилизовать все свои ресурсы. Борьба русской армии позволила США развернуть свою производственную мощь, создать армию и заменить вышедшую из войны Россию — США официально объявили войну Германии в апреле 1917 года. Несмотря на это на территорию бывшей Российской империи вступили войска сразу четырнадцати (!) иностранных государств.

Главная причина вмешательства иностранных империалистов заключалась в том, что они (1) боялись распространения революции в Европе и (2) не хотели допустить создания социалистического государства в России. Кроме того, (3) вложив в крупные предприятия России большие капиталы, они не могли примириться с их утратой.

Однако с октября 1918 г. международное положение стало меняться. Ведущие государства Четверного союза охватил революционный кризис: в Австро–Венгрии и Германии произошли революции. В обеих странах пали монархии, кроме того, Австро- Венгрия распалась на несколько национальных государств. 11 ноября 1918 г., несколько позже, чем остальные участники Четверного союза, капитулировала Германия, что означало окончание Первой мировой войны.

Интервенция не могла сыграть решающую роль для достижения победы над большевиками, поэтому, победив Германию, Антанта приняла решение разгромить Советскую Россию главным образом вооружая, организуя и помогая белому движению. А в октябре 1919 г. была объявлена экономическая блокада Советской России.

Коминтерн, III интернационал, организованный Лениным в 1919 году, в котором участвовали пролетарии из более чем 21 страны мира, военный коммунизм и Красная армия помогли большевикам изгнать интервентов, победить в гражданской войне, справиться с голодом и начать индустриализацию.

Время первых пятилеток, плана ГОЭЛРО и интенсивной индустриализации дают нам примеры вынужденной кооперации первого в мире социалистического государства и ведущих капиталистических держав. Несмотря на то, что западные страны, единственный в то время источник прогрессивных индустриальных технологий, занимали непримиримо враждебную к СССР позицию (с США вообще не было официальных дипломатических отношений), именно они сыграли решающую роль в успехе индустриализации. Этому способствовал экономический кризис в развитых странах, который заставил сначала немецкий, а потом и американский крупный бизнес пойти на негласное сотрудничество с коммунистическим государством. В 1920‑х годах СССР использовал послевоенную слабость Германии, а в 1930‑х — Великую депрессию в США.

После поражения в Первой мировой и кабального мира Германии было запрещено иметь крупную армию и военную промышленность, однако немцы пошли в обход этих обязательств, вступив в секретный договор с СССР и начав строить индустриальные объекты в нашей стране. При этом они размещали на новых советских заводах свои заказы, забирая часть промышленной продукции себе. После прихода нацистов к власти эти проекты были свёрнуты, но заводы остались Советскому Союзу.

Основной же вклад со стороны капиталистических стран в индустриализацию СССР внесли американские специалисты. Великая депрессия в США оставила без работы и надежд на будущее многих. В том числе и Альберта Кана — разработчика и строителя фордовских заводов. Его фирма охотно пошла на сотрудничество с Советским Союзом, а за ней потянулись и другие. Американские специалисты спроектировали, помогли построить, оснастить оборудованием и запустить такие промышленные гиганты, как Сталинградский, Челябинский и Харьковский тракторные заводы; Горьковский автозавод и АЗЛК, Уралмаш, Магнитогорский и Краматорский металлургические комбинаты, ДнепроГЭС… — всего свыше пятисот заводов и других индустриальных объектов.

Часто Ленину приписывают фразу, что «капиталисты сами продадут пролетариату верёвку, на которой он их и повесит». В нашем случае не важно, говорил это Ленин или нет, главное в том, что капиталисты всего мира и их правительства в погоне за завоеванием советского рынка открыли СССР кредиты, которые помогли нам в индустриализации. Конечно, сделали они это не из любви к коммунизму, и даже не только из любви к деньгам, но ещё и потому, что это помогло им самим выжить и справиться с депрессией (в США), возродить промышленность (в Германии). По примерным оценкам, модернизация промышленности обошлась Советскому Союзу в $2,5 млрд. (или $250 млрд. в нынешней валюте). Основным источником валюты для СССР был экспорт зёрна. По этой причине до завершения индустриализации и последующей коллективизации население страны жило впроголодь, но это была осознанная жертва, которая дала свои плоды. Хотя сотрудничество с иностранными компаниями было свёрнуто в 1933 году, однако к этому времени уже была подготовлена целая армия советских квалифицированных кадров, которые освоили новые технологии и могли заниматься их дальнейшим развитием. Поэтому цель Сталина была достигнута — СССР становился индустриально развитой страной. Мы поняли, что далее сможем уже сами пробежать сто лет за десять.

Вторым примером вынужденной кооперации двух непримиримых врагов — социализма и империализма — была антифашистская коалиция СССР, США и Великобритании. Опять же, империалисты пошли на сотрудничество с СССР не из филантропии или прибыли, хотя за помощь СССР рассчитался золотом. Фашизм и нацизм — это тупиковые ветви капитализма, которых опасаются сами империалисты. Правящие круги и США, и Великобритании поняли, что взращённый ими фашизм опасен и им самим тоже, однако это не помешало им максимально долго откладывать открытие второго фронта, чтобы тем самым максимально ослабить СССР, но в 1944 году второй фронт, всё–таки, был открыт, и это помогло СССР, сохранило многие жизни наших граждан.

Таким образом, о кооперации социализма и капитализма можно говорить достаточно условно, и такая кооперация происходит только в ситуациях, критических для выживания капитализма. Более привычной является ситуация, которую принято называть конкуренцией двух систем.

Эта конкуренция приобрела наиболее острую форму после победы СССР в Великой Отечественной войне. С одной стороны США, понёсшие в войне минимальные потери, но получившие возможность для осуществления своего мирового господства, с другой стороны СССР, потерявший около трети своего довоенного достояния: 1 710 городов, 70 тысяч сёл и деревень разрушено; 27,5 млн. погибших; миллионы раненых, покалеченных и нетрудоспособных; около 30 тысяч предприятий разрушено; 3,5 м2 жилья на человека — послевоенная норма и лежащая в руинах наиболее промышленно–развитая часть страны. Кроме того, с 1946 года начинается холодная война, что точнее отражает суть этой конкуренции.

Однако, к 1950 году (!!!) промышленность СССР в целом была восстановлена. Повысился и уровень жизни, отражением этого стала ликвидация карточной системы и регулярное снижение цен — каждую весну 1947–1950 годов объявлялось о снижении цен. А создание атомной, и потом и водородной бомбы, и запуск спутника и первого космонавта явили миру рождение первой социалистической сверхдержавы. Всем стало ясно, что коммунизм побеждает капитализм не только идеологически, но и экономически.

Однако, к 1953 году Сталину стало очевидно, что ясной и понятной теории научного социализма, которая бы последовательно развивала работы Маркса, Энгельса, Ленина ещё не создано. Состояние тогдашних дел в теории социализма отражает дискуссия, которая шла в 1951–1952 годы по поводу проекта нового учебника политической экономии. Дискуссия показывала, что верного понимания того, куда далее надо двигаться, нет (по этому вопросу также рекомендуем ознакомиться с приложением № 4 данного учебного пособия). Сталин это прекрасно понимал и в самом начале марта 1953 года позвонил члену вновь избранного Президиума ЦК Д. И. Чеснокову: «…вы должны в ближайшее время заняться вопросами дальнейшего развития теории. Мы можем что–то напутать в хозяйстве, но так или иначе мы выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим всё дело. Без теории нам смерть». Это были последние известные нам прижизненные слова Сталина…

К сожалению, проработанная и научно обоснованная теория развития социализма в полный коммунизм вполне сложилась только к последним годам существования СССР, когда негативные тенденции от ошибок и предательства, совершённых руководством страны после смерти Сталина, набрали силу, которую деморализованное и разобщённое общество не смогло преодолеть и в 90‑х СССР перестал существовать.

А тогда, после смерти Сталина возникли не только ревизионистские теории «рыночного» социализма, отказа от диктатуры пролетариата, но и теории «конвергенции двух систем». Последовавшие в полном соответствии им косыгинские реформы, разорение системы МТС (машинно–тракторных станций) и, как следствие, колхозов, деградация плановой системы в административно–командную, усиление товарно–денежных отношений постепенно добили социалистическую экономику. А в деле идеологии головы людям замусорили либерализмом и якобы возможным мирным, конвергентным, сосуществованием капитализма и социализма. Борьба за коммунизм прекратилась и постепенно возобладали моменты реставрации капитализма, к которому мы и пришли в 90‑е годы XX века.

Возможно, самым ярким примером замусоренности умов явился академик А. Д. Сахаров, который не был автором теории конвергенции, но был одним из самых известных её сторонников и пропагандистов. Мы дадим основные положения этой «теории» по его эссе 1989 года «Конвергенция, мирное сосуществование» (источник: sakharov–archive.ru):

«Я убеждён, что единственным путём кардинального и окончательного устранения термоядерной и экологической гибели человечества, решения других глобальных проблем является глубокое встречное сближение мировых систем капитализма и социализма, охватывающее экономические, политические и идеологические отношения, то есть, в моём понимании, конвергенция. Именно разделение мира придало глобальным проблемам такую трагическую остроту, поэтому только устранение этого разделения может их разрешить…».

«Конвергенция тесно связана с экономическим, культурным, политическим и идеологическим плюрализмом. Если мы признаем, что такой плюрализм возможен и необходим, то мы тем самым признаем возможность и необходимость конвергенции»… «в более отдалённой перспективе — концепции общемирового правительства…».

«В тех странах, которые мы называем капиталистическими или западными, во всяком случае во многих из них, наряду с частным сектором возник сектор государственной экономики. Ещё более существенно развитие различных форм участия трудящихся в управлении и прибылях. Чрезвычайно важно создание во всех странах Запада институтов социальной защиты населения. Вероятно, мы можем сказать, что эти институты — социалистические по своей природе, но они превосходят по своей эффективности всё то, что мы реально имеем в странах, называющих себя социалистическими. Я рассматриваю все эти изменения как капиталистическую часть общемирового процесса конвергенции…».

«В социалистических странах трагический путь сталинизма (и различных его вариантов) повсеместно привёл к анти- плюралистическому обществу. Однако эта система оказалась неэффективной перед лицом задач интенсивного развития в условиях научно–технической революции, чрезвычайно бюрократизированной, социально ущербной и коррумпированной, губительной в экологическом смысле и расточительной в отношении человеческих и природных ресурсов…». «Сейчас почти во всех социалистических странах начался процесс изменений, получивший в СССР название перестройки…». «Я рассматриваю перестройку как часть общемирового процесса конвергенции, жизненно необходимую для социалистических стран и для всего мира…».

«Кратко резюмируя, конвергенция — реально происходящий исторический процесс сближения капиталистической и социалистической мировых систем, осуществляющийся в результате встречных плюралистических изменений в экономической, политической, социальной и идеологической сферах. Конвергенция является необходимым условием решения глобальных проблем мира, экологии, социальной и геополитической справедливости».

Как видно из приведённого текста, академик Сахаров высказывает своё мнение, не приводя научных аргументов в защиту своей точки зрения. Кроме того, видно, что известный физик страдал тем, что Ленин назвал профессиональным идиотизмом, а именно, его суждения о путях развития общества подходят к разговорам на кухне, но не размышлениям академика. Для живущих в XXI веке очевидны и ложь, и заблуждения выдающегося физика. Нам только остаётся отметить, почему же невозможна конвергенция коммунизма и капитализма? Тому есть несколько причин:

   1. Коммунизм — это формация, которая развивается из капиталистической формации. В каком–то смысле капитализм — мать коммунизма, а коммунизм — дитя капитализма.

   2. Поскольку коммунизм, с одной стороны, несёт в себе то полезное, что было выработано до него всеми предыдущими формациями, то такая своеобразная «конвергенция» уже в нём заложена.

   3. С другой стороны, поскольку коммунизм — это не модификация, не реформа капитализма, а новый строй, имеющий свои характерные особенности, отличающие его от капитализма, то коммунизм есть строй отрицающий капитализм: диктатурой пролетариата, общественной собственностью на средства производства, плановым хозяйством, отсутствием товаров, отсутствием денег, отсутствием стихийности рынка, развитием всех и каждого, равенством, приматом общественного над частным и так далее.

Можно высказать предположение о причинах, по которым академик Сахаров воспринял «теорию» конвергенции как научную и пропагандировал её:

— Понятна озабоченность известного физика возможностью атомной войны, но к 1989 году, когда уже давно произошли атомные бомбардировки и Хиросимы, и Нагасаки, полагать атомное оружие угрозой миру, а не гарантом мира — это попросту пренебрегать фактами и историей.

— Понятно также и то влияние, которое оказывало на физика его окружение, в частности Елена Боннэр — советский и российский общественный деятель, правозащитник, диссидентка, публицист, вторая жена академика Сахарова. Ветеран Великой Отечественной войны. Последние годы жизни провела в США.

— Наконец, выскажем предположение, что попытаться примирить антагонистические противоположности известному физику помогло… незнание диалектической логики, механистическое восприятие мира, ведущее к попытке сконструировать нежизнеспособную химеру, применить бытовое мещанское мировоззрение к решению сложных мировых проблем.

Таким образом, сама история образования и разрушения первого в мире социалистического государства наглядно показывает, что закономерной между социализмом и капитализмом является борьба (в разных формах), а не кооперация. Редкие частные случаи вынужденной кооперации служат только подтверждением этому факту. Нам, живущим в XXI веке, полезно помнить и верно понимать, какие ошибки были совершены в этой борьбе и привели к реставрации капитализма в СССР.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Какие ещё примеры вынужденной кооперации двух систем вы можете привести?

Как вы можете опровергнуть утверждения академика А. Д. Сахарова?

Глава 13. ОШИБКИ И УРОКИ, ИЗВЛЕКАЕМЫЕ ИЗ ОПЫТА СССР

В самом начале марта 1953 года Сталин в телефонном разговоре с членом вновь избранного президиума ЦК Д. И. Чесноковым произнёс: «…Вы должны в ближайшее время заняться вопросами дальнейшего развития теории. Мы можем что–то напутать в хозяйстве, но так или иначе мы выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим всё дело. Без теории нам смерть…».

К сожалению, необходимое развитие теория научного социализма и политэкономия социализма получили только к середине 90‑х годов XX века. Этому способствовали и предательство высшего руководства партии, и тот факт, что в Великую Отечественную войну и партия, и комсомол, и советский народ потеряли миллионы лучших людей, и колоссальное перенапряжение, накопившееся в людях за годы войны и тяжелейшего периода послевоенного восстановления хозяйства. Однако не только это привело к реставрации капитализма в СССР, были ещё и ошибки, совершённые в силу того, что СССР был первым в истории человечества социалистическим государством, а первопроходцы часто совершают и фатальные ошибки, так как ещё не обладают вполне развитой и проверенной теорией. Систематизации этих ошибок посвящена данная глава.

Можно ли назвать тот факт, что теория была вполне завершена только в поздние 80‑е — ранние 90‑е ошибкой или нет? И да, и нет. Да, поскольку уже Сталину было понятно, что необходимо далее развивать теорию, так как социализм уже был построен, а теорию перехода социализма в полный коммунизм Ленин, Маркс и Энгельс наметили только в общих чертах, в то время как практика требовала конкретных рекомендаций, форм и решений, по которым на тот момент не было чёткого и однозначного понимания. Нет, поскольку и довоенные годы, и война, и послевоенный период требовали такого колоссального напряжения сил всех и каждого, что требование ещё и проработанной теории означало бы элементарное непонимание исторического процесса и пренебрежение условиями, в которых происходила борьба за социализм. Наконец, сами совершённые ошибки и последовавший позднее их анализ позволили и доработать, и проверить и подтвердить теорию социализма — теорию трудовой потребительной стоимости.

Итак, рассмотрим совершённые ошибки с позиции уже имеющейся сегодня достаточно полной теории социализма, причём систематизировать их будем в соответствии с особенностями социализма, перечисленными несколькими главами ранее.

При социализме есть только общественная собственность на средства производства, она едина и неделима. Однако, и сегодня можно встретить ошибочное понимание общественной собственности не как единой и неделимой, и принадлежащей всему обществу, но или как сложенной из частных собственностей всех граждан, или понимание коллективной частной собственности, как общественной. В первом случае пытаются сделать каждого гражданина не сособственником единой общественной собственности, а собственником своего маленького «кусочка», что ведёт к появлению обмена, ведь именно собственник распоряжается своей собственностью, а это ведёт к становлению рынка, а за ним и капитализма, и далее к укрупнению одних собственников и разорению других. Ярким примером того, как расчленение общественной собственности было использовано для развала социализма в СССР является ваучеризация по Чубайсу. Во втором случае деление производится не по гражданам, а по рабочим коллективам, что тоже превращает их в коллективных частных собственников, и далее по той же схеме — обмен, рынок, капитализм, бедные и богатые. Здесь примерами служат случаи, когда коллективные частные предприятия называются народными и выдаются за социалистические — ЗАО «Совхоз имени Ленина» Павла Грудинина, сельскохозяйственный производственный кооператив «Звениговский» Ивана Казанкова, колхоз «Терновский» в Ставропольском крае Ивана Богачёва. При капитализме такие предприятия норма, при социализме — шаг назад, в капитализм.

Единая общественная собственность в СССР при социализме выступала в двух формах — государственной и кооперативноколхозной, что давало некоторым горе–экономистам возможность объявить эти две формы одной собственности, двумя независимыми друг от друга общественными собственностями. Очевидно, что это своеобразное повторение предыдущей ошибки с теми же следствиями, но здесь есть и «новое», в том смысле, что утверждающие это не понимают верно социалистическое хозяйство как единое целое, как «единую монополию», как единый живой организм, и пытаются получить целое (живое) механически соединяя части, забывая, что «части лишь у трупа» (Ф. Энгельс).

Социализм есть единое хозяйство, единый хозяйственный организм, под единым управлением, своего рода монополия, — без конкуренции, без рынка, без обмена, но с развитой кооперацией, с единым управлением и планированием, единой системой распределения. Типичными ошибками в понимании этого единства являются, например, попытки добавить элементы рынка в систему планирования или систему управления. Самыми известными примерами ошибок являются так называемые косыгинские реформы: введение стоимостных показателей при оценивании эффективности деятельности предприятий вместо натуральных, попытки ограниченного совмещения рынка и плана при социализме, введение хозрасчёта.

Без революционной диктатуры пролетариата, а при построенном социализме — без диктатуры рабочего класса, социализм немыслим. Однако в СССР в 1961 году на XXII съезде КПСС в программе партии тезис о диктатуре пролетариата был заменён на руководящую и направляющую роль партии, то есть диктатура рабочего класса была подменена диктатурой партии. К чему это привело, всем известно — партия, переставшая очищать свои ряды от карьеристов, оппортунистов, меньшевиков, мещанствующих неучей сгнила и вывела страну к капитализму, к диктатуре буржуазии. Что позволило партийной верхушке во главе с Хрущёвым совершить это? Отказ по факту от принципа демократического централизма при принятии решений, отказ от партмаксимума и других мер, способствующих очищению партии. Среди мер очищения, которые были открыты товарищами из других стран, имеет смысл обратить внимание на должность неосвобождённого секретаря (в КНДР), когда каждый секретарь каждой партийной организации ежегодно возвращается на своё первоначальное место работы и месяц в году занят простым производительным трудом. Это позволяет и поддерживать постоянный контакт с товарищами, и знать их нужды и быт, и не отрываться от коллектива — помнить откуда и кто ты есть на самом деле.

Советы, как форма государственной власти при социализме была найдена Лениным и выведена из опыта революционной борьбы российского пролетариата. Наиболее распространённой ошибкой является понимание Советов всего лишь одной из форм демократии, которая уже развита при капитализме, и элементы которой есть уже и при феодализме, и даже при рабовладении. Действительно, ведь ключевыми моментами, характеризующими и отличающую именно Советы, как форму организации власти при социализме, являются: (1) выборы по производственным коллективам, ане по территориальным округам, (2) право отзыва своего избранника в любое время, не дожидаясь окончания срока, на который он был избран, (3) два уровня власти — городские/областные советы и исполнительный комитет, избираемый съездом советов, (4) съезд Советов и (5) отсутствие деления на три независимые «ветви» власти. Ещё одной ошибкой, сыгравшей негативную роль в истории СССР был так называемый Верховный Совет — искусственно созданный орган, не являющийся органическим моментом советской власти, который по сути создал касту неприкасаемых, что привело к отрыву управленческой верхушки от рабочего класса и позволило провести контрреволюцию, закончившуюся возвратом в капитализм. Также необходимо отметить, что и перечисленные выше пять требований к организации советской власти в СССР тоже не вполне соблюдались уже с 1936 года, когда стал затруднён отзыв депутата благодаря голосованию по партийным спискам и возможности выборов не только по производственным коллективам, но и по территориальным округам. Это затруднило очищение советов от мелкобуржуазных и антикоммунистических элементов, практически отрезало рабочий класс от управления страной и постепенно привело к диктатуре партии, которая тоже постепенно утратила живую связь с рабочим классом, обуржуазилась и постепенно превратилась в проводника буржуазных идей. По этой причине, когда Хрущёв выступил со своим антисталинским докладом на XX съезде в 1956 году, никто не смог организовать достойное сопротивление прогнившему Политбюро, около 7 миллионов коммунистов не смогли противостоять обуржуазившейся верхушке, а рабочий класс безмолвствовал.

Социализм есть неразвитый, незрелый коммунизм, который несёт в себе отпечатки строя, из которого он вышел. Эти отпечатки противоречат коммунизму и должны постепенно изживаться социализмом. Процесс избавления от отпечатков и есть процесс постепенного перехода социализма в полный коммунизм. При этом возможны три основных вида отпечатков:

1. Отпечатки, которые являются безусловными антагонистами коммунистическому обществу и которые преодолеваются борьбой. Например, желание жить за счёт других людей, привычка, известная как «своя рубаха ближе к телу», карьеризм и тому подобные.

2. Негативные отпечатки, но такие, которые можно использовать для прогресса, которые несут в себе элементы, развивая которые мы помогаем общественному прогрессу. Такие отпечатки необходимо выявлять и учиться использовать их в целях общественного развития. Например, желание быть первым в своём деле с одной стороны, позволяет обществу больше получить от человека, и это положительный момент, но если всё заканчивается простым получением дополнительной денежной премии и/или «висением на доске почёта» и это становится самоцелью для человека, если он не чувствует потребности делиться своим опытом (как он этого достиг) с товарищами, чтобы они тоже могли повысить свою производительность, то это отрицательный момент, действующий против общественного развития, так как развивает мелкобуржуазные стремления и восприятие жизни и этим размывает коммунистическое общество.

3. Бывшие негативные традиции и привычки, но уже с новым содержанием, то есть соответствующие социализму, и потому ставшими новыми по своей сути, такие отпечатки нужно использовать. Например, старая и вредная по своей сути традиция индивидуализма, но понимаемая по–новому, как самостоятельность, которой нужно научиться прежде всего, в самом начале обучения, именно для того, чтобы потом было больше пользы всем при работе в коллективе, чтобы не быть слабым звеном, ослабляющим коллектив, а вносить свою посильную лепту в общее дело.

Итак, первое основное противоречие, которое необходимо изжить, есть противоречие между коммунистической природой социалистического строя и его отрицанием в себе, выступающим как отпечаток старого строя.

Далее, по мере развития движения социалистического общества к полному коммунизму это противоречие раскрывается, как противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью, проявляясь, например, в том, что люди по старинке называют свой труд наёмным, рабочие квитанции — деньгами, общественный продукт — товаром, распределение — обменом, мыслят категориями рынка, пытаясь реализовывать личные интересы за счёт общественных.

Далее, по мере движения к полному коммунизму, это противоречие, в свою очередь, раскрывается в противоречие между бесклассовой природой коммунизма и ещё не преодолённым делением социалистического общества на классы проявляясь, например, в местничестве, мелкобуржуазности (не только в отношении к работе и результатам своего труда, но и в образовании, и в воспитании), оппортунизме, штурмовщине, шовинизме и отказе от классовой борьбы.

Далее это противоречие раскрывается в противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации. Это часто проявлялось в неумении согласовать стратегические и тактические цели планового хозяйства, в неумении и нежелании учесть и местные, и общественные интересы, в отсутствии поощрения инициативы на местах и в понимании дисциплины как отсутствия своего мнения и соглашательстве во всём.

И, наконец, последнее противоречие раскрывается в противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества, комчванства, то есть меньшевизма, в самой этой системе.

Как разрешаются перечисленные противоречия? Борьбой за доступность свободного времени для каждого члена общества, трудовым коллективистским воспитанием по системе А. С. Макаренко, обучением, участием каждого трудящегося человека в государственном управлении, участием в производительном труде, а если воспитание и убеждение не помогают, то и принуждением на основе принципа примата общественного над коллективным и частным, а коллективного над частным.

Итак, мы указали на основные ошибки, допущенные в СССР и на основные подходы к их недопущению и исправлению в будущем. Конечно, помимо них были ещё и ошибки во внешней политике, например, утеря дружественных отношений СССР с КНР и КНДР после смерти Сталина, развал и омещанивание коммунистического интернационала и другие, но это уже было следствие, тех основных ошибок и контрреволюционных проявлений, о которых мы говорили.

ВОПРОС ДЛЯ САМОПРОВЕРКИ

Почему именно борьба за свободное время каждого члена социалистического общества является остриём борьбы за переход социализма в полный коммунизм?

Заключение. ЧЕГО СОЦИАЛИЗМ ДАТЬ ЕЩЁ НЕ МОЖЕТ?

«И вечный бой! Покой нам только снится»… А. А. Блок, стих «На поле Куликовом».

«Справедливости и равенства первая фаза коммунизма дать ещё не может: различия в богатстве останутся и различия несправедливые, но невозможна будет эксплуатация человека человеком, ибо нельзя захватить средства производства, фабрики, машины, землю и прочее в частную собственность» (В. И. Ленин «Государство и революция»).

«Социализм есть уничтожение классов» (В. И. Ленин «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата»).

«Труд — источник всякого богатства, утверждают политико- экономы. Он действительно является таковым наряду с природой, доставляющей ему материал, который он превращает в богатство. Но он ещё и нечто бесконечно большее, чем это. Он — первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека» (Ф. Энгельс «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека»).

«Вся история до социализма есть лишь предыстория, которая служит подготовлением к началу подлинно человеческой истории» (Ф. Энгельс).

Да, социализм — это ещё незрелый коммунизм: с одной стороны, ещё нет полного социального равенства в силу тех или иных причин, ещё идёт процесс уничтожения неравенства, с другой, это уже подлинно человеческая история, постепенно всё полнее раскрывающая трудящегося человека во всей полноте смыслов, составляющих его сущность.

Дорогу осилит идущий, постепенно человечество разовьётся до полного коммунистического общества, борясь и развивая всех своих членов, — всех и каждого. Теперь у нас уже есть в целом доработанная теория, теперь наши ошибки не будут столь трагичными.

Приложение 1. ЭПОХА ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА

По неоконченной работе В. И. Ленина «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата», 1919 г.

Это краткое, конспективное изложение самых существенных мыслей по данному вопросу. Разумеется, конспективный характер изложения несёт с собой много неудобств и минусов, но может дать постановку вопроса и канву для обсуждения его коммунистами разных стран.

I

Теоретически не подлежит сомнению, что между капитализмом и коммунизмом лежит известный переходный период. Он не может не соединять в себе черты или свойства обоих этих укладов общественного хозяйства. Этот переходный период не может не быть периодом борьбы между умирающим капитализмом и рождающимся коммунизмом; — или иными словами: между побеждённым, но не уничтоженным, капитализмом и родившимся, но совсем ещё слабым, коммунизмом.

Не только для марксиста, но для всякого образованного человека, знакомого так или иначе с теорией развития, необходимость целой исторической эпохи, которая отличается этими чертами переходного периода, должна быть ясна сама собою.

И однако все рассуждения о переходе к социализму, которые мы слышим от современных представителей мелкобуржуазной демократии, отличаются полным забвением этой самоочевидной истины. Мелкобуржуазным демократам свойственно отвращение к классовой борьбе, мечтания о том, чтобы обойтись без неё, стремление сгладить и примирить, притупить острые углы. Поэтому такие демократы либо отмахиваются от всякого признания целой исторической полосы перехода от капитализма к коммунизму, либо своей задачей считают выдумку планов примирения обеих борющихся сил вместо того, чтобы руководить борьбой одной из этих сил.

II

В России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми особенностями по сравнению с передовыми странами вследствие очень большой отсталости и мелкобуржуазности нашей страны. Но основные силы — и основные формы общественного хозяйства — в России те же, как и в любой капиталистической стране, так что особенности эти могут касаться только не самого главного.

Эти основные формы общественного хозяйства: капитализм, мелкое товарное производство, коммунизм. Эти основные силы: буржуазия, мелкая буржуазия (особенно крестьянство), пролетариат.

Экономика России в эпоху диктатуры пролетариата представляет из себя борьбу первых шагов коммунистически объединённого, — в едином масштабе громадного государства, — труда с мелким товарным производством и с сохраняющимся, а равно с возрождающимся на его базе капитализмом.

Труд объединён в России коммунистически постольку, поскольку, во–первых, отменена частная собственность на средства производства, и поскольку, во–вторых, пролетарская государственная власть организует в общенациональном масштабе крупное производство на государственной земле и в государственных предприятиях, распределяет рабочие силы между разными отраслями хозяйства и предприятиями, распределяет массовые количества принадлежащих государству продуктов потребления между трудящимися.

Мы говорим о «первых шагах» коммунизма в России, ибо все эти условия осуществлены у нас лишь частью, или иными словами: осуществление этих условий находится лишь в начальной стадии. Сразу, одним революционным ударом, сделано то, что вообще можно сделать сразу: например, в первый же день диктатуры пролетариата, 26 октября 1917 г. (8 ноября 1917 г.), отменена частная собственность на землю, без вознаграждения крупных собственников, экспроприированы крупные собственники земли. В несколько месяцев экспроприированы, тоже без вознаграждения, почти все крупные капиталисты, владельцы фабрик, заводов, акционерных предприятий, банков, железных дорог и так далее. Государственная организация крупного производства в промышленности, переход от «рабочего контроля» к «рабочему управлению» фабриками, заводами, железными дорогами — это, в основных и главнейших чертах, уже осуществлено, но по отношению к земледелию это только–только начато («советские хозяйства», крупные хозяйства, организованные рабочим государством на государственной земле). Равным образом только–только начата организация различных форм товариществ мелких земледельцев, как переход от мелкого товарного земледелия к коммунистическому. То же самое надо сказать про государственную организацию распределения продуктов взамен частной торговли, то есть государственную заготовку и доставку хлеба в города, промышленных продуктов в деревню.

Крестьянское хозяйство продолжает оставаться мелким товарным производством. Здесь мы имеем чрезвычайно широкую и имеющую очень глубокие, очень прочные корни, базу капитализма. На этой базе капитализм сохраняется и возрождается вновь — в самой ожесточённой борьбе с коммунизмом. Формы этой борьбы: мешочничество и спекуляция против государственной заготовки хлеба (а равно и других продуктов), — вообще против государственного распределения продуктов.

III

Государственная заготовка хлеба в России, по данным Компрода (Народного комиссариата продовольствия), с 1 августа 1917 г. по 1 августа 1918 г. дала около 30 миллионов пудов. За следующий год — около 110 миллионов пудов. За первые три месяца следующей (1919–1920 гг.) кампании заготовки, видимо, достигнут цифры около 45 миллионов пудов против 37 миллионов пудов за те же месяцы (август — октябрь) 1918 года.

Эти цифры ясно говорят о медленном, но неуклонном улучшении дел, в смысле победы коммунизма над капитализмом. Это улучшение достигается несмотря на неслыханные в мире трудности, причиняемые гражданской войной, которую русские и заграничные капиталисты организуют, напрягая все силы могущественнейших держав мира.

Поэтому, как бы ни лгали, ни клеветали буржуа всех стран и их прямые и прикрытые пособники («социалисты» II Интернационала), остаётся несомненным: с точки зрения основной экономической проблемы диктатуры пролетариата у нас обеспечена победа коммунизма над капитализмом. Буржуазия всего мира именно потому бешенствует и неистовствует против большевизма, организует военные нашествия, заговоры и прочее против большевиков, что она превосходно понимает неизбежность нашей победы в перестройке общественного хозяйства, если нас не задавить военной силой. А задавить нас таким образом ей не удаётся.

Приблизительно половину хлеба городам даёт Компрод, другую половину — мешочники. Точное обследование питания городских рабочих в 1918 году дало именно эту пропорцию. При этом за хлеб, доставленный государством, рабочий платит в девять раз меньше, чем мешочникам. Спекулятивная цена хлеба вдесятеро выше государственной цены. Так говорит точное изучение рабочих бюджетов.

IV

Приведённые данные, если хорошенько вдуматься в них, дают точный материал, рисующий все основные черты современной экономики России.

Трудящиеся освобождены от вековых угнетателей и эксплуататоров, помещиков и капиталистов. Этот шаг вперёд действительной свободы и действительного равенства, шаг, по величине его, по размерам, по быстроте невиданный в мире, не учитывается сторонниками буржуазии (в том числе мелкобуржуазными демократами), которые говорят о свободе и равенстве в смысле парламентарной буржуазной демократии, облыжно объявляя её «демократией» вообще или «чистой демократией» (Каутский). Но трудящиеся учитывают именно действительное равенство, действительную свободу (свободу от помещиков и от капиталистов) и потому так прочно стоят за Советскую власть.

В крестьянской стране первыми выиграли, больше всего выиграли, сразу выиграли от диктатуры пролетариата крестьяне вообще. Крестьянин голодал в России при помещиках и капиталистах. Крестьянин никогда ещё, в течение долгих веков нашей истории, не имел возможности работать на себя: он голодал, отдавая сотни миллионов пудов хлеба капиталистам, в города и за границу. Впервые при диктатуре пролетариата крестьянин работал на себя и питался лучше горожанина. Впервые крестьянин увидал свободу на деле: свободу есть свой хлеб, свободу от голода. Равенство при распределении земли установилось, как известно, максимальное: в громадном большинстве случаев крестьяне делят землю «по едокам».

Социализм есть уничтожение классов. Чтобы уничтожить классы, надо, во–первых, свергнуть помещиков и капиталистов. Эту часть задачи мы выполнили, но это только часть и притом не самая трудная. Чтобы уничтожить классы, надо, во–вторых, уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех — работниками. Этого нельзя сделать сразу. Это — задача несравненно более трудная и в силу необходимости длительная. Это — задача, которую нельзя решить свержением какого бы то ни было класса. Её можно решить только организационной перестройкой всего общественного хозяйства, переходом от единичного, обособленного, мелкого товарного хозяйства к общественному крупному хозяйству. Такой переход по необходимости чрезвычайно длителен. Такой переход можно только замедлить и затруднить торопливыми и неосторожными административными и законодательными мерами. Ускорить этот переход можно только такой помощью крестьянину, которая бы давала ему возможность в громадных размерах улучшить всю земледельческую технику, преобразовать её в корне.

Чтобы решить вторую, труднейшую, часть задачи, пролетариат, победивший буржуазию, должен неуклонно вести следующую основную линию своей политики по отношению к крестьянству: пролетариат должен разделять, разграничивать крестьянина трудящегося от крестьянина собственника, — крестьянина работника от крестьянина торгаша, — крестьянина труженика от крестьянина спекулянта.

В этом разграничении вся суть социализма.

Разграничение, указанное здесь, очень трудно, ибо в живой жизни все свойства «крестьянина», как они ни различны, как они ни противоречивы, слиты в одно целое. Но всё же разграничение возможно и не только возможно, но оно неизбежно вытекает из условий крестьянского хозяйства и крестьянской жизни. Крестьянина трудящегося веками угнетали помещики, капиталисты, торгаши, спекулянты и их государство, включая самые демократические буржуазные республики. Крестьянин трудящийся воспитал в себе ненависть и вражду к этим угнетателям и эксплуататорам в течение веков, а это «воспитание», данное жизнью, заставляет крестьянина искать союза с рабочим против капиталиста, против спекулянта, против торгаша. А в то же самое время экономическая обстановка, обстановка товарного хозяйства, неизбежно делает крестьянина (не всегда, но в громадном большинстве случаев) торгашом и спекулянтом.

Статистические данные показывают наглядно разницу между крестьянином трудящимся и крестьянином спекулянтом. Вот тот крестьянин, который дал в 1918–1919 году голодным рабочим городов 40 миллионов пудов хлеба по твёрдым, государственным, ценам, в руки государственных органов, несмотря на все недостатки этих органов, прекрасно сознаваемые рабочим правительством, но не устранимые в первый период перехода к социализму, вот этот крестьянин есть крестьянин трудящийся, полноправный товарищ социалиста–рабочего, надёжнейший союзник его, родной брат в борьбе против ига капитала. А вот тот крестьянин, который продал из–под полы 40 миллионов пудов хлеба по цене вдесятеро более высокой, чем государственная, используя нужду и голод городского рабочего, надувая государство, усиливая и порождая всюду обман, грабёж, мошеннические проделки, вот тот крестьянин есть спекулянт, союзник капиталиста, есть классовый враг рабочего, есть эксплуататор. Ибо иметь излишки хлеба, собранного с общегосударственной земли при помощи орудий, в создание которых вложен так или иначе труд не только крестьянина, но и рабочего и так далее, иметь излишки хлеба и спекулировать ими, значит быть эксплуататором голодного рабочего.

С крестьянином спекулянтом мы никогда не признаем равенства, как не признаём «равенства» эксплуататора с эксплуатируемым, сытого с голодным, «свободы» первого грабить второго. И с теми образованными людьми, которые не хотят понять этой разницы, мы будем обращаться как с белогвардейцами, хотя бы эти люди назывались демократами, социалистами, интернационалистами, Каутскими, Черновыми, Мартовыми.

V

Социализм есть уничтожение классов, но сразу уничтожить классы нельзя. И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры пролетариата. Диктатура будет не нужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут без диктатуры пролетариата.

Классы остались, но каждый видоизменился в эпоху диктатуры пролетариата; изменилось и их взаимоотношение. Классовая борьба не исчезает при диктатуре пролетариата, а лишь принимает иные формы.

Пролетариат был при капитализме классом угнетённым, классом, лишённым всякой собственности на средства производства, классом, который один только был непосредственно и всецело противопоставлен буржуазии и потому один только способен был быть революционным до конца. Пролетариат стал, свергнув буржуазию и завоевав политическую власть, господствующим классом: он держит в руках государственную власть, он распоряжается обобществлёнными уже средствами производства, он руководит колеблющимися, промежуточными элементами и классами, он подавляет возросшую энергию сопротивления эксплуататоров.

Всё это — особые задачи классовой борьбы, задачи, которых раньше пролетариат не ставил и не мог ставить. Класс эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не исчез и не может сразу исчезнуть при диктатуре пролетариата. Эксплуататоры разбиты, но не уничтожены. У них осталась международная база, международный капитал, отделением коего они являются. У них остались частью некоторые средства производства, остались деньги, остались громадные общественные связи. Энергия сопротивления их возросла, именно вследствие их поражения, в сотни и в тысячи раз. «Искусство» государственного, военного, экономического управления даёт им перевес очень и очень большой, так что их значение несравненно больше, чем доля их в общем числе населения. Классовая борьба свергнутых эксплуататоров против победившего авангарда эксплуатируемых, то есть против пролетариата, стала неизмеримо более ожесточённой. И это не может быть иначе, если говорить о революции, если не подменять этого понятия реформистскими иллюзиями.

Наконец, крестьянство, как и всякая мелкая буржуазия вообще, занимает и при диктатуре пролетариата среднее, промежуточное положение: с одной стороны, это — довольно значительная (а в отсталой России громадная) масса трудящихся, объединяемая общим интересом трудящихся освободиться от помещика и капиталиста; с другой стороны, это — обособленные мелкие хозяева, собственники и торговцы. Такое экономическое положение неизбежно вызывает колебания между пролетариатом и буржуазией. А при обострённой борьбе между этими последними, при невероятно крутой ломке всех общественных отношений, при наибольшей привычке к старому, рутинному, неизменяемому со стороны именно крестьян и мелких буржуа вообще, естественно, что мы неизбежно будем наблюдать среди них переходы от одной стороны к другой, колебания, повороты, неуверенность и так далее.

По отношению к этому классу — или к этим общественным элементам — задача пролетариата состоит в руководстве, в борьбе за влияние на него. Вести за собой колеблющихся, неустойчивых — вот что должен делать пролетариат.

Если мы сопоставим вместе все основные силы или классы и их видоизменённое диктатурой пролетариата взаимоотношение, мы увидим, какой безграничной теоретической нелепостью, каким тупоумием является ходячее, мелкобуржуазное представление о переходе к социализму «через демократию» вообще, которое мы видим у всех представителей II Интернационала. Унаследованный от буржуазии предрассудок насчёт безусловного, внеклассового содержания «демократии» — вот основа этой ошибки. На самом же деле и демократия переходит в совершенно новую фазу при диктатуре пролетариата, и классовая борьба поднимается на более высокую ступень, подчиняя себе все и всякие формы.

Общие фразы о свободе, равенстве, демократии на деле равносильны слепому повторению понятий, являющихся слепком с отношений товарного производства. Посредством этих общих фраз решать конкретные задачи диктатуры пролетариата — значит переходить, по всей линии, на теоретическую, принципиальную позицию буржуазии.

С точки зрения пролетариата, вопрос становится только так: свобода от угнетения каким классом? равенство какого класса с каким? демократия на почве частной собственности или на базе борьбы за отмену частной собственности? и так далее. Энгельс давно разъяснил в «Анти–Дюринге», что понятие равенства, будучи слепком с отношений товарного производства, превращается в предрассудок, если не понимать равенства в смысле уничтожения классов. Эту азбучную истину об отличии буржуазно–демократического и социалистического понятия равенства постоянно забывают. А если не забывать её, то становится очевидным, что пролетариат, свергнувший буржуазию, делает этим самый решительный шаг к уничтожению классов и что для довершения этого пролетариат должен продолжать свою классовую борьбу, используя аппарат государственной власти и применяя различные приёмы борьбы, влияния, воздействия по отношению к свергнутой буржуазии и по отношению к колеблющейся мелкой буржуазии.

Приложение 2. НЭП И ЗАДАЧИ ПОЛИТПРОСВЕТОВ

По докладу В. И. Ленина «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» на II Всероссийском съезде политпросветов, 1921 г.

РЕЗКИЙ ПОВОРОТ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И РКП

О новой экономической политике я буду говорить в кратких и общих чертах. Громадное большинство из вас, товарищи, — коммунисты и, несмотря на большую молодость некоторых, — коммунисты, проделавшие большую работу в нашей общей политике в первые годы нашей революции. И, как проделавшие большую долю этой работы, вы не можете не видеть, какой резкий поворот сделала наша Советская власть и наша коммунистическая партия, перейдя к той экономической политике, которую зовут «новой», новой по отношению к предыдущей нашей экономической политике.

А по сути дела — в ней больше старого, чем в предыдущей нашей экономической политике.

Почему это так? Потому, что наша предыдущая экономическая политика, если нельзя сказать: рассчитывала (мы в той обстановке вообще рассчитывали мало), то до известной степени предполагала, — можно сказать, безрасчётно предполагала, — что произойдёт непосредственный переход старой русской экономики к государственному производству и распределению на коммунистических началах.

Если припомнить нашу собственную предыдущую экономическую литературу, если вспомнить, что писали коммунисты перед взятием власти в свои руки в России и в скором времени после взятия власти, например в начале 1918 года, когда первый политический натиск на старую Россию закончился громадным успехом, когда была создана Советская республика, когда из империалистической войны, хотя и в изуродованном виде, но Россия всё–таки вышла и вышла с меньшими уродствами, чем если бы она продолжала, по совету империалистов и меньшевиков с эсерами, «защищать отечество», то мы увидим, что в первый период, когда мы только что кончили первое дело по строительству Советской власти и вышли только что из империалистической войны, о наших задачах экономического строительства мы говорили тогда гораздо осторожнее и осмотрительнее, чем поступали во вторую половину 1918 года и в течение всего 1919 и всего 1920 годов.

ВЦИК О РОЛИ КРЕСТЬЯНСТВА В 1918 ГОДУ

Если не все из вас были в это время активными работниками партии и Советской власти, то вы, во всяком случае, могли бы познакомиться и, конечно, познакомились с такими решениями, как решение Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета в конце апреля 1918 года. Это решение указывало на необходимость считаться с крестьянской экономикой и основывалось на докладе, учитывавшем роль государственного капитализма в строительстве социализма в том случае, когда страна крестьянская, на докладе, который подчёркивал значение персональной, индивидуальной, единоличной ответственности, подчёркивал значение этого фактора в деле управления страной, в отличие от политических задач строительства власти и военных задач.

НАША ОШИБКА

В начале 1918 г. мы рассчитывали на известный период, когда мирное строительство будет возможно. По заключении Брестского мира опасность, казалось, отодвинулась, можно было приступить к мирному строительству. Но мы обманулись, потому что в 1918 г. на нас надвинулась настоящая военная опасность — вместе с чехословацким восстанием и началом гражданской войны, которая затянулась до 1920 года. Отчасти под влиянием нахлынувших на нас военных задач и того, казалось бы, отчаянного положения, в котором находилась тогда республика, в момент окончания империалистической войны, под влиянием этих обстоятельств и ряда других, мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по развёрстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение.

Не могу сказать, что именно так определённо и наглядно мы нарисовали себе такой план, но приблизительно в этом духе мы действовали. Это, к сожалению, факт. Я говорю: к сожалению, потому что не весьма длинный опыт привёл нас к убеждению в ошибочности этого построения, противоречащего тому, что мы раньше писали о переходе от капитализма к социализму, полагая, что без периода социалистического учёта и контроля подойти хотя бы к низшей ступени коммунизма нельзя. В теоретической литературе начиная с 1917 года, когда задача принятия власти встала и была большевиками перед всем народом раскрыта, в нашей литературе подчёркивалось определённо, что длинный и сложный переход от капиталистического общества (и тем более длинный, чем менее оно развито), переход через социалистический учёт и контроль хотя бы к одному из подступов к коммунистическому обществу необходим.

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Это было нами тогда, когда пришлось в горячке гражданской войны делать необходимые шаги по строительству, вроде того, что забыто. И наша новая экономическая политика, по сути её, в том и состоит, что мы в этом пункте потерпели сильное поражение и стали производить стратегическое отступление: «Пока не разбили нас окончательно, давайте–ка отступим и перестроим всё заново, но прочнее». Никакого сомнения в том, что мы понесли весьма тяжёлое экономическое поражение на экономическом фронте, у коммунистов быть не может, раз они ставят сознательно вопрос о новой экономической политике. И, конечно, неизбежно, что часть людей здесь впадёт в состояние весьма кислое, почти паническое, а по случаю отступления эти люди начнут предаваться паническому настроению. Это вещь неизбежная. Ведь когда Красная Армия отступала, она начинала победу свою с того, что бежала перед неприятелем, и каждый раз на каждом фронте этот панический период у некоторых людей переживался. Но каждый раз — и на фронте колчаковском, и на фронте деникинском, и на фронте Юденича, и на польском фронте, и на врангелевском — каждый раз оказывалось, что после того, как нас разочек, а иногда и больше, хорошенечко били, мы оправдывали пословицу, что «за одного битого двух небитых дают». Бывши один раз битыми, мы начинали наступать медленно, систематически и осторожно.

Конечно, задачи на экономическом фронте во много раз труднее, чем задачи на фронте военном, но общее сходство этих элементарных абрисов стратегии имеется. На экономическом фронте, с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьёзное, чем какое бы то ни было поражение, нанесённое нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение, гораздо более серьёзное, гораздо более существенное и опасное. Оно выразилось в том, что наша хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов и не создала того подъёма производительных сил, который в программе нашей партии признан основной и неотложной задачей.

Развёрстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъёму производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года. Вот почему потребовалось то, что, с точки зрения нашей линии, нашей политики, нельзя назвать не чем иным, как сильнейшим поражением и отступлением. При этом нельзя сказать, что это отступление подобно отступлению Красной Армии, в полном порядке, на заранее приготовленные позиции. Правда, позиции были приготовлены заранее. Это можно проверить, сопоставляя решения нашей партии весной 1921 года с упомянутым мной апрельским решением 1918 года. Позиции были приготовлены заранее, но отступление на эти позиции произошло (а во многих местах провинции происходит и сейчас) в весьма достаточном и даже чрезмерном беспорядке.

СМЫСЛ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Новая экономическая политика означает замену развёрстки налогом, означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере. В какой мере — этого мы не знаем. Концессии с заграничными капиталистами (правда, пока очень немного их заключено, в особенности по сравнению с предложениями, которые мы сделали), аренда частных капиталистов — это и есть прямое восстановление капитализма и это связано с корнями новой экономической политики. Ибо уничтожение развёрстки означает для крестьян свободную торговлю сельскохозяйственными излишками, не взятыми налогом, а налог берёт лишь небольшую долю продуктов. Крестьяне составляют гигантскую часть всего населения и всей экономики, и поэтому на почве этой свободной торговли капитализм не может не расти.

Это — самая основная экономическая азбука, преподаваемая в начатках экономической науки, а у нас, кроме того, преподаваемая каждым мешочником, существом, весьма хорошо знакомящим нас с экономикой, независимо от экономической и политической науки. И вопрос коренной состоит, с точки зрения стратегии, в том, кто скорее воспользуется этим новым положением? Весь вопрос, за кем пойдёт крестьянство — за пролетариатом, стремящимся построить социалистическое общество, или за капиталистом, который говорит: «Повернём назад, так оно безопаснее, а то ещё какой–то социализм выдумали».

КТО ПОБЕДИТ —

КАПИТАЛИСТ ИЛИ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ?

Вот к чему сводится вся теперешняя война: кто победит, кто скорее воспользуется — капиталист, которого мы же пускаем в дверь или даже в несколько дверей (и во много таких дверей, которых мы сами не знаем и которые открываются помимо нас и против нас), или пролетарская государственная власть. На что она может экономически опереться? С одной стороны, на улучшение положения населения. В этом отношении надо вспомнить о крестьянах. Совершенно бесспорно, и всем очевидно, что, несмотря на такое громадное бедствие, как голод, улучшение положения населения, за вычетом этого бедствия, наступило именно в связи с изменением нашей экономической политики. С другой стороны, если будет выигрывать капитализм, будет расти и промышленное производство, а вместе с ним будет расти пролетариат. Капиталисты будут выигрывать от нашей политики и будут создавать промышленный пролетариат, который у нас, благодаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован, то есть выбит из своей классовой колеи и перестал существовать, как пролетариат. Пролетариатом называется класс, занятый производством материальных ценностей в предприятиях крупной капиталистической промышленности. Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда формально числился, но он не был связан экономическими корнями.

Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей, полезных для общества, занятого в крупных машинных фабриках, а не спекуляцией, не выделыванием зажигалок на продажу и прочей «работой», не очень–то полезной, но весьма неизбежной в обстановке разрухи нашей промышленности.

Весь вопрос — кто кого опередит? Успеют капиталисты раньше сорганизоваться, — и тогда они коммунистов прогонят, и уж тут никаких разговоров быть не может. Нужно смотреть на эти вещи трезво: кто кого? Или пролетарская государственная власть окажется способной, опираясь на крестьянство, держать господ капиталистов в надлежащей узде, чтобы направлять капитализм по государственному руслу и создать капитализм, подчинённый государству и служащий ему? Нужно ставить этот вопрос трезво.

БОРЬБА БУДЕТ ЕЩЁ БОЛЕЕ ЖЕСТОКОЙ

Мы за четыре года перенесли много серьёзных битв и научились, что одно дело — серьёзная битва и другое дело — болтовня, которая идёт по случаю серьёзной битвы, идёт особенно от людей, в сторонке сидящих. Нужно от всей этой идеологии, от этой болтовни уметь отвлечься и посмотреть на суть дела. А суть дела та, что борьба есть и будет ещё более отчаянная, ещё более жестокая, чем борьба с Колчаком и Деникиным. Это потому, что та борьба, военная, — это есть дело привычное. Сотни и тысячи лет, всегда воевали. По части искусства избивать людей на войне сделаны громадные успехи.

Правда, в штабах почти всякого помещика были эсеры и меньшевики, которые кричали о народоправстве, об учредилке и о том, что большевики нарушили все свободы.

Решить военную задачу всё–таки легче, чем ту, которая стоит сейчас перед нами, решить военную задачу можно натиском, налётом, энтузиазмом, прямо–таки физической силой того большого числа рабочих и крестьян, которые видели, что на них идёт помещик. Теперь открытых помещиков нет. Врангели, Колчаки, Деникины частью отправились к Николаю Романову, частью укрылись в безопасных заграничных местах. Этого ясного врага, — как раньше помещика и капиталиста, — народ не видит. Такой ясной картины, что враг уже среди нас, и что этот враг — тот же самый, что революция стоит перед какой–то пропастью, на которую все прежние революции натыкались и пятились назад, — этого понимания у народа быть не может, потому что он страдает большой темнотой и безграмотностью. И сколько времени всякие чрезвычайные комиссии будут ликвидировать чрезвычайным образом эту безграмотность — сказать трудно.

Откуда народ может сознать, что вместо Колчака, Врангеля, Деникина тут же, среди нас, находится враг, погубивший все прежние революции? Ведь если капиталисты берут верх над нами, то это означает возврат к старому, что и подтверждено опытом всех прежних революций. Задача нашей партии развить сознание, что враг среди нас есть анархический капитализм и анархический товарообмен. Надо ясно понимать эту сущность борьбы и добиваться, чтобы самые широкие массы рабочих и крестьян эту сущность борьбы ясно понимали — «кто кого? чья возьмёт?». Диктатура пролетариата есть самая ожесточённая, самая бешеная борьба, в которой пролетариату приходится бороться со всем миром, ибо весь мир шёл против нас, поддерживая Колчака и Деникина.

Теперь буржуазия всего мира поддерживает буржуазию России, оставаясь во много раз более сильной, чем мы. Из–за этого мы нисколько не впадаем в панику, потому что военных сил у них тоже было больше, однако, этого не хватило, чтобы на войне нас раздавить, хотя на войне, имея неизмеримо больше сил в артиллерии или аэропланах, было гораздо легче нас раздавить. Может быть, для этого достаточно было бы мобилизнуть вовремя несколько корпусов той или другой капиталистической державы, которые против нас шли, и не пожалеть нескольких миллионов золота в долг для Колчака.

Однако это не помогло, потому что сознание их неправоты и правоты нашей проникло и в массы английских солдат, которые пришли в Архангельск, и в массы матросов, которые заставили французский флот уйти из Одессы. Теперь против нас выступили силы, по–прежнему более могущественные, чем мы. И чтобы тут победить — нужно опереться на последний источник сил. Последний источник сил есть масса рабочих и крестьян, их сознательность, их организованность.

Либо пролетарская организованная власть — и передовые рабочие и небольшая часть передовых крестьян эту задачу поймут и сумеют организовать народное движение вокруг себя — и тогда мы выйдем победителями.

Либо мы не сумеем это сделать — и тогда неприятель, имеющий больше сил в смысле техники, неминуемо нас побьёт.

ПОСЛЕДНИЙ ЛИ БОЙ?

Диктатура пролетариата есть ожесточённая война. Пролетариат победил в одной стране, но остаётся более слабым в международном масштабе. Он должен всех рабочих и крестьян объединить вокруг себя в том сознании, что война не кончена. Если мы в песне поём, что «это есть наш последний и решительный бой», то, к сожалению, это есть маленькая неправда, — к сожалению, это не есть наш последний и решительный бой. Или вы рабочих и крестьян сумеете слить в этой борьбе, или не получите успеха.

Такой борьбы, которую мы видим сейчас, ещё никогда не было в истории, но войны крестьян с помещиками были в истории не раз, начиная с первых времён рабовладения. Такие войны бывали не раз, но войны государственной власти противбуржуазии своей страны и против соединённой буржуазии всех стран — такой войны не бывало никогда.

Организуем ли мы мелкое крестьянство на основе развития его производительных сил, поддерживая это развитие пролетарской властью, или подчинят его капиталисты, — от этого зависит исход борьбы. В десятках революций было то же самое, но такой войны не видал ещё мир. Опыта у народа в таких войнах быть не могло. Мы его должны создавать сами и опираться в этом опыте мы можем только на сознание рабочих и крестьян. Вот в чём девиз и величайшая трудность этой задачи.

МЫ НЕ ДОЛЖНЫ РАССЧИТЫВАТЬ НА НЕПОСРЕДСТВЕННО КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ПЕРЕХОД

Мы не должны рассчитывать на непосредственно коммунистический переход. Надо строить на личной заинтересованности крестьянина. Нам говорят: «Личная заинтересованность крестьянина — это значит восстановление частной собственности». Нет, личная собственность на предметы потребления и на орудия, — она нами не прерывалась по отношению к крестьянам никогда. Мы уничтожили частную собственность на землю, а крестьянин вёл хозяйство без частной собственности на землю, например, на земле арендованной. Эта система существовала в очень многих странах. Тут экономически невозможного ничего нет. Трудность в том, чтобы лично заинтересовать. Нужно заинтересовать также каждого специалиста тем, чтобы он был заинтересован в развитии производства.

Умели ли мы это делать? Нет, не умели! Мы думали, что по коммунистическому велению будет выполняться производство и распределение в стране с деклассированным пролетариатом. Мы должны будем это изменить потому, что иначе мы не можем познакомить пролетариат с этим переходом. Таких задач в истории ещё никогда не ставилось. Если мы эту задачу пробовали решить прямиком, так сказать, лобовой атакой, то потерпели неудачу. Такие ошибки бывают во всякой войне, и их не считают ошибками. Не удалась лобовая атака, пойдём в обход, будем действовать осадой и сапой.

ПРИНЦИП ЛИЧНОЙ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТИ И ОТВЕТСТВЕННОСТИ

И мы говорим, что надо построить всякую крупную отрасль народного хозяйства на личной заинтересованности. Обсуждение — сообща, а ответственность — единолична. От неумения осуществить это начало мы страдаем на каждом шагу. Вся новая экономическая политика требует, чтобы это деление было проведено с абсолютной резкостью, с безусловной чёткостью. Когда народ перешёл к новым экономическим условиям, он бросился обсуждать, что из этого выйдет и как это надо по–новому построить. Не пройдя через общие обсуждения, нельзя было ничего начинать, потому что народ держали десятки и сотни лет под запретом что–нибудь обсуждать, а революция не могла развиваться иначе, как через период всеобщего универсального митингования по всем вопросам.

Это создавало во многом путаницу. Это было так, это неизбежно, но нужно сказать, что это и не опасно. Если вовремя научиться отделять от митингования то, что нужно для митингования и что нужно для управления, то тогда мы только сможем добиться высоты положения Советской республики. Но мы, к сожалению, этого ещё не научились делать, и большинство съездов идёт далеко не деловым образом.

Обилием наших съездов мы превосходим все государства мира. Ни одна из демократических республик не имеет столько съездов, сколько имеем мы, да они и не могут допустить этого.

Мы должны помнить, что страна наша есть страна много потерявшая и обнищавшая, и нужно научить её митинговать так, чтобы не смешивать, как я сказал, то, что нужно для митингования, с тем, что нужно для управления. Митингуй, но управляй без малейшего колебания, управляй твёрже, чем управлял до тебя капиталист. Иначе ты его не победишь. Ты должен помнить, что управление должно быть ещё более строгое, ещё более твёрдое, чем прежде.

В Красной Армии после долгомесячного митингования дисциплина была такова, что не уступала дисциплине прежней армии. В ней применялись строгие, суровые меры, доходящие до расстрелов, меры, которых не видело даже прежнее правительство. Мещане писали и вопили: «Вот большевики ввели расстрелы». Мы должны сказать: «Да, ввели, и ввели вполне сознательно».

Мы должны сказать, что должны погибнуть либо те, кто хотел погубить нас и о ком мы считаем, что он должен погибнуть, — и тогда останется жить наша Советская республика, — либо наоборот, останутся жить капиталисты и погибнет республика. В стране, которая обнищала, либо погибнут те, которые не могут подтянуться, либо вся рабоче–крестьянская республика. И выбора здесь нет и быть не может, так же как не должно быть и никакой сентиментальности. Сентиментальность есть не меньшее преступление, чем на войне шкурничество. Тот, кто отступает теперь от порядка, дисциплины, тот впускает врагов в свою среду.

Вот почему я говорю, что новая экономическая политика имеет значение ещё и со стороны учения. Вы здесь говорите о том, как надо учить. Вы должны прийти к тому, чтобы сказать, что недоучившимся у нас нет места. Тогда, когда будет коммунизм, тогда ученье будет мягче. Теперь же я говорю, что ученье не может не быть суровым — под страхом гибели.

СУМЕЕМ ЛИ МЫ РАБОТАТЬ НА СЕБЯ?

У нас было дезертирство из армии, тоже и на трудовом фронте: ты работал на капиталиста, работал на эксплуататора, и, понятно, что работал плохо, но теперь ты работаешь на себя, на рабочекрестьянскую власть. Помни, что должен решиться вопрос — сумеем ли мы работать для себя, так как иначе, — повторяю, — наша республика погибнет. И мы говорим, как говорили в армии: либо погибнуть всем, кто хотел погубить нас, и тут мы будем применять самые суровые меры дисциплины, либо мы спасём страну, и будет жить наша республика.

Вот какова должна быть наша линия, вот почему (между прочим) нам нужна новая экономическая политика.

Хозяйничайте все. Капиталисты будут рядом с вами, — рядом с вами будут и иностранные капиталисты, концессионеры и арендаторы, они будут вышибать у вас сотни процентов прибыли, они будут наживаться около вас. Пусть наживаются, а вы научитесь у них хозяйничать, и тогда только вы сумеете построить коммунистическую республику. С точки зрения необходимости быстро научиться — всякое послабление есть величайшее преступление. И в эту науку, науку тяжёлую, суровую, иногда даже жестокую, нужно пойти, так как иначе другого выхода нет.

Вы должны помнить, что наша Советская страна, обнищавшая после долголетних испытаний, окружена не социалистической Францией и не социалистической Англией, которые помогли бы нам своей высокой техникой, своей высокой промышленностью. Нет! Мы должны помнить, что теперь вся их высокая техника, вся их высокая промышленность принадлежит капиталистам, которые действуют против нас.

Мы должны помнить, что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждёт неминуемая гибель. Весь мир в силу данного положения вещей развивается скорее нашего. Капиталистический мир, развиваясь, направляет все силы против нас. Вот как стоит вопрос! Вот почему на эту борьбу нужно обратить особенное внимание.

При нашей некультурности мы не можем решить лобовой атакой гибель капитализма. При ином уровне культуры можно было бы решить задачу прямее, — и, может быть, другие страны так её и решат, когда придёт время построения их коммунистических республик. Но мы прямым путём не можем решать этот вопрос.

Государство должно научиться торговать так, чтобы промышленность удовлетворяла крестьянство, чтобы крестьянство торговлей удовлетворяло свои нужды. Надо поставить дело так, чтобы каждый трудящийся прилагал свои силы к укреплению рабочекрестьянского государства. Только тогда может быть создана крупная промышленность.

Нужно, чтобы сознание это проникло в массы, и чтобы оно не только проникло в массы, но и закрепилось в них практически. Вот откуда вытекают задачи Главполитпросвета. После всякого глубокого политического переворота народу нужно много времени для того, чтобы этот переворот усвоить. И вот тут стоит вопрос — осознал ли народ те уроки, которые были ему даны. К глубокому сожалению, на этот вопрос можно ответить, что нет. Если бы это было так, то тогда мы пришли бы гораздо скорее, гораздо короче к созданию крупной промышленности.

После решённой задачи величайшего в мире политического переворота перед нами стали иные задачи — задачи культурные, которые можно назвать «маленькими делами». Надо этот политический переворот переварить, сделать его доступным массам населения, добиться, чтобы этот политический переворот остался не только декларацией.

УСТАРЕВШИЕ ПРИЁМЫ

В своё время были нужны эти декларации, заявления, манифесты, декреты. Этого у нас достаточно. В своё время эти вещи были необходимы, чтобы народу показать, как и что мы хотим строить, какие новые и невиданные вещи. Но можно ли народу продолжать показывать, что мы хотим строить? Нельзя! Самый простой рабочий в таком случае станет издеваться над нами. Он скажет: «Что ты всё показываешь, как ты хочешь строить, ты покажи на деле — как ты умеешь строить. Если не умеешь, то нам не по дороге, проваливай к черту!». И он будет прав.

Пора, когда надо было политически рисовать великие задачи, прошла, и наступила пора, когда их надо проводить практически. Теперь перед нами задачи культурные, задачи переваривания того политического опыта, который должен и может претвориться в жизнь. Либо гибель всех политических завоеваний Советской власти, либо подведение под них экономического фундамента. Этого нет сейчас. Именно за это надо взяться.

Задача подъёма культуры — одна из самых очередных. И это задача политпросвета, если он сумеет служить «политическому просвещению», каковое название он себе выбрал. Название присвоить нетрудно, но вот, как обстоит дело с выполнением? Будем надеяться, что после этого съезда мы получим точные данные об этом. У нас комиссия по ликвидации безграмотности создана 19 июля 1920 года. Я нарочно, перед тем как приехать на съезд, прочёл соответственный декрет. Всероссийская комиссия по ликвидации безграмотности… Мало того — Чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности. Будем надеяться, что после этого съезда мы получим данные, в скольких губерниях и что именно в этой области проделано, и получим точный отчёт. Но уже то обстоятельство, что пришлось создать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, доказывает, что мы — люди (как бы это выразиться помягче?) вроде того, как бы полудикие, потому что в стране, где не полудикие люди, там стыдно было бы создавать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, — там в школах ликвидируют безграмотность. Там есть школы сносные, — и в них учат. Чему? Учат грамотности, первым долгом. Но если эта элементарная задача не решена, то говорить о новой экономической политике смешно.

САМОЕ БОЛЬШОЕ ЧУДО

Какая тут новая политика? Дай бог как–нибудь держаться со старой, если мы должны чрезвычайными мерами ликвидировать безграмотность. Это — очевидно. Но ещё более очевидно — мы наделали чудес и в военной области, и в других. Среди этих чудес самое большое чудо, я думаю, было бы то, чтобы ликвидировать до конца самую комиссию по ликвидации безграмотности. И чтобы не возникало таких проектов, как я здесь слышал, об отделении от Наркомпроса. Если это так, если вы в это вникнете, то согласитесь, что нужно бы создать чрезвычайную комиссию по ликвидации некоторых дурных проектов.

Мало того: недостаточно безграмотность ликвидировать, но нужно ещё строить советское хозяйство, а при этом на одной грамотности далеко не уедешь. Нам нужно громадное повышение культуры. Надо, чтобы человек на деле пользовался уменьем читать и писать, чтобы он имел что читать, чтобы он имел газеты и пропагандистские брошюры, чтобы они правильно распределялись и доходили до народа, чтобы они не пропадали в пути, так что их читают не больше половины и употребляют на что–то в канцеляриях, а до народа, возможно, и одна четверть не доходит. Нужно научиться пользоваться тем скудным, что у нас есть.

Вот почему в связи с новой экономической политикой надо неустанно выдвигать мысль, что политическое просвещение требует во что бы то ни стало повышения культуры. Надо добиться, чтобы уменье читать и писать служило повышению культуры, чтобы крестьянин получил возможность применить это уменье читать и писать к улучшению своего хозяйства и своего государства.

Советские законы очень хороши, потому что предоставляют всем возможность бороться с бюрократизмом и волокитой, возможность, которую ни в одном капиталистическом государстве не предоставляют рабочему и крестьянину. А что — пользуются этой возможностью? Почти никто! И не только крестьянин, громадный процент коммунистов не умеет пользоваться советскими законами по борьбе с волокитой, бюрократизмом или с таким истинно русским явлением, как взяточничество. Что мешает борьбе с этим явлением? Наши законы? Наша пропаганда? Напротив! Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе? Потому, что нельзя её сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает. У нас коммунисты, не меньше половины, не умеют бороться, не говоря уже о таких, которые мешают бороться. Правда, из вас 99% — коммунисты, и вы знаете, что с этими последними коммунистами мы производим теперь операции, которыми занята комиссия по очистке партии, и есть надежда, что тысяч 100 из нашей партии мы удалим. Некоторые говорят, что тысяч 200, — и эти последние мне больше нравятся.

Я очень надеюсь, что мы выгоним из нашей партии от 100 до 200 тысяч коммунистов, которые примазались к партии и которые не только не умеют бороться с волокитою и взяткой, но мешают с ними бороться.

ЗАДАЧИ ПОЛИТПРОСВЕТЧИКОВ

То, что мы на сотню–другую тысяч нашу партию очистим, это будет полезно, но это — ничтожная доля того, что нам надо сделать. Надо, чтобы политпросветы всю свою работу применили к этой цели. С безграмотностью бороться должно, но одна грамотность также недостаточна, а нужна та культура, которая учит бороться с волокитой и взятками. Это — такая болячка, которую никакими военными победами и никакими политическими преобразованиями нельзя вылечить. По сути дела эту болячку нельзя вылечить военными победами и политическими преобразованиями, а можно вылечить только одним подъёмом культуры. И эта задача ложится на политпросветы.

Нужно, чтобы политпросветчики понимали свои задачи не по–чиновничьи, что также весьма часто наблюдается, когда говорится о том, нельзя ли представителя губполитпросвета ввести в губэкосо. Извините меня, никуда не надо вас вводить, а надо, чтобы вы свои задачи разрешали как простые граждане. Когда вы входите в учреждение, вы бюрократизируетесь, а если вы будете иметь дело с народом и политически его просвещать, опыт вам скажет, что у политически просвещённого народа взяток не будет, а у нас они на каждом шагу. Вас спросят: как сделать, чтобы не было взяток, чтобы в исполкоме такой–то взяток не брал, научите, как этого добиться? И если политпросветчики скажут: «Это не по нашему ведомству», «у нас изданы по этому делу брошюры и прокламации», народ вам скажет: «Плохие вы члены партии: это, правда, не по вашему ведомству, для этого есть Раб- крин, но ведь вы являетесь и членами партии. Вы взяли на себя название политического просвещения. Когда вы такое название брали, вас предупреждали: не замахивайтесь очень в названии, а берите названия попроще. Но вы хотели взять название политического просвещения, а в этом названии многое заключается. Ведь вы не назвали себя людьми, которые учат народ азбуке, но вы взяли название политического просвещения». Вам могут сказать: «Очень хорошо, что вы учите народ читать, писать, проводить экономическую кампанию, это всё очень хорошо, но это не политическое просвещение, потому что политическое просвещение означает подведение итогов всему».

Пропаганду против варварства и таких болячек, как взятка, мы ведём, и, надеюсь, вы ведёте, но политическое просвещение не исчерпывается этой пропагандой, оно означает практические результаты, оно значит — научить народ, как этого достигать, и показывать другим такие примеры не в качестве членов исполкома, а в качестве рядовых граждан, которые, будучи политически просвещённее, чем другие, умеют не только ругать за всякую волокиту, — это у нас широко распространяется, — но показать, как на деле это зло побеждается. Это — очень трудное искусство, которого без общего подъёма культуры, без того, чтобы сделать рабоче–крестьянскую массу более культурной, чем наша теперешняя, — не решить! И на эту задачу Главполитпросвета мне и хотелось бы обратить больше всего внимания.

Всё, что я сказал, я хочу резюмировать и подвести практические итоги всем задачам, стоящим перед губполитпросветами.

ТРИ ГЛАВНЫХ ВРАГА

На мой взгляд, есть три главных врага, которые стоят сейчас перед человеком, независимо от его ведомственной роли, задачи, которые стоят перед политпросветчиком, если этот человек коммунист, а таких большинство. Три главных врага, которые стоят перед ним, следующие: первый враг — коммунистическое чванство, второй — безграмотность и третий — взятка.

Коммунистическое чванство — значит то, что человек, состоя в коммунистической партии и не будучи ещё оттуда вычищен, воображает, что все задачи свои он может решить коммунистическим декретированием. Пока он состоит членом правящей партии и таких–то государственных учреждений, на этом основании он воображает, что это даёт возможность ему говорить об итогах политического просвещения. Ничего подобного! Это только коммунистическое чванство. Научиться политически просвещать — вот в чём дело, а мы этому не научились, и у нас к этому правильного подхода ещё нет.

Относительно второго врага — безграмотности — я могу сказать, что, пока у нас есть в стране такое явление, как безграмотность, о политическом просвещении слишком трудно говорить. Это не есть политическая задача, это есть условие, без которого о политике говорить нельзя. Безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплетни, сказки, предрассудки, но не политика.

Наконец, если есть такое явление, как взятка, если это возможно, то нет речи о политике. Тут ещё нет даже подступа к политике, тут нельзя делать политику, потому что все меры останутся висеть в воздухе и не приведут ровно ни к каким результатам. Хуже будет от закона, если практически он будет применяться в условиях допустимости и распространённости взятки. При таких условиях нельзя делать никакой политики, здесь нет основного условия, чтобы можно было заняться политикой. Чтобы можно было набросать перед народом политические наши задачи, чтобы можно было показать народным массам: «вот к каким задачам мы должны стремиться» (а это мы должны бы были сделать!), надо понять, что здесь требуется повысить культурный уровень масс. И нужно добиться этого известного уровня культуры. Без этого осуществить на деле наши задачи нельзя.

РАЗНИЦА МЕЖДУ ЗАДАЧАМИ ВОЕННЫМИ И КУЛЬТУРНЫМИ

Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические и военные. Нужно понять, что условия движения вперёд теперь не те. Политически победить можно в эпоху обострения кризиса в несколько недель. На войне можно победить в несколько месяцев, а культурно победить в такой срок нельзя, по самому существу дела тут нужен срок более длинный, и надо к этому более длинному сроку приспособиться, рассчитывая свою работу, проявляя наибольшее упорство, настойчивость и систематичность. Без этих качеств даже и приступать к политическому просвещению нельзя. А результаты политического просвещения можно измерить только улучшением хозяйства. Не только нужно, чтобы мы уничтожили безграмотность, чтобы мы уничтожили взятку, которая держится на почве безграмотности, но надо, чтобы наша пропаганда, наши руководства, наши брошюры были восприняты народом на деле, и чтобы результатом этого явилось улучшение народного хозяйства.

Вот каковы задачи Политпросвета в связи с нашей новой экономической политикой, и мне хотелось бы надеяться, что благодаря нашему съезду мы здесь добьёмся большего успеха.

Приложение 3. РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ ИНСПЕКЦИЯ

I

По работе В. И. Ленина

«Как нам реорганизовать Рабкрин», 1923 г.

Несомненно, что Рабкрин представляет для нас громадную трудность и что трудность эта до сих пор не решена. Я думаю, что те товарищи, которые решают её, отрицая пользу или надобность Рабкрина, неправы. Но я не отрицаю в то же время, что вопрос о нашем госаппарате и его улучшении представляется очень трудным, далеко не решённым и в то же время чрезвычайно насущным вопросом.

Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько–нибудь серьёзным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата. И вот, чтобы поискать способ действительно обновить его, надо обратиться, мне кажется, за опытом к нашей гражданской войне.

Как мы действовали в более опасные моменты гражданской войны?

Мы сосредоточивали лучшие наши партийные силы в Красной Армии; мы прибегали к мобилизации лучших из наших рабочих; мы обращались за поисками новых сил туда, где лежит наиболее глубокий корень нашей диктатуры.

В этом же направлении нам следует, по моему убеждению, искать источник реорганизации Рабкрина. Я предлагаю нашему XII партийному съезду принять следующий план такой реорганизации, основанный на своеобразном расширении нашей ЦКК.

Пленум ЦК нашей партии уже обнаружил своё стремление развиться в своего рода высшую партийную конференцию. Он собирается в среднем не чаще раза в два месяца, а текущую работу от имени ЦК ведёт, как известно, наше Политбюро, наше Оргбюро, наш Секретариат и так далее. Я думаю, что нам следует докончить тот путь, на который мы таким образом вступили, и окончательно превратить пленумы ЦК в высшие партийные конференции, собираемые раз в два месяца при участии ЦКК. А ЦКК соединить на указанных ниже условиях с основной частью реорганизованного Рабкрина.

Я предлагаю съезду выбрать 75–100 (цифры все, конечно, примерные) новых членов ЦКК из рабочих и крестьян. Выбираемые должны подвергнуться такой же проверке по части партийной, как и обыкновенные члены ЦК, ибо выбираемые должны будут пользоваться всеми правами членов ЦК.

С другой стороны, Рабкрин должен быть сведён к 300–400 служащих, особо проверенных по части добросовестности и по части знания нашего госаппарата, а также выдержавших особое испытание относительно знакомства их с основами научной организации труда вообще и, в частности, труда управленческого, канцелярского и так далее.

По моему мнению, такое соединение Рабкрина с ЦКК принесёт пользу обоим этим учреждениям. С одной стороны, Раб- крин получит таким путём столь высокий авторитет, что станет, по меньшей мере, не хуже нашего НКИД. С другой стороны, наш ЦК совместно с ЦКК выйдет окончательно на ту дорогу превращения в высшую партийную конференцию, на которую он, в сущности, уже встал и по которой ему следует дойти до конца для правильного, в двояком отношении, выполнения своих задач: в отношении планомерности, целесообразности, систематичности его организации и работы и в отношении связи с действительно широкими массами через посредство лучших из наших рабочих и крестьян.

Я предвижу одно возражение, исходящее либо прямо, либо косвенно из тех сфер, которые делают наш аппарат старым, то есть от сторонников сохранения нашего аппарата в том же до невозможности, до неприличия дореволюционном виде, в каком он остаётся и посейчас (кстати сказать, мы теперь получили довольно редкий в истории случай устанавливать сроки, необходимые для производства коренных социальных изменений, и мы ясно видим теперь, что можно сделать в пять лет и для чего нужны гораздо большие сроки).

Возражение это состоит в том, что будто бы из предлагаемого мной преобразования получится один хаос. Члены ЦКК будут слоняться по всем учреждениям, не зная, куда, зачем и к кому им обратиться, внося повсюду дезорганизацию, отрывая служащих от их текущей работы, и так далее и тому подобное.

Я думаю, что злостный источник этого возражения так очевиден, что на него не требуется даже и ответа. Само собой разумеется, что со стороны президиума ЦКК и со стороны наркома Рабкрина и его коллегии (а также в соответствующих случаях и со стороны нашего Секретариата ЦК) потребуется не один год упорной работы над тем, чтобы правильным образом организовать свой наркомат и его работу совместно с ЦКК. Нарком Раб- крина может, по моему мнению, остаться наркомом (и должен им остаться), как и вся коллегия, сохраняя за собой руководство работой всей Рабоче–крестьянской инспекции и в том числе всеми членами ЦКК, которые будут считаться «откомандированными» в его распоряжение. 300–400 служащих Рабкрина, которые остаются, по моему плану, будут, с одной стороны, исполнять чисто секретарские обязанности при других членах Рабкрина и при добавочных членах ЦКК, а с другой стороны — должны быть высоко квалифицированы, особо проверены, особо надёжны, с высоким жалованьем, вполне избавляющим их от нынешнего, поистине несчастного (чтобы не сказать хуже), положения чиновника Рабкрина.

Я уверен, что понижение числа служащих до указанной мной цифры улучшит во много раз и качество работников Рабкрина, и качество всей работы, дав в то же время возможность наркому и членам коллегии сосредоточиться всецело на организации работы и на том систематическом, неуклонном повышении её качества, которое представляет для рабоче–крестьянской власти и для нашего советского строя такую безусловную необходимость.

С другой стороны, я думаю также, что наркому Рабкрина придётся поработать над, частью, слиянием, частью, координированием тех высших институтов по организации труда (Центральный институт труда, Институт научной организации труда и так далее), которых у нас теперь имеется в республике не менее 12. Чрезмерное однообразие и вытекающее, отсюда стремление к слиянию будут вредны. Наоборот, тут надо найти разумную и целесообразную середину между слиянием всех этих учреждений воедино и правильным разграничением их при условии известной самостоятельности каждого из этих учреждений.

Нет сомнения, что от такого преобразования выиграет не менее, чем Рабкрин, и наш собственный ЦК, выиграет он и в смысле связи с массами, и в смысле регулярности и солидности его работы. Тогда можно будет (и должно) завести более строгий и ответственный порядок подготовки заседаний Политбюро, на которых должно присутствовать определённое число членов ЦКК — определённое либо известным периодом времени, либо известным планом организации.

Нарком Рабкрина совместно с президиумом ЦКК должен будет устанавливать распределение работы её членов с точки зрения обязанности их присутствовать на Политбюро и проверять все документы, которые так или иначе идут на его рассмотрение, либо с точки зрения обязанности их уделять своё рабочее время теоретической подготовке, изучению научной организации труда, либо с точки зрения их обязанности практически участвовать в контроле и улучшении нашего госаппарата, начиная с высших государственных учреждений и кончая низшими местными и так далее.

Я думаю также, что помимо той политической выгоды, что члены ЦК и члены ЦКК при такой реформе будут во много раз лучше осведомлены, лучше подготовлены к заседаниям Политбюро (все бумаги, относящиеся к этим заседаниям, должны быть получены всеми членами ЦК и ЦКК не позже, как за сутки до заседания Политбюро, за исключением случаев, не терпящих безусловно никакого отлагательства, каковые случаи требуют особого порядка для ознакомления членов ЦК и ЦКК и порядка решения их), к числу выигрышей придётся также отнести и то, что в нашем ЦК уменьшится влияние чисто личных и случайных обстоятельств и тем самым понизится опасность раскола.

Наш ЦК сложился в группу строго централизованную и высоко авторитетную, но работа этой группы не поставлена в условия, соответствующие его авторитету. Этому помочь должна предлагаемая мною реформа, и члены ЦКК, обязанные присутствовать в известном числе на каждом заседании Политбюро, должны составить сплочённую группу, которая, «не взирая на лица», должна будет следить за тем, чтобы ничей авторитет, ни генсека, ни кого- либо из других членов ЦК, не мог помешать им сделать запрос, проверить документы и вообще добиться безусловной осведомлённости и строжайшей правильности дел.

Конечно, в нашей Советской республике социальный строй основан на сотрудничестве двух классов: рабочих и крестьян, к которому теперь допущены на известных условиях и «нэпманы», то есть буржуазия. Если возникнут серьёзные классовые разногласия между этими классами, тогда раскол будет неизбежен, но в нашем социальном строе не заложены с необходимостью основания неизбежности такого раскола, и главная задача нашего ЦК и ЦКК, как и нашей партии в целом, состоит в том, чтобы внимательно следить за обстоятельствами, из которых может вытечь раскол, и предупреждать их, ибо в последнем счёте судьба нашей республики будет зависеть от того, пойдёт ли крестьянская масса с рабочим классом, сохраняя верность союзу с ним, или она даст «нэпманам», то есть новой буржуазии, разъединить себя с рабочими, расколоть себя с ними. Чем яснее мы будем видеть перед собою этот двоякий исход, чем яснее будут понимать его все наши рабочие и крестьяне, тем больше шансов на то, что нам удастся избегнуть раскола, который был бы губителен для Советской республики.

II

По работе В. И. Ленина «Лучше меньше, да лучше», 1923 г.

В вопросе об улучшении нашего госаппарата Рабкрину следует, по моему мнению, не гнаться за количеством и не торопиться. Мы так мало успели до сих пор подумать и позаботиться о качестве нашего госаппарата, что будет законной забота об особенно серьёзной подготовке его, о сосредоточении в Рабкрине человеческого материала действительно современного качества, то есть не отстающего от лучших западноевропейских образцов. Конечно, для социалистической республики это условие слишком скромно. Но нам первое пятилетие порядочно–таки набило голову недоверием и скептицизмом. Мы невольно склонны проникаться этим качеством по отношению к тем, кто слишком много и слишком легко разглагольствует, например, о «пролетарской» культуре: нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, то есть культур чиновничьей, или крепостнической и тому подобных. В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего. Это многим из наших юных литераторов и коммунистов следовало бы намотать себе хорошенечко на ус.

И вот, в вопросе о госаппарате мы теперь из предыдущего опыта должны сделать тот вывод, что лучше бы помедленнее.

Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевёрнуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далёкое прошлое культуры. Именно о культуре ставлю я здесь вопрос, потому что в этих делах достигнутым надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки. А у нас, можно сказать, хорошее в социальном устройстве до последней степени не продумано, не понято, не прочувствовано, схвачено наспех, не проверено, не испытано, не подтверждено опытом, не закреплено и так далее. Иначе и не могло быть, конечно, в революционную эпоху и при такой головокружительной быстроте развития, которая привела нас в пять лет от царизма к советскому строю.

Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперёд, ко всякому хвастовству и так далее. Надо задуматься над проверкой тех шагов вперёд, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятость. Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что–нибудь знаем, или на то, что у нас есть сколько–нибудь значительное количество элементов для построения действительно нового аппарата, действительно заслуживающего названия социалистического, советского.

Нет, такого аппарата и даже элементов его у нас до смешного мало, и мы должны помнить, что для создания его не надо жалеть времени и надо затратить много, много, много лет.

Какие элементы имеются у нас для создания этого аппарата? Только два. Во–первых, рабочие, увлечённые борьбой за социализм. Эти элементы недостаточно просвещены. Они хотели бы дать нам лучший аппарат. Но они не знают, как это сделать. Они не могут этого сделать. Они не выработали в себе до сих пор такого развития, той культуры, которая необходима для этого. А для этого необходима именно культура. Тут ничего нельзя поделать нахрапом или натиском, бойкостью или энергией, или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще. Во–вторых, элементы знания, просвещения, обучения, которых у нас до смешного мало по сравнению со всеми другими государствами.

И тут нельзя забывать, что эти знания мы слишком ещё склонны возмещать (или мнить, что их можно возместить) усердием, скоропалительностью и так далее.

Нам надо во что бы то ни стало поставить себе задачей для обновления нашего госаппарата: во–первых — учиться, во–вторых — учиться и в-третьих — учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мёртвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом. Одним словом, нам надо предъявлять не те требования, что предъявляет буржуазная Западная Европа, а те, которые достойно и прилично предъявлять стране, ставящей своей задачей развиться в социалистическую страну.

Выводы из сказанного: мы должны сделать Рабкрин, как орудие улучшения нашего аппарата, действительно образцовым учреждением.

Для того, чтобы он мог достигнуть необходимой высоты, нужно держаться правила: семь раз примерь, один раз отрежь.

Для этого нужно, чтобы действительно лучшее, что есть в нашем социальном строе, с наибольшей осторожностью, обдуманностью, осведомлённостью было прилагаемо к созданию нового наркомата.

Для этого нужно, чтобы лучшие элементы, которые есть в нашем социальном строе, а именно: передовые рабочие, во–первых, и, во–вторых, элементы действительно просвещённые, за которых можно ручаться, что они ни слова не возьмут на веру, ни слова не скажут против совести, — не побоялись признаться ни в какой трудности и не побоялись никакой борьбы для достижения серьёзно поставленной себе цели.

Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою бесполезность, или даже свою вредность. Как суетня, она давала нам видимость работы, на самом деле засоряя наши учреждения и наши мозги.

Надо, наконец, чтобы это стало иначе.

Надо взять за правило: лучше числом поменьше, да качеством повыше. Надо взять за правило: лучше через два года или даже через три года, чем второпях, без всякой надежды получить солидный человеческий материал.

Я знаю, что это правило трудно будет выдержать и применить к нашей действительности. Я знаю, что тысячами лазеек обратное правило будет пробивать у нас себе дорогу. Я знаю, что сопротивление нужно будет оказать гигантское, что настойчивость нужно будет проявить дьявольскую, что работа здесь первые годы, по крайней мере, будет чертовски неблагодарной; и тем не менее я убеждён, что только такой работой мы сможем добиться своей цели и, только добившись этой цели, мы создадим республику, действительно достойную названия советской, социалистической и прочая, и прочая и тому подобное.

Нам надо твёрдо запомнить это, если мы хотим действительно задаться целью через несколько лет выработать учреждение, которое, во–первых, должно быть образцовым, во–вторых, должно внушать всем безусловное доверие и, в-третьих, доказать всякому и каждому, что мы действительно оправдали работу такого высокого учреждения, как ЦКК. Всякие общие нормы числа служащих, по–моему, следует изгнать сразу и бесповоротно. Служащих Рабкрина мы должны подбирать совершенно особо и не иначе, как на основании строжайшего испытания. К чему, на самом деле, составлять наркомат, в котором работа велась бы кое–как, опять не внушая к себе ни малейшего доверия, в котором бы слово пользовалось бесконечно малым авторитетом? Я думаю, что избегнуть этого является главной нашей задачей при такого рода перестройке, которую мы имеем теперь в виду.

Рабочие, которых мы привлекаем в качестве членов ЦКК, должны быть безупречны, как коммунисты, и я думаю, что над ними надо ещё длительно поработать, чтобы обучить их приёмам и задачам их работы. Дальше, помощниками в этой работе должно быть определённое число секретарского персонала, от которого надо будет требовать тройной проверки перед назначением его на службу. Наконец, те должностные лица, которых мы решимся, в виде исключения, поставить сразу на места служащих Рабкрина, должны удовлетворять следующим условиям: во–первых, они должны быть рекомендованы несколькими коммунистами; во–вторых, они должны выдержать испытание на знание нашего госаппарата; в-третьих, они должны выдержать испытание на знание основ теории по вопросу о нашем госаппарате, на знание основ науки управления, делопроизводства и так далее; в-четвёртых, они должны сработаться с членами ЦКК и со своим секретариатом так, чтобы мы могли ручаться за работу всего этого аппарата в целом.

Я знаю, что эти требования предполагают непомерно большие условия, и я очень склонён опасаться, что большинство «практиков» в Рабкрине объявят эти требования неисполнимыми или будут презрительно посмеиваться над ними. Но я спрашиваю любого из теперешних руководителей Рабкрина или из лиц, прикосновенных к нему, может ли он сказать мне по совести — какая надобность на практике в таком наркомате, как Рабкрин? Я думаю, что этот вопрос поможет ему найти чувство меры. Либо не стоит заниматься одной из реорганизаций, которых у нас так много бывало, такого безнадёжного дела, как Рабкрин, либо надо действительно поставить себе задачей создать медленным, трудным, необычным путём, не без многочисленных проверок, нечто действительно образцовое, способное внушать всякому и каждому уважение и не только потому, что чины и звания этого требуют.

Если не запастись терпением, если не положить на это дело нескольких лет, то лучше за него вовсе не браться.

По–моему, из тех учреждений, которые мы уже напекли по части высших институтов труда и прочее, выбрать минимум, проверить вполне серьёзную постановку и продолжать работу лишь так, чтобы она действительно стояла на высоте современной науки и давала нам все её обеспечения. Тогда в несколько лет не утопично будет надеяться на получение учреждения, которое будет в состоянии делать своё дело, именно — систематически, неуклонно работать, пользуясь доверием рабочего класса, Российской коммунистической партии и всей массы населения нашей республики, над улучшением нашего госаппарата.

Всякое половинчатое решение тут было бы до последней степени вредно. Всякие нормы служащих Рабкрина, исходящие из каких бы то ни было других соображений, были бы, в сущности, основаны на старых чиновничьих соображениях, на старых предрассудках, на том, что уже осуждено, что вызывает общие насмешки, и так далее.

Я думаю, что при том человеческом материале, который мы имеем, не будет нескромно предположить, что мы уже достаточно научились для того, чтобы систематически и заново построить хоть один наркомат. Правда, этот один наркомат должен определять собой весь наш госаппарат в целом.

Объявить конкурс сейчас же на составление двух или больше учебников по организации труда вообще и специально труда управленческого. В основу можно положить имеющуюся уже у нас книгу Ерманского, хотя он, в скобках будь сказано, и отличается явным сочувствием меньшевизму и непригоден для составления учебника, подходящего для Советской власти. Затем, можно взять за основу недавнюю книгу Керженцева; наконец, могут пригодиться ещё кое–какие из имеющихся частичных пособий.

Послать нескольких подготовленных и добросовестных лиц в Германию или в Англию для сбора литературы и изучения этого вопроса. Англию я называю на случай, если бы посылка в Америку или Канаду оказалась невозможной.

Назначить комиссию для составления первоначальной программы экзаменов на кандидата в служащие Рабкрина; тоже — на кандидата в члены ЦКК.

Эти и подобные им работы, разумеется, не затруднят ни наркома, ни членов коллегии Рабкрина, ни президиум ЦКК.

Параллельно с этим придётся назначить подготовительную комиссию для подыскания кандидатов на должность членов ЦКК. Я надеюсь, что на эту должность у нас найдётся теперь уже более, чем достаточно кандидатов как из числа опытных работников всех ведомств, так и из числа студентов наших советских школ. Едва ли будет правильно исключать ту или другую категорию заранее. Вероятно, придётся предпочесть разнообразный состав этого учреждения, в котором мы должны искать соединения многих качеств, соединения неодинаковых достоинств, так что тут придётся поработать над задачей составления списка кандидатов. Например, более всего было бынежелательным, если бы новый наркомат был составлен по одному шаблону, допустим, из типа людей характера чиновников, или с исключением людей характера агитаторов, или с исключением людей, отличительным свойством которых является общительность или способность проникать в круги, не особенно обычные для такого рода работников, и так далее.

Я думаю, что лучше всего выражу свою мысль, если сравню мой план с учреждениями академического типа. Члены ЦКК должны будут под руководством своего президиума работать систематически над просмотром всех бумаг и документов Политбюро. Вместе с тем они должны будут правильно распределять своё время между отдельными работами по проверке делопроизводства в наших учреждениях, начиная от самых мелких и частных и кончая высшими государственными учреждениями. Наконец, к разряду их работ будут относиться занятия теорией, то есть теорией организации той работы, которой они намереваются себя посвятить, и практические занятия под руководством либо старых товарищей, либо преподавателей высших институтов организации труда.

Но я думаю, что ограничиться такого рода академическими работами им никак не доведётся. Наряду с ними им придётся подготовлять себя к работам, которые я не постеснялся бы назвать подготовкой к ловле, не скажу — мошенников, но вроде того, и придумыванием особых ухищрений для того, чтобы прикрыть свои походы, подходы и тому подобное.

Если я писал выше о том, что мы должны учиться и учиться в институтах по высшей организации труда и того подобного, то это отнюдь не значит, что я понимаю это «учение» сколько- нибудь по–школьному, или чтобы я ограничивался мыслью об учении только по–школьному.

Я надеюсь, что ни один настоящий революционер не заподозрит меня в том, что я под «учением» в этом случае отказался понять какую–нибудь полушутливую проделку, какую–нибудь хитрость, какую–нибудь каверзу или нечто в этом роде. Я знаю, что в западноевропейском чинном и серьёзном государстве эта мысль вызвала бы действительно ужас, и ни один порядочный чиновник не согласился бы даже допустить её к обсуждению. Но я надеюсь, что мы ещё недостаточно обюрократились и что у нас ничего, кроме веселья, обсуждение этой мысли не вызывает.

В самом деле, почему не соединить приятное с полезным? Почему не воспользоваться какой–нибудь шутливой или полушутливой проделкой для того, чтобы накрыть что–нибудь смешное, что–нибудь вредное, что–нибудь полусмешное, полувредное и так далее?

Как можно соединить учреждения партийные с советскими? Нет ли тут чего–либо недопустимого?

Я ставлю этот вопрос не от своего имени, а от имени тех, на кого я намекнул, говоря, что бюрократы имеются у нас не только в советских, но и в партийных учреждениях.

Почему бы, в самом деле, не соединить те и другие, если это требуется интересом дела? Разве кто–либо не замечал когда–либо, что в таком наркомате, как Наркоминдел, подобное соединение приносит чрезвычайную пользу и практикуется с самого его начала? Разве в Политбюро не обсуждаются с партийной точки зрения многие мелкие и крупные вопросы о «ходах» с нашей стороны в ответ на «ходы» заграничных держав, в предотвращение их, ну, скажем, хитрости, чтобы не выражаться менее прилично? Разве это гибкое соединение советского с партийным не является источником чрезвычайной силы в нашей политике? Я думаю, что то, что оправдало себя, упрочилось в нашей внешней политике и вошло уже в обычай так, что не вызывает никаких сомнений в этой области, будет, по меньшей мере, столько же уместно (а я думаю, что будет гораздо более уместно) по отношению ко всему нашему государственному аппарату. А ведь Рабкрин и посвящён всему нашему государственному аппарату, и деятельность его должна касаться всех и всяких, без всякого изъятия, государственных учреждений, и местных, и центральных, и торговых, и чисто чиновничьих, и учебных, и архивных, и театральных и так далее — одним словом, всех без малейшего изъятия.

Почему же для учреждения с таким широким размахом, для которого, кроме того, требуется ещё чрезвычайная гибкость форм деятельности, — почему же для него не допустить своеобразного слияния контрольного партийного учреждения с контрольным советским?

Я бы не видел в этом никаких препятствий. Более того, я думаю, что такое соединение является единственным залогом успешной работы. Я думаю, что всякие сомнения на этот счёт вылезают из самых пыльных углов нашего госаппарата и что на них следует отвечать только одним — насмешкой.

Другое сомнение: удобно ли соединять деятельность учебную с деятельностью должностной? Мне кажется, не только удобно, но и должно. Вообще говоря, мы успели заразиться от западноевропейской государственности, при всём революционном к ней отношении, целым рядом вреднейших и смешнейших предрассудков, а отчасти нас умышленно заразили этим наши милые бюрократы, не без умысла спекулируя на том, что в мутной воде подобных предрассудков им неоднократно удастся ловить рыбу; и лавливали они рыбу в этой мутной воде до такой степени, что только совсем слепые из нас не видели, как широко эта ловля практиковалась.

Во всей области общественных, экономических и политических отношений мы «ужасно» революционны. Но в области чинопочитания, соблюдения форм и обрядов делопроизводства наша «революционность» сменяется сплошь да рядом самым затхлым рутинёрством. Тут не раз можно наблюдать интереснейшее явление, как в общественной жизни величайший прыжок вперёд соединяется с чудовищной робостью перед самыми маленькими изменениями.

Это и понятно, потому что самые смелые шаги вперёд лежали в области, которая составляла издавна удел теории, лежали в области, которая культивировалась главным образом и даже почти исключительно теоретически. Русский человек отводил душу от постылой чиновничьей действительности дома за необычайно смелыми теоретическими построениями, и поэтому эти необычайно смелые теоретические построения приобретали у нас необыкновенно односторонний характер. У нас уживались рядом теоретическая смелость в общих построениях и поразительная робость по отношению к какой–нибудь самой незначительной канцелярской реформе. Какая–нибудь величайшая всемирная земельная революция разрабатывалась с неслыханной в иных государствах смелостью, а рядом не хватало фантазии на какую–нибудь десятистепенную канцелярскую реформу; не хватало фантазии или не хватало терпения применить к этой реформе те же общие положения, которые давали такие «блестящие» результаты, будучи применяемы к вопросам общим.

И поэтому наш теперешний быт соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями.

Я думаю, что иначе и не бывало ни при одной действительно великой революции, потому что действительно великие революции рождаются из противоречий между старым, между направленным на разработку старого и абстрактнейшим стремлением к новому, которое должно уже быть так ново, чтобы ни одного грана старины в нём не было. И чем круче эта революция, тем дольше будет длиться то время, когда целый ряд таких противоречий будет держаться.

Общей чертой нашего быта является теперь следующее: мы разрушили капиталистическую промышленность, постарались разрушить дотла учреждения средневековые, помещичье землевладение и на этой почве создали мелкое и мельчайшее крестьянство, которое идёт за пролетариатом из доверия к результатам его революционной работы. На этом доверии, однако, продержаться нам вплоть до победы социалистической революции в более развитых странах нелегко, потому что мелкое и мельчайшее крестьянство, особенно при нэпе, держится по экономической необходимости на крайне низком уровне производительности труда. Да и международная обстановка вызвала то, что Россия отброшена теперь назад, что в общем и целом производительность народного труда у нас теперь значительно менее высока, чем до войны. Западноевропейские капиталистические державы, частью сознательно, частью стихийно, сделали всё возможное, чтобы отбросить нас назад, чтобы использовать элементы гражданской войны в России для возможно большего разорения страны. Именно такой выход из империалистической войны представлялся, конечно, имеющим значительные выгоды: если мы не опрокинем революционного строя в России, то, во всяком случае, мы затрудним его развитие к социализму, — так, примерно, рассуждали эти державы, и с их точки зрения они не могли рассуждать иначе. В итоге они получили полурешение своей задачи. Они не свергли нового строя, созданного революцией, но они и не дали ему возможности сделать сейчас же такой шаг вперёд, который бы оправдал предсказания социалистов, который бы дал им возможность с громадной быстротой развить производительные силы, развить все те возможности, которые сложились бы в социализм, доказать всякому и каждому наглядно, воочию, что социализм таит в себе гигантские силы и что человечество перешло теперь к новой, несущей необыкновенно блестящие возможности стадии развития.

Система международных отношений сложилась теперь такая, что в Европе одно из государств порабощено государствами–победителями — это Германия. Затем, ряд государств, и притом самых старых государств Запада, оказались, в силу победы, в условиях, когда они могут пользоваться этой победой для ряда неважных уступок своим угнетённым классам, — уступок, которые, всё же, оттягивают революционное движение в них и создают некоторое подобие «социального мира».

В то же время целый ряд стран: Восток, Индия, Китай и тому подобные, в силу именно последней империалистической войны, оказались окончательно выбитыми из своей колеи. Их развитие направилось окончательно по общеевропейскому капиталистическому масштабу. В них началось общеевропейское брожение. И для всего мира ясно теперь, что они втянулись в такое развитие, которое не может не привести к кризису всего всемирного капитализма.

Мы стоим, таким образом, в настоящий момент перед вопросом: удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разорённости до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат своё развитие к социализму? Но они завершают его не так, как мы ожидали раньше. Они завершают его не равномерным «вызреванием» в них социализма, а путём эксплуатации одних государств другими, путём эксплуатации первого из побеждённых во время империалистической войны государства, соединённой с эксплуатацией всего Востока. А Восток, с другой стороны, пришёл окончательно в революционное движение именно в силу этой первой империалистической войны и окончательно втянулся в общий круговорот всемирного революционного движения.

Какая же тактика предписывается таким положением дел для нашей страны? Очевидно, следующая: мы должны проявить в величайшей степени осторожность для сохранения нашей рабочей власти, для удержания под её авторитетом и под её руководством нашего мелкого и мельчайшего крестьянства. На нашей стороне тот плюс, что весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию. Но на нашей стороне тот минус, что империалистам удалось расколоть весь мир на два лагеря, причём этот раскол осложнён тем, что Германии, стране действительно передового культурного капиталистического развития, подняться теперь до последней степени трудно. Все капиталистические державы так называемого Запада клюют её и не дают ей подняться. А с другой стороны, весь Восток, с его сотнями миллионов трудящегося эксплуатируемого населения, доведённого до последней степени человеческой крайности, поставлен в условия, когда его физические и материальные силы не идут решительно ни в какое сравнение с физическими, материальными и военными силами любого из гораздо меньших западноевропейских государств.

Можем ли мы спастись от грядущего столкновения с этими империалистическими государствами? Есть ли у нас надежда на то, что внутренние противоречия и конфликты между преуспевающими империалистическими государствами Запада и преуспевающими империалистическими государствами Востока дадут нам оттяжку второй раз, как они дали в первый, когда поход западноевропейской контрреволюции, направленный к поддержке русской контрреволюции, сорвался из–за противоречий в лагере контрреволюционеров Запада и Востока, в лагере эксплуататоров восточных и эксплуататоров западных, в лагере Японии и Америки?

На этот вопрос, мне кажется, следует ответить таким образом, что решение зависит здесь от слишком многих обстоятельств, и исход борьбы в общем и целом можно предвидеть лишь на том основании, что гигантское большинство населения земли в конце концов обучается и воспитывается к борьбе самим капитализмом.

Исход борьбы зависит, в конечном счёте, от того, что Россия, Индия, Китай и тому подобные составляют гигантское большинство населения. А именно это большинство населения и втягивается с необычайной быстротой в последние годы в борьбу за своё освобождение, так что в этом смысле не может быть ни тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы. В этом смысле окончательная победа социализма вполне и безусловно обеспечена.

Но нам интересна не эта неизбежность окончательной победы социализма. Нам интересна та тактика, которой должны держаться мы, Российская коммунистическая партия, мы, российская Советская власть, для того, чтобы помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас. Для того, чтобы обеспечить наше существование до следующего военного столкновения между контрреволюционным империалистическим Западом и революционным и националистическим Востоком, между цивилизованнейшими государствами мира и государствами по–восточному отсталыми, которые, однако, составляют большинство, — этому большинству нужно успеть цивилизоваться. Нам тоже не хватает цивилизации для того, чтобы перейти непосредственно к социализму, хотя мы и имеем для этого политические предпосылки. Нам следует держаться такой тактики или принять для нашего спасения следующую политику.

Мы должны постараться построить государство, в котором рабочие сохранили бы своё руководство над крестьянами, доверие крестьян по отношению к себе и с величайшей экономией изгнали бы из своих общественных отношений всякие следы каких бы то ни было излишеств.

Мы должны свести наш госаппарат до максимальной экономии. Мы должны изгнать из него все следы излишеств, которых в нём осталось так много от царской России, от её бюрократическо–капиталистического аппарата.

Не будет ли это царством крестьянской ограниченности? Нет. Если мы сохраним за рабочим классом руководство над крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее.

В этом и только в этом будет наша надежда. Только тогда мы в состоянии будем пересесть, выражаясь фигурально, с одной лошади на другую, именно, с лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, с лошади экономии, рассчитанных на разорённую крестьянскую страну, — на лошадь, которую ищет и не может не искать для себя пролетариат, на лошадь крупной машинной индустрии, электрификации, Волховстроя и так далее.

Вот как я связываю в своих мыслях общий план нашей работы, нашей политики, нашей тактики, нашей стратегии с задачами реорганизованного Рабкрина. Вот в чём для меня состоит оправдание тех исключительных забот, того исключительного внимания, которое мы должны уделить Рабкрину, поставив его на исключительную высоту, дав ему головку с правами ЦК и так далее и тому подобное.

Это оправдание состоит в том, что лишь посредством максимальной чистки нашего аппарата, посредством максимального сокращения всего, что не абсолютно необходимо в нём, мы в состоянии будем удержаться наверняка. И притом мы будем в состоянии удержаться не на уровне мелкокрестьянской страны, не на уровне этой всеобщей ограниченности, а на уровне, поднимающемся неуклонно вперёд и вперёд к крупной машинной индустрии.

Вот о каких высоких задачах мечтаю я для нашего Рабкрина. Вот для чего я планирую для него слияние авторитетнейшей партийной верхушки с «рядовым» наркоматом.

Приложение 4. ПОСТРОЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ СОЦИАЛИЗМА

По работе И. В. Сталина «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии».

Доклад активу ленинградской организации о работе пленума ЦК BKП(б), 13 апреля 1926 г.

   I. ДВА ПЕРИОДА НЭПА

Основной факт, определяющий нашу политику, состоит в том, что в своём хозяйственном развитии наша страна вступила в новый период нэпа, в новый период новой экономической политики, в период прямой индустриализации.

Пять лет прошло с тех пор, как Владимир Ильич провозгласил новую экономическую политику. Основная задача, стоявшая тогда перед нами, перед партией, состояла в том, чтобы в условиях новой экономической политики, в условиях развёрнутого товарооборота построить социалистический фундамент нашего народного хозяйства. Эта стратегическая задача стоит перед нами и теперь, как наша основная задача. К этой основной задаче мы подходили тогда, в первый период нэпа, начиная с 1921 года, под углом зрения развития прежде всего сельского хозяйства. Тов. Ленин говорил: наша задача — построить социалистический фундамент народного хозяйства, но для того, чтобы построить такой фундамент, необходимо иметь развитую индустрию, ибо индустрия есть основа, начало и конец социализма, социалистического строительства, а для того, чтобы развить индустрию, необходимо начать дело с сельского хозяйства.

Почему? Потому, что для того, чтобы развернуть индустрию, промышленность в условиях той экономической разрухи, которую мы тогда переживали, необходимо было создать, прежде всего, некоторые рыночные, сырьевые и продовольственные предпосылки для индустрии, для промышленности. Нельзя развивать промышленность на пустом месте, нельзя развивать индустрию, ежели нет сырья в стране, ежели нет продовольствия для рабочих и ежели нет сколько–нибудь развитого сельского хозяйства, представляющего основной рынок для нашей индустрии. Стало быть, чтобы развивать индустрию, надо было иметь, по крайней мере, три предпосылки: во–первых, — внутренний рынок, а у нас он пока что по преимуществу крестьянский; во–вторых, — надо было иметь более или менее развитое сырьевое производство в сельском хозяйстве (свёкла, лён, хлопок и так далее); и, в-третьих, — необходимо было, чтобы деревня могла выделить известный минимум сельскохозяйственных продуктов для снабжения промышленности, для снабжения рабочих. Вот почему Ленин говорил, что построение социалистического фундамента нашего хозяйства, построение индустрии мы должны начать с сельского хозяйства. Таков был первый период новой экономической политики.

Теперь мы вступили во второй период нэпа. Самое важное и самое характерное в состоянии нашего хозяйства состоит теперь в том, что центр тяжести переместился теперь в сторону индустрии. Ежели тогда, в первый период новой экономической политики, нам надо было начинать с сельского хозяйства, ибо развитие всего народного хозяйства упиралось в сельское хозяйство, то теперь, для того чтобы продолжать строительство социалистического фундамента нашего хозяйства, для того чтобы двинуть вперёд хозяйство в целом, необходимо сосредоточить внимание именно на индустрии. Теперь само сельское хозяйство не может двигаться вперёд, ежели вовремя не подашь сельскохозяйственных машин, тракторов, изделий промышленности и так далее. Поэтому, ежели тогда, в первый период новой экономической политики, дело развития народного хозяйства в целом упиралось в сельское хозяйство, то теперь оно упирается и уже упёрлось в прямое развёртывание индустрии.

   II. КУРС НА ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЮ

Вот в чём суть и основной смысл того лозунга, того курса на индустриализацию страны, который был провозглашён XIV партсъездом и который проводится ныне в жизнь. Из этого основного лозунга исходил в своей работе в апреле этого года пленум Центрального Комитета. Стало быть, очередная и основная задача состоит теперь в том, чтобы ускорить темп развития нашей промышленности, двинуть вперёд вовсю нашу индустрию, используя имеющиеся ресурсы, и ускорить тем самым развитие хозяйства в целом.

Эта задача принимает особенно острый характер именно теперь, в данный момент, между прочим потому, что у нас, в силу известного развития хозяйства, сложилось некоторое несоответствие между спросом на изделия промышленности в городе и деревне и предложением этих изделий со стороны промышленности, что спрос на продукты промышленности растёт быстрее, чем сама промышленность, что имеющийся у нас товарный голод со всеми вытекающими из него последствиями является выражением и результатом этого несоответствия. Едва ли нужно доказывать, что быстрое развитие нашей индустрии является наиболее верным средством для ликвидации этого несоответствия и изживания товарного голода.

Некоторые товарищи думают, что индустриализация представляет вообще развитие всякой промышленности. Есть даже такие чудаки, которые полагают, что ещё Иван Грозный, который когда–то создавал некоторый зародыш промышленности, был индустриалистом. Если идти по этому пути, тогда Петра Великого надо назвать первым индустриалистом. Это, конечно, неверно. Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа её состоит в развитии тяжёлой промышленности, в развитии, в конце концов, производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения. Индустриализация имеет своей задачей не только то, чтобы вести наше народное хозяйство в целом к увеличению в нём доли промышленности, но она имеет ещё ту задачу, чтобы в этом развитии обеспечить за нашей страной, окружённой капиталистическими государствами, хозяйственную самостоятельность, уберечь её от превращения в придаток мирового капитализма. Не может страна диктатуры пролетариата, находящаяся в капиталистическом окружении, остаться хозяйственно самостоятельной, если она сама не производит у себя дома орудий и средств производства, если она застревает на той ступени развития, где ей приходится держать народное хозяйство на привязи у капиталистически развитых стран, производящих и вывозящих орудия и средства производства. Застрять на этой ступени — значит отдать себя на подчинение мировому капиталу.

   III. ВОПРОСЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО НАКОПЛЕНИЯ

Для того, чтобы индустриализацию двинуть вперёд, необходимо обновить старое оборудование наших заводов и построить новые заводы. Тот период развития нашей промышленности, который мы переживаем сейчас, характеризуется тем, что мы уже загрузили старые заводы и фабрики, оставленные нам капиталистами царского периода, загрузили целиком, и теперь для того, чтобы двигаться дальше, надо технику улучшить, надо переоборудовать старые заводы, построить новые. Без этого невозможно теперь двигаться вперёд.

Но для того, чтобы обновить нашу промышленность на основе новой техники, для этого требуются, товарищи, большие и очень большие капиталы. А капиталов у нас мало, как это всем вам известно. В этом году нам удастся вложить в основное дело капитальных затрат на промышленность миллионов восемьсот с лишним. Этого, конечно, мало. Но это всё–таки кое–что. Это первое наше серьёзное вложение в нашу промышленность. Я говорю, что этого мало, потому что наша промышленность могла бы с удобством поглотить в несколько раз больше этой суммы. Нам нужно двигать вперёд нашу промышленность. Нам нужно расширять нашу индустрию возможно быстрым темпом, увеличивать количество рабочих вдвое, втрое. Нам нужно превратить нашу страну из страны аграрной в страну индустриальную, и чем скорее — тем лучше. Но для всего этого требуются большие капиталы. Поэтому вопрос о накоплении для развития промышленности, вопрос о социалистическом накоплении приобретает теперь для нас непосредственное значение.

История знает различные способы индустриализации.

Англия индустриализировалась благодаря тому, что она грабила десятки и сотни лет колонии, собирала там «добавочные» капиталы, вкладывала их в свою промышленность и ускоряла темп своей индустриализации. Это первый способ индустриализации.

Германия ускорила свою индустриализацию в результате победоносной войны с Францией в 70‑х годах прошлого столетия, когда она, взяв пять миллиардов франков контрибуции у французов, влила их в свою промышленность. Это второй способ индустриализации.

Оба эти способа для нас закрыты, ибо мы — страна Советов, ибо колониальные грабежи и военные захваты в целях грабежа несовместимы с природой Советской власти.

Россия, старая Россия, сдавала кабальные концессии и получала кабальные займы, стараясь таким образом выбраться постепенно на путь индустриализации. Это есть третий способ. Но это — путь кабалы или полукабалы, путь превращения России в полуколонию. Этот путь тоже закрыт для нас, ибо не для того мы вели трёхлетнюю гражданскую войну, отражая всех и всяких интервенционистов, чтобы потом, после победы над интервенционистами, добровольно пойти в кабалу к империалистам.

Остаётся четвёртый путь индустриализации, путь собственных сбережений для дела промышленности, путь социалистического накопления, на который неоднократно указывал тов. Ленин, как на единственный путь индустриализации нашей страны.

Возможна ли индустриализация нашей страны на основе социалистического накопления? Есть ли у нас источники такого накопления, достаточные для того, чтобы обеспечить индустриализацию? Да, возможна. Да, есть у нас такие источники.

Я мог бы сослаться на такой факт, как экспроприация помещиков и капиталистов в нашей стране в результате Октябрьской революции, уничтожение частной собственности на землю, фабрики, заводы и так далее, и передача их в общенародную собственность. Едва ли нужно доказывать, что этот факт представляет довольно солидный источник накопления.

Я мог бы сослаться, далее, на такой факт, как аннулирование царских долгов, снявшее с плеч нашего народного хозяйства миллиарды рублей долгов. Не следует забывать, что при оставлении этих долгов нам пришлось бы платить ежегодно несколько сот миллионов одних лишь процентов, в ущерб промышленности, в ущерб всему нашему народному хозяйству. Нечего и говорить, что это обстоятельство внесло большое облегчение в дело нашего накопления.

Я мог бы указать на нашу национализированную промышленность, которая восстановилась, которая развивается и которая даёт некоторые прибыли, необходимые для дальнейшего развития промышленности. Это тоже источник накопления.

Я мог бы указать на нашу национализированную внешнюю торговлю, дающую некоторую прибыль и представляющую, стало быть, некий источник накопления.

Можно было бы сослаться на нашу более или менее организованную государственную внутреннюю торговлю, тоже дающую известную прибыль и представляющую, таким образом, некий источник накопления.

Можно было бы указать на такой рычаг накопления, как наша национализированная банковская система, дающая известную прибыль и питающая по мере сил нашу промышленность.

Наконец, мы имеем такое оружие, как государственная власть, которая распоряжается государственным бюджетом и которая собирает малую толику денег для дальнейшего развития народного хозяйства вообще, нашей индустрии в особенности.

Таковы в основном главные источники нашего внутреннего накопления. Они интересны в том отношении, что дают нам возможность создавать те необходимые резервы, без которых невозможна индустриализация нашей страны.

Как нужно вести дело накопления, чтобы из этого получился толк для промышленности, на какие узлы хозяйственной жизни следует нам прежде всего нажимать, чтобы возможность накопления превратить в действительное социалистическое накопление? Существует ряд каналов накопления, из которых следовало бы отметить, по крайней мере, главные.

Во–первых. Необходимо, чтобы излишки накопления в стране не распылялись, а собирались в наших кредитных учреждениях, кооперативных и государственных, а также в порядке внутренних займов, на предмет их использования для нужд прежде всего промышленности. Понятно, что вкладчики должны получать за это известный процент. Нельзя сказать, чтобы в этой области дело обстояло у нас сколько–нибудь удовлетворительно. Но задача улучшения нашей кредитной сети, задача поднятия авторитета кредитных учреждений в глазах населения, задача организации дела внутренних займов, несомненно, стоит перед нами, как очередная задача, и мы её должны разрешить во что бы то ни стало.

Во–вторых. Необходимо тщательно закрывать все те дорожки и щели, по которым утекает часть излишков накопления в стране в карманы частного капитала в ущерб социалистическому накоплению. Для этого необходимо вести такую политику цен, которая бы не создавала провала между ценами оптовыми и ценами розничными. Нужно принять все меры к снижению розничных цен на продукты промышленности и на продукты сельского хозяйства для того, чтобы приостановить или, по крайней мере, довести до минимума утечку излишков накопления в карманы частника.

В-третьих. Необходимо, чтобы внутри самой промышленности, в каждой её отрасли откладывались известные запасы на предмет амортизации предприятий, на предмет их расширения, на предмет их дальнейшего развития. Это дело необходимое, абсолютно нужное, его надо двинуть вперёд во что бы то ни стало.

В-четвёртых. Нужно, чтобы в руках государства скапливались известные резервы, необходимые для страховки страны от всякого рода случайностей (недород), для питания промышленности, для поддержания сельского хозяйства, для развития культуры и так далее. Жить и работать теперь без резервов нельзя. Даже крестьянин с его маленьким хозяйством не может теперь обходиться без известных запасов. Тем более не может обойтись без резервов государство великой страны. Нам нужно прежде всего иметь резерв по внешней торговле. Нам нужно построить наш вывоз и ввоз таким образом, чтобы в руках государства оставался известный резерв, известный актив по внешней торговле. Это совершенно необходимо не только как страховка от неожиданностей на внешних рынках, но и как средство для поддержания нашего червонца, который устойчив пока что, но который может колебнуться, если мы не добьёмся активного баланса по внешней торговле. Усиление нашего экспорта, приспособление нашего импорта к экспортным возможностям, — такова задача. Мы не можем сказать, как это говорили в старое время: «Сами недоедим, а вывозить будем». Мы не можем этого сказать, так как рабочие и крестьяне хотят кормиться по–человечески, и мы их целиком поддерживаем в этом. Но мы могли бы всё же без ущерба для народного потребления принять все меры к тому, чтобы экспорт наш увеличился, и чтобы в руках государства оставался известный валютный резерв. Если мы в 1923 году сумели перейти от совзнака к твёрдой валюте, то это, между прочим, потому, что мы имели тогда, в результате активного баланса нашей внешней торговли, известный валютный запас. Если мы хотим поддержать наш червонец, то мы должны и впредь поставить дело внешней торговли так, чтобы у нас оставался в руках валютный резерв, как одна из баз для нашего червонца. Нам нужно, далее, иметь некоторые резервы по линии внутренней торговли. Я имею в виду, главным образом, создание хлебных резервов в руках государства для вмешательства в дела хлебного рынка на предмет борьбы с кулачеством и с прочими хлебными спекулянтами, непомерно вздувающими цены на сельскохозяйственные продукты. Это необходимо хотя бы для того, чтобы предупредить опасность искусственного вздорожания жизни в промышленных центрах и срыва заработной платы рабочих.

Нам нужна, наконец, такая налоговая политика, которая, перекладывая налоговое бремя на плечи имущих слоёв, создавала бы вместе с тем известный резерв в руках государства по линии государственного бюджета. Ход исполнения нашего 4‑х миллиардного государственного бюджета показывает, что мы можем получить превышение доходов над расходами миллионов на сто или больше. Кое–кому из товарищей эта цифра кажется колоссальной. Но у этих товарищей зрение, видимо, слабое, иначе бы они заметили, что стомиллионный резерв для такой страны, как наша, является каплей в море. А если неожиданностей не случится в этом году, то мы отдадим этот резерв на дело народного хозяйства и, прежде всего, на дело промышленности. Не беспокойтесь, — эти резервы не пропадут.

Таковы, в общем, товарищи, те узловые пункты нашей хозяйственной жизни, на которые прежде всего следует нажимать для того, чтобы возможность внутреннего накопления в нашей стране для дела её индустриализации превратить в действительное социалистическое накопление.

   IV. ПРАВИЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ НАКОПЛЕНИЯ. РЕЖИМ ЭКОНОМИИ

Дело не исчерпывается и не может исчерпываться одним лишь накоплением. Надо ещё уметь расходовать накопляемые резервы разумно, расчётливо, так, чтобы ни одна копейка народного добра не пропадала даром, чтобы использование накопления шло по основной линии удовлетворения важнейших запросов индустриализации нашей страны. Без этих условий мы рискуем нарваться на расхищение накопленных средств, на распыление их по каналам всякого рода мелких и крупных расходов, не имеющих ничего общего ни с развитием индустрии, ни с продвижением вперёд народного хозяйства в целом. Уметь расходовать средства разумно, расчётливо, — это важнейшее искусство, которое не даётся сразу. Нельзя сказать, чтобы мы, наши советские и кооперативные органы, отличались в этом отношении большим умением. Наоборот, все данные говорят о том, что дела у нас обстоят в этом отношении далеко не благополучно.

Необходимо поэтому принять ряд таких мер, которые способны уберечь наше накопление от распыления, от расхищения, от растаскивания его по ненужным каналам, от отклонения его от основной линии строительства нашей индустрии.

Необходимо, во–первых, чтобы наши промышленные планы строились не в порядке бюрократических измышлений, а в тесной связи с состоянием нашего народного хозяйства, с учётом ресурсов, резервов нашей страны. Нельзя отставать в планировании промышленного строительства от развития промышленности. Но нельзя также забегать вперёд, отрываясь от сельского хозяйства и отвлекаясь от темпа накопления в нашей стране. Запросы нашего внутреннего рынка и размеры наших ресурсов — вот база развёртывания нашей промышленности.

Необходимо, во–вторых, сократить и упростить, удешевить и оздоровить наш государственный и кооперативный аппарат, наши наркоматские и хозрасчётные учреждения снизу доверху. Раздутые штаты и беспримерная прожорливость наших управляющих органов стали притчей во языцех. Недаром Ленин твердил десятки и сотни раз, что рабочие и крестьяне не выдержат громоздкости и дороговизны нашего государственного аппарата, что нужно его сократить и удешевить во что бы то ни стало, всеми путями, всеми средствами.

Нам необходимо, в-третьих, повести решительную борьбу со всякого рода излишествами в наших управляющих органах и в нашем быту, с тем преступным обращением с народным добром и с государственными резервами, которое наблюдается у нас за последнее время. У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников. Товарищи, надо положить конец этой недостойной коммунистов распущенности. Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее. Ему ничего не стоит раздать ряду служащих пособие, назвав его тантьемой, хотя тут тантьемой и не пахнет. Ему ничего не стоит перешагнуть через закон, обойти его, нарушить его. Беспартийный тут осторожнее и сдержаннее. Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и тому подобные вещи делом семейным. Именно поэтому иному коммунисту не стоит иногда большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапануть там или показать свою щедрость за счёт государства. Надо положить конец, товарищи, этому безобразию.

Нам необходимо, в-четвёртых, вести систематическую борьбу с воровством, с так называемым «весёлым» воровством в органах нашего государства, в кооперации, в профсоюзах и так далее. Недавно я читал в «Комсомольской Правде» замётку Окунева о «весёлом» воровстве. Был, оказывается, этакий фертик, молодой человек с усиками, который весело воровал в одном из наших учреждений, воровал он систематически, не покладая рук, и воровал всегда удачно. Заслуживает тут внимания не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, наоборот, не прочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем. Вот что заслуживает внимания и вот что опаснее всего, товарищи. Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведёшь с помощью ГПУ. Тут нужна другая мера, более действительная и более серьёзная. Эта мера состоит в том, чтобы создать вокруг этаких воришек атмосферу общего, морального бойкота и ненависти окружающей публики. Эта мера состоит в том, чтобы поднять такую кампанию и создать такую моральную атмосферу среди рабочих и крестьян, которая исключала бы возможность воровства, которая делала бы невозможными жизнь и существование воров и расхитителей народного добра, «весёлых» и «невесёлых». Борьба с воровством, как одно из средств охраны нашего накопления от расхищения, — такова задача.

Нам нужно, наконец, повести кампанию за уничтожение прогулов на заводах и фабриках, за поднятие производительности труда, за укрепление трудовой дисциплины на наших предприятиях. Десятки и сотни тысяч рабочих дней теряются для промышленности ввиду прогулов. Сотни тысяч и миллионы рублей пропадают ввиду этого в ущерб нашей промышленности, в ущерб индустрии. Мы не можем двинуть вперёд нашу индустрию, мы не можем поднять заработную плату, если не прекратятся прогулы, если производительность труда застрянет на одной точке. Надо разъяснять рабочим, особенно тем из них, которые недавно поступили на фабрики и заводы, надо разъяснять, что, допуская прогулы и не двигая вперёд производительности труда, они действуют во вред общему делу, во вред всему рабочему классу, во вред нашей промышленности. Борьба с прогулами, борьба за поднятие производительности труда в интересах нашей промышленности, в интересах всего рабочего класса в целом, — такова задача.

Таковы пути и средства, необходимые для того, чтобы уберечь наше накопление и наши резервы от распыления, от расхищения, чтобы направить это накопление и эти резервы на нужды индустриализации нашей страны.

   V. НАДО СОЗДАТЬ КАДРЫ СТРОИТЕЛЕЙ ИНДУСТРИИ

Я говорил о курсе на индустриализацию. Говорил о путях накопления резервов для развития индустриализации. Говорил, наконец, о средствах рационального использования накопления для нужд индустрии. Но всего этого ещё недостаточно, товарищи. Для того, чтобы провести директиву партии об индустриализации нашей страны, необходимо, кроме всего прочего, создать кадры новых людей, кадры новых строителей индустрии.

Мы перешли от фронтов гражданской войны к фронту индустрии. Сообразно с этим нам нужны теперь новые командные кадры по индустрии, хорошие директора фабрик и заводов, хорошие трестовики, дельные торговцы, разумные планировщики по строительству промышленности. Теперь нам нужно выковать новых комполков и комбригов, начдивов и комкоров по хозяйству, по промышленности. Без таких людей нам нельзя двигаться вперёд ни на шаг.

Поэтому задача состоит в том, чтобы создать многочисленные кадры строителей индустрии из рядов рабочих и советской интеллигенции, той самой советской интеллигенции, которая связала свою судьбу с судьбой рабочего класса и которая строит вместе с нами социалистический фундамент нашего хозяйства. Задача состоит в том, чтобы создать такие кадры и выдвинуть их на первый план, оказывая им всемерную поддержку.

   VI. НАДО ПОДНЯТЬ АКТИВНОСТЬ РАБОЧЕГО КЛАССА

Можно ли осуществить перечисленные задачи без прямой помощи, без прямой поддержки рабочего класса? Нет, нельзя. Двинуть вперёд нашу промышленность, поднять её производительность, создать новые кадры строителей индустрии, вести правильно социалистическое накопление, использовать разумно накопление на нужды промышленности, установить строжайший режим экономии, подтянуть государственный аппарат, сделать его дешёвым и честным, очищать его от скверны и грязи, которые пристали к нему в период нашего строительства, вести систематическую борьбу с расхитителями и расточителями государственного добра, — всё это такие задачи, которые не способна осилить никакая партия без прямой и систематической поддержки миллионных масс рабочего класса. Поэтому задача состоит в том, чтобы втянуть миллионные массы беспартийных рабочих во всю нашу строительную работу. Нужно, чтобы каждый рабочий, каждый честный крестьянин помогал партии и правительству проводить в жизнь режим экономии, бороться с расхищением и распылением государственных резервов, изгонять вон воров и мошенников, какой бы маской они ни прикрывались, оздоровлять и удешевлять наш государственный аппарат.

В этом отношении производственные совещания могли бы оказать неоценимую услугу. Одно время производственные совещания были у нас в большом ходу. Теперь что–то не слышно о них. Это большая ошибка, товарищи. Нужно оживить производственные совещания во что бы то ни стало. Нужно ставить перед производственными совещаниями не только мелкие вопросы, скажем, по санитарии. Программу производственных совещаний нужно сделать шире и богаче содержанием. На производственных совещаниях надо ставить основные вопросы строительства промышленности. Только таким путём можно будет поднять активность миллионных масс рабочего класса и сделать их сознательными участниками строительства промышленности.

   VII. НАДО УКРЕПЛЯТЬ СОЮЗ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН

Но говоря о поднятии активности рабочего класса, нельзя забывать и о крестьянстве. Ленин учил нас, что союз рабочего класса и крестьянства есть основной принцип диктатуры пролетариата. Этого мы не должны забывать. Развитие промышленности, социалистическое накопление, режим экономии, — всё это такие задачи, без разрешения которых мы не можем одолеть частный капитал и ликвидировать трудности нашей хозяйственной жизни. Но ни одна из этих задач не может быть разрешена без наличия Советской власти, без диктатуры пролетариата. А диктатура пролетариата опирается на союз рабочего класса и крестьянства. Поэтому все наши задачи могут повиснуть в воздухе, если мы подорвём или ослабим союз рабочего класса и крестьянства.

Крестьянство, для нас не только рынок. Оно является ещё союзником рабочего класса. Именно поэтому поднятие крестьянского хозяйства, массовое кооперирование крестьянства, улучшение его материального положения является той предпосылкой, без которой не может быть обеспечено сколько–нибудь серьёзное развитие нашей промышленности. И наоборот, — развитие промышленности, производство сельскохозяйственных машин и тракторов, массовое снабжение крестьянства продуктами промышленности являются той предпосылкой, без которой не может быть двинуто вперёд сельское хозяйство. В этом одна из серьёзнейших основ союза рабочего класса и крестьянства. Мы не можем поэтому согласиться с теми товарищами, которые то и дело требуют усиления нажима на крестьянство в смысле чрезмерного увеличения налогов, в смысле повышения цен на промышленные изделия и так далее. Мы не можем с ними согласиться, так как они, сами того не замечая, подрывают союз рабочего класса и крестьянства, расшатывают диктатуру пролетариата. Ну, а мы хотим укрепить, а не подорвать союз рабочего класса и крестьянства.

Однако мы защищаем не всякий союз рабочего класса и крестьянства. Мы стоим за такой союз, где руководящая роль принадлежит рабочему классу. Почему? Потому, что без руководящей роли рабочего класса в системе союза рабочих и крестьян невозможна победа трудящихся и эксплуатируемых масс над помещиками, и капиталистами. Я знаю, что некоторые товарищи не согласны с этим. Они говорят: союз — дело хорошее, но зачем ещё руководство рабочего класса? Эти товарищи глубоко ошибаются. Они ошибаются, так как не понимают, что только такой союз рабочих и крестьян может победить, которым руководит наиболее испытанный и наиболее революционный класс, класс рабочих.

   VIII. НАДО ПРОВОДИТЬ ВНУТРИПАРТИЙНУЮ ДЕМОКРАТИЮ

Для того, чтобы поднять активность рабочего класса, нужно прежде всего активизировать самую партию. Нужно, чтобы сама партия твёрдо и решительно стала на путь внутрипартийной демократии, чтобы наши организации втягивали в обсуждение вопросов нашего строительства широкие массы партии, творящие судьбу нашей партии. Без этого нечего и говорить об активизации рабочего класса.

Я особенно подчёркиваю это потому, что наша ленинградская организация пережила недавно такой период, когда некоторые руководители не хотели говорить о внутрипартийной демократии иначе, как с усмешкой. Я имею в виду тот период перед съездом партии, во время съезда и непосредственно после съезда, когда партийным коллективам в Ленинграде не давали собираться, когда некоторые организаторы коллективов, — простите меня за прямоту, — играли роль околоточного по отношению к коллективам, когда они запрещали коллективам собираться. На этом и срезала себя так называемая «новая оппозиция» во главе с Зиновьевым.

Ежели членам нашего ЦК с помощью ленинградского актива удалось в две недели оттеснить и изолировать оппозицию, которая вела у вас борьбу с решениями XIV съезда, то это потому, что разъяснительная кампания о решениях съезда совпала с той тягой к демократизму, которая была, которая рвалась и которая прорвалась, наконец, в ленинградской организации. Я хотел бы, товарищи, чтобы вы учли этот недавний урок. Я хотел бы, чтобы вы, учтя этот урок, честно и решительно проводили внутрипартийную демократию, подымали активность партийных масс, втягивали их в обсуждение основных вопросов социалистического строительства и убеждали их в правильности тех решений, которые вынесены апрельским пленумом ЦК нашей партии. Я хотел бы, чтобы вы именно убеждали партийные массы, так как метод убеждения есть основной метод нашей работы в рядах рабочего класса.

   IX. НАДО ОХРАНЯТЬ ЕДИНСТВО ПАРТИИ

Некоторые товарищи думают, что внутрипартийная демократия означает свободу фракционных группировок. Ну, уж на этот счёт извините, товарищи! Мы не так понимаем внутрипартийную демократию. Ничего общего между внутрипартийной демократией и свободой фракционных группировок нет и не может быть.

Что такое внутрипартийная демократия? Внутрипартийная демократия есть поднятие активности партийных масс и укрепление единства партии, укрепление сознательной пролетарской дисциплины в партии.

Что такое свобода фракционных группировок? Свобода фракционных группировок есть разложение партийных рядов, расщепление партии на отдельные центры, ослабление партии, ослабление диктатуры пролетариата.

Что может быть тут общего между ними? У нас имеются в партии люди, которые спят и видят, что открылась общепартийная дискуссия. У нас есть люди, которые не мыслят партию без дискуссий, которые претендуют на звание профессиональных дискуссантов. Подальше от нас этих профессиональных дискуссантов! Нам нужны теперь не надуманная дискуссия и не превращение нашей партии в дискуссионный клуб, а усиление нашей строительной работы вообще, усиление индустриального строительства в особенности, укрепление боевой и сплочённой, единой и нераздельной партии, твёрдо и уверенно руководящей нашей строительной работой. Тот, кто добивается нескончаемых дискуссий, тот, кто добивается свободы фракционных группировок, — тот подрывает единство партии, тот подкапывается под мощь нашей партии.

Х. ВЫВОДЫ

Во–первых, мы должны двигать вперёд индустрию нашей страны, как основу социализма и как руководящую силу, ведущую вперёд народное хозяйство в целом.

Во–вторых, мы должны создать новые кадры строителей индустрии, как прямых и непосредственных проводников курса на индустриализацию.

В-третьих, мы должны ускорить темп нашего социалистического накопления и накоплять резервы для нужд нашей промышленности.

В-четвёртых, нужно поставить правильное использование накопляющихся резервов и установить строжайший режим экономии.

В-пятых, нужно поднять активность рабочего класса и вовлечь миллионные массы рабочих в дело строительства социализма.

В-шестых, нужно укреплять союз рабочего класса и крестьянства и руководство рабочего класса внутри этого союза.

В-седьмых, нужно подымать активность партийных масс и проводить внутрипартийную демократию.

В-восьмых, мы должны охранять и укреплять единство нашей партии, сплочённость наших рядов.

Сумеем ли мы выполнить эти задачи? Да, сумеем, если мы этого захотим. А мы этого хотим, это видят все. Да, сумеем, ибо мы — большевики, ибо мы не боимся трудностей, ибо трудности существуют для того, чтобы бороться с ними и преодолевать их. Да, сумеем, ибо политика наша правильна, и мы знаем, куда идём. И мы пойдём вперёд твёрдо и уверенно по пути к цели, по пути к победе социалистического строительства.

Приложение 5. И ОПЫТ, СЫН ОШИБОК… ТРУДНЫХ…

По лекции М. В. Попова «Анализ работы И. В. Сталина „Экономические проблемы социализма в СССР“».

Главная мысль, которую я хочу провести, состоит в том, что Сталин человек гениальный, выдающийся, который сделал очень много для развития нашего производства, нашей экономики и для развития теории социализма, но, в то же время, некоторые положения его, несомненно, интересной работы «Экономические проблемы социализма в СССР» содержат непоследовательности и недостатки, на которые необходимо указать и прояснить, чтобы эти ошибки и неточности не помешали нам в дальнейшем построении коммунистического общества.

I

Начать хочу с того, чтобы обратить ваше внимание на такое положение в этой книге, которое, на мой взгляд, является самым ярким выражением того теоретического достижения, которое сделал Сталин. Он показал, что те старые, товарные, денежные формы, которые использовались в капиталистической экономике — при социализме меняют своё содержание. Он показал, что не только есть новые экономические формы, такие как план, нормирование труда и так далее, но есть и такие формы, которые сохраняют внешнюю товарную оболочку, но, на самом деле, ничего товарного в себе уже не содержат.

Например, в ответе товарищу Ноткину Александру Ильичу: «По пункту третьему. Из Ваших рассуждений вытекает, что средства производства и прежде всего орудия производства, производимые нашими национализированными предприятиями, Вы рассматриваете, как товар. Можно ли рассматривать средства производства при нашем социалистическом строе, как товар? По–моему, никак нельзя. Товар есть такой продукт производства, который продаётся любому покупателю, причём при продаже товара товаровладелец теряет право собственности на него, а покупатель становится собственником товара, который может перепродать, заложить, сгноить его. Подходят ли средства производства под такое определение? Ясно, что не подходят.

Во–первых, средства производства «продаются» не всякому покупателю, они не «продаются» даже колхозам, они только распределяются государством среди своих предприятий. Во–вторых, владелец средств производства — государство при передаче их тому или иному предприятию ни в какой мере не теряет права собственности на средства производства, а наоборот, полностью сохраняет его. В-третьих, директора предприятий, получившие от государства средства производства, не только не становятся их собственниками, а наоборот, утверждаются, как уполномоченные советского государства по использованию средств производства, согласно планам, преподанных государством. Как видно, средства производства при нашем строе никак нельзя подвести под категорию товаров. Почему же в таком случае говорят о стоимости средств производства, об их себестоимости, об их цене и тому подобное?»

Категория «себестоимость» отсутствует в политической экономии капитализма. Нельзя говорить о себестоимости товара, ведь если это на самом деле товар, то говорят об издержках производства. Возьмите третий том «Капитала» — там говорится «издержки производства», никакой «себестоимости» там и духа нет. Стоимость выступает на поверхности как цена производства, а цена производства — это издержки производства плюс средняя прибыль. Вот формула цены производства, которая является основой цен на поверхности капиталистического производства.

Однако продолжим: «Почему же в таком случае говорят о стоимости средств производства, об их себестоимости, об их цене и тому подобное? По двум причинам. Во–первых, это необходимо для калькуляции, для расчётов, для определения доходности и убыточности предприятий, для проверки и контроля предприятий. Но это всего лишь формальная сторона дела. Во–вторых, это необходимо для того, чтобы в интересах внешней торговли осуществлять дело продажи средств производства иностранным государствам. Здесь, в области внешней торговли, но только в этой области, наши средства производства действительно являются товарами, и они действительно продаются (без кавычек). Выходит таким образом, что в области внешнеторгового оборота средства производства, производимые нашими предприятиями, сохраняют свойства товаров как по существу, так и формально, тогда как в области экономического оборота внутри страны средства производства теряют свойства товаров, перестают быть товарами…».

В поддержку Сталина можно вспомнить, как Ленин писал в Наказе от Совета труда и обороны местным советским учреждениям: «Государственный продукт, продукт социалистической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политико–экономическом смысле, во всяком случае — не только товар, уже не товар, перестаёт быть товаром». Также в замечаниях Ленина на «Экономику переходного периода» Бухарина, на то, что у Бухарина написано: «при капитализме производится товар, а при социализме продукт», — Ленин замечает «неточно, надо написать: продукт, идущий в потребление не через рынок».

Сталин далее продолжает: «…перестают быть товарами и выходят за пределы сферы действия закона стоимости, сохраняя лишь внешнюю оболочку товаров (калькуляция и прочее). Чем объяснить это своеобразие? Дело в том, что в наших социалистических условиях экономическое развитие происходит не в порядке переворотов, а в порядке постепенных изменений, когда старое не просто отменяется начисто, а меняет свою природу применительно к новому, сохраняя лишь свою форму, а новое не просто уничтожает старое, а проникает в старое, меняет его природу, его функции, не ломая его форму, а используя её для развития нового. Так обстоит дело не только с товарами, но и с деньгами в нашем экономическом обороте, так же, как и с банками, которые, теряя свои старые функции и приобретая новые, сохраняют старую форму, используемую социалистическим строем».

Здесь, в поддержку Сталина можно вспомнить ленинское положение о том, что банки уже при капитализме становятся, по существу, органами общественного счетоводства. И вот эту бухгалтерскую функцию они могут и должны выполнять и при социализме, уже переставая быть банками в точном политико–экономическом смысле: «Если подойти к делу с точки зрения формальной, с точки зрения процессов, происходящих на поверхности явлений, можно притти к неправильному выводу о том, что категории капитализма сохраняют будто бы силу в нашей экономике. Если же подойти к делу с марксистским анализом, делающим строгое различие между содержанием экономического процесса и его формой, между глубинными процессами развития и поверхностными явлениями, то можно притти к единственно правильному выводу о том, что от старых категорий капитализма сохранилась у нас главным образом форма, внешний облик, по существу же они изменились у нас коренным образом применительно к потребностям развития социалистического народного хозяйства». Это совершенно чёткие последовательные ясные блестящие положения, и в этом абзаце они относятся уже не только к средствам производства, а вообще ко всему социалистическому хозяйству.

II

Надо сказать, что эта работа Сталина — не монография, которая имеет единый план. Это, во–первых, замечания на готовящийся учебник политэкономии, в котором дело далеко ушло в товарную сторону. Во–вторых, это отдельные письма отдельным авторам. Поэтому вполне цельной экономической работы они не образуют. У Сталина, к сожалению, серьёзной экономической работы, хотя бы одной, которая была бы посвящена вопросам экономики — нет. Кроме того, к сожалению, и сам Сталин, в этой работе, несколько «разношёрстной», не во всём стоит последовательно на марксистско–ленинской позиции. Я бы это по большей части отнёс не к тому, что он просто не последователен, а к тому, что для того, чтобы эти вопросы решить верно, нужно обязательно строго следовать диалектическому методу. Я хочу обратить внимание на некоторые моменты, которые показывают непоследовательность Сталина в этом отношении. И это напоминание нам о том, что надо двигаться вперёд, основываясь на том, что сделал товарищ Сталин, а не отступать от его же коренных положений. Поэтому, если в одной и той же работе Сталина мы находим противоположные положения — нам надо решить, какое из них является прогрессивным, а какое уже отстало или является ошибочным. Первое надо взять на вооружение, второе — отбросить, как устаревшее и неверное.

Первый момент, вот, что Сталин говорит об экономических законах при социализме: отдельные экономисты «считают, что ввиду особой роли, предоставленной историей Советскому государству, Советское государство, его руководители могут отменить существующие законы политической экономии, могут „сформировать“ новые законы, „создать“ новые законы». Ошибочная точка зрения? Ошибочная. Сталин и пишет: «Эти товарищи глубоко ошибаются. Они, как видно, смешивают законы науки, отражающие объективные процессы в природе или обществе, происходящие независимо от воли людей, с теми законами, которые издаются правительствами, создаются по воле людей…». Казалось бы, Сталин противопоставляет этим ошибочным точкам зрения другую, но эта точка зрения сводится к тому, что есть некие «законы науки». Так они «законы науки» или законы производства? Или законы экономики? Или законы действительности? Закон это что? Закон — это спокойное в явлении. Это то, что надо брать в действительности, но не поверхность этой действительности, а то глубинное, коренное, повторяющееся, сохраняющееся в изменениях. А не то, что написано в науке, что является лишь теоретическим отражением или выражением этих законов. Так что это не «законы науки», а законы производства. Это не случайная описка. Я хочу обратить внимание на то, что и дальше это повторяется, что законы понимаются Сталиным, как некие «законы политэкономии», а не «политэкономия, как отражающая законы экономики».

«Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их» — здесь у Сталина они понимаются совершенно однозначно, как объективные. «Значит ли это, что например, результаты действий этих законов природы, результаты действий сил природы…» — тут уже «законы природы», они уже понимаются верно, как законы природы, то есть как объективные, а не как «законы науки». А вот когда автор уходит от законов природы к законам общества, то говорит нередко о некоторых «законах науки»: «Наоборот, вся эта процедура осуществляется на точном основании законов природы, законов науки…» — законов, открытых наукой, законов, которые отражены в науке, которые выражены в науке, которые научно выявлены и так далее. Но это не «законы науки», то есть законы, по которым построена сама наука, это законы общества, отражённые научной формулировкой.

Вот посмотрите, как сказано у Сталина: «То же самое надо сказать о законах экономического развития…» — надо бы сказать «то же самое», а говорится: «о законах политической экономии…» — «законы политической экономии» или «законы, которые формулирует политэкономия», имея в виду законы экономической жизни? — «всё равно, идёт ли речь о периоде капитализма или о периоде социализма. Здесь так же, как и в естествознании, законы экономического развития являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития», — «объективные законы, отражающие процессы экономического развития» или те формулировки законов, которые даются в политической экономии, отражают законы объективного развития, отражают объективные экономические законы? И этот недостаток, к сожалению, у Сталина по отношению к экономическим законам есть.

III

Идём дальше. Читаем у Сталина: «Говорят, что некоторые экономические законы, в том числе и закон стоимости, действующие у нас при социализме, являются „преобразованными“ или даже „коренным образом преобразованными“ законами на основе планового хозяйства. Это тоже неверно. Нельзя „преобразовать“ законы, да ещё „коренным образом“», — правильно, — «Если можно их преобразовать, то можно и уничтожить, заменив другими законами. Тезис о „преобразовании“ законов есть пережиток от неправильной формулы об „уничтожении“ и „сформировании“ законов», — казалось бы, какой вывод отсюда должен быть сделан? Что, у нас основной закон капитализма может действовать при социализме? Закон стоимости, согласно Энгельсу, является основным экономическим законом всякого товарного хозяйства, и, следовательно, и высшей его формы, то есть капиталистического товарного хозяйства. Может «основной закон капиталистического хозяйства» действовать при социализме? Основа–то противоположная. А получается, что у Сталина вроде бы он действует. Хотя упомянутая в самом начале цитата Сталина, это исключает.

Обратите внимание, что редко употребляется, но употребляется, что социализм — это низшая фаза коммунизма; но как–то не всегда и иногда смешивается c переходным периодом. Переходный период имеет капиталистический уклад, а в капиталистическом укладе действует основной экономический закон капитализма. Он преходит вместе с самим капиталистическим укладом, а в коммунистическом укладе соответственно становится основным закон потребительной стоимости.

IV

Далее, я хочу обратить внимание на формулировки, которые пошли вроде бы от этой книги и которые не очень удовлетворительны: «общенародное достояние», «общенародные средства производства», «общенародная собственность». Собственность общественная или народная?

Если вы возьмёте всех членов общества россыпью без общественных связей — будет «народ». А если возьмёте общество организованное, в том числе с помощью партии и государства, то вы получите «общество». Организованное общество, между прочим, имеет Советское государство и государственная собственность является формой общественной собственности. А говорить, что «государственная собственность общенародная» — не оттуда ли появилась «общенародное государство»? А если общенародная собственность, а собственность — это основа, то тогда и государство общенародное. Так мы приедем к тому, к чему в итоге приехали в 1961 году — к отрицанию диктатуры пролетариата при социализме.

Общественная собственность. Кто субъект? Всё общество. Государственная собственность при социализме — это общественная собственность. А ещё есть кооперативно–колхозная форма общественной собственности, она при наличии государственной, подчиняет всё производство обществу и тогда все средства производства, основные и решающие, становятся общественной собственностью в формах — государственной и кооперативно–колхозной. А что у нас нередко пишут? Разделяют это механистически, государственное это общенародное, а колхозная — это кооперативная. Что значит кооперативная? Частная что ли? Если собственность части общества, то частная собственность. Это грубая ошибка. Две формы одной, общественной собственности, а не «две собственности», вот в чём тут различие.

V

Товарищ Сталин ставит правильный вопрос: «какова должна быть судьба товарного производства после того, как обобществлены все средства производства?» — кстати, обобществлены, а не «общенароднены»! Для ответа, давайте вспомним «Капитал» Маркса, про который Ленин говорил, что нельзя его вполне понять, в особенности его первой главы, не проштудировав всей «Науки логики» Гегеля. Надо понять, что из этой клеточки капитала, из товара, развивается капитал. Мы даже знаем, как он развивается: простая случайная форма стоимости, потом эквивалентная форма стоимости, потом деньги, потом деньги товар деньги штрих, и вскоре находится такой товар, потребительная стоимость которого состоит в том, чтобы создавать бóльшую стоимость, чем стоит сам этот товар — «товар рабочая сила». И тогда деньги превращаются в капитал, то есть этот процесс превращения товарного производства в капиталистическое товарное производство составляет основу первого тома «Капитала».

Читаем далее Сталина: «…можно ли считать, что товарное производство всё же приведёт к капитализму? Нет, нельзя считать» — к сожалению, это некоторых товарищей успокоило, не очень подготовленных. Усыпило их бдительность перед лицом таких высказываний: «у нас ведь социалистический товар», «у нас ведь социалистический рынок». Можно в шутку продолжить: «у нас же социалистическая проституция», «у нас же социалистическая эксплуатация». Так можно до многого договориться, прибавляй ко всему слово «социалистическая», и всё будет хорошо. Что, достаточно этого? Товар, если он товар по существу, ведёт в капитализм. Мы уже прошли то, через что не прошёл товарищ Сталин, к сожалению или к счастью для него, он не видел, чем это дело закончилось. Но мы через это прошли.

Я хочу сказать, что у Сталина это нельзя считать ревизионизмом, скорее это непоследовательность. Потому что на странице 14 говорится, как ни в чём не бывало: «общественная собственность на средства производства», а не «общенародная». И одни вытаскивают одно, другие вытаскивают другое. Таких, как я, которые вытаскивали у него то, что соответствует диалектике, то, что соответствует перспективам развития, оказалось, в общем, не так много. Но в дискуссии, которая была в 70–80 годах, представители непосредственно общественного характера производства разгромили товарников в области политической экономии. И ни на одной крупной научной конференции ни разу не получилось протащить рекомендации, что надо идти к рынку. То есть решение идти к рынку было принято политически, на партийном уровне, в связи с гниением партии, а не потому, что «экономисты сказали».

Смотрите как написано: «Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжения всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его «денежным хозяйством» исчезнет как ненужный элемент народного хозяйства. Но пока этого нет, пока остаются два основных производственных сектора, товарное производство и товарное обращение должны остаться в силе…» Спрашивается: если общественная собственность одна в двух формах, то никакого обмена нет, потому что обмен предполагает переход из одной собственности в другую собственность, если две собственности: одна «общенародная», а другая «колхозная», — вот вам, пожалуйста, и обмен. А если обмен, то товарное обращение, а если товарное обращение, то вот мы и пришли назад, к капиталистическому способу производства.

Таким образом, вопрос здесь стоит, на самом деле, о форме и о содержании. Речь идёт об общественной собственности в двух формах, а не о двух собственностях. Если о двух собственностях, то тогда мы получаем совсем другой вывод. «…наше товарное производство коренным образом отличается от товарного производства при капитализме» — высказывания такого рода были широко распространены в период Косыгинских реформ 1965 г., и они позволяли внедрять всё глубже и глубже товарное производство, достаточно было заявить, что это наше «социалистическое». А чего там нашего? Вот наши убийцы — это «социалистические» убийцы, вот наши ворюги — это «социалистические» ворюги, давайте и их поддерживать? Мало ли у нас есть такого при социализме, что является отрицательным явлением? Товарное производство — это антипод социалистического непосредственно-общественного хозяйства.

А с другой стороны, там же читаем: «Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о «найме» рабочих…» — абсурдно? Абсурдно, согласен. А дальше Сталин рассказывает, что предметы потребления у нас — «товар». Опять неувязка! Если предметы потребления при социализме у нас «товар», то, следовательно, рабочий что–то обменивает. С кем? С обществом. Но поскольку «деньги» он получил от социалистического государственного предприятия — бумажки, эти же бумажки, как бы их вы ни понимали, «товары» они или «не товары», «деньги» ли — эти бумажки обратно ушли социалистическому государству, когда он отнёс эти бумажки в государственный же магазин. Короче: это движение бумаг вытолкнуло работнику продукт. А вот если продукт — это товар, то, значит, в обмен должен пойти другой товар. Какой? Про бумажки уже не может быть и речи, они уже совершили круговой путь: туда и обратно. Значит, единственное, что остаётся считать товаром — рабочая сила. Опять непоследовательность! И хотя, с одной стороны, Сталин правильно говорит, что рабочая сила «не товар», но если вы скажете, что предметы потребления «товар», то получается логически, что «рабочая сила — товар». И никуда от этого тогда не денешься. Получается логическое противоречие. Если думать, что Сталин не понимает, что социализм — это первая фаза коммунизма или коммунизм в первой фазе — это неверно. Из рассматриваемой работы это ясно. Например: «Следует отметить, что Маркс в своём труде „Критика Готской программы“, где он исследует уже не капитализм, а между прочим первую фазу коммунистического общества, признает труд, отданный обществу на расширение производства, на образование, здравоохранение, управленческие расходы, образование резервов и так далее, столь же необходимым, как и труд, затраченный на покрытие потребительских нужд рабочего класса» — поэтому речь идёт именно о социализме, а не о переходном периоде. То есть предположения, что может быть Сталин рассматривает переходный период — не соответствуют действительности.

И вот негативная кульминация: «Вопрос о законе стоимости при социализме. Иногда спрашивают: существует ли и действует ли у нас, при нашем социалистическом строе, закон стоимости? Да, существует и действует», — а есть доказательства? Ведь если мы говорим, что эта книга — научный труд, то законы надо доказывать. Что такое основной закон? Что такое закон стоимости вообще? Это означает, что надо доказать, что производство в целом — товарное, то есть не то, что есть отдельные элементы, товары и так далее, а всё производство товарное! Ведь были товары при рабовладении? Были. Товарным производство было при рабовладении? Не было. А феодальное производство было товарным производством? Нет, были отдельные элементы: кто–то производил, часть продуктов обменивали, в том числе за границей, роскошь привозили, всякого рода пряности и так далее. То есть какая–то часть обменивалась и часть производилась как товар, малая часть. А в целом феодальное производство было производством для удовлетворения потребностей помещика. А что производили крестьяне на своих участках, до разложения феодализма, которое началось уже в средние века? Производили предметы потребления для удовлетворения своих потребностей, а не для того, чтобы отправить в город. В город потом уже стали отвозить, тогда появились бедняки, середняки, кулаки. Кулаки — это капиталисты на селе. Бедняки и батраки — это люди, у которых есть только рабочая сила. И середняки, которые значительную часть производили как товары и действительно осуществляли товарное производство. «Закон стоимости» — это не просто название, это закон производства, и он не просто «закон», он основной закон товарного производства, товарного хозяйства.

А с другой стороны, у Сталина читаем: «Дело в том, что потребительские продукты, необходимые для покрытия затрат рабочей силы в процессе производства, производятся у нас и реализуются как товары…», — как товары — это верно. Вспомните: «А сама–то величава, выступает, будто пава» — так «будто пава» или «пава»? «Как товары» или «товары»? Если «как товары» — не будем спорить, форма–то товарная. У Сталина есть совершенно чёткий и ясный посыл и документ, который показывает, как надо понимать, что происходит с этими старыми товарными формами. И если мы будем говорить «как», то да, форма здесь используется, «как товар». Ну «прям как товары», и лавки «прям как лавки при капитализме», и «деньги прям как деньги». А это «деньги» при социализме? Нет. А где деньги? А деньги — это товары, а товары — это золото, серебро, платина. Материальные, то есть действительные товары. А бумажные деньги, это представители денег, что на них напечатают, то и будет. Их номинал зависит от того, что на них нарисуют; от затрат труда их номинал не зависит.

Вернёмся к закону стоимости, в работе есть и совершенно верная мысль: «Стоимость, как и закон стоимости, есть историческая категория, связанная с существованием товарного производства», — так? Так! А, значит, не действует закон стоимости при социализме!

VI

Далее, ещё одно правильное положение, с которым нужно согласиться: «Совершенно неправильно также утверждение, что при нашем нынешнем экономическом строе, на первой фазе развития коммунистического общества, закон стоимости регулирует будто бы „пропорции“ распределения труда между различными отраслями производства», — то есть на самом деле ничего он не регулирует. Он ничего не регулирует, но он как бы есть (опять противоречие). А вот потом появились «последователи» такие как Кронрод, Либерман, Петраков, Ракитский и другие, и «развили» неточности и непоследовательности в глупость и стали требовать: дайте простор закону стоимости! Как это? Есть закон, а Сталин не давал ему регулировать! Вся волна, весь рыночный вал разрушения экономики социализма шёл под знаменем «дайте простор закону стоимости» со ссылкой на товарища Сталина! Как только это было закончено, то и товарища Сталина долой, он не нужен, памятники сбросить, всё убрать. Как помните, руководящую роль партии убирали под лозунгом «вся власть Советам!» А когда убрали, тогда и Советы долой — Думу сделали и постреляли тех, кто сидел в Верховном Совете. Хотя это уже был буржуазный парламент.

VII

Далее, «Вопрос об основных экономических законах современного капитализма и социализма», — к сожалению этот раздел тоже, на мой взгляд, неудовлетворителен. «Основной экономический закон капитализма — это такой закон, который определяет не какую–либо отдельную сторону или какие–либо отдельные процессы развития капиталистического производства, а все главные стороны и все главные процессы этого развития…», — в чём ошибка? В том что надо брать не главные стороны, которые стоят «наверху», а те, которые «внизу», в основе, фундаментальные, основные. Основной закон определяет основу товарного хозяйства — закон стоимости. Простой закон, но он не главный. Главные здесь государственные монополии, а в основе–то что? В основе лежит товарное хозяйство. И товарное хозяйство приводит потом к монополиям через уничтожение капиталистами друг друга в ходе конкуренции. Поэтому основной экономический закон — это не «главный закон», это именно основной.

И снова: «Не является ли закон стоимости основным экономическим законом капитализма? Нет» — Ну как? Тут я могу сказать, что товарищ Сталин здесь пошёл в противоречие с товарищами Энгельсом, Марксом и Лениным. «Закон стоимости есть прежде всего закон товарного производства. Он существовал до капитализма и продолжает существовать, как и товарное производство, после свержения капитализма…» — опять ошибка! Дело в том, что товарным производством ни одно из производств до капитализма не было. Основным законом феодального хозяйства — закон стоимости не был, основным законом рабовладельческого производства — закон стоимости не был. А товары были. Почему? Да потому что они были на обочине этого производства. Основной закон феодального хозяйства совсем другой. Вы должны работать на барщине 3–4 дня в неделю, а если вы не будете работать, вас будут бить плетьми. «Более всего подходит к понятию основного экономического закона капитализма закон прибавочной стоимости, закон рождения и возрастания капиталистической прибыли», — опять ошибка! Это же не в основе, это же наверху. Основа–то товарная! Если вы гонитесь за деньгами, вы придёте к тому, чтобы гнаться за капиталом. И тогда вы придёте к погоне за прибавочной стоимостью. То есть в основе этой погони что лежит? Погоня за доходом. Не то важно, что я делаю, важно то, что я буду иметь, вот что лежит в основе. Поэтому основной закон капитализма — это закон стоимости, как и пишет Энгельс. Безусловно, все гонятся за прибылью. Почему? Потому что в основе лежит этот самый товарный закон.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение анализа плюсов и минусов рассматриваемой работы нужно отметить следующее: тот, кто бывал на защитах диссертаций, докторских или кандидатских, знает, что обычно в конце каждый оппонент говорит примерно следующее: «это у защищающегося так, это у него не так, это не так, но, учитывая общий высокий уровень, эти отмеченные мною недостатки, не снижают общего высокого уровня работы». Так же хочется сказать и о работе И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», что указанные непоследовательности и минусы, которые отмечены, никак не могут отменить вклада товарища Сталина в развитие экономической науки, и то, что сама книга оказалась не вполне последовательной, это второй вопрос. А основной вопрос в том, что это не снижает общего высокого уровня оценки этой теоретической работы.

Приложение 6. ФИЛОСОФИЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

По книге А. В. Золотова, М. В. Попова «Философия производительного труда», 2006 г.

I. ТРУД

Диалектический материализм различает: материю; сознание как свойство высокоорганизованной материи и высокоорганизованную материю, обладающую сознанием — человека.

В соответствии с этим все виды общественно полезной деятельности, то есть труда в широком смысле, подразделяются на три вида:

1. Деятельность, непосредственным и основным результатом которой являются вещь, энергия или перемещение вещей, энергии в пространстве — материально производительный труд, или труд в узком, политэкономическом смысле слова.

   2. Деятельность, непосредственным и основным результатом которой являются идея, информация, образ — научная деятельность, труд деятелей искусства и тому подобное.

   3. Деятельность, непосредственно воплощающаяся в человеке, который выступает по отношению к этому виду деятельности в качестве предмета труда — услуга, в частности, труд врачей, учителей, организаторов и так далее.

Отмеченные три вида деятельности играли и играют в жизни человеческого общества неодинаковую роль. Это обусловлено тем, что в соответствии с основным тезисом исторического материализма, определяющим в человеческой истории является производство и воспроизводство непосредственной жизни.

Открытие Марксом и Энгельсом определяющей роли производства и воспроизводства материальных благ во всей жизни человеческого общества совершило подлинный переворот во взглядах на человеческую историю. Это гениальное открытие развилось в учение о том, что корни всех общественных явлений следует искать в материальном производстве, и создало тем самым фундаментальную методологическую основу для исследования общественных явлений.

История стала рассматриваться не как творение героев–одиночек и не как проявление всемирной воли всевышнего, а как естественноисторический процесс^[56]. Всё многообразие общественных форм на основе изучения их экономической структуры было обобщено и сведено к нескольким типам общественно–экономических формаций, каждая из которых в результате социальной революции уступает место высшей с такой же неизбежностью, с какой старый способ производства уступает место новому.

Бесконечное разнообразие действий личностей в пределах каждой такой общественно–экономической формации было подвергнуто систематизации с точки зрения места этих личностей и роли в исторически определённой системе общественного производства и представлено в виде действий больших групп личностей — классов.

История, за исключением первобытной, выступила как история борьбы классов, интересы которых, являясь объективной характеристикой положения класса в системе общественного производства, проявляются во всех сферах общественной деятельности, далеко за пределами сферы материального производства и играют определяющую роль. Самостоятельное значение всех других сфер общественной деятельности, развивающейся на базе материального производства, проявляется в тех границах, которые определены сферой материального производства. Все другие сферы активно воздействуют на сферу производства материальных благ, но её роль является, в конечном счёте, решающей.

Чем дальше идёт общественное развитие, чем сложнее становится сеть общественных отношений, тем выше значение историко–материалистического подхода, дающего надёжный ключ к изучению самых сложных общественных явлений. В связи с прогрессом непроизводственной сферы актуальной задачей становится историко–материалистическое объяснение и предсказание её развития. Необходимо иметь в виду, что именно от состояния сферы материального производства зависит, какую часть своего времени общество может посвятить другим видам деятельности. Сокращение времени, затрачиваемого в сфере материального производства, при прежнем уровне или росте производства материальных благ является свидетельством роста общественного богатства. Определяющим при этом является материальное производство.

Весьма содержательная характеристика определяющей роли материального производства в жизни общества дана В. И. Мишиным: «Во–первых, материальное производство абсолютно необходимо, незаменимо для обеспечения жизни абсолютно всех людей, в том числе и самых убеждённых идеалистов: виртуальным обедом нельзя накормить человека, информацией о бензине автомобиля не заправишь и так далее.

Во–вторых, материальное производство абсолютно необходимо, незаменимо и для развития всех людей. Существование и развитие здравоохранения, образования, науки, искусства, спорта, даже религии требует солидных и непрерывно растущих материальных предпосылок…

В-третьих, в процессе материального производства создаются не только вещи, нужные людям. Здесь создаются основы их образа жизни. В зависимости от уровня и характера производительных сил складываются между людьми их производственно-экономические отношения» ^[57].

Чтобы держаться посылки исторического материализма, нужно, следовательно, всегда ясно различать, что есть идея, мысль, образ, услуга ^[58], духовное благо и что есть вещь, энергия, перемещение вещей, энергии. В частности, отграничение сферы материального производства oт всех прочих требует и отделения перевозки вещей (грузовой транспорт) от перевозки людей (пассажирский). Водители грузовых машин и автобусов могут делать совершенно одинаковые операции, но дело не в операциях. Дело в объективной роли, которую водители выполняют в обществе. Одни оказываются занятыми в сфере материального производства, другие — нет.

Заметим, что хотя по отношению к подавляющему большинству сфер общественной деятельности ясно, являются ли основным продуктом этой сферы вещи или идеи, бывают и случаи, когда такое различение провести сложно. Это лишь другое выражение тесной взаимосвязи двух сфер и свидетельство того, что есть граница, где одна переходит в другую и которая состоит из пограничных переходных видов труда.

Из того факта, что идея имеет материальный носитель, нельзя, конечно, заключать, что производство идей есть материальное производство. Вполне понятно, что нет идей, которые бы не имели материального носителя, которые «перескакивали бы из мозга в мозг» без помощи бумаги, звука, света и т. д. Но осознание этого реального факта не мешает нам видеть в живописи и музыке передачу образов, настроения, а не мазню и не сотрясение воздуха.

Одну и ту же идею, скажем, проект нового станка, можно изложить с помощью чертежа, с помощью киноленты, с помощью макета, словами, наконец. От этого она не перестаёт быть идеей. Она не приносит поэтому новых продуктов до тех пор, пока не материализуется в металле и не включится в общественный процесс производства.

Идей не прибавится ни на йоту, если вместо одного высокопроизводительного станка будет установлен миллион таких станков, идея уже сделала своё дело, но только массовое применение новых станков, новых технологических способов в производстве может поднять производство на качественно иной уровень. Общество останется бедным, если будет иметь лишь идеи или единичные экземпляры станков и технологических способов, хотя бы и самых высокопроизводительных, и станет богатым, если материализует хотя бы часть передовых технических идей, но действительно в широких масштабах.

Именно теперь, когда наука стала играть такую большую роль, особенно важно не обманывать себя в отношении действительного роста богатства общества, ибо с ростом сферы науки, с ростом материальных затрат на её развитие возрастает и необходимость обеспечивать быструю и широкую материализацию её идей. Не отличая идею от её материального воплощения, oт её массового распространения уже не как идеи, а как определённой вещественной потребительной стоимости, невозможно по–настоящему активно способствовать техническому прогрессу.

Не случайно, что понятие стоимости Марксом рассматривалось только для материальных благ. Только в этом случае движение стоимости верно изображает движение материальных благ в процессе их производства, обмена, распределения и потребления, и только в этом случае теория стоимости является материалистической теорией, помогает изучать отдельно отношения в сфере материального производства, не путать их с отношениями в сфере духовной, идеологической и других.

Кстати сказать, выражение «создавать стоимость» является фигуральным. Если понимать его буквально, то оно будет означать «создавать трудности», а их надо бы уменьшать, а не создавать. Экономическим законом является закон экономии труда, закон уменьшения, а не увеличения стоимости производимых продуктов. Указанное выражение правильно понимать лишь в смысле «создавать материальные блага, имеющие стоимость».

В интерпретации некоторых экономистов стоимость не является выражением производственных отношений людей, проявляющихся как вещи, различие между сферой производства материальных благ и нематериальной сферой стирается. В действительности же необходимо рассматривать общественные отношения, прежде всего, в сфере производства, изучать их вещную оболочку и за вещной оболочкой стараться обнаружить общественное отношение по поводу вещей (а не по поводу идей). Расширение определения стоимости за рамки отношений по производству вещей, изучение отношений людей и по поводу вещей, и по поводу идей одновременно, ведёт к неправомерному отождествлению отношений различного рода. Именно таков итог «неузкого» определения стоимости.

Расчёт национального дохода, вытекающий из материального понимания стоимости, необходим, чтобы отделять производство материальных благ от всех видов деятельности, чтобы иметь материал для изучения внутренних пружин развития человеческого общества, и, следовательно, для того, чтобы предсказывать его дальнейшее развитие. Сказанное, разумеется, не снижает значимости количественной оценки услуг, а также учёта труда, затрачиваемого в научной сфере.

Итак, согласно материалистическому пониманию, определяющим в человеческой истории является, в конечном счёте, производство и воспроизводство материальных благ. Исторический материализм выделяет из всех сфер общественной жизни и изучает, прежде всего, сферу материального производства, так как именно в ней заложены внутренние пружины общественного развития, именно ею определяется, в конечном счёте, поступательное движение общества вперёд. Для того, чтобы пользоваться историко–материалистической методологией, необходимо, следовательно, отделять производство материальных благ от производства услуг и идей.

Важнейшим инструментом такого разграничения является понятие производительного труда. В необходимости такого разграничения содержится объяснение, почему производительный труд определяется как материально–производительный труд.

II. ПОНЯТИЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

Всякое определение выполняет в науке служебную роль. Сформулировать определение отнюдь ещё не означает прибавить знаний о предмете или явлении. Наоборот, только на основе изучения предмета или явления определение может быть найдено. Причём, первое, что требуется от всякого определения, — выделить предмет или явление из всех остальных для последующего более глубокого его исследования, для того чтобы перейти от определения предмета к его понятию. Определение производительного труда выделяет, следовательно, труд «производительный» из всех остальных видов труда, отделяет его от прочих видов общественно полезной деятельности.

Производительный труд — это труд, непосредственным и основным результатом которого являются вещь, энергия или перемещение вещей (энергии) в пространстве. К. Маркс специально подчёркивал: «…то обстоятельство, что все другие виды деятельности в свою очередь воздействуют на материальное производство, и наоборот, абсолютно ничего не меняет в необходимости такого различения»^[59]. Производительный труд определяется как материально–производительный труд именно с той целью, чтобы сделать возможным применение научно выверенной методологии. Ясно, что если бы деления на производительный и непроизводительный труд ещё не было или если бы это деление проходило не по границе материально–производительного труда, а отсекало бы часть труда материально–производительного или присоединяло к нему другие виды труда, то рано или поздно подобное деление было бы осуществлено.

При этом неважно, как назывались бы эти две группы, на которые разделился весь общественный труд. Суть осталась бы той же — отделение труда, непосредственным результатом которого являются вещь, энергия или их перемещение, от труда, непосредственным результатом которого являются идея, образ, мысль, услуга. Что касается самого термина «производительный труд», то он имеет лишь то преимущество, что предполагает известный уровень знаний для понимания его экономического смысла.

Наряду со своим непосредственным результатом (вещью, энергией или их перемещением) производительный труд высвобождает время для иной, социальной деятельности: труд изначально настолько производителен, что позволяет создавать материальные предпосылки, необходимые для жизни человека, не поглощая всего времени его жизнедеятельности вне рамок времени удовлетворения естественных потребностей.

Труд формирует человека, образуя специфически общественную деятельность, выделяющую человека из животного мира. Человек становится общественным существом, когда создаёт средства производства для производства других средств производства. Обезьяна может использовать палку для того, чтобы достать плод, но она не в состоянии создать топор, чтобы изготовить палку. Именно средства производства для производства средств производства выступают основным предметным воплощением социального.

Производительный труд требует от человека концентрации внимания, волевого напряжения, целеустремлённости — всего того, что отличает собственно человеческую деятельность от инстинктивной.

Жизнедеятельность человека не сводится к труду. Человек должен удовлетворять свои естественные потребности. Он нуждается в общении и в удовлетворении других социально обусловленных потребностей. Всё это — необходимые моменты воспроизводства человека, влияющие на его способность к труду.

Вместе с тем удовлетворение всех отмеченных потребностей предполагает непосредственно производительную трудовую деятельность. Предмет потребления создан трудом. Даже в том случае, когда речь идёт о присвоении данного природой — это присвоение опосредствуется трудом. Удовлетворение социально обусловленных потребностей происходит в рамках времени, высвобожденного трудом, представляющего его экономию. То, что удовлетворение естественных потребностей осуществляется по–человечески, а использование нерабочего времени происходит осмысленно, также обусловлено сущностью человека как труженика.

Таким образом, производительный труд образует основу, субстанцию всего социального. Это означает, что всё социальное производно от него, несёт на себе его отпечаток, что воспроизводство общественного с необходимостью включает в себя воспроизводство труда, что потребность в труде — основополагающий элемент системы человеческих потребностей.

Поскольку производительный труд образует субстанцию всего социального, то и социальная деятельность, не являющаяся производительным трудом, обретает способность быть общественно полезной. Общественно полезная деятельность за рамками производительного труда воспроизводит целенаправленность, берущую своё начало в целесообразности труда, она нередко требует значительных физических и интеллектуальных усилий. Без развития такой деятельности невозможен прогресс общества, включая прогресс работника как главной производительной силы. Всё это нередко порождало и порождает представление о тождественности любого вида общественно полезной деятельности с производительным трудом.

Историко–материалистическая методология требует выделения и отдельного изучения производства материальных благ как основы общественного развития. Поэтому и вопрос о стоимости правомерно ставить только по отношению к материальным благам. Стоимость в этом случае выступает как мерило материального богатства общества, и движение стоимости даёт не только качественную, но и количественную характеристику движения материальных благ. Именно при таком построении теории стоимость создаётся в производстве и является отношением по поводу вещей, прикрытым вещной оболочкой, а не по поводу идей или услуг. Только в этом случае теория стоимости является материалистической и согласуется с принципом примата производства.

Далее, раз понятие стоимости применимо только по отношению к материальным благам, как очевидное следствие получается вывод, что только труд, непосредственно создающий материальные блага, то есть материально–производительный труд, создаёт нечто, имеющее стоимость, и, следовательно, все другие виды труда стоимости не создают. Выражение «труд, создающий стоимость», расшифровывается, следовательно, следующим образом. Это — труд, в качестве конкретного труда непосредственно создающий материальные блага и в качестве абстрактного выступающий мерилом затрат общечеловеческой рабочей силы на производство этих материальных благ.

Поскольку для того, чтобы производить прибавочную стоимость, труд должен производить стоимость и поскольку стоимость производится трудом производительным, постольку прибавочная стоимость создаётся лишь материально производящим трудом. Вместе с тем не всякий, а лишь капиталистически организованный материально–производительный труд создаёт прибавочную стоимость. Имея в виду это обстоятельство, К. Маркс в XIV главе I тома «Капитала» указывал, что сформулированное им в V главе определение производительного труда, выделенное из самой природы материального производства, суживается под влиянием капиталистических производственных отношений.

Создаётся прибавочная стоимость материально–производительным трудом, но приносить её капиталисту может отнюдь не только материально–производительный труд. Капиталистически организованная непроизводственная сфера порождает, следовательно, ещё одну форму труда, когда производительным считается всякий труд, приносящий капиталисту прибавочную стоимость, независимо от того, создаёт он её или не создаёт. Труд, непроизводительный с точки зрения капитала, может поэтому быть производительным с точки зрения отдельного капиталиста, вложившего свой капитал в непроизводственную сферу: актёр, например, и даже клоун, является в соответствии с этим производительным работником, если он работает по найму у капиталиста (антрепренёра), которому он возвращает больше труда, чем получает от него в форме заработной платы. В глазах отдельного капиталиста совершенно потеряна основа — производство материальных благ — и имеет значение лишь тот факт, приносит или не приносит ему данный труд прибавочную стоимость. Поэтому с этой точки зрения «один и тот же вид труда может быть как производительным, так и непроизводительным». Труд в сфере обращения, например, результатом которого является смена форм стоимости товаров, является производительным для торгового капиталиста, ибо он увеличивает стоимость его капитала, но с точки зрения промышленного капиталиста этот труд является непроизводительным, ибо он непосредственно не связан с процессом производства материальных благ — процессом, где происходит реальный метаморфоз стоимости. И как бы подчёркивая ещё раз, что во всех этих случаях речь идёт не о производительном труде вообще и не о труде производительном с точки зрения общественного капитала, хотя бы точка зрения промышленного капиталиста и совпадала с ней, а о труде, производительном с точки зрения отдельного капиталиста, Маркс пишет: «Производительный и непроизводительный труд здесь различаются всегда со стороны владельца денег, капиталиста».

Когда начинается становление непосредственно общественного производства, прекращается абсолютное господство тех превращённых форм производительного труда, которые тесно связаны с капиталистическими производственными отношениями. В результате возникает новый критерий производительного труда как труда, производительного с точки зрения непосредственно общественного производства, то есть такого материально–производительного труда, который организован социалистически и затрачивается на социалистических предприятиях.

§ 1. Производительный труд при социализме

В переходный к социализму период, наряду с основной формой производительного труда (основной в том смысле, что она лежит в основании всех остальных) и определяемой как материальнопроизводительный труд, существует ещё три формы производительного труда:

— Труд, производительный с точки зрения общественного капитала (сужающийся определением производительного труда вообще до границ материального–производительного труда, создающего прибавочную стоимость);

— Труд, производительный с точки зрения владельца денег, капиталиста (означающий всякий труд, приносящий капиталисту прибавочную стоимость);

— Труд, производительный с точки зрения нового способа производства (такой материально–производительный труд, который организован социалистически и затрачивается на социалистических предприятиях).

В период многоукладности экономики определение труда, производительного с точки зрения коммунистического способа производства, было гораздо более узким определением, чем основное определение производительного труда, так как значительная часть материально–производительного труда затрачивалась в капиталистически организованных, мелких крестьянских или патриархальных хозяйствах.

С преодолением многоукладности определения производительного труда, связанные с капиталистической формой ведения хозяйства, теряют свою реальную основу в экономической жизни. В социалистической экономике корни имеют лишь два определения производительного труда: труд, производительный вообще, то есть материально–производительный труд и возникший на основе этого определения и определяемый господствующей общественной формой производства труд, производительный с точки зрения данного способа производства, то есть материально–производительный труд в социалистически организованной системе народного хозяйства.

Расхождение между этими двумя определениями состоит лишь в том, что, согласно определению труда, производительного с точки зрения непосредственно общественного производства, производительным не является материально–производительный труд, затрачиваемый в домашнем и личном подсобном хозяйстве.

Оба определения своей главной функцией имеют отделение производства материальных благ от производства услуг и идей. С отмиранием материально–производительного труда в личном подсобном и домашнем хозяйстве эта функция становится единственной, и определения сливаются. В применении к высшей стадии коммунистической формации определение труда, производительного вообще, оказывается одновременно и определением с точки зрения господствующей формы производства. Оно регистрирует степень общественного разделения труда между трудом, непосредственно производящим материальные блага, и трудом, непосредственным и основным результатом которого являются идеи, мысли, образы, услуги.

Главный вывод, который вытекает из предыдущего — необходимость разделения всех видов общественно полезного труда на две группы, производительного и непроизводительного, диктуется историко–материалистической методологией и неразрывно связана с ней. Понятие производительного труда служит важным средством отделять производство материальных благ от производства услуг и идей и в этом своём качестве является одним из важнейших инструментов экономического анализа.

§ 2. Производительный труд и становление человека

Проводя различие между производительным и непроизводительным трудом, уместно отметить, что импульс в превращении высокоорганизованного животного в человека исходит не из отношений между особями стада, а из его нового отношения к природе, к добыванию средств существования. Прежде, чем поддерживать здоровье человеческого организма или передавать знания, человек должен был сформироваться как человек в процессе преобразования противостоящего ему природного мира. Лишь в меру прогресса такого преобразования, то есть прогресса труда, он обретает способность лечить, обучать, управлять и тому подобное.

Объём общественно полезной деятельности за рамками собственно труда определяется масштабами экономии труда. Пока труд малопроизводителен, все иные виды социально полезной деятельности находятся в зачаточном состоянии. Только при достижении высокого уровня общественной производительности труда непроизводственная деятельность получает развёрнутый характер.

§ 3. Производительный труд и полезность (необходимость) труда

Неправомерность попыток выводить производительный характер труда из его важности, полезности, необходимости и тому подобное была исчерпывающим образом раскрыта К. Марксом в его полемике против Гарнье. Имея в виду труд работников, в той или иной степени способствующих воспроизводству рабочей силы, например, труд врачей, учителей, Жермен Гарнье (1802 г.) утверждал: «И те и другие имеют конечной целью своего труда один и тот же род потребления»^[60]. К. Маркс возразил ему: «Рассуждая так, придётся заключить, что тот, кто ест хлеб, столь же производителен, как и тот, кто его производит. Ибо для чего производится хлеб? Для еды. Стало быть, если еда — непроизводительный труд, то почему же производительным является хлебопашество, которое служит лишь средством к достижению цели? Кроме того, тот, кто ест, производит мозг, мышцы, и так далее, а разве это не также благородные продукты, как ячмень или пшеница? — мог бы спросить А. Смита какой–нибудь возмущённый друг человечества. Во–первых, А. Смит не отрицает, что непроизводительный работник производит какой–либо продукт. В противном случае он вообще не был бы работником. Во–вторых, пусть и кажется странным, что врач, прописывающий пилюли, не является производительным работником, а аптекарь, приготовляющий их, — производительный работник. Подобным же образом производительным работником является инструментальный мастер, делающий скрипку, но не скрипач, играющий на ней. Это могло бы служить доказательством только того, что некоторые «производительные работники» доставляют также продукты, единственное назначение которых — служить средством производства для непроизводительных работников. Но это не более странно, чем то, что, в конце концов, все производительные работники, во–первых, доставляют средства для оплаты непроизводительных работников, а во–вторых, доставляют продукты, потребляемые теми, кто не выполняет никакого труда»^[61].

§ 4. Производительный труд и процесс труда

Если бы всякий труд был объявлен производительным, слово «производительный» оказалось бы ненужным и только засоряло бы язык. Такой привесок к слову «труд» мог бы иметь ценность лишь для тех, кто не знает, что труд в широком смысле, уже по самому своему понятию, есть некоторая целесообразная полезная деятельность, «производящая» что–либо, в противном случае она не называлась бы трудом.

В советской статистике труд по перевозке людей и труд по перевозке вещей попадали в разные категории: первый считался непроизводительным и не относился к производственной сфере, второй считался производительным и причислялся к ней. В связи с этим нередко возникал вопрос: «Как же так, ведь люди выполняют совершенно одинаковые операции и вдруг попадают в разные категории?»

Налицо опять забвение того принципа, согласно которому проводится деление на производительный и непроизводительный труд. Ни важность, ни полезность, ни характер операций не имеют к нему никакого отношения. Определяющим является та роль в процессе воспроизводства, которую выполняет данный вид труда, а роль пассажирского и грузового транспорта различны. Первый перевозит людей, второй — вещи, материальные блага. В первом случае имеет место уже акт потребления, а во втором случае продолжается материальное производство. Точно так же труд по передаче информации, связь, хотя и играет очень важную роль для управления производством, является непроизводительным. При таком определении перемещение идей не смешивается с перемещением материальных благ. А то обстоятельство, что всякая идея имеет свой материальный носитель, не должно служить основанием для отождествления её с вещью.

Как только из внимания исследователя ускользает главный принцип деления труда на производительный и непроизводительный — принцип примата материального производства — так сразу начинается критериетворчество. Мы уже познакомились с критерием полезности, нужности, с критерием косвенного воздействия на процесс воспроизводства материальных благ. Это были критерии, так сказать, качественные.

§ 5. Производительный труд и массовость труда

К этому списку можно прибавить ещё один критерий, количественный: относить к производительному труду всякий труд, который в ходе общественного развития приобретает всё больший удельный вес ^[62]. Но если быть последовательным, то в связи с этим следует не только весь труд в непроизводственной сфере объявить производительным, а заодно труд в сфере материального производства непроизводительным. Тот факт, что им долгое время было занято большинство работников, не должен нас останавливать, поскольку критерием является изменение удельного веса данного труда в общей массе труда общества, а удельный вес материально–производительного труда уменьшается. Полученное деление труда на производительный и непроизводительный было бы вполне применимо для марксистов: необходимую грань между производством материальных благ и производством услуг и идей оно проводит, хотя и выворачивает марксистское определение производительного труда наизнанку.

Экономисты, пытающиеся обосновать включение труда, затрачиваемого в непроизводственной сфере, в состав производительного труда, иногда ссылаются на то, что Маркс будто бы не учитывал роли науки, так как в его время она ещё не получила достаточного развития. Любопытно, что эти же экономисты вовсю ссылаются на ранние работы Маркса, когда желают обосновать тезис о превращении науки в непосредственную производительную силу.

Маркс, как показывает обращение к его произведениям, отнюдь не упускал из виду той роли, которую призвана играть нематериальная сфера. Отмечая тот факт, что деятельность работников непроизводственной сферы активно влияет на труд производительных работников, Маркс указывал, что этот факт «отнюдь не уничтожает различия между производительным и непроизводительным трудом; напротив, само это различие выступает как результат разделения труда и в этом смысле способствует развитию общей производительности труда — в силу того, что разделение труда превращает непроизводительный труд в исключительную функцию одной части работников, а производительный труд — в исключительную функцию другой части» ^[63].

Ряд экономистов подходит к решению вопроса о производительном и непроизводительном труде «с позиций экономики будущего». Как можно, спрашивают они, сохранять различие между производительным и непроизводительным трудом или держаться определения производительного труда как материально производительного, если уже недалёк тот час, когда материально производительный труд будет составлять лишь незначительную часть общественного труда?

На этот вопрос по существу ответил К. Маркс: «Страна тем богаче, чем меньше при одном и том же количестве продуктов производительное население по отношению к непроизводительному. Ведь относительная малочисленность производительного населения была бы только другим выражением относительной высоты производительности труда»^[64]. Различие между производительным и непроизводительным трудом даёт нам в руки, следовательно, инструмент для оценки богатства общества и с ростом общественного богатства значение этого инструмента не падает, а растёт.

Проводимое с помощью определения производительного труда отделение материально–производительного труда от всех прочих видов труда является научным, политэкономическим делением, необходимым для пользования методом исторического материализма. Следует поэтому подчеркнуть неправомерность подхода к этому делению из соображений, как бы кого не обидеть. Чтобы не обидеть и не отказываться от научного метода, есть только один путь: разъяснять истинный, научный смысл деления на производительный и непроизводительный труд, доказывать, как это и делал Маркс, что «мораль, как и «заслуга» того и другого, не имеют никакого отношения к этому различению».

§ 6. Производительный труд и совокупный работник

В научной литературе справедливо отмечалось: «При внимательном изучении высказываний К. Маркса о «совокупном работнике» (или «совокупном рабочем») можно убедиться в том, что это понятие использовалось для определения всей совокупности работников, участвующих в производстве материального продукта, всего комбинированного производственного персонала предприятия, который работает в условиях кооперации и технологического разделения труда. Употребляя в этом смысле, а также в качестве олицетворения субъекта производства понятие «совокупный рабочий», К. Маркс указывал на внутреннюю социальную неоднородность комбинированного производственного персонала предприятия. Рассматривая, например, инженеров в качестве производительных работников, К. Маркс абстрагировался от конкретного содержания труда инженерно-технического персонала, от места и роли этого персонала в общественном разделении труда, в его организации, от различий между ним и рабочими в культурно–техническом уровне, от тех признаков, по которым инженерно–технические работники в социальном отношении отличаются от рабочего класса как один из отрядов интеллигенции ^[65]. К. Маркс прямо указывал на социальную неоднородность тех, кого он относил к наёмным работникам: «Характерную черту капиталистического способа производства составляет как раз то, что он отрывает друг от друга различные виды труда, а стало быть, разъединяет также умственный и физический труд — или те виды труда, в которых преобладает та или другая сторона, — и распределяет их между различными людьми. Это, однако, не мешает материальному продукту быть продуктом совместного труда, овеществляться в материальном богатстве; с другой стороны, это разъединение нисколько не мешает также и тому, что отношение каждого из этих людей в отдельности к капиталу неизменно остаётся отношением наёмного работника, отношением производительного рабочего в этом специфическом смысле»^[66].

В приведённом высказывании — суть взглядов К. Маркса на то, в каком специфическом смысле можно рассматривать инженерно–технических работников как производительных рабочих и в чём состоит их социальное отличие от рабочего класса по содержанию труда, по месту в общественном разделении труда. Если при характеристике технологического разделения труда Маркс включает инженерно–технический персонал предприятий в состав «совокупного рабочего» (точнее, «совокупного работника»), то при рассмотрении социального разделения труда он чётко разграничивает его и рабочих, вскрывает существующие при капитализме социальные противоположности и различия между людьми умственного и физического труда» ^[67].

Оперирование понятием совокупного работника для отказа от точного определения производительного труда связано с элементарными ошибками в логике. Принимая за посылку, что труд совокупного работника является производительным, подобные авторы тем самым как бы признают определение производительного труда как труда, непосредственным результатом которого являются материальные блага. Но затем вывод, сделанный в отношении целого, применяют по отношению к части, недопустимости чего учат в любой школе. Тем самым они вступают в противоречие с определением, которым они только что пользовались, поскольку ни труд научно–исследовательских работников, ни труд инженерно–технических работников не имеет своим непосредственным результатом материальные блага.

Труд совокупного работника производительный не потому, что в состав его входит ИТР и научная интеллигенция, а именно вследствие абстрагирования от этого состава, в силу представления целой совокупности работников, между которыми разделён труд, в виде одного работника. Тогда непосредственным результатом его труда будут являться материальные блага, и на основании определения производительного труда его труд можно считать производительным, но только его как целого, а отнюдь не какой- либо его части.

III. ПРИМАТ ПРОИЗВОДСТВА И ТРУДОВАЯ ТЕОРИЯ СТОИМОСТИ

Решающая роль производства материальных благ во всём процессе общественного воспроизводства проявляется по отношению к самым различным явлениям и сферам общественной жизни, в том числе по отношению к сфере обмена.

Выражением этой зависимости сферы обмена от сферы производства является тот факт, что стоимость создаётся в производстве, а обмен, распределение и потребление не могут изменить её величины, за исключением тех случаев, когда имеет место порча или уничтожение потребительных стоимостей, являющихся носителями стоимостей. Выражающая эти факты экономической действительности трудовая теория стоимости является одной из основ марксистской экономической теории, а её истинность — одним из самых твёрдых доказательств справедливости основного тезиса исторического материализма об определяющей роли производства и воспроизводства материальных благ в жизни человеческого общества.

IV. ХАРАКТЕРИСТИКА ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА В ТРУДОВОЙ ТЕОРИИ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

Трудовая теория стоимости раскрыла роль производительного труда как субстанции стоимости. Стоимость — не вещь, а общественное отношение между товаровладельцами.

С отрицанием капиталистического производства утверждается господство непосредственно общественного производства, то есть такого, в котором отношения между производителями уже не опосредствуются товарным обменом, которое непосредственно подчиняется удовлетворению общественных потребностей. Такое производство, разумеется, не может быть адекватно охарактеризовано теорией стоимости.

Исторический опыт наглядно свидетельствует, что попытки применения теории стоимости для характеристики непосредственно общественного производство приводили к появлению той или иной разновидности концепции «рыночного социализма». Практическая реализация подобной концепции столь же неизбежно завершалась реставрацией товарного хозяйства в его капиталистической форме.

Поэтому для правильного понимания непосредственно общественного производства требуется теория, согласующаяся с приматом материального производства, и вместе с тем не повторяющая теории стоимости. Для обозначения такой новой теории В. Я. Ельмеев предложил термин «трудовая теория потребительной стоимости», который и будет использоваться в данной работе ^[68].

§ 1. Роль производительного труда в непосредственно общественном производстве

Трудовая теория потребительной стоимости отражает изменение роли потребительно–стоимостных характеристик общественного производства и затрат труда при переходе от капиталистического производства к непосредственно общественному. Если в единстве стоимости и потребительной стоимости решающая роль принадлежит первой, то отрицание товарного хозяйства предполагает выдвижение на первый план именно потребительной стоимости.

Потребительная стоимость в непосредственно общественном производстве перестаёт быть носителем меновой стоимости. Непосредственной целью производства становится удовлетворение общественных потребностей. Это не означает, однако, что производительный труд не является больше основой жизни общества. Средства удовлетворения материальных потребностей по–прежнему производятся. Но в отличие от капиталистического производства, в рамках которого ориентация на прибавочную стоимость связана с наращиванием затрат абстрактного труда, в непосредственно общественном производстве богатством выступает сам всесторонне развитый человек. В таком производстве должно затрачиваться столько труда, сколько это необходимо для обеспечения полного благосостояния всех членов общества.

Соответственно, вместо закона стоимости как основного закона всякого товарного производства, а, значит, и капиталистического, в непосредственно общественном производстве вступает в действие закон потребительной стоимости. Он «является законом, по которому общество определяет, сколько времени необходимо уделять материальному производству, чтобы удовлетворять свои жизненные потребности»^[69].

Отрицание закона стоимости с переходом от капиталистического производства к непосредственно общественному носит диалектический характер, то есть предполагает снятие прежних определений. Это означает, что воспроизводится регулирующая роль рабочего времени, хотя оно и не выступает больше в качестве основного мерила общественного богатства. Воспроизводится в снятом виде и двойственный характер труда. В товарном хозяйстве двойственность труда заключается в единстве конкретного и абстрактного труда. Абстрактный труд, являясь источником стоимости, служит специфическим для товарного хозяйства выражением общественной сущности труда.

В непосредственно общественном хозяйстве направленность труда на обеспечение благосостояния всех членов общества составляет определённость его социально–экономической формы, общую для всех конкретных видов производительного труда. Тем самым наряду с особой целесообразной формой каждому виду производительного труда объективно присущ момент общности, предполагающий абстрагирование от специфики данного вида. Отсюда следует, что производительный труд «сохраняет свой двойственный характер (свою абстрактность и специфичность) и как созидатель потребительной стоимости» ^[70]. Разумеется, момент общности различных видов труда в непосредственно общественном производстве противоположен абстрактному труду товаропроизводителя, ибо имеет принципиально новое содержание — непосредственную ориентацию на удовлетворение общественных потребностей.

Потребительная стоимость в непосредственно общественном производстве обретает свою социально–экономическую специфику. Потребительная стоимость средств производства состоит здесь в замещении, высвобождении живого труда в тех производствах, где производительно потребляется эта техника. Это означает, что при обеспечении прежнего объёма выпуска благодаря использованию новой, более прогрессивной техники экономится труда больше, чем его затрачивается на её создание. В результате общество может располагать сэкономленным временем для осуществления деятельности, удовлетворяющей другие потребности.

Экономия рабочего времени в результате применения прогрессивной техники достигается и в капиталистическом производстве. Однако там она проявляется в специфически капиталистической форме — потребительной стоимости машин как основного капитала. В такой форме и фиксируется прогресс техники в современной капиталистической экономике, например, П. Пильцером, отмечающим, что «капитал всё больше замещает труд» ^[71]. Новая техника используется при капитализме для экономии необходимого рабочего времени с целью увеличения прибавочного времени, то есть как фактор увеличения прибыли. Между тем прибыль есть результат присвоения капиталистом неоплаченного труда рабочих, с общественной точки зрения она представляет собой затратный показатель. Соответственно, экономия рабочего времени сама по себе не является доминирующим мотивом, приоритет отдаётся достижению прибыльности.

Сущности непосредственно общественного производства соответствует использование новой техники именно для высвобождения труда. При таких условиях общеэкономическая потребительная стоимость новой техники совпадает с её специфически общественной потребительной стоимостью. Правда, на первой стадии его развития непосредственно общественное производство не свободно от следов своего «выхождения из капитализма», и потому сохраняется момент использования техники для удовлетворения тех интересов производственных коллективов, которые расходятся с их общими интересами, требующими экономии труда. Поэтому и при социализме объективно возможна тенденция к торможению НТП в погоне за увеличением показателей, отражающих затраты общественного труда. Однако подобная тенденция обусловлена моментом отрицания сущности нового способа производства, а не её позитивным выражением. При целенаправленном разрешении противоречий использования передовой техники в соответствии с сущностью нового социально–экономического строя будет обеспечиваться приоритетность экономии труда, потребительная стоимость средств производства получит последовательную реализацию.

Закон потребительной стоимости предполагает развитие не только средств производства, но и работника как основной производительной силы общества. Потребительная стоимость более развитой способности к трудусостоит в экономии труда на выпуск фиксированного объёма продукции. Действительная экономия труда достигается при том условии, что затраты труда на повышение квалификации окажутся меньше объёма труда, высвобождаемого вследствие вхождения в производство более квалифицированного работника.

И в данном случае в непосредственно общественном производстве проявляется момент, противоречащий его сущности. Он связан с увеличением затрат труда для наращивания валовых показателей, так что снижается потребность в развитии работников. Поэтому обеспечение экономии труда благодаря развитию основной производительной силы общества требует целенаправленной деятельности рабочего класса.

С учётом сказанного можно констатировать, что производительные силы непосредственно общественного производства имеют в форме экономии производительного труда единую меру потребительной стоимости. Очевидно, что эта мера объективная, общественно обусловленная, выражающая субстанциональную роль производительного труда, поскольку экономится именно он. Это и даёт основание для характеристики такой теории в качестве трудовой теории потребительной стоимости.

Рассмотренное не затрагивает оценки потребительной стоимости предметов потребления — проблемы, имеющей длительную историю в экономической науке. Выше было показано, что субъективные оценки полезности товаров определяются в товарном хозяйстве уровнем цен, то есть имеют объективную основу. Но полученные выводы прямо не применимы к характеристике потребительной стоимости продуктов в непосредственно общественном производстве, где отсутствует такое общественное отношение, как стоимость. Требуется выразить потребительную стоимость продуктов в новой экономике адекватным для неё образом.

Потребительную стоимость предметов потребления в непосредственно общественном производстве с экономической точки зрения целесообразно определять следующим образом. Надо учесть, что и общество в целом, и каждый трудоспособный для присвоения в необходимом объёме предметов потребления данного вида должны затратить соответствующее количество труда. В связи с ростом производительной силы труда затраты рабочего времени на единицу данного вида продукта сокращаются, так что для удовлетворения потребности в нём каждому работнику объективно можно трудиться меньше. Осуществляется экономия труда, размер которой и определяет потребительную стоимость данного блага.

Применительно к первой фазе непосредственно общественного производства, в рамках которой новые производственные отношения проявляются не только в новых, но и в старых, товарноденежных формах, потребительная стоимость предметов личного потребления проявляется специфическим способом. Снижения затрат труда на производство данного продукта позволяет понижать цену на него. Тогда, в условиях распределения по труду, для приобретения того же объёма данного продукта любой трудоспособный член общества должен трудиться меньшее количество времени. Разница между количеством рабочего времени, требуемым для приобретения данного продукта работником до понижения цены и после, и образует экономию труда, измеряющую потребительную стоимость данного продукта.

Если речь идёт о новом продукте, удовлетворяющем прежнюю потребность, то его потребительная стоимость оценивается снижением цены в расчёте на единицу полезного эффекта, что также соответствует принципу экономии труда.

Хотя при снижении цены экономится труд у всех потребителей данного продукта, однако подобная экономия будет неодинаковой для работников, имеющих неодинаковую зарплату, что отражает существование социально–экономического неравенства на первой фазе нового способа производства. Но отмеченные различия в потребительной стоимости одного и того же продукта для разных людей не отрицают её общего для них объективного критерия — экономии труда. В меру продвижения к социально–экономическому равенству различных видов труда будет формироваться и равенство экономически измеренной потребительной стоимости продукта для разных членов общества.

Таким образом, трудовая теория потребительной стоимости позволяет раскрыть объективную экономическую природу потребительной стоимости предметов потребления. Речь идёт об экономии труда у потребителей, достигаемой вследствие удешевления приобретаемых ими жизненных средств.

Поскольку потребительная стоимость этих средств определяется экономией труда, то выявляется общая экономическая мера полезности для всех производимых благ. А так как экономия труда у потребителей жизненных средств обусловлена ростом производительной силы труда, то в рамках этой общности проявляется примат материального производства в его единстве с потреблением.

Следует особо обратить внимание на то, что отмеченные социально–экономические свойства потребительной стоимости носят общеэкономический характер, обусловлены общественной природой производительного труда. Поэтому трудовая теория потребительной стоимости способна многое прояснить, например, в понимании и капиталистической экономики.

Вместе с тем только в непосредственно общественном производстве общие экономические определения потребительной стоимости одновременно выступают и как выражение её специфической общественной формы. Следовательно, трудовая теория потребительной стоимости в полной мере соответствует именно данному способу производства и не может претендовать на замену трудовой теории стоимости в раскрытии закона движения капиталистического способа производства.

То, что в непосредственно общественном производстве потребительная стоимость производимых благ и способности к труду социально–экономически выражается посредством экономии труда, высвобождения его из собственно материального производства, воочию обнаруживает субстанциональность производительного труда в общественной жизни. Все сферы общественной жизни функционируют в рамках сэкономленного рабочего времени, представляют собой реализацию экономии производительного труда. Следовательно, производительный труд является основой всего социального.

§ 2. Реализация экономии производительного труда

Как было рассмотрено выше, совершенствование средств производства, рост квалификации работников в производстве продукта данного вида ведут к экономии производительного труда. Достигнутая экономия на практике используется трояко: для увеличения выпуска данного вида продукта; для роста выпуска других продуктов; для увеличения времени социальной деятельности, не являющейся производительным трудом.

В двух первых случаях экономия труда носит условный характер, поскольку время, сэкономленное при выпуске продукта в прежнем объёме, реализуется в сфере производительного труда, без увеличения свободного времени непосредственных производителей. Когда же возрастает время социальной деятельности, не являющейся непосредственно производительным трудом, тогда экономия труда в данном производственном процессе означает, при прочих равных условиях, его экономию в общественном масштабе.

В общественном производстве имеют место и условная, и действительная экономия труда. Когда объём выпуска данного продукта достигал соответствия общественной потребности в нём, прогресс производительных сил чаще всего выражался в высвобождении труда из данной отрасли. Сэкономленный труд мог быть реализован для формирования новой отрасли, в которой впоследствии также начинался процесс экономии труда. С учётом того, что НТП способствует всё более быстрому насыщению новых потребностей и охватывает все сферы общественного производства, действительная экономия труда, чем дальше, тем больше, преобладает над условной.

Экономия производительного труда используется для увеличения объёма непроизводительного труда, свободного времени общества. Прогресс в организации непроизводительного труда, в технических средствах его осуществления, в профессиональной подготовке занятых им работников приводит к тому, что меньшее количество определённого вида такого труда способно удовлетворять соответствующую потребность в нём.

Принципиальное отличие подобного уменьшения времени от экономии производительного труда состоит в том, что оно не сопровождается сокращением времени непроизводственной социальной деятельности в общественном масштабе. Происходит перераспределение непроизводительного труда в пользу тех его видов, которые нуждаются в увеличении. Речь идёт, прежде всего, об отраслях непроизводственной деятельности (народном образовании, культуре, здравоохранении, науке и так далее), которые непосредственно направлены на свободное всестороннее развитие всех членов общества. Поскольку прогресс разумных потребностей духовного и физического развития человека безграничен, то объективно невозможен избыток времени для осуществления соответствующей непроизводственной деятельности. Всегда существует общественная потребность превращать экономию производительного труда в прирост свободного времени общества. И, наоборот, в условиях прогресса крупной машинной индустрии уменьшение объёма непроизводительного труда общества для увеличения масштабов труда производительного не является закономерным, так как удовлетворение общественных потребностей в материальных благах происходит при снижающихся затратах производительного труда. Сокращение общего объёма свободного времени препятствовало бы развитию работника как основной производительной силы общества. Поэтому подобное сокращение не имеет экономической основы и может свидетельствовать лишь о деградации общественного производства.

Понимание экономии труда общества именно как экономии производительного труда позволяет правильно оценить перспективу динамики рабочего времени. Современный научно–технический прогресс создаёт такую ситуацию, когда общий объём производительного труда сокращается не только относительно продолжительности непроизводственной социальной деятельности, но и абсолютно. Абсолютное сокращение времени производительного труда общества может замедляться, например, ростом численности населения, но раньше или позже оно закономерно проявляется, в чем находит своё адекватное выражение закон экономии времени.

Следует отметить, что удовлетворение естественных потребностей человека охватывает время за рамками специфически социальной деятельности, включающей производительный и непроизводительный труд. Удовлетворение естественных потребностей — процесс, обусловленный принадлежностью человека к животному миру. И хотя он осуществляется по–человечески, неправомерно рассматривать его ни как производственный процесс, ни как использование экономии труда.

Непроизводительный труд и индивидуальное свободное время, несмотря на их различие, обусловленное ориентацией на потребности разного уровня (общественные, с одной стороны, и индивидуальные, с другой), имеют единую субстанцию — экономию производительного труда. Они представляют собой социальную деятельность, свободную от непосредственного воздействия на средства производства. Безусловно, такая деятельность не находится под тем влиянием природных закономерностей, которое характерно для производительного труда. Эта деятельность создаёт куда более благоприятные возможности для свободного всестороннего развития человека. При такой субстанциональной общности непроизводительного труда и индивидуального свободного времени правомерно характеризовать время их осуществления как свободное время общества. «Сбережение рабочего времени, — отмечал К. Маркс, — равносильно увеличению свободного времени» ^[72].

От такого понимания проблемы отличается расхожее ограничение свободного времени досугом. Оно базируется на представлении о несовместимости свободы и общественного регулирования деятельности человека. Отмеченное представление имеет под собой объективную основу в условиях наёмного характера непроизводительного труда, когда проявляется противоположность интересов работников и собственников предприятий. И всё же тот факт, что непроизводительный труд, имея преимущественно совместный, непосредственно общественный характер, требует общественного регулирования, сам по себе вполне согласуется с реализацией творческого потенциала работников непроизводственной сферы. Другое дело, что наёмный характер труда порождает специфически капиталистические препятствия для реализации данного потенциала.

При определении общей величины свободного времени нельзя поэтому ограничиваться суммированием времени досуга всех индивидов, надо принимать во внимание и время непроизводительного труда. В. Я. Ельмеев справедливо отмечает: «Свободное время общества составляется из не отведённого материальному производству времени, расходуемому на активную деятельность по управлению обществом, развитию производительно–трудовых качеств людей, их научно–образовательных возможностей, по нравственному воспитанию, развитию эстетических качеств и художественному воспитанию, физическому совершенствованию, а также на досуг. В соответствии с таким пониманием содержания свободного времени его количественный масштаб можно определить как сумму времени, отводимую непроизводительному труду и времени всего занятого населения, затрачиваемого сверх рабочего дня на осуществляемые в свободное время указанные виды деятельности» ^[73].

При определении величины свободного времени общества следует также учитывать и время социальной деятельности нетрудоспособных. Процесс социализации подрастающего поколения происходит в рамках этого времени. Те, кто перешагнул верхнюю возрастную границу трудоспособности, также осуществляют свою социальную деятельность в пределах свободного времени общества.

Свободное время обоснованно рассматривается как выражение богатства общества: «Свободное время, время, которым можно располагать, есть само богатство» ^[74]. Правда, лишь в непосредственно общественном производстве эта форма богатства получает приоритет над денежным богатством.

В капиталистической экономике свободное время имеет подчинённое значение по отношению к накоплению денег, что отражается, в частности, в моделях неоклассической ветви экономической теории, исходящей из наивысшей эффективности капитализма. Свободное время в этих моделях, по сути, не рассматривается как самостоятельная ценность. Так, значимость свободного времени измеряется в них величиной заработка, упущенного человеком из–за пребывания вне сферы экономической деятельности.

Оценивая свободное время как богатство, не менее важно сознавать и роль производительного труда как источника происхождения этого богатства. Тот факт, что «свободное время может порождаться лишь трудом» ^[75], учитывается отнюдь не всеми направлениями экономической мысли. Неоклассическая теория рассматривает свободное время как нечто заданное извне по отношению к экономической системе. Связь между рабочим и свободным временем имеет в подобной интерпретации чисто внешний характер обратной зависимости, причём предполагаются равновозможными как вариант увеличения свободного времени за счёт сокращения рабочего, так и его уменьшения вплоть до полного замещения рабочим временем. Очевидно, что подобный подход, игнорируя субстанциональность производительного труда, не способен выявить закономерную динамику рабочего и, соответственно, свободного времени общества.

Раз деятельность, наполняющая свободное время общества, базируется на экономии труда, то этим обусловлено её сущностное соотношение с производительным трудом. Отсюда и измерение богатства общества величиной свободного времени невозможно осуществить должным образом, рассматривая свободное время изолированно, вне связи с объёмом рабочего времени. Например, увеличение массы свободного времени общества может произойти при прежнем уровне производительности труда вследствие роста общей величины рабочего времени в связи с увеличением населения. Этот же объём свободного времени может быть обеспечен за счёт прогресса экономии труда при прежней численности населения. Очевидно, что в первом случае предпосылки для свободного развития каждого члена общества будут менее благоприятными, чем во втором.

Вот почему для более точного измерения общественного богатства необходимо использовать отношение свободного времени общества к его рабочему времени. Поскольку свободная деятельность общества имеет своей субстанцией сэкономленный труд, то этим обусловливается единство производственной и свободной деятельности, а, следовательно, и их соизмеримость в единицах времени. А так как сэкономленный труд не затрачивается в материальном производстве, то различие затрат и результатов труда общества является не формальным, а действительным. Отсюда правомерность их сопоставления.

Следует согласиться с В. Я. Ельмеевым, который пишет: «Для выражения богатства в форме свободного времени нужно, на наш взгляд, вместо затратного измерителя материального богатства ввести измеритель другого рода — норму свободного времени, выражаемую отношением свободного времени общества к его рабочему времени»^[76]. Безусловно, предложенный показатель в полной мере раскрывает роль свободного времени как измерителя богатства общества.

При расчёте нормы свободного времени общества следует учесть, что производительный труд затрачивается не только в общественном производстве, но и в домашнем хозяйстве. В процессе обобществления производства объём домашнего труда закономерно снижается. Однако затраты рабочего времени в нём всё ещё значительны и они, безусловно, должны отражаться в подобных расчётах. Расчёты нормы свободного времени общества показывают, что норма свободного времени превысила в СССР значение единицы в результате индустриализации народного хозяйства. Утверждение господства машинной индустрии означает переворот в соотношении производительного и непроизводительного труда, когда преобладание доли производительного труда в общем объёме социальной деятельности сменяется превышением доли непроизводственной деятельности. Тем самым впервые в истории обретает своё адекватное выражение то обстоятельство, что «превосходство результата труда по своей полезности (потребительной стоимости) над затратами труда на его достижение составляет… смысл и назначение человеческой деятельности и всего развития общества» ^[77].

В 1985 г. в России один час производительного труда общества обеспечивал 2,7 часа, сэкономленного для осуществления свободной деятельности (без учёта фактора внешнеэкономических связей). Поскольку в 1985 г. объём экспорта из России превышал объём импорта, то на самом деле норма свободного времени общества была ещё выше.

Однако не всякое изменение нормы свободного времени общества отражает динамику общественной производительности труда. Так, например, увеличение безработицы означает сокращение рабочего времени общества и увеличение свободного времени лишь в части прироста времени профессиональной переподготовки безработных. Однако циклическая составляющая безработицы не находится в прямой зависимости от НТП, и потому её увеличение — это мнимое выражение экономии труда. Точно так же сокращение циклической безработицы в действительности не понижает общественную производительность труда, хотя формально норма свободного времени общества уменьшается. Подобные несоответствия присущи товарному хозяйству. Не случайно западные экономисты вынуждены оперировать показателем «естественный уровень ВНП».

В советской статистике фокусировалось основное внимание на определении совокупного общественного продукта как материализации производительного труда общества. Использование нормы свободного времени позволяет отразить развитие сферы непроизводительного труда через оценку затрачиваемого в ней объёма времени и вместе с тем избежать суммирования денежной оценки результатов производительного и непроизводительного труда, противоречащего тому факту, что стоимость создаётся только производительным трудом.

Таким образом, исследование результатов производительного труда в соответствии с трудовой теорией потребительной стоимости даёт ключ к решению важных проблем экономической науки. В числе этих проблем — и соотношение материальной и нематериальной сфер общественной жизни.

V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И НЕМАТЕРИАЛЬНАЯ СФЕРЫ

§ 1. Соотношение материальной и не материальной сферы

Непроизводительный труд как постоянное занятие определённых лиц исторически мог возникнуть лишь в результате того, что производительность общественного труда достигла величины, достаточной для того, чтобы можно было прокормить, одеть и дать жильё людям, непосредственно не создающим материальные блага. Одним из первых видов непроизводительного труда был труд по управлению, развившийся из функции организации совместного труда и жизни членов первобытной общины, который стал ступенькой к зарождению класса эксплуататоров. Это дало Ф. Энгельсу основание написать, что в основе появления классов лежало разделение труда.

Разделение труда на производительный и непроизводительный, превратившее непроизводительный труд в исключительное занятие одних индивидов, а производительный труд — других, послужило, в свою очередь, мощным фактором повышения производительности труда в материальном производстве. Каждый дальнейший шаг в развитии этого разделения, подготовленный ростом производительности труда, означал в тех условиях появление новых возможностей для ещё большего роста производительности.

Особое значение для развития производительных сил имело отпочкование от дерева общественного труда такого его вида, которому впоследствии суждено было развиться в труд учёных, исследователей и конструкторов. Сфера нематериального производства, вырастая на базе развития материального производства, расширялась и оказывала всё большее обратное воздействие на сферу производства материальных благ. Характерно, что рост производства позволяет расширять и сферу производства, и сферу науки. Развитие же науки не может непосредственно привести к увеличению числа научных работников и опосредствуется внедрением научных достижений в производство.

В эксплуататорских формациях трудящиеся были лишены возможности в полной мере использовать плоды духовного развития общества. Капитал довёл отделение умственного труда от физического до противоположности между ними. Люди умственного труда эксплуатировали или помогали эксплуатировать производительных работников — создателей средств существования и роскоши, создателей всех материальных благ. Буржуазная интеллигенция, получавшая средства своего существования из рук буржуазии, поставила величайшие достижения человеческого разума на службу классу капиталистов. Лишь немногие представители буржуазной интеллигенции переходили на сторону рабочих, борющихся за освобождение труда. «Надо сказать, — писал В. И. Ленин, — что главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти, и нет сомнения, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности» ^[78]. Российский пролетариат, создав свою, социалистическую интеллигенцию, дал человечеству опыт уничтожения противоположности умственного и физического труда.

Управление, наука, культура, просвещение, медицина составляют часть непроизводственной (нематериальной) сферы, то есть той сферы человеческой деятельности, которая является сферой преимущественно непроизводительного труда и в которой непроизводительный труд является главным, основным видом труда, определяющим лицо этой сферы. Аналогичным образом определяется производственная (материальная) сфера, то есть как сфера преимущественно производительного труда, который не только преобладает в этой сфере количественно, но и определяет лицо этой сферы, определяет конечный результат её функционирования.

Словом «преимущественно» подчёркивается, что как в нематериальной сфере имеются производительные работники, выполняющие в ней вспомогательную роль, так и в материальной сфере имеются непроизводительные работники, хотя их задача состоит лишь в том, чтобы способствовать созданию материальных благ и росту производительности труда производительных работников. В состав совокупного работника, например, входят такие представители непроизводительного труда, как руководители производства, инженеры, техники, мастера, обслуживающий персонал и так далее.

Хотя определяющая роль сферы материального производства отнюдь не означает сохранения во что бы то ни стало её удельного веса и не предполагает непременно её количественного преобладания, магистральный путь развития общества связан не с сокращением числа производительных работников, а с увеличением их свободного времени, используемого в том числе и для выполнения функций непроизводительного труда.

Для роста нематериальной сферы необходим рост материальных благ в виде зданий, сооружений, оборудования и средств существования для непроизводительных работников, причём нематериальная сфера может вырасти лишь настолько, насколько вырастет объём материальных благ, обеспечивающих её функционирование. Любая самая далёкая от производства материальных благ отрасль человеческого труда существует лишь в тех границах, какие установлены суммой материальных благ, имеющихся для её содержания. Выделенные для данной отрасли объём средств существования и масса сэкономленного производительного труда определяют число занятых в ней работников. Планирование развития непроизводственной сферы тесно связано поэтому с планированием сферы производства материальных благ, обеспечивающей функционирование непроизводственной сферы.

Всякий новый шаг в развитии непроизводственной сферы должен быть подготовлен соответствующим изменением в материальной сфере, в количестве и структуре производимых материальных благ. Даже такое, казалось бы, «внутреннее» для сферы торговли, например, мероприятие, как расширение сети магазинов самообслуживания, могло быть проведено лишь при условии, что увеличился выпуск фасованных товаров, была произведена реконструкция торговых залов, расширился выпуск специальных кассовых аппаратов и так далее.

Нематериальная сфера не является лишь пассивным продуктом сферы материального производства. Во–первых, нематериальная сфера оказывает всё возрастающее воздействие на рост производительности труда. Во–вторых, её роль не сводится лишь к обслуживанию сферы производства. Развитием непроизводственной сферы, функционирующей в рамках свободного времени общества, обеспечивается всестороннее развитие личности. Маркс писал о свободном времени, как о «времени для того полного развития индивида, которое само, в свою очередь, как величайшая производительная сила обратно воздействует на производительную силу труда» ^[79].

Взаимодействие между производственной и непроизводственной сферами диалектически противоречиво. С одной стороны, поскольку производительный труд — создатель материальных благ и средство удовлетворения материальных потребностей, то кажется, что целесообразно в максимальной степени увеличивать число работников, занятых в сфере материального производства. Но, с другой стороны, увеличение числа занятых в сфере производительного труда за известным пределом начинает сдерживать рост его производительности и сковывает всестороннее развитие личности. Важно поэтому для каждого исторического момента установить то объективно обусловленное соотношение между производственной и непроизводственной сферами, которое обеспечит наиболее быстрое движение по пути создания и реализации предпосылок для свободного развития каждого. Установить это соотношение можно только на основе исследования тенденций развития техники, установления возможных вариантов развития экономики и выбора из них оптимального, то есть наилучшим образом удовлетворяющего интересам свободного развития всех членов общества.

Рабочий класс, являясь классом, наиболее заинтересованным в обеспечении универсального развития индивидов, заинтересован, поэтому как в прогрессе материального производства, так и в развитии нематериальной сферы, способствующей увеличению свободного времени трудящихся и росту их образования и культуры. Верно, что нельзя обеспечить свободное развитие каждого, не развив материальное производство настолько, чтобы коренным образом преобразовать содержание и условия труда, сократить рабочее время и обеспечить распределение материальных благ по потребностям. Однако, верно также и то, что гигантский рост материального производства должен быть использован и для развития нематериальной сферы, обеспечивающей духовное обогащение трудящихся, и наряду с развитием материальной сферы, непосредственно способствующей ликвидации социально–экономических различий, уничтожению классов и всестороннему развитию личности.

В непроизводственной сфере выделяются две части. Одна включает деятельность работников, труд которых как бы подготавливает производительный труд (некоторые разделы теоретических наук, технические науки, разработки, проектирование, физическая культура, медицина). Другая часть включает труд, который либо замыкает производство (торговля), либо не оказывает на него прямого влияния (культура).

Первая из указанных частей в свою очередь также разделяется на две части: ту, в которой заняты работники, непосредственно обеспечивающие воспроизводство рабочей силы (образование, медицина, физическая культура), и ту, в которой трудятся работники, подготовляющие воспроизводство материальных благ в целом (ряд областей науки, разработки, проектирование). Наука на современном этапе всё в большей мере становится как бы подготовительной ступенью материального производства. Происходит сращивание науки и производства, и от успехов в развитии этого процесса сейчас в решающей степени зависит рост производительности труда.

§ 2. Определяющая роль производства по отношению к науке

Если собственно производство в политэкономии означает производство вещей, то наука принадлежит к сфере производства идей, и научная деятельность является такой разновидностью человеческой деятельности, специфическая роль которой заключается в получении знаний об объективной действительности и путях и средствах её преобразования.

В период своего зарождения, когда научная деятельность ещё только возникла из потребностей практики и определяющая роль производства по отношению к науке была совершенно очевидной, эта деятельность состояла главным образом в изобретении путей и средств преобразования действительности. Познание объективной действительности само по себе выступало лишь как необходимый вспомогательный момент, целиком подчинённый потребностям повседневной практики.

Однако в ходе исторического развития момент познания постепенно получил преобладающее, а затем и господствующее значение, и в течение долгого времени познание ради познания определяло лицо науки. Разделение труда в сфере науки оторвало труд по изучению существующей действительности от труда по использованию этих знаний для изобретения средств и методов преобразования этой действительности. Наука разделилась на теоретическую и прикладную. Началась эпоха накопления знаний, их систематизации, эпоха развития науки в основном как науки теоретической. Прикладное значение науки тогда было невелико и начинает расти снова лишь с наступлением эры машинного производства.

К. Маркс писал, что машинно–фабричное производство «делает необходимым применение науки» ^[80]. Он указывал, что «применение природных агентов — в известной степени включение их в капитал — совпадает с развитием науки как самостоятельного процесса. Если производственный процесс становится сферой применения науки, то и наоборот, наука становится фактором, так сказать, функцией производственного процесса» ^[81].

Рост прикладного значения науки получил и соответствующее философское отражение. Идеализм сменился материализмом, а фейербаховский созерцательный материализм — диалектическим материализмом, предполагающим не просто пассивное отражение существующего мира, а активную деятельность по его преобразованию.

Наука, совершив в своём развитии виток диалектической спирали, принялась за развитие своей прикладной стороны теперь уже на прочном фундаменте крупных достижений теоретических наук. Этим объясняются те гигантские успехи, которые имеет на современном этапе применение достижений науки в производстве.

Знания об объективной действительности, накопленные теоретическими науками и составляющие их логическую основу ^[82], делают теоретические науки относительно самостоятельными от производства, способными развиваться согласно своей внутренней логике. Извне, из практики, из производства они получают теперь лишь общее направление и импульсы для своего развития в виде новых крупных проблем, которые им предстоит разрешить.

Если на заре науки постановка проблем была исключительно делом практики, то на современном этапе наука помогает практике обнаружить их часть задолго до того, как они созреют в препятствие для развития производства. Наука в своём развитии как бы опережает практику, заранее выясняя её будущие потребности на основе изучения сегодняшнего состояния производства, и заблаговременно ищет средства их удовлетворения.

Определяющая роль производства проявляется теперь не только в том, что потребности производства по–прежнему определяют масштабы и основные направления исследований, но и в том, что выросшие из потребностей производства научные результаты уже накоплены, приведены в систему и, являясь логическим отражением производства, также «от имени производства» направляют ход исследований. Изменилась, следовательно, форма воздействия практики на теорию, техники и производства на развитие естествознания.

В настоящее время учёный, ищущий пути к раскрытию сущности изучаемых явлений, к созданию новых естественно–научных теорий или к открытию новых законов природы, «субъективно не всегда задаётся целью ответить на какие–то конкретные практические запросы техники, ибо вследствие полнейшей новизны или малой изученности данного круга явлений никто таких запросов перед ним в данный момент поставить не может. В таких случаях практика толкает учёных не на решение каких–то строго определённых и уже сформулированных задач, а на то, чтобы познавать всё более широко и глубоко процессы материального движения в природе безотносительно к их практической значимости. Среди множества изученных наукой объектов и процессов, происходящих в природе, не могущих получить практического применения в ближайшее время, обнаруживаются случайно и такие объекты и процессы, для которых уже сейчас или в скором будущем могут появиться определённые сферы практического применения.

Отсюда и возникает ложное представление о том, что будто бы в современных условиях наука и техника полностью поменялись своими местами: из определяющего фактора, каким была техника в прошлом, она стала теперь фактором, производным от науки, а наука из производного превратилась в детерминирующий фактор по отношению к развитию техники.

На самом деле «обмен местами» между наукой и техникой произошёл, но не совсем так. Действительно, наука из фактора, отстававшего (с хронологической точки зрения) от развития техники, превратилась в фактор, опережающий развитие техники. Однако перестановка основных компонентов общего научно-технического движения не означает, что определяющая, детерминирующая роль вообще перешла от техники к науке. Напротив, сама по себе указанная перестановка обоих компонентов современного научно–технического движения общества вызвана потребностями практики, техники, которая была и осталась детерминирующим фактором всего движения в целом. Сегодня, чтобы обеспечить науке возможность в полной мере осуществлять свою общественную функцию — обслуживать технику теоретическими и экспериментальными средствами и выводами, техника предоставила науке все необходимые условия для опережения самой техники» ^[83].

Фундаментальные теоретические науки соединяются с практикой через прикладные науки и из них черпают себе материал. Тот факт, что на современном этапе прикладная ветвь науки получает столь мощное развитие, вновь делает прозрачной причинно–следственную связь между производством и наукой. Современное производство требует превращения технических, а в известной мере и теоретических наук в подготовительную стадию производства.

§ 3. Наука как всеобщая общественная производительная сила

Целесообразно различать производительные силы общественного труда и всеобщие общественные производительные силы ^[84]. К первым относятся рабочая сила и средства производства, соединение которых в трудовом процессе своим непосредственным результатом имеет материальные блага. В число вторых входят все факторы, повышающие производительную силу общественного труда и, следовательно, в качестве основного элемента всеобщих общественных производительных сил выступает наука как один из самых мощных катализаторов технического прогресса.

В одной из своих ранних экономических рукописей, не публиковавшихся при его жизни, К. Маркс написал: «Развитие основного капитала является показателем того, до какой степени всеобщее общественное знание [Wissen, knowledge] превратилось в непосредственную производительную силу, и отсюда — показателем того, до какой степени условия самого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним» ^[85].

В дальнейшем, однако, Маркс ни в рукописях, ни в опубликованных работах, говоря о науке как о производительной силе, уже никогда больше не употреблял слово «непосредственная». Он, как известно, отличался исключительной последовательностью, и если позже, отказавшись от подобного словоупотребления, в своём главном и завершающем труде «Капитал» нигде не говорил о науке как о «непосредственной» производительной силе, то это никак не может считаться случайным. Он, по–видимому, старался избежать неправильного понимания его мысли о том, что производство всё больше превращается в технологическое применение науки ^[86] и представления её как мысли о том, что наука будто бы непосредственно, без помощи производства может создавать материальные блага.

Наука не создаёт непосредственно ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог. Всё это — продукты материально–производительного труда. Наука является мощным фактором повышения производительности труда, научные открытия, будучи материализованы, воплощены, овеществлены в новых заводах, технологических линиях, машинах в колоссальной степени повышают эффективность производства, но, только будучи овеществлены.

Нельзя забывать, что наука принадлежит не к сфере общественного бытия, а к сфере общественного сознания. Сращивание, переплетение этих сфер в реальной жизни не должно служить поводом для того, чтобы перестать отличать бытие от сознания, вещь от идеи этой вещи. Идея остаётся лишь идеей, перевоплощаясь из замысла в проект, из проекта в чертёж, пока, наконец, рабочий не превратит идею нового станка в новый станок, идею новой машины в новую машину, идею новой технологической линии в новую технологическую линию. В конце пути от идеи нового средства производства до её реализации всегда стоит производство, и только посредством производства наука может произвести что–либо материальное. Непосредственно наука производит идеи и только идеи, и тот факт, что любая идея имеет какой–либо материальный носитель (проект, например, излагается на бумаге), ничего не меняет в этом отношении.

Если бы наука непосредственно, без посредства производства, производила материальные блага, то вовсе незачем было бы ломать голову над тем, как сократить путь научных разработок в производство. Сложность проблемы внедрения научных достижений в производство как раз и является самым ярким свидетельством того, что наука сама производить не может, производят производительные работники, производит производство. Наука является всеобщей производительной силой, непосредственно не производящей материальные блага, но в колоссальной степени развивающей производительную силу общественного труда.

Всякий труд есть единство духовного и физического процессов. Выделение из производительного труда умственной деятельности и превращение её в самостоятельный вид труда, в профессию, позволяет развить этот вид деятельности и результаты этого развития использовать для повышения производительности труда. Не являясь непосредственным участником трудового процесса, научный труд именно в силу этого становится таким мощным фактором развития производительных сил и роста производства. Его роль тем больше, чем большее развитие получает наука и чем шире её технологическое применение.

С выделением ряда умственных аспектов труда в самостоятельный вид деятельности проблема возвращения результатовэтой деятельности в производство, проблема технологического применения науки из второстепенной превращается в решающую для повышения эффективности производства. Она определяет собой современный этап развития производительных сил.

Зародившаяся при капитализме тенденция к росту общественного характера производства не могла не оказать влияния на сферу науки. С расширением масштабов технологического применения науки существование науки как свободного занятия отдельных лиц стало совершенно невозможным, ибо общественный характер производства не терпит распылённости, разбросанности и беспорядочности научных исследований. Поскольку производство стало требовать для своего дальнейшего развития систематически проводимых научных исследований и разработок, тенденция к обобществлению захватила сферу науки.

В ней протекают процессы концентрации и централизации, аналогичные соответствующим процессам в сфере производства. Общественный характер науки в настоящее время возрос настолько, что в развитых странах капитализма основные затраты на развитие науки и её организацию берёт на себя представитель всего класса капиталистов — буржуазное государство. Ни одной, даже самой могущественной финансово–промышленной группе не под силу самостоятельное развитие науки в тех масштабах и на том уровне, которые требуются современным производством.

Централизуя в значительной мере науку, капитализм всё же не может достичь той степени концентрации научного труда, которую требуют современные производительные силы и которую позволяют достичь лишь социалистические производственные отношения. Социализм, соединяя в одно целое науку и производство, объединяя их единым планом, отвечает той тенденции к обобществлению, которая на современном этапе захватила производительные силы общественного труда, а вслед за ними и всеобщие общественные производительные силы.

Таким образом, при развитии непосредственно общественного производства научно–технический прогресс создаёт предпосылки для освобождения общества от классовых различий, а также социально–экономических различий между городом и деревней, между людьми умственного и физического труда.

§ 4. Сращивание науки и производства

С того момента, как началось превращение производства в технологическое применение науки, производство стало требовать более чёткой, планомерной организации науки, более высокой дисциплины и ответственности научных работников и учреждений за выполнение явных и неявных заказов производства и за качество научной подготовки производства. Те или иные просчёты или ошибки в научных исследованиях, разработках и проектировании теперь не оседают только в виде «иного мнения» в научно–технических журналах, а через определённый период времени сказываются на материальном производстве. Они приводят к огромным потерям материальных благ и сбоям производственного ритма, подрывают рост производительности труда, а иногда ведут и к человеческим жертвам. Время, когда то или иное научное суждение оставалось лишь достоянием научной литературы, уходит.

Такие качества, как «разгильдяйство, небрежность, неряшливость, неаккуратность, нервная торопливость, склонность заменять дело дискуссией, работу — разговорами, склонность за всё на свете браться и ничего не доводить до конца» ^[87], на которые Ленин указывал как на «одно из свойств „образованных людей“», одно время были неизбежны. Они вытекали «вовсе не из их дурной природы, тем менее из злостности, а из всех привычек жизни, из обстановки их труда, из переутомления, из ненормального отделения умственного труда от физического и так далее и тому подобное» ^[88]. Подобные качества под благотворным влиянием производства на сферу науки отмирают и будут отмирать тем быстрее, чем в большей степени будет развиваться научная подготовка производства и чем в большей степени наука будет превращаться в подготовительную ступень к производству.

В условиях первой фазы непосредственно общественного производства негативные тенденции во взаимодействии науки и производства обусловлены и сохранением у производственных предприятий и научных учреждений интересов, расходящихся с общественными.

Из сказанного следует, что без повышения хозяйственной дисциплины и ответственности научно–технический прогресс невозможен и это повышение — прямое требование производительных сил на этапе широкого и систематического применения достижений науки в производстве. В то же время повышение дисциплины и ответственности является необходимой, но далеко не единственной мерой укрепления связи науки и производства. Нужны и прогрессивные организационные отношения, эффективные формы соединения науки и производства. В СССР в качестве таких форм выступали производственные и научно–производственные объединения (НПО).

Объединение решало сразу две задачи, обусловленные НТП. Во–первых, оно обеспечивало необходимую степень концентрации производства и, во–вторых, способствовало преодолению того разделения между научным исследованием, проектированием, конструкторскими разработками, экспериментом и производством, которое являлось тормозом для развития производства. Объединение, с одной стороны, давало научным исследованиям мощную экспериментальную базу, а, с другой стороны, производству — возможность своевременно и полно использовать результаты научных исследований.

Связывая единой организованной связью научно–исследовательские, конструкторские, проектные организации и предприятия, объединения были способны добиваться слаженной и эффективной работы, главным результатом которой являлся быстрый рост производительности труда. В 1971 году в промышленности СССР действовали свыше 600 производственных объединений, много крупных комбинатов. В Ленинграде были созданы 57 крупных объединений, включавших 233 предприятия, 42 научные и проектно–конструкторские организации. Они выпускали более трети всей продукции, хотя на их долю приходится лишь четвёртая часть работающих. Среднегодовые темпы роста выпуска продукции и производительности труда в ряде объединений Ленинграда достигли в 1966–1970 годах 10%‑в 1,5–2 раза выше, чем на остальных предприятиях.

Поскольку в современном мире производство ставит перед наукой всё больше проблем, причём ставит их не эпизодически, а систематически, то, безусловно, закономерность сращивания науки и производства будет проявляться всё последовательнее. Характер современного производства выдвигает и такие фундаментальные проблемы, решение которых для ряда отраслей науки станет эпохальным событием. Примат производства во взаимодействии науки и производства проявляет себя с новой силой и получает новые доказательства своей истинности и глубины.

VI. ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

В предыдущих главах рассматривались преимущественно методологические и общетеоретические проблемы производительного труда. Более конкретное исследование производительного труда предполагает учёт его социально–экономической специфики, определяемой господствующими производственными отношениями. Так как производственные отношения — форма развития производительных сил, то для понимания эволюции производительного труда необходимо учитывать преобразования в техническом базисе общественного производства. Как известно, здесь выделяются длительная эпоха преобладания ручного труда и начавшаяся с конца XVIII века эпоха преобладания машинного труда.

§ 1. Эволюция производительного труда в доиндустриальный период

История производительного труда начинается в первобытном обществе. Первобытный человек приводит в действие средства производства посредством рук, в меру физических возможностей своего организма. Его производительный труд является ручным. Использование других источников энергии в процессе труда (ветра, воды и так далее), за исключением приготовления пищи, в основном имеет вспомогательный характер. Отсюда — низкий уровень производительности труда индивида, неспособность его устойчиво обеспечивать свои потребности.

При таких условиях работники вынуждены сообща и согласованно осуществлять важные трудовые функции (расчистку участков от зарослей, охоту на крупных животных, воспитание детей и тому подобное), благодаря чему производительность труда возрастает. Производительный труд имеет тем самым непосредственно общественный характер.

Совместное присвоение главных средств производства (земли как промысловой территории, охотничьих загонов) ведёт к совместному присвоению результатов производства. Труд, следовательно, непосредственно подчинён цели воспроизводства первобытной общины, в чём состоит общий интерес её членов.

Производительный труд в общих интересах предполагает обязательность участия в нём каждого трудоспособного. Такая обязательность есть следствие и одновременно форма реализации положения человека как совместного наряду с другими членами общины собственника результатов труда. В основе общей собственности лежит именно участие в совместном производительном труде.

В условиях первобытного общества разделение труда, как выполнение разными работниками неодинаковых трудовых функций, обусловлено половозрастными различиями людей. В рамках этого естественного разделения сохраняется равенство людей как участников совместного труда. Соответственно, такое разделение труда не влечёт за собой социально–экономического неравенства в присвоении произведённых продуктов.

Взаимодействуя в труде и совместно присваивая произведённое, члены общины сообща принимали решения по жизненно важным для всех вопросам. Поскольку круг субъектов, принимающих такие решения, совпадает с кругом их исполнителей, то исторически исходной формой управления общественными делами выступало общинное самоуправление. Собрание взрослых членов общины является основной формой организации самоуправления.

Трудовая кооперация предполагала выделение специальной функции управления, выполняемой наиболее опытным, умелым работником. Однако подобная специализация долгое время оставалась моментом общинного самоуправления, так как определялась его целями, была совместимой с участием такого человека в выполнении непосредственно производительных функций, с его подконтрольностью общине, и поначалу не влекла за собой социально–экономических привилегий.

Таким образом, будучи в социально–экономическом отношении равными в труде, члены первобытной общины были равны в потреблении и управлении. Их производительный труд, как совместный и непосредственно подчинённый цели воспроизводства его исполнителей, как обусловливающий социально–экономическое равенство членов общины, являлся свободным.

Вместе с тем для собирательства и охоты характерна крайне высокая зависимость человека от внешних, не зависимых от него условий существования. Тем самым масштабы подконтрольного человеку взаимодействия с природой, определяющие технологический базис свободы труда, оставались узкими.

Непосредственно общественный характер труда в первобытной общине не имеет адекватной технической основы, поскольку орудия труда являются индивидуально используемыми, не образуют единой системы.

При существующей в первобытном обществе производительности ручного труда устойчиво обеспечивается только простое воспроизводство, то есть производство продуктов в неизменных масштабах. В результате отсутствуют предпосылки для роста численности населения, не прогрессирует величина сэкономленного рабочего времени, образующего субстанцию времени, которым члены общины могут свободно располагать.

Вследствие всех этих причин потенциал производительного труда как основы развития всех членов общества ограничен в первобытной общине непреодолимыми для неё рамками. Поэтому развитие работников остаётся ограниченным.

Дальнейший прогресс производительности ручного труда обеспечивался вследствие общественного разделения труда — социально–экономического закрепления больших групп людей за экономически неоднородными видами деятельности. Так, например, появились племена, занятые земледелием, наряду с закреплёнными за скотоводством. При господстве ручного труда решающим фактором производительности является развитие трудовых навыков, которому как раз и способствует выполнение более узких производственных функций.

Крупным этапом в общественном разделении труда стало социально–экономическое закрепление определённого социального слоя за выполнением умственного труда. Очевидно, что здесь экономическая неоднородность общественных функций, закрепляемых за разными социальными группами, приобретала более глубокий характер, чем в случае отделения земледельческих племён от скотоводческих.

В последнем случае и та, и другая социальная группа участвовали в выполнении собственно производительного труда. Что касается монополизации умственного труда особой социальной группой, то это означало её исключение из непосредственного участия в производстве продуктов. Соответственно её потребление обеспечивается за счёт прибавочного продукта, то есть создаваемого непосредственными производителями сверх продукта, необходимого для их жизни. А время, используемое для умственного труда, выступает как сэкономленное рабочее время непосредственных производителей, которым, однако, располагают те, кто сами продукта не производят.

При общественном разделении труда на физический и умственный возникало и его разделение на управленческий и исполнительский: слой управленцев — это подгруппа занятых умственным трудом, основной массой исполнителей являются первоначально непосредственные производители.

Возникновение и углубление общественного разделения труда отрицало социально–экономическое равенство людей как участников совместного труда, а, следовательно, породило и неравенство в присвоении средств производства и результатов труда. Так возникала частная собственность, которая прогрессировала по мере развёртывания товарного обмена, закономерного в условиях закрепления больших групп производителей за неоднородными видами труда.

В результате происходило деление общества на классы — «большие группы людей, различающихся по их месту в исторически определённой системе общественного производства, по их отношению (большей частью закреплённому и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, и следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают»^[89]. Тем самым в основе деления общества на классы лежит закон разделения труда.

Первой формой классового общества является рабовладение. Прогресс производительности труда достигался в нём не только за счёт развития навыков работников, специализирующихся на выполнении узких производственных функций. С появлением класса рабовладельцев, занятых умственным трудом, возникает наука как особая сфера социальной деятельности, вследствие чего становилось возможным использование её достижений для научной организации труда, совершенствования средств производства и производственных технологий. Применение совместного труда в более крупных масштабах, чем в первобытном обществе, также способствовало росту производительности. Развитие обмена ускорило рост и дифференциацию потребностей как побудителей развития производства. Таким образом, происходила более полная реализация потенций производительного труда как основы жизни общества.

Такой прогресс труда достигался при тех специфических условиях, что сам непосредственный производитель — раб был не вправе распоряжаться своими способностями к труду. Он являлся собственностью рабовладельца, который и определял порядок использования трудовых способностей раба. Соответственно труд реализовывал чужую для раба волю. Раб был отделён от управления, которое тем самым, в отличие от первобытной общины, не являлось самоуправлением непосредственных производителей. Больше того, рабы были лишены каких–либо элементов самоорганизации в труде. Труд, подчинённый интересам рабовладельцев, поглощал всё время жизни раба за вычетом сведённого к минимуму времени удовлетворения естественных потребностей (так, в Древнем Риме рабский труд продолжался в среднем 15 часов в день, норма свободного времени была практически нулевой). Продукт труда раба противостоял ему в качестве чужого продукта.

Объективно невозможно в основе своей добровольно выполнять труд, который чрезмерной продолжительностью подрывает жизненные силы работника, лишён самодеятельности и имеет результатом создание продукта, образующего собственность рабовладельцев. Для осуществления такого труда необходимо неприкрытое принуждение со стороны класса рабовладельцев, организованного в государство. Всё это характеризует рабский труд как в высшей степени отчуждённый, несвободный.

Не следует думать, что форма свободного труда, присущая первобытному коммунизму, с переходом к рабовладению исчезает бесследно. Свобода и самоуправление, свойственные непосредственно общественному труду в его исторически исходной форме, воспроизводились в деятельности свободных граждан, образующих общество как таковое (рабы, как известно, рассматривались

в качестве «говорящих орудий»). А. С. Казённов справедливо отмечает, что государство «отрицает предшествующий способ самоорганизации и поэтому оно есть в себе самоорганизация и самоуправление» ^[90].

Однако различие между самоуправлением для всех и самоуправлением для немногих, безусловно, существенно. В последнем случае отсутствует действительное совпадение субъекта и объекта управления, так как круг лиц, принимающих решения, оказывается более узким, чем круг исполнителей. Поэтому при рабовладении самоуправление становится формальным.

Отчуждение труда означает отрицание собственной заинтересованности работников в росте производительности труда. Усиление надзора за рабами приносило ограниченный эффект, поскольку одновременно росли расходы на содержание надзирателей. Не удивительно, что, в конце концов рабовладельцы были вынуждены пойти на смягчение режима рабского труда, допуская меры его морального поощрения, позволяя рабам создавать семьи и так далее. Однако такие меры не могли в полной мере преодолеть отчуждённый характер рабского труда. К тому же основная масса орудий труда оставалась индивидуально применяемыми орудиями, так что широкомасштабная кооперация труда не имела требуемой технической основы.

Закрепление рабов за физическим трудом предполагало низкую ценность подобного труда в глазах свободных граждан, что наряду с разорением мелких свободных производителей в условиях конкуренции со стороны рабовладельческих хозяйств, привело к появлению значительной массы неимущих, живших за счёт пожертвований государства и частных лиц. Люмпен–пролетариат не выполнял общественно полезных функций. Всё это предопределило историческое прехождение рабской формы производительного труда.

Переход к феодализму существенно изменил социально-экономическое положение непосредственных производителей. Крепостной крестьянин — собственник своего жилища и орудий труда, полностью или частично распоряжался своим рабочим временем, часть рабочего времени работал на себя. Он участвовал в регулировании ряда социально–экономических вопросов (например, в распределении наделов). Крепостной крестьянин имел и свободное время, использовавшееся по его усмотрению. Так, в феодальную эпоху в среднем в течение года было 84 «святых» дня, свободных от работы ^[91]. При таких условиях развитие принадлежащих ему производительных сил становится собственным интересом крестьянина.

В рамках феодализма воспроизводится и кооперация труда — в форме помещичьего хозяйства, что создаёт свои предпосылки для развития производительных сил.

Вместе с тем труд крестьян в рамках собственных хозяйств оставался обособленным, что при ручном производстве обусловливало его низкую производительность.

Крепостная зависимость крестьянина означала сохранение принудительного труда в интересах помещика, принудительное отчуждение части произведённого продукта. Интересы развития работника были подчинены интересам присвоения земельной ренты.

Включение крестьян в производство на рынок делало их зависимыми от принудительных сил конкуренции. При таких условиях самостоятельность крестьянина как частного собственника оборачивалась непомерным трудом, не спасающим от разорения. Интересы субъекта как работника приносились в жертву его интересам как частного собственника.

Всё это исключало возможность свободного развития крепостных крестьян.

Помещики, выполняя функцию управления, были отделены от участия в непосредственно производительном труде. Их интерес состоял в безвозмездном присвоении прибавочного продукта, созданного трудом крепостных крестьян. Соответственно заинтересованность помещиков в развитии производительных сил имела ту особенность, что она реализовывалась во многом вопреки интересам самих непосредственных производителей — крестьян.

Ремесленники–горожане, будучи лично свободными, трудились в собственных интересах. Присвоение средств производства и результатов труда основывалось на собственном производительном труде ремесленника. Положение собственника позволяло каждому на равных участвовать в решении общих для ремесленников данного цеха вопросов.

Вместе с тем в период средневековья цеховые объединения — это организации частных собственников средств производства. Эти корпорации регламентировали производственный процесс в соответствии с интересами ремесленников как мелких частных собственников, а не работников. Неудивительно, что мастера эксплуатировали здесь своих учеников, что в целях предотвращения конкуренции сковывалась трудовая инициатива. Цеховые корпорации образуют элемент сословной организации общества, в котором власть принадлежит монарху и отчуждена от непосредственных производителей.

Таким образом, в доиндустриальную эпоху происходит эволюция общественной формы производительного труда: от свободы труда в её исторически исходной, неразвитой форме — через отчуждённый характер рабского труда — к возникновению частного труда мелких товаропроизводителей, постепенно освобождающихся от выполнения принудительного труда на феодалов. Эта эволюция обеспечивает рост производительности ручного труда, чем обусловливается её закономерный характер.

Разложение феодальных порядков, предполагающее отделение работников от собственности на средства производства, создаёт условия для кооперирования труда под началом капитала сначала в форме простой кооперации труда (когда все наёмные рабочие выполняют одинаковые операции), а затем в форме мануфактуры, предполагающей разделение труда между работниками. Базисом мануфактуры остаётся ремесло, так что сохраняется возможность превращения работников в мелких частных собственников. Вместе с тем мануфактурное производство подготавливает возникновение фабрики — кооперации труда, имеющей своей технической основой систему машин.

§ 2. Наёмный характер производительного труда при капитализме

Замена господства ручного труда господством машинного характеризуется как промышленная революция. Она впервые началась в конце XVIII века в Англии. Позднее все современные страны прошли через этап промышленной революции, который завершается установлением преобладающей роли в экономике крупной машинной индустрии.

«Машинный» не означает, разумеется, что функция труда переходит к машине. Трудится по–прежнему человек, но при машине, приводимой в действие двигателем, который использует первоначально паровую, а затем электрическую энергию. В результате рост производительности труда освобождается от ограничений, налагаемых физическими возможностями человека, и определяется достижениями научно–технического прогресса.

Крупная машинная индустрия исторически возникает в капиталистической форме. Это означает, что средства производства находятся в частной собственности, а работники отделены от собственности на них и вынуждены продавать свою рабочую силу. Цена рабочей силы выступает как заработная плата. Её объективное предназначение — обеспечить воспроизводство наёмного работника.

Для капиталиста смысл купли рабочей силы состоит в использовании её для производства прибавочной стоимости, то есть стоимости, создаваемой наёмным работником сверх стоимости его рабочей силы и безвозмездно присваиваемой капиталистом. Поэтому капиталист заинтересован в развитии производительных сил, включая работника, в той мере, в какой это способствует возрастанию прибавочной стоимости. Поскольку собственниками средств производства выступают капиталисты, то в экономике доминируют именно их интересы, интересы наёмных работников имеют подчинённый характер.

В условиях машинной индустрии прогрессирует общественный характер производства, когда усиливаются связи между отдельными производственными процессами. Общественный характер производства не ограничивается рамками отдельных государств, а приобретает мировой масштаб.

Система машин — это орудия труда, по своей сути допускающие только коллективное применение. На этой основе расширяется масштаб кооперации труда, появляются предприятия, на которых заняты тысячи работников.

Интересы капиталистов реализуются в конкурентной борьбе, диктующей необходимость снижать издержки в целях увеличения прибыли. Основным орудием снижения издержек выступает внедрение новой техники, экономящей живой труд, высвобождающей его из сферы материального производства для непроизводственной деятельности. В результате впервые в истории человечества норма свободного времени общества, показывающая соотношение времени непроизводственной социальной деятельности в масштабах всего общества к общей массе рабочего времени, начинает превышать единицу.

Прогресс общественной природы производительного труда обусловливает общность социально–экономического положения работников, проявляющегося и в формировании однотипных потребностей, и в требованиях к профессиональной подготовке.

Научно–технический прогресс, предполагающий периодическое обновление поколений техники, порождает тенденцию к перемене и сочетанию различных видов труда в деятельности каждого, что способствует росту квалификации работников и повышению их ответственности в труде. Данный процесс идёт быстрыми темпами. В передовых компаниях реализуются программы по обогащению содержания труда, расширению диапазона выполняемых работниками функций, по повышению их самостоятельности и ответственности в труде. Прогрессирует практика привлечения работников к участию в управлении. Растут расходы предпринимателей на профессиональную подготовку и переподготовку работников. Повышение квалификации и профессиональная переподготовка всё чаще осуществляются за счёт соответствующего сокращения рабочего времени с сохранением оплаты. По сравнению с XIX веком и началом XX века существенно сократилось рабочее время наёмных работников: с 65–70 часов в неделю до 38–40 часов.

Все эти меры способствуют росту производительности труда. При том условии, что этот рост опережает соответствующие затраты, отмеченные меры выступают факторами увеличения прибыли как формы проявления прибавочной стоимости. Существенно, что подобные факторы совпадают с требованиями развития производительных сил.

Рост зарплаты в связи с возвышением потребностей работников ведёт к нормальному воспроизводству работников, поддерживает их трудовую мотивацию. При опережающем росте производительности труда увеличение зарплаты совместимо с увеличением прибыли и потому согласуется с интересами капиталистов. Кроме того, повышение зарплаты наёмных работников означает возрастание потребительского спроса основной массы населения. В результате расширяется сбыт товаров, что увеличивает массу прибыли.

Вследствие того, что в условиях машинной индустрии труд всех работников зависит от труда каждого, развитие каждого становится условием развития всех. Поэтому коренные интересы работников крупной машинной индустрии однонаправленны: реализация интересов одного субъекта предполагает реализацию тождественных интересов другого. Соответственно удовлетворение потребностей индивида перестаёт быть только его заботой. Отсюда возрастающая роль в условиях крупной машинной индустрии социальных гарантий и льгот, понимаемых как безвозмездное (или частично оплачиваемое) предоставление обществом ряда благ определённым социальным группам или всем.

Чем более развиты производительные силы, тем выше объективные возможности расширения круга льгот и гарантий. Эти возможности реализуются в порядке разрешения противоречия между накоплением и потреблением, когда совершенствуются средства производства, растёт объём потребительских благ, сокращается рабочее и увеличивается свободное время всех членов общества. На такой основе создаются предпосылки дальнейшего прогресса производительных сил общества, роста общественного благосостояния.

Для развития человека существенно удовлетворение всех его разумных потребностей. Поэтому все блага могут присваиваться членами общества в форме льгот и гарантий. В первую очередь речь идёт о всеобщей доступности образования как блага, непосредственно обеспечивающего формирование и развитие специфически человеческих способностей. Аналогичной гарантией выступает обеспеченность жильём, услугами системы здравоохранения. Гарантии доступности должны распространяться и на предметы потребления.

Данные объективные требования осознавались ещё на заре капиталистического способа производства. Так, выдающийся буржуазный демократ М. Робеспьер отмечал: «Пища, необходимая человеку, так же священна, как и сама жизнь. Всё, что необходимо для сохранения жизни, является общим достоянием» ^[92]. Однако в развёрнутой форме социальные льготы и гарантии предоставляются населению только со второй половины XX века, когда социальные расходы государства стали достигать 40–50% бюджета, минимальная зарплата устанавливается в соответствии с прожиточным минимумом.

Поскольку при осуществлении социальных гарантий и льгот в капиталистической экономике предполагается изъятие через налоги части прибыли, возникает видимость негативного влияния социальных расходов на инвестиционные возможности общества. В действительности же, расходы, непосредственно связанные с воспроизводством и развитием человека, приносят позитивный эффект, превосходящий объём затрат, что даёт повод рассматривать их как разновидность инвестиций (при всей условности подобного обозначения).

Едва ли найдётся статья социальных расходов, которая не сопрягалась бы с положительным производственным эффектом. В этом отношении особенно показательны расходы на образование и здравоохранение, позволяющие формировать, восстанавливать и развивать трудовые способности людей. Но и другие направления социальных расходов обладают подобным эффектом.

В силу отмеченных обстоятельств льготы и гарантии, в конечном счёте, позитивно влияют на реализацию целевой установки капиталистической фирмы — максимизацию прибыли. Больше того, во многих случаях этот выигрыш является непосредственным. Так, во многом социальными льготами и гарантиями, обеспечиваемыми государством, объясняется живучесть мелких и средних предприятий, так как в результате снижается уровень притязаний работников по зарплате. Крупные и крупнейшие фирмы компенсируют более высокие (в абсолютном выражении) налоговые выплаты повышенной эффективностью, когда расширение границ кооперации труда приносит кумулятивный эффект от развития совокупного работника.

Интернационализация производства в условиях капитализма порождает предпосылки для ускоренного прогресса производительных сил стран, прежде отстававших от стран–лидеров НТП, а, следовательно, для сближения социально–экономического положения работников различных стран.

Всё сказанное свидетельствует о том, что доминирующие в капиталистической экономике интересы частных собственников средств производства во многом совместимы с интересами развития производительных сил общества, создают присущие им стимулы для прогресса производительного труда. В результате развитие производительных сил ускоряется в сравнении с эпохой преобладания ручного труда, что обусловливает улучшение социально–экономического положения непосредственных производителей за счёт формирования и определённого проявления предпосылок свободного всестороннего развития каждого. Вместе с тем интересы капиталистов однонаправленно с интересами развития производительных сил не безусловно и не всегда.

Новая техника внедряется с целью увеличения прибыли. Следовательно, непосредственным интересом предпринимателя выступает снижение издержек на рабочую силу, а не экономия труда. Что ведёт к тому, что варианты нововведений, эффективные по критерию экономии на зарплате, не тождественны вариантам эффективным с точки зрения высвобождения труда.

Увеличивать прибыль можно не только за счёт снижения издержек (что, как отмечалось выше, не всегда ведёт к действительной экономии труда), но и за счёт повышения рыночной цены, доступного для крупных капиталистических предприятий. Соответственно снижается заинтересованность предпринимателей в осуществлении НТП.

При внедрении новой техники капиталист учитывает последствия непосредственно для собственного бизнеса. Однако позитивный эффект от нововведений может проявиться в последующих звеньях технологических цепочек — на предприятиях, принадлежащих другим собственникам. Хотя тенденция к расширению масштабов производства под контролем одного собственника способствует разрешению подобного противоречия, при сохранении частной собственности оно воспроизводится, обусловливая специфически капиталистические границы высвобождения труда.

Высвобождение труда в форме сокращения рабочего времени зачастую оказывается для предпринимателей непосредственно менее выгодным, чем сокращение количества занятых на предприятии. Это связано, прежде всего, со стремлением уменьшить отчисления в фонды социального страхования, которые, как правило, зависят от количества занятых. Кроме того, сокращение персонала вместо уменьшения продолжительности его рабочего времени служит формой давления на работников в переговорах с нанимателями по поводу условий найма рабочей силы. В результате рост производительности труда используется предпринимателями для увольнения части работников, что в целом порождает безработицу в капиталистической экономике.

Возможность одновременного увеличения прибыли и зарплаты не отрицает того, что получение прибыли базируется на безвозмездном присвоении нанимателями чужого неоплаченного труда. Это обусловливает противоположность интересов нанимателей и наёмных работников. Поскольку производство подчиняется интересам нанимателей, то наёмный характер труда означает существование отчуждения труда как работу в интересах, противоположных интересам самих работников. В таком качестве труд остаётся несвободным.

Для наёмного работника труд выступает, прежде всего, средством заработка: именно зарплата присваивается самим работником, тогда как результат его труда присваивается собственником средств производства. Но раз результат труда — не собственность работника, то и труд не выступает его самодеятельностью, подчинён противостоящим работнику интересам и воле.

Несмотря на то, что прогресс машинной индустрии требует перемены и сочетания труда, у капиталистов сохраняется и заинтересованность в воспроизводстве «частичных работников», то есть выполняющих узкие трудовые функции. Узкая специализация снижает затраты на подготовку работника, а, следовательно, уменьшает стоимость рабочей силы, что, при прочих равных условиях, увеличивает прибавочную стоимость. Кроме того, узкоспециализированный работник имеет более слабые позиции в торге об условиях купли–продажи рабочей силы, что способствует понижению цены рабочей силы при данном уровне её стоимости.

Затраты на профессиональную подготовку и переподготовку со стороны фирм осуществляются таким образом, чтобы эффект от них доставался данным фирмам. Подготовка, способная принести результаты для других фирм, реализуется за счёт самих работников. Это ограничивает возможности роста квалификационно–образовательного уровня работников.

В соответствии с интересами удешевления рабочей силы воспроизводится общественное разделение труда в той его форме, когда одни наёмные работники — рабочие — социально–экономически закреплены за выполнением непосредственно производительного труда, а другие — за выполнением иных общественно необходимых функций. Соответственно в течение рабочего дня время собственно производительного труда рабочих преобладает над временем их непроизводственной социальной деятельности, напротив, специалисты и служащие заняты, главным образом, деятельностью, не являющейся производительным трудом.

При подобном разделении труда общность социально–экономического положения работников, занятых собственно трудом и иными общественно необходимыми функциями, состоит в наёмном характере их деятельности, в подчинении её интересам капиталистов. Поэтому у обеих категорий работников деятельность имеет отчуждённый характер, по отношению к ним действует тенденция ограничения возможностей их развития стоимостью рабочей силы.

Однако, если рабочие создают для капиталистов прибавочную стоимость, то нерабочие обеспечивают предпосылки для создания и присвоения нанимателями прибавочной стоимости. Специалисты и служащие в форме зарплаты получают часть этой стоимости, время их деятельности имеет своей субстанцией экономию чужого труда. Как следствие — социально–экономическое положение подобных работников может быть улучшено за счёт роста прибавочной стоимости и перераспределения в их пользу сэкономленного труда рабочих. Следовательно, единство интересов отмеченных категорий работников не абсолютно, у специалистов и служащих больше интересов, расходящихся с интересами развития производительных сил.

Противоположность интересов нанимателей и наёмных работников накладывает свой отпечаток на участие рабочих в управлении. Оно ограничено не только по времени, так что сохраняется социальный слой управленцев, но и по полномочиям. Принятие решений остаётся за собственниками или управленцами — представителями их интересов. При этом, чем значительнее роль управленца в реализации интересов капиталиста, тем выше размер его вознаграждения, имеющего своим источником прибавочную стоимость. Соответственно, усиливается общность интересов менеджеров с интересами нанимателя и ослабляется момент единства с интересами остальных наёмных работников и, особенно, рабочих.

При сохранении закона общественного разделения труда прогресс экономии труда выражается преимущественно в том, что класс непосредственных производителей материальных благ количественно сокращается, а масса занятых непроизводственными функциями увеличивается. Так, в США численность «белых воротничков» превысила количество «синих» уже в 1956 г. А в 80‑е гг. фабричный рабочий класс составлял в этой стране не более 17% трудоспособного населения ^[93]. Подобная тенденция характерна для всех экономически развитых капиталистических стран. В результате предпосылки для развития человека, создаваемые рабочим классом, во всё возрастающей мере используются нерабочими, что сдерживает реализацию созидательного потенциала производительного труда.

Увеличение льгот и гарантий работникам и максимизация прибыли однонаправленно далеко не всегда. Возможно несовпадение субъекта затрат и получателя непосредственной выгоды от этих затрат. Те расходы на социальные цели, которые не приносят отдачи самому предпринимателю, с его точки зрения неоправданны. Их снижение представляется ему оптимальной линией поведения и непосредственно таковой является. То, что при распространении подобной практики (например, при всеобщем уклонении от уплаты налогов) замедляются темпы экономического роста, снижается конкурентоспособность отечественного капитала на международной арене, не отменяет ориентации на текущую собственную выгоду: частные собственники не в состоянии контролировать отдалённые общественные последствия своих действий.

Ориентация на текущую предпринимательскую выгоду вступает в противоречие с предоставлением социальных льгот и гарантий и потому, что отмеченные блага распространяются не только на трудоспособное население. Воспроизводство совокупного работника предполагает и подготовку подрастающего поколения, и заботу о поколении, утратившем трудоспособность. Между тем отмеченные фазы воспроизводства непосредственно не приносят отдачи в виде увеличения совокупной прибыли. Воспитание подрастающего поколение даст экономический эффект через два десятилетия. Пожилые люди — претенденты на часть общественного продукта на том основании, что в своё время они делились созданным ими продуктом с нетрудоспособными. Но возврат обществом этогосвоеобразного долга старшему поколению с точки зрения совокупного капитала — вычет из его сегодняшней прибыли. Следовательно, реализация льгот и гарантий в условиях рыночной экономики — процесс, отражающий общеэкономическое противоречие между потреблением и накоплением специфическим образом: как противоречие между интересами увеличения прибыли и воспроизводства наёмной рабочей силы. В этом противоречии доминирующей стороной выступают интересы роста прибыли, определяющие капиталистические границы для развития работников. Не удивительно, что в последние годы в развитых капиталистических странах обнаружилась тенденция к свёртыванию социальных гарантий.

Наёмные работники равной квалификации и производительности могут отличаться принадлежностью к полу, этнической группе и так далее. Опираясь на эти различия, предприниматели способны платить различную зарплату работникам с одинаковой производительностью труда, предоставлять им различные шансы при найме и увольнении, продвижении по службе, то есть осуществлять дискриминацию на рынке труда. Дискриминация позволяет увеличивать прибыль за счёт сравнительно низкой зарплаты представителям дискриминируемых групп, усиления конкуренции между различными группами работников.

Для крупных капиталистических производителей, способных влиять на уровень рыночных цен, становится выгодным повышение цен (в рамках допустимого со стороны рыночного спроса). Дело в том, что в соответствии с трудовыми договорами уровень денежной зарплаты фиксируется на определённый срок, а при фиксированной зарплате повышение цен на произведённую продукцию ведёт к увеличению прибыли. Поскольку подобной практики ценообразования придерживаются производители разных отраслей, то это ведёт к инфляции — повышению общего уровня цен в стране. В результате инфляции покупательная способность работников — их реальная зарплата — снижается, так что действует тенденция к понижению цены рабочей силы по сравнению с её стоимостью.

В рамках мировой капиталистической системы разделение труда в условиях научно–технического прогресса осуществляется таким образом, что чем выше доля населения страны, не занятого непосредственно производительным трудом, тем значительнее масштабы присвоения общественного продукта, созданного рабочим классом других стран, и экономии труда, осуществлённой в этих странах. Это позволяет предпринимателям не увеличивать степень присвоения прибавочной стоимости, создаваемой внутри государств — лидеров НТП.

Вместе с тем сравнительно высокий уровень зарплаты в экономически развитых странах побуждает к дальнейшему сокращению в них отраслей материального производства и развёртыванию соответствующих производств за рубежом, что также ведёт к сокращению удельного веса рабочего класса в структуре занятых в народном хозяйстве США и Западной Европы. С этой точки зрения показательна оценка специалистами пуска нового завода фирмы BMW в Германии: «Зарплата немецкого рабочего, занятого в автопроме, в семь раз выше, чем у восточноевропейского коллеги, а рабочая неделя на 10% короче. Аналитики сомневаются, сможет ли теперь Германия конкурировать с более дешёвыми моделями соседей. Некоторые уверены, что это будет последний завод, построенный в Западной Европе» ^[94].

Таким образом, вследствие того, что целью капиталистической экономики выступает максимизация прибыли, а развитие производительных сил остаётся средством для достижения подобной цели, момент однонаправленности интересов получения прибыли с интересами общественного развития не исключает существования основы для их противопоставления. Кроме того, горизонт интересов прибыли даже при их однонаправленности с интересами общественного развития более узкий. Вследствие этой узости, а тем более при противоположности интересам общественного развития, ориентация на прибыль может вступать и вступает в противоречие с требованиями научно–технического и социально–экономического прогресса. В результате обеспечение благосостояния и свободное всестороннее развитие всех членов общества, основа для чего создаётся современным производительным трудом, остаются при капитализме недостижимыми — вопреки имеющимся для этого объективным предпосылкам и требованиям развития производительных сил.

Интересы общественного развития воплощаются в интересах рабочего класса как класса непосредственных производителей в условиях крупной машинной индустрии. Это обусловлено тем, что именно рабочий класс выступает главной производительной силой общества.

Не следует думать, что у непосредственных производителей существуют только интересы, совпадающие с интересами общественного развития. Объективно существует и возможность улучшения положения отдельного работника или группы работников независимо от улучшения положения остальных и даже в ущерб им. Пример штрейкбрехеров в этом смысле весьма показателен. Возможна ситуация, когда улучшение положения рабочего по одному параметру ухудшает его положение в целом (например, при увеличении заработка за счёт сверхурочной работы). Подобные интересы работников реализуются главным образом благодаря тому, что они ведут к увеличению прибыли. Так, стремление работников заработать за счёт сверхурочных согласуется с экономией предпринимателей на издержках в связи с наймом новых работников; штрейкбрехерство — это инструмент давления предпринимателей на работников в условиях трудовых конфликтов и так далее.

Поскольку интересы, совпадающие с интересами общественного развития, коренным образом улучшают социально–экономическое положение рабочего класса, они являются для него основными. Соответственно его интересы, расходящиеся с основными, имеют побочный, второстепенный характер. В соотношении отмеченных интересов потенциальный перевес принадлежит основным, тем, которые совпадают с интересами общественного развития. Вот почему рабочий класс наиболее заинтересован в осуществлении общественного прогресса при капитализме.

Из этого следует, что развитие производительных сил, которое, в конечном счёте, выгодно и классу предпринимателей, будет осуществляться тем последовательнее, чем полнее будут осуществляться коренные интересы рабочего класса. Поэтому прогресс при капитализме определяется разрешением присущих ему противоречий в соответствии с требованиями основных интересов рабочего класса. Это предполагает борьбу данной общественной силы за свои коренные интересы.

Относительное и даже абсолютное сокращение численности рабочих в странах — лидерах НТП при возрастании удельного веса «белых воротничков» в структуре занятых зачастую преподносится как свидетельство исторического заката рабочего класса. Между тем социально–экономическая роль рабочего класса как носителя интересов общественного развития не зависит от его численности. Раз субстанцией для функционирования непроизводственной сферы является сэкономленный труд рабочих, то этим определяется производный от такого труда характер деятельности других социальных классов и слоёв. Последние присваивают не только прибавочный продукт, но и всё возрастающую долю сэкономленного труда. Их общественная роль состоит, в конечном счёте, в том, что они либо способствуют прогрессу экономии труда, либо тормозят его. Так как непосредственно производительный труд образует субстанцию всех других видов общественной деятельности, то рабочий класс, социально–экономически закреплённый за выполнением такого труда, составляет действительную основу и современного капиталистического общества.

В результате борьбы за интересы общественного развития, которая приводит к улучшению положения рабочего класса, к формированию у него способности действовать в соответствии с требованиями своих коренных интересов, рабочий класс раньше или позже, закономерно обретает возможность подчинять экономику цели свободного развития, освобождая производительный труд от наёмного характера.

§ 3. Производительный труд в период перехода к социализму

Освобождение производительного труда от наёмного характера предполагает превращение рабочего класса в собственника общественных средств производства. Для этого требуется национализация основных средств производства, осуществляемая посредством системы власти, призванной последовательно выражать интересы общественного развития.

Такая система имеет своей основой коллективы работников предприятий крупной машинной индустрии. Именно такие коллективы трудятся в условиях, объективно требующих перемены и сочетания труда, свободного развития каждого, и потому они непосредственно выступают носителями интересов общественного развития. Не удивительно, что все успешные исторические попытки рабочего класса установить свою власть предполагали ключевую роль производственных коллективов в происходящих событиях.

Так, например, формирование Советской власти в России происходило при активном участии фабрично–заводских комитетов, созданных рабочими на крупнейших российских предприятиях. Эти комитеты, по сути, выступали первичными ячейками новой власти, а, учитывая, что её сила базировалась на потенциале производственных коллективов, данные звенья с полным правом можно назвать основными. Аналоги российских фабрично–заводских комитетов возникали практически во всех индустриальных странах, переходящих к строительству непосредственно общественного производства.

Обстановка крупной машинной индустрии формирует в работниках способность к согласованным совместным действиям, направленным на достижение масштабных общественных целей. Опираясь на организованность трудовых коллективов, работники обретают возможность влиять на социально–экономические процессы всех уровней как непосредственно, так и через подотчётных им представителей.

Показательно, что власть рабочего класса получила иную организационную основу, чем у парламентских республик. В последних избирателей организуют по территориальным округам (в силу разобщённости жителей сами они в территориальные округа с большой численностью избирателей организоваться не в состоянии), что позволяет предпринимателям — обладателям экономической власти, объединённым деловыми связями в широких масштабах, обеспечивать приоритет своих интересов и в политической сфере.

Советская же власть организовывалась, прежде всего, путём выборов депутатов непосредственно в трудовых коллективах, что давало работникам возможность не только поддерживать хорошо известные им кандидатуры, но и регулярно заслушивать отчёты депутатов, а при необходимости осуществлять их отзыв. Тем самым была осуществлена свойственная современному обществу «главная тенденция: переход управления от территорий к производствам» ^[95]. Ограничение численности крестьянских депутатов в представительных органах власти обеспечивало приоритет нового, производственного принципа выборов депутатов над старым, территориальным. Подобные организационные условия обеспечивали реальную возможность использования системы новой власти для осуществления интересов общественного развития даже в такой стране, где преимущественно мелкокрестьянский аграрный сектор экономики преобладал над промышленным, а индустриальный рабочий класс составлял меньшинство трудоспособного населения.

Поскольку власть, опирающаяся на организованность трудовых коллективов, открывает возможность для включения работников в управление в соответствии с их коренными интересами, однонаправленными с интересами всех трудящихся, то такая власть обретает для работников самоуправленческий аспект.

Применяя систему самоуправления, рабочий класс способен начать использование национализированных средств производства в интересах общественного развития в соответствии с экономическим законом потребительной стоимости. Одной из первых мер является законодательное сокращение продолжительности рабочего времени, о чём свидетельствует, например, опыт Советской власти. Такая мера позволяет полнее реализовать в интересах развития основной производительной силы общества достижения капитализма в области производительности труда. Наряду с этим сокращение рабочего времени образует важнейшую материальную предпосылку для осуществления ассоциированными работниками своей власти.

Участие рабочих в принятии стратегических управленческих решений, в сочетании с увеличением времени, уделяемого управлению, означает подрыв основы старого разделения труда, превращение тенденции к перемене и сочетанию труда в доминирующую.

Благодаря установлению своей власти работники получают возможность улучшить режимы и условия труда и отдыха для всех и ввести льготные режимы для подростков и женщин с малолетними детьми. Как показывает исторический опыт, удаётся также наладить общественное питание на производстве, увеличить продолжительность оплачиваемых отпусков, повысить оплату времени нетрудоспособности, начать создание широкой сети дошкольных детских учреждений.

Появляется возможность строить оплату труда не в привязке к стоимости рабочей силы, а в соответствии с принципом «по труду», то есть в непосредственной зависимости от трудового вклада работников в выпуск продукции, необходимой обществу. Это означает, что мера потребления освобождается от подчинения цели максимизации прибыли, становится адекватнее удовлетворению разумных потребностей работников.

Реализация общественной собственности, предполагающей, что развитие каждого становится условием развития всех, закономерно проявляется и в переходе к льготному предоставлению работникам социально значимых благ. Так, уже в первые годы Советской власти рабочие семьи в городах активно выезжали из подвальных помещений в комнаты и квартиры с более здоровыми условиями проживания, благодаря новой власти возросла доступность сферы здравоохранения, создавались условия для повышения образовательного уровня работников. И хотя многие меры политики «военного коммунизма» были обусловлены обстановкой военного времени (например, полное упразднение денежного обращения), однако и впоследствии, с переходом к мирному строительству льготное предоставление работникам социально значимых благ сохранилось.

Тем самым распределение «по труду» использовалось в сочетании с основным принципом распределения, не предполагающим увязки потребления с трудовым вкладом, непосредственно ориентированным на разумные потребности работников. С учётом того, что льготно предоставляемые блага направленные на развитие способностей работников, образуют ключевые предпосылки их материального благосостояния, следует отметить: установление системы рабочего самоуправления порождает тенденцию к доминированию принципа распределения «по потребностям», адекватного обеспечению полного благосостояния и свободного, всестороннего развития всех членов общества. Доминирование этого принципа охватило такие сферы потребления, как жильё, медицина и образование, расходы на которые, например, в современной России, многократно превышают зарплату работников.

Таким образом, установление власти, формируемой трудовыми коллективами производственных предприятий, позволяет начать отрицание наёмного характера труда и перейти к формированию свободы труда, когда целью общественного производства становится развитие работников.

Освобождение труда, имеющее исторически прогрессивный характер, неизбежно сталкивается в переходной экономике с проявлением противоположных тенденций.

Не исключено вооружённое сопротивление классов, утративших своё политическое господство и теряющих экономическую власть. Развязанная ими гражданская война дезорганизует экономическую жизнь, что ведёт к падению объёма выпуска продукции, препятствует подчинению экономики интересам общественного развития. Так, в условиях гражданской войны в России преобладающей задачей национализированной промышленности было обеспечение нужд фронта. Как следствие, продолжительность рабочего дня превышала 8 часов, уровень обеспеченности рабочих предметами потребления резко сократился.

Материально–техническая база создаваемого непосредственно общественного производства сохраняет диспропорции, существенные различия в технической оснащённости отраслей и т. д., что не соответствует предпосылкам для реализации закона потребительной стоимости как основного закона непосредственно общественного производства.

И даже в условиях относительно мирного установления своей власти рабочий класс первоначально может управлять только наиболее крупными национализированными предприятиями. Часть государственных предприятий ориентируется на действие рыночного регулятора, образуя тем самым государственно-капиталистический уклад экономики. Основная часть средних и мелких предприятий остаётся в капиталистической собственности. Наряду с частнокапиталистическим укладом сохраняется и мелкотоварный уклад. В результате воспроизводится наёмный характер труда для части рабочего класса, в экономике сохраняются уклады, ориентированные на максимизацию прибыли и доходности. Соответственно сохраняются факторы, порождающие безработицу.

Уклады, для которых ориентация на прибыль и доходность является доминирующей, влияют и на обобществлённый сектор экономики, вынуждая входящие в него предприятия придерживаться принципов коммерческого расчёта, предполагающего обеспечение прибыльности производства. При таких условиях момент наёмного труда воспроизводится и в рамках социалистического уклада экономики, здесь также возможно снижение издержек путём сокращения количества занятых, что образует один из источников безработицы.

Сокращение рабочего времени первоначально недостаточно, чтобы изжить социально–экономическое закрепление работников, с одной стороны, за производительным трудом, а с другой, — за управленческим. Безусловно, введение 8-часового рабочего дня было огромным историческим завоеванием рабочего класса. И всё же при этом преобладающая часть суток, исключая время удовлетворения естественных потребностей, уделялась производительному труду. Тем самым воспроизводился один из коренных признаков рабочего класса.

Социально–экономическое закрепление за производительным трудом означает, что продолжительность рабочего времени остаётся превышающей разумную потребность в труде на благо общества. Эта потребность не может быть единственным мотивом трудовой деятельности, сохраняется и момент труда ради заработка — внешней цели по отношению к самому труду. Подобная цель, проявляясь, например, в виде «рвачества», может вступать в противоречие с осуществлением требований общественных интересов, о чём свидетельствовал опыт первых послереволюционных лет. Соответственно и в организации труда на национализированных предприятиях не обойтись только убеждением, без мер принуждения.

Время, уделяемое рабочим управлению, остаётся недостаточно продолжительным для их полного освобождения от закрепления за исполнительским трудом. Такое положение осложняет формирование у работников потребности в управленческой деятельности, обусловливает элементы пассивности и формализма в её осуществлении.

То, что уничтожению старого разделения труда противостояла тенденция к его воспроизводству, проявлялось и в сохранении социального слоя, социально–экономически закреплённого за выполнением умственного труда, в том числе такой его разновидности, как управленческая деятельность. Соответственно и у занятых в социалистическом укладе экономические интересы не были тождественными.

Те, кто не были заняты непосредственно производительным трудом, наряду с интересами, однонаправленными с интересами свободного развития каждого, имели и заинтересованность в изъятии у рабочего класса прибавочного продукта и сэкономленного рабочего времени. Подобной линии поведения способствовали привычки, свойственные специалистам и служащим в условиях капиталистической экономики и неизбежно существовавшие в начале переходного периода к новому обществу.

При возникновении системы самоуправления ещё не полностью отрицается выполнение управленческих функций особым социальным слоем. Соответственно интересы освобождения труда должны осуществлять управленцы, социально–экономическое положение которых, а значит, и экономические интересы, существенно отличаются от присущих рабочему классу. Больше того, в управленческом аппарате первоначально преобладают специалисты, прежде управлявшие в интересах капитала. Всё это объективно порождает бюрократизм как выражение в управлении иных интересов, нежели коренные интересы рабочего класса. Бюрократические тенденции в управлении социалистическим укладом противоречат его развитию, а, следовательно, становлению свободы производительного труда.

На предприятиях социалистического уклада используются техника и технологии, прежде применявшиеся в целях максимизации прибыли. Как следствие — организация труда и его условия первоначально не вполне соответствуют интересам свободного развития работников.

В обстановке, когда управление социалистическим укладом экономики только налаживается, когда в экономике сохраняется действие рынка и ориентированных на него экономических укладов, распределение «по труду» во многом формально освобождает потребление работников от привязки к стоимости рабочей силы. Фактически же объём потребления у рабочих в первое время может даже сократиться — вопреки задаче удовлетворения их разумных потребностей. Кроме того, равенство меры потребления («по труду») не исключает неравенства в потреблении, так как работники обладают разной производительностью, имеют неодинаковое семейное положение и тому подобное, поэтому существует неравенство в удовлетворении разумных потребностей работников.

Привлечение к организации национализированного производства буржуазных специалистов требует их повышенного денежного вознаграждения, не соответствующего принципу «по труду». Тем самым распределение по труду не является единственным принципом денежной оплаты на государственных предприятиях, оно находится в единстве с отрицающим его принципом, производным от цели максимизации прибыли.

Фонды общественного потребления, ориентированные на потребности членов общества в соответствующих благах, первоначально не в состоянии вполне удовлетворить эти потребности. Поэтому для рабочего класса в переходный период сохраняются жилищная проблема, проблема доступа к качественным медицинским услугам и так далее.

В соответствии с противоречивостью социально–экономического положения рабочего класса в переходный период действуют противоположные тенденции, одна из которых — прогрессивная — соответствует освобождению труда от наёмного характера, а другая — негативная — ведёт к его реставрации.

Позитивная тенденция выражается в развитии непосредственно общественного уклада в экономике и сокращении удельного веса остальных укладов, что ведёт к ориентации экономики на потребительно–стоимостные параметры: рост производительности общественного труда, удовлетворение разумных потребностей работников, — и снижает значимость погони за прибылью. В результате расширяется сфера свободного труда, преодолевается безработица.

Реализация интересов общественного развития связана со становлением системы централизованного планового управления экономикой, когда усиливается планомерность в народном хозяйстве. Например, в СССР многоукладность в экономике преодолевалась в результате перехода от составления в середине 20‑х гг. контрольных цифр развития народного хозяйства на год к управлению на основе пятилетних народнохозяйственных планов.

Прогрессивная тенденция предполагает рост управленческой активности рабочего класса, увеличение времени, уделяемого рабочими теории и практике управления. Показательно, что конец 20‑х — первая половина 30‑х гг. характеризовались подъёмом массовой рабочей инициативы, когда большинство рабочих в тех или иных формах включались в управление социалистической промышленностью. Всплеск управленческой инициативы советских рабочих произошёл в условиях перехода государственных предприятий на 7-часовой рабочий день.

Подчинение экономики интересам рабочего класса предполагает укрепление управленческого аппарата кадрами из числа наиболее подготовленных рабочих и специалистов, получивших образование в вузах, ориентированных на потребности построения непосредственно общественного хозяйства.

Интересам общественного развития соответствует улучшение условий и организации труда, повышение образовательного и квалификационного уровня работников. Так, в СССР индустриализация экономики привела к оснащению предприятий передовой техникой, к использованию прогрессивных форм организации труда. В этот период была развёрнута широкомасштабная техническая подготовка рабочих кадров, быстро увеличивался выпуск специалистов вузами.

Становление свободного труда характеризуется более эффективной реализацией принципа оплаты «по труду». Так, например, в начале 30‑х гг. в советской промышленности широко распространялись коллективные формы оплаты труда, более точно отражающие вклад каждого в общие результаты совместного труда и повышавшие заинтересованность в их улучшении. Что касается оплаты специалистов, то до конца 20‑х гг. действовал принцип партмаксимума, благодаря которому уменьшалась дифференциация в зарплате между руководителями–членами партии и рабочими.

По мере прогресса обобществлённого сектора экономики формируется возможность повышения реальной зарплаты работников, масштабов потребления из общественных фондов.

Следует отметить, что индустриализация, создание новых отраслей промышленности предполагают повышение нормы накопления. Доля средств, идущих на расширение основных производственных фондов, повышается относительно доли, предназначенной для потребления, что непосредственно может привести к временному уменьшению темпов роста благосостояния рабочих. В связи с этим некоторые авторы утверждали, что с введением пятилетнего плана в СССР произошло «подчинение потребления накоплению; подчинение рабочих средствам производства»^[96]. Отмеченный довод (наряду с другими) должен был свидетельствовать о том, что к завершению переходного периода советская экономика стала не социалистической, а государственно–капиталистической, что произошла реставрация наёмного характера труда.

В действительности, создание передовой материально–технической базы общественного производства соответствует интересам общественного развития, представленным коренными интересами рабочего класса. И хотя затраты на индустриализацию непосредственно ограничивали возможности роста личного потребления, но подобные ограничения были совместимы с формированием технической основы для освобождения труда и потому не меняли природы новой экономики как непосредственно общественной.

Реализация отмеченных позитивных тенденций ведёт к решению исторической задачи освобождения труда от наёмного характера.

Вместе с тем в переходный период сохраняется объективная основа для действия противоположных тенденций.

Воспроизводство укладов, ориентированных на действие стихийного регулятора экономики, может иметь тенденцию к расширению, чему способствует возможность усиления коммерческих принципов в деятельности государственных предприятий, что вполне подтверждается опытом современной КНР. Соответственно не исключена реставрация господства капиталистических отношений и характерного для них наёмного труда.

Существование элементов наёмного труда порождает тенденцию к усилению эгоистических устремлений со стороны отдельных работников, предприятий и так далее, что подрывает единство действий рабочего класса по реализации его коренных интересов.

Сохранение социально–экономического закрепления рабочего класса за исполнительским трудом обусловливает тенденцию к падению управленческой активности рабочих, их стремление передоверить специалистам решение не только технических, но и ключевых социально–экономических вопросов.

Сохранение особого социального слоя, выполняющего функцию управления, порождает тенденцию к расширенному воспроизводству бюрократизма. Это приводит к попыткам монополизировать специалистами принятие стратегических решений, ограничить управленческие полномочия рабочих.

В сфере организации труда возможна тенденция к подрыву коллективных форм, к усилению противопоставления интересов отдельных работников. Вместе с тенденцией к свёртыванию коллективных форм организации труда возможны уменьшение значимости коллективных форм его оплаты, усиление роли индивидуальной «сдельщины», что ослабляет зависимость благосостояния каждого от общих результатов производства. Не исключена подмена убеждения в обеспечении трудовой дисциплины ставкой на принуждение.

Бюрократические устремления в управлении могут выразиться в увеличении разницы в оплате управленцев, с одной стороны, и исполнителей, с другой. В результате социально–экономическое положение управленцев может во всё возрастающей степени улучшаться независимо от улучшения положения рабочего класса, что снижает активность управленческого аппарата в реализации интересов общественного развития, способствует его переориентации на противоположные интересы.

В переходный период сохраняется основа для тенденции к свёртыванию общественных фондов потребления.

Хотя тенденциям исторически позитивного характера принадлежит потенциальный перевес в соотношении с негативными тенденциями, но разрешение противоречий в их пользу не может произойти стихийно, без целенаправленной деятельности заинтересованной общественной силы.

Таким образом, рабочему классу, установившему систему самоуправления, предстоит борьба за утверждение свободы труда посредством преодоления многоукладности в экономике по линии развития непосредственно–общественного уклада. Достижение этой цели предполагает его борьбу за разрешение противоречий внутри нового экономического уклада с тем, чтобы тенденция к прогрессу свободы труда реализовала свой потенциальный перевес над тенденцией к воспроизводству элементов наёмного характера труда.

§ 4. Производительный труд в период социализма

Разрешение противоречий переходного периода означает, что рабочий класс сформировал систему управления, способную на деле планомерно подчинять экономику интересам общественного развития. Это позволяет обеспечивать господство общественной собственности в её основной форме — государственной и связанной с ней кооперативной.

Управление экономикой в коренных интересах рабочего класса осуществляется на основе участия в управлении преобладающей части промышленных рабочих. Перемена и сочетание труда охватывают повседневную трудовую деятельность рабочего класса, что означает подрыв основы социально–экономического закрепления непосредственных производителей за исполнительским трудом как одного из сущностных признаков классового общества.

В управленческом аппарате преобладают кадры специалистов, воспринимающих интересы рабочего класса как свои собственные, над которыми не довлеет опыт управления в интересах капитала.

Утверждение свободного труда предполагает, что техническим базисом сферы материального производства является крупная машинная индустрия, планомерно сформированная с учётом потребностей быстрого роста общественной производительности труда. Так, в СССР в ходе индустриализации народного хозяйства были построены тысячи государственных промышленных предприятий, оснащённых передовой для своего времени техникой. В результате образовалась адекватная материально–техническая основа для реализации закона потребительной стоимости и производных от него экономических законов, включая закон перемены и сочетания труда.

На базе оснащения народного хозяйства передовой техникой возрастает уровень общественной производительности труда, интенсифицируется высвобождение труда из сферы материального производства. Это позволяет обеспечить прогресс непроизводственной сферы в соответствии с общественными интересами. Как известно, в 30‑е гг. в СССР строились не только новые промышленные предприятия, но и создавались научно–исследовательские институты, открывались вузы, доступные для детей рабочих и крестьян, происходил переход к всеобщему семилетнему образованию и так далее.

Льготное и гарантированное распределение благ через общественные фонды потребления утверждается как приоритетное. Одновременно установление системы планового ценообразования обеспечивает доступность благ, распределяемых посредством денежной формы, — через торговлю предметами потребления.

Таким образом, производительный труд, а потому и труд непроизводительный, с завершением перехода к непосредственно общественному производству обретают социально–экономическую форму свободного. Свобода труда, будучи для человечества исторически исходной, восстанавливается, но уже на адекватной ей материально–технической базе, в своих развитых определениях.

Вместе с тем производство, выступающее как непосредственное отрицание капитализма, во всех отношениях несёт на себе отпечаток старого строя. Это касается и свободы труда.

В рамках переходного периода объективно невозможно коренным образом обогатить содержание производительного труда всех работников, исключить те его виды, в которых преобладают тяжёлые физические усилия, монотонность, которые осуществляются в неблагоприятных для тружеников условиях и тому подобное, что ограничивает потенциал производительного труда как сферы реализации свободно развитого работника. У производительных работников сохраняется отношение к труду не только как к потребности, но и как к средству заработка.

Остаётся незавершённым подрыв старого разделения труда, когда функции производительного труда по–прежнему выполняются преимущественно особыми социальными группами — рабочим классом и колхозным крестьянством. Работники непроизводственной сферы социально–экономически закреплены за функциями непроизводительного труда. В результате сохраняется односторонность развития трудовых способностей членов общества.

Выделение в обществе особого социального слоя, занятого преимущественно управленческим трудом, объективно обусловливает сохранение бюрократизма в управлении. Бюрократизм ведёт к пренебрежению управленческой инициативой работников, что делает возможным подрыв системы самоуправления рабочего класса. Так, в СССР в конце 30‑х гг. выборы депутатов через трудовые коллективы, системообразующие для Советской власти, были заменены характерными для парламентской системы выборами по территориальным избирательным округам. А это ведёт к игнорированию закономерностей непосредственно общественного производства и к переориентации управления на интересы, расходящиеся с общественными, противоречащие свободе труда.

Общественные фонды потребления и связанное с ними распределение по потребностям первоначально не могут быть развиты настолько, чтобы в полной мере обеспечить разумные потребности всех членов общества. Наличие распределения по труду означает сохранение социально–экономического неравенства между членами общества, порождающего момент отрицания отношения к труду как к самоцели.

Всё это свидетельствует о том, что по завершении переходного периода в непосредственно общественном производстве наряду со свободой труда существует момент, означающий её отрицание, берущий начало от наёмного характера труда. Это — момент, так как наёмный труд противоположен сущности нового социально-экономического строя. Существование в труде, непосредственно общественном, отрицательного момента, характерного для наёмного труда, означает собственную неразвитость свободы труда, обусловленную происхождением непосредственно общественного производства (социализма) из капитализма.

При отмеченных предпосылках по завершении переходного периода объективно возможны две противоположные тенденции: связанная с укреплением свободы труда и изживанием момента наёмного труда, и ведущая к её отрицанию и реставрации наёмного труда. Таково объективное противоречие, обусловливающее развитие свободного труда на его собственной основе.

Укрепление свободы труда предполагает обогащение содержания производительного труда, обеспечение его благоприятных условий для всех занятых. Например, в СССР доля промышленных рабочих, занятых ручным трудом, сократилась с 62,9% в 1948 г. до 32,2% в 1987 г. ^[97] Отсюда необходимость в росте образовательного уровня непосредственных производителей. Такая закономерность проявлялась в СССР: если в 1939 г. из 1 000 рабочих высшее и среднее (полное и неполное) образование имели 87 человек, то в 1987 г. — 861 ^[98].

Так складываются существенные предпосылки для формирования производительного труда как действительно свободного. «В материальном производстве, — отмечал К. Маркс, — труд может приобрести подобный характер лишь тем путём, что 1) дан его общественный характер и 2) что этот труд имеет научный характер, что он вместе с тем представляет собой всеобщий труд, является напряжением человека не как определённым образом выдрессированной силы природы, а как такого субъекта, который вступает в процесс производства не в чисто природной, естественно сложившейся форме, а в виде деятельности, управляющей всеми силами природы» ^[99].

Использование роста производительности труда для сокращения рабочего времени непосредственных производителей приближает продолжительность труда к разумной потребности в нём. Так, в СССР в начале 60‑х гг. вновь был введён 7-часовой рабочий день. В результате промышленные рабочие имели в год на 300 часов нерабочего времени больше, чем в 1952 г., и на 750–800 часов больше, чем в 1913 г. ^[100]

Идущее параллельно с этим сокращение времени занятости в нематериальной сфере позволяет её работникам включаться в выполнение производительного труда. При этом для каждого работника нематериальной сферы общее время занятости в обеих сферах должно не возрастать, а сокращаться. Всё это будет способствовать развитию потребности в труде как первой жизненной потребности человека, делать излишним применение принуждения для поддержания трудовой дисциплины.

Сокращение рабочего времени необходимо использовать как материальную предпосылку для роста управленческой активности рабочих, для освоения ими всё более сложных и ответственных управленческих функций. Уместно вспомнить, что именно при введении 7-часового рабочего дня в СССР в годы первой пятилетки получили распространение такие развитые формы участия рабочих в управлении, как шефство заводов над государственным аппаратом, социалистическое совместительство — выполнение рабочими ответственных функций в органах управления по совместительству с работой на производстве. В подобной управленческой работе участвовали десятки тысяч советских рабочих.

На этой основе в управленческом аппарате непосредственно общественного производства будут возрастать удельный вес и значимость управленцев, совмещающих управленческую работу с производительным трудом. Такое развитие поведёт к освобождению общества от выделения особого социального слоя управленцев, а, значит, и от бюрократизма в управлении. Система самоуправления рабочего класса, первоначально не свободная от формы государственности, будет перерастать в общественное самоуправление.

Приоритетной формой использования экономии труда должно стать не увеличение количества занятых в непроизводственной сфере за счёт сокращения численности рабочих, а сокращение рабочего времени непосредственных производителей с использованием ими прироста свободного времени для выполнения общественных функций, прежде всего участия в управлении, для свободного всестороннего развития. Когда в процессе развёртывания закона перемены и сочетания труда все трудоспособные члены общества будут участвовать в производительном труде, а продолжительность их рабочего времени будет меньше времени ежедневной социальной деятельности непроизводственного характера, включая управление всеми общественными делами, тогда будет полностью упразднено старое разделение труда, общество освободится от классовых различий. Выполнение производительного труда перестанет быть фактором односторонности развития человека, оно будет элементом всестороннего развития каждого.

Отмеченным исторически прогрессивным тенденциям противоречат тенденции, обусловленные присутствием в непосредственно общественном труде момента, отрицающего социалистическую природу труда. Например, тенденция к наращиванию затратных показателей препятствует сокращению продолжительности рабочего времени непосредственных производителей. Показательно, что в обстановке усиления ориентации социалистических предприятий на прибыль, особенно после хозяйственной реформы 1965 г., рабочая неделя в промышленности практически не сокращалась. При таких условиях затрудняется сочетание работниками непроизводственной сферы производительного и непроизводительного труда. Всё это ведёт к отрицанию значимости труда как первой жизненной потребности, порождает отчуждённое отношение к труду. На этой основе усиливается бюрократизм в управлении.Экономика начинает подчиняться интересам, противоречащим свободному развитию каждого, появляются элементы капиталистических производственных отношений («теневой капитал»), а, значит, — и элементы наёмного труда.

При усилении интересов, связанных с отрицанием непосредственно общественного производства в нём самом, приоритетной формой использования экономии труда остаётся не сокращение рабочего времени непосредственных производителей, а увеличение количества занятых в непроизводственной сфере. В частности, в период с 1970 г. по 1985 г., когда продолжительность рабочей недели в промышленности практически не изменялась, доля занятых в непроизводственных отраслях поднялась в СССР с 22,8 до 26,7%^[101]. В этот период выросла продолжительность отпусков рабочих на 3–4 дня. Соответственно, время, высвобожденное из сферы материального производства, по нашим расчётам, использовалось на 70–75% для непропорционального увеличения численности занятости в непроизводственной сфере и лишь на 25–30% для увеличения праздного времени непосредственных производителей. Это означало, что результаты материального производства во всё возрастающей мере присваивались теми, кто в нем непосредственно не участвовал, углублялись социально–экономические различия между классами и социальными слоями общества, расширенно воспроизводилось старое разделение труда.

Ориентация на интересы, расходящиеся с общественными, выражается и в замедлении роста общественных фондов потребления, нарушении принципа их распределения в соответствии с потребностями. Ослабевает зависимость зарплаты от трудового вклада работников. Снижение цен как форма повышения благосостояния каждого подменяется тенденцией на повышение денежной зарплаты, что способствует отрыву денежной массы от общего фонда предметов потребления, порождая потребительские дефициты.

Всё это подрывает общественную материальную заинтересованность работников в их труде.

Таким образом, развитие свободы труда на собственной основе требует борьбы заинтересованных общественных сил, прежде всего, рабочего класса, социально–экономически закреплённого за выполнением производительного труда, за разрешение противоречия между свободой труда и отрицательным моментом, производным от наёмного труда. В этом противоречии свобода труда, как соответствующая сущности непосредственно общественного производства, имеет потенциальный перевес, который должен быть реализован активными, организованными действиями созидательных общественных сил.

VII. ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЙ ТРУД В РОССИИ ПОСЛЕ РЕСТАВРАЦИИ КАПИТАЛИЗМА

Из рассмотрения исторической эволюции производительного труда следует, что в условиях непосредственно общественного производства объективно возможно действие тенденций, ведущих, при недостаточной активности созидательных общественных сил, к его отрицанию и соответственно — к реставрации наёмного характера труда. Именно это и произошло в СССР на рубеже 80–90‑х гг. XX-го века.

Приходится отметить, что очень многие отечественные авторы склонны подменять научно определённую характеристику существующей российской экономики как капиталистической менее определённым переводным термином «рыночная экономика». Иные отказывают ей даже в рыночном характере. Подобную позицию можно объяснить, наверное, их несбывшимися упованиями на экономическое процветание страны после замены непосредственно общественного производства капиталистическим. И всё же капиталистическая сущность нынешнего экономического строя несомненна: частнокапиталистическая собственность господствует, товарное производство существует в той его форме, когда и рабочая сила выступает товаром.

Капитализм предполагает отделение работников от собственности на средства производства, обусловливающее наёмный характер труда. Если в начале приватизации имели распространение иллюзии о приближении рабочих к собственности на средства производства в результате наделения их акциями, то к настоящему времени миф о «работнике–собственнике» при капитализме в России практически растаял. Те количества акций, которыми ещё располагают рабочие, как и во всём мире, не дают им возможность жить на доход от частной собственности. Основным источником средств существования для рабочих является плата за найм их рабочей силы. Это и свидетельствует о реставрации наёмного характера труда в российском производстве. Как же это конкретно отразилось на производительном труде?

Прежде всего, необходимо отметить кризисное падение общего объёма производительного труда, затрачиваемого в народном хозяйстве. Так, отработанное время в промышленности России уменьшилось с 43,1 млрд. человеко–часов в 1989 г. до 22,0 в 1998 г. ^[102] Принципиально, что сокращение рабочего времени общества было не закономерным следствием НТП, (часовая производительность в промышленности в 1998 г. составляла 92,1% от уровня 1989 г. ^[103]), а результатом глубокого спада общественного производства. Поэтому оно вело к снижению уровня удовлетворения общественных потребностей в средствах производства и предметах потребления и не означало экономии труда.

С реставрацией капитализма в России объём капиталовложений в производство сократился ещё значительнее, чем объём выпуска, следовательно, резко замедлилось обновление техники. При таких обстоятельствах затормозились процессы обогащения содержания труда, избавления его от монотонности, сокращения ручного труда; условия труда в целом ухудшаются. Если в 1990 г. число пострадавших от профессиональных заболеваний и отравлений составило 11 525 человек, или 19,6 на 10 тысяч работающих, то в 1996 г. — 13 273, или 23,3 на 10 тысяч работающих ^[104]. В стране резко сократились масштабы профессиональной подготовки и переподготовки рабочих кадров, повышения их квалификации.

Снижение объёма рабочего времени в народном хозяйстве означало появление массовой безработицы, зачастую маскируемой формальным сохранением отношений найма рабочей силы. Вместе с тем рабочих, занятых полное время, активно привлекают к сверхурочным работам. Так, по усреднённым данным, в 1999 г. более 40 часов в неделю работали: 10,8% квалифицированных рабочих промышленности; 19,4% операторов, аппаратчиков, машинистов; 16,2% неквалифицированных рабочих ^[105]. В итоге объём свободного времени, которым располагают российские рабочие, в процессе реставрации капитализма сократился, что противоречит формированию предпосылок всестороннего развития человека, развёртыванию перемены и сочетания труда в деятельности непосредственных производителей.

Реставрация капиталистических отношений означала монополизацию экономической власти в руках частных собственников предприятий. Управление стало подчиняться интересам, в основе своей противоположным интересам наёмных работников. Это привело к сужению управленческих функций рабочих, к упразднению ряда форм участия в управлении (советов бригадиров, производственных совещаний и тому подобное), к сокращению времени, уделяемого работниками участию в управлении. И в отмеченном аспекте утвердился приоритет закона разделения труда над объективной потребностью перемены и сочетания труда в современном производстве.

Массовый характер приобрели нарушения трудовых прав работников, миллионы рабочих вынуждены трудиться без своевременной и полной оплаты своего труда. Подобные проявления принудительного труда стали дополнением к реставрации господства наёмного труда.

Замедление НТП в общественном производстве обусловило сокращение времени, высвобождаемого из сферы материального производства для непроизводственной деятельности, ухудшение материальной обеспеченности последней. Это привело к кризису финансируемых государством сфер образования, науки, здравоохранения, культуры и искусства. Показательно, что количество занятых в российской науке сократилось с 2 804 тыс. в 1990 г. до 1 201 тыс. в 2000 г., в образовании — с 6 066 тыс. до 5 871 тыс. ^[106] И хотя доля занятых в сфере услуг возросла с 44,7% в 1991 г. до 56,0% в 2000 г. ^[107], однако, справедливо отмечается, что этот рост «в большей степени был связан с коллапсом спроса на труд в промышленности и строительстве, чем с абсолютным ростом в секторе услуг» ^[108].

Параллельно с уменьшением государственного финансирования непроизводственной сферы развёртывалась коммерциализация её услуг. В результате она в решающей степени ориентируется на платёжеспособные потребности, а не на создание и реализацию предпосылок для свободного развития всех членов общества.

Процессы накопления капитала были во многом осуществлены за счёт резкого понижения реального содержания зарплаты рабочих: известно, что рост потребительских цен в 90‑е гг. обгонял рост денежной зарплаты. Сокращение социальных льгот и гарантий также ведёт к ухудшению положения рабочего класса.

Одновременно увеличился в пользу управленцев, работников кредитно–финансовых организаций разрыв в их заработках и заработках рабочих (не говоря уже о появлении в стране обладателей миллиардных и миллионных состояний). В отличие от социалистического периода неблагоприятные для работников стороны производительного труда в целом перестали компенсироваться в современной российской экономике повышенным уровнем зарплаты. Инфляция, способствуя увеличению прибылей частных собственников средств производства, стала постоянным фактором понижения реального содержания зарплаты наёмных работников. Об общественном признании производительного труда в обществе, которому в качестве героя преподносится фигура предпринимателя, говорить не приходится.

Доля рабочих, занятых в народном хозяйстве, сократилась с более чем 60% в 80‑е гг. до 44,8% в 2000 г., одновременно упала и численность рабочего класса: с 46 млн в середине 80‑х гг. до 29 млн в 2000 г. Существенно поредели ряды рабочих в промышленности, где общая занятость уменьшилась с 1990 г. по 2000 г. на 8 266 тыс. человек ^[109]. Соответственно, наряду с ослаблением притока молодёжи в сферу материального производства снизилось и количество рабочих старших возрастных групп.

В перспективе, при сложившемся уровне общественной производительности труда подобная ситуация чревата невозможностью обеспечивать общественные потребности силами российского рабочего класса. Разумеется, при активном использовании достижений НТП для обновления основных фондов в народном хозяйстве острота проблемы, безусловно, снижалась бы. Однако, во–первых, процесс старения основных фондов в целом продолжается, а, во–вторых, рабочие, хотя и в меньшем количестве, необходимы для использования даже самой передовой техники.

В качестве решения проблемы нередко предлагается увеличение верхней границы трудоспособного возраста. При этом не учитывается низкая продолжительность жизни мужчин в России, образующих основную массу промышленных рабочих.

Привлечение же в крупных масштабах иностранной рабочей силы породит множество острых социально–экономических и политических проблем. Высококвалифицированные рабочие кадры даже при значительном увеличении наших зарплат в Россию не придут. Поэтому ставка на привлечение иностранной рабочей силы — это ставка на снижение квалификационного уровня рабочих. Она противоречит требованиям развития отечественного производства на основе НТП грозит утратой ещё имеющихся в стране наукоёмких производств с использованием высоких технологий.

Можно встретить точку зрения, что основой экономического подъёма России должно стать не возрождение сферы материального производства, а инвестиции в «экономику знаний». При таком подходе проблема сокращения объёма производительного труда, углубления разрыва в поколениях рабочих как будто бы утрачивает свою значимость, создаётся иллюзия возможности экономического и в целом социального процветания страны без решения острейших проблем воспроизводства рабочего класса.

В действительности же при стагнации материального производства оскудевают источники для прогресса сферы образования и науки, становятся невостребованными достижения науки и техники. При игнорировании потребностей развития непосредственных производителей потенциал поступающей в производство новой техники остаётся нереализованным.

Предлагаемый подчас выход — в переориентации отечественной науки на запросы иностранных производителей, как это в значительных масштабах происходит в экономически развитых странах. Однако не следует забывать, что для этих стран «иностранные производители» — зачастую филиалы их же собственных транснациональных компаний, контролирующих тем самым все этапы научно–производственного цикла. Наивно рассчитывать, что отечественные наука и образование могут развиваться как сферы российского общества за счёт иностранного производства, подконтрольного зарубежным транснациональным компаниям. В действительности, только обеспечив подъём отечественного производства и его эффективную структуру, можно создать надёжные предпосылки для прогресса науки и образования. А подъём отечественного производства — это, прежде всего, прогресс в развитии российского рабочего как основной производительной силы российского общества.

Сказанное выше свидетельствует о том, что прехождение непосредственно общественного, свободного труда, даже в его неразвитой форме, означающее реставрацию наёмного труда в России, привело ко многим негативным последствиям в сфере производительного труда и грозит таким его состоянием, при котором он будет неспособен обеспечивать жизнь российского общества. Это объективно придаёт крайнюю насущность проблеме возрождения и реализации потенциала производительного труда в нашей стране.

В улучшении условий труда и обогащении его содержания непосредственно и больше всего заинтересованы сами рабочие. С помощью профсоюзов, организованно выставляя соответствующие требования для включения в коллективные договоры и соглашения, непосредственные производители стимулируют использование прибыли для капиталовложений в материальное производство.

Отстаивая гарантии занятости, рабочие способствуют интенсивному поиску предпринимателями заказов, выпуску новой, конкурентоспособной продукции.

Добиваясь соблюдения норм трудового законодательства в области режимов труда и отдыха, рабочие ставят капиталистов перед необходимостью увеличивать прибыль не за счёт подрыва жизненных сил работников, а за счёт внедрения новой техники, совершенствования организации производства.

Борясь за увеличение реального содержания зарплаты, рабочие обеспечивают нормальное воспроизводство своей рабочей силы, выступающей источником прибавочной стоимости, обеспечивают стимулы для высокопроизводительного труда, расширяют платёжеспособный спрос на отечественные товары.

Чем шире размах коллективных действий работников, тем больший круг предпринимателей вынужден считаться с требованиями развития общественного производства. При таких условиях государство начинает выступать с позиций воспроизводства национального капитала в целом, умеряя узкоэгоистические устремления отдельных финансовых групп и компаний.

Таким образом, развитие материального производства и в его капиталистической форме осуществимо при условии активной, организованной профсоюзами борьбы рабочего класса за свои интересы. Это обусловлено тем, что именно интересы данного класса совпадают с интересами общественного развития, тогда как интересы «новых хозяев» производства зачастую далеки от такого совпадения.

Чем шире будет размах коллективных действий российского рабочего класса, поддержанного другими отрядами наёмных работников, тем полнее будут осуществляться предпосылки обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества.

Приложение 7. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ

По работе Моисеенко Н. А., Попова М. В. «Демократический централизм — основной принцип управления социалистической экономикой», 1975 г.

I. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ — ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОЦИАЛИЗМА

§ 1. Централизм и общественная собственность

Необходимость централизации в управлении социалистической экономикой, нераздельность централизма и общественной собственности, централизма и социализма — одно из важнейших положений марксистской науки об обществе. Эта истина, как и всякая другая марксистская истина, выводится из действительной жизни. Общественная собственность и централизм как проявление этой собственности — объективное требование современных производительных сил, неизбежное следствие роста разделения труда и усиления общественного характера производства.

В развитии общественного характера производства можно проследить две тенденции — объединение прежде различных производственных процессов, слияние всех производственных процессов в единый общественный производительный процесс и, напротив, раздробление, разъединение на отдельные, но взаимосвязанные процессы прежде единых трудовых операций. Отдельные технологические цепочки, связывающие производство сырья и производство предметов потребления, соединяются, таким образом, всё более тесно в единую производственную сеть. И в то же время с развитием разделения труда каждая цепочка удлиняется, включая в себя всё большее число пунктов перехода от одного звена производства к другому. Каждый же такой пункт — это пункт возможной несогласованности действий, включённых в общий производственный процесс хозяйствующих субъектов.

Усиление общественного характера производства всё более настоятельно требует сознательного установления производственных пропорций и строгого контроля за их соблюдением, следовательно, планирования и централизации в управлении производством. Уже давно пройдён тот пункт, когда капиталистические производственные отношения обеспечивали производительным силам наиболее быстрое развитие. Капитализм стал тормозом на пути роста производства. Наиболее быстрое, наиболее полное и бескризисное развитие может обеспечить современным производительным силам только социализм, как система производственных отношений, характеризующаяся общественной собственностью на средства производства и планомерным ведением хозяйства. Установление социалистических производственных отношений в результате социалистической революции — неизбежное будущее любой капиталистической страны.

На современном этапе развития производительных сил основное противоречие капитализма — между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения — с ростом общественного характера производства обостряется, несмотря на все попытки буржуазии смягчить его (важнейшая из которых — государственное регулирование экономики). Эти попытки являются лишь внешними актами, которые не затрагивают и не могут в принципе затронуть существа этого противоречия. Действительной планомерности капитализм не давал, не даёт и не может дать, поскольку планомерность как целенаправленное управление процессами воспроизводства из единого центра требует единства целей агентов производства, а для единства целей необходимо единство интересов, чего при капитализме нет и не может быть.

Буржуазные идеологи нередко употребляют по отношению к программам, составляемым буржуазным государством, термин «планы», но программы эти потому и называются программами, а не планами, что намечают лишь самые общие макроэкономические пропорции и самые куцые мероприятия, способные удовлетворить все монополистические круги, не могущие встретить сопротивления ни одной из влиятельных монополистических групп. Связанное по рукам и ногам своим же законодательством, предусматривающим жестокие наказания рабочих и на практике никаких наказаний капиталистов, буржуазное государство не может заставить анархических капиталистических предпринимателей следовать общей капиталистической воле. И наконец, если уж интересы капиталистов и групп капиталистов вступают во внутриклассовые противоречия, то интересы рабочего класса и буржуазии непримиримо противоположны. Любой план при капитализме, следовательно, вырождается в такого рода «прожект», программу, прогноз, которые отличаются от плана неосуществимостью, неполной и необязательной осуществимостью или вообще представляют лишь «пророчество» относительно будущего стихийного развития.

В социалистических странах усиление общественного характера производства проявляется как необходимость в укреплении централизации, в совершенствовании методов централизованного управления социалистической экономикой. Прежде всего совершенствуются те методы, которые обеспечивают сбалансирование общественного производства с натурально–вещественной стороны и соблюдение запланированной структуры производства.

Тенденция к росту общественного характера производства, которая приводит в конечном счёте к ликвидации капиталистического строя, в условиях социализма получает новое и особенно бурное развитие. Планомерность — не только продукт, но и могучий рычаг развития производства и усиления его общественного характера. Обусловленная ростом общественного характера производства необходимость в дальнейшем развитии централизации и её автоматизации — важнейшая черта развития производственных отношений социализма.

§ 2. ОГАС

ОбщеГосударственная Автоматизированная Система сбора и обработки информации для учёта, планирования и управления народным хозяйством (ОГАС) должна представлять собой систему, предназначенную для совершенствования планирования и управления на основе широкого применения экономико–математических методов, использования электронно–вычислительной и организационной техники и средств связи. Создание ОГАС в законченном виде предполагается вести в два этапа. На первом этапе должны быть созданы отраслевые и ведомственные автоматизированные системы управления во всех министерствах и ведомствах СССР и в ряде министерств и ведомств союзных республик. На этом же этапе должны быть разработаны основные функциональные системы, входящие в ОГАС: автоматизированная система плановых расчётов (АСПР), автоматизированная система государственной статистики (АСГС), автоматизированная информационно- управляющая система стандартизации и метрологии Госстандарта СССР (АИУС), автоматизированная система обработки информации по ценам (АСОИ цен), автоматизированная система управления научно–техническим прогрессом (АСУНТП). В этот период должно быть осуществлено взаимодействие вычислительных центров отраслевых и ведомственных автоматизированных систем управления с АСПР и АСГС. Должны начаться также работы по созданию автоматизированных систем управления в нескольких союзных республиках. На втором этапе должно быть завершено создание и ввод в действие системы АСПР Госплана СССР и Госпланов союзных республик, общегосударственных функциональных АСУ, отраслевых и ведомственных систем управления во всех министерствах и ведомствах. Второй этап характеризуется включением в ОГАС всех общегосударственных, отраслевых, ведомственных и территориальных систем управления. До полного завершения работ общегосударственная система может функционировать частично, опираясь на существующие автоматизированные системы и вычислительные центры.

Централизованное управление экономикой — одно из важнейших революционных завоеваний социализма. В. И. Ленин писал: «Пролетариат сделает так, когда победит: он посадит экономистов, инженеров, агрономов и пр. под контролем рабочих организаций за выработку „плана“, за проверку его, за отыскание средств сэкономить труд централизацией, за изыскание мер и способов самого простого, дешёвого, удобного и универсального контроля. Мы заплатим за это экономистам, статистикам, техникам хорошие деньги, но… но мы не дадим им кушать, если они не будут выполнять работы добросовестно и полно в интересах трудящихся. Мы за централизм и за „план“, но за централизм и за план пролетарского государства…» ^[110].

Централизованное управление производством, являющееся выражением общественной собственности, даёт возможность избегать потерь, вызываемых анархией производства при капитализме, концентрировать ресурсы на главных направлениях, обеспечивающих научно–технический прогресс, формировать прогрессивную отраслевую структуру производства, удовлетворять потребности производства в кадрах требуемой квалификации, широко внедрять методы оптимизации и вычислительную технику при решении народно–хозяйственных задач, использовать помимо материальных стимулов моральные, а также и административные меры, авторитет государственной власти. Это позволяет и в решении задач научно–технического прогресса и повышения эффективности общественного производства двигаться быстрее капиталистических стран. Государственное централизованное управление превращает экономику в единый механизм, гарантируя обобществление производства на деле. Это важнейшая из форм проявления общественной собственности на средства производства, причём такая, без которой общественная собственность хотя и может ещё некоторое время оставаться юридическим и политическим фактом, но перестаёт быть фактом экономическим. Эту истину подтвердили события в Чехословакии, когда под лозунгами «демократического», «гуманного» социализма и «социализма с человеческим лицом» ревизионисты во главе с О. Шиком систематически разрушали централизованное управление, а вместе с ним и общественную собственность на средства производства.

§ 3. Отношения собственности и социалистическая экономика

Собственность — одна из важнейших характеристик производственных отношений. Категория собственности, характеризуя производственные отношения, показывает, кому и над какими материальными благами эти производственные отношения позволяют господствовать. Отношения собственности — это отношения между людьми, обеспечивающие господство определённых лиц над определёнными материальными благами. Индивидуум, группа или общество в целом являются при существующих производственных отношениях собственниками данных материальных благ, если производственные отношения, в которые они вступают, обеспечивают им господство над этими материальными благами. Господствующий субъект называется при этом собственником, материальные блага, господствовать над которыми ему позволяют производственные отношения, носят название объекта собственности, а производственные отношения выступают как отношения собственности.

Для полного описания собственности определённой эпохи необходимо дать и полное описание господствующей формы производства, полное описание существующих производственных отношений. Маркс писал: «В каждую историческую эпоху собственность развивалась различно и при совершенно различных общественных отношениях. Поэтому определить буржуазную собственность — это значит не что иное, как дать описание всех общественных отношений буржуазного производства». В соответствии с данным определением собственности общественная собственность на средства производства имеет место тогда и только тогда, когда производственные отношения обеспечивают господство общества над средствами производства.

Итак, общественная собственность на средства производства по своему понятию есть отношения господства общества над средствами производства. Это предполагает, во–первых, превращение всей экономики в «единую фабрику» (централизм, планомерность); во–вторых — подчинение функционирования всего народно–хозяйственного механизма общественным интересам.

При социализме собственность государства рабочего класса является формой общественной собственности. Более того, общественная собственность на решающие средства производства при социализме не может не иметь государственной формы. Это следует из того, что реальное функционирование общественной собственности на средства производства имеет место тогда и только тогда, когда средства производства используются в общественных интересах. Общественные же интересы при социализме, пока классовость ещё не уничтожена, имеют классовый характер и суть интересы передового, рабочего класса.

Социалистическое государство — верховный орган управления всей хозяйственной жизнью общества, субъект общественной собственности на средства производства и выражает интересы рабочего класса. В этом и состоит его экономическая роль.

Общественную социалистическую собственность на средства производства дают лишь такие производственные отношения, посредством которых только общество, организованное в социалистическое государство, господствует над решающими средствами производства.

Таким образом, одни производственные отношения дают обществу, организованному в социалистическое государство, и только ему, безраздельное господство над решающими средствами производства. Это отношения социалистические. Другие производственные отношения не обеспечивают господства общества или не обеспечивают его в полной мере, и эти отношения либо совсем не являются социалистическими, либо представляют изуродованные, извращённые, больные отношения социализма, до смерти залечить которые и стараются ревизионисты. Если разрушение производственных отношений и уничтожение общественной собственности проводится при этом даже из самых добрых намерений или называется, как, например, у О. Шика, «совершенствованием системы управления», то разрушение не перестаёт от этого быть разрушением, а уничтожение не превращается в укрепление и развитие.

Если общественная собственность имеет государственную форму, значит, всякое ограничение функций государства в экономике, всякое принижение государственного планового централизованного управления — шаг к ослаблению общественной собственности. С другой стороны, как показали события в ЧССР в конце 60‑х годов, заражение правящей партии оппортунизмом, которое чревато потерей государством его классового характера, тоже есть шаг к подрыву общественной собственности на средства производства.

§ 4. Централизованное планирование

Социализм, писал Ленин, «есть построение централизованного хозяйства», «социализм может сложиться и упрочиться только тогда, когда рабочий класс научится управлять», «превращение всего государственного экономического механизма в единую крупную машину, в хозяйственный организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководились одним планом, — вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи».

Первым организационным мероприятием Советского государства по созданию пролетарских органов управления промышленностью явилось установление рабочего контроля над производством и распределением. Вторым шагом было создание Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

Система главков, система трестов и совнархозов, отраслевая система управления — вот те ступени, на которые поднималось управление производством, прежде чем была построена система централизованного управления, вполне отвечающая общественному характеру современного производства.

С развитием централизма повышалась ответственность хозяйственных руководителей. В постановлении, принятом Советом Труда и Обороны 12 августа 1921 г., например, подчёркивалось, что «правление объединения (предприятия)… несёт полную ответственность за выполнение производственного плана, качество выпускаемых изделий, сохранность имущества, состояние хозяйства и отвечает за свои действия не только в административном порядке, но также и по суду».

Создавалась и совершенствовалась система социалистического планирования. Был составлен первый перспективный план социального переустройства страны — план ГОЭЛРО. Всё больше охватывали производство текущие планы. Первым текущим планом по промышленности явился ориентировочный план топливоснабжения на 1921 год. В дальнейшем начали составляться отраслевые планы. На 1921/22 г. Госпланом были утверждены хозяйственные планы по трём отраслям (металлургии, резиновой и сахарной промышленности), а на 1922/23 г. по 13 отраслям, на 1923/24 г. — по 19 отраслям, на 1924/25 г. — по 22 отраслям, которые охватывали 65–70% продукции государственной промышленности.

В своей зародышевой форме текущие планы представляли собой лишь ориентировочные задания, включавшие некоторые важнейшие показатели по производству продукции и капитальному строительству, и охватывали группы предприятий отдельных отраслей промышленности. В то время они ещё не могли быть ни конкретно–адресными, ни директивными. «С повышением же обоснованности отраслевые планы становятся директивными плановыми заданиями» ^[111].

В октябре 1928 г. советский народ приступил к выполнению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства. Благодаря развитию социалистической экономики и наличию перспективного пятилетнего плана, начиная с 1931 г. года стало возможным перейти от годовых контрольных цифр к оперативным годовым народно–хозяйственным планам. «Уже разработанный на 1931 год план предусматривал адресные задания по всем отраслям народного хозяйства». Планирование становилось всё более конкретным и оперативным, всё в большей мере подчиняющим общественное воспроизводство интересам рабочих и крестьян.

В это же время совершается переход на отраслевой принцип организации управления, позволяющий теснее связать развитие производства с удовлетворением общественных потребностей.

Таким образом, в годы довоенных пятилеток сложилась система государственного планового централизованного управления производством по отраслевому признаку, обеспечивающая высокую степень централизации управления. Построение такой системы управления явилось одним из важнейших звеньев построения социализма. Оно обеспечило чёткое, квалифицированное и оперативное руководство экономикой, позволило государству направлять общественное воспроизводство по единому плану в интересах рабочего класса, коренных интересах трудящихся.

Развитие пролетарского централизма в экономике в государственное плановое централизованное управление экономикой в интересах рабочего класса означало всё более полное подчинение функционирования экономики общественным интересам и, следовательно, вызревание ядра отношений общественной собственности, создание социалистических производственных отношений.

Тяжелейшим испытанием для экономики социализма, для системы планового централизованного управления экономикой, составляющей ядро отношений общественной собственности на средства производства, явились годы Великой Отечественной войны. Война СССР и гитлеровской Германии представляла собой борьбу двух типов производственных отношений, двух классов, двух мировых систем и показала, на что способен тот и другой общественный строй при максимальном напряжении всех сил. Уже со второго года войны Советский Союз стал выпускать больше техники, оружия и боеприпасов, чем Германия вместе с оккупированными ею странами, хотя война шла на территории СССР и у нас производилось 8,1 млн. тонн стали и 75,5 млн. тонн угля, в то время как Германия и оккупированные ею страны выпускали 31,8 млн. тонн стали и 400 млн. тонн угля. «С наступлением войны количество продукции, распределяемой из единого центра по государственному плану, увеличилось более чем в два раза» ^[112]. Централизовав свои ресурсы, советский народ сумел вынести все тяготы войны и победить. Союзники за всю войну поставили всего 2% артиллерийского вооружения, 12% самолётов (нередко уступавших советским по тактико–техническим данным) и 10% танков. Победа советского народа явилась доказательством огромных преимуществ социалистических производственных отношений над капиталистическими.

За послевоенное время народное хозяйство СССР гигантски выросло, превратилось в ещё более могущественный и более сложный организм. С 1950 г. по 1970 г. национальный доход увеличился в 5,2 раза, производственные фонды народного хозяйства — в 6 раз, производство продукции промышленности — в 6,7 раза. В огромной степени расширились и усложнились межотраслевые связи и взаимозависимости различных отраслей. Всё это повышает роль и значение планирования, организации и управления.

Дальнейшее развитие общественной социалистической собственности и перерастание её в коммунистическую обеспечивается развитием централизма в управлении экономикой на основе роста общественного характера производства, совершенствованием средств и методов, гарантирующих выполнение планов.

К чему приведёт ослабление и урезание роли центрального планирования и его всеобъемлющего характера? Вначале это скажется на исчезновении тех или иных видов средств и предметов потребления, на несбалансированности экономики по целому ряду продуктов, снизятся темпы роста. Затем нарушится общий баланс между ростом заработной платы и её продуктовым обеспечением, что при условии непланового стихийного ценообразования приведёт к инфляционным процессам, снижению покупательной способности денежной единицы. Общественное производство всё больше и больше будет терять целенаправленный характер, пока прежде единая экономика не превратится в экономику атомарного, товарного типа, в которой каждое предприятие действует на свой страх и риск и связывает их между собой лишь обмен продуктов. Вместе с утратой основной общественной связи предприятия утрачивают общие экономические интересы и начинают действовать только из усилившихся и обособившихся коллективных интересов. Появляется конкуренция между предприятиями, ускоряющая рост неравенства в доходах.

Далее, в такой обстановке найдутся теоретики, которые пытаются толкнуть развитие процессов разложения социализма дальше, в сторону закрепления достигнутых на этом пути позиций и допущения любого неравенства в доходах, что уже равносильно допущению эксплуатации. За теоретиками появляются политики, ставящие себе целью осуществить ревизионистские идеи на практике. Произойдёт оживление и организация контрреволюционных сил, которые при поддержке внешних сил, используя средства массовой информации внутри страны и силу организации в обстановке экономической неустойчивости, постараются окончательно довершить процесс разложения социализма. Путём захвата власти они ликвидируют всякую возможность устранения извращений, установления власти рабочего класса и налаживания социалистического хозяйства, возрождения общественной собственности вместо кооперативной.

Сопутствующее ослаблению централизма и руководящей роли рабочего класса преувеличение роли материальных стимулов ведёт к воспитанию мелкобуржуазного потребительского подхода к социализму, когда на первое место ставится личное материальное благополучие и высшей целью становится лучший, чем у окружающих, материальный жизненный уровень. Процветает безответственность, общественные дела двигаются чрезвычайно медленно. Такая среда является воистину питательной для ускоренного роста мелкобуржуазных взглядов, идей, настроений и действий, особенно в кругах интеллигенции. Всё это может быть использовано сознательными контрреволюционерами для реализации их планов уничтожения социализма.

Итак, централизованное плановое управление экономикой — одно из важнейших революционных завоеваний. Без планового централизованного управления экономикой нет общественной собственности на средства производства, нет социалистических производственных отношений. Установление и развитие планового централизованного управления в общественных интересах — центральное звено установления социалистических производственных отношений. Благодаря укреплению и развитию планового централизованного управления экономикой обеспечивается характерная для экономики социализма ведущая роль общественных экономических интересов, составляющая содержание принципа демократического централизма.

В. И. Ленин указывал, что отказ от централизованного управления равносилен отказу от коммунизма как учения и как общественной цели. Он подчёркивал, что «коммунизм требует и предполагает наибольшую централизацию крупного производства во всей стране» ^[113]. «Осуществление коммунизма, — писал В. И. Ленин, — безусловно требуя наивозможно большей и строжайшей централизации труда в общегосударственном масштабе, предполагает тем самым преодоление той разрозненности и раздроблённости рабочих, профессиональной и местной, которые были одним из источников силы капитала и бессилия труда» ^[114].

§ 5. Бюрократизм или инициатива на местах?

Отстаивая наибольшую централизацию в управлении экономикой, В. И. Ленин в то же время резко выступал против понимания социалистического централизма как централизма бюрократического. Ревизионисты стремятся изобразить всякий централизм бюрократическим, надеясь таким образом облегчить себе борьбу за уничтожение или ослабление пролетарского централизма. «Бернштейну, — писал Ленин, — как и всякому филистеру, централизм рисуется как нечто только сверху, только чиновничеством и военщиной могущее быть навязанным и сохранённым».Но такой централизм ничего общего не имеет с тем централизмом, который осуществляет рабочий класс. К. Маркс считал необходимым «противопоставить сознательный, демократический, пролетарский централизм буржуазному, военному, чиновничьему». В. И. Ленин разъяснял, что «централизм, понятый в действительно демократическом смысле, предполагает в первый раз историей созданную возможность полного и беспрепятственного развития не только местных особенностей, но и местного почина, местной инициативы, разнообразия путей, приёмов и средств движения к общей цели»^[115].

Всемерное развитие инициативы трудящихся, привлечение их к управлению государством, самые широкие возможности для контроля снизу — без этого немыслим социалистический централизм. Основой демократического характера социалистического централизма является то, что государство рабочего класса выражает коренные интересы всех трудящихся, обеспечивает приоритет коренных общественных интересов. В этом кроется самая глубокая причина поддержки трудящимися централизма социалистического государства, развития местного почина и самодеятельности в осуществлении государственных интересов. Нет и не может быть поддержки снизу там, где государство служит орудием порабощения трудящихся. Лишь с установлением диктатуры рабочего класса, решительно и неуклонно отстаивающего коренные интересы трудящихся масс, начинается демократический централизм.

Экономическое содержание демократического централизма в том, чтобы, развивая руководящую роль рабочего класса в экономике, осуществлять приоритет коренных общественных интересов трудящихся над интересами побочными и сиюминутными, обеспечивать безраздельное господство самых глубоких интересов громадного, подавляющего большинства трудящихся масс.

§ 6. Экономические интересы и потребности

Дать описание экономических интересов индивида означает указать, какие объективно возможные изменения той жизненной обстановки, в которой он пребывает, ему выгодны, а какие нет. Жизненная обстановка индивида — это, во–первых, его материальные жизненные условия, включая условия труда и производства, и, во–вторых, отношения его с другими людьми, и прежде всего производственные отношения, которые определяют всю его жизненную обстановку в целом. Экономические интересы характеризуют положение людей в общественной системе производства и являются одной из наиболее важных характеристик системы производственных отношений.

Категория экономических интересов — это такая характеристика положения субъекта этого интереса (будь то отдельный индивидуум, коллектив или класс) в системе производственных отношений, которая показывает, какие действия в рамках этой системы отношений и какие изменения производственных отношений улучшают его жизненную обстановку, то есть ему выгодны. Критерием для определения того, что является улучшением жизненной обстановки субъекта, служат сами же производственные отношения. При капиталистических производственных отношениях, например, капиталисту выгодно увеличение прибавочной стоимости и развитие всего, что к этому ведёт, сохранение отношений эксплуатации. Рабочему же выгодно улучшение условий продажи его рабочей силы, но коренной его интерес состоит в уничтожении самой этой продажи.

Среди всех экономических интересов выделяются интересы в улучшении материальных жизненных условий, то есть материальные интересы. Все другие экономические интересы тесно связаны с материальными и их удовлетворение в конечном счёте приводит и к удовлетворению материальных. Материальные интересы трудящегося при социализме, например, состоят в улучшении его условий труда и быта, увеличении той суммы материальных благ, которой он располагает, в создании лучших условий для физического и духовного развития. Удовлетворение любого другого экономического интереса работника (например, интерес в выполнении государственного плана, в росте общественных фондов, в увеличении темпов роста производства, в укреплении и совершенствовании централизованного управления и тому подобного) в конечном счёте приводит и к удовлетворению его материальных интересов.

Материальные, а через них и другие экономические интересы тесно связаны с потребностями. Удовлетворение материальных интересов приводит к удовлетворению потребностей людей, а необходимость удовлетворения потребностей порождает материальные интересы. Это следствие того, что изменение материальных жизненных условий является их улучшением лишь в том случае, если способствует лучшему, более полному удовлетворению ряда человеческих потребностей, а именно таких, которые являются общественно необходимыми.

Вообще потребности человека являются не только продуктом обстоятельств, но и воспитания, а через воспитание в потребности входят субъективные элементы. И сами потребности, хотя и имеют под собой объективную основу, существуют в сознании, субъективны по форме. Вот поэтому из всей системы потребностей человека и выделяют общественно необходимые потребности, как потребности в исторически определённой и объективно необходимой для развития человека совокупности жизненных условий.

С превращением рабочего класса в класс, господствующий не только в политическом, но и в экономическом плане, то есть с установлением общественной собственности на средства производства, его экономические интересы сделались господствующими. Все вопросы в социалистическом обществе решаются с позиций рабочего класса, с позиций построения коммунистического общества, и действия всех подчиняются этому главному направлению. В социалистическом обществе построение коммунизма объективно выгодно всем слоям и классам. Поэтому интересы рабочего класса выражают их коренные интересы, и общественные интересы составляют ядро их экономических интересов.

С уничтожением антагонизма классов при социализме впервые возникает общность интересов всех членов общества. Эта общность интересов порождена близостью экономического положения всех социальных групп, коллективов и личностей. Чем меньше различий в экономическом положении, тем больше общих интересов. Различия же порождают дополнительные интересы, которые могут или развивать, конкретизировать коренные, общественные, интересы или в той или иной мере вступать с ними в противоречие.

Глубинной основой единства интересов трудящихся при социализме служит общественный характер производства, усиливающийся в условиях быстрого научно–технического прогресса. Но интересы — характеристика не производительных сил, а производственных отношений. Поэтому единство интересов может быть обеспечено лишь при условии объединения общественной собственностью на средства производства всех предприятий в единое целое, в единый организм, развивающийся по общему плану в общественных интересах. Предприятие же — именно тот пункт, где индивидуум вступает в экономические отношения с обществом, включаясь в процесс общественного производства. Следовательно, без объединения всех предприятий государственным планом в единый народно–хозяйственный организм, без планового централизованного управления экономикой единство интересов работников и коллективов предприятий дало бы лишь «кооперативный социализм», идеал анархо–синдикализма, ликвидирующий общность интересов в масштабах общества, уничтожающий общественную собственность.

Общественные интересы — ядро коллективных интересов. Коллективу предприятия объективно выгодно руководствоваться в своей хозяйственной деятельности общественными интересами (даже если это в некоторых случаях и не даст наибольшего повышения заработной платы его членов). При условии аналогичного подхода со стороны других коллективов (что обеспечивается производственной дисциплиной и социалистическим соревнованием) это не может не повести к более быстрому развитию общественного производства и, как следствие, к более быстрому росту среднего уровня заработной платы рабочих и служащих в народном хозяйстве, а вместе с ним и заработной платы работников данного коллектива.

Если обратиться к данным статистики, то легко убедиться в том, что рост заработной платы работников в гораздо большей мере определяется успехами в развитии всего общественного производства, чем ростом индивидуальных затрат труда со стороны этих работников. В то время как затраты труда работников с 1940 г. практически не возросли, а в связи с сокращением рабочей недели, вероятно, и сократились, среднемесячная заработная плата постоянно увеличивалась.

Среднемесячная заработная плата рабочих и служащих (руб.) с 1940 года по 1974 год

Нельзя забывать о том, что фонд распределения по труду есть величина переменная, а не неизменная, поэтому всем коллективам даже с точки зрения увеличения заработной платы следует прежде всего заботиться о росте этого фонда, а не об увеличении своей доли в этом фонде. Ведь при социализме одним из важнейших интересов общества является интерес в повышении заработной платы трудящихся, и этот интерес реализуется в той мере, в какой растёт общественное производство.

Кроме того, надо учесть, что более быстрый рост общественных фондов потребления и улучшение условий труда связаны опять–таки с более быстрым развитием всего общественного производства. Материальные интересы коллектива предприятия, следовательно, могут быть наилучшим образом удовлетворены тогда, когда коллектив стремится действовать в общественных экономических интересах.

Часто выдвигающийся в литературе лозунг «То, что выгодно обществу, должно быть выгодно и предприятию» ставится не вполне корректно, так как подвергает сомнению тот факт, что с установлением социалистических производственных отношений, в силу самого их характера, то, что выгодно обществу, тем самым уже является объективно выгодным коллективу предприятия. Другое дело, что эта выгода не всегда является непосредственной и не всегда выражается в рублях заработной платы или премии; бывает, что она не сразу осознается, но от этого она не перестаёт быть коренной выгодой. Например, переход от неполного среднего к всеобщему среднему образованию принадлежит как раз к числу таких выгод. То же самое можно сказать об увеличении общественных фондов и средней заработной платы в народном хозяйстве.

Очень важно делать то, что выгодно обществу, непосредственно влияющим на уровень заработной платы и премии. Однако было бы ошибкой сводить весь комплекс экономических интересов личности лишь к формам непосредственной материальной заинтересованности.

Никакой мелкий буржуа не будет возражать, если, стремясь к своей личной выгоде, он будет заодно удовлетворять и общественные интересы, но разве советские люди должны систему управления общественным производством строить только на личной выгоде, только на стремлении предприятия получить прибыль? Система управления должна строиться таким образом, чтобы предприятия, стремясь удовлетворить общественные интересы, получали в то же время высокую прибыль. При этом гарантируется приоритет общественных интересов.

Идея о том, что общие интересы можно осуществлять, не заботясь о них и думая лишь о своих собственных, не нова. Эту идею развивал в конце XIX века английский теоретик утилитаризма Иеремия Бейтам, которого беспощадно высмеял К. Маркс в «Капитале». Верное, марксистское, понимание социализма требует рассматривать в качестве двигателя нашего производства общественные экономические интересы, непосредственно присущие при социализме всем производителям материальных благ. Что же останется от приоритета общественных интересов, если каждое предприятие как экономическая организация будет действовать не в общественных, а в своих собственных интересах, и не общество, а предприятия будут выполнять функции владельца средств производства?

При анализе социалистической системы интересов было бы неправильно рассматривать общественные интересы, с одной стороны, и коллективные и личные, с другой, как абсолютно тождественные друг другу или совершенно изолированные. Общественные интересы в качестве коренных интересов объективно присущи каждому трудящемуся и каждому коллективу в социалистическом обществе, и составляют ядро их экономических интересов, и обеспечивают единство интересов личности, коллектива и общества, но нельзя забывать, что среди интересов как личности, так и коллектива есть и такие, которые объективно противоречат общественным. Поэтому очень важно, чтобы трудящийся, чтобы коллектив осознавали не только те свои интересы, которые отличаются от общественных, а иногда и противоречат им, но и те, которые совпадают с ними и составляют важнейшие его интересы.

Осознание своих общественных интересов есть процесс более сложный и трудный, чем осознание заинтересованности в удовлетворении своих материальных интересов. Поэтому нельзя ограничиться раскрытием всей совокупности объективных экономических интересов коллектива разъяснением того положения, что высший экономический интерес самого же производственного коллектива требует действовать в общественных интересах. Социалистическое государство в целях подчинения в процессе производства действий трудящихся их общественным интересам применяет власть и прибегает к форме материальной заинтересованности, ставя удовлетворение материальных интересов работников в непосредственную зависимость от удовлетворения работниками общественных интересов. Используя директивные и административные методы, материальную и моральную заинтересованность, государство направляет действия трудящихся в единое русло, указанное общественными интересами. Когда же коллектив предприятия фактически действует в общественных интересах, то остаётся лишь добиться осознания, понимания каждым членом коллектива необходимости таких действий. На это, в частности, направлено экономическое образование трудящихся.

Материальная заинтересованность является эффективным средством для того, чтобы сглаживать возникающие противоречия между интересами коллектива и общества. Материальная поддержка и поощрение действий трудящихся, направленных в общественных интересах, материальная ответственность за действия, идущие вразрез с интересами общества, — такая система материального стимулирования и материальной ответственности важна для закрепления ростков коммунистического отношения к делу. Нельзя, однако, забывать и о негативных явлениях, связанных с организацией материального стимулирования.

Грубейшим извращением социалистических производственных отношений является изображение интересов коллектива как чего–то противостоящего общественным интересам или интересам других коллективов. Различие интересов существует, но их объединяет то, что общественные интересы составляют ядро экономических интересов всех трудящихся. Это единство является определяющим, господствующим моментом и составляет прочную основу для разрешения возникающих противоречий. Если же в какой–либо период наблюдается рост противоречий, то это либо свидетельство того, что коллективами не осознаны их коренные интересы, либо сигнал для общества совершенствовать систему управления, приводить её в соответствие с изменившимися производительными силами. Проблема обеспечения действий трудящихся и коллективов в соответствии с их коренными долговременными интересами составляет важнейшую задачу управления при социализме.

Экономическое управление по форме состоит в приведении действий людей в соответствие с целями субъекта управления, а по существу, заключается в подчинении их действий интересам собственников средств производства. При социализме управление экономикой заключается в том, чтобы в процессе производства обеспечить подчинение действий людей их коренным — общественным интересам. В этом содержание принципа демократического централизма в управлении социалистической экономикой.

Те или иные формы и методы управления определяются в зависимости от того, в каком отношении интересы непосредственных производителей находятся к интересам собственника средств производства. Ясно поэтому, что правильное представление о структуре экономических интересов является совершенно необходимым для организации управления социалистической экономикой. Неверное изображение экономических интересов может вести к подрыву социалистической системы управления, способствовать деформации социалистических производственных отношений.

Особенно опасным было бы сужение экономических интересов личности и коллектива при социализме до их материальных интересов. Это было бы равносильно исключению из состава личных и коллективных экономических интересов целого ряда важнейших интересов, относящихся к коренным экономическим интересам личности и коллектива, являющихся в то же время общественными.

Буржуазные идеологи изображают социализм строем, в котором общественные интересы существуют как нечто чуждое непосредственным производителям, никто лично в построении коммунизма не заинтересован и все понуро бредут вперёд, лишь понукаемые большевистским государством. Исходя из такого представления о социализме, буржуазные советчики предлагают в максимальной степени сократить сферу централизованного планирования и управления, отказаться от директивных и административных методов управления и заменить государственное управление стихийностью товарно–денежных отношений.

Между тем каждый коллектив при социализме в силу своего положения в структуре общественного производства объективно заинтересован во всём, что способствует росту общественного производства и развитию социалистического общества, и общественные интересы входят в круг его экономических интересов, причём не только в качестве составной, но и в качестве основной его части.

При организации управления экономикой необходимо иметь в виду, что действия людей исходят из тех экономических интересов, которые ими осознаны, что осознание общественных интересов идёт не с такой лёгкостью, как осознание материальных интересов. Осознанные же общественные интересы являются интересами, из которых действия людей исходят в первую очередь. Это вытекает из того, что общественные интересы являются в то же время коренными интересами трудящихся, составляющими самую глубокую основу их деятельности в обществе.

Таким образом, общественные интересы, составляющие при социализме ядро личных и коллективных интересов, оказывают решающее, определяющее влияние на всю экономическую жизнь общества. Эти интересы непосредственно присущи каждому трудящемуся и коллективу, а следовательно, выступают они не только в форме общественной воли, выражаемой государством, но и непосредственно как характеристика социалистических производственных отношений, характеристика того положения, которое занимает трудящийся или коллектив в этой системе. Главная задача управления при социализме состоит в том, чтобы обеспечивать приоритет общественных интересов, составляющий экономическое содержание демократического централизма. Соединение централизма социалистического государства с широчайшей инициативой масс обеспечивает проведение общественных интересов с такой полнотой, которая недоступна иному типу централизма, кроме демократического. Демократический централизм есть централизм наивысшего типа, и этот высший тип централизма составляет ядро социалистической экономики.

II. ФОРМЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ЦЕНТРАЛИЗМА

§ 1. Социалистическое соревнование

При капитализме, где интересы собственников средств производства противоположны интересам непосредственных производителей, осознание трудящимися своих объективных экономических интересов представляет угрозу самому существованию этого экономического строя. При социализме, где цели управления вытекают из интересов трудящихся, государство само стремится к повышению сознательности трудящихся масс. Капиталистический менеджер делает ставку на экономическое принуждение. Представитель общественных интересов опирается прежде всего на сознательность, на осознание трудящимися своих объективных экономических интересов. Социализм — строй, который впервые фактически, на деле, признает в трудящемся не только объект управления, но мыслящего, обладающего сознанием субъекта. Экономическое управление в полном смысле слова становится управлением людьми.

Демократический централизм предполагает, чтобы максимальное число работников ясно представляло свои общественные интересы, понимало, что решающим условием улучшения жизни является общая (всех и каждого) забота об общем деле. Требуется больше привлекать рабочих к управлению общественным производством. Важно показывать на исторических примерах и экономическим расчётом, какие результаты давала и может давать забота об общественных интересах, и наоборот, каких экономических выгод лишаются сами же трудящиеся, руководствуясь только личными и коллективными (корпоративными) материальными интересами, пренебрегая общественными. Здесь — громадный резерв повышения эффективности общественного производства, и его использование по мере движения к коммунизму будет усиливаться всё более и более.

Существование у трудящихся общественных экономических интересов порождает соревнование за лучшее удовлетворение этих, общих для всех, коренных интересов. Социалистическое государство поддерживает и организует это соревнование, рассматривая его как один из важнейших методов управления социалистической экономикой, непосредственно использующий общественные интересы миллионов рядовых участников общественного производства.

Новые приёмы и методы работы и организации труда при социализме становятся, благодаря соревнованию сначала моральным, а затем, с помощью государства, и принудительно вводимым образцом. Последнее обстоятельство является особенно важным, поскольку все коллективы, все трудящиеся поднимаются таким образом до уровня передовых, что обеспечивает перевод всей экономики на новый, более высокий уровень. На этом уровне вновь инициатива передовиков рождает новые способы подхода к делу, лучший опыт, благодаря широкой гласности опять становится сначала моральным, а затем благодаря организаторской деятельности государства и принудительно вводимым образцом. Экономика поднимается на ещё более высокий уровень и так далее. Процесс этот идёт непрерывно, благодаря чему обеспечиваются более высокие темпы развития производства и более быстрое решение социально–экономических задач.

Поскольку соревнование построено на осознании трудящимися общности их интересов, на сознательной борьбе за проведение общественных экономических интересов в жизнь, на сознательном распространении и утверждении передовых методов, форм и приёмов их осуществления, постольку организовать соревнование значит прежде всего обеспечить гласность, которая давала бы возможность всем знакомиться с ходом коммунистического строительства во всех ячейках народного хозяйства. Отсюда следует, что огромную роль в организации соревнования, в организации экономической жизни играют при социализме СМИ.

СМИ должны обеспечивать проверку, изучение и широчайшее распространение передового опыта, всесторонне освещать содержание этого опыта, не ограничиваясь лишь сообщением результатов, достигнутых благодаря новым передовым приёмам труда и организации производства. СМИ должны не только показывать передовое, лучшее, но и способствовать искоренению всего отсталого, негодного, занося на «чёрную доску» всех «хранителей старых традиций»; этого требует их роль как могучего орудия воздействия на умы людей в руках передового класса.

Особая роль в организации соревнования вполне закономерно отводится социалистическим обязательствам. Необходимо подчеркнуть, что обязательство по своему существу есть средство включения соревнующихся в общий планомерный процесс производства. Это — заявка соревнующихся социалистическому государству на обеспечение их материальными средствами и организационно–техническими условиями, необходимыми для рождения новых приёмов труда и достижения лучших результатов. В обязательстве указывается, какие результаты, в какие сроки, за счёт чего и при каких условиях соревнующиеся обязуются получить. Совершенно ясно, что никакая инициатива не сможет породить тех средств производства, из которых изготовляется продукция, и если соревнующиеся не обеспечены ими в соответствии с обязательствами, то обязательства ждёт неминуемый провал. Чтобы движение потоков материальных ценностей было сбалансировано, чтобы обязательства были согласованы по средствам и результатам их осуществления, следует основные обязательства принимать в предшествующий составлению плана период и в качестве основных обязательств рассматривать напряжённые планы. Взятые в период выполнения народно–хозяйственного плана, обязательства также должны быть отражены в планах или обязательствах производств и организаций, снабжающих и обеспечивающих соревнующиеся предприятия. Необходима энергия и требовательность со стороны центральных органов, чтобы создать условия передовым коллективам для внедрения передовых приёмов и методов труда.

Соревнование — дело государственное. Оно предполагает централизм социалистического государства, организаторскую деятельность плановых и хозяйственных органов, высокую плановую и вообще хозяйственную дисциплину и, конечно, гласность. Только в этом случае оно будет соревнованием самых широких масс. В организации соревнования особенно ярко проявляется демократический централизм, сочетание широчайшей инициативы масс с централизмом социалистического государства. Без централизма нет соревнования, а без соревнования нет настоящего централизма, смысл которого в том, чтобы обеспечить тесное единство действий участников трудового процесса в осуществлении общественных интересов.

Инициатива и сознательность масс, их активная борьба за осуществление общественных интересов, как выраженных, так и не выраженных планом, — вот на чём основан социалистический экономический строй. Этим определено значение соревнования как могучего средства аккумулировать и направлять социалистическую инициативу. Однако, без плана, учитывающего обязательства, без централизма и хозяйственной дисциплины, без внедрения новой техники, без активной роли руководителей соревнование на современном этапе научно–технического прогресса не может раскрыть всех своих преимуществ.

Хозяйственные руководители обязаны создавать необходимые организационно–технические и экономические условия для высокопроизводительного труда, позволяющие каждому трудящемуся выполнять принятые обязательства, наиболее полно проявлять свои способности. Важно своевременно подмечать и поддерживать всё новое, что рождается творчеством масс, принимать эффективные меры по распространению достижений передовиков и лучших коллективов, постоянно заботиться о повышении уровня профессиональной подготовки рабочих, колхозников, служащих.

Одним из ключевых вопросов организации соревнования является сочетание морального и материального стимулирования. Ударный труд должен и соответствующим образом поощряться. Трудящийся должен чувствовать, что его забота об общественных интересах, его самоотверженный труд общество

ценит высоко и в свою очередь проявляет о нём заботу. Моральное и материальное поощрение должны идти рука об руку. Но бывает и так, что в погоне за планом, сиюминутной выгодой кое–кто делает упор на чисто материальный интерес. Рубль, мол, «всё сделает». И вот становятся системой сверхурочные работы. Премии вместо того, чтобы быть выражением общественного признания успешного труда, рассматриваются просто как прибавка к заработной плате. Да и иные пропагандисты, не утруждая себя осмыслением важных проблем, связанных с ростом народного благосостояния, сводят всю проблему к удовлетворению материальных запросов. Долг партийных организаций — решительно выступать против подобной практики, порождающей иждивенческие настроения, мещанские взгляды на жизнь и труд в социалистическом обществе. Использование всех преимуществ социализма — необходимое условие высоких темпов роста экономики, быстрого повышения производительности труда и эффективности производства, необходимое условие успешного движения вперёд по пути полного уничтожения классов.

§ 2. Директивный план

Реальное функционирование общественной собственности на средства производства имеет место тогда и только тогда, когда производство ведётся в общественных интересах. В условиях производства, принявшего общественный характер, это предполагает выражение требований этих интересов в виде плана, а также реализацию этого плана, обеспечение неукоснительного выполнения заложенных в плане и воплощающих общественные интересы заданий всеми участниками общественного производства. На социалистической стадии коммунистической формации последнее ещё невозможно гарантировать без использования государственного принуждения.

Понятие народно–хозяйственного плана вытекает из того, что он должен, вобрав в себя экономическую необходимость, предопределить развитие экономики. Отражая взаимообусловленность и взаимозависимость экономических процессов, план должен быть в то же время выражением интересов общества. Следовательно, народно–хозяйственный план составляется на основе познания экономической действительности, и прежде всего экономических законов. По форме он представляет собой комплекс взаимосогласованных, взаимоувязанных директивных заданий, в совокупности предопределяющих развитие экономики, причём взаимосогласованность, взаимоувязанность заданий соответствует взаимообусловленности, взаимозависимости экономических процессов. По своему содержанию народно–хозяйственный план является развёрнутым выражением общественных интересов. Таким образом, народно–хозяйственный план есть выражение общественных интересов в директивной форме, в виде комплекса согласованных директивных заданий, определяющих будущее экономическое развитие.

Составление плана, отвечающего общественным интересам, может быть представлено в следующем виде. На первом этапе выясняется множество всех технологически и экономически возможных плановых вариантов развития экономики. На втором этапе из этого множества выбирается оптимальный. Критерий оптимальности, то есть принцип, согласно которому производится сравнение вариантов, — соответствие их общественным интересам. Следовательно, оптимальный план — это план, наилучшим образом отвечающий общественным интересам, которые на социалистической стадии коммунистической формации являются интересами руководителя общества — рабочего класса, выступающего в союзе с крестьянством. Оптимальный плановый вариант развития экономики — наилучший из технологически и экономически возможных. Следовательно, искусственное ограничение использования или полное неиспользование каких–либо присущих социализму методов управления ограничивает множество тех плановых вариантов, из которых выбирается наилучший, и не даёт поэтому оптимального варианта развития.

Без планирования невозможно в полной мере обеспечить развитие экономики в общественных интересах даже при наличии централизации, поскольку отдельные управляющие директивы центра в этом случае попадают в стихию непредвиденных обстоятельств и неучтённых факторов. Не имея под собой прочной научной базы, эти директивы не могут быть настолько детальными, чтобы с возможной на данном техническом уровне полнотой определить будущее экономическое развитие. Это следует из того, что тесная взаимозависимость экономических процессов и их взаимообусловленность как в пространстве, так и во времени требуют и соответствующей взаимозависимости и взаимообусловленности управляющих директив. Только планирование даёт поэтому настоящую централизацию, построенную на принципе демократического централизма. В свою очередь без энергичной деятельности экономического руководства, направленной на безусловную реализацию намеченных планов, без революционной решимости добиться выполнения плана, без использования для обеспечения выполнения плана всего арсенала методов управления, имеющихся в распоряжении социалистического государства, и его силы план перестаёт быть планом и оказывается лишь мечтой, научно выраженной, обоснованной, но всё же мечтой, которая была вполне осуществимой, но так и не осуществилась. Таким образом, общественная собственность существует лишь при наличии планового централизованного управления экономикой. Планомерность является показателем того, что общество достигло такого уровня развития, когда объективная экономическая необходимость выступает по отношению к членам общества уже не как слепая необходимость, а как необходимость, осознанная и выраженная в словах и цифрах. Производство при социализме ведётся целесообразно не только в масштабах отдельных производственных единиц, но и в масштабах всего общества. Цель производства при социализме определяется интересами рабочих и крестьян. Она заключается в таком удовлетворении потребностей людей и развитии их физических и духовных способностей, которое способствует ускорению процесса ликвидации существенных социально–экономических различий, ускорению процесса полного уничтожения классов. Планы направлены на реализацию этой цели и доводятся до субъектов хозяйственной деятельности в виде ясно и чётко сформулированных заданий. Эти планы представляют собой требования общества ассоциированных производителей к своим членам, вытекающие из общих экономических интересов, требования, выраженные с помощью высшей формы общения между людьми — языка — и признающие, следовательно, в исполнителе не просто объект управления, а мыслящего, способного к осознанию выраженной в плане объективной необходимости человека.

Ошибки в планировании возможны, и за них сразу же ухватываются ревизионисты и ренегаты, требуя вместо устранения ошибок и повышения уровня планирования отказаться от централизованного планирования вообще. Эти требования, однако, реакционны по своей сути и показывают полное отсутствие необходимой для решения новых задач революционной смелости и энергии. Социализм — это более высокая форма общественной организации, чем капитализм. Здесь создаётся сложная система тонких организационных отношений, и преимущества этой системы нужно уметь использовать. Вот почему так важно совершенствовать как теорию, так и практику планирования.

Система показателей плана должна быть настолько развитой, чтобы предопределять развитие экономики и направлять это развитие в соответствии с общественными интересами. Стихийность будет уничтожена и заменена целесообразностью, сознательностью, планомерностью лишь в том случае, если плановые показатели охватят все важнейшие пункты, стороны и моменты воспроизводства. Отсюда для планов производства вытекает необходимость по меньшей мере трёх групп показателей, характеризующих затраты, результаты и эффективность производства, соотношение затрат и результатов.

Особое значение при социализме имеют натурально–вещественные показатели, так как производство здесь развивается для удовлетворения потребностей. Важнейшей задачей планирования, важнейшим требованием общественных интересов является обеспечение соответствия производства потребностям.

Так как человек является продуктом обстоятельств и воспитания, то его потребности определены той жизненной обстановкой, в которой он находился и находится, и, в частности, характером потребления. Условия жизни человека в свою очередь определяются уровнем развития производительных сил, характером и степенью развития производственных отношений и местом его в этой системе отношений. Производство под воздействием данных потребностей развивается, изменяет условия жизни людей, а с ними и их потребности.

Жизненная обстановка не сводится только к материальным условиям, а включает и общественные отношения, в которых протекает жизнь человека. Следовательно, революция в производственных отношениях означает и наступающую через некоторое время революцию в потребностях. Кроме того, различным общественно–экономическим формациям даже при одном и том же уровне развития производительных сил соответствуют различные системы потребностей.

Итак, по отношению к потребностям производство является определяющей стороной. Из двух взаимодействующих друг с другом сторон — производства и потребностей — лишь первая является самостоятельной, способной к решительным изменениям при неизменной другой стороне. Вторая же в динамике оказывается продуктом первой как по составу средств для удовлетворения потребностей, так и по структуре, форме и интенсивности потребностей в продуктах того или иного рода.

Без учёта этого невозможно перспективное планирование. Производственные планы, намечаемые на большой срок (5–10 лет), неминуемо отразятся на структуре и интенсивности потребностей и, следовательно, делают необходимым составление не только прогноза и плана производства, но также взаимоувязанного с ними и составленного на их основе прогноза и плана потребностей. Следовательно, уже само составление плана и прогноза производства требует учёта изменения структуры и интенсивностей потребностей по мере роста и развития производства.

В этой связи опять приходится вспомнить теоретиков «рыночного социализма», предлагающих в перспективном планировании ограничиться лишь публикацией трендов, индексов развития, составленных на основе данных о тенденциях изменения конъюнктуры спроса и предложения. Формальная экстраполяция на будущее конъюнктуры сегодняшнего дня — вещь в экономической науке не новая. Этим длительное время занимались в Гарвардском университете, а методы формальной экстраполяции, разработанные там, получили даже специальное название «гарвардских барометров». Кризис 1929 года, никак не предсказанный этими экономистами, нокаутировал их, принеся нашумевшим «гарвардским барометрам» бесславный конец. То, что подобные методы вновь были вытащены на свет, свидетельствует не только о готовности «социалистических» ренегатов принять обветшалые, опровергнутые самой капиталистической действительностью буржуазные догмы. Это ещё и трусливая увёртка от решения огромных, требующих научной смелости задач социалистического планирования и проблем совершенствования централизованного планового управления социалистической экономикой.

Потребности, удовлетворяясь через торговлю, выступают как спрос. Качественное и количественное различие между этими двумя категориями позволяет сделать вывод о том, что согласование структуры производства и потребностей отнюдь не сводится к уравниванию спроса и предложения. Учитывая спрос, хозяйственный центр руководствуется в планировании прежде всего общественными интересами, целью воспроизводства, а не стремлением во что бы то ни стало добиться совпадения спроса и предложения. Если бы задача состояла только в уравнивании спроса и предложения, то в плановой экономике добиться её решения было бы просто: достаточно лишь поднять или опустить цены до уровня, при котором спрос станет равным предложению.

Однако, всё дело в том, что социалистическое государство, руководствуясь целью воспроизводства, идёт и должно идти в отношении ряда продуктов на установление таких цен, при которых некоторое время спрос и предложение не совпадают. Это необходимо делать либо для воздействия на структуру потребностей, приводя её к такой, которая отвечает цели социализма, интересам рабочего класса и колхозного крестьянства, либо для обеспечения социалистического воспроизводства рабочей силы, либо руководствуясь другими законами социализма и его объективной целью.

Таким образом, задача планирования производства в соответствии с потребностями не сводится только к задаче уравнивания спроса и предложения. Потребности и спрос — это две различные категории, и структура спроса зачастую далека не только от той структуры потребностей, которая вытекает из цели социализма и к которой следует стремиться, но и от структуры существующих потребностей. Практика показывает, что спрос является не только функцией потребностей, но и функцией удовлетворения потребностей, зависит от цен, количества денег, имеющегося у населения, и ряда других факторов экономического и неэкономического порядка. Формируя цены и доходы, можно воздействовать на спрос. Воздействуя же на спрос, можно влиять и на потребности.

В этой связи уместно указать, в каком отношении к основному экономическому закону социализма стоит удовлетворение требований моды. Мода предстаёт как непостоянство, свобода в употреблении форм изготовляемых вещей. Однако это такая свобода, которая по отношению к отдельным лицам оказывается «принуждением без объяснения», а для обывателя — необходимостью, которой он не в силах противиться. Поэтому смена моды может быть как положительным, так и отрицательным явлением, в зависимости от того, что является содержанием этой смены и как часто происходит такая смена.

Если срок службы одежды или обуви, находящихся в пользовании человека, подходит к концу, то вполне естественно заменить её новыми, более совершенными, более красивыми и удобными образцами, лучше удовлетворяющими данные потребности. В таком случаесоответствующая мода, воздействуя в этом направлении на покупателя, может играть прогрессивную роль, способствовать осуществлению основного экономического закона. Другое дело, когда мода при социализме вдруг принимает несвойственные социализму формы, например, когда население социалистической страны подвергается влиянию современной буржуазной моды, в смене которой помимо уродливого вкуса отживающего капиталистического мира явственно проступает и желание навязать населению буржуазную систему ценностей и стремление монополистов под угрозой остановки производства добиться быстрого изменения моды и тем самым сбыть другую, «модную» модель. Эта «модная» модель навязывается рекламой независимо от того, служит ли она лучшим средством для удовлетворения потребности, чем существующая. В этом случае приспособление социалистического производства к требованиям такой моды было бы равносильно растрате общественных ресурсов, без чего не может обойтись лишь капиталистическое производство. Это было бы отступлением от цели социалистического воспроизводства, требующей повышения жизненного уровня трудящихся, ликвидации социально–экономических различий, а не удовлетворения всякого возникающего на рынке спроса независимо от его содержания и движущих сил. Понятно, что проблема оказывается не чисто экономической. Однако тот факт, что социалистическое государство несёт в себе не только экономические, но и политические и идеологические функции, служит надёжной гарантией успешного решения этой проблемы в соответствии с целью социализма.

Таким образом, планирование производства в связи с потребностями следует понимать в динамике не как приведение структуры производства в соответствие со спросом и даже не как приведение его в соответствие с имеющимися потребностями, а как приведение и производства, и потребностей к единой, отвечающей цели социализма, общественным интересам, структуре. Разумеется, что это не мгновенный процесс, он развивается постепенно. Структура производства сначала может не совпадать со структурой потребностей, вытекающей из цели воспроизводства, а должна лишь постоянно отклоняться в этом направлении от структуры спроса, будучи в то же время близка к ней. Последнее необходимо, чтобы производство могло вести спрос и потребность за собой, учитывая их инерцию и известную самостоятельность. Поэтому необходимо тщательно изучать наличный спрос населения и тенденции его стихийного изменения. Кроме того, до тех пор, пока хоть какая–либо часть предметов потребления распределяется по труду, до этих пор платёжеспособный спрос будет играть существенную роль в процессах воспроизводства и, следовательно, необходим его учёт в планировании. Необходимость приводить в соответствие структуру производства и потребностей (как непроизводственных, так и производственных) заставляет при планировании и организации общественного воспроизводства учитывать в первую очередь его натурально-вещественный аспект. Эта необходимость диктуется методологией марксизма и на современном этапе является требованием и условием научно–технического прогресса.

Не изучая и не планируя воспроизводства с натурально–вещественной стороны, невозможно выполнить требования основного экономического закона социализма и сделать производство средством для удовлетворения потребностей. Поэтому по мере развития социализма и перерастания его в коммунизм роль планирования в натуральных показателях для организации социалистического воспроизводства в соответствии с его целью будет постоянно возрастать. Это выдвигает плановые задания, определяющие движение натурально–вещественной структуры совокупного продукта, в разряд ключевых показателей народно–хозяйственного плана. От решения проблемы показателей зависит поэтому само существование и развитие социалистической системы хозяйствования.

Планирующие органы используют стоимостные и товарно-денежные формы учёта, контроля и материального стимулирования, но это, во–первых, отнюдь не самостоятельный механизм регулирования, а лишь часть общей системы планового директивного управления, во–вторых, это лишь часть, и притом не решающая часть, социалистической системы государственного учёта и контроля за производством и распределением продуктов.

К показателям, определяющим натурально–вещественную структуру производства, помимо натуральных и по содержанию, и по форме, следует отнести и такие показатели, которые по форме являются стоимостными, но превращаются в непосредственно натуральные простым делением на цену соответствующих продуктов. Кроме того, к ним относятся такие стоимостные показатели (как, например, объём реализованной продукции определённого вида), которые, по существу, являются средством агрегирования продуктов в группы по натурально–вещественному признаку. Центр, не расшифровывая детальную номенклатуру, может указать, например, лишь, что всего станков надо произвести на такую–то сумму рублей. К. Маркс, исследуя общественное воспроизводство, специально подчёркивал необходимость учёта как стоимостных, так и натурально–вещественных его моментов, без чего невозможна организация нормального процесса воспроизводства. Стремление отказаться от натуральных плановых показателей, которое свойственно некоторым горе–экономистам, идёт поэтому вразрез не только с практикой хозяйствования социалистических стран, но противоречит и марксистской методологии. Именно в способности прежде всего учесть натурально–вещественные моменты воспроизводства, а не только стоимостные, видел гениальность Марксовых схем В. И. Ленин ^[116].

Ещё более актуальны эти мысли для общества, идущего к полному отмиранию товарно–денежных отношений. Если стоимостные показатели с переходом на высшую фазу коммунизма могут отмереть, превратившись исключительно в показатели затрат труда и эффективности производства, то необходимые для оптимального балансирования и бесперебойного функционирования общественного производства натурально–вещественные показатели, имеющие решающее значение с момента построения социализма, не только не отомрут, но и получат ещё большее развитие.

Как выше было указано, без натурально–вещественных показателей нельзя согласовать структуру производства и потребностей, а это — одна из стратегических задач народно–хозяйственного планирования, вытекающая из основного экономического закона социализма. Без натурально–вещественных показателей невозможно развивать производство для удовлетворения потребностей, без них, следовательно, невозможен социализм. По мере построения коммунизма в связи с ростом общественного характера производства роль натурально–вещественных показателей будет постоянно расти.

При капитализме нет иных средств стимулирования научно-технического прогресса и повышения качества продукции, кроме конкуренции, которая, хотя и выглядит как «борьба за потребителя», по сути дела является борьбой с потребителем. В социалистической же экономике существует множество высокоэффективных способов обеспечить выпуск качественной продукции, например постоянное, идущее в ногу с научно–техническим прогрессом изменение государственных стандартов, аттестация продукции на качество, соответствующая надбавка к цене, штрафы за некачественность, установление условий о качестве продукции в хозяйственных договорах, социалистическое соревнование и так далее.

Таким образом, без централизованного директивного планирования каждому предприятию номенклатуры продукции невозможно обеспечить и поддерживать не только микро–, но и макроэкономические пропорции в натурально–вещественной структуре общественного продукта, невозможно планомерное управление производством в соответствии с потребностями социалистического общества. Основной экономический закон социализма может быть осуществлён, следовательно, только при условии установления конкретных индивидуальных плановых заданий, задающих натурально–вещественную структуру производства каждому предприятию в отдельности. Это и есть конкретная форма осуществления этого закона в плановом управлении экономикой.

§ 3. Демократический централизм и хозяйственная дисциплина

План обязателен для всех, чью деятельность он согласует с деятельностью других участников планируемого процесса и направляет в соответствии с общественными интересами. Планом называется не перечень благих пожеланий, а комплекс таких внутренне согласованных и взаимообусловленных заданий, которым предстоит воплотиться в реальной экономической жизни. Невыполнение их даже небольшим числом участников планируемого процесса, нарушая необходимую согласованность, ставит под сомнение дальнейшую реализацию плана в целом.

План предполагает соответствие между ним и экономической действительностью в течение планового периода. Это возможно или в случае обязательности плановых заданий, то есть в случае его директивности, или тогда, когда план является лишь прогнозом стихийного развития и вырождается в предварительное отражение независимо от него развивающейся действительности, в которую он не вносит никаких изменений.

Следовательно, план как орудие преобразования действительности, как средство сознательного воздействия человека на экономическую жизнь с целью подчинения её интересам общества может быть только директивным планом. Обязательность планов — не просто свойство, но конституирующее свойство планов, отличающее их от выраженных на бумаге, но не подлежащих реализации идей. План отвечает Марксову материализму, поскольку, будучи отражением познанных законов и воплощением интересов революционного класса, он в результате своего выполнения преобразует действительность и делает её своим выражением.

Обязательность планов, вытекающая из самого их существа, является самым прямым и наиболее ярким выражением принципа демократического централизма. Раз план выражает общественные интересы, то его обязательность обеспечивает приоритет общественных интересов над коллективными и личными, господство коренных, долговременных интересов трудящихся над побочными, сиюминутными, а в этом — главное содержание принципа демократического централизма, в этом — проявление общественной собственности на средства производства.

Обеспеченный планом демократический централизм и в сфере оперативно–хозяйственной самостоятельности не прекращается, поскольку трудящиеся и в этой сфере действуют в общественных интересах. Это следствие того, что план выражает интересы непосредственных производителей и в силу этого развивается и дополняется инициативой масс. Сплавляя в единое целое научное предвидение и опыт миллионов, план обеспечивает единство в основном, коренном, существенном, оставляя простор для разнообразия в подходе к делу, в способах ведения контроля, в конкретном осуществлении как выраженных, так и не выраженных в плане общественных интересов.

Без обязательности выполнения планов и директив центра — нет централизма, а поскольку распоряжения центра при социализме являются выражением общественных интересов — нет централизма демократического. Неподчинение требованиям общественных интересов, выраженным в плане и директивах центра, означает выдвижение в ранг решающих интересов, интересов узкогрупповых, означает полный разрыв с демократическим централизмом, а заодно и с общественной собственностью, так как демократический централизм есть становой хребет общественной собственности на средства производства. «Мы стоим за демократический централизм. И надо ясно понять, как далеко отличается демократический централизм, с одной стороны, от централизма бюрократического, с другой стороны — от анархизма»^[117].

Государственный план является законом. Это означает, что в случае его невыполнения к виновным применяются со стороны государства меры материального, морального, административного или судебного воздействия в зависимости от характера, степени и причин невыполнения. Принуждение, применяемое со стороны социалистического государства, служит выражением решимости революционного класса добиться своих классовых целей, несмотря на анархические привычки или действия (или бездействие) отдельных лиц, несмотря на то, что при социализме ещё не у всех выработана привычка действовать всегда в интересах общества и всегда подчиняться в процессе выполнения плана распоряжениям руководителей и директивам центра. Строжайшая дисциплина в процессе выполнения планов, широчайшее обсуждение в процессе их составления, составление планов в интересах трудящихся — в этом суть принципа демократического централизма в управлении социалистической экономикой.

Дисциплина в процессе исполнения не означает, однако, что, как только план составлен, он перестаёт обсуждаться. Напротив, в ходе выполнения плана вскрываются его положительные и отрицательные стороны, обогащается практика планирования, аккумулируется опыт широких народных масс, всех участников выполнения народно–хозяйственных планов. Однако характерной чертой обсуждения в процессе выполнения плана является то, что это обсуждение не должно мешать выполнению планов, не ставит под сомнение их обязательности, не освобождает несогласных с тем или иным пунктом плана от выполнения этого пункта. Все сделанные замечания учитываются при корректировке планов и при составлении их на следующий период.

В. И. Ленин требовал установления строжайшей ответственности за исполнительские функции. «На суды, — указывал он, — …если они организованы действительно на принципе советских учреждений, ложится… задача обеспечить строжайшее проведение дисциплины и самодисциплины трудящихся… Без принуждения такая задача совершенно не выполнима. Нам нужно государство, нам нужно принуждение. Органом пролетарского государства, осуществляющего такое принуждение, должны быть советские суды. И на них ложится громадная задача воспитания населения к трудовой дисциплине» ^[118].

Уместно здесь вспомнить высказывание Энгельса: «К чему же мы тогда боремся за политическую диктатуру пролетариата, если политическая власть… экономически бессильна. Насилие (то есть государственная власть) — это тоже экономическая сила» ^[119]. Если бы не директивный характер планов, страна победившего социализма не совершила бы того экономического чуда, которое сделало её маяком, притягательной силой в глазах многомиллионной массы трудящихся как в развитых капиталистических, так и в развивающихся странах. И если в этих странах невозможно директивное планирование, то всё же ни одна партия там не может завоевать победы на выборах, не пообещав «планирования» и не назвав планированием составляемые государством программы развития. Название, однако, не может дать высоких темпов роста. Они возможны лишь тогда, когда в результате совершения социалистической революции появится общность интересов в масштабах всей страны и, следовательно, возможность составлять планы, являющиеся выражением общественных интересов и представляющие собой директивы пролетарского государства.

Обязательный характер планов предполагает проверку их исполнения., контроль за ходом их реализации. Проверка и контроль дают ту обратную связь, без которой не может быть управления. Марксисты, будучи прежде всего материалистами, хорошо понимают, что даже очень хороший, научно составленный план есть всё–таки идея будущего развития, а не само развитие, и необходимо постоянное сличение этой идеи с действительностью, если мы хотим добиться реализации поставленных целей. Вот почему В. И. Ленин так много внимания в работах послеоктябрьского периода уделял вопросам учёта, контроля и проверки исполнения.

Для реального выполнения планов они должны быть научно обоснованными и неуклонно проводиться в жизнь. Это требует высокого уровня плановой работы, эффективной, энергичной организаторской деятельности министерств и ведомств и железной хозяйственной дисциплины. Ничто так не подрывает обязательности планов, как их необоснованность, ненаучность. Может ли идти речь о выполнении, если, например, план производства запчастей объединению даётся на 13,9 млн. руб., а выделенные фонды на стальные и чугунные заготовки позволяют изготовить их только на 8,4 млн. руб.? Эти цифры взяты из плана 1972 года объединения «АвтоВАЗ» (г. Брянск). На 1973 год тоже было намечено выпустить запасных частей на 15 млн. руб., а фонд на заготовки сохранился на прежнем уровне — 8,4 млн. руб. От ответственности за такое планирование планирующие органы уходят путём «корректировки» планов в последние дни отчётного года. Так, в конце 1967 года план по запчастям объединению «АвтоВАЗ» был уменьшён на полмиллиона рублей, в 1968 г. — на 2 млн. 564 тыс. руб., в 1969 г. — на 795 тыс. руб., в 1970 г. — на 3 млн. руб., в 1971 г. — на 2,6 млн. руб. Вот тут как раз тот случай, когда меры государственного принуждения следует принять не к исполнителям, а к «корректировщикам». Корректировка планов, разумеется, имеет смысл лишь в том случае, когда плановый период ещё не подошёл к концу и представляет собой такие изменения в плановых заданиях, которые улучшают сбалансированность этих заданий и сохраняют их согласованность по всему народному хозяйству. Корректировка планов учитывает результаты выполнения плана за истёкшую часть планового периода и способствует лучшему выполнению плана, но только при том условии, что корректировка сохраняет достигнутую в процессе планирования взаимоувязанность директив, составляющих план.

Дисциплинированность при социализме в самом широком смысле заключается в том, чтобы не только выполнять планы, наряды и хозяйственные договоры, но и в сфере оперативно–хозяйственной самостоятельности действовать в общественных интересах. Контроль государства за деятельностью хозяйственных звеньев экономики не должен поэтому сводиться лишь к сверке результатов хозяйственной деятельности с показателями планов, а охватывать все аспекты деятельности предприятий, быть контролем всеобщим, всеобъемлющим, универсальным.

§ 4. Хозяйственный расчёт

По мере того, как план завоёвывал себе роль регулятора производства, преодолевался товарный характер производства. Производство становилось непосредственно общественным. А непосредственно обобществлённый труд, как подчёркивал Маркс, означает «форму производства, диаметрально противоположную товарному производству»^[120]. Продукты на социалистических предприятиях производятся не для обмена, а непосредственно для удовлетворения потребностей общества, которые выражены в плане и выступают по отношению к коллективу предприятия в качестве государственных заданий, подлежащих обязательному выполнению.

Государственные задания по номенклатуре и ассортименту, доводимые до каждого предприятия и определяющие натурально-вещественную структуру его выпуска, подчиняют производство основному экономическому закону социализма и прекращают действие стихийных регуляторов производства.

Если выпуск продукции планируется в соответствии с потребностями, то тем самым обеспечен гарантированный сбыт продукции потребителю, для которого она была произведена. Отсутствие же гарантий сбыта является важнейшим элементом стихийного регулирования. Только перепроизводство какого–либо продукта и вызванное этим падение цены может заставить частных производителей сокращать производство данного продукта. Закон стоимости может выступать регулятором производства лишь при условии, что сохраняется свободная конкуренция и у предприятий имеется возможность без ограничений менять объём и структуру своего производства под воздействием изменения цен.

Если же натурально–вещественная структура производства предприятий определена планом, то изменение цены какого–либо продукта под воздействием спроса и предложения уже не может стихийно вызвать возрастание (при росте цены) или убывание (при снижении цены) объёмов его производства. Следовательно, сохранение практики стихийного установления цен под воздействием спроса и предложения теряет свою объективную основу.

В то же время нужды социалистического планового управления требуют централизованного установления цен, причём для подавляющего большинства видов продукции — установления твёрдых цен, то есть неизменных в течение планового периода. Только при этом условии планируемые затраты, результаты и эффективность производства могут получить вполне определённое, фиксированное в данном плановом периоде стоимостное выражение.

Без твёрдых цен стоимостные показатели нельзя использовать даже как плановые показатели затрат труда, поскольку с изменением цен одна и та же величина стоимостного показателя будет задавать различные величины затрат труда. В то же время при твёрдых ценах стоимостные показатели могут использоваться даже для планирования натурально–вещественной структуры производства и придавать дополнительную гибкость планированию. Появляются полунатуральные показатели, которые по форме являются стоимостными, но превращаются в натуральные простым делением на цену соответствующих продуктов. Кроме того, появляются такие стоимостные показатели (как, например, объём реализованной продукции определённого вида), которые в то же время являются средством агрегирования продуктов в группы по натурально–вещественному признаку, средством планового распределения всей массы общественного труда по укрупнённым группам конкретного труда. Твёрдые цены — показатель того, что общество покончило со стихийным регулированием, что роль регулятора производства взяло на себя социалистическое государство.

Превращение цены в один из инструментов планирования непосредственно общественного производства подтверждает, что коренное изменение характера производства не ведёт непременно к уничтожению всех тех форм хозяйствования, которые выработаны человечеством в условиях товарного производства. И это вполне объяснимо. Социализм есть продукт всего предшествующего развития человечества. Банки, например, уже в условиях капитализма из посредников в финансовых операциях выросли в органы общественного счетоводства. Социалистический переворот, требующий перенесения счетоводства на всё общество, придания ему всеобъемлющего характера, уничтожил товарное содержание банковских операций, но не мог не сохранить и не развить банки как аппарат учёта и контроля за производством и распределением.

Следует заметить, что вообще те или иные формы хозяйствования существуют не по воле того или иного лица, а в силу объективной необходимости. Они исчезают, уступая место другим лишь в том случае, когда необходимость в них перестаёт существовать. А существует ли необходимость в использовании товарно–денежных и стоимостных форм в социалистическом хозяйстве?

Достаточно принять во внимание тот факт, что средства производства при социализме непосредственно используются коллективами отдельных предприятий (объединений). Поэтому производственные коллективы имеют возможность влиять на характер использования закреплённых за предприятием средств производства. Экономическая теория, равно как и экономическая история, учит, что если никаких противодействующих факторов нет, то средства производства из объекта хозяйствования могут превращаться в объект собственности. Экономическое развитие Чехословакии в 1968 г. подтвердило эту истину.

Государственный план, доводимый до каждого предприятия и определяющий его производство с натурально–вещественной стороны, — вот главное средство, ликвидирующее возможность превращения средств производства из объекта хозяйствования в объект собственности производственных коллективов. Вот почему мы говорим: плановое централизованное управление экономикой в общественных интересах — ядро отношений общественной собственности на средства производства.

План, однако, не может во всей конкретности предопределить деятельность предприятия, и проблема обеспечения действий коллектива предприятия в общественных интересах одним лишь планированием не снимается. Необходим контроль и учёт всеобщий, всеобъемлющий, универсальный, исключающий использование средств производства вопреки общественным интересам и гарантирующий поэтому общественную собственность на средства производства не только в основном и коренном, но и в полной мере.

Существует, следовательно, объективная необходимость в учёте и контроле, в сравнении затрат и результатов и в использовании всех форм, которые решают эту задачу. Помимо прямого учёта и контроля объективно необходимо поэтому использовать и те формы, которые выработаны человечеством в лоне товарного производства, но могут служить для решения специфически социалистических задач. Учёт затрат труда — это такая сторона закона стоимости, которая с уничтожением его как закона товарного производства не только не исчезает, но, напротив, только при социализме получает действительно всеобъемлющий характер, действительно полное развитие.

Использование товарно–денежных и стоимостных форм, выработанных товарным производством, для нужд социалистического учёта и контроля порождает хозяйственный расчёт. Хозяйственный расчёт предполагает обособление предприятий по затратам и результатам, учёт и сравнение затрат и результатов в стоимостной форме на каждом предприятии в отдельности и является в то же время инструментом организации материального стимулирования. Необходимость в материальном стимулировании — вторая, порождающая использование товарно–денежных и стоимостных форм, черта социализма. Хозяйственный расчёт, таким образом, — это определённый способ использования товарно–денежных и стоимостных форм для учёта затрат и результатов хозяйствования и организации материального стимулирования. Однако не следует забывать, что всякая форма содержательна. Использование стоимостных и товарно–денежных форм несёт отпечаток своего товарного происхождения, и с уничтожением директивного планирования и управления эти формы способны быстро наполняться прежним, товарным содержанием. Тогда социалистический их характер отступает на задний план, чтобы впоследствии исчезнуть вовсе.

Хозяйственный расчёт обеспечивает использование материальных интересов трудящихся для стимулирования развития производства в общественных интересах. Когда общественные интересы ещё не выражались в виде народно–хозяйственного плана и директивное управление ещё не получило присущего социалистической экономике развития, мы имели хозрасчёт нэповского типа. Хозрасчёт социалистического типа возник лишь с установлением планового централизованного управления и является формой хозяйствования, обеспечивающей использование материальных интересов в целях выполнения централизованных заданий государственного плана. О хозрасчёте нэповского типа В. И. Ленин в 1921 г. писал: «Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчёт неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой, и в ближайшем будущем этот тип станет преобладающим, если не исключительным» ^[121]. Хозяйственный расчёт нэповского типа перерастал в хозяйственный расчёт социалистического типа по мере вытеснения капиталистических и товарных начал и создания всеобъемлющей системы государственного планирования и управления. Хозяйственный расчёт социалистического типа окончательно сложился только к концу второй пятилетки. Он предполагает объединение всего народного хозяйства государственным планом в единый механизм и преодоление в основном обособленности интересов.

Хозяйственный расчёт, как было сказано, предполагает стоимостную оценку производимой на социалистических предприятиях продукции, централизованное установление цен. Эти цены дают стоимостное выражение затратам, результатам и эффективности производства предприятий и служат в руках государства одним из важнейших рычагов централизованного управления. Для организации социалистического хозрасчёта необходимы неизменные в течение определённого планового периода цены. Те цены, по которым предприятия реализуют производимую продукцию, включая и предметы потребления, устанавливаются, как правило, на таком уровне, который обеспечивает предприятиям возмещение затрат на производимую продукцию и получение прибыли. В то же время, цены, по которым предметы потребления приобретаются населением, должны быть установлены исходя из других принципов: из социалистического закона воспроизводства рабочей силы, из задачи формирования потребностей, из решения определённых социально–экономических задач.

Противоречие между этими двумя группами требований устраняется благодаря тому, что государство является посредником между производством и потребителями и может поэтому обеспечить реализацию потребителям продукции по ценам иной структуры и уровня, чем те, по которым реализуют продукцию предприятия. Поэтому при социализме существует две системы цен на предметы потребления: система розничных и система оптовых цен. Предприятия сдают предметы потребления государственным сбытовым организациям по оптовым ценам, а через государственные магазины население приобретает их уже по розничным ценам.

Социалистическое государство, являясь посредником между производством и потребителями и организатором производства, является в то же время представителем потребителей. Это играет решающую роль для подчинения производства интересам удовлетворения потребностей трудящихся в соответствии с общественными интересами. Централизованное управление экономикой, и, в частности, централизованное установление цен, позволяет гасить ещё возможные при социализме попытки поставить материальные интересы коллективов предприятий выше интересов потребителей производимой ими продукции.

Одно из требований хозрасчёта — построение такой системы цен, которая делала бы нужные обществу продукты рентабельными. Нельзя, однако, предполагать, что когда–либо все продукты каждого предприятия будут одинаково рентабельными. С точки зрения увеличения объёма прибыли, на предприятии среди рентабельных продуктов всегда будут более и менее «выгодные». В этих условиях, чтобы сохранить и приумножить те преимущества, которые связаны с возможностью установления твёрдых цен, чтобы не лишить цены их социально–экономических функций, чтобы исключить при этом «исчезновение» нужных продуктов, необходимо по всем нужным обществу, но не самым «выгодным» для предприятий изделиям либо указывать конкретно, «что и сколько произвести», либо запретить их снятие с производства без санкции центральных органов. Чтобы использовать преимущества высоких темпов развития, нельзя обойтись без конкретных указаний предприятиям, какие из «выгодных» продуктов, в каком количестве, для кого и к какому сроку они должны произвести обязательно. На основе этих плановых указаний поставщики и потребители заключают договоры, конкретизирующие условия поставки. Только на этой основе возможно свойственное социализму решение в исторически короткие сроки крупнейших социально–экономических задач.

Одной из важнейших сторон хозрасчёта социалистического типа является социалистический учёт и контроль. Материальное стимулирование играет по отношению к плану подчинённый характер, и его использование определено государственным планом. Это — стимулирование в рамках плана, стимулирование лучшего выполнения государственных плановых заданий. В таком качестве хозрасчёт является средством связать удовлетворение личных и коллективных материальных интересов с выполнением государственного плана, привязать личные и коллективные материальные интересы к общественным экономическим интересам, а методы материального стимулирования — к директивным и административным методам.

Без плана, без директивных и административных методов хозрасчёт не может являться средством реализации основного экономического закона социализма и теряет свой специфически социалистический характер. Это связано с тем, как убедительно показывает А. Ерёмин, что стоимостный эффект деятельности ячейки далеко не всегда совпадает с натурально–вещественными потребностями общества. А. Ерёмин пишет: «При социализме, который, конечно, не является разновидностью товарного хозяйства, хозрасчётное обособление вызывает специфические противоречия. Производство в отдельной ячейке (как и в обществе в целом) не имеет целью производство стоимости или избытка стоимости над затратами… Однако сама обстановка хозрасчётного хозяйствования делает синтетический стоимостный итог хозяйственной деятельности автоматически определяющим благосостояние отдельных членов коллектива ячейки и всего его в целом» ^[122]. Обеспечение планомерного функционирования всего народно–хозяйственного целого необходимо требует сознательного контроля за тем, чтобы противоречия между хозрасчётными интересами ячеек производства и общественными интересами разрешались не в ущерб общественным.

Преодоление противоречий хозрасчёта происходит прежде всего за счёт планового определения структуры производства с натурально–вещественной стороны. В плане может быть указан не только вид и объём производимого продукта, но и нижняя граница его качества сразу по большому числу параметров, то есть общественные потребности могут быть выражены с той подробностью, глубиной и однозначностью, которые недоступны для стоимостных категорий. Потребность не сводится к стоимости, не растворяется в ней, это самостоятельная категория и ей должно быть дано самостоятельное выражение. Такое выражение и дают ей натуральные (номенклатура, ассортимент) и агрегированно–натуральныеные (объём реализованной продукции) показатели государственного плана. Нельзя забывать, что стоимостные показатели могут иметь одну и ту же величину при самых различных сочетаниях производимых на предприятии продуктов и не предопределяют поэтому натурально–вещественной структуры производства объединения или предприятия. Без планового задания натурально–вещественной структуры производства нет, следовательно, развития производства для удовлетворения потребностей и, следовательно, нет социалистического хозрасчёта.

Итак, хозрасчёт социалистический есть хозрасчёт, построенный на плане и ориентирующий материальные стимулы на выполнение плана и директив центра. Это хозрасчёт, предполагающий и усиливающий централизм.

Рассмотрим в заключение ещё один важный момент в организации управления. Даже на самых нижних уровнях управления, как мы отмечали выше, возможно возникновение противоречий между стоимостным и натурально–вещественным аспектами воспроизводства. Даже в применении к предприятию нельзя сказать, что его цель — максимальное превышение доходов над расходами. Цель предприятия — удовлетворение общественных интересов, как выраженных, так и не выраженных в государственном плане, удовлетворение потребностей общества наиболее эффективным образом. При социализме конечный пункт производства — удовлетворение общественных потребностей — становится не только результатом, но и целью производства, что находит своё отражение на всех уровнях управления. В то же время в условиях индивидуального и общественного воспроизводства эта цель проявляется по–разному. На уровне предприятия натурально–вещественные аспекты воспроизводства уже определены плановыми заданиями по номенклатуре и ассортименту, и одной из важнейших задач является поэтому задача превышения доходов над расходами на запланированную продукцию, эквивалентная при этих условиях задаче экономии затрат труда. На высших же уровнях управления, где формируется государственный план и устанавливаются цены, задача состоит в одновременном формировании натурально–вещественной и стоимостной структур производства в общественных интересах, и степень превышения доходов над расходами уже никак не может являться решающим показателем работы органов управления.

К. Маркс специально обращал внимание на то, что анализ воспроизводства в целом следует начинать с рассмотрения его натурально–вещественных аспектов, с выяснения характера потребностей и средств их удовлетворения и что согласование натурально–вещественных и стоимостных аспектов воспроизводства является решающим моментом в осуществлении процесса воспроизводства. Эта мысль для практики управления на макроуровне имеет особую важность, так как здесь несогласованность между стоимостными и натурально–вещественными аспектами воспроизводства грозит весьма серьёзными нарушениями нормального хода воспроизводства, перебоями в снабжении предприятий и населения необходимыми продуктами и тому подобным.

На этом уровне управления задача максимального превышения доходов над расходами, характерная для хозрасчёта, может входить в серьёзные противоречия с задачей обеспечения потребностей народного хозяйства, обеспечения определённой натурально–вещественной структуры продукции отраслей. В этом — одно из отличий воспроизводства на макроуровне от воспроизводства на микроуровне. Было бы неправильно не считаться с этим отличием и при решении вопроса о том, переводить или не переводить министерства на хозяйственный расчёт. Поэтому трудно согласиться с Б. В. Ракитским, что «хозрасчёт министерства был бы самым действенным рычагом в перестройке стиля их работы»^[123]. Это можно заявлять только в том случае, когда предполагается отказ от директивного управления со стороны министерств и от подчинённого значения материальных стимулов для деятельности руководящих работников.

При социализме необходимо полностью использовать все возможности хозяйственного расчёта, и, в частности, его возможности в области учёта и контроля. По меткому выражению академика В. С. Немчинова, «карман, конечно, один, но кошельки должны быть разные». Нельзя, однако, забывать, что существование хозрасчёта обусловлено также необходимостью использовать в первой фазе коммунизма материальное стимулирование, и по мере ослабления этой необходимости будет ослабевать и значение хозрасчёта. Сохранится и разовьётся при коммунизме лишь та его сторона, которая представляет собой сегодня учёт затрат труда, социалистический учёт и контроль.

Поэтому хозяйственный расчёт нужно совершенствовать. Но было бы неверно считать совершенствование хозрасчёта единственной или главной магистралью совершенствования системы управления экономикой социализма. Лицо системы управления при социализме определяется директивным планированием и управлением. Поэтому при полном использовании возможностей хозрасчёта главное внимание должно быть уделено совершенствованию директивного планирования, директивных и административных методов управления, социалистического учёта и контроля и развитию на этой основе социалистического соревнования, инициативы и самодеятельности масс в реализации общественных интересов. Только при этом условии хозяйственный расчёт сохранит свой социалистический характер и в комплексе с другими формами осуществления демократического централизма послужит эффективным средством социалистического управления.

§ 5. Система методов управления социалистической экономикой

Правильная классификация методов управления в системе государственного планового управления социалистической экономикой зависит от верного понимания соотношения между экономическим базисом и политической надстройкой.

Марксизм–ленинизм учит, что государство как таковое, то есть политическое государство, есть категория надстроечная. Это аппарат для проведения политики господствующего класса. Поскольку политика класса есть концентрированное выражение его экономических интересов, постольку государство — это такая организация принуждения, которая обеспечивает подчинение всего общества экономическим интересам господствующего класса. Степень и масштабы использования принуждения определяются тем, в каком отношении интересы экономически господствующего класса находятся к интересам других классов и социальных групп общества и какова сила сопротивления этих классов и социальных групп осуществлению интересов господствующего класса.

С установлением диктатуры пролетариата, когда государство стало проводником интересов рабочего класса, выразителя коренных интересов трудящихся и эксплуатируемых, класса, наиболее полно и последовательно заинтересованного в построении коммунизма, с уничтожением эксплуататорских классов и социальных причин, их порождающих, начался процесс отмирания государства. Этот процесс протекает тем интенсивнее, чем интенсивнее сокращаются социально–экономические различия между людьми, ибо с сокращением социально–экономических различий уменьшаются различия в интересах, усиливается их общность, а с уменьшением различий в интересах и усилением их общности ослабевает необходимость в принуждении для проведения интересов господствующего класса. С достижением полного социального равенства необходимость в классовом принуждении отомрёт, а вместе с этим отомрёт и соответствующий аппарат — государство.

Процесс отмирания государства как такового сопровождается тем, что оно выполняет всё больше экономических функций по организации социалистического хозяйства. Но это, конечно, не означает, что социалистическое государство перестаёт быть политической надстройкой. Государствокак таковое, пока оно ещё существует, остаётся организацией надстроечной, и только с учётом этого факта может быть рассмотрен вопрос о его экономических функциях в социалистическом хозяйстве. В то же время именно потому, что государство — организация надстроечная, было бы методологически ошибочным пытаться из одного лишь понятия государства выводить и только под этим углом зрения анализировать его экономические функции. К верному пониманию экономических функций социалистического государства можно подойти только на основе изучения качественных особенностей экономического базиса коммунистической формации, первой фазой которой является социализм.

Коммунистическая общественно–экономическая формация есть, как известно, формация, основанная на крупной машинной индустрии и общественной собственности на средства производства. Она возникает в результате революционного превращения производства, принявшего развитый общественный характер, в непосредственно общественное производство, то есть в производство, непосредственно осуществляющееся в общественных интересах. Обобществление производства на деле заключается в том, чтобы подчинить весь его ход общественным экономическим интересам, что в условиях общественного характера производства может быть достигнуто только посредством планового управления экономикой из единого центра, когда «все отрасли производства будут находиться в ведении всего общества, то есть будут вестись в общественных интересах, по общему плану и при участии всех членов общества» ^[124]. В этом — реальное содержание общественной собственности на средства производства. Для осуществления общественной собственности необходимо, таким образом, чтобы всё общественное производство подчинялось общественным экономическим интересам, а реальными отношениями собственности являются те производственные отношения, которые обеспечивают такое подчинение, прежде всего отношения планового централизованного управления в общественных интересах. Значит, отношения планового централизованного управления экономикой в общественных интересах придают соответствующую направленность всем другим производственным отношениям и составляют поэтому становой хребет реальных отношений общественной собственности.

Было бы поэтому серьёзной ошибкой считать, что лишь с отмиранием государства возникнет экономический центр по руководству народным хозяйством. Напротив, с возникновением экономического центра по управлению социалистическим хозяйством только и начинается активное, сознательное, целенаправленное формирование экономических условий отмирания государства. В. И. Ленин выступал за «настойчивое проведение централизации хозяйственной жизни в общенациональном масштабе» ^[125] и социализм рассматривал как «единую фабрику». Такое понимание социализма позволяет сделать очень важный вывод. Точно так же, как отношения управления фабрикой являются экономическими, ибо они обеспечивают кооперацию труда в масштабах фабрики, экономическими, базисными, производственными отношениями являются отношения планового централизованного управления производством коммунистической формации. Эти отношения обеспечивают кооперацию труда в масштабах общества в целом, существуют объективно и являются производственными в силу самого определения производственных отношений. Ведь производственные отношения — это такие отношения, в которые люди вступают, чтобы производить. А чтобы производить по–коммунистически, то есть в общественных интересах, чтобы способ производства был коммунистическим, необходимо вступать в отношения планового централизованного управления экономикой из единого центра. Это отношения, которые завязываются между центром и производственными ячейками, «цехами» той огромной фабрики, какую представляет собой производство коммунистической формации.

При рассмотрении вопроса об экономических методах управления необходимо держаться принципа историзма. Экономическими по отношению к данному экономическому строю называются такие методы, которые внутренне присущи экономическим отношениям управления этого строя. При капитализме отношения директивного управления могли считаться экономическими только на уровне отдельного капиталистического предприятия, отдельной капиталистической монополии. С установлением общественной собственности, когда кооперация труда распространилась на всё общество и экономическими стали отношения управления всей экономикой в целом, директивные методы управления из единого экономического центра получили экономический характер. Более того, теперь это важнейшие экономические методы управления. Что же касается методов материального стимулирования, то, будучи внутренне присущими отношениям планового управления в первой фазе коммунизма, они отмирают с наступлением его второй, высшей фазы вместе с отмиранием распределения по труду. Если в первой фазе коммунизма экономическими методами являются директивные методы, методы материального стимулирования и социалистическое соревнование, то во второй фазе коммунизма директивные методы и социалистическое соревнование будут исчерпывать собой арсенал экономических методов управления.

Классовый характер общественных экономических интересов придаёт классовый, политический характер и экономическому управлению. Деятельность по управлению экономикой при социализме не может не носить поэтому политического характера. В силу того, что общественные экономические интересы при социализме имеют классовый характер и суть интересы передового, рабочего класса, субъектом экономического управления может быть только рабочий класс в лице своего сознательного авангарда — Коммунистической партии. В этом состоит экономическая роль Коммунистической партии в социалистическом обществе.

Классовый, политический характер экономического управления в первой фазе коммунизма превращает деятельность по управлению экономикой в экономическую политику и делает необходимым совмещение экономического и политического центров. Так как общественные интересы по своему классовому характеру суть интересы передового, рабочего класса, а аппаратом для проведения интересов экономически господствующего класса, как известно, является государство, только государство может выполнять при социализме роль экономического центра. В. И. Ленин, имея в виду переходный от капитализма к социализму период, писал: «Государственная власть перестаёт быть паразитическим аппаратом, стоящим над производственным процессом; она начинает превращаться в организацию, непосредственно выполняющую функции управления экономикой страны» ^[126].

Мы видим, таким образом, что взаимоотношения между экономическим базисом и политической надстройкой в социалистическом обществе имеют принципиально новые черты. При рабовладельческом строе, феодализме, капитализме надстройка как бы парит над базисом, находясь лишь в общей зависимости от него, и её функции сводятся лишь к охране сложившихся производственных отношений, в которых само оно непосредственного участия не принимает. В высшей, монополистической стадии капитализма государство начинает вступать в экономические отношения с капиталистическими монополиями, оказывая на них посредством регулирования цен, налогов, процента за кредит, системы заказов определённое регулирующее воздействие, но тем не менее экономическая жизнь развивается, в общем и целом, независимо от деятельности политического центра. И лишь при социализме, на первой ступени развития коммунистической формации, когда кооперация распространяется до пределов общества в целом и в число производственных отношений входят отношения управления экономикой из единого центра, государство, оставаясь центром политическим, одновременно выполняет и функции экономического центра. Происходит тесное сплетение политики и экономики. Политика, которую призвано проводить социалистическое государство, есть концентрированное выражение экономических интересов рабочего класса, который выражает коренные интересы всех трудящихся, так что деятельность политической надстройки, в общем и целом, определена экономическим базисом. В то же время, поскольку экономическая деятельность носит классовый и, следовательно, политический характер, все экономические отношения буквально пронизаны политическим содержанием, и любой, не только крупный, но и мелкий экономический вопрос может принять и принимает политическое значение. Так, любое отступление от общественных экономических интересов, любое нарушение их есть не только отступление от общественной собственности и ослабление её, но это также отступление и от государственных интересов и ослабление руководящей роли рабочего класса и Коммунистической партии в обществе. Напротив, последовательное и полное осуществление общественных экономических интересов в экономике есть не только укрепление общественной собственности, но и укрепление руководящей роли рабочего класса и его партии в обществе. Вот почему партия решительно выступает против ведомственных и местнических тенденций, против любых попыток поставить интересы отдельной группы или коллектива работников выше интересов общества в целом, за последовательное проведение демократического централизма, ибо социалистический демократизм требует обеспечения господства в экономике коренных интересов большинства трудящихся. В этом суть политического подхода к решению экономических, хозяйственных задач. Тот факт, что государство, то есть политический центр, выполняет при социализме одновременно и роль экономического центра, означает, что при социализме политика способна оказывать и оказывает самое непосредственное воздействие на экономику.

Только с полным уничтожением классов экономический центр управления производством коммунистической формации сбросит государственную форму и предстанет непосредственно в виде чисто экономического органа. Это будет. Но история показывала уже не раз, что попытки забегания вперёд, попытки подменить решение задач сегодняшнего дня постановкой будущих задач сводятся к самообману и затушёвыванию самых насущных, актуальнейших проблем и противоречий современной жизни общества. Это не может не вести к самым серьёзным отрицательным последствиям как в теории, так и на практике.

Поэтому хотя коммунисты за построение бесклассового общества, а скорее, именно потому, что за построение бесклассового общества, коммунисты отвергают проповедь бесклассовости и надклассовости, как чрезвычайно мешающую делу коммунистического строительства, а неклассовый подход к анализу общественных явлений в условиях, когда классы ещё остаются, осуждают как мелкобуржуазный и ревизионистский. Хотя коммунисты за отмирание государства и наше марксистско–ленинское учение выдвигает цель уничтожения всякого насилия над людьми, коммунисты в интересах отмирания государства, в интересах приближения этого момента выступают за укрепление социалистического государства, полное использование его возможностей как аппарата для неуклонного проведения общественных интересов, так как это одна из решающих гарантий того, что процесс отмирания государства будет действительно происходить.

Как же выглядит система государственного планового управления социалистической экономикой? Основу этой системы составляет государственный народно–хозяйственный план. Он развивается директивами, направленными на выполнение плана. Директивы, как входящие, так и не входящие в план, дополняются административными распоряжениями и указаниями, призванными обеспечить выполнение директив. В сфере оперативно–хозяйственной самостоятельности действия трудящихся направляются в общественных интересах с помощью социалистического соревнования и методов материального стимулирования.

Директивные и административные методы состоят в том, чтобы на основе изучения хода экономических процессов, и, в частности, хода выполнения планов, сформировать и довести до исполнителей необходимые для успешной реализации общественных интересов управляющие команды, проверить их выполнение и, в случае невыполнения по вине исполнителей, принять меры государственного принуждения. Директивные и административные методы по форме тождественны и отличаются лишь по значимости управляющих команд: директивы определяют задачи, общее направление и общий ход процесса, а административные указания, распоряжения детализируют директивы и направлены на их выполнение. Директивы и административные распоряжения, подкрепляемые авторитетом власти, когда они экономически обоснованы, представляют собой наиболее прямое и непосредственное выражение общественных интересов.

Социалистическое соревнование как метод управления не предполагает прямых указаний центра. Оно основано на том, что осознание общности интересов рождает состязание в лучшем удовлетворении этих интересов, и это есть косвенный метод управления, использующий общественные интересы.

Если задание даётся в прямой форме, но предполагает только материальную ответственность, мы имеем дело с прямым методом материального стимулирования. Косвенные методы материального стимулирования, как и социалистическое соревнование, не предполагают прямых заданий и лишь ориентируют деятельность коллективов в направлении, определённом общественными интересами.

Систему планового управления социалистической экономикой нельзя рассматривать как конгломерат, механическое соединение различных, органически не взаимосвязанных приёмов и методов регулирования экономических процессов. Напротив, это есть система диалектически взаимообусловленных и, таким образом, органически взаимосвязанных элементов (мер, приёмов, методов) сознательного, целенаправленного управления экономическими процессами в общественных интересах на основе использования в хозяйственной практике объективных экономических законов социализма.

Подчеркнём, что правильное понимание соотношения методов управления неразрывно связано с выяснением роли плана в социалистической экономике и системы его показателей, места хозяйственного расчёта. Нельзя ожидать правильного понимания системы методов управления от тех, кто объективно выступает против планового централизованного управления экономикой, кто, по существу, ставит под вопрос само существование планирования при социализме. Форма выражения может быть при этом самой различной, и некоторые авторы по форме рассуждают как люди, признающие необходимость планирования, но не признающие всего лишь тех или иных форм этого планирования. Так появляются выступления против натуральных и полунатуральных показателей, индивидуальных плановых заданий, напряжённости и обязательности планов, попытки представить план не выражением в директивной форме общественных интересов, а всего лишь регистратором складывающихся хозяйственных ситуаций. У некоторых авторов распространённым стало противопоставление центральных для социалистической экономики и тесно связанных с директивным планированием директивных и административных методов методам материального стимулирования. Первые объявляются неэкономическими не только по названию, но и по существу. Последние изображаются только в розовом свете. Вот характерное высказывание Я. А. Кронрода: «Административное руководство не считается с наличием противоречий между общественными и коллективными, коллективными и личными интересами, обязывает предприятие вопреки его интересам заниматься деятельностью, нужной обществу, а работника — деятельностью, необходимой предприятию, безотносительно к тому, насколько это соответствует его личным интересам. Во многих случаях эти задания или совсем не выполняются, или их реализация даёт очень мало эффекта, ибо вместо экономического побуждения действуют только административные рычаги»^[127]. Этим высказыванием, по существу, отвергается приоритет общественных интересов над коллективными и личными.

Необходимо подчеркнуть, что как директивные и административные методы, так и методы материального стимулирования, будучи неотъемлемыми элементами социалистических производственных отношений, являются экономическими методами управления. Что же касается их формы, то она является административно–правовой как у одних, так и у других. Государственный характер управления делает административными все используемые государством методы управления.

К вопросу о том, какие методы считать экономическими, а какие — нет, следует подходить со всей ответственностью. Здесь прежде всего требуется историческая точка зрения. Экономическими методами для данной системы отношений являются такие, которые ей внутренне присущи, составляют неотъемлемые элементы базисных отношений управления.

С этих позиций и директивные и административные методы являются при капитализме экономическими лишь в пределах капиталистического предприятия, капиталистической монополии и неэкономическими для народного хозяйства в целом. При социализме, когда план охватывает всю экономику и содержанием этих методов становятся интересы непосредственных производителей материальных благ, они являются важнейшими экономическими методами управления.

III. РАЗВИТИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ЦЕНТРАЛИЗМА — ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ УПРАВЛЕНИЯ ЭКОНОМИКОЙ

Социалистическое воспроизводство может существовать как социалистическое и развиваться в соответствии со своей имманентной целью лишь при условии существования центра, осуществляющего научное предвидение, планирование, контроль за ходом воспроизводства, использующего рассмотренные выше средства управления, чтобы превратить всё народное хозяйство в единый организм и направить его к цели социалистического воспроизводства. На социалистической стадии коммунистической формации этим центром может быть только государство как орган господствующего класса.

Одной из важнейших функций социалистического государства является планомерное приведение производственных отношений в соответствие с производительными силами, и прежде всего совершенствование системы отношений управления. Марксистский подход требует твёрдого усвоения той истины, что законы социализма есть законы сознательно, централизованно управляемой экономики, что в экономике другого типа они не действуют. Марксистский подход непримиримо враждебен подходу, основанному на представлении о том, что может существовать социалистическая экономика, которая управляется законами рынка.

§ 1. Социалистическая экономика и рынок

К. Маркс, исследуя тенденции развития производительных сил, доказал, что производство ещё при капитализме приобретает общественный характер, но, скованное капиталистическими производственными отношениями, оно не находит себе признания как общественное производство. Только социализм как строй, характеризующийся прежде всего непосредственно общественным характером труда и производства, обеспечивает господствующей тенденции к росту общественного характера производства возможность действительно свободного, действительно бурного и полного развития. Непосредственно общественный характер труда и производства — главная, доминирующая, конституирующая черта социалистических производственных отношений. К. Маркс писал: «В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов… индивидуальный труд уже не окольным путём, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда» ^[128]. На нетоварный характер социалистического производства указывал и В. И. Ленин. Ещё в дооктябрьский период он подчёркивал, что «для организации крупного производства без предпринимателей нужно, во–первых, уничтожение товарной организации общественного хозяйства и замена её организацией общинной, коммунистической, когда бы регулятором производства был не рынок, как теперь, а сами производители, само общество рабочих» ^[129]. Об этом же писал Ленин и в период строительства социализма: «Государственный продукт — продукт социалистической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политикоэко–номическом смысле, во всяком случае не только товар, уже не товар, перестаёт быть товаром» ^[130]. Говоря о сущности социализма, Ленин писал: «Что касается социализма, то известно, что он состоит в уничтожении товарного хозяйства… Раз остаётся обмен, о социализме смешно и говорить» ^[131]. Слово «обмен» неприменимо к тем случаям, когда встречное движение материальных благ происходит в рамках одной и той же собственности по заранее составленному плану и согласно воле собственника, когда предприятия, передавая друг другу продукты, являются лишь конкретными исполнителями этой воли. А раз неприменимо слово «обмен», то в точном смысле неприменимо и слово «товар». Маркс писал: «Чтобы данные вещи могли относиться друг к другу как товары, товаровладельцы должны относиться друг к другу как лица, воля которых распоряжается этими вещами» ^[132]. Это же, имел в виду и Энгельс, говоря: «Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями» ^[133]. Товарное производство — это «производство обособленных производителей, связанных между собою рынком» ^[134], в то же время социалистическое производство — это производство ассоциированных производителей, связанных между собой единым планом и общественной собственностью на средства производства. Обособленность социалистических предприятий всецело относительна, их единство — абсолютно. Социалистическое предприятие вовсе не является «изолированным, обособленным производителем» ^[135], который хозяйничает «отдельно и независимо от других, на свой лично риск и страх» ^[136]. Напротив, все социалистические предприятия, вместе взятые, образуют, по выражению Ленина, «единую фабрику», а разделение труда между ними как раз потому и не ведёт к их обособленности, что социализм не является типом товарного хозяйства. В. И. Ленин указывал специально, что разделение труда в обществе ведёт к обособлению производителей только в обстановке товарного хозяйства ^[137].

Итак, согласно марксистскому пониманию, социалистическое производство является непосредственно общественным по своему характеру. Это наиболее общая, сущностная характеристика социалистического производства, его важнейшая черта. На признании этой истины базировалась вся практика строительства социализма, в том числе и использование товарно–денежных отношений. На развитии этой фундаментальной характеристики социалистической экономики основывается вся практика коммунистического строительства, и, в частности, совершенствование системы управления экономикой. Развитие централизации в управлении экономикой — прямое порождение и выражение непосредственно общественного характера производства и господствующей тенденции к дальнейшему росту его общественного характера. Использование товарно–денежных отношений, а также товарно–денежных и стоимостных форм не меняет и не может поменять этой главной, определяющей характеристики социализма. Социалистическое производство кажется, представляется, только выглядит товарным, имеет вид товарного производства в силу широкого использования товарно–денежных и стоимостных форм. К сожалению, это очень часто приводит к недоразумениям. Видимость принимается за существо социалистической экономики, и за являющимися формами не усматривают нетоварных основ социализма.

§ 2. Современный ревизионизм

Опасность приписывания социализму товарного характера состоит в том, что такое его понимание в больших или меньших масштабах неизбежно порождает ревизионистские искажения социализма, и прежде всего искажение социалистической системы управления. Эти искажения — лишь развитие тезиса о том, что социализм есть тип, разновидность товарного производства. Как прежде народники, современные ревизионисты «хотят товарного хозяйства без капитализма»^[138] или делают вид, что хотят. Ревизионистские выводы появляются, конечно, с социалистическими ярлычками и подаются на социалистическом блюдце с марксистской приправой. Но это сути дела не меняет. Ревизионизм тем и отличается от откровенно буржуазных выступлений против марксизма–ленинизма, что все свои положения выдаёт за творческое развитие марксистской теории. Вот, например, как использовал социалистическую фразеологию главный теоретик «рыночного социализма». Он писал, что некоторые пропагандисты, дескать, истолковывая в желаемом духе его взгляды как отход от социалистической экономики, как отказ от социалистического планирования и возврат к капиталистическим товарным отношениям, даже как постепенный переход к капиталистическому предпринимательству, игнорируют тот факт, что он говорит о социалистических товарно–денежных отношениях, о социалистическом рынке и социалистических предприятиях, и что в этом, дескать, фундаментальное различие между его системой и капиталистической. Однако практика показала цену этих звучащих внешне по–социалистически фраз. К чему привёл отказ от централизованного управления производством и переход к регулированию производства при помощи рекомендованного О. Шиком «социалистического рынка» уже хорошо и всем известно.

Для борьбы с ревизионизмом следует иметь в виду, что ревизионисты всегда паразитируют на реальных проблемах. Причём по поводу самых современных вопросов они умудряются повторять самые обветшалые догмы буржуазной науки, лишь слегка переиначивая их на коммунистический лад. Поэтому сложных задач для них не существует. Как только перед социалистической экономикой встают новые проблемы, они с быстротой, присущей людям, имеющим готовые решения на все случаи жизни, вытаскивают бережно хранимый ими старый, засаленный рецепт стихийного рыночного механизма и предлагают его в качестве простого и универсального средства. Соблазниться «простотой рыночного механизма» — значит отказаться не только от решения возникших проблем, но вместе с имманентными социализму формами управления от всех его преимуществ и от самого социализма. Совершенствовать управление при социализме можно лишь на пути совершенствования присущих плановому хозяйству методов и форм, прежде всего на пути совершенствования централизованного планового управления, на пути укрепления и развития демократического централизма.

Правильное понимание сути социализма необходимо не только с чисто теоретической стороны. Социализм — строй, сознательно управляемый. Политическая экономия лежит в основе экономической политики социалистического государства и является теоретическим оружием правящей Коммунистической партии. Всякая серьёзная ошибка поэтому грозит нежелательными последствиями для экономики как основы общества и, следовательно, для социалистического общества в целом. Если громко кричать об обособленности интересов и на этом основании разобщить предприятия, то появится и разобщённость интересов, о которой кричали. Если начать с уничтожения приоритета общественных интересов в теории, то может оказаться, что через определённое время этот приоритет будет уничтожен и на практике. Если внедрять в сознание людей представление о товарном характере социалистического производства, то при последовательном развитии и применении этой концепции оно может и в самом деле потерять свой непосредственно общественный и, следовательно, социалистический характер.

Господствующей общественной связью между социалистическими производителями является плановое управление, охватывающее производство, движение и распределение продуктов. Продукт производится не для обмена, а для удовлетворения потребностей трудящихся. Основная масса продуктов при социализме производится на общественных предприятиях, с помощью общественных средств производства и за общественный счёт. Из процесса производства эти продукты выходят как собственность общества. Движение их от одного общественного предприятия к другому не сопровождается сменой собственников продуктов и в точном смысле слова не может быть поэтому названо обменом, ибо обмен есть взаимная и взаимообусловленная передача принадлежащих субъектам продуктов.

Если быть точным, нельзя называть обменом перемену мест, совершаемую продуктами по воле собственника и в рамках одной и той же собственности. Не может считаться товарным обменом в прежнем представлении и распределение среди работников государственных предприятий предметов потребления, ибо тогда придётся согласиться, что, получая от общества предметы потребления как товар, работник обменивает на них как товар свою рабочую силу. В самом деле, ведь акт передачи материальных благ от общества работнику не может быть товарным обменом только с одной стороны, со стороны общества.

§ 3. Товарные формы при социализме

Что же касается движения «денежных» средств от общества работнику (в виде зарплаты) и обратно (в виде платы за получаемые предметы потребления), то оно, представляя собой форму организации распределения, опосредует передачу работнику предметов потребления, соответствующих его доле в фонде распределения по труду. Относительная величина этой доли выражается отношением заработной платы работника к сумме цен предметов потребления, образующих фонд распределения по труду.

Товарная форма отношений между социалистическими государственными предприятиями, между государством и работниками государственных предприятий есть, во–первых, следствие использования для организации учёта и контроля за производством и распределением продуктов тех товарно–денежных форм, которые выработаны в рамках предшествующих социализму форм производства, во–вторых, — следствие существования товарно–денежных отношений между: а) государством и колхозами; б) государством и населением, производящим продукты в личном подсобном хозяйстве; в) между трудящимися, производящими продукты в личном подсобном хозяйстве, и другими членами общества. Следует иметь в виду, что в СССР было свыше 33 тыс. колхозов и миллионы личных подсобных хозяйств. Так что масштабы использования товарно–денежных отношений нельзя недооценивать. В-третьих, эта товарная форма есть следствие того, что на движение материальных ценностей при социализме и вообще на производство оказывают влияние личные и коллективные материальные интересы работников, а в сфере оперативно–хозяйственной самостоятельности наблюдаются нередко явления, свойственные товарному производству. Эта товарная форма является следствием того, что социализм есть коммунистический строй, только ещё выходящий из недр капитализма. Будучи более высокой ступенью исторического развития, он, с одной стороны, воспринимает те формы хозяйствования, которые развиты капитализмом, но могут быть освобождены от частного и эксплуататорского характера их использования, а с другой стороны, носит ещё во многих отношениях печать того строя, отрицанием которого он является. Таким образом, при социализме есть товарное производство. Товарно–денежные отношения при социализме используются очень широко, но не они определяют существо социализма. Социализм не является типом товарного производства. «Социалистическое производство, — пишет А. Ерёмин, — представляет собой первую ступень непосредственно общественной, планомерной формы общественного производства. Оно ликвидирует товарный характер общественного производства и ставит весь „материальный процесс производства“ под сознательный, планомерный контроль общества» ^[139]. Будучи первой ступенью непосредственно общественной, планомерной формы производства, социализм уничтожает товарное хозяйство сперва только в государственном секторе, которое становится, по существу, нетоварным, затем всё более преобразует в нетоварные отношения между государством и колхозами и имеет тенденцию по мере роста производства в государственном и колхозном секторах ликвидировать товарное производство в личном подсобном хозяйстве. Диалектика перехода к полному коммунизму состоит в последовательном усилении роли и значения нетоварного по сути хозяйства и преодолении остатков товарного производства при социализме.

Подчеркнём, что товарно–денежные формы являются формами социалистического учёта и контроля лишь при условии безраздельного господства плана. Практика событий в Чехословакии, в СССР и других странах показала, что с ослаблением планового централизованного управления до такой степени, что самостоятельность предприятий превращается в независимость их от общества, товарно–денежные формы наполняются чисто товарным содержанием. Отдельные, свойственные товарному производству явления становятся не отдельными, а преобладающими, движение материальных ценностей становится обменом, а обмен продуктов — господствующей связью между производителями. Производство становится товарным. Опасность принятия на вооружение концепции о товарном характере социалистического производства в том и состоит, что она, будучи реализована на практике, способна превратить прежде социалистическое, непосредственно общественное производство в товарное, в переходное от социализма к капитализму, и послужить, таким образом, в качестве орудия реставрации капитализма.

С уничтожением или ослаблением централизованного управления уничтожается или ослабляется ведущая роль государства в экономике как субъекта общественной собственности на средства производства, разрушается или подрывается общественная собственность как основа социализма. Вместе с ослаблением руководящей роли государства в экономике ослабляется руководящая роль Коммунистической партии и рабочего класса, поскольку партия, рабочий класс руководят экономикой посредством государства. Экономика — фундамент общества, и если правящая Коммунистическая партия потеряет своё влияние на экономику, то она легко может утратить и руководство в обществе в целом. Вот почему выступления против централизма должны быть подвергнуты самой решительной и доскональной критике, вот почему критике должны быть подвергнуты не только прямые, но и косвенные, завуалированные атаки на централизм, вот почему необходимо вскрывать и обнажать все попытки подорвать государственное плановое управление экономикой, независимо от того, из каких соображений исходят их авторы и что ими руководит. Атаки на централизм по своему объективному смыслу суть атаки на экономическую роль социалистического государства как субъекта общественной собственности на средства производства. Нападки на централизм неизбежно оказываются нападками на руководящую роль Коммунистической партии.

Дело, однако, не только в том, что выступления против централизма при определённых условиях способны подорвать социализм или лишить его важнейших преимуществ. Основная масса экономистов понимает, чем чревато ослабление централизма. Нам хотелось бы особо подчеркнуть здесь другой аспект вопроса. Нельзя получить серьёзных улучшений на пути совершенствования централизованного управления, если внимание учёных не сосредоточено на этой проблеме, если делаются настойчивые попытки повернуть это внимание в противоположную сторону.

Очищение экономической теории от ошибочных, а иногда и прямо враждебных взглядов, идей и теорий есть необходимое условие дальнейшего развития экономической науки как основы сознательного управления процессом социалистического воспроизводства, условие объединения научных сил на решении узловых, перспективных вопросов экономической теории и экономической политики, условие дальнейшего быстрого и последовательного движения вперёд.

§ 4. Совершенствование методов и приёмов демократического централизма

Экономическая наука призвана дать решение возникших задач, которое было бы действительно решением, использовало бы все преимущества и возможности социализма, опиралось бы на весь арсенал предоставленных социализмом методов управления, отводя каждому из средств управления такое место и такую роль, какие вытекают из их характера. Главная цель совершенствования системы управления — сосредоточение всех органов управления, и в первую очередь центрального руководства, на решении вопросов интенсификации, повышения эффективности производства: использование для этой цели методов оптимизации, директивных методов, материальных и моральных стимулов; организация по этим вопросам социалистического соревнования; всемерное развитие инициативы трудящихся.

Одновременно центральные органы должны освободиться от решения тех вопросов, которые в связи с ростом масштабов производства и изменением его технической базы пришлось отнести к разряду второстепенных. А чтобы и эти вопросы решались в интересах народного хозяйства, нужно расширить использование таких средств управления, с помощью которых из центра можно воздействовать на сферу оперативно–хозяйственной самостоятельности — рычагов материального стимулирования и социалистического соревнования.

Необходимо иметь в виду, что расширение оперативно–хозяйственной самостоятельности отнюдь не тождественно сужению централизации. Централизм при социализме не прекращается в сфере оперативно–хозяйственной самостоятельности, ибо расширение самостоятельности в оперативных вопросах само по себе не означает ослабления ответственности за выполнение директив центра, за соблюдение общественных интересов.

Социалистическое государство, контролируя выполнение директив, следит за тем, чтобы самостоятельность использовалась в общественных интересах, а не вопреки им, чтобы случаи отступления от общественных интересов выявлялись, предавались самой широкой огласке и самым строжайшим образом пресекались. Государство, используя все имеющиеся в его распоряжении средства, воспитывает у хозяйственников привычку самостоятельно действовать в общественных интересах.

Необходимо укреплять и развивать демократический централизм, исследовать связанные с этим проблемы, и только на этом пути исследователей ждут настоящие открытия, глубокие теоретически и ценные практически.

Приложение 8. ОТ ТРУДОВОЙ СТОИМОСТИ К ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

По работе В. Г. Долгова, В. Я. Ельмеева, М. В. Попова «Выбор нового курса», 1991 г.

I. ОТХОД ОТ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ

Вспомним, с чем вступала наша страна в 80‑е годы. На слуху были успехи в науке и технике, литературе, балете, спорте. Советский Союз преуспевал в освоении космоса, продолжалось укрепление обороноспособности державы, развивались новые территориально–производственные комплексы, был достигнут весьма высокий уровень добычи всевозможных ресурсов, особенно нефти и газа. Многое делалось в просвещении и образовании, в обогащении духовной жизни народов великой страны. Однако всё острее чувствовалось, что в обществе накапливаются негативные проблемы и тенденции. Под прикрытием провозглашённой доктрины «развитого социализма» набирал силу процесс социального расслоения общества. Рабочие, колхозники, инженерно–технические работники, служащие, учителя, врачи, военные вкладывали свои силы, знания, нервы, здоровье, умение в производство, сельское хозяйство, образование, науку и культуру. Это проявлялось во всё большем количестве добытого сырья, выплавленного металла, выработанной электроэнергии, выращенного урожая, разработанных образцов новой техники, обученных школьников и подготовленных студентов и так далее, но собственная жизнь трудящихся к лучшему существенно не изменялась: им всё больше не хватало ни времени, ни средств для удовлетворения потребностей собственной деятельности и развития своих детей. Целые регионы, дающие гигантские объёмы топлива, руды, леса, чугуна, стали, цветных металлов, техники, стройматериалов, зёрна, мяса, оказались в тяжелейшем экологическом состоянии, при остром дефиците всего и вся, включая предметы первой необходимости. Именно здесь всё наглее выпускала когти преступность и в нищете задыхались культура и искусство.

В то же время формировались социальные группы и целые слои, представители которых имели в избытке богатейший набор благ и возможностей для удовлетворения своих безмерных потребностей и прихотей. Накапливались материальные и денежные богатства, полным ходом шёл грабёж общественной собственности. В её порах, высасывая кровь трудового народа, действовали ловкие предприниматели и спекулянты, организаторы подпольных производств, взяточники и очковтиратели. Особенно хорошо себя чувствовали те, кто был причастен к распределению потребительских благ и услуг по общественным каналам. Это была самая «сливочная» сфера народного хозяйства. Здесь сталкивались интересы многих общественных сил.

Особенно тревожное положение складывалось с эффективностью производства. Господствующий экономический стоимостной механизм стимулировал сугубо затратныйспособ хозяйствования. Многие показатели нацеливали общественное производство на получение «вала», который был тем больше, чем больше было затрат — и сырьевых, и трудовых. Затраты всё более и более становились самоцелью. Кроме безрассудного растранжиривания всех видов ресурсов такая система хозяйствования обрекала страну на отставание в главном — в реализации достижений научно–технического прогресса. Прогресс не нужен затратному хозяйственному механизму, ибо по своей сути приводит к экономии затрат, прежде всего человеческого труда. Новая техника и технологи, принося «головную боль» производственникам, снижали стоимостные объёмы работы со всеми вытекающими отсюда последствиями: сокращением фонда заработной платы, премий и прочих фондов и лимитов. Достижения науки и техники приходилось буквально с боем проталкивать, пробивать, преодолевая всяческие противодействия. В целом сопротивление было столь сильным, что большинство отечественных новинок и изобретений, не признанных в стране, реализовывались за рубежом. Примеров тому бесчисленное множество: от способа непрерывной разливки стали до организации труда по типу «бригад качества». В итоге производство всё более и более устаревало, искажалась структура экономики, она неуклонно превращалась в «самоедскую», бездушную, бесчеловечную машину, поглощающую природу и самих людей.

Опасные тенденции старения (в прямом и переносном смысле) охватили КПСС. Партия, с одной стороны, связала себя по рукам и ногам хозяйственными делами, с другой — её всё сильнее сковывали бюрократизм и чинопочитание. Многие её структуры всё последовательнее работали на самих себя, на собственное расширенное воспроизводство. В партию заметно сократился добровольный приток рабочих, крестьян, интеллигенции. Партия теряла свою социальную базу, что равносильно утрате самого смысла существования партии. Её деятельная, созидательная жизнь словно замерла, внутрипартийная демократия была сведена лишь к некоторым ритуальным моментам, съездам, заседаниям, торжествам, приёмам, встречам. В КПСС как во властную структуру, как в правящую партию стремились и зачастую попадали по карьеристским, деляческим соображениям. Эти принципы во всё возрастающей мере становились определяющими в кадровой политике. Наиболее ценными качествами считались исполнительность, почитание старших по должности, начётничество и формализм, умение угождать. Вверх, вплоть до высшего руководства партии, пробивались, как правило, самые «способные», самые «одарённые» прежде всего этими качествами, проявлявшие в корыстных битвах и интригах недюжинные талант и изворотливость.

В теории господствовала и выдавалась за достижение марксизма–ленинизма концепция «развитого социализма» с общенародными государством и партией, затушёвывавшая реальные противоречия в движении нашего общества, оправдывавшая застой и косность, глушившая любую оригинальную общественную мысль. А страна нуждалась в новых концепциях развития общества, в совершенствовании социального регулирования.

Новое политическое руководство во главе с М. С. Горбачёвым, уловив настроения народных масс, провозгласило необходимость перемен в управлении экономикой, развития демократии и гласности, совершенствования политической структуры и обогащения духовной жизни общества. Обновление и перестройка рассматривались как средства совершенствования социализма, устранения негативных наслоений и его разного рода искажений, как условие раскрытия огромных преимуществ и возможностей социалистического строя.

Уже в июне 1985 г., по признанию М. С. Горбачёва, «первой после апрельского Пленума программной акцией нового руководства Советского Союза» стало обсуждение на крупном совещании в ЦК КПСС проблем структурной перестройки экономики на основе научно–технического прогресса. Результатом обсуждения стала разработка новой инвестиционной и структурной политики. Во главу угла ставилось техническое перевооружение предприятий и качественная масштабная модернизация машиностроения.

«Социализм — живое творчество масс» — эта ленинская формула зазвучала в выступлениях, докладах, на встречах с трудящимися. Универсальными средствами включения народа в активный политический процесс объявлялись борьба с бюрократизмом, развитие самоуправления, усиление заинтересованности трудящихся в высокоэффективном труде, осуществление принципов социальной справедливости, использование критики и самокритики, проведение политики демократизации и гласности. Было принято в принципе необходимое решение, направленное на предотвращение спаивания собственного народа и борьбу за здоровый образ жизни.

Уже в 1986 г. прирост промышленного производства составил 4,9%, то есть на ⅓ выше, чем среднегодовой прирост в предыдущей пятилетке, и наиболее высокий с 1977 года. Производительность труда в промышленности в целом увеличилась на 4,6% при плановом задании 4,1%. Произведённый национальный доход в 1986 г. вырос на 4,1% при плане 3,9%. Произошёл заметный натуральный прирост продукции сельского хозяйства; на 5,2 млн. м2 по сравнению с 1985 г. возросли объёмы жилищного строительства и увеличилось число объектов социально–бытового и культурного назначения. Короче говоря, появилась надежда на реальное улучшение жизни советских людей.

Отчего же правильные и так необходимые инициативы не принесли ожидаемого результата? Начинаний хороших и нужных, прогрессивных идей было предложено немало, однако в 90‑е годы страна вступила в состоянии, близком к разрухе, в полыхании межнациональных конфликтов, в распаде исторически сложившихся экономических, политических, духовных связей, составлявших основу Союза. Чтобы понять причины столь негативного итога благих намерений и починов, необходимо проанализировать, невзирая на лица, ход реализации выдвинутых инициатив и попытаться понять, что стояло за многочисленными крутыми поворотами, переменами, переломами в идеологии, политике и экономике.

Итак, что такое Перестройка? В чем её смысл? Уже в 1987 г. перестройка становится не средством, а целью, символом бесконечных и повсеместных перемен. Вообще приём на вооружение понятия «перестройка» оказался весьма удачным и в политическом, и во всяком ином смысле. Ею стали прикрывать прежде всего непоследовательность, а то и просто неумение работать, постановку всё новых и новых задач. При этом оказывалось вовсе не обязательным доводить до конца «старые» дела и инициативы. Зато уже широко рекламировались новые «пионерные» начинания — интенсивные технологии, бригадный подряд, фермерство. Перестройкой прикрывался такой феномен, как безответственность. А дискуссии вокруг новых проблем снимали в общественном сознании вопрос об ответственности за неосуществление ранее принятых решений.

Именно под прикрытием перестройки в общественное сознание привнесли целый арсенал благоизобретенных с помощью «нового мышления» догм и предрассудков, стоящих в одном ряду с концепцией «больше — меньше». Эти талмудистские догмы перестроечной поры служат инструментом размывания социалистических ценностей в индивидуальном и общественном сознании. Широкое распространение этих догм было не случайно. Оно — следствие хронической недооценки партией необходимости постоянной и кропотливой теоретической работы, масштабных аналитических исследований. В результате многие коммунисты подпадали под влияние разного рода ложных доктрин. На этих догмах выросла целая армия таких «борцов» за перестройку, которые привели в действие новые разрушительные силы, а саму перестройку превратили в ещё одну сверхдогму, не подлежащую критике и широко разрекламированную многими архирадикальными «теоретиками» и публицистами.

Склонность к громким фразам — весьма характерная черта кабинетных революционеров. «С оппортунизмом, — говорил В. И. Ленин, — нельзя бороться, само собою разумеется, посредством одних программ, а только посредством неуклонного наблюдения за тем, чтобы они действительно проводились в жизнь. Самая крупная, роковая ошибка обанкротившегося II Интернационала состояла в том, что слово не соответствовало делу, что воспитывалась привычка к бессовестной революционной фразе» ^[140].

Курс на абстрактную, бессодержательную перестройку, дезориентировал партию и общество. Он позволил активным противникам социализма хорошо замаскировать свои разрушительные действия, углубил застой и вверг страну в острейший, теперь уже не локальный, а общенациональный кризис.

Идеологическим фоном для этого послужила рождённая в элитарных кругах власти, не имеющая исторического оправдания концепция, противопоставляющая объективные интересы трудящихся классов и общечеловеческие ценности. Ради ложно понятых общечеловеческих ценностей, в условиях борьбы за правовое государство и истинную демократию в стране ныне гибнут люди различных национальностей, сотни тысяч человек становятся беженцами, обрекаются на убогую жизнь миллионы представителей рабочего класса, крестьянства, интеллигенции. Всему обществу навязываются интересы и ценности отдельных групп, слоёв, которые стремительно переросли в класс, эксплуатирующий народ, торгующий его достоянием. Под флагом общечеловеческих интересов в сознание людей внедряются по существу классовые, а именно буржуазные, интересы, их проводниками, как и ранее, выступают люди без идей, без характера, без политики, без чести, без совести, живое воплощение растерянности филистеров, защищающих по–ренегатски «демократию» вообще, то есть на деле защищающих буржуазную демократию.

Методология «здравого смысла», «перестроек», «проб и ошибок», взятая на вооружение сторонниками «нового мышления», изначально не предполагала никаких моделей. Да и о каких моделях, теориях, исследованиях может идти речь, когда надо было просто непрерывно перестраиваться. И такое, говоря словами Б. Курашвили, «безмодельное обновление социализма стало всё больше приобретать характер его отрицания». В то же время создавались особые, льготные условия для проникновения в советскую социалистическую экономическую систему моделей хозяйствования, рассчитанных на интересы капиталистических монополий. Не случайно в советчики президенту навязывался небезызвестный М. Фридман, автор «шоковой терапии», применённой впервые хунтой в Чили. Характерно, что экономическая наука и практика в высших эшелонах государственной власти, в том числе и в Верховных Советах СССР и РСФСР, были представлены односторонне — главным образом теми, кто прежде по долгу службы больше занимался западной экономикой, нежели теми, кто разбирался в проблемах социалистического производства.

Не случайно результатом указанной односторонности явилось почти безраздельное господство в средствах массовой информации догмы о рынке как якобы универсальном механизме регулирования экономических отношений в обществе, о рыночном хозяйстве как некоем новом варианте светлого будущего, хотя на самом деле уже первые шаги по пути реализации этой догмы привели к ухудшению жизни миллионов людей, всех народов Союза, к превращению нашей страны в мирового аутсайдера, к её распаду на отдельные экономические зоны, эксплуатируемые легко внедряющимся в них иностранным капиталом. Сегодня очевидно всем: навязанный рынок является по существу средством решения экономических проблем за счёт народа, а не способом достижения социальной справедливости, благом для всех людей.

Альтернативу разоряющей страну нацеленности производства на стихию рынка представляет ориентация предприятий на удовлетворение потребностей народа, на потребительную стоимость. Вывод экономики из кризиса возможен был только на основе научно–технического прогресса, за счёт кардинальной переориентации производства на удовлетворение конкретных потребностей людей, а хозрасчёта — со стоимостного вала и прибыли на снижение цен создаваемых предметов потребления, на экономию труда от использования произведённых средств производства. Проведение такой действительно радикальной экономической реформы позволило бы трудящимся, трудовым коллективам стать хозяевами плодов научно–технического прогресса, умножающего результаты их собственного труда.

Сокращение рабочего и увеличение свободного времени при росте общественного богатства — условие социального прогресса, в котором участвует не кучка избранных, а весь трудовой народ.

Не меньший, а, пожалуй, больший «вклад» в разгул анархии и развал Союза как мировой державы внесла шумная кампания по передаче власти от партии Советам. Не секрет, что этот лозунг, разоруживший КПСС, был выдвинут теми, кто стремился устранить Коммунистическую партию с политической арены. Но в политике пустот не бывает, и жизнь жестоко мстит тем, кто забывает об этом. Те, кто провёл в свою пользу выборы от общественных организаций, под лозунгом «передачи власти от партии к Советам» осуществили и окончательное отстранение трудящихся от власти; произошёл захват Советов партиями — политическими выразителями интересов главным образом нетрудовых слоёв общества. Эти партии, разумеется, не повели дело к улучшению жизни народа, социальной справедливости, повышению эффективности производства. Там, где власть фактически находится в руках мелкобуржуазных партий, уровень жизни катастрофически снижается, царят политическая нестабильность, преступность, коррупция, национализм.

Вдобавок была придумана и реализована система выборов от общественных организаций, предоставляющая отдельным «нужным» лицам самую развращающую привилегию — привилегию на власть, которую оказалось возможным не завоёвывать честным служением народу и соответственно авторитетом у него, а получать просто на основании Положения о выборах. Однако и многие другие депутаты, победившие на территориальных выборах, в большинстве своём были не менее оторваны от народа, от своих трудовых коллективов, и поэтому они быстро превратились в «парламентариев», к тому же принимающих недействующие законы.

При отсутствии научно обоснованной концепции развития, то есть практически без руля, при игнорировании интересов, потребностей, желаний и воли трудового народа, не имея системы власти трудящихся, образно говоря — без ветрил, улавливающих движущие силы масс, в стране под знаком перестройки постепенно взяли верх регрессивные процессы, которые привели к политическому, экономическому и нравственному кризису.

Была создана инфраструктура легального грабежа: псевдокооперативы, совместные предприятия, банки. Вопросы регуляции рынка, социальной защиты трудящихся лишь декларируются. Ими никто не занимается всерьёз. В социальной сфере происходит ликвидация социальных завоеваний трудящихся — гарантируется лишь право на жизнь, но без гарантированного права на труд, отдых, жилище, образование, здравоохранение. В идеологии взяло верх мелкобуржуазное теоретизирование, торгашеская система идеалов и ценностей, которые трактуются как общечеловеческие. Классовый анализ общественных явлений и процессов не только игнорируется, но и изгоняется из обществоведения, вместе с ним изгоняемым стало и само обществоведение. В культуре идёт интенсивная пропаганда западного образа жизни при явном, часто вовсе не скрываемом пренебрежении к собственным национальным культурным ценностям и традициям. В политике налицо полное забвение ведущей роли рабочего класса, обострение национальной розни, ликвидация Советской власти, замена её буржуазным парламентаризмом. Разрушается всё: производственные связи и система распределения, правопорядок и дисциплина, культура и искусство, наука и образование. Рушатся самые основы жизни общества. Таковы некоторые результаты волюнтаристской экономической политики, вступающей в резкое противоречие с законами общественного развития, пытающейся игнорировать прогрессивную тенденцию к обобществлению производства. Курс на разобщение, обособление, приватизацию реакционен, ибо он губителен для современного общества, поскольку порождает острейшие социальные, политические и межнациональные конфликты и ввергает страну в состояние экономической разрухи.

II. ЧТО ГОВОРИТ ТЕОРИЯ?

Источником многих бед и ошибок, допущенных в период перестройки, является субъективизм в теории, постоянно переходящий в субъективизм на практике, и наоборот. В чём же проявился субъективизм в перестроечные годы?

Почти с самого начала перестройки руководители возложили вину за сложившуюся ситуацию на своих предшественников — на ошибки прежнего руководства (Н. С. Хрущёва, Л. И. Брежнева).

Часто источник кризиса усматривали в авторитарной, командно–бюрократической системе, которая «деформировала социалистическую идею», привела к «отчуждению человека от собственности и власти», то есть причина переносится с базиса (экономики) на надстройку, связывается лишь с субъективным фактором (ошибками руководства и тому подобным).

Обычно утверждалось, что застой не имел отношения к законам ни собственно социалистического, ни товарного производства; он якобы возник только как следствие неверных решений, слабости политической воли, неглубокого понимания потребностей и перспектив развития общества, а в конечном счёте как результат неумения (или нежелания) полнее раскрыть и использовать возможности социалистического прогресса.

Склонность видеть главные причины современных проблем в экономической и социальной сферах только в ошибках людей (главным образом руководителей), в их неумении правильно оценить те или иные явления и вовремя принять решение — это чистейший субъективизм. Субъективист, признав нечто желательным или нежелательным, всё внимание обращает на условия осуществления желательного или устранения нежелательного. Им не допускается даже мысль об объективном характере процесса развития общества, и потому ему не остаётся ничего другого, как говорить только о разных уклонениях от «желательного», о «дефектах», случившихся в истории вследствие того, что люди были не умны, не умели хорошенько понять то, что требуется, не умели найти условия осуществления разумных порядков. «Ясное дело, — писал В. И. Ленин, — что основная идея К. Маркса о естественно–историческом процессе развития общества в корне подрывает эту ребячью мораль, претендующую на наименование социологии» ^[141].

Субъективизм на практике, в оценках истинных причин кризиса во многом обусловлен сложившейся ситуацией в советском обществоведении. В работах многих теоретиков эпохи застоя и перестроечной поры объективным процессам и законам развития общества была противопоставлена субъективная, сознательная деятельность, и тем самым свойственное марксизму–ленинизму материалистическое понимание истории как естественноисторического процесса было искажено деятельностным, субъективным подходом. При этом социальный мир был искусственно разделён на мир объективный, состоящий из «немых», безличностных производительных сил и производственных отношений, и мир субъективный — область человеческой сознательной деятельности и её носителей — людей.

Такого рода представления в духе неокантианства в своё время подверг критике В. И. Ленин. Их носителем в России был, в частности, Н. К. Михайловский, предложивший субъективный метод в обществознании. В. И. Ленин выступил прежде всего против тезиса о том, что люди, их деятельность образуют особую область общественных явлений, противостоящую области явлений естественноисторических, и поэтому якобы для исследования первой области требуется особый, субъективный метод. Этот метод исходит из того, что объективное движение исторических событий происходит вне деятельности живых личностей. В. И. Ленин как материалист исходил из того, что общественные отношения и исторические условия, ход вещей и событий как раз и слагаются из деятельности людей, а не есть особый поток, движущийся помимо их действий и отношений. «История вся и состоит, — писал он, — из действий личностей, и задача общественной науки состоит в том, чтобы объяснить эти действия», — так что указание на «право вмешательства в ход событий» «…сводится к пустой тавтологии» ^[142].

Научный подход к истории предполагает признание того, что объективные законы, управляющие действиями и отношениями людей, являются «законами их собственных общественных действий», что речь идёт не о независимом существовании этих неизвестно откуда появившихся законов от людей и их деятельности, а о независимости этих законов лишь от общественного сознания, воли и чувств людей.

Это хорошо видно при анализе законов конкуренции капиталов. Конкуренция есть не что иное, как осуществление имманентных законов капитала, то есть капиталистического производства, когда каждый капитал и соответственно капиталист выступают по отношению друг к другу как судебные исполнители этих законов. По отношению к отдельным капиталистам имманентные законы капиталистического производства действуют как внешний принудительный закон.

Применительно к социалистическому обществу данную мысль можно выразить так: планирование выступает осуществлением имманентных законов социалистического производства. И здесь каждое предприятие, каждый трудовой коллектив относятся к другим коллективам как исполнители законов социалистического производства, законов его планомерного функционирования и развития. С этой точки зрения будет правильным такое суждение: если социалистическое общество не будет планировать свою деятельность, то не будут реализовываться и его законы, вместо них вступят в силу другие законы.

Если люди в своей хозяйственной, практической деятельности не руководствуются знанием экономических законов, то последние остаются по ту сторону этой деятельности, и тогда создаётся возможность для проявления волюнтаризма, субъективизма и тому подобного.

Люди имеют дело с законами не только в мышлении, но и на практике. Экономические законы — это законы деятельности людей и по созданию новых форм хозяйствования, и по совершенствованию хозяйственного механизма и так далее. Проблема, таким образом, состоит не в том, что люди воздействуют (или не воздействуют) на объективные законы, а в том, что последние суть законы самой деятельности людей, их взаимодействий.

«Экономический» субъективизм проявляется и в трактовке хозяйственного механизма, механизма управления как субъективно сотворённых образований, находящихся вне действия объективных законов, материальных производственных отношений, парящих где–то над ними. С этой целью сфера экономики, как и всего социального мира, расчленяется на объективные безличные производственные отношения, то есть отношения собственности, и субъективные механизмы хозяйствования, в которых всё делается людьми сознательно, по их свободной воле и выбору. На самом деле хозяйственный механизм, включая систему управления, есть реальное, наличное бытие производственных отношений, и его нельзя переделывать и изменять сколько и как угодно, не затрагивая объективных отношений собственности. Тем не менее исходя из указанных воззрений следовал вывод о «великой» роли руководителей, которые могут или загубить общество и историю, или, наоборот, вывести их из кризиса. Вся надежда опять–таки возлагается на субъективный фактор. Но ведь ясно, что при таком извращённом подходе с неизбежностью вновь наступит время, когда деятельность современного руководства будет оцениваться с тех же позиций, с каких оценивались «заслуги» предшественников, и тогда вновь восторжествует субъективизм. Итоги развития вновь предстанут только как результат принимаемых руководством решений.

На основе субъективных представлений в теории неизбежно формировался соответствующий вывод относительно судеб всего социализма: он рассматривался не как этап естественноисторического процесса развития общества, не как результат этого процесса, а с позиции идеалов, первоначального теоретического проекта социализма, найденных людьми условий его осуществления, поскольку они сами совершили выбор. Если это так, то не ошиблись ли они при выборе? И зачем, спрашивают, «законы истории надо любить больше, чем мать родную»?

Многие законы развития нашего общества остаются ещё не познанными. В этих условиях нужно очень бережно относиться к истинам, открытым марксизмом–ленинизмом, ибо за непонимание или забвение их сурово карает сама жизнь.

Признание объективного характера законов развития общества, в том числе и нашего, несовместимо со всякого рода попытками управлять им, особенно экономикой, чуждыми природе этих законов методами, «демократическим» декретированием.

Социализм с его достижениями и недостатками является результатом действия прежде всего противоборствующих объективных причин, лежащих в сфере экономики. К кризисному состоянию наше общество привела неправильная политика в разрешении объективных противоречий его социалистического развития. Подчинение людей законам своей деятельности и своих отношений вовсе не умаляет значения живого творчества народных масс, не означает отрицания общеизвестного факта, что историю делают люди. Вопрос лишь в том, как понимать это «делание» людьми истории. Они её делают не тем, что создают новые законы или изменяют их, игнорируя существующие, а тем, что придают средствам и продуктам своей деятельности ту или иную конкретную социально–экономическую форму, изменяют общественные отношения. Общее, говорил Г. Гегель, «не что–то готовое уже до своего проявления, не какое–то за горой явлений укрывающееся существо, но такое, которое обладает подлинной действительностью только вследствие определённых форм своего необходимого самообнаружения» ^[143].

Люди не могут игнорировать объективные законы прежде всего потому, что последние являются законами их собственных действий и отношений. Это, конечно, не значит, что действия отдельного человека не могут противоречить закону, поскольку и сам–то закон противоречив. Если человек, например, покупает данный товар по цене, намного превосходящей его стоимость, то этим он вовсе не игнорирует закон стоимости. Наоборот, сам закон стоимости неизбежно предполагает известные отклонения такого рода. Это, если можно так сказать, нормальный способ действия закона, когда его собственные проявления ему противоречат. Отдельные проявления закона от этого не перестают ему подчиняться. Не бывает так, чтобы деятельность массы людей, если даже она нежелательна с точки зрения тех или иных социальных групп, не подчинялась собственному закону. Не бывает периодов, или «участков», истории, свободных от действия объективных законов.

Речь может идти лишь о том, что люди, изменяя цели и характер своей деятельности, свои общественные отношения, подчиняются законам этой своей новой деятельности и изменённых отношений. Если, например, люди свою экономическую деятельность будут направлять на потребительную стоимость, на удовлетворение потребностей, экономию затрат, увеличение свободного времени, снижение цен, улучшение условий труда, сохранение природы, обеспечение условий благосостояния и развития всех членов общества, то эта деятельность будет подчиняться закону потребительной стоимости, закону возвышения потребностей, закону планомерности и другим социалистическим законам. Если же сохранится погоня за валом, прибылью, стоимостью, то законами этой деятельности и этих отношений будут законы товарного производства и обмена со всеми мерзостями рынка. Можно в этом случае не удивляться вымыванию дешёвых товаров, незавершённому строительству и тому подобному.

Управляющая деятельность членов общества и соответствующих институтов образует звено того же механизма действия законов общественного развития. Модернизируют ли люди свои производительные силы или реорганизуют свои управленческие органы, они одинаково подпадают под действие объективных законов своей деятельности. В этом смысле не может быть особого механизма использования законов, отличающегося от их действия тем, что первый относится к объективным образованиям, а второй — к субъективным.

Явления, или формы проявления, внутренних законов, например конкуренция или планирующая деятельность, не менее объективны, чем сами имманентные законы общественного развития. В противном случае понятия «использование закона», «механизм использования закона» неизбежно приобретают смысл некоего «воздействия» людей на объективные законы, то есть из механизма использования можно создать особую сферу, где не человек подчиняется законам своего действия, а законы подчиняются ему и он волен их игнорировать, отклоняться от них и даже устранять их по своей прихоти.

Мы уделили довольно много внимания теоретическому разбору субъективизма потому, что он наносит серьёзный ущерб современной общественной практике. Все мы свидетели субъективистского «шабаша»: принимаемые нашими парламентами законы о собственности, земле, предприятии, рынке, имеющие целью изменение общественных, в том числе экономических, отношений, на практике не действуют. Принятые законы не действуют и потому, что предусматриваемые ими изменения общественных отношений не исходят от трудящихся, а навязываются им. Рыночные отношения нельзя ни «ввести», ни «закрепить» декретами или законами. Они в своё время складывались как совокупность объективных общественных отношений между частными собственниками на определённом уровне общественного разделения труда. Сейчас, когда во всём мире обособленность преодолевается процессами обобществления производства, усилением взаимосвязанности его ранее обособленных звеньев в рамках крупных производственных комплексов и объединений, в масштабах крупных регионов, рыночные связи неизбежно заменяются прямой производственной кооперацией. Обратный процесс ведёт к разрушению производительных сил, безработице, ухудшению положения трудящихся по всем линиям. Вместо того чтобы сначала заняться действительными изменениями действительных отношений и форм деятельности в интересах народа, а потом достигнутые результаты оформить в юридических законах, наши парламентарии начали с того, что диктуют правовыми законами неприемлемые для трудящихся правила хода вещей и экономических событий. Одна из причин этого — субъективизм и субъективистский метод мышления и действия.

Субъективисту кажется, что всё вершится по воле руководителей, руководящих органов, парламентов и так далее. На самом деле при всей важности субъективных факторов процесс жизни, ход развития определяются глубинными причинами, объективными факторами.

Из теории и практики известно, что экономические кризисы являются продуктом и свойством развитых форм товарного производства, товарного обмена и рыночных отношений, что их основой выступает обостряющееся противоречие между процессами обобществления производства и частными формами присвоения его условий и результатов, проявляющееся в диспропорциях между производством и потреблением, между подразделениями и отраслями производства, в приостановке развития и разрушении производительных сил, ухудшении жизненного положения трудящихся и так далее. Раньше полагали, что с установлением общественной собственности на средства производства будет навсегда устранена частная форма присвоения как антипод процессам обобществления производства и труда и тем самым снимется главная причина экономических кризисов. Многие из теоретиков и практиков до сих пор исходят из того, что сохранившееся товарное производство и рыночные отношения в условиях общественной собственности государства, её защищающего, лишены свойства порождать кризисы. Поэтому если и пытаются искать причины кризиса в экономике, то обходят стороной товарное производство и обмен. Чаще видят эти причины в самой общественной собственности, в планировании, но ни в коем случае не в товарном производстве и обращении, направленных на извлечение прибыли. Более того, максимальное расширение рыночных отношений считается чуть ли не решающим средством преодоления кризиса (?!). На практике столь превратная трактовка причин кризиса может привести (и приводит) не к его устранению, а к углублению. Сейчас абсолютно не принимаются всерьёз принципиальные суждения основателей теории научного социализма о невозможности создать социалистическое общество на базе товарного производства, их неоднократные предупреждения об иллюзорности представлений тех социалистических школ, сторонники которых воображали, будто можно сокрушить капиталистический режим, применив к нему вечные законы товарного производства. Маркс был убеждён, что «не может быть ничего ошибочнее и нелепее, нежели на основе меновой стоимости и денег предполагать контроль объединённых индивидов над их совокупным производством», а Ленин, говоря о нэпе, отмечал, что нэп — это ещё не социализм, что «из России нэповской будет Россия социалистическая».

Самая глубокая сущность и основной источник кризиса советского общества заключался в том, что, хотя в ходе строительства социализма мы далеко продвинулись в обобществлении средств производства и земли, в то же время сохранился и углубился наёмный характер рабочей силы и труда. Между тем отношения найма с неизбежностью предполагают, что непосредственные производители материальных благ являются непосредственными собственниками лишь своей рабочей силы, но не средств производства. Им как гражданам законом предоставляется право распоряжаться только своими способностями к труду на основе трудового договора (найма). В таком случае их отношение к собственной рабочей силе как к своей собственности есть, по существу, отношение частной собственности. Они включаются в экономический процесс производства на основе продажи рабочей силы как своей собственности и купли её товарного эквивалента, то есть на базе товарного обмена!

Потребление рабочей силы в процессе материального производства как собственности её частного владельца — рабочего, частное присвоение рабочим заработной платы как результата продажи своей рабочей силы вступают в явное противоречие с общественным характером производства и общественной собственностью на его материальные условия: непосредственные производители отчуждаются от общественной собственности на средства производства. Рабочие и крестьяне, вместо того чтобы быть хозяевами общественной собственности и тем самым выйти за рамки наёмного труда, оказываются в подчинении у реальных хозяев — распорядителей общественной собственности, выступающих нанимателями рабочей силы (собственники и их уполномоченные). Право этих распорядителей на продукт труда рабочих и крестьян базируется на их фактической собственности на реальные условия труда, на их праве как нанимателей. Их право быть нанимателями рабочей силы проистекает из функций распоряжаться собственностью на средства производства, которая формально объявляется общей собственностью государства или коллектива, хотя на деле непосредственные производители от неё отчуждаются.

Законом закрепляется собственность наёмных работников на их рабочую силу и результаты, полученные от её продажи. Очевидно, что на этой экономической (товарной) основе они не могут реализовать себя в качестве непосредственных собственников средств производства и, следовательно, плодов своего труда. В итоге противоречие между развивающимся обобществлением производственного процесса и частно–наёмным характером рабочей силы, производством и распределением жизненных благ привело к сильным деформациям всего советского общества. При общественной собственности на материальные условия труда рабочие продолжали относиться к собственной рабочей силе как к частной, личной собственности. По мере углубления товарного характера рабочей силы и соответствующего расширения товарно–денежных отношений, особенно в годы перестройки, это противоречие стало обостряться, что необходимо поставило под вопрос существование самой общественной собственности. Усилились торможение научно–технического прогресса, падение квалификации труда, относительное обнищание рабочего класса, потеря его интереса к труду, заметно снизились эффективность производства и производительность труда.

Кризис позднего СССР в экономике берёт своё начало с 60‑х годов XX века. До этого хозяйственный механизм был ориентирован в общем и целом на ограничение сферы отношений стоимости: на снижение себестоимости и стоимости продукции, на рост производительности труда за счёт его экономии, что на некоторое время после реформы 1965 г. ещё поддерживало более или менее здоровое развитие экономики. В дальнейшем заложенный в реформу затратный механизм, работающий на получение большей стоимости и прибыли, повёл экономику к кризису. Произведённые поправки в этом механизме смогли лишь на время задержать этот процесс (застойный период), но не смогли его остановить.

После нового шага к товарно–денежным и рыночным рычагам хозяйствования в рамках «радикальной» экономической реформы кризис стал заметно углубляться: возобладала ориентация на стоимостные результаты (денежный вал и прибыль); масса потребительных стоимостей начала уменьшаться, и её перестало хватать для удовлетворения первейших нужд трудящихся масс, прибыль же быстро росла. После изъятия из системы отчётности показателей снижения себестоимости и роста производительности труда, положительно влиявших ранее на экономию труда, затратные методы получили полную свободу. Хозяйственный расчёт из метода экономии и учёта затрат превратился чуть ли не в цель социалистического хозяйствования. Его модели одна за другой оказывались неэффективными, сопровождались расстройством финансовой системы, потребительского рынка, о котором стали попросту забывать. На сцену вышел обычный коммерческий расчёт. Но никому ещё не удавалось обойти объективные законы. И в данном случае нужно ясно сознавать, что хотим мы того или нет, но общество, допускающее товарное производство и обмен, неминуемо делает рабочую силу товаром, а труд рабочего — наёмным.

Колхозники или рабочие совхозов, став наёмной рабочей силой, уже не могли рассчитывать на получение в полном объёме продукта своего труда. Наёмный работник понимал, что он нанят только «вкалывать» без всякого участия в управлении, а потому полностью переложил заботу об общем хозяйстве на нанимателей- руководителей.

Аналогичные метаморфозы происходили и с рабочим классом. Начальной, исходной формой реализации общественной собственности в рамках социалистического уклада стала её реализация как непосредственной собственности каждого рабочего, то есть как той индивидуальной собственности, которая возникает на базе кооперативного труда и общего владения землёй и средствами производства. Общий продукт, произведённый, например, коммуной, был непосредственной собственностью каждого. Этому соответствовала и прямая, самими трудящимися осуществляемая организация производства и распределения (обмена) продукта. В дальнейшем эта форма реализации общественной собственности (как непосредственно общей собственности) подверглась отрицанию со стороны другой, противоположной ей формы — опосредствованной общественной собственности. Её опосредствованность развивалась в двояком отношении. С одной стороны, государственная собственность на крупные средства производства и землю всё более приобретала статус особого отношения и тем самым отдельный человек или производственный коллектив в своих отношениях к крупным средствам производства и земле опосредствовались государством как высшим собственником. В этих условиях отдельный человек или коллектив сами по себе перестали быть действительными собственниками средств производства, трансформировавшись в формальных владельцев, выступая собственниками опосредствовано, лишь как члены общества и государства. С другой стороны, и это, пожалуй, самое главное, общественная собственность стала всё более реализовываться посредством товарно–денежных механизмов, которые используются государством и опосредствуют отношение отдельного человека к общей собственности. Государство по отношению к своим подданным выступает торговцем, главным образом обеспечивает граждан предметами личного потребления, регулирует отношения классов и социальных групп в области обмена и распределения.

Первоначальное допущение мелкотоварного производства как способа реализации условий существования крестьян и состояние средств развития сельского хозяйства неизбежно требовали «одеть» в соответствующую товарную форму и продукцию рабочего класса и, следовательно, внедрить хозяйственный (коммерческий) расчёт на государственных промышленных предприятиях. В дальнейшем, после ликвидации частнокапиталистических предприятий и проведения коллективизации, товарные механизмы сохранились, но стали выполнять другую функцию — реализации отношения между государством как высшим собственником и членами общества, трудящимися как собственниками своей рабочей силы.

Расширяющиеся стоимостные формы хозяйствования вступали во всё более обостряющиеся противоречия с развивающимся общественным характером производства и его выразителем — общественной собственностью. Нарушились непосредственно общественные связи. Единый народно–хозяйственный организм начал разделяться на всё более экономически обособленные производственные предприятия, экономические районы, республиканские хозяйства, стал набирать силу групповой и региональный эгоизм. Плановость всё более ограничивалась, уступая место стихийности. Дело дошло до произвольной остановки предприятий, выпускавшихпродукты первой необходимости (хлеб и другие).

Наёмный характер рабочей силы всё более разрушал общественную собственность на средства производства. По своей природе стоимостные формы рабочей силы (в отличие от подлинно социалистических потребительностоимостных форм) в условиях современного крупного производства требуют хозяина и собственника отнюдь не в лице непосредственных производителей; им объективно необходим другой хозяин — административный аппарат, управляющие (кооперативным или арендным предприятием), наниматели, арендодатели, противостоящие массе наёмных работников. Общественная собственность не может долго базироваться на отношениях меновой стоимости, в этом случае она неизбежно начинает разрушаться, перестаёт гарантировать труд от эксплуатации. Широкое внедрение стоимостных механизмов закономерно тянет за собой ограничения отношений общественной собственности, её общенародного характера, ведёт к передаче предприятий в руки частников. Вместе с этими ограничениями всё больше ущемляется индивидуальная форма реализации общей собственности: всё меньшая часть общественного продукта переходит в личную собственность непосредственных производителей.

За товарно–денежными отношениями стоит и развивается другая, противоположная общественной собственности сила — сила возникающей буржуазии: представителей теневой экономики, арендодателей, части кооператоров–перекупщиков и кооператоров, эксплуатирующих нанимаемых ими по «договорам» работников, и так далее. Ориентация хозяйственного механизма на рынок неизбежно становится ориентацией на интересы этой группы людей, что не может не приводить к кризису экономики, базирующейся на общественной собственности.

Итак, неразрешённое противоречие между способом производства, основанным на обобществлении собственности, и способом распределения, базирующимся на наёмном труде, с расширением товарно–денежных отношений в сфере распределения жизненных благ обострялось и в конечном счёте привело нашу страну к кризису. В этом противоречии и коренятся сущность и главная причина возврата к капитализму.

Наёмный характер труда, функционирование непосредственного производителя в качестве наёмного работника, подёнщика, сопровождались деформацией общественной собственности и всего социализма, привели к потере интереса рабочих и крестьян к труду и его результатам, падению производительности труда, снижению жизненного уровня рабочего класса. Одновременно они привели к возрождению класса буржуазии.

Направленность перестроечных (экономической и политической) реформ на внедрение рыночной стихии, чреватой самозарождением капитализма, и соответствующая экстраполяция возникающих результатов заранее позволяли установить возможные формы и этапы постепенного отхода от социализма. Этот процесс не мог быть начат без соответствующей предварительной идеологической подготовки: без односторонней отрицательной оценки предшествующей более чем семидесятилетней истории социалистического строительства, без использования для этого критики культа личности Сталина и других руководителей страны.

После этого должны были последовать демонтаж существующей политической власти, отстранение партии от управления экономикой, децентрализация управления и разрушение сложившихся экономических связей между предприятиями под видом ликвидации монополизма, административной системы, причём без замены новыми механизмами управления социалистического типа.

Образовавшийся вакуум для своего заполнения потребовал создания рынка обращения капитала и наёмной рабочей силы. В нашей стране сложилось так: рынок сначала возник как «теневой» под видом «теневой» экономики, через него подспудно происходило первоначальное накопление капитала, чему способствовали возрастание денежной массы, эмиссия денег. Выход капитала на производство и воспроизводство обеспечивался мобильной организацией всё новых кооперативов, акционерных обществ, частных предприятий и индивидуальных хозяйств. Очевидно, что для этих процессов законы страны и Конституция СССР, закрепившие отношения общественной собственности на средства производства и землю, стали тесными. На этом основании стали предлагаться новые законы, открывавшие возможность перехода предприятий в собственность кооперативов, акционерных обществ, стала допускаться частная собственность. Одновременно стал открыто поощряться наём рабочей силы, а способности к труду объявлялись объектом собственности, которые можно продавать, то есть сдавать внаём. Разрешения противоречий в пользу трудящихся на этом пути не достигнуть. К восстановлению и развитию социализма ведёт иной путь.

III. ОБЪЕКТИВНЫЕ ОСНОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ СОХРАНЕНИЯ КОММУНИСТИЧЕСКОГО КУРСА

§ 1. Обобществлению производства альтернативы нет

Кризис, охвативший наше общество, нельзя объяснять только субъективными причинами. Главное — это объективные причины. Но следует ли отсюда, что объективные причины кризиса были и есть, а объективных причин бескризисного развития не было и нет? Есть ли объективные основы для позитивных (коммунистических) тенденций в экономике, политике, идеологии, для обеспечения устойчивого эффективного хозяйствования, для прогресса всего общества? Да, для действия положительных тенденций также есть причины объективные, причём не менее, а ещё более глубокие, чем для действия тенденций отрицательных.

С капиталистической мануфактуры берёт начало быстрое развитие разделения труда. Новый толчок оно получает с появлением капиталистической фабрики. Процессы концентрации и централизации осуществляются объективно. И вот уже ни один рабочий не может сказать про продукт своего труда, что это его продукт. На предыдущих стадиях технологической цепочки в его изготовление внесли свой труд десятки, сотни и тысячи других рабочих. И если даже рабочий стоит в начале технологической цепи, как, скажем, при добыче сырья, то всё же он пользуется средствами производства, изготовленными другими рабочими, расходует электроэнергию, также не им выработанную, носит спецодежду, сшитую из тканей, изготовленных в других отраслях, и так далее. Таким образом, каждое предприятие работает на десятки и сотни других, на всё общество и всё общество — на каждое. Все общественные производительные процессы слились в один общественный производительный процесс, стали неотторжимыми частями, элементами этого процесса, и обособленная деятельность предприятий, работа на свой страх и риск стала практически невозможной. С развитием разделения труда крепнет и взаимозависимость частей и звеньев единого общественного производительного процесса, и эта тенденция в развитии производительных сил непреодолима, ей нет альтернативы.

Наличие этой объективной тенденции, не только не ослабившей, но даже усилившей своё действие при империализме, послужило объективной основой для борьбы рабочего класса за уничтожение капитализма и создание нового, социалистического строя. Как отмечал В. И. Ленин, единая капиталистическая монополия, но обращённая на пользу всего народа и потому переставшая быть капиталистической монополией, означала бы социализм. Борьба за социализм поэтому есть лишь последовательное развитие и выражение объективной тенденции к обобществлению, действующей в производительных силах, а не выдумка тех или иных идеологов рабочего движения, тех или иных политических партий.

Неравномерность капиталистического развития при империализме, подкуп верхушки рабочего движения в наиболее передовых капиталистических странах за счёт ограбления и разорения более слабых сделали невозможным прорыв цепи империализма одновременно во всех, не говоря уже о наиболее «прочных», её звеньях. Прорвать эту цепь оказалось возможным в наиболее слабом звене, которым среди империалистических стран начала XX века оказалась Россия, ещё только вступившая в эту последнюю стадию капитализма. Слабость российского звена проявилась и в том, что в стране ещё были сильны пережитки крепостничества, поэтому трудящиеся страдали от двойного — остаточно–крепостнического и империалистического — гнёта. Здесь легче всего было, как неоднократно отмечал В. И. Ленин, установить власть трудящихся, то есть легче всего было начать социалистическую революцию, но труднее всего было её продолжать.

Россия накануне Октября была страной среднеразвитого капитализма, где в городах шёл бурный процесс зарождения империалистических монополий, а деревня не прошла даже мануфактурной стадии капитализма. Таким образом, при новой власти предстояло не только выполнять собственно социалистическую работу, но и доделывать то, что не доделал капитализм. Мировая война, в которую Россия была вовлечена, поставила вопрос ребром — либо продолжение бойни, пожиравшей миллионы рабочих и крестьян, либо установление диктатуры пролетариата для осуществления шагов к социализму.

Перед новой властью встала проблема: стихийный процесс обобществления производительных сил постепенно превратить в сознательный, планомерный, направив его на удовлетворение нужд трудящихся, на обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества.

Как сторонники обобществления, коммунисты должны были поддерживать в России любую более высокую форму производства: например, мелкотоварный уклад — в борьбе с патриархальным, частнохозяйственный капитализм — в борьбе с мелкобуржуазной стихией, госкапитализм — в борьбе с частнохозяйственным капитализмом, социалистический уклад — в борьбе с госкапитализмом. И вовсе не в одномоментном «возрождении» капитализма заключался нэп, рассматривавшийся тогда и рассматриваемый по сей день некоторыми учёными и политиками как «коренная перемена точки зрения на социализм», а именно в «доразвитии» всех элементов экономики, доставшихся России от дореволюционного состояния. Именно в этом была суть новой экономической политики, последовательное осуществление которой привело к безраздельному господству социалистического уклада, то есть к формированию экономической основы социализма.

Однако нельзя сбрасывать со счётов то, что по уровню развития производительных сил Россия, заложившая основу социализма, по–прежнему оставалась слабее передовых капиталистических государств. И хотя после революции она стала развиваться значительно быстрее их, всё–таки требовалось время, и немалое, для того чтобы производительные силы первой страны социализма достигли уровня передовых капиталистических стран. Этого времени история нам не отпустила. Империализм развязал войну против более слабого противника, и только серьёзные противоречия в стане самого империализма помешали ему стереть с политической карты мира государство рабочих и крестьян.

Победа в Великой Отечественной войне была подготовлена развитием производительных сил, которое в СССР происходило планомерно. Нэп не был только отступлением, и, во всяком случае, не только отступлением. В 1920 г. был образован Госплан. Был составлен и затем реализован план ГОЭЛРО, в жизнь вошли и стали действенным инструментом развития обобществления пятилетние и годовые планы. Широко использовались товарно–денежные формы, но как формы прежде всего с новым, социалистическим непосредственно общественным, потребительностоимостным содержанием. Осуществлялось записанное в резолюции XII съезда РКП (б) «О промышленности» положение о том, что плановые методы в своём окончательном развитии должны подчинить себе рынок и тем самым упразднить его. Это положение вовсе не понималось так, что планировать надо всё и вся. Напротив, весьма обширной была сфера оперативно-хозяйственной самостоятельности, и в ней наиболее действенным рычагом обобществления оказалось социалистическое соревнование, с которым в не меньшей мере, чем с планированием, связаны успехи в индустриализации страны, позволившие Советскому Союзу выйти по уровню экономического развития на первое место в Европе и второе в мире.

В то же время это развитие, как вообще любое развитие в природе и обществе, не было и не могло быть непротиворечивым. Как уже отмечалось, наёмный характер труда, который не был преодолён ни сразу после революции, ни с построением экономической первоосновы социализма — общественной собственности на средства производства, порождал и не мог не порождать тенденцию, противоположную социалистическому обобществлению. Именно эта тенденция более всего тормозит ход социалистического обобществления, а если где–то и когда–то одерживает верх, может привести социалистическую экономику и общество к кризису.

Соотношение сил, выражавших эти противоположные тенденции и боровшихся в нашей стране, резко изменилось в результате войны 1941–1945 годов. Урон понесли прежде всего созидательные силы. Значительная часть производительных сил была вообще уничтожена, народ надрывался не только во время войны, но и восстанавливая народное хозяйство, а затем делая всё, чтобы обеспечить военно–стратегический паритет и тем самым не допустить развязывания третьей мировой войны. Создались условия, при которых верх сначала в политике, а затем и в экономике начали брать носители тенденции, противоречащей дальнейшему обобществлению. Это привело к замедлению темпов роста производительности труда. Если до 60‑х годов разрыв между СССР и развитыми капиталистическими странами по уровню производительности труда сокращался, то с 70‑х годов он начал увеличиваться.

В то время как в СССР реформой 1965 года была закреплена разрушающая экономику социализма ориентация на индивидуальную прибыль, в капиталистических странах, напротив, бурное развитие получили процессы обобществления. Во Франции, например, 40% национального богатства перешло в руки государства, в Японии и США государство взяло на себя основные расходы по осуществлению научно–технического прогресса. У нас же приватизация, разделяющая неразделимое, нарушила, разорвала хозяйственные связи и привела сначала к остановке, а потом и к падению производства и кризису.

Какие только широкомасштабные пропагандистские кампании ни проходили в последние годы СССР — и выборы директоров, и внедрение бригадных форм организации труда, и массовый переход на арендный подряд, и введение хозрасчёта (непременно полного!)… Наконец, настала очередь кампании по переводу всей экономики страны на рыночные рельсы. И как рефрен ко всем этим нововведениям зазвучало: «Иного не дано»; «Альтернативы нет!» Между тем производство снижалось, потребление падало, потребительский рынок разбалансирован, и, чем больше разговоров о переходе к рынку, о развёртывании товарно–денежных отношений, тем больше набирали силу отношения по типу натурального обмена: «ты мне — цемент, я тебе — металл», а карточки повсеместно вытесняли денежные знаки.

В своё время, несколько веков назад, движение к рынку было прогрессивным, оно объединяло обособленных производителей, но с тех пор много воды утекло. Товар развивался по своим внутренним законам и превратился в капитал, а капиталистическое производство перешло в свою монополистическую стадию. Постоянные кризисы перепроизводства, сотрясавшие капиталистическую систему, доказали даже самым непонятливым буржуа, что уповать на стихию, на саморегулирование рынка, больше нельзя, и они начали искать пути её обуздания. Мировой капиталистический кризис 1929–1930 гг. сделал задачу поиска путей государственного регулирования капиталистической экономики неотложной.

В 1935 г. появляется книга «Общая теория занятости, процента и денег» известного английского экономиста Дж. М. Кейнса, который от лица буржуазной политической экономии вынужден был признать неспособность рыночного механизма спроса- предложения обеспечить бескризисное развитие производства и обосновал систему государственного регулирования экономики, известную как кейнсианская модель экономического роста. В дальнейшем работы П. Самуэльсона и других авторов развили эти идеи и все передовые капиталистические страны перешли к широкому использованию рычагов государственного регулирования экономики — от госзаказа до установления налоговых ставок и нормы процента. На Западе бурно развивается процесс обобществления и интеграции. Капиталистический мир широко воспользовался нашей теорией и нашим опытом. А что же у нас?

В 1965 г., после того как вместо себестоимости в качестве главного показателя деятельности предприятий была поставлена прибыль, в стране начался обратный процесс. В качестве силы торможения стала действовать такая зависимость: есть прибыль — есть премия, нет прибыли — нет премии. Объясняли тогда переход к прибыли как главному показателю хозрасчёта довольно просто — ведь при снижении себестоимости выпускаемой продукции прибыль предприятия возрастает. Но очень скоро выяснилось, что прибыль возрастает и без снижения себестоимости, и без повышения производительности труда, без внедрения достижений научно–технического прогресса, без укрепления дисциплины и улучшения организации производства, без этих и других факторов обобществления. Достаточно лишь поменять номенклатуру, отказавшись от менее прибыльных, хотя и необходимых людям, продуктов. Мало–помалу сила торможения превратилась в силу разрушения. То ради прибыли утюги пропадут, то швейные машины, то мясорубки. Народ забеспокоился, почувствовав недоброе. Со временем положение в экономике не только не улучшилось, но и заметно ухудшилось, поскольку все предприятия тянули к себе, добывая свою прибыль, а интересы всего общественного производства менее всего стали волновать добытчиков новых премий, 13‑х, 14‑х зарплат, других одно– и многоразовых выплат. Развернулась борьба за право делать не то, что нужно обществу, а то, что даёт большую прибыль.

В 1985 г. началась перестройка, и всех буквально захлестнуло новое увлечение «тремя само» — самофинансированием, самоокупаемостью, самоуправлением. Но под лозунгами этих «само» перестали выполняться ранее обязательные планы поставок, стали рваться производственные связи. С 1987 г. предприятия получили возможность не искать обходных путей для повышения прибыли, а прямо повышать цену на производимую продукцию. Повышай цену — и иди в кассу, получай премию. Поднимай цены ещё выше — опять иди за премией. И пошло соревнование в том, кто больше повысит цены, кто больше улучшит своё положение за счёт других — покупателей их постоянно дорожавшей продукции. Технический прогресс сам собой отошёл на задний план. В самом деле, зачем тратиться на разработку и внедрение новой техники и технологии, когда можно, скажем, вместо пяти кусков мыла по 20 копеек произвести один кусок мыла за рубль, а потом вместо пяти кусков мыла по рублю — один за пять рублей. Умные люди, грамотные инженеры, толковые конструкторы и честные учёные–разработчики не нужны. Настало время «предприимчивых», готовых за счёт потребителя набивать свои карманы. Такие люди стали быстро выдвигаться на ключевые посты в хозяйственном аппарате. Они понимали свою задачу так: производить меньше продукции, но по всё более высокой цене. Таким образом подрывается и разрушается погоней за прибылью (причём каждого — за своей) единая советская экономика, четверть века приучает такая экономика думать о своём кармане, а не об обогащении всего общества, не о свободном развитии всех и каждого.

Сформировался и прочно укрепился групповой эгоизм предприятий и организаций. Потом каждая республика стала тянуть к себе, под флагом утверждения национальных суверенитетов заполыхали национальные конфликты, и, наконец, встал вопрос о существовании Союза как единого государства. А те, кто за это время сумел накопить большие суммы нетрудовых доходов, образовали мощный социальный слой, их представители заняли места в парламентах и естественно потребовали создания условий для возрастания капиталов, ибо самовозрастание — основное, сущностное свойство капитала. Интересы и вожделения именно этого слоя людей и воплотил в себе появившийся тогда лозунг перехода к рынку, экономика была ввергнута в глубочайший кризис.

Что означает лозунг перехода к рынку? Рынок, как известно, — это сфера обмена денег на товары, а товаров — на деньги. Так что, если понимать данный лозунг буквально, предлагается всем уйти из производства в сферу обмена, как делают это всякого рода жулики и дельцы, убегающие из производства, чтобы спекулировать на рынке. И не случайно их терминология зазвучала с высоких трибун. А если обратиться к содержанию программы перехода к рынку, то из неё ясно, что под переходом к рынку на деле понималось вовсе не «обновление», «совершенствование» социализма, а разрушение его основ, переход к капитализму, позволяющий криминальным буржуа легализовать и умножать свои капиталы, приватизировать собственность, сделать центральной фигурой экономики не труженика, а предпринимателя, предоставить широкие возможности для проникновения в нашу экономику иностранного капитала, ликвидировать все социальные гарантии.

Таким образом, переход к рынку подрывает развитие первой производительной силы — рабочего, трудящегося, что наносит сильный удар по общественному производству.

§ 2. Набирает силу закон потребительной стоимости

Исторический процесс развития производительных сил, усиливающееся обобществление производства обусловили значительные качественные перемены в экономике. Под воздействием научно–технического прогресса рост производства во всё большей степени становится относительно независимым от величины затрат человеческого труда. Усиление этой прогрессивной тенденции имеет поистине революционное значение. Оно не просто приводит к изменению величины затрат труда на производство продукции, а создаёт материальную основу развития всего общества, всех людей безотносительно к какому–либо масштабу. Это происходит потому, что благодаря прогрессу науки и техники непосредственный труд и его количества исчезают в качестве определяющего принципа производства, созидания потребительных стоимостей; и если с количественной стороны непосредственный труд сводится к менее значительной доле, то качественно он превращается в некоторый, хотя и необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду, по отношению к технологическому применению естествознания.

Анализируя с этих позиций современное производство, которое основывается на нововведениях, носящих зачастую революционный характер, следует особо отметить, что рабочее время перестаёт быть мерой богатства, а потому меновая стоимость перестаёт быть мерой потребительной стоимости. Применительно к сегодняшним проблемам это означает, что время затратных критериев проходит. Очевидно, что стихийность складывающихся по закону стоимости пропорций общественного рабочего времени сдерживает обобществление производства и вступает в постоянное и безысходное противоречие как с интересами людей труда, так и с общей системой государственно-монополистического управления. Проявляется это в обострении великого спора между слепым господством закона спроса и предложения, в котором заключается политическая экономия буржуазии, и общественным производством, управляемым общественным предвидением, в чем заключается политическая экономия рабочего класса.

Вследствие усиления тенденции относительной независимости затрат труда и объёмов производимой продукции уже при капитализме обостряются противоречия развития производства — начинают разрушаться чисто стоимостные границы регулирования общественного производства, происходит усиление роли потребительной стоимости как общественного отношения.

Совершенствование социалистического хозяйствования должно исходить из усиления отмеченной прогрессивной тенденции, которая требует соответствующих экономических и организационных форм, ускоряющих процесс увеличения потребительностоимостного богатства, удовлетворяющего потребности развития всех членов общества при снижающихся затратах общественного труда, существенной экономии рабочего времени.

При сознательном, целенаправленном ведении хозяйства первоочерёдное место отводится эффекту, результату, имеющему не затратное, а в первую очередь потребительное содержание. Тем самым всё более расширяется новая основа общественного производства и богатства, базирующаяся в свою очередь на высвобождении рабочего времени, на экономии труда. Поэтому ведущую роль начинают играть новые законы, действие которых распространяется шире отношений затраченного труда. Появляются новые общественные формы и методы ведения хозяйства, отличные от затратных.

Современная научная политическая экономия своим теоретическим основанием имеет принцип трудовой стоимости. Преимущества трудовой теории стоимости в познании экономической жизни бесспорны, доказаны всемирно–исторической практикой перехода от капитализма к социализму. Вместе с тем известны и познавательные пределы данной теории, границы объясняемого ею исторического периода: последней ступенью развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства является полагание общественного труда в форме противоположенности капитала и наёмного труда. Границы развития производства, структура этого развития, объясняемые рамках теории трудовой стоимости, очевидны — это рамки товарно–денежных отношений, и вряд ли здесь можно найти принципиально новые решения. Закон стоимости действует лишь в том случае, если имеется адекватное ему содержание. К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин никогда не распространяли теорию стоимости за исторические границы товарного производства, полагая, что она неприменима к решению вопросов сферы потребительной стоимости. Закон стоимости имеет дело лишь с меновыми стоимостями товаров и не имеет ничего общего с их потреблением. Таким образом, очевидно, что положения и выводы, касающиеся сущности социалистического производства, должны иметь новую теоретическую базу.

Такой теоретической базой является трудовая теория потребительной стоимости как специфической формы существования производственных отношений, имеющей дело с воспроизводством самого человека и, следовательно, отношений людей по поводу собственного воспроизводства в качестве развитых личностей.

Полезность, потребительная стоимость факторов производства (рабочей силы, средств производства, сырья и материалов), может быть сведена к высвобожденному благодаря этой полезности живому труду, а единица этого сэкономленного труда служит мерой потребительной стоимости продукта. В этом суть закона потребительной стоимости. Надо иметь в виду, что экономия труда в роли полезного эффекта не имеет затратного характера, а потому единицей его измерения служит высвобождаемый труд, соизмеряемый с затратами труда на достижение указанного полезного эффекта. Величина потребительной стоимости продукта соответственно определяется экономией общественного труда, рассчитываемой как разность между количеством высвобожденного живого труда и объёмом труда, затраченного на достижение данного полезного эффекта. Как в первом, так и во втором случае речь идёт о труде, выраженном одной и той же мерой (временем), что создаёт общее основание для их соизмерения. Сведённые к нему различные потребительные стоимости становятся количественно сравнимыми.

Раскрывая экономическую сущность потребительной стоимости в трудовой плоскости, важно чётко представлять, что полезность измеряется не затраченным трудом, а, наоборот, незатраченным, то есть сэкономленным. В этом состоит основной принцип трудовой теории потребительной стоимости. Для его реализации требуется преодолеть стереотипы мышления.

Дело в том, что обычно определяют потребительную стоимость, полезность продукта овеществлённым в нём трудом. Но как только решение проблемы переводится на эту основу, неизбежен переход в стоимостную плоскость. В этом заключена трудность вопроса, о чём приходится специально напоминать. Многовековая стоимостная форма невольно заставляет всякому взаимодействию рабочего времени и результата труда, если даже этот результат берётся как потребительная стоимость, придать стоимостной характер. Достаточно, например, общественно необходимые затраты труда приравнять к общественной полезности его продукта, как мы получим определение потребительной стоимости (полезности) рабочим временем, то есть стоимость продукта сведём к его общественной полезности, а последнюю — к его стоимости, хотя известно, что в стоимости нет ни грана вещества.

В механизме закона потребительной стоимости предпосылкой выступает не обусловленность полезности продукта затраченным на его производство трудом, а, наоборот, определение полезностью необходимого для его производства количества труда. Пределы затрат труда в этом случае обусловливаются потребностями, а время труда и, следовательно, рабочее время, оставаясь полюсом экономического отношения, приобретает иное значение. Когда говорится об общественно необходимом рабочем времени в смысле того, сколько обществу нужно израсходовать для удовлетворения данного объёма потребностей людей, то есть о рабочем времени в сопоставлении с полезным эффектом, то здесь рабочее время уже не выступает стоимостной мерой данной потребительной стоимости. Такого рода необходимый труд имеет отношение к потребительной стоимости, а не к меновой стоимости. Это значит, что в данном случае речь идёт не о том рабочем времени, которое общественно необходимо для того, чтобы создать ту или иную стоимость, а об относительной необходимости удовлетворения тех или иных потребностей. И необходимый труд и рабочее время в этом качестве не перестают быть созидающей субстанцией богатства и мерой издержек, необходимых для его производства. Они соответственно по–прежнему нуждаются в строгом учёте и контроле: регулирование рабочего времени и распределение общественного труда по отраслям производства при социализме становятся ещё более важными, чем это было раньше.

Далее. Законом выражаются не только условия производства (определение потребностью общества нужного количества затрат труда на её удовлетворение), но и устанавливается движение потребительной стоимости в качестве полезного результата труда. Потребительную стоимость этого результата, как видно из сказанного, никак нельзя выразить количеством воплощённого в нём труда. В потребительной стоимости продукта должно применяться другое мерило, которое соответствует её природе, но лежит вне природы продукта как меновой стоимости. В качестве потребительной стоимости предложение не измеряется овеществлённым в нём рабочим временем. Этой мерой, не обнаруживаемой в рамках отношений меновой стоимости и стоимостной формулы, является сэкономленный, незатраченный труд, то есть совсем не тот труд, который овеществляется в продукте, затрачивается на его производство. Каждый раз, когда, например, К. Марксу нужно было измерить или соизмерить потребительные стоимости тех или иных факторов производства, он обращался к величине сэкономленного труда. Так, замещение машиной человеческого труда он считал её потребительной стоимостью, а потребительную стоимость рабочей силы он усматривал в «избытке того количества труда, которое доставляется рабочей силой, над тем количеством труда, которое овеществлено в ней самой и которое требуется поэтому для её воспроизводства».

Можно сказать, что закон потребительной стоимости в его общем виде выражает экономическую связь между трудом, высвобожденным в результате реализации затрат конкретного труда в полезных свойствах продукта, и трудом, затрачиваемым на производство этого продукта. Полезные свойства продукта, его потребительная стоимость в данном случае заключаются в совокупной величине замещённого, сэкономленного труда. На той и другой стороне отношения выступает труд, составляющий общую платформу для их взаимодействия: труд выполняет своё назначение созидателя продукта в качестве конкретного труда, реализующегося в его полезных свойствах, и сохраняет своё значение затрачиваемого рабочего времени на производство данного полезного эффекта продукта, которое (время) определяется объёмом потребности в этом продукте. Закон, таким образом, выражает условия и предпосылки движения труда как источника потребительностоимостного богатства, а вовсе не изменение натуральных свойств продукта или движение потребительной стоимости как носителя меновой стоимости, ибо в таком смысле потребительная стоимость относится к товароведению.

Сферой действия закона производства потребительной стоимости остаётся труд, рассматриваемый в качестве источника материального богатства. Но только измерителем потребительной стоимости выступает уже не затраченное, а высвобожденное время. В этом суть решения проблемы. При этом закон потребительной стоимости имеет не менее чёткую количественную определённость, чем закон стоимости.

Итак, мы имеем дело с законом, который выступает по отношению к социалистическому производству так же, как закон стоимости по отношению капиталистическому производству. Он в этом смысле становится законом основания — первым законом в условиях коллективного производства.

На практике основной формой реализации закона потребительной стоимости выступает распределение различных видов труда и рабочего времени в пропорциях, требуемых общественными потребностями, что в социалистическом обществе осуществляется посредством планирования. Однако при «работе» производства на затраты, на стоимость функция потребительной стоимости и её закона ограничивается созданием условий для реализации стоимости, поскольку потребительная стоимость товара является всего лишь предпосылкой его стоимости. Это означает к тому же, что общественно необходимые затраты труда на производство продукта должны быть равными затратам труда в процессе потребления (требование «меры», эквивалентности при сопоставлении затрат), то есть экономия труда не «предусматривается», не укладывается в данную схему, выглядит даже чем–то ненормальным, нарушающим общее правило. Планирование в этом случае неизбежно наталкивается на границы, которые оно не может перейти. Оно деформируется, принимает форму пропорций, диктуемых меновыми отношениями.

Иначе обстоит дело в производстве, направленном непосредственно на создание потребительных стоимостей. Здесь, наоборот, общественно необходимые затраты труда из доминанты превращаются в заранее определяемые планом условия производства потребительной стоимости. Если в законе стоимости потребительная стоимость продукта выступает в роли ограничителя стоимости, то в законе потребительной стоимости такую роль уже выполняют затраты рабочего времени. Они, не теряя своей функции созидающей продукт субстанции, тем не менее не могут уже составлять его потребительной стоимости, а потому высвобождаемый труд должен быть больше затраченного. Нарушается, следовательно, стоимостное равенство.

Вместо него принципом хозяйствования становится другое правило: труд, затраченный в производстве, должен быть меньше труда, высвобождаемого при потреблении. Соответственно на практике мы должны вести хозяйство так, чтобы результаты производства росли быстрее, чем затраты, чтобы наращивание вклада в удовлетворение потребностей происходило при наименьших затратах всех видов ресурсов. Такая практика подчиняется закону потребительной стоимости.

Только на этой основе можно преодолеть затратный подход в оценке результатов производства и построить трудосберегающий хозяйственный механизм, отвечающий условиям повышения эффективности социалистического производства. В рамках общих условий движения стоимости результат не может быть больше затраченного на его производство общественно необходимого труда. Закон стоимости неизменно устанавливает, что из меньшего нельзя получить большее. В этой плоскости названное выше условие эффективности выполняется лишь в том случае, если при меньших затратах необходимого труда увеличивается стоимость прибавочной части продукта, но за счёт такого же уменьшения стоимости его необходимой части. Меньшими затратами необходимого труда достигается больший результат в виде увеличения прибавочного труда, воплощённого в прибавочном продукте, но в пределах того, что суммарная стоимость продукта не может быть большей, чем общественно необходимые затраты труда на её производство, то есть действие закона стоимости не нарушается.

По–иному выглядит эффективность в рамках закона потребительной стоимости: здесь больший результат — увеличивающаяся масса сэкономленного в материальном производстве труда — достигается за счёт уменьшения затрат живого и прошлого труда, что соответствует действию закона повышающейся производительности труда и составляет важный показатель эффективности производства.

Социалистическое хозяйствование всё больше нуждается в опоре на закон потребительной стоимости как на общий и самый простой принцип функционирования производства, направленного на создание потребительных стоимостей и непосредственное удовлетворение человеческих потребностей. Этот прогрессивный принцип, реализуясь в системе управления, нацеливает каждое звено народного хозяйства на достижение высшей цели — наиболее полное удовлетворение потребностей общества. Всемерное наращивание результата при уменьшающихся затратах всех видов ресурсов является непреложным законом социалистического хозяйствования, основным критерием оценки деятельности объединений и предприятий, всех производственных ячеек.

Речь идёт о достижении «приращения» в развитии личности самих производителей вместо приращения стоимости, то есть взамен получения прибавочной её части.

Решающая роль науки и техники в современном производстве, социальные отношения, господствующие в нашем обществе, объективно предполагают расширение потребительностоимостных основ социалистического хозяйствования, развитие его конкретных форм и методов.

Поэтому в качестве главного действует такой критерий хозяйствования, который определяет распределение не пропорционально затратам, а по эффективности труда, выраженной в его результатах, непосредственно удовлетворяющих потребности. Такой критерий основывается на экономии общественного труда, социально выступающей в форме свободного времени общества. Именно эта намеченная ещё классиками марксизма–ленинизма субстанция распределения (увязывающая в себе как затраты и результаты производства, так и основной его социальный аспект) позволяет наметить перспективы сочетания интересов конкретных работников, выступающих одновременно и производителями и потребителями. При этом результаты производства адекватно оцениваются через экономию труда, которая по своей сущности, выступая критерием распределения, позволяет избежать отрыва стоимостных (затратных) величин, денежной массы от натурального обеспечения, следствием которого являются негативные явления в экономике, стихийные перераспределительные процессы, резкая поляризация доходов и усиление социальной дифференциации и напряжённости в обществе.

Распределение по эффективности труда, через призму сэкономленного рабочего времени происходит путём непосредственной «привязки» величины получаемого свободного времени работниками материального производства к результатам научно–технического прогресса (росту производительности труда, его экономии) на каждом рабочем месте (бригаде, участке, цехе, предприятии).

Получаемые конечные валовые объёмы сэкономленного труда должны возрастать и справедливо перераспределяться в целях увеличения свободного времени всех трудящихся. Такого рода валовые объёмы (незатратные) и надо максимизировать. В этом состоят экономические нормативы планирования.

§ 3. Научно–технический прогресс — в основу экономии затрат и снижения цен

Развитие социализма не может осуществляться как некий социальный «остаток», как простое следствие научно–технического прогресса. Само по себе развитие производительных сил, техники и науки автоматически не гарантирует развития социализма, преодоления несвойственных ему элементов и структур. Социализм для своего утверждения должен создать такую материально–техническую базу, которая позволила бы сократить весь труд (а не только его необходимую часть) настолько, чтобы каждый — при полном материальном благосостоянии — имел время для свободного развития своих способностей и потребностей.

Научно–технический прогресс служит обществу тем, что экономит человеческий производительный труд, замещая его работой техники и применением сберегающих труд технологий, ведёт к снижению затрат на производство продукции. Экономия же труда в материальном производстве может быть использована двояко:

1 Для получения большей прибавочной стоимости или прибыли за счёт экономии необходимого живого труда рабочего и прошлого труда, воплощённого в средствах производства;

2 Для получения более высокой и большей массы потребительной стоимости посредством экономии всего труда.

На какой из этих двух результатов должны рассчитывать люди, решившие развивать социализм? С точки зрения тех, кто базируется на стоимости, экономическим эффектом научнотехнического прогресса может выступать лишь увеличение прибавочной стоимости за счёт такого же уменьшения стоимости необходимого продукта: здесь меньшими затратами необходимого труда создаётся возможность увеличить затраты на производство прибавочнойстоимости. Но общественно необходимые затраты труда и стоимость продукта соответствуют друг другу, то есть закон стоимости предполагает, что из меньших затрат всего общественного труда нельзя получить большего стоимостного результата. Большей может быть лишь прибавочная часть стоимости продукта по отношению к необходимой её части, то есть к затратам необходимого, а не всего общественного труда. Соответственно критерием этой формы экономической эффективности научно–технического прогресса служит рост нормы прибавочной стоимости и массы прибыли. Социальный эффект от реализации стоимости прибавочного продукта практически ограничен, что не может не сказываться на научно–техническом прогрессе. Нижним пределом этого эффекта являются границы рабочего времени, затрачиваемого на производство продукта, необходимого для содержания самого производителя. Верхнюю границу составляет продолжительность всего рабочего дня, которая под влиянием развития науки и техники неизбежно должна сокращаться. В целом же научно–технический прогресс ведёт к уменьшению затрат общественного труда в материальном производстве и, следовательно, к сокращению вновь создаваемой стоимости, денежного «вала». Если, например, затраты общественного труда в материальном производстве в двенадцатой пятилетке в СССР не возросли, то не увеличилась и вновь создаваемая стоимость. Таким образом, вновь создаваемое стоимостное богатство не возрастает, а может даже при лучшем использовании научно–технического прогресса сократиться.

Начинает реализовываться предсказанная Карлом Марксом ситуация, при которой по мере развития крупной промышленности созидание действительного богатства становится менее зависимым от рабочего времени и количества затраченного труда, чем от мощи приводимых в движение средств производства, эффективность которых уже зависит от общего уровня развития науки и от успешности её применения к производству. В то же время налицо явное противоречие. С одной стороны, научно–технический прогресс приводит к сокращению всего рабочего времени, а с другой — хозяйственный механизм, базирующийся на затратном принципе, это сокращающееся время делает мерой потребления. В этих условиях приходится сокращать рабочее время в форме необходимого и увеличивать в форме прибавочного, что одновременно сужает рамки технологического применения науки.

Принимая во внимание цель социалистического производства — свободное развитие всех членов общества, оценку экономической эффективности техники нужно базировать не на критериях стоимости, а на критериях её потребительной стоимости. Как стоимость техника ничего не создаёт. Если же к ней подходить как к потребительной стоимости, то для оценки эффекта применения техники может служить соизмерение единицы выполняемой техникой полезной работы с затратами на её разработку и производство. В таком случае более дешёвые по сравнению с величиной своей полезной работы машины и будут более эффективными. И надо стремиться к тому, чтобы величина указанной разности была оптимальной с точки зрения целей социалистического общества и достигнутых мировых уровней.

Поскольку техника создаётся для экономии общественного труда, экономическим определением потребительского эффекта научно–технического прогресса является количество высвобождаемого живого труда. Его соизмерение с затратами труда на разработку и производство того или иного технического средства даст его экономическую эффективность, рассчитанную в плане потребительной стоимости. Одновременно эффект получает одинаковую с затратами основу — труд тем самым освобождается от чисто технологических характеристик. В свою очередь затраты научно–технического труда здесь рассматриваются не просто и не только как часть совокупных затрат, реализованных в продукте материального производства, а выявляют себя в росте производительной силы труда. Возникает, следовательно, особое отношение между затратами и результатами, когда под последними имеется в виду не масса произведённых потребительных стоимостей, а повышение силы производящего их труда. Это соотношение опять–таки не совсем обычное для привычных соизмерений. Вместе с тем оно может служить основанием для оценки экономической эффективности техники и построения соответствующих звеньев хозяйственного механизма, связанных с повышением этой эффективности.

Можно ли измерить и тем более соизмерить потребительную стоимость средств производства и вообще разных факторов производства? Известно, с какими трудностями встречаются экономисты, когда пытаются соизмерить потребительные стоимости различных продуктов, предназначенных для индивидуального (личного) потребления. Поиски единиц или критериев полезности в виде предельных или иных величин каждый раз заканчиваются неудачей, если они направлены на непосредственное измерение и соизмерение потребительных стоимостей с их качественной стороны, то есть без их предварительного сведения к единому основанию, то есть к тому, что делает их качественно однородными в данном отношении.

Что роднит, например, сверлильный станок и печь, в которой выпекают хлеб? Ясно, что на изготовление и того, и другого продукта затрачено определённое количество человеческого труда. И если их сравнивать по этим затратам, это будет сопоставление их как стоимостей. Но ведь они созданы для того, чтобы с их помощью производить соответственно сверление и выпекать хлебобулочные изделия. При их употреблении как средств производства важным становится учёт того труда, который сэкономлен благодаря их применению. Если этого труда на то же количество продукции (свёрл, хлебобулочных изделий) стало затрачиваться теперь меньше, чем при работе на старом станке или печи, то, следовательно, их потребительная стоимость (то есть эффект от их употребления в процессе производства новых продуктов) выше, чем у прежних, которым они пришли на смену. Это значит, что они выполняют свою главную роль — усиливают производительную силу работника, сокращая время, которое он отводит работе, и увеличивая его свободное время. В этом предназначение техники. «Замещение ею человеческого труда, — писал Карл Маркс, — и есть её потребительная стоимость».

Замена или высвобождение человеческого труда, взятого в качестве созидателя продукта (в качестве живого труда), образуют, следовательно, ту единую основу, по которой могут быть соизмерены различные технические средства со стороны их потребительной стоимости, которые делаются по той причине количественно сравнимыми. В этом случае мы остаёмся в рамках отношений потребительной стоимости, не обращаемся к стоимости техники, поскольку через неё потребительную стоимость техники нельзя выразить. «Потребительная стоимость машины… — отмечал Карл Маркс, — не определяет её стоимости, последняя определяется трудом, необходимым для её собственного производства».

Для того чтобы высвобожденный человеческий труд стал измерителем производительности машины в сравнении с другими машинами, он должен быть сопоставлен с трудом, затраченным на разработку и производство этой машины. Если прошлого труда, реализованного в машине, больше, чем она замещает живого труда, то она в качестве потребительной стоимости теряет своё назначение: живой труд по своей дееспособности будет более эффективным, чем предназначенная для его замены техника. Следовательно, соизмерение производительности различных машин осуществляется не общим количеством высвобождаемого труда, а тем его количеством, которое остаётся после вычитания из него прошлого труда, затраченного на производство машины, то есть относительным количеством высвобождаемого труда. Чем больше разница между высвобождаемым машиной живым трудом и прошлым трудом, израсходованным на её производство, тем выше потребительная стоимость машины, её производительность и, следовательно, эффективность.

Для оценки сравнительной эффективности новой и старой техники в плане их потребительной стоимости высвобождаемое количество труда необходимо сопоставить с трудом, затрачиваемым на создание этих технических (технологических) новшеств, то есть необходимо получить относительные величины. Более эффективным будет то средство производства, которое высвобождает большее относительное количество живого труда, то есть даёт наибольшую разницу между высвобождаемым и затрачиваемым прошлым трудом.

Социализм должен подчинить научно–технический прогресс постоянному сокращению всего рабочего времени (а не только его необходимой части) и увеличению свободного времени за счёт сэкономленного рабочего времени. Норма свободного времени здесь должна заменить норму прибавочного времени. Если посмотреть с этой стороны на социальные результаты научно–технического прогресса, то за годы Советской власти средняя продолжительность рабочей недели уменьшилась почти на 18 часов — с 58,5 до 40,7 часа. В этом смысле норма свободного времени существенно повысилась. Однако в последние 20–25 лет существования СССР научно–технический прогресс в промышленности практически не привёл к увеличению свободного времени непосредственных производителей. Их рабочее время в целом не сокращалось, соотношение их свободного и рабочего времени не менялось в сторону увеличения первого. Если же принять во внимание недостатки торгового, бытового, транспортного, коммунального, культурного обслуживания, то вычеты из свободного времени снижают его размеры, оно не выполняет в полной мере своего предназначения как времени для развития трудящихся.

Итак, создаётся принципиально новая ситуация — открывается возможность превращать экономию рабочего времени не только в свободное время всего общества, но и в свободное время непосредственных производителей. Предположим, писал Карл Маркс, что производительность труда повысилась настолько, что если ранее в материальном производстве непосредственно было занято ⅔ населения, то теперь участвует всего ⅓. Раньше ⅔ населения доставляли жизненные средства для всего населения, а теперь это делает лишь ⅓ населения. Прежде «чистый доход» (в отличие от дохода производительного работника) составлял ⅓, а теперь ⅔. Теперь нация, если отвлечься от противоположности классов, должна была бы употреблять на непосредственное производство ⅓ своего времени вместо прежних ⅔. При равномерном распределении рабочего времени все имели бы больше времени (⅔) для непроизводительного труда и досуга.

На такого рода социальные результаты научно–технического прогресса неоднократно указывал Владимир Ленин. Крупное производство, писал он, даёт тысячи возможностей сократить вчетверо время организованных рабочих, обеспечивая им вчетверо больше благосостояния. Социалистическое государство, по его мнению, позволит — благодаря росту производительности труда — сократить рабочий день до 7–6 часов в сутки и ещё меньше. Так создаётся возможность перевода показателя экономического эффекта (экономия рабочего времени) в показатель социального эффекта (увеличение свободного времени). Они оказываются связанными таким образом, что сокращение одного приводит к такому же увеличению другого.

Если же видеть рост социально–экономической эффективности научно–технического прогресса, как предлагают некоторые экономисты, в повышении нормы прибавочного продукта и соответственно в растущей массе прибыли, то вряд ли такая эффективность будет устраивать трудящихся и повышать их трудовую активность. Те, кто ратует за повышение их трудовой активности только на основе механизмов увеличения массы прибыли и её перераспределения по собственным законам и при этом пытается реализовать принципы социальной справедливости, по–видимому, забывают, что сама по себе работа во имя создания большей массы прибыли ведёт к социальной несправедливости, поскольку прибыль в конечном счёте образуется за счёт сокращения доли необходимого труда и увеличения доли прибавочного труда в структуре рабочего времени, то есть при такой целевой ориентации указанный экономический эффект достигается за счёт трудящихся.

Если сделать прибыль целью предприятий, то этими механизмами предприятию навязывается особая социально–экономическая позиция, отличная от интересов рабочих: предприятию чего–то стоят лишь оплачиваемые издержки производства (стоимость израсходованных материальных средств и заработная плата), но ничего не стоят прибыль и находящийся за ней прибавочный труд рабочих (они числятся в доходах предприятия, но не входят в издержки производства данной продукции). Рабочим же их прибавочный труд стоит таких же затрат труда, как и при производстве необходимого продукта. Но их заработная плата в отличие от дохода предприятия составляет лишь одну из статей издержек производства. Получается так: то, что стоит рабочему затрат прибавочного труда, предприятию ничего не стоит. В этих условиях борьба за экономию превращается в борьбу за экономию издержек производства во имя прибыли, то есть за увеличение стоимости прибавочной части продукта за счёт уменьшения необходимой его части. Вроде бы экономится столько–то рублей, а имеется в виду получение дополнительной прибыли, которая возникает не из сэкономленного, а из применённого труда. Для рабочих такая экономия — это экономия на их зарплате. Стимулировать рост производительности труда, экономию труда и, естественно, трудовую активность в данном случае очень трудно.

Затратные механизмы отодвигают на задний план борьбу за действительную экономию — экономию затрат всего живого труда, в том числе труда, расходуемого на производство прибавочной части продукта, поскольку труд и его затраты не имеют стоимости. Направленность затратных механизмов не на экономию всего труда и применяемых производительных сил, а лишь на экономию издержек производства, в том числе оплаты труда, не позволяет должным образом стимулировать экономию живого труда и заставляет делать акцент на экономию прошлого труда. Это снижает эффективность социалистического производства. Хозяйственный механизм, основанный на затратном подходе, весьма существенно ограничивает стимулирующие функции целей социалистического производства. Это вполне объяснимо, ибо затратные методы оценки деятельности предприятий ограничивают возможности людей направлять производство на удовлетворение и развитие их потребностей и тем самым подчинять его своему контролю, развёртыванию своей свободы в этом отношении.

Освобождение научно–технического прогресса от преград, возводимых стоимостью (и особенно прибавочной стоимостью) продукта, устранит существующие противоречия в экономическом механизме взаимодействия науки и производства, снимет возникшие преграды на пути технического прогресса. В этом случае отпадёт необходимость в постоянном повышении цен на новую технику во имя увеличения прибавочного и сокращения необходимого труда, преодолевается отрицательное отношение непосредственных производителей к техническому прогрессу, изобретательству и рационализаторству: техника оказывает содействие рабочему или крестьянину в их труде не своей стоимостью и ценой, а своей потребительной стоимостью, производительностью.

Применение техники перестанет определяться количеством затраченного на её производство рабочего времени, а будет обусловливаться количеством замещаемого ею рабочего времени. Её экономическая и социальная эффективность тоже будет измеряться не затратами (в частности, приведёнными) на её производство и создание, а сэкономленным, высвобожденным ею трудом.

Научно–технический прогресс, экономя труд, проявляется в том, что всё большая масса потребительных стоимостей производится за то же или меньшее общественное рабочее время. Растёт производительность труда, и соответственно затраты его на единицу продукции имеют тенденцию к сокращению. Это закон не только социалистического производства, а общесоциологический закон, действующий во всех общественных формациях выражающий развитие производительных сил. И если цены отражают, а не искажают движение затрат труда их динамику, то они также должны иметь тенденцию к понижению.

Снижение цен — не просто требование трудящихся масс, а такое требование, которое объективно обусловлено и обосновано самим ходом и результатами научно–технического прогресса. Другое дело, что осуществить понижение цен невозможно, пока все предприятия сориентированы на рост затрат, прибыли, пока не будет изменена ориентация хозрасчёта.

§ 4. Утверждать собственность трудящихся, преодолевать наёмный характер труда

Известно, что новое общество в том виде, в каком оно выходит из капитализма, не тождественно тому, которое развилось на собственной основе. Под собственной основой имеется в виду прежде всего общая собственность, определяющая движение по собственным социально–экономическим законам.

Сегодня можно считать своего рода обществоведческой аксиомой тот факт, что без общественной собственности, планомерности социализм не может превратиться в целостную социально–экономическую систему. Однако суть проблемы в том, что и у общественных, коллективных собственников, а не только у единоличников, фермеров отношения собственности в позднем СССР реализовывались посредством товарно–денежных форм, противоречащих ориентации на производство и воспроизводство духовно развитого и материально обеспеченного человека. Стало быть, при социализме речь должна идти о том, чтобы человек, забота о нём, а отнюдь не прибыль и стоимость стали исходным и конечным пунктом экономической жизни и соответствующего хозяйственного механизма, чтобы адекватным образом были сориентированы и государственные институты управления. Подчинение всех остальных социально–экономических форм задаче свободного развития всех членов общества приведёт систему социализма к состоянию целостности, явится главным гарантом дальнейшего развития.

Но сам процесс подчинения требует осуществления многих коренных и весьма непростых преобразований как в социально-экономической практике, так и в теории.

В теоретическом плане речь идёт прежде всего о понимании сущности социалистического производства, которое необходимо рассматривать не только как производство продуктов, вещей, хотя и взятых в их непосредственно общественной форме, но и как производство и воспроизводство отношений по воспроизводству самого человека. Сегодня среди большинства обществоведов утвердилось более или менее единое мнение относительно того, что целью социалистического производства, основанного на общественной собственности, является развитие человека и соответствующее удовлетворение его потребностей. Отсюда, естественно, вытекает и необходимость признать эту же цель и результатом производства.

В практическом плане задача состоит в том, чтобы посредством развития социалистических производственных отношений естественной целью каждого звена производства сделать удовлетворение разумных человеческих потребностей и соответствующее развитие самих людей. Именно это обстоятельство должно определить и продолжительность труда, и весь технический строй процесса производства.

Товарно–стоимостные механизмы неизбежно опосредуют отношения общественной собственности, препятствуют её проявлению как непосредственно общественной собственности каждого, отрывают её как достояние всего общества (как в государственной, так и в коллективных формах) от непосредственных производителей. Преодолеть эту опосредованность общественной собственности, превратить её в непосредственно общественную собственность нельзя, если она одновременно не станет достоянием и каждого трудящегося. Именно это имел в виду Карл Маркс, когда писал, что после ликвидации капиталистической частной собственности устанавливается «индивидуальная собственность… на основе кооперации и общего владения землёй и произведёнными самим трудом средствами производства». В этой связи встаёт неординарный вопрос: имеются ли объективные предпосылки для реализации общественной собственности в форме непосредственно общественной собственности?

Уже в СССР общественная собственность на значительную часть предметов индивидуального (личного) потребления выступала как объект непосредственного присвоения каждым членом общества. Имеются в виду те приобретаемые за счёт общественных фондов потребления блага, которые реализуются каждым человеком как его индивидуальная собственность: среднее образование для всего населения и высшее — для его значительной части; медицина, жильё и тому подобное. Это и дальнейшее обобществление потребления новых видов продуктов и услуг, производимых в общественном секторе или принадлежащих производственным коллективам (санатории и дома отдыха, ясли и детские сады, медицинское и коммунальное обслуживание и тому подобное); и всё большее превращение торговой сети в передаточный канал производимых продуктов в сферу потребления; и более основательный перевод планирования с методов регулирования стоимостных пропорций на пути планового установления пропорций между объёмами разумных потребностей и трудовых затрат на их удовлетворение и так далее.

Исходя из требований практики, нельзя реализацию принципа «непосредственно общественного» труда, продукта, отношений видеть лишь в подчинении индивидуального общему, не замечать необходимости обратного — налаживания механизмов передачи в сферу потребления индивида, максимального приближения общего начала к интересам коллектива и работника посредством соответствующих изменений в экономическом механизме, особенно на уровне предприятий.

Основной путь эволюции социализма лежит через реализацию общественной собственности как собственности каждого, то есть чтобы человек в своей повседневной жизни, в своих индивидуальных отношениях воспринимал себя как носителя общественных сил труда, отношений общественной собственности и обобществляющегося человечества, а не отделял себя от них, не делал из них особого существа. Это требует всемерного подчинения развития производственных отношений цели создания условий для благосостояния и всестороннего развития каждого человека. Именно для того, чтобы объективные условия труда реализовывались как условия развития и благосостояния человека, они должны быть непосредственно собственностью работника. И в то же время только реализация общественной собственности как непосредственно общественной подчиняет производство воспроизводству развитой личности.

Индивидуальная собственность, о которой идёт речь, — это неподелённая общественная собственность, превращённая в частную. Общее остаётся, но оно существует в единичном, через индивидуальную собственность непосредственно.

Отношения между обществом и личностью, между обществом и трудовым коллективом составляют особые формы производственных отношений между представителями различных социальных групп, а не просто абстрактные отношения всех между собой, или обычные отношения части и целого.

Главное в этой области — это внедрение в производственные коллективы таких форм хозяйствования, с помощью которых реализовалось бы то непосредственно общее, что представлено во всенародности социалистической собственности, то есть, говоря языком политэкономов, реализовались бы непосредственно общественные отношения как непосредственно общественная собственность. Если, например, на уровне общества заработная плата рабочего составляет часть национального дохода, то и в рамках предприятия она должна существовать как часть его дохода, за реализацию которого коллектив и общество должны отвечать не меньше, чем за производительное потребление способностей рабочих. Что касается той части дохода рабочего, которая поступает ему из фондов коллективного потребления предприятия, то она должна использоваться по образцу общественных фондов, бесплатно.

Распределение предметов индивидуального потребления по труду происходило и происходит на базе старого принципа — на основе личной (частной) собственности рабочего на свою рабочую силу, сдаваемую в наём. Рабочая сила осталась на положении товара, а труд — наёмного труда. В результате собственность на рабочую силу как на товар и частнотоварный способ распределения предметов индивидуального потребления вошли в СССР в непримиримое противоречие с общественной собственностью на материальные средства производства: непосредственные производители всё более отчуждались от общественной собственности, становились безразличными к ней и враждебными к её реальным распределителям — государственному управленческому аппарату. Всё это поставило под вопрос существование самой общественной собственности на средства производства и способствовало возврату капитализма.

Ограничение собственности рабочего его собственностью на свою рабочую силу и его отчуждение от средств производства проистекают из того, что рабочая сила в своём функционировании оказалась подчинённой отношениям стоимости. Если рабочий претендует на продукт своего труда (с самого начала признается, что из продукта в последующем будут сделаны вычеты в пользу общественных нужд), то может ли он получить этот продукт на основе закона стоимости, то есть претендовать на присвоение стоимости продукта на основе труда, реализованного в ней, — на основе обмена своего труда (рабочей силы) на его продукт? Или же для этого кроме труда нужно другое условие — собственность на материальные средства производства?

Сначала рассмотрим первое условие. Известно, что в рамках отношений стоимости заработная плата рабочего определяется не тем трудом, который воплощён в его продукте, а трудом, необходимым для воспроизводства его рабочей силы, то есть трудом, реализованным в жизненных средствах, полученных рабочим. Если же это так, если известно, что стоимость жизненных средств определяется общественно необходимыми затратами труда на их производство, то сколько же рабочему надо затратить труда,

чтобы обеспечить себе достойное существование и развитие? Чем определяется количество и качество труда, необходимого для производства жизненных средств рабочего, для воспроизводства его рабочей силы?

Если утверждать, что количество затрат труда на производство жизненных средств определяется стоимостью последних, то мы оказываемся в затруднительном положении: трудом определяется их стоимость, а стоимостью — количество этого труда. Выйти из этого порочного круга можно лишь при условии, если признать, что количество труда, необходимого для производства жизненных средств, определяется вовсе не стоимостью, а их потребительной стоимостью, то есть признать, что на основе закона стоимости ответить на этот вопрос просто невозможно. Соответственно доля рабочего в стоимости продукта не может определяться стоимостью производимого им продукта. Это обстоятельство имеет чрезвычайно важное значение для обоснования справедливого присвоения и распределения жизненных благ. Ведь нужно в конце концов установить, по какому труду осуществляется их распределение: а) по труду, который равен стоимости жизненных средств, рабочей силы или б) по труду, определяемому потребительной стоимостью жизненных средств и, следовательно, условиями их потребления, а не просто производства.

В первом случае мы имеем дело со стоимостной формой реализации принципа распределения по труду, основанной на величине абстрактного труда: рабочему возмещается стоимость его рабочей силы, то есть он получает лишь ту часть созданного им же продукта, которая необходима для воспроизводства его рабочей силы. Понятно, что из такой теоретической трактовки и практики эквивалентного обмена «приращения» своего умственного и физического потенциала ему не получить, равно как не достичь «прибавочного» развития и благосостояния. Прибавочный продукт, доставляемый его трудом и нужный для такого приращения, не включается в этот эквивалент, а присваивается другими. Это означает, что исключается сама возможность для развития и роста благосостояния рабочего. Дело в том, что рабочий кроме необходимого продукта создаёт ещё и прибавочный, работая дополнительное (прибавочное) время. Но при господстве системы найма практически весь прибавочный продукт забирает наниматель — таков закон отношений найма, закон поведения нанимателя.

Социальная же справедливость, обещаемая рабочим теоретиками и практиками–управленцами всех времён, состоит в том, чтобы рабочие, добровольно делая вычеты для удовлетворения общих нужд, присваивали и другую часть своего продукта, называемого в условиях эксплуатации труда прибавочным. Распределение по труду на основе эквивалентного обмена труда на продукт через посредство денег лишь на поверхности выглядит присвоением на основе труда, то есть как будто труд даёт рабочему право собственности на свой продукт. На самом же деле обмен труда одной формы на труд другой формы (овеществлённый в продукте) предполагает разрыв между трудом и собственностью, оборачивается отсутствием собственности у рабочего, а потому и присвоением части его труда другими без эквивалента. Карл Маркс писал, что «основанное на меновой стоимости производство, на поверхности которого происходит указанный свободный и равный обмен эквивалентами, в основе своей есть обмен овеществлённого труда как меновой стоимости на живой труд как потребительную стоимость; или, выражаясь иначе, это есть отношение труда к его объективным условиям — а потому и к создаваемой самим трудом объективности — как к чужой собственности, отчуждение труда».

За пределами простого товарного производства отношение стоимости есть, по существу, отношение присвоения чужого труда. Оно заложено в самой социальной природе труда как созидателя стоимости, поскольку в последней заключён прибавочный труд. Отношение стоимости (меновой) необходимо закрепляется в определённых формах собственности. Ими являются: а) собственность рабочего на свою рабочую силу и б) её оборотная сторона — собственность нанимателя рабочей силы на средства производства, будь эта собственность государственной, коллективной (групповой) или частной. Нанимателю нет нужды в собственности на свою рабочую силу. Отсюда — отчуждение рабочего от собственности на средства производства, отношение к ней как к краже, ибо тот, кто нанимает рабочего, достоянием которого является только его рабочая сила, неизбежно получает право на часть продукта рабочего. Отношение стоимости при обмене труда на продукт выступает (по существу) отношением эксплуатации.

Государство в этих условиях милостиво разрешает рабочему быть индивидуальным (частным) собственником своей рабочей силы, но старается не доходить до цинизма — не обнажать данное обстоятельство, предоставляя от имени закона рабочему право относиться к своей голове и рукам как к своей собственности. Юристы предпочитают отдать это занятие экономистам, оставляя за собой функцию фиксировать в законе право человека быть свободным, свободно распоряжаться собой и своим трудом.

Вопрос о том, может ли рабочий стать собственником чего- нибудь другого кроме своей рабочей силы и обмениваемых на неё жизненных средств, решается совершенно иным способом, а не тем, что рабочему даётся право собственности на его рабочую силу. К тому же рабочий, имей бы он такую же собственность, как и наниматель, не стал бы вступать с ним в отношения найма. Самое большее, что можно получить из присвоения по стоимости рабочей силы, то есть в условиях товарного производства, — это придание объединённому на основе товарного производства трудовому коллективу формы коллективного капиталиста, подведение его под капиталистические формы дохода. При таких формах работник, нанимая себя в качестве рабочего, платил бы себе заработную плату, а в качестве собственника — получал бы прибыль.

Установление же собственно социалистической собственности на продукт труда может быть обеспечено другим способом — распределением жизненных средств по закону потребительной стоимости. Здесь вместо стоимости рабочей силы вступает в действие её потребительная стоимость, а основанием распределения жизненных благ становится потребительная сила труда.

Потребительную стоимость своей рабочей силы трудящийся реализует в живом труде. Особенность рабочей силы как потребительной стоимости в отличие от её стоимости состоит в том, что реализация первой предполагает доставление рабочим большего количества труда, чем затрачивается на производство его жизненных средств. Их потребление, хотя и не входит непосредственно в процесс труда, тем не менее через реализацию рабочей силы в труде, а труда — в продукте приводит к созданию дополнительной потребительной силы общества и человека. Рабочий, следовательно, может с полным основанием претендовать не только на тот объём жизненных средств, который равен (эквивалентен) стоимости его рабочей силы, но и на дополнительное количество жизненных благ и средств развития, доставляемых его же живым трудом. Тем самым отпадает главный ограничитель благосостояния и развития рабочего — способ распределения по затратам необходимого труда, эквивалентным стоимости приобретаемых им жизненных средств, то есть по стоимости его рабочей силы.

При распределении на основе потребительной стоимости учёт затрат живой рабочей силы не отбрасывается. Наоборот, устанавливаемый на базе потребительной стоимости прожиточный минимум, необходимый для содержания работника, минимальная заработная плата требуют для восстановления жизненных сил и обеспечения жизни трудящегося необходимых затрат труда. Они подлежат строгому учёту.

Главное же преимущество распределения по потребительной силе труда, реализованной в потребительной стоимости, полезности продукта, состоит в ином: рабочий получает право присвоить не только необходимый, но и прибавочный продукт (конечно, с вычетами) своего и общественного труда; его потребление уже не ограничивается затратами, стоимостью его рабочей силы, а необходимо предполагает приращение его благосостояния и возможность «прибавочного» развития. Тому, что рабочий получает часть прибавочного продукта в качестве своего дохода, он обязан уже не только своему труду, но и своей собственности на средства производства, тому, что он является работающим собственником.

Для решения вопроса надо, во–первых, потребительную стоимость (полезность) продукта выразить количеством замещаемого, сэкономленного живого труда с вычетом затрат труда на достигаемый объём экономии, замещения; во–вторых, необходимо перевести таким образом измеренную производительную силу труда (в единицах сэкономленного труда) в потребительную силу труда, то есть определить в итоге потребительную стоимость рабочей силы. Она, с нашей точки зрения, будет измеряться тем количеством сэкономленного рабочего времени, которое, с одной стороны, становится мерой получения благосостояния сверх минимума жизненных средств, с другой — мерой развития рабочего. Распределение, следовательно, здесь базируется на законе экономии времени, который, согласно Карлу Марксу, становится первым экономическим законом на основе коллективного производства. Измерение посредством сэкономленного рабочего времени существенно отличается от измерения меновых стоимостей продуктов затраченным рабочим временем. Распределить жизненные средства на основе сэкономленного труда, достигаемого за счёт более высокой потребительной стоимости рабочей силы, можно столь же успешно, как и на основе затраченного труда.

Механизм распределения, основанный на потребительной стоимости, то есть действительно противозатратный механизм, для своего функционирования нуждается в приобщении рабочего к общественной собственности на средства производства как в необходимом условии своего утверждения и развития. И наоборот, затратный хозяйственный механизм, распределение по затратам труда не совмещается с собственностью рабочего на продукт своего труда, с общественной собственностью: он разрушает экономическую базу социализма, направленность производства непосредственно на лучшее удовлетворение потребностей трудящихся. Здесь главное в том, что собственность на средства производства есть условие собственности на продукт своего труда.

На самом деле, в условиях социализма личная, индивидуальная собственность на предметы потребления в их большей части — это собственность на совместно созданный общественный продукт, передаваемый индивиду в его собственность и присваиваемый им на основе его участия в коллективном общественном труде при собственности каждого на средства производства. Чем больше этого продукта становится достоянием каждого рабочего, его непосредственной собственностью, тем глубже и шире реализуется сама общественная собственность, тем выше её значимость для человека.

Если же общественная собственность тем или иным способом ограничивается в своей реализации (сужается её сфера, воздвигаются опосредствующие звенья между общественной и личной собственностью типа аренды, кооперативной собственности и тому подобное), то многие общие блага, предназначенные для совместного потребления, например услуги образования, медицинское обслуживание и так далее, перестают быть достоянием каждого члена общества, его непосредственной собственностью, переходят в разряд платных услуг, равное пользование которыми общество уже не обеспечивает. Рост объёма платных услуг рассчитан на имущественную дифференциацию граждан, неизбежно сопровождается введением форм групповой или индивидуальной частной собственности. Поэтому всякое их расширение равнозначно ослаблению усилий по доведению ведению общей собственности до уровня непосредственной собственности каждого, замене личной, индивидуальной собственности, основанной на коллективном труде и общем владении землёй и средствами производства, частной собственностью, основанной в конечном счёте на присвоении результатов чужого труда, даже если они достаются по наследству.

К отрицательным (для рабочих) последствиям ведёт передача отдельных предприятий (фабрик и заводов) в исключительную собственность их коллективов, что Владимир Ленин считал отказом от социализма, проявлением анархо–синдикализма. Дело не в том, чтобы коллективы предприятия не реализовывали себя как собственники, как хозяева принадлежащих обществу средств производства. Речь идёт о том, чтобы не превратить их в коллективных капиталистов, эксплуатирующих себя и вступающих в жёсткую конкуренцию с другими рабочими в целях получения всё большей выгоды и прибыли и, следовательно, нарастающей взаимной эксплуатации. Одновременно они лишились бы выгод, получаемых от общественного труда, его общественных производительных сил, потеряли бы ту часть общественного продукта, которая возникает благодаря разделению и комбинированию труда и производства и которая не может быть результатом единичного труда или труда отдельного коллектива.

Всякое преимущество в собственности, предоставленное отдельному коллективу, неизбежно наносит вред другим предприятиям. Достаточно было, например, освободить от нового налога на рост фонда заработной платы коллективы производителей товаров народного потребления, как создались условия для ухудшения экономического положения производителей сырья или комплектующих изделий для этих же товаров. Шахтёры не могут употреблять свой уголь в пищу, но их могут разорить производители продуктов питания, если взвинтят на них цены. В этом случае шахтёрам ничего не останется, как требовать повышения цен на уголь.

Продукт, созданный в рамках и особыми средствами данного коллектива, не должен концентрироваться в виде его особой собственности, а должен передаваться в индивидуальную собственность каждого его члена точно так же, как индивидуализируется продукт общества. Иначе ещё более углубится имущественное неравенство между трудовыми коллективами, ещё сильнее расцветёт групповой эгоизм и при свободном рынке капиталов собственность коллектива может оказаться в руках отдельных лиц или групп, скупивших большую часть его акций.

Общественная собственность реализуется и как собственность коллектива в том случае, если последний в лице органов самоуправления трудящихся непосредственно распоряжается создаваемым продуктом, а не возлагает функции его распределения на особый аппарат управленцев, с которым рабочие заключают договор о найме или об условиях, по которым аппарат разрешает или отказывает им в праве не работать на самих себя (в случае забастовок). Трудящимся, чтобы получить права на полное хозяйственное ведение дел на предприятии, нет необходимости иметь в качестве коллективной собственности особое неделимое имущество предприятия в отличие от общенародного имущества, устанавливать «заводской» социализм. Им достаточно иметь право распоряжаться созданным продуктом, быть хозяевами в делах управления предприятием.

Некоторым «демократам» кажется, будто установление новой республиканской, городской, сельской собственности — благо для непосредственного производителя, труженика. На самом деле это лишь дополнительное звено, ещё дальше отодвигающее его от общей собственности. Ведь оно нужно для того, чтобы содержать дополнительный аппарат управления. Без этих «новых» форм собственности аппарат не может юридически претендовать на определённую долю из бюджета или на установление муниципальных налогов. Кроме того, они служат основанием для борьбы регионов за установление господства на рынке, завоевания новых рынков согласно законам рыночной конкуренции (!).

Чтобы общаяили коллективная собственность выступала как индивидуальная собственность, то есть как собственность каждого, непосредственно общественная собственность, нет никакой нужды раздавать средства производства, передавать их в личную или частную собственность. Для этого достаточно предоставить право самим труженикам распоряжаться тем продуктом, в который они превращают средства и предмет труда, право претендовать на долю дохода от собственности на задействованные в создании продукта средства производства. Поэтому речь идёт не о переходе средств труда в частную собственность, не о покупке рабочими им же принадлежащих средств производства в общественно–индивидуальную, коллективно–индивидуальную собственность.

Носитель индивидуальной собственности как член общества одновременно управляет вместе с другими и продуктами своего труда. Этого как раз и требует научная теория социализма. Фридрих Энгельс считал несовместимым с социализмом положение, когда распределение продукта передаётся «на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдаёт рабочему его долю из его собственного продукта».

Требование рабочих и крестьян реализовать общественную собственность в виде собственности (права на владение) произведённой ими же продукции находится в полном соответствии с научными принципами социализма. Необходимый труд (по условиям потребления) и его продукт, присваиваемый производителем для индивидуального потребления, должны включать в себя не только ту часть, которая идёт на содержание рабочего, но и ту, которая обеспечивает развитие его индивидуальности. Что касается прибавочной части необходимого продукта, то она должна идти на образование страхового и резервного фондов, с одной стороны, и фонда для расширенного воспроизводства — с другой. Если, с одной стороны, свести, отмечал Карл Маркс, заработную плату к её общей основе, то есть к той части продукта собственного труда, которая входит в индивидуальное потребление рабочего, расширенного до пределов, требуемых не только воспроизводством рабочей силы, но и развитием рабочего, и если, с другой стороны, ограничить прибавочный продукт воспроизводственным, резервным и страховым фондами и добавить к этим фондам фонды для ещё или уже неработоспособных членов общества, то есть «если снять с заработной платы, как и с прибавочной стоимости, с необходимого труда, как и с прибавочного, специфически капиталистический характер, то останутся уже не эти формы, но лишь их основы, общие всем общественным способам производства» ^[144].

Из сказанного вытекают существенные выводы для практики развития отношений собственности и распределения. Оценивая создавшуюся ситуацию, должны сказать: основная задача по изменению способа распределения жизненных благ за годы после Октябрьской революции не была решена; способ распределения не приведён в соответствие с обобществлением собственности на материальные средства производства. Если за это время собственность формально, то есть в виде государственной собственности, была обобществлена применительно к средствам производства, то по отношению к субъекту производства, предметам, предназначенным для индивидуального потребления, этого не произошло. Их основная масса присваивалась непосредственными производителями на базе их частной (личной) собственности на свою рабочую силу, то есть на деле обобществление не состоялось. В результате способ распределения жизненных благ оказался в явном противоречии со способом их производства: присвоение благ происходило на основе индивидуальной (частной) собственности на рабочую силу, наёмного труда, а производство — на базе государственной собственности на средства производства, отчуждённой от самих производителей.

Как же в этом случае относиться ко всеми признанному (в качестве социалистического) принципу распределения по труду и соответствующим положениям Маркса, Энгельса, Ленина? Труд, как известно, не имеет стоимости, а распределение по труду в условиях товарного обмена имеет единственный рациональный смысл — распределение по стоимости рабочей силы, которая определяется необходимым на её воспроизводство трудом. Тогда как быть с тем обстоятельством, что на поверхности нашего общества «социалистическим» принципом выступает распределение жизненных благ по труду? Маркс, Энгельс, Ленин, не признавая возможным распределение при социализме по стоимости рабочей силы, по затратам абстрактного труда, вместе с тем не исключали труд из критериев распределения. Проводя параллель с товарным производством, Маркс, например, считал, что рабочее время должно служить мерой индивидуального участия не только в совокупном труде, но и в индивидуально потребляемой части совокупного продукта. Он допускал обмен трудовыми эквивалентами: то же самое количество труда, которое рабочий дал обществу в одной форме, он должен получить (после соответствующих вычетов) обратно в другой форме. Таким образом, отождествлять обмен стоимостных эквивалентов — стоимости рабочей силы на стоимость жизненных средств — с обменом трудовых эквивалентов — час труда на продукт другого часа труда — было бы критической ошибкой.

Именно труд — труд по условиям потребления — должен учитываться в качестве меры участия общества и человека в индивидуально потребляемой части продукта. Следовательно, чтобы получить определённую долю продукта для потребления, нужно затратить определённое количество труда.

Другой, не менее важный вопрос состоит в следующем: обществу и людям недостаточно знать, что количеством затрат общественно необходимого труда определяется стоимость жизненных средств и, следовательно, уровень платёжеспособного потребления; надо ещё знать, чем определяется величина того живого труда, который они должны затрачивать, чтобы получить то или иное количество жизненных благ. Или, иначе, люди должны установить, сколько нужно трудиться, чтобы получить определённое благосостояние и развитие, а не — наоборот — сначала трудиться, а потом ждать, насколько повысится их благосостояние. Этот вопрос может быть решён не на основе закона стоимости, а на базе противоположного принципа — закона потребительной стоимости. Если воспроизводство рабочей силы по её стоимости (зарплата) определяется общественно необходимыми затратами труда на производство потребляемых рабочими жизненных благ, то сами эти затраты (сколько нужно труда на их производство) определяются уже не стоимостью, а потребительной стоимостью жизненных благ. Они потребляются не как меновые, а как потребительные стоимости. По стоимости они лишь обмениваются, продаются и покупаются. Именно потребительная стоимость жизненных средств определяет издержки производства рабочей силы, и соответственно «доля рабочего в стоимости продукта определяется не стоимостью продукта, то есть не затраченным на него рабочим временем, а его свойством сохранять живую рабочую силу», потребительной стоимостью продукта.

Отсюда следует, что стоимостному принципу распределения жизненных благ с самого начала противостоит другой способ распределения — потребительностоимостной. В рамках закона потребительной стоимости исходным в распределении выступает уже не стоимость рабочей силы, а её потребительная стоимость. Соответственно этот способ распределения исходит из необходимости непосредственного удовлетворения жизненных потребностей и воспроизводства человека как носителя труда и субъекта общественных отношений. В этой плоскости лежат критерий и мера потребительностоимостного распределения.

Для обеспечения существования человека, восстановления и воспроизводства его жизненных сил этот критерий можно установить согласно обычаям и привычным потребностям. В первоначальных обществах, не достигавших высокого уровня развития производительных сил, основой распределения как труда, так и жизненных благ служили потребительная стоимость продуктов и потребности человека. И в наше время мерой для обычного содержания человека являются расчёты прожиточного минимума, рационального потребительского бюджета, потребительской «корзины» продуктов и промтоваров. Именно ими определяется минимальная заработная плата, денежное (стоимостное) выражение жизненных средств, а не наоборот.

Таким же способом можно установить максимальные для данного периода потребительские бюджеты и соответствующие им уровни возможных доходов. Они определялись бы не стоимостным источником доходов (зарплата для наёмных работников, предпринимательский доход и процент для нанимателей рабочей силы), не игрой цен, а потребностями развития личности и нужным для этого уровнем благосостояния. Да и само развитие производства «больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности».

Способ распределения на основе потребительной стоимости жизненных средств позволяет установить количество труда, необходимое для удовлетворения соответствующих потребностей. Однако в этом случае труд будет необходимым уже не по условиям производства стоимости, определяться не тем рабочим временем, которое реализуется во вновь созданной в течение данного года стоимости, а необходимым по условиям потребления, которое реализуется в годовом продукте как в потребительской стоимости. Соответственно доходы должны формироваться не на основе затрат труда, в частности прибавочного труда, а на базе производительности труда, экономии рабочего времени.

Можно с уверенностью сказать, что Маркс и Энгельс использовали категорию труда для обоснования принципа распределения при социализме совершенно в ином смысле, чем это делалось и делается в практике распределения «по труду» согласно закону стоимости. В полном соответствии с решением вопроса о характере производства они решали проблему распределения при социализме: они не допускали распределения, основанного на меновой стоимости рабочей силы, то есть распределения по труду, необходимому для воспроизводства рабочей силы. Энгельс резко отрицательно относился к суждениям о «социалистической теории стоимости», к тому, что «будто Марксова теория стоимости должна служить масштабом распределения в будущем обществе». На самом деле Маркс писал: «Пожелание, чтобы, например, меновая стоимость из формы товара и денег не развилась в форму капитала или чтобы труд, производящий меновую стоимость, не развивался в наёмный труд, столь же благонамеренно, сколь и глупо».

Можно ли надеяться, что на освобождение рабочего от наёмного труда пойдут наниматели рабочей силы — начиная с государства как собственника, его управленческого аппарата и кончая предпринимателями, руководителями новых кооперативов? Понятно, что нельзя ждать защиты трудящихся от наёмного труда от тех, кто по своему экономическому положению в нём заинтересован. Да они об этом и не думают и никогда не пойдут на то, чтобы сделать рабочих и крестьян хозяевами. Без отношений договоров о найме рабочей силы аппарат управления не сможет претендовать на прибавочный продукт как на условие своего исключительного существования. Аппарат управления как представитель собственника как раз и является тем субъектом, от которого трудящимся надо защищать себя. Защитить себя в этом случае они могут единственным эффективным способом, поставив управленцев на место наёмных работников, а себя — рабочих, свои коллективы — сделав нанимателями. Таковыми рабочие могут стать при условии, если будут хозяевами средств производства, если сами будут распоряжаться продуктом своего труда. Например, в колхозе, возглавляемом М. А. Чартаевым (Дагестан), такую перестановку осуществили сами работники. Они освободили себя от наёмного труда, поменяли местами управленцев и рядовых тружеников, перевернув пирамиду: председатель колхоза, специалисты, служащие были поставлены в прямую зависимость от колхозников, от результатов их труда. Они стали получать свои доходы путём установления коллективом определённого процента от доходов колхозников. Аппарат управления из командной системы превратился таким образом в аппарат служащих у производителей, в нанимаемых ими работников. Зоотехник, например, перестал получать, как ранее, установленную зарплату, гарантируемую председателем и правлением колхоза. Его доход стал зависеть от доходов доярок: чем они выше, тем больше получает специалист, если он принимал непосредственное участие в повышении доходов тружеников, в сокращении производственных затрат. Что касается самих колхозников, то их доходы не только возмещают затраты их труда, но и включают в себя определённую часть дополнительного дохода, исчисляемого в определённом процентном соотношении с их трудовыми паями. Они получают как работающие собственники: и как производительные работники, и как хозяева, собственники (аналогично хозяину–фермеру), объединённые в одном производственном коллективе.

Можно ли то же самое сделать в трудовых коллективах промышленных предприятий, являющихся объектом различных форм государственной собственности (союзной, республиканской, городской и так далее)? Положительный ответ на этот вопрос будет очевидным, если мы не на словах, а на деле хотим сделать рабочих хозяевами на производстве. Достаточно опять–таки поставить управленческий аппарат предприятий в положение работников, нанимаемых рабочим коллективом, а рабочих — в положение нанимателей. Для этого, как говорилось, нет необходимости раздавать государственную (общенародную) собственность отдельным коллективам и их членам, как не было нужды это делать в условиях, при которых аппарат управления выступает органом, уполномоченным собственником, нанимающим рабочую силу. В таких условиях государство будет уполномочивать на это непосредственно трудовые коллективы, самих рабочих, которые устанавливают свои доходы с учётом как результатов своего труда, так и своей доли в общей собственности на средства производства, применяемые в производстве продукта. Затем они будут добровольно делиться своими доходами с нанимаемыми ими управляющими и служащими вплоть до государственных служащих. Само государство в этом случае превратится в орган управления, нанимаемый и уполномоченный народом.

В этом случае, рабочие впервые на равных подключаются к поиску различных новшеств вместе с управленцами, научно–технической интеллигенцией, к практической апробации их на своём производстве, а также самостоятельной разработке собственных образцов новой техники и технологии. На таких предприятиях практически невозможна ситуация, когда приобретённая за громадные деньги импортная техника и оборудование годами не осваиваются, ржавеют на складах или прямо под открытым небом. Рабочие, участвующие в поисках и разработках вместе с инженерно–техническим персоналом предприятия, а также специалистами высшего эшелона управления (те, как профессионалы более высокого класса, следят за зарубежными новинками), не допустят закупок «впрок» или такого оборудования, которое они не смогут освоить.

Противоположность ролей нанимаемого и нанимателя в этом случае только кажущаяся. Всё это лишь внешне напоминает систему найма, потому что рабочие практически не выступают командирами–бюрократами, напротив, они прямо заинтересованы в настоящих — грамотных и умных — помощниках. И если управленцы, ИТР и другие служащие оправдывают их надежды, действительно помогают им добиваться больших успехов в труде, то ни первым, ни вторым нет необходимости искать какие–то особые формы, средства взаимодавления или защиты. Не справляющийся со своими обязанностями управления ИТР поймёт свою неспособность помочь коллективу по результатам работы последнего, о которых теперь знают все работники предприятия, по оплате его труда и сам, без подсказок и накачек, догадается, что, коль скоро пользы данному трудовому коллективу не приносит, ему либо надо думать о росте квалификации, либо искать более подходящую сферу приложения своих сил и способностей. Некомпетентные специалисты в такой ситуации навсегда теряют возможность принимать и навязывать коллективу неразумные решения.

Подобное «перевёртывание» ролей нанимателя и нанимаемого — шаг к подлинно демократической, социалистической системе отношений в производстве (и в материальном, и в духовном), где главным действующим лицом наконец по праву становятся трудящиеся — непосредственные создатели всего общественного богатства.

Преобразованные отношения будут иметь и новые, соответствующие им законы. Только таким образом можно освободиться от подчинённости законам, действие которых ввергает трудящихся в нищету или в другие нежелательные для них ситуации, например безработицу. Если трудящиеся не хотят увеличивать армию безработных и желают вызволить страну из кризиса, им нужно действовать и создавать такие отношения, законы которых не предполагают развития через периодические кризисы и безработицу. Это не будет субъективным произволом, принятием волевых решений, так как речь пойдёт об изменении реальных отношений и форм деятельности, исходящем от самих трудящихся.

Для того, чтобы коренным образом переориентировать производство на пользу рабочих и крестьян, нужно перевести хозяйственный механизм на потребительностоимостную основу, предполагающую в качестве главных результатов производства не прибыль, а потребительную стоимость, то есть предметы потребления, предназначенные для непосредственного удовлетворения общественных и личных потребностей. При этом затратами (издержками, вычетами) должны быть признаны стоимость продукта и её составляющие, в том числе прибыль. Не увеличение стоимостных показателей, а их уменьшение по мере возрастания массы произведённой продукции будет составлять эффективность производства, работающего на человека труда. Только поменяв местами стоимость и потребительную стоимость, подчинив первую последней, можно создать действительно антизатратный хозяйственный механизм, служащий благу трудящегося человека.

Чтобы производство работало на трудящегося человека, необходимо выполнить требование о том, что всемерное наращивание вклада каждого коллектива в наиболее полное удовлетворение потребностей трудящихся масс должно достигаться при наименьших затратах материальных ресурсов и живого труда (без его деления на необходимый и прибавочный труд). Необходимо сделать такую практику непреложным законом хозяйственной деятельности, основным критерием её оценки и главным содержанием любых экономических реформ. Только таким образом можно преодолеть существующую практику оценки «результатов» хозяйственной деятельности в рублях валовой стоимости или стоимости чистого продукта, за которыми стоят затраты труда. Только так можно устранить затратные формы хозяйственного расчёта, планирование от достигнутого, то есть освободиться от всего того, что ведёт к повышению цен, неудержимой инфляции, к подрыву экономических основ социализма. Социализм и работа на повышение стоимости — несовместимы.

Антизатратный хозяйственный механизм превратил бы планирование из деятельности по регулированию затрат, стихийно складывающихся стоимостных пропорций в работу по учёту и прогнозированию реальных потребностей общества, поиску оптимальных решений и повышению эффективности производства, повороту его к человеку, к социальным проблемам. Перенесение центра тяжести в плановой деятельности на социальную сторону экономики, прогнозирование развития общественных отношений, отношений собственности и распределения — настоятельная необходимость наших дней. Только на этом пути можно преодолеть недостатки существующего планирования, порождённые попытками соединить план не с реальными потребностями людей, а с рынком, отвергающим всякий заранее рассчитываемый потребительский спрос и отдающим решение всех вопросов механизмам стихийной регуляции. Те, кто предлагает заменить план рынком, даже не берут во внимание опыт развитых капиталистических стран, перешедших по примеру социализма с платформы стихийного рынка на методы государственного регулирования и программирования и преодолевших многие коллизии стихии рынка, сопровождающие его периодические финансовые расстройства. Преодоление деформаций сферы распределения, её переориентация на улучшение жизненного положения трудящихся настоятельно требуют освобождения её от подчинения игре цен и галопирующей инфляции. Для этого необходимо, чтобы сумма жизненных средств, присваиваемая трудящимися, определялась не их стоимостью, не тем общественно необходимым трудом, который затрачивается на их производство и представляет эквивалент стоимости рабочей силы, а потребительной стоимостью жизненных средств. Распределение благ, основанное на труде, затраченном на их производство, в лучшем случае способно обеспечить всего лишь возмещение затрат рабочей силы, обычное содержание рабочего, но не его развитие и благосостояние.

Если общество ставит целью не просто воспроизводство затраченных сил рабочего, но развитие трудящегося человека, то количество времени и труда, выделяемых для этого, должно быть необходимым и достаточным (по условиям потребления и потребительной стоимости жизненных благ и средств развития). Только распределение по этому труду, то есть определяемому условиями потребления (а не производства стоимости), является собственно социалистическим, способствует росту благосостояния трудящихся масс и их развитию. Оно предполагает, что не только необходимый, но и прибавочный продукт с самого начала должен служить для удовлетворения потребностей самих рабочих, для развития их способностей и равноправного пользования всеми приобретениями науки и искусства.

Из такой потребительностоимостной переориентации распределения следует, что главный путь роста оплаты труда и повышения жизненного уровня трудящихся лежит через рост массы потребительных стоимостей, повышение потребительной, а не стоимостной эффективности производства. Чем больше экономятся труд и материальные ресурсы, тем выше будут доходы (ниже затраты — выше оплата). В предлагаемых условиях хозяйствования доходы рабочих и трудовых коллективов формируются не по объёму затрат, а по экономии рабочего времени в соответствии с коэффициентом эффективности труда — отношением его полезного результата к трудоёмкости. Тем самым выводится из игры прибыль как основной рычаг формирования хозрасчётных доходов предприятия. На её место заступает форма работы на себя и на общество, предлагающая постоянное удешевление предметов народного потребления, всех материальных благ и услуг.

Приложение 9. КАК РАССЧИТАТЬ ТРУДОВУЮ ПОТРЕБИТЕЛЬНУЮ СТОИМОСТЬ?

Выдержка из главы «Взаимосвязь общественной полезности продукта и трудовых затрат» книги В. Я. Ельмеева «Социальная экономия труда: общие основы политической экономии», 2007 г.

Чтобы измерить полезный эффект продукта, недостаточно определить время, необходимое для его производства. Надо ещё найти объективную меру, посредством которой можно установить полезный эффект продукта и соответствующую основу для его соизмерения с трудовыми затратами.

Решение этой задачи в рамках закона стоимости сводится к сопоставлению степени полезности, в частности предельной, с трудоёмкостью продукта, а также к установлению соответствующей пропорциональности между ними. Стоимостной критерий предполагает, что все наличные платёжеспособные потребности одинаково значимы и подлежат удовлетворению в равной мере… Именно поэтому в конечном счёте предельные полезности благ оказываются пропорциональны их трудоёмкости.

Поиному ставится данная проблема в рамках закона трудовой потребительной стоимости. Она считается одной из самых сложных, поскольку её решение связывается с выходом за пределы трудовой теории стоимости. Закон потребительной стоимости регулирует производство так, что мера удовлетворения потребностей не определяется трудоёмкостью производства соответствующих продуктов, а, наоборот, полезный эффект последних диктует объём трудовых затрат на их производство. Чтобы определить эти затраты, надо сначала соизмерить полезные эффекты различных продуктов между собой, а затем сопоставить их с трудовыми затратами. Как и на какой основе это можно сделать?

Ясно, что такой основой может быть только труд. Нельзя соизмерить потребительные стоимости сами по себе, в отрыве от труда: всякая попытка соизмерять продукты труда без учёта затрат труда — это отступление от основного принципа марксистской политической экономии. Однако этими затратами не может быть количество прошлого труда, воплощаемого в тех или иных предметах, ибо в этом случае мы имели бы дело с определением их стоимости. Чтобы избежать этого, М. П. Осадько предлагает соизмерять потребительные стоимости не просто по затратам труда, а по их эффективности, то есть виды труда, затрачиваемые на производство различных потребительных стоимостей, необходимо соизмерять по их эффективности. Потребительные стоимости в этом случае выводятся за процедуры соизмерения, поскольку считается, что всякая попытка соизмерить продукты не по труду, а по их потребительскому эффекту, понимая под последним степень полезности, обречена на неудачу.

Но можно ли, заменяя количество трудовых затрат их эффективностью, обойтись без измерения и соизмерения потребительского эффекта самих продуктов, их полезности? Нам представляется, что нельзя обходить данный вопрос, поскольку это не ведёт к решению задачи. Оценка потребительных стоимостей по эффективности затрат труда на их производство важна при распределении самого труда в зависимости от наличных потребностей общества. Однако здесь учитывается эффективность труда, а не его продукта. Производительность труда является показателем количества продукта, нужного для удовлетворения потребностей, а не его качества, его полезности для индивидуального потребления. Последняя же связана с качеством продукта, с реализацией его особых, полезных свойств. Соизмеряя полезные свойства продукта, надо помнить, что основой здесь выступают не затраты прошлого труда, не его производительность, а сэкономленный в результате его потребления труд.

Соизмерению подлежат два полюса одного и того же труда как источника потребительной стоимости: на одном из них труд, реализованный в полезных свойствах продукта (конкретный труд) и выраженный мерой его полезного эффекта, на другом — количество затрат времени (естественная мера труда) на производство продукта с данным полезным эффектом. Сравниваются, следовательно, полезный эффект продукта и затраты труда на его достижение. Сравнение идёт на одной и той же объективной основе — по труду. Задача сводится к тому, чтобы найти меру труда, создающего полезный эффект продукта, и этот эффект сравнить с количеством затраченного на его достижение рабочего времени. Она должна быть решена в рамках закона потребительной стоимости, являющегося законом движения конкретного труда, который служит источником потребительностоимостного богатства. Это богатство составляют прежде всего предметы индивидуального потребления, полезный эффект которых необходимо определить в единицах труда. На наш взгляд, этим трудом является не затраченный на достижение такого эффекта труд, а труд сэкономленный, высвобожденный. Эффектом потребления продукта в данном случае выступает сбережение будущего труда. Оно может определяться следующим образом.

Известно, что продукты производства, не предназначенные для личного потребления, остаются внутри производства, подвергаясь производительному потреблению. Из производства выходят и попадают в сферу индивидуального потребления только предметы личного потребления, которые образуют так называемый «жизненный фонд общества». Результатом его потребления, как было показано, является человек, воспроизводство многих его свойств, в том числе главного — способности к труду, его рабочей производительной силы. Следовательно, здесь полезный эффект потребления заключается в потребительной стоимости рабочей силы, доставляющей труд, причём труд прежде всего для воспроизводства самих людей.

Но дело не только в том, чтобы воспроизвести самого работника. Объём доставляемого труда должен быть больше объёма труда, затраченного на воспроизводство рабочей силы работника; это необходимо для роста населения, создания новых средств труда и удовлетворения других потребностей общества. «… Потребительная стоимость рабочей силы заключается именно в избытке того количества труда, которое доставляется рабочей силой, над тем количеством труда, которое овеществлено в ней самой и которое требуется поэтому для её воспроизводства» (К. Маркс «Капитал»). Производительное население доставляет определённое количество труда, часть которого расходуется на воспроизводство населения, а часть, оставшаяся сверх нужд для его воспроизводства, представляет собой прибавочную часть производительного труда.

Дополнительное количества труда, если отвлечься от потребительной стоимости применяемых в труде технических средств, связано с тем, что в процессе потребления человек развивает свои способности и производительную силу своего труда, то есть совершенствует субъективные производительные силы, проявляющиеся как его свойства. В результате труд более высокой производительности высвобождает определённое количество живого труда, которое остаётся от затрачиваемого на воспроизводство его собственной рабочей силы. Образуется, следовательно, разница между прошлым трудом, заключённым в рабочей силе, и трудом, выполняемым ею. Она и служит мерой потребительной стоимости рабочей силы. Потребительная стоимость произведённых продуктов, находя своё выражение в потребительной стоимости рабочей силы, в конечном счёте, реализуется в производительной силе человека — субъективного фактора производства.

Исходным основанием для определения потребительной стоимости рабочей силы общества в каждый данный момент времени является разность между производительным и непроизводительным населением. В общем случае потребительная стоимость рабочей силы (Пр) измеряется количеством высвобождаемого ею (благодаря её производительности) живого труда, взятого по отношению к труду, расходуемому на её собственное производство:

Пр = Т2 – Т1

где Т2 — количество высвобождаемого рабочей силой живого труда при производстве данного объёма продукции; T1 — количество труда, затрачиваемого на воспроизводство самой рабочей силы.

Количество высвобождаемого живого труда устанавливается на основе сопоставления количества труда (работников), необходимого для производства данного объёма продукции при сохранении исходной производительности субъективного фактора, и количества труда, нужного в условиях повышения этой производительности:

Т2 = Ч1 – Ч2

где Ч1 — количество труда, нужного для производства данного объёма продукции при базовом уровне производительности рабочей силы; Ч2 — количество труда, расходуемого на производство того же объёма продукции при повышении потребительной стоимости рабочей силы, то есть при росте производительности субъективного фактора в последующий период.

В объём сэкономленного живого труда включается экономия, получаемая от повышения потребительной стоимости рабочей силы за счёт потребления не только материальных, но и духовных благ, а также различного рода услуг, оказываемых работнику. Среди них особое место занимают образование и медицина, во многом определяющие повышение потребительной стоимости рабочей силы.

Абсолютный полезный эффект рабочей силы образуется из той экономии живого труда, которая получается после вычитания из всего высвобождаемого труда затрат, идущих на воспроизводство самой рабочей силы. Их величина (Т1) будет соответствовать объёму труда, занятого в непроизводственной сфере по обслуживанию воспроизводства рабочей силы.

К продуктам, общественная полезность которых нуждается в определении, относятся, безусловно, и продукты производительного потребления — средства производства. Их полезный эффект реализуется также в их потребительной стоимости. Так, потребительная стоимость техники, или её производительная способность (способность участвовать в создании продукта как потребительной стоимости), выявляется в усилении производительной способности работника. Техника заменяет определённые функции работника и освобождает людей, их выполняющих. Замещение машиной человеческого труда, и есть по Марксу её потребительная стоимость.

Замена, или высвобождение, человеческого труда, живого труда, создающего продукт, образует ту единую основу, с помощью которой могут быть соизмерены различные технические средства как потребительные стоимости. Количества высвобождаемого труда составляют величины потребительных стоимостей различных машин, и эти величины количественно сравнимы. В этом случае мы остаёмся в плоскости отношений потребительной стоимости, не обращаясь к стоимости техники. «Потребительная стоимость машины… — отмечал К. Маркс, — не определяет её стоимости, последняя определяется трудом, необходимым для её собственного производства».

Высвобожденный человеческий труд, чтобы быть измерителем производительности данной машины, должен быть сопоставлен с трудом, затраченным на разработку и производство этой машины. Если прошлого труда, реализованного в машине, больше, чем живого труда, который она замещает, то она в качестве потребительной стоимости теряет своё значение: живой труд по своей дееспособности более эффективен, чем предназначенная для его замены техника. Следовательно, производительность машины должна характеризоваться не общим количеством высвобождаемого труда, а тем его количеством, которое остаётся после вычитания прошлого труда, затраченного на производство машины, т. е. абсолютным количеством высвобождаемого труда. Чем больше разница между высвобождаемым машиной живым трудом и прошлым трудом, израсходованным на её производство, тем выше потребительная стоимость машины, её производительность.

Потребительную стоимость (Псп) средств производства можно выразить формулой:

Псп = Т2 – T1

где Т2 — количество живого труда, высвобождаемого машиной при производстве данного объёма продукции; T1 — количество прошлого труда, израсходованного на разработку и производство машины.

Количество высвобождаемого труда (Т2) определяется путём сопоставления количества труда (работников), необходимого для производства заданного объёма продукции без применения машины и с её применением:

T2 = Ч1 – Ч2

где Ч1 — количество труда, расходуемого на производство данного объёма продукции без применения машины; Ч2 — количество труда, затрачиваемого на этот же объём продукции с применением машины.

Чтобы сопоставить высвобождаемый машиной живой труд с трудом, затраченным на её производство, необходимо этот прошлый труд измерять в тех же естественных единицах меры труда — в единицах рабочего времени (человеко–час, человеко- год), которые одинаковы как для живого, так и для прошлого труда. Прошлый труд, реализованный в машине, в этом случае выступает как трудоёмкость её производства.

С этой точки зрения исчисление трудоёмкости средств производства является обязательным условием определения их производительности (потребительной стоимости). И наоборот, отсутствие этого показателя учёта затрат труда серьёзно затрудняет функционирование хозяйственного механизма, основанного на отношениях потребительной стоимости. Поэтому приходится обращаться к «услугам» стоимости и сопоставлять стоимость техники с количеством высвобожденного ею живого труда, то есть с потребительной стоимостью.

Но возможно ли в принципе такое сопоставление? С одной стороны, известно, что производительность техники и её стоимость — это разные вещи, одно не определяет другое (например, производительность машин не зависит от их стоимости). С другой стороны, и стоимость, и потребительная стоимость могут быть сведены к одноимённой величине, к количеству реализованного в них труда, ибо и прошлый, и живой труд имеют одну и ту же меру — время. Правда, в случае с меновой стоимостью это будет не время затраченного прошлого труда, а общественно необходимое, общественно среднее рабочее время. Но и оно может быть соизмерено с производительностью машины — высвобождаемым количеством живого труда — хотя бы как минус по отношению к её производительности.

Отсюда следует, что количество труда, затраченного на разработку и производство машины, приобретает важное значение для определения относительного объёма высвобожденного ею живого труда, то есть потребительная стоимость машины выражается отношением экономии, получаемой от применения данного средства, к труду, затраченному на его изготовление. «По существу, — замечал В. А. Медведев в работе „О факторах социалистического производства“, журнал „Вопросы экономики“, 1979 г., — это изменение отношения между потребительной стоимостью и стоимостью средства производства, их сравнительная динамика».

К сожалению, такая оценка потребительной стоимости средств производства не получила в литературе теоретической интерпретации, хотя на практике количество рабочей силы, высвобождаемой за счёт повышения технического уровня производства, нередко используется для оценок потребительной стоимости (производительности) средств производства. Можно указать, например, на практику планирования производительности труда, когда экономия затрат труда в результате механизации, автоматизации производства или внедрения передовой технологии и нового оборудования определяется путём сравнения численности работников, необходимой для производства планового объёма продукции при неизменном техническом уровне, с их численностью при внедрении новой техники и технологии.

Когда речь идёт о выборе различных вариантов технических средств, в частности новой и старой техники, то для оценки их сравнительной эффективности в плане их потребительной стоимости высвобождаемое количество труда необходимо сопоставлять с трудом, затрачиваемым на создание технических (технологических) новшеств, то есть получать и сравнивать абсолютные величины их полезного эффекта. Более эффективным будет то средство производства, которое высвобождает большее количество живого труда, то есть даёт наибольшую разницу между высвобождаемым трудом и затрачиваемым прошлым трудом.

Подобным же образом определяется потребительная стоимость другой важнейшей части вещественного фактора производства — применяемых материалов и предметов труда вообще. Воздействие науки на эффективность этих средств производства в значительной мере реализуется в повышении их потребительной стоимости, а в более широком смысле — в использовании полезных свойств ресурсов, новых природных сил, материалов и так далее. Их потребительная стоимость в конечном счёте сводится к экономии живого труда, которая опять–таки должна сопоставляться с затратами прошлого труда, связанными с использованием данного предмета труда. Если в качестве природного ресурса, предмета или силы природы они не содержат прошлого труда (поскольку не имеют стоимости), то их использование обычно сопровождается затратами труда. Последние должны также вычитаться из высвобождаемого в результате их применения живого труда. Экономия может увеличиваться также за счёт рационального использования сырья, материалов и прошлого труда, затрачиваемого на их производство.

Итак, полезный эффект жизненных средств и средств труда, рассматриваемый в рамках производства потребительных стоимостей, может быть сведён к единой мере — количеству высвобождаемого труда. Оно служит тем общим основанием, по которому можно измерять потребительные стоимости различных продуктов (начиная с предметов личного потребления и кончая предметами производственного назначения), соизмерять их полезные эффекты как между собой, так и с трудовыми затратами на их достижение. Это позволяет преодолеть попытки соизмерения потребительных стоимостей путём их сведения к единице полезности, т. е. попытки непосредственного соизмерения потребительных стоимостей с их качественной стороны без предварительного сведения к одинаковому основанию, без качественного приравнивания друг к другу. «Забывают, — отмечал К. Маркс, — что величины различных вещей делаются количественно сравнимыми только после сведения их к одному и тому же единому началу. Только как выражения одного и того же единого начала они являются одноимёнными, а потому и соизмеримыми величинами».

Чтобы различные потребительные стоимости могли быть приравнены друг к другу в количественном отношении, должно быть найдено нечто такое, что выражало бы их единое качество, и разными количествами которого они являлись бы. Когда же не соблюдается это условие, то соизмерение потребительных стоимостей уподобляется процедуре нахождения величины тяжести у самой тяжести, величины полезности у самой полезности посредством «единицы» соответствующего качества, например «веса» самой тяжести или «предела» самой полезности. Очевидно, что подобные процедуры не имеют смысла как действительное, объективное количественное измерение.

Качественно одинаковым не может быть затраченный на производство продуктов конкретный труд, ибо тогда мы имели бы дело не с потребительной стоимостью, а со стоимостью продуктов, то есть их потребительные стоимости были бы сведены к стоимости. Но единым началом дляпотребительных стоимостей продуктов, если имеется в виду материальное производство, не может не быть труд. Однако им является высвобождаемый труд, а не прошлый, затраченный. Следовательно, трудовая основа сохраняется и для объяснения движения потребительных стоимостей продуктов. Что касается прошлого труда, с которым сопоставляется высвобождаемый живой труд, то потребительная стоимость продукта как бы сопоставляется с тем общим, что лежит в основе меновой стоимости и имеет место в каждой формации, и с тем, что остаётся от стоимости в будущем обществе, то есть с общественным трудом как созидателем потребительных стоимостей.

Полезный эффект в виде высвобождаемого труда есть не что иное, как производительная сила труда, рассчитанная на основе закона потребительной стоимости. При этом затраты труда сопоставляются не с произведённой массой потребительных стоимостей, а с высвобождаемым живым трудом. Тем самым потребительная сила общества выражается через его производительную силу. Полезный эффект всех факторов производства суммируется в производительной силе применяемого живого труда, т. е. предполагается, что продукт создаётся не средствами производства, а живым трудом при помощи средств производства. При таком подходе можно установить долю участия в общей экономии труда различных факторов, например средств производства и субъективного фактора — повышения потребительной стоимости рабочей силы. В таком ракурсе, отмечает В. Н. Черковец, становится правомерной постановка вопроса о значении разнообразных факторов в определении уровня производительности труда, об измерении их вклада в её повышение.

Итак, потребительные стоимости, или полученные эффекты различных продуктов производства, могут быть соизмерены на основе высвобождаемого труда, в котором проявляется производительная сила труда, отражающая потребительную силу общества. Высвобождаемый труд является не только показателем производительной силы общества, извлекаемой из потребительной стоимости объективных и субъективных факторов производства, но и критерием превращения этой производительной силы в потребительную силу общества.

В современной литературе движение потребительной стоимости в такой трактовке не встречается. Вместе с тем возникает нужда в законе, который отражал бы исходные общие основания производства, направленного непосредственно на удовлетворение человеческих потребностей. Например, эффективность производства выводится из сопоставления производства и потребления. Об этом свидетельствуют работы, авторы которых конечным социально–экономическим эффектом производства считают фонд индивидуального потребления. Соизмерение последнего с затратами труда по существу основывается на законе потребительной стоимости, а результаты этого соизмерения объявляются критерием социально–экономической эффективности производства. По мнению В. С. Вечканова, эффект производства «связан с увеличением производства жизненных средств и сбережением рабочего времени».

В последнее время всё настойчивее ощущается необходимость перевода механизма измерения производительности труда с плоскости стоимости в плоскость потребительной стоимости, натурального выражения национального дохода. Конечно, нельзя объективный характер потребительной стоимости сводить к простому соответствию природы продукта содержанию конкретного труда, то есть в свойствах вещи видеть лишь воплощение свойств конкретного труда. Потребительная стоимость и закон её движения, безусловно, выражают не технологический способ придания продукту нужных для потребления свойств, а социальное отношение между людьми, вступающими в общественное взаимодействие в качестве производителей и потребителей. Как и в законе стоимости, здесь устанавливается связь между затратами труда и их результатом, взятым в форме не меновой, а потребительной стоимости. Она же, как было показано, не менее социальна, чем форма меновой стоимости товара.

Труд и потребительная стоимость продукта относятся друг к другу как общественные явления. «На стороне» продукта, его потребительной стоимости «стоит» человек со всеми его потребностями, уровнем их удовлетворения, а «на стороне» затрат — тот же человек, но как производитель продукта. Их связь предстаёт в форме отношения суммы производительных сил к сумме существующих потребностей, производительной силы общества к его потребительной силе. Общество, стало быть, устанавливает связь между производством и потреблением, между количеством общественного рабочего времени, затрачиваемого на производство определённого продукта, и объёмом общественной потребности, подлежащей удовлетворению при помощи этого продукта. Эта связь и составляет общее содержание закона трудовой потребительной стоимости. Он позволяет сопоставлять полезный эффект продуктов и трудовых затрат. Сопоставление полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом, а также с необходимыми для их производства количествами труда и есть то, что в будущем обществе при решении вопроса о производстве остаётся от такого понятия, как стоимость. Общественное производство регулируется здесь непосредственными потребностями общества. Люди получают возможность контролировать производство, вести его планово, согласно необходимости удовлетворения своих многообразных потребностей.

Закон трудовой потребительной стоимости — это закон воспроизводства человека. Потребление, составляя необходимое звено механизма действия данного закона, предполагает воспроизводство человека не только как предпосылки и творческого начала производства, но и как его конечный результат. Как потребительная деятельность, так и снятая ею трудовая деятельность человека превращаются в состояние его индивидуального и общественного бытия, то есть в нечто ставшее. Если непосредственным результатом производственного потребления является продукт, отличный от своего производителя, то продукт индивидуального потребления есть сам потребитель. Через потребление произведённого продукта человек возвращается опять к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого индивид.

При капитализме результатом индивидуального потребления рабочего выступает его существование в качестве рабочего: его жизненные средства превращаются в рабочую силу, служат для воспроизводства мускулов, нервов, костей, мозга, а также для производства новых рабочих. Следовательно, индивидуальное потребление рабочего класса в его абсолютно необходимых границах есть лишь обратное превращение жизненных средств… в рабочую силу, пригодную для новой эксплуатации со стороны капитала.

Потребительное же производство выводит на результат, связанный со всем спектром человеческих качеств, с развитием как потребностей, так и способностей человека. Если для перехода от труда к капиталу нужно иметь в качестве предпосылки товар, то для перехода от труда к человеку предпосылкой выступает сам человек — естественный носитель труда. Труд в качестве своего конечного результата в условиях производства, направленного непосредственно на создание потребительной стоимости продукта, полагает человека, а не стоимость. Следовательно, осуществляется не опосредствованный товаром (стоимостью) переход от труда к человеку.

Этот процесс не может быть объяснён трудовой теорией стоимости, которая часто считается единственной собственной теоретической базой политической экономии. Значение этой теории в познании социально–экономической жизни бесспорно доказано исторической практикой. Вместе с тем существуют и её познавательные пределы, границы объясняемого ею исторического периода. Последней ступенью развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства, отмечал К. Маркс, является полагание общественного труда в форме наёмного труда. Вызываемое научно–техническим прогрессом всё более растущее несоответствие между рабочим временем и производимым в его рамках действительным богатством (массой потребительных стоимостей) находится в явном противоречии с законом стоимости, требующим оценивать богатства в строгом соответствии с количеством общественно необходимых затрат труда. В условиях научно–технического прогресса рабочее время перестаёт быть мерой потребительной стоимости. Тем самым рушится производство, основанное на меновой стоимости.

Отказ от трудовой теории стоимости при объяснении социально–экономического развития новой формации воспринимается некоторыми теоретиками как ликвидация социально–экономической науки. Это, конечно, не так. Некоторые авторы считают, что проблема соизмерения действительного богатства и затрачиваемого на его производство времени может быть решена только в соответствии с трудовой теорией стоимости, а всякий иной подход отождествляется с выходом за пределы теории вообще. Нам представляется, что необходима разработка новой теоретической базы для этого соизмерения. В решении этой задачи заложены основные теоретические резервы, в том числе принципиально новые методы ускорения социально–экономического развития общества на основе активизации человеческого фактора. Границы развития производства, структура и темпы этого развития, определяемые теорией стоимости, известны и вряд ли могут вывести на принципиально новые решения. Для таких решений нужна новая теоретическая база, которой, как уже отмечалось, должна служить трудовая теория потребительной стоимости.

Михаил Васильевич Попов, Марат Сергеевич Удовиченко

ПОЛИТЭКОНОМИЯ

СОЦИАЛИЗМА

ОТ КЛАССИКОВ ДО СОВРЕМЕННОСТИУчебное пособие

РАБОТАЛИ НАД КНИГОЙКорректор: Андрей Садовский

Художники: Александра Фотина Верстальщик: Виталий Евстигнеев

АДРЕС КОММУНИСТИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

https://vk.com/communism.university

Все права на данную книгу принадлежат Фонду Рабочей Академии и группе Свободное время.

Подписано в печать 01.12.2025. Формат 60 × 88 ¹/₁₆. Печать офсетная. Издатель Англинова Л. Н.

194358, Санкт–Петербург, ул.Николая Рубцова, д.9 Отпечатано в типографии ООО «Литография Принт» 191119, Санкт–Петербург, ул.Днепропетровская, д.8, оф.14 Сайт: www.litobook.ru, e-mail: info@litobook.ru,тел.: +7 (812) 712-02-08

Примечания

1

И. В. Сталин «Заключительное слово по докладу «О социал-демократическом уклоне в нашей партии»», 8 том полного собрания сочинений, стр. 312.

(обратно)

2

И. В. Сталин «Заключительное слово по докладу «О социал–демократическом уклоне в нашей партии»», 8 том полного собрания сочинений, стр.314–315.

(обратно)

3

https://www.r–p–w.ru/oczenka–stepeni–ekspluataczii–truda–v–sovremennoj- ekonomike–rossii–metodom–marksa.html

(обратно)

4

См. книгу Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».

(обратно)

5

По статье Вениамина Попова, чрезвычайного и полномочного посла России, к. и. н. (источник: russiancouncil.ru)

(обратно)

6

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. 1. С. 23.

(обратно)

7

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 46, ч. 1. С. 23.

(обратно)

8

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 4. С. 439.

(обратно)

9

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 42. С. 122–123.

(обратно)

10

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 19. С. 15.

(обратно)

11

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 15.

(обратно)

12

Руткевич М. Н. О развитии советского общества к бесклассовой структуре // Коммунист. 1985. № 18. С. 34.

(обратно)

13

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 53 (примеч.).

(обратно)

14

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 15.

(обратно)

15

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 219.

(обратно)

16

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 20. С. 293.

(обратно)

17

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд. Т. 3. С. 30–31.

(обратно)

18

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 33.

(обратно)

19

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 276, 279.

(обратно)

20

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.

(обратно)

21

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 54.

(обратно)

22

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 14.

(обратно)

23

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 201–202.

(обратно)

24

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 14. С. 35.

(обратно)

25

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 21.

(обратно)

26

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 197.

(обратно)

27

Горбачёв М. С. Живое творчество народа. М., 1984. С. 32.

(обратно)

28

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 150.

(обратно)

29

Куйбышев В. В. Избр. произв. М., 1958. С. 271.

(обратно)

30

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 153.

(обратно)

31

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 192.

(обратно)

32

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 150.

(обратно)

33

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 359.

(обратно)

34

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 93.

(обратно)

35

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 94.

(обратно)

36

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 95.

(обратно)

37

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 5.

(обратно)

38

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 16.

(обратно)

39

Ципко А. С. Некоторые философские аспекты теории социализма. М., 1983. С. 184.

(обратно)

40

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 351.

(обратно)

41

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 260.

(обратно)

42

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 206.

(обратно)

43

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 142–143.

(обратно)

44

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 198.

(обратно)

45

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 316.

(обратно)

46

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 53.

(обратно)

47

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 445.

(обратно)

48

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 171.

(обратно)

49

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 170.

(обратно)

50

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 57.

(обратно)

51

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 408.

(обратно)

52

В. И. Ленин, «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», том 34 ПСС.

(обратно)

53

Ф. Энгельс «Принципы коммунизма», 1847 г.

(обратно)

54

И. В. Сталин. «Об основах ленинизма», 1924 г.

(обратно)

55

И. В. Сталин «Вопросы ленинизма», 1937 г.

(обратно)

56

«Люди, — писал К. Маркс, — не свободны в выборе своих производительных сил, которые образуют основу всей их истории, потому что всякая производительная сила, продукт предшествующей деятельности. Таким образом, производительные силы — это результат практической энергии людей, но сама эта энергия определена теми условиями, в которых люди находятся, производительными силами, уже приобретёнными раньше, общественной формой, существовавшей до них, которую и создали не эти люди, которая является созданием прежних поколений. Благодаря тому простому факту, что каждое последующее поколение находит производительные силы, добытые прежними поколениями, и эти производительные силы служат ему сырым материалом для нового производства, — благодаря этому факту образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества, которая в тем большей степени становится историей человечества, чем больше развились производительные силы людей, а следовательно, и их общественные отношения». — Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 27.

(обратно)

57

Мишин В. И. Ленинская методология социального познания. — Н. Новгород: Изд–во Волго–Вятской академии гос. службы, 2003 г.

(обратно)

58

Услуга рассматривается здесь как труд, по отношению к которому предметом выступает не природа, не вещь, а человек.

(обратно)

59

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 26, ч. III.

(обратно)

60

См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 26, ч. I.

(обратно)

61

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 26, ч. I.

(обратно)

62

П. Г. Олдак возмущённо спрашивает: «Почему нужно придерживаться концепции, которая ведёт нас к заведомо неправильному выводу, будто по мере развития коммунистического способа производства общественно полезный труд будет всё в большей степени выступать как труд непроизводительный?» (Олдак П. Г. «Взаимосвязь производства и потребления. Критерии и оценки». М., 1966 г.).

(обратно)

63

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 26, ч. I. С. 293

(обратно)

64

Там же. С. 215.

(обратно)

65

См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 26, ч. I. С. 410.

(обратно)

66

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 26. Ч. I.

(обратно)

67

ИМЛ при ЦК КПСС. Фальсификаторы научного коммунизма и их банкротство // «Коммунист». 1972 г. № 3.

(обратно)

68

Ельмеев В. Я. Трудовая теория потребительной стоимости — новая парадигма экономической науки. — СПб: Изд–во С. — Петербургского университета, 1996 г.

(обратно)

69

Там же.

(обратно)

70

Там же.

(обратно)

71

Пильцер Пол. Безграничное богатство. Теория и практика «экономической алхимии» // Новая постиндустриальная волна на Западе. 1999 г.

(обратно)

72

Большевик, 1939. № 11–12.

(обратно)

73

Ельмеев В. Я. Теория и практика социального развития: Сб. научных трудов. К 75-летию со дня рождения. — СПб.: Изд–во С. — Петербургского университета, 2004.

(обратно)

74

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. II.

(обратно)

75

Зборовский Г. Е. Пространство и время как формы социального бытия. Свердловск, 1974.

(обратно)

76

Ельмеев В. Я. Теория и практика социального развития.

(обратно)

77

Ельмеев В. Я. Трудовая теория потребительной стоимости — новая парадигма экономической науки.

(обратно)

78

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36.

(обратно)

79

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. II.

(обратно)

80

Маркс К. Машины. Применение природных сил и науки (Из рукописи 1861– 1863 гг. «К критике политической экономии» // Вопросы естествознания и техники. 1968. Вып. 25.

(обратно)

81

Там же.

(обратно)

82

К. Маркс и Ф. Энгельс, как известно, понимали под наукой продукт «общего исторического развития в его абстрактном итоге» — Архив Маркса и Энгельса, т. II (VIII).

(обратно)

83

Кедров Б. М. Развитие форм связи между наукой и техникой // Сб. «Процесс превращения науки в непосредственную производительную силу». М.: Наука, 1971.

(обратно)

84

Ср.: «Капитал… как сила, поглощающая и присваивающая себе… производительные силы общественного труда и всеобщие общественные производительные силы, например, науку» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч. Т. 26, ч. I).

(обратно)

85

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 46, ч. II. — рукопись 1857–1858 гг.

(обратно)

86

Ср.: «Только капиталистическое производство превращает материальный производственный процесс в применение науки в производстве — в науку, применённую на практике», К. Маркс. Машины. «Машины. Применение природных сил и науки» — фрагмент из рукописи К. Маркса 1861–1863 годов «К критике политической экономии».

(обратно)

87

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35.

(обратно)

88

Там же.

(обратно)

89

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39.

(обратно)

90

Казённов А. С. Генерационные отношения в воспроизводстве человека и самоорганизации общества. СПб.: Лён. гос. обл. университет им. А. С. Пушкина, 2002.

(обратно)

91

Данные взяты из: Зборовский Г. Е. Пространство и время как формы социального бытия. Свердловск, 1974.

(обратно)

92

Цит. по: Матьез Альбер. Французская революция. Ростов–на Дону. Издательство «Феникс», 1995.

(обратно)

93

Иноземцев В. Перспективы постиндустриальной теории в меняющемся мире // Новая постиндустриальная волна на Западе. 1999.

(обратно)

94

Мили Ричард, Виллиамсон Хью. BMW предпочитает качество // Ведомости, 19 мая 2005 г., № 89.

(обратно)

95

Казённов А. С. Указ. соч.

(обратно)

96

Клифф Тони. Государственный капитализм в России, 1991.

(обратно)

97

Труд в СССР: Статистический сборник / Госкомстат СССР. — М.: Финансы и статистика, 1988.

(обратно)

98

Там же.

(обратно)

99

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. II.

(обратно)

100

См.: Патрушев В. Д. Время как экономическая категория.

(обратно)

101

Труд в СССР: Статистический сборник. 1988.

(обратно)

102

Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.).

(обратно)

103

Рассчитано по данным, приведённым в: Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991– 2000 гг.).

(обратно)

104

См.: Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. Год 1998 / Под общей ред. проф. Ю. Е. Фёдорова. М.: Права человека, 1999.

(обратно)

105

Там же.

(обратно)

106

См.: Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.).

(обратно)

107

Там же.

(обратно)

108

Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.).

(обратно)

109

См.: Обзор занятости в России. Вып. 1 (1991–2000 гг.).

(обратно)

110

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, 320.

(обратно)

111

Рубин А. М. Организация управления промышленностью в СССР. М., «Экономика», 1969, с. 96.

(обратно)

112

Гладков И. А. Экономическая победа СССР в Великой Отечественной войне. М., «Знание», 1970, с. 28.

(обратно)

113

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 392.

(обратно)

114

Там же, т. 38, с. 98–99.

(обратно)

115

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 152.

(обратно)

116

См.: Ленин В. И. Полн. Собр. соч., т. 3, с. 39.

(обратно)

117

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36.

(обратно)

118

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 163.

(обратно)

119

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 37.

(обратно)

120

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23.

(обратно)

121

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 44.

(обратно)

122

Ерёмин А. Соотношение субъективного и объективного и проблема «автоматизма» в управлении социалистической экономикой. — в кн.: «Роль объективного и субъективного в управлении производством». М., «Экономика», 1972.

(обратно)

123

Ракитский Б. В. Формы хозяйственного руководства предприятиями.

(обратно)

124

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4.

(обратно)

125

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с.218.

(обратно)

126

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 38.

(обратно)

127

Кронрод Я. А. Закон стоимости.

(обратно)

128

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 19.

(обратно)

129

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1.

(обратно)

130

Там же, т. 43.

(обратно)

131

Там же, т. 17.

(обратно)

132

Маркс К, и Энгельс Ф. Соч., т. 23.

(обратно)

133

Там же, т. 20.

(обратно)

134

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1.

(обратно)

135

Там же.

(обратно)

136

Там же.

(обратно)

137

См. там же, том. 3.

(обратно)

138

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1.

(обратно)

139

Ерёмин А. Соотношение субъективного и объективного и проблема «автоматизма» в управлении социалистической экономикой.

(обратно)

140

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, стр.141.

(обратно)

141

См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1.

(обратно)

142

Там же.

(обратно)

143

Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук.

(обратно)

144

К. Маркс. Капитал. Том III.

(обратно)

Оглавление

КАК ПОЛУЧИТЬ ОТ ЭТОЙ КНИГИ НАИБОЛЬШУЮ ПОЛЬЗУ

Отдел 1. СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛИЗМА

  Глава 1. ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИМПЕРИАЛИЗМА

    § 1. Дурная бесконечность капитализма

    § 2. Характерные признаки империализма, как высшей стадии капитализма

  Глава 2. ПРЕДПОСЫЛКИ СОЦИАЛИЗМА В ИМПЕРИАЛИЗМЕ

  Глава 3. УСИЛЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ КАПИТАЛИЗМА НА ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ СТАДИИ

  Глава 4. РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ

  Глава 5. РЕВОЛЮЦИЯ

  Глава 6. ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД ОТ КАПИТАЛИЗМА К СОЦИАЛИЗМУ

Отдел 2. СОЦИАЛИЗМ

  Глава 7. ПРОТИВОРЕЧИЯ СОЦИАЛИЗМА

    § 1. Противоречия империалистической стадии капитализма

    § 2. Противоречия социализма

    § 3. Борьба за перерастание социализма в полный коммунизм

    § 4. Борьба за планомерное осуществление приоритета общественных интересов

    § 5. Руководство экономикой со стороны рабочего класса и его партии

    § 6. Использование системы государственного планового централизованного управления

    § 7. Расширение участия трудящихся в управлении

  Глава 8. ОТ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ К ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

  Глава 9. ТЕОРИЯ ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

  Глава 10. ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛИЗМА

  Глава 11. СОЦИАЛИЗМ В ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ СТРАНЕ

  Глава 12. БОРЬБА ДВУХ СИСТЕМ

  Глава 13. ОШИБКИ И УРОКИ, ИЗВЛЕКАЕМЫЕ ИЗ ОПЫТА СССР

  Заключение. ЧЕГО СОЦИАЛИЗМ ДАТЬ ЕЩЁ НЕ МОЖЕТ?

Приложение 1. ЭПОХА ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА

Приложение 2. НЭП И ЗАДАЧИ ПОЛИТПРОСВЕТОВ

Приложение 3. РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ ИНСПЕКЦИЯ

Приложение 4. ПОСТРОЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ СОЦИАЛИЗМА

Приложение 5. И ОПЫТ, СЫН ОШИБОК… ТРУДНЫХ…

Приложение 6. ФИЛОСОФИЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

  I. ТРУД

  II. ПОНЯТИЕ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

    § 1. Производительный труд при социализме

    § 2. Производительный труд и становление человека

    § 3. Производительный труд и полезность (необходимость) труда

    § 4. Производительный труд и процесс труда

    § 5. Производительный труд и массовость труда

    § 6. Производительный труд и совокупный работник

  III. ПРИМАТ ПРОИЗВОДСТВА И ТРУДОВАЯ ТЕОРИЯ СТОИМОСТИ

  IV. ХАРАКТЕРИСТИКА ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА В ТРУДОВОЙ ТЕОРИИ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

    § 1. Роль производительного труда в непосредственно общественном производстве

    § 2. Реализация экономии производительного труда

  V. МАТЕРИАЛЬНАЯ И НЕМАТЕРИАЛЬНАЯ СФЕРЫ

    § 1. Соотношение материальной и не материальной сферы

    § 2. Определяющая роль производства по отношению к науке

    § 3. Наука как всеобщая общественная производительная сила

    § 4. Сращивание науки и производства

  VI. ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

    § 1. Эволюция производительного труда в доиндустриальный период

    § 2. Наёмный характер производительного труда при капитализме

    § 3. Производительный труд в период перехода к социализму

    § 4. Производительный труд в период социализма

  VII. ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЙ ТРУД В РОССИИ ПОСЛЕ РЕСТАВРАЦИИ КАПИТАЛИЗМА

Приложение 7. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ

  I. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ЦЕНТРАЛИЗМ — ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОЦИАЛИЗМА

    § 1. Централизм и общественная собственность

    § 2. ОГАС

    § 3. Отношения собственности и социалистическая экономика

    § 4. Централизованное планирование

    § 5. Бюрократизм или инициатива на местах?

    § 6. Экономические интересы и потребности

  II. ФОРМЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ЦЕНТРАЛИЗМА

    § 1. Социалистическое соревнование

    § 2. Директивный план

    § 3. Демократический централизм и хозяйственная дисциплина

    § 4. Хозяйственный расчёт

    § 5. Система методов управления социалистической экономикой

  III. РАЗВИТИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ЦЕНТРАЛИЗМА — ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ УПРАВЛЕНИЯ ЭКОНОМИКОЙ

    § 1. Социалистическая экономика и рынок

    § 2. Современный ревизионизм

    § 3. Товарные формы при социализме

    § 4. Совершенствование методов и приёмов демократического централизма

Приложение 8. ОТ ТРУДОВОЙ СТОИМОСТИ К ТРУДОВОЙ ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ

  I. ОТХОД ОТ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ

  II. ЧТО ГОВОРИТ ТЕОРИЯ?

  III. ОБЪЕКТИВНЫЕ ОСНОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ СОХРАНЕНИЯ КОММУНИСТИЧЕСКОГО КУРСА

    § 1. Обобществлению производства альтернативы нет

    § 2. Набирает силу закон потребительной стоимости

    § 3. Научно–технический прогресс — в основу экономии затрат и снижения цен

    § 4. Утверждать собственность трудящихся, преодолевать наёмный характер труда

Приложение 9. КАК РАССЧИТАТЬ ТРУДОВУЮ ПОТРЕБИТЕЛЬНУЮ СТОИМОСТЬ?

*** Примечания ***

Пожертвовать