Путь к блаженству [Патриция Гарфилд] (fb2) читать онлайн

ПАТРИЦИЯ ГАРФИЛД Путь к блаженству Метод Мандалы сновидений

Patricia Garfield. Pathway to Ecstasy. The Way of the Dream Mandala

Серия "Тексты Трансперсональной Психологии"

Редактор серии к. филос. н. Владимир Майков

Художник Андрей Куцын

Эксклюзивное право издания книги на русском языке принадлежит Трансперсональному Институту. Все права защищены. Любая перепечатка без разрешения издателя является нарушением авторских прав и преследуется по закону. Опубликовано по соглашению с автором.

Патриция Гарфилд. Путь к блаженству/ Пер. с англ. Ольги Цветковой — М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1998.

ISBN 5-88389-032-6

© 1979 by Patricia Garfield

© 1998 Изд-во Трансперсонального Института

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЗАЛУ

ОТ АВТОРА

РАБОТА ПО СОЗДАНИЮ этой книги была долгой и трудной. Мое путешествие с целью раскрыть тайны сновидений вызвало невероятный интерес у людей самых разных областей знания, и они мне помогли в этом обширном поиске. Всем им я выражаю глубокую благодарность.

Детлеф Инго Лауф, профессор сравнительного религиеведения из Института К.Г. Юнга в Цюрихе, во время своих визитов в Соединенные Штаты обогатил мое знание тибетского священного искусства.

Профессор Стефан Бейер с факультета индологии Висконсинского университета рассказал о своей жизни в тибетском монастыре.

Профессор Джозеф Кэмпбелл в ходе семинарских занятий на ранчо Уэстербик расширил мое понимание мифологии.

Тартанг Тулку Ринпоче, основатель Института Ньингма в Беркли, помог мне приобрести некоторый практический опыт в техниках тибетского буддизма, о которых прежде мне доводилось только слышать или читать.

Маганья Баптисте и ее ученицы познакомили меня с прекрасным искусством — танцем живота. Хадиджа Рабанне помогла мне расширить и усовершенствовать набор моих танцевальных движений. Мери Эллен Дональд обучила меня средневосточным барабанным ритмам.

Мой иглотерапевт, доктор Цун-Нин Ли из Сан-Франциско, не просто проводил со мной сеансы акупунктуры и тем улучшал мое общее самочувствие. Он сделал гораздо большее: его техника в буквальном смысле заставила токи энергии циркулировать по всему моему телу. Эффективность его лечения побудила меня к исследованию сказочного богатства восточных методов и философских учений.

Коллеги по профессии своими вопросами и комментариями стимулировали мою мысль. Случайное замечание одного из них впервые привлекло мое внимание к появляющемуся в сновидениях архетипу Рогатой Богини и придало моим исследованиям новое направление. Пол Вердон, сотрудник Калифорнийского государственного колледжа в Сакраменто, в своей лаборатории по исследованию сна зафиксировал физиологические показатели моего сновидческого состояния. Члены Ассоциации психофизиологических исследований сна объяснили мне, что сновидения, помимо всего прочего, представляют собой биохимические явления, — и это оказалось ценным напоминанием о твердой почве в моем плавании по океану мифов и мистицизма.

Когда в результате моих экспериментов с восточной медитацией у меня появились некоторые тревожные симптомы (я о них буду рассказывать дальше), мне посчастливилось встретить К— , китайского учителя даосизма, живущего в настоящее время в Сан-Франциско. Он быстро устранил проблемы, проявил чрезвычайную доброту и оказал мне большую поддержку.

Я многому научилась в «группе работы со сновидениями», куда входили Гейл Делани, Стивен Уолш, Алан и Диана Воан (а через несколько месяцев и их младенец Лорен), мой муж Зал и я сама. Мы были очень близки по духу, и разработанный Гейлом метод обсуждения сновидений помог нам всем в интерпретации их символики.

Наши дети — Линда, Стивен, Венди и Черил — сыграли большую роль в дневных и ночных исследованиях, а моя мать, Эвелин, впервые пробудила мой интерес к сновидениям.

Чарлин Хоу, отлично перепечатавшая рукопись, оказала мне тем самым неоценимую услугу. Карен Майклсон и Джин Перильман Пино помогли привести в порядок мои записи, без чего я вообще не могла бы начать писать. Художник Шелдон Шонеберг подсказал мне целый ряд идей, касающихся иллюстраций к книге. Фред Клайн и его сотрудники из Общества изучения азиатского искусства в Сан-Франциско оказали огромное содействие моей работе. Шу-Мин Ли, преданная экономка и подруга, постоянно освобождала меня от многочисленных домашних обязанностей — а кроме того, разъяснила мне значение некоторых загадочных китайских иероглифов.

Вильям Абрахамс, мой редактор, с бесконечным терпением и мастерством вытягивал из меня то, что я пыталась выразить, но не умела ясно сформулировать.

Мой любимый муж, Зал, регулярно выслушивал рассказы о моих сновидениях за завтраком и обсуждал мои идеи за обедом; он утешал меня в периоды разочарований, радовался вместе со мной, когда меня посещало вдохновение, и беспокоился за меня, когда у меня случались неприятности. Несмотря на то что наша спальня была завалена книгами, а кабинет — кисточками для рисования, он все же находил в себе силы прочитывать очередные главы и добродушно критиковать мои рисунки. Как «отец» этой книги, Зал обеспечивал условия ее создания, ту живительную атмосферу, которая дала мне возможность ее написать.

Патриция Гарфилд

Сан-Франциско,

Рождество 1977 г.

Введение ко второму изданию книги «Путь к блаженству. Метод Мандалы сновидений»

КНИГА «Путь к блаженству»^[1] с момента своего первого издания в 1979 году вызвала множество горячих и противоречивых откликов. За прошедшие десять лет мне посчастливилось общаться с сотнями людей, которые прочитали и поняли эту книгу. Они все как один утверждали: «Эта книга изменила мою жизнь». Некоторые рассказывали, что постоянно держат мою книгу на столике возле своей кровати и каждый вечер открывают ее, поскольку события моей личной истории перекликаются с их собственной жизнью. Другие говорили, что под влиянием моей книги они занялись психологией или работой со сновидениями. Третьи признавались, что эта книга помогла им в трудный период развода: благодаря ей они поверили в возможность супружеских отношений, построенных на настоящей любви.

Но все же нашлись и такие люди, которые отнеслись к книге резко отрицательно. Их привела в ужас та «оргиастическая страстность», которая, по их мнению, в ней присутствует. Одна из групп, работающих со сновидениями, даже запретила своим членам читать «Путь к блаженству». Кое у кого, наоборот, возникли возражения по поводу духовной направленности книги. Я даже получала письма с оскорблениями в свой адрес.

Моя первая книга, «Творческое сновидение»^[2], полностью изменила нашу с мужем жизнь, так как привлекла ко мне внимание общественности. Потом последовала противоречивая, но в любом случае весьма бурная реакция читательской публики на книгу «Путь к блаженству». Возможно, столь интенсивный интерес к человеку просто не может остаться для него без последствий. Для меня таким последствием стало осознание необходимости вести более созерцательный образ жизни — чтобы моя работа со сновидениями и различными методами духовного развития не прекращала оказывать на меня глубокое и удивительное преображающее воздействие.

Метод Мандалы

Я упоминаю об этих откликах по той причине, что моя книга произведет глубокие изменения и в вас. В первую очередь изменятся ваши сны. Ведь мы будем работать с мандалой — древней и мощной системой преображения личности. По ходу дела я буду приоткрывать вам различные стороны своей жизни — в качестве обучающих примеров. Прочитав о моих кризисных моментах, вы, скорее всего, обнаружите соответствия им в своей собственной жизни. Если вы отнесетесь к этому с открытой душой, возникший «резонанс» сможет привести вас к позитивному опыту духовного роста.

Мандала — это санскритское слово, означающее «круг» или «центр». Рисунок ее симметричен: обычно он представляет собой круг с четко выраженным центром. Внутри круга более или менее ясно обозначены основные направления-ориентиры, число которых варьирует. Мандалы могут быть как произведениями искусства, так и формами, созданными самой природой. Ацтекский календарный камень является мандалой; Земля, какой она видится из космоса, — тоже. Компас — мандала; как можно считать мандалой и снежинку, золотой доллар, человеческий глаз или узор, образуемый железными опилками, которые притянулись к магниту.

На протяжении многих веков буддийские монахи в Тибете создавали мандалы — произведения искусства, тканые узоры и орнаменты из цветного песка. То же самое делали в Новом Свете шаманы индейцев навахо. Тибетцы используют мандалы в качестве вспомогательных средств для медитации: с их помощью они концентрируют свой разум и мысленно проходят, шаг за шагом, через множество измерений пространства, времени и сознания к свободе чистого «бытия», заключенного в сердцевине всех вещей. Такое путешествие, независимо от того, как часто ты его повторяешь, всегда приводит к глубоким внутренним измерениям, одаряет новыми прозрениями своего «я» и сути жизни…

Карл Юнг был первым, кто познакомил с идеей мандалы западных исследователей сновидений. В своей автобиографии, «Воспоминания, сны, размышления»^[3], Юнг рассказывает о том, как в 1916 г. он нарисовал свою первую мандалу, а спустя два года уже ежедневно зарисовывал в своем блокноте новые мандалы. Он обнаружил, что каждый рисунок отражает его внутреннюю жизнь на данный момент, и стал использовать эти рисунки, чтобы фиксировать свою «психическую трансформацию». В конце концов Юнг пришел к выводу, что метод мандалы — это путь к нашему центру, к открытию нашей уникальной индивидуальности.

Работа с мандалой имеет свой особый ритм, и эта книга составлена в соответствии с ним. Наше путешествие к центру поначалу будет медленным: ведь нам предстоит вступить на священную территорию и впервые познавать все более глубокие уровни той неизвестной вселенной, что простирается внутри нас. В своем продвижении мы можем неожиданно столкнуться с препятствиями и трудностями — потому что сами внутренне сопротивляемся переменам. В какой-то момент мы, возможно, захотим вернуться к прежним своим взглядам и к прежнему образу жизни, которые сложно будет примирить с новыми открывшимися нам перспективами. Но затем истинное понимание жизни начнет развиваться у нас со все нарастающей скоростью. По мере приближения к центру мандалы его гравитационное притяжение будет усиливаться. Настанет момент, когда запертая в нас энергия мощным толчком выплеснется наружу, и тогда мы обретем свет, свободу, радость, покой и ощущение единства.

Как вести дневник сновидений

Если вы еще не ведете дневник сновидений, то я настойчиво рекомендую вам начать это делать. Положите рядом с кроватью записную книжку, ручку и большой блокнот, в который будете вносить окончательные записи сновидений. Лучше всего делать предварительные отметки в «формальном» блокноте, когда вы ложитесь спать. Проставьте день недели и дату, а затем в нескольких коротких фразах опишите то, что вы делали и как вы себя чувствовали в течение дня.

Ночью отмечайте в записной книжке все, что вам будет сниться. Это легко делать в темноте с закрытыми глазами, если держать блокнот горизонтально, вытянув мизинец правой руки, чтобы не давать строчкам налезать друг на друга. Если при этом левой рукой держать записную книжку за короткую сторону, правая рука сама найдет путь к началу следующей строки — как каретка пишущей машинки. Попытайтесь записывать хотя бы ключевые события сновидения, а также любые необычные фразы и слова.

Если у вас есть время по утрам, когда вы просыпаетесь, запишите свой сон сразу же — лежа в постели, с закрытыми глазами. Тогда вы сможете вспомнить больше деталей. Если вам нужно подвинуться, делайте это спокойно — так, чтобы ваше сознание продолжало цепляться за остатки сна. Попытайтесь описывать свои сны, начиная с последнего эпизода, который помните (каким бы тривиальным он вам ни казался), а потом переходите к тому, что было раньше. Часто сны вспоминаются в обратном порядке, и самый последний кусок восстанавливается наиболее отчетливо.

В то же утро, или в любое время в течение дня, или даже вечером перед сном перенесите ваши заметки в постоянный дневник сновидений, приведя их в более понятный вид. Это описание сновидения должно следовать за перечнем событий дня, ему предшествовавшего. Некоторые люди сначала делают заметки о своих снах, а потом печатают более полные описания на машинке или компьютере и подшивают их в папку. Использование компьютера облегчает процесс поиска и сравнения похожих сновидений. Другие предпочитают записывать свои сновидения в толстую тетрадь.

И хотя тем, кто никогда прежде не вел дневник сновидений, все это может показаться слишком хлопотным, вы вскоре поймете, что ваши усилия не напрасны. Ведь вы будете создавать документ, который никто другой в мире написать не сможет — книгу о вашей внутренней жизни. Записывание сновидений откроет вам многое о вас самих и обеспечит богатые ресурсы для творческой работы. Словно наблюдая великую драму, разыгрываемую на подмостках ваших сновидений, вы увидите собственные страхи, желания, амбиции и, возможно, даже встречи со своей душой.

Этот дневник может стать для вас персональным учебником по преображению себя, из которого вы узнаете, в чем состоят урок, цель и смысл вашей жизни. Даже если у вас нет времени для постоянного ведения дневника, постарайтесь выделить хотя бы месяц, период отпуска или несколько уик-эндов, чтобы приступить к исследованию сокровищницы ваших сновидений.

Новые подходы к сновидениям, появившиеся со времени первого издания книги «Путь к блаженству»

Возрастание интереса к работе со сновидениями

Когда я впервые начала писать книги о снах, такого понятия, как профессиональный исследователь сновидений, еще не существовало. Были, разумеется, психиатры, психологи и работники сферы социальных проблем, которые работали со снами. Но из них почти никто не занимался исключительно этим видом деятельности. Сегодня имеются тысячи профессиональных исследователей сновидений, которые проводят семинары или занятия в группах и помогают людям истолковывать свои сны, а также дают консультации, основанные на анализе сновидений.

Сотни таких специалистов объединились в собственные профессиональные организации — на местном, региональном и национальном уровнях. Одна из таких организаций — Ассоциация по изучению сновидений, и я являюсь одним из ее основателей^[4]. Теперь можно даже пройти специальный курс обучения по работе со сновидениями (например, в Институте осознанных сновидений при Стэнфордском университете^[5]).

Возрастание интереса к работе с человеческим телом

Еще одна яркая нить в гобелене времени, которая появилась в нем уже после выхода в свет первого издания этой книги, — возрастающее осознание ценности физического тела. В Соединенных Штатах, наряду с ростом интереса к здоровью человека и к его физической форме, развилось новое отношение к телу как к «посреднику» между физическим и духовным мирами — именно такое понимание тела было главной темой моей книги «Путь к блаженству». Достаточно взглянуть на названия последних книг, лежащих на полках книжных магазинов, чтобы осознать, насколько широко распространился интерес к энергии светящегося тела.

Мы обнаружили, что наши тела представляют собой чувствительные инструменты, способные не только реагировать на принимаемую нами пищу, но и регистрировать потоки тонкой энергии. Ощущение здоровья своего тела — неотъемлемая часть переживания полноты жизни. Наши тела — центры, излучающие энергию, и они заговорят с нами, если мы будем слушать. Они могут стать источниками мудрости и знания. При желании вы легко обнаружите, что та же вибрирующая энергия, которая пробуждается при иглоукалывании, в процессе медитации или посредством кристаллов, может быть активизирована во сне — особенно в осознанном сне.

Рост женского движения

Параллельно с возрастанием интереса к работе со сновидениями и к совершенствованию человеческого тела наблюдалось возрождение женского движения. В сегодняшнем обществе женщины особенно остро ощущают потребность в ролевых моделях, в сильных персонажах, которые способны вдохновлять и вести за собой. Я была уверена, что богини, которые стали появляться в моих ярких сновидениях, выступали как очень нужный противовес той патриархальной протестантской вере, в которой я была воспитана, — да и восточным религиям, которыми я только начинала заниматься.

Эти удивительные создания обосновались в моих сновидениях задолго до того, как Сильвия Бринтон Перера написала «Нисхождение к Богине»^[6], а Джин Синода Болен — свою восхитительную книгу «Богиня в каждой женщине»^[7]. Я верю, что богини незримо присутствуют в сновидениях каждой женщины и обнаруживают себя, как только их призовет возросшее самосознание сновидящей. Сейчас женщины Соединенных Штатов постепенно научаются тому, как пробудить богиню внутри себя. Мужчины также обнаруживают, что нуждаются в позитивных женских образах, которые могли бы являться к ним в сновидениях.

Сказанное вовсе не означает, что все мы должны обратиться в языческую веру, — хотя очень многие мужчины и женщины действительно стали язычниками. Гораздо важнее понять, что внутренняя сила вырастает из внутренней работы над собой. Такая внутренняя сила может развиваться в рамках многих духовных систем — или создать свою собственную систему.

Откровенный самоанализ

Древнегреческий мудрец Сократ говорил: «…я с вами беседую, испытывая и себя, и других, а без такого испытания и жизнь не в жизнь для человека»^{1}. Однако встреча со своими собственными внутренними демонами требует от человека мужества. Когда я писала «Путь», почти не было современных книг, авторы которых откровенно размышляли бы о своей внутренней жизни.

Положение дел изменила Ширли Маклейн, издав в 1983 г. книгу «Под угрозой»^[8], положившую начало новому автобиографическому направлению. Подвергнув тщательному исследованию свою личную жизнь (с риском быть публично осмеянной за включение в книгу проблемы психических измерений), Маклейн вызвала целую лавину духовных биографий-исповедей. Вслед за ней другие выдающиеся личности начали смело освещать в своих произведениях темные закоулки собственного сознания — используя самые разные выразительные средства и затрагивая различные проблемы. Среди них следует прежде всего упомянуть балерину Гелси Кэркланд, написавшую в 1986 г. (совместно с Грэгом Лоренсом) книгу «Танцуя на моей могиле»^[9].

Сейчас откровенные автобиографии вошли в моду, но тем не менее следствия самоанализа от этого не меняются. Найдя в себе силы прямо взглянуть в лицо своим проблемам и кризисам, мы тем самым начинаем процесс самотрансформации. Видеть свою жизнь со стороны в то время, как ты проживаешь ее, — это то же самое, что осознавать свое сновидение именно как сон. Воспринимая свои эмоции и последствия своего поведения «пробужденным» сознанием, мы можем осознанно выбирать, куда нам двигаться дальше. Наш разум становится ясным — независимо от того, бодрствуем ли мы или спим.

Появление готовности к восприятию нового

Сегодня широко обсуждаются многие теории и традиции, которые, когда я впервые описала их в «Пути», были незнакомы моим читателям или казались им совершенно чуждыми. В Сан-Франциско — на этом перекрестке Востока и Запада — специалистов по иглоукалыванию можно найти почти на каждой торговой улице. Магазины заполнены книгами по китайской медицине, даосизму, акопрессуре, тибетскому буддизму, энергии кундалини, йоге и тайцзи. Множество людей в Соединенных Штатах являются приверженцами какого-либо восточного духовного учения, имеют своего гуру или занимаются одним из боевых искусств. В то время как лидеры некоторых духовных сект принесли своим последователям разочарование, многие другие продолжают вдохновлять людей.

Именно растущая популярность восточных учений и практик навела меня на мысль, что пришло время переиздать «Путь к блаженству». Теперь содержащаяся в книге информация о преобразующей энергии сновидений и мандал сможет дойти до сознания значительно большего числа людей.

Прошлым летом произошло еще одно событие, внушающее надежду, что сегодня мои концепции будут встречены с гораздо большим пониманием. Далай-лама направил из Тибета в Нью-Йорк четырех монахов, принадлежащих к его роду. В Американском музее естественной истории, в специальном помещении, они создали из цветного песка рисунок мандалы Калачакры (размерами восемь на восемь футов). Эта конкретная мандала связана с природой времени и с утверждением мира на Земле.

Тысячи людей имели возможность побывать там и понаблюдать за процессом работы в течение шести недель, пока мандала не была завершена. На заключительной церемонии песок смели в стеклянную урну, отнесли к реке Гудзон и с соответствующими благословениями высыпали в воду. Существуют планы в ближайшем будущем повторить эту церемонию на западном побережье^[10].

Слияние различных путей

Предложенный мною в «Пути» подход предполагает не просто приятие какой-либо восточной духовной доктрины, но применение фундаментальных концепций, которые легко могут быть согласованы с любой религиозной практикой. Я глубоко убеждена, что существует много путей к истине, к высшему «я», к конечной цели жизни — и каждый путь содержит в себе какие-то элементы Великой Истины.

Мы растем не тогда, когда просто облачаемся в одежды новой религии, но когда берем из нее все самое полезное, помогающее выявить и реализовать наши собственные лучшие качества. Я согласна с мнением Юнга, сказавшего: «Только из глубин нашей психической жизни могут возникнуть новые духовные формы…»^[11] Он чувствовал, что различные религиозные образы превратились во что-то внешнее, перестали быть выражением нашей внутренней жизни. Но, всматриваясь в живые образы, которые рождаются внутри нас, мы можем заново воссоздать свою духовность.

Самоутверждение в сновидении: Взлет и падение популярности сеноев

В работе со сновидениями, которая описывается в этой книге, используются два разных, но взаимодополняющих метода (их воздействие, я надеюсь, вы вскоре начнете ощущать на себе): «сенойский» подход к сновидениям и метод осознанного сновидения. Когда вышло в свет первое издание «Пути к блаженству», мало кто слышал об осознанном сновидении; что же касается метода сеноев, то он получил известность главным образом благодаря моей первой книге, «Творческое сновидение», и воспринимался читателем как нечто совершенно новое.

Сенои, иногда именуемые темиар-сеноями, являются примитивной этнической группой. Они живут в горных джунглях Малайзии, и их численность не превышает 12 000 человек. То, что обычно называют «сенойской теорией сновидений», представляет собой совокупность трех основных принципов:

В сновидении всегда смотрите в лицо опасности и побеждайте ее. Если во сне на вас нападает враждебный персонаж, сразитесь с ним; не в коем случае не пытайтесь бежать или прятаться. Призовите на помощь ваших друзей из сновидения, если это необходимо, но защищайтесь сами, пока они не прибыли.

В своих сновидениях всегда идите навстречу тому, что доставляет вам удовольствие. Если у вас возникают приятные чувственные ощущения, старайтесь сделать их еще более интенсивными. Если вы летаете или заняты другими приятными видами деятельности, характерными для снов, расслабьтесь и наслаждайтесь в полную меру.

3. Всегда старайтесь извлечь из своего сна какой-то позитивный результат. Например, попытайтесь получить творческий «дар» от одного из персонажей вашего сна: стихотворение, песню, танец, рисунок, картину или творческое прозрение — нечто прекрасное или полезное, что поможет вам вспомнить этот сон и чем вы сможете поделиться с «бодрствующим» миром.

Я впервые познакомилась с этими интригующими принципами во время пятимесячного кругосветного путешествия, которое мы с мужем совершили в 1972 г. Джо Камья, наш коллега из Сан-Франциско, которого мы встретили в Токио на конференции по психологии, рассказал нам об одном малайзийском племени. Это племя, будто бы, сумело сохранить мирный образ жизни благодаря особым сновидческим практикам. Поскольку Малайзия в любом случае входила в наш маршрут, я захотела исследовать этот новый для меня подход и стала изучать все работы о сеноях, которые могла найти.

Большая часть доступной для меня в то время информации исходила от Килтона Стюарта. Стюарт родился в штате Юта. В 1948 г. Лондонская школа экономики удостоила его звания доктора философии — среди прочего за этнографическую полевую работу с сеноями^[12]. Он был ассистентом у британского антрополога Герберта «Пэта» Нуна, который по поручению правительства собирал этнографические данные о сеноях. Стюарт помогал Нуну в течение нескольких недель в 1934 году и еще пару месяцев в 1938 году, одновременно собирая материал для своей диссертации.

Как я уже отмечала в книге «Творческое сновидение», я во многом основывалась на опубликованных отчетах Стюарта о его работе. Я прочитала все его труды о необычной сновидческой практике сеноев, которые смогла отыскать, в том числе и диссертацию. Во время моего пребывания в Куала-Лумпуре, столице Федерации Малайзия, я договорилась о встрече и беседе с несколькими сеноями, которые тогда проходили лечение недалеко от города, в гомбакском госпитале. Разумеется, я говорила по-английски, а врач-малаец переводил мои вопросы на язык туземцев и их ответы — на английский. И хотя при подобном общении много информации могло было потеряно, меня удивил тот факт, что сведения, полученные непосредственно от сеноев, не вполне соответствовали практикам, описанным у Стюарта.

Тем не менее, было ясно, что сны в культуре сеноев действительно играют очень важную роль и влияют на их повседневную жизнь. В то время я подумала, что именно эти сенои, мои собеседники, могли утратить часть своих знаний в результате общения с западной культурой.

Килтон Стюарт утверждал, что именно умение разрешать конфликты в своих сновидениях позволяет сеноям жить в мире с окружающими их воинственными племенами. В Сингапурском университете я встретила двоих исследователей, работавших с сеноями^[13], и они подтвердили миролюбивую природу этого народа, а также некоторые другие описанные Стюартом черты его жизни. Однако эти ученые, как и ранее опрошенные мною сенои, подтвердили далеко не всю информацию Стюарта.

Тем не менее, когда я попыталась применить принципы, о которых прочитала у Стюарта, к своей сновидческой жизни, а затем обсудила эти теории со своим мужем, наши сны — и мои, и его — начали меняться. Вернувшись в Штаты, в свой новый дом в Сан-Франциско, я начала с энтузиазмом рассказывать о практиках сеноев группе своих студентов. Вскоре они тоже стали замечать поразительные изменения в своих сновидениях — я описала этот процесс в книге «Творческое сновидение».

Что привлекает в сенойской теории сновидений

Вплоть до этого момента материалы Стюарта были захоронены в малодоступных журналах. Его первая статья о сеноях, появившаяся в 1951 г.^[14], привлекла мало внимания, а написанная им книга давно стала библиографической редкостью^[15]. Но публикация «Творческого сновидения» в 1974 г. вызвала взрыв читательского интереса к сновидческим практикам сеноев. Меня буквально осаждали просьбами предоставить дальнейшую информацию и дать интервью на телевидении, радио и в различных газетах. Вскоре книга «Творческое сновидение» стала бестселлером.

Бум, однако, имел и оборотную сторону. Огромная популярность теории сновидений сеноев вновь привлекла внимание исследователей к этому народу, и в печати начали появляться критические разборы трудов Стюарта. Но никто из бесчисленных исследователей, пытавшихся подвергнуть проверке его материалы, не смог найти конкретных доказательств для всех его утверждений — особенно для тех, которые касались обучения сновидческим техникам детей и требования даров от побежденных персонажей сновидений.

Хотя Стюарт мог приукрасить некоторые факты, большинство критиков склонны согласиться с тем, что сенои и вправду относительно малоагрессивны, что в их культуре сновидениям действительно отводится центральная роль и что именно из сновидений они черпают свои песни и орнаментальные мотивы^[16].

Вложил ли Стюарт в свои рассказы слишком много фантазии или просто был неточен в отчетах? Произошли ли в описанных Стюартом практиках важные изменения? Преувеличивал ли он реальные факты, преследуя какие-то личные цели? А может быть, «теория сновидений сеноев» на самом деле является «теорией сновидений Стюарта»? Я сомневаюсь, что мы когда-либо найдем ответы на эти вопросы. Но, как мне кажется, не имеет смысла бесконечно взвешивать pro и contra — ибо принципы, приписываемые сеноям, работают.

Мой личный опыт помощи людям, которым снятся страшные сны, подсказывает, что полезно начинать с попытки дать отпор являющимся во сне чудовищам. Я называю это «встречей лицом к лицу» с присутствующей в сновидении опасностью и «победой» над ней. Это правило схоже с психологическим принципом «достижения нечувствительности» к пугающим качествам какого-либо объекта; оно представляет собой разновидность «тренировки уверенности в себе» — метода, которым широко пользуются психотерапевты. Успех при встрече с опасностью лицом к лицу доказывает сновидящему, что во сне многое зависит от его действий: осознав это, он начинает чувствовать большую уверенность в себе. Хоть раз одержав победу в такой встрече, сновидящий может переходить к более тонким способам взаимодействия с персонажем сна — например, начать задавать ему вопросы.

Один из моих коллег, Пьер Этевенон, которому не нравится идея борьбы с враждебными персонажами сновидений, предпочитает окружать их золотым сиянием. Мне кажется, что решающее значение имеет не то, какое действие мы предпринимаем по отношению к враждебным персонажам сновидения — уничтожаем ли мы их, бросаем ли им вызов, заставляем ли покориться себе, примиряемся с ними или же вступаем с ними в любовную связь, — но то, что мы вообще предпринимаем некое действие. Когда сновидящий, вместо того, чтобы обмирать от страха, совершает во сне позитивное действие, он научается осуществлять собственную волю — во сне, а следовательно, и наяву.

Давайте оставим сеноев в покое. Если хотите, называйте приписываемые им принципы принципами Стюарта, бихевиористской сновидческой терапией или сновидческой тренировкой уверенности в себе. Но, поскольку мы знаем, что с психологической точки зрения эти принципы высокоэффективны, давайте будем их использовать. Нам не нужно ждать, пока какой-нибудь критик займется выяснением вопроса, применимы ли сенойские техники к нам. Просто попытайтесь в своих сновидениях встречать врагов с уверенностью и отвагой. Вам нечего терять, кроме собственных страхов!

Осознанное сновидение

В процессе работы со сновидениями вы можете обнаружить, что обрели ясность видения, то есть, переживая сновидение, вы осознаете, что спите и видите сон. Осознанные сновидения дают сновидящему такую власть и свободу, какими он в реальной жизни никогда не обладал, — в том числе и магическую способность летать. У сновидцев, достигших осознанности восприятия, иногда (как у меня) появляются экстрасенсорные способности. Вы тоже можете попробовать развить свои навыки осознанного сновидения, если последуете советам, которые приведены в конце этого введения.

Многие из величественных персонажей и богинь, с которыми я встречалась в своем мире снов, появлялись именно в осознанных сновидениях. Возможно, это обстоятельство (наряду с другими причинами) затруднило некоторым людям понимание «Пути к блаженству». Однако за последние десять лет понятие «осознанное сновидение» стало общепринятым, а сама эта сфера — вполне процветающей.

Первые свидетельства о людях, которые во время сна сознавали, что спят и видят сны, дошли до нас из Древней Греции. Еще в 4 в. до н. э. Аристотель упоминал «какую-то часть сознания, которая утверждает, что предстающее перед нами — всего лишь сон»^[17]. Имеется и множество других описаний этого удивительного феномена.

Однако к ним не относились всерьез, воспринимали просто как анекдоты. Неудивительно, что мой собственный опыт осознанного сновидения, о котором я говорила в первых двух книгах, также не вызвал доверия читателей. Исследователи сна утверждали, что такие переживания, скорее всего, являются игрой воображения, продуктом деятельности дремлющего ума, находящегося в состоянии перехода от бодрствования ко сну, галлюцинациями или «мини-пробуждениями» и что вряд ли они могут возникать во время состояний сна. Но теперь мы знаем, что как раз во сне они и возникают.

Самое важное достижение последнего времени в области исследования сновидений — это, несомненно, демонстрация того факта, что осознанное сновидение происходит во время полноценного сна. Стивен Лаберж из Клиники сна при Стэнфордском университете развеял все сомнения. Он был первым, кто сумел показать, что осознанные сновидения несомненно имеют место в состоянии сна.

В 1978 г. он провел решающий эксперимент — вначале над собой и над своими друзьями. Участники эксперимента во время осознанного сна подавали сигналы движениями глаз, и сигналы эти регистрировались в лабораторных условиях осциллографом. В результате исследователи впервые получили конкретные доказательства того, что осознанное сновидение происходит в фазе сна с быстрыми движениями глаз (БДГ)^{2}.

Вначале у Лабержа были трудности с публикацией своих открытий. Но когда в 1985 г. вышла в свет его популярная книга «Осознанное сновидение»^[18], проблемы сами собой отпали. По всей стране началось стихийное лавинообразное движение образования групп, занимающихся осознанным сновидением. Пресса подхватила эту тему и стала широко ее освещать. Телевидение и радио также заинтересовались результатами исследований этого особого состояния. Событие, о котором впервые упомянул Аристотель, стало в современном мире сенсацией, поскольку обрело научное подтверждение.

Куда же приведет весь этот интерес к осознанным сновидениям? Пока мы не знаем ответа. В настоящее время Лаберж занимается разработкой специальных инфракрасных очков, подающих сновидящему сигналы о начале сновидения посредством мигания красных светодиодов. Возможно, с помощью этого прибора, названного DreamLight («свет сновидения»), тысячи людей скоро смогут видеть свои сны осознанно. Чтобы совершать подобные плавания в просторах неисследованных морей нашего спящего сознания, нам сейчас более, чем когда-либо, нужна общая концепция сновидения и действенная система ценностей.

Как я училась на опыте моих сновидений

Чем я занималась после того, как закончила писать «Путь к блаженству»? Чтобы рассказать об этом, я должна поведать вам о постигшем меня разочаровании — не в своей жизни, не в любимом муже, не в работе, но в своем учителе медитации. Он не был корыстным человеком, как некоторые гуру, или глупым и безнравственным, как другие. Просто он оказался таким же человеком, как мы все, — человеком, имеющим свои слабости.

Когда я писала эту книгу, я начинала практиковать эзотерическую форму древнекитайской даосской медитации и быстро обнаружила, что достигаю замечательных результатов. По правде говоря, быстрота происходивших в моем теле изменений даже встревожила. Поэтому я стала искать и нашла специалиста, сведущего в даосской медитации. В то время этот учитель очень помог мне, и я стала посещать, вместе с другими его учениками, регулярные групповые занятия.

Эти отношения продолжались и после публикации «Пути». Обнаружив, что в моих сновидениях существует тесная психическая связь между мной и учителем, я удивилась — возможно, потому, что о своей личной жизни он всегда умалчивал. Бывало, он появлялся в группе, а потом исчезал. Однажды я пришла в группу и обнаружила, что другие ученики занимаются сами. Никто не знал, где находится наш учитель и когда он вернется.

Две недели спустя, когда я вместе со своим мужем была в деловой поездке на Гавайях, я увидела удивительный сон:

Звонит телефон. Моя дочь берет трубку, затем передает ее мне, сказав, что это мой учитель медитации.

— Привет Пэт, как твои дела? — спрашивает он. Его голос дрожит от волнения.

— Все в порядке. — отвечаю я, — А как поживаете Вы?

— Не очень хорошо. Мне тебя очень не хватает, — говорит он на своем ломаном английском.

Меня удивляет звучащее в его голосе отчаяние. Он что-то бормочет о том, что оказался на теннисном корте неподалеку от моего дома и вспомнил обо мне.

— Ты можешь со мной встретиться? — спрашивает он. Я иду, чтобы взять свой еженедельник, на ходу соображая, когда мы сможем поговорить наедине.

Проснувшись, я отмахнулась от этого сна, сочтя, что он навеян размышлениями о душевном состоянии учителя и желанием снова увидеть его. Однако, когда я пришла на следующее занятие, дверь оказалась запертой и никого не было. Что же произошло?

Спустя несколько дней моя экономка, которая как-то раз сопровождала меня на занятия, сказала: «Угадайте, кого я только что видела на автобусной остановке — вашего учителя медитации». Позднее, на той же неделе, вместо того чтобы выбрать обычный маршрут в сторону рынка, я, повинуясь внезапному импульсу, проехала на машине мимо автобусной остановки — и там встретила своего учителя.

Предложив подвезти его, я спросила, где он сейчас живет, и была ошеломлена, когда он сказал, что живет через квартал от меня, на той же самой улице, около теннисного корта. Это в точности совпадало с тем, что мне открылось во сне, а наяву получить эту информацию я никоим образом не могла.

Примерно в течение года после этого события он приходил в мой дом каждую неделю, чтобы давать мне частные уроки медитации и работать с группой моих друзей. Однако постепенно я начала замечать, что его поступки расходятся со словами. Я понимала, что мне все труднее работать под его руководством. И хотя я была благодарна за все, чему он меня научил, я чувствовала, что больше ничего не могу у него взять.

«Когда ученик будет готов к занятиям, учитель появится» — гласит древняя поговорка. Но учителя могут пройти с нами лишь часть пути. К конечному пункту своего назначения каждый из нас добирается в одиночку. Настает время, когда мы сами должны стать собственными учителями. И все же, когда пути расходятся, бывает очень тяжело. Конфликт между благодарностью учителю за поначалу оказанную им помощь и разочарованием в его недостатках вызвал в моей душе настоящую войну.

За время этой внутренней борьбы женщины, появлявшиеся в моих снах, стали сильнее. В конце концов я увидела, что меня вынудили создать в себе то, в чем я всегда нуждалась, — внутренний стержень силы. И хотя я все еще ценила то, чему научилась у своего учителя, теперь пришла пора признать собственную силу и мудрость. Я обрела мужество сама выбирать свой путь.

Из безопасной гавани, где я жила, любящая и любимая, со своим мужем, я отважилась отправиться в плавание по незнакомым водам. Я стала совершенствовать свое умение рисовать. Я продолжала заниматься медитацией — хотя и не так интенсивно, как прежде. Я открыла для себя, какие кристаллы стимулируют вибрационную энергию моего тела, какая пища ее поддерживает и какие обстоятельства приглушают ее или приводят к максимуму. Более, чем когда-либо, я полагалась теперь на мое тело и мои сны как на мудрых наставников. Ведь стоит лишь прислушаться, и мы услышим голос своего внутреннего «я», которое никогда не обманывает.

Мое растущее ощущение свободы повлекло меня к другим типам сновидений, которые я стремилась глубже понять. Меня заинтересовал вопрос: какие сны видят дети? Мне захотелось выделить наиболее типичные детские сны и исследовать их структуру, а также установить, чем похожи и чем различаются сны мальчиков и девочек. Чтобы ответить на эти вопросы, я провела специальные разыскания и написала книгу «Сны вашего ребенка»^[19].

Далее, поскольку я знала, что нет ни одной книги, в которой этапы жизни женщины рассматривались бы через призму сновидений, я сосредоточилась на женских снах. Я написала работу «Женские тела, женские сны»^[20], в которой шла речь о повторяющихся символических образах сновидений, характерных для каждого периода жизни, и об их значении.

В настоящий момент я пишу «Колодец сновидений»^[21], книгу, в которой рассматриваются семь стадий физического исцеления и то, как они отражаются в наших снах. Работая с людьми, перенесшими физические травмы, я показываю им, как, используя свою сновидческую фантазию, они могут ускорить процесс выздоровления.

Последние сорок лет я постоянно записываю и зарисовываю свои сны. Ведение дневника сновидений остается самым главным и полезным делом моей жизни. Ваш дневник сновидений может оказаться для вас столь же значимым.

Как вам учиться на опыте ваших сновидений

Поскольку вы вот-вот отправитесь в ваше собственное плавание, я хочу предложить вам несколько полезных советов, касающихся осознанного сновидения и техники составления мандалы — главных способов ориентирования в этом путешествии.

Многие люди, работающие со своими сновидениями, считают,что такая работа сама по себе способствует появлению через некоторое время навыков осознанного сновидения и стимулирует развитие психических способностей. Однако, если вы хотите научиться осознанному сновидению прямо сейчас, воспользуйтесь нижеперечисленными правилами, часть из которых следует применять перед сном, другую — во время сна, а третью — непосредственно после пробуждения.

Перед сном:

1. Поставьте перед собой цель. Наметьте, что вы будете делать, когда ваш сон станет осознанным. Захотите ли вы летать? Или заниматься любовью с выбранным вами партнером? Или развивать в себе какие-то навыки? А может, спросите персонажей вашего сна о том, какие силы они воплощают? Совершите путешествие в заранее выбранное место? Попытаетесь вступить в контакт с другими сновидящими, поэкспериментировать с экстрасенсорными силами или получить ответы на самые важные для вас вопросы? Ваша первая цель может заключаться просто в том, чтобы увидеть осознанный сон. Чтобы добиться поставленной цели, полезно записать ее в дневник перед тем, как лечь спать. Это служит как бы подсказкой для самого себя.

2. Помните о своей цели. Напоминайте себе о ней в течение дня короткой фразой и, когда будете засыпать, повторяйте эту фразу как заклинание или мантру. Например: «Сегодня я летаю». Если вы проснетесь ночью, повторяйте вашу фразу снова и снова — до тех пор, пока опять не заснете.

3. Визуализируйте вашу цель. Вообразите, что вы вспоминаете ее во время сна. Представляйте себе, как будет выглядеть ваше осуществившееся намерение и что вы будете ощущать.

Во время сна:

1. Перемены в ощущениях. Отмечайте для себя:

а) ощущение дуновения ветра в лицо или сквозняка;

б) ощущение мурашек по коже, часто связанное с образом мелкого дождя или измороси;

в) гудящий звук или вибрацию, вызывающие мурашки по коже, либо «гудящий свет»;

г) появление светового пятна или луча света, проникающего через трещину либо отверстие, иногда — через окно;

д) чувство, что какой-то сюжет в сновидении повторяется (я называю это «двойничеством» — ощущение, похожее на то, что в состоянии бодрствования именуется deja vu^{3});

е) напряженное разглядывание, сфокусированность вашего взгляда (я называю это «застывшим взглядом»);

ж) ритмичные движения, такие, как танец, кружение, плавание или движения при половом акте;

з) перемены в сознании во время сна — ощущение, что вы «засыпаете», «пробуждаетесь», «входите в транс», ощущение «головокружения» или «усталости»;

и) ощущение нахождения в воздухе — полета, парения или левитации.

2. Зеркала в сновидениях. Обращайте особое внимание на те моменты, когда вы смотрите на отражающую поверхность — на пример, зеркало, оконное стекло или лужу. Подобные образы часто являются символами саморефлексии и могут отмечать начало осознанного сновидения.

3. Элементы, характерные для сновидения. Отмечайте по ходу сновидения любые несообразности, пугающие или причудливые элементы. Пытайтесь все время задаваться вопросом о правдоподобии того, что вы видите во сне. Например, осознайте, что два летящих в небе гигантских коня — это образы сновидения. Некоторые люди, работающие со снами, считают полезным задавать себе подобные вопросы и днем («А не сон ли это?»), а затем анализировать свои ответы на них.

4. Анализ текущего сновидения. Не снится ли вам снова все тот же старый кошмарный сон? Попытайтесь объяснить себе, что символизирует тот или иной образ вашего сновидения. Осознайте, что этот образ вы видите во сне.

5. Сохраняйте эмоциональное равновесие. Как только ваш сон станет осознанным, научитесь сохранять спокойствие. Старайтесь не поддаваться чрезмерным эмоциям (иначе проснетесь) и не терять сосредоточенности внимания (иначе забудете, что вы спите). Добивайтесь осуществления поставленной цели или просто предоставьте сну идти своим чередом, наблюдая за происходящим без страха и с ясным сознанием.

После пробуждения

1. Вспомните моменты, предшествовавшие осознанному сновидению. Если ваш сон не был осознанным, все равно исследуйте его и попытайтесь выделить моменты, когда вы могли бы осознать, что спите.

2. Визуализируйте себя в ситуации осознанного сновидения. Пробудившись от обычного сна, вообразите себе, что осознаете следующий сон именно как сон.

3. Всем ярким образам осознанного сновидения старайтесь придать какую-то форму или найти соответствие наяву. Подобные «артефакты» помогут вам постичь символику сновидения и будут напоминать о его значении. Зарисуйте самые характерные образы вашего сна или найдите изображения, которые будут вызывать у вас те же чувства, что и эти образы. Пусть такой «артефакт сна» будет все время у вас перед глазами — до тех пор, пока вы не почувствуете, что полностью усвоили значение соответствующего образа.

Создание вашей собственной мандалы сновидений

В этой книге я шаг за шагом конструирую свою мандалу сновидений — от ее внешней окружности к сакральному центру. По ходу чтения вы, вероятно, будете задумываться о том, какие образы могли бы войти в вашу мандалу. Возможно, вы захотите строить свою личную мандалу по мере продвижения по книге — находя параллели образам моих сновидений в ваших собственных снах. В таком случае я могу предложить вам для начала несколько советов:

1. Идентифицируйте устрашающие образы своих сновидений. Этот первый шаг нетруден. Просто поищите в своих снах страшные или кошмарные образы. Хотя вам, вероятно, не хочется о них думать, они — те самые персонажи, которые могут быть трансформированы в вашу силу. Их устрашающие качества по степени своего воздействия равны их способности обучать. Их энергия может стать вашей собственной мощью.

Вспоминая подобные образы, не ограничивайтесь дикими зверями, злобными негодяями или нечеловеческими напастями, которые угрожают вам во сне. Принимайте во внимание так же места, которые кажутся особенно зловещими. Не снится ли вам возвращение в отчий дом, который вы ненавидели, как это было со мной? Не повторяется ли в ваших снах некая «декорация», в которой с вами постоянно случается что-то плохое? В этом месте, сколь бы непривлекательным оно ни выглядело, таится энергия, которая может быть высвобождена для вашего положительного роста. Читая об элементах мандалы, вчерне «приписывайте» некоторых отрицательных персонажей ваших сновидений к тем элементам, которые кажутся для них подходящими. Удобно сделать несколько фото- или ксерокопий чертежа незаполненной мандалы, который приводится в приложении, и вносить в них свои пометки — ведь позднее вы, может быть, найдете более подходящие образы для каждого элемента.

2. Идентифицируйте образы «помощников» из ваших сновидений. Кто помогает вам преодолевать страхи в ваших снах? Какие персонажи или вещи помогают вам справляться с устрашающими животными, предметами, людьми и местами? Для некоторых взрослых и для большинства детей «спасителями» являются популярные герои и героини массовой культуры, вроде супермена или сказочной феи. Иногда сновидящих спасают или защищают религиозные персонажи, вроде Христа, Бога, святого, гуру или милосердной богини. Некоторые сновидящие при появлении в их снах опасности читают молитву либо произносят мантру. Другие зовут на помощь своего супруга или даже свою собаку. Третьи встречают какого-то своеобразного персонажа, который приходит им на помощь. Это может быть говорящее животное, человек, обладающий магическими силами, фантастическое оружие или инструмент. Каким бы ни был ваш помощник, отметьте его и дорожите им. «Помощники» появляются в сновидениях тогда, когда сновидящие начинают лицом к лицу встречаться с опасностью и призывать себе на помощь союзников.

3. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с мотивом соперничества. У большинства сновидящих в сновидениях характерным образом отражен мотив соперничества или гордости. Он может принимать форму поединка или дуэли, состязания в пении, танцах или в беге.

4. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с мотивом сотрудничества. Какие формы принимает в ваших снах участие в жизни группы или коллектива? Поете ли вы в хоре? Танцуете ли вместе с другими людьми? Делите ли с кем-то свою пищу? Вспомните ситуации из ваших снов, которые кажутся вам примерами искреннего сотрудничества с другими людьми.

5. Идентифицируйте образы сновидений, которые связаны со страстью. Возлюбленные из ваших снов — незнакомцы или люди, которых вы хорошо знаете? Не символизируют ли они некое качество, которое вы хотите обрести? Не представляет ли само имя вашего любовного партнера игры слов, намекающей на что-то иное? Одна женщина, которой снилось, что она занимается любовью с мужчиной по имени Арт, в действительности тосковала по своим артистическим увлечениям, которые вынуждена была оставить, а вовсе не по определенному человеку. Какой (или каким) вы видитесь себе в снах, когда испытываете страсть или вожделение? Соблазнительно ли вы одеты? Одеты ли вы в красное или в одежду другого цвета? Меняется ли ваша прическа? Все эти детали имеют символический смысл.

Когда мы спим, наши гениталии, так же как и вся центральная нервная система, бодрствуют. Недавно ученые установили, что как женщины, так и мужчины испытывают в своих снах сексуальное возбуждение^[22]. Неудивительно, что многие сны имеют сексуальное содержание — явное или завуалированное. Оно — естественная часть сна. Какую форму секс принимает в вашей сновидческой фантазии?

6. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с истинной любовью. Какими становятся ваши сны, когда вы всерьез влюбляетесь? Чем такие сны отличаются от снов, имеющих романтическую или эротическую окраску? Дарит ли вам любимый драгоценности или цветы? Не угощает ли он вас изысканными напитками и аппетитной едой?

7. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с жадностью и излишествами. Какие образы порождает ваше сновидящее сознание, когда вы переедаете, слишком много работаете или перебарщиваете в какой-то другой деятельности? Снится ли вам сотня маленьких поросят или одна большая свинья? А может, вам видятся запущенные огороды, поросшие сорняками? Или бригады строителей, работающих до изнеможения?

8. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с душевным равновесием. Видите ли вы здоровые, цветущие растения? Или вам снится, что вы уверенно едете на велосипеде по неровной местности? Способны ли вы во сне мчаться на коньках по льду, с легкостью выделывая сложные пируэты? Какие образы появляются в ваших снах, когда жизнь протекает гладко?

9. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с неведением. Снятся ли вам потерявшиеся дети? Или подкидыши? Или бездомные мужчины и голодающие женщины? Раненые или умирающие животные? Как элементы, отсутствующие в вашей жизни, отражаются в снах?

10. Идентифицируйте образы сновидений, связанные с обретением новых знаний. Не снится ли вам новорожденный ребенок? Или вундеркинд? А может, вы обнаруживаете комнаты, о существовании которых никогда не подозревали, или исследуете неизвестные вам кварталы в знакомом городе? Встречаете ли вы мудрого старца? Жрицу или богиню? Таинственного проводника? Перечисленные персонажи — «архетипы», воплощения силы, которые появляются тогда, когда мы научаемся лучше понимать самих себя и свои сны. Иногда эти фигуры имеют весьма причудливые формы — странные сочетания частей животных, растительных и человеческих организмов. Иногда они предстают не как живые существа, а как магические орнаменты или рисунки. Но в любом случае они свидетельствуют о появлении новых аспектов «Я».

11. Выделите характерные признаки, связанные с переходом к осознанному сновидению. Что с вами происходит в тот момент, когда вы осознаете, что видите сон? Какие чувства вы испытываете? Сравните ваш опыт с тем, что написано в разделе «Осознанное сновидение». Какие персонажи появляются непосредственно перед тем, как ваш сон становится осознанным, и какие — после этого? Какие перемены вы наблюдаете? Нам еще многое предстоит узнать об осознанных сновидениях, и опыт каждого сновидящего представляет большую ценность.

12. Постройте свою Мандалу сновидений. Все образы и ощущения, которые вы идентифицировали, займут в ней свое место. Вы прочитаете о том, как я шаг за шагом выстраивала свою мандалу. Как вы думаете, насколько ваши образы соответствуют этой схеме? Читая эту книгу, вы можете принимать временные решения, а завершить мандалу позднее, или можете строить ее по мере чтения. Дополнительные советы вы найдете в Приложении.

Придавая ярким положительным образам из ваших сновидений какую-то форму, зримую в «бодрствующем» мире, вы сможете удержать в своей памяти то, чему от них научились. Делайте сами или находите изображения, передающие ощущения каждого конкретного сна. Базовую схему мандалы легко приспособить к вашим потребностям и интересам. Одна женщина, которая была балериной, воплощала образы своих сновидений в танце вокруг воображаемой мандалы. Вы можете сделать простую временную мандалу или же мандалу постоянную — например, в виде маленького тканого коврика. Важно включиться в этот процесс: ведь, работая с образами своих сновидений, вы будете открывать содержащиеся в них тайны.

Юнг говорит нам: «Линейного развития не бывает, есть только круговращение "я"». Распознавая характерные для ваших сновидений образы, представляя их в зримой форме и размещая на своей мандале сновидений, вы не просто выражаете себя в художественном творчестве. По сути, вы вновь создаете себя, образ за образом, краску за краской, — до тех пор, пока не обретет форму ваше истинное «я». Пусть же ваше путешествие по этому пути приведет вас к свету.

Сан-Франциско

День Святого Патрика, 1989 г.

Поведаю тебе вчерашний сон,

Доподлинно, как он приснился мне.

Прошу, меня своим вниманьем удостой.

Миларепа своему гуру Марпе

около 1060 г. н. э.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Введение

ВНУТРИ НАС свершается безмолвная эволюция. Неощутимо, сон за сном, во тьме ночи мы постепенно преображаем себя в новую личность, которой станем завтра. Точно так же, как мы не осознаем своего физического зарождения — слияния сперматозоида и яйцеклетки, эмбрионального развития и половой дифференциации, — мы не осознаем и тех непрекращающихся изменений, которые происходят в нашем спящем сознании. Мы развиваемся в своих снах, сами не ведая о том.

Мандала сновидений^{4} — способ фиксации процесса этой внутренней эволюции. Изобретенный мною метод систематизации и использования символов сновидений представляет собой личный путь к просветлению, основанному на символических образах наших снов. Он исходит из универсальных человеческих понятий, присущих тибетскому священному искусству. Располагая наши индивидуальные образы сновидений внутри вневременной классической схемы мандалы, мы, по сути, разрабатываем план раскрытия собственной индивидуальности: Мандала сновидений становится картой нашего внутреннего мира. Она может открыть нам, где мы находимся в настоящий момент жизни, и может служить ориентиром в нашем внутреннем путешествии.

Персонажи наших ночных сновидений вызывают живой отклик, ибо они уже связаны с нашими эмоциями. Являясь многосторонними, многомерными символами нашего жизненного опыта, они обладают силой преображать нас — в той мере, в какой мы способны проникать в их суть, понимать и интерпретировать их. Образы наших сновидении не являются чем-то вроде картинок в книжке или стоящих на алтаре резных идолов; они — сущности, возникающие из глубин нашей души. Они — кристаллические образования, выросшие из материала нашей жизни и облеченные в форму нашим воображением. Они — наши создания.

Эти самые близкие нам образы способны пробуждать универсальные силы. Если мы поймем эти хрупкие, мимолетные формы, возникающие в наших сновидениях, они станут для нас выражением вечных законов. Для того чтобы подвижные образы сновидений воссоединили нас с потоком жизненной энергии, которая движет всеми живыми существами, нужно лишь распознать их природу, определить их место в структуре наших личных мандал. Мы каждую ночь в буквальном смысле создаем наших собственных богов, которые могут повести нас по пути к блаженству.

Мандалы — осмысленные организованные структуры, а вовсе не концентрические рисунки или декоративные формальные орнаменты. Они — пиктограммы, в которых зашифрованы целые философские системы, многие разделы знания. Каждая деталь внутри мандалы символически значима. Тем не менее основная схема тибетской мандалы проста: три защитных окружности ограждают квадратный храм с четырьмя воротами; в храме имеется внутреннее святилище, в котором божества занимают свои места по четырем сторонам света — вокруг центрального святая святых, где пребывает самый священный образ. В настоящей книге мы предпримем путешествие от самой внешней окружности к Сакральному Центру.

Путь Мандалы сновидений, как я обнаружила, может привести к измененным состояниям сознания, к осознанным сновидениям, к ощущению нахождения вне собственного тела, к оргиастическому экстазу, к обретению целительских способностей и к мистическому опыту. Поиск себя — это бесконечное путешествие. Ваш путь, так же как и мой, может пролегать через разные культуры и времена, даже через внеземные пространства. Но начинается он у каждого из нас одинаково — с того, что мы вечером ложимся спать…

ГЛАВА ВТОРАЯ. Большой руль

ПРЕКРАСНЫЙ яркий день. Я еду на своей машине по улице Сан-Франциско, где живу. Это обычная городская сцена и обычный солнечно-ветреный день, да и в голове у меня вертятся обычные мысли — о том, что агент по недвижимости должен произвести осмотр дома, который мы собираемся купить (текущие дела). Я несусь по улице, сильный ветер дует мне в лицо. И вдруг, неизвестно почему, я понимаю, что это не обычный день и не обычные мысли: все происходит во сне. Продолжая вести машину, я командую себе: «Вверх!» — и мое тело отрывается от земли. Машина исчезла. Теперь я несусь по воздуху, распластавшись лицом вниз, на расстоянии около десяти или пятнадцати футов от земли. Я больше не веду машину, но все еще сжимаю в руках верхнюю часть руля, превратившегося в большое кольцо. Я держусь за его верх, а нижний край опирается на мои бедра, выше коленей. Я ощущаю солнце и ветер. Я ясно вижу мостовую, над которой лечу. Вообще, все видится отчетливо и ярко. Это великолепное ощущение. Я спрашиваю себя: «Ты счастлива?» — и знаю, что да. «А ты знаешь, что видишь это во сне?» Да, знаю. Я задумываюсь, как мне распорядиться этой чудесной возможностью видеть сон осознанно, — и в то же время продолжаю мчаться по воздуху, навстречу солнцу и ветру. Однако сцена тускнеет (подобно тому, как меркнет свет), и я внезапно просыпаюсь в своей постели.

(«Большой руль», 29 мая 1974 г.)

Этот сон я видела более четырех лет назад, но до сих пор помню дивную яркость красок, ощущение реальности происходящего, радость и силу, которые я испытывала во время полета. Весь следующий день я провела в приподнятом настроении. Нет, то явно был не обычный сон!

Правда, символы сна «Большой руль» достаточно обычны и понятны. Когда мне приснился этот сон, я жила (и продолжаю жить до сих пор) со своим любимым мужем в прекрасном городе. Мои дни были наполненными и по большей части счастливыми; я чувствовала себя способной разрешить любые проблемы, с которыми сталкивалась. С моей деловой карьерой тоже все обстояло хорошо. Я только что закончила работу над своей первой книгой^{5} и была занята проектами ее предстоявшего издания. Разумеется, сон явился символическим выражением моей удовлетворенности тем, как удачно я «рулила» в своей жизни.

Однако ощущение от этого сна было каким-то особым. Оно граничило с магическим опытом. Я часто летала в снах, но на сей раз мой полет был осознанным. Я поднялась «вверх», сделав преднамеренный выбор. Я летела куда хотела и всеми порами своей кожи упивалась этим полетом столь сильно, словно переживала происходившее наяву. Но как только я собралась исследовать это фантастическое пространство дальше, свет померк и я проснулась.

Как продолжить тот полет? Как вновь вернуться в тот реально-нереальный мир? Как еще раз обрести то сознательно-бессознательное состояние? Как? Это была тайна, которую я решила разгадать. И я предприняла… кое-что. Тогда я еще не знала, что хотела раскрыть тайну самой жизни. И что, чтобы вести этот поиск, я должна буду исследовать, открывать свое собственное «я».

В то время, когда мне приснился сон «Большой руль», я только начинала испытывать влекущую силу осознанного сновидения — состояния, в котором человек видит сон и при этом знает, что он спит^[23]. Я тогда не представляла себе, в какие неизведанные миры, к каким замечательным приключениям эта сила может меня привести. Я еще не научилась поддерживать свои осознанные сновидения, еще не умела их контролировать, развивать и направлять. Я не догадывалась, к каким таинственным, пугающе великолепным высотам приведут меня мои полеты во сне. Тогда я не знала, как путешествовать в сновидениях к иным мирам. Чем больше я постигаю путь осознанного сновидения, тем яснее понимаю, что должна постоянно искать новых впечатлений — ибо это удивительное, иногда страшное, но всегда волнующее приключение не имеет ни начала ни конца. Обретение — в самом поиске.

Эти странные миры простираются скорее внутри, нежели вовне меня, но, где бы они ни находились, они вполне реальны. Мой поиск пути, мои открытия, мои предостережения тем, кто хотел бы ступить на ту же дорогу, мои переживания, страхи и предчувствия — все это будет описано в последующих главах.

Но сначала я хочу оглянуться назад — на ту маленькую девочку, какой я была когда-то и чьи сны много лет назад положили начало этому пути.

Хотя сон об «большом руле» был гораздо менее сложным, чем сны и астральные путешествия, к описанию которых я вскоре перейду, он все равно оставил далеко позади сны моего детства. Одна, в темноте, в узкой деревянной кроватке, я спала, уложив рядом с собой своих любимых кукол — высокую Белоснежку, маленькую Соню Хени, пупса в клетчатом передничке, рыжеволосого кукленка по имени Батч, одетого в синий комбинезон, «взрослую» куклу Мэри и других. В раннем детстве мне часто снился один и тот же сон: я лечу в воздухе на крошечном самолетике. К моему ужасу, он начинает падать — вниз, вниз — и при этом крутится в воздухе. Мне делалось нехорошо, сердце мое колотилось… и я вместе с самолетом с глухим стуком падала на пол около своей кроватки. Поистине, знакомая картина! Год за годом во многих домах и во многих кроватках дети видят вариации того же сна — правда, не всегда сопровождаемого действительным падением с кровати. Но, хотя сон с падением относится к числу довольно распространенных, все же примечательно, что это самый ранний сон, который я помню: ведь и потом, когда я доросла примерно до восьми лет, мне продолжали сниться сны о полетах.

Это были необычные сны; по крайней мере, они имели одно необычное последствие. После нескольких снов, в которых я летала, у меня появилось странное ощущение, что я могу летать и наяву. Я не была уверена в этом, ибо иначе я вряд ли оставалась бы там, где жила. Но эта навязчивая идея меня преследовала; в конце концов, чтобы проверить ее состоятельность, я решила спрыгнуть с какого-нибудь высокого места. Я несколько раз пыталась прыгать с крыльца или края тротуара. Неудачи меня не обескуражили: я рассудила, что мне нужно поверить в себя и спрыгнуть с действительно высокого места (например, с крыши машины или с гаража). Прежде чем я полечу, я должна поверить, что смогу это сделать. (Это верно, но только в состоянии сновидения.) К счастью, здравый смысл возобладал. Постепенно и неохотно я отказывалась от убеждения, что могу летать наяву. Я удовлетворялась тем, что, лежа поперек кровати, свешивала голову вниз и представляла, как разгуливаю по потолку. Или же кружилась до изнеможения и потом, обессиленная, падала на землю.

Несмотря на мою озабоченность проблемой полетов и на то, что к жизни я относилась с робостью и некоторым беспокойством, я была довольно симпатичным ребенком. Всегда стройная, я еще не стала костлявой девчонкой-подростком, так страдающей из-за того, что у нее маленькие груди и лицо покрыто юношеской сыпью. Мои длинные, каштановые с рыжим отливом волосы достигали пояса, и соседи говорили матери, что они высосут мою силу. Людям нравились мои большие зеленые глаза и длинные тонкие пальцы, и мне было приятно, что меня считают хорошенькой и умненькой (хотя втайне я мечтала быть красивой и гениальной); в целом жизнь моя была вполне терпимой.

Со школой тоже все обстояло нормально, но самое лучшее начиналось после уроков. Тогда, погрузившись в свои одиночные фантазии, я играла среди ароматных лилий в долине возле нашего затененного деревьями дома. Цветы превращались в джунгли, где разворачивались приключения крошечных кукол, которых я мастерила из ершиков для прочистки курительной трубки, приделывая им волосы из ниток. Или я спешила после школы домой, чтобы послушать по радио самый последний эпизод из жизни «Супермена» и дешифровать очередное сообщение капитана Миднайта с помощью моего кольца с секретным кодом. Иногда я сидела с подругами, преображая шелковые и бархатные лоскутки в одеяния для наших сказочных кукол. Порой, когда спускались сумерки, я играла в прятки с соседскими ребятами, испытывая восхитительное ощущение возбуждения-страха, какое бывает во время охоты или погони.

В детские годы у меня были две особые радости, связанные с мамой и с отцом. Моя мама, страстно любившая читать, имела дар рассказывать истории. Этот ее талант обладал чудесным качеством «портативности». Всегда, когда нам приходилось чего-то долго ждать — например, на автобусной остановке или в поликлинике, — она придумывала бесконечные истории о приключениях Пяти Маленьких Перцев или других моих любимых персонажей; иногда, когда я вела себя особенно беспокойно, она изобретала новых героев и новые сюжеты. Рассказанные ею истории продолжились в моих снах. А из моих снов вырастали новые истории. До тех пор, пока противоречивые эмоции переходного возраста не разорвали нашу материнско-дочернюю связь, я могла с головой погружаться в магию ее рассказов.

Отец подарил мне другое, более осязаемое чудо. У него были хорошие руки и художественное чутье, и он любил мастерить всякие вещицы. На самый запомнившийся день рождения в моей жизни, когда мне исполнилось десять лет, он сделал мне лучший из возможных подарков — мой собственный марионеточный театр. Сцена была большой, с двумя длинными портьерами из коричневого бархата, за которыми могли прятаться кукольники, и с зеленым креповым занавесом, который поднимался и опускался. Рампу освещали елочные лампочки, которые включались и выключались. Задники представляли собой прекрасно нарисованные на плотном картоне сцены: лес, деревенская улица, комната во дворце — все, что требуется в волшебной сказке. Перед задником можно было расставить замечательно соразмерные кровати под балдахинами или деревенские столы. А марионетками стали мои собственные, чудесным образом ожившие куклы. Теперь они могли ходить, танцевать и исполнять роли в любой пьесе. Мой отец подправил их деревянные головы, добавив характерные детали и краски. Он скрепил части их тел штифтами и специально вырезанными деревяшками. Он умело использовал разные штуковины из домашнего обихода: так, старая музыкальная шкатулка стала шарманкой, а кольцо от занавески — кольцом в носу быка. Собранные вместе, наряженные и заново раскрашенные, куклы были целым народом, а я — их госпожой. Теперь я могла разыгрывать свои сны наяву, на сцене; сказки моей мамы воплощались в конкретные формы.

Меня приводило в восторг разнообразие персонажей: клоун Коко и его младший брат — оба в белых костюмах в красный горошек; король Стампингема, королева, принц и принцесса; похожий на эльфа Робин Гуд в островерхой шляпе с пером; две феи с голубыми порхающими крылышками из марли, отделанной блестками; усатый шарманщик Тони, который мог извлекать из своей музыкальной шкатулки мелодию; его жена, танцовщица Розалита; их обезьянка в красной куртке; «Мамаша с пистолетом» (из одноименной песни), которая могла толкать перед собой тележку с цветами и, потянув за проволоку, стрелять из пистолета настоящими пистонами; Шахерезада, умевшая волнообразно покачивать своим усыпанным драгоценностями торсом и руками; Санта Клаус, который мог оседлать северного оленя и поехать на нем (а олень при этом махал хвостом); Бык Фердинанд и многие, многие другие, число которых с каждым годом увеличивалось.

Для меня это было ожившей сказочной страной. Правда, все кончилось тем, что мы устраивали представления только на церковных и школьных праздниках и на днях рождения у моих друзей. Отец ужасно сердился, если я ослабляла нити, или слишком их натягивала, так что марионетка повисала в воздухе, или, что было хуже всего, роняла на сцену трость для управления куклой. Однако волшебство продолжалось, и, незримо для зрителей управляя тростями и нитями, я могла творить другой мир. Наверное, все это было подготовкой к дальнейшему. То детское бурное воображение понадобилось мне много лет спустя, чтобы обнаружить неуловимые внутренние движения, соединяющие меня с иными мирами. (Но я до сих пор не научилась уверенно управлять нитями этого нового представления!)

Это относительно счастливое время закончилось, когда мы переехали в другой, ненавистный мне дом. Мне тогда было двенадцать лет. Возможно, в период перехода к юности я в любом случае чувствовала бы себя несчастной, но я всегда связывала это состояние со старым, осыпающимся, сырым домом, который стал нашим жилищем и, как казалось, вторгся в мою внутреннюю жизнь.

В последующие два года мои отношения с родителями стремительно рушились — как, впрочем, и их собственные отношения. Я до сих пор помню фрагмент сна, предвещавшего эти перемены. Моя любимая кукла Мери вдруг, во сне, стала вести себя со мной очень жестоко и подло. Я ненавидела и боялась ее. Когда я проснулась, я не могла даже смотреть на эту куклу, не говоря уже о том, чтобы играть с ней с прежним удовольствием. Я забросила ее и вскоре отправила на чердак. В конце концов, испытывая отвращение к ее треснутому лицу и скрипящим конечностям, я выбросила ее совсем. Разумеется, тогда я не думала, что Мери воплощала для меня мать, мою мать, и чувство враждебности к ней, которое в то время нарастало внутри меня. Я также не знала, что нельзя победить страх, избегая его, и что как наяву, так и во сне единственный способ победить страх — это встретиться с ним лицом к лицу и трансформировать его. В последующие несколько лет у меня было множество страхов, от которых я безуспешно пыталась убежать — до тех пор, пока радость и волшебство крылатых марионеток-фей не вернулись ко мне, принеся чувство уверенности в себе, отчасти развившееся в моей сновидческой жизни.

Более того, в неразумный период отрочества, когда после развода моих родителей я трудилась над очисткой этого обветшалого дома, я позволила себе вместе с ящиками, содержавшими ненужные вещи, выбросить большую картонную коробку с марионетками моего отца. По какому-то наитию в последнюю минуту я вытащила трех первых попавшихся (лежавших сверху) кукол — на память. Сейчас они сидят на моем книжном шкафу — клоун Коко, по-прежнему улыбающийся, прислонился к обтрепавшейся Шахерезаде (удивительный символ отношений моих родителей!), а видавший виды Бык Фердинанд распростерся у их ног. Тогда я не могла предвидеть, как отчаянно буду жалеть, что уже не имею всех тех танцующих кукол. Я не понимала, что память о моем отце, умершем несколько лет спустя, будет витать вокруг их раскрашенных лиц, в которых, как в зеркалах, отразилась жизнь нашей семьи. Я не могу «отменить» тот свой поступок, не могу вернуть утраченную коробку моего детства, но память о ней неистребима. В моих снах куклы танцуют по-прежнему, сияет улыбка отца, и я снова переживаю радость своего детства.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Самый внешний край Мандалы сновидений

КАЖДЫЙ ИЗ НАС должен найти способ «управлять рулем» своей жизни — как нашла его я в сновидении «Большой руль». Ведь мы все вовлечены в большое приключение. Каждый по-своему, мы боремся, чтобы найти себя: чтобы узнать, кто мы такие и в чем состоит смысл нашей жизни.

Мой путь обретения себя начался с обыкновенных снов. Мне часто снились одни и те же кошмары: я проваливалась в бездну, спасалась бегством от свирепых существ. Но меня также забавляли фантастические картины, которые в моих сновидениях складывались из обрывков бодрствующей жизни: я разговаривала с феями, играла с великанами. Поскольку моя мама интересовалась сновидениями и часто за обедом обсуждала прочитанные работы Фрейда и Юнга, мне стало любопытно узнать, не содержатся ли и в моих снах важные сведения о моей личности. Мои сны всегда были очень яркими, и меня интриговала мысль, что хаотические образы сновидений являли собой послания ко мне самой. В возрасте четырнадцати лет я начала записывать свои сны — на листах бумаги из школьных тетрадок, на обратной стороне письма от подруги. Я записывала их на чем угодно и потом размышляла над их символическим значением. Это давало мне ощущение удовлетворения, даже когда сны бывали страшными, — потому, что в результате такой работы я понимала, что я чувствую на более глубоком уровне. Но я никогда не подозревала, что сновидения станут главным интересом всей моей жизни.

Все последующие двадцать девять лет я постоянно записывала свои сновидения. Несмотря на множество жизненных перемен — первое замужество, рождение ребенка, защиту докторской диссертации по клинической психологии, развод, второй брак, проживание за границей, многочисленные путешествия — мне всегда удавалось найти время, чтобы записать мой последний сон и потом просмотреть эту запись. Работа со сновидениями так сильно поддерживала и вдохновляла меня, что я просто не могла от нее отказаться.

Случайно я услышала о сеноях — первобытном племени из Малайзии, которое обучает своих детей тому, как смотреть сны. Я отнеслась к услышанному с недоверием и любопытством. Как большинству западных людей, мне никогда не приходило в голову, что к сновидению можно подготовиться. Я ведь привыкла работать со сновидениями после того, как видела их, а не до того. Я начала изучать сеноев, смогла к ним ненадолго съездить и поговорила с исследователями, которые жили среди них. Экспериментируя с методами сеноев, я нашла их поразительно эффективными. Благодаря им я смогла встретиться лицом к лицу с чудовищами из моих сновидений — вместо того, чтобы бежать от них. По мере того как я училась противостоять своим врагам в сновидениях и побеждать их, менялся не только мой ночной сон — я стала чувствовать большую уверенность в себе и в бодрствующем состоянии.

Мне стало интересно, управляют ли другие люди своими сновидениями, и я начала изучать роль снов в различных культурах. Результаты моих исследований я изложила в книге «Творческое сновидение»^[24]. Я обучала сенойским техникам моих студентов в Калифорнийском государственном университете, Сонома, а позднее — слушателей курсов при Калифорнийском университете. В результате сны студентов и их жизни стали меняться — точно так же, как мои собственные. Оказалось, что действительно возможно подготовиться к своим сновидениям и стать их активными участниками, а не пассивными жертвами.

Тем временем мне открылся еще один уровень сновидческого сознания. Я обнаружила, что вижу все больше осознанных сновидений — сновидений, которые ты переживаешь, понимая, что спишь и видишь сон. В этом невероятном состоянии становится возможным все что угодно: ты способен летать, сколько хочешь, испытывать оргазм с выбранными тобою партнерами, вызывать в своем воображении творческие идеи, переноситься в далекие страны, встречаться с давно умершими людьми и т. д. Затем, после многих месяцев осознанного сновидения, я стала иногда автоматически впадать в состояние, которое люди называют выходом за пределы собственного тела.

По мере накопления опыта нахождения в измененных состояниях сознания (состоянии осознанного сновидения и состоянии выхода за пределы своего тела, если это было тем самым), я стала испытывать потребность осмыслить происходившее. Для меня больше не имело значения, находятся ли эти миры внутри меня или вовне, в каком-то физическом пространстве или в ином состоянии сознания. Они представляют собой универсальный человеческий опыт и потому реальны. В этих мирах были свои закономерности, которые мне необходимо было уловить и выразить понятным для других людей образом. Мой ум метался в поисках адекватного способа передачи этого опыта. Поскольку сны визуальны, средства их фиксации тоже должны быть визуальными. Нужны не слова, не перечни, не схемы, но изобразительные символы, передающие суть переживания.

В конце концов я изобрела Путь Мандалы сновидений — что-то вроде парафразы, а не повторения, традиционной тибетской схемы, от которой я отталкивалась. Мандала сновидений, если наполнить ее образами своих снов, становится картой для самопознания. Она дает зримую форму нашему «я» — той прекрасной, вечно-подвижной, растущей частице жизненной силы, которая и являет собой нашу сущность.

Люди издревле делали именно это: представляли целые системы знания в графической форме мандалы. Впервые я начала ощущать универсальность рисунка мандалы несколько лет назад. Жарким летним праздничным днем, в Мехико, я восхищалась большим круглым календарем из солнечного камня, на котором ацтеки запечатлели свои знания о времени. Позже, в дождливый осенний полдень, я стояла на равнине Солсбери в Англии, в центре кольца из огромных монолитов, где когда-то жрецы и жрицы Стоунхенджа справляли некий давно забытый ритуал.

В музеях я изучала фотографии и зарисовки картин из песка, которые американские индейцы использовали для описания своей медицинской философии или для того, чтобы обозначить магический целительный круг — на какой-то краткий момент, пока песок не сметут. Я с трепетом водила пальцем по линиям древнекитайской бронзовой мандалы, оборотной стороны зеркальца для вельможи, — ибо знала, что в линиях запечатлены космологические знания. В Нью-Дели я долго смотрела на переливчатые цветные изображения богов и священных животных, украшавшие свитки, обрамленные блестящей шелковой парчой: изображения относились к священным ритуалам индуистов и тибетских буддистов, либо представляли собой символы из тантрических текстов. Те же самые фигуры, превосходно скомпанованные, я обнаружила на стенах ламаистского монастыря — на туманной вершине холма Чьенгмаи, в Таиланде. В Стамбуле я спускалась по декорированным глазурованной плиткой переходам Голубой мечети и благоговейно рассматривала замысловатые мозаичные орнаменты, в которых мусульмане зримо воплотили свои религиозные верования. Я сидела под лучами солнца, струившимися сквозь окно-розетку собора Нотр-Дам в Париже, созерцая подобные драгоценностям краски витража — и мне казалось, что они идеально отражают мое внутреннее состояние.

В живой клетке, которую я наблюдала в микроскоп в биологической лаборатории, я видела пульсацию жизни — но базовая структура клетки была той же самой. Постепенно у меня накапливалось все больше подобных впечатлений. Я пришла к выводу, что и элегантный процесс деления хромосом, и процесс собирания религиозных знаний имеют одинаковую структуру. Любая мандала представляет собой организованный корпус знания. Это знание доступно для тех, кто умеет читать язык изображений, расшифровывать его символы.

Используя тибетскую систему мандалы в качестве ориентира, мы можем декодировать некоторые образы, порождаемые нашей внутренней психикой. Слово мандала — древнее санскритское обозначение «круга» или «группы», симметрично организованной вокруг центра. Юнг первым познакомил с идеей мандалы западный мир. Для него мандала была просто магическим кругом, символическим выражением стремления человека к обретению единства своей личности. Юнг опубликовал несколько рисунков мандал, сделанных его пациентами, — в основе своей это были круги с отчетливо обозначенным центром, разделенные на четыре части, — а также описания подобных мандал, выполненных им самим.

Однако в понимании тибетцев и индусов идея мандалы неизмеримо сложнее^[25]. Мандалы суммируют в себе философские знания. Как в индийском, так и в тибетском тантрическом буддизме мандалы представляют собой изображения группы божеств, занимающих внутри круга определенные места, соответствующие их взаимоотношениям. В изобразительной форме мандала повествует о пути через различные уровни сознания — к мистическому единению с источником жизни. Мандала выражает целое учение и служит руководством (тайным кругом медитации), которое может быть использовано для достижения мистического единства. В ней все выражено в графических символах. Расположение изображений внутри мандалы показывает путь к трансцендентной духовной реальности. Этим рисунком можно научиться пользоваться и с его помощью управлять собственным мистическим опытом.

Было бы глупо, да и невозможно, излагать здесь все тонкости буддийской тантрической философии и правила ее трансформации в сакральные изображения. Выполнение подобной задачи заняло бы многие годы; а кроме того, мы, возможно, никогда не научились бы применять тибетские образы к нам самим, осуществлять «перевод» с одного культурного языка на другой. Однако нам ничто не мешает заимствовать универсальную, базовую схему мандалы. Именно ее я использовала для фиксации образов своих сновидений и для того, чтобы перейти к трансцендентному опыту.

В схему тибетской мандалы мы можем поместить некоторые ключевые фигуры из наших собственных снов — потому что боги и богини буддийской иконографии не пребывают «на небесах». Они — не воплотившиеся духи, которым следует поклоняться издалека, но символы нашего «я», символы разных состояний человеческого сознания. Они близки к нам, как наши собственныевспышки ненависти, реальны, как охватывающая нас печаль, — ибо персонифицируют наши чувства. Они не менее сильны оттого, что являются воображаемыми конструктами. Они оказывают драматическое влияние на наши судьбы. Мы можем прожить всю жизнь, почитая бога жадности, богиню тщеславия или богиню любви и сострадания. Если мы наделим конкретными именами и лицами этих богов и богинь, являющихся к нам в наших сновидениях во множестве разных обличий, нам будет легче совладать с состояниями сознания, которые они представляют. Но мы всегда должны отпускать их обратно — в круговорот жизненной энергии (как сказали бы буддисты, в «пустоту»), откуда они пришли. Они не должны овладевать нами, становиться нашими навязчивыми идеями. Они — не самостоятельные объекты, но состояния нашего сознания. Они пребывают в нас самих.

Являющиеся нам боги и богини похожи на образы из наших снов. Они, может быть, суть не что иное, как именно эти образы. Они приходят, и мы «узнаем» в них аспекты самих себя. Иногда мы восхищаемся ими, иногда ненавидим их. Но мы их отпускаем, чтобы видеть в своих сновидениях новые образы и продолжать расти. Однако сначала они должны дать нам дар понимания нас самих, который в них заключен.

Юнг однажды заметил: «Именно из глубин нашей психической жизни возникнут новые духовные формы»^[26]. Прислушиваясь к непрерывно передаваемым кодированным посланиям нашего сновидения и расшифровывая их, мы можем «настроиться» на психический рост. Путь Мандалы сновидений — это путь к просветлению. Для меня указателями на этом пути служат символы из моих собственных снов.

В тибетском искусстве самый внешний круг мандалы отмечает границу между обычным и иным состоянием сознания. Чтобы войти в это иное состояние сознания, мы должны пересечь определенный рубеж. Граница окружает и защищает тайну, священное место. То, что заключено внутри нее, — это наше собственное сознание, но в особой, измененной форме. Когда мы сумеем пересечь границу, мы двинемся к Сакральному Центру. В тибетском искусстве самый внешний периметр мандалы всегда изображается как кольцо из многоцветного пламени. Пламя, как считается, отражает тех, кто хочет незаконно вторгнуться в мандалу, и сжигает наше обычное сознание, чтобы мы переступили границу очищенными.

Для меня самым внешним периметром Мандалы сновидений стал большой руль, заменивший традиционное огненное кольцо. Я уже упоминала о том, что на одном уровне сон «Большой руль» был непосредственным выражением моей удовлетворенности жизненным путем, тем, как умело я в тот момент «рулила». Однако на другом уровне большой руль сам был чем-то вроде огромной мандалы, на которой я, словно на волшебном ковре-самолете, летела к другому миру, где соединяются бодрствующее сознание и сновидческая фантазия. Это мир сверкающих красок и четких форм. Там, пребывая в полном сознании (в состоянии осознанного сновидения), я могу странствовать среди своих видений и для меня нет ничего недоступного. Поскольку ощущение полета обычно подводит меня к тому измененному состоянию, которого я стремлюсь достичь, большой руль кажется вполне подходящим символом для границы моей мандалы. Он переносит меня внутрь ограждения. Для меня моя Мандала сновидений воплощает состояние осознанного сновидения.

Округлые формы могут быть как крошечными, так и огромными. В другом сне того же периода, что и «Большой руль», кто-то показывал мне маленькое колесико диаметром около дюйма. Оно было сделано из серебра и имело четыре спицы, разделявшие его на сектора, в каждом из которых присутствовало разное количество темного вещества. Человек держал колесико за цепочку, и оно непрерывно раскачивалось — то туда, то сюда, — отчего наблюдавшая за этой процедурой женщина (то есть я) впадала в состояние транса. Этот маленький круг также переносил меня в иные миры. Если большой руль изменял сознание посредством настоящего полета, то маленькое гипнотическое колесико достигало того же, создавая ощущение «полета» в голове — ощущение головокружительного транса. Оба колеса изменяли мое сознание, когда я находилась в состоянии сна.

Большой руль отмечает границу. Внутри нее заключена тайна, секрет. Внутри круга моей Мандалы сновидений все мои радости, горести и сожаления имеют свое определенное место. Они рассказывают историю моего прошлого. Они освещают мое настоящее. Они указывают мне путь к новым приключениям.

Болезненные переживания могут дать импульс к дальнейшему росту. Мы редко осознаем это, пока страдаем от них, и все же наши былые испытания могут обернуться для нас величайшими достижениями. Ненавистный дом, в который я переехала, когда мне исполнилось двенадцать лет, стал для меня таким преобразующим символом. Вообще, радости и страдания, которые мы испытывали в детстве и в ранней юности, обязательно всплывают в наших сновидениях и являются главными частями той гигантской головоломки, которую нам предстоит собрать. Если эти фрагменты снов рассмотреть в должной перспективе, они могут преобразить наши жизни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Дом на Ивовой улице

Я НАХОЖУСЬ на чердаке старого обветшалого дома. Мне трудно находить дорогу из-за темноты и наваленных повсюду куч мусора. Куда ни повернись — везде коробки с хламом, корзины и выброшенный домашний инвентарь. Я поднимаю коробку, чтобы расчистить место, и с отвращением обнаруживаю, что она покрыта толстым слоем серой пыли, которая пристает к рукам. Я ощущаю легкое липкое прикосновение паутины к своему лицу. Меня от этого передергивает, и я пытаюсь смахнуть паутину тыльной стороной руки. Я напрягаю все силы, чтобы отодвинуть в сторону лежащее передо мной бревно, и с ужасом замечаю огромное количество ползающих жуков, которые светятся в темноте. До этого момента их просто не было видно. Я в ужасе просыпаюсь.

(«Беспорядок на чердаке». Составлено из фрагментов снов 1946–1950 гг.)

Этот сон моих отроческих лет, вернее, обобщенное описание многих подобных снов, преследовавших меня в то время, отчасти передает ощущение ужаса, которое внушал мне дом на Ивовой улице. Сон отражает внутренний страх, который рос во мне, когда я была подростком.

Старому каменному дому, высокому и узкому, было, по-видимому, около 125 лет — он представлял собой реликт Гражданской войны. В переднем дворе стояла водокачка. Три камина располагались один над другим: большой — в помещении, которое у нас использовалось как погреб, средний — в гостиной и маленький — в моей спальне. Гости восхищались этими каминами и потолочными балками. Но для меня все это было старьем — холодным и обветшалым. Сколько не оттирай деревянный пол, в его щелях все равно оставались комки серой грязи. И зимой, и солнечным летом эти каменные стены толщиной в два фута сохраняли холод и напоминали мне сырые донжоны. Я чувствовала себя уютно лишь за обеденным столом (так как мой стул стоял рядом с отдушником и согревающие потоки воздуха из угольной печи обволакивали мои худые ноги), или в кровати, под грудой шерстяных одеял.

Но по ночам, обладая острым слухом, я слышала множество страшных звуков. Каждый скрип оконных рам, которых касались ветви росшего внизу орешника, порождал во мне новую тревогу. Иногда непоседливая белка забиралась под карниз и бродила по чердаку над моей головой. Позднее, после развода моих родителей, я жила там некоторое время со своим первым мужем. Тогда дом уже в буквальном смысле рушился. На чердаке соорудил себе гнездо осиный рой, заблокировав эту территорию от всяких посещений. Через некое неведомое нам отверстие осы ухитрились пробраться в единственную в доме ванную комнату, где каждого подстерегала опасность быть ужаленным. Мы ходили в туалет, вооружившись аэрозолем от насекомых. Однажды, когда я утром умывалась, оса залетела ко мне под халат и ужалила в грудь. Но эта нечисть появилась позднее — одновременно с вторжением в подвал больших, как кошки, крыс. В детстве мне и без них хватало тревог. Отец трудился как мог: перекапывал землю, сооружал каменные стены и клумбы, заделывал дыры — но дом все равно оставался в моем представлении ужасным.

Мне было стыдно приводить друзей в эти развалины, так не похожие на их дома. Наш дом стоял на крутых холмах, далеко от той улицы, где жили ребята, с которыми я играла в прятки, и, по моим тогдашним представлениям, был очень уродливым. Неважно, что здесь можно было посидеть у костра, а мой младший брат, прежде такой бледный, благодаря играм на большом дворе стал сильным и розовощеким, неважно, что здесь мы могли любоваться цветами и полями — для меня этот дом все равно оставался отвратительным, а моя социальная жизнь казалась навсегда разрушенной.

С одной стороны к дому на Ивовой улице примыкал лес, а через дорогу начинались поля, но зато с другой стороны и позади дома располагалась известняковая каменоломня. Оранжево-черные грузовики беспрестанно перевозили переработанный в порошок белый известняк, который выплевывался чудовищной камнедробилкой. День за днем драконовы пасти машин откусывали от скалы огромные ломти, и наш дом вместе с деревьями находился в опасной близости от владений каменоломни. В непредсказуемом ритме слышались динамитные взрывы, раз за разом расшатывавшие скалу. Весь наш дом содрогался от каждого удара. Мне казалось, что на земле вообще не осталось ни одного спокойного уголка.

Следует ли винить в случившемся травму от перемены места, все более портившиеся отношения между родителями, мои новые страхи, перенесенный в детстве коклюш или серо-белую пыль из каменоломни, а может быть, сработало все вместе? Но, какова бы ни была причина, мама клянется, что, как только я увидела этот дом впервые, я сразу же слегла с удушьем.

Так началась для меня многолетняя пытка астмой, ужасные ночи, когда не хватало дыхания, когда я не могла дождаться утра, и мама, чтобы как-то меня отвлечь, ночь напролет читала вслух книгу — в ожидании открытия аптеки, где можно будет купить лекарство, или начала приема у доктора, который сделает мне инъекцию адреналина. Конечно, так продолжалось не все время, но болезнь часто возвращалась, пока я не перешагнула далеко за двадцатилетний рубеж и не оставила навсегда этот дом.

На всех фронтах дела становились все хуже и хуже. Мне не хочется вспоминать свою прогрессирующую болезненную худобу, мальчишек, дразнивших меня «зубочисткой» и называвших мои маленькие груди «фальшивыми», ненавистную соседку по парте, которая пересчитывала мои позвонки и на уроке по гражданскому праву втыкала в меня булавки, а также свои плохие зубы, которые начали разрушаться, подобно нашему дому, и мучительное чувство одиночества, когда меня не выбрали в женскую организацию неполной средней школы.

Внутренняя боль отражалась на моем лице: на нем постоянно вскакивали и лопались темно-красные прыщи, усиливая мои ежедневные мучения. Однажды я стояла в очереди на прием к врачу и один маленький ребенок спросил свою маму: «Что, у этой леди корь?» Я съежилась, и мне захотелось провалиться сквозь землю. А люди, которые говорили: «Ты была бы настоящей красавицей, будь у тебя чистая кожа», отнюдь меня не утешали. От сознания, что такое невозможно, мне делалось еще хуже.

Самым болезненным переживанием этого периода было чувство изоляции. Когда возле средней школы имени Томаса Уильямса собирались школьные автобусы, чтобы развезти по домам пассажиров в узких брюках, в фетровых юбках, в блузках с пристегнутыми воротничками и в коротких носках, меня ожидал совсем другой путь. Я больше не спешила радостно домой, чтобы одной или с подругами с головой уйти в свои фантастические игры; медленным шагом, с тяжестью на сердце я неохотно брела к холодному строению на холме.

Сама удаленность дома обернулась для меня дополнительным бременем. Двумя главными социальными событиями в старших классах стало образование женских организаций и начало обучения бальным танцам. Я уже упоминала, что меня не приняли в женскую организацию. Из-за этого я проплакала много ночей и дней. Меня беспрерывно пытались утешить две верные подруги (с которыми я дружила еще со времен кукольных представлений). Они обещали, что на следующих выборах меня не посмеют вычеркнуть. Но танцевальные классы были открыты для всех — каждую пятницу, вечером, в течение всего учебного года. Какое же отчаяние меня охватило, когда я узнала, что из-за расположения нашего нового дома мне придется посещать ближайший из двух танцевальных классов! Ведь в него ходили почти исключительно ребята из другой, конкурирующей с нашей, школы.

Итак, я оказалась почти в полном одиночестве в обоих мирах: всю неделю я чувствовала себя в изоляции среди собственных одноклассников, а в пятницу вечером, в красных вельветовых брюках и черных лодочках, я, как правило, стояла в стороне, мрачно уставясь в пол, в то время как другие девчонки проплывали мимо меня под звуки фокстрота. И то обстоятельство, что утро понедельника начиналось с обмена впечатлениями о последнем уроке танцев, заставляло меня ощущать себя все более одинокой и все более отличной от других.

Я уходила в себя. Я писала стихи. Я стала посещать церковь (по крайней мере, там я чувствовала себя частью социального окружения). Я много читала, хотя учеба в школе больше меня не радовала. Собственно говоря, я балансировала на тонкой грани, отделяющей здоровье от умопомешательства.

Однако ситуация не была полностью безысходной. Обнаружились какие-то поддерживавшие меня силы. В четырнадцать я начала ходить на свидания, и несмотря на споры о том, безнравственен или нет поцелуй в первый вечер знакомства, и на то, что традиционное методистское воспитание требовало подавления в себе мыслей о сексе, эти свидания как-то компенсировали мои невзгоды. Оставаясь тощей, прыщавой и слишком высокой для большинства медленно растущих мальчишек, я вдруг поняла, что некоторые из них находят меня довольно привлекательной.

Примерно в это же время я начала записывать свои сны. Я не предчувствовала свою будущую работу. Был просто интерес, который вырос из рассказов матери о прочитанных ею книгах по психологии, а также из моей неизменно яркой сновидческой жизни. Я помню первый сон, который попыталась проанализировать, то недоверчивое отношение, с каким я подбирала свободные ассоциации к его символам, и озарившую меня вспышку радости, когда значение сна открылось. Ранее на той же неделе у меня было первое свидание с мальчиком из моей школы — событие исключительное. Желая скрыть свою робость и произвести на этого парня сильное впечатление, я повела себя слишком смело. В результате он отступил и потом рассказывал другим, как нахально я себя вела.

В сновидении, приснившемся после этого, — в первом сне, который я попыталась проанализировать, — одним из персонажей был губернатор. Чтобы понять символику этого образа, я решила составить длинный список ассоциаций к термину «губернатор». Несколько минут я смотрела на список и не находила в нем никакого смысла, Как глупо — никакого смысла вообще! Затем я снова взглянула на верхнюю часть листа и с удивлением перечитала первые слова, пришедшие мне в голову: «Губернатор дарует прощение». Ну конечно, именно этого я отчаянно хотела — получить прощение того парня, шанс начать все сначала! Так я поняла, что мои сны — не просто любопытный феномен, но ключ к самопознанию. Я стала бегло записывать все примечательные сны и потом, работая с ними, переживала катарсис.

Взлеты и падения последних лет юности были подобны американским горкам. Я все еще страдала и мучилась. Однако светлых моментов явно прибавилось. Моя чувствительная кожа постепенно приходила в норму. Я стала постоянно встречаться с парнем, который потом стал моим первым мужем. У меня обнаружились некоторые художественные способности. Я теперь опять училась с удовольствием. А главное, я открыла ценность уникальных качеств, присущих каждому человеку.

С детства у меня были такие руки, что, глядя на них, люди спрашивали: «Ты играешь на пианино?» Поскольку музыкой я не занималась, но подозревала, что от меня этого ждали, я испытывала смущение. В шестом классе меня трясло, когда учительница арифметики, сверкая очками, изрекла тоном обвинителя: «У кого-то из вас длинные пальцы!» Откуда я могла знать, что она намекала на присутствие в классе воришки, а вовсе не на мой физический недостаток? Я прилежно подстригала ногти и пыталась сделать так, чтобы мои руки выглядели как у всех, мне было неприятно даже в этом отличаться от других. Только заканчивая школу, я впервые отрастила ногти. И тут вдруг все стали восклицать: «О, какие у тебя красивые руки!» А вскоре, благодаря своим рукам, я стала телевизионной моделью: я снималась в рекламных роликах, перелистывала страницы бульварной прессы перед камерой, даже сфотографировалась в наручниках для обложки детективного журнала. При такой работе длинные и тонкие пальцы оказались преимуществом, и я уже не жалела, что отличаюсь от других.

Я закончила среднюю школу, проучилась несколько месяцев в школе драматического искусства, работала в социальной службе, потом — секретаршей, а в двадцать один год вышла замуж за парня, с которым встречалась с шестнадцати лет. Проблемы приходили и уходили, нищета то отступала, то наступала. В лучшие времена мне снились прекрасные драгоценности, кольца и броши. В худшие — искореженные, погибающие деревья со спутанными корнями. Летать во сне мне доводилось очень редко^[27].

По мере того, как моя мама старела и пыталась справиться с собственными жизненными проблемами, ее яркое воображение приняло настораживающие масштабы. Она начала подозревать незнакомых людей в том, что они пытаются отравить или преследуют ее, и обнаруживала другие явные признаки параноидального поведения. Я, молодая женщина, видела в этом большее, чем просто климактерический кризис, который должен пройти. Тогда я считала, что ее излишняя склонность к фантазиям переросла в искаженное, гротесковое мышление. В богатом воображении таилась опасность, и я от него отказалась. Поведение матери заставляло меня бояться самой себя. Насколько я на нее похожа? Насколько надежно мое собственное душевное здоровье? Я решила стать совершенно другим человеком. Я больше не желала иметь ничего общего с искусством плетения фантастических историй наяву и подавляла в своем сознании малейшие поползновения такого рода. Только путь науки казался мне здоровым.

Выйдя замуж и попав в новую обстановку, я почувствовала, что навсегда избавилась от дома кошмаров. Действительно, некоторые мои страдания закончились, но, к несчастью, как и все мы, я несла в себе тень своего прошлого.

Дом на Ивовой улице стал повторяющимся символом моих снов. И только двадцать лет спустя я осознала значение своих ночных возвращений в это место. Я не понимала, насколько мне было необходимо вновь и вновь исследовать толстый слой грязно-серой известковой пыли, покрывавшей это уродливое и холодное жилище. Поначалу я не улавливала смысла работы, которой занималась в своих снах: я сортировала мусор, накопившийся на чердаке или в подвале, бесконечно перекладывая вещи из одной кучи в другую, чтобы часть из них выбросить, а другие раздать или оставить себе. И только когда в своих снах среди хлама и грязи я стала находить нечто ценное — прекрасную синюю вазу, старинную картину, о существовании которой никогда не подозревала, — я начала подозревать, что во мне происходит незаметная эволюция. Там, среди заваленных хламом бесполезных предметов, я в своих сновидениях снова и снова находила что-то — что-то ценное, стоящее того, чтобы его сохранили. Радость, которую принесло мне это открытие, трудно передать словами. Я убеждена, что такое открытие должен сделать для себя каждый человек: самые худшие периоды нашей жизни всегда содержат в себе нечто ценное. Чтобы найти это нечто, приходится копаться в грязном и уродливом хламе. Но если мы все это просто выбросим, то потеряем что-то драгоценное, незаменимое. Каждому из нас необходимо найти красоту в своем доме кошмаров — только тогда мы обретем целостность. Наши сны могут сделать нас другими людьми.

К тому времени, как я открыла богатства, погребенные в доме на Ивовой улице, я научилась многому. Но я еще не знала, как попадать туда по своему желанию, как обнаруживать драгоценную вещь всякий раз, когда этого захочешь, как снова оказаться в объятиях отца. Мне были еще неведомы ни сокровища, сокрытые в рассказах моей матери, ни власть здорового воображения. Я еще не обладала силой осознанного сновидения. Мне предстояло приобрести множество навыков в бодрствующей жизни, прежде чем я смогла вновь поверить в полеты и чудеса.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Храмовые стены Мандалы сновидений

СРЕДИ СИМВОЛОВ, являющихся нам по ночам в сновидениях, встречаются слова и образы (наши собственные заклинания и боги), которые для нас исполнены особого смысла. Эти символы связаны с нашими глубинными эмоциями. Они легко стимулируют наше воображение, поскольку сами сформированы им. Религиозные символы, не укорененные в нашем опыте, не вызывают эмоционального отклика и потому не обладают властью над нами. Чужие боги подобны кастратам, в то время как образы наших собственных сновидений способны растрогать нас, вызвать страстное чувство. Мы можем научиться концентрировать силы, генерируемые образами наших снов, управлять этими силами и высвобождать их. Однако сначала мы должны локализовать тот символ, который трогает нас, движет нашими чувствами.

Для меня таким символом является дом на Ивовой улице. Он несет в себе сильную эмоциональную нагрузку. В моей жизни наяву годы отрочества, проведенные в его холодных каменных стенах, были неиссякаемым источником страданий. Дом вновь и вновь появлялся в моих снах — как место, в котором я, как правило, получала некий тревоживший меня опыт. Тот дом казался мне однозначно негативной частью моей жизни, и я была бы рада распроститься с ним навсегда.

Однако прошли годы с тех пор, когда я жила там, — десять лет, потом двадцать, — а я все еще возвращалась в своих снах к этому несчастливому жилищу. Как я уже упоминала, я начала замечать, что содержание подобных снов стало меняться. Несмотря на то, что в моих снах этот дом оставался все таким же старым, холодным, разрушающимся и грязным, я теперь занималась там уборкой. Иногда я упаковывала вещи и выбрасывала массу ненужного хлама; иногда наводила порядок, расставляя все по своим местам; иногда что-то чинила и «наводила красоту». Я могла быть на чердаке, в подвале, в саду, в своей спальне или в главных жилых помещениях — но, где бы я ни находилась, в результате моей работы что-то улучшалось. Как я уже говорила, самой впечатляющей частью этих сновидений было то, что я постоянно находила какую-то красивую вещь, которую чуть было не выбросила вместе с мусором. Как бы в подтверждение того, что образ старого дома связан для меня с сильными эмоциями, мои глаза наполняются слезами — именно сейчас, когда я пишу фразу: «…я постояннно находила какую-то красивую вещь, которую чуть было не выбросила вместе с мусором». Другим людям эти слова могут показаться банальными. Однако меня они глубоко трогают. И перед моим мысленным взором возникают, словно вспышки, предметы, которые я находила в подобных снах — синяя ваза замечательной красоты, великолепная картина, покрытые пылью драгоценности. Этих предметов как таковых в доме не было, и потому их присутствие в моих снах, очевидно, имело символическое значение. Чем больше появлялось таких «призов», тем яснее я понимала, что должна переосмыслить свое отношение к дому на Ивовой улице. Что этот дом для меня значит? Почему я нахожу здесь подобные вещи? Что это символизирует?

В конце концов повторявшиеся в моих снах послания и мои размышления над ними навели меня на новую мысль: в том самом месте, которое принесло мне в отрочестве столько боли, было нечто ценное, что я просмотрела. Сила воображения, которая когда-то так очаровывала меня, а потом стала пугать, была погребена в оставшемся с тех времен мусоре. Я изгнала свою фантазию из жизни наяву — точно так же, как когда-то изгнала на чердак куклу, напугавшую меня во сне.

Сокровища, о которых я забыла, были дарами моих родителей: артистические наклонности отца (более всего проявившиеся в театре марионеток) и умение мамы сочинять увлекательные истории. Переживая тревожный период взросления, я испытывала потребность «отодвинуть» от себя эти части моей собственной личности и сосредоточиться на замужестве, а позднее на изучении книг, на запоминании фактов, на достижениях в плане учебы и в материальном плане. Однако настало время, когда мне нужно было возвратиться назад, раскопать эти сокровища и включить их в мою теперешнюю жизнь. На самом деле они никогда не исчезали: просто были заброшены, находились вдали от меня. Я отвергла тот мир фантазии, который они представляли; в ландшафте же моих снов фантазия продолжала цвести. Возможно, я подсознательно ощущала ее важность: ведь я записывала свои сновидения все эти годы, то есть фактически никогда полностью не упускала ее из виду. В конце концов я осознала свою любовь к фантазии — когда она еще раз явила свой лик в моем бодрствующем мире.

Это произошло несколько лет назад. Имея за спиной большой опыт написания исследовательских работ для колледжа, защиты серьезной диссертации и публикаций в профессиональных журналах, я решилась создать книгу о сновидениях для студентов тех курсов, на которых преподавала. Однако когда я показала книгу издателям учебных пособий, они расценили ее стиль как слишком популярный. Наоборот, издатели популярных книг сочли мое произведение чересчур академичным. Один из них все-таки предложил мне контракт — с тем условием, чтобы я полностью переделала рукопись, сделав ее легкочитаемой. У меня не было выбора — мои идеи могли вообще не попасть в печать — и я взялась переписывать рукопись, пытаясь придать ей самую привлекательную и интересную форму, какую была способна изобрести. Потребовалось некоторое время, прежде чем я сумела вновь настроиться на повествовательный лад, ведь долгое время я писала только научным стилем, но в конце концов у меня стало получаться то, что было нужно. Картина за картиной, сцена за сценой рождались в моем — бодрствующем — воображении. И я поняла, что мне это нравится! Ибо теперь моя фантазия служила определенной цели. Она работала на меня, а не против меня. Истории рождались в моей голове дюжинами, и мне нравилось их создавать. Работа перестала быть нудной обязанностью и стала удовольствием. Я даже начала снова рисовать, хотя не занималась этим со школьных лет, когда получила стипендию для занятий в местной художественной школе. Я знала, что вернулась к своим истокам. Яркое воображение, которое я с детства унаследовала от родителей, разыгралось в полную силу. Я вновь обрела сокровище, погребенное в доме на Ивовой улице.

Вполне естественно, что холодные каменные стены этого некогда пугавшего меня дома стали храмовыми стенами моей Мандалы сновидений. Для меня было бы большой личной потерей, если бы мои сны не заставляли меня входить в него и снова — до тех пор, пока я не расслышала содержавшееся в них послание. Разве в полном страданий прошлом любого человека не таится жизненно важная часть его личности? Разве мы не должны по своей воле вернуться к нашим былым горестям, чтобы найти заключенные в них сокровища? Ведь, может быть, эти давно пережитые горести и есть самое ценное, чем мы обладаем.

На тибетских священных изображениях храмовые стены следуют сразу же за тремя защитными внешними кругами. Мы смотрим на храм мандалы «с птичьего полета». Мы видим храм как бы прямо с неба: его стены массивны и напоминают крепостные сооружения. Внешние и внутренние стены подразделяются на пять цветных поясов. С внешней стороны стены украшены символами победоносного и милостивого Будды. На стенах развешаны ожерелья и усыпанная драгоценностями кайма, и это указывает, что перед нами — царский дворец.

Возведенный на вершине священной горы, храм кажется парящим в воздухе. В священную цитадель, или в священный град, как представляется некоторым, ведут четверо ворот. Эти ворота изображаются анфас (как будто откинутыми назад), в виде буквы Т. Над каждыми воротами возвышается нечто вроде триумфальной арки, которая состоит из нескольких маленьких крыш, надстроенных одна на другой, так что каждая следующая короче предыдущей. (Количество крыш может быть различным; в одних мандалах их четыре, в других — одиннадцать.) На вершине арки находится диск, называемый Колесом Закона. Колесо защищено балдахином, символом царской власти, а по сторонам балдахина струятся украшенные орнаментом ленты. Справа и слева от колеса мы видим двух газелей, напоминающих о первой проповеди Будды в оленьем парке.

Меня особенно заинтересовало Колесо Закона. Эта эмблема представляет универсальный духовный закон и его этическое применение в личной жизни. Она символизирует доктрину Будды, которая ведет из мирского бытия к центру освобождения. Каждая спица означает одну из желаемых для верующего форм поведения. В некоторых мандалах Колесо изображается с двенадцатью спицами, но чаще — с восемью. Мне это Колесо удивительным образом напоминает гипнотическое колесико с четырьмя спицами, которое стало появляться в моих снах задолго до того, как я впервые услышала о тибетском буддизме.

Каждые из четырех ворот охраняются свирепым божеством. Этот гневный страж направляет свою месть против незваных пришельцев. Его цель — не мучить адепта, но, наоборот, помочь ищущему одержать победу над собственным «эго».

В мандалу входят через восточные ворота, минуя ужасного стража. Внутри святилища разворачивается великолепное действо. Божественные образы эманируют из Будды, который пребывает в самом центре, и занимают места вокруг него. Святилище — обитель божеств.

В моей собственной Мандале сновидений я нарисовала вместо храмовых стен толстые каменные стены дома на Ивовой улице. Для меня эти стены, хотя и не заключают внутри себя божественного храма или священного града, очерчивают территорию личностной силы. Это жилище, некогда порождавшее страхи и отталкивавшее меня, преобразилось в место, откуда я черпаю силу. Здесь я могу призывать моих собственных божеств, являющихся ко мне в сновидениях, и получать от них ответы. Я добавила к своей мандале маленькое гипнотическое колесико — заменив им традиционное Колесо Закона.

В сновидениях храмовые стены принимают множество обличий. Некоторые участники моих семинаров по работе со сновидениями рассказывают, что в своих снах они блуждают по коридорам или бесконечным комнатам огромных зданий. Другие, как я, возвращаются в знакомые дома своего детства. Моей подруге, например, часто снится дом ее любимой бабушки; она любуется украшающими его комнаты фантастическими картинами и мебелью ручной работы. Одна моя ученица в детстве видела повторяющийся кошмарный сон — она тонула в море пудинга из тапиоки, заполнившем подвал ее дома. Другой мой ученик, молодой человек, в своих кошмарах видел, как едет в троллейбусе, который ведет его похожая на демона тетка. Она сворачивала с маршрута в темную и опасную часть города, и там за ним охотились страшные гориллы, заглядывавшие в окна машины.

Любое замкнутое пространство, которое в сновидениях вызывает сильные эмоции, — самолеты, машины, корабли, ограды, гроты и, конечно, здания — может стать той таинственной сферой, где мы вступаем в контакт с пребывающими внутри нас универсальными силами. Если бы мне не снились так часто кошмары про дом на Ивовой улице, я выбрала бы в качестве храмовых стен моей Мандалы сновидений стены замка — потому что волшебные сказки, которые я впитала еще в детстве, до сих пор оживают в моих снах.

Самое важное — определить пространство, которое пробуждает в нас сильные эмоции^[28]. Ведь сила, заключенная внутри его границ, может стать доступной для сновидящего. Последователи тибетского буддизма входят в ворота храма в своем воображении, во время медитации, и в реальном смысле — во время посвятительной церемонии^[29]. То же самое делаем и мы в наших снах. Храмовые стены, какова бы ни была их форма, окружают магическое пространство; доступ в него имеет тот, в ком это пространство пробуждает сильные эмоции и кто знает, как обходиться с могущественными силами, обретающимися внутри.

Образы наших сновидений, с которыми мы встречаемся в храмовых стенах, могут заставлять нас содрогаться от страха или внушать благоговение и любовь — но в любом случае они соединяют нас с нашим глубинным «я». Стоит ли удивляться, что они способны оказывать трансформирующее воздействие? Ведь даже образы, чуждые нашим чувствам, в определенной обстановке порой производят на нас очень сильное впечатление.

Мой личный опыт знакомства с буддизмом ограничен, хотя я прочла довольно много книг на эту тему, посетила несколько монастырей и в своих путешествиях повидала изрядное количество Будд — Изумрудного Будду, Полулежащего Будду, Великого Будду и др. И тем не менее, посетив семинарские занятия Тартанга Тулку Ринпоче^[30], проводящиеся по выходным дням в Институте Ньингма в Беркли, я испытала на себе поразительно сильное воздействие некоторых буддийских ритуалов. В конце целого дня упражнений по медитации и релаксации я и около сотни других участников семинара повернули свои молитвенные подушечки в направлении заходящего солнца. Наши глаза были защищены прозрачными красными занавесями, закрывавшими окна зала для медитаций. На закате помещение наполнилось пылающе-красным светом. Мы же должны были перейти к глубокому дыханию и выпевать звук «Аааа» — каждый в своем ритме и тональности.

Всякие попытки переменить позу и поудобнее устроить свои ноги прекратились. Мы вдохнули благовоние, обратили свои взгляды к красному свету и запели. Прошло совсем немного времени, и комната наполнилась вибрирующими обертонами. Воздух пульсировал и казался осязаемым благодаря нашим голосам, сами же мы купались в алом сиянии. Я больше не сознавала, что время идет, — до тех пор, пока высокий, чистый звук колокольчика не возвестил окончания сеанса. Мы снова повернулись к Ринпоче и вышли из позы лотоса. Потягиваясь, я взглянула на часы. Я была поражена, увидев, что прошел почти час! На людей, не привыкших к длительной медитации, какими было большинство из нас, сеанс произвел очень сильное впечатление. Смысла его нам не объяснили, но из книг я знала, что, обратившись к западу, мы призывали богов, чей символический цвет — красный^[31]. Переживание оказалось поистине захватывающим — даже несмотря на отсутствие эмоциональной связи с тибетскими божествами. Насколько же более действенным должен быть опыт общения с мощными, эмоционально окрашенными образами наших собственных сновидений!

Внутри храмовых стен наших Мандал сновидений пребывают наши божества. Я уже говорила о параллели между храмовыми стенами Мандалы сновидений и теми закрытыми пространствами, что отмечают в снах границы нашей собственной сферы сакрального. Эти закрытые пространства — дома, башни, корабли — часто также символизируют наши тела.

Я твердо убеждена, что мы должны всегда сами подбирать ассоциации к каждому символу сновидения (например, к увиденному во сне дому) — и доверять таким личным ассоциациям больше, чем классическим теориям сновидений. Однако бывает полезно взглянуть на снящиеся нам дома и с классической точки зрения — как на символы тела или личности сновидящего. Некоторые теоретики сновидений видят в снящихся домах проекцию общей жизненной ситуации сновидящего, его взаимоотношений с людьми или его психики. Другие, подобно Фрейду, видят в таких домах образы физического тела сновидящего, причем каждая часть дома представляет определенную часть тела или внутренний орган (например, двери — телесные отверстия). Когда мне, девочке-подростку, однажды приснился горящий дом, то по пробуждении у меня не возникло и тени сомнения, что во сне отразилось мое сексуальное возбуждение. В тот момент все мое тело, как и приснившийся дом, «горело». После другого сна, в котором я наблюдала, как поднимается на строительной площадке высокий небоскреб, я ясно поняла, что во мне «поднимается» желание близости с молодым человеком, ухаживавшим за мной.

Таким образом, снящиеся нам закрытые пространства могут иметь несколько смысловых измерений. Дом на Ивовой улице был в моей бодрствующей жизни символом, ассоциировавшимся с периодом подростковых неурядиц, конфликта с родителями, борьбы с самой собой, физических и душевных страданий, поиска своей индивидуальности и попыток совладать с первыми сексуальными влечениями. В моих снах он играл похожую роль, но воплощал обычно какой-нибудь один из перечисленных аспектов — когда что-то в моей повседневной жизни, уже очень далекой от того места и времени, напоминало мне о прежней борьбе и возвращало меня в моих снах к «декорациям», в которых эта борьба разворачивалась.

В снах о том, как я нахожу что-то ценное в доме на Ивовой улице, тоже было несколько уровней смысла. Один уровень смысла — это новое обретение моего яркого воображения, символизируемого сокровищем. Но если рассматривать дом как символ моего тела, а не подросткового конфликтного периода в целом, можно, как мне кажется, обнаружить и другой смысл. В такой перспективе открытые сокровища — ваза, драгоценности, картина — становятся символом открытия радостной, исполненной любви сексуальности, расцветшей во мне в более поздние годы.

Внутри храмовых стен Мандалы сновидений хранится множество сокровищ. Когда я встретилась с божествами моих снов, пробудившаяся сексуальность повлекла меня дальше по пути просветления. Само мое тело стало живым храмом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Храмовая танцовщица

Я И МОЙ ПАПА вместе играем в каком-то школьном спектакле. Мои волосы заплетены в длинные косички, перевязанные красными лентами. Папа шепчет мне, чтобы я прошла с ним в танце несколько шагов. Мы танцуем. Он хватает меня за руку и несется по сцене. Я знаю, что по роли должна беззаботно рассмеяться, но боюсь, что у меня не получится. Затем я слышу, что громко смеюсь — в точности так, как надо. Папа, все еще сжимая мою руку, раскачивает меня и подбрасывает высоко в воздух. Он отпускает руку, и я лечу по воздуху, чувствуя странное ощущение внизу живота, — как бывает, когда едешь в скоростном лифте. Я говорю себе, что не должна думать об этом. Затем один из мальчиков ловит меня, и зал буквально взрывается аплодисментами. Я понимаю, что представление удалось, и просыпаюсь с отзвуками аплодисментов в ушах.

(«Школьный спектакль», июль 1949 г.)

Этот сон, приснившийся, когда мне шел пятнадцатый год, не был обычным. В то время в своих снах я редко испытывала физические ощущения, подобные ощущению полета по воздуху. Разумеется, тогда я не знала, что символы «раскачивания» и «полета» заключают в себе сексуальный смысл. Психоаналитики сказали бы, что я испытывала сексуальное влечение к своему отцу, комплекс Электры. Прошло много лет, прежде чем я позволила себе задуматься над «странным ощущением» внизу живота и научилась свободно смеяться и свободно отдавать себя на волю неуправляемой стихии — будь то стихия аплодисментов или оргазма. Но в те годы я была для этого слишком осторожной.

Меня воспитывали так, чтобы я росла «хорошей» девочкой, то есть зависимой от взрослых и послушной. Слезы как форма сопротивления еще допускались, но к любым проявлениям гнева с моей стороны родители относились абсолютно нетерпимо. Бунтарские мысли подавлялись в зародыше (что, несомненно, способствовало моим астматическим приступам), и я, как правило, безропотно усваивала воззрения моих родителей, учителей и сверстников. Потребовалось много лет, прежде чем я сумела осознать, что могу быть права, даже когда другие со мной не соглашаются, или что я могу самостоятельно выбрать для себя лучший путь, нежели путь, выбранный за меня моими близкими. Но до тех пор я изо всех сил старалась держать свои от природы сильные эмоции под полным контролем и ступала по жизни осторожно, проторенным путем.

Однажды, когда я была подростком, наша семья в солнечный воскресный полдень собралась на мощенной камнем террасе, и каждый занялся своим делом. Вдруг я услышала очень слабый крик, доносившийся издалека. «Что это было? Вы что-нибудь слышали?» — спросила я. Все стали прислушиваться, но ничего не услышали. Звук был едва различимым, почти как дуновение ветерка. Все пришли к выводу, что он мне почудился. И все-таки мне казалось, что я продолжаю что-то слышать. Оставив их на террасе, я пошла вниз по дороге, в поля, прислушиваясь к слабому звуку. Звук сделался более громким, и теперь я почти не сомневалась, что действительно слышу его. Я бежала по высокой траве, внимательно оглядывая все вокруг, и наконец увидела поникшее тельце двухлетней девочки в пляжном костюмчике и панаме. Ее личико было все в грязи и слезах, и у нее уже не было сил рыдать. Я схватила ее на руки и принесла домой. Все засуетились, вызвали полицию, и маленькую девочку (которая, как оказалось, ушла с одной из богатых вилл на другой стороне холма и заблудилась в полях, начинавшихся напротив нашего дома) вернули родителям. Мне было приятно, что я помогла; но более всего меня, девчонку, поразило тогда то, что я оказалась права, хотя никто мне не верил. Насколько я помню, это был первый раз, когда я поверила себе больше, чем другим. Вплоть до того момента я всегда была склонна думать, что ошибаюсь, если другие отстаивали свою точку зрения с уверенностью.

Этот единственный случай не изменил моего пассивного отношения к жизни, но спустя несколько лет, когда мне было двадцать два года и я родила собственную дочь, мое доверие к себе самой значительно окрепло. Я очень чувствительна к боли и потому решила, что лучший способ выдержать роды — это узнать о них как можно больше. Когда я спросила маму, что больнее — роды или менструация, она мне насмешливо сказала: «Что больше, слон или мышь?» Моя невестка, работавшаямедсестрой, с апломбом говорила: «Не верь никому, кто будет рассказывать тебе, что рожать не больно!» Я хотела хоть как-то подготовиться к предстоящему. Поэтому я стала посещать курсы по подготовке к естественным родам и упорно тренировала мышцы таза.

Между окончанием курсов и датой, когда мне предстояло рожать, должно было пройти почти три месяца. (Я знала точную дату зачатия, потому что мой муж тогда находился в армейском лагере. Он иногда приезжал на уикэнды — в один из таких дней я и забеременела.) Схватки начались в шесть утра, когда еще было темно, с отхода околоплодных вод. Это произошло на десять дней раньше срока, и потому я с трудом верила, что у меня действительно начались роды^[32]. По дороге в больницу каждые две минуты я испытывала странное тянущее ощущение в животе, но думала, что у меня ложные схватки. Когда оказалось, что мост Джорджа Вашингтона (на пути между Фортом Бельвуар, штат Вирджиния, и больницей, находившейся в округе Колумбия) развели, чтобы пропустить корабль, мой муж запаниковал. Я же вела себя так, как будто меня это вовсе не касается. Однако к тому времени, когда мы проехали через мост, добрались до больницы, я почувствовала себя нехорошо. Тянущие боли возобновлялись без всякой передышки, и меня начало мутить.

Медсестра, занятая приготовлением клизмы, с легким пренебрежением спросила: «Это ваш первый ребенок, не так ли?» — намекая, что я, как видно, маменькина дочка, если раздражаюсь уже сейчас. Ощущая некоторый дискомфорт, я осторожно побрела в родильную палату. Когда врач, направляясь за свежим халатом, прошел мимо меня, я ему сказала: «Послушайте, мне больно, глубокое дыхание не помогает». Сокрушенно покачав головой, он ответил: «Плохо, что у вас был такой длительный перерыв между окончанием курсов и родами» — и ушел переодеваться. Я лежала, вцепившись в руку мужа, и думала: «Если мне станет еще хуже и так будет продолжаться часами, я больше не буду удивляться, что некоторые женщины во время родов принимают лекарства!» У меня никогда раньше не было ребенка, и я решила все предоставить на усмотрение врачей и медсестер. Меня захлестывали воспоминания о посещении родильного отделения, что входило в программу курсов, и о том, как женщины кричали и звали на помощь.

В это время вернулся доктор в новом белом халате и, осмотрев меня, был поражен: «Боже мой, да у вас уже головка ребенка показалась!» Началась суматоха, доктор кричал, что надо срочно готовить родильную палату, и предлагал всем посмотреть на «женщину с курсов, которая здесь всего с десяти тридцати утра: у нее уже все раскрылось, а она ни о чем не подозревает!». Когда меня привезли в родильную палату, где собралась толпа любопытствующего медперсонала, я в первый момент оробела, как дебютантка на сцене. Меня предупредили, что надолго оставлять головку ребенка в таком положении нехорошо, поэтому я стала тужиться и в двенадцать тридцать легко родила. Оказалось, что для первых родов я побила рекорд — все закончилось за шесть с половиной часов. Вся анестезия ограничилась местной инъекцией зилокаина, когда мне разрезали промежность, а настоящую боль я почувствовала единственный раз — при наложении швов. Труднее всего оказалось перестать тужиться, когда ребенок уже начал выходить. Взяв на руки моего собственного прекрасного ребенка, я поняла, что в первую очередь должна прислушиваться к себе самой, к тому, что чувствует мое тело, к моим ощущениям. Самый замечательный специалист узнает о том, что со мной происходит, только осматривая меня снаружи. Я же знаю себя изнутри и поэтому вполне могу доверять себе.

Именно во время своей беременности, когда мне наскучила работа по дому, я всерьез начала учиться в колледже. До замужества я забавы ради прошла пару курсов по семейной экономике, но теперь стала заниматься по регулярной программе. Я была готова учиться. Выйдя первый раз замуж, я оставила ужасный дом, где провела свою юность, но моя жизнь превратилась в скучную рутину. Я думала, что смогу с радостью посвятить себя домашнему хозяйству, однако положение жены армейского офицера и наша квартира казарменного типа мне быстро наскучили. Я с жадностью ухватилась за возможность посещать курсы, рассчитанные на военнослужащих и членов их семей. Мой ум легко усваивал новые знания, и я отправилась в свое первое интеллектуальное путешествие.

На протяжении следующих нескольких лет я совмещала уход за ребенком и работу по хозяйству с усиленной учебой и безостановочными поисками. Я бывала попеременно то несчастной, то радостной, однако благодаря занятиям в колледже впервые обрела уверенность в себе. Я закончила колледж как лучшая ученица в классе, получив, кроме степени бакалавра, все возможные отличия — так велика была моя жажда знаний. Я могла в совершенстве запомнить почти весь материал — в той мере, в какой он был фактическим, статистически проверенным и доказанным. Мне хотелось впитать в себя и постигнуть все, но я не доверяла аморфному, поэтическому, фантастическому. Убедившись, что путь воображения опасен, я обратилась к науке. Только наука, в которой все проверяется четким экспериментальным путем, казалась мне надежным и привлекательным жизненным поприщем. Искусство, театр, литература хороши как развлечения, но им, как мне тогда представлялось, не хватает конкретности, обоснованности. Я понимаю, что представители других наук (математики, физики и т. д.), возможно, воспринимают клиническую психологию как «аморфную» и неточную дисциплину, — но для меня она являла собой воплощение разума, ясности и здравого смысла. Я увлеклась этой наукой и достигла в ней определенных успехов.

Собственно, потребность в контроле распространялась на все уровни моего бытия. Даже мое тело стало «жестким», скованным. Я старалась максимально избегать любых спортивных занятий и содрогалась от ужаса, когда в меня целились волейбольным мячом. Одним из проявлений этой телесной скованности были частые запоры. Я уже давно переживала внутренний конфликт, связанный с моими сексуальными ощущениями. Я по природе своей очень чувственна, и мне нравится, когда меня держат в объятиях, когда ко мне прикасаются, однако религиозное воспитание допускало подобные удовольствия лишь в самых ограниченных пределах.

Как многие люди моего поколения, я разрывалась между естественными импульсами и этическими запретами. До замужества во мне, молодой девушке, находился как бы встроенный выключатель. Я могла поцеловаться, даже при случае позволить довольно смелые ласки, но всегда подсознательно ощущала некий предел, которого приличной девушке не подобало переступать — «до этого момента, но не дальше». Урок был хорошо затвержен: как бы ни волновали меня чьи-то объятия, как бы ни кружилась голова от страсти, как бы ни поднималась во мне волна желания, я все-таки всегда послушно останавливалась. Даже после помолвки и свадьбы во мне сохранился внутренний «выключатель». Разумеется, я могла заниматься любовью — но не в полную силу, не с полной самоотдачей. Я не испытывала оргазма. Я постоянно оставалась в подвешенном состоянии, как бы на грани: возбуждалась, но не получала удовлетворения; разочаровывалась вновь и вновь.

Этому состоянию балансирования на грани сопутствовал страх потери контроля над собой. Мне казалось, что оргазм равносилен распаду личности, растворению в небытии, подчинению чужеродной власти. Я не могла довериться «дикому», самозабвенному состоянию оргазма. Для меня оргазм был невыносимым излишеством, и я предпочитала обходиться без него. За тринадцать лет замужества я испытывала оргазм не более полудюжины раз и почти пришла к заключению, что секс вряд ли заслуживает особого внимания. Поскольку мое тело было таким зажатым, настроения быстро менялись и я легко разражалась слезами, в которых находила некоторое облегчение.

Эта напряженность отражалась в моих снах. Их очень рано стали отягощать нравственные терзания по поводу сексуальных влечений. Однажды на пляжной вечеринке, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, я оказалась в автофургоне вдвоем с сильно возбудившимся парнем. Когда я сочла нужным прекратить наши ласки, он не захотел или не смог остановиться. К моему изумлению, он стал извергать сперму у меня на глазах. В ту ночь мне приснилось, что я пробираюсь между канализационными трубами, из которых капает грязь, — в этом образе явно воплотилось мое отвращение к пережитой ситуации. Иногда даже ласки жениха вызывали в моих снax образы испачканных свадебных нарядов и смятых лилий.

Позднее, когда я уже была замужем, в моих сновидениях четко отразились мое постоянное возбуждение и столь же постоянная сексуальная фрустрация. Даже сейчас, если я на некоторое время оказываюсь лишенной секса, в мои сны вторгаются «голодающие создания». Взъерошенные, неделями не кормленные птицы в клетках или заброшенные голодные кошки символически намекают на то, что со мной происходит.

Только много позднее, когда моя жизнь действительно пришла в норму, когда я стала меньше конфликтовать сама с собой и обрела по-настоящему надежную опору в лице опытного и любимого мною мужчины, я почувствовала, что могу забыться, раствориться в другом человеке и при этом сохранить себя. Оргазм стал неотъемлемой, почти каждодневной частью моего существования.

И мои сны очень быстро отразили произошедшую наяву перемену. Теперь, когда в них появляются сексуальные символы, эти символы обычно бывают позитивными: я втираю в свою кожу благовонные масла, либо облачаюсь в роскошные меха или шелковые платья, либо мне дарят охапки ароматных цветов. Но чаще сексуальность выражается напрямую. Персонажи моих сновидений часто и с легкостью занимаются сексом, они испытывают оргазм. Я решила, что в сновидениях должна стремиться испытать оргазм с каждым из своих любовников и от каждого получить подарок на память — ведь каждый из них олицетворяет какой-то аспект меня самой, который до тех пор не был полностью интегрирован^[33]. Количество моих любовных партнеров (в сновидениях) увеличивалось, и я стала чаще испытывать страстные чувства как в сновидческой, так и в бодрствующей жизни.

Собственно говоря, я открыла еще один уровень сексуальности. Научившись в конце концов воспринимать свои сновидения осознанно, я начала во сне испытывать оргазмы огромной силы. Всем своим существом я чувствовала потрясающий душу и тело взрыв — наяву подобное случается лишь изредка.

Сначала я подумала, что частые оргазмы в сновидениях были результатом длительного периода фригидности в моей бодрствующей жизни. Я объясняла их внутренней потребностью убедить себя, что я все еще способна испытывать оргазм.

Однако оргазмическая реакция стала настолько постоянной, почти неотъемлемой частью моих осознанных снов, что я вскоре предпочла иное объяснение. Я решила, что по своей воле «настраивалась» на очередной оргазм, ибо в состоянии осознанного сновидения человек может выбрать для себя любой вид деятельности и оргазм — приятный выбор. Я знала, что люди, обладающие способностью осознанного сновидения, часто настраивают себя на полет и что ощущение полета нередко предшествует или сопутствует состоянию осознанного сновидения. Очевидно, я настраивала себя на оргазм — точно так же, как в другие моменты настраивалась на полет.

Однако в итоге я все-таки пришла к иному заключению. Моя теперешняя гипотеза состоит в следующем: Оргазм является естественной частью осознанного сновидения. Мой собственный опыт убеждает меня в том, что осознанное сновидение по природе своей оргазмично. Слишком многие из моих студентов рассказывали об аналогичных экстатических переживаниях во время осознанного сна, чтобы я могла отнести этот феномен на счет своих личных особенностей. Речь идет о своего рода мистическом переживании, мини-просветлении, когда человек осознает, что видит сон, и может продлить это состояние. Мне представляется вполне возможным, что в состоянии осознанного сновидения мы стимулируем ту область мозга (или цепь реакций), которая связана с экстатическими состояниями любого вида. Ощущения полета, сексуального наслаждения, приятной остроты восприятия и внутренней целостности — все это естественные следствия длительной практики осознанного сновидения.

Когда я только начинала видеть осознанные сны, я просыпалась непосредственно перед наступлением оргазма, во время него или сразу же после. Теперь я научилась оставаться в этих особых состояниях дольше и экспериментировать с ними.

Я проделала длительный путь с тех пор, как была костлявой девочкой-подростком со скованным всяческими страхами телом. Я уже и не та замкнутая студентка колледжа, которую однокурсницы называли «ледышкой». Мое тело стало частью меня, оно послушно моим намерениям. Оно может легко отдаваться страсти и так же легко освобождаться от напряжения, сковывающего плечи и шею; оно стало более гибким и подвижным благодаря занятиям йогой и тайцзи. Недавно я открыла для себя еще один вид деятельности, принесший в мою жизнь дальнейшие изменения.

Я всегда была чувствительной к ритму (хотя никогда не обладала музыкальным слухом). Барабанная дробь возбуждает меня, а движения народных танцев с их четким ритмом всегда доставляют радость. И хотя до недавнего времени я никогда специально не училась танцевать (школьные уроки бальных танцев не идут в счет), теперь я стала иногда посещать курсы по современным и фольклорным танцам, а также по синхронному плаванию, и в моих снах вот уже несколько лет постоянно присутствует танец. Мне снятся чудесные представления, а порой я вижу себя в роли танцовщицы, выдумывающей невероятные движения и ритмы. Я переживаю опыт танцовщицы во сне.

В одном очень странном по ощущению сне я была одновременно танцовщицей и ее далекой прародительницей — танцовщицей в храме. Несомненно, во сне «обыгрывался» тот факт, что я закончила Темпльский университет^{6}, но в нем было и нечто большее. Во сне я ощущала себя одновременно самой собой и своей прародительницей, храмовой танцовщицей. Я переживала сразу две реальности. В другом сне, где я также танцевала, я вдруг начала петь:

Трудно сказать, сны ли меня вдохновили или я просто хотела стать более стройной, так как предстояло рекламное турне в связи с выходом в свет моей первой книги, — но я начала обучаться танцу живота. У меня не было намерения когда-либо выступать перед публикой, я лишь хотела поупражняться и испытать, что это такое, на собственном опыте.

Теперь позади уже более трех лет тренировок, и мое тело становится все более и более свободным. В самом начале, как у всех новичков, мои бедра были скованными и могли совершать только обычные для западных танцев движения. За несколько месяцев диапазон их движений расширился и изменился. Связки растягивались медленно, но в конце концов стали гибкими, а движения — плавными и широкими. Многие месяцы упражнений на вытягивание и вращение шеи, повороты плеч, движения грудной клетки и перекатывание живота то вверх, то вниз не могли не подчинить тело особому ритму.

На одном из первых уроков преподавательница сказала нам: «Перенесите вес тела на правую ногу». К своему удивлению, я обнаружила, что мой вес уже приходится на правую ногу. Я начала замечать, что, когда спокойно стою, мой центр тяжести всегда смещен несколько вперед и вправо. В результате вся моя правая сторона более «зажата», чем левая. Когда я выполняла «переднюю восьмерку», стандартную фигуру танца живота, мои бедра легко отклонялись влево, но при движении вправо были гораздо более скованы. Я всегда порывалась двигаться, делать что-то — и потому правая сторона моего тела была постоянно слегка напряжена, готова к действию. Осознав это, я смогла выработать у себя центрированную, сбалансированную осанку. Благодаря целенаправленным занятиям моя правая сторона расслабилась и пришла в большее равновесие со всем телом. Я все еще изредка напоминаю себе, что должна снять напряжение с правой стороны, правильно распределить вес тела, — но мои бедра стали сильными, и тело легко раскачивается вправо-влево в ритме средневосточных мелодий.

Благодаря танцу живота в деятельности моего организма произошли и другие глубокие изменения. Мои некогда сжатые астматические легкие постепенно расширяются, так как три-четыре раза в неделю я получаю интенсивную физическую нагрузку и при этом глубоко дышу. Я занимаюсь так, что с меня ручьями льется пот, — в результате, если раньше меня постоянно знобило, теперь мое тело стало гораздо менее чувствительным к холоду. Когда другие люди жалуются, что мерзнут, меня согревает внутренний источник тепла. Раньше при длительных прогулках я всегда плелась в хвосте. Теперь же жалуются другие, в то время как я чувствую себя по-прежнему бодрой и у меня ничего не болит. Несомненно, постоянные физические упражнения положительно сказались на моей сердечно-сосудистой системе и обмене веществ, но, кроме того, мне кажется, что у меня появилась внутренняя энергия и сила, то есть нечто большее, чем просто сила мышц.

Я не удивилась, когда обнаружила, что, начав танцевать наяву, стала больше танцевать и во сне. Однако меня позабавило, что теперь в своих снах я нашла танцу новое применение. Во время недавнего полета во сне я, вместо того чтобы, как обычно, двигаться «в стиле пловчихи» (оттолкнуться от земли и «брассом» скользить в воздушных потоках), просто вильнула бедрами, как будто танцую шимми. При этом словно бы включился мотор, я легко оказалась в воздухе и понеслась вперед в «танцующем» полете.

Так за многие годы я наконец научилась доверять своему телу. Я могу позволить себе расслабиться на любом уровне. Мое тело должно было обрести силу, свободу и гибкость, прежде чем я осмелилась разрешить своему сознанию шагнуть за пределы известного науке, за пределы того, чему учат и что находит подтверждение в статистических данных. Теперь я не боюсь освобождать также и свое сознание. Я позволяю своему телу легко откликаться на внутренние и внешние ритмы. Некогда я тянула за нитки, чтобы заставить танцевать марионеток. Теперь я вслушиваюсь в ритм и танцую сама — свободно, легко, творчески, оргазмично, в моем собственном жизненном пространстве. И это жизненное пространство с каждой ночью расширяется.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Восточный квартал Мандалы сновидений

Главное божество: Смотрящаяся в Зеркало

ТАНЦОРЫ И ТАНЦОВЩИЦЫ, являвшиеся мне в сновидениях за последние двадцать девять лет, могли бы составить пеструю труппу. Одни из них — первобытные женщины, дикарки, целиком отдавшиеся своему танцу. Другие — древние жрицы, облаченные в струящиеся одежды. Часто я сама кружусь среди них под громкие удары бубнов, одетая, например, в шелковый, серебристо-серый плащ с капюшоном. Иногда я танцую одна, иногда — вместе со многими женщинами и мужчинами, которые двигаются с необыкновенным искусством, образуя замысловатые линии и узоры. Изредка в роли танцоров выступают животные. Однажды, еще молодой девушкой, я натолкнулась в журнале «Лайф» на фотографию кошки, стоящей на задних лапах. У меня от неожиданности перехватило дыхание. Фотография так живо напомнила мне мой детский сон о танцующей кошке, что я вырезала ее и сохранила на память. Эта поблекшая картинка хранит в себе ощущение того давнишнего сна и до сих пор пробуждает во мне связанные с ним чувства. Мне также снилась танцующая «Снежная Птица» — совсем белая, с тысячами ног, которые скользили по льду, вырисовывая на нем причудливые узоры.

Сны о танцах — неважно, танцую ли я сама или только наблюдаю за танцующими, — всегда доставляли мне удовольствие. Быть может, поэтому я долгое время не принимала их всерьез. В отличие от пугающих снов о доме на Ивовой улице, сны о танцах не требовали к себе внимания: ведь танец — обычная часть моей жизни наяву. Полагая, что ритмические движения как-то связаны с сексуальной символикой, я просто наслаждалась танцем, когда видела его во сне.

Однако сон «Храмовая Танцовщица» заставил меня пересмотреть мое отношение к танцам во сне. Как я уже говорила, в этом сновидении я была одновременно и самой собой, и своей прародительницей, храмовой танцовщицей. Возможно, именно странное ощущение переживания двух реальностей сразу привлекло мое внимание к той роли, которую играют в моих сновидениях танцы.

Я стала замечать, что ритмические движения часто предваряют переход к осознанному сновидению. В бодрствующей жизни танец вызывает у меня ощущение эйфории: танцуя, я как бы излучаю счастье. Даже в состоянии сильной физической усталости, услышав танцевальную музыку, особенно народную или этническую, я испытываю желание танцевать, и если уступаю этому желанию, то радость движения вскоре сметает всю усталость прочь. Я люблю сложные движения, которыми надо сначала овладеть, а уже потом можно позволить своему телу танцевать как бы по собственной воле. При этом я впадаю в состояние, которое, как я недавно узнала, является очень мягкой разновидностью транса. Танец во сне дает мне то же ощущение легкости, что и танец наяву.

Как только я проанализировала снящиеся мне танцы более внимательно, я поняла, почему они часто предшествуют осознанному сновидению: непосредственно перед переходом к последнему у меня обычно возникает странное ощущение в голове. Внезапно, во сне, я «чувствую себя уставшей» или даже ложусь спать. Или у меня создается впечатление, что я спала и только что проснулась. В некоторых снах мне видится, что я нахожусь в состоянии транса. Когда я вижу во сне, что кружусь на месте или танцую, у меня также возникает особое чувство головокружительного опьянения, часто возвещающее переход к осознанному сновидению.

В одном недавнем сне это ощущение головокружения было необычайно сильным. Мне снилось, что я танцую сама, наблюдая, как танцуют другие. Помню крупные планы танцовщиц — возможно, то были фотографии. Я внимательно рассматриваю одно кристально-четкое изображение: головки двух танцовщиц, перевернутые сверху вниз. У них были великолепные головные уборы — нечто вроде шлемов, образованных из световых пятен. Когда я проснулась, этот образ пленил меня. Перевернутое изображение танцовщицы, голова которой была в буквальном смысле покрыта светом, как нельзя лучше передавало ощущение головокружения. Сам же момент перевернутости напомнил мне о любимой в детстве забаве: свешивать голову с кровати. Этот образ из сна оказался прекрасным графическим выражением физического ощущения головокружения.

Я зарисовала Головокружительную Танцовщицу — чтобы зафиксировать олицетворенное в ней состояние сознания. Рисуя, я думала о связи между нею и Храмовой Танцовщицей, а также всеми сестрами (и несколькими братьями) последней, которые появлялись в моих сновидениях на протяжении стольких лет. Сам процесс рисования стал для меня медитацией. Рисуя Головокружительную Танцовщицу, я все лучше и лучше понимала ее значение: то, что она воплощала в себе определенное состояние сознания; то, что во сне она распространяла вокруг себя свет понимания; то, что она была визуальным образом моего внутреннего состояния; наконец, то, что головокружение в различных формах, как правило, предвещает переход к осознанному сновидению.

Я сделала несколько вариантов портрета «головокружительной» дамы, и каждый новый рисунок все лучше выражал чувство, которое я много раз испытывала в снах. Пока я рисовала, я все время думала об этом чувстве и переносила новые и новые детали на бумагу — чтобы у меня сохранилась память о нем и в бодрствующей жизни, чтобы остался некий «артефакт», вынесенный из страны сновидений. Теперь Головокружительная Танцовщица навсегда запечатлена в моей памяти. Я наполнила ее образ чувством, и он зафиксировался в моем сознании таким же отчетливым, каким явился мне во сне. Когда я созерцаю законченный рисунок или воссоздаю живой образ в моем воображении, то могу по собственному желанию вновь испытать, хотя бы отчасти, то первое, связанное с ним, ощущение. Я поняла, что Головокружительная Танцовщица в моем мире сновидений является божеством, ибо она олицетворяет собою важное ощущение: ощущение головокружения, предваряющее переход к осознанному сновидению.

Головокружительная Танцовщица была только одним из персонажей нового типа, которые стали все чаще появляться в моих снах. На смену персонажам, которые угрожали мне и приводили в ужас, на смену другим персонажам, которые расстраивали меня и вызывали гнев, пришли персонажи третьего типа, внушавшие, подобно Головокружительной Танцовщице, чувство удивления. Я вдруг обнаружила, что часто во сне, очарованная, рассматриваю какую-то интригующую фигуру, разговариваю с ней или выслушиваю ее поучения. Я почувствовала, что моя роль в сновидениях изменилась.

Здесь мне снова пришлось столкнуться с «фактами», которые, как казалось, противоречили моему внутреннему опыту. Когда-то я услышала плач потерявшегося в поле ребенка, но мне никто не поверил. Теперь же я почувствовала, что мои сны меняются, — хотя, по утверждениям специалистов, сны индивида не подвержены изменениям.

Например, американский психолог Кельвин Холл, проанализировавший тысячи сновидений, заявляет, что содержание снов у одного и того же человека нисколько не меняется в зависимости от прошедшего времени и изменений в его жизненных обстоятельствах^[34]. Я решила проверить свое впечатление об изменяемости снов, использовав мои собственные записи сновидений и применив к ним метод статистического анализа.

Взяв из своего дневника сновидений первые пятьдесят снов того периода, когда мне шел пятнадцатый год (1949 г.), и первые пятьдесят снов, относящиеся к периоду, когда мне шел сорок второй год (1976 г.), я сравнила эти две подборки по нескольким показателям. Я обнаружила, что в ряде случаев точка зрения Холла подтверждается: несмотря на то, что между двумя сериями снов прошло двадцать семь лет, некоторые показатели не изменились^[35]. Зато с другими показателями произошла разительная перемена. В ранней подборке, описывающей сновидения четырнадцатилетней девочки, эмоции, как правило, имеют пассивный характер: тогда я часто ощущала себя испуганной, обеспокоенной, оправдывающейся, покинутой или опечаленной и обычно в снах отступала перед страшными образами или избегала их. В более поздней подборке, относящейся ко времени, когда мне был сорок один год, редко описываются такого рода переживания. Гораздо чаще я раздражалась, обижалась, капризничала или впадала в ярость, сталкиваясь в сновидениях с неприятными мне образами. Я активно приближалась к подобным персонажам, желая отругать их или бросить им вызов, — нередко вполне сознавая, что все происходит во сне. Сдвиг от попыток уйти от угрозы к активному противостоянию ей очень важен. Я теперь намного реже принимала на себя в сновидениях (как, впрочем, и в реальной жизни) роль жертвы. Вдобавок к этому, в моих снах появилась новая положительная эмоция, которую можно обозначить словом изумление. Я завороженно наблюдала за фантастическими событиями, свидетельницей которых мне доводилось стать. Мне удалось выявить и ряд других изменений^[36].

В этих изменениях снов прослеживается важная закономерность: переход от «сновидений страха» к «сновидениям гнева», а от них — к «сновидениям изумления». Это, разумеется, обобщение, ибо даже сегодня я порой могу содрогнуться от страшного сна. Но теперь такое случается редко. Процесс изменения содержания сновидений осуществлялся на протяжении многих лет и продолжается поныне; по сути он представляет собой постепенное смещение акцентов. Основная схема изменений — от страха к гневу, а затем к изумлению — прослеживается совершенно отчетливо и безошибочно. Я полагаю, что это общие этапы развития личности, которые каждый из нас может пройти.

Таким образом, в наших снах имеются разные уровни взаимодействия. На первом уровне мы являемся пассивными жертвами персонажей собственных сновидений. Здесь те, кого тибетцы называют «гневными божествами», имеют абсолютное преимущество перед нами. Если бы, будучи подростком, я задалась целью построить Мандалу сновидений по тибетскому образцу, то поместила бы персонажей из своих кошмаров — дразнящих меня мальчишек, бандитов, пауков и кусачих собак — в восточный квартал мандалы, где по традиции располагаются образы, связанные со страхом. Тогда я проецировала свою энергию на «внешних» персонажей: это они были отвратительны, себя же я видела невинной жертвой. То были сновидения страха.

На втором уровне мы являемся активными участниками наших сновидческих битв. Диктаторскому правлению гневных божеств брошен вызов. Мы восстаем против них, находим союзников и сами становимся гневными воителями. Энергия устрашающих персонажей начинает активно действовать в нас самих. Теперь энергия Восточного Квартала обретает формы ненависти и гнева.

С психологической точки зрения гнев является более адекватной реакцией, чем подавленность^[37]. Отступление перед противником приносит так же мало пользы во сне, как и наяву. Когда во сне мы бежим от преследующих нас кошмарных персонажей, мы оставляем им возможность вернуться на следующую ночь, поскольку проблемы, олицетворением которых они являются, остаются нерешенными. Мы испытываем страх перед этими образами — вместо того чтобы подключиться к огромной энергии, которая в них заключена. Мы бежим от нашей собственной потенциальной силы.

Когда мои сны начали принимать форму борьбы с угрожающими персонажами, я, например, отбилась с помощью газового баллончика от шайки насильников, пытавшихся мною овладеть, запустила булыжником в человека, который хотел меня ударить, а еще в одном сне резко приказала рычащему псу замолчать (и он подчинился). Если бы я составляла Мандалу сновидений тогда, когда мне снились только что описанные сны, я поместила бы эти образы в Восточный Квартал. Я научилась справляться с опасностью более эффективно. Перед лицом агрессии я сама становилась агрессивной — чтобы защитить себя. То были сновидения гнева.

На третьем уровне взаимодействия мы являемся сознательными и мирными участниками наших сновидческих приключений. Гнев персонажей наших сновидений исчезает, сменяется благосклонностью. По мере того как мы впитываем в себя все больше энергии этих персонажей, наши сны обретают чудесное качество: они становятся кристально-чистыми, наполненными яркими красками, светом и блаженством. Сменяющиеся образы наших осознанных сновидений видятся нам как бы в зеркале: в самих этих персонажах нет ненависти и гнева, и мы сами не испытываем по отношению к ним ни страха, ни неприязни. Узнав в них то, чем они на самом деле являются — проекции нас самих, — мы спокойно наблюдаем за их существованием, не испытывая при этом неприятных чувств. Мы можем «приручить» их, побеседовать с ними, обменяться с ними опытом или поучиться у них, и нам не нужно их ненавидеть или бояться. Мы не подавляли в себе негативные эмоции: мы просто оказались вне сферы их действия.

В настоящий момент «фокусная точка» моих снов находится на уровне изумления перед возможностями осознанного сновидения; образы этих снов я и использовала для построения моей Мандалы сновидений. Я чувствую, что мое сознание необычайно расширилось, а возможности безгранично возросли. Я могу летать, превращаться в великаншу или уменьшаться до размеров острия булавки. Я переполнена страстью; я дивлюсь странным зрелищам. Я больше не подвластна страху и гневу — ни своим собственным, ни исходящим от других людей. Таковы сны изумления.

На четвертом уровне взаимодействия мы переживаем во сне полноценный мистический, экстатический опыт. Формы исчезают, и все превращается в сплошное сияние. Мы становимся частью единой жизненной силы. Мне время от времени доводится увидеть блеск этого уровня, ощутить единство со всей вселенной. Таково сновидческое переживание света.

Персонажи, которых я поместила в Восточный Квартал моей личной Мандалы сновидений, — это те, кого я с изумлением встречаю на пороге осознанного сновидения. Подобно тому как в тибетском буддизме начинающий входит в своем воображении в мандалу через восточные ворота, где встречает первое божество и его свиту, я, переходя к осознанному сновидению, каждый раз сталкиваюсь с образами определенного типа. Эти персонажи (к ним относится и Головокружительная Танцовщица) являются моими божествами Восточного Квартала.

Первые ощущения при переходе к осознанному сновидению — изменения физического самочувствия, подобные уже упомянутому мною головокружению.

Тесно связан с головокружением, присущим начальной стадии осознанного сновидения, опыт интенсивного фокусирования зрения, полного сосредоточения взгляда на одной точке. Испытав это ощущение в одном особенно живом осознанном сне, я назвала его зафиксированностью взгляда. В моих щеках крутились энергетические потоки. Передо мной, вне пределов моего тела, кружились образы. Одновременно и внутри, и вовне меня разворачивалась какая-то вихреподобная активность, я же оставалась абсолютно неподвижной, «зафиксированной». Ощущение было очень странным, и в состоянии бодрствования я могу воспроизвести лишь очень бледное его подобие — вспомнив, например, как во время сна чувствовала на своих щеках пульсацию миниатюрных вихрей. Я попыталась изобразить это на рисунке, вложив в него столько внутреннего чувства, сколько смогла^[38]. Созерцание этого рисунка помогает мне, когда я захочу, вновь отчасти испытать то ощущение.

Таким образом, головокружение и «зафиксированный взгляд» являются для меня сигналами, предваряющими начало осознанного сновидения. Стоит упомянуть и два других признака, часто сопровождающих эти физические изменения. Один из них — особое событие во сне, которое я назвала феноменом двоения. «Удвоение» напоминает ощущение deja vu, которое мы иногда испытываем в состоянии бодрствования, хотя и не полностью совпадает с ним. Непосредственно перед началом осознанного сновидения я часто замечаю, как что-то начинается снова. В одном сне кино, которое я только что посмотрела, должны были начать показывать по второму разу. В другом сне история, которая уже закончилась, похоже, должна была повториться. В третьем сне, сне о «зафиксированном взгляде», было даже не повторение, а несколько «раундов» одних и тех же действий: я обедала в ресторане, потом летала, потом приземлялась в том же ресторане, опять летала, опять приземлялась — и так снова и снова. В одном сне я заметила, как много людей похожи друг на друга: практически каждый имел своего двойника. Иногда я могу определить, что тот или иной символ действительно встречался мне раньше — в том же самом сновидении или в предыдущем. Но в другие разы феномен удвоения, как кажется, выражается просто в ощущении, что некую сцену, действие или символ я уже видела и теперь, в нынешнем сне, они повторяются.

«Удвоение» тесно связано с последним признаком, характерным для начальной фазы осознанного сновидения: с мотивом моего отражения в зеркале. На сей раз речь идет об «удвоении» в буквальном смысле. Я существую сама по себе и одновременно вижу себя как бы со стороны. Иногда я бросаю лишь мимолетный взгляд на свое отражение — проходя, например, мимо стеклянной двери. В других случаях я очень внимательно рассматриваю свое отражение в зеркале: изучаю цвет, форму и состояние собственных глаз, поправляю прическу и т. д.

Мои отражения бывают поразительно отчетливыми. Они не обязательно соответствуют моему реальному облику на данный момент (во сне у меня может быть другая прическа или цвет глаз, другой стиль одежды или другой возраст), но, несомненно, являются моими отражениями, и я каждый раз с изумлением вглядываюсь в них. Я назвала все образы подобного типа «Смотрящаяся в Зеркало». Если к тому моменту, как мне начинает сниться мое отражение, я еще не перешла к осознанному сновидению, то почти всегда, стоит мне только посмотреться в зеркало, я понимаю, что сплю и вижу сон. Оккультисты сказали бы, что подобные образы являются нашими астральными проекциями и что «отражение», которое я вижу, — на самом деле не отражение в зеркале, а мой двойник, само астральное тело. Однако на данной стадии я могу с уверенностью сказать лишь одно: во многих случаях мой переход к осознанному сновидению предваряется или «включается» образом Смотрящейся в Зеркало.

Я обнаружила, что вышеописанные мирные персонажи, появившиеся тогда, когда из моих сновидений исчезли ощущения страха и гнева, вполне соответствуют тибетским канонам, согласно которым правителем Восточного Квартала мандалы является победитель ненависти и гнева. Тибетцы называют этого победоносного владыку Акшобьей.

В их священном искусстве он чаще всего изображается синекожим, поскольку связан с первоэлементом «вода»^[39]. Подобно образам наших сновидений, он принимает множество форм. Обычно его представляют в «мирном» обличье — очень похожим на Будду и одетым в простое монашеское облачение. Но иногда его одежды выглядят скорее как царские, чем как монашеские. В некоторых случаях Акшобья изображается вместе со своей супругой, Всевидящей. (Такой иконографический вариант, в котором запечатлен половой акт супругов, называется яб-юм: яб означает «отец», а юм — «мать». Их сексуальный союз символизирует взаимодействие его типа энергии с ее типом мудрости.) Акшобья может также являться в гневной форме, в устрашающем облике, украшенный человеческими черепами и только что содранными с животных шкурами — тогда он олицетворяет энергию, замутненную страстью. В таких случаях рядом с ним иногда изображается и супруга, тоже в гневном обличье: обнимая мужа за шею, она подносит к его губам раковину, наполненную кровью, при этом их тела соединены в акте соития.

Но, какую бы форму Акшобья ни принимал, он известен как Непоколебимый. Он — визуальное воплощение одного из аспектов нашей личности: мудрости, которая побеждает гнев. Если мы привыкнем рассматривать это божество Восточного Квартала как определенную энергию, которая способна принимать множество обличий, то без труда узнаем его во многих персонажах наших сновидений. Все образы наших снов, которые раздражительны, гневны или злобны, можно считать гневными формами Акшобьи.

Подобный гневный образ являлся во сне одной моей студентке. Ее преследовал ужасный гигантский петух (уж не сновидческий ли это каламбур, ведь слово cock означает и «петух» и «половой член»?), и она каждый раз просыпалась в тот момент, когда его когти впивались в ее спину. Еще один участник семинара, зрелый мужчина, видел в своих снах другое гневное божество: то было спрутообразное чудовище, которое опутывало его множеством щупалец и начинало пожирать. Подобные кошмарные персонажи и отчаянные попытки сновидящих убежать от них — обычные ночные события. Эти персонажи представляют собой наши варианты божества Восточного Квартала в его гневном обличье.

Находясь на втором уровне сновидческого взаимодействия, мы, встречаясь с грозящей нам опасностью, сами впадаем в гнев. Однажды, когда меня уж очень допекла поселившаяся в моем доме престарелая родственница, я во сне укусила ее за волосатый подбородок. Этот поступок совершила я, в моем гневном обличье, или, если хотите, так проявила себя в моем сне гневная форма Акшобьи. Когда энергия, пребывающая в Восточном Квартале, проявляется в виде невротического всплеска, она принимает форму гнева; но та же энергия, если обуздать гнев, может быть преобразована в мирные формы.

Гнев, чувство смутное, беспокойное и агрессивное, обладает также сверкающим блеском, мощью и энергией. Когда мы поймем, что этой страсти присущи и положительные качества, мы сможем преобразить ее негативные аспекты в позитивные. Тибетские буддисты называют такое преображение мудростью зеркала. Восточный Квартал мандалы связан с первоэлементом «вода», и замутненные, бурлящие воды являются символом гнева. Однако вода может стать чистой и спокойной — символом четкой, точной и ясной отражающей способности зерцалоподобной мудрости.

Находясь на третьем уровне сновидческого взаимодействия, вне досягаемости страха и гнева, мы видим в своих снах наши варианты мирных форм Акшобьи, победителя ненависти и гнева. На этом, более высоком, уровне ничто нас уже не беспокоит. Согласно тибетским буддистам, просветленный человек с беспристрастностью зеркала отражает природу всех вещей и свою собственную сущность. Просветленное существо является наблюдателем, бестрепетно взирающим на отраженные его сознанием образы. Я вовсе не хочу сказать, что сострадание или готовность действовать вообще нежелательны. Напротив, эти качества поощряются в других кварталах. Но одним из аспектов высшего сознания являются интроспективная ориентация, внутреннее спокойствие и умиротворенность, способность наблюдать за тем, что происходит внутри тебя и вокруг, не поддаваясь эмоциям. Поскольку божества сновидений представляют собой манифестации наших собственных мыслей и чувств, мы должны пристально вглядеться в порождаемый ими ужас, дабы постичь его суть. Если мы сделаем это, мощь ужасного образа станет нашей собственной силой и бесстрашием. И тогда появятся дивные образы осознанных сновидений.

Мне показалось чрезвычайно знаменательным, что мой анализ осознанных сновидений выявил такой удачный образ. Смотрящаяся в Зеркало стала для меня божеством, олицетворяющим «мудрость зеркала», которая выше страха, гнева и ненависти. Это та мудрость, которая отражает существующее, не ввергая наблюдателя в смятение. Я нарисовала Смотрящуюся в Зеркало.

Для меня Смотрящаяся в Зеркало является главным божеством Восточного Квартала, соответствующим Акшобье. Она — Всевидящая, осознающая, что видит сон. Она — владычица Двойного Образа. Я поместила зеркало, ее символ, в Восточный Квартал моей Мандалы сновидений. В ее свитувходят Головокружительная Танцовщица, излучающая сияние, и Женщина с зафиксированным взглядом, которая, подобно Акшобье, непоколебима. Я нарисовала их синим цветом — ибо с этим кварталом ассоциируется первоэлемент «вода». В окончательном варианте они изображены просто в виде точек, как часто изображают свиту Акшобьи.

Эти «божества» появляются не всегда, когда я нахожусь в состоянии осознанного сновидения, но обычно хотя бы одно из них присутствует. «Головокружение», «зафиксированный взгляд» и «удвоение» в непрекращающемся потоке изменяющихся, танцующих сновидческих образов вдруг обретают человеческий облик и становятся одним из вариантов Головокружительной Танцовщицы, Женщины с Зафиксированным Взглядом или Смотрящейся в Зеркало. Я выбрала именно этих персонажей и одарила их формами существования в бодрствующем мире, поскольку они заключают в себе ценную информацию о тех психологических (а возможно, и физиологических) состояниях, через которые я прохожу. Я поместила их в свою личную Мандалу сновидений на место главного божества Восточного Квартала и его свиты. Я откажусь от них, когда в моих снах кристаллизуются новые, более подходящие образы. Они — не боги; они — визуальные символы состояний сознания. По мере нашего роста из массы жизненной энергии будут рождаться новые образы, которые станут символами наших новых состояний и заменят символы, характеризовавшие нас, какими мы были прежде.

В конечном итоге мы все можем достичь четвертого уровня сновидческого взаимодействия — уровня, лежащего за пределами форм. Ведь мириады образов наших сновидений являются лишь многоликими выражениями единой жизненной силы.

Энергия образов наших снов, способная принимать любую форму, как таковая обладает бесконечным потенциалом. Огромное поле жизненной энергии, пребывающей в безостановочном танцеобразном движении, на время нашего ночного сна концентрируется в крошечном пространстве, формируя своего рода энергетический «узел» — персонажа сновидения. Затем этот образ растворяется и в другие ночи предстает в иных обличиях. И нет конца этим узорам. За ними скрывается не имеющий формы источник самой жизни. Благодаря нашим снам мы можем двигаться вперед по пути к полному просветлению.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Большая авантюра

Я ЕДУ В МАШИНЕ рядом с молодой девушкой, которая сидит за рулем. (Это дочь моей подруги — весьма испорченное создание.) Девушка ведет машину совершенно диким образом. Встревоженная тем, что ее бесшабашная езда может погубить нас обеих, я дотягиваюсь до ключа зажигания, чтобы заглушить двигатель, и похоже, мне это удается…

Позже, все той же ночью, я вижу себя в гигантском супермаркете: он напоминает универмаг «Гимблз» в Филадельфии, но превосходит этот магазин по размерам. Я думаю о том, что он называется «Гэмблз» («Авантюра») — так же, как бензоколонка, которой мы пользуемся. В необозримом пространстве супермаркета я перехожу от отдела к отделу, рассматривая различные вещи. Среди них — кошельки с восточными орнаментами. Спускаясь по лестнице, я попадаю в огромную центральную секцию с колоннами и арками, напоминающую музейный зал, а потом — в большое помещение склада. Я продолжаю свои поиски.

В конце концов я оказываюсь на верхнем этаже магазина, где встречаю подругу из колледжа. Мы обсуждаем курс по лингвистике, который она изучает. Она говорит мне, что значения слов основаны на математике и что используя эту систему можно предсказывать будущее.

(«Большая авантюра», 13 ноября 1970 г.)

В этой последовательности снов, увиденных мною одной и той же ночью несколько лет назад, отразилась моя озабоченность по поводу некоего важного решения. Перед тем как описать специфическую ситуацию, обусловившую их появление, я хочу сказать следующее: благодаря этим снам я осознала, что принятое мною решение является опрометчивой авантюрой (на это намекало название универмага), что оно окажет глубокое влияние на мое будущее и даже может привести меня к краху.

Решение, о котором идет речь, было самой последней, и возможно, самой далеко идущей из задуманных мною авантюр. Сейчас стало ясно, что эта авантюра помогла мне подготовиться к величайшему в моей жизни приключению, которое было уже на подходе. Ей предшествовало несколько других рискованных действий. Нам, людям, привыкшим жить, подчиняясь всяческим запретам, кажется, что добиться личной свободы невозможно, не развив в себе готовность идти на риск. Мы видим опасность, ощущаем страх, но учимся смело шагать вперед в неизвестное. Мы можем совершать ошибки, но зато обретаем способность действовать и принимать последствия наших действий, правильных или неправильных. Мы берем на себя ответственность за наши решения.

Тринадцать лет моего первого замужества были наполнены борьбой (борьбой эмоциональной и борьбой с материальными трудностями). Я пыталась играть роль «типичной» жены. Мой муж был единственным, с кем я встречалась, начиная с шестнадцати лет, и он тоже прикладывал все возможные усилия, чтобы наш брак «состоялся». Наши финансовые проблемы не особенно отличались от проблем других начинающих молодых пар. Однако все вместе — скудное материальное положение, трудности эмоционального плана, отсутствие жизненного опыта и наша общая незрелость как личностей — приводило к тому, что нам не удавалось помочь друг другу стать счастливыми.

Большинство ярких моментов этого супружества связано с моей любимой подрастающей дочерью — сначала с младенцем, который, оторвавшись от груди, вдруг заговорщицки хихикает; потом с нетерпеливой девочкой, которая прижимается ко мне и просит рассказать любимую сказку; и, наконец, с юной девушкой, которая вместе со мной и своим красавцем-отцом, отличным танцором, разучивает новую фигуру народного танца.

Моей большой радостью в те годы были академические курсы, которые я посещала несколько раз в неделю. Я начала учиться в колледже — на платных (со скидкой) курсах, которые Университет Джорджа Вашингтона организовал для военнослужащих Форта Бельвуар, штат Вирджиния, и членов их семей. К тому времени мне исполнилось двадцать два года и я была беременна. И хотя поначалу я чувствовала себя неуверенной и неуклюжей, протискивая свой полнеющий живот между двумя рядами студенческих кресел, я была готова учиться. Даже более чем готова — я просто жаждала знаний.

Я со страстью погрузилась в мир интеллекта. (В средней школе я никогда не отличалась особым прилежанием, поскольку слишком высокие оценки могли осложнить мои и без того скверные отношения с одноклассниками.) Теперь ни одна книга не казалась мне слишком трудной, ни одна программа по чтению — слишком большой. Дома на каждом мало-мальски пригодном для чтения месте лежали груды книг по самым разным предметам. Я читала по четыре, пять, шесть книг одновременно. Была, например, специальная книга для чтения в ванне (не слишком тяжелая по весу и содержанию, но зато влагоустойчивая); другая книга предназначалась для изучения за письменным столом (учебник, который надо штудировать с карандашом в руке); еще одна — для сумочки (что-то легкое для чтения в поездах, на автобусных остановках и в других отвлекающих внимание местах); еще — для чтения в постели (которую можно просмотреть в полусонном состоянии). Я перечислила лишь самый минимум. И я, книжная наркоманка, с жадностью поглощала эти книги. Я охотилась за чем-то таким, что могло бы заполнить ощущение пустоты в моей жизни. Что ж, отчасти мне это удалось.

Тем временем мой муж закончил службу в армии и мы вернулись в Филадельфию. Там я поступила в Темпльский университет. Лекции по философии и диспуты с однокурсниками постепенно начали подрывать те ценности, которые я раньше принимала как данность. Однажды мне приснилось, что статуи древних богов, высеченные в скале и наполовину выступающие из нее, каким-то образом отделились от своей опоры — они вот-вот упадут. Наяву мои «боги» тоже стали очень неустойчивыми. Единственный известный мне до сих пор стиль жизни не мог устоять перед новыми идеями, с которыми я столкнулась в колледже. Встревоженная и несчастливая, я начала изучать психотерапию в университетском медицинском центре (что стало возможным благодаря моей хорошей успеваемости) — и это помогло мне пережить трудный период. Для меня занятия психотерапией превратились в процесс расширения горизонтов сознания.

К 1968 году мой первый брак фактически распался. Я поняла, что мы с мужем совершенно разные люди, у нас разные интересы и разные жизни. Мы оба, не без мучительных колебаний, пришли к выводу о необходимости развода. Мне было тридцать четыре года. По правде говоря, я не просто разводилась с мужем. Я «разводилась» со своим прежним образом жизни. Этот образ жизни не был плохим — но он мне не подходил.

Никакой уверенности в правильности принятого решения у меня не было. Напротив, мой собственный опыт давно подсказывал мне, что мир населен двумя типами мужчин: преданными занудами и очаровательными прохвостами. Зал заставил меня переменить это мнение.

Зал (сокращение от Залмон, или Соломон) — это мой нынешний муж, очень мудрый человек. Я убеждена в том, что люди с необычными именами либо сгибаются под тяжестью этих имен, либо обретают достаточную силу, чтобы их носить. Зал — один из тех, кто стал столь же необычным, как и его имя.

Когда я его встретила, он был старше меня на пятнадцать лет и во много раз умнее, но ощущал себя несколько уставшим от жизни. Он успел сменить несколько родов деятельности — был журналистом, редактором, лейтенантом флота, воевавшим на фронтах второй мировой войны, прогрессивным политиком, превосходным бизнесменом — и теперь преподавал клиническую психологию. Он никогда по-настоящему не любил, но был готов к любви. Он был готов заглянуть в свою душу. Готов к тому, чтобы найти меня.

Мы впервые познакомились на семинаре для будущих докторов философии. В любой другой обстановке меня наверняка напугали бы его космополитический дух, целенаправленность и целостность натуры, безграничная выдержка, сильная и убедительная речь. В его присутствии я чувствовала бы себя чересчур скованно, чтобы оставаться самой собой. Однако ко времени нашей встречи университет стал моим миром и я давно была одной из лучших студенток. Мы на равных делили усилия и победы, связанные с экзаменами, экспериментами и докладами. Мы хорошо узнали друг друга.

Несмотря на очевидные различия между нами — я, робкая провинциалка, пытающаяся чего-то добиться в жизни и всегда готовая отступить, расплакаться или отчаяться, и он, дерзкий и искушенный искатель приключений, отвечающий яростью на неудачу, оптимистичный и уверенный в себе, — мы вскоре поняли, насколько подходим друг другу. Те качества, которые я считала своими слабостями, Залу представлялись мягкостью, нежностью души — тем, чего, по его мнению, не хватало ему самому. Те же его черты, которые он оценивал как склонность к деспотизму и вспыльчивость, я воспринимала как силу и уверенность в себе — то есть именно те качества, которыми сама хотела бы обладать. В процессе взаимной любви ко мне отчасти перешла сила Зала, а к нему — моя мягкость. Вместе мы стали гораздо большим, нежели суммой наших прежних личностей — мы образовали пару яб-юм.

Мы буквально обволакиваем друг друга любовью. Зал раньше вообще не верил в любовь, но, однажды поверив, стал ее фанатичным приверженцем. Его преданность помогала и мне в первый раз целиком отдать всю себя мужчине. Порой, когда мы занимаемся любовью, я не ощущаю кожи, разделяющей наши тела, а только потоки энергии, циркулирующие между нами — настолько неразрывно наше единство. Иногда, когда мы держим друг друга за руки, я не знаю, где заканчивается моя рука и начинается его: просто чувствую, что в мою руку вливается тепло. Когда я испытываю оргазм, мне больше не кажется, что я уязвима и одинока: я знаю, что любима и нахожусь у себя дома.

Таким образом, мужчина, за которого я вышла замуж во второй раз, был совершенно не похож на того, кого я выбрала в шестнадцать лет. Конечно, к тому времени я стала другим человеком, более похожим на мое истинное «я». Меня ждали и другие перемены. Решение соединить свою судьбу с Залом было самым большим риском в моей жизни, но, зная Зала, я чувствовала, что дело того стоит.

Я предчувствовала прелесть наших будущих отношений еще тогда, когда они едва начинались, — она мне открылась во сне. В этом сне Зал спросил, не хочу, ли я, чтобы он принес мне чего-нибудь выпить. И я, хотя прежде относилась к алкоголю как к горькому лекарству и никогда не пила даже вина, ответила: «Хочу, что-нибудь приятное на вкус».

Жизнь с Залом оказалась удивительно приятной. После нашей свадьбы передо мной открылся другой мир. Наши вечера были заполнены посещениями драматических и оперных спектаклей, застольями и разговорами о политике, различных идеях и философских учениях. Дни работы в местном колледже, занятые преподавательской деятельностью, которую я научилась любить, прерывались экзотическими, романтическими и расширяющими кругозор путешествиями на Ямайку, в Мексику, Англию и Францию. Зал открыл передо мной огромный и влекущий к себе внешний мир — именно тогда, когда я была готова в него ступить. Я же подарила ему наполненный и богатый внутренний мир — как раз в тот момент, когда он его искал. Я поставила на карту все, веря, что моя жизнь с Залом будет счастливой, — она и получилась счастливой и остается такой до сих пор.

Следующий шаг в неизвестное, который мне пришлось сделать, был чреват еще более серьезными последствиями. В первые два года нашего замужества Зал снова занялся политикой. Милтон Шэпп, его давнишний коллега по бизнесу, решил во второй раз баллотироваться на пост губернатора и убедил Зала провести предвыборную кампанию. После успешных выборов Шэпп стал губернатором, а Зал, занявший на некоторое время один из высших постов в его аппарате, помогал формировать кабинет и налаживать его работу. Политика поглотила нашу жизнь. Я теперь чаще видела Зала по телевидению или в газетах, чем за обеденным столом. Когда он бывал дома, телефон звонил безостановочно. Сообщали то об одном кризисе, то о другом; ни о какой задушевной беседе не могло быть и речи. Это не жизнь для влюбленных. Мы подумали, что нам делать дальше, и, рассмотрев ситуацию со всех сторон, пришли к кардинальному решению — переехать в Англию.

Той ночью, когда мы об этом договорились, я и увидела серию снов «Большая авантюра», о которой рассказывала выше. К тому времени я уже знала язык своих сновидений достаточно хорошо и мне было понятно, что испорченная своенравная девчонка, ведущая машину, в которой сижу я, символизирует возобладавшую во мне испорченную часть моей сущности. В сновидениях персонажи, ведущие машину, всегда играют важную роль. Быть может, решение уехать было диким и безрассудным, и стоило бы отменить его, как я пыталась сделать во сне, дотягиваясь до ключа зажигания. Эти сны показали мне, что я сама какой-то частью своего сознания чувствовала: наше решение переехать в Англию — гигантская авантюра, ставящая на карту все наше будущее. Однако любая перемена, как правило, подразумевает риск. Итак, мы снялись с насиженных мест и отправились попытать свое счастье в Лондоне.

Временами я думала, что с этим конкретным поворотом колеса Фортуны мы потеряли все. Жизнь в чужой стране потребовала от меня напряжения всех сил. Но когда мы рискуем и проигрываем на одном уровне, мы все-таки можем выиграть на другом. В конечном итоге я поняла, что жизнь за границей дала мне важный жизненный опыт, способствовавший моему внутреннему росту.

Пятнадцать месяцев нашей жизни в Лондоне были, по большей части, мучительно дискомфортны. Допотопный английский уклад жизни чем-то напоминал старый осыпающийся дом моего детства. Оба места были дряхлыми и сырыми. Бесконечные холодные моросящие дожди и сменявшие их ливни, столь отличные от солнечной погоды, царившей здесь в то лето, когда мы провели в Лондоне начало своего преподавательского отпуска, казалось, пропитали мои кости. Каждый день я ходила за покупками, потому что холодильник не вмещал ничего, кроме пакета молока и пары помидор. Я боролась как могла, чтобы найти очередное решение в поразительном мире несовместимых электрических вилок и розеток. Я соорудила в ванной временный душ (душ, оказывается, — специфически американское удобство), проволокой прикрутив к крану резиновый шланг. Я напяливала на себя кучу теплых вещей, когда городские власти экономили отопление. Когда экономили электричество и лифт не работал, я пешком поднималась на седьмой этаж, где располагалась наша «роскошная» квартира. Иногда я даже готовила при свечах (а банки и магазины освещались керосиновыми лампами). Я с трудом могла поверить, что шел 1971 год. Все это больше походило на времена освоения Дикого Запада, а я сама напоминала жену первопоселенца, живущего в глухих лесах. Можно было подумать, что ты находишься в туристском походе. Но — зимой.

Моя неприязнь к Англии была в меньшей степени связана с особенностями этой страны, чем с моими реакциями на них. Даже рядом с Залом я тосковала по дому и ощущала себя чужой. Моя младшая дочь, Черил, которой тогда было четырнадцать лет, выглядела такой несчастной, что мы в конце концов отправили ее обратно в Штаты. В своих снах я боролась с чувством потери, обусловленным отсутствием дочери, и пыталась в очередной раз разобраться в своих житейских проблемах.

Первоначально мы с Залом планировали переехать в Лондон навсегда. Он был бы счастлив остаться, я же определенно хотела вернуться домой. Наше пребывание в Англии с самого начала было авантюрой, и я чувствовала, что мы проиграли. Зал, как всегда, пошел мне навстречу, и мы решили, что надо возвращаться в Штаты. Вновь почувствовав себя гостьей Англии, а не ее постоянной жительницей, я могла снова наслаждаться этой страной. Театры, парки, музеи, пригороды — все это вновь манило меня, как в те дни, когда мы были здесь туристами.

Я начала осознавать, что Лондон преподнес мне необычный подарок. Поскольку Британия переживала период массовой безработицы и я не смогла никуда устроиться, я была вынуждена искать другие сферы приложения своих профессиональных навыков. Казалось, настало самое подходящее время попробовать писать. Я писала урывками и в наши частые поездки на континент каждый раз брала с собой неоконченную рукопись. Я начала со статьи о сновидениях, которая позднее была опубликована в профессиональном журнале^[40].

Когда я интенсивно занялась сновидениями, интерес к ним, не покидавший меня с четырнадцати лет, вылился в расширение сновидческого сознания. Я обнаружила, что сны уже не просто выражают мои чувства или отражают каждодневные попытки справиться с житейскими трудностями. В моих ночных сновидениях стало проступать что-то вроде мифологической темы: в одном из таких снов я исполняла перед богами танец весны — ступая по мягкой теплой грязи, которая пузырилась под моими босыми ногами. Мои сны стали глубже по смыслу. Все чаще и чаще я стала осознавать, что сплю и вижу сон. Я ощущала возбуждение — ведь мой внутренний мир расширялся.

Я заметила, что в моем языке сновидений Лондон как таковой стал символом физического дискомфорта и устаревших моделей поведения. Лондонская погода обрела особый, отдельный символический смысл. Мои обычные сны, преобразившиеся в магические осознанные сновидения, часто начинались в обстановке, подобной лондонской. Прямо перед тем, как оказаться в солнечных лучах, в ярком многоцветье осознанного сновидения, я обнаруживала себя в каком-нибудь мрачном, холодном и сыром месте. Еще не догадываясь об этом, я начинала изучать секреты Мандалы сновидений.

Между моими отроческими страданиями в доме на Ивовой улице и тем моментом, когда я осознала, что там хранятся не замеченные мною сокровища, прошло, должно быть, двадцать лет, а то и более. Но прошло меньше года, и я уже поняла: лондонские испытания помогли мне открыть тот уровень сновидческого сознания, который связывает меня с иной сферой бытия. Самое худшее может привести к самому лучшему… и потому в конечном итоге оказывается не таким уж плохим. Пусть эта авантюра на одном уровне принесла некоторый дискомфорт — зато на другом уровне она обеспечила вознаграждение. За пределами страны мрака и измороси есть сияние солнца. А за ним… еще одна неизвестность.

Вся моя взрослая жизнь была серией рискованных поступков. Вновь и вновь я оказывалась перед некоей неизвестной мне — и по видимости опасной — ситуацией. Когда я оглядываюсь назад на последние двадцать лет, эти рискованные решения, или авантюры, представляются мне ступенями лестницы. Каждый очередной шаг, едва я отваживалась его сделать, возносил меня на головокружительную высоту.

Я получила обыкновенное школьное образование, но, после перерыва в несколько лет, решила поступить в колледж. Я вышла замуж в двадцать один год, но в тридцать четыре развелась. Я была скованной в поведении и консервативной по своим взглядам, но потом стала гораздо более открытой и либеральной. Я всегда хотела понять себя; я десять лет была практикующим психотерапевтом. Я боялась оргазма, но научилась его любить. Я всегда утаивала от мужа какие-то части своего внутреннего мира; я полностью отдала себя Залу. Мне был известен только провинциальный стиль жизни; живя с Залом, дома и за границей, я открыла для себя космополитический мир.

Каждое важное жизненное решение сопровождалось ощущением огромного риска: казалось, я вот-вот соскользну с края обрыва в пустоту. Каждый раз я подолгу спорила с собой, набиралась смелости и все-таки устремлялась вперед.

А потом передо мной вырастала новая неизвестность. Я «инвестировала» свою внутреннюю жизнь в сновидения. Недавно я стала замечать, что она распространяется на новые, парапсихические уровни. Из всех неизвестностей, с которыми мне приходилось сталкиваться до сего дня, эта представляется самой опасной… и самой влекущей.

Случаи, возвестившие начало этой новой фазы, сами по себе были незначительными, но они оставили в моей памяти неизгладимый след. Например, однажды (около трех лет назад) Зал предложил иногороднему коллеге и его жене провести ночь в нашем доме. На следующее утро, за завтраком, мы болтали с этими людьми, которых едва знали. В это время за ними подъехал человек, которого они назвали просто «другом». Пока незнакомец поднимался по длинной лестнице к нашей квартире, я заметила, что он одет как католический священник. Однако, когда он вошел в комнату, на нем была обычная спортивная рубашка и куртка. Я была удивлена, ибо только что видела на нем священническое облачение. И совершенно смутилась, когда наши гости представили его как священника, который их обвенчал. Я каким-то образом не только догадалась, что он священник, но буквально увидела его таковым.

Еще один случай подобного странного «восприятия» произошел, когда я смотрела телевизионное шоу. В программе должны были показывать Милтона Шэппа, наряду с несколькими другими кандидатами на пост президента, — близились выборы 1976 г. Зал уехал в Пенсильванию, чтобы помогать Шэппу в его кампании; я же осталась дома, и мне было любопытно увидеть, как идут дела и какое впечатление производит Шэпп на телеэкране. Все кандидаты выступали с короткими докладами. Когда стал говорить Джимми Картер, я с изумлением поняла, что «вижу» его президентом, — точно так же, как раньше «увидела» священника. Это было не смутное предчувствие, что Картер может стать президентом, но живой опыт восприятия его в качестве такового. Передачу показывали в самом начале кампании, и у меня не было абсолютно никаких причин предполагать, что Картер имеет больше шансов на победу, чем другие кандидаты. Однако я не была удивлена, когда он в итоге победил на выборах: ведь я уже видела его в роли президента.

Я обнаружила, что «восприятие» такого рода функционирует не только в бодрствующем, но и в сновидческом состоянии. Например, однажды мне приснилось, что я заключила контракт о написании книги со спортсменом, который занимается фигурным катанием (сон для меня отнюдь не типичный). Во сне я знала, что фигурист, о котором идет речь, — Дик Баттон. На следующий день я получила письмо от студентки, которая просила меня стать научным руководителем ее докторской диссертации. Ко мне слишком часто обращались с подобными просьбами, но на этот раз девушка сообщала, что она — обладательница золотой медали США по фигурному катанию. Из любопытства, под впечатлением своего сна, я решила с ней встретиться. В личной беседе она рассказала, что собирается писать диссертацию о сновидениях, и, между прочим, упомянула, что ее ледовым партнером был Дик Баттон! Не желая идти против столь явно пророческого сна, я согласилась стать ее руководителем.

Примерно в тот же период, после окончания доклада, который я читала на большой конференции, ко мне подошел познакомиться грузный мужчина с седой бородой. «Я пришел сюда только ради того, чтобы встретиться с вами, — сказал он. — Я медиум. И вы тоже, только вы об этом еще не знаете!» А я ведь ни словом не обмолвилась о своих необычных переживаниях — я просто откровенно рассказывала о сновидениях. Эти загадочные события, соединившись, породили во мне новое странное чувство.

Похоже, что как во сне, так и наяву передо мной открывается мир паранормальных явлений. Во сне я переношусь во внешнее (или во внутреннее) пространство и неведомыми путями что-то «узнаю». Наяву я «знаю» и «вижу» вещи, скрытые от других людей. Порой это тревожит и даже пугает меня, а иногда будоражит и приводит в восхищение.

Значит, опять мне предстоит риск. На этот раз речь идет о внутреннем путешествии, большую часть которого я должна буду совершить в одиночку. Если я отважусь на это, у меня не будет гарантии безопасности или успеха. Однако прежде каждый раз, когда я шла на риск, моя жизнь становилась шире, глубже и богаче. Иногда, как во времена учебы в колледже, положительные результаты появлялись быстро, иногда для этого требовалось более длительное время — как тогда, когда я осознала ценность своего опыта проживания за границей. Неизвестность, которая ожидает меня сейчас, — мир мистических, парапсихических, духовных явлений, — возможно, не так уж сильно отличается от других неизвестностей, с которыми я сталкивалась раньше: каждая в первый момент казалась худшей из всех.

Жизнь — это приключение, и ее суть состоит в том, чтобы перешагнуть порог и ступить в очередную запредельность. Я, робкий, но настойчивый исследователь, делаю глубокий вдох и готовлюсь к следующей большой авантюре.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Второй круг Мандалы сновидений

КОГДА я стала видеть осознанные сны чаще, я обнаружила, что мои странные способности экстрасенсорного восприятия усилились; кроме того, теперь я время от времени испытывала ощущение выхода за пределы своего тела. Пытаясь понять, что со мной происходит, я анализировала свои осознанные сновидения с еще большей тщательностью. Оказалось, что все осознанные сновидения, независимо от их содержания, строятся по общей базовой схеме.

Процесс перехода к осознанному сновидению можно проиллюстрировать, шаг за шагом, на примере одного сна. Отметьте, среди прочего, особую роль воды в этом сновидении.

Холодный, сырой день. Мы с Залом находимся в Лондоне и гуляем по элегантному, но опасному району города. Я замечаю автоматы для продажи газет. Потом мы останавливаемся перед музеем современного искусства и решаем зайти в него. У входа я задерживаюсь, чтобы рассмотреть надпись на цементном тротуаре: слово PADDEUS. Я думаю, что, скорее всего, это сокращение от «Паддингтон Стэйшн».

Теперь Зал опередил меня в толпе посетителей. На голове у него сдвинутая набекрень кепка. Его останавливает охранник и велит поправить кепку. Зал игнорирует это замечание, но стоящий рядом мужчина советует: «Лучше послушайте охранника, а то он вас вышвырнет». Мне не видно, что делает Зал. Женщина с длинными каштановыми волосами несет на плече сумку. Охранник останавливает ее: «Никаких сумок». У меня с собой ничего нет, и я спокойно прохожу мимо него.

Впереди и позади нас собралась огромная толпа. Вдруг, как кажется, всех нас захлестывает поток воды, стремительно ворвавшийся в коридор. Вода быстро заполняет пространство и увлекает нас за собой. В этом подхватившем нас водовороте перемешались люди и рыбы. Поток выглядит странно, потому что он необычайно прозрачен — я едва его вижу, однако знаю, что он существует. Нас кружит в водовороте все быстрее и быстрее.

(Начальная сцена, «Paddeus», 31 декабря 1973 г.)

Чистота воды в этой начальной сцене, возможно, символизирует ясность состояния осознанного сновидения, к которому я вскоре перешла. Присутствие мотива воды в этом сне важно отчасти потому, что вода — холодная, а отчасти — потому, что ощущение движения в потоке воды похоже на ощущение полета. Когда мне приснился этот сон, ощущению холода я не придала особого значения, поскольку наяву весь предыдущий день шел дождь и я действительно замерзла. Только позднее я поняла, что мотив холода — один из главных элементов в структуре осознанного сновидения. Описанная сцена помогла мне также понять, что мотив плавания или скольжения в потоке воды по своей роли аналогичен мотиву полета или парения в потоках воздуха. Движения, характерные для полета или плавания, или и те и другие вместе, часто предшествуют осознанному сновидению.

Как и многие другие осознанные сны, этот будто бы наделил меня новыми силами для решения дневных проблем. Неизвестно почему, осознанные сны, как правило, приносят людям чувство обновления. Когда я увидела описанный сон, у меня не было времени работать с его символикой, но позднее, вернувшись к нему, я была поражена присутствием странного слова Paddeus. Оно звучало как Patty-us и вполне могло быть отсылкой к моему собственному имени. Надпись на тротуаре как бы говорила мне, что все элементы сновидения являются частями меня самой. Я была не только Patty (Патрицией), но еще и us («нами»), то есть всеми обитателями этого сна.

Символическое значение некоторых других образов было вполне очевидным: прохождение через особый вход, «охранник», дающий позволение войти, и странный поток, увлекающий героев к новому, доселе не изведанному опыту.

Сцена меняется, и теперь я лежу с Залом в постели, на левом боку (что соответствует действительности). Темно, словно я только что проснулась среди ночи, но я понимаю, что продолжаю спать. Я чувствую себя очень необычно, как будто нахожусь в трансе. Я решаю попробовать, не могу ли я выйти за пределы своего тела. Эта идея пугает меня (как пугает и наяву), но я позволяю себе поддаться ей. В тот же миг я ощущаю, что мое «я» поднимается над кроватью, над своим телом, — как будто я скольжу, лежа на спине, по поверхности плавательного бассейна. Я остаюсь в этом положении, парю над своим физическим телом, но не смотрю вниз. Ощущения поразительно реальны. Я очень возбуждена. Я слышу и чувствую, как в моих ушах громко пульсирует кровь. Это сопровождается звукоощущением, жужжащей вибрацией, которая продолжается все время, пока я нахожусь «вне тела». Затем я, кажется, снова «заплываю» в свое физическое тело, после чего жужжание и зуд прекращаются.

Я оглядываюсь в темной комнате. Увидев в окне посветлевшее небо, я говорю себе: «Надо посмотреть, что там снаружи!» Но окно, кажется, передвигается с одного места стены на другое. Протянув руку, я пытаюсь остановить его. Когда окно останавливается, мне удается разглядеть очертания города на фоне неба, купол и крест…

(Средняя сцена, «Paddeus», 31 декабря 1973 г.)

Состояние, похожее на транс, которое я испытала в данном отрывке сна, соотносится с позднее появившимся в моих снах образом Головокружительной Танцовщицы: странное ощущение головокружения и световое пятно (за окном) являются типичными мотивами осознанного сновидения. В своей завершающей, самой драматической части сон «Paddeus» становился еще более необычным:

Неожиданно на нас, лежащих в постели, набрасывается какой-то человек. У него темная кожа и темные волосы; он, по-видимому, индонезиец. На нем одежда цвета хаки, и он похож на воина из джунглей. Резко очерченный силуэт незнакомца устремляется на меня.

Мое сознание мучительно пытается ухватиться за идею, что происходящее — всего лишь сон. Я, напрягая все силы, пытаюсь вспомнить слово «осознанный», но мне это не удается. Я говорю себе: «"Одновременный"! Вспомни: "одновременный"! В таком сне ты можешь делать все что угодно». Я борюсь с этим человеком, метаясь в кровати из стороны в сторону. Время от времени я на мгновение теряю силы и забываю о том, что сплю. Тогда мне кажется, что я на самом деле веду отчаянную борьбу и что на карту поставлена моя жизнь. Однако всякий раз ко мне возвращается понимание того, что я вижу сон и, значит, могу изменить происходящее. Мои внутренние усилия, направленные на сохранение во сне осознанности восприятия, здесь предстают как борьба в буквальном смысле, как физические усилия.

В конце концов, когда я четко осознаю, что вижу сон и потому могу делать все, что захочу, я обнаруживаю, что сжимаю в руке кухонный нож. Размахнувшись, я вонзаю нож в обнаженный зад индонезийца. Увидев, как хлынула кровь, я говорю себе: «Все правильно, это сон». Мужчина исчезает.

У меня странная физическая реакция. Все мои мышцы, особенно на лице, подергиваются. Все тело сотрясается от спазмов, оно вышло из-под контроля. Ощущение напоминает сильный оргазм, но еще более интенсивно. Это похоже на эпилептический припадок, как я его себе представляю. Наконец спазмы прекращаются и я продолжаю лежать в постели в состоянии релаксации.

Я лениво потягиваюсь и, протянув руку, почти натыкаюсь на Зала (он пошевелился во сне). Я думаю, что было бы лучше проснуться и записать сон, пока я помню все его подробности. Я просыпаюсь с чувством чудесного обновления. Кажется, все мое напряжение разрядилось. Я чувствую себя великолепно.

(Заключительная сцена, «Paddeus», 31 декабря 1973 г.)

Сон «Paddeus и Воин Джунглей» приснился мне примерно через год после того, как мы с Залом вернулись из Лондона. Мы удачно устроились в Сан-Франциско. Для меня это был период большого счастья и внутренней удовлетворенности. Но день, предшествовавший этому сну, был очень утомительным. Я потратила несколько часов на поиски замены для моей секретарши, которая переезжала в другой город. Ложась спать, я чувствовала себя раздраженной и усталой. Однако сон «Paddeus» полностью освободил меня от этих неприятных симптомов.

К настоящему времени, как я уже говорила, мне довелось увидеть сотни осознанных сновидений. Все они имели определенный набор общих признаков и общую базовую схему событий. Я обнаружила, что осознанные сновидения являются наиболее верным путем к переживанию опыта нахождения вне тела. Кажется, они также связаны с экстрасенсорным восприятием — хотя причин этой связи я объяснить не могу.

Типичное осознанное сновидение начинается с исходного изменения в сознании. Вслед за интенсивным движением тела в воздухе или воде (в сне «Paddeus» тела увлекались водным потоком) наступает изменение состояния сознания (вхождение в транс в том же сне). Ощущение холода часто сопровождается головокружением или предшествует ему (в сне «Paddeus», например, я погрузилась в холодную воду). Далее, в типичном осознанном сновидении, у меня часто возникает живое ощущение, что я поднимаюсь в воздух. Этот подъем, как в сне «Paddeus», иногда сопровождается жужжанием и ощущением вибрационной волны, проходящей по моему телу. Ощущение подъема или активного полета нарастает в ритме крещендо. Потом я решаю камнем устремиться обратно к земле, или, достигнув в воздухе некоей максимальной точки, спускаюсь вниз по дугообразной траектории, а иногда использую для спуска вихреобразные потоки воздуха. В любом случае переживание достигает физической кульминационной точки — это может быть сексуальный оргазм, визуальная вспышка света и красок, или (как в сне «Paddeus») спазматические сокращения всего тела. На этом моменте типичное для меня осознанное сновидение часто заканчивается (хотя иногда следует ряд дальнейших эпизодов) и я просыпаюсь, чувствуя себя удивительно обновленной.

Поскольку впервые я стала видеть осознанные сны в Англии, стране тумана и моросящего дождя, мне казалось вполне логичным объяснять ощущение холода при переходе к осознанному сновидению присутствием в моих снах образа дождя. Обычно это был моросящий дождь, реже — ливень. В других осознанных снах я шла под легким снегопадом, дышала холодным ночным воздухом, ощущала порыв свежего ветра и т. д. Иногда я погружалась в водный поток, как, например, в сне «Paddeus», а иногда ощущение холода оправдывалось тем, что я ныряла в глубокие водоемы.

Прошло много времени, прежде чем я поняла, что образы дождя или воды и связанное с ними ощущение холода часто возвещают переход к осознанному сновидению и, в частности, к переживанию опыта нахождения вне тела. Эта задержка в понимании произошла оттого, что присутствие в моих снах образов дождя и холода казалось само по себе вполне логичным, не нуждающимся в объяснениях. Живя в Лондоне и потом в Сан-Франциско, где на самом деле часто бывает сыро и зябко, я не придавала особого значения тому, что в своих сновидениях, как правило, вижу себя в этих городах или испытываю ощущение холода. На самом же деле ощущение холода — один из главных признаков перехода в измененное состояние сознания^[41].

Поскольку для меня мотив холода играет центральную роль среди символов, отмечающих границу между обычным сновидческим сознанием и экстраординарным состоянием осознанного сновидения, я решила поместить во второй круг моей личной Мандалы сновидений капли дождя. Ранее на место первого круга Мандалы сновидений я поместила большой руль, мой личный символ «перелета» из одного состояния сознания в другое. Дождь во втором круге символизирует расширение моего измененного сознания.

В тибетской системе второй круг представляет собой черное кольцо, заполненное изображениями алмазных скипетров (ваджр); скипетры образуют цепочку, как драгоценности в ожерелье. Подобно скипетру, который держит Акшобья, эти алмазные скипетры символизируют мудрость — твердую и острую, как алмаз. Неодолимый, сияющий и ясный, алмазный скипетр «взрезает» ошибочные представления. По достижении определенной стадии просветления ученик, согласно тибетской традиции, обретает «алмазное тело», то есть становится достаточно сильным, чтобы выдержать любую психическую нагрузку. Однажды полученное просветление не может быть утрачено: оно, подобно алмазу, неизменно. Один выдающийся знаток мандал утверждает, что круг ваджр символизирует достижение порога реальности^[42]. Когда ученик в состоянии медитации пересекает этот порог, он переходит от замутненного опыта повседневной жизни к алмазно-чистой реальности просветления.

Моросящий дождь во втором круге моей Мандалы сновидений может показаться бледной заменой цепочки алмазных скипетров. Однако для меня он выполняет ту же функцию. Дождь и холод символизируют порог, перешагнув через который я оказываюсь в измененном состоянии сознания.

Задержавшись на пороге между обычным и измененным состояниями сознания, я размышляла, не представляет ли встреча со ждущей меня неизвестностью слишком большой риск. Пространство впереди казалось сумрачным и бескрайним. Я с трепетом переступила порог.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Дерево Синих Птиц

МНЕ СНИТСЯ длинный неосознанный сон, в котором я вместе с группой людей (деловыми коллегами и подругой) направляюсь к своему издателю. Мы собираемся обсудить книгу для детей, которую я написала. Мы останавливаемся на углу улицы, чтобы поболтать. Эти люди задают мне вопросы, и я вдруг понимаю, что забыла дома какие-то важные бумаги, необходимые для нашей беседы. Я говорю им: «Подождите здесь. Я вернусь через десять минут», — а сама поворачиваюсь и бегу босиком по тротуару. И вот я уже у железных ворот, за которыми начинается узкая красивая аллея, где (в этом сне) я живу. Я открываю ворота. Закрывая их за собой, я думаю, что, как только я ушла, подруга наверняка перевела разговор на те странные вещи, которые с ней происходят. Но все равно, она, кажется, искренне хочет мне помочь и к тому же обладает трезвостью суждений. Железные ворота захлопываются за моей спиной. Я бросаю взгляд в сторону аллеи и останавливаюсь, как громом пораженная.

Передо мной высится огромное дерево. Оно великолепно. Вместо листьев на нем прекрасные голубые перья. Все дерево покрыто этими восхитительными пушистыми перьями-листьями, а на его ветвях поют свои песни сотни крошечных синих птиц. Подобно откровению, мне является мысль о том, что я вижу сон. Краски вокруг становятся еще более яркими. Я с удивлением продолжаю рассматривать дерево. Вдруг одна из этих крошечных птичек садится на указательный палец моей левой руки. Будто подпав под действие каких-то чар, я осторожно глажу ее пушистую грудку. Она немного похожа на длиннохвостого попугая. «О, какая ты милая…» Я чуть не сказала: «киска» — и улыбнулась. Я задумываюсь, как мне распорядиться этим драгоценным состоянием просветленного сознания, но внезапно чувствую страшную усталость. В ушах начинается знакомый звон, голова плывет и кружится (Головокружительная Танцовщица). Я должна отдохнуть.

Я ложусь на землю, поворачиваюсь на правый бок и закрываю глаза. Жужжание-гудение становится громче, заглушая все остальные звуки. Оно уже не сосредоточено в голове, но как бы блуждает по моему телу, постепенно опускаясь вниз. Превратившись в сгусток гудящего света, оно описывает круги вокруг моих ягодиц. Это очень приятно. Я знаю: я вижу сон и в нем может произойти все, что я захочу. Я подозреваю, что частично уже проснулась: ведь на небе появилась полоса яркого света — очевидно, начинается день (тут я ошиблась, поскольку, когда я по-настоящему проснулась, в комнате было еще совсем темно). Я смотрю на эту светлую полосу.

Несмотря на головокружение и ощущение восхитительного жужжания во всем теле, я пытаюсь решить, что мне делать дальше. Ясно, что вскоре у меняначнется оргазм. Стыдно использовать состояние просветленного сознания лишь для того, чтобы испытать еще один оргазм, — но я ничего не могу с собой поделать. Не попробовать ли увидеть во сне эту книгу для детей? Не попробовать ли….

Неожиданно я ощущаю резкий толчок, словно земля всколыхнулась подо мной (это Зал заворочался в постели). Сон переключается с режима осознанного сновидения на обычный режим. Жужжание прекращается. Я перестаю быть субъектом осознанного сновидения, который решает, что ему делать дальше. Вместо этого я вижу маленького мальчика, лежащего на правом боку в детской кроватке. Его мать, крупная, полная женщина, только что невольно потревожила его сон, открыв дверь. «О, я тебя разбудила? Прости», — говорит она извиняющимся тоном. Он смотрит на нее. Она ставит поднос на столик возле кровати. «Выбери себе то, чего бы ты хотел на обед, — говорит она. — Что тебе здесь нравится?» Он должен посмотреть на блюдо и принять какое-то решение. Я просыпаюсь.

(«Дерево Синих Птиц», 30 октября 1974 г.)

Радость, которую я испытала, увидев во сне великолепное дерево и крошечное создание, слетевшее с него ко мне на руку, была необычайной, почти экстатической. Я сумела понять, что подобное дерево возможно лишь в сновидениях, во время самого сна, — и таким образом перешла к удивительному измененному состоянию сознания, всегда меня привлекавшему.

Как и в большинстве осознанных сновидений, в этом сне существовал символический подтекст. Я «проходила через ворота», за которыми меня ждало нечто великолепное — блаженство. Синие птицы и листья-перья, скорее всего, выражали мое ощущение счастья. В тот момент многое в моей жизни наладилось. Мы с Залом покинули Англию и, прежде чем въехать в прекрасный новый дом в Сан-Франциско, целых пять месяцев путешествовали по Востоку. Моя дочь, Черил, снова была с нами. Я снова преподавала, писала, и мои работы публиковались. «Синие птицы счастья» (сам образ, конечно, пришел из пьесы Метерлинка) действительно слетелись ко мне в изобилии.

Но именно в тот день, когда я видела сон «Дерево Синих Птиц», я пережила некоторое потрясение. Мы на короткое время вернулись с Востока, потому что Зал имел какие-то дела в Штатах как политический консультант. Я целый день ездила по его поручениям на взятой напрокат машине и в час пик попала в небольшую аварию. Я оказалась в автомобильной пробке, и большой грузовик, слегка задев мою машину, разбил правое зеркальце заднего вида. Хотя повреждение было незначительным, мое спокойствие нарушилось. Весь оставшийся день, мотаясь по пригородным магазинам, я чувствовала некоторую нервозность. Но, несмотря на это, я в какой-то момент залюбовалась великолепием осенней листвы. Особенно меня поразила аллея царственных платанов с яркими желто-оранжевыми кронами. На ветвях все еще оставалось много листьев, но другие листья кружили в воздухе и оседали на землю, подобно цветочным лепесткам. Позже я встретилась с Залом, и мы поехали к зданию законодательного собрания Пенсильвании. Узнав об аварии, он стал особенно внимательным и старался, как мог, меня успокоить.

Яркое впечатление из дневной жизни — одетые желтой листвой деревья — той же ночью преобразилось в Дерево Синих Птиц^[43]. Другой образ из жизни наяву, повлиявший на этот сон, восходит к более отдаленному времени. У меня был домашний попугайчик с красивым голубым оперением и черным крапчатым ожерельем на шее. Я гораздо отчетливее помню попугаев, чем изображения «синих птиц», которые мне приходилось видеть, — поэтому птичка и была похожа на попугая. Нескольких своих котят я тоже хорошо помню. Наши сны, как кажется, сплетаются из многих впечатлений — событий и даже красок сегодняшнего дня, событий нашего прошлого. Все это соединяется с символами, выражающими наше отношение к текущей жизненной ситуации.

Однако за этими поверхностными символами начинается та таинственная сфера, в которую я твердо решила проникнуть. Я узнала, что ощущение усталости, испытываемое во сне, — частый компонент осознанного сновидения. Изменение состояния сознания во сне нередко отображается как физический переход от одного состояния к другому: мне снится, будто я «засыпаю» или впадаю в транс. В тот момент, когда сон «Дерево Синих Птиц» стал осознанным, мне снилось, что я легла отдохнуть. Как только же сон снова стал обычным (в момент, когда мой муж повернулся в кровати), мне приснилось, что проснулся маленький мальчик. Похоже, что, когда в моих снах какой-то персонаж «засыпает», мой сон становится осознанным — и наоборот, когда кто-то «просыпается», я возвращаюсь к обычному, неосознанному сну. Кроме того, я, видимо, во время сна продолжаю каким-то образом ощущать свое тело. Когда мне снился сон «Дерево Синих Птиц», я на самом деле спала на правом боку — в такой же позе лежали и маленький мальчик, и я сама в увиденном мною сне.

Вторая сцена сна, сцена с матерью и мальчиком, является почти символическим повтором конца осознанной части сновидения. Подобно тому, как я спрашивала себя, какое из возможных действий выбрать, мать предлагает мальчику выбрать, что он будет есть на обед. Следует также отметить ощущение изменения звука и света в первой части сна — как я уже говорила, оно является типичным признаком перехода к осознанному сновидению.

К тому времени, как мне довелось увидеть сон «Дерево Синих Птиц», у меня уже была большая практика осознанного сновидения. Когда в состоянии сна я впервые осознала происходящее именно как сон, это понимание было столь непродолжительным, что я не придала ему никакого значения. Я понятия не имела, насколько ценными могут быть такие вспышки осознанности во сне. Как и со многими людьми, со мной порою бывало так, что в кошмарном сне меня преследует враг, я уже прощаюсь с жизнью и вдруг, каким-то чудом, понимаю: все это сон; я могу проснуться, когда захочу. И тогда я действительно с чувством облегчения сбегала в мир яви. Иногда я пыталась интерпретировать сон в тот самый момент, когда он мне снился. Например, в одном сне меня покусала собака. Лежа на траве в порванной одежде и с растрепанными волосами, я повернулась к видевшему всю сцену прохожему и, словно хотела убедить его не беспокоиться за меня, глубокомысленно изрекла: «Это просто еще один сексуальный символ!»

Такие короткие вспышки осознанности (в ослабленной форме) не позволяли даже предполагать, какие необыкновенные перспективы открывает состояние осознанного сновидения. Я в основном использовала эти вспышки, чтобы проснуться. Время от времени я пыталась продлить особо захватывающий сон, желая увидеть, что произойдет дальше.

В Англии, как я уже упоминала, способность видеть осознанные сны стала проявляться у меня все чаще. Я теперь уделяла больше внимания своим снам и записывала их ежедневно, а не только тогда, когда снилось что-нибудь выдающееся. Количество подобных заметок резко возросло. Вскоре я обнаружила, что просыпаюсь среди ночи, сразу же после очередного сна. Я разработала метод записи снов в темноте, с закрытыми глазами^[44]. (Мне не хотелось тревожить сон Зала — чего только не сделаешь ради любви!) Благодаря этому методу мне удавалось фиксировать сны с большими подробностями. Моя способность запоминать сновидения невероятно возросла.

По мере того как гигантскими шагами развивались мои навыки запоминания и записывания снов, мне стало все чаще сниться, что я записываю свой предыдущий сон. При этом что-то подсказывало мне, что я сплю и делаю свои записи во сне. Сделав над собой внутреннее усилие — ведь сон должен быть зафиксирован! — я по-настоящему просыпалась. Надвинув на себя стеганое одеяло, я теснее прижималась к теплому телу Зала. Ощущая на лице прохладу свежего предутреннего воздуха, под мяукающие крики павлинов из Голландского парка, врывавшиеся в открытые окна нашей квартиры, я с закрытыми глазами нащупывала ручку и блокнот и дрожащими каракулями пыталась передать содержание самой последней ночной истории. Моменты осознанного сновидения были все еще очень краткими, но теперь они повторялись регулярно.

Поскольку я никогда не слыхала об осознанном сновидении, я считала эти моменты всего лишь любопытными курьезами. Позднее, когда ненасытная жажда чтения увлекла меня в далекие от моих обычных интересов сферы и я столкнулась с описаниями осознанного сновидения как особого состояния, я поняла, что мои частые, хоть и непродолжительные проблески сновидческого сознания были глотками того же изысканного нектара. Несмотря на многочисленные бытовые трудности, осложнявшие мою жизнь в Англии, именно пребывание в этой стране помогло мне найти ключи к стране сновидений.

Многих британцев глубоко интересуют оккультные учения, особняки с привидениями и вообще все сверхъестественное в любых его обличьях. Поэтому я неизбежно рано или поздно должна была попасть в те книжные магазинчики, где выбор книг разительно отличался от «трезвой» литературы, к которой я привыкла. По кривым улочкам, по узким мокрым переулкам я добиралась до старомодных лавок с фонарем над входом. В их бутылочного стекла витринах были выставлены книжки совершенно нового для меня типа. И каждая, казалось, настойчиво убеждала: «Прочитай меня!» Я читала. И постепенно стала приходить к мысли о взаимосвязи между состоянием сна, состоянием «просветленности» и теми явлениями, которые люди издавна называли таинственными, оккультными или просто необъяснимыми.

Чтение книг о сновидениях, написанных европейскими авторами, завело меня на непривычные пути, даже побудило заняться иностранными языками. Поскольку свободного времени у меня было достаточно, а выбор книг стал куда разнообразнее, я вскоре открыла совершенно новые для себя области знания. Я, например, хотела узнать о связи снов с лунными циклами, и таким образом пришла к астрономии и мифологии. Я узнала, что многие великие художники, писатели, ученые и теологи придавали огромное значение своим снам, — и стала читать их жизнеописания. Раньше я думала, что, сосредоточиваясь на снах, ограничиваю свой кругозор. Отчасти так оно и было; но, если посмотреть на вещи с другой точки зрения, интерес к снам открыл для меня целый новый пласт жизни.

Блокнот и дневник для записи сновидений стали моими постоянными спутниками. Будь то дома, в Лондоне, или в Костуолдсе, в холодной каменной гостинице с кривыми полами и скрипучими лестницами, или в башенной комнате замка Троссачс в Шотландии, когда за окном лил дождь и мы подсаживались поближе к потрескивающему камину, — мой блокнот для записи сновидений всегда лежал на столике возле кровати. Приезжала ли я в Копенгаген на праздник летнего солнцестояния (самого длинного дня в году, когда «настоящая» темная ночь длится не больше часа, да и то освещена луной), покачивалась ли на волнах Эгейского моря, лежа на узкой койке парохода «Романтика», направлявшегося к острову Делос, металась ли на влажной подушке в Маракеше, обливаясь потом от жары, или нежилась в кровати с пологом под мягким пуховым одеялом в занесенной снегом гостинице близ Штутгарта — блокнот для записи сновидений всюду был при мне.

Постепенно я стала замечать, что мои сны отражают изменения в окружающей обстановке и в эмоциональном климате; то, как мы с Залом боремся с трудностями и любим друг друга в незнакомых местах, куда нас забрасывает судьба. Сны, разумеется, заключали в себе куски моего прошлого. Но они также показывали мне — и даже преувеличивали — все неприятности и радости сегодняшнего дня. Я научилась распознавать в сновидениях послания своего сердца, понимать их сокровенный язык. Я чувствовала, что за их обыденностью скрывается таинственный подтекст.

Чтение самой разнообразной литературы, разносторонний жизненный опыт, серьезное изучение своих снов — все это вместе привело к глубоким изменениям как в моей сновидческой жизни, так и в жизни наяву.

Мы покинули нашу квартиру в Лондоне в июне 1972 г. Последние несколько недель жизни в Англии были истинным наслаждением. По природе склонная к резким сменам настроений, я радовалась сверх всякой меры. До того как мы приняли решение вернуться в Штаты, Англия казалась мне ужасной, а жизнь в ней — невыносимой. Но как только мы договорились об отъезде, та же страна стала великолепной! Я буквально впитывала в себя все, что видела — телепередачи, спектакли, парки и музеи, — и повсюду восхищалась спокойствием и дружелюбием людей. Ведь если мы и вернемся сюда когда-нибудь, то только как гости. Освобожденная от ощущения «большой авантюры», я с большим удовольствием провела оставшийся до отъезда срок: я была довольна, что приобрела опыт жизни в этой стране, но еще более меня согревала мысль, что мы возвращаемся домой.

Наш маршрут пролегал через страны Скандинавии, Советский Союз, по странам Среднего Востока к Индии, затем через Дальний Восток к Австралии, оттуда на Таити, а затем домой.

Во внешнем плане наше путешествие было фантастическим, экзотическим опытом знакомства с доброй половиной мира. Во внутреннем плане оно представляло собой процесс извлечения фантастического, экзотического опыта из знакомства с миром. Причем оба путешествия были в равной степени восхитительными и реальными.

Когда я думаю об этом путешествии, мне кажется, будто я быстро перелистываю фотоальбом, заполненный яркими цветными снимками, — память занята фотомонтажом. Некоторые «снимки» сразу привлекают взгляд и пробуждают воспоминания.

Я снова вижу себя во дворе деревенского храма на острове Бали. Рядом со мной Зал. Светит полная луна. Я наблюдаю за тем, как гипнотически раскачиваются танцовщицы в такт непрерывным ударам гонгов. Жрица в белом одеянии поднимает священный малайский крис (волнообразно изогнутый кинжал) и человек бежит, вскрикивая в трансе. Другие хватают его, одевают на голову звериную маску и поднимают высоко в воздух, чтобы все видели. Животные стоны находящегося в состоянии транса человека, звенящая музыка, извивающиеся танцовщицы — все сливается воедино…

Я стою посреди пыльного поля и наблюдаю, как плачущие родственники и священнослужители с пучками волос на головах и длинными ногтями украшают цветами труп молодой балийской женщины, лежащей в гробу. Она умерла во время родов. Ее муж-лекарь и трое маленьких сыновей, все в белых траурных повязках на головах, скорбно взирают на это зрелище со стоящей рядом платформы. Теперь на гроб кладут крышку, сделанную в форме священной коровы. Разжигают костер. Пламя и дым поднимаются к небу, окутывая труп и толпу скорбящих…

Темно. Меня окружает огромная толпа смуглых курчавых турков. Они выкрикивают цены на такси — где-то в пределах от двадцати до пятидесяти долларов — и оживленно жестикулируют. Водитель автобуса отказывается нас взять. Зал оставил меня с несколькими сумками, чтобы найти полицейского. Мы, похоже, единственные иностранцы в этой стране, и я ощущаю себя наживкой для голодных акул. Наконец Зал возвращается с полицейским, и мы сквозь толпу возмущенных, размахивающих руками мужчин, минуя море сидящих на корточках, закутанных в чадры женщин, наконец добираемся до надежного такси. Это похоже на ночной кошмар, только вполне реально…

Перед моими глазами проплывают расплывчатые человеческие фигуры — сменяются их размеры и формы, стили одежды, звучание речи. Я вижу старообразных детей Рима: умудренные взрослым опытом лица и маленькие тела; вижу высоких и стройных белокурых красавцев Стокгольма, рядом с которыми я впервые в жизни почувствовала себя коротышкой; вижу скуластых здоровячек-славянок из Хельсинки и России, на фоне которых я выгляжу такой субтильной. Вот маленькие юркие румыны; турецкие мужчины со смуглыми усатыми лицами и влажными глазами — они то впадают в ярость, то, кажется, того и гляди растают от умиления; нежные балийцы с улыбающимися, дружелюбными лицами.

Особенно привлекают мое внимание женщины: тощие как скелеты проститутки в трущобах Бомбея, с кричаще накрашенными губами и в коротких юбках; симпатичные, пухленькие и нарядные ночные дамы Амстердама, сидящие в своих витринах, залитых красным светом. Я вижу женщин Марокко, согнувшихся пополам под тяжестью дров, которые они таскают в мешках на своих спинах. Я вижу крепких болгарок, разгружающих вокзальный багаж. В иерусалимской синагоге я сижу в верхнем ярусе вместе в другими женщинами, скрытая от глаз своего мужа изящной решетчатой конструкцией. Я с удивлением смотрю на мусульманок Кашмира, которым позволено выходить из дома только под огромным, подобным палатке покрывалом с маленьким сетчатым окошком, которое, как говорят, разрушает их зрение. Меня поражает грациозность танцовщиц Таиланда. Время от времени я встречаю женщину-активистку или интеллектуалку, с которой могу поговорить на отвлеченные темы.

Мой собственный социальный статус постоянно меняется самым головокружительным образом. Сегодня в болгарском аэропорту нас, как скотину, давит и толкает толпа, вообще не имеющая представления об имуществе. А завтра портье в тюрбане почтительно ждет за дверями нашего номера в Оберои-Палас-Отеле Шринагара, Кашмир, готовый исполнить малейшее наше пожелание. У нас выпрашивают монетки толпы тощих, обезображенных людей, выкрикивающих «мемсагиб», когда мы проезжаем по Бомбею в своем снабженном кондиционером лимузине. Я прихожу в ужас от нечеловеческих условий, в которых они живут, но не могу не испытывать благодарности судьбе за то стекло, что отделяет меня от влажной сорокаградусной жары и от стервятников, рассевшихся на деревьях у Башни Безмолвия. Птицы ждут, когда на открытую площадку башни вынесут новые трупы и можно будет дочиста обгладать их кости.

Сцены и люди, сменявшиеся перед моими глазами, были невероятно экзотичны. Но менялась не только окружающая обстановка. Перемены в моем физическом самочувствии и состоянии сознания были настолько же разительными, как разителен контраст между снежной вершиной Гриндельвальд в Швейцарии и пещерным храмом в Долине Павших Эскориала в Испании. Мое настроение порою напоминало сухие и горячие песчаные вихри, обжигавшие наши лица в Марокко. Оно бывало и таким же слезливо-влажным, как Бангкок, застигнутый внезапным наводнением, когда мы босиком, в закатанных брюках и под зонтиками, шлепали по залившей мостовые воде, чтобы увидеть Изумрудного Будду. Временами я ощущала себя такой же надменно-холодной, как окутанный прохладным туманом горный монастырь Чьенгмаи — там, рядом со священными реликвиями Будды, висела надпись: «Женщинам вход воспрещен». А порой я чувствовала себя такой же мягкой и нежной, как гирлянда из цветов жасмина, которую одели мне на шею у входа в индуистский храм Кришны в Нью-Дели. Или такой же раздражительной и ненасытной, как огромные черные вороны, каркавшие в саду нашего отеля в Дели. Зато в других случаях на душе у меня было так же неспокойно, как когда я сидела на спине слона, неуклюже поднимавшегося по серпантинной дороге к храму Кали в Янтарном Дворце Джайпура.

Состояние моего здоровья и способность выносить физические нагрузки были столь же неустойчивы, как и мое настроение. Даже Зала, обычно крепкого как скала, сразили приступы сенной лихорадки и дизентерии. На пиршестве викингов, завершившем карнавальное шествие в Фредерикссунде, в Дании, он был бледен и слаб. Когда в Осло, следующем пункте нашего маршрута, мы, еле держась на ногах, осматривали великолепные статуи Вигеланд-Парка, Зал ни на минуту не забывал, что туалет должен находиться в пределах его досягаемости. В Индии мы оба почти совершенно расклеились, но нам на помощь пришел знакомый врач, обладавший большими запасами мексафома. Все эти резкие перепады сделали мое душевное состояние еще более неустойчивым, чем обычно, и постепенно истощали мои силы. Да, выдержать тяготы путешествия было непросто, но оно того стоило.

По правде говоря, я научилась выходить из многих трудных положений. В Турции, например, я научилась делать гигиенические прокладки. Мне никогда не приходило в голову, что такие необходимые вещи могут просто отсутствовать (а если бы и пришло, то их пятимесячный запас в моей небольшой сумке не оставил бы места для одежды). Я предполагала, что гигиенические пакеты, как зубную пасту, можно будет покупать по пути. Когда я наконец сумела объяснить, что мне нужно, я получила «хлопковую вату». Обернув вату полосками туалетной бумаги и пришпилив эту штуковину к своим трусам, я соорудила приемлемый заменитель прокладки (правда, гораздо менее удобный).

Когда мы летели рейсом компании Пан-Американ из Стамбула в Тегеран, мне казалось, что я попала в крошечный оазис Соединенных Штатов. Я с восторгом набросилась на американскую пищу и до отказа набила свою сумочку гигиеническими прокладками и бумажными салфетками.

Мое внутреннее состояние менялось так же быстро, как часовые пояса, которые мы пересекали: очевидно, резкие смены обстановки расшатали мою гормональную систему. Ночные сновидения уже не просто отражали мое состояние здоровья, мое настроение, мои переживания и проблемы дня, смешанные с образами прошлого. Мое сновидческое сознание, которое начало развиваться в Англии, казалось, расцвело в экзотическом воздухе, который я вдыхала.

Разумеется, сны продолжали отражать мое отношение к текущей ситуации. Вскоре после того, как мы с Залом поссорились на острове Делос, мне приснилась страна, охваченая войной, в которой установился полицейский режим. Я видела себя с двумя петардами, прикрепленными к голове. Это делало меня похожей на дьявола: возможно, таким мне представлялся мой гнев. Когда, в Куала-Лумпуре, мы чувствовали себя особенно счастливыми, мне приснилась женщина с двумя дочерьми, которых звали Гармония и Мелодия. Эти крошечные девочки танцевали на клавиатуре пианино, наигрывая мелодии пальцами ног. Когда я стала лучше справляться с эмоциональными перегрузками, мне приснилось, что я еду на велосипеде по неровной земле и очень хорошо удерживаю равновесие. Езда на велосипеде во сне, как мне кажется, указывает на то, что наяву я держу свои эмоции под контролем — даже в большей степени, чем когда мне снится вождение машины. Ведь мотив велосипеда лучше выражает непосредственное усилие: велосипед движется и сохраняет равновесие благодаря силе и мастерству самого сновидящего.

Я стала отмечать сны, необычные с точки зрения физических ощущений: в них кто-то висел вниз головой или делал стойку на голове, а иногда я сама пыталась удержаться, уцепившись руками за выступ стены или скальный карниз. Эти сны, как мне кажется, предвещали появление Головокружительной Танцовщицы. Однако самым поразительным новшеством было резкое увеличение количества снов, в которых я летала. Мне часто снилось, что я танцую, скольжу, кружусь, прыгаю или катаюсь на льду, но самым ярким сновидческим переживанием всегда было ощущение полета. В своих снах я летала над еще более диковинными странами и видела еще более диковинные вещи, чем мне доводилось видеть наяву.

Самая большая перемена в моей сновидческой жизни произошла, когда я встретилась с племенем сеноев. Зал и я впервые услышали о малайзийском племени сеноев в Токио, куда мы приехали, чтобы принять участие в работе Двадцатого международного конгресса по психологии. Этот замечательный первобытный народ в буквальном смысле обучает детей технике сновидения. Просто невероятно! Я пришла в восторг и решила узнать как можно больше о людях, которым удалось полностью устранить кошмары из снов своих детей. Несмотря на наше жесткое расписание, я смогла, оказавшись в Куала-Лумпуре, встретиться с несколькими сеноями, которые в тот момент лечились в больнице (расположенной на границе джунглей, где они живут), и поговорить с ними через переводчика. В Сингапуре я побеседовала с этнографами, которые провели среди сеноев довольно длительный срок, и добыла всю литературу об этом народе, которую тогда можно было найти. Меня вдохновляла мысль о том, что сенойская система могла повлиять на понимание и использование сновидений в нашей собственной культуре.

Хотя в собранных мною материалах обнаружились некоторые противоречия, в целом они свидетельствовали о том, что сенои действительно обучали сновидению, которое было у них особым культурным институтом^[45]. Я обобщила некоторые правила из системы сеноев и дала им свои названия: в своих снах всегда встречайтесь лицом к лицу с опасностью и побеждайте ее; в своих снах всегда идите навстречу приятным переживаниям; всегда стремитесь, чтобы у сна был какой-то конкретный положительный результат. После этого мои сны, как и сны Зала, сразу начали меняться^[46].

Хотя человек, пользующийся системой сеноев, должен по крайней мере отчасти осознавать, что спит (иначе он не сможет применить правила!), ему не требуется полное сновидческое сознание. Например, чтобы во сне встретиться лицом к лицу с тигром, сновидцу надлежит помнить: он не должен проснуться от страха, не должен бежать или звать на помощь, но должен сопротивляться угрожающим персонажам и побеждать их. То есть он должен в какой-то мере осознавать, что спит, но для этого вовсе не обязательно четко формулировать мысль «Я сплю» или представлять себе полное значение ситуации и тех возможностей, которые она открывает.

Я стала пробовать применять правила сеноев уже в заключительной части нашего путешествия. После пяти месяцев странствий я жаждала остановиться в каком-то одном месте. И хотя я все еще испытывала радостное возбуждение, предвкушая, какими окажутся следующие на нашем пути город или страна, в физическом смысле у меня оставалось все меньше сил. Слишком много было перемен часовых поясов, слишком много перелетов, нарушающих гормональный баланс, слишком много непривычной еды, слишком много приступов дизентерии.

На Бали у меня началось кровотечение в середине цикла. Когда мы добрались до Австралии, оно усилилось еще больше. В течение нескольких дней я буквально истекала кровью. Затем у меня сильно подскочила температура. Местный доктор прописал постельный режим, сказав, что я должна лежать с приподнятыми ногами, а когда станет лучше — понемногу сидеть в шезлонге на солнышке. Я с благодарностью заползла под одеяла, и Залу пришлось осматривать достопримечательности одному.

Я оставалась в постели несколько дней, кровотечение продолжалось, и мне снились, среди всего прочего, протекающие раковины. В конце концов «протекание» моего тела прекратилось. Мы с Залом уехали на Таити, чтобы понежиться на солнце и отдохнуть.

Там, в Папеэте, купаясь и загорая на солнце посреди тропических цветов, я начала освобождаться от сковывавшего меня все последнее время напряжения. Я также обнаружила, что чаще, чем когда-либо раньше, мне удается формировать сны — так я назвала процесс целенаправленного изменения сновидения в то самое время, пока оно длится. Эта стадия предшествует полному осознанному сновидению. По мере того, как близилось возвращение к спокойной оседлой жизни, моя способность видеть сны осознанно набирала силу.

В моей сновидческой жизни появился новый персонаж: сильная, умелая женщина. Иногда это была негритянка, в совершенстве владевшая приемами дзюдо, иногда — чрезвычайно одаренная оперная певица, иногда — предводительница первобытного племени. Она принимала разные облики и делала самые разные вещи, но было ясно одно: это совершенно новая фигура, и она постепенно вытесняет обиженных маленьких девочек и мужчин-героев, которые прежде играли доминирующую роль в моих снах. Возможно, появление этой женщины было частью процесса, в ходе которого я обретала свободу в своем сновидческом мире. Во всяком случае, женщина, безусловно, символизировала обретение мною внутренней силы. Физически отдохнув, мы с Залом проделали последний отрезок нашего путешествия — от Таити до Соединенных Штатов. Трудно было поверить, что все наши приключения уместились в пять коротких месяцев. И хотя за время нашего проживания за границей мы трижды на короткое время приезжали домой, на сей раз нам предстояло настоящее, окончательное возвращение. В Сан-Франциско мы на несколько дней остановились в доме родителей Зала. Я отправилась на собеседование для устройства на работу в местном колледже, и, когда меня попросили экспромтом прочесть для студентов лекцию о сновидениях, согласилась. После лекции со мной тут же на месте подписали контракт о чтении курса по сновидениям в следующем семестре. Это было поистине необыкновенной удачей: ведь устроиться на академическую работу в то время было нелегко. В ту ночь я летала в своих снах и испытывала ощущение восторга. Я поднималась вверх на довольно большую высоту, а потом устремлялась вниз, останавливалась, не долетев нескольких футов до земли, и проделывала то же самое снова и снова, ощущая восхитительные волны чувственного наслаждения.

Мы поехали в Филадельфию, чтобы повидаться с родными и друзьями, а также распорядиться об отправке в Сан-Франциско, где мы решили жить, нашего разбросанного по разным местам имущества. Я едва могла поверить, что у нас снова будет свой дом. Вещи, которые мы оставили на хранение, когда уехали за границу; вещи, которые мы брали с собой в Англию и потом отправляли пароходом назад; вещи, купленные за границей и посланные домой по почте; вещи, которые были при нас, — все это нужно было собрать в одном месте. Особенно мои драгоценные книги. Я думала, что никогда больше не переступлю через порог дома, чтобы отправиться в новое путешествие! В одном сне, относящемся к этому периоду, я перелистывала путеводители, чтобы сориентироваться в незнакомом городе. В другом сне я искала в библиотеке Комнату Справок. Таким образом, и наяву, и во сне я была занята подготовкой к нашей будущей жизни.

Черил (ей тогда было шестнадцать) и я поехали в Сан-Франциско раньше Зала, чтобы подыскать место, где можно поселиться. Это оказалось так просто! Все было прекрасно. Здания светились под солнцем желтыми и розовыми оттенками средиземноморского Юга. Погода была мягкой, солнечной и слегка прохладной — для меня самый оптимальный вариант. Номера в гостиницах и квартиры были оборудованы всеми мыслимыми удобствами, что отнюдь не мешало городу жить многообразной и интересной жизнью. Я обнаружила здесь лучшие достижения обоих полушарий: комфорт американского образа жизни в сочетании с естественной красотой и культурными традициями европейского города. В своих тогдашних снах я пролетала над величественными прибрежными ландшафтами и храмами, которые были окружены розоватым облаком цветущих деревьев (такие деревья я видела в реальной жизни, когда возвращалась из больницы с новорожденной дочкой); я надевала на себя прекрасные драгоценности; я смотрела на пульсирующую, сияющую полную луну — все эти образы отражали мою радость.

Я вдруг заметила, что и в бодрствующей жизни мои архитектурные вкусы изменились. Современный конструктивистский стиль не доставлял мне такого удовольствия, как прежде. Большие стеклянные окна и гладкие отштукатуренные стены казались холодными. Викторианские дома привлекали меня теперь гораздо больше, а испано-мексиканские асьенды казались теплыми и гостеприимными. В Англии и за время нашего многомесячного путешествия я очень изменилась. Хотя я и ворчала по поводу старомодной Англии, напоминавшей мне осыпающийся дом на Ивовой улице, теперь, когда у меня появилась возможность выбрать себе современное жилье, мне этого уже не хотелось. Может быть, дело было в том, что я внутренне приняла дом на Ивовой улице, почувствовала ценность старых вещей; отчасти же, вероятно, здесь сыграло роль неясное ощущение, что моя собственная история, история моей жизни, стала длиннее.

В течение нескольких дней, перебрав множество привлекательных вариантов, мы выбрали прекрасный особняк в приморском районе Сан-Франциско. На двух этажах располагалось девять комнат и четыре просторные ванные. Я никогда прежде не жила в таком большом доме. Он был построен в испанском стиле: полукруглые арки и крылечки из кованого железа, тяжелые двери, отличные полы из твердых пород дерева и лестница с витражом. Там было два камина и три патио. Все вместе выглядело восхитительно. Наши вещи прибыли, и мы занялись налаживанием домашнего быта. Через открытые окна врывался свежий морской воздух, и, как в Лондоне, уютно горел огонь в каминах. (Но здесь, в отличие от Англии, можно было в любой момент включить паровое отопление, сбросить очистки в мусоропровод, загрузить грязные тарелки в посудомоечную машину, а белье — в стиральную.)

Окружающий пейзаж так же радовал глаз, как и сам дом. Живя на расстоянии одного квартала от залива, мы могли, гуляя, любоваться покачивающимися на волнах парусными лодками и Золотыми Воротами. Повсюду продавали цветы и свежие фрукты. Приспособление к новым условиям требовало минимальных усилий, ни о какой ностальгии не было и речи. Конечно, переезд оказался таким легким и потому, что в Америке все было нам знакомо. Я была так рада вновь очутиться у себя на родине, что все возникавшие проблемы решала очень быстро.

Мы постепенно осваивались в новой социальной среде, встречали новых друзей, навещали старых друзей и родственников. Приходилось заново находить врачей, стоматологов, юристов, приобретать постоянные места в опере — обычная суета, связанная с переездом. Наша младшая дочь снова была с нами. В местном колледже мне предложили место внештатного преподавателя, и я начала серьезно работать над давно задуманной книгой о сновидениях. Несмотря на отдельные затруднения, я чувствовала себя вполне счастливой. «Дерево Синих Птиц» было адекватным символом моего тогдашнего мировосприятия.

И вот, когда я наконец стала жить на одном месте, в родной стране, осознанные сновидения озарили сияющим светом мои ночи. Такие сны приходили ко мне все чаще и чаще. Они приносили возбуждающие, восхитительные переживания — и мне хотелось вновь и вновь возвращаться в это магическое пространство. Однако меня стали посещать и какие-то другие осознанные сны, граничащие с кошмарами. Мне снилось, что я выхожу из своего тела — совершенно независимо от собственного желания. Такие «выходы», достигая кульминации, ввергали меня в поистине шоковое состояние. Это была уже совершенно другая ситуация: я не желала повторения подобных сцен, но вряд ли могла ему воспрепятствовать.

Едва возвратившись из экзотического внешнего мира, я обнаружила, что мой собственный внутренний мир еще более загадочен. Но я не могла «вернуться домой» из своего внутреннего мира. Мне оставалось только научиться жить в нем. Я попыталась обобщить свой опыт осознанного сновидения и то, что я знала об этом замечательном состоянии. Сенои научили меня, как справляться с обычными кошмарами и как усиливать приятные ощущения во сне. Я сама в тот момент осваивала способы ускорения перехода к осознанному сновидению и использования таких снов для лучшего понимания самой себя и для стимулирования своих творческих возможностей. Теперь я должна была научиться справляться в снах с экстрателесными переживаниями или совсем избавиться от таких переживаний. Они ошеломляли и тревожили меня. Во внешнем мире я знала, как найти дорогу домой, но в только что открывшейся передо мной области внутреннего мира (с совсем иными пространственно-временными характеристиками) и дороги, и правила движения по ним были мне неведомы. В этот период душевного смятения и поисков выхода я и увидела сон «Дерево Синих Птиц». Крошечная синяя птичка, усевшаяся в том сне на мой палец, принесла мне чувство громадного облегчения. Она выражала нечто гораздо большее, нежели просто мою удовлетворенность внешними условиями жизни. Она укрепила меня в решимости продолжать исследовать внутренние пространства. Она была своего рода посланием, сообщавшим, что я могу спокойно приблизиться к «иному» миру, что там меня ожидают дружественные, охранительные силы, а не только грозные опасности. За несколько недель до того, как я увидела сон «Дерево Синих Птиц», я испытала сильное потрясение. Я в очередной раз «вышла» из своего тела, но на этот раз результаты оказались особенно тревожными: я ощутила присутствие могущественных сил, с которыми, как мне казалось, бороться было бесполезно. Синяя Птица предсказала мне, что я найду проводника, что я невредимой переступлю через порог. Это маленькое пушистое создание, которое я гладила, подарило мне чувство глубокого спокойствия…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Южный квартал Мандалы сновидений

Главное божество: Высоколетящая

ДЕВОЧКОЙ я участвовала в одном школьном спектакле: в нем мои одноклассники исполняли роли маргариток, нарциссов, тюльпанов, утят и кроликов, а сама я была Синей Птицей. Мама купила мне по этому случаю потрясающий наряд — он представлял собой сочетание синего гимнастического трико и такого же цвета юбки. Прикрепленная к моим плечам и подвязанная к запястьям (наподобие плаща), юбка замечательно имитировала крылья. Я, счастливая, носилась по сцене, взмахивая руками-крыльями, среди других детей, изображавших весенние цветы или зверушек. Быть может, к тому времени и восходит символика Синей Птицы из моих снов — ведь тогда я ощущала себя самой настоящей Синей Птицей.

Птицы оставались очень значимым символов на протяжении всей моей сновидческой жизни. Мне кажется, они олицетворяли определенную стадию духовного развития. В жизни же наяву птицы были просто моими домашними питомцами.

Например, в период только что описанного спектакля у меня жили попугайчики — пара желто-зеленых неразлучников и красивый самец с бело-голубым оперением. Была также пара желтых канареек — пока у нас дома не поселилось кошачье семейство. Потом, через много лет, я подарила на день рождения своей маленькой дочке Черил поющую канарейку с черным хохолком на голове.

Попугаи легко поддавались дрессировке. Они садились на мой палец, с умным видом задирали головки и брали лакомства, которые я зажимала между зубов; им нравилось сидеть у меня на плече или карабкаться вверх по моей вязаной шапочке, чтобы посмотреть на мир с высоты школьницы-подростка. С канарейками было намного труднее, но мне удалось научить птичку дочери брать из моих рук — через прутья клетки — листик салата. Птичка хрипло бранилась, сердито хлопая крыльями, но в конце концов высовывала свой клюв, чтобы отведать сочного угощения из моих рук. Когда Черил было около восьми лет, она однажды в панике позвонила мне в офис, где я проходила интернатуру по психологии. Рыдая, она рассказала, что канарейка улетела из клетки. Девочка несколько часов безуспешно пыталась поймать ее с помощью бумажного пакета. Вернувшись домой, я легко водворила изнуренную беглянку на место — просто накрыв ладонями, когда она села на книжную полку. Сердце канарейки отчаянно билось под шелковистым оперением. Она умерла через несколько месяцев — вероятно, преждевременно состарившись от пережитого потрясения.

Когда мне было около девятнадцати лет, мой жених на фермерской ярмарке в Эри выиграл в качестве приза цыпленка. Возвращаясь на машине в Филадельфию, я всю дорогу баюкала на коленях, в своих ладонях, жалобно пищавший пушистый комочек. Я прятала цыпленка в коробке, так как жила в казенной комнате при благотворительном заведении, в котором тогда работала. Он любил сидеть у меня на плече, прижавшись к шее под длинными волосами, как в гнездышке. По утрам он гарцевал верхом на моей тапочке, когда я по узкому коридору направлялась в ванную. Дело кончилось тем, что, как можно было предвидеть, директриса обнаружила моего маленького друга и его пришлось отправить к моим родителям в пригород. Потом его, насколько мне помнится, сожрала собака.

В символический комплекс моих снов входили и бабочки — существа еще более хрупкие, чем птицы. Однажды, будучи подростком, я поймала в саду возле дома на Ивовой улице бабочку-данаиду. Мне хотелось рассмотреть ее вблизи. Когда через несколько секунд я ее отпустила, на кончиках моих пальцев осталась золотистая пыльца. Отпечатки моих пальцев все еще были видны на крылышках бедного создания, и летело оно с трудом. Я сожалела о случившемся и была потрясена ранимостью этого существа.

Возможно, меня привлекало в птицах и бабочках именно то качество, которое я ощущала и в себе самой: они казались мне такими же хрупкими, так же неспособными противостоять грубому обращению. Птицы представлялись мне нежными существами, нуждающимися в заботе и отвечающими любовью на любовь. Но они в какой-то степени умели и постоять за себя: попугайчики — ущипнуть за палец, цыплята — клюнуть. Как ни странно, бабочки из моих ранних сновидений при случае тоже могли укусить до крови. Птицы и бабочки (по меньшей мере те, что появлялись в моих снах) сами нападали, чтобы защитить свою уязвимую натуру. Но главное, эти порхающие пугливые существа обладают способностью (если обстоятельства не мешают ею пользоваться), превосходящей наши, человеческие возможности, — способностью летать.

Именно поэтому, как я думаю, душа во многих культурах мыслится в образе птицы. Египетский иероглиф, обозначающий внешнюю оболочку души, ба, изображает существо с головой человека и телом птицы^[47]. В христианстве святой дух изображается в образе голубя. Люди, находящиеся на пороге смерти (по причине болезни или несчастного случая), часто говорят, что испытывают ощущение полета. Те же, кто прошел через клиническую смерть, а потом был возвращен к жизни, нередко вспоминают о том, как «вылетали» из своих тел^[48]. Святые упоминают об ощущении левитации во время экстаза. В любой шаманской культуре способность летать считается одним из главных качеств шамана^[49]. Йоги, астральные путешественники и мистики всех типов удивительно единообразно описывают опыт выхождения за пределы собственного тела и вселения в своего рода второе тело, способное летать и переживать разные приключения. Неудивительно, что душу так часто изображают в виде птицы, поднимающейся от земли к небесам.

Эта символика имеет непосредственное отношение к моей сновидческой жизни. Между моей детской уверенностью в способности действительно полететь, основанной на том, что я летала во сне, и вновь появившимися (уже в зрелом возрасте) сновидениями о полетах прошли целые годы, на протяжении которых я ни разу не отрывалась от земли. Чем больше я развиваю в себе навыки осознанного сновидения, тем чаще обнаруживаю, что снова могу летать в своих снах. Способность летать и сновидческое сознание каким-то сложным образом переплетены междусобой.

Как я уже упоминала, для меня полет во сне почти всегда предвещает переход к осознанному сновидению. Описанное мною ощущение головокружения возникает в момент, когда я отрываюсь от земли, — или непосредственно перед этим моментом. Оказавшись в воздухе, я испытываю целую гамму необычных ощущений: чаще всего к ним относятся жужжаще-звенящий звук, проходящие по телу вибрации и волны сексуального возбуждения. Все это имело место и в сновидении «Дерево Синих Птиц», хотя в нем я не отрывалась от земли. Просто приласкав птицу, существо, способное по своей воле покинуть землю, я испытала те же ощущения. Однако, как правило, я летаю сама. Стремительно нарастает интенсивность света, цветов, звуков и моей собственной страсти. Я достигаю пика и взрываюсь. Если меня ничто не беспокоит (как побеспокоил, повернувшись в постели, Зал во время сна «Дерево Синих Птиц») и если я не просыпаюсь от напряжения чувств (как произошло, когда я смотрела сон «Большой руль»), то взрыв обычно происходит, когда я нахожусь в воздухе.

Таким образом, полет для меня является второй главной особенностью осознанного сновидения. Первая — это изменение сознания, которое может проявляться по-разному (как головокружение, «зафиксированность» взгляда, рассматривание своего отражения в зеркале и т. д.). Я уже поместила образы, характерные для этой начальной стадии изменения сознания, в восточный квартал своей Мандалы сновидений. В Южный Квартал (следующий сегмент мандалы, если двигаться по часовой стрелке) я хочу поместить образы, связанные с полетом.

Я назвала главное божество Южного Квартала Высоколетящей. Она — это я сама, только поднявшаяся над землей. Я рисовала ее по-разному: поднимающейся в небо, спускающейся обратно на землю, летящей в стиле пловчихи (она предпочитает «плавать» на груди, но может и «грести», лежа на спине), летящей как бы танцуя, держащейся в пространстве вертикально, камнем падающей вниз, парящей в воздухе, скользящей, изгибающейся дугой — ведь Движущаяся-в-воздухе имеет много обличий. У нее есть своя свита, помощники — к их числу относятся Синяя Птица и Бабочка.

Эти создания обеспечивают безопасность Высоколетящей — то есть меня — в своих стихиях. Они являются проводниками в воздухе. Однажды, когда меня во сне преследовали враги, я улетела от них, следуя за бабочкой, которая указывала мне путь через поля и холмы. В другом сновидении (приснившемся, когда я уже много месяцев не летала во сне и очень тосковала по полетам) я увидела себя сидящей на крыше рядом с Залом:

Зал (в своей обычной роли инициатора всяческих начинаний) убеждает меня вместе с ним оторваться от края крыши. Мне страшно. «Я так давно не летала; боюсь, что не сумею», — протестую я. (Сон не является осознанным, поэтому меня приходится долго уговаривать.) Словно желая показать мне, насколько это безопасно, он поднимается в воздух и пролетает несколько ярдов. Кажется, он одет в синий плащ, который развевается за плечами, а перед ним летит Синяя Птица. Он опускается на лужайку, и, взяв палку, ударяет ею по земле. Большие искры взлетают вверх. Его действия рассеивают мои сомнения. Вдобавок кто-то открывает окно, находящееся рядом с карнизом, на котором я сижу. Я подпрыгиваю в воздух и, с некоторой неуверенностью (происходящей, скорее всего, от недостатка практики) лечу, чтобы присоединиться к Залу.

В другом сне (он был осознанным, и в нем я стремительно летела, рассекая воздух), я увидела на равнине под собой табун мчащихся лошадей:

Охваченная сексуальным возбуждением, я думаю, что было бы здорово прокатиться верхом, и устремляюсь вниз. Приблизившись, я вижу, что морда одной из лошадей слева оранжевая, а справа — гнедая с белыми крапинами. С гривой, развевающейся на ветру, конь выглядит великолепно, и я радостно скачу на нем.

Через много лет после того, как мне приснился сон «Конь с Крапчатой Головой», я сидела на лекции по магии; заскучав, я начала рисовать этого коня — насколько его помнила. Все больше увлекаясь образом коня, я думала о том, что он для меня значит: о его соотнесенности с ощущением полета, о сексуальности ритмичных движений при верховой езде. Я заметила, что особенно увлеклась, когда рисовала конскую гриву. Мне было важно показать, как она развевалась. Внезапно до моего сознания дошли слова лектора: «Удивительно, что так много женщин видят во сне лошадей». Поскольку это утверждение не было связано с общей темой лекции и прозвучало неожиданно, в тот самый момент, когда я рисовала приснившуюся мне лошадь, я была поражена совпадением сути фразы с моими действиями. Можно было подумать, что я сама натолкнула преподавателя на эту мысль — силой своей сосредоточенности на проблеме снящихся лошадей (или, наоборот, заранее уловила его намерение обратиться к новой теме). Описанный случай — одно из многих синхронных совпадений подобного рода, достаточно тривиальных, но впечатляющих, которые начали со мной происходить. Скачущий Конь с Крапчатой Головой, наряду с Высоколетящей, Синей Птицей и Бабочкой, стал неотъемлимой частью Южного Квартала моей Мандалы сновидений.

Для тибетских буддистов божеством Южного Квартала является Ратна-самбава, «Рожденный драгоценным». Он держит на ладони левой руки, которая покоится на коленях, сияющую драгоценность. Эту драгоценность иногда называют «камнем желания», ибо она намекает на возможность осуществления всех духовных желаний. Она также символизирует «три дара»: Будду, его учение и его святую общину монахов. Правая рука Ратна-самбавы опущена вниз и повернута ладонью наружу (к зрителям) — в жесте передачи этих даров.

Его цвет — желтый, цвет жаркого полуденного солнца Юга. Его первоэлемент — земля. Его трон имеет форму солнечного диска и поддерживается конями. Тот факт, что животным Ратна-самбавы является конь, делает еще более уместным включение в мою Мандалу сновидений Коня с Крапчатой Головой.

Когда энергия, которую олицетворяет Ратна-самбава, высвобождается невротическим путем, она принимает формы гордыни, своекорыстия и высокомерия. Однако та же энергия (как и все так называемые темные страсти, яды и пороки) может быть преобразована в особый вид мудрости. В этом случае гордыня, эгоистическое чувство, которое управляет большинством наших поступков, превращается в чувство сострадания всему живому. Узнавая себя в других, мы начинаем воздерживаться от причинения этим другим вреда. Мы постигаем сущностное единство жизни. Тогда наша любовь перестает быть любовью собственника, а наше сострадание — снисходительностью. Мы научаемся испытывать теплые человеческие чувства к тем, кого теперь считаем равными себе. Это называется Мудростью Равенства.

Таким образом, Ратна-самбава, с его теплым цветом и жестом дарителя, являет собой воплощение победителя гордыни. Как и все божества мандалы, Ратна-самбава изображается в буддийском искусстве в нескольких иконографических вариантах: одетым в монашескую рясу, в царском облачении, вместе со своей супругой (как пара яб-юм) и, наконец, в своем гневном аспекте.

Та же энергия, которую олицетворяет Ратна-самбава в своих разных обличьях, проявляется и в наших ночных сновидениях. Здесь ее формы так же многообразны. Наша гордыня, наше своекорыстие, наше высокомерие выражают себя в бесчисленных образах. И опять-таки, для того чтобы идти к просветлению, вовсе не нужно подавлять эту страсть, эту любовь к себе: ее следует трансформировать, направить в другое русло. Мы должны превратить ее в «Истинное Знание», в чувство сострадания ко всему живому. Наше узкое сознание необходимо сделать более богатым и широким — чтобы оно вместило в себя заботу обо всех живых существах.

В своих снах я до сих пор борюсь с образами гордыни. Я еще не полностью их победила. Во мне живет инстинкт соперничества. Поскольку в течение многих лет отрочества я чувствовала себя менее привлекательной, менее удачливой, менее богатой и менее защищенной, чем другие, я испытываю сильное желание быть первой во всем. В одном сне, который я видела несколько лет назад, отразилась самая суть этого чувства. В этом сновидении я была оперной певицей, соревнующейся с другой певицей. Конкурс состоял в том, что мы по очереди выпевали по одной строчке. Каждый раз, когда наступал мой черед, я пыталась сделать свое представление более экстравагантным и впечатляющим, чем ее. В конце концов я разразилась великолепной арией, которая вся состояла из трех слов: «Селия Дельва Фоусет». Я повторяла это имя снова и снова, заканчивая его на восхитительно высокой долгой ноте. Другой певице не оставалось ничего иного, как признать свое поражение и удалиться. Этот сон я увидела несколько лет назад, когда старшая дочь Зала, Линда, длительное время гостила у нас. Во сне явно отразилось желание, чтобы Зал уделял мне больше любви и внимания. В бодрствующем состоянии я не могла бы пропеть ни одной ноты, так что «конкурс» был типично сновидческим действом.

С одной стороны, блестящая победа на конкурсе в этом сне явилась ценной подготовкой к моей жизни наяву. Она могла помочь мне в иных, отличных от певческих, «выступлениях», в которых я тогда только начинала себя проявлять: например, в написании книг и в произнесении речей перед большими аудиториями. С другой стороны, состояние человека, добивающегося победы над другими, весьма далеко от просветленного сострадания ко всем.

Я все еще чувствую угрозу, встречаясь с людьми — особенно с женщинами, — которые по своим способностям равны мне или превосходят меня. Такая женщина кажется мне соперницей. Если она привлекательна, но не слишком умна, это еще полбеды. Если умна, но непривлекательна — тоже неплохо. Но если женщина хороша собой и умна, образованна и талантлива, да еще и умеет обращаться с мужчинами, — она нарушает мое душевное спокойствие. Если при этом у нее плохой характер, я с чистой совестью возненавижу ее; если же, напротив, она добра по своей натуре, то я не смогу относиться к ней плохо, но наши отношения будут омрачены уколами моей чудовищной гордыни.

Каковы бы ни были мои реальные достижения, чувство соперничества остается. Только соперники у меня теперь более серьезные, чем прежде. Как перерасти это стремление превзойти всех, обусловленное страхом оказаться хуже их? Как научиться видеть в других женщинах не потенциальных врагов, но равных себе, своих возможных подруг? Как сделать так, чтобы твое сострадание к людям не было окрашено снисходительностью? Эту проблему приходится решать всем нам, как женщинам, так и мужчинам, и каждый подходит к ней по-своему.

Другие женщины (по крайней мере, некоторые из них) тоже выражают в своих снах похожие чувства. Недавно я была поражена, когда моя аспирантка описала мне свой сон: в этом сне я пела прекрасную песню, которую она собиралась исполнить сама. Но она почувствовала, что я пою лучше, и ушла, очень расстроенная. Это признание тронуло меня и показало, насколько важно уметь относиться к другим как к равным себе. До этого случая я не вполне сознавала, что чувства других людей очень похожи на мои собственные.

Я, со своей стороны, реагировала на нее почти так же, как она — на меня. Собственно, она и поделилась со мной своим сном «Песня» в ответ на мой рассказ о сне, который касался ее. В нем я исполняла сложный танец на пуантах, грациозно кружась в руках Зала. Интересно, что в жизни наяву я, хотя и обладала некоторыми танцевальными навыками, стоять на пуантах никогда не умела. Студентка, которая в реальной жизни танцует гораздо лучше меня и даже занималась балетом, во сне стояла в сторонке, безмолвно наблюдая за мной. Танцуя все быстрее и быстрее, я сорвала с себя джемпер, чтобы чувствовать себя свободнее, и случайно бросила его прямо ей в лицо. Я испытывала некоторую неловкость (так как, возможно, причинила ей боль) — но при этом совершенно точно знала, что она собиралась «обставить» меня в танце. Я проснулась с чувством облегчения. Так оно и продолжается: каждый сновидящий думает, что чары и умения другого сновидящего представляют для него угрозу.

Сновидческие образы гордыни могут быть более тонкими, нежели мотив открытого состязания. Несколько месяцев назад Залу приснилось, что он пишет картину. На переднем плане был мужчина с профилем, напоминавшим лицо его матери. На заднем плане — красивые, теплые цвета: красный, желтый и оранжевый. Каким-то способом, может быть приложив силу, Зал привел эти цветные мазки в вихреобразное движение. Он удивился, увидев, что в результате они стали не только менее блестящими, но также менее вызывающими и «высокомерными», более мягкими. Теперь они нравились ему больше. В этом сне Зала, а также в его ассоциациях по поводу присутствовавших там символов, я увидела — как бы в действии — выражение его собственной духовно-артистической индивидуальности. Яркие цветные мазки символизировали гордыню. Он, несомненно, со временем стал более мягким, «менее высокомерным» — здесь сыграл свою роль и возраст, и обретение человеческой зрелости, и наши любовные отношения.

Алан Воан, медиум из Сан-Франциско, а затем и редактор журнала Psychic, рассказал мне о сне, в котором видел большой воздушный шар старого образца, с корзиной для перевозки пассажиров. Когда шар поднялся уже довольно высоко, огромный страшный орел камнем ринулся вниз и вонзил в него свои когти. К орлу присоединилась его подруга — и вскоре шар выпустил весь воздух. Две птицы затем преобразились в самого Воана и его жену Диану. Алан проснулся, все еще находясь под сильным впечатлением от привидевшегося ему орла. На символическом языке Алана шар представляет гордыню, чрезмерно «раздувшуюся» в связи с каким-то конкретным достижением, а орлы — независимость и целостность натуры. Сон объединяет в себе символы гордыни (воздушный шар) и победы над ней (орел). Эти два символа можно было бы поместить в Южный Квартал личной мандалы сновидений — чтобы они напомнили сновидящему о его успешной борьбе с гордыней; орел стал бы в такой мандале божеством-победителем гордыни. Наши птицы-души играют в нашем развитии жизненно важную роль.

Синяя Птица, Бабочка, Конь с Крапчатой Головой и Высоколетящая являются моими личными символами выхода за пределы обыденности. Они поднимаются над землей, передвигаются в сияющих пространствах. Они — внутри меня, но они (в разных формах) могут пребывать и в других людях. Быть может, осознав это, я сумею обрести собственную Мудрость Равенства. Пусть оставшиеся во мне сгустки гордыни, растворившись, превратятся в щедрое сострадание.

Состязания в пении и танцах, раздувшийся воздушный шар эгоизма, вызывающие цвета — все это образы гордыни, олицетворением которой является Ратна-самбава. Каждый человек, пытающийся обезопасить себя от обаяния, мастерства, богатства или силы своего ближнего, по-своему воплощает страшную форму Ратна-самбавы, снедаемого гордыней. Конечно, каждый из нас испытывает потребность петь те песни и танцевать те танцы, которые он хочет. Но нам так же необходимо объединяться в дуэтах и па-де-де, в хоралах и хороводах — ибо мы все имеем общий исток и, протянув руки, можем обнять друг друга.

Поэтому в Южный Квартал моей Мандалы сновидений я поместила перо, символ Высоколетящей: надеюсь, богиня поможет мне подняться выше гордыни — подобно тому, как сама она взлетает к блистающим мирам. Синяя Птица (образ, отчасти навеянный желто-оранжевыми листьями, которые я видела наяву), мой проводник в воздушном пространстве, обозначена на Мандале точкой. Таким же образом представлены на итоговом рисунке Бабочка и Конь с Крапчатой Головой.

По мере моего развития эти символические божества из мира сновидений обретают все новые формы. Подобно тому как изменилось мое представление о доме на Ивовой улице, меняются и их внутренние качества — вместе с моими собственными. Если вначале они были очень уязвимыми и нуждались в опеке, иногда пытались защитить себя, но чаще улетали от опасности, то позднее сами превратились в проводников и вдохновителей, которые помогают вступить в контакт с высшими силами.

В одном странном осознанном сновидении, приснившемся мне пару лет назад, Бабочка неожиданно предстала как символ совершенно новой религии. Это была длинная, запутанная история о людях, отправившихся в горы, чтобы получить великое знание у мудреца, который жил на вершине. Долгое время мудрец был отрезан от мира — возможно, из-за снежных завалов. Во сне присутствовали мотивы холодного горного воздуха («кольцо из дождевых капель»), конной повозки, появлявшейся дважды («удвоение»), и много других характерных признаков осознанного сновидения. В какой-то момент меня стал преследовать злодей, постоянно пытавшийся захлопнуть двери, чтобы я оказалась в ловушке. Тогда я превратилась в бабочку, которая сумела спрятаться, а потом вылететь через щель над дверью. Это событие перевернуло все верования людей, и они избрали бабочку своим религиозным символом. Хаотическая, запутанная история закончилась тем, что я, будучи бабочкой, подлетела к голове злодея как раз в тот момент, когда он собрался произнести речь. От этого у него завертелась голова (мотив головокружения) и он был вынужден признаться в своих преступлениях, а также пообещать, что никогда больше не обидит бабочку, которая превратилась в священный символ. В жизни наяву самые ранимые и чувствительные части моей личности, символом которых и является Бабочка, действительно стали менее уязвимыми — как сама Бабочка во сне. Я научилась использовать свою чувствительность, чтобы лучше понимать других людей. Я думаю, эта перемена произошла не без влияния Бабочки — преобразившейся гусеницы — из моего сна.

Метаморфозы, подобные превращению гусеницы в бабочку или внезапному изменению человеческой личности, представляют собой подлинные чудеса. Я давно отказалась от тех традиционных религиозных форм, в которых была воспитана. Шаткие боги моих отроческих снов тоже рухнули. Я прекрасно обходилась без них. Однако прошли годы, и я почувствовала в своей душе смутное влечение — нет, не к формальной религии, но к чему-то в этом роде: к ценностной ориентации, к своему истоку, к внутренней наполненности. Конкретные боги для меня давно умерли, но влечение к ним, оказывается, было живо. Казалось, мои сны готовят меня к чему-то особенному, к внутреннему потрясению — пусть не религиозного, но, во всяком случае, духовного порядка.

Я все еще находилась в процессе метаморфозы, и бабочка оставалась наилучшим ее символом. Эта тема достигла кульминации в приснившемся мне недавно сне о прохождении инициации. Он был не полностью, но почти осознанным, к тому же очень ярким. После множества обычных для сна событий следовал настолько впечатляющий финал, что я привожу его описание целиком:

…Я сражалась на шпагах с какими-то людьми, причем фехтовала, паря в воздухе. Дело кончается тем, что я спасаюсь бегством, протискиваясь сквозь узкое отверстие в крыше. Мой преследователь не может или не хочет продолжать погоню. Здесь, на другой стороне, все меняется. Я оказываюсь на чердаке или в мансарде с низким потолком. Я сразу же понимаю, что должна пройти посвящение. Справа от меня сидит гуру, занятый какими-то приготовлениями. Рядом — его помощники. Я замечаю, среди прочего, бабочку, сделанную из бирюзы и золотой филиграни, очень красивую. В какой-то момент я слышу голос, который произносит: «Бог — это бабочка».

Я иду в следующую комнату за необходимыми мне материалами, так как отлично знаю, что должна создать собственную бабочку. Там есть цветные мелки красивых пастельных оттенков. Я выбираю несколько, по одному каждого цвета — бледно-желтый, нежно-голубой, ярко-розовый, бледно-лиловый и другие. Я встряхиваю их в сложенных чашечкой ладонях, чтобы отделить раскрошившийся мел, и несу в первую комнату. Они удивительно приятны на ощупь — прямо как бархат. Обеими руками я расчищаю место на полу от обычной пыли и кладу туда мои мелки. Все наблюдают.

Я не знаю, что делать дальше, но каким-то образом понимаю: решение я должна найти сама; это — часть испытания. Передо мной горит тонкая свеча, помещенная под что-то вроде абажура из пленки. Свеча — благовонная? — начинает падать, и я знаю, что это будет сочтено неблагоприятным знаком. Я быстро протягиваю руку и успеваю ее подхватить. Как будто бы для того, чтобы увеличить свою силу, я этой длинной зажженной палочкой провожу над своей головой (довольно рискованый маневр). Теперь тонкая пленка, напоминающая большой лист пластиковой обертки для пищевых продуктов, движется прямо ко мне, словно ее увлекла за собой свеча-палочка, и замирает примерно в футе от моего лица, задержанная статическим электричеством. Я смотрю на нее и, как в зеркале, вижу свое отражение («Смотрящаяся в Зеркало»). Я все еще не знаю, что мне делать, но понимаю, что должна решить это сама. Гуру мне ничего не скажет; он, как и все остальные, продолжает наблюдать за мной. Я вглядываюсь в кристально-чистое отражение, внимательно рассматриваю свои глаза. Свет падает на поверхность пленки, и изображение мерцает. У меня начинает кружиться голова. Я чувствую, что проваливаюсь в сон. Какое-то мгновение я сопротивляюсь усталости, пытаясь взять себя в руки и выполнить задание — создать свою бабочку. Затем, решив, что, возможно, сон тоже входит в обряд инициации, я позволяю себе расслабиться и, как мне кажется, соскальзываю под пленку.

Теперь я ощущаю себя одновременно несколькими личностями (мотив удвоения — или утроения): я все еще нахожусь на чердаке, там, где проходит инициация; я также наблюдаю за женщиной (и сама являюсь ею), которая подъезжает к какому-то дому, чтобы встретиться со своим любовником. Она-я открывает дверь и входит. В этот же самый момент женщина и мужчина совершают сладострастный половой акт. Я чувствую, как пенис мужчины проникает в меня сзади и по телу меня-той женщины пробегают волны страсти. Я вся горю и знаю, что в любую секунду могу забыться в экстатическом оргазме. Вновь я какое-то мгновение пытаюсь сопротивляться неизбежному, вспомнив, что должна выполнить свое задание.

Внезапно ко мне приходит озарение: это и есть инициация; мне предстоит родиться от совокупляющейся на моих глазах пары. Я могу создать бабочку только одним способом — сама став бабочкой. Я должна войти в чрево-кокон и вырасти в нем. Я появлюсь на свет из этого чрева и буду жить. Моя жизнь — это моя бабочка. Посвящение и гуру отойдут в прошлое, как забытый сон. Однако на самом деле сном будет моя новая жизнь, а умерев, я вернусь к реальности, то есть к месту посвящения. Осознав, что должна буду родиться вновь из этого чрева, чтобы создать свою бабочку, я позволяю себе полностью предаться страсти. Я чувствую, что целиком умещаюсь между головкой пениса и входом в матку; я таю, сливаясь с ритмичными движениями бедер. Блаженство нарастает. Я вот-вот буду зачата… в этот самый миг… Я просыпаюсь.

(«Инициация Бабочки», 2 мая 1977 г.)

Какой утонченный и странный привкус оставил этот сон! Я что, сейчас проживаю эту самую вторую жизнь? Действительно ли однажды я вернусь на этот чердак, чтобы вновь воскреснуть? Я одергиваю себя и направляю мысли в другое русло: «Обрати внимание на богатство символов. Видишь, раскрошившиеся мелки — это пыльца с крылышек когда-то пойманной тобой бабочки. Смотри, мотив пристального разглядывания своего отражения в зеркале символизирует усилия, направленные на самопознание». Сюжет сна очень напоминает рассказ о китайском мудреце Чжуан-Цзы, который во сне увидел себя бабочкой, а проснувшись, никак не мог понять, человек ли он, которому снится, что он — бабочка, или же бабочка, которой снится, что она — человек^[50]. На память приходит и сон Юнга: ему приснился йог, который видит во сне Юнга и тем самым творит его существование^[51]. А также рассказ Борхеса «Круги руин», герой которого видит себя во сне другим человеком, и этот другой человек создает его самого — часть за частью, ночь за ночью, покуда он не становится плотью^[52]. Мне знакомы эти рассказы и другие, похожие на них. Они, конечно, могли послужить исходным материалом для сна «Инициация Бабочки». И все же… и все же… Как бы то ни было, бабочки, птицы и полеты продолжают появляться в моих снах, и я рада, что эти символы находятся в процессе трансформации — потому что на одной из предыдущих стадий они обрели зловещую окраску…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Искушение Рубиновой Птицей

Я ЛЕЖУ НА СПИНЕ в темной комнате, в кровати, у себя дома. Я нахожусь в полусне и через несколько секунд должна погрузиться в полное беспамятство. В моем дремлющем уме появляется мысль — проверить, не ощущаю ли я какие-либо «вибрации». В тот же миг я чувствую сильный зуд и гудящую вибрацию во всем теле. Свистяще-стрекочущий звук (такой я часто слышу в осознанных сновидениях) наполняет мои уши. Я вспоминаю прочитанную недавно книгу об астральных проекциях и говорю себе: «О, да, я знаю, что имел в виду автор»^[53].

Я очень осторожно пытаюсь пошевелить ногами своего «астрального тела». В первый момент я чувствую сопротивление; затем все мое «второе я», как кажется, поднимается вверх и выходит из меня. Я ощущаю, что парю над своим спящим телом на высоте примерно двух футов. Поскольку в книге было сказано, что если взглянуть на свое физическое тело, то можно испугаться, я стараюсь этого не делать, хотя и предполагаю, что мое астральное зрение еще не настолько развито, чтобы видеть в полутьме. Я продолжаю смотреть вверх, вися в горизонтальном положении в воздухе. Несмотря на сильное желание уплыть подальше, я напоминаю себе, что во время первых нескольких проекций следует оставаться рядом с физическим телом. Я говорю себе: «Возвращайся назад!» — и сразу же ощущаю, что мое астральное тело опускается, сливается с физическим. Я чувствую себя прекрасно. Я даже мысленно поздравляю себя, думая: «Теперь ты видишь, что ничего ужасного в этом нет. Это легко. Просто двигайся не спеша, и все будет хорошо». Я просыпаюсь и смотрю на часы. Десять утра. Я закрываю глаза и снова засыпаю…

Довольная тем, что «путешествие» оказалось безопасным, я решаю еще раз испытать свою способность выходить из тела. Времени у меня достаточно. Жужжащие вибрации все еще проходят по моему телу. Я хочу снова подняться в воздух. Я поднимаюсь. Внезапно меня подхватывает сильный порыв ветра, и я чувствую, что он влечет меня в космическое пространство. Я твердо знаю, что мое тело спит в постели, в квартире в Сан-Франциско, — но «я», моя осознающая сущность, уносится в иные сферы. Со мной происходит так много сверхъестественных приключений, что я даже не в состоянии удержать их в памяти — смутные воспоминания о мимолетных сценах и красках сливаются воедино. Затем, как мне кажется, я на некоторое время теряю сознание и в какой-то момент впадаю в обычный сон…

Я нахожусь в супермаркете вместе со своей пожилой свекровью и маленькой дочкой. Мы дожидаемся лифта, чтобы подняться в отдел игрушек — может быть, чтобы взглянуть на рождественскую распродажу. Затем свекровь вместе с какой-то женщиной отправляются на поиски туалета. Я следую за ними — вверх и вниз по лестницам, вверх и вниз. Я думаю, что у мамы больные ноги и ей трудно столько ходить.

Теперь я лечу в воздухе. Я опять ясно сознаю, что мое тело спит и я вижу сон (а может быть, и взаправду переживаю эти странные вещи). Пока я лечу, мое тело горит от сексуального возбуждения; мне хочется испытать оргазм. И хотя, помнится, я читала, что в астральных путешествиях не рекомендуется испытывать оргазм, я не желаю откладывать его на потом. Я думаю: «Почему бы не позволить себе полностью отдаться своему влечению?» Так, споря сама с собой, я принимаю решение ненадолго задержать наступление оргазма; между тем я продолжаю летать по большой, наподобие склада, комнате.

Внизу я замечаю мужчину — того самого, который написал книгу, прочитанную мною несколько дней назад. Отчетливее всего я вижу его лицо и волосы. Я легко касаюсь его щеки. Подлетев к стене, покрытой надписями, я прижимаю к ней руки и слегка надавливаю: мои руки проходят сквозь стену. Я ощущаю зернистую фактуру стены. Написанные на ней буквы все четче проступают сквозь мои пальцы по мере того, как мои руки проходят через стену. За руками следуют лицо и тело — и вот уже вся я оказываюсь на другой стороне.

Я облетаю здание снаружи и, через дверь, снова попадаю в огромную комнату. Теперь мужчина снизу окликает меня: он угрожает запереть дверь и задержать меня внутри. Меня это вовсе не беспокоит: ведь я знаю, что могу выбраться, когда захочу, пройдя сквозь стену. Передо мной стеклянное окно с железной решеткой. Меня так и тянет попробовать, сумею ли я пройти сквозь стекло и железо. Я протягиваю руки вперед и надавливаю на окно. На этот раз я ощущаю сильное сопротивление. Какое-то вещество, напоминающее упругую пластиковую пленку, сопротивляется моим рукам и лицу. Мне трудно дышать, как будто к моему лицу прижали кусок легкого полиэтилена. Это очень неприятно. Я надавливаю сильнее. Окно не поддается. Я задыхаюсь. Еще усилие. Внезапно я прорываюсь сквозь пленку и вновь оказываюсь снаружи здания. Мужчина в комнате продолжает убеждать меня в чем-то, но я взлетаю высоко в воздух…

Испуганная недавно испытанным ощущением удушья, я сдерживаю страх, напоминая себе: «Это все порождения твоего сознания. Ты просто не должна допускать, чтобы подобные вещи происходили; не думай больше об этом». Я решаю, что для первого астрального путешествия впечатлений достаточно и что пора возвращаться в свое тело. Вибрации давно прекратились — зловещий знак. Но как мне вернуться? Есть один безотказный способ: просто пошевелить какой-нибудь частью моего физического тела, например, пальцем ноги или руки. Однако этот способ можно использовать только в крайних случаях, ибо он вызывает сильнейшее потрясение всего организма. Лучше вернуться, используя возможности своего астрального тела. Все что, для этого нужно, — подумать о своей комнате. Просто представить ее.

Боже мой! Я не могу вспомнить свою комнату! Достаточно визуализировать ее, и я окажусь там. Но я не могу мысленно увидеть ее! Я не помню, как выглядит моя комната. В моем сознании проплывают образы прежних спален — тех, что были у меня в Филадельфии, Лондоне и т. д. Теперь мне действительно страшно! Мне всегда было легко визуализировать. Обычно у меня прекрасное пространственное восприятие: я всегда могу точно сориентироваться и, в отличие от некоторых людей, никогда не просыпаюсь, не зная, где нахожусь. И вот теперь я блуждаю в пространстве и не могу представить собственную спальню, где лежит мое тело! Единственный факт, который я припоминаю, — то, что мое тело и спальня находятся в Сан-Франциско. Хорошо, что хотя бы это известно! Я кричу: «Сан-Франциско, Калифорния!» Если бы теперь мне удалось увидеть свою спальню, все было бы в порядке. Нужно напрячь память. «Сан-Франциско, Калифорния!» — визжу я.

И сразу оказываюсь в спальне. Это не моя спальня, но очень похожая. На стене я вижу знакомое изображение маленькой девочки; это набросок пером — вроде тех, что я рисовала в детстве. Я знаю, что просыпаюсь, но чувствую себя очень плохо. К горлу, комок за комком, подступает рвота. Задыхаясь, я сплевываю их в свою ладонь. Я ощущаю запах и вкус блевотины, отчетливо ее вижу. Приходится постоянно вычищать пальцем из горла эту гадость — иначе я не могу дышать и начинаю задыхаться. Я думаю: «До сих пор все было хорошо, но последний символ (рвота) показывает, что подобный опыт мне вреден». Я некоторое время расхаживаю по этой — одновременно знакомой и незнакомой — комнате и наконец решаю, что пора просыпаться. В тот момент, когда я уже готова это сделать, какая-то женщина из смежной комнаты окликает меня: «Задержись на минутку и взгляни на эту птицу!»

Я оборачиваюсь и вижу обеденный стол, на котором расставлены самые невероятные вещи — зеленовато-белая фарфоровая посуда и много прелестных безделушек. Женщина протягивает мне великолепный кристалл рубинового цвета, держа его в вытянутых руках. Он прозрачен и светится — вроде бы изнутри. Форма кристалла напоминает абстрактное изображение птицы. «Это и вправду сон, — думаю я. — Я могу увидеть все, что захочу. Или попросить что-нибудь — какой-нибудь творческий дар». Я почти поддаюсь соблазну остаться. Но вслед за тем у меня рождается сильное подозрение, что эта женщина — злой дух и что она пытается уговорить меня задержаться вне тела на более долгий период, чем можно. Риск слишком велик. «Нет уж, лучше проснуться, — решаю я. — Я хочу проснуться». Внезапно я обнаруживаю, что проснулась и лежу в своей постели.

(«Рубиновая Птица», 21 июля 1974 г.)

Уже окончательно пробудившись от этого странного сна, я некоторое время продолжала лежать с закрытыми глазами. Я с удивлением обнаружила, что мое визуальное поле, светло-серое, имеет по краям темные отметины, напоминающие переплетение сосудов. (Этот образ впоследствии оказался важным.) Ко мне вернулось четкое представление о моей спальне, и я опять могла ориентироваться в пространстве. С некоторым усилием я открыла глаза, чтобы посмотреть, который час. Было 10:50 утра. Мое второе путешествие «за пределы тела» длилось пятьдесят минут, хотя мне показалось, что прошла вечность. Осторожно, с ощущением тяжести в теле, я села. Чувствовала ли я себя плохо? Я предполагала, что встану больной, потому что мне только что снилась рвота. Ничего подобного. Я немного переела за завтраком, в 8:30 утра, но в остальном все было нормально — в физическом плане. Образ рвоты, очевидно, следовало понимать в символическом, а не в буквальном смысле. Возможно, мое спящее сознание расценило опыт нахождения вне тела как «болезнь» (в психическом плане) или сочло, что впечатлений было для первого раза слишком много и они «не переварились». Я ощущала в своей голове странную легкость: тогда я еще не знала, что этого следовало ожидать.

Впервые за многие годы я испугалась своих снов. Даже, на какое-то мгновение, пришла в ужас. Казалось, что я действительно побывала «там», кружилась в пространстве и не могла вернуться к своему телу. Более того, я чувствовала, что злой дух буквально заманивал меня к гибели. Содрогнувшись, я поднялась с постели.

Весь тот день был каким-то странным. Я с трудом поднялась с постели около 6:00 утра, чтобы отвезти Зала в аэропорт. Накануне мы поздно вернулись из театра, хотелось спать, но выбора не было. Залу пришлось срочно возвращаться на восточное побережье, чтобы помочь одному из наших детей (проблемы, связанные с детьми, бесконечны — сколько бы детям ни было лет). Мы там гостили всего неделю назад и только что вернулись в Сан-Франциско. Я хотела сама поехать с Залом, но помешали домашние дела и обязательства, связанные с работой над книгой. Кроме того, у меня опять открылось кровотечение в середине цикла — сигнал, всегда означавший, что лучше повременить с путешествиями на самолетах. Ранним сереньким утром, еще окончательно не проснувшись, мы кое-как оделись и вынесли багаж на улицу.

Когда мы ехали по автостраде, восходившее над заливом солнце несколько улучшило мое настроение — розовато-золотистые отблески так красиво играли на воде. Я высадила Зала в аэропорту и поехала домой, планируя, сколько успею написать в это тихое воскресенье. Сворачивая с автострады, я решила навестить свою старенькую свекровь, позавтракать с ней (перекусить мне пришлось бы в любом случае) и уже потом целый день работать, ни на что не отвлекаясь.

Посидев со свекровью и наевшись блинов с сиропом, я вернулась домой около 9:00 утра. К тому времени я настолько устала, что вряд ли смогла бы работать. Я отключила телефон, чтобы мне не мешали, и залезла под одеяло, собираясь вздремнуть. Сытая, вымотавшаяся и слегка встревоженная, я погрузилась в состояние полусна. Мне подумалось, что сейчас самое время — поскольку я совершенно одна — попробовать провести эксперимент с выходом за пределы своего тела. Засыпая, я начала думать о вибрациях…

Весь оставшийся день после «сновидения» я чувствовала себя неспокойно. Меня не покидало ощущение страха с налетом некоторого очарования. Произошло большее, чем я хотела — по крайней мере, на данный момент. Я думала: «В этой сфере — что бы она собой ни представляла и где бы ни находилась — моя способность контролировать ситуацию весьма невелика. Неудивительно, что люди в подобных случаях предпочитают советоваться с проводниками и гуру. Делать же это одной очень страшно; Зала нет, и даже не с кем поделиться — решат, что я чокнутая».

Свистяще-жужжащий звук весь день преследовал меня где-то на грани сознания. Мне казалось, что стоит опустить голову на подушку, как эти звуки обрушатся на меня в полную силу и я совершу еще один выход за пределы тела — желаю того или нет. Я старательно следила за тем, чтобы все время оставаться в вертикальном положении. Как бы мне ни хотелось спать, задремать я боялась. Я работала. Я прогуливалась вдоль залива. Поздним вечером, страшно усталая, я осторожно легла. Я опасалась лечь на спину, как утром. Мне представлялось, что безопаснее всего устроиться на боку. В тот день я не была готова к дальнейшим неожиданностям — может быть, не была к ним готова вообще.

Каким образом я достигла этой точки, где снова испытала потрясение от «сновидческого» опыта? Было ли происшедшее сном? В последующие дни, когда ко мне вернулась способность здраво мыслить, я много думала о странных переживаниях, связанных с «Рубиновой Птицей». Действительно ли я совершила «неудачное» астральное путешествие? Было ли это астральным путешествием вообще? Или все-таки осознанным сновидением (разумеется, необычным)?

К тому времени я уже знала, как справляться с обычными кошмарами. За последние два с лишним года я «встретилась лицом к лицу» со многими сновидческими персонажами, которые прежде меня пугали, и «победила» их. Я научилась также переходить к осознанному сновидению, «пробуждать» свое спящее сознание, чтобы потом активно участвовать в своих снах. Но осознанные сновидения неизменно приносили мне позитивные переживания. Теперь же я встретилась с другой неизвестностью, имевшей свои уникальные качества. Я как бы перенеслась на другой уровень опыта, где подо мной разверзались бездны, а наверху угадывались звездные миры. Постепенно, в последующие дни, я систематизировала то, что уже знала о проделанном мною пути от осознанного сновидения к «Рубиновой Птице».

В течение многих месяцев я училась реагировать во время сна на появление определенных образов^[54].

Я следила за появлением кошмарных образов, которые иногда заставляют осознать, что ты видишь сон. Однажды, прогуливаясь во сне по улице, я заметила, что меня преследует жук размером с машину; я так сильно испугалась, что поняла: я сплю.

Я следила за появлением в моих снах каких-либо несообразностей. В «Большом Руле» все казалось нормальным, однако наяву, сидя в закрытой машине, я не ощущаю солнца на лице и ветра в ушах. Это несоответствие и явилось ключом к пониманию того, что я нахожусь в стране магического солнца и ветра.

Я следила за появлением в моих снах странных образов. Так, в сне «Дерево Синих Птиц», который я увидела три месяца спустя, я не заметила пары очевидных несообразностей: я оказалась на улице босая, что со мной случается очень редко; я жила на аллее, которая начиналась за железным забором — явная нелепость. Однако в самом дереве синих птиц я распознала некое странное качество, возможное только в сновидениях (теперь оно сразу бросается мне в глаза), и благодаря этому определила, что вижу сон.

Наконец, я старалась не пропустить образы, которые побуждают к анализу. В одном сне, увидев довольно обычный для сновидений образ толстухи, я начала рассуждать сама с собой: «Интересно, почему мне снится это?» И сразу же сон стал осознанным.

Затем, к своей радости, я обнаружила, что некоторые сны бывают осознанными с самого начала. В них отсутствуют особые образы, которые переключают сознание от обычного сновидческого состояния к состоянию осознанного сновидения. Эти сны просто начинаются как осознанные.

По мере того как я осваивала технику осознанного сновидения, мне становилось все легче войти в это состояние во время сна. Мне казалось, что поиск образов, «запускающих» осознанное сновидение, является лишь одной из стадий развития и что в конечном счете состояние осознанности должно стать перманентным. Возможно, когда состояние осознанности делается привычным, переход к нему осуществляется так легко, что люди забывают, какими способами достигали его раньше. Не потому ли я смогла найти в литературе так мало информации о том, как научиться осознанному сновидению? Самое трудное — увидеть свой первый осознанный сон. Дальше навыки осознанного сновидения можно укреплять и культивировать. Сейчас я в среднем вижу четыре-пять осознанных снов в месяц. Однако переход к осознанному сновидению (и обратно) у меня все еще происходит во сне. Иногда я вижу сразу несколько осознанных сновидений — за одну ночь или в течение двух ночей подряд; но бывает и так, что проходят недели без единого осознанного сна.

К тому времени, как я увидела сон (или прошла сквозь некий реальный опыт) под названием «Рубиновая Птица», я уже на протяжении многих месяцев входила по своей воле в состояние осознанного сновидения. Я знала, как приобрела это умение, хотя оно еще не успело окончательно закрепиться. Я стала вновь просматривать свои записи снов, обратилась и к литературе об астральных путешествиях, исследуя ее еще более тщательно, чем раньше, — чтобы увидеть, какие объяснения потрясшего меня «путешествия» в ней предлагаются.

Сопоставляя собственные записи с классической и современной литературой, я обнаружила ряд удивительных совпадений и различий. Например, из моих записей следует, что, пробуждаясь от осознанного сна, я чаще всего лежу на спине, иногда — на левом боку, и очень редко — на правом. Я никогда не сплю на животе, для меня это совершенно исключено^[55]. Согласно литературе по астральным путешествиям, поза на спине наиболее благоприятствует переходу в измененное состояние сознания. Ее рекомендуют некоторые астральныепутешественники^[56], тогда как тибетские йоги, практикующие «йогу во сне», напротив, советуют «спать на правом боку, как спит лев»^[57]. Во время сновидения/переживания «Рубиновая Птица» я лежала на спине.

Но, если мой собственный опыт хорошо согласовывался с астральной литературой в этом пункте (он, казалось, подтверждал, что вероятность астрального путешествия возрастает, если лежишь на спине), — то он расходился с ней по вопросу о том, как должна быть ориентирована голова сновидящего. Многие оккультные и народные традиции учат, что спящий должен лежать головой на север или, в крайнем случае, на восток — обе позиции, как считается, облегчают прохождение электромагнитных вибраций через тело^[58]. Мои записи, кажется, показывают, что ориентация головы не играет большой роли. Моя первая спальня в Сан-Франциско была устроена так, что я спала головой на восток; в своей теперешней спальне я сплю головой на север. Я не заметила существенной разницы в количестве осознанных сновидений или выходов из тела. Наяву я достаточно много путешествую (находясь в своем теле) и знаю, что переход в измененное состояние сознания возможен при самых разных ориентациях физического тела.

Я заметила и еще одно несовпадение между моим переживанием «Рубиновая Птица» и астральными путешествиями, описанными другими людьми: оно касается состояния желудка. Большинство авторов рекомендуют перед астральным путешествием иметь пустой желудок или поститься несколько дней^[59]. Некоторые даже разработали специальные диеты, облегчающие выход за пределы тела^[60]. Что касается меня, то в момент так напугавшего меня астрального опыта мой желудок, наоборот, был чрезмерно переполнен. Быть может, ключевым фактором является именно крайность, необычное состояние организма. Или же объяснение следует искать в том, что в результате переедания физические вибрации сделались более медленными, чем «астральные»: разница в скорости вибраций, как считается, является частой причиной астральных проекций^[61]. Продолжая сравнивать собственные переживания с теми, что были описаны другими людьми, я поразилась, обнаружив замечательную параллель к своему сну в книге астрального путешественника, жившего пятьдесят лет назад. Оливер Фокс (этим псевдонимом пользовался британский юрист Хью Кэллоуэй) в книге «Астральные проекции» описывает произошедший с ним ужасный случай^[62]. Точно так же, как я, кружась в пространстве, не могла вернуться в свое тело, он «отключился» от собственного тела, когда во сне совершал прогулку по морскому берегу. Предпринимая, как и я, отчаянные попытки вернуться, он в конце концов проснулся в своей комнате в состоянии каталепсии. Он сумел выйти из транса, пошевелив — что стоило ему громадных усилий — своим мизинцем. Если меня рвало во сне, то у него сильный приступ тошноты начался, когда он поднялся с постели. В отличие от меня он, проснувшись, почувствовал себя совершенно больным, подавленным и усталым; потребовалось три дня, чтобы он снова пришел в нормальное состояние. Когда дорога, по которой идешь, кажется таинственной и смертельно опасной, так утешительно знать, что другие тоже прошли по ней и остались живы!

Даже ощущение удушья (как от полиэтиленовой пленки, прижатой к лицу) испытывала, оказывается, не одна я^[63]. Оккультисты и теософы, в частности, выдвинули гипотезу, которая объясняет феномен затрудненного дыхания, нередко имеющий место во время астральных путешествий. Они полагают, что астральное тело заключено в некую оболочку или мембрану, от которой оно освобождается в момент «выхода из тела»^[64]. Иногда эта оболочка не отделяется, но прилипает к астральному телу и остается вместе с ним до конца путешествия либо отбрасывается позднее (последний случай очень напоминает то, как я «прорвалась» сквозь душившую меня пленку). Я обнаружила, что в моих осознанных сновидениях часто встречаются образы, которые можно рассматривать как символы телесной оболочки, — например, кружевные или тюлевые занавеси, стекло, стены, потолки и полы (во сне я прохожу сквозь них).

Согласно моим записям, осознанному сновидению почти всегда предшествует день, до отказа наполненный встречами с людьми и всякого рода деятельностью. Обычно я веду спокойный и размеренный образ жизни, но часто получается так, что я вижу осознанные сны именно тогда, когда выпадает особенно хлопотливый день. В такие дни я могу быть уставшей, раздраженной, измотанной, больной (или, наоборот, чувствовать себя превосходно), — но в любом случае непривычное множество дел, идей и людей является для меня стимулирующим фактором. Я также заметила, что когда мы с Залом занимаемся любовью посреди ночи (а не перед тем, как заснуть, или утром), то, засыпая вновь, я часто вижу осознанное сновидение. Мне кажется, что сильное сексуальное возбуждение ускоряет мой переход к осознанному сновидению.

Уже после того, как я пришла к таким выводам, я с изумлением прочла в автобиографических записках Рене Декарта описание сновидческих переживаний, изменивших его жизнь. Когда этому выдающемуся философу и математику XVII в. было двадцать три года, ему приснились подряд три сна, последний из которых был осознанным. Сны явились для него откровением: они не только изменили его жизнь, но и повлияли на всю историю науки. Рационалистическое движение фактически началось с осознанного сна^[65]. Декарт испытал это переживание, находясь в сильно возбужденном состоянии ума, когда его «мозг был воспламенен» длительным путешествием и необычными идеями. Параллель между моим собственным опытом и опытом гигантской исторической личности, жившей около трех столетий назад, была совершенно неожиданной и очень меня ободрила.

Еще одно соответствие между моими записями и материалами, которые я просматривала, касалось одной маленькой, но поразительно точной детали. Я упоминала, что, окончательно пробудившись после сна (или реального переживания) «Рубиновая Птица», я заметила на светло-сером визуальном поле перед моими закрытыми глазами темные отметины в виде прожилок. Они напоминали зубчатые вспышки молнии. Я случайно знала, что это сосуды, поскольку за несколько месяцев до того проходила глазное обследование. Мои глаза проверяли при помощи специального прибора, который излучает на сетчатку очень сильный свет — под таким углом, что становятся видны глазные сосуды. Я очень удивилась, наткнувшись в одной эзотерической книжке на описание того же феномена^[66]. В книге, написанной много веков назад, рассказывалось, как гуру учит послушников посылать свои души в семь сфер, находящихся за пределами земли. Согласно этой традиции, главным признаком того, что душа на самом деле выходила из тела и побывала в астральном мире, является присутствие в визуальном поле «вспышек молний».

Каким-то образом переживание, связанное с «Рубиновой Птицей», позволило мне снова увидеть мои глазные сосуды — «вспышки молний». Астральное путешествие, если оно действительно имело место, вызвало тот же физиологический эффект, что и сверхсильный световой луч, направленный на сетчатку глаза. Оккультисты сказали бы, что я — в своем астральном теле — совершила путешествие к источнику всего света. Как бы то ни было, я еще раз убедилась, что прошла через определенный человеческий опыт (с типичным набором признаков) и что через него проходили также другие люди на протяжении многих веков. В традиционной психологии этот феномен почти не исследован. Но мы должны о нем знать. Если речь идет о психологическом эффекте, это должно быть доказано; если об астральном путешествии — нам следует открыто это признать. Быть может, мы стоим на пороге одного из решающих научных открытий.

Итак, сравнивая свой собственный опыт осознанного сновидения с описаниями переживаний других людей, я поняла, что двигалась по пути, который неизбежно должен был привести меня к опыту нахождения вне своего тела. Я научилась правильно реагировать на появление в своих снах кошмарных образов; я старалась замечать несообразности; я распознавала «странные» образы; я начала анализировать свои сновидения в то самое время, когда они снятся; я пыталась приблизить переход к осознанному сновидению, настраивая себя на сон о полете — ибо, как мне казалось, одно влекло за собой другое; я пыталась вызвать состояние осознанности, напоминания себе о нем, когда засыпала; наконец, я намеренно засыпала на спине, если хотела увидеть осознанный сон. Научившись избегать в осознанном сне сильных эмоциональных реакций (которые заставляли меня проснуться) и не забывать, что я вижу осознанный сон (иначе он сразу же становился обычным), я занялась изучением символических образов, обычно предшествующих осознанному сновидению. Я пыталась использовать шансы, позволявшие превращать обычные сны в осознанные, и мне это удавалось — быть может, даже слишком хорошо.

Общепринятого термина, обозначающего состояние осознанного сновидения, пока еще нет. Это состояние называли «истинным сновидением»^[67]; Карлос Кастанеда утверждает, что Дон Хуан говорил о нем просто как о «сновидении» (с особой интонацией)^[68]; Оливер Фокс использовал определение «Сон Знания»^[69]; Шри Ауробиндо — «сон опыта»^[70] (подразумевая, что такой сон сам по себе есть опыт — опыт существования в иной сфере бытия). Я лично предпочитаю выражение осознанное сновидение.

Некоторые авторы утверждают, что все осознанные сновидения являются астральными путешествиями; другие видят в осознанных сновидениях сознательно вызванные состояния транса, при которых воображение может порождать определенные физиологические изменения; по мнению третьих, осознанный сон представляет собой восприятие божественных энергий. Моя научная практика сделала меня скептиком; однако я не сомневалась, что существует знание, которое не укладывается в книги по психологии, — знание совсем иного типа. Я тянулась к тому освежающему и радостному ощущению, что дарили мне осознанные сны.

Видеть осознанные сны было истинным наслаждением. Я использовала их для того, чтобы летать, испытывать страсть, посещать различные места или общаться с образами реальных либо воображаемых людей. Я находила в осознанных снах много интересного для своей реальной жизни: иллюстрацию к детской книжке, над которой работала; персонажа для очередного рассказа; оригинальное оформительское решение. Иногда я во сне практиковалась в каких-то навыках, побеждала свою раздражительность или гнев, экспериментировала с экстрасенсорными силами. Все это было приятно.

Поначалу астральные путешествия, явившиеся логическим продолжением осознанного сновидения, пугали меня. Но потом, когда я сопоставила то, что прочла по этому поводу в книгах, со своими собственными записями, на меня снизошло что-то вроде откровения: астральные путешествия — просто еще один уровень неизвестного. Неизвестного на данный момент.

Когда люди стоят на рубеже между известным и неизвестным, они всегда испытывают страх. Они видят порог. Чтобы шагнуть через него, нужно быть героем или героиней. Ведь там, впереди, ждут неизбежные испытания и неудачи. Зона повышенной энергии всегда опасна. Почему же я думала, что на сей раз все будет иначе? К счастью, я хорошо усвоила уроки любимых в детстве волшебных сказок. Если я сохраню веру в ценность путешествия, то встречу не только демонов, но и помощников. Под их руководством я, возможно, найду великое сокровище — или обрету его внутри себя. Итак, я решилась шагнуть вперед, к новому неизвестному.

Вернувшись к осмыслению сна (или опыта) «Рубиновая Птица», я стала изучать символы из обычной части этого сна, во время которой я «не помнила», что сплю и вижу сон. Когда я перевела изобразительный язык сновидческих символов на язык слов и ощущений и подобрала личные ассоциации к этим символам, смысл сна во многом прояснился. Я ждала (у лифта), чтобы подняться «вверх» вместе с двумя пограничными аспектами своей личности — моим детским «я» и «я» старческим, ослабевшим. Старшему «я» нужно было облегчиться (сходить в туалет), и мое теперешнее сознание последовало за ним. Я беспокоилась о том, как мое старшее «я» справится со всеми подъемами и спусками пути (лестницами). Но как только я поднялась в воздух, ко мне вернулось сознание, что я сплю. Образы подъема — в лифте, по лестнице, во время полета — предшествуют, как я уже не раз отмечала, переходу к осознанному сновидению.

Я поняла, что многие аспекты «Рубиновой Птицы» типичны для осознанного сна. Подобно тому как в сне «Paddeus» меня унесло потоком воды, в «Рубиновой Птице» меня подхватила мощная струя воздуха. И в том, и в другом сновидении поток энергии завладел мною и подбросил вверх. Ощущение овладевающей тобою силы, образы подъема, головокружение, вибрации — все это я переживала и раньше, в других осознанных снах. Интенсивный цвет (в данном случае — хрустальной птицы) также весьма характерен (а прозрачная, светящаяся изнутри птица обладала неземной красотой).

Тем не менее в сне о Рубиновой Птице присутствовал ряд уникальных для меня моментов: никогда прежде чувство выхода из своего тела не было таким интенсивным, а ощущение прохождения сквозь стены, железо и стекло — таким живым. Мне никогда прежде — за все годы ведения дневника сновидений — не снилось, что я задыхаюсь. Здесь же (и это меня поразило) образ удушья возникал дважды: в первый раз — когда я проходила через стекло, и потом — когда меня тошнило и я удаляла из горла рвотную массу. Не имело никаких параллелей в моих прежних снах и ощущение «потерянности» в пространстве, невозможности вернуться к своему телу. Обращение к специальной литературе помогло мне понять и принять два последних переживания как эпизодически возникающие, естественные побочные эффекты астральных путешествий. (Значительно позже, как я потом покажу, я обнаружила другие — лучшие — объяснения.)

Между прочим, сон «Дерево Синих Птиц» во многом помог мне преодолеть свой страх перед новой неизвестностью. Эти птицы — одна из рубинового хрусталя, а другая живая, в синем оперении, — являли собой разительный контраст. Обольстительная птица из светящегося изнутри хрусталя выглядела совсем иначе и вызывала другие чувства, чем пушистое существо, озарившее мои сны три месяца спустя. Ощущение дьявольской опасности, возникшее у меня при виде Рубиновой Птицы, сменилось ощущением доброго волшебства, когда я погладила нежные синие перья.

Я не могу сказать в точности, что значат для меня эти птичьи создания. Но я уверена, что в каком-то смысле они символизируют мою собственную крылатую душу: ту часть меня, которая может взлететь вверх и которая наполовину состоит из дьявольского коварства, а наполовину — из райского восторга. Несомненно, это одна и та же птица — то твердая и сверкающая, как горный кристалл, кроваво-красная; то мягкая, теплая, небесно-голубая. Когда в первый раз она явилась мне в облике Рубиновой Птицы, то была совсем близко, но я от нее отказалась: ведь ее предлагали руки недоброго человека; во второй раз, в облике Синей Птицы, она пришла ко мне сама, и я приняла ее с радостью, как олицетворенное блаженство. Образ души-птицы (красной или синей) родился в глубинах моего существа. Его разные формы — изобразительные знаки, которые соединяют меня с моей собственной внутренней силой.

Теперь, если меня пугает мысль об астральном путешествии, я просто предпринимаю необходимые меры, чтобы избежать его: не сплю на спине или на левом боку, не думаю о выходе из тела, когда засыпаю. Напротив, в благоприятной обстановке — когда рядом Зал, не боящийся никого и ничего, когда я нахожусь в своем счастливом доме в Сан-Франциско и мои мысли заняты любимой работой — я отваживаюсь сделать осторожный шаг в сторону этой новой неизвестности. Вспомнив успокаивающий образ Синей Птицы, я начинаю думать об астральном путешествии и принимаю такую пространственную ориентацию, которая в наибольшей мере ему способствует. Когда в течение какого-то времени у меня не бывает осознанных сновидений, я страдаю от отсутствия особого ощущения свободы и радости, которое они мне дарят, и делаю все возможное, чтобы увидеть их снова.

Астральное путешествие, если оно происходит в такой ситуации, может оказаться великолепным. Однажды я увидела себя летящей вдоль морского берега, высоко над пляжем, лунной ночью. Ветер раздувал мои волосы и одежду. Вода сверкала; когда волны откатывались назад, лунный свет играл и на мокром песке. Я была очарована этим зрелищем. Я знала, что вижу сон (или переживаю настоящее астральное путешествие), и повторяла себе: «Мне так хорошо! Этого так долго не было! Я так давно не выходила из тела на свободу! Так давно!» Другой ночью, в обычном сне, я, находясь в постели с любимым, вдруг ощутила дуновение магического ветра. Я лежала, свернувшись калачиком, возле открытого окна. Светила полная луна, и ветер раздувал висевшую на окне занавеску. Сознавая, что сплю, я крикнула: «Унеси меня к луне!» И стала подниматься выше и выше, влекомая ветром…

Переносясь в иные миры, я снова и снова, как в этом сне, встречаю новый для себя образ: образ проводника-друга, наделенного внутренним светом, который учит меня ориентироваться в удивительном пространстве моих ночных путешествий. В частности, я узнала, что совершенно не нужно откладывать сексуальное наслаждение (как я пыталась сделать в сне «Рубиновая Птица»). Я могу переживать экстатический оргазм, одновременно продолжая видеть сон и познавать что-то новое. В самом деле, мой опыт показывает, что, поддавшись энергии, присущей сознательным снам, мы совершаем шаг к наслаждению более высокого уровня. Искушение по-прежнему велико, путь вперед по-прежнему опасен, — но блаженство, ах, какое нас ждет блаженство…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Западный квартал Мандалы сновидений

Главное божество: Клубничная Дама

КРИКНУВ в осознанном сне: «Унеси меня к луне!», я вытянула руки вперед и выплыла из окна комнаты в ночное небо. Я взлетала все выше и выше. Стремительно поднявшись вверх, я оказалась так близко от луны, что могла бы дотронуться до нее; раньше я никогда не летала так высоко. Мерцающий белый шар, когда я приблизилась к нему, приобрел красноватый оттенок. Мое тело, «гудевшее» уже во время полета, теперь пульсировало сексуальной страстью (как это обычно бывает в осознанных сновидениях) — и вдруг я снова очутилась в спальне. Передо мной стояли мужчина и женщина; они обсуждали мое путешествие к луне. На женщине было очень странное платье: оно имело цвет спелой клубники, а юбка своей формой и фактурой просто копировала эту ягоду. Тем же великолепным красным материалом было декорировано несколько вещей, находившихся в комнате. В частности, я заметила, что абажур лампы тоже сделан в виде пышной клубничины. Свет, проникавший сквозь его полупрозрачную ткань, горел ярко-алым цветом, от чего вся комната окрашивалась в красноватые тона. Я была настолько ошеломлена этой сценой, что проснулась. Мое тело трепетало от страсти, а сознание, казалось, было насквозь пропитано клубнично-красным цветом.

Красный цвет всегда играл важную роль в моих сновидениях (по крайней мере, на протяжении последних двадцати девяти лет, когда я их записывала). И хотя яркие цвета всех оттенков вообще нередко встречаются в моих снах (не только в осознанных, но и в обычных), красный появлялся особенно часто.

Размышления над значением красного цвета обычно вызывают у меня ассоциации с рыжеволосой девочкой, моей соученицей в начальной и средней школе. Она не особенно мне нравилась, хотя мы были соседками и часто играли вместе. Эти отношения носили характер соперничества: бывало, мы ссорились во время игр, одна из нас забирала своих кукол и уходила домой. Я помню, как однажды мы попытались подраться, придя в ярость из-за какой-то ерунды. В другой раз, когда кто-то из родителей развозил ребят по домам после воскресной школы, она долго отказывалась выходить из машины. Когда наконец ее уговорили сдвинуться с места, мы увидели, что она прятала под юбкой коробочку с золотыми звездами, которая в тот день исчезла из класса.

Позднее, в старших классах, рыженькая, пытаясь решить общую для всех нас проблему — проблему завоевания популярности, — стала с энтузиазмом поддерживать любое мнение, которое в данный момент высказывалось. Даже если ей приходилось противоречить самой себе, она безоговорочно соглашалась со всем, что говорили другие; никогда нельзя было понять, о чем она думает на самом деле.

Таким образом, мои ассоциации с этой рыжеволосой носили негативный характер, даже, можно сказать, были окрашены гневом. И хотя в последний раз я ее видела двадцать пять лет назад, она до сих пор иногда фигурирует в моих снах как второстепенный персонаж — а следовательно, является для меня важным символом. Я думаю, что, возможно, она олицетворяет для меня «некрасивый» подход к жизни, ту часть меня самой, которая может поддаться искушению быть не особенно честной, которая легко впадает в гнев и в то же время хочет всем нравиться — даже ценой отказа от собственного мнения.

Со следующим рыжим, появившимся в моей жизни, мне также не особенно повезло. Когда мне было пятнадцать лет, я устроилась на лето работать официанткой в Атлантик-Сити, Нью-Джерси. «Рыжим» звали повара из буфета. Этот симпатичный веселый парень стал за мной ухаживать и часто летними вечерами, когда стаканы из-под содовой были вымыты и жаровня для гриля закрыта, провожал меня до дому или приглашал на прогулку. Мне льстило внимание молодого человека (тем более что он пользовался успехом у женщин); и хотя через подруг до меня доходили слухи, что он женат и имеет ребенка, я принимала его заверения в обратном, так как хотела им верить, и мы продолжали встречаться. Когда осенью, к началу учебного года, я вернулась в Филадельфию, наш роман — как это обычно бывает с летними знакомствами — практически оборвался. Он, правда, писал мне любовные записки, звонил по телефону и даже как-то раз, по случаю, навестил меня (после нескольких невыполненных обещаний). Но я в конце концов решила, что наша связь приносит мне больше огорчений и слез, чем удовольствия. И рассталась с ним окончательно. Позже я узнала, что он действительно был женат.

Однако, хотя наши нежности никогда не выходили за пределы умеренных ласк, он пробудил в моем пятнадцатилетнем теле и желания совсем иного типа. Однажды мне приснилось, что в моей постели по одеялу ползает клещ, покрытый рыжим вьющимся пухом, напоминающим его волосы, — и я в ужасе проснулась. Не нужно было быть психоаналитиком, чтобы истолковать этот сон: в нем отразились мой страх и недоумение — реакция на его пробные сексуальные заигрывания. В другой раз, когда наши отношения уже начали портиться, мне приснилось, что около кинотеатра вывешена афиша с названием фильма Всегда в ожидании — ситуация, в которой я часто с ним оказывалась. Позднее, когда я начала встречаться с парнем по фамилии Грин, мне приснилось, что я выглядываю из окна своей комнаты и с удивлением вижу, как листья на дереве в нашем дворе превращаются из рыжих в зеленые. Эта несообразность (в реальности бывает как раз наоборот), случись она в моем теперешнем сновидении, подсказала бы мне, что я вижу сон. Тогда же я истолковала ее просто как образ смены объекта увлечения. Этот «Рыжий», как и моя школьная подруга, вызывал у меня сильную эмоциональную реакцию (в которой было больше сексуального влечения, чем гнева) и, подобно ей, не отличался избытком честности.

Несмотря на столь негативный опыт общения с рыжеволосыми, меня всегда восхищали рыжие волосы, особенно с красновато-коричневым отливом. Когда этот цвет естественен, мне нравится его необычный оттенок, живой и переливчатый. В детстве мои собственные волосы имели похожий оттенок, но теперь он все меньше различим из-за появляющейся седины. В своих снах я часто замечаю людей с такими волосами — однажды я увидела целую династию рыжеволосых — или красные предметы. Во время некоторых осознанных снов у меня даже появлялись шансы выяснить, какое значение имеет для меня красный цвет.

Например, однажды в осознанном сновидении я обнаружила, что нахожусь в спальне с двумя женщинами. Поскольку у одной из них были рыжие волосы, я немедленно ухватилась за возможность сознательно задать ей вопрос: «Что значат рыжие волосы в моих снах?» Женщина довольно развязно ответила: «Мало ли, что они могут значить! Значение не всегда бывает одним и тем же. Ведь ты понимаешь, что нельзя проконтролировать весь сон». Вскоре после этого я сидела в машине вместе с Залом и еще какими-то мужчинами, слизывала с пальцев липкий мед и уже не помнила ни о каких сновидческих символах. Я уплывала прочь на волнах экстаза…

В другом осознанном сне я взлетела высоко в небо и почувствовала, что начинаю просыпаться. Я помнила, что можно продлить состояние осознанного сновидения, сосредоточившись на какой-нибудь маленькой детали сцены, пока эта сцена окончательно не исчезла^[71]. Я быстро выбрала миниатюрный орнамент из красных камешков, который разглядела на мостовой далеко внизу. Держа этот орнамент в фокусе зрения, я устремилась к нему. Во время спуска, в воздухе, я испытала оргазм. Этот сон, «Красный орнамент», а также сон «Рубиновая Птица» приснились мне в те периоды, когда у меня было кровотечение в середине цикла.

В исследованиях снов, которые женщины видят во время месячных^[72], часто отмечается преобладание красного цвета на протяжении всего менструального периода. Те же самые (и другие) женщины после окончания менструации видят красный цвет в своих снах гораздо реже. Психологи объясняют это тем, что кровь, которую менструирующие женщины видят днем, так или иначе инкорпорируется в содержание их ночных сновидений. Оккультисты, подходя к той же проблеме с совершенно иной точки зрения, утверждают, что на уровне астрального сознания атмосфера насыщена красными тонами. Недавние исследования показали, что видение в красных тонах, как правило, появляется у человека по достижении определенной глубины измененного сознания; видению в красных тонах предшествует стадия видения в голубовато-синей гамме^[73].

Как бы то ни было, красный цвет время от времени преобладает в моих снах, и он имеет точное символическое значение, к пониманию которого я пришла в одном осознанном сновидении. В этом сне, уже сознавая, что вижу сон, я занималась любовью с Залом. Наши тела располагались таким образом, что он находился подо мной, а я, в то время как он меня ласкал, могла смотреться в зеркало. Наблюдая за своим отражением и одновременно ощущая прилив страсти, я заметила, что мой облик изменился. Я с удивлением увидела, что мои волосы приобрели красновато-каштановый оттенок. Во внезапном озарении я поняла: все рыжеволосые персонажи моих снов — это я сама! «Красный — мой естественный цвет!» — воскликнула я, облекая в слова свою интуитивную догадку. Мое тело горело, слегка кружилась голова и даже щеки порозовели. Красный цвет, пронеслось в голове, — это цвет моей сексуальности, цвет пылающей страсти; не что иное, как «краснота» моих мыслей, перекрасило каждый волос до самого кончика. Я почувствовала, что таю, и потянулась к Залу…

В этом сне я сама стала Клубничной Дамой. Розовощекая и рыжеволосая, я персонифицировала собственную сексуальную страсть — как персонифицировала ее Клубничная Дама в более раннем сне. Поэтому я и сделала Клубничную Даму своим божеством Западного Квартала. Я поступила с ней так же, как с другими богами из своих снов: зарисовала ее облик и стала думать о ее значении. Ее сексуальная символика была для меня очевидна, но я обнаружила, что она может являться в разных обличьях: иногда воплощенная в ней энергия принимает человеческую форму (как это было, когда я летала на луну); иногда же богиня превращается в животное или птицу — я склоняюсь к мысли, что Рубиновой Птицей была именно она. На ее присутствие намекают то красные одежды, то определенные фрукты или предметы, то абстрактные орнаменты, а то и просто чистый красный цвет сам по себе. Когда ее энергия проявляется в цвете волос, я понимаю: мои мысли или душевный настрой находятся в возбужденном состоянии, они «покраснели» от сильного гнева или (что бывает чаще) от сексуальной страсти. Я, кстати, обнаружила, что на определенной стадии осознанного сновидения неизбежно возникает то или иное страстное чувство.

Я все яснее различала в своих осознанных снах (которые снились мне чаще и чаще) повторяющийся, основообразующий рисунок. Обстановка, персонажи, предметы, любовные партнеры меняются, но последовательность ощущений остается неизменной. В определенный момент осознанного сновидения я обычно чувствую, что впадаю в транс (Смотрящаяся в Зеркало) и, как правило, испытываю головокружение (Головокружительная Танцовщица) — эти начальные изменения я описала, когда рассказывала о Восточном Квартале. Я очень часто летаю или переношусь по воздуху (Высоколетящая), и, если осознанное сновидение длится достаточно долго, оно достигает кульминации в оргазмическом взрыве (Клубничная Дама). Я должна подчеркнуть, что эта последовательность событий не была описана в известной мне литературе. Напротив, большинство людей, оставивших записи о своих переживаниях во время осознанных сновидений, хотя и упоминают образы, связанные с полетом, настаивают на утверждении, что сильная эмоция или даже слабое физическое прикосновение сразу же выводят их из состояния сна^[74]. Однако я убеждена в том, что эти люди просто не дошли до той стадии, когда состояние осознанного сновидения становится привычным. Потому что, практикуясь, вполне можно научиться испытывать сильные эмоции, даже оргазм, и одновременно продолжать видеть сон. Когда осознанный сон длится долго и переходит за определенную грань, оргазм, по крайней мере для меня, становится почти неизбежным.

Я тщательно изучила свои записи осознанных снов. Я посчитала, сколько раз я испытывала оргазм, сколько раз у меня было сексуальное возбуждение, но оно не доходило до оргазма, и в скольких моих осознанных сновидениях не содержалось сексуальных образов вообще. Факты ясны: в двух третях своих осознанных снов я ощущаю поток сексуальной энергии; в половине из этих случаев мое возбуждение достигает оргазмического взрыва^[75]. В оставшейся трети снов я занята чем-то, не имеющим отношения к сексу. Например, в одном осознанном сне несексуального типа я безмятежно парила в воздухе, лежа на спине, и при этом сочиняла и декламировала стихотворение на французском языке. В нем говорилось, что в мире снов я всегда остаюсь молодой и красивой; что я живу в своих снах и все в них реально.

В осознанных сновидениях сексуального типа, которые для меня гораздо более характерны, источник стимуляции и партнеры меняются, но всегда присутствует поток энергии^[76]. «Инструменты» наслаждения поражают своим многообразием. Чаще всего моим партнером бывает Зал. Но это не всегда так — появляются образы и других мужчин, воображаемых или реальных. Однажды, признаюсь, я занималась любовью со своим отцом (правда, я постоянно напоминала себе, что его образ — это часть меня самой, «отцовская» часть, которую я должна интегрировать). Среди других моих любовных партнеров стоит упомянуть некое ангелическое существо мужского пола, странную женщину (может быть, полуженщину-полумужчину) и меня саму. Животные, растения и предметы в моих осознанных сновидениях тоже могут приобретать качество сексуальности. Алый бутон розы, искрящийся фонтан, теплая от недавнего курения трубка и многие другие подобные вещи использовались мною во сне для сексуального самоудовлетворения.

В своих осознанных снах я вступала в соитие с какими-то странными животными. Последним из них было некое причудливое существо, полуконь-полукозел, которое овладевало мною сзади. Это могло бы напугать меня, но, оглянувшись через плечо, я заметила забавную деталь: у него была седая борода, как у Зала, и такие же очки в стиле Бена Франклина, какие носил мой муж.

Иногда в осознанных сновидениях я занимаюсь любовью сама с собой. Однажды я обнаружила, что, подобно гермафродиту, имею пенис; наклонившись, я взяла этот шелковистый орган в рот и, лаская его, довела себя до оргазма. Но чаще волны сексуальной энергии захлестывают меня, когда я нахожусь в воздухе, и в момент кульминации разрядка наступает благодаря некоему движению моего тела. Я взлетаю вверх или парю в воздухе — и вдруг выгибаю спину дугой в пароксизме оргазма. Или же, паря животом вниз, я просто поднимаю ноги и «взрываюсь». Во время подобных экстатических эпизодов я часто любуюсь проплывающими внизу прекрасными видами. Однажды я наблюдала за золотисто-желтым яйцом, которое зависло в воздухе недалеко от меня: на нем была выгравирована сцена из жизни в замке, и оно представляло собой крошечный, но сложный мир. Порою я как бы «перекатываюсь», или вращаюсь, в пространстве. Один раз, лежа в воздухе на спине, я кружилась в горизонтальном положении, по часовой стрелке. В момент оргазма, когда мое тело содрогнулось, я быстро разжала и сжала пальцы рук. Часто, желая достичь оргазма, я поднимаюсь на большую высоту, а затем камнем устремляюсь вниз — к земле или к поверхности океана. В момент соприкосновения с землей или водой я взрываюсь в оргазме.

Даже сознательно доводя себя до оргазма одним из перечисленных «двигательных» способов, я часто предпочитаю прибегнуть к образу Зала, чтобы вызвать финальный электрический разряд. Когда я плыву в потоках воздуха и размышляю, как мне ускорить оргазм, Зал появляется и зовет меня с земли; я быстро спускаюсь, чтобы слиться с ним в одно целое. Совсем недавно мне приснился осознанный сон, в котором мы с Залом уходили с вечеринки:

Мы уже на улице. Ночь хороша, и я говорю ему: «Я хочу полетать!» Видя, что он колеблется, я беру его за руку, сажаю себе на спину, устраиваю поудобнее и поднимаюсь в ночное небо. Я становлюсь чем-то вроде живого ковра-самолета; мы перелетаем от одного места к другому, и я показываю ему потрясающие виды. «О, все так замечательно — краски, ветер, гудящее ощущение полета… и даже то, что это происходит во сне!» — кричу я, осознав свое состояние. Белые ночные огни настолько ярки, что мне приходится зажмурить глаза. В конце концов наши тела становятся громом и молнией и мы одновременно взрываемся в оргазме.

Зал, подаривший мне так много любовных ласк наяву, часто становится желанным участником моих ночных приключений.

Наслаждение, от которого содрогается мое тело, охватывает не только зоны половых органов. Происходит так, как при бросании камешков в воду: зыбь, начавшись в одном месте, распространяется дальше широкими волнами блаженства. В наиболее интенсивные из ночных оргазмов вовлекается даже зрение. Какая бы сцена ни находилась в такой момент перед моими спящими глазами, она как бы разлетается на части: краски и очертания ярко вспыхивают и взрываются. «Визуальный оргазм» подобного рода есть показатель полноты переживания.

Именно потому, что энергии Западного Квартала свойственно достигать оргазмического пика, для своей Мандалы сновидений я выбрала символом этой стадии Клубничную Даму. В своем «клубничном» одеянии насыщенного красного оттенка, озаренная алым светом, она является живым воплощением моей сексуальной страсти.

Для тибетских буддистов владыкой Западного Квартала является победитель страсти Амитаба. Он часто изображается в образе монаха. Его цвет, как и цвет моей Клубничной Дамы, — красный. Его первоэлемент — огонь, и он сияет, как заходящее солнце. Его называют Буддой Неизбывного Света.

Рассказывают, что Амитаба приходит из Западного Рая, страны блаженства, которой он правит. Его трон поддерживают павлины. Его руки покоятся ладонями вверх на коленях; он сидит в позе медитации и держит лотос, свой символ. Лотос воплощает собой сострадание — очищенную форму страсти.

Как и другие божества, Амитаба иногда изображается в царских одеждах^[77], а иногда — в монашеских; порой мы видим его в паре яб-юм с супругой, Носящей Белые Одежды, или в устрашающем облике.

Я поместила в Западный Квартал своей Мандалы сновидений клубничину, символ Клубничной Дамы, его главного божества. Павлина я заменила Рубиновой Птицей, лотос — алым бутоном розы. Дама Пылающей Страсти имеет помощников, которые представлены в окончательном варианте рисунка мандалы цветными точками.

Энергия Западного Квартала ассоциируется с пылкой страстью. Эта страсть, как и другие препятствия на пути к просветлению, может быть преобразована в мудрость.

Тибетские буддисты верят, что страсть может стать состраданием, что человек может научиться мудрости различения, позволяющей смотреть на мир с теплотой и ясностью, признавая различия между людьми и ситуациями и понимая уникальность каждого человека и явления.

Я сама думаю об этом несколько иначе. Клубничная Дама символизирует для меня высоту сексуальной страсти; она представляет собой противоположность Амитабе, который в глазах тибетских буддистов является победителем страсти. Тем не менее я считаю, что эти фигуры сопоставимы. Ибо посредством моей страсти я могу возвыситься над страстью. Я не аскет, обязанный воздерживаться от половых отношений или добровольно отказывающийся от них. Сексуальная жизнь с мужем доставляет мне радость, и я нахожу, что могу «победить» страсть страстью. Подобно последователям некоторых тантрических и даосских культов, я чувствую, что способна обрести высшее блаженство, используя саму сексуальную энергию своего тела. Я уверена, что сексуальная энергия тесно связана с духовной энергией.

Неслучайно столь многие наши сны наполнены сексуальными образами, символическими или самоочевидными. Фрейд отметил этот факт еще в 1900 г. — задолго до того, как современные исследователи в лабораторных условиях доказали, что во время сна у мужчин часто происходит эрекция. Сексуальное возбуждение, как теперь известно, является естественной частью сна. Возбужденный пенис и увлажненная вагина — обычные следствия наших сновидений. Каждую ночь по нескольку раз мы проходим цикл сексуальной стимуляции. Исключения бывают только тогда, когда содержание сна ввергает нас в панический ужас — и тем делает сексуальное возбуждение невозможным. Как правило, наши тела находятся в состоянии сексуальной готовности на всем протяжении сна. Я думаю, что таким образом наши тела накапливают энергию, необходимую для каких-то высших целей. Ночное «наращивание» наших сексуальных энергий, быть может, является естественным эволюционным процессом, который в конечном итоге приведет нас к мистическому опыту.

Если во время обычного сновидения сексуальная энергия просто слегка стимулируется, в осознанных сновидениях она становится высокоактивной. Мне кажется, интенсивность сексуальных переживаний в моих осознанных снах объясняется именно тем, что сознание продолжает работать во время сна. Я не только сознаю, что сплю и вижу сон, но понимаю также, что мое тело сексуально возбуждено. Каким-то образом я знаю, что сплю, — и ощущаю огонь страсти. Волны эротического чувства вновь и вновь захлестывают меня — пока не наступает оргазм, который поистине можно назвать экстатическим. Потом приходит чувство блаженства, прекрасное и сияюще-светлое. Тело и сознание вибрируют от энергетических вихрей. Активизированная сексуальная энергия устремляется вверх и преображается в мистическое переживание^[78].

Итак, имеется целый диапазон сновидческих состояний. На одном конце его «шкалы» можно поместить обычные сновидения и неосознаваемое сексуальное возбуждение; в середине — осознанные сновидения и осознаваемое сексуальное возбуждение; на противоположном конце — осознанные сновидения и осознаваемое сексуальное возбуждение, которые трансформируется в мистическое состояние.

Йоги используют сексуальную энергию в мистических целях на протяжении уже многих столетий. Они говорят о «пробуждении» энергии спящей змеи, кундалини, свернувшейся у основания позвоночника. Поднимаясь по позвоночнику, «змеиная сила» активизирует психические центры — начиная с промежностного и кончая теменным. Последователи тантрической йоги пытаются пробудить ту же силу не обычным способом уединенной медитации, но посредством полового акта^[79]. Учение о кундалини имеет много общего с концепцией «круговращения внутреннего света» у китайских даосов^[80]; последние тоже в качестве стимулирующего средства в одних случаях предпочитают воздержание от половых отношений и медитацию, в других же, наоборот, — сексуальное общение с партнерами. Даже западные маги и медиумы говорят о возрастании сексуальности как о раннем признаке начавшегося духовного развития^[81]. Сексуальность дает начальный толчок, обеспечивающий всплеск психической энергии.

Я убеждена, что этот процесс энергетической циркуляции происходит естественным образом во время сна. Причем чем в большей степени мы его осознаем, тем свободнее циркулирует энергия. Сексуальность неотделима от жизненной силы. За долгие годы я научилась тому, как подчинять себе волны сексуальной энергии. Когда, во сне, мой внутренний океан начинает бушевать, я поднимаюсь на гребне его волны и возношусь к мистическому блаженству.

В конце своего недавнего сна, ставшего осознанным, я парила в воздухе над постелью, где слева от меня спал Зал (так и было на самом деле):

Мои руки легко касаются перекладины трапеции, висящей в воздухе без какой-либо видимой опоры. Держась за перекладину, я раскачиваюсь, подбрасываю свое тело в воздух и вращаюсь. Весь задний план окрашен глубоким, насыщенным гранатовым цветом. Выполняя акробатические трюки, я думаю обо всех вещах, которые мне нравится делать. Япланирую разные другие дела. Я ощущаю себя полной жизненных сил и очень счастливой. Произнеся вслух: «Мне нужно написать несколько книг и сделать несколько докладов! У меня все хорошо — очень, очень хорошо», я отпускаю перекладину и начинаю падать. Ощущая жужжание в теле, я влетаю, головой вперед, в кровать, где спит Зал, и взрываюсь в оргазме. Перед моими глазами вспыхивает узор — что-то вроде медовых сот, шестигранники с красными и синими отметинами внутри. Восхищенная и умиротворенная, я просыпаюсь.

Так, все чаще и чаще, я пропускаю поток жизни через все свое существо. Я стала Клубничной Дамой; я протянула руку, чтобы принять Рубиновую Птицу. И я начинаю понимать, что подобные экстатические состояния возможны не только в снах.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Сквозь загороженное экраном крыльцо к внутреннему кольцу Мандалы сновидений

Я КАЖЕТСЯ, нахожусь в доме, напоминающем тот, в котором мы живем сейчас, но не в точно таком же. Я стою на нижней ступеньке лестницы и с кем-то разговариваю. Вдруг у меня появляется ощущение, что кто-то еще стоит за моей спиной. Запрокинув голову назад (а не обернувшись), я вижу, что это наша домработница, китаянка Шу-Мин. Я нагибаюсь вперед и продолжаю разговор, хотя мне мешает, что она стоит сзади и слушает. Я снова запрокидываю голову (мотив удвоения) и внимательно смотрю на Шу-Мин. И тут я понимаю, что она — персонаж сновидения! Ее фигура обретает более резкие очертания и более интенсивные цвета.

Я испытываю сильное желание выйти из дома. Шу-Мин и я идем к загороженному экраном крыльцу. Она говорит мне: «Мы стали старше», имея в виду, что мы находимся в другом времени, в будущем. «По-треро Хилл. По-треро Хилл», — добавляет она (так называется район, где недавно произошло несколько убийств). Сквозь экран я вижу, что на дворе — ночная тьма. Я очень хочу выйти, но нигде нет прохода.

Я указываю пальцем то место на экране, где должна была бы быть дверь. Шу-Мин, как всегда находчивая и готовая помочь, ногтем процарапывает в загородке отверстие. Размышляя над тем, не следовало ли сделать отверстие ближе к центру, я протискиваю свое тело сквозь узкую дыру.

Я ощущаю дуновение холодного ночного ветра (мотив холода). Подогнув колени, я отталкиваюсь от земли и взлетаю в воздух, все еще полностью сознавая, что сплю. Сначала мне трудно подниматься — ведь я давно не летала, — но вскоре я обретаю равновесие и взмываю высоко вверх над домом и деревьями (Высоколетящая). Я поднимаюсь еще выше, ощущая, как мое лицо рассекает встречные струи воздуха. Все это происходит на фоне быстрого дробного ритма: я слышу свист ветра и скорее слышу, чем ощущаю, вибрации.

Поднявшись высоко над домом и деревьями, над крошечными фигурками, наблюдающими за мной снизу, я переворачиваюсь в воздухе и смотрю на землю. Теперь меня переполняет желание спуститься к ней. Зная, что вижу сон и ничего плохого со мной не будет, я собираю всю свою энергию и устремляюсь прямо вниз. Падая, я слышу, как свистит ветер; перед глазами все плывет. Я замечаю, что Шу-Мин и какие-то другие люди очень волнуются за меня. Я останавливаюсь, зависаю в воздухе и делаю небольшой пируэт, словно пытаясь их убедить: «Не беспокойтесь, это сон. Я не разобьюсь».

Затем я продолжаю падать, все ниже и ниже, быстрее и быстрее, — и наконец мягко приземляюсь в офисе какого-то мужчины. Мое тело все еще пульсирует, как во время полета, и я ощущаю прилив страсти (Клубничная Дама). Я позволяю мужчине слегка коснуться моего тела. Он доброжелательно говорит: «Ты немного устала. Приляг». Я все еще сознаю, что сплю, и понимаю: сейчас произойдет «изменение сознания»; может быть, переменится место действия сна. Я чувствую себя усталой — по-видимому, оттого, что осознанный сон длится слишком долго. Я решаю попробовать сохранить осознанность восприятия и на следующей стадии сна. Испытаю ли я оргазм? Или «засну» и буду смотреть сон дальше? Или по-настоящему проснусь?

Голова кружится (мотив головокружения); я устраиваюсь на диване, чтобы отдохнуть, — и вдруг просыпаюсь в своей постели. Мое тело пылает, я чувствую себя счастливой и здоровой.

(«Сквозь загороженное экраном крыльцо», 21 января 1976 г.)

Протискивание сквозь узкое отверстие (вроде дыры, вырезанной в экране) — важный образ в осознанных сновидениях. Кажется, он намекает на переход от одного состояния бытия к другому. Оккультисты сказали бы, что он символизирует отделение астрального тела от физического. Как бы то ни было, подобные образы встречаются во многих моих осознанных снах.

Ощущение погружения в сон, которое у меня возникло в заключительной сцене, также является типичным. Такое «погружение в сон» во сне — это увертюра (а иногда и финал) к «погружению» в осознанное сновидение.

В только что описанном сне толчком к осознанному восприятию послужило легкое чувство беспокойства, ощущение присутствия кого-то за моей спиной и усилие, направленное на то, чтобы рассмотреть этого человека. Как только я узнала Шу-Мин, необходимость «встречаться лицом к лицу с опасностью и побеждать ее» отпала, ибо она сразу же стала помогать мне, как помогала в жизни наяву. Во сне именно она проделала отверстие, которое позволило мне выбраться из дома и отправиться в полет.

Образ протискивания сквозь дыру в экране напоминает образ прохождения сквозь стену (в сновидении «Рубиновая Птица» и во многих других снах). Но проникновение сквозь экран дало мне дополнительное ощущение — ощущение перехода. Я одновременно хотела и боялась оказаться «снаружи», полететь; когда же отверстие в экране было проделано, я прошла сквозь него с облегчением. Подобно младенцу, только что вытолкнутому через родовой проход, я испытала чувство появления на свет — и радость.

И в самом деле, некоторым моим осознанным снам предшествовали обычные сны, в которых были образы беременности или родов. Вот один из них:

Я беременна, нахожусь в больнице и скоро должна родить. Я чувствую себя как-то странно и говорю об этом медсестре. Она кладет обе руки мне на живот. Я ощущаю, как тело ребенка начинает выходить из моего тела. Медсестра кричит: «Доктор, мы готовы!» Я ложусь на каталку, и меня везут в родильную палату. Мое восприятие настолько интенсивно, что я понимаю: это сон. Я вспоминаю, что подумывала еще об одном ребенке, и вот сейчас я все это переживаю во сне. Когда меня ввозят в родильную палату, я чувствую, что начинаю просыпаться. Я пытаюсь сосредоточить внимание на какой-нибудь маленькой детали, но ничего не получается, и я просыпаюсь.

В другом подобном сне, ставшем осознанным, действие продолжалось и после эпизода «родов»:

Я беременна и нахожусь в кабинете зубного врача, где мне собираются сделать анестезию перед какой-то стоматологической процедурой. И Зал, и стоматолог озабочены тем, что инъекция может вызвать преждевременные роды. До родов остается один день, и я уверена, что рожу именно в этот срок. В то время как у меня в голове все плывет под действием наркоза (Головокружительная Танцовщица), место действия сна перемещается в прохладный парк, где я, уже пребывая в состоянии осознанности, занимаюсь любовью со зверем, у которого борода и очки как у Зала…

Итак, мотив выхода сквозь отверстие (будь то родовой проход женщины или дыра, проделанная в экране), кажется, входит в мою личную систему образов, связанных с «рождением» осознанного сна. Если оккультисты правы, я одновременно «рожаю» и свое астральное тело.

Иногда отверстие, через которое я прохожу в таких снах, находится в «матери-земле»:

Мне снится, что я на корабле вместе с Залом. После множества сложных приключений мы идем по коридорам, заполненным пассажирами, и теряем друг друга из виду. Я выхожу наружу, однако каким-то образом оказываюсь под землей и вижу лестницу. Поднявшись по ней, я выхожу через отверстие в земле. Люди, стоящие на пристани, указывают на падающий снег (мотив холода). Прохаживаясь взад и вперед под легким снежком, я вдруг понимаю, что у меня возникнут трудности с возвращением на корабль. Лучше всего вернуться прямо сейчас. Но смогу ли я снова открыть отверстие в земле? Оно каким-то образом закрылось после того, как я прошла сквозь него. На секунду я пугаюсь, затем решаю, что, если мне предназначено судьбой открыть это отверстие, я его открою. Я нащупываю пальцами края закрывшегося отверстия и надавливаю на него сверху. Передо мной открывается что-то вроде люка, я спускаюсь вниз по ступенькам и вновь оказываюсь на корабле….

Чаще всего в подобных снах я двигаюсь вверх (сквозь отверстие в крыше) или вперед и вверх (как в том сне, где я проходила сквозь экран). Иногда (как во сне с корабельным люком) направление движения меняется — сначала вверх, а затем вниз. В снах, где присутствует мотив рождения, движение сквозь отверстие направлено вниз. В одном сне движение вниз обыгрывалось особенно выразительно:

В обычном сне, который вот-вот должен кончиться, мы с Залом прогуливаемся по зигзагообразной тропинке сада. Красивые зеленые травянистые растения по обе стороны тропинки везде выглядят одинаково, и только в одном месте они почему-то становятся волнистыми.

Это указывает на наличие особого отверстия. Я, чтобы пометить место, выкапываю одно растение. Зал требует, чтобы я пересадила его обратно. «Но нам же нужно будет каким-то образом узнать это место!» — говорю я. Отсюда, где волнистая зеленая трава прикрывает подземный ход, можно попасть «на другую сторону». Мы с Залом встаем на колени и руками разгребаем землю.

Рядом стоят несколько мужчин и наблюдают за нами. Один из них — капитан Марвел (фамилия означает «чудо». — Прим. пер.); другой — рыжий верзила (красный цвет). Мужчины хотят испытать силу рыжего, заставив его пролезть через отверстие. (В моем первоначальном описании сна слово hole, «отверстие», написано как whole, «все целиком»).

Отрыв отверстие, Зал и я по очереди протискиваемся сквозь эту дыру в земле. И вот мы уже парим в воздухе с другой стороны, прикрываем дыру руками. На той стороне все белым-бело от снега (мотив холода). Мы сгребаем руками снег и засовываем его в дыру. Работая, мы отходим назад, все дальше от отверстия.

Я думаю, что рыжему верзиле теперь будет не так страшно лезть в дыру: ведь на той стороне его ждут знакомые люди, то есть мы. Мы с Залом отступаем все дальше назад, то и дело падая. Мы передвигаемся все быстрее и быстрее.

Залитое солнцем белое пространство перед моими глазами вдуг начинает кружиться и разлетается на мелкие осколки (визуальный «оргазм»). У меня мерзнут лицо и руки: это из-за ветра, который налетает на меня, когда я падаю на спину. Понимая, что вижу сон, я все-таки прихожу в возбуждение и чувствую, что сейчас проснусь. Теперь сквозь мои веки проникает слабый свет; я ощущаю, что меня куда-то уносит. Но свет и осколки пространства продолжают свое вихреобразное кружение. Я просыпаюсь; к моим рукам и лицу возвращается тепло. Я вся горю.

(«Сквозь отверстие в земле», 5 мая 1976 г.)

Ощущение, что ты проходишь сквозь отверстие, рожаешь ребенка или рождаешься сама, есть яркая символическая прелюдия к тому, что должно произойти «на другой стороне». Движение моего тела (во сне) вверх или вниз имеет, оказывается, важное значение. Если я не просыпаюсь от почти неизбежного в таких случаях оргазма, если мне удается сосредоточиться на какой-то детали сна, если я затем продолжаю видеть сон, не забывая, что сплю, — если все эти условия оказываются выполненными, то я попадаю на другую сторону, путешествую там и учусь чему-то новому. «Отверстие в земле» ведет в иной мир. Появление мотива проникновения «сквозь экран» — знак того, что ты уже совершил переход в этот иной мир.

В своем странствии по Мандале сновидений мы уже пересекли три кольца: огненное кольцо (в моей мандале оно стало Большим рулем, помогающим достичь измененного состояния сознания); кольцо из алмазных скипетров (в моей мандале оно преобразилось в кольцо из дождевых капель, символизирующее холод, который я ощущаю, когда вхожу в это состояние сознания); и, наконец, самое внутреннее кольцо.

В моей Мандале сновидений я изобразила внутреннее кольцо как отверстие в загораживающем крыльцо экране. Это отверстие символизирует для меня ощущение, которое я испытываю, когда проникаю в иной мир и обретаю осознанность восприятия. Прорезь в экране напоминает о целой группе образов, связанных с родами, рождением и протискиванием сквозь дыру в земле.

Согласно учению тибетских буддистов, внутреннее кольцо представляет собой гирлянду из лепестков лотоса. Лотос (на санскрите он называется падма) — многозначный символ. Рождаясь из грязи, этот цветок достигает поверхности воды и раскрывается во всем великолепии своей сияющей белизны. Он воплощает гармоничное «цветение» духовного видения. Он также является символом творения: в его сердцевине, в венчике, можно узреть «иной мир».

Лотос является прототипом всех мандал; все централизованные системы духовного знания могут быть представлены в виде лотоса. Тибетские божества, уже достигшие цели своего путешествия, просветления, восседают на «лотосовых тронах» с закрытыми лепестками. Нас же раскрытые лепестки лотосовой гирлянды приглашают впервые пройти через врата, ведущие в духовный мир.

Здесь, в окружении гирлянды из лепестков лотоса, внутри дворцовых стен, восседают на своих лотосовых тронах божества — каждое на собственном лепестке. Центр тибетской мандалы представляет собой стилизованное изображение цветущего лотоса. Самое почитаемое божество пребывает в Сакральном Центре; остальные боги — его эманации, эманации центрального образа. Центр мандалы может состоять только из четырех лепестков, расположенных вокруг венчика. Однако мандала, взятая нами в качестве образца, имеет в своей центральной части восемь лепестков; мандалы более сложного типа могут иметь до восьмисот лепестков, на каждом из которых восседает бог или богиня.

Лотос — не только прототип всех мандал, но и символ психических центров. Тибетские буддисты, так же как и индуисты, нередко употребляют в отношении психических центров, именуемых чакрами (этот санскритский термин означает «колесо» или «диск»), слово «лотос», ставшее как бы их вторым названием. Психические центры всегда изображаются в виде лотосов, имеющих определенное число лепестков. Так, некоторые авторитетные наставники утверждают, что теменная чакра имеет тысячу лепестков (другие говорят, что тридцать два); лобная чакра имеет два лепестка, и так далее^[82].

Таким образом, для тибетских буддистов лотос является поистине многоплановым образом: этот цветок может символизировать раскрывающиеся психические центры; он же — личный символ Амитабы и его «семейства»; наконец, гирлянда из его лепестков образует самое внутреннее защитное кольцо мандалы, а его венчик, раскрывающийся в центре мандалы, порождает всех богов.

Для меня аналогичную функцию выполняет отверстие в экране — потому я и сделала его внутренним кольцом своей личной Мандалы сновидений. На рисунке «внутри» отверстия можно увидеть каменные стены дома на Ивовой улице. Внутри этих стен моего собственного храма (моей личной сферы высоких энергий) пребывают божества моих сновидений. Для меня эти образы исполнены жизни и волшебства. Поскольку я точно не помню, как выглядит лотос, боги моих сновидений сидят на лепестках розы. Роза для меня более значимый цветок, чем лотос: в моем сознании она ассоциируется с любовью и красотой.

Новое духовное состояние зарождается в некоем таинственном пространстве, скрытом в глубинах человеческого сердца. Потому и видимые образы духовного просветления — боги — рождаются в сердцевине лотоса или розы. Путь к новому началу, к возрождению, ведет сквозь раскрытые лепестки этих цветов. Они раскрываются нам навстречу, чтобы нас обнять. Подобно тому как я прохожу сквозь отверстие в экране и чувствую себя заново «рожденной», тибетский буддист — в своем воображении (во время медитации) или в физическом смысле (в ходе посвятительной церемонии) — проникает в сердцевину раскрытого цветка. Именно здесь, в центре последнего круга, находится то место, где рождаются наши боги.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Страна ветра и света

В ДЛИННОМ, неосознанном сне я держу на коленях завернутого в одеяло кота. Кот запеленут как младенец, и видна только часть его мордочки. Я даже думаю: не слишком ли тесно в одеяле, может ли он свободно дышать? Развернув одеяло, я расстраиваюсь, обнаружив, что тело кота покрыто мелкими шишечками, как при кожной болезни. Я вижу, что кусок шкуры сползает с кошачьей головы, и возвращаю его на место.

Позже в этом запутанном сне я блуждаю по огромному помещению, похожему на магазин. Там продается много чудесных вещей: красивая мебель, орган с клавиатурой из перламутра и другие диковины, которые я рассматриваю…

Внезапно у меня появляется странное ощущение, что в следующей комнате что-то происходит. Чувствуя, что надо спешить, я быстро заворачиваю за угол. Я вижу проникающий из-за двери комнаты свет и думаю, что, может быть, обнаружу его источник. Когда я вхожу, оказывается, что комната очень просторная, окна со всех четырех сторон открыты, и в них устремляются яркие потоки солнечного света. Длинные легкие занавески раздуваются ветром. Волна восторга захлестывает меня, и я понимаю, что вижу сон. «Волшебная страна ветра и света!» — кричу я, счастливая.

Стоя в центре этого воздушного светового пространства, я вижу женщину, одетую в красное платье (красный цвет). Ветер обдувает мое тело и лицо (мотив холода). Я начинаю чувствовать, что у меня слегка кружится голова (мотив головокружения), и поднимаюсь в воздух. Теперь мое тело трепещет от «звукоощущения». Это не то осязаемый шум, не то слышимое прикосновение — или то и другое вместе. Жужжание-зуд отдается в каждой клетке.

Такое звукоощущение мне знакомо, оно часто появляется в осознанных снах. Однако сейчас, в этом осознанном сновидении, паря в воздухе, я замечаю, что центр вибрации сместился ниже, чем обычно: вибрация сильнее в ногах, чем в голове. Во внезапном озарении я сознаю, что мои ноги все еще «гудят» после сеанса акопунктуры, на котором я была в тот день. И тут мне становится все понятно! Я облекаю свою интуитивную догадку в слова: «"Гудение" от акупунктуры и вибрация в моих осознанных сновидениях — это одно и то же! Только слышать и ощущать ее я могу лишь тогда, когда она достигает определенной высоты. А ощущение одно и то же!!»

В восторге от сделанного открытия, я перевожу свое интеллектуальное возбуждение на язык физических состояний. Я блаженно кувыркаюсь в воздушном пространстве и взрываюсь в мощном оргазме (Клубничная Дама). Когда я снова «прихожу в сознание», я оказываюсь в том же магазине. Помня о том, что сплю, о моем открытии и обо всем, что случилось, я с любопытством наблюдаю за проходящей мимо группой туристов. Решив, что мне лучше записать все эти интересные события, я ищу в сумочке ручку — и тут же просыпаюсь, чувствуя себя удивительно хорошо. Мои ноги гудят в полную силу.

(«Страна ветра и света», 2 ноября 1976 г.)

Открытие, сделанное мною в этом сне, ошеломило меня. К моменту, когда он приснился, я видела длинные осознанные сновидения уже в течение нескольких лет. Я привыкла к приятному ощущению вибрации тела, часто посещавшему меня в этих снах. «Жужжащая светлая точка», блуждавшая вокруг моих ягодиц в сне «Дерево Синих Птиц», была одним из вариантов этого жужжания-зуда, после которого я всегда чувствую себя бодрой и обновленной. Когда в «Рубиновой Птице» вибрация исчезла, я испугалась: ее отсутствие встревожило меня. Я всегда чувствую себя хорошо, знаю, что я в безопасности, и бываю приятно возбуждена, если во сне мое тело вибрирует. Когда недавно, в связи с каким-то недомоганием, я проходила курс акупунктурного лечения, похожее ощущение стало появляться у меня и наяву. Интересно, что именно мое сновидческое сознание уловило тождество двух ощущений — вибрации в моих осознанных снах и моей физиологической реакции на иглоукалывание. Я убеждена, что это открытие, до меня никем не сделанное, имеет важное значение для понимания природы и происхождения сновидений. Однако, прежде чем продолжить разговор о его возможной ценности, я хотела бы более полно описать ощущение вибрации, характерное для осознанных сновидений.

В течение длительного времени я замечала, что осознанные сновидения отличаются от обычных не только интенсивностью ощущений и красок, но и характером прикосновений и звуков. Дело не просто в том, что осязательные и слуховые впечатления в осознанных сновидениях более красивы (шелк кажется еще более приятным на ощупь, музыкальные тона — более изысканными), — сверх этого звуки и ощущения могут приобретать особые, специфические для осознанных сновидений формы.

Например, звук ветра, проносящегося мимо моего лица, типичен для осознанного сновидения. Этот ветер я не только слышу, но и ощущаю. Поначалу подобные образы не привлекали моего внимания. В сновидении «Большой руль», когда я ощущала на своем лице ветер и солнце, это казалось совершенно естественным. Когда летишь в воздухе, что естественнее, чем звук ветра? И когда в своих снах я камнем устремлялась к земле, чувствуя, как ветер дует в лицо (например, в сне «Сквозь загороженное экраном крыльцо»), звук и ощущение ветра тоже были вполне уместными. Я не задавалась вопросом, почему, когда я ныряла во сне в водоем, чтобы поднять со дна какие-то камешки, в ушах у меня стоял шум воды. И когда, пролетая в своих снах вдоль морского берега, я слышала рокот океана, то принимала это как нечто само собой разумеющееся.

Однако постепенно, сон за сном, я приходила к осознанию того факта, что звуки и осязательные ощущения ветра и воды в моих снах являются образами звукоощущения, которое исходит из меня самой. Это звукоощущение порождалось не ветром или водой, даже не образами ветра или воды в моем сознании — нет, оно в буквальном смысле было частью меня самой. Я сама порождала это мерцающее звукоощущение, а мое сновидческое сознание трансформировало его в образы ветра и воды! Чтобы объяснить звук и ощущение, присутствовавшие в моих осознанных снах, я создавала в своем воображении «картинки», визуально обосновывавшие это присутствие. Объект, который я видела и слышала в своем сне, был символическим обозначением чего-то такого, что мое тело чувствовало и слышало без всякого внешнего раздражителя — само по себе.

Постепенно я обнаружила, что и другие сновидческие образы были связаны с этим звукоощущением. Гул проходящего поезда, урчание приближающегося автобуса, жужжание пчелиного роя, ропот толпы, взрыв аплодисментов — все это, как я поняла, были вариации одного и того же звукоощущения, характерного для моих осознанных снов. Я стала замечать, что те или иные события осознанных снов иногда разворачиваются на фоне быстрого дробного ритма. Я вдруг начинала слышать какие-то пульсирующие звуки или удары барабана. Иногда где-то вдалеке играла музыка, будто бы транслируемая по радио. В других осознанных снах музыка была близко, и я кружилась в воздухе под ее звуки.

Иногда пульсация одновременно обретает форму музыки и ритмических стихов. Вот один такой сон:

Я плыву в воздухе под четкий музыкальный ритм и в такт мелодии начинаю петь:

Дойдя до последней строки, я осознаю, что сплю. Я хорошо понимаю ее смысл: мне не следует наглухо загораживать «шторами» какие-то потаенные уголки своей личности; напротив, все «окна» надо раскрыть, чтобы впустить в себя свет. Ошеломленная силой своей эмоциональной реакции на это откровение, я не могу придумать конец стихотворения. Сон заканчивается тем, что я зависаю в воздухе и, вслушиваясь в пульсирующие ритмичные звуки, глубокими вздохами выражаю свое удовольствие и удивление.

Как и почти все осознанные сновидения, этот сон привел меня в великолепное самочувствие.

Какую бы форму «звукоощущение» ни принимало в моих снах (ветра, воды, музыкальных ритмов), оно всегда бывает комплексным. Редко случается так, что я слышу жужжание, не ощущая одновременно вибрации в своем теле. Однако тот или иной аспект — жужжание или зуд — может быть особо подчеркнут в образной системе сна. Когда ощущение зуда преобладает над жужжащим звуком, мое сновидческое сознание создает совсем другие картины. Например, в одном неосознанном сне кто-то покрывал поцелуями одновременно все части моего тела; возникшее из-за этого ощущение зуда привело меня к осознанию того, что я вижу сон. В другом сне я бежала вприпрыжку по улице и вдруг увидела, что какие-то люди хотят меня остановить. Чтобы не связываться с ними, я поднялась в воздух на несколько футов. Но эта орава добралась до меня и начала ласкать мое тело, все его части сразу. Одновременно они повторяли нараспев: «две тысячи один, две тысячи один…» — и их голоса сливались в единый жужжащий звук. Ощущение этой странной ласки заставило меня понять, что я сплю, — и я полетела навстречу новым приключениям. Но в моих снах попадались и менее приятные «картинки». Так, в более раннем сновидении я прилегла отдохнуть, и по мне пробежала целая стая мышей. Образ сотен крошечных лапок, касавшихся моей обнаженной кожи, должен был объяснить ощущение зуда, которое я в тот момент испытывала.

В другом сне я сама была животным, испытывающим ощущение зуда:

Я стою в комнате и решаю пересечь ее, выйти за дверь и поискать во дворе Дерево Синих Птиц. (Это тот тип сновидческого мышления, который я называю «программированием снов»: когда не вполне осознанно я планирую свое следующее действие во сне.) Как только я начинаю двигаться, я замечаю свое отражение в стеклянной двери (Смотрящаяся в Зеркало). Я сразу же осознаю, что вижу сон. И понимаю, что больше не являюсь сама собой — я превратилась в дождевого червя, ползущего по толстому темно-синему ковру. Извиваясь по плюшевому ковру, я ощущаю, какие пышные у меня, червячихи, бедра. Я смотрю на мир своими червячьими глазками и чувствую, как пушистый ворс ковра щекочет мое тело…

Картинки (как эта, с дождевым червем), объясняющие в моих осознанных снах то звукоощущение, которое испытывает мое тело, бесконечно многообразны. Я оправдываю звук, который слышу и который произвожу сама, образами ветра, воды, моторов, насекомых, животных и людей — гудящими, журчащими, урчащими, жужжащими, ревущими, поющими и звенящими. Я оправдываю вибрацию, которую ощущаю и сама же произвожу, образами различных предметов, животных и людей, которые ласкают, целуют или щекочут меня. Во время осознанных сновидений происходят физиологические изменения моей кожи, ушей и всего тела — и я трансформирую эти ощущения в картины. Мои сновидческие образы являются визуальными символами («картинками») того звукоощущения, которое я испытываю.

Все это я уже давно поняла благодаря своим осознанным снам. Но пока мне не приснился сон «Страна ветра и света», я не знала, что те же физиологические изменения являются неотъемлемой частью гораздо более значимого процесса — процесса мистического. Я не сознавала, что мистический процесс может происходить и в осознанных сновидениях. Мне еще только предстояло открыть, что осознанные сновидения — это подготовка к мистической жизни наяву, своего рода «испытательный полигон».

Я никогда не ожидала, что испытаю неземное мерцающее звукоощущение из моих осознанных снов и в бодрствующей жизни. Правда, иногда оно приходило ко мне в момент полудремы, когда я уже была на грани сна. Но я не думала, что это вибро-жужжание, столь характерное для моих ночных путешествий, может стать переживанием дневной, обыденной реальности. И все-таки, к моему огромному изумлению, я недавно встретилась именно с этим (полновесным!) ощущением наяву — и тогда еще один кусок гигантской мандалы жизни встал на подобающее ему место.

В первый раз, придя на сеанс иглоукалывания, я с большой неохотой взгромоздилась на стол. Из-за своей чувствительности к боли я бы никогда не решилась на эту процедуру, если бы мне не угрожала гинекологическая операция, к которой я испытывала еще большее отвращение. Я с беспокойством наблюдала за тем, как наш друг из Гонконга, врач-иглотерапевт, готовит первые две иглы и вводит их в мои голени. В момент укола я оба раза ощутила резкий дискомфорт, но потом боли не чувствовала. «Зззз» — стрельнуло вдоль левой голени к лодыжке. Сразу же после введения игл я почувствовала странное покалывание над верхней губой. В течение получаса, пока иглы оставались на своих местах, оно то исчезало, то возобновлялось. Иглотерапевт предложил мне сконцентрировать внимание на области таза и представить себе, как туда поднимается проходящая через иглы целительная энергия. Он оставил меня одну, и я медитировала таким образом в течение следующих тридцати минут. Постепенно линия зуда спустилась по левой ноге к пальцам, а затем подобралась к колену. Я чувствовала зуд и в правой ноге, но гораздо слабее. Потом он стал подниматься к рукам, к ладоням, неся с собой тепло. Это было очень расслабляющее ощущение.

Когда сеанс закончился, я, совершенно измотанная, пошла домой спать. Я проспала три часа, и меня пришлось будить к обеду. Я чувствовала себя слегка опьяневшей, как будто выпила несколько стаканов белого вина: голова кружилась, но при этом я была радостно возбуждена. В левой ступне еще сохранялся зуд. Ощущение пьянящей легкости не покидало меня весь вечер. В ту ночь мне приснилось, что я съезжаю с очень крутого лыжного спуска. Во сне я говорила себе, что раньше просто не понимала, насколько восхитительным может быть катание на лыжах. (Снова ощущение ветра и полета.)

Следующий день был обычным, довольно хлопотливым. Ночью я видела обычные сны — я, во всяком случае, ничего особенного в них не заметила. На третий день у меня опять был сеанс. (Мой иглотерапевт считает, что сеансы оказывают кумулятивное воздействие и поэтому для более эффективного лечения в начале курса их следует проводить чаще; мне он назначил приходить через день.) Второй сеанс подействовал на меня почти так же, как первый, хотя использовались другие точки на ногах и теперь иглы вводились также в руки (что вызвало у меня болезненное, тяжелое ощущение). Я снова очень устала, но меньше, чем в первый раз. Иглотерапевт заверил меня, что такая реакция в начале курса бывает у многих людей. Он тщательно осмотрел мой язык. Язык — как всегда, сколько я себя помню, — был покрыт толстым белым налетом. На следующий день, несмотря на некоторые раздражающие обстоятельства, я была в очень хорошем расположении духа, а ночью, впервые за несколько дней, мне приснился продолжительный и яркий осознанный сон:

В конце этого сна я летаю в воздухе, нахожу удивительную книгу, испытываю оргазм и превращаюсь в огромное богоподобное существо, наклонившееся, чтобы рассмотреть что-то внизу. Я вижу стоящую перед зеркалом детскую кроватку, покрытую белым пологом. Я знаю, что в этой кроватке спит мое «я». Я срываю полог, но под ним — еще одна занавесь. Я снимаю ткань слой за слоем, и наконец вижу ребенка, крепко спящего, — вижу и его самого, и его отражение в зеркале. Я наклоняюсь совсем близко и нежно целую ребенка-себя в щеку. Сцена меняется, и я перелистываю тетрадь, думая, где бы записать этот сон. Я решаю, что мне лучше проснуться и записать его в самом деле, — и просыпаюсь.

Этот сон оставил во мне приятное чувство, как будто я открыла какой-то новый аспект себя самой.

Третий сеанс иглотерапии, проходивший на следующий день, по ощущениям и результатам был похожим на предыдущий. Иглы, введенные в кисти рук, вызвали у меня боль и усталость. Иглы в первоначальных точках — на голенях — скорее давали приятные ощущения и как бы вибрировали («зззз»). Я была снова физически совершенно измотана и, вернувшись домой, спала несколько часов. Проснувшись, я все еще чувствовала такую слабость, что практически не могла делать ничего. Выходные прошли вполне обычно. Время от времени в ногах появлялся зуд: «зззз». Это меня озадачило: я не ожидала, что подобные ощущения могут возникать и после сеанса.

Четвертый сеанс стал началом прозрения. Я пошла на него в плохом настроении, сердясь на Зала из-за каких-то домашних разногласий. Иглотерапевт переменил тактику. Он стал ввинчивать иголки в мое ухо. Это на самом деле было больно! Он воткнул шесть иголок в левое ухо и две в правое, и первые несколько раз я в буквальном смысле не могла сдержать крик. Ни ради чего на свете мне не стоило соглашаться на такие муки! Вдруг моя голова наполнилась ощущениями распространяющегося тепла и покалывания. Эта волна двигалась от ушей к затылку, а затем вниз — к скулам и шее. Одновременно мои ноги снова начали гудеть. Эффект получился что надо! Я сидела, утыканная иголками как дикобраз, и медитировала над своей тазобедренной полостью. При этом моя голова зудела, а ноги гудели. Однако более всего меня поразило то, в каком состоянии я вышла с сеанса. Раздражительность исчезла. После получасового сидения с иголками в ушах я чувствовала себя удивительно спокойной. Но вместе с тем энергичной. Результат получился примерно таким, как если бы я одновременно приняла амфитамин и транквилизатор. Я была умиротворенной и одновременно готовой к действию, «напружиненной» (в том числе и в буквальном смысле: мое тело до сих пор вибрировало, как пружина). Выйдя с сеанса иглотерапии, я отправилась на гинекологическое обследование: его результаты должны были показать, необходима ли немедленная операция. Весь этот день я сохраняла энергичность и прекрасное расположение духа. На следующий день я также чувствовала себя исключительно хорошо. Мое тело не переставало гудеть.

Ночью мне приснился еще один осознанный сон. Обычно осознанные сновидения снятся мне не чаще четырех, максимум пяти раз в месяц. Два осознанных сна на одной неделе — это было нечто исключительное. Именно в ту ночь мне приснилась Страна ветра и света. Проснувшись, я сразу же поняла, что шишечки на теле кота связаны с зудом по всей поверхности моей кожи. Сползающая с кошачьей головы шкура была зрительным эквивалентом той странной свистящей вибрации, которую я чувствовала под кожей собственной головы. Эти сновидческие образы были отображениями физических ощущений, которые испытывала я сама!

Открытие, сделанное во сне «Страна ветра и света», чрезвычайно меня заинтересовало: ведь и на самом деле ощущение вибрации, характерное для осознанных снов, в точности совпадает с ощущением зуда во время иглоукалывания. Но если акупунктура, как считается, стимулирует центральную нервную систему, то такая же стимуляция должна происходить и в процессе осознанного сновидения. Ведь ощущение, которое создает во мне иглоукалывание, — ощущение вибрирующей во всем теле энергии — идентично тому, что является естественным компонентом моих осознанных снов.

На следующий день я пришла на свой пятый сеанс с предчувствием, что сумею решить загадку. Ради этого стоило даже потерпеть иголки в ушах! И опять боль, хотя на этот раз не такая сильная; потом волна зуда и тепла. Опять чудесное настроение и энергия на протяжении всего дня. А ночью я увидела еще один осознанный сон! Он был вкраплен в длинное обычное сновидение:

Вначале я сижу в кресле на колесиках, затем поднимаюсь в сумеречное небо. Я снижаю высоту и лечу параллельно тротуару, в нескольких футах над ним, внимательно рассматривая то, что могу видеть, и полностью сознавая, что это сон. Цвет тротуара серый, фактура грубая. Я замечаю, что левым глазом вижу лучше и что он открыт шире, чем правым. Вдруг я слышу сзади над собой что-то вроде шороха крыльев. Я не только слышу этот звук, но и ощущаю как бы сокращения мышц в области затылка, ближе к левой стороне, — то ли на поверхности головы, то ли под кожей. Ощущая-слыша это трепещущее нечто, я одновременно вижу, как что-то вроде темного облака отбрасывает тень на тротуар. За этим следуют ощущение, что я поднимаюсь в воздух ногами вверх (до этого я парила, лежа на животе), и сильный оргазм, от которого я просыпаюсь.

В этом сне я видела левым глазом лучше, чем правым, скорее всего, потому, что гудящее ощущение, вызванное акупунктурой, с левой стороны тела было сильнее.

Проснувшись посреди ночи после сна «Шорох крыльев» и лежа в постели рядом с Залом, я все еще чувствовала интенсивный «гудящий» зуд. Сперва я подумала, что это остаточное ощущение от сна. Но потом поняла, что зуд есть следствие иглоукалывания. Никаких сомнений не оставалось. Мое сновидческое открытие соответствовало действительности: ощущение было тем же самым. И именно оно вызывало осознанные сны!

Теперь гудение обрело определенный ритм. Я спокойно лежала, прислушиваясь к своему телу, и пыталась этот ритм уловить. Сосредоточив внимание на своей голове, я почувствовала, что зуд распространяется вперед и назад от ушей и охватывает, подобно длинным пальцам, всю голову. Сосредоточившись затем на ногах, я смогла почувствовать ток, который одновременно проходит по обеим ногам, подчиняясь сложному ритму: на восемь секунд он «включается», потом одну секунду его нет, потом на две-три секунды он включается снова, потом опять секундный перерыв, после чего весь цикл возобновляется. После нескольких минут такого наблюдения Зал заворочался в постели, я потянулась к нему, и ощущение исчезло. Но когда после наших ласк я расслабилась и вновь начала воспринимать окружающее, гудение вернулось в полную силу. В конце концов я перестала к нему прислушиваться и погрузилась в сон.

Утром я, по привычке, стоя перед зеркалом, посмотрела на свой язык. Он почти весь был ярко-розовым! Немного налета оставалось только у основания языка. Весь день я чувствовала себя энергичной и жизнерадостной, несмотря на некоторые разногласия с Залом по поводу трудной домашней ситуации (у нас поселилась моя свекровь, чей прогрессирующий старческий маразм сильно осложнил нашу жизнь). Той ночью во всех своих снах я видела ритмичные танцы.

Шестой сеанс привел меня к кульминации ощущений. Я всю неделю чувствовала себя великолепно, несмотря на трудности со свекровью. Настроение у меня уже было хорошим, энергия на высоте, но я обнаружила, что шестой сеанс значительно усилил этот эффект. Вплоть до этого момента центры гудящего ощущения располагались в икрах. Как будто некий генератор энергии посылал гудящее ощущение вниз, к стопе, и вверх, к бедру. Я представляла его себе наподобие бенгальского огня (из тех, что зажигают в День провозглашения независимости). Теперь появились новые генераторы — в области таза и (меньшие) в центре каждой стопы. Мне казалось, что с каждой стороны моего тела находится (на одной линии) по три генератора, которые, вращаясь, производят энергию. Я изобразила это на рисунке, чтобы показать иглотерапевту. «Все верно, — сказал он, ничуть не удивившись. — Это меридиан желчного пузыря — мочевого пузыря».

Поскольку я никогда не читала книг по акупунктуре, я и понятия не имела ни о том, что такое меридиан желчного пузыря — мочевого пузыря, ни тем более о том, где он находится. До начала лечения мое представление об иглоукалывании ограничивалось идеей, что, по-видимому, человек испытывает какое-то особое ощущение, пока иголки торчат в его теле. Я не предполагала, что с этим «особым ощущением» мне придется жить постоянно. Позднее я с интересом обнаружила целый ряд свидетельств, подтверждающих мой личный опыт, — как в современной, так и в древней литературе.

Моя реакция на каждый сеанс акупунктуры, казалось, достигала кульминации не в день посещения иглотерапевта, а на следующий день. Шестой сеанс пришелся на пятницу: и снова той ночью я танцевала во сне. В субботу я продолжала чувствовать себя энергичной. В ночь на воскресенье мне приснился еще один яркий осознанный сон — четвертый на этой неделе! Все воскресенье у меня сохранялся зуд. К вечеру он ощущался на обеих сторонах тела, но сильнее слева, и был сконцентрирован скорее в области таза, чем в икрах. Теперь появилось два новых «генератора» — справа и слева под ребрами. Ночью мне приснилось, что по ошибке я села не на тот поезд. Сойдя с поезда, я оказалась в незнакомом и опасном месте. Я почувствовала себя в западне. Я решила рискнуть и прыгнула на ступеньку другого поезда, который вот-вот должен был отойти. С изумлением и радостью я обнаружила, что он направлялся как раз туда, куда я хотела ехать. Отважившись на большой риск, я сделала идеально-правильный выбор. Сон в символической форме подтверждал правильность моего решения пройти курс иглоукалывания. Кроме того, образ поезда (со всеми соответствующими звуками) был визуальным объяснением того гудящего звукоощущения, которое пронизывало мое тело.

В ту же ночь я проснулась и лежала в темноте, прислушиваясь к звукоощущению вибрации в своем теле. Зуд буквально пронизывал все мое тело — от подошв ног до макушки головы; он шел изнутри (от костного мозга) моих бедер, икр и паха, выходя на поверхность кожи ритмичными, пульсирующими волнами. Три генератора и новый, четвертый, казалось, были соединены гудящей линией, которая, вибрируя, порождала боковые ответвления, или токи, энергии. Пауза; затем по всей моей правой ноге, вдоль меридиана, проходит дрожь. Эта глубинная дрожь вызывает ощущение зуда на поверхности кожи. Вначале дрожь распространяется по поперечным линиям, которые отходят в стороны от центральной оси, как кости от рыбьего позвоночника. Затем я уже не ощущаю никаких линий, а только тысячи вспышек, сопровождаемых почти слышимым «зззз», — они охватывают всю поверхность тела, но достигают наибольшей концентрации в области ягодиц и промежности. Зуд поднимается вверх вдоль боков к лицу, фокусируется в точках над ушами, подобно пальцам охватывает затылок, распространяется на глазные впадины и надбровные дуги, а затем спускается по щекам к губам. Теперь,как кажется, появился новый, самый мощный генератор — в голове. Это похоже на ощущение дрожи от избытка чувств — но последняя бывает на поверхности кожи, тогда как в моем случае трепет рождается глубоко внутри тканей. Я чувствую мурашки на поверхности головы и покалывание на лице (как бывает, когда внезапно заливаешься краской) — почти то же самое, что обычно испытываю в ярком осознанном сне.

Теперь ритмический рисунок дрожи принял следующую форму: вся правая сторона тела вибрировала в течение двух секунд, затем к ней присоединялась левая сторона. Обе стороны вибрировали вместе в течение двух секунд. Потом, как правило, хотя и не всегда, вибрация правой стороны прекращалась. Левая же сторона продолжала вибрировать сама по себе на протяжении еще двух секунд, после чего наступала двухсекундная передышка. И опять громкое «зззз» возвещало возобновление цикла^[83]. Гудение начиналось внутри меня, а затем выходило на поверхность — и я чувствовала одновременное жужжание миллионов разбросанных по моей коже точек. Мне казалось, что я горю — что я излучаю энергию. Это было невероятно!

Потом — я все еще лежала в постели, прислушиваясь к пульсации своего тела, — вибрация преобразилась, если можно так выразиться, в мини-мистическое переживание. В тот самый момент, когда вся моя плоть гудела, а на коже одновременно плясали тысячи точек, тело вдруг превратилось в волну. Я чувствовала, как мое сердце бьется и с каждым его ударом волны звукоощущения расходятся от этого центра, образуя все более широкие круги. Я уже не воспринимала себя как тело. Где-то выше моих закрытых глаз сохранялась маленькая сознающая точка, но все остальное стало пульсирующей зыбью, биением сердца, посылавшего волны энергии в атмосферу, и я была не самой собой, но трепещущим источником жизненной силы…

Я просуществовала в этом качестве довольно долго, но в конце концов снова погрузилась в сон. Утром мы с Залом должны были поехать в Лос-Анджелес. В течение дня он давал консультации, а вечер мы планировали провести с другом. Ощущение вибрации, моя реакция на акупунктуру, все еще сохраняло полную силу. «Ты думаешь, я просто сижу в машине рядом с тобой? — сказала я Залу по дороге в аэропорт. — А ведь внутри у меня все гудит, и снаружи бегают мурашки». Я описала ему это удивительное состояние. Он немного встревожился: «Может быть, тебе лучше на время прекратить сеансы? Хотя ты вся прямо светишься!» Он был не единственным, кто в тот день это заметил. Очевидно, не я одна чувствовала, что каждая пора моего тела излучает энергию, — каким-то образом это было заметно и со стороны. Во всяком случае, двое коллег, с которыми мы встретились, сказали Залу, что я прекрасно выгляжу. Поверьте, такое случается не каждый день!

В ту же ночь, в понедельник, мне опять приснился осознанный сон: в этот раз я летела высоко над океаном, на поверхности которого сверкали солнечные блики и кудрявились прелестные белые барашки волн. Я прислушалась, пытаясь уловить знакомый звук, и, действительно, услышала шум океана; мои ноги гудели…

Поскольку мы уехали из города, в понедельник мне пришлось пропустить сеанс иглоукалывания (шла уже третья неделя курса). В результате неземное ощущение, которое вторглась в мое бодрствующее состояние, стало ослабевать. К вечеру вторника я уже чувствовала себя несколько неуверенно, как наркоман без инъекции. Ко мне вернулось обычное ощущение легкой усталости. Язык снова начал покрываться белым налетом. Когда наступила среда, день следующего сеанса, и гудящая вибрация вернулась в мое тело, я обрадовалась ей, как долгожданному другу.

Курс лечения продолжался около года, но интервалы между сеансами постепенно увеличивались, и у меня никогда больше не было такой интенсивной реакции на них. Однако до сих пор я ощущаю приятную, ровную вибрацию (на низком уровне частоты), а мое настроение и работоспособность значительно улучшились — как и здоровье в целом. Частота видения осознанных снов вернулась к обычной норме, как только я адаптировалась к постоянному присутствию жужжания-покалывания в моем бодрствующем состоянии. На этом фоне повышенного жизненного тонуса случаются, конечно, свои приливы и отливы. Другие люди не реагировали на сеансы акупунктуры так бурно, как я. Я объясняю свою особую реакцию тем, что испытывала подобное ощущение раньше, в осознанных снах. Перемена в состоянии моего здоровья была разительной: невероятно, но гинекологическое обследование, которое я проходила после первых сеансов иглоукалывания, показало, что никаких нарушений у меня нет. Однако главным положительным результатом иглотерапии стало сделанное мною открытие, что чудесное ощущение из осознанных сновидений, которое бодрит, снимает напряжение и дарует радость, достижимо и в бодрствующем состоянии.

Быть может, человек, который видит осознанный сон — то есть парит в воздухе (или вне пределов своего тела), испытывает головокружение, переполняется сексуальной страстью, плывет на волнах звука, вибрации и света, слышит музыку и стихи, переживает мини-экстаз, осознав, что находится в состоянии сна, — уже поднялся на нижнюю ступень лестницы подлинной мистической экзальтации. Ведь безусловно есть параллель между его состоянием и такими переживаниями мистика, как видения, ощущение левитации, чувство слияния и единства с миром, слышание неземных звуков, улавливание вибраций, видение белого света, «восприятие» богодухновенной музыки и поэзии, экстатическое осознание своего места во вселенной. Быть может, наши сновидения — один из путей достижения того состояния измененного сознания, которое мистики именуют экстазом.

Я обнаружила, что могу вибрировать наяву, а не только во сне. Подобно гигантской урчащей кошке, все мое тело лучится энергией счастья, и трудно поверить, что я когда-то обходилась без этого — я, урчащая кошка с розовым языком! Звукоощущение из мира моих сновидений ныне существует и в моем бодрствующем мире. Следующий шаг в этом процессе достоин еще большего изумления. Иногда я чувствую, что могу по собственной воле шагнуть «сквозь загороженное экраном крыльцо». Подобно опытному путешественнику, я пересекаю границу сна и, возвращаясь, доставляю на Берег Яви сокровища, добытые в Море Сновидений.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Северный квартал Мандалы сновидений

Главное божество: Говорящая на Языке Колокольчиков

Я СИЖУ, как японка, на круглой черной подушке, лежащей на золотистом ковре в моей туалетной комнате. Справа окно с кружевной занавеской: она пропускает лучи послеполуденного солнца и колышется от дуновения ветра. Комната напоена светом и воздухом. За моей спиной — встроенный шкаф с выдвижными ящиками; передо мной — одна из дверей гардероба, рисунок ее древесины напоминает устремленные вверх языки пламени. Дверь в комнату, слева от меня, слегка приоткрыта; двери в мою спальню закрыты; телефонный шнур выдернут. Я одна в моем охраняемом ото всех мире медитации.

В течение всего перегруженного делами дня я чувствовала себя исключительно хорошо и предвкушала этот момент, когда наконец предамся уединению и покою. Та особая медитация, которую я открыла для себя недавно, оказалась настолько эффективной, что последние две недели я выкраивала для нее по два часа ежедневно. Разумеется, я медитировала и раньше (время от времени), уже много лет, но обычно такие сеансы не превышали двадцати минут; они не давали почувствовать ничего, кроме легкой релаксации. Однако эта новая практика была совсем иной, — как по методике, так и по результатам. Уже в первый раз, когда я, согласно полученной инструкции, вращала глазными яблоками и глубоко втягивала в легкие воздух, одновременно отслеживая воображаемую траекторию внутри тела, я ощутила мощную реакцию своего мозга. Новая медитация давала необыкновенный эффект: после сеанса я ощущала прилив энергии и радости.

Сейчас, сидя с закрытыми глазами на подушке-зафу, я сосредотачиваю внимание на области ниже своего пупка. По всей тазобедренной полости расходятся волны вибрации. Напрягая и втягивая внутрь мышцы ануса, я делаю глубокий вдох и направляю эту вибрацию сначала вниз, к промежности и в копчик, а затем (в своем воображении) — вверх, вдоль всего позвоночника к темени головы. Потом, после короткой передышки, я «веду» вибрацию вниз через лоб, далее вдоль спинки носа, «встречаю» ее кончиком поднятого к небу языка и «опускаю» через горло, по воображаемой прямой, соединяющей горло с лобковой костью, чтобы, наконец, снова направить вверх, в брюшную полость. Все это время я синхронизирую движения своих глаз с регулируемым дыханием и этапами воображаемого пути. Вибрация реально присутствует в тазобедренной полости; ее движение происходит в воображении.

Снова и снова я направляю свой взгляд, свое дыхание и визуализированный образ по круговой траектории вокруг тела. Всякий раз я ожидаю момента, когда вибрация в тазобедренной полости начинает усиливаться, вздымаюсь на гребне ее самой большой волны, возношусь вместе с ней до ее высшей точки, делаю передышку и скатываюсь вниз, чтобы еще раз воссоединиться с ее источником. Подобно тому, как бывает, когда ныряешь в воду, гудящий ток бурно всплескивает вверх, едва я в своем воображении достигаю его обители, расположенной в тазу.

В промежутках между «раундами» я наблюдаю за своей реакцией на них: у меня появляется ощущение, будто в мозгу из стороны в сторону плещутся волны; затем горячая вибрирующая дрожь охватывает всю правую сторону моего тела; затем тепло концентрируется в одной точке внутри левого колена. Я наблюдаю за маленьким пурпурным пятном неправильной формы, которое возникает перед моим внутренним оком. Время от времени в центре пятна вспыхивает яркая точка. Все световое пятно ритмически сжимается и расширяется на серо-желто-зеленоватом фоне. Каждый раз, как я вижу световое пятно, вибрация в моей тазобедренной полости становится особенно ощутимой.

Как странно! Теперь пятно света резко уменьшается, и я чувствую, как что-то вроде волны движется от задней части моего мозга ко лбу. Потускневший свет, то расширяющийся, то съеживающийся, кажется, пульсирует, распространяясь от затылка вперед. Хлоп! Хлоп! Хлоп! — очень слабый шум. Что это за странный звук? Я вдруг понимаю, что слышу его уже несколько минут. Похоже, что шум исходит изнутри меня. Нет, этого не может быть! Наверное, просто что-то скрипит в нашем старом доме — быть может, один из выдвижных ящиков за моей спиной. Однако звук не похож на обычный скрип — скорее на потрескивание, состоящее из раздельных «тактов». Кажется, будто разрывают или натягивают тугое полотно; звук продолжается… и движется!

Боже мой! Звук и вправду внутри меня! Сейчас он на темени — а раньше был где-то сзади. Скорее всего, в затылке. Хлоп — хлоп — хлоп: медленно, неумолимо, нечто движется внутри моей головы!

Уверившись, что источник звука, чем бы он ни был, находится внутри меня, я прихожу в возбуждение и не на шутку пугаюсь. «Расслабься! Расслабься!» — говорю я себе. «Чем бы это ни было, оно все равно происходит. Пусть оно идет своим естественным ходом. Сопротивляясь, ты еще больше осложнишь и запутаешь ситуацию. Расслабься и вспомни о Боге».

Будто попав под воздействие колдовских чар, я вслушиваюсь в мягкие звуки, которые движутся вперед по определенной линии. При этом одна часть меня, как зритель на фантастическом представлении, сидит и наблюдает, а другая часть сама является «страдательным лицом» невероятного происшествия. Очень медленно, словно распускаемый стежок за стежком шов, линия звуков продвигается вперед — пока не достигает границы между волосами и лбом.

Теперь потрескивающая линия начинает спускаться вниз по голой коже. Подобно крошечным лапкам муравья, ползущего по прямой тропинке, ощущение незаметными рывками преодолевает выпуклость лба. Я могла бы поклясться, что это муравей, но знаю, что бессмысленно открывать глаза и пытаться его поймать, ибо каждый шаг муравьиной «лапки» сопровождается мягким хлопком. Медленно опускаясь, линия звуков достигает того места, которое в древних писаниях называется «третьим глазом». Еще один мягкий хлопок — и моя носовая полость внезапно полностью прочищается. Тишина. Я сижу неподвижно.

Затем, один за другим, из затылочной части моей головы всплывают отдельные «пузырьки» и следуют по тому же маршруту. Вверх, вверх, через макушку и вперед — пузырьки движутся в бесшумном потоке, завершая свой путь в «третьем глазе» (там же, где остановились хлопки). Потом все снова приходит в нормальное состояние. Я заставляю себя ненадолго отрешиться от медитативного состояния, открываю глаза и… замираю, пораженная. Все мое тело «поет» от вибрации, которая особенно сильна в области таза, и я чувствую себя удивительно хорошо.

Подождав несколько минут и не обнаружив никаких признаков дискомфорта, я решаю, что могу спокойно приступить к четвертой серии дыхательных упражнений. Я снова концентрирую вибрацию в одной точке тазобедренной полости и направляю ее — своим дыханием и взглядом — вверх по воображаемой траектории, проходящей внутри моего тела. Покончив с этим, я спокойно наблюдаю за последствиями: теперь поток пузырьков устремляется по тому же маршруту. Пузырьки бегут, как череда лыжников за санями, проложившими колею в снегу. Что там ползущие муравьи или единичные пузырьки! Новые пузырьки несутся неиссякаемой стремительной лавиной. Фонтан пузырьков безостановочно брызжет из моего затылка, и его струи перехлестывают через макушку, стекая на лоб. Ручьи пузырьков извергаются, чтобы со всплеском бултыхнуться в мой третий глаз.

Несколько минут я нахожусь в трансе, наблюдая за этим внутренним спектаклем. Потом понимаю, что, должно быть, медитирую уже очень долго. Мне нужно взглянуть на часы. Постепенно я переключаю свое внимание на внешний мир, открываю глаза и перевожу взгляд на наручные часы: 6:20 пополудни! Через десять минут я должна выйти из дома! Я пробыла в медитативном состоянии более полутора часов и ни разу не вспомнила о времени. Я беру себя в руки, встаю, одеваюсь и выбегаю из дому — ведь меня ждут. Пока я еду в машине, крошечные водяные пузырьки продолжают струиться по моему лбу. Я не «просыпаюсь» — ибо это не было сном!

(Блокнот, 2 июня 1977 г.)

Весь вечер я была занята и старалась не думать о своем внутреннем приключении. Только изредка пузырьки напоминали о себе тоненькой струйкой. Домой я вернулась поздно, легла спать, видела сны, и на следующее утро вполне могла бы подумать, что все это мне приснилось. Но когда я на рассвете открыла глаза, энергия, подобно искрам костра, вспыхнула в моей голове и каскадом обрушилась на лоб. Она никуда не исчезла.

Это «открытие» моего «канала» произошло вскоре после того, как закончился многомесячный курс акупунктурного лечения. Сеансы иглоукалывания произвели такое радикальное улучшение моего самочувствия (дав мне к тому же ощущение телесной вибрации, ясность ума и хорошее настроение), что я не желала терять эти новые преимущества. Раньше я даже не понимала, как хорошо могу себя чувствовать. Я не задумывалась о том, что мое тело работает не в оптимальном режиме, и привыкла довольствоваться отсутствием явных болезней. Хроническая астма у меня прошла; прыщи исчезли; обычные вирусные заболевания приходили и уходили. Я ела с большим аппетитом, чем в юности, гораздо чаще танцевала и стала сильнее. Однако я быстро уставала, в середине дня чувствовала упадок сил и ложилась отдохнуть — я знала, что с такой конституцией родилась, таков мой удел, и к нему нужно просто приспособиться.

Познав вибрирующую бодрость, следствие первых акупунктурных сеансов, я уже не могла быть довольной своим обычным состоянием. Эту бодрость я хотела ощущать постоянно! Однако дальнейшие сеансы, хотя и поднимали общий уровень моего самочувствия, уже не вызывали первоначальной бурной реакции, не позволяли достичь того пика ощущений. Кроме того, я не хотела попасть в зависимость от акупунктурного лечения. Поскольку мне приходилось часто путешествовать, я хотела найти «портативное» стимулирующее средство. Я подумала, что, вероятно, смогу медитировать на акупунктурных точках (ведь теперь знаю, где они расположены и какие ощущения возникают при их активации) и таким образом стимулировать их своим сознанием.

Когда я поделилась этой идеей со своим иглотерапевтом, тот сказал: «Да, это можно; для этого есть специальная система, она называется цигун (буквально, "работа с ци, силой жизненной энергией")». Он объяснил, что при надлежащей тренировке человек может заставить поток своей энергии циркулировать по определенным каналам и добиться результатов, похожих на те, что дает акупунктура. Однако процесс обучения труден, занимает несколько месяцев и таит в себе большие опасности. Он не знает книг на английском языке на эту тему. Естественно, мне тут же захотелось это попробовать.

Я признаю, что слишком жадна до новых впечатлений — даже порой веду себя немного по-свински. Я всей душой отдаюсь тому, что мне нравится — изысканному обеду с вином, сексуальному акту, красивой одежде, интригующим книгам, ведению дневника сновидений, интересным лекциям, театру. Если я вижу что-то хорошее, то не могу остановиться… пока насыщение не перейдет в несварение желудка. «Несварение», в его бесконечном разнообразии, для меня просто неизбежно. Праздничный обед в лучшем ресторане, с моими любимыми блюдами и винами, развеселит меня на весь вечер, но после я полночи не буду спать от колик и диареи. От неумеренных занятий любовью я становлюсь раздражительной. Одежды я накупаю столько, что шкаф набит мятыми вещами и я не могу найти даже самое необходимое. Мои книги и дневники сновидений кипами свалены в рабочем кабинете и в спальне — я даже не представляю, где их хранить. Чем бы я ни занималась, я так увлекаюсь, что не могу трезво все обдумать, остановиться и сказать себе: «Хватит, иначе будет перебор».

С таким же настроем я окунулась и в свой медитативый проект. Роясь в магазинах, где продаются антикварные и оккультные книги, расспрашивая любителей и ученых специалистов, ломая голову над переводами китайских сочинений, я наконец отыскала книги, в которых объяснялась эта методика^[84]. Проигнорировав мудрые предупреждения о том, что применять ее можно только под наблюдением учителя, я начала самостоятельно заниматься тем эзотерическим аспектом цигуна (даосской медитации), который называется нейтан, «внутренняя алхимия».

Это было — и остается — захватывающим предприятием. Подобно исследователю, который готовится к путешествию в коварную, неизведанную страну, я развернула «карты» и изучила все доступные мне описания этой «территории»^[85]. На дверях моей спальни я развесила старинные диаграммы «внутренней циркуляции», схемы этапов «внутренней алхимии» и современные изображения акупунктурных меридианов. Я тщательно их изучала, запоминала ориентиры и осваивала названия «холмов» и «долин». Затем наконец я перешла от карт к самому ландшафту — к той территории, на которой разворачивались мои собственные телесные процессы.

Здесь моя повышенная чувствительность сослужила мне хорошую службу. Малейшее пощипывание, малейший укол боли привлекали мое внимание. Я локализировала эту точку, идентифицировала ее, определяла ее место в общей системе. Поскольку я уже знала ощущение гудящей вибрации — оно вторглось в мое бодрствующее состояние, как только я стала заниматься акупунктурой, а еще раньше было частью моих осознанных снов, — я легко научилась прослеживать линию его распространения из одной области организма в другую. Имея хорошее пространственное восприятие и зрительное воображение, я без труда соотносила словесные описания и двухмерные диаграммы с органами и полостями моего собственного тела.

Мое тело стало для меня учителем. По мере того как развивался процесс медитации, как воображение уступало место опыту, а представление о движущемся по каналам потоке переходило в соответствующее ощущение, я делала множество открытий. Я всегда полагала, что термин «поток энергии» — метафора, подразумевающая жизненную силу вообще, а не что-то конкретное. Китайцы называли этот поток «ци», индусы — «прана», греки — рпеита, римляне — spiritus. Я думала: если сосредоточиться на какой-то части своего тела, можно, наверное, ощутить тепло или понять по неким расплывчатым признакам, что эта материя «живая», — но не более того.

Благодаря открытию канала, описанному выше, я с изумлением обнаружила, что «поток энергии» существует в буквальном смысле. У него есть своя специфика. Его так же нельзя спутать ни с чем другим, как не спутаешь включенную лампу с выключенной. Когда мой язык принимает нужную для медитации позицию, я как бы втыкаю в розетку вилку электроприбора. Связь замыкается, и энергия в буквальном смысле начинает двигаться по моему телу. Она осязаема; она слышима; она почти что видима.

Я также удивилась, что вначале движение потока было более медленным, чем я предполагала. Когда ток в моем теле стал реальностью, то оказалось, что он просто ползет — по сравнению с тем темпом, на который я рассчитывала. Пытаясь «запустить» энергию по траектории, я считала от одного до шести, одновременно прослеживая «внутренним оком» путь от копчика по позвоночнику к макушке головы. Когда поток внутри меня действительно пришел в движение, я заметила, что он отстает от моего мысленного счета. Делать нечего — пришлось считать медленнее, и в конце концов я сумела добиться соответствия между тем, что рисовала в своем воображении, и тем, что на самом деле происходило во мне.

Я училась у себя самой. Ток упорно прокладывает себе дорогу, осваивая все новые закоулки и щели; у него есть собственный «разум». Как только я запускаю его по главным каналам (заднему и переднему), играющим роль центральной автострады, он сам начинает подсказывать мне, где можно свернуть в сторону — на большое шоссе или проселочную дорогу.

Каждый день, каждый медитативный сеанс приносил новое открытие, новое озарение. Каждая ночь, каждый увиденный сон давали все более ясные символические подтверждения тому, что я запустила в себе мощный преобразовательный процесс. Многие загадки стали для меня проясняться. Я жадно насыщалась этим восхитительным приключением — и заработала несварение желудка, резь в глазах, боли в шее и голове.

Я переусердствовала с медитацией. Желая получать все больше бодрящих ощущений, которые она мне дарила, я целый месяц медитировала по два-три часа каждый день. Я стала настолько бодрой, что перестала спать днем. Потом я вообще почти перестала спать и почувствовала, что держусь на ногах как-то нетвердо. Мой организм до такой степени перегрелся, что язык приобрел ярко-желтую окраску. Ощущение, будто по мне кто-то ползет или что-то стекает, так сильно внедрилось в мое сознание, что забывать о нем во время работы становилось все труднее. В глазах что-то кололо; в других частях тела тоже появлялась странная тупая боль; я стала раздражительной. Точно так же, как мне трудно остановиться во время еды, потому что все кажется очень вкусным, мне было трудно осознать, что я медитирую чересчур долго и усердно, — потому что во время сеанса я чувствовала себя прекрасно. Даосы сказали бы, что мое тело не успевало впитывать энергию, которую я высвобождала. Я не хотела жертвовать положительными результатами своего эксперимента, но в то же время испугалась появившихся неблагоприятных симптомов и вспомнила о других опасностях, которые, возможно, меня поджидали. В общем, я решила, что мне необходима чья-то помощь.

Я резко сократила время сеансов и занялась лихорадочными поисками специалиста по даосской медитации. И как раз в этот момент такой специалист объявился в нашем городе — в силу некоей таинственной закономерности, которую Юнг назвал бы «синхронностью явлений».

Мастер К_____ приехал из континентального Китая, чтобы навсегда поселиться в Калифорнии. Прекрасный знаток даосской медитации, благородный и мягкий человек, он проанализировал мою технику и исправил мои ошибки. Он порекомендовал мне особые упражнения для укрепления тела, чтобы мой организм мог выдерживать поток пульсирующей в нем энергии, которая возросла настолько, что, казалось, разрушала все внутри. Он обучил меня самомассажу, позволяющему снижать давление, если оно подскочило в ходе медитации. С мудростью, основанной на вековых знаниях, он снова и снова сам демонстрировал мне эту практику, чтобы я поняла, каким образом, в каком направлении и зачем нужно перегонять энергию. Я постоянно обучаюсь у него. Боли ушли, а вибрация осталась.

С тех пор я еще пару раз допускала «перебор» в своей медитационной практике, но распознавала его симптомы гораздо быстрее. Я научилась достаточно уважать поток внутренней энергии, чтобы обращаться с ним бережно — правильно распределять его силу; мягко направлять туда, куда мне надо. Теперь процесс медитации протекает успешно, раскрывая в моем бодрствующем теле все те возможности, о которых раньше я только грезила в снах, не подозревая, что подобное бывает и наяву.

Я наконец поняла, что осознанные сновидения последних нескольких лет были предвестниками потока, который сейчас протекает по моему бодрствующему телу. Неудивительно, что после осознанных снов я чувствовала себя обновленной: ведь когда ты находишься в состоянии осознанного сновидения, поток энергии циркулирует сам по себе. Сегодня я и в бодрствующем состоянии могу вызывать активизацию того же потока и — отчасти — управлять его обновляющей энергией. Неудивительно, что в осознанных сновидениях я ощущала зуд и слышала гудение. Это ток, передвигаясь внутри моего организма из одного места в другое, создавал ощущения покалывания и гудения — то в моих половых органах (и тогда во мне вспыхивала страсть), то в ногах (и тогда мне казалось, что я лечу), то в щеках (и тогда мне виделись водовороты или ветры), то в моем мозгу (и тогда я испытывала головокружительный экстаз), то на поверхности кожи (и мне грезился моросящий живительный дождь, проникающий во все поры), то вдоль центральной линии груди (и мне снилось, что я камнем устремляюсь с высоты на землю). Я уверена, что тот же самый поток, движение которого я ощущаю в состоянии медитации, естественным и беспрепятственным образом циркулирует во время наших обычных ночных снов. В состоянии осознанного сновидения мы обретаем способность слышать и ощущать его действие, а самые счастливые из нас научаются сохранять эту способность и при свете дня.

Наяву я испытываю те же ощущения, которые впервые испытала в своих осознанных снах. Например, когда очень мощный поток спускается вниз по моему горлу, «пришпиливая» кончик языка к небу и заставляя язык дрожать и вибрировать до самого корня, то иногда энергия «застревает» в выемке у основания шеи (там, где индуисты и буддисты локализуют горловую чакру). Подобно большому крутящемуся комку, масса энергии втискивается в это место и не может прорваться наружу — из-за чего возникает ощущение удушья, как будто в горле что-то застряло (точно такое ощущение я испытала в сне «Рубиновая Птица»). Давление нарастает до тех пор, пока наконец ток не прорвется в грудь.

Наяву я ощущаю и точку гудящего света, впервые привидевшуюся мне в сне «Дерево Синих Птиц». Она ползет по моим икрам, прокрадывается вдоль бедер, проходит по паху и поднимается по рукам; она, как струящиеся локоны, легко касается моей шеи. Эта гудящая светлая точка, подобная горящему запалу на конце шнура, каждодневно присутствует в моем теле.

Теперь поток чаще всего изливается из моих ступней — из той области, которую китайцы удачно назвали «бурлящими ключами». Или же он берет начало в большом пальце левой ноги. Вырываясь наружу, горячий и бурлящий, он устремляется вверх. Возникает ощущение, подобное тому, какое бывало в моих снах о танцах на горячей грязи, о прогулках по зыбучим пескам, о кружении на цыпочках — вообще во всех снах, где я танцевала.

Однажды во время медитации, когда ток разделился на ручейки, стекавшие по обеим сторонам головы и шеи, а также по скулам вдоль ушей, я ощутила, что мои щеки излучают вихри энергии — как в сне «Женщина с Зафиксированным Взглядом».

Во время другого сеанса медитации я почувствовала, как поток пробивался вверх сквозь макушку моей головы — в том месте, которое китайцы называют «сто перекрестков». Он разделялся на рукава, все более и более тонкие, и самые узенькие ручейки струились волнистой линией перед моими ушами, изгибаясь затем по щекам к уголкам рта. В моей голове вспыхнул образ женщины из сновидения, увиденного несколько лет назад. Она тогда произвела на меня сильное впечатление, и я нарисовала ее, как рисовала многих персонажей своих снов. Это была первобытная женщина, поселившаяся в племени рабов-«хранителей змей». В том запутанном сне происходило примерно следующее:

Главное, что должны делать люди из порабощенного племени, — это охранять безопасность змей. Змеи, одетые в сбрую наподобие конской или в ошейники и поводки, как собаки, выползают погулять и поплавать в сопровождении своих рабов-телохранителей. Я замечаю одну женщину с красивым и умным лицом, чья голова повязана синим платком. Она разговаривает не словами, но музыкальными звуками, мелодичными, как звучание колокольчиков. Исполненная благоговения, я наблюдаю за этой женщиной, которая стоит напротив меня, за открытой раздвижной дверью. От крыльев ее носа отходят тонкие золотые проволочки, похожие на кошачьи усы. Она открывает дверь…

(«Говорящая на Языке Колокольчиков», 1 июля 1975 г.)

Теперь я сама, излучая всем телом энергию, ощущала, как тонкие золотые усики щекочут мои щеки. Мои давние сны отражали те же физические ощущения, которые теперь рождались в моем теле. Значит, уже тогда, когда мне снились эти давние сны, в моем теле циркулировал энергетический поток.

По мере того как я в бодрствующем состоянии все явственнее ощущаю энергетический поток, язык моих сновидений тоже проясняется. Во сне я танцую, кружусь и подпрыгиваю, исполняя балетные па, — а проснувшись, ощущаю, что «бурлящие ключи» в подошвах моих ног порождают неистовые вихреобразные потоки. Мне снится, что я ощупываю золотистый волосок, выросший у основания позвоночника, — а наутро я чувствую у себя в копчике покалывание. Перед тем как я обнаружила, что ток циркулирует в устойчивом ритме между моей головой и тазобедренной полостью, мне приснился сон о сигарете, зажженной с обоих концов. С каждым сном язык моих сновидений становится более внятным. Я вижу, что «значение» моих снов, их символическое содержание, — это поверхностный слой, накладывающийся на определенное физическое ощущение. Мои сны многослойны, но их основу образует движение энергетического потока. Теперь язык моих снов стал более прозрачным, и я понимаю почти все.

Разумеется, взаимосвязь между снами и медитацией «работает» в обоих направлениях: мой медитативный опыт отражается в снах, а сны, в свою очередь, предвосхищают медитативный опыт. Незадолго до того, как у меня открылся теменной канал, я видела сон, в котором мне на темя капала вода; после открытия канала у меня в течение многих дней болела макушечная область — а персонажей моих снов все это время били по головам камнями или молотками, и им было так же плохо, как мне. За ночь до того, как у меня во время медитации открылась область солнечного сплетения, мне снилось, что я не могу проехать через запертые ворота, но в конце концов ухитряюсь преодолеть их и паркую свою машину в каком-то на первый взгляд совершенно неподходящем месте. Я проснулась оттого, что вместо привычной уже тупой боли в области солнечного сплетения почувствовала внезапную мучительную резь. В ночь после открытия моего переднего срединного канала, когда во время медитации энергия наконец протиснулась сквозь солнечное сплетение и спустилась ниже пупка, мне приснилось, что я надеваю на себя обтягивающее платье с передней вставкой из прекрасных голубых кружев. Спустя несколько ночей я во сне увидела себя в прозрачной блузке, сквозь которую просвечивали груди. Так в сновидческих образах отразилась «открытость» передней части моего тела. Мои сны одновременно и предвосхищают процесс медитации, и отражают его.

Если я днем перегоняла энергию вверх и вниз, мне ночью снились «американские горки», эскалаторы, крутые холмы, горнолыжные трассы, спуски по желобу, резкие повороты на дорогах, лестницы, ведущие вверх и вниз, — все это говорило о том, что, в то время как я видела обычные сны, мой внутренний поток поднимался и опускался; как только я привыкла к его циркуляции, склоны в моих снах стали более пологими. Частый в осознанных снах мотив полета вверх и резкого вертикального спуска на землю обрел в моих глазах новый смысл: это поток энергии взлетал вверх по позвоночнику и устремлялся вниз, к своим истокам, таящимся в глубине моей тазобедренной полости. Новый язык, на который я научилась переводить свои сновидческие символы, заслуживает описания в отдельной книжке; что ж, может быть, я вернусь к этой теме в другой раз.

Затворившись внутри себя самой, я «поворачиваю большой руль» и запускаю свой энергетический поток. Наяву и с ясным сознанием я, медитируя, переношусь в иное пространство, которое прежде открывалось мне только в осознанных снах. Круговой путь, совершаемый энергией внутри моего тела, становится живой мандалой; мой кожный покров превращается в храмовые стены, в пределах которых обитают и действуют различные персонифицированные силы.

Жадность как стремление безоглядно уйти в какую-то деятельность, как желание приобретать все возможные блага (которых становится так много, что ты просто не в состоянии их использовать) — это качество, соответствующее энергии Северного Квартала. В тибетских буддийских мандалах правителем Северного Квартала является Амога-сидхи, победитель жадности. (Сидхи в переводе с санскрита означает «магическая духовная сила».)

Амога-сидхи сидит в позе медитации и держит в лежащей на коленях левой руке свой символ, два скрещенных скипетра-ваджры^[86]. Его правая рука приподнята и повернута ладонью к зрителю — в жесте, который означает: «Не бойся!» В характере этого божества есть что-то общее с холодными ветрами Севера.

Его цвет — темно-зеленый, цвет «полуночного солнца». Считается, что мистический умиротворяюще-зеленый цвет его тела и зеленый свет, излучаемый его сердцем, представляют собой сочетание темно-синего ночного неба и желтого света внутреннего солнца^[87]. Первоэлемент Амога-сидхи — ветер, движущийся воздух. Этот бог, сидящий на лотосовом троне, который поддерживают гаруды, мифические полулюди-полуптицы, олицетворяет совокупность всех наших прошлых деяний, нашу карму.

Когда энергия, воплощением которой он является, проявляет себя в невротической форме, она принимает обличье жадности, зависти или ревности. Человек, манифестирующий эту энергию в форме невроза, стремится угнаться за всем, боится, как бы его не обошли. Однако в преобразованной форме та же энергия становится мудростью, позволяющей справиться с любым делом. Обретя эту Всемогущую Мудрость, мы уже не действуем из своекорыстных побуждений, не ищем выгоды, не добиваемся каких-то конкретных целей. Мы действуем, имея в виду благо всех; делаем то, что необходимо сделать в данный момент, — и устраняем все препятствия на этом пути.

Таким образом, Амога-сидхи — с его холодным цветом, с его жестом, отгоняющим страхи, с его беспристрастными действиями — является победителем жадности, зависти и ревности. Он учит Успешному Свершению Наилучших Деяний. Он, подобно другим богам, предстает во множестве форм — то как монах, то как царь, то в паре яб-юм со своей супругой, то в своем гневном облике (один или с супругой), то окруженный, вместо сияющего света, ореолом пламени.

Для своей Мандалы сновидений я выбрала в качестве главного божества Северного Квартала женщину из первобытного племени, Говорящую на Языке Колокольчиков. Правда, она не зеленая; но ее синий, как ночное небо, платок и ее золотые усики в совокупности могли бы произвести как раз тот самый оттенок. Я надеюсь, она будет напоминать мне о моей склонности к излишествам, о моей жадности к вещам, о том, что я слишком много думаю о себе. Возможно, она поможет мне обрести мудрость, которая имеет в виду благо всех; ту мудрость бесстрашия, которая учит отдавать, а не пытаться завладеть чем-то для себя; которая уравновешена, активна и безмятежна. Я поместила символ этой женщины, колокольчик, в Северный Квартал своей Мандалы сновидений. Другие связанные с нею сновидческие образы, ее помощники, представлены на итоговом рисунке мандалы цветными точками.

Образ Говорящей на Языке Колокольчиков для меня священен. Ее мелодичный голос напоминает мне о вибрации энергетического потока. Я признаю, что те ощущения, которые возникают у меня во время медитации, можно объяснять по-разному: гипнотическим эффектом, связанным с сильной концентрацией сознания в момент релаксации, просто игрой воображения, чьим-то духовным влиянием и т. д. Мне лично наиболее близка точка зрения даосов — потому что всякий раз, как я следовала их древним предписаниям, это вызывало в моем организме глубокий отклик. Говорящая на Языке Колокольчиков олицетворяет в моих глазах силу, которая — каково бы ни было ее происхождение — в настоящее время активно действует внутри меня. Подобно ветру, первоэлементу, который может перемещаться в любом направлении, поток энергии тоже способен двигаться и трансформироваться. Порой красота этого движения достигает почти неописуемых высот:

Я нахожусь в своей спальне (что соответствует действительности) ранним воскресным утром. Одеваясь, я вдруг слышу перезвон колокольчиков. Их тон изумителен. Они вибрируют и резонируют подобно тибетским гонгам, снова и снова, наполняя воздух вокруг меня журчащей звуковой рябью. Я удивлена этим необычным звуком и размышляю, откуда он может исходить: ведь никогда прежде я не слышала такого мелодичного звона.

Я решаю, что, наверное, где-то поблизости есть китайская пагода. Колокольчики звучат так прелестно, что я широко распахиваю окна, чтобы лучше их слышать. С каждой новой волной звука все мое существо вибрирует ей в такт.

(«Колокольчики китайской пагоды», 11 августа 1977 г.)

Этот фрагмент сна был настолько реалистичным, что, вспомнив его по пробуждении, я была уверена в подлинности своего переживания. Лишь постепенно до меня дошло, что в бодрствующем состоянии я ни разу не слышала таких чудесных перезвонов и что никаких китайских пагод по соседству не было, — пришлось признать, что эпизод с колокольчиками мне приснился.

Если образ китайских колокольчиков из этого сна отражает какой-то этап моего медитативного развития, то, возможно, я еще услышу подобную музыку наяву, в состоянии медитации. Ведь многие из моих медитативных переживаний были предсказаны в осознанных снах — почему бы не зазвучать еще раз и этим эфирным нотам? Они, безусловно, повторяются в моих снах: перед реалистическим сном о китайской пагоде был еще сон «Говорящая на Языке Колокольчиков». Эти перезвоны — эхо магического потока жизненной энергии.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Ветвящаяся Женщина

БЛИЖЕ К КОНЦУ обычного запутаного сна, в котором я, между прочим, попала под дождь (мотив холода), а у моей матери закружилась голова (мотив головокружения у какого-то персонажа, отличного от меня, появился в моих снах значительно раньше, чем мотив головокружения у меня самой), место действия вдруг резко меняется:

Солнечным ветреным днем я взбираюсь на красивый холм. На ходу я размышляю о романе «Джейн Эйр», который прочитала несколько месяцев назад: о том, что сон Джейн сыграл решающую роль в развязке ее истории. Вдоль дороги, по которой я иду, растут яркие цветы, и, проходя мимо, я срываю самые красивые из них. Некоторые цветы, стоит до них дотронуться, осыпаются, и я говорю себе («планирование снов»): «Этого нельзя допускать. Я могла бы обращаться с ними бережнее». Хотя во сне это трудно осуществить и, несмотря на все мои старания, лепестки облетают, а стебли ломаются, я все-таки ухитряюсь набрать целую охапку прекрасных, без единого дефекта, цветов.

Добравшись до вершины холма, я становлюсь свидетельницей величественной сцены. Опустив глаза, я вижу, что внизу подо мной тянется длинная каменная стена. Через довольно большой пролом в кладке видна протекающая за стеной река; я знаю, что это царская река. Я, очарованная, наблюдаю за тем, как маленькие лодки с сидящими в них смуглыми людьми проплывают мимо пролома. Я почему-то уверена в том, что эти люди — родичи царя.

Поравнявшись с холмом, некоторые из них смотрят вверх и, заметив меня, дружелюбно улыбаются. Я чувствую, что у меня на голове какой-то особенный убор — может быть, шляпа из цветов. Я не вижу, как именно он выглядит, но ощущаю его вес и, когда двигаю головой, форму.

Вдруг маленький ребенок, сидящий в одной из лодок, показывает пальцем на мой убор и, по-детски неправильно строя фразу, выкрикивает: «Ксеркс дать ей это!» Люди почтительно перешептываются: «Ксеркс, Ксеркс» — и, проплывая мимо пролома в стене, по очереди разглядывают меня. У меня появляется странное чувство — я ощущаю себя кем-то вроде богини или доброго духа. Очень красивая смуглая девушка, стоящая в одной из лодок, светло улыбается мне и просит: «Ксеркс, останься!» Волна блаженства захлестывает меня, и я просыпаюсь.

(«Ксеркс и царская река», 5 октября 1972 г.)

Сон о Ксерксе был одним из тех снов, что в свое время поставили меня в тупик. И хотя с тех пор, как он мне приснился, прошло уже пять лет, невероятное ощущение, что я была какой-то важной персоной (и даже сама толком не представляю, кем именно), до сих пор окрашивает мое воспоминание об этом сне. Как будто бы мне действительно довелось быть богиней или добрым духом, мой собственный образ в некоем таинственном уборе, атрибуте моего особого положения, буквально околдовывал меня. Я чувствовала, что превратилась — пустьна одно мгновение, во сне, — в какое-то мифическое существо.

Единственная моя осознанная ассоциация с Ксерксом как с историческим лицом состояла в том, что он был царем Персии — страны, которая и сама по себе представляла для меня интригующую загадку. Заглянув в словарь, я прочитала, что Ксеркс правил Персией с 486 по 465 г. до н. э. и был известен как Ксеркс Великий.

В то время, когда мне приснился сон «Ксеркс и царская река», мы с Залом находились в Папеэте на Таити, где заканчивали наше кругосветное путешествие и отдыхали перед возвращением в Штаты.

Здесь, в Папеэте, среди изобилия тропических цветов (которые, возможно, послужили праобразом цветов из моего сновидении), я наконец сбросила с себя напряжение последних недель, расслабилась и успокоилась. Я загорала, плавала, работала с дневником моих сновидений, занималась любовью с Залом (именно это мы и делали ранним утром, перед тем как мне приснился сон о Ксерксе) — и решила, что сон просто отражает охватившее меня настроение любящей умиротворенности. Во сне, как и в моей тогдашней жизни, я собирала красивые вещи, поднималась в гору, чтобы увидеть фантастический пейзаж, и ощущала, что меня ценят.

Придя к такому выводу, я (хотя меня и заинтересовал тот факт, что во сне я была неким таинственным существом) «отодвинула» этот сон в сторону и больше о нем не думала. Должно было пройти несколько лет, прежде чем я поняла, что сновидение о Ксерксе — ключевой элемент в структуре моего самопознания. А затем еще несколько лет, прежде чем до меня дошло: сны о головных уборах — отображения движения энергетического потока через мою собственную голову.

За годы своей сновидческой жизни я пропустила, оставила без внимания многие решающие фрагменты головоломки. Образ, который в итоге все-таки заставил меня о них вспомнить, сам по себе был очень странным: женская голова, из которой вырастали ветви, похожие на оленьи рога, причем каждая из ветвей разделялась на все более тонкие отростки и все вместе они образовывали пышную крону. Я назвала этот образ Ветвящейся Женщиной.

Поскольку сон о Ветвящейся Женщине подробно описан в другом месте^[88], здесь достаточно упомянуть, что в этом сне я, делая доклад на профессиональной конференции, сказала: «Я хотела бы обсудить концепцию ветвления. У меня было несколько снов, в которых присутствовал мотив роста. Например, женская голова…» — и стала развивать тему дальше. Никто (в сне) не обратил большого внимания на мои слова — за исключением Зала, который поцеловал меня в щеку и сказал, что я молодчина.

К тому времени, когда мне приснился сон «Ветвящаяся Женщина», я уже активно формулировала свои идеи о сновидении. Но и наяву, как во сне, никто, кроме Зала, не слушал и не поддерживал меня. Образ Ветвящейся Женщины неотступно преследовал меня, как нередко случается с подобными таинственными отображениями нашего глубинного «я». Видела ли я ее в каком-то более раннем сне? Я этого не помнила. Перелистав свои записные книжки и дневники, я обнаружила, что действительно в прошлые годы мне время от времени снились аналогичные образы и я их даже зарисовывала на полях своих записей: один из таких рисунков изображал меня саму с волосами, поднявшимися дыбом (как бы от внутреннего волевого усилия); другой — рыжеволосую девушку (незначительный персонаж, появлявшийся где-то на заднем плане сна) в шапке, сквозь которую прорастали ветки с листьями, шелестевшими, когда она поворачивала голову; третий — снова меня как секретаршу с двумя закрученными рогами на голове. Сон про Ксеркса, казалось, тоже относился к этой серии снов, в которых что-то вырастало из головы; сюда же можно было причислить и многие другие сны.

Таким образом я выяснила, что у Ветвящейся Женщины было свое генеалогическое древо. Я увидела, что уже давно выкристаллизовывался какой-то новый аспект моей личности; его эволюция отражалась в дневниках сновидений, но я слепо проходила мимо этих свидетельств. Раздумывая над значением образа головы, из которой что-то растет, я в конце концов поняла: «растет» мое собственное творческое мышление; это оно разветвляется и тянется во все стороны, обретая богатство и полноту пышной древесной кроны. Нежные растущие кончики оленьих рогов — эта та часть меня, которая в данный момент трансформируется, развивается.

Осознав, что и волосы и рога (или ветви) символизируют рост, я впервые смогла уловить смысл многих специфических деталей в своих сновидениях. Я увидела, что для меня, на моем интимном языке сновидений, расположение волос выражает расположение духа. Я заметила, как часто в обычном сне, непосредственно перед тем, как он становится осознанным, «я»-сновидческий образ (или другой персонаж сна) меняет расположение своих волос, делает себе необычную прическу. И тут же я переношусь в состояние осознанного сновидения, то есть обретаю необычное расположение духа.

Но если расположение моих волос эквивалентно расположению моего духа, состоянию сознания, тогда головные уборы, характер растительности на голове и конкретный стиль прически должны быть эквивалентны содержанию моего сознания — моим мыслям. Иными словами: все то, что растет на голове или одето на голову — у меня либо у другого персонажа сна, — является внешним выражением моего внутреннего состояния.

Теперь эта закономерность кажется мне настолько очевидной, что я удивляюсь, как могла не замечать ее так долго. В подростковом возрасте я записала много сновидений о женщинах, на чьих головах красовались шляпки в форме сердца, диадемы из сердечек или корона в виде одного большого сердца. Задним числом легко понять, что все подобные образы являлись визуальными отражениями моей собственной головы, забитой мыслями о романах и желанием обрести «сердечного друга». Ветвящаяся Женщина говорила о моем стремлении к творческому росту, к разнонаправленным изысканиям и к волнующим открытиям. Всевозможные головные уборы в моих снах раскрывали содержание моего сознания в тот или иной конкретный момент. Внутреннее качество мысли отображается во внешней форме сновидческого образа.

Я поняла, что само состояние волос является продолжением моего внутреннего состояния. Когда во сне я рассматриваю в зеркале свои густые и блестящие волосы, это характеризует мое ментальное состояние по-другому, чем когда стекло отражает неопрятные спутанные лохмы. Волосы насыщенного коньячного цвета, красно-каштановые, серебряные или золотые — каждый из этих образов имеет свой оттенок смысла. Мотив стрижки волос может иметь позитивный или негативный смысл, в зависимости от результата — окажется ли новая прическа к лицу, или волосы будут подрезаны слишком коротко и неровно. В моих снах волосы и головные уборы являются зримыми внешними продолжениями внутренних ментальных состояний.

Проанализировав это открытие в более широкой перспективе, я заметила, что «растительность» на головах животных и ботва овощей тоже имеет свое значение. В одном сне я увидела овощ, по форме напоминающий морковь, но не оранжевого, а белого цвета; от его верхушки отходили длинные чувствительные усики. Овощ казался живым: он танцевал на столе, не желая, чтобы его порезали и употребили в пищу. Я стала рисовать этот танцующий овощ и по ходу дела обратила внимание, что пытаюсь как можно тщательнее изобразить усики. Внезапно я поняла, что они тоже были своего рода «волосами», «прической». Я осознала, что эти усики символизировали чувствительную натуру моей дочери, которая тогда увлекалась вегетарианством. В то время, когда мне приснился сон «Танцующий овощ», я часто сердилась на нее и, не понимая, насколько «чувствительной» она была, удивлялась ее болезненной реакции на подобные размолвки. Я уже упоминала, что, рисуя Коня с Крапчатой Головой, все время думала о его гриве, которая вызывала у меня ассоциации с ритмичным потоком сексуальной энергии. Таким образом я узнала: то, что «растет» на головах животных и на овощах, тоже является внешним выражением их внутренних качеств — как прически и головные уборы у людей.

Начав всерьез заниматься даосской медитацией, я обнаружила, что прически и головные уборы из моих сновидений поддаются интерпретации и на другом смысловом уровне. Ручейки энергии, которые струились по моему лбу и стекали вниз по шее (сперва только во время медитации, а после — почти во все часы бодрствующей дневной активности), по ночам трансформировались в локоны и необычные прически персонажей моих сновидений. В одном таком сне я восхищалась женщиной с роскошными серебряными кудрями, уложенными в сложную оригинальную прическу. Волосы образовывали как бы два крыла по обеим сторонам ее лица, а ниже спадали длинными серебряными завитками вдоль шеи. Сияющее серебро ее волнистых волос как нельзя лучше выражало то «серебряное» ощущение, какое испытываешь, когда энергетический поток разветвляется на все более и более тонкие каналы.

Сон о женщине с волнистыми серебряными волосами почти сразу же превратился в яркое и радостное осознанное сновидение — то, в котором я вертелась на трапеции, подвешенной над моей кроватью. Еще раньше, в ту же самую ночь, я увидела во сне один странный эпизод:

Я сломала зуб и быстро направляюсь в уборную, чтобы обследовать место повреждения. Посмотрев в зеркало, сперва только на свои зубы, я с удивлением замечаю, что верхняя часть моей головы вообще отсутствует. Глаз тоже нет, но я вижу, что мои волосы внизу накручены на бигуди (старомодные металлические бигуди из тех, что используют для химической завивки); верхняя же часть черепа как бы снята, и видна находящаяся внутри головы клейкая масса. Я почему-то не испытываю беспокойства — скорее чувствую себя заинтригованной.

Я прикасаюсь к одному бигуди (справа): оно гудит и кажется заряженной электричеством. Я радостно говорю вслух: «Отлично — теперь я могу изучить содержимое своего мозга!» Стараясь не прикасаться к бигуди, чтобы исходящий от них электрический ток не помешал мне сосредоточиться, я заглядываю в открытый череп. Я вижу, как пульсирует верхняя поверхность мозга.

(«Видимый мозг», 8 августа 1977 г.)

Проснувшись, я не удивилась, ощутив в своей голове энергетический ток.

Подобные сны помогли мне наконец понять: все «украшения» на головах женщин из моих сновидений, в том числе и на моей собственной голове (будь то волосы, бигуди, шляпы, короны или рога-ветви), суть образы, базирующиеся на конкретных физиологических ощущениях, а не только отражения моих внутренних качеств. Интерпретируя в символическом духе картины «роста» из моей головы идей и мыслей, эпизод рассматривания внутренности черепа и все прочие подобные образы из своих снов, я не ошибалась. Каждый отдельный сновидческий образ имеет свой смысл, но в любом случае под поверхностью этого символического смысла можно обнаружить энергетический поток. Жизненная энергия вторгается в мои сны. Циркулируя внутри черепной коробки и возбуждая мой мозг, она порождает то Головокружительную Танцовщицу, то Ветвящуюся Женщину, то мифическое существо в таинственном головном уборе. Символические образы снов вырастают из энергетического потока, «накладываются» на его движение.

Осознание этой связи между образами снов и движением потока жизненной силы прояснило для меня и другой факт, а точнее, перемену, которую я наблюдала в своих снах на протяжении последних нескольких лет: образы женщины в моих сновидениях постепенно менялись. Я не только нарисовала Ветвящуюся Женщину — я даже вылепила ее портрет из глины. Мне хотелось иметь трехмерное изображение этой головы-кроны — чтобы она в буквальном смысле ветвилась во всех направлениях. Я поставила законченную статуэтку на свой книжный шкаф — на самое почетное место. Она-то в конечном итоге и помогла мне заметить, что женские персонажи моих снов становятся не такими, как были прежде.

Однажды (спустя два года после того, как я слепила Ветвящуюся Женщину) коллега, с которым мы вместе читали лекционный курс, сказал: «Слушай, мне очень понравилась твоя статуэтка Ветвящейся Женщины — я видел ее фотографию в «Сан-Франциско Хроникл». Я даже вырезал снимок и сделал с него слайд, чтобы показывать на своих лекциях по искусству. Она — образцовый пример Рогатой Богини».

Я никогда не слышала о рогатых богинях, однако, разумеется, была знакома с теорией Юнга об «архетипических» образах в сновидениях современных людей. Подобно тому как мы — на одном кратком этапе внутриутробного развития — обретаем хвост наших далеких предков, так и в своем сознании мы, если верить Юнгу, сохраняем остаточную память об их переживаниях. Эта остаточная память всплывает в сновидениях и мифах. Обратившись к собранным последователями Юнга материалам об архетипе «Великой Матери» в различных культурах, я обнаружила, что на головах богинь часто изображались «идеограммы», то есть символы воплощенных в этих богинях качеств. Например, древнеегипетская богиня Исида носит на голове корону с рогами Хатхор — богини любви, чьим священным животным является корова. (Саму Хатхор часто изображали с головой коровы.) Как часть короны рога Хатхор символизируют присущее Исиде качество матери-кормилицы. В каждой культуре возникают подобные образы: первобытные пещерные люди рисовали шаманов с оленьими рогами на головах; американские индейцы делали похожие на эти пещерные рисунки скульптуры; древние гавайцы изображали Пеле, богиню вулканической лавы, с вертикально стоящими на голове пламенеющими прядями волос. Я поняла, что моя Ветвящаяся Женщина имеет много общего с Великой Матерью (в ее благом аспекте) — богиней, олицетворяющей детородные и плодоносящие силы растений, животных и людей.

В последние годы я стала замечать, что женщины в моих теперешних сновидениях качественно отличны от женщин из более ранних снов. Да и вообще, «структура населения» моих снов менялась. Действующие лица снов, которые снились мне в четырнадцать лет, были, по большей части, достаточно заурядны^[89]. Необычные персонажи встречались редко. В сорок один год, как показывают тщательные описания снов, сделанные в то время, мне тоже снились люди, с которыми я чаще всего общалась наяву^[90]. Однако в моих тогдашних снах появлялись и многие необычные персонажи. В том числе и очень выразительные, мощные фигуры — в большинстве своем женщины.

Типичный пример такой женщины — персонаж из неосознанного сна, в котором я приехала на телестудию, чтобы дать интервью:

Я никак не могу найти нужную комнату. Начинается шоу с участием людей из какого-то африканского племени, и я наблюдаю за ним. Среди присутствующих — исключительной красоты негритянка; на ней головной убор из розового шелка, расшитый хрустальными бусинами, которые сверкают под лучами прожекторов. Сидящая рядом с ней пожилая негритянка, может быть, ее бабушка, о чем-то разговаривает со своим взрослым сыном.

Пожилая негритянка одета в белое платье-рубаху, расстегнутое на груди — так, что через прорезь видны ее зрелые, красивой формы груди. Она говорит: «Не зря меня называют Женщиной с Грудью из Слоновой Кости!» Люди из племени и телевизионщики в восхищении перешептываются; кто-то толкает соседа: «Нет, ты только взгляни, какие буфера!» Действительно, несмотря на преклонный возраст, груди у нее крепкие, налитые и будто вылеплены рукой превосходного скульптора. Она, если я правильно понимаю, не позволяет своему взрослому сыну притронуться к ним.

Тогда к ней обращается молодая женщина, уговаривая принять во внимание нужды племени. Как бы в ответ на это груди пожилой негритянки начинают набухать молоком. Я вижу, как это происходит, сквозь ее кожу. Я понимаю, что, должно быть, эта женщина одна питает своими соками все племя. Груди наполняются до отказа, и из них брызжут струи молока. Затем стены исчезают, и небеса начинают источать молочный дождь, который насыщает всех вокруг.

(«Женщина с Грудью из Слоновой кости», 21 июня 1975 г.)

Специалисты по мифологии сказали бы, что в моем сне отразился архетипический образ земли-матери, питающей своих детей. Но я, когда мне приснился сон о негритянке, еще не была знакома с подобными мифологическими образами. В то время главным для меня в этом сне было ощущение, что обо мне заботятся, потому что наяву я переживала сложный период. (Сон приснился через несколько дней после того, как мы переехали из старой квартиры в новый дом; нужно было заново налаживать хозяйство, я очень устала и только-только начала приходить в себя.)

Оглядываясь назад, легко увидеть, что молодая женщина в розовом головном уборе была предвестницей Головокружительной Танцовщицы. Ее сверкавшие на свету хрустальные бусины отражали тот свет, что циркулировал в моей собственной голове, — хотя в то время я этого не подозревала. Ее темная кожа была символом моего глубинного «я», а розовый цвет ее убора — символом моей страсти.

Благодатный молочный дождь, который пролился с небес, когда груди старой негритянки наполнились молоком, был еще одним вариантом кольца из дождевых капель — тех самых, что, падая мне на кожу, создают зрительный образ вибрации моего тела и возвещают переход к осознанному сновидению (или пробуждают меня, одновременно даруя ощущение обновления)^[91].

Богини и сильные женщины, появляющиеся в моих снах, очень щедры. Вот пример еще одного такого сна, который я увидела, когда была сильно утомлена:

Я ощущаю себя танцующей в каком-то коридоре. Я знаю, что мною руководит женщина, — хотя и не вижу ее. Ощущение странное, как будто я нахожусь в трансе. Я воспринимаю это сновидение изнутри себя, а не со стороны: я его скорее чувствую, чем вижу.

Ощущая присутствие женщины, я продвигаюсь, танцуя, по коридору. Периодически я осознаю, что вижу сон — сознание то возвращается ко мне, то вновь уходит. Когда мое восприятие делается осознанным, я нарочно падаю на разное барахло, разбросанное в коридоре, — ведь я знаю, что не могу пораниться. У меня странное ощущение во рту: как будто передние зубы — искусственные и держатся на пластине, смазанной воском. Мне следует быть осторожной, чтобы пластина не выпала.

Женщина говорит мне: «Теперь сделай так, чтобы это из тебя вышло». Она ободряет меня, приговаривая: «Хорошо! Хорошо!» Откуда-то из глубины моей гортани поднимается вверх гнойный шарик. Наконец он выходит наружу, я сплевываю его на ладонь и рассматриваю. Теперь я ясно вижу сам шарик — но не то, что происходит вокруг меня. Зачарованная, я наблюдаю, как шарик раскрывается и становится металлическим колокольчиком, который затем раскрывается еще больше и превращается в распустившийся цветок.

Женщина, чей голос напоминает одну из моих преподавательниц танца, говорит (имея в виду шарик-цветок): «Эта штука была в твоем теле очень долго — по крайней мере с тех пор, когда у тебя были прыщи». Я понимаю: то, что я изгнала из себя этот гнойник, — великое свершение. Я наконец устранила источник инфекции, давным-давно затаившейся внутри меня.

Я чувствую себя великолепно, но хочу еще более улучшить свое состояние. «Мне не нравится, что я не вижу,» — говорю я невидимой женщине. «Ну что же, — отвечает она, — если тебе так необходимо зрение, попроси его — и получишь». Место действия резко меняется, мы с женщиной стоим у дома на холме и пытаемся поймать попутную машину. Я просыпаюсь и чувствую, что мои зубы крепко сжаты.

(«Гнойный шарик-колокольчик-цветок», 3 мая 1975 г.)

Нечего и говорить, что этот сон принес мне чувство обновления. Проснувшись, я чувствовала себя так, словно мне удалось совершить — с помощью женщины из сна — важнейшее в своей жизни дело.

Мужские персонажи все еще продолжают играть важную роль во многих моих снах. Их относительная численность и присущие им качества остаются «постоянными величинами»; некоторые из этих мужчин благожелательно руководят мною. (Например, один седой джентльмен в очках во сне обучал меня разным способам выхода за пределы физического тела.) Мужчины как персонажи сновидений практически не меняются — зато радикальные изменения претерпевают женские образы.

На смену легкоранимым, страдающим девочкам, во множестве населявшим мои ранние сны, пришли женщины, наделенные внутренней силой. Теперь я порой наблюдаю в своих снах и фантастических существ — таких, как Ветвящаяся Женщина или Женщина С Грудью Из Слоновой Кости. Однажды во сне я спустилась, держась за сырые каменные стены, в подземный грот. Там, в изразцовой палате, по ту сторону прозрачного озера, под поверхностью которого поблескивали великолепные затонувшие статуи, я увидела прекрасную женщину с живыми цветами в длинных темных волосах. Эта женщина, одетая как жрица или богиня, разговаривала с мальчиком. В другой раз я видела, как больная, умирающая королева, закутанная в длинный темный плащ с капюшоном, верхом на коне спасается от погони, пытаясь доставить своего новорожденного ребенка в безопасное место. Я видела женщин и мужчин с волшебными детьми: одним из таких детей был, например, бледный мальчик, чье тело ниже пояса переходило в рыбий хвост; на голове его росли вместо волос сотни крошечных ликов Будды. Я наблюдала великолепные ритуалы плодородия.

В одном из эпизодов длинного сна я увидела еще одну замечательную женщину:

После того как я спасла тонувшего мужчину, я оказываюсь на политическом митинге, куда неожиданно является принцесса. Она выглядит весьма необычно: ее голова и обнаженный торс принадлежат красивой статной женщине, нижняя же часть туловища — как у изящной оленихи. Все тело принцессы — кожа, мех и длинные, струящиеся волосы — имеет снежно-белый оттенок. У основания ее горла узкая полоска белого оленьего меха с ярко-красными крапинами образует как бы ожерелье. На голове растет множество маленьких рожек с закругленными кончиками, в совокупности образующих что-то вроде короны («рожки» указывают на ее связь с Ветвящейся Женщиной).

К ее боку прижимаются четверо маленьких детей, которых она обнимает рукой (этот образ, без сомнения, навеян нашими с Залом четырьмя «детьми»). Вдруг какой-то голос произносит:

Разве иссякнет любовь из-за лишений?

Разве утратит любовь силу в условиях борьбы?

Твердо решив запомнить эту сцену, я заставляю себя проснуться и записываю ее.

(«Принцесса-Олениха», 10 августа 1974 г.)

Иногда, как во сне о женщине и гнойном шарике, я не просто наблюдаю за необычной женщиной, но пользуюсь ее щедрой добротой. Женщины-великанши, ростом около шести футов, утешают и успокаивают меня в моих снах. Одна из таких женщин опустила мою отяжелевшую голову себе на колени, подложив под нее свои густые седые волосы. Другая, врач, показывала мне, как растереть тело, чтобы оно перестало болеть.

В других случаях источник тайны, силы и мудрости находится, кажется, во мне самой — как в «Ксерксе» и других подобных сновидениях, приснившихся мне позднее. В одном из таких снов я красноречиво убеждала в чем-то огромные толпы людей; в другом мои собственные глаза превратились в источник света, распространявшегося всюду, куда бы я ни обратила взгляд. В своих снах я участвовала в мистических ритуалах и в инициационных обрядах — вместе с другими женщинами, которые делились со мной своей силой.

Я убеждена, что это качественное изменение персонажей моих сновидений является непосредственным отражением моего нового представления о себе. По мере того как я научалась справляться с жизненными проблемами, возрастала и сила женских персонажей моих снов. И наоборот, видя во сне умелых, решительных женщин, я становилась более решительной и умелой в своей жизни наяву.

Таким образом, я, можно сказать, сама породила целый ряд сильных женских образов, в том числе многих богинь. В мире моих сновидений произошла своего рода освободительная революция. Я больше не идентифицирую себя со страдающим ребенком в сновидческом обществе, где доминирующую роль играют мужчины; я идентифицирую себя с силой снящихся мне женщин, а иногда (как в сне о Ксерксе и других, более поздних снах) сила исходит непосредственно из меня самой.

Эти перемены в моих снах происходили параллельно с переменами в моей бодрствующей жизни. Некогда кулисы марионеточного театра, созданного отцом, скрывали меня от взглядов зрителей, и все, что мне нужно было делать, — это не забывать текст роли и правильно дергать за веревочки. Теперь я стою одна, посреди сцены, и ничего не боюсь. В детстве я переставляла опорные трости и таким образом заставляла кукол танцевать; позже я научилать «танцевать» сама — и в жизни, и в сексе. Сейчас мне кажется, что танцует каждая клеточка моего тела — потому что во всем теле вибрирует живительный поток.

Я нахожу, что я, сорокатрехлетняя женщина, прошедшая половину жизненного пути, продолжаю развиваться и внутренне, и внешне. Я обнаружила, что могу обходиться без жесткого самоконтроля, который добровольно наложила на себя в юности, дабы сдерживать бушевавшие внутри меня силы. Я даю своему телу свободу — чтобы оно слушалось только танцевального ритма самой жизни; я освобождаю свой разум — чтобы он полагался только на мой собственный опыт. Я позволяю себе размышлять над теми концепциями, которые с точки зрения науки кажутся сомнительными, и пытаться исследовать территории, карты которых трудно отыскать, — царства осознанного сновидения, астральных путешествий и глубокой медитации (что бы ни представляли собой эти царства и где бы они ни находились). Я стала писать с большей свободой и рисую более свободной рукой. Истории и образы из моих снов легко переносятся на кончик пера. Я уже не держу свои мысли на коротком поводке и не пытаюсь сдерживать бушующий во мне поток жизненной энергии.

Один из моих недавних снов хорошо выражает это чувство все возрастающей свободы:

В конце длинного обычного сна я лечу в воздухе высоко над городами, полностью сознавая, что сплю. Внизу разворачиваются сцены из моей прошлой жизни, и я как бы обозреваю свою биографию с высоты птичьего полета. Вот парень и девчонка-подросток целуются, устроившись на ветке большого дерева. Я очень отчетливо вижу город, стоящий у воды — не то на берегу реки, не то возле озера. Внимательно рассматривая все детали (чтобы после определить, действительно ли такой город существует наяву), я принимаю горизонтальное положение и лечу над водой. Свет играет на воде, но я замечаю, что справа от меня бликов больше. Устав от длительного полета, я устремляюсь вниз, со свистом рассекая воздух, и плюхаюсь в воду; в этот момент мое тело начинает пульсировать от сексуального возбуждения.

Довольная тем, что понимаю происходящее, я думаю: «Сейчас я нырну, потому что слышу шум». Этот звук, напоминающий потрескивание и шипение костра, исходит из моего темени. Мое лицо гудит от сильных вибраций. Затем я чувствую, как из шипящей точки на моей голове вырывается стремительный поток энергии. И шум стихает. Сквозь тихо плещущую голубую воду я вижу тень прекрасного цветка. Я просыпаюсь, чувствуя себя великолепно.

(«Поток энергии», 14 апреля 1977 г.)

Этот образ меня самой, ощущающей внутри своего тела энергетический ток, родственен образу Ветвящейся Женщины и сходным с ней персонажам сновидений. Цветок, увиденный мною сквозь голубую воду, кажется вариантом приснившегося мне раньше гнойного шарика, который тоже превратился в цветок. Мое внутреннее «я» продолжает раскрываться.

Когда я погружаюсь в глубокий бессознательный сон, по моему освободившемуся от напряжения телу циркулирует энергетический поток, вызывая в дремлющем сознании то одни, то другие образы. Находясь в состоянии осознанного сновидения, я в буквальном смысле ощущаю, слышу и вижу движение этого потока. Когда я медитирую, тот же поток с гудением проносится по моему расслабленному телу, принося освежающее блаженство. Независимо от того, бодрствую я или сплю, когда мое тело находится в состоянии релаксации и по нему свободно и мощно циркулирует ток, это приносит мне ощущение обновления. Если я в этот момент сплю, мой сон делается осознанным; если я бодрствую, моя фантазия обретает большую свободу. День и ночь сливаются в одно целое — ведь оба времени суток по-своему прекрасны.

По мере того как ток все с большей легкостью продвигается по центрам моего тела, архетипические образы в моих снах появляются чаще и чаще. Я видела уже много подобных образов, но убеждена, что все они происходят из одного источника: их порождает движущийся энергетический ток. Я думаю, пестрые образы наших снов могут поведать о том, где в данный момент сконцентрирована жизненная энергия или в каком месте ее движение заблокировано; каждый такой образ отражает определенные физиологические изменения внутри спящего организма.

Я даже убеждена в следующем: архетипы как таковые существуют именно потому, что физиологическая основа всех создаваемых человеческим воображением образов (будь то образы сновидений или мифологические существа) едина — она представляет собой движение энергетического потока.

Символы у каждого человека свои. Мне, например, снятся Ветвящаяся Женщина или Принцесса-Олениха — образы, значимые лично для меня. Древний египтянин, возможно, видел во сне Исиду в короне, увенчанной рогами Хатхор, — в его душе именно этот образ находил наибольший отклик. Однако и ему, и мне являлась во сне женщина с необычным украшением на голове: потому что в тот момент, когда мы видели сон, поток энергии находился в голове и порождал соответствующий образ (окрашенный нашими культурными традициями и личными предпочтениями). Основа образа — процесс движения тока в голове — в его и в моем случае была одной и той же.

Архетипы в разных культурах очень похожи, потому что они базируются на идентичных человеческих переживаниях: на том, как человек ощущает циркулирующий в его теле энергетический поток. А ощущают поток — в своих снах — все люди; в этом смысле современный человек ничем не отличается от древнего. Тем, кому повезло, удается перенести ощущение живительного тока и в свою жизнь наяву.

Ветвящаяся Женщина и ее сестры (сильные, добрые, мудрые и красивые) — это образы силы, которая выкристаллизовалась внутри меня самой. Встречаясь с ними в снах, я частично впитывала их энергию и потом переносила ее в повседневную действительность. Я чувствую, что все еще стою на рубеже величайшей авантюры моей жизни. Но теперь я спокойна. Порог я переступила. И мне не страшно, потому что я уже бывала здесь раньше — в своих снах…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Сакральный центр Мандалы сновидений

Главное божество: Ветвящаяся Женщина

ВОТ МЫ И ДОБРАЛИСЬ до Сакрального Центра, в котором рождаются все образы. Здесь пребывает самое главное божество. Из него возникают все остальные; какое-то время они излучают сияющий свет, а затем вновь сливаются с центральной фигурой. Миновав три защитных круга, вступив в стены храма через восточные ворота и обойдя все четыре квартала Мандалы сновидений, мы наконец встретились в центре, в том материнском чреве, откуда являются к нам все герои сновидений.

Подобно тому как ветви огромного дерева могут рассказать историю его жизни, персонажи наших сновидений отражают нашу собственную внутреннюю эволюцию. Иногда, когда я прогуливаюсь по прохладным сырым тропинкам Мьюирских лесов, под кронами гигантских секвой, похожими на арки готических соборов, я подпадаю под чары тишины, плеска воды о скалы и пения птиц. В безмолвном сумраке, испещренном пятнами солнечного света, я замираю перед каким-нибудь деревом и рассматриваю складывавшийся на протяжении вечности — ибо эти деревья существуют очень долго, с нашей точки зрения практически вечно — рисунок его жизни. Смотри-ка, вот старая рана. Вон с той стороны толстая кора обуглена пожаром 1908 г. Смотри, как дерево росло, огибая это препятствие, а потом, накопив жизненную силу и сделав помеху как бы частью себя, вновь устремилось вверх. Древесные ветви вечно тянутся к тонким лучам света, пронзающим пышные кроны более высоких деревьев. Поднимаясь все выше и выше, выпуская новые и новые побеги, дерево пытается использовать любую возможность, чтобы найти золотое, залитое солнцем пространство.

Подобно ветвям этого дерева, сны, которые мы видим, на протяжении всей жизни складываются в рисунок нашего духовного роста. По ним мы можем проследить этот рост, вспомнить старые раны и те препятствия, которые приходилось обходить. Мы тоже тянемся к солнечному свету, который необходим нам для развития. Если в нашем мире слишком тесно, а тьма чересчур непроницаема, мы тоже, как деревья, чахнем и в конце концов гибнем. И нам, чтобы жить, необходим свет. Только наш животворный свет изливается изнутри, а не только извне.

Недавно я с изумлением проследила, как этот внутренний свет набирал силу по ходу сложной эволюции моих снов. Углубившись в тома своих дневниковых записей за последние двадцать девять лет, я, восхищенная и удивленная, наблюдала, как постепенно проступал в моих снах смысл тех или иных символических образов, и в ретроспективе обозревала извилистые пути их развития. Эта обобщающая картина, в то время, когда я видела конкретные сны, разумеется, не была доступна для моего восприятия. Зато теперь я как бы смотрю с высоты птичьего полета на местность, по которой раньше ходила пешком, — и ясно различаю рисунок ее рельефа. Я чувствую, что начинаю понимать истинную суть вещей.

Я уже говорила, что в моей сновидческой жизни на смену пассивным и негативным персонажам пришли персонажи более активные и положительные. Я описала процесс, в ходе которого «сновидения страха» уступили место «сновидениям гнева», а те, в свою очередь, — «сновидениям изумления». Изменился и ролевой состав моих снов: если в четырнадцать лет мне снились в основном обычные люди из моего непосредственного окружения, то со временем им на смену все чаще стали приходить герои с богатой и глубокой — архетипической — натурой. Особенно это касается женщин, которые обрели в моих снах богоподобные черты и огромную внутреннюю силу: их образы отражали (а частично и стимулировали) сдвиги в моих представлениях о себе самой. Божествами моей Мандалы сновидений являются не боги, но богини, — что свидетельствует о достижении стадии психологической зрелости^[92]. Однако все мои сегодняшние женские образы, такие утонченные и сложные, имеют свои генеалогические древа, восходящие к первобытным, можно сказать, «пещерным» прародительницам. Простые и грубые богини диких племен во многих своих функциональных ролях были прямыми предшественницами современных, в личностном плане более зрелых, богинь.

Я убеждена, что в том же направлении развивались и образы света в моих снах. На протяжении примерно трех последних лет я стала замечать присутствие света в своих осознанных сновидениях. Это объясняется не просто тем, что произошел некий качественный сдвиг в восприятии сновидческих образов (их краски обрели большую яркость и прозрачность), — но также и тем, что я теперь вижу конкретные источники света. Например, в сновидении «Дерево Синих Птиц» краски действительно как бы светились; но вдобавок я ощущала точку гудящего света, которая описывала круги по моим ягодицам, и наблюдала светлую полосу в небе. Свет часто принимает в моих снах образ полосы или светящейся щели (например, под закрытой дверью) либо проникает в замкнутое пространство через отверстие наподобие окна. В сне «Paddeus и Воин Джунглей» я видела свет сквозь движущееся окно, а в «Стране ветра и света» он струился из распахнутых окон со всех четырех сторон комнаты. Когда в своих снах я прохожу сквозь «дыру в земле», я всегда двигаюсь навстречу свету. Часто в осознанных снах свет возникает как отражение лунного или солнечного сияния на поверхности океана либо реки; иногда он исходит от самой луны. В одном весьма необычном сне я темной ночью стояла на площадке высокой башни и наблюдала сверху атаку вражеских войск. Я одна могла это видеть, ибо свет исходил изнутри моих собственных глаз; я устремилась вниз, чтобы помочь жертвам нападения.

С тех пор как я стала заниматься даосской медитацией, я часто вижу в своих снах — и осознанных, и неосознанных, — что поднимаюсь вверх по дороге или лестнице (символизирующей канал, по которому движется энергетический ток) к какому-то источнику интенсивного света. Однажды мне приснилось, что темной ночью периодически вспыхивает и гаснет яркий свет, в моменты вспышек заливающий всю округу. В другом сне я наблюдала в небе странный шарообразный аппарат, который искрился и сиял, повергая меня в полное изумление.

Вместе с осознанием той важной роли, которую в моих сновидениях играет свет, ко мне пришло понимание символической функции образов глаза. Я установила, что на языке моих сновидений «глаза» означают состояние моего «я» — точнее, мое представление о себе. Образ «глаза/меня», то есть мое представление о себе, менялся на протяжении последних двадцати девяти лет — в том же направлении, в каком менялись образы женщин; и эту эволюцию можно проследить по формам глаз в моих снах^[93].

Как и образы женщин, образы глаз в моих ранних снах (и мои эмоциональные отклики на эти образы) были банальными. Я обычно замечала цвет глаз персонажей своих снов: у одних глаза были красивыми, у других — отталкивающими и уродливыми, у третьих — загадочными. По мере того как я становилась зрелой личностью, образы глаз принимали все более необычные формы. Однажды, когда мне было тридцать пять лет, мне приснилось, что я пытаюсь вылечить поврежденный глаз едва не утонувшей бабочки. К тому времени я уже достаточно хорошо понимала символический язык своих снов, чтобы узнать в покалеченной бабочке свое «я», — и почувствовала облегчение, когда мне удалось ее вылечить.

Необычные образы глаз появлялись все чаще. Например, в тридцать семь лет я увидела такой сон:

Мы с подругой вылетаем с качелей, когда они движутся вперед. Мы со свистом летим по воздуху — нас подхватывает и увлекает за собой сильный порыв ветра. Я лечу и вижу внизу двух девочек из нашей школы: они изо всех сил крутят педали велосипедов, пытаясь не отставать от нас.

Ветер резкий и холодный (мотив холода). Сперва он относит нас назад — туда, откуда мы прилетели; затем снова меняется, и теперь мы движемся в нужном направлении, проплывая над заснеженными полями. Вдруг я вижу под собой белых павлинов, которые бегут по снегу большими группами. Я замечаю, что у одного из них, самого симпатичного, бегущего отдельно от стаи, вокруг клюва застыли капли крови. Два других павлина, более крупных, чем все остальные, бегут навстречу друг другу. Неожиданно ветер опускает нас ниже, и я оказываюсь совсем близко от птиц.

Головы павлинов очень красивы — белоснежные, с хохолками из перьев, похожими на короны. Один из павлинов особенно привлекает мое внимание. Я вижу его профиль с единственным золотым глазом, обрамленным белыми перышками. Этот глаз победоносно сверкает. Я восторженно вскрикиваю и скольжу по воздуху вниз, к движущейся птичьей фигурке. Но как раз в тот момент, когда я должна приземлиться возле него, я просыпаюсь.

(«Павлин с Золотым Глазом», 9 ноября 1972 г.)

Образ Павлина с Золотым Глазом долго и неотступно преследовал меня, но тогда я не связывала этот образ с эволюцией моего собственного «глаза», моего представления о себе.

Только после того, как мне многие месяцы снились одноглазые (а иногда и трехглазые) персонажи, образ «глаза» соединился в моем сознании с моим собственным «я» — и это прозрение нашло отражение в сне, который я увидела в тридцать восемь лет:

Я собираюсь куда-то идти, надеваю шубу и смотрюсь в зеркало, оценивая свою внешность. Вдруг я замечаю у себя на лбу, ниже линии волос, почти закрытый ими третий глаз. Мне интересно, для чего он нужен. Я пробую смотреть этим глазом и прихожу к выводу, что для зрения он плохо приспособлен. Мои обычные глаза слегка опухли, как будто я плакала. В конце концов я решаю, что, вероятно, обрела «глаз просветления» и нужно показать его Залу, но сделать это можно позже…

(«Третий глаз», 2 декабря 1973 г.)

Затем количество одноглазых и трехглазых персонажей моих снов стало увеличиваться в ритме крещендо. Однажды, например, в сне о богине я увидела женщину, которая должна была стать наставницей-гуру. В середине ее лба был единственный зеленый глаз: мои собственные зеленовато-коричневые глаза наконец-то заметили свое родство с «третьим глазом». Дело кончилось тем, что в обычном сне я увидела женщину с единственным большим шарообразным глазом, покрытым красными прожилками; она делала какое-то объявление. Ее единственный глаз поразил меня; пока я размышляла о нем, мой сон стал осознанным, и во внезапном озарении я постигла: один глаз является для меня символом одного «я», то есть единой и цельной личности. Павлин с Золотым Глазом тоже был таким символом.

Именно тогда я окончательно поняла, что в моих снах «глаз» представляет мое собственное «я»: ведь эти слова даже звучат одинаково^{7}. Я — тот ужасный глаз, который в каком-то сне до смерти напугал меня; я — глаз покалеченной бабочки, так сильно нуждавшейся в заботе и любви; я бываю «красной», «зеленой», «желтой», «золотой» — как снящиеся мне глаза. Я — единство трех глаз, трех «я»; и я же — единое шарообразное («глобальное») «я».

Теперь я уже привыкла к тому, что, смотрясь в зеркало своих сновидений, встречаю ответный взгляд «третьего глаза». В качестве типичного примера, показывающего, какую форму обрели глаза в моих нынешних сновидениях, можно сослаться на один из последних увиденных мною осознанных снов:

Я стою на краю крыши и смотрю в зеркало. Сперва я не вижу вообще никакого отражения и, удивленная, говорю вслух: «Это значит, что я умерла». Затем, улыбнувшись сама себе, я вношу в свое заключение поправку: «Нет, это значит, что я вижу сон». Но, пока я смотрюсь в зеркало, отражение постепеннообретает форму, и я его внимательно изучаю. Все заметнее, что кожа у меня-отражения — дряблая, стареющая и красная. Я говорю себе-отражению: «Не делай так!» — и на моих глазах кожа разглаживается, становится белой. Цвет моих (обычных) глаз на этот раз — темно-синий. На лбу, между бровями, видна отметина, которая, как я знаю, представляет собой рудиментарный третий глаз…

(Начальная сцена, «Японский чайный дворик», 26 августа 1977 г.)

Я не могу удержаться, чтобы не процитировать запись еще более позднего осознанного сна, в котором тоже был образ третьего глаза:

В конце обычного сна я ранним утром, у себя в спальне, рассматриваю свое отражение в зеркале. Я с удивлением замечаю, какой большой и темный зрачок у моего левого глаза. Вглядевшись в отражение пристальнее, я вдруг осознаю, что у меня три глаза. Они расположены на одной линии, причем третий глаз находится точно посередине между двумя другими. Увидев это, я не могу не рассмеяться, так как понимаю, что вижу сон.

Я смотрюсь в зеркало снова, и мое отражение меняется: теперь я вижу мужчину с двумя глазами, широким лицом и курчавыми волосами. Я с удовольствием говорю себе: «Так, теперь я стала мужчиной!» И опять изображение в зеркале меняется: я вижу себя-женщину с тремя глазами; я продолжаю изучать свои глаза — зрачок левого глаза все еще увеличен. Мое отражение меняется еще раз: теперь на месте третьего глаза, между бровями, осталось только круглое пятно. Это пятно, вначале бесцветное, становится белым и начинает пульсировать. Одновременно вибрация охватывает все мое тело. Я ощущаю знакомый прилив страсти и поспешно спускаюсь по лестнице, чтобы найти Зала…

(«Белое пятно-третий глаз Женщины-Мужчины», 28 августа 1977 г.)

В этом сне было несколько образов, связанных с движением энергетического потока: образ расширенного левого зрачка заставляет предполагать, что наиболее интенсивно поток циркулировал в левой части моего тела; курчавые волосы мужчины, который тоже был частью моего «я», говорят о прохождении тока через мою голову; образ третьего глаза, ставшего пульсирующим белым пятном, отражал ощущение пульсации в области переносицы. Подобные ощущения я впервые испытала наяву во время сеансов медитации, но теперь периодически испытываю и в другие, обычные часы бодрствования. Некоторые специалисты по теории сновидений сказали бы, что образ меня-мужчины отражает внутреннее объединение мужского и женского начал, слияние противоположных тенденций моей личности. Лестница, по которой я бежала вниз, когда моим телом завладела страсть, является, как мне кажется, визуальным символом энергетического потока, низвергающегося в область таза.

Итак, я пришла к выводу, что попытка проследить развитие любого сновидческого символа (будь то глаза, свет, Ветвящаяся Женщина, головные уборы, рыжеволосые персонажи или танцовщицы) неизбежно приводит меня к первичной основе всех символов — движению энергетического потока внутри меня. Я чувствовала себя так, как если бы совершила путешествие от истоков реки Пенобскот до ее устья, потом аналогичным образом проследила бы течение рек Гудзон и Делавэр… и сделала бы потрясающее открытие, что все три реки впадают в конечном итоге в Атлантический океан.

Образы снов переплетаются друг с другом и сливаются воедино; каждый из них неповторим и в то же время является частью более обширного целого. Если рассматривать эти образы по отдельности, в рамках одного сна, то можно обнаружить, что каждый из них имеет конкретный (достаточно ограниченный) символический смысл. Если же взглянуть на всю картину «сверху», как на целостную систему, то становятся видны взаимосвязи между разными образами и ясно проступает общая закономерность: любой из образов сновидения является «моментальным снимком», сделанным в определенной точке моего тела, циркулирующего в этом теле мощного потока жизненной энергии.

Большинство людей не видят (как не видела и я на протяжении большей части моей жизни) этой взаимосвязи между отдельными образами своих снов и потоком жизненной энергии. Я убеждена: из-за трудных жизненных обстоятельств, а также «зажатости» наших тел и душ нам удается воспользоваться лишь малой толикой той мощной динамичной энергии, которая в скрытом виде пребывает внутри каждого из нас. Когда мы спим, когда наши тела освобождаются от напряжения, а разум ослабляет свой контроль, эта внутренняя энергия приходит в движение — но ее движение остается хаотичным, ее пути местами заблокированы, а ее центры пребывают в «закрытом» состоянии и бездействуют.

Получилось так, что я, поначалу бессознательно, систематически распутывала узлы в своих психических каналах^[94]. Шаг за шагом я продвигалась вверх по своему телу, освобождая и расширяя каждый психический центр.

Танцы, которыми я увлекалась еще во времена моего первого замужества, безусловно, поддерживали активность «бурлящих ключей» на подошвах моих ног. Однако процесс радикальных изменений начался лишь тогда, когда я влюбилась в Зала. Именно благодаря Залу мое тело перестало наконец быть фригидным; благодаря ему я обрела чувственность и впервые познала блаженство оргазма. Мои нижние центры полностью пробудились.

Начав заниматься танцем живота, я тем самым не просто продолжала стимулировать энергии тазобедренной полости; учась управлять своей диафрагмой и мышцами живота, я медленно, но неуклонно обретала умение чувствовать состояние энергетических центров, находящихся в области пупка и солнечного сплетения.

Если бы не моя сновидческая жизнь, мое сознание, наверное, навсегда осталось бы заблокированным на этом уровне. Но в моих снах я испытывала ощущения, выходившие за пределы сексуального наслаждения и радости танца: я летала; я подпадала под воздействие волшебных чар; я видела и переживала необыкновенные вещи; я иногда сознавала, что сплю, в то самое время, когда спала. Желая как можно чаще попадать в этот мир сверкающих красок и могущественных сил, я научилась вызывать у себя особое состояние сознания — состояние осознанного сновидения. Находясь в этом состоянии, я слышала жужжащие звуки и ощущала гудящие вибрации; я взлетала вверх и камнем падала вниз; я взрывалась, превращаясь в свет; я, как мне казалось, покидала свое тело и возвращалась в него.

По мере того как в моих снах развертывался этот чудесный мир, я постепенно начинала осознавать, что время от времени проявляю сверхъестественную прозорливость не только во сне, но и наяву. Сами по себе эти интуитивные прозрения были достаточно тривиальны, но на меня они произвели большое впечатление, так как явились, если можно так выразиться, успешной «пробой сил».

Эти необычные духовные переживания побудили меня обратиться к учениям такого рода, которые я, профессиональный психолог, привыкший к научному стилю мышления, прежде игнорировала. Я расширила круг своего чтения, пытаясь отыскать книги, в которых описывался бы сходный с моим опыт и которые могли бы помочь разобраться в нем. Я «играла» с разными идеями — точно так же, как когда-то играла с куклами и (когда стала старше) с марионетками; я снова придумывала истории; я позволила фантазии вернуться в мою реальную жизнь. Все это делало мое мышление более гибким.

Испытав на себе воздействие иглоукалывания, я сделала важное открытие: я поняла, что мощная энергия, таящаяся внутри моего организма, может активизироваться не только во время сна. Я обратилась к акупунктуре, когда находилась в стрессовом состоянии, но обнаружила, что это не просто метод лечения — иглоукалывание в буквальном смысле вернуло меня к жизни. Оно освободило мои энергии, выпустило их из локальных центров-«хранилищ», в результате чего они рассеялись и стали циркулировать по всему универсуму моего организма. Я никогда раньше не думала, что смогу ощущать эту живительную вибрацию наяву, а не только в осознанных сновидениях. Я, разумеется, стала искать способ закрепить только что обретенное ощущение телесно-душевного благополучия — и открыла для себя даосскую медитацию.

Когда я всерьез занялась медитацией и стала целенаправленно перегонять энергию по своему телу, она превратилась в могучий поток. Ее проявления уже не ограничиваются великолепным оргазмом или вдохновенным танцем — теперь ток движется по моему телу постоянно, не только во сне, но и наяву. Каждая частичка моей плоти вибрирует: гудящий поток поднимается по ногам к области таза, жидким огнем устремляется вверх по позвоночнику, чтобы фонтаном брызг вырваться из темени головы и, сверкнув золотом изнутри моих глаз, обрушиться вниз, обратно в свою обитель, принося мне чувство обновления. Все мое тело по-кошачьи фырчит и лучится живым светом. Точка гудящего света из сна «Дерево Синих Птиц» стала для меня повседневной реальностью: я каждый день ощущаю ее движение. Я наконец поняла, что мои сны были предвестниками этого потока.

Если бы в своих снах я не возвращалась к дому на Ивовой улице, то никогда не познала бы себя по-настоящему. Получилось так, как если бы, споткнувшись о полено на темном и пыльном чердаке, осмотрев этот чердак и обнаружив спрятанные там драгоценности, которые в тот же миг озарили мой мрачный мир светом, я отыскала всамделишный ключ к пониманию своего сновидческого «я». Если бы я вновь и вновь не входила в своих снах в холодные каменные стены этого дома, я бы никогда не вернула свое утраченное наследство: сокровище фантазии. Именно фантазия, в ее здоровой форме, научила меня переноситься (сначала в моих снах, а потом и наяву, в состоянии медитации) — пройдя сквозь кольцо из дождевых капель, сквозь отверстие в загороженном экраном крыльце — в тот мир, где, кажется, нет ничего невозможного.

Холодные каменные стены дома на Ивовой улице стали храмовыми стенами, ограждающими пространство моей личностной силы. Возможно, те мучения, которые в подростковом возрасте доставляла мне моя чересчур чувствительная кожа, тоже были необходимы — чтобы, повзрослев, я сохранила чувствительность к тонким вибрациям, легко «настраивалась» на них. Только позднее я осознала, что кожный покров моего тела тоже, в некотором смысле, представляет собой храмовые стены. Именно внутри этих стен я бродила по четырем кварталам Мандалы сновидений и встречала своих сновидческих божеств.

Наконец, если бы я не написала эту книгу, упорядочившую мои сновидческие образы, я бы никогда не стала исследовать их столь тщательно и не увидела бы общего рисунка, в который они складываются. Проанализировав свои сновидения, я открыла себя.

Теперь, наяву, я начинаю проходить через тот же опыт, который прежде осваивала «урывками», в осознанных снах. Почти каждое новое (для бодрствующей жизни) переживание, которое давала даосская медитация, было мне знакомо по осознанным снам. Каждое телесное ощущение, впервые испытанное в осознанном сне, потом возвращалось ко мне во время медитации. Мне, например, снится как я танцую, ступая босыми ногами по горячей булькающей грязи; я медитирую, и бурлящий поток вырывается из подошв моих ног, вызывая у меня идентичное ощущение. Мне снится, что я танцую на цыпочках, как балерина; я просыпаюсь и ощущаю в пальцах моих ног вибрацию энергетического потока; я медитирую, и поток, теперь уже по моей воле, устремляется в пальцы ног, заставляя меня испытывать то же самое ощущение. Я вижу во сне Головокружительную Танцовщицу или Смотрящуюся в Зеркало, и у меня начинает кружиться голова; я медитирую и впадаю в состояние легкого головокружения. Мне снится, что я поднимаюсь высоко в воздух и лечу; я медитирую и ощущаю, как яркая, пылающая «головка» энергетического потока взлетает вверх по моему позвоночнику^[95]. Мне снится, что мои ногти покрыты золотистым, мерцающим лаком; я медитирую наяву, и кончики моих пальцев излучают вибрирующую энергию. Во сне кто-то ласкает все части моего тела одновременно; я медитирую и чувствую, что по коже пробегает дрожь, а волоски на ней встают дыбом — ощущение такое, как будто тебя нежно гладят.

Я поняла! Наконец-то я поняла! Мои осознанные сновидения имеют то же содержание, что и сеансы медитации, потому что и те, и другие являются частью единого мистического процесса: осознанное сновидение — это микрокосм мистического опыта.

Энергетический поток циркулирует и тогда, когда человек находится в состоянии сна, и тогда, когда он медитирует (а возможно, и в других ситуациях); движение этого потока в обоих случаях вызывает одни и те же физиологические ощущения. Физиологические ощущения, обусловленные движением тока, в какие-то моменты «уплотняются», превращаясь в «фотоснимки» — образы сновидений; тот же самый ток может порождать видения и во время медитации. Каждый образ сна, как и видение, несет в себе конкретный символический смысл (и я с удовольствием училась «расшифровывать» эти смыслы), но порождается любой визуальный образ именно движением энергетического потока. Каждый образ из сна — это «схваченная» в какой-то момент картина движения живого энергетического потока, нечто вроде «стоп-кадра» в телевизионном спортивном репортаже^[96]. То, что мы называем архетипами, на самом деле и есть такие «стоп-кадры», сделанные другими людьми, жившими в других культурах и в другие времена; это моментальные снимки их энергетических потоков — но все энергетические потоки подчиняются одним и тем же закономерностям. Движение тока, на мгновение застывая, превращается в образ сновидения — и обретает какую-то одну конкретную видимую форму из бесконечного разнообразия форм, которые могло обрести.

Кроме того, оказалось, что, совершая свое исследовательское путешествие по Мандале сновидений, я не просто систематизировала сновидческие образы в соответствии с древней схемой. Я в буквальном смысле исследовала свое тело. Самый очевидный факт я заметила только тогда, когда добралась почти до конца этой книги: маршрут движения по мандале идентичен траектории движения тока внутри моего тела.

Я начала с Восточного Квартала, и все танцующие персонажи из моих снов, которых я поместила туда, — Храмовая Танцовщица, Танцующий Кот, Головокружительная Танцовщица — оказались визуальными образами тока, который вибрирует в подошвах моих ног. Все сны о танцах, которые снились мне на протяжении многих лет, по-видимому, были слабыми проявлениями той силы, которая теперь изливается из моих «бурлящих ключей». Танец, вызывающий легкое головокружение, трансоподобное состояние Смотрящейся в Зеркало, был моим первым шагом в мир осознанных сновидений — и выкристаллизовался в символ Восточного Квартала.

Перейдя затем к Южному Кварталу и поместив туда мою Высоколетящую со всеми многочисленными родственными ей персонажами — такими, как Конь с Крапчатой Головой, Бабочка и Синяя Птица, — я запечатлела вторую фазу осознанного сновидения: ощущение полета. Я тогда не думала, что полеты мне снились именно тогда, когда ток поднимался вверх по моим ногам.

Добравшись до третьей фазы осознанного сновидения, я поместила в Западный Квартал Клубничную Даму и других персонажей, олицетворявших любовную страсть. Делая это, я не сознавала, что в то самое время, когда мне снились роскошные ожившие цветы и фрукты, выразительные образы плотской любви, поток энергии достигал моего таза и, проходя по гениталиям, вызывал мощный оргазм. А ведь нечто подобное происходит в сновидческом состояннии не только со мной, но и с каждым человеком!

К Северному Кварталу я отнесла все свои сновидческие образы звуковых и осязательных ощущений, главным олицетворением которых стала Говорящая на Языке Колокольчиков. Сюда попали и прелестные музыкальные ноты, которые я слышала в своих снах, и шум воздушных или водяных струй, и пульсирующие ритмы поэзии и танцевальной музыки. А также все те ощущения, которые я испытывала, когда в осознанном сне моей кожи касались ветер или речная волна, целующие губы или ласкающие руки, нежные птичьи перья. Однако я все еще не понимала, что не что иное, как гудящий энергетический поток, достигает органов моего внутреннего слуха и заставляет трепетать всю поверхность кожи. Это он, поток, порождает пульсирующую звуковибрацию, которую мое дремлющее сознание трансформирует в зрительные образы, наделенные необычными звуковыми и тактильными свойствами.

Только теперь, обдумывая идею, которая зародилась у меня много времени спустя после того, как я впервые принялась за эту книгу, я начинаю прозревать суть вещей. Только теперь, переходя к описанию Сакрального Центра, я наконец поняла самое главное. Поняла, когда вспомнила Ветвящуюся Женщину во всех ее многочисленных обличьях — ее головные уборы и прически, гривы животных и ботву овощей.

Во внезапном озарении я осознала: чтобы достичь Сакрального Центра, поток, который циркулирует в моем теле, когда я сплю, должен активизироваться в моих ступнях, проследовать вверх через все центры духовной активности и, наконец, подняться к темени головы. Там он выбрасывает мощный пучок энергии — порождающий персонаж сна с необычным «украшением» на голове, — а потом обрушивается вниз, чтобы совершить свой обратный путь. Когда я медитирую наяву, происходит то же самое. Поток ветвится как Ветвящаяся Женщина, только его крона направлена вниз: он стекает струйками с темени — по шее, по щекам, по лбу и по носу, — а у основания языка все его ответвления опять сливаются и устремляются вниз единым потоком.

Теперь, когда глаза у меня как бы заново прозрели, я вижу, что Ветвящаяся Женщина является моим персональным вариантом древнего архетипа — не только архетипа Рогатой Богини, но и другого, более значимого; она олицетворяет психический центр головы, мой собственный тысячелепестковый лотос — цветущий, сияющий, раскрывшийся на все стороны.

Такой же энергетический поток, как мой, должно быть, протекал в голове того древнего индуса, который впервые изобразил теменной психический центр в виде тысячелепесткового лотоса (цветок опущен раскрывающимся венчиком вниз и изливает на медитирующего яркий свет); некий тибетский буддист тоже нарисовал теменной центр как лотос — на этот раз у цветка было тридцать два лепестка, и каждый из них светился радужным сиянием; китайский иглотерапевт, живший много-много лет назад, наверняка испытывал похожие ощущения — ведь он назвал самую верхнюю точку акупунктуры pei hui, «перекрестком ста дорог»^[97]; а один даосский мудрец создал портрет просветленного мужа, в чьей голове, «верхнем котле», смешивается сияние солнца и луны. Ветви-рога приснившейся мне Ветвящейся Женщины были моей собственной ранней вариацией на ту же тему. Каждый человек создает во сне свой, наиболее для него близкий, образ того ощущения, которое от рождения присуще всем нам — ощущения «просветляющей» вспышки энергетического потока.

Итак, Ветвящаяся Женщина — главное божество Сакрального Центра моей Мандалы сновидений. Все остальные божества моих снов в конечном счете являются порождениями этой богини или родственных ей образов. Она заняла это место по справедливости, ибо олицетворяет центральный момент моего духовного роста — то озарение, которое снизошло на меня, когда я достигла сердцевины мандалы. Именно ее образ вел меня по пути самопознания. Она — достойная замена владыки Сакрального Центра тибетских мандал, победителя невежества.

В тибетском буддизме этот бог носит имя Вайрочана, «Сияющий». Его тело белоснежного цвета, и восседает он на лотосовом троне, который поддерживает лев. Развевающейся гриве этого льва как нельзя лучше соответствуют развевающиеся гривы и волосы моих собственных сновидческих персонажей. В сложенных на коленях ладонях Вайрочана держит Колесо Закона, символ учения Будды. Иногда руки Вайрочаны образуют кольцо — как бы в знак того, что он поворачивает Колесо Закона, то есть распространяет буддизм. Ветвящаяся Женщина держит в руках мой вариант Колеса Закона — маленькое гипнотическое колесико.

Белый «цвет» Вайрочаны подобен кристаллической призме, из которой, как из радуги, выходят все другие цвета. Его белизна напоминает о его первоэлементе — эфире, изначальной материи, пространстве. Вайрочана побеждает зло невежества и заблуждения посредством мудрости Абсолютной Истины, или Всеохватывающей Мудрости^[98].

Вайрочана, как и другие божества, предстает перед нами во множестве обликов: как мирное или гневное божество, как царь или как монах, со своей супругой Ваджра-дхатвишвари или без нее. Его помощники, включая Хранителя Колеса Закона, и их супруги, часто изображаются в Сакральном Центре тибетской мандалы в виде цветных точек. Ветвящаяся Женщина, мое главное божество, тоже имеет своих помощников, которых можно узнать по белому цвету или по особым головным уборам: Принцессу-Олениху, Бледного Ребенка и многих женщин из моих снов, носящих разнообразные шапки и шляпы, — в том числе и меня саму в образах «Ксеркса» и Женщины, Ощущающей Энергетический Поток. Все эти образы относятся к Сакральному Центру моей Мандалы сновидений.

Победив свое собственное невежество с помощью образа Ветвящейся Женщины, я теперь воспринимаю всех сновидческих персонажей как части единого целого. Собственно говоря, я, словно человек, получивший откровение свыше, стала воспринимать по-другому вообще все. Недавно мне попалась фотография шамана, у которого на щеках были нарисованы заштрихованные круги, и я сразу же подумала: «Именно в этих местах на моих щеках возникли энергетические вихри — в сне о "зафиксированном взгляде"». Недавно друг подарил нам с Залом деревянную резную маску из Новой Гвинеи; я с первого взгляда заметила нарисованные на ее щеках пунктирные линии и поняла, что передо мной не просто примитивный орнамент: именно по такой траектории поток медленными, яркими каплями стекает с моих собственных щек. Каждый первобытный рисунок, каждая форма мистического искусства теперь обретает для меня новый смысл — потому что я нахожу им параллели в моем собственном опыте.

Мое понимание сути вещей распространяется на все более широкие сферы. Я, например, заметила, что некоторые методы гипнотического воздействия основаны на движении зрачка: человек, сфокусировавший взгляд на каком-то блестящем, раскачивающемся предмете, легко впадает в состояние транса. Человек, находящийся в нормальном состоянии сна, тоже автоматически двигает зрачками; возможно, он таким образом подсознательно стимулирует движение энергетического потока — как стимулирую его я во время медитации (только я двигаю зрачками намеренно). Глазные нервы тесно связаны с мозгом и его состояниями. Эти характерные движения глаз, совершаемые в процессе гипноза, даосской медитации и обычного сновидения, безусловно, стимулируют переход к некоему особому состоянию сознания.

С тех пор как я стала смотреть на вещи в этой новой для себя перспективе, все больше фрагментов гигантской головоломки становится на свои места. У меня есть друг, которому часто снятся осознанные сны и который любит мастерить барабаны. Всякий раз, когда он во время работы получает очередную мелкую травму и той же ночью видит осознанный сон, он во сне визуализирует исцеление ранки. Он говорил мне, что после «лечения» в осознанном сне его рана всегда заживает лучше, чем если бы такого лечения не было.

Ускорение процесса заживления происходит, скорее всего, тогда, когда энергетический ток попадает точно в больное место. Один гипнотизер рассказал такой случай: у его пациента, находившегося в состоянии транса, сошли с рук бородавки — именно в тот момент, когда ему было сказано, что огонь приближается к бородавкам и выжигает их^[99]. Йоги на протяжении веков славились своим умением направлять прану в любое место тела, чтобы таким образом менять его температуру, удалять опухоли и пр. Практики даосской медитации утверждают, что могут, управляя своей ци, добиваться сходных результатов. Я сама видела, как даосский мастер по просьбе зрителей за считанные секунды сделал так, что на его ладонях появились ярко-красные пятна, а затем эти пятна удалил; я своей рукой дотрагивалась до его шеи и темени и ощутила, как сильно они стали нагреваться, когда, по его словам, ци достигла этих областей. Все подобные таинственные явления объясняются тем, что движением энергетического потока можно управлять.

Недавно русские ученые заявили, что открыли способ с большой точностью предсказывать надвигающееся физическое заболевание на основе анализа снов своих пациентов^[100]. Возможно, они определяют области чрезмерной концентрации тока, которая ведет к заболеванию. Возможно, когда у человека в его снах отсутствуют образы, аналогичные моим божествам четырех кварталов и Сакрального Центра, это позволяет сделать вывод, что ток блокирован в тех областях тела, которые должны были быть представлены отсутствующими фигурами: в ступнях (танцующие божества); в ногах (летающие божества); в половых органах (божества сексуальной страсти); в органах чувственного восприятия (божества звуков и прикосновений); в голове (божества с необычными головными уборами или прическами). Это потрясающе интересная проблема, исследованием которой могли бы заняться все, кто видит осознанные сновидения или практикует медитацию!

Теперь не только мои глаза видят по-новому и замечают новые возможности для сопоставления тех или иных явлений, но и все мое тело ощущает (то есть воспринимает чувственные впечатления) не так, как прежде. С тех пор как психические центры у меня открылись, по крайней мере частично, любое мое переживание несет в себе качество новизны. Мое тело реагирует на каждое ощущение как точнейший измерительный прибор. Поток внутри меня откликается на каждую музыкальную ноту, каждый аромат, каждый вкусовой оттенок пищи. Если какая-то пища снижает его силу, я от нее воздерживаюсь; если другая пища увеличивает силу потока, я потребляю ее в больших количествах. Один аромат приводит этот ток в бурное движение, другой оставляет его «равнодушным». Одни звуки вызывают у меня боль в области солнечного сплетения, а другие заставляют поток спуститься от темени к щекам. «Фауст» Гуно, например, делает движение потока безмятежно-спокойным, зато «Золото Рейна» превращает его в настоящий ураган — может быть, потому, что музыка Вагнера более близка собственной буйной природе внутренней энергии. Тибетские гонги и массаж шиацу (стимулирующий энергетические центры) вызывают бешеную активацию потока. Присутствие энергетического потока действует на меня успокаивающе; когда я ощущаю его вибрацию, его передвижения из одной области тела в другую, я чувствую себя хорошо. Когда, что бывает редко, он исчезает, моя энергия замирает на нулевой отметке. В каждый час моей жизни наяву я узнаю что-то новое о «повадках» потока и о том, как можно еще более увеличить интенсивность излучаемого им тепла и света.

Получается, что, конструируя свою Мандалу сновидений, я в итоге создала карту маршрута психической энергии, которая движется во мне и днем, и ночью. Моя Мандала сновидений обладает качеством целостности. Я наконец поняла, что все персонажи моих снов, имеющие бессчетное число вариантов, являются «моментальными снимками» движущегося энергетического потока. Я предполагаю, что в то время, когда я вижу осознанные сны, как и во время медитации, поток «правильно» (упорядочение) циркулирует по моим психическим каналам. В тот момент, когда во сне я взлетаю вверх, ток поднимается по заднему срединному каналу, проходящему внутри позвоночника. Когда во сне я устремляюсь с неба обратно на землю, ток низвергается вниз по моему переднему срединному каналу. Когда мне снится, что я испытываю бурный оргазм, ток вибрирует в моих половых органах. Когда во сне перед моими глазами бешено кружатся световые пятна, ток вихрится в моей голове. Все образы снов по сути своей представляют одно и то же, ибо все они — порождения движущегося энергетического потока.

Эти драгоценные образы снов можно уподобить фотографиям ребенка, сделанным в разное время; они схватывают и навсегда сохраняют мимолетные мгновения жизни. Разместив их в своей мандале в должном порядке (как размещают в альбоме фотографии растущего ребенка), я проследила путь энергетического потока, который, как оказалось, целиком представлен выбранными мною образами. Однако у меня нет необходимости с жадностью цепляться именно за эти конкретные образы, ибо все образы моих снов происходят из одного источника — источника жизни. Он безостановочно движется внутри меня, «размывая» одни образы и постоянно порождая новые. Возможно, в конечном итоге я увижу за всеми образами сам источник. Но если это произойдет, то только благодаря тому, что столь дорогие для меня божества сновидений освещали мой внутренний путь.

Переживание вспышки экстаза, когда ты как бы взрываешься, превращаясь в световой вихрь, — это единственный аспект осознанного сновидения, который мне еще не довелось испытать во время медитации наяву. Однако по мере того, как мой опыт в медитации увеличивается и я ощущаю позитивные изменения в своем теле (а также переход к следующей стадии, стадии жидкого огня), я все с большей уверенностью думаю, что кульминацией этого процесса станет великий экстаз. Мои сны предвещают необыкновенную силу ожидающего меня нового опыта. Вот один из таких снов, приснившийся совсем недавно:

Я — в доме на холме, с семьей и друзьями; мы обсуждаем факт участившихся в последнее время авиакатастроф. Жалюзи в гостиной, белые и узкие, опущены. Я поднимаю их, чтобы впустить в комнату солнечный свет. В то время, как мы разговариваем, я слышу громкий гудящий звук. Я говорю: «Этот звук похож на шум падающего самолета».

Гул становится громче, и я подзываю всех к себе — Зала, детей, друзей. Мы все ложимся на пол в гостиной, лицом вниз, образовав круг; наши головы обращены к центру, а руками мы стараемся прикрыть друг друга. Я приподнимаю голову, пытаясь выяснить, откуда исходит этот страшный шум, и ясно вижу, что огромный самолет падает как раз над той частью дома, где мы находимся. Первая моя мысль (а может, эти слова произносит кто-то другой) — «Бог ненавидит нас» (если позволяет нам умереть таким образом). Но потом я говорю себе: «Не думай так, просто люби Его». Гул достигает крещендо; комната содрогается; самолет обрушивается на дом и на нас. Мои глаза закрыты, но я заранее ощущаю, как меня разнесет на атомы. Я почему-то уверена, что не почувствую боли, так как удар будет слишком сильным. Удар. Мое тело смято; я распадаюсь на атомы, которые рассеиваются в воздухе, — но, однако, удерживаю свое сознание. Уверенная, что мое сознание сохранится, я остаюсь спокойной даже в тот момент, когда нас разносит на куски, — и просыпаюсь.

(«Авиакатастрофа», 10 июля 1977 г.)

Сон об авиакатастрофе, несмотря на свое тревожное содержание, оставил в моей душе ощущение спокойной безмятежности. Кажется, он призывает меня сделать какой-то новый шаг, и я к этому готова.

От фигуры Ветвящейся Женщины, пребывающей в центре мандалы, отделяются образы главных божеств моих сновидений, восседающих на лепестках розы, — Смотрящаяся в Зеркало, Высоколетящая, Клубничная Дама и Говорящая на Языке Колокольчиков. Вслед за ними появляются их супруги и помощники. Боги мерцают; летают; их переполняет сексуальное желание; они ритмически вибрируют; они излучают энергию. Сияя великолепием, они умножаются в числе и меняют свои светоносные обличья. Они возникают, обретают форму и живут в каком-то конкретном сне — а затем снова растворяются в бесформенной массе, праматери всех форм. Эти персонажи снов рождаются, чтобы прожить одну ночь и умереть утром следующего дня.

И все же их дух продолжает жить во мне и в каждом человеке, видящем сны. Эти божества показали мне свою силу, оставили следы в моем теле и в душе. Пробегающий внутри меня ток не позволяет забыть их имена. Он заставляет бурлить горячие ключи в моих стопах, тем самым побуждая персонажей моих снов танцевать. Он поднимается по моим ногам — и персонажи моих сновидений взлетают в воздух. Он кружится вокруг моих гениталий — и персонажи снов впадают в любовный экстаз. Он, как бурная река, течет вверх по моему позвоночнику и, достигнув головы, выбрасывает искрящийся фонтан блаженства из темени; он низвергается, подобно водопаду, по лбу; он льнет к моему языку и, извиваясь, прокладывает себе обратный путь к тазобедренной полости — где гудит, не смолкая.

Ток, циркулирующий внутри меня, — это моя живая мандала. Я благословляю его присутствие. Я чувствую, что уже прикоснулась к краю его источника.

Какие бы новые персонажи ни появлялись и ни исчезали в моих будущих снах, какие бы новые пути ни прокладывал для себя поток, я теперь знаю: все образы, порожденные потоком, имеют общее происхождение и центральный источник. Когда наступит конец, это будет — я в этом убеждена — не конец, но переход к новой форме… к новому началу… к новому сну.

ПРИЛОЖЕНИЕ ПЯТЬ ГЛАВНЫХ БОЖЕСТВ В ТИБЕТСКОМ БУДДИЗМЕ^{8}

Как создать свою Мандалу сновидений

Создание персональной Мандалы сновидений может превратиться — как превратилось для меня — в акт самопознания, открытия своего «я». Люди, собиравшие записи своих сновидений, часто потом жалуются, что не знают, как их использовать. Обширные материалы, скопившиеся у них, не столько проясняют что-то, сколько, напротив, сбивают с толку. Однако многие мои студенты, которые систематизировали образы своих снов, построив собственные мандалы, говорили, что после этого стали гораздо лучше понимать себя. Если вы хотите поэкспериментировать, попробовать сделать собственную Мандалу сновидений, то вам в первую очередь понадобится «коллекция» ваших снов. (Советы о том, как вспоминать и записывать сны, можно найти в моей книге «Творческое сновидение» и в моем введении к «Дневнику сновидений» Роберта Гумпертца.) Когда у вас будут записи ваших снов, приступайте к работе следующим образом:

1. Просмотрите ваш дневник сновидений и найдите образы, которые в свое время произвели на вас наиболее сильное впечатление (вызвали восхищение, страх или прилив вдохновения). Именно такие образы способны оказывать трансформирующее воздействие.

2. Переведите словесные описания этих образов обратно в визуальную форму. Это не значит, что вы сами должны стать художником (хотя любая попытка в графической форме изобразить образы своих снов будет захватывающе интересной). Полистайте журналы, книги и т. п. и найдите подходящие иллюстрации — они должны пробуждать чувства, аналогичные тем, которые вы испытали, когда впервые увидели ваших персонажей во сне. Используйте эти фотографии и рисунки или их копии (лучше — сделанные на цветном ксероксе) для вашей Мандалы сновидений.

Если вы хотите сами нарисовать персонажей своих снов, старайтесь скорее передать чувство, которое они вызывают, нежели их внешний вид. Ведь Мандалы сновидений — это сугубо личные вспомогательные средства для медитации. Очень важно, чтобы рисунки эмоционально волновали вас и были связаны с образами ваших снов; они должны быть выражением ваших внутренних ощущений, а не «картинками», подобранными по чисто внешним признакам.

3. Поразмышляйте над символическим смыслом каждого такого изображения, основанного на образе вашего сна. Обдумайте разные аспекты этого образа и решите, что он для вас значит. Отметьте, какие детали особенно привлекают ваше внимание и какой эмоциональный отклик они у вас вызывают.

4. Классифицируйте ваши изображения-образы по категориям. Посмотрите, подпадают ли они под те категории, которые используются в тибетской буддийской мандале и описаны в этой книге:

Может быть, в ваших снах встречаются образы, которые, как вам кажется, представляют не сами эти «грехи», но, наоборот, «победу» над ними; используйте такие образы, если у вас они есть. Если же предложенная система категорий представляется вам плохо приложимой к вашим собственным снам или вообще неправильной, попробуйте распределить ваши сновидческие образы по первоэлементам: вода (например, сны о морских волнах), земля, огонь, воздух и пространство. Или по цветам: синий (например, мой сон «Дерево Синих Птиц»), желтый, красный, зеленый и белый. Ориентируйтесь на свои внутренние ощущения. Вы можете начать с одной схемы, пользоваться ею какое-то время, а после поэкспериментировать с другой или придумать свою собственную. Найдите такую классификацию, которая наиболее близка вам, соответствует текущей стадии вашего внутреннего развития.

5. Создайте мандалу-обрамление (пустую матрицу мандалы) для ваших сновидческих образов. Для этой цели можно использовать любой материал. Скажем, вы можете увеличить рисунок пустой мандалы, приведенный в этой книге; я, например, заказала для себя его копию диаметром шестнадцать дюймов (если считать по самой внешней окружности) и наклеила на доску для объявлений размерами восемнадцать на двадцать четыре дюйма. Некоторые мои студенты просто начертили контуры мандалы на бумаге; другие рисовали свои мандалы в цвете, на рекламных щитах; третьи сделали трехмерные изображения.

Одна студентка даже создала мандалу-мобиль. Эта мандала вращалась вокруг центральной оси и была увешана разными предметами (перьями, бусинами, камушками и т. д.); каждая такая вещица подразумевала какой-то сновидческий образ девушки и потому имела для нее особое значение. Другая студентка сделала свою мандалу, расположив соответствующим образом отобранные ею карты Таро.

Мандалы сновидений могут быть изготовлены практически из любых материалов: вытканы на ковре, нарисованы на ширме или на свитке, выложены из изразцовых плиток или в виде мозаичного узора на столешнице либо на полу, вышиты на подушках, одежде, скатертях и т. д.

6. Поместите ваши изображения-образы в матрицу мандалы. Тибетские буддисты рисуют свои мандалы красками — на ткани или на стенах (в технике фрески). Они делают и временные мандалы (из цветного песка, кучек риса), а иногда просто изображают мандалы символическими жестами рук. Некоторые мандалы обретают зримую форму в фигурах танца. Другие представляют собой трехмерные сооружения из дерева или бронзы: они напоминают крошечные храмы; из окон выглядывают божества, похожие на обитателей кукольных домиков. Форма, которую примет ваша мандала, будет зависеть только от вашего воображения и от того, как вы захотите использовать готовый продукт своего творчества.

К некоторым людям озарение приходит непосредственно в процессе построения мандал. Для других более значимой оказывается последующая работа с мандалами. Если вы хотите использовать мандалу как вспомогательное средство для медитации, помните, что визуализация всегда начинается с центра. Сосредоточьтесь на центральной точке и представьте себе, что главное божество (изображение сновидческого образа) увеличивается в размерах; потом вообразите, что от центральной фигуры отделяются другие божества. Когда сеанс созерцания закончится, вся визуализированная вами картина должна опять сжаться в одну центральную точку и как бы раствориться. Процесс изучения нашего персонального языка сновидений и его организации в форме архетипической мандалы может привести к синтезу. Путь Мандалы сновидений — это путь внутренней мудрости.

Я убеждена, что системы образов, которые рождаются внутри нас, — наши внутренние мандалы — будут являться на свет с тем большей свободой, чем большее внимание мы станем им уделять. Придав образам наших сновидений форму, зримую наяву, мы лучше поймем их богатство, глубже проникнем в их символический смысл и яснее представим себе их связь с конкретной человеческой личностью в ее целостности. Но мы должны помнить, что завершенная мандала — это всего лишь моментальный снимок одного из моментов нашего развития. Ее можно сравнить с фотографией шестилетнего ребенка: фотография не меняется, тогда как ребенок продолжает расти и развиваться. Все новые и новые образы наших сновидений обретают форму и вновь растворяются в небытии: мы постоянно творим внутри себя постоянно меняющуюся мандалу… и сами путешествуем по ней. В этом и состоит наша связь с великим рисунком вселенной.

Библиография

Следующий перечень представляет подборку названий многочисленных источников, на которые я ссылаюсь в этой книге. Я не пыталась охватить все; к данным ссылкам относятся те, которые мне показались наиболее интересными или полезными, или те, которые упоминаются в Примечаниях.

1. Academy of Traditional Chinese Medicine. An Outline of Chinese Acupuncture. Peking: Foreign Languages Press, 1975; в США можно заказать через фирму: China Books & Periodicals of San Francisco.

2. Anderson, Harold H. and Gladys L. An Introdution to Projective Techniques. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1951.

3. Argueles, Jose and Miriam. Mandala. Berkeley: Shambala, 1972.

4. Beyer, Stephan. The Cult of Таrа: Magic and Ritual in Tibet. Berkeley: University of California Press, 1973.

5. Blofeld, John. The Secret and Sublime: Taoist Mysteries and Magic. New York: Dutton,1973.

6. Blofeld, John. The Tantric Mysticism of Tibet: A Practical Guide. New York: Dutton, 1970.

7. Borges, Jorge Luis. Labyrinths: Selected Stories and Other Writings. New York: New Directions, 1964.

8. Campbell, Joseph. The Hero with a Thousand Faces. Bollingen Series, no.17. Princeton: Princeton University Press, 1968.

9. Campbell, Joseph. The Mystic Image. Bollingen Series, no.100. Princeton: Princeton University Press, 1974.

10. Castaneda, Carlos. Journey to Ixtlan. New York: Simon and Schuster, 1972.

11. Chang Chung-yuan. Creativity and Taoism: A Study of Chinese Philosophy, Art and Poetry. New York: Harper & Row, 1963.

12. Chinese Traditional Medical College of Shanghai. Anatomical Charts of Acupuncture Points and 14 Meridians. People's Republic of China: Shanghai People's Publishing House, n.d.

13. Conze, Edward, et. al., eds. Buddhist Texts Through the Ages. New York: Harper & Row, 1964.

14. Corriere, Richard, and Hart, Joseph. The Dream Makers: Discovering Your Breakthrough Dreams. New York: Funk & Wagnalls, 1977.

15. Coxhead, David, and Hiller, Susan. Dreams: Visions of the Night. New York: Avon, 1975.

16. Crookall, Robert. The Study and Practice of Astral Projection. Secaucus, N.J.: University Books, 1966.

17. David-Neel, Alexandra. Initiations and Initiates in Tibet. New York: University Books, 1959.

18. David-Neel, Alexandra. Magic and Mystery in Tibet. Baltimore: Penguin Books, 1973.

19. De Becker, Raymond. The Understanding of Dreams; or, The Machinations of the Night. London: George, Allen & Unwin, 1968.

20. Du Maurier, George L. Peter Ibbetson. New York: Harper & Brothers, 1891.

21. Eliade, Mircea. Yoga: Immortality and Freedom. Princeton:Princeton University Press, 1969.

22. Ellis, Havelock. The World of Dreams. Boston: Houghton Mifflin, 1911.

23. Evans-Wentz, W. Y., ed. The Tibetan Book of the Dead. London: Oxford University Press, 1957.

24. Evans-Wentz, W. Y., ed. Tibetan Yoga and Secret Doctrines. London: Oxford University Press, 1967.

25. Evans-Wentz, W. Y., ed. Tibet's Great Yogi Milarepa: A Biography from the Tibetan. New York, Oxford University Press, 1976.

26. Fox, Oliver. Astral Projection: A Record of Out-of-the-Body Experiences. New York, University Books, 1962.

27. Fremantle, Francesca, and Trungpa, Chogyam. The Tibetan Book of the Dead. The Great Liberation Through Hearing in the Bardo. Berkeley, Shambhala, 1975.

28. Garfield, Patricia L. Creative Dreaming. New York: Simon and Schuster, 1974 (hardcover); Ballantine, 1976 (paperback).

29. Garfield, Patricia L. «Dream Content — Does It Reflect Changes in Self-Concept?» In Sleep Research, vol. 5. M. H. Chase, M. M. Mitler, and P. L. Walter, eds., p. 136. Los Angeles: Brain Information Service/Brain Research Institute, UCLA, 1976.

30. Garfield, Patricia L. Introdution to Dream Notebook, created and designed by Robert Gumpertz. San Francisco: San Francisco Book Co., 1976.

31. Garfield, Patricia L. «Keeping a Longitudinal Dream Record», Psychotherapy: Theory, Research and Practice, vol: 10, no.3 (Fall 1973): 223 — 28.

32. Garfield, Patricia L. «Psychological Concomitants of the Lucid Dream State.» In Sleep Research, vol. 4. M. H. Chase, W. С Stern, and P. L. Walter, eds., p.183. Los Angeles: Brain Information Service/Brain Research Institute, UCLA, 1975.

33. Garfield, Patricia L. «Self-Conditioning of Dream Content.» In Sleep Research, vol. 4. M. H. Chase, W. С Stern, and P. L. Walter, eds., p.183. Los Angeles: Brain Information Service/Brain Research Institute, UCLA, 1974.

34. Garfield, Patricia L. «Using the Dream State as a Clinical Tool for Assertion Training.» In Sleep Research, vol. 4. M. H. Chase, W. С Stern, and P. L. Walter, eds., p.183. Los Angeles: Brain Information Service/Brain Research Institute, UCLA, 1975.

35. Govinda, Lama Anagarica. Creative Meditation and Multi-Dimentional Consciosness. Wheaton, Ill.: Theosophical Publishing House, 1976.

36. Govinda, Lama Anagarica. Foundations of Tibetan Mysticism. New York: Samuel Weiser, 1969.

37. Green, C.E. Lucid Dreams. London: Hamish Hamilton, 1968.

38. Greenhouse, Herbert B. The Astral Journey. New York: Avon, 1976.

39. Hall, Calvin S., and Nordby, Vernon J. The Individual and His Dreams. New York: Signet, 1972.

40. Hartmann, Ernest. The Biology of Dreaming. Springfield, Ill.: Charles Thomas, 1967.

41. Hervey de Saint-Denys, Jean Marie Leon Lecoq (Baron d'Hervey, Marquis de Saint-Denys). Les Reves et les Moyens de les Diriger. Paris: Tchou, 1964. Впервые было опубликовано анонимно: Paris: Amyot,1867.

42. Hine, Reginald L. Dreams and the Way of Dreams. New York: Dutton, 1913.

43. Jeffrey, Barbara. «Dream Breakthrough.» Woman's Own, June 1977, pp. 35–37.

44. Jung, Carl G. Man and His Symbols. New York: Doubleday, 1964.

45. Jung, Carl G. Mandala Symbolism. Princeton: Princeton University Press, 1972.

46. Jung, Carl G. Memories, Dreams, Reflections. New York: Vintage, 1963.

47. Jung, Carl G. Modern Man in Search a Soul. New York: Harcourt, Brace [c. 1933].

48. Kohler, Mariane, and Chapelle, Jean. 101 Recipes for Sound Sleep. New York: Walker, 1965.

49. Krishna, Gopi. Kundalini: The Evolutionary Energy in Man. С психологическими комментариями Джеймса Хиллмэна. Berkeley: Shambhala, 1971.

50. Lauf, Detlef Ingo. Secret Doctrines of the Tibetan Books of the Dead. Boulder, Colo.: Shambhala, 1977.

51. Lauf, Detlef Ingo. Secret Revelation of Tibetan Thangkas. Freiburg Im Breisgau, Germany: Aurum Verlag, 1976.

52. Lauf, Detlef Ingo. Tibetan Sacred Art: The Heritage of Tantra. Berkeley: Shambhala, 1976.

53. Legesa, Laszlo. Too Magic: The Chinese Art of the Occult. New York: Pantheon, 1975.

54. Lekh Raj Puri. Radha Swami Teachings. Delhi: National Printing Works, n.d.

55. Linde, Shirley Motter, and Savary, Louis M. The Sleep Book. New York: Harper & Row, 1974.

56. Long, Max Freedom. The Huna Code in Religions. Santa Monica, Calif.: De Vorss, 1965.

57. Lu Gwei-Djen. «The Inner Elixir (Nei Tan): Chinese Physiological Alchemy.» In Changing Perspectives in History of Science. M. Teich and R. Young, eds., p. 68. London: Heinemann, 1973.

58. Lu K'uan-Yu. The Secrets of Chinese Meditation: Self-Cultivation by Mind Control as Taught in Ch'an, Mahayana and Taoist Schools in China. New York: Samuel Weiser, 1969.

59. Lu K'uan-Yu, trans. Taoist Yoga: Alchemy and Immortality: A Translation, with Introduction and Notes, of «The Secrets of Cultivating Essential Nature and Eternal Life» (Hsin Ming Fa Chueh Ming Chih) by the Taoist Master Chao Pi-Ch'en, Born 1860. New York: Samuel Weiser, 1973.

60. Monroe, Robert. Journeys Out of the Body. Ney York: Anchor, 1973.

61. Muldoon, Sylvan, and Carrington, Hereward. The Projection of Astral Body. New York: Samuel Weisler, 1974.

62. Needham, Joseph. Science and Civilisation in China, vol. 5, part 2. New York: Cambridge University Press, 1974. Также см.: vol. 2.

63. Neumann, Erich. The Great Mother: An Analysis of the Archetype. Bollingen Series, vol. 47. Princeton: Princeton University Press, 1963.

64. The Newest Illustrations of Acupuncture Points. Hong Kong: Medicine & Health Publishing, 1974. Charts and explanatory book.

65. Purce, Jill. The Mystic Spiral: Journey of the Soul. New York: Avon, 1974.

66. Rawson, Philip. Tantra: The Indian Cult of Extasy. New York: Avon, 1973.

67. Rawson, Philip, and Legeza, Laszlo. Tao: The Chinese Philosophy of Time and Change. New York: Bounty, 1973.

68. Robinson, Richard H., and Johnson, Willard L. The Buddhist Religion: A Historical Introduction. Second edition. Encino, Calif.: Dickenson, 1977.

69. Sannella, Lee. Kundalini: Psychosis or Transcendence? San Francisco: H.S. Dakin, 1976.

70. Satprem. Sri Aurobindo, or the Adventure of Consciousness. New York: Harper & Row, 1968.

71. Schwenk, Theodor. Sensitive Chaos: The Creation of Flowing Forms in Water and Air. New York: Schocken, 1976.

72. Serizawa, Katsusuke. Tsubo: Vital Points for Oriental Therapy. Tokyo: Japan Publications, 1976.

73. Siegel, Ronald. «Hallucinations.» Scientific American, October 1977, pp. 132 — 38.

74. Singh Ji, Maharaj Sardar Bahadur Jagat. The Science of the Soul. Punjab, India: Radha Soami Satsang, Beas, 1972.

75. Sparrow, Gregory Scott. Lucid Dreaming: Dawning of the Clear Light. Virginia Beach, Va.: A.R.E. Press, 1976.

76. Tansley, David V. Subtle Body: Essence and Shadow. London: Thames and Hudson, 1977.

77. Tart, Charles T. Altered States of Consciousness. New York: Anchor, 1972.

78. Thompson, Laurence G. The Chinese Way in Religion. Encino, Calif.: Dickenson, 1973.

79. Trungpa, Chogyam. Cutting Through Spiritual Materialism. Edited by John Baker. Berkeley: Shambhala, 1973.

80. Trungpa, Chogyam. «The Iconography of Tantric Buddhism», commentary on Tibetan Thangka Calendar 1977. San Francisco: Iris Publications, 1976.

81. Tucci, Giuseppe. The Theory and Practice of Mandala. New York: Samuel Weisler, 1973.

82. Tucci, Giuseppe. Tibetan Painted Scrolls. 2 vols. and portfolio. Rome: Libreria dello Stato, 1949.

83. Van de Castle, Robert 1. «His, Hers, and the Children's» Psychology Today, June 1970.

84. Wen-shan Huang. The Art of Glowing Health. Hong Kong: South Sky, 1973.

85. White, John, ed. The Highest State of Consciousness. New York: Anchor, 1972.

86. Wilhelm, Richard, trans. The Secret of the Golden Flower: A Chinese Book of Life. With foreword and commentary by C. G. Jung. New York: Harcourt, Brace & World, 1962.

87. Wilson, Colin. The Occult. New York: Vintage, 1973.

Примечания

1

Patricia Garfield, Pathway to Extasy: The Way of the Dream Mandala (New York: Holt, Rinehart & Winston, 1979).

(обратно)

2

Patricia Garfield, Creative Dreaming (New York: Simon & Schuster, 1974).

(обратно)

3

C.G.Jung, Memories, Dreams, Reflections (New York: Vintage Fountain Books, 1963).

(обратно)

4

По предложению Стефана Каплан-Уильямса, он сам, Джереми Тейлор, Гейл Делани, Стивен Лаберж, Джон Ван Дамм и я осенью 1982 г. собрались, чтобы совместно учредить A.S.D. (Ассоциацию по изучению сновидений).

(обратно)

5

Институт осознанного сновидения, основанный доктором Стивеном Лабержем, проводит тренинги по осознанному сновидению и издает ежеквартальный бюллетень. Для получения информации пишите по адресу: Lucidity Institute, P.O.Box 2364, Standford, California 94309.

(обратно)

6

Sylvia Brinton Perera, Descent to the Goddess (Toronto: Inner City Books, 1981).

(обратно)

7

Jean Shinoda Bolen, Goddesses in Everywoman: A New Psychology of Women (New York: Harper & Row, 1984).

(обратно)

8

Shirley MacLaine, Out on a Limb (New York: Bantam, 1983).

(обратно)

9

Gelsey Kirkland with Greg Lawrence, Dancing on my Grave (New York: Jove, 1986).

(обратно)

10

Барбара Шор. Личное сообщение, 19 сентября 1988 г. Церемония была проведена совместно с Фондом Самайя, Нью-Йорк.

(обратно)

11

C.G. Jung, Modem Man in Search of a Soul (New York: Harcourt, Brace & Co., undated): 250.

(обратно)

12

Kilton Stewart, «Magico-Religious Beliefs and Practices in Primitive Society — A Sociological Interpretation of Their Therapeutic Aspects» (London School of Economics, 1948). В диссертации Стюарта собрано много удивительно интересных материалов. Если большую часть их он придумал сам, как полагают некоторые, то его можно считать весьма искусным романистом. Но, может быть, все это так и было в то время, когда он делал свои записи.

(обратно)

13

Иван Полунин и британский антрополог Джеффри Бенджамин, Сингапурский университет.

(обратно)

14

Kilton Stewart, «Dream Theory in Malaya», Complex (New York, 1951). Перепечатано в изд.: Altered States of Consciousness, ed. Charles Tart (New York: Doubleday, 1972).

(обратно)

15

Kilton Stewart, Pygmies and Dream Giants (New York: W.W.Norton, 1954).

(обратно)

16

«Temiar Dream Songs from Malaya», recorded under the direction of H.D. Noone and E.D. Robertson (Ethnic Folkways Library, album FE4460, New York: Folkways Records, 1955).

(обратно)

17

Aristotle, On Dreams, from Great Books of the Western World, Vol.8, ed. R.M. Hutchings (Chicago: Encyclopedia Britannica, 1952).

(обратно)

18

Stephen LaBerge, Lucid Dreaming (Los Angeles: Jeremy P. Tarcher, Inc., 1985). Об истории работы Лабержа с осознанным сновидением см. эту книгу.

(обратно)

19

Patricia Garfield, Your Child's Dreams (New York: Ballantine, 1984).

(обратно)

20

Patricia Garfield, Women's Bodies, Women's Dreams (New York: Ballantine, 1988).

(обратно)

21

Patricia Garfield, Dream Well (New York: Simon & Schuster, in press).

(обратно)

22

О сексуальном возбуждении мужчин во сне см.: С Fisher, J. Gross & J.Zuch, «Cycle of Penile Erection Synchronous with Dreaming (REM) Sleep», Archives of General Psychiatry, 12 (1965): 29–45. О сексуальном возбуждении женщин во сне см.: С. Fisher, H.D. Cohen, R. & J.Cunningham, «Patterns of Female Sexual Arousal During Sleep and Waking: Vaginal Thermo-Conductance Studies», Archives of Sexual Behavior, 12, no.2 (1983): 97-122.

(обратно)

23

Проблема осознанного сновидения в последнее время стала шире освещаться в литературе. Дальнейшую информацию можно найти в книгах: 14, 26, 28, 37, 75, 77.

(обратно)

24

См.: Creative Dreaming, 28.

(обратно)

25

О мандалах вообще см.: 3; о тибетских буддийских мандалах см.: 6, 35, 52, 81, 82.

(обратно)

26

Carl G. Jung, 47, p. 250.

(обратно)

27

Хэйвлок Эллис, 22, р. 145, и другие специалисты по сновидениям придерживались мнения, что, когда человек достигает среднего возраста, полеты снятся ему гораздо реже или не снятся вообще. Очевидно, это утверждение справедливо не во всех случаях: ведь ко мне, например, в зрелом возрасте сны о полетах не просто вернулись, но стали сниться намного чаще.

(обратно)

28

Это в психологическом смысле является эквивалентом понятия «место личной силы», которым, по словам Карлоса Кастанеды, пользовался Дон Хуан.

(обратно)

29

Некоторые авторы (например, 81, р. 106), утверждают, что во время инициационной церемонии посвящаемый в буквальном смысле входит в мандалу (которая рисуется на земле и может иметь диаметр до восьми футов). Однако Стефан Бейер, известный специалист по тибетскому буддизму, который сам жил в тибетском буддийском монастыре, считает подобную ситуацию совершенно невозможной. В личной беседе он сказал мне, что вхождение в мандалу было бы равносильно тому, как если бы священнослужитель в физическом смысле возвел верующего на алтарь; он лично убежден, что процесс вхождения в мандалу совершается только в воображении.

(обратно)

30

Как я выяснила по каталогу Института Ньингма, Тартанг Тулку Ринпоче был ламой в монастыре Тартанг (Восточный Тибет). В 1959 г. он отправился в Сикким, а затем в Индию, где стал преподавать буддийскую философию в Университете Санскрита, в Бенаресе. В 1969 г. он переехал в Беркли, Калифорния, и организовал там Центр Тибетской Медитации Ньингма, а позднее Институт Ньингма. Для получения более подробной информации можно обратиться в сам институт; пишите по адресу: 1815 Highland Place, Berkeley, California 94709.

(обратно)

31

Согласно буддийской традиции, существует по меньшей мере три типа, или формы, «тел». Мы знакомы с физической формой. Говорят, что имеется также сверхъестественная, трансцендентная, или излучаемая форма, известная как самбхогакайя. Она представляет собой план актуализации видений. Буддисты считают, что видениями управляет горловая чакра, символический цвет которой — красный (именно поэтому на сеансе медитации мы сидели лицом к солнечному свету, проходившему сквозь красные шторы). Предполагают, что есть еще две или три формы, которые относятся к более высокой реальности, чем физическая или воображаемая; см.: Lauf, 50, р. 23.

(обратно)

32

Традиционный метод подсчета ожидаемой даты рождения ребенка — прибавить 274 дня (средняя продолжительность периода беременности) к дате первого дня последнего менструального периода. Я по ошибке прибавила 274 дня к дате зачатия, которая была мне известна, и потому решила, что роды начались на десять дней раньше срока, хотя на самом деле все шло по расписанию.

(обратно)

33

Всегда идти навстречу приятным сновидческим переживаниям — это одно из сенойских «правил» сновидения. См.: Creative Dreaming, 28.

(обратно)

34

Hall and Nordby, 39, p. 87.

(обратно)

35

Количественное соотношение мужских и женских персонажей в двух подборках сновидений было практически одним и тем же; абсолютное число персонажей — почти идентичным; количество групп, состоящих из одних мужских или одних женских персонажей, — приблизительно одинаковым, как и количество всевозможных представителей животного мира. Степень интенсивности моего взаимодействия с немногими центральными персонажами не изменилась, и шесть главных персонажей появлялись в обеих подборках снов, несмотря на двадцатисемилетний временной разрыв. Что касается характера социального взаимодействия в снах, то число агрессивных контактов осталось почти тем же самым, а пассивно-негативные эмоции персонажей, отличных от меня, и мои собственные положительные эмоции по сути не изменились. См.: «Содержание сновидений — отражает ли оно изменения в самовосприятии?» 29.

(обратно)

36

Изменения, которые я выявила, изучая две подборки сновидений, разделенные промежутком в двадцать семь лет, были следующими: увеличение числа смешанных групп; уменьшение числа ситуаций, в которых я выступаю в роли жертвы; незначительное увеличение числа дружеских контактов; заметное увеличение количества сексуальных контактов; уменьшение количества тех ситуаций, в которых я испытываю пассивно-негативные эмоции; резкое увеличение количества ситуаций, в которых я или другие персонажи испытывают активно-негативные эмоции; увеличение числа ситуаций, в которых я испытываю чувство удивления; увеличение количества необычных событий, происходящих во сне; увеличение количества ссылок на что-то большое, и уменьшение количества ссылок на что-то мелкое; а также качественные изменения в характере женских персонажей, появившихся в более поздних снах. См.: «Содержание сновидений», 29.

(обратно)

37

Так считают, например, Гарольд и Гладис Андерсоны, см.: 2, р. 13.

(обратно)

38

Все иллюстрации, которые я сделала для этой книги, основаны на рисунках в моих дневниках сновидений.

(обратно)

39

Символический цвет Акшобьи и его место в мандале варьируют в учениях разных школ буддизма. Некоторые группы приписывают ему синий цвет, другие — белый; иногда его помещают в Восточный Квартал, иногда (реже) — в центр. Я думаю, это не так важно: главное, чтобы персонаж сновидения выражал его тип энергии.

(обратно)

40

См.: «Keeping a Longitudinal Dream Record», 31.

(обратно)

41

Robert Crookall, 16; см., например, pp. 54, 104.

(обратно)

42

Giuseppe Tucci, 82, p. 318.

(обратно)

43

Реджинальд Л. Хайн, 42, р. 53, рассказывает, что, прежде чем заснуть, концентрировал сознание на цветке определенного цвета, который ставил рядом с кроватью, и его сны почти всегда включали в себя цвет этого цветка или дополнительный к нему цвет. Различные цветы порождали разные сны, которые повторялись, если Хайн снова использовал тот же самый цветок. Мой опыт подтверждает его рассказ: в том смысле, что оранжево-желтый цвет деревьев, который привлек мое внимание днем, во сне трансформировался в дополнительный — синий — цвет Дерева Синих Птиц.

(обратно)

44

Описано в статье: «Keeping a Longitudal Dream Record», 31.

(обратно)

45

В последнее время в печати неоднократно высказывалось мнение, что сообщения Килтона Стюарта о сновидческой культуре сеноев, возможно, содержат много преувеличений. См.: Kilton Stewart, «Dream Theory in Malaya», in Charles Tart (ed.), Altered States of Consciousness, New York: Doubleday, 1972 (другие ссылки см. в кн.: Creative Dreaming, 28). Никто из исследователей не обнаружил у сеноев такой развитой системы представлений о снах, как та, что описал Стюарт. Однако, чем бы ни закончилась дискуссия о научной достоверности работ Стюарта, изложенные им «правила» сеноев на практике «срабатывают».

(обратно)

46

Об этом я рассказала в книге: Creative Dreaming, 28.

(обратно)

47

Высказывания о египетской птице-душе в научной литературе несколько противоречивы. Например, согласно Коксхеду и Хиллеру, 15, р. 92, египтяне верили, что 6а, которого они изображали в образе аиста с лицом умершего человека, может покидать тело во время сна и в момент смерти. Малдун и Кэррингтон, 61, р. 23, утверждают, что не ба, а ка (зримая форма души в египетской традиции) изображался как птицеподобный «двойник» покойного. Последняя точка зрения более распространена. Для нас, однако, важно то, что птица с человеческой головой символизировала душу. Crookall, 16, р. 51, говорит, что греки представляли себе душу с крыльями бабочки; у бирманцев же символом души была сама бабочка.

(обратно)

48

Robert Crookall, 16, p. 187.

(обратно)

49

Mircea Eliade, 21, p. 328.

(обратно)

50

Цитируется в кн.: Raymond De Becker, 19, p. 405.

(обратно)

51

Carl G. Jung, 46, p. 323.

(обратно)

52

Jorge Luis Borges, 7, p. 45.

(обратно)

53

Книга, о которой идет речь, — Robert Monroe, 60.

(обратно)

54

Термины, определяющие те типы образов, которые я здесь описываю (связанные с переходом к осознанному сновидению), были предложены Оливером Фоксом (Oliver Fox, 26) и Селией Грин (С. Е. Green, 37).

(обратно)

55

См.: Shirley Motter Linde and Louis M. Savary, 55, p.171.

(обратно)

56

Рекомендацию засыпать на спине, если хочешь увидеть осознанное сновидение, можно найти у Малдуна и Кэррингтона, 61, у Монро, 60, и у других авторов; это советует даже романист Джордж Дюморье, 20.

(обратно)

57

См.: Evans-Wentz, 24, p. 216.

(обратно)

58

Описано в кн.: Mariane Kohler and Jean Chapelle, 48, p. 38, a также у других авторов.

(обратно)

59

См., например, главу об отношении к снам американских индейцев в кн.: Creative Dreaming, 28. О влиянии голодания на сны см.: Muldoon and Carrington, 61, p. 147.

(обратно)

60

Описание см. в кн.: Muldoon and Carrington, 61, p. 146. Оригинал был опубликован в изд.: Journal of the American Society for Psychical Research, vol. 10, no. 12, December 1916, p. 680; однако, потратив много часов на просмотр микрофильма, я обнаружила, что, к сожалению, не узнала почти ничего нового.

(обратно)

61

По мнению Малдуна и Кэррингтона, наличие разницы между частотой астральных и физических вибраций является основным условием астрального путешествия; см.: 61, р. 65.

(обратно)

62

Oliver Fox, 26, p. 37.

(обратно)

63

Например, в случае 101-м, описанном у Крукала (Crookall, 16, р. 104), упоминается ощущение «удушья».

(обратно)

64

Описано в заключительной главе книги Роберта Крукала: Crookall, 16, р. 140.

(обратно)

65

Полностью процитировано в кн.: Raymond De Becker, 19, pp. 96-100.

(обратно)

66

См.: Lekh Raj Puri, 54; Singh Ji, 74.

(обратно)

67

George Du Maurier, 20, p. 201.

(обратно)

68

Carlos Castaneda, 10, p. 118.

(обратно)

69

Oliver Fox, 26, p. 34.

(обратно)

70

Описано в кн.: Satprem, 70, p. 130. Автор советует различать «обычные сновидения» и «переживания»: последние являются реальными событиями, но разворачиваются в какой-то иной сфере бытия и отличаются от обычных сновидений особой интенсивностью.

(обратно)

71

Этому трюку я обучилась у Эрве де Сен-Дени, когда переводила его книгу, 41. Если в то время, как сон начинает «угасать», я сосредоточиваю внимание на какой-то мелкой детали (например, на камушке или листе дерева) и остаюсь неподвижной в своем сновидческом теле, то обычно у меня возникает ощущение легкого напряжения в области переносицы — зато сновидческая картина вновь насыщается цветом и светом, а действие сна продолжается.

(обратно)

72

См., например, статью: Robert L. Van de Castle, «His, Hers, and the Children's», 83. Ван де Касл отмечает, что в снах женщин, которые снятся во время первой половины цикла (включая период менструации), красный и розовый цвета встречаются гораздо чаще, чем в снах второй половины цикла. В своей неопубликованной статье «The Late, Late Technicolor Dream Show» я описала результаты анализа цветового содержания 130 моих собственных снов. Я не обнаружила перевеса красного и розового цветов в снах, относящихся к первой половине цикла, но заметила, что в первой половине моих циклов теплые цвета в целом преобладают над холодными. Вообще роль цвета в сновидениях до сих пор не ясна.

(обратно)

73

См. статью Рональда Сиджела «Галлюцинации», 73. Хотя сам Сиджел не распространяет свои наблюдения и выводы на сферу сновидений, я убеждена, что во всех измененных состояниях сознания действуют один и тот же принцип: наблюдаемые нами образы на самом деле являются порождениями нашей собственной нервной системы, находящейся в том или ином необычном состоянии. По мнению Сиджела, результаты его экспериментов дают основание предполагать, что в центральной нервной системе заложен особый механизм, порождающий такие универсальные феномены человеческой психики, как галлюцинации и редукция зрительных впечатлений (впервые описанная здесь же) к восьми основным цветам, восьми базовым формам и восьми парадигмам движения.

(обратно)

74

См., например: Oliver Fox, 26, p. 44; Фокс утверждает, что, когда он в своих осознанных сновидениях или во время астральных проекций беседовал с женщинами, «сама мысль о возможном объятии оказывалась фатальной». Он предлагает принцип: смотреть на женщину, но не позволять себе испытывать сексуальное влечение или, тем более, прикасаться к ней — иначе переживание немедленно закончится. Другие авторы дают похожие рекомендации. Мой собственный опыт показал, что это — временное условие; необходимость в его соблюдении отпадает, как только человек адаптируется к состоянию осознанного сновидения.

(обратно)

75

Например, в подборке из двадцати девяти последовательных осознанных снов, увиденных мною в 1976 г., в десяти случаях присутствует мотив оргазма, в семи — мотив сексуального возбуждения без оргазма, и в двенадцати нет ни того, ни другого.

(обратно)

76

В неосознанных снах я тоже испытываю сексуальное возбуждение и (в виде исключения) оргазм — но намного реже, чем в осознанных.

(обратно)

77

Существует весьма распространенный культ Амитабы. Амитаба в его царской ипостаси иногда именуется Амитаюсом; как таковой, он никогда не появляется вместе с супругой.

(обратно)

78

Феномен цикличной эрекции пениса во время сна (и в состоянии сновидения) впервые был отмечен П. Олмейером и его коллегами в 1944 г.; подробнее см.: Ernest Hartmann, 40, p. 26.

(обратно)

79

См.,например: Philip Rawson,66, p.24; автор упоминает, что самыми действенными из сексуальных ритуалов считаются те, в которых партнершей по половому акту является менструирующая женщина, ибо в это время ее «красная» сексуальная энергия достигает пика.

(обратно)

80

См., например: Richard Wilhelm, 86, p. 30.

(обратно)

81

Интересные рассуждения о взаимосвязи между латентными психическими силами и сексуальностью содержатся в кн.: Colin Wilson, 87, pp. 149–156.

(обратно)

82

Сведения о расположении чакр, количестве лепестков у каждой чакры и цветах чакр в разных источниках варьируются. Приведенная ниже типичная таблица соответствий базируется главным образом на работе Ламы Говинды «Основы тибетского мистицизма» (Foundations of Tibetan Mysticism, 36, p. 144). Детали в любом случае играют меньшую роль, чем сама концепция мысленного сосредоточения на определенных участках человеческого тела.

(обратно)

83

Иногда правая часть тела тоже проходит полный цикл вибрации, но левая часть всегда вибрирует сильнее.

(обратно)

84

Пожалуйста, примите к сведению, что я не рекомендую заниматься этим видом медитации без наблюдения учителя. Прочесть об этой системе медитации можно в следующих работах: Philip Rawson and Laszlo Legeza, 67; John Blofeld, 6; Chang Chung-yuan, 11; Wen-shan Huang, 84; наиболее подробно она описана в кн.: Lu K'uan-Yu, 58.

(обратно)

85

Особенно хороши два атласа по акупунктуре, включенные в мой библиографический список: издание Академии традиционной китайской медицины, 1, и «Анатомический атлас» Шанхайского колледжа китайской традиционной медицины, 12. В большинстве дешевых книг об акупунктуре качество иллюстраций очень низкое, а текст практически непонятен. Вышеупомянутые атласы, в которых традиционные концепции согласованы с современной анатомией, а точки акупунктуры представлены в связи с внутренними органами, являются действительно превосходными пособиями. См. также: Serizawa, 72, и (для общей ориентации) 64.

(обратно)

86

Этот буддийский символ называют скрещенными ваджрами или двойной ваджрой (вишваваджра). По-тибетски ваджра называется дорже.

(обратно)

87

Lama Govinda, 36, p. 120.

(обратно)

88

Полное описание сна «Ветвящаяся Женщина» приводится в моей работе: Introduction to Dream Notebook, 30, p. 12.

(обратно)

89

Когда мне было четырнадцать лет, в моих снах постоянно присутствовали я сама, мои мать, отец и младший брат. Время от времени мне снились ребята из школы (друзья и враги), учителя, директор школы, кинозвезды, какие-то неизвестные персонажи и немногие животные. Очень редко появлялись необыкновенные существа: прекрасная незнакомка с длинными белокурыми волосами, совсем не похожая на мое бодрствующее «я», а также феи и ангелы с золотыми волосами.

(обратно)

90

Наиболее частыми персонажами моих снов по-прежнему оставались я сама и люди, с которыми я больше всего общалась в реальной жизни: Зал и две мои младшие дочери. Мне также снились другие люди, игравшие важную роль в моей жизни или в моей системе символов: покойный отец, свекровь, домработницы (прежние и теперешняя), друзья, две девочки, с которыми я дружила в старших классах школы, некоторые политические деятели и представители шоу-бизнеса. Среди персонажей моих снов стали появляться очень необычные фигуры, наделенные большой внутренней силой, — в большинстве своем женщины.

(обратно)

91

Благодатный молочный дождь, пролившийся с небес в этом сне, напоминает тот «эликсир», который во время медитации стекает с моей головы («небесного сердца»), даруя сходное чувство обновления. Но, поскольку сон приснился задолго до того, как я начала заниматься медитацией, остается предполагать, что процесс, который я знаю по медитации, происходил уже раньше, во сне, и нашел выражение в соответствующих сновидческих образах.

(обратно)

92

См. главу М.-Л. фон Франц, «Процесс индивидуализации», в кн.: Carl G. Jung, 44, p. 196. Я заметила, что женские персонажи моих снов изменились (стали более сильными и яркими личностями), задолго до того, как познакомилась с концепцией Юнга, согласно которой в женских снах глубинная суть сновидческого «я» обычно персонифицируется в фигуре значительного женского персонажа — например, жрицы, колдуньи, матери-земли, богини природы или любви.

(обратно)

93

Я долгое время не замечала той ключевой роли, которую играют в моих снах образы глаз. В мои студенческие годы была распространена психоаналитическая теория, утверждавшая, что странные глаза (например, похожие на чернильные кляксы) снятся тем людям, которые в жизни обнаруживают признаки параноидального поведения. Поэтому я не обращала внимания на образы глаз в своих снах и упустила из виду их символическую связь с моим «я», с моим представлением о себе.

(обратно)

94

В книге Ламы Говинды, 36, приводится такой рассказ: Будда сказал своему ученику, что процесс освобождения представляет собой «развязывание узлов» наших психических центров — причем развязывать их следует в том же порядке, в каком они были завязаны. Поэтому мы не можем сконцентрироваться сразу на высших центрах; нам необходимо сначала освободить нижние центры, а потом от них двигаться вверх.

(обратно)

95

Уже после того, как я начала практиковать даосскую медитацию, мне попалась книга Вен-Шан Хуана, 84, из которой я впервые узнала следующее: делая вдох, человек должен представлять себе, что он взлетает вверх, а делая выдох — что он устремляется вниз с высоты на землю (р. 67). Именно такие ощущения возникают в состоянии сна, когда происходит циркуляция энергетического потока.

(обратно)

96

Этой идеей я обязана Теодору Швенку. Он сходным образом описал процесс образования текучих форм в воде и в воздухе; я применила тот же принцип к сновидениям. См. его замечательную книгу: 71, р. 122.

(обратно)

97

Pei hui иногда транслитерируют как Paihui или Baihui.

(обратно)

98

Эту мудрость также называют Дхармадату.

(обратно)

99

William S. Kroger and William D. Fezler, Hypnosis and Behavior Modification: Imagery Conditioning (Philadelphia: J.B. Lippincott Company, 1976), p. 345. Согласно Крогеру и Фезлеру, многочисленные исследования показали, что в 60–70 процентах случаев бородавки можно удалить посредством гипноза; несколько таких случаев они описывают. В одной работе (Ullman and Dudek, 1960) приводятся следующие данные: у восьми из пятнадцати пациентов, вошедших в состояние глубокого гипноза, бородавки полностью исчезли; тогда как из сорока семи пациентов, чье гипнотическое состояние было неглубоким, бородавки сошли только у двух.

(обратно)

100

См.: Barbara Jeffrey, 43. Согласно этому сообщению, врач Василий Касаткин и его коллеги из Ленинградского института нейрохирургии спасли много жизней, используя для ранней диагностики болезней сновидения — в те сроки, когда эти болезни еще не могли быть обнаружены в ходе обычных обследований. Например, если человеку снится, что он ранен в живот, это может указывать на наличие у сновидящего заболевания печени или почек, хотя наяву он еще не испытывает никаких болезненных ощущений. Как было сказано, этот метод в настоящее время находится в процессе разработки.

(обратно)

Комментарии

1

Платон. Апология Сократа. — Сочинения в 3 тт. Т.1. М., 1968. С. 108 (38а). Пер. М.С. Соловьева. — Здесь и далее примечания редактора вынесены в комментарии.

(обратно)

2

Название «фаза быстрых движений глаз» (БДГ-фаза) встречается преимущественно в американской литературе. Европейские исследователи называют ее «парадоксальный сон», а советские и русские — «быстрый сон».

(обратно)

3

Знакомое всем людям ощущение, будто «это уже где-то когда-то было».

(обратно)

4

Мандала — санскритское слово, которое произносится с ударением на первом слоге.

(обратно)

5

Patricia Garfield, Creative Dreaming (New York: Simon and Schuster, 1974; Ballantine, 1976).

(обратно)

6

По-английски слово «храм» (temple) и название университета (Temple University) звучат одинаково.

(обратно)

7

По-английски оба слова — «глаз» (eye) и «я» (I) — произносятся как «ай». — Прим. пер.

(обратно)

8

Их называют Буддами Медитации (Дхьяни-Буддами) или Небесными Победителями (джина). Эта таблица представляет собой упрощенный вариант, составленный из нескольких источников, которые не во всем согласуются между собой; различные направления буддизма различаются в трактовке деталей.

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

Введение ко второму изданию книги «Путь к блаженству. Метод Мандалы сновидений»

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Введение

ГЛАВА ВТОРАЯ. Большой руль

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Самый внешний край Мандалы сновидений

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Дом на Ивовой улице

ГЛАВА ПЯТАЯ. Храмовые стены Мандалы сновидений

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Храмовая танцовщица

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Восточный квартал Мандалы сновидений

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Большая авантюра

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Второй круг Мандалы сновидений

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Дерево Синих Птиц

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Южный квартал Мандалы сновидений

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Искушение Рубиновой Птицей

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Западный квартал Мандалы сновидений

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Сквозь загороженное экраном крыльцо к внутреннему кольцу Мандалы сновидений

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Страна ветра и света

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Северный квартал Мандалы сновидений

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Ветвящаяся Женщина

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Сакральный центр Мандалы сновидений

ПРИЛОЖЕНИЕ ПЯТЬ ГЛАВНЫХ БОЖЕСТВ В ТИБЕТСКОМ БУДДИЗМЕ{8}

Библиография

*** Примечания ***

Пожертвовать